Сара К. Л. Уилсон
Кошмар фейри
(Путаница фейри — 3)
Перевод: Kuromiya Ren
КНИГА ПЕРВАЯ
Если долго смотреть на запутанных, запутаетесь сами. Если злиться слишком сильно на несправедливость, сами станете несправедливыми. Закалите свое сердце от жестокости, скоро станете жестокими. Но если позволите себе истекать кровью, ощущать боль, слышать клевету, рыдать от печали, и из боли и печали родится новая жизнь.
— Мудрость Путников
Глава первая
Гнев. Извиваться. Призрак. Венок.
Я сжимала ветви ивы, повторяя эти слова снова и снова. Эти слова, как Скуврель сказал, произошли от слова «wrae», откуда пошло и слово «фейри».
Он был прав, говоря, что они были схожими. Я ощущала гнев фейри, когда они топили меня в бочке вина и пытались вытащить из клетки. Я ощущала его, когда они прибили моего отца гвоздями к дереву.
Я ощущала извивающуюся боль фейри в отголосках их фальшивого веселья и жутких сделок.
Я видела, как они были сплетены, как венки, когда я смотрела на их мир своим истинным зрением.
Я видела, как они угасали как призраки, когда могли, как моя сестра Хуланна, которая уже не была человеком.
Спутанные. Это наши предки имели в виду. Искаженные от гнева, спутанные с болью, смертью и от рук. Они все были искаженными и спутанными.
И я тоже такой становилась.
Как венки, которые я делала.
— О, хорошо, ты почти закончила, — сказала мама, садясь рядом со мной на крыльцо Чантеров. — Нужно много для свадьбы. Не знаю, почему Землекопы запланировали ее накануне зимы, но мы все были на взводе в последнее время, и они, наверное, решили все наладить.
Я все еще не привыкла к тому, что она была на десять лет старше. Эти десять лет оставили след. Жизнь возвращалась в ее глаза под ее спокойной маской. Но если я смотрела на нее, когда она не знала, что я смотрела, я видела горячую боль, кипящую под поверхностью, давнюю депрессию, из которой ей было сложно вырваться.
Она потеряла нас на десять лет. Она была вдовой и матерью двух позорищ. Я не знала, насколько ужасно это было. Я пыталась представить это в первую ночь, когда вернулась, но от этого было так больно, что я отогнала эти мысли. Было проще мириться с этим, если я старалась вести себя так, словно за эти десять лет ничего не случилось.
— Как папа? — спросила я.
Она кашлянула. Ей нравилось говорить о нем, хотя мы обе знали правду. Она слабо улыбнулась, пока говорила:
— Он здоровее, чем был. Раны закрылись. Матушка Хербен помогает травами, заражение не вернется. Может, вскоре он начнет вспоминать.
Я старалась не думать особо и об этом. Отец помнил маму. Это радовало. И первой ночью, когда он очнулся от кошмаров, и я услышала его вопль узнавания, я подумала, что все будет хорошо.
Он помнил родителей Олэна. Это тоже было хорошо. Потому что мама жила с ними эти десять лет, ведь мы потеряли дом из-за злых жителей деревни, а она потеряла семью из-за фейри. Они даже позволили мне оставаться тут с моего возвращения. Точнее, мама Олэна позволила. Его отец толком не говорил. Он играл или пел все время, одна песня плавно перетекала в другую, потом в следующую. Он играл сейчас в кресле-качалке за нами на крыльце, пока мы помогали обществу, плели венки для свадьбы.
Отец не помнил меня или Хуланну. Или тех, кто родился после того, как он женился на его милой Генде — моей матери. Он не помнил, как растил нас, как пошел в Фейвальд за нами. Он почти все время смотрел в пространство, говорил, когда с ним говорили, и мило улыбался моей маме, разбивая мое сердце всякий раз, когда озадаченно смотрел на меня.
Не такой счастливый конец я хотела.
Ничего такого не должно было произойти при моем возвращении. Не так.
Венок. Корчиться. Призрак. Гнев.
Я свернула последние ветки ивы в гневный венок.
Мы будем на свадьбе с остальной деревней — мы, бедные дураки, чья жизнь прошла. Я невольно подумала о своей свадьбе, хотя никому о ней не рассказала. Меня все-таки обманули, так что я не планировала веселиться или заставлять людей плести для меня бесконечные венки.
Я должна была знать, что делал Валет, когда он повязал на мои ладони зеленый бинт. Разве я не видела зеленые свадебные ленты в нашей деревне тысячу раз до этого? Разве я не видела, как старейшины обвязывают ими ладони помолвленных, связывая их, чтобы двое робко прошептали «да»?
Я сказала «да», как и Скуврель. Просто тогда я не понимала, что это значило.
Я не знала, злилась сильнее за то, что он женился на мне без моего разрешения, или за то, что он сообщил поздно, и я не успела устроить истерику. Трус. Я собиралась разорвать его и сплести венок из его внутренностей.
Но я не могла.
Ведь я застряла тут.
И о нем было больно думать.
— Можешь отнести венки на площадь, Элли? — попросила мама с нежной улыбкой. Я уронила венок на ступеньку, склонилась и крепко обняла ее, игнорируя сдавленный звук, вылетевший из ее горла.
— Конечно, — я подавила слезы, не позволяя им пролиться. Она дрожала в моих руках, и я знала, что она думала обо всем, чего не говорила — об утраченных годах, разбитых мужьях и дочерях, которым все еще было по семнадцать, хотя дети ее друзей уже завели детей.
Но мы не говорили об этом — мы словно боялись разбиться, если скажем это, так что я обняла ее крепче, а потом спустилась с крыльца с ложным энтузиазмом, собрала двенадцать венков, которые я сделала, быстро перевязала их бечевкой и повесила на одно плечо, а свою сумку — на другое.
— Увидимся вечером? — спросила мама, ее дыхание дрогнуло в конце фразы, и я кивнула более уверенно, чем себя ощущала. Ей не нужно было знать, что я постараюсь снова пройти в круг перед тем, как вернусь домой — я делала так каждую ночь. Скорее всего, у меня снова не получится, как было каждую ночь.
Глава вторая
Моя повязка была закреплена, обе ладони были заняты венками и моей сумкой, так что я не могла опустить ее и проверить сияющие тропы, как делала обычно, но ноги покалывало от желания пойти по ним. Я знала, что они куда-то вели, как та, что привела меня к клетке, которую я хранила привязанной на поясе все время, и к ней нужен был ключ, висящий на шнурке на моей шее.
Мне нужно было пройти по другим тропам. Просто пока не было шанса. За много сейчас многие следили. Люди постоянно наблюдали за мной. Я слышала много раз шепот «подменыш», когда проходила мимо группы людей. Мне нужно было вызывать как можно меньше подозрений, чтобы они снова могли доверять мне.
Я шла по тропе от дома Чантеров к широкой Северной дороге. Я уже ощущала взгляды, пока торопилась к деревне. Я бодро помахала Веткостригу, который тянул телегу с бревнами. Он медленно кивнул мне, не сводя взгляда с моей повязки. Он опасался меня. Как и все они.
Я была дома неделю, а они все еще переживали, что я была не человеком, а подменышем из истории. Я несколько раз порезала ладонь, чтобы показать, что у меня текла кровь — я не знала, почему они считали это хорошей проверкой. У фейри текла кровь. Я это видела. Но не хотела говорить им, и я не могла резать ладонь для каждого в деревне. Я уже привыкала к взглядам, полным подозрений. Не помогало то, что я всегда таскала с собой сумку, как бродяга. Но мне хватило неожиданностей. Я не хотела остаться без припасов. И я не хотела, чтобы кто-нибудь нашел шкурку крысы внутри — она была размером со шкуру медведя. Это точно вызовет подозрения.
Я шла по тропе, изображая уверенность, делая шаги бодрыми. Тут не на что смотреть. Не на что.
Моя повязка съехала с одного глаза, и я споткнулась, но спохватилась. Мне все еще было сложно смотреть на мир так — один глаз видел то же, что и другие люди, а другой был почти слепым, замечал только следы духов.
Духовным зрением я увидела, как пролетел крохотный совогрифин. Я обернулась, глядя ему вслед. Я в тревоге огляделась, но никто на тропе не заметил его или меня. Десять лет. За десять лет фейри привыкли к этому лесу. Какие беды они устраивали? Я прищурилась от этой мысли. Нужно было расследовать, какой ущерб существа фейри наносили местным животным.
И если я поймаю одно, будет интересно.
У края города пара стражей Олэна прислонялись к столбикам с разрисованной палкой, которую они поднимали и опускали для проезжающих телег. Они посмотрели на меня и сделали запись в книге возле столбика.
Это было новым.
Перемен было слишком много.
Мою грудь невольно сдавило от их вида. Они были незнакомцами для меня, а я — для них. И это означало, что я каким-то образом была чужаком в единственном месте, которое я считала домом. Это место выросло без меня, его заняли не мои люди.
И я ощущала это и в лесу.
Это место когда-то было знакомым, как мое тело, а теперь стало чужим. От этого меня мутило, сердце ощущалось пустым.
— Элли!
Топот копыт по мягкой земле все еще удивлял меня. Такой звук редко можно было услышать в старом Скандтоне, но теперь я слышала лошадей все время.
Олэн подъехал на фыркающей лошади, ее дыхание вырывалось паром в прохладном воздухе. Лошадь закатила глаза, шагнула в сторону. Я подвинула груз, чтобы освободить руку, и поправила повязку.
— Тише, Цветочек, — Олэн похлопал кобылу по боку ладонью. Я все еще ощущала боль при виде него. Он вырос долговязым. Он был взрослым мужчиной. А я все еще была девушкой. Я была не в такт со всем миром. — Я не знаю, почему она от тебя так нервничает.
— Может, она слышала, что я — охотница, — я взглянула на лошадь. Наша неприязнь была взаимной. Каждый раз, когда я видела ее, я думала о единорогах Фейвальда и их гниющей плоти, свисающей со скелетов.
Олэн неловко рассмеялся.
— Ты знаешь, что в деревне уже нет этой роли, Элли. Я тут Рыцарь, и этот человек защищает деревню. Нам не нужно охотиться ради еды. Мы разводим овец и куриц, коров и коз. И нам не нужен Охотник для защиты. Все способные мужчины в Скандтоне в моем отряде. Тебе уже не нужно носить с собой лук.
Я поправила венки на плече, нахмурилась, когда они задели мои колчан и лук. Я не собиралась отдавать лук и стрелы. Не из-за Олэна. Ни для кого.
— Ты юная девушка, Элли. Дай нам защитить тебя. Нам всем стыдно из-за того, что случилось с твоей семьей.
— Конечно, — я впустила в голос сарказм.
Он говорил со мной свысока.
Снова.
Как в ночь, когда я пришла в дом его родителей и обнаружила его у камина, потягивающего чай в кресле.
— Мы с Хельдрой нашли для тебя место, Элли, — сказал он с улыбкой. — Дом моих родителей переполнен, и хоть моя мама любит общество, тебе нужно жить своей жизнью, раз ты вернулась.
— Я начну завтра чинить наш дом, — осторожно сказала я. Я не знала, как его чинить, но мне тоже не нравилось жить с Чантерами. Я нуждалась в своем пространстве.
Олэн покачал головой.
— Нам нужно забрать ту землю, чтобы расширить пастбища Пастуха. Нет, мы с Хельдрой говорили о твоем переезде к Корнекопам. Жена Эдена беременна их седьмым ребенком, и ей нужна помощь.
— Ты хочешь, чтобы я заботилась о детях? — в ужасе спросила я. Какой родитель в своем уме хотел бы, чтобы кровожадный кошмар, как я, заботился об их малышах? — Я ужасна с детьми. Они из-за меня плачут.
— Эдрине пригодится помощь. Она была твоей подругой. Помнишь?
Будто я могла забыть! Для них прошло десять лет, но для меня — едва ли две недели, потому я и осталась юной.
— Подруга Хуланны, — исправила я, ведь что еще сказать?
— Так или иначе, — сказал он, улыбаясь так, словно гордился собой, — все будут довольны.
Кроме меня.
Я не стала говорить нет. Я просто ушла решительно в ветреную ночь, поднялась к кругу, рыдая и сжимая ключ, умоляя проход открыться для меня.
Я оставалась там всю ночь, а, когда вернулась на рассвете этим утром, мама вручила мне нож с пустой улыбкой, сказала мне делать венки для свадьбы.
Это я и сделала.
Как хорошая девочка.
Что еще они хотели?
Частичка моего разума, которая звучала нынче как Скуврель, смеялась, потому что знала хорошо, чего они хотели — они хотели не меня. Они хотели девочку, какой была Хуланна, пока не ушла в круг. Они хотели девушку, как Эдрина, с ее семью детьми.
Они не хотели Элли, сложную. Ту, которая не могла перестать думать об определенном фейри с одним ухом.
— Спасибо за переживания, — сухо сказала я Олэну. — Наверное, хорошо быть Рыцарем.
Его улыбка была слишком яркой, а тон — слишком серьезным. Кому-то нужно было утопить его в вине. Это его успокоило бы.
— Это великая честь. Я должен быть достойным этого.
— Ты знаешь, что я не буду жить с Эдриной, да? — спросила я, приподняв бровь. Мы были почти на площади деревни, куда я несла венки. А потом я собиралась пойти по одному из магических следов и посмотреть, что я найду.
— Ты — часть нашей деревни, Элли, — сказал Олэн. Что-то заблестело на его нагруднике. На миг это выглядело как Скуврель, его лицо было потрясенным, а потом его озарила радость.
Мое сердце заколотилось, словно я увидела оленя в лесу. Я сглотнула и подавила восторг. Он не был тут. Это было мое воображение.
В ответ Олэну я огляделась в деревне, которая не выглядела как та, из которой я ушла. Посмотрела на три шумных постоялых двора и мощеную площадь. Кто-то построил крышу над колодцем посередине и добавил скрипучую ручку, чтобы поднимать воду быстрее. Я не узнавала даже половины высоких домов с соломенными крышами — один даже был с черепицей! Или новую кузню, или размер магазина мясника. Место было как другая деревня.
Я сразу заметила хороший дом из камня в центре деревни с маленькими каменными стенами вокруг небольшого двора и накидки отряда Олэна висели на веревке и сушились сзади. Рядом с домом был низкий длинный каменный дом, который казался бараками и тюрьмой. Кому-то было хорошо от этих изменений, и этим кем-то был Рыцарь Чантер.
— Разве, Олэн? — лицо Скувреля точно было в нагруднике. Его губы сформировали слова: «Работает». Мои глаза стали огромными, я сосредоточилась на нем через повязку.
— Я помню Олэна, — услышала я шелковый тон вдали. — Он думал, что мог удержать тебя в клетке этой деревушки. Какая смешная не дальнозоркость. Тебе нужно сказать ему, что мы в браке. Разве это не будет весело?
Я что-то слышала. Это было не настоящим. Я покачала головой, чтобы прочистить ее. Я не сходила с ума, как отец.
Олэн нахмурился. Ему не нравилось, что я звала его по имени. Наверное, потому что я напоминала ему, откуда он пришел — из ничтожной деревушки, как я. И куда он мог попасть — в браке со мной, хмурой рыжеволосой девочкой, а не с Хельдрой с красивыми детьми с розовыми щеками. Все были здоровыми, кроме пропавшего мальчика.
— Конечно, Элли, и мы помним своих. Хельдра думала, что тебя может оскорбить предложение помогать Эдрине. Она сказала, что женщина хочет свой дом.
Я хмыкнула. Я хотела вернуть десять лет, одолеть сестру раньше, чем она поведет армию через магический круг, и чтобы пропавшие дети из моей деревни вернулись. Я так много просила? Я хотела, чтобы все в моей семье были в безопасности и не угрожали никому вокруг. Свой дом был низко в этом списке — особенно после того, как они пасли скот на земле, которая была моей.
О, и я хотела увидеть лицо Скувреля, когда я буду требовать ответы из-за всего бреда с браком. Я хотела, чтобы он объяснил, почему решил, что это была хорошая идея. Этого я хотела.
— Я добавил это в письме сэру Экельмейеру этим утром. Я думал, что, может, тебе будет неловко в браке с одним из парней деревни твоего возраста, ведь они были детьми, когда ты… кхм… покинула нас, — он выглядел мрачно, пока продолжал, не заметил, как раскрылся мой рот. — И, конечно, было бы странно, чтобы один из нас, кто был когда-то твоим сверстником, женился на тебе, — я вдруг вспомнила, как вошла в его спальню, и он прижал одеяла к голому телу. Было сложно не улыбаться. — Десять лет — долгий период, и мы все живем дальше. Даже если бы у нас не было семей. Потому я предложил ему послать одного из хороших сквайров помочь мне тут и стать тебе женихом.
— Что ты сделал? — фу. Мне не нравилось, как мой голос стал выше от недовольства. Уши болели от этого визга.
Олэн упёр руку в бок и посмотрел на меня с высоты лошади так, как выглядело бы величаво, если бы Цветочек не фыркнула в тот миг.
— Я устрою тебе мужа и дом. Удивительно, что ты не благодаришь меня, Эластра Хантер. Это большая честь для тебя.
— Я уже замужем, — сухо сказала я, и я могла поклясться, что я видела, как Скуврель хихикал в его нагруднике.
Не он один. Я невольно хитро улыбнулась, пошла прочь, чтобы опустить свои венки с другими, сплетенными матушками, которые украшали площадь. Я невольно оглянулась на Олэна, он застыл на лошади, раскрыв рот от шока.
— Это не смешно, Элли! — крикнул он через миг.
Но это было смешно.
Мой брак хотя бы помогал в этом.
Глава третья
Еще один совогрифин! Они были всюду. Они плодились как кролики. Они заняли место хорьков и куниц, убивали белок и зайцев, не беспокоясь ни о чем.
Кому-то нужно было справляться с этими нарушителями, или они уничтожат популяцию ласок и куниц. Но как они могли справляться с теми, кого не видели? Я опустилась на корточки, рассыпала крошки на тропе, пытаясь заманить их. Пока что не получалось. Может, они были только хищниками.
Желание быть Охотницей снова постоянно зудело на шее. Я могла попробовать оставлять силки для них.
«Это уже не ты, Элли, — пыталась напоминать я себе. — Тебе лучше приручить одного. Никто не разозлится на тебя за это. И я была бы рада узнать ближе существо фейри, хотя в своем мире оно, скорее всего, выглядело жутко, как единорог».
Было сложно справляться с горечью, которая возвращалась от напоминаний о потерянном доме и роли тут. Сжигай и это, Элли. Бери из этого силы. Этот бой не был окончен, и мне нужно было все внимание. Охотник, в первую очередь, терпеливый.
Сегодня я не ощущала себя терпеливой.
Тропа, по которой я шла, увела меня далеко на запад, и я миновала все, где была раньше. Далеко на западе дорога спускалась по склону, но не как на милых холмах, о которых я слышала из историй о королевствах в долине. Этот спуск был каменистым, и по таким тропам ходили бы только горные козлы, а, может, тут были только орлы.
Я была рада, что взяла сумку. Я уже использовала веревку и флягу воды, и я повязала шкуру крысы, как плащ. Она закрывала от ветра, и я была не против прятаться от ветра в шкуре крысы.
Еще гуль застонал из кустов неподалеку. Что ж такое! Они не могли нанять Охотника вместо нас, чтобы он подавлял популяцию гулей? Серьезно?
Я ощутила укол вины. Никто не должен был заменять нас. Мы должны были оставаться тут. Рыцари были хороши, и я видела, почему деревня хотела, чтобы такой защищал их от фейри. Даже такой, как Олэн, который теперь был снисходительным сопляком, но только Охотник отгонял бы гулей, и их стало ужасно много за то время, пока меня не было.
— Назад, призраки! — закричала я на одного, который устремился ко мне в четвертый раз за последний час. Они были слишком наглыми, особенно днем. И мне было сложно сохранять стрелы на пейзаже, который был скорее вертикальным, чем горизонтальным.
Я опустил повязку и пошла по сияющему зеленому следу. Он огибал камни так, что меня мутило, но это было уже что-то. Я так устала сидеть в печальном доме и слушать, как Чантер поет и играет днем и ночью, смотреть на пустые глаза отца, отмечать мучительное терпение в работе матери и руках матушки Чантер, пока они трудились в саду или у печи.
Я заметила краем второго зрения движение. Я повернулась туда, но там ничего не было. Хм. Я подняла повязку и вытащила стрелу в одного из ближайших гулей.
— Фейри тебя побери!
Это был лучший способ выпустить раздражение и боль. Они были тут чужими, как я.
Я подняла повязку, забрала стрелу от угасающего гуля, а потом спустила ее еще раз, чтобы отыскать след. Я надеялась, что он куда-то вел.
Куда угодно.
Я не хотела идти домой с пустыми руками.
Мне нужно было оружие, нужен был план. Хороший план. Я сталкивалась с тем, что сестра и Скуврель все время были на шаг впереди меня, но если я могла думать как охотница, если я могла представить, куда пошла бы моя добыча, и оставила бы там ловушки, то я могла бы хоть раз оказаться впереди, а не позади.
Я нуждалась в этом. Сильно нуждалась.
Я обогнула груду камней и резко застыла — крытая телега лежала на боку, брошенная давно, задние дверцы трепал воющий ветер. Сияние заканчивалось тут.
Я застыла, смотрела с опаской на телегу. Что-то могло жить внутри. Медведь или горный лев… а то и хуже. Я подняла повязку, но следов на мягкой земле вокруг телеги не было, как и запаха зверя. Я осторожно вложила стрелу в лук и пошла в тени к отчасти разрушенной телеге.
Казалось, она рухнула с троп сверху, но это было очень давно. Трава и деревца выросли вокруг нее, одно из деревьев было толщиной с два моих больших пальца, но оно обвивало телегу, словно выросло так. И все это было далеко от троп.
Хмм.
Ткань на телеге была яркого цвета, но он выцвел, ткань была потрепанной, и кольца, которые удерживали ее на месте, погнулись или разбились.
Я ждала, опустила повязку, потом подняла, повторила три раза, следя, но ничего не было видно с этого расстояния. Я приблизилась, но ловушка не закрылась. Никакое существо не вышло.
Что-то мелькнуло сбоку, я заметила вторым зрением. Я почти могла поклясться, что это было что-то живое. Может, эти совогрифины снова играли со мной.
Сглотнув, я приблизилась к телеге, стараясь держать лук наготове. Если будет беда, я не останусь без защиты.
Чирикнула птица, вылетела из травы у телеги и устремилась ко мне. Я подавила крик и выпустила стрелу. Птица была такой быстрой, что пришлось пригнуться, но даже так я ощутила, как ее крылья задели мое лицо. Моя стрела со стуком попала по телеге.
«Ты слишком нервная, Элли, — я забрала стрелу, щеки пылали. — Это была просто птица, Элли. Просто куропатка».
Но, когда я закрыла глаза, я видела только Гадрота, сжимающего мою клетку и говорящего о Пире Воронов. Они скоро вернутся. Может, завтра. Может, через десять лет. Но они вернутся с армией, которая хотела завоевать Двор смертных, мой мир.
Так или иначе — сейчас или позже — их нужно было остановить, а Рыцарь как Олэн с мелким отрядом из жителей деревни не справятся. Как не мог и этот сэр Экельмейер и сквайр, которого он мог послать мне в женихи. Даже если бы я не была уже замужем, я не осмелилась бы завести семью. Не когда их могли убить на моих глазах.
Я скрипнула зубами в гневе, прошла к телеге и подвинула ткань. На дне было темно. Я пригнулась и прошла внутрь, дверца хлопнула от ветра, ударила меня по спине.
Я споткнулась, думала, что врежусь в обломки телеги. Но вместо этого я вышла на яркий свет и в кольцо удивленных людей.
Что за…?
Я оглянулась на прочный дуб, толщиной с трех меня.
Я моргнула.
— Ты нашла дверь, милая. Еще и с повязкой. Конечно, это ткань зрения, так что ты хорошо с ней видишь.
Я повернулась, со мной говорила женщина. Она ухмыльнулась от моего удивления. Она была возраста моей матери, крылья белых волос виднелись за ушами, остальные были темнее крыла ворона. И хоть ее взгляд был тяжелым и блестящим, ее улыбка была теплой, а ее одежда была странным собранием всех видов и красок.
Я стиснула зубы, чтобы не сказать глупостей. Вместо этого я скользнула взглядом по кругу других с ней — мужчин, женщин и детей, таких маленьких, что они были в яркой ткани, привязанной к грудям их матерей, и других возрастов. Цвета их одежды ранили мои глаза, синий был ярче неба, оранжевый был таким насыщенным, что полевые цветы расстроились бы. Красный и желтый превосходили самых ярких птиц в мире, а черный был темнее и насыщеннее теней Фейвальда.
Они были Путниками, какой была мать моей матери. И их телеги с навесами стояли кольцом вокруг дерева, из которого я вышла. Большое кольцо. Я могла сосчитать тридцать человек со своего места, но за ними было больше. Намного больше.
— Как тебя зовут, девочка? — сказала та, которая уже говорила.
— Элли Хантер, — четко сказала я. Я старалась выражать уважение.
— Ты следуешь старым традициям? Следуешь тропам?
— Каким тропам?
Она приподняла брови.
— Ты нашла дверь, и я подумала… — она не закончила мысль. Она будто ждала, что я продолжу.
— Я прошла за оранжевым сияющим следом, он привел меня к разбитой телеге. Когда я забралась в нее, я оказалась тут.
Она мрачно кивнула.
— Тогда знай, Лучница, что мы — постоянный лагерь, разбитый тут, чтобы торговать с другими, проходящими это место. Мы помогаем нуждающимся, укрываем беспомощных. В наших путешествиях это единственное место, где мы нашли убежище для нашего народа и старых традиций. Дверь, в которую ты вошла, не пропустит зло.
— Мило, — сказала я, она недовольно поджала губы. Что она от меня хотела?
— Скрытность важна для нашей безопасности.
Я кивнула.
— Значит, мы не можем отпустить тебя, пока ты не поклянешься хранить тайну, и что ты вернешься, только если приведешь беспомощных к нам на хранение.
— А если я беспомощна и нуждаюсь в вашей помощи? — спросила я.
Ее смех был резким.
— Ты могла бы быть голой в снежную бурю и среди гулей, но не была бы беспомощна.
Было приятно, что меня оценили.
— Тогда, — сказала я, — я клянусь. Теперь можно уйти?
Они кивнули, словно ожидали этого. Что ж. Я потратила время. Стоило остаться дома и сплести больше венков.
Я повернулась и прошла к дубу. Я надеялась, что хотя бы попаду домой.
— Погоди, — сказала женщина с белыми крыльями в волосах. — Меня зовут Денера, и я — Хранительница знаний нашего лагеря.
Я кивнула, не зная, что еще делать, но убрала лук и стрелу. Хотя сделала это робко.
— Рада знакомству, — сказала я, неловко огляделась и пожала плечами, прошла к дубу и прильнула к нему.
Я вышла на другой стороне и застыла в темной телеге с навесом, тяжело дыша, пытаясь перевести дыхание.
Я надеялась на оружие или способ попасть в Фейвальд. А нашла бесполезный путь к Путникам. Что они могли сделать с фейри? Мои предки подвели меня.
Я замерла на миг. Может, они могли забрать моих родителей и уберечь их там. Хотя они пока не были в опасности. Пока на нашу деревню не напали. Но предупреждений не будет. Мы не узнаем, что они прибудут, не успеем убежать. Мне нужно было начать уводить родителей из деревни — уводить всех из деревни.
И мне нужно было оружие. Еще ключ. Ещё книга. Или большой меч, чтобы разбить Сумеречный двор на куски. Или что-то еще. Но не разбитые телеги и воющие гули.
Я поняла, что встретилась с теми людьми, пока была укутана в шкуру крысы. Может, стоило радоваться, что они не напали на меня. Я точно выглядела жутко.
Я покачала головой и стала медленно идти домой. Я попробую еще след завтра, придумаю план.
Если бы тут был Скуврель, он уже завел бы игру.
— Правда или ложь, — сказал бы он, — ты ужасна в получении того, что тебе нужно, — и мне пришлось бы дразнить его, как я заманила его тем, чего хотела.
Но это не ощущалось забавно. Как и мысль о свадьбе со сквайром.
Если бы он был тут, он бы уговорил меня на сделку, чтобы открыть круг. Он помог бы с планом, чтобы остановить армию фейри.
Но его тут не было. И каменный круг оставался закрытым. И пока его не откроют снова, я была простой деревенской девушкой с татуировками, которые она скрывала, и безумными идеями о грядущей войне.
Мне нужно было думать. Должен быть способ поймать их. И я должна была найти его сама.
Глава четвертая
Я решила, что мне нужно было все обдумать. Было проще думать без повязки, пока я шла за оранжевым следом к дому. Я часто останавливалась, поднимала повязку, но меня отвлекло только это и железная клетка, привязанная к поясу. Она стучала по моей ноге, пока я шла, но я начинала ощущать в этом ритм, и это помогало отгонять мысли об этом.
Если бы я была сестрой, что бы я сделала?
В прошлый раз она начала с разведчиков. Может, могла отправить кого-то еще раз.
Мне нужно было следить за этим.
Что-то снова мелькнуло сбоку, и я повернула голову, но увидела только сияющий след и совогрифинов на фоне тьмы леса в моем духовном зрении.
Это были только совогрифины, или там было что-то еще? Феникс или единорог? Что бы то ни было, я застала это врасплох. Нужно было только еще раз заметить движение, и я могла посадить существо в клетку, если оно было из мира фейри. Стоило сделать так с совогрифинами, если подумать. Я могла уже наполнить клетку этими существами.
«Не отвлекайся, Элли. Сосредоточься».
Ладно. Я замерла, подняла повязку, увидела настоящий мир, опустила ее и повернулась. Духовный мир переливался красками. Я увидела мерцание и тут же сосредоточилась.
«Ты маленькое. Ты — ничто. Ты можешь легко влезть в мою клетку».
Я услышала ругательство из клетки, сердце забилось в горле, когда я подняла ее.
Меня наполнило разочарование.
Я надеялась, что Скувреля снова послали на разведку? Наверное, иначе я была бы рада, потому что в моей клетке стояла, зло шипя, красивая женщина-орк, Лейтенант, которая поведала мне тонкости брака.
— Лейтенант, — я улыбнулась. — Рада снова тебя видеть.
— Я ненавижу твой тусклый мир с блеклыми красками и уродливыми людьми, — заявила она.
— Ты хотя бы не льстишь, — ответила я, приподняв клетку. Мне нужно было сохранять спокойствие, чтобы она не знала, как колотилось мое сердце. — Сколько вас в моем лесу?
— Только я, — она оскалилась. — Оскорбительная работа, но твой лорд Кавариэль не тот самец, что ценит женщин.
— Мужчина, — исправила я.
— Тебя беспокоит слово «самец»? — она заинтересовалась.
— Намек, что важен только пол, беспокоит.
Она рассмеялась.
— И что ты будешь делать со мной, раз я в твоей клетке, Убийца крыс?
Я сглотнула. Так далеко я не думала.
— Я отправлю тебя в Фейвальд, — сказала я.
— Отлично. Мне надоело разведывать тут, и я уже увидела все, что нужно.
Отлично, Элли. Ты загнала себя в угол!
— Например? — парировала я, и она рассмеялась. Несмотря на холод, она была лишь в черном кожаном корсете, штанах из рыбьей кожи, такой же жилетке, но короткой, прикрывающей только плечи и грудь. Она легко стояла в центре клетки с бронзовыми топорами в руках. Ох. Я надеялась, что она не нападет ими. Даже мелкие могли ранить.
— Например, как жалок твой рыцарь и его слабая армия, — рассмеялась она.
Я не могла отпустить ее.
— Ты остаешься со мной, — мрачно сказала я.
— И надолго?
— Ты поможешь мне установить ловушку для твоей армии.
— Вряд ли, — ее тон был лишен интереса.
Но я найду способ. И я поймаю их всех.
Глава пятая
Когда я вошла на кухню Чантеров — тесную и полную всячины, как всегда и было в их доме — рассвет уже прошел. Я принесла яйца куриц и ведро воды — меньшее, что я могла сделать.
Лейтенант была в клетке на моем поясе, и я была рада, что ее никто не видел без духовного зрения. Я дала ей свой платок, чтобы железо не обжигало ее, когда она сидела, но она взяла его с мрачным молчанием, щуря глаза.
Моя мама без слов приняла яйца, с настороженным взглядом налила воду в чайник и опустила яйца в корзину. Мой отец сидел у камина, укутанный в одеяла, бормотал под нос:
— Одно на два, два в одно. Рвать и чинить. Терзать и ласкать. Открыть и закрыть. Сеять и пожинать.
Можно было сойти с ума, слушая его. Может, мама сходила с ума от этого.
— Ну же, Чантер, давай почистим тебя для свадьбы, — услышала я матушку Чантер на крыльце.
Мама бросила хмурый взгляд в ее сторону, а потом склонилась ко мне.
— Ты не можешь проводить каждую ночь там, Элли. Люди начинают замечать. Я не могу все время тебя прикрывать.
Я не стала отрицать. Я спала в палатке у круга, когда вернулась из странного похода через телеги и дубы. Это место казалось для меня лучшим. Я была ни в одном и ни в другом мире. И это дало мне шанс допросить мою пленницу, что не сработало. Она даже не стала называть свое имя.
— Они идут, мама, — прошептала я. Иначе они не посылали бы разведку. — И теперь нет Певчего и Охотника.
— Есть Рыцари, Элли, — мягко сказала мама. — Мир меняется, и мы меняемся с ним.
— А если я не хочу меняться?
Мама будто обмякла.
— Ах, дочь. Я тоже не хочу, чтобы ты менялась, — она вздохнула. — Но все изменилось без тебя. Деревня изменилась. Люди изменились. Я изменилась. Я не хотела, Элли, но горе и одиночество делают человека пустым, и я пустая, Элли. Просто оболочка, — она плакала. Тихо. Слезы катились по ее лицу. Я обвила ее руками, и она уткнулась лбом в мое плечо, шепча, пока плакала. — Я не лучше твоего отца. Хуже, ведь его разум уходит, а мой еще тут, и я только надеюсь, что он пропадет.
— Как все вернуть для тебя, мама? — прошептала она. — Я сделаю все, что нужно.
— Я переживаю за твою сестру. Ты не говорила о ней, значит… она умерла, Элли? Ее нет?
Лейтенант фыркнула из клетки.
— Нет. Она ведет армию, собирается захватить нашу землю.
Мама зашипела, отпрянула от объятий и тревожно огляделась, а потом склонилась ко мне.
— Не давай никому услышать это.
Я кивнула, расширив глаза, словно говоря, что это очевидно.
— Элли, — ее глаза стали дикими. — Я должна ее остановить. Она — моя дочь, я за нее в ответе!
— Нет! — слово вырвалось из меня раньше, чем я смогла остановиться. Мысль о том, что сестра заберет маму, будет пытать ее и вредить ей, заставила что-то в моем сердце гореть.
Она прижала палец к своим губам, безумно посмотрела в сторону крыльца, где матушка Чантер все еще ворковала со своим сумасшедшим мужем.
Я понизила голос до шепота:
— Кто-то должен заботиться о папе. Он еще может вернуть разум. Может, ему просто требуется время.
Я умоляла, да, и я видела ее согласие в том, как дрожала ее нижняя губа, и как она взглянула на отца у камина.
— Ты знаешь, что не способна ухаживать, — прошептала я с дразнящей ноткой. — Хуланна всегда заботилась о козлятах. Я уходила ставить капканы для куниц и лисиц.
Мама кивнула, глаза блестели от слез, кончик носа покраснел над кривой улыбкой. Я постаралась выразить лицом решительность.
— Давай я сделаю то, что умею лучше. Я буду охотиться на сестру. Одолею ее. Мы за нее в ответе. Тогда я возьму эту ответственность, а ты — эту, — я кивнула на отца.
Ее молчание было долгим и тяжелым, но потом она кивнула.
— Ты охотишься лучше.
— Да.
— Как ты это сделаешь? — спросила она.
— Пока не знаю. Но найду способ.
Дверь распахнулась с грохотом, ветер тряхнул ею, и матушка Чантер ворвалась в комнату, ее муж посвистывал за ней.
— О, Элли, ты кошмарно выглядишь! Прутья в волосах, одежда помята! Сегодня свадьба! Приведи себя в порядок, девочка.
— Спасибо, матушка Чантер, — сказала я с фальшивой улыбкой.
Лучше быть благодарной. Все-таки она приняла мою маму, когда деревня была против нас. А теперь приняла и отца. Ей точно было сложно — две женщины, почти вдовы, ухаживали за безумцами, пытаясь вместе содержать дом и скот. Я должна была ощущать вину за то, что не планировала остаться и помогать. Я потерла руку ладонью, ощущая когти вины, вонзающиеся в меня, но этого не хватило, чтобы переубедить меня.
— Твоя мама нашла для тебя платье. Надень его скорее. Остался час до свадьбы. Посмотри на себя!
Она сунула мне зеркальце — отполированное серебро размером с мою ладонь. Я посмотрела туда и чуть не выронила его. Из зеркальца на меня смотрело лицо Скувреля.
Он охнул.
— Являйся мне, Кошмарик, — умолял он. — Являйся, пока я не попрошу прекратить.
Из клетки донеслось хихиканье.
Я огляделась, боясь, что мама и матушка Чантер услышали, но матушка Чантер только мягко забрала зеркальце из моей ладони.
— Видишь? Даже ты удивлена из-за своего отражения!
Я сходила с ума как отец. Я видела Скувреля всюду. Я покачала головой.
«Соберись, Элли! Веди себя нормально».
Так я оказалась час спустя с дикими рыжими волосами, заплетенными в длинную косу, лук и колчан висели поверх простого домотканого платья с бережно вышитым корсетом и накидкой с меховым подбоем.
Я не знала, где мама это нашла, но она превзошла себя, подгоняя одежду под меня — хотя она склонилась, передавая вещи мне, и шепнула, чтобы я постаралась скрыть «метки фейри» на своем теле, чтобы не тревожить людей. Это было по-доброму, но я невольно ощутила боль в груди, надевая платье.
Я скучала по замысловатым нарядам Скувреля из перьев и наглости. Все в мире смертных казалось тусклым после этого. Чистым. Но тусклым. Может, даже нескольких дней в Фейвальде хватило, чтобы осквернить меня навсегда.
— Ты же не возьмешь клетку с собой, Элли? — спросила матушка Чантер, потрясенная из-за клетки на моем поясе. — Зачем она тебе?
— Может, поймаю бабочек, — предположила я. — Без нее не получится.
— Таким точно не поймать мужчину, — ответила она.
Словно я хотела поймать мужчину. Даже если бы я не вышла случайно замуж, я точно ловила бы что-нибудь интереснее. Например, хохочущую фейри в клетке. Заставить бы ее говорить…
Невеста и жених — Эйден и Жанна — стояли перед собравшимися, старейшины обвязали зеленой лентой их ладони и стали вести их через клятвы, но я не слушала их сладкие речи. Я разглядывала людей, которые собрались тут. Даже с изменениями в деревне в Скандтоне было чуть больше пяти сотен людей, и хотя бы половина была детьми. Я сглотнула, в горле пересохло, пока я смотрела на детей, жмущихся к юбкам матерей или выглядывающих из больших окон новых домов у площади. Если тут произойдет бой, смеющийся мальчик в окне пострадает… или две сестры, которые держались за руки и покачивались с цветами в волосах.
Что-то нужно было делать. Я не могла позволить невинным людям страдать из-за ошибок моей семьи.
Но в последний раз сестра угадала каждый мой ход до того, как я его сделала. Она каждый раз превосходила меня. Я не могла допустить такое в этот раз. В этот раз нужно было выманить ее из места, где она была сильной, и поймать ее, а не наоборот.
Первым делом, нужно было понять, чего она хотела.
Во-вторых, собрать оружие для сражения.
В-третьих, заставить ее нервничать.
В-четвертых, установить ловушку, которая точно сработает.
В-пятых, поймать ее.
Если бы тут был Скуврель, он знал бы, как это сделать. Он знал, чего она хотела. Я ощутила зуд между лопатками от мысли о нем. Если бы я случайно не отдала его сделкой, он был бы тут с этими знаниями. И что он сказал бы?
Сказал бы, что она хотела себе мир смертных, так что ловушку нужно было устанавливать тут. Мне нужно было правильное место, чтобы заманить ее сюда, и ловушка должна быть готовой к моменту, как она прибудет.
Он сказал бы, что мне нужно было пройти по другим следам, ведь там могло быть оружие против нее. И в этом был смысл. Может, мне повезет, и там окажется дудочка для призыва заблудших сестер. Ловушка уже была. Если эта клетка могла удержать Скувреля, единорога и Лейтенанта, справится и с Хуланной.
Деревня радовалась вокруг меня, празднуя, бросая последний золотарник в воздух, позволяя холодному ветру носить золотые цветы вокруг нас. Свадьба закончилась. Начинался праздник.
Вынесли жареного гуся в яблоках, от их аромата я сглотнула. Раздавали угощения, разливали медовуху.
Я схватила два пирожных с подноса, сунула одно между прутьев клетки — я не была бессердечной.
Но, пока я озиралась на людей, которых знала всю жизнь, они казались мне чужаками. Кем была та румяная девушка, смеющаяся над разбавленным вином с парнем на голову выше нее, лепечущим извинения? Кем была та старушка, радующаяся за невесту и жениха, или мужчина рядом с ней, на колене которого сидел малыш, а в другой руке он держал большую кружку? Это были обычные люди, и они жили рядом с магическим кругом, который скоро откроется и проглотит их целиком.
Я поежилась.
Тревога кружилась внутри меня, и я, раздраженная, устремилась в лес за деревней, радуясь, когда куропатка взлетела от топота моих ног по земле. Хотя бы в лесу было понятно, кто был охотником, кто — добычей или тем и другим. Что есть спокойно и жениться в дожде из цветов было ужасно глупо. Все могло пропасть за миг, и это заберут у них, если я ничего не сделаю.
Я сорвала повязку.
— Говори, что собирается делать моя сестра, Лейтенант. Заключи сделку ради свободы.
Она ухмыльнулась, но молчала.
Я зарычала сквозь зубы и пошла за первым сияющим следом, который увидела. Где-то тут я могла получить преимущество, и я отыщу это, даже если Лейтенант не поможет.
Глава шестая
Давно стемнело, когда я нашла конец следа. Мое платье было в прорехах и грязи, и я замерзала. Я должна была переодеться, забрать свои вещи, а потом нестись в ночь. Я должна была остановиться и подумать, но нет, конечно, я просто умчалась в лес, как слепая дура.
Странные звуки наполнили ночь — не просто вой гулей, а и уханье совогрифинов, щебет другого существа фейри, которое сияло малиновым цветом, летая с дерево на дерево. Ему нравилось следовать за мной по лесу. Мне не нравился этот проклятый лес. Это был не мой дом.
И я была тут слепой. Чтобы идти по следу, пришлось снять повязку. А это означало, что я спотыкалась, обдирала колени и ладони. Раздражение во мне сменилось гневом, а потом отчаянием. И вот я оказалась в конце красного сияющего следа, который привел меня к пустому дереву.
— Ты сегодня много падала, Смертная, — сказала фейри в клетке, наконец, нарушив молчание.
Я подняла клетку, чтобы видеть ее.
— Думаю, нам нужна сделка, Лейтенант.
— У тебя нет того, чего я хочу.
— Даже свободы?
— Ты не освободишь меня тут.
— А если я освобожу тебя в Фейвальде? Что тогда? Будешь заключать сделку? Расскажешь о планах моей сестры по завоеванию этого мира?
— Я могу сказать тебе, что ты — дура, — она оскалилась. — Это бесплатно. Для этого тебе не нужна сделка.
— Я не привыкла к фейри без сделок, — растерялась я.
— Потому что ты имела дело с Валетом и Двором Кубков. В Сумеречном Дворе мы редко заключаем сделки. Нам не нужны другие и то, что они могут нам предложить.
— Говори так, — буркнула я. Ей со временем надоест клетка, и тогда она заключит сделку. У меня так было.
Я опустила клетку и сунула голову в дупло дерева, огляделась духовным зрением. Паутина задела мое лицо, и я поежилась. Я надеялась, что ощущала не лапки на шее. О, звезды, это были лапки! Ой!
Я встряхнулась, как собака, заставила себя не закрывать глаза. Ладно. Забудь о пауках. Фу. Попытайся сосредоточиться. Что-то сияло? Надо мной было что-то длинное, как ручка топора. Оно сияло тускло красным. Я сжала край, но оно не хотело двигаться.
Я стиснула зубы, расшатывала предмет, пытаясь высвободить его из обсыпающегося дерева, поеденного червями. Я моргнула и выругалась, когда гнилое дерево попало по моим открытым глазам. Отлично.
Я дернула за ручку еще раз. С громким треском ручка вырвалась из дерева. Я поспешила отпрянуть от дупла, но что-то попало по моей челюсти, отправив меня в полет, и я врезалась спиной в грубый пень по пути и растянулась на траве, покрытой инеем. Три негромких стука скрыли все остальное.
Я подняла повязку, пытаясь увидеть, что происходило в свете луны.
Дерево развалилось на три куска. Один, похоже, и попал по мне. Я должна была радоваться, что меня не раздавило.
— Неумеха, — прошипела Лейтенант.
— Можешь молчать, раз не можешь дать совет, — сказала я, но была напугана.
Дрожа, я подняла кусок дерева. Он был длиной с мою руку, хотя был вырезан так, что легко ложился в ладонь, гладкий от использования. Он не выглядел как-то особенно. Может, при лучшем освещении я что-нибудь увижу.
Я раздраженно сунула его за пояс и отправилась домой по долгой холодной тропе. Я была слишком расстроена, чтобы веселиться из-за уханья местных сов. Не могла наслаждаться свежим запахом мира, который вскоре накроет снег, или радоваться тому, как красиво двигались ветки, словно юбка покачивающейся певицы.
Если это было лучшим, что я получу, то я была в беде. Фейри в клетке и кусок дерева. Отличная работа, Элли. Ты легко опередишь сестру.
Через час меня стали преследовать гули. Я позволяла им. Я всегда могла отпугнуть их, и они подходили моему плохому настроению. Было слишком темно, чтобы видеть с повязкой. А без нее уже не было следа. Он пропал, когда я выдернула ручку топора из дерева. Обратный путь к дому Чантеров занял вдвое больше времени, чем должен был, а результатом была только длинная гладкая рукоять.
Честно, если предки не смогли даже написать, что они спрятали в округе, с отметками, что эти предметы делали, то зачем я вообще проверяла эти следы? Но я знала ответ. Я делала это, потому что у меня не было других зацепок. Это был единственный шанс найти способ вернуться в Фейвальд ради детей там.
Вздохнув, я пошла дальше, гули подбирались все ближе. Я опустила повязку, чтобы рассмотреть их — я хотя бы видела их духовные облики с повязкой — и повернулась, оказалась лицом к лицу с одним из жутких смертеголовых. Он открыл рот, словно думал, что я подберусь достаточно близко, чтобы он поцеловал меня и забрал мою душу.
Я вытащила ручку топора из-за пояса и замахнулась на гуля, чуть не уронила ее от удивления, когда конец ручки загорелся алым огнем.
Гуль завизжал, убежал прочь, сбив в спешке другого гуля. Тот вскочил и побежал за первым гулем. Их вопли растаяли в ночи, я подняла факел, удивляясь тому, как ярко он светил. Огонь плясал на конце, выглядел как настоящий, озарял мой путь, как и должен делать факел, но не поглощал дерево, горел без топлива.
Я с интересом подняла повязку одной рукой. Я погрузилась во тьму.
Духовный факел.
Мне это нравилось. Он хотя бы мог привести меня домой с моим духовным зрением. Он раскрывал больше, чем моя простая повязка, озарял мир духов так, как Фейвальд выглядел для моего второго зрения.
— Не знаю, что это за трюк, Смертная, но прятаться от меня нет смысла, — резко сказала Лейтенант. Она нервничала?
Я посмотрела на нее, но ее глаза были рассеянными, почти смотрели сквозь меня.
— Поспи, — сказала я ей.
Она могла не видеть меня? Этот дар мог пригодиться в мире фейри.
Я могла этим факелом озарить путь домой, а завтра, объяснив рваное платье и свое отсутствие дома, я могла отправиться по другим следам, пока не найду все странные тайники предков. Может, потом получится заставить ключ заработать, и я открою путь в Фейвальд.
Голос звенел в моей голове с каждым шагом:
— Являйся мне, Кошмарик. Являйся, пока я не попрошу прекратить.
Я ощущала себя неполной, ведь не могла явиться к кое-кому.
Глава седьмая
Я проснулась следующим утром с воплем, прибежала на кухню и схватила большую сковороду, а потом осторожно просунула ладонь в клетку и сорвала волосок с головы спящей фейри.
Она заверещала, вскочила на ноги и бросила топоры сквозь прутья. Я была готова. Я вскинула руку, и оружие застучало по железной сковороде.
— Что ты со мной сделала? — визжала она.
Я быстро собрала ее топоры и убрала сковороду на место. Чуть больше времени ушло, чтобы добраться до каменного круга в предрассветной мгле.
Я стояла там, хватая ртом воздух, тело покалывало. Первым делом, когда я найду Скувреля, я скажу ему, что мы друзья навеки, и что он должен помочь мне поймать Хуланну.
Я взяла прядь волос Лейтенанта, намотала на золотой ключ, схватила сумку и все свои вещи, глубоко вдохнула и прошла в круг.
Ничего не произошло.
Я тихо выругалась.
— Теперь ты объяснишь, зачем напала на Лейтенанта Сумеречного двора, пока она спала, Убийца крыс? — выдохнула она. — Я буду медленно жарить тебя на углях. Я подам тебя с имбирем и луком. Я буду смотреть, как мой двор срывает мясо с твоих костей.
— Не сегодня, — сказала я, отчаяние сжимало сердце.
«Способ найдется, Элли. Не сдавайся».
Глава восьмая
Ходить по следам так, чтобы тебя не посчитали безумным, и чтобы люди не разозлились, если приходилось ходить через их сараи или пастбища, было сложнее, чем я ожидала. Я сбилась со счета, сколько раз в меня бросали комьями земли и проклятиями.
И я видела сияющие малиновым стайки с крыльями, те существа забрали курицу со двора и улетели с ней, а хозяин и не заметил. Двух овец забрали стаи совогрифинов, пока я смотрела из леса, спокойная и терпеливая, как и подобает охотнику. Я подумывала посадить их всех в клетку с Лейтенантом, но я не хотела пытать ни женщину-фейри, ни существ.
Народ Скандтона считал, что им не нужен был Охотник? Но с каждым днем я все сильнее убеждалась, что это было не так.
Две недели охоты на сокровища привели к тому, что я завела врагов в деревне и нашла лук, покрытый плесенью, духовные способности которого я не обнаружила, и ржавый меч такой же ценности.
Я хранила их в ветках дерева с гнездом орла у дома Чантеров, осторожно почистила лук и прикрепила тетиву на случай, если придется использовать его однажды, к изумлению Лейтенанта.
— С таким роскошным оружием твоя победа очень близко, — она рассмеялась. Но только это я от нее и получала. Насмешки. Подколки. Она не давала больше ничего, ее не удавалось уговорить на сделку. Как я, она полагалась на терпение ради победы.
Кто знал, может, оружие окажется ценным, несмотря на ее насмешки? Если кто и знал, что магию не всегда было просто увидеть, то это я.
Я больше всего боялась, что они отправят больше разведчиков. Или хуже — что армия вырвется из круга раньше, чем я буду готова. Я знала, чего хотела Хуланна. У меня была ловушка. Но что могло стать приманкой? И где ее оставить?
Я все время носила рукоять топора с собой, приделала к поясу петлю для нее, и она висела рядом с клеткой. Я становилась ходячим сундуков волшебных предметов. Свет дня не раскрыл ничего нового — на рукояти не было магических надписей, кнопок или скрытых частей. Она выглядела просто как рукоять без клинка. Но стоило поднять ее, пока на глазах не было повязки, и она озаряла духовный мир так сильно, что мое сердце почти пропускало удар. А Лейтенант, что еще лучше, теряла меня из виду, пока я ее использовала. Невидимость была сильным навыком. Как будет в Фейвальде? Что она раскроет из того, что не видело мое второе зрение? Я хотела попробовать.
В конце двух недель мама и матушка Чантер обе злились на меня из-за грязи и прорех на одежде, из-за того, что я поздно возвращалась.
— Она хотя бы не занимает место, как ты боялась, матушка Чантер, — услышала я маму, пока она наливала им обеим чай.
— Я забыла, что растить детей, которые почти стали взрослыми, было так тяжело, Генда. Ты не думаешь… что она гуляет с кем-то из деревенских парней?
— Ерунда. Они были детьми, когда она ушла отсюда, — сказала мама, и я ощутила удовлетворение в ее словах. Хоть кто-то еще верил в меня.
— Тогда с кем-то из мужчин? Она грязная и мятая, когда приходит домой. Целуется за сараями и на чердаках? — спросила матушка Чантер. — Мой Олэн, например…
— Нет, Данна, — с нажимом сказала мама. — Элли хорошая девочка. Она не потревожит твоего мальчика.
— Его брак с Хельдрой счастливый, — сказала матушка Чантер, но это звучало как предупреждение, а не утверждение.
— Ясное дело, Данна, — сказала моя мама, и я поежилась.
Было время, когда я завидовала бы Хельдре. Когда я хотела бы ее жизнь. Теперь мысли об украденных поцелуях напоминали мне только о Скувреле и том, как его поцелуи обожгли мои губы, испортив их для других.
Фейри все портили. Те несколько поцелуев мешали мне смотреть на мужчин-людей. Они не привлекали мое внимание, от них сердце не билось быстрее.
Я приняла слова мамы и матушки Чантер как позволение попробовать еще раз. Один раз никому не навредит, да?
Нет. Он мог навредить. Но если так, вредить хотела я.
Я поднялась по лесу к горной долине, прибыла, когда ночь накрыла одинокий каменный круг. Никто больше не играл тут музыку. Охотник не стрелял по странным существам. Защиты не было.
Я спокойно разделась до нижнего белья и танцевала по замерзшей земле вокруг камней.
— В следующий раз, когда решишь раздеться, предупреди, — сказала фейри в клетке. — ты уродливее, чем обычно, почти без одежды.
Я игнорировала ее и танцевала.
Быстрее, быстрее, быстрее.
Серебряная трава сверкала и хрустела под ногами, луна была полной и яркой, и я думала о том, что любила в Фейвальде — о большой статуе с глазом, полным книг, о зеленоватой коже орка Гардота и его зубастой улыбке, о гнезде из перьев у реки и запахе кедра по Дворе Кубков, о дымопадах и полетах среди гор, о надежде в измученных глазах Скувреля и том, как его губы ощущались на моих.
Я ударилась носком об камень и с гневным ругательством упала на землю и ободрала колени. Я сломала ноготь на большом пальце левой ступни, было больно. Издав тихий стон, похожий на мяуканье, я перевязала палец, с неохотой оделась, первые снежинки начали падать на волшебный круг. Мертвый и бесполезный волшебный круг.
Возьми меня, круг. Возьми меня в Фейвальд.
Но, как и каждый раз до этого, ничего не случилось.
Глава девятая
Деревня ощущалась как-то иначе, когда я шла по тающему снегу, неся наш козий сыр для обмена на муку со строгими указаниями от матушки Чантер, что мне нужно торговать только с семьей Пекарей, а не с новыми Спенсерами, которые прибыли в Скандтон из долин.
— Они не наши люди, — строго предупредила она меня.
Это казалось глупо, потому что они были смертными, что делало их «нашими людьми» больше, чем тех, кто ждал за кругом, который я не мог открыть.
Они точно были больше «нашими людьми», чем та, кто сидел в моей клетке. Я снова попыталась заключить с ней сделку прошлой ночью. Я угрожала. Пыталась вызвать интерес у нее. Но она была непреклонна.
— Я могу ждать, Смертная. Мой Двор скоро нападет на твою землю, как термиты. А потом они освободят меня из этой клетки и подарят мне твои внутренности как награду.
Я сдалась после этого. Потому я согласилась пойти в деревню для матушки Чантер этим утром. Мне нужно было место, чтобы поймать Хуланну, когда она прибудет. Чтобы выбрать его, я хотела понаблюдать за деревней.
Куда она отправится, как только прибудет? К нашему старому дому? Его уже не было, но то место могло сгодиться для ловушки.
Но Хуланна любила зрителей. Мне казалось, что она придет сразу на площадь.
Я шла к пекарне, затерявшись в мыслях о том, как поймать врага, который мог напасть в любое время, превосходил меня по количеству и имел все преимущества. Я была почти там, когда заметила, как тихо было в деревне.
Я застыла.
Стражи не остановили меня у ворот.
Дети не мешали пройти.
Кто-то строил платформу в центре деревни у колодца. На такой платформе обычно произносили речь. Они оставили пилу в бревне, словно их прервали во время работы.
Холодок пробежал по мне, и я опустила завернутый сыр на ступеньки пекарни и побежала по деревне к слабым звукам вдали. Что-то происходило на юге Скандтона.
Я схватила лук, вытащила его из колчана, замерла, чтобы поправить тетиву. Сердце билось в горле, ладони уже дрожали.
Они же не могли уже пройти через круг?
Я следила днем и ночью.
Но я была одна. И прошлой ночью я искала конец зеленого следа, который все вился, пока я не потеряла надежду и не ушла домой. Я не могла ходить по кругу весь день.
Может, я пропустила вторжение.
Может, я упустила шанс расставить ловушку.
Впереди были крики, но не счастливый писк детей, а злые вопли. Я ускорилась, почти бежала по улице мимо пустых домов и магазинов. Несколько голов с интересом выглядывали из окон и дверей, но не двигались, тихо смотрели, словно пытались расслышать шум вдали.
Если это была война, то мы были ужасно не готовы.
Я провела пальцами по стрелам на бегу. Двенадцать. Стоило взять больше. Стоило знать лучше.
Лейтенант молчала в клетке, даже сейчас не стала говорить. У меня не было времени опускать повязку и смотреть на нее. Если она использовала момент, чтобы сбежать, то я ничего не могла с этим поделать.
Вопли становились громче. Я слышала, как что-то звякнуло и стукнуло, будто металл ударил по дереву. Я заставила ноги бежать быстрее.
Впереди была толпа людей. Стражей или солдат не было видно. Как и Олэна на его лошади. Толку от тех рыцарей?
Но нет, это было не нападение. Кто-то из конца толпы бросил капустой вперед.
Вряд ли так можно было победить в бою.
И я начинала слышать слова.
— Мы не хотим тут ваш вид! Прочь!
— Возвращайтесь обратно!
— Прочь отсюда!
Кто-то повернулся в толпе, посмотрел на меня. Дикие глаза и гнев на лице человека сжали мое сердце. В последний раз я видела такое выражение лица у Кавариэля. Это был вид чистой злобы. Искаженный вид.
— Пропустите! — потребовала я, толкая злого мужчину и кряхтя, когда он ткнул меня локтем в ребра. Это было не случайно.
Как и эта толпа — ведь это была именно толпа. Злые лица, искаженные так, что они не были похожи на людей, давка со всех сторон. Мужчины, женщины, мальчики, девочки, все возраста и виды, но объединенные одной звериной эмоцией.
Я стиснула зубы и толкала их, боясь худшего. Может, Скуврель прошел через круг камней. Может, он искал меня. Что-то во мне болело от мысли. Не сердце, дело точно было в ушибленном пальце ноги. Конечно.
Но я стала быстрее дышать, когда вырвалась из толпы в центр хаоса.
Там была лошадь.
Олэн сидел на коричневой кобылице, кричал людям, сжимая поводья двух ломовых лошадей. Пар поднимался от лошадей, они фыркали, тела дрожали от напряжения, их глаза закатывались так, что я видела только белки. Они сорвутся в любой миг, если их не успокоят. Их копыта топтали, уже вырыли ямки в твердой земле дороги.
За ними яркая крытая телега с лиловым и канареечно-желтым шелком дрожала от каждого удара копыт, и пара огромных от ужаса карих глаз смотрела на меня из бреши между тканью и телегой. Кто-то нарисовал яркие солнца на боку телеги так, как могли только дети.
Кто-то рядом со мной потрясал кулаком. Когда я оглянулась, глаза пропали из виду. Там был ребенок, и толпа кричала, жаждала ее крови.
Я в ярости растолкала последних людей своими локтями.
— Спокойно! — взревел Олэн со спины лошади.
Я не слушала его. Он все делал неправильно. Я прошла к носу первой лошади, опустила ладонь на него и дала ей понюхать мою руку, а потом сняла свою плащ и бросила на ее голову. Коню нужна была тишина и игнорировать бушующую толпу.
Другой попытался бросаться вперед, но я прыгнула, преградила путь, не дала ему оттащить коня с накинутым плащом дальше, чем на шаг. Он возвышался надо мной, его нос был таким большим, что моя ладонь выглядела как листик, но я поправила плащ, чтобы накрыть и его глаза, а потом запрыгнула на его спину.
На месте кучера худая женщина сжимала поводья, ее лицо исказила тревога, а рядом с ней мужчина с усами сжимал палку, словно мог так отогнать бушующую толпу. Их яркая одежда указывала, что они были Путниками.
Как мирная Хранительница знаний. Как моя бабушка.
Я сглотнула. Если Скандтон нападал на Путников, то все было хуже, чем я думала.
— Как это понимать? — закричала я со спины лошади.
Олэн был потрясен. Он не видел, как я забралась сюда? Но он никогда не был наблюдательным.
— Слезь, Элли Хантер! — крикнул кто-то из толпы. — Это не дело любительницы фейри, как ты!
— Любительница фейри? — спросила я, склоняясь с оскалом. — Так вы меня зовете? Я помешала фейри уничтожить эту деревню, прогнала их в круг и закрыла его за собой! И вы так зовете меня, которая потеряла зрение, чтобы уберечь вас?
Они не видели повязку на моих глазах? Путники видели. Они смотрели на меня с пониманием. А потом они посмотрели на клетку, которую я всегда привязывала к поясу, и их глаза расширились.
Я надеялась, что они не видели, кто был внутри.
— Я не верю, что ты слепая! — крикнула матушка Корнекоп, плюнула от пыла своих слов. — Ты видела достаточно, чтобы забраться на лошадей!
— А вы хорошо видели, что нападаете на Путников? — осведомилась я. — Вы не заметили яркую телегу или цветные шелковые шарфы? В Скандтоне никогда не угрожали Путникам! Мы всегда принимали их истории у наших костров, чудеса, которыми они торговали!
— Временя изменились, — тихо сказал Олэн, и толпа вокруг него согласно зашепталась. — Сэр Экельмейер постановил, что всех Путников нужно задерживать.
Мой рот раскрылся.
— Вы арестовываете этих людей?
Он отвел взгляд, лицо стало уродливо красным. Он был в своих сияющих доспехах, словно рыцарь из сказки, который прибыл спасти нас всех, а не был жутким разочарованием.
— Почему? — меня словно лишили дыхания, я словно падала в дыру.
— Они распространяют магию! — крикнула матушка Корнекоп, и матушка Пекарь согласно буркнула рядом с ней.
— В телеге дети, — возмутилась я, уперев свободную руку в бок. — Ты арестуешь детей, Олэн Чантер?
Я повернулась и пронзила его взглядом, а он не смотрел мне в глаза. Но в его нагруднике были глаза. И они смотрели в мои глаза.
— Все запутано, маленькая охотница, — сказал Скуврель из отражения на грудной пластине. Я сглотнула и старалась не смотреть. Я сходила с ума! Я видела его всюду.
— Ты сама еще ребенок, Элли, — сказал Олэн. — Что ты знаешь о законах и долге?
Мои щеки пылали, но не от стыда, как у него. Я была исполнена ярости.
— Больше тебя, похоже, сэр Чантер. Я знаю, что нельзя наказывать невинных или мучить мирных людей в телегах, раскрашенных солнцем и радугой!
— Они будут задержаны, их имущество изымут, — тихо сказал Олэн. Толпа притихла. Я услышала, как кто-то выронил монету, и она покатилась по улице и ударилась об каменную стену. Это было слышно четко в тишине вокруг нас.
— А что потом? — я почти не могла видеть, меня трясло. Я хотела кого-нибудь ударить. Лучше всего — Олэна.
— А потом он ощутит твой гнев, — сказал Скуврель в нагруднике Олэна, его глаза сияли.
«Прошу, не сходи с ума сейчас, Элли. Держись».
— А потом сэр Экельмейер вынесет вердикт, когда прибудет, — сухо сказал Олэн.
— И какой же? — я посмотрела на Путников в телеге, на их безнадежные взгляды. У них не было даже сил отбиваться.
— Они любят фейри, Элли, — сказал Олэн, словно это он был на стороне разума. — Они торгуют магией или с теми, кто ее делает. Им тут не место. Это не их земля, мы — не их народ.
— Я чувствую зависть? — прошептал Скуврель. Я почти верила, что он был настоящим. Он сказал бы что-нибудь такое.
— Что скажет Экельмейер? — с нажимом спросила я, не желая поддаваться безумию.
— В прошлый раз он приговорил взрослых к смерти.
— А детей? — спросила я, голос был тихим, но, казалось, разнесся эхом над молчащей толпой. Я ожидала, что на их лицах будет потрясение, как у меня, но мое дыхание застряло в горле, когда я посмотрела на них. Они молчали не от шока. На их лицах была мрачная решимость.
— Он забрал их с собой, — сказал Олэн.
Я склонилась и шлепнула его по макушке. Его шлем зазвенел от удара.
— Олэн Чантер, ты позорище! — я выпустила свою ярость в слова. — Тебе должно быть стыдно! — я повернулась к толпе, указала на них пальцем, чтобы подчеркнуть свои слова. — Вам всем должно быть стыдно! Мы — не такие!
Скуврель восторженно зашипел:
— Приведи его ко мне, маленькая охотница, и я заплачу позором за позор. Мы сможем повеселиться, будем вместе учить его пресмыкаться.
«Сохраняй разум, Элли. Прошу».
— Но они любят фейри! — крикнул кто-то, и будто дамбу прорвало, вокруг послышались крики и шепот, толпа ожила.
Любители фейри! Как глупо звучало. Фейри были жестокими и опасными. Они могли сделкой лишить жизни, и они прибивали к дереву и воровали детей, но они хотя бы не притворялись при этом хорошими.
— Вы хуже! — закричала я в ответ. — Они злые. Но вы выбираете зло, когда могли выбрать добро. Разве это не хуже? Разве вы не хуже?
— Тебе нужно уйти, Элли, — сказал Олэн, склонившись над лошадью и схватив меня за воротник. — Пока мне не пришлось арестовать и тебя.
— Ты безумнее своего отца, — сказала я, выдерживая его яростный взгляд сквозь повязку, моя нижняя губа дрожала.
— Он заставил меня начать подозрения насчет твоей симпатии к фейри, — он толкнул меня так, что я упала с лошади в толпу. — Или мне придется повесить тебя с ними, — он повернулся к лошадям. — Ха!
Он снял мой плащ с голов ломовых лошадей и шлепнул их по шеям, повел их к своему дому на площади города. Толпа пропустила его, сапоги пинали меня со всех сторон, пока они шли мимо. Я осталась комком грязи и боли, мой лук был сломан, стрелы рассыпались, и только клетка осталась целой, защищенной моим сжавшимся телом.
Я с болью поднялась с земли, сжимая пострадавший живот, и смотрела, как они шли в центр Скандтона. Раздались крики. Поднялся дым. Они подожгли яркую телегу.
— Двор Смертных веселее, чем я думала, — сказала фейри в моей клетке. — Я думала, что вы все тупые, но смертные любят боль так же, как мы. Они пытают невинных так же легко. Думаю, они примут Леди Кубков, когда она придет во всем великолепии и сделает им предложение.
Я поежилась от ее слов, потому что она была права. О, она была права. И это разбивало мое сердце.
Может, не важно было, поймаю я сестру или нет. Может, Двор смертных заслуживал суда фейри. Может, я даже помогу им с этим.
Глава десятая
Матушка Чантер была неаккуратной хозяйкой, и я была благодарна за это, забрала зеркальце с камина и спрятала в плащ, а потом выскользнула наружу и убежала в лес.
Я нашла укромное место в роще ив и вытащила зеркальце, ладони дрожали.
— Так любишь себя? — сказала Лейтенант, сидя в клетке, жуя кусочек яблока, который я ей дала.
— Тихо, — прошипела я.
Я хотела доказать, что была безумна или нет? Я не знала, но сердце колотилось, как барабан, я подула на поверхность мутного серебряного зеркальца и вытерла рукавом.
Как только я подняла его, прикусив губу от напряжения, я увидела его лицо.
— Зеркальце в моей руке, кто на свете всех милее? — сказал он с ухмылкой.
— Скуврель? — прошептала я.
— Молодец. Угадала с первой попытки! — он подмигнул.
Я мрачно посмотрела на него и стала кричать шепотом:
— Мне плевать, как ты делаешь это. Мне плевать, что это за магия. Мне плевать, сошла ли я с ума, но мне есть, что тебе сказать!
— А у меня есть ухо, чтобы это услышать. Жаль, что одно, — его глаза пылали, пока он говорил, словно напоминали мне о его жертве. Если он думал, что это изменит мои намерения, он мог подумать еще раз!
— Ты женился на мне! Обманом!
Он рассмеялся.
— Это было не против твоей воли, Кошмарик. Ты произнесла слова.
— Потому что ты обманул меня!
— Я живу за счет лжи и обмана. Ты знала это обо мне, — его улыбка была слишком заразительной для того, на кого я злилась.
— Что заставило тебя это сделать?
— Ах, Кошмарик, ты смотрела на меня с таким желанием, что я не увидел иного выхода, как даровать тебе твое самое темное желание — меня.
Я покачала головой. Конечно, он так подумал. Ему казалось, что весь мир смотрел на него с желанием.
— И видишь, что вышло? — парировала я. — Я продала тебя, потому что не знала, что обладала тобой!
Он рассмеялся, глаза хитро блестели.
— И теперь ты знаешь. Что ты со мной сделаешь, Кошмарик?
Я хотела скрестить руки на груди, но держала зеркальце. Я решила упрямо выпятить подбородок.
— Не пытайся меня отвлечь. Говори, что тебе от этого? Ты знаешь, что я зачахну и умру лет через семьдесят. У меня нет чар или морока твоего народа. Нет повода жениться на мне.
— Ты уже должна знать, Кошмарик, что я ничего не даю просто так. Даже информацию. Если хочешь чего-то от меня, придется заключать сделку. Надеюсь, я не заберу что-нибудь важное у тебя, — его глаза блестели. Ему было весело?
— Ты женился на мне без сделки! — заявила я. А потом огляделась. Кто-нибудь слышал? Даже в лесу нужно было оставаться осторожной. — Что я получила из этого?
Он был возмущен.
— Меня, Кошмарик. Я — твой главный приз. Это как обнаружить золотые копи, но не желать копать. Это меня путает. Мне напомнить тебе, какой я чудесный приз?
Я придвинула зеркальце ближе к лицу.
— Напомнить? Тебе нужно сначала это доказать. Ты ужасное запутанное существо, и хоть я стала… тебе другом… — казалось странным признавать это, — я не собиралась выходить за тебя! Ты забрал у меня свободу, когда женился на мне. Думаю, я хотя бы заслуживаю знать, почему. Это должно быть частью сделки!
— Разве мало, что я хочу тебя как постоянного союзника? Разрушитель миров, устраивающая хаос так, что даже я, Валет Дворов, это уважаю? Этого мало?
— Это причина? — с вызовом спросила я.
— Не хочешь узнать? — соблазнительно спросил он. — Твоя сестра хотела узнать. Она отдала смертность за ответ Кавариэля.
— Я думала, что человек должен ценить бессмертие, а не смертность, — прошептала я.
— Видишь? У меня можно многому научиться, — дразнил Скуврель тоном. — Разве это не стоит брака со мной? И ты уже получила мою помощь и вечную дружбу. Твоя награда выше, чем у смертных королев.
— Да, я чувствую, как мне повезло, — сухо сказала я.
— Как и должна, — согласился он, источая удовлетворение.
— Но чего ты ждешь от меня? Ты же не… не думаешь… что я рожу от тебя детей?
Его смех был жестоким.
— Фейри не рожают детей. Мы воруем детей. Ты это знаешь.
— И чего ты ждешь от меня? — прошипела я.
— Всего, — сказал он серьезным тоном, который пугал меня. — А теперь, Сладчайший кошмар, я не могу задерживаться. Из-за твоей жестокой сделки я должен служить другому, а он более жестокий, чем я. И ему не нравится, когда его заставляют ждать, — он сделал паузу. — О, и блестяшку, через которую ты со мной говоришь, сохрани. Я скучал по нашим словесным сражениям эти долгие месяцы. Правда или ложь? Тебе нравится быть моей женой.
Отчаянная паника проступила на его лице, и я не успела ответить, он пропал, и зеркальце потемнело.
— Месяцы? — спросила я, но он уже пропал.
— Разве ты не знаешь, что Фейвальд работает не так, как мир смертных? — сказала Лейтенант, выбросив зернышко яблока из клетки. — Месяцы для него — дни для тебя. Представь, сколько веселья я пропустила, пока ты держишь меня в плену тут.
— Все мы пленники, — буркнула я. — Ты не слышала? Меня обманом заманили в брак.
— И ты закончила игру? — спросила она без интереса.
— Какую игру? Вы, фейри, много играете, сложно за всем уследить.
Она закатила глаза.
— Игру брака. Если не закончишь игру за год, брака будто и не было.
— А если закончу игру? — спросила я, ощущая холод телом.
— Тогда брак может разорвать только смерть.
— Вы так верны друг другу? — удивилась я. Многие браки оставались на всю жизнь в Скандтоне. В деревне нашего размера было мало вариантов. Но даже так некоторые пары жили порознь. Некоторые даже отказывались от бывших браков и выбирали новые жизни с другими людьми. Странно, что фейри так не делали.
Она фыркнула.
— Ты не поняла. Если ты передумаешь позже, один из вас должен закончить брак смертью — смертью спутника — чтобы Убийца родни не пришел вырвать бьющееся сердце из твоей груди.
— Как мило, — сухо сказала она. — Вижу, почему ты не спешишь выходить замуж, Лейтенант.
Она вздохнула.
— Можешь звать меня Валот, раз ты кормила меня. Так меня зовут. Я сохраню твою тайну в обмен на еду. Редкая сделка с Сумеречным двором.
Она звучала подавленно.
— Мою тайну? — спросила я.
— Любой, кто узнает, что ты замужем, попробует расторгнуть союз до того, как он стал вечным. Это игра. Забавный способ проверить, могут ли обман и хитрость помешать тому, что ты затеял. Сложно сопротивляться такому вызову. Потому многие фейри скрывают не завершенный брак.
— А если я его не завершу? Что тогда? — спросила я.
Она пожала плечами.
— Он пропадет. Если кто-нибудь нарушит брак, ты будешь должна приз.
— Приз? Какой приз?
— Игра не смешная без приза. Обычно можно договориться о том, что это будет, но ценность должна быть равной твоей жизни.
— Ты шутишь!
Она приподняла бровь и скривила губы.
— Не путай меня со своим ценным Валетом. Я не шучу. Я создана купаться в крови и пить жизнь своих врагов. Я — мышцы и острые зубы. Я — клинок и стрела. Я — жестокость.
Я кивнула, скрывая эмоции на лице. Она была серьезна. Очень серьезна.
— Конечно, — согласилась я. — Я ошиблась.
— Именно.
Я ощущала вину за то, что убрала ценную вещицу матушки Чантер в свой карман, когда взяла клетку Валот. Я оставила себе зеркальце, но это было безумно, потому что кто звал сам проблемы в свою жизнь? А Скуврель всегда был проблемой. Я думала, наш брак мог просто растаять. Что мы могли сказать, что это была ошибка. И потому мне не нужно было думать, что означал брак с фейри. И что от меня ожидалось. И что меня могли заставить делать.
Я задрожала, мне вдруг стало ужасно холодно.
Глава одиннадцатая
Я ждала до ночи, потому что тогда делались плохие поступки — по крайней мере, то, что другие могли посчитать плохим.
Если честно, я не знала, могла ли навредить кому-то в деревне — человеку с семьей и друзьями, которые могли оказаться моей семьей и друзьями — но при этом я злилась достаточно, чтобы захотеть.
Я не смогла починить разбитый лук, а строить новый было долго. Потому к моей ноге был пристегнут охотничий нож и старый лук, который я нашла, проверяя следы. Мне пришлось поменять на нем тетиву, и я не была уверена в том, хорошо ли из него стрелялось, но я надеялась, что выстрел из него был достаточно болезненным для кого-то вблизи. Этого уже хватило бы.
Я взяла с собой еду — столько, сколько смогла взять, чтобы мама или матушка Чантер не заметили — и одеяла, которые сорвала с веревок в деревне. Этот поступок не был честным, да. Но я и не ощущала себя сейчас честной. Они были свернуты в пустом бревне на западе от деревне, потому что, если получится, туда я поведу людей — на запад, к извилистой тропе в горах к полуразрушенной телеге и дубу. Только так я могла увести их отсюда. А я не собиралась смотреть, как напыщенный рыцарь с несгибаемыми правилами казнит людей за то, что они, по мнению народа, были связаны с фейри. Я не могла это допустить, пока я была тут.
— Зачем столько стараний для не своего Двора, Смертная? — спросила Валот.
— Потому что это правильно, — сказала я, готовясь.
— Другие из твоей деревни не согласны, — сказала она с нажимом. — И я следила за тобой. Ты крадешь и врешь. Ты забираешь и выбираешь. Ты не лучше них, не лучше нас.
— Это твое мнение, — заявила я.
— А если мы судим тебя по твоей совести? По твоей смертности? — спросила она, все еще спокойная, несмотря на бурю моих эмоций. — Ты сможешь выстоять такую оценку?
Я проигнорировала вопрос. Мне не нравилось напоминание, что я не придерживалась даже своего мнения о правильном и неправильном. Но это могло помочь. Верно?
— Я оставлю тебя тут, — сказала я, решив оставить ее в дереве с орлиным гнездом. Я накрыла тканью ее клетку, чтобы отогнать птиц. — Там, куда я иду, могут лететь стрелы. Я не хочу, чтобы ты пострадала при этом.
— Я не доверяю бескорыстию, — сказала она приглушенно под тканью.
— Как хочешь. Я делаю это для тебя.
— Тогда дай мне ответить на услугу. Для завершения игры брака нужно выполнить четыре пункта. Первый — взять его руку в ответ — любым способом. Если ты этого не сделала, то ты даже не начала игру.
— Спасибо, — буркнула я. Но сердце уже сжалось. Я помнила ясно, как вода в реке, как взяла Скувреля за руку и поцеловала ладонь перед тем, как он толкнул меня в каменный круг. Конечно, он был удивлен.
Я с трудом удержалась от желания вытащить зеркальце из кармана и поискать его перед тем, как уйду. Это было безумно, ведь он мог поймать меня вторым пунктом, каким бы он ни был. Переживать о его мыслях было как мотыльку переживать из-за огня. Глупо и опасно.
Я отогнала желание и попыталась настроить себя к тому, что меня ждало.
Ночью стражи были вялыми. Проникнуть в деревню в тени у света их костров было до смешного просто. Если эта деревня была такой же, откуда я ушла, то люди все время пробирались так в лес и встречались с возлюбленными или друзьями. Даже если не идти по дорогам, между домами и оградами хватало места, чтобы легко проникнуть в деревню.
И теперь я была у бараков или тюрьмы — того, что было у дома Олэна. Я скользила в тенях, прижавшись спиной к грубому камню стены его дома. Голос Хельдры донесся из открытого окна:
— Если есть шанс, что они знают, как пройти в каменный круг, Олэн, нужно им воспользоваться, — говорила она.
— У меня приказы, Хельдра.
— Пфф! — она звучала возмущенно. — Приказы! Я говорю о нашем сыне!
— Я не буду нарушать их. Сэр Экельмейер доверился мне.
Теперь она звучала отчаянно:
— Олэн Чантер! Фейри тебя заберут, если ты не используешь каплю власти, которая у тебя есть, чтобы вернуть нашего мальчика!
Я еще не слышала Хельдру такой расстроенной. Я дрожала от ее слов. Потому что я ощущала бы себя так же, если бы мой малыш был в Фейвальде. Я не ожидала, что буду соглашаться с Хельдрой Тэтчер.
— Если бы я хотел жениться на безумной, Хельдра, я женился бы на Элли Хантер. Теперь оставь меня. Мне нужно написать письмо сэру Экельмейеру, — его голос был холодным.
— Ты издеваешься, Олэн. Я не в настроении для этого, — в ее словах звенели слезы.
— Как и я. Кто из нас тут Рыцарь, Хельдра?
Я закатила глаза. Если бы он так говорил со мной, он уже искал бы новое место для сна. Может, он принял правильное решение насчет брака.
Брак! С запутанным фейри! Мне нужно было понять, что с этим делать… но не сейчас. Я покачала головой, прочищая ее. Я не ошиблась, заключив сделку на его службу. Правда. Он был виноват, что женился на мне, не сказав мне.
Сосредоточься, Элли!
— Я ненавижу тебя, Олэн! — рявкнула Хельдра. — Ненавижу за безразличие. Но не брошу, потому что двое других детей нуждаются во мне, и, хоть я дура, ты — их отец. Но если ты потеряешь еще хотя бы одного, я заберу меч из твоей руки и статус рыцаря так быстро, что ты не поймешь, как прожил так долго.
Олэн вздохнул, и дверь хлопнула, а я убежала от теней под окном к теням у двери бараков. Я возилась с замком в темноте, пыталась пробраться раньше, чем Хельдра выйдет во двор. Было заперто. Я вытащила нож, чтобы попробовать взломать им замок, но Хельдра сбежала по крыльцу дома, свет луны сиял на ее капюшоне.
Я отпрянула в тени, прижалась к краю двери, надеясь, что она меня не увидит.
Она вскинула голову и посмотрела на тени в сторону, где я пряталась.
Ой.
Она прошла к двери бараков. Что-то сияло в ее руке.
Ключ.
Хватило бы мне наглости ударить Хельдру по голове и забрать его? Я не любила Хельдру. Но не была уверена, что могла побить ее. Особенно, сейчас. Она жила так, как чуть не стала жить я — теперь я понимала, как такая жизнь душила бы меня и разочаровывала.
Она добралась до двери, вставила ключ в замок. Момент истины.
Я не успела поднять руку, она заметила меня в тенях. Ее глаза расширились, а потом она подняла руку, словно останавливала меня, и осторожно посмотрела поверх моего плеча.
— Ты собираешься открыть круг и вернуть моего мальчика? — прошипела она, хмурясь.
Постойте. Она не собиралась кричать? Не хотела напасть на меня?
— Я пытаюсь, — прошептала я.
— Старайся сильнее, — отчаянно прошептала она. — И забери ключ, а то это обернется для меня бедой.
Она развернулась и пошла к калитке, ведущей на улицу.
Я выдохнула и повернула ключ в замке, вытащила его и открыла дверь. Кто бы подумал, что Хельдра Тэтчер будет помогать мне спасти семью Путников? Мир перевернулся.
Я нашла их вокруг крохотного огня за решеткой камина в бараках. Десятки кроватей стояли рядами по бокам от камина, но семьи Путников не было на них. Вместо этого они спали на плечах и коленях, тихо плакали, обнимаясь у костра.
Сочувствие впилось занозой в мое сердце.
Проклятый Олэн и его дурацкий сэр Экельмейер!
И проклятый Скандтон!
Они были не лучше Верекса или Кавариэля. Не лучше моего дорогого мужа Скувреля и его ужасных уловок. Они были просто хуже в том, что делали. Они были как ребенок, топчущий цветы, радуясь разрушению. А эта бедная семья была цветами.
— Шш, — прошептала я, когда женщина посмотрела на меня. — Нужно уйти, пока меня тут никто не заметил.
— Телега, — начала она, но я прервала ее жестом.
— Пропала. Берите то, что можете унести. У меня есть одеяла в дереве, если мы дойдем так далеко.
Она кивнула, мужчина тоже кивнул. Они осторожно разбудили маленьких детей. Это были три мальчика, не старше семьи, не младше трех, и их карие совиные глаза растопили мое сердце.
— Идемте, маленькие охотники, — прошептала я. — Нужно уйти вместе. Сможете молчать?
Три кивка, большие глаза смотрели на меня.
— Кто ты? — спросил младший.
— Я — Кошмар ваших врагов, — прошептала я и подмигнула. — И ваш друг.
Его улыбка сверкнула в сумраке.
Я улыбнулась, стараясь выглядеть уверенно для них.
— Теперь за мной, маленькие охотники. И ступайте тихо!
Я скользнула за дверь, повела малышей в ночь, их родители двигались за мной шеренгой. Олэн не оставил стража у бараков. Он доверял ключу, своей жене и деревне. Может, даже доверял мне. Но я не ощущала вины за это. Он пленил невиновных.
Мы добрались до края западной дороги, лошадь заржала неподалеку, и младший мальчик позвал:
— Полька!
Его мать упала на колени, зажала рукой его рот, в ее глазах блестел страх.
В тот же миг один из стражей на краю деревни сказал:
— Что это было?
Он поднял факел и пошел к нам.
— Идите на запад за деревья, ждите меня там, — шепнула я, опустила повязку и пошла в тенях к стражу. Было проще смотреть духовным зрением.
— Это просто я, — громко сказала я, привлекая внимание, чтобы Путники могли уйти в лес.
— Хантер? — спросил один из стражей, поднимая факел выше.
Я смело шагнула в свет его факела и застыла. В моем духовном зрении он чуть мерцал.
Это было нормально.
Но не было нормально то, как его края будто распутывались и сплетались снова.
Как у фейри.
Глава двенадцатая
Мое сердце билось в горле, он вытащил меч. Другой страж вышел из-за него, подняв арбалет, целясь в меня.
Вот их внимание и у тебя, Элли. Что теперь? Могла я на самом деле навредить… или убить? Людей из Скандтона? Но я не узнавала этих двоих. Они были не из тех, с кем я выросла. Это что-то меняло? Они все еще люди, Элли. У них есть матери и отцы, может, даже жены и дети. Ты можешь им навредить? Это сделает тебя лучше Хуланны?
Я сглотнула.
Другой страж тоже распутывался по краям. Что это значило? Они уже не были людьми? Я могла навредить или убить тому, кто не был человеком. Могла.
Я сделала паузу.
Чем я думала? Я заставляла себя видеть кого-то не человеком, чтобы навредить? Я была не лучше фейри. Как и все мы. Что мы собирались делать?
Я встряхнулась и шагнула вперед.
— Конечно, это я, — презрительно сказала я. — А кто еще это мог быть?
— Что сказать? — осторожно сказал страж с арбалетом. — Сэр Чантер приказал усилить комендантский час. А ты не дома. Может, это даже не ты. Говорят, существа с вершины горы могут менять лица.
— Фейри? — спросила я, и он вздрогнул. Интересно. Я не слышала такой легенды, если он не имел в виду морок. Я впустила насмешку в тон. — Они могут сделать себя невероятно красивыми. Я выгляжу невероятно красиво?
— Нет, — сказал страж с мечом и немного покраснел. — Простите, мисс, но нет.
— И я так думаю, — я сделала еще два шага, делая вид, что не переживала из-за арбалета, который дрожал в руках владельца.
У края деревьев я услышала треск ветки. Страж с арбалетом стал поворачиваться, и я быстро шагнула вперед и забрала у него арбалет. Его палец скользнул по спусковому крючку, и снаряд дико улетел в ночь, попал по флюгеру на ближайшем доме.
— Если хотите сторожить деревню от фейри, нужно быть сильнее, — твердо сказала я. — Вы даже не знаете, как прямо держать арбалет, тем более — попадать по мишени. Я была в шаге от тебя, а ты промазал!
Увереннее, Элли. Пусть видят, что ты во главе. Так делал это Скуврель.
— Но я… — начал страж, и я услышала еще треск в лесу, так что повысила голос, чтобы заглушить его.
— А ты! С мечом. Ты просто стоял как дурак! О чем вы оба думали? Когда фейри побегут из каменного круга и спустятся по горе на единорогах, все разрезая бронзовыми мечами или пикируя с неба на крыльях из дыма, вы будете попадать арбалетом по флюгерам, поднимать факелы, раскрыв рот, или сможете поднять тревогу и предупредить деревню об опасности?
— Я…
Я перебила его протест.
— Какой у вас сигнал? Колокол на столбе? Почему вы не позвонили?
— Мы тут стражи, а не ты, — сказал страж с мечом, взяв себя в руки. Из дома неподалеку донеслись звуки спора, жители обсуждали, стоит ли им проверить флюгер.
— Да, — я подошла ближе, как сделал бы Скуврель, если бы был тут, и улыбалась так же жестоко. — И из-за того, что я не сторожу деревню, вам нужно правильно делать это. Потому что, признают это люди или нет, я все еще Охотница, и если вы не убережете мой народ, я буду охотиться на вас и заставлю вас заплатить за халатность.
— Вот и нет, — сказал спокойный голос за мной. Я повернулась и увидела Олэна с мрачным лицом, он высоко держал лампу. Но в моем духовном зрении он все еще был сутулым нервным парнем, каким я его знала. Он трепетал, пока говорил. — Тут нет Охотника, Элли.
— Тогда обучи своих стражей защищать деревню, — сказала я, толкая арбалет в его грудь. — И мне не понадобится быть Охотником.
От страха мои колени дрожали. Их была целая деревня, а я — одна. Но я все видела перед глазами те невинные карие глаза — глаза детей, которых арестовал мой бывший друг. Маленькие охотники ждали меня в лесу. Мне нужно было дать им время.
Олэн сжал мое запястье, забрал арбалет и бросил его стражу, чьим и было оружие. Страж трепетал, как угасающий огонек, в моем зрении, его края спутывались еще сильнее следующие мгновения. Олэн не сводил меня взгляда, и для моего духовного зрения его глаза были полны огня.
— Они выполняют работу. Не они устраивают беспорядки. Ты. Иди домой, Элли.
Я знала, когда молчать — и это нужно было делать сейчас, пока он давал мне то, чего я хотела — разрешение уйти по дороге в лес и помочь Путникам. Я сжала губы.
Олэн притащил меня ближе, до боли сжимая мое запястье.
— И, Элли, надеюсь, ты никак не связана с тем, что я нашел в бараках.
— Что ты нашел? — невинно спросила я, и он прищурился.
— Ничего. Я ничего не нашел.
Я постаралась изобразить смятение и возмущение — как было бы, если бы я не сделала те бараки пустыми, и если бы я не знала, о чем он говорил.
— Тогда тебе не стоит на меня злиться.
Он злобно поджал губы, его дух ярко вспыхнул на миг, а потом потускнел, и он оттолкнул меня.
— Просто иди. И, если мои стражи увидят, что ты нарушаешь комендантский час, тебя запрут в бараках.
Я с трудом смолчала, но сделала это. Я держала рот на замке, пока разум кормил меня умными ответами. Был бы тут Скуврель, он все им высказал бы, а потом стер нахальный вид с лица Олэна. Но я не осмелилась так делать.
И мне нужно было перестать желать, чтобы мой муж-фейри был тут. Я все усложняла этими эмоциями. Эмоции были как рыба. Они ускользали из рук и утекали по реке раньше, чем ты успевал вдохнуть.
Опасно, Элли. Корми этим внутренний огонь.
Я уверенно вышла из деревни, заставляя себя не оглядываться, а потом тени скрыли меня полностью. Даже так, когда я оглянулась, Олэн еще стоял в свете огня, смотрел мне вслед. Я сглотнула, подняла повязку и надеялась, что смогу тихо добраться до Путников. Еще больше я надеялась, что он не верил, что я спасла их, по крайней мере, пока я не увела их в убежище.
Глава тринадцатая
Когда я вернусь домой, будет беда. Олэн точно должен был понять, что это я украла Путников — так ведь? И мне было все равно. Руки и ноги так устали, что могли отвалиться, и я несла только самого маленького ребенка — его милая голова с темными кудрями лежала на моем плече, его спина была изогнута, чтобы удобней было обвивать ногами мой пояс, пока я придерживала его руками.
Я еще не представляла себя матерью, но с малышком на руках что-то во мне растаяло. И вызвало вопросы. Что означал настоящий брак со Скуврелем? Помимо того, что это был брак с жителем ада — ужасное запутанное существо, которое я звала другом — у него не могло быть детей. Вообще.
Я сжимала факел в руке, придерживая малыша — духовный огонь не вредил ему. Он озарял путь достаточно, чтобы мы могли идти в темной ночи среди камней.
За мной двое взрослых Путников тяжело дышали. Мы ничего не говорили с тех пор, как я нашла их в лесу, сжавшихся вместе. Даже когда я вытащила одеяла и еду, и мы закутали детей в теплые одеяла и связали припасы в узелки, чтобы их несли родители.
Послышался шепот, когда первый из детей споткнулся, так устал, что упал и заплакал. Его мама успокоила его, и мы продолжили идти в тишине, но теперь с детьми на руках.
К счастью, духовный факел отгонял гулей, и хоть я слышала их тоскливый вой в ночи, они не приближались к яркому сиянию.
Кому-то нужно было сделать что-нибудь с ними. Даже в моем детстве они не были вот так, не под контролем. Если Рыцари сменили Охотников, то Рыцарям стоило заняться этим. Общество не могло выжить с дикими гулями на границе. Они не вредили взрослым, но забирали детей, если получали шанс. И они порой осмеливались заманить старших к смерти.
От этой мысли настоящий страх пронзил сердце. Если эта ночь меня чему-то научила, так это тому, что защиту города нельзя было доверить Олэну. Как и его людям. И оставалась только я. И пока я придумывала, как поймать сестру, я не могла помогать невинным Скандтона. Или оберегать родителей.
И я не нашла способ спасти смертных детей в мире фейри. Раздражение и огонь наполняли мои шаги. Времени не хватало. И Элли не хватало. Но это не было оправданием. Я провела дни, бегая по округе в поисках оружия, когда должна была строить планы. Я все сделала не так.
Я думала как подросток и хищник, а не как фейри или моя сестра, и если я не могла научиться думать, как они, я не могла стать умнее и глубже, чем сейчас. От этого все пострадают. Может, взрослые Скандтона заслужили такое после того, что чуть не сделали с этими Путниками. Но дети такое не заслужили.
Каждый раз, когда я оглядывалась на взрослых Путников, я видела в их глазах страх и отчаяние. Я не осмелилась остановиться и сказать, что у меня был план, и что, если мы заберемся в телегу, они будут в безопасности. Я не могла останавливаться, чтобы нас не поймали. Кто знал, когда Олэн поймет, что это я освободила их? Кто знал, когда он отправит людей, не замедленных детьми на руках, за нами? Или сам погонится за нами на лошади? Хотя лошадь далеко не зайдет на этой узкой тропе.
И какой дурак называл лошадь Цветочек? Не Искра или Молния, что-нибудь под стать первому боевому коню, а… Цветочек? Олэн был ужасным рыцарем.
Если только он не отпустил меня, чтобы я помогла Путникам.
Но в этом не было бы смысла, да?
Я оглянулась, попыталась выразить взглядом надежду для Путников. Но их тревожные глаза только ускорили мои шаги. Эта часть подъёма была самой тяжелой. Особенно в темноте. И я не осмелилась зажечь настоящий огонь, чтобы помочь нам. Если кто-нибудь увидит свет, пойдет на него, то разбитую телегу могут найти. А если телегу найдут, все Путники будут в опасности.
Разум блуждал. Нужно было сосредоточиться. Мне нужно было придумать способ спасти всех детей — детей Путников, как милый малыш, спящий на моих руках, украденных детей, детей в деревне. Они не заслужили того, что приближалось. Никто из них. И хоть я уже сдалась в спасении деревни, я не могла бросить их. Не могла. Я должна была сражаться. Должна была победить.
Путь казался дольше, руки становились все тяжелее, но разбитая телега все-таки появилась впереди, и мои колени согнулись от облегчения.
— Ты не устала? — спросила женщина, присев рядом со мной, ее сын зевал в ее руках. Ее глаза были огромными в свете факела, она сияла серебром.
Я видела, как переливалась телега для духовного зрения. Она выглядела волшебно в свете факела.
— Мы на месте, — прошептала я. — Дверь в той телеге уведет вас в безопасность — к другим Путникам. Одна из них звала себя Хранительницей знаний.
— Тогда нужно спешить, — ее муж кивнул, но движения были напряженными. Не я одна была встревожена.
Я встала, уставшие ноги протестовали. Я пошла по камням к телеге, каждый шаг давался с боем.
Держись, Элли.
Почти пришли.
За мной раздался крик, и я ускорилась.
— Как нас могли увидеть? — спросил мужчина. — Темно ведь!
— Не знаю, — сказала его жена, но ее слова были приглушенными, она прошла в телегу. — Тут ничего нет.
— Идите, — прошептала я. — Дверь скрыта.
Ее муж ждал, что я пройду первой, и я поспешила за ней, споткнулась и чуть не рухнула, когда нога ударилась об землю на другой стороне. Я оказалась в кольце удивленных Путников вокруг дуба. Их костер весело сиял, был вдвое выше меня, и скрипка замолчала на пару мгновений после моего появления. Люди застыли, тяжело дыша, румяные, держась за руки, словно мы прервали танец. Так и было.
— Это правда, — выдохнул Путник, выходя в круг за мной. Облегчение и надежда смягчили его лицо. — Я не осмеливался надеяться.
— Арви? Это ты? — спросил один из потрясенных мужчин у костра, удивленно встав.
Хранительница знаний вышла из-за толпы и забрала властно спящего ребенка из моих рук.
— Сестра, брат, для вас есть места. Давайте уложим детей.
Я обмякла с облегчением.
— Спасибо, — сказала женщина, которую я спасла, поцеловала меня в щеку и отдала второго своего мальчика женщине с теплой улыбкой и морщинистым лицом.
— Мне нужно возвращаться, — неловко сказала я. — Голоса на холме… Мне нужно, чтобы они меня нашли, чтобы не обнаружили телегу.
Женщина, которую я спасла, сжала мой рукав.
— Как зовут ту, что спасла нас?
— Я — Элли Хантер, — сказала я. Мне было не по себе от такого внимания. Они были такими счастливыми. Целыми. Они не подходили моему разбитому миру и отчаянию.
— У твоей деревни спрятаны лук и клинок, Элли. И палка. Это знаем все мы, и я предлагаю это как дар благодарности за то, что ты сделала этой ночью, — женщина прошептала мне. — Палка — факел, который делает тебя невидимой для фейри, — она взглянула на палку в моей руке. — Но это ты уже знаешь. Клинок рассекает миры. Лук пронзает только злые сердца. Найди их, и у тебя будет все нужное, чтобы защитить невинных от тьмы, что хлынет на землю.
Она опустила голову и поспешила прочь, не дав отблагодарить ее, но Хранительница знаний склонилась ближе, мальчик был у нее на руках.
— Ты спасла тех, чьи имена не знала, от судьбы, о какой не знала. Мы помним тех, кто помнит нас. Вряд ли ты придешь к нам ради своей выгоды, но если приведешь тех, кому нужна помощь, мы поможем им ради тебя. Помни это.
Я кивнула.
— Я помни, что кровь — это кровь.
Это звучало безумно, но у меня не было сил спорить. Я прошла сквозь дуб, высоко держа духовный факел, и постаралась уйти подальше от телеги, чтобы меня нашел тот, кто кричал в лесу. Я сделаю все, чтобы уберечь тех людей. Даже если сломаю шею во тьме.
И, пока я спотыкалась, падала и спешила во тьме, я думала о ржавом клинке, который я спрятала в дереве. Мог этот клинок рассекать миры? Я могла им прорезать путь в Фейвальд?
Пора было перестать быть доверчивой девочкой и стать охотницей. Я начинала продумывать план по спасению детей. Всех детей. И я выполню это. Но сначала нужно было собрать вещи и поговорить с матерью.
Я почти видела темные глаза Скувреля, подмигивающие, пока я бежала.
Глава четырнадцатая
Мои ноги уже не просто болели, а были бесконечным криком боли, пока я двигалась во тьме, высоко подняв духовный факел.
Я все еще не знала, правильно ли поступила, побежав в ночи со вторым зрением, а не обычным, но я не осмелилась зажечь настоящий факел, а духовный делал все ярче и четче, хоть и не показывал некоторые деревья и ветки под ногами.
Пара серебряных существ фейри вскочили из ближайшей чащи, когда я прошла мимо, духовный свет был для них видимым, и они убежали от него. Это же произошло с теми летающими малиновыми существами — я решила звать их розовыми фуриями, пока не узнаю, как они называются на самом деле — они кувыркались, спеша убраться подальше. Я могла бы сама разобраться с гулями, если бы было время.
Я вытащила зеркальце из кармана. Я говорила себе, что не сделаю это, но по пути потеряла силу воли.
Удивленный глаз Скувреля появился в зеркальце. Он выглядел так же с духовным и настоящим зрением. Интересно.
— Муж, — прошептала я.
От его смеха мою спину покалывало.
— Кошмарик. Рада видеть мое лицо?
Он выглядел помято, словно только ото сна.
— Четыре, — сказала я. Я не могла сказать больше. Его улыбка уже была слишком широкой. — Времени мало. Моя сестра скоро начнет вторжение?
Он пожал плечами.
— Кто знает? Для меня с нашего разговора прошла неделя. Сколько у тебя?
— Меньше дня, — прошептала я, споткнулась об ветку и вздрогнула от громкого хруста. Я не могла долго продолжать разговор. — Если не можешь сказать это, говори, где спрятаны смертные дети. Они рассеяны по всему Фейвальду?
Он приподнял бровь и медлил.
— Мне нужно заключить с тобой сделку? — процедила я.
— Я все еще должен тебе за последний поцелуй, — сказал он с улыбкой. — Смертные дети спрятаны во Дворе шелка и Дворе кубков. Преследуй их, но это опасно.
— Спасибо, — выдохнула я, и его брови приподнялись в удивлении.
Я сунула зеркальце в карман. Нужно было спешить.
Я споткнулась об бревно, словно подчеркивая мысли, прикусила язык, падая, и ободрала костяшки. Это напомнило, что духовное зрение не было настоящим. Я была близко к дому Чантеров. Если я смогу забрать меч, смогу отправиться на миссию.
Изначальным планом было узнать, чего хотела Хуланна — человечество. А потом узнать, чем ее остановить — волшебными предметами Путников. Потом нужно было, чтобы она нервничала.
Сейчас мне не было до этого дела, но это могло пригодиться. Мне нужно было теперь спасти смертных детей, пока я еще могла, пока этот шанс не ускользнул сквозь пальцы.
Меня догоняли. Я не узнавала голоса, так что вела преследователей по лесу, но сейчас нужно было оторваться от них.
— Я услышал там шум, — сказал один из них слишком близко за мной. Его голос был хриплым.
— Кто бы это ни был, мы почти загнали его в тупик, — сказал другой голос. — Наверное, фермер остался в лесу, но сэр Экельмейер хочет знать, кто не умеет выполнять комендантский час.
— Как и я, — сказал хриплый голос.
Я видела впереди огни дома, но второе зрение искажало расстояние. Я была близко. Я скользила в тенях, не давала себе бежать. Так я привлеку только больше внимания. Я поскользнулась, ударилась об куст, ветки оцарапали мою кожу, громко шурша при этом.
Я слышала топот ног по земле. Они вот-вот догонят меня. Они были близко.
Я заставляла себя дышать ровно. Думай, Элли, думай!
Эти люди работали на Экельмейера. Они хотели поймать меня. Они заберут все, что у меня с собой. Я не могла потерять эти вещи. Я осторожно спрятала рукоять топора и лук со стрелами в кусты, сжала ключ из кармана и сунула его в мертвую траву рядом. Я смогу найти это место снова. Смогу.
Мне только нужно было убедиться, что они не обыщут его.
Я глубоко вдохнула, подняла повязку и побежала в ночь. Если я буду достаточно далеко от кустов, когда они поймают меня, они не обыщут то место.
Кто-то охнул за мной, и мои ноги вылетели из-под меня. Я упала, растянулась на земле. Через миг тяжелый вес надавил на мою спину.
— Девчонка, — сказал хриплый голос. — Куда бегала, милая? К мужчине? Ты юна для такого. Ты не захочешь детей, пока ты не выйдешь за хорошего мужчину. Может, за солдата. Там стабильная зарплата.
— Такой очаровательный, что чудо, что ты еще не женат, — с отвращением сказала я.
— Кто сказал, что нет, милая?
— Кто сказал, что я не замужем? — парировала я. — Мой муж — самое злое и жуткое существо. Он может убить тебя иглой, и ты даже не успеешь вытащить меч.
Он рассмеялся.
— Я тебе не верю.
Я тоже рассмеялась, но мой смех звучал безумно, хоть каждое слово было правдой.
— Мы задержались, — сказал другой голос. — Они отправят другой отряд искать нас, если мы не встретимся на нужном месте. Поднимай ее и тащи с нами.
Грубые ладони потянули за воротник, и я встала. Солдат завел мои руки за спину, связал их грубой бечевкой, впившейся в мою плоть.
Было слишком темно, чтобы видеть лица, но запах чеснока и вина был сильным от хриплого голоса. Эти мужчины работали на сэра Экельмейера? С такими общался Олэн? Он пожалеет, что завел таких союзников.
Я старалась не смотреть в сторону горящего окна, силуэт мамы виднелся внутри. Через пару часов наступит рассвет, она переживала. И мне нужно было предупредить ее. Ей придется уводить детей из деревни.
— Шагай быстрее, девчонка. Мы не можем тратить на это всю ночь.
— Но вы не спешили, когда всю ночь шатались по лесу, как два медведя, которые только проснулись, — буркнула я.
— Что это?
— Просто игнорируй ее, — сказал другой голос.
Мы шли в тишине, я обдумывала варианты. Может, сэр Экельмейер будет разумным, хотя его люди не были разумными, а обычно люди собирались схожими.
— Этот сэр Экельмейер справедливый? — спросила я.
— Твоя деревня под комендантским часом по приказу сэра Олэна Чантера. Ты нарушила закон, — сказал один из мужчин.
Неприятный ответ. Ни слова о его справедливости, только то, что они уже считали меня виновной.
Возможно, сэр Экельмейер будет слишком занят тревогами о фейри, чтобы переживать из-за девушки, бродящей по лесу. Никто не мог доказать, что я сделала что-то плохое, кроме Хельдры. Я не думала, что она что-нибудь скажет. Она будет в беде, как и я. Я выбросила ее ключ в лесу, как она просила. Никто не мог доказать, что она его взяла, или кто освободил тех Путников. Пока мы обе молчали, мы будем в безопасности.
— Видимо, вы были заняты, защищая нас от фейри, — предположила я.
— Что ты знаешь о фейри? — спросил тот, что толкал меня вперед.
— Достаточно, чтобы знать, что нужно больше пары задир, бродящих по лесу, чтобы остановить их.
— Мы — банда Белого капюшона, — сказал другой мужчина. — Мы не бродим. Мы не задиры. Мы — личные воины сэра Экельмейера Роскошного.
— Это его фамилия? Роскошный?
— Это его титул.
— Очень удобно. Я бы хотела, чтобы и мое имя говорило людям, что думать. Может, я назову себя «Элли Хантер Красивая и Очень богатая». Ай!
Что-то ударило меня по затылку. Я прикусила язык и ощутила кровь. Эти товарищи не любили сарказм и насмешки. Олэн не затягивал мой поводок, но, похоже, я потеряла эту свободу.
Я ругалась мысленно.
Я упустила шанс прорезать путь в Фейвальд или найти способ отвоевать свой народ. Но я не жалела, что освободила Путников этой ночью. И я не жалела, что собирала артефакты. Особенно теперь, когда я знала, что они могли мне помочь. Я просто хотела, чтобы у меня было больше времени.
Начал падать снег, густой и белый, когда мы добрались до поста стражи у края деревни. Стражи, которых я видела ночью, отсутствовали. На их мести был ряд фыркающих лошадей и мужчин в броне, их дыхание вылетало паром, их ноги мяли дорогу.
Их броня мерцала в свете звезд, звякала, когда кольчуга задевала пластины и ножны.
Казалось, в мой желудок упал камень. Сотни мужчин в броне. Женщин не было. И все были с белыми капюшонами, их было легко увидеть в свете факелов. Их лица были мрачными. Тут не было сострадания. И не было надежды для того, кто попался им на пути.
Я задумалась снова, было ли плохо пустить Хуланну из круга разбить их всех.
— Нашел что-то, Корн? — спросил один из мужчин на лошади. Красные перья украшали его шлем на макушке. Офицер, наверное.
— Да, старшина! — сказал хрипло Корн, мужчина с чесночным дыханием. — Мы нашли эту гадость в лесу, она блуждала посреди ночи.
— Молодец, Корн. Веди ее в здание. По приказу сэра Экельмейера все, кто нарушает комендантский час, считаются шпионами. Их арестовывают и допрашивают.
Это звучало плохо.
Глава пятнадцатая
Сэр Экельмейер и его люди прибыли, видимо, вскоре после того, как я убежала с Путниками. Только так могло объяснить то, как спокойно он выглядел в доме Олэна и Хельдры.
Они подняли меня на крыльцо, толкнули в каменный дом сильнее, чем требовалось, бросили меня на пол.
Хельдра хотя бы содержала дом в чистоте. Пол был недавно хорошо отмыт. Было приятно истекать кровью и умирать на чистом полу.
— Что это?
Я услышала голос раньше, чем посмотрела на мужчину. Черные сапоги и белая накидка — край был в грязи и пыли дорог — появились перед глазами. Я попыталась встать на колени, связанные за спиной руки сделали это сложнее, чем должно быть.
Лицо Олэна — зеленое, будто его тошнило — было первым, что я увидела за крупной фигурой сэра Экельмейера. Ему не нравилось, что со мной так обходились. Разве не мило?
Обеденный стол Хельдры лишили ее лучшей скатерти, он был завален журналами и свитками. Стулья выстроили у дальней стены. Там сидел Олэн, выглядя так, словно проглотил слизня. За ним дверь, которая вела в покои его семьи, была приоткрыта, и я видела большой глаз, глядящий на меня. Хельдра.
И рядом с дверью было серебряное зеркало в раме. Я ощутила тошноту при виде зеркала. Если Скуврель решит сейчас посмотреть на меня, он не вовремя отвлечет меня.
Я оторвала взгляд от тревожного лица Хельдры, избегая зеркала. С повязкой никто хотя бы не мог понять, куда я смотрела. Я не могла ее выдать.
— Грязная девчонка с повязкой на глазах? — спросил голос. Он был слишком тихим. Волоски встали дыбом на моих руках и шее. Мне не нравился этот голос.
Когда я услышала «сэр Экельмейер», я представила полноватого мужчину чуть старше моего отца, с широкими плечами и густыми усами. И его голос в моем воображении был баритоном.
Настоящий сэр Экельмейер был не таким. Для начала, он был едва ли старше Олэна. Может, на год или два младше. Его лицо было без щетины, даже тени бороды, которая пыталась отрасти. Его светлые волосы были острижены так коротко, что я не понимала, как они смогли двигать ножницами так близко к коже головы. Выражение его лица было мрачным, в глазах не было эмоций, узкое лицо не было уродливым. Если бы он улыбнулся, если бы он не был в стали и белой накидке, я приняла бы его за нового жителя деревни. Может, даже за сквайра, которого Олэн пытался предложить мне в мужья.
Лучше бы этим сквайром не был Корн. Я поежилась от мысли.
— Мы нашли ее в лесу ночью, когда проверяли округу, — сказал Корн. Я слышала радость в том, что он доставил меня как пленницу. Казалось, что он был из тех, кто соврал бы о своей бабушке и отдал бы ее на казнь, если бы подумал, что это улучшит его репутацию у Рыцарей.
— У круга? — резко спросил Экельмейер.
— В горах на западе отсюда.
— И что ты там делала, девчонка? — тихо спросил Экельмейер. — Следила для своих союзников-фейри?
— Я собирала ягоды, — соврала я.
— Ночью?
Я попыталась указать на повязку, забыла, что руки были связаны за спиной, и пожала плечами.
— Ночь или день — все равно, когда ты слепой.
Не совсем правда, но зачем ему это знать?
Олэн заерзал неловко на стуле.
— Интересно. И где ягоды?
— Я выронила их, когда за мной погнались тени, — сказала я, стараясь звучать так, словно я была напугана. — Откуда мне было знать, что это были посланники великого лорда?
— Рыцарь.
— Простите?
— Я — Рыцарь, а не лорд, девчонка, — резко сказал Экельмейер. — Ты знаешь этого ребенка, сэр Чантер?
Он повернулся к Олэну, тот выглядел взволнованно.
Мои щеки пылали. Ребенка? Я могла быть старше него! Возможно.
— Я писал вам о ней, сэр Экельмейер, — сказал Олэн, чуть склонив голову с уважением. Он всегда так ужасно судил о людях? Он женился на Хельдре. Это должно было указывать на его неспособность судить о людях. — Я надеялся, что вы привезете сквайра ей в мужья.
Зеркало за ним оставалось пустым. Где был Скуврель?
— Встань, девчонка, — в тоне Экельмейера был интерес. Ого. Мое сердце будто замерзло. Мыши не нравился взгляд змеи, как и мне.
Но я должна была помнить. Я не была мышкой. Я была убийцей мышей.
Я встала так грациозно, как только могла.
Экельмейер издал недовольный звук горлом.
— Освободите ей руки.
Меня оттащили на шаг, и мои руки оказались свободны. Я взмахнула ими, осторожно потерла пострадавшую кожу.
— Она не так юна, полагаю, — сказал Экельмейер, словно он оценивал скот.
Он встал и обошел стол. Я с трудом не вздрогнула, когда он сжал мой подбородок двумя пальцами, наклонил мою голову в одну сторону, в другую. От его дыхания пахло листьями мяты.