Кот Василий

1

- Эй, Кет… Кетти… Выходи… - издевательский голос Орешникова из коридора был прекрасно слышен в женском туалете, где спряталась Кет.

Она выдохнула, открыла воду, умылась, скривившись от брезгливости, стараясь лишний раз не прикасаться к умывальнику. Посмотрела на свое отражение в заплеванном зеркале. Синяк на скуле начал наливаться уверенным фиолетовым цветом. 

Как идти домой в таком виде - непонятно. Да и вообще, как теперь домой-то идти? 

Завывания Орешникова из коридора принимали уже угрожающий оттенок. 

Может, через окно? Ну и что, что второй этаж. Ну, сломает ногу. Зато хоть в больнице отлежится, отдохнет…

- Так, Орешников, а ты что здесь забыл? - голос  замдекана прогремел марсельезой просто. - На урок, живо. У вас, если не ошибаюсь, социология? А у тебя как успехи в ней? Иди, я потом зайду, проверю.

Послышался обиженный удаляющийся бубнеж , Кет счастливо выдохнула. 

Мария Сергеевна, спасибо вам за все. 

Она закрылась в кабинке, чтоб вошедшая замдекана не увидела ее, потом подождала еще для верности, выглянула в коридор. 

Никого. 

Теперь перебежками к раздевалке, Орешников тупой, как пробка, так что засады там ждать не стоит. 

На улице было не по-сентябрьски морозно. 

Кет запахнула посильнее полы дешевой куртяшки, намотала шарф по самые глаза. Так и синяка не видно. А дома она его бодягой. Мать все равно на сутках, не заметит ничего. 

Главное, добраться без приключений. О том, что она будет делать завтра, она подумает потом. ( Ага, Скарлетт недоделанная).

У подъезда шестнадцатиэтажки , скользя по мокрым опавшим листьям, Кет еле удержавшись  от падения, забежала в раскрытую кем-то дверь. Лифт распахнулся сразу, грузовой, Слава Богу! 

Маленький пассажирский лифт был для нее мучением: вонючий, постоянно с мокрой лужей на полу, испохабленный надписями и приклеенными на потолке жвачками. До ее пятнадцатого этажа поездка казалась бесконечным кошмаром.

Грузовой был почище, побольше, и, как почему-то казалось Кет, пошустрее. 

Она прислонилась спиной к стене, прикрыла глаза, привычно отгораживаясь от того, что сейчас чуть не произошло в колледже. Не думать, не думать, не думать… Все само обойдется, рассосется как-нибудь…

Двери лифта захлопнулись, Кет внезапно оказалась придавленной к стене тяжеленной тушей, в лицо влажно выдохнули. 

Девушка взвизгнула и дико вытаращилась на огромную собачью морду, как раз напротив своего лица. 

Как? Откуда? 

Здоровенная псина стояла на задних лапах, положив передние на плечи Кет, и дышала ей в лицо, вывалив язык. 

По весу собака, если и уступала девушке, то ненамного. 

Кет стояла, боясь пошевелиться, завороженно глядя в темные умные глаза животного. 

Псина тоже смотрела на неё  изучающе, словно прикидывая, какой бы кусочек оторвать. 

- Дом, фу! 

Голос хозяина собаки произвёл ещё более пугающее впечатление, чем сам пёс. Будь Кет собакой, от команды, произнесенной так, она бы точно описалась. А так просто ноги задрожали, отказываясь держать. 

Псина оказалась послушной, опустилась на все четыре лапы, звучно щёлкнув зубами напоследок. 

Кет без сил сползла по стене лифта. Все таки этот день гребаный её доконал. 

- Да бл*, - выругался голос, - ты че, девочка? 

Кет вздернули за локти вверх, шарф распустился, голова бессильно мотнулась, откидываясь назад. 

Кет сфокусировала взгляд на мужчине, поднявшем её, и опять почувствовала слабость. Причём не только в ногах. 

Хозяин Дома был пугающе огромным. 

Кет никогда не отличалась высоким ростом(она вообще ничем не отличалась от других, непонятно, что скотину Орешникова в ней цепляло), поэтому на многих смотрела снизу вверх. 

Но здесь… 

Мужчина отличался не только выдающимся ростом. Все остальное в нем тоже было… Выдающимся. 

Весил он не меньше сотни кило, плечи шириной в стол, здоровенные лапы, обхватывающие сейчас её талию, могли без проблем сомкнуться в кольцо, страшная небритая физиономия с воспаленными глазами. 

Мужчина смачно дохнул ей прямо в лицо перегаром, и причина красных глаз стала ясна. 

- Ты че, девочка, в обморок падать собралась? Испугалась?

- Нет, - Кет отвернулась, понимая, что еще чуть-чуть  - и ее вытошнит прямо ему под ноги. - Не дышите, пожалуйста, на меня, мне плохо. 

Мужчина непонимающе уставился на нее, похоже, совершенно не догоняя причину ее дискомфорта.

- От вас пахнет перегаром, - Кет слабо трепыхнулась в его руках, только теперь понимая, что он держит ее на весу, и ноги до пола не достают. 

- Ох бл*, прости, девочка, - он спешно поставил ее на твердую поверхность, прислонив для надежности к стене, отошел на шаг, утягивая за собой собаку.

Похоже, он здорово смутился. 

Кет , которая наконец-то смогла нормально вздохнуть, поразилась перемене в его лице, ставшем внезапно моложе, приятней. Да что там, симпатичней гораздо!

Из пугающего мрачного мужика он превратился в мило смущающегося молодого парня.

- Ничего, спасибо, - пробормотала она, не отрывая от него заинтересованного взгляда. - Вы здесь живете? Не видела вас раньше.

- Да, переехал недавно, ты прости за Дома, он спокойный, просто здоровался… - забубнил он.

- Ага… - Кет скептически посмотрела на вполне спокойного пса, сидящего возле ноги своего хозяина, вывалив язык. - Это доберман?

- Ага… - Мужчина внимательно изучал ее лицо, взгляд скользил, практически ощутимо, как будто прикосновение. 

Вот тронул щеку с прилипшим к ней волосом, вот огладил розовую мочку уха, надолго задержался на губах, уперся в свежую ссадину на скуле.

- Это что у тебя? - Кет дернулась машинально, пытаясь уйти от прикосновения, но пальцы неожиданно цепко и жестко прихватили ее за подбородок, развернули к свету, - кому могла помешать такая маленькая девочка?

- Никому. Неважно. Отпустите. - Кет попыталась обхватить его запястье, оторвать от себя, но все ее усилия были тщетны. 

2

Орешникова на следующий день в колледже не было, и Кет, спокойно выдохнув, смогла нормально учиться. На переменах она, сидя в сторонке от однокурсников, пыталась найти выход из ситуации. И не находила.

Скотина Орешников, с которым у нее были нелады еще с пятого класса, после одиннадцатого пришел учиться в тот же колледж, что и она, в одну с ней группу, продолжил травлю, а на последнем курсе словно с цепи сорвался. 

Непонятно, чем ему помешала тихая и спокойная Кет, но издевки и подколки стали ее спутниками с самого начала учебного года. Словно на каникулах ему основательно ударили по и без того дурной башке, и там сломались всякие границы по отношению к ней. 

Если в прошлые года он ограничивался словами, то теперь перешел к действиям, вынуждая девушку защищаться. 

Вчера же он вообще словно с ума сошел. 

Набросился на нее прямо после звонка, когда все однокурсники ушли на занятие, прижал к стене, залез лапами под юбку, обслюнявливая пылающее от возмущения лицо.

Она, задохнувшись от омерзения, пыталась оттолкнуть чертового придурка, но два метра ростом против ее ста шестидесяти играли решающую роль. Орешников возбужденно сопел, шаря руками по ее заднице, вжимался в нее телом, фиксируя у стены, не позволяя даже на ноги встать. 

Кет, извернувшись, очень удачно попала острой коленкой прямо между ног идиота, заставив его охнуть от боли и чуть-чуть ослабить хватку. 

Правда, затем он опомнился и жестко приложил ее скулой о стену, матерясь сквозь зубы. 

Боль придала Кет невероятное количество сил, и она ,непонятно как, сумела оттолкнуть придурка и убежать в женский туалет.

За все годы обучения это оставалось единственным убежищем, где можно было переждать. 

Орешников, несмотря на его полную отмороженность, все-таки вбитые за столько лет правила нарушать опасался, поэтому поджидал снаружи. 

Заведующая учебной частью  появилась ну очень вовремя. 

Кет понимала, что надо что-то предпринимать, второй раз ей так может и не свезти.

Орешников, попробовав разок и ощутив свою безнаказанность, только заведется еще больше, она этого дегенерата, как облупленного, знала. 

Только теперь его игры из по-детски жестоких превратились во взрослые. Вырос мальчик.

Кет прекрасно понимала, что защиты у нее нет никакой. 

Не колледж  же и общественность подключать , в самом деле! 

Стукачей у них не любят, после такого только переводиться. 

А Кет не могла. 

Мать и так жилы рвала на работе, брала все дополнительные смены, чтоб оплатить обучение в этом, одном  из самых престижных колледжей города. Кет не хотела даже вспоминать, сколько понадобилось сил, чтоб вообще сюда попасть после  школы. Да и вообще, два года отучилась уже, и теперь все бросать?

Ну кто же знал, что в этом элитном заведении процветают такие нравы! 

Дети богатых родителей.  Они делали, что хотели, без оглядки на взрослых. Многим после окончания колледжа уже было куплено теплое местечко в одном из престижных вузов страны. 

Конечно, стоит ей рот раскрыть, как ее моментально заткнут. Чтоб не порочила честь заведения, помоечница. 

Нет, колледж - это не вариант. 

Полиция тем более. 

Орешников, конечно, давно уже совершеннолетний, но дружок у него - сын прокурора. Прелести жизни в небольшом городе, где все друг друга знают. Даже думать не стоит об этом.

Кет внезапно так остро почувствовала свою беспомощность и уязвимость, что даже плакать захотелось. 

Впервые за долгие годы. 

Последний раз она плакала в начальной школе, когда отец погиб.

Ну вот как быть? 

С этим козлом говорить бессмысленно, только обрадуется. И не припугнешь его никак. Прекрасно знает, гнида, что у нее нет защитников. 

Кет тихо вздохнула, подавляя уже вырвавшееся рыдание, уткнулась в книжку.

Сегодня его нет в колледже. 

И то хорошо. 

А потом… 

Она что-нибудь придумает. Обязательно придумает.

Кет вспоминала эти свои мысли, глядя в глумливые глаза Орешникова, что подкарауливал ее прямо возле подъезда. 

У девушки буквально желудок обрушился к ногам, когда увидела долговязую фигуру, сидящую на спинке лавочки. Рядом терлась еще парочка знакомых дегенератов. 

Сынок прокурора с ними. 

Кет подавила глупое желание развернуться и убежать. 

Догонят ведь. 

Да и стыдно. 

Если бежишь, ты - жертва.

А Кет никогда не была жертвой.

- Кети! - Орешников бросил сигарету, встал, - а я уж думаю, куда ты делась…

- Дай пройти, Орешников, - Кет попыталась обойти его, юркнуть в подъезд, надеясь на дверь с домофоном. 

- Стой, - ее крепко ухватили за локоть, дернули назад, - не торопись, поговорим.

- Нам не о чем говорить, - Кет пыталась вывернуть локоть , но , само собой, безуспешно, - мне домой надо.

- О! А меня пригласишь? - Орешников рванул у нее из рук сумку, быстро нашел ключи, высоко поднимая руку, когда Кети попыталась выхватить их, - а то чего-то ты грубая какая-то, негостеприимная. Мы вот пить хотим очень, нальешь водички нам?

- В магазине купите, - пыхтела Кет, все еще прыгая за ключами, и понимая , до чего смешно она выглядит. Как собачка рядом с жирафом.

Орешников забавлялся, одной рукой придерживая ее, а другую задрав над головой, дразня девушку. 

Его дружки ржали уже в голос над веселой сценой.

- Так денег нет, Кети! - притворно огорчился Орешников, - а в долг брать не люблю. Давай мы к тебе домой поднимемся, ты нам воды нальешь… 

Кет прекрасно понимала, что домой их пускать ни в коем случае нельзя. 

Этот скот знал, что она обычно одна все время, мать на дежурстве в больнице. Если она их пустит в дом, то самое легкое, чем отделается, это веселая групповушка без членовредительства. 

- Ну что тебе, жалко что ли? - продолжал издеваться этот придурок под громкий поддерживающий ржач дружков, начиная притворно канючить, - ну налей водички, нам, ну чего ты…

3

Двери лифта практически закрылись, когда рука в черной перчатке отжала их. Кет рефлекторно шагнула назад, попятившись от огромной фигуры, занявшей все свободное пространство маленького пассажирского. Сегодня здесь было чисто и сухо. Кет этому удивлялась, когда заходила. И теперь думала, что лучше бы грузовой подождала, как всегда. 

Потому что находиться в одном тесном пространстве с Василием, практически прижавшись к нему, было невыносимо. Тяжело. Мучительно. До слабости в ногах, до бешено и неровно стучащего сердца. До пересохших губ. До…

Кет не поднимала глаз, чувствуя, как он смотрит на нее. Не отрываясь, смотрит.  Ну зачем, зачем?

Что ему надо?

Тяжелая ладонь в кожаной перчатке неожиданно властно и вместе с тем нежно провела по ее щеке, чуть тронула губы, скользнула вниз, к груди и змеиным ударом обхватила талию, подтаскивая еще ближе, невозможно близко. 

Кет не успела даже испуганно пискнуть, настолько это было внезапно. 

Другой рукой Василий приподнял ее за подбородок, и девушка, уже открывшая рот, чтоб протестовать, и уперевшаяся руками в твердую грудь, чтоб оттолкнуть, замерла.

Глаза у него были совершенно дикие, потусторонние какие-то, с огромными зрачками во всю радужку. Сосед глядел жадно, серьезно и … Обещающе. Так смотрят на что-то, что хотят немедленно получить и сдерживаются только для того, чтоб потом было слаще, ярче, горячей. Обладать.

Кет все же напрягла руки и попыталась отвернуть лицо, но куда там! 

Даже двинуться толком не смогла.

Так и смотрела, словно завороженная в его черные , затягивающие глаза, которые приближались, окончательно сводя с ума, лишая воли, заставляя кровь отливать от мозга и бить сладкой томной волной в низ живота. 

Ноги подкосились, и Кет не смогла сдержать тягучий, как патока, стон…

Будильник прозвенел резко. Так резко, что Кет дернулась на кровати и свалилась на пол. 

И какое-то время сидела, судорожно соображая, где она. И что она только что видела.

Сон. Ох, мама моя, это такой сон! 

Вот это сон!

Кет помотала головой, все еще не в силах двинуться с места. 

Она опасалась, что не сможет подняться на ноги после такого. 

Девушка провела рукой по щеке, отслеживая путь его пальцев во сне. Потом по шее, сжала грудь. 

Нет. Не так! Не те ощущения! 

Но откуда она знает, как? 

Ведь он ее даже не касался никогда! 

И не коснется. 

У него для касаний есть симпатичные блондинки. 

Кет помотала головой, силой унимая желание продолжить  путь вниз, до того места, где все еще горело жарко и пульсирующе.

Нет уж. 

Холодный душ. 

Ей нужен холодный душ. 

И на учебу.

На переменах, готовясь к следующим парам, Кет краем глаза отмечала передвижения Орешникова, опасаясь мести. 

Но тот выстраивал траекторию своего движения  таким образом, чтоб не пересекаться с ней даже взглядами. И вообще вид имел гордый и заносчивый, всячески показывая, что он с таким отребьем даже на одно поле не сядет. 

Кет , мысленно обругав все педагогические системы воспитания, кроме Макаренко, который, как известно, своих учеников мог и кулаком приложить, посмеялась их несостоятельности. 

Вот тебе и пример правильного внушения в действии. Ну как после этого говорить о гуманном подходе? Или о чем там знаменитые педагоги твердят? 

Кет одно время очень этой темой увлекалась, пока не поняла, что ее это приведет прямиком в школу, на нерводробительную и низкооплачиваемую  работу. 

Нет уж. 

Ей  судьбы своей мамы-бюджетницы хватило за глаза. 

- Кет, - на парту рядом с ней приземлилась веселая расписная сумка, затем появился неизменный удушающий аромат, везде сопровождавший Люси. - Есть предложение! 

- Списать не дам, - отрезала Кет, даже не повернувшись. Все равно ничего нового не увидит. Все те же разноцветные, задорно торчащие кудряшки, все тот же курносый нос. И неизменно щенячье выражение в плутовских глазках. Как всегда, когда ей чего-то надо. 

- Да ну нафиг! - Возмутилась Люси до того непритворно, что Кет все-таки повернулась к ней, удивленно ожидая продолжения. - Сегодня Севка в "Джуне" выступает, пошли? А то мне одной страшно.

- Нет. - Кет отвернулась, углубляясь в чтение параграфа. Вчера не прочитала, вот теперь и приходится. По закону подлости ведь именно ее спросит сегодня физичка.

- Ну Кет… - Люси привычно заныла, прижимаясь к ней ,пытаясь заглянуть в глаза, - ну ладно тебе. Ненадолго же. Просто гляну на него и все. И домой.

- Люсь, - Кет закрыла книгу, повернулась к ней, - даже если нас туда и пустят, в чем я лично сомневаюсь, так на что мы будем там гулять? У меня лично ни копейки. Матери сняли какие-то надбавки в больнице. Домой пешком хожу. Бутерброды с собой таскаю вместо обеда.

- Да ладно тебе! - Люси была непробиваема. - У меня есть немного. На пиво хватит. Пошли! Завтра выходной тем более, в колледж не надо! 

Кет ,ничего не ответив, снова открыла книгу. 

Так, что там у нас…

Но Люси , потеряв терпение, резко развернула ее за локоть.

- Так, Ковалева! Я сегодня иду в клуб. Одна или с тобой. Но! Если  я пойду одна, и случайно нарвусь на что-нибудь, то в этом виновата будешь ты! Так что после пар я жду тебя у себя! Будем шмот подбирать.

Развернулась и пересела на другой конец класса, не дав Кет и рта раскрыть. 

Вечером, стоя вместе с неугомонной Люськой у дверей клуба и разглядывая очередь, Кет злилась на нее, за глупость и напор, и на себя, за неумение отказать. 

Очередь перед входом говорила о том, что попасть в клуб будет непросто.

- Люсь, может ну его, а? - Кети неловко поправила короткий подол, так и норовивший задраться все выше, суетливо переминаясь в своих тяжелых грубых ботинках. Потому что платье-то они подходящее ( по мнению Люси, конечно) нашли, а вот обуви тридцать пятого размера у подруги, носившей тридцать восьмой, не водилось. 

4

Василий Князев, позывной "Князь", слегка пошатываясь, нетвердой, но очень целеустремленной походкой двигался по направлению к дому. 

Мозг, после недельного запоя, работал плохо, но Князь всегда отличался тем, что сначала реагировал, а потом думал, да и ориентирование в пространстве было его преимуществом, не раз и не два вытаскивавшим задницу из разных передряг. 

В подъезде привычно, по-родному, пахло кошками и мочой. Василий покосился на свой почтовый ящик, из которого рекламные буклеты уже вываливались, но не подошел. Потом. Как-нибудь потом. 

Лифт пришел грузовой, и это было хорошо, пассажирский сильно жал в плечах. Хотя… 

В прошлый раз ему это было в кайф. 

Василий героическим усилием воли прервал приятные волнующие воспоминания о том, чем, собственно, так ему нравился пассажирский лифт, и шагнул внутрь. 

Не оборачиваясь, привычно нашарил верхнюю кнопку, нажал. 

- Подождите, пожалуйста! 

Он, не веря, медленно обернулся, придерживая дверь. 

Девчонка юркнула в лифт, отряхивая от февральского снега воротник куртки, еще не видя его. 

И вдруг замерла. Не оборачиваясь, ощутимо напрягая плечи. 

Василий стоял, стараясь сдерживать участившееся дыхание, вообще в сторону дышать, чтоб не травить малолетку спиртягой, кажется, пропитавшей каждую его пору за неделю веселья. 

Стоял, смотрел. Не мог не смотреть. 

Только не теперь. 

Так давно. Так долго. Слишком долго. 

Пьяный мозг очнулся от комы, подкинул потрясающую идею поговорить. 

Не, ну а чего нет?

Узнать, как дела. 

Девчонка стояла, все так же не поворачиваясь, не нажимая кнопку этажа, словно заледенев от страха. 

Его, что ли, боится?

Ну, это как раз объяснимо, учитывая, как они распрощались в последний раз. 

Мозг услужливо подкинул горячее воспоминание о нежном податливом теле в руках, о сладких, дрожащих губках, о томном, будоражащем стоне… Короче говоря, все те картинки, что так заводили, так помогали в эти полгода. Спасали, можно сказать. 

Руки прямо зачесались, зазудели от нестерпимого желания опять прикоснуться. Просто прикоснуться. 

Ну ничего же не случится? Убудет от нее что ли, если он дотронется? 

Василий протянул руку. 

Девчонка уловила движение и ощутимо вздрогнула. 

Он нажал кнопку лифта. 

Стоит. Жмется. Даже не повернется. Дура. 

Злость привычно затопила мутное сознание, и Василий решил, что, какого, собственно, х*я? 

- Привет. 

Голос, после утреннего сушняка, звучал сипло и противно. 

Девчонка опять вздрогнула, не оборачиваясь. 

- Здравствуйте. 

- Чего не поворачиваешься? Боишься?

Она медленно повернулась, подняла на него глаза. 

- Нет. 

Василий задохнулся, сердце забилось чего-то совсем бешено, такие у нее были глаза. Он понял, что все эти месяцы совсем не так помнил их цвет. 

Не  просто темный. Нет. Глубокий шоколад, с янтарными искрами у зрачка. 

Словно маленькие солнца. Так странно. На таком детском личике такие звезды. Обжигают до самого нутра. 

- Как ваши дела? - девчонка решила поддержать светский разговор, - я думала, вы переехали, давно не видно было вас. 

- Я в командировке был, полгода. 

Пухлые губки сложились в удивленное "О", глаза расширились, прочно занимая пол лица, Василий перестал дышать, не в силах отвести жадный взгляд.

- Там? - голос дрогнул. 

- Да, неделю как вернулся. 

- Тяжелая командировка? 

Настороженность из глаз исчезла, девочка качнулась ближе, совершенно неосознанно, чисто по-женски, сочувствуя. Жалея. 

Василий на секунду позволил себе вспомнить глаза Корня перед тем, как тот зашел в дом, легко выставив хлипкую дверь ногой, и тишину, мертвую тишину. Скрип деревянного пола, прогибающегося под его весом в полной амуниции, неясный хрип в дальней комнате. 

И лужу крови, у самого порога. И сидящего в ней чумазого мальчишку примерно десяти лет. Нож, торчащий из горла Корня, уже не хрипящего. Улыбку мальчишки. Щелчок  кольца гранаты. 

И звон в ушах, сменивший тишину. 

Поборов нестерпимое желание достать бутылку, убранную во внутренний карман куртки, он ничего не ответил девчонке. 

Просто сделал шаг вперед, заставив ее отступить к стене, упер руки с двух сторон от ее лица, наклонился и глубоко, с огромным удовольствием вдохнул ее запах. 

Тот, который он помнил. Помнил гораздо лучше, чем цвет глаз. Помнил на каком-то внутреннем, глубинном уровне, до дрожи, до стона, до трясущихся ног и рук. 

Она ведь ничего, ничего не понимает. 

Она маленькая, совсем маленькая. Девочка-цветочек.  

Чего же он творит-то? 

Что происходит? 

- Знаешь, - он пытался отстраниться, боролся с собой, держался, - знаешь… Все это время. Все эти гребанные полгода. Шесть поганых месяцев. Я вспоминал, как целовал тебя здесь. 

Она не шевелилась, только ладошки, в протестующем жесте упершиеся в его плечи, напряглись и сжались. 

Василий дышал и не мог надышаться, пьянея все больше и больше, кайфуя от ее запаха, от близости дрожащего теплого тела, от прерывистого неровного дыхания. 

- Нахера я это сделал, а? Нахера я вообще все это…? 

Хотелось дотронуться, прикоснуться, опять почувствовать то, что тактильно помнилось все это время.

Князь себя перестал понимать уже давно. Примерно тогда, когда сдуру, исключительно сдуру, прижал малявку в лифте, как маньяк. 

Спору нет, она, конечно, самая  развратная мечта педофила, в этом своем коротком детском платьишке, тяжеленных ботинках и с размазанной по губам яркой помадой. 

Еще в клубе тогда не мог оторваться, хорошо, что рожи под маской не видно было. 

Но ведь это же не повод! Нихера не повод! 

Да ничего бы и не было, если б не выбесила его глупостью своей. Слишком часто он видел таких маленьких, и даже гораздо меньше, девочек в разных притонах. И знал, что там с ними делают. И что сами эти девочки делают потом за дозу. 

5

Кет, испытывая мощное чувство дежавю, задавалась вопросом, как так происходит, что все важное между ними случается в лифте?

Первая встреча. Первый поцелуй. И, похоже, первый секс тоже здесь будет. 

Прижатая к стене кабинки, она, несмотря на злость, уже отпустившую, ведь теперь причины его отсутствия были более чем понятны, и все, что она себе успела надумать за это время, казалось невероятным бредом, получала нереальное удовольствие от его близости. 

Тот, предыдущий раз, она запомнила хорошо, но все-таки тогда Кет была под кайфом и слегка пьяна, поэтому реакции смазались. 

А теперь все было остро. 

Кот Василий смотрел на нее так жадно и горячо, что дышать было больно. Казалось, сделает вдох, и сразу все в груди порвется. 

Он говорил несвязно, вопросы задавал непонятные, но его намерения были очевидны. 

И это страшно, невозможно заводило!

И это казалось правильным . Достойной наградой для нее за те месяцы терзаний, когда он внезапно исчез. Ничего не объясняя, просто пропал с горизонта. И даже собаки его здесь не было, Кет пару дней прямо высматривала его. 

Она даже в квартиру к нему стучалась. Сгорая от стыда. От неуверенности в себе, от понимания собственной глупости. 

Что ты хочешь, дурочка Кет? Чего ты добиваешься? Ты хочешь, чтоб он довел дело до конца? Зачем тогда убежала? Ведь вся мокрая же была, насквозь, ну себе-то врать не надо! 

Почему испугалась?

"Позвольте мне уйти, позвольте мне уйти", - передразнивала она себя мысленно, страшно жалея о собственной глупости. 

Не надо было убегать! Как малолетка тупая, как идиотка! 

Конечно, он взрослый мужчина, бегать за ней не будет. Вот еще, тоже мне, Лолита нашлась. 

Кет корила себя, изъедала, мучила. 

А он все не появлялся. Вообще исчез. 

Конечно, она была далека от мысли, что Василий испугался и смотал куда подальше из-за нее. 

Скорее всего дела.

Взрослые, серьезные дела взрослого, серьезного мужчины. 

А ты, маленькая Кет , редкостная дура. Вот и кусай теперь себе локти.

Полгода пролетели незаметно. Все-таки зимняя сессия на носу, их очень серьезно дрючили подготовкой к экзаменам, преподаватели и родители словно ошалели. 

Хорошо, что мама, умотанная до невозможности работой в больнице, особенно ее не трогала. Привыкла полагаться на самостоятельность и серьезность дочери. 

Для того, чтоб гарантированно попасть в институт на бюджет, необходим был красный диплом колледжа, а значит абсолютное большинство пятерок  в зачетке. Так что Кет старалась, попутно принимая участие во всех проектах, гда можно было засветиться перед профессурой института. Надо было, чтоб ее заметили. Чтоб запомнили. Голова от этого шла кругом, от перенапряжения болели глаза и виски по вечерам. 

Короче говоря, скучать и вспоминать большого сильного соседского кота, что однажды так жестко и сладко прижал ее в лифте, было особо некогда. 

Но сны мучили, это да. 

Причем , чем дальше, тем больше в них было стыдных горячих подробностей, ведь Кет уже знала, как он целуется, помнила обжигающие прикосновения сильных рук, его твердость, которую она прекрасно ощутила тогда, под одеждой. 

Низ живота пылал, наливался тупой мучительной, требующей немедленного действия, болью, и Кет не хватало терпения держаться. Она просыпалась, с обреченным  стоном тянулась руками к промежности и в несколько быстрых движений унимала хотя бы на время распоясавшийся организм. 

Потом проваливалась в сон, и опять проклятый сосед смотрел на нее своими внимательными темными кошачьими глазами, и укрыться от его жадного взгляда было невозможно. 

И теперь, когда он внезапно появился, когда он так близко, когда он говорит… Мамочки, что он говорит ей? В чем признается? 

Он что? Он о ней думал? Там? Там он о ней думал? 

Кет до такой степени изумилась его словам, что никак не смогла отреагировать на его действия. 

Только оторопело подмечала, как он прижал ее к себе тесно, невозможно тесно, как хрипло дышал ей в шею, словно не хватало воздуха. Словно она была его воздухом. 

- Кет, маленькая моя, девочка моя, хорошая моя…

От его тихого, интимного голоса, от его таких простых, нежных слов по телу проходила дрожь, Кет непроизвольно изгибалась, подставляя ему шею в жесте покорности, сладко замирая, когда теплые сухие губы коснулись ее кожи, прикусили, больно и томительно, прошлись вверх, по скуле, прямо к раскрытому в растерянности рту. 

Поцелуй, совершенно не похожий на тот, их первый, жестокий и жадный, был медленным, обволакивающим, дурманящим так, что на ногах стоять стало  невозможно. 

Кет покорно позволила мужчине управлять ею, упиваясь его властью, своей беспомощностью и мягкостью. Она не думала, что это может быть так. Одновременно сладко и жестко. Мягко и настойчиво. Чисто и грязно. 

Лифт дернулся, заскрежетал дверями, открываясь. 

Василий оторвался от девушки, лихорадочно оглядывая ее запрокинутое лицо, распухшие губы, дурные глаза. Впрочем, у него видок был явно не лучше, а глаза уж точно еще более бешеные, чем у Кет. 

- Ко мне пойдем сейчас. 

И это был совершенно не вопрос. Это было утверждение. Константа.

Кет, толком не успевшая прийти в себя, только беспомощно вздрогнула от его безапелляционного тона, от понимания, внезапного озарения, что он собирается с ней делать у себя в квартире. И осознание, что она не то, что не сможет, но и не захочет ему помешать, ударило током по нервным окончаниям, сливаясь томной волнующей болью внизу живота.

Она успела лишь машинально поправить сбившийся шарфик, когда в раскрывшуюся наконец дверь лифта влетела белокурая девушка и с визгом бросилась на шею оторопевшему Василию. 

- Милый, милый, Васенька мой! - причитала блондинка, суматошно зацеловывая соседа, пачкая его ядовито-розовой губной помадой, - наконец-то! Наконец-то! А я ребят в городе видела, поняла, что приехал! Почему не позвонил? Я же скучала, я же волновалась! 

6

Князь, основательно затарившись в ближайшем магазинчике, шел домой, старательно игнорируя вибрацию телефона в кармане. Звонить мог кто угодно. Приятели-собутыльники, например. Они с утра доставали, по очереди вызванивая его и пьяными голосами уговаривая рвануть с ними на турбазу. Турбаза в марте, ага, офигеть, как круто. Чего там делать в это время? Только опять бухать. А это он может и здесь делать, в городе. И без них. К тому же, судя по накалу, вполне вероятно, что скоро веселые отпускники начнут искать приключения и показывать всем, кто в городе хозяин. Не, тут он точно не с ними. В прошлый раз хватило. Когда они с Пашкой Корнем нехило так развлеклись в самом популярном заведении города, оформляя хозяевам новый дизайнерский ремонт. Под веселые визги официанток и шалав. Хорошо хоть дело  потом прикрыли, погоны остались, полковник постарался. Зато потом вызвал на ковер и еб*л мозг два часа так, что лучше бы Князь срок отсидел, честное слово. 

А, учитывая свое сегодняшнее настроение, Василий совсем не был уверен в том, что сумеет сдержаться. И да, в прошлом году он сдерживался. Поэтому пострадал только интерьер и слишком борзые охранники заведения. 

А, может, это Светик-семисветик звонит. 

Опомнилась после вчерашнего, обдумала ситуацию и решила мириться. 

Но ее вот точно нахер. 

Хотя, уж кому Василий должен быть благодарен, так это ей. Уберегла вчера, спасла, можно сказать… Не его, нет. Девочку. Хотя и его тоже. 

Он ведь в очередной раз с катушек слетел рядом с Кет. И, бл*, с этим надо было что-то делать. 

Надо это животное убирать куда-то. 

Князь поморщился, сплюнул тягучую горькую слюну. Во рту после вчерашнего было погано на редкость. И в голове тоже. 

Вечер помнился смутно. Он, кажется, оторвав от себя Светика, и даже пару раз тряхнув ее для приведения в сознание, отправил девку домой, указав ясную и короткую дорогу. А потом долго стоял перед дверью Кет. И мучительно боролся с собой, чтоб не нажать на звонок. 

Смотрел. Представлял себе, как она забегает в коридор, как трясутся от страха ее руки, как текут слезы по красным зацелованным щекам. 

Как она умывается, ложится на кровать, укрывается одеялом с головой. И выдыхает с облегчением, потому что сегодня спаслась. От зверя. От него. 

Князь переборол все-таки дикое желание позвонить в дверь, развернулся, пошел домой. А дома было, чем успокоить нервы. 

И утром тоже было. А вот после обеда кончилось. 

Пришлось идти, по пути в который раз отгавкиваясь по телефону от сослуживцев. 

И радуясь дурной похмельной башкой, что не сделал вчера ошибки. Не утащил девочку к себе, как хотел. 

Не испортил ей жизнь. Нахер он ей не нужен, такой. Ей бы кого помоложе, ее возраста, щенячьего. Пусть ходит на первые свидания, целуется с мальчиком у подъезда, вот прямо, как сейчас… 

Василию пришлось посмотреть дважды на обжимающуюся у крыльца парочку, чтоб поверить своим глазам. 

Кет и длинный придурок. Лапает ее, облизывает. А ведь ей не нравится, нихера не нравится, вон как ладошками бьет по прыщавой физиономии. 

Василий даже ярости привычной, боевой, не почувствовал, только бесконечное удивление людской тупости. Ну ведь говорил же, ну предупреждал же! 

Надо сказать, инстинкт самосохранения у придурка имелся, потому что отскочил он от девочки резво. Но недалеко. Видно, на ноги свои длинные понадеялся, что успеет быстро свалить, если Князь к нему двинется. Это он зря, конечно. Потому что Василий мог бегать на удивление резво для своей комплекции. И не раз это демонстрировал в рабочие моменты. 

Так что придурка он догонит на раз. И тому быть пойманным явно не понравится, потому что Василий мог в пылу погони разозлиться и помять серьезно. 

Кет так резко стартанула к Князю в руки, что на душе мгновенно стало благостно и тепло. Словно котенок маленький, спряталась в лапах здоровенного пса. А тот и доволен, осталось только язык вывалить и облизать ее с ног до головы, смыть мерзкие слюни длинной твари. Кстати, о нем… 

- Ты, гнида прыщавая, нихера не понял в прошлый раз? - спокойно и даже как-то ласково спросил Василий напряженного кавалера Кет, - иди поближе, объясню. 

- Да пошел ты! - внезапно тонко и зло выкрикнул парень, и Князь его даже зауважал чуть-чуть. Ну надо же, не обоссался в первые же минуты. Но затем придурок опять открыл пасть, и Князь пожалел о своем минутном порыве, - нужна она больно, подстилка! Сосет все равно плохо!

Кет в его руках крупно дрогнула всем телом, замерла, а затем попыталась отстраниться, закопошилась, но Василий только прижал сильнее, не удержавшись, проведя пальцами по узкой спине, останавливаясь на талии и рывком подтаскивая еще ближе. Девочка тихо всхлипнула и спрятала лицо у него на груди. 

- Вот как? - Князь даже не разозлился на слова придурка, ясно же, что дурак, - плохо, говоришь, сосет… 

Он демонстративно по-зоновски цыкнул зубом, усмехнулся, глядя прямо в бегающие глазки:

- Так, может, покажешь класс? А? Сюда иди, говорю… 

Глаза дебила стали просто огромными, как у бешеного лемура из детского мультика, что так любил смотреть  погибший этой зимой Корень в перерывах между дежурствами. Попятившись назад и выставив перед собой руки в нелепой попытке… Защититься? Угрожать? Придурок только губами шевелил, видно, придумывая, что бы такое сказать, или возразить, или… 

Но тут Князь, легко отставив девочку за спину, шагнул вперед, разом отхватив половину расстояния между ними и неудачливым кавалером, глаза у того стали еще больше, и буквально через полсекунды Василий  нахмуренно наблюдал дерганную спину придурка уже в районе соседнего дома. Очень далеко. Пожалуй, он недооценил его прыть. И его наглость. Ну это же надо: после серьезного прошлого разговора приставать в Кет прямо возле подъезда! 

Наверно, дело в  нем, в Князе. Теряет, бл*, дар убеждения. Стареет.