Глава 11. Больно

В ложе четыре мягких кресла, стоящих парами. Между ними узкий проход и, дальше, перед резными перилами, стоит столик. Шампанское, мартини, коньяк, канапе, блюдо с шоколадом…

Муратов усаживает Настю ближе к столу. А я не такой галантный, сука. Я сам сажусь ближе. Между Настей и мной едва ли есть полметра…

Она отворачивается к нему. Волосы классически собраны наверх, и я вижу ее обнаженную красивую спину, я помню, как целовал ее… вкус… нежный бархат кожи…

Плавные движения лопатками и жемчужные нити, оформляющие вырез на спине до самых ягодиц, двигаются, завораживая меня. Отворачиваюсь. Смотрю перед собой. Все мелькает в красно-белых тонах – и театр и Татьяна, но я слеп.

Перед моими глазами образ роскошной Анастасии в вечернем платье. И всё…

Воздух кипит в моих лёгких. Как неожиданно больно это всё цепляет! И так же неожиданно от себя мне хочется мазохистки быть к ней ближе, раскачивая эту боль. Доводить её до апогея. Как ты смела мне обещать, а?!..

Машинально, чтобы оправдать то, что сел не по этикету, разливаю в бокалы шампанское. Муратов говорит по телефону. Свет гаснет.

– Шампанское, Анастасия? – протягиваю ей, глядя в глаза. – Или, может, мартини? Мы празднуем или грустим?

Молча забирает из моих рук протянутый бокал.

– Может, что-то хотите еще? Мне сказать… – добавляю тише.

– Нет. Не хочу… Предложите Татьяне.

Мда… Разворачиваюсь.

– Мартини? Шампанское?

– Осторожнее, товарищ майор…

– Ты о чем? Стреляет глазами на Настю.

– Untouchable…

– Да-а-а? – перекашивает меня от яда.

Неприкосновенная, значит.

Татьяна предупреждающе качает головой, глядя на сцену.

– Шампанское, – чуть громче добавляет с натянутой улыбкой.

Звучит последний звонок, мы погружаемся в темноту. На сцене начинается действо…

Агонизируя от близости с Настей абсолютно не вижу спектакля. Галстук душит, ремень давит, в ложе душно… Радует только коньяк! Он, обжигая рот каждым глотком, на несколько мгновений возвращает меня в адекват. Я горю от ревности, понимая, что их руки соприкасаются на мягком широком подлокотнике. Вспоминаю, как он наглаживал её кисть, когда она держала его под руку. Я уверен, наглаживает и сейчас! А если немного отпустить фантазию – что и как налаживает он ей наедине, то совсем можно двинуться. Невеста, да?..

Оттягиваю душащий меня галстук еще сильнее и смотрю на ее кисть. На указательном мелькает кольцо с крупным камнем. Я не помню этого кольца… Жених презентовал? Настя медленно ставит бокал на столик. А я залпом допиваю свой. Второй. И тоже ставлю рядом. Перехватываю её холодные пальцы, неласково их сжимая. Дергается! Но я не выпускаю. Увожу наши сомкнутые кисти в узкий проход между нами. Настя нервно ерзает на кресле. Неловко тебе?! А там, в поезде, ловко было мне в глаза смотреть и любимым называть, зная, что вернёшься к своему Муратову? Вот и сейчас переживешь!

– Настя… – слышу шепот Муратова.

Он что-то говорит ей, она наклоняется. Наши руки натягиваются. Сжимая ее кисть жестче, я, теряя над собой контроль, нахально оттягиваю её за руку. Садится прямо.

Телефон в руках Муратова мерцает на беззвучном режиме. Извинившись, он шепчет ей: «я минут на двадцать» и выходит.

Настя поворачивает лицо.

– Больно, Сергей Алексеевич, – шёпотом и дергая свои пальцы.

– Согласен… больно.

Извернувшись, с силой выдергивает всё-таки пальцы.

– Татьяна, – поворачиваюсь к спутнице. – У меня просьба: прямо сейчас прогуляйся… до дамской комнаты. Мне нужен тет-а-тет…

– Вы – смертник.

– Не преувеличивай.

– Я предупредила.

Бесшумной тенью покидает ложу вслед за подполковником. Моя тахикардия зашкаливает. Я облизываю пересохшие губы. Словно почувствовав, что я на грани, Настя подлетает на ноги, пытаясь тоже смыться. Но я оказываюсь быстрее, преграждая ей выход из ложи. И мы сталкиваемся. В моих глазах темнеет.

– Ну, здравствуй… любимая, – хриплю я сдавленно.

Нахуй было бегать? Поговорили бы спокойно, вдвоем. Теперь вот так!

– Господи… – дрожит ее голос. – Откуда ты взялся?..

– Ты думала, я тебя не найду? – усмехаюсь я горько. – Наивно. Ты забыла, кто я?

Нет, в моей груди больше не порхает, и голова моя не кружится от её близости. Мне больно, твою мать! Больно! Душно! Изнутри меня рвётся бешеный зверь, который хочет порвать всех тут к чертям. И её тоже. Её – в первую очередь!

– Я думала… не станешь. Зачем?

– Зачем? Ах да. Случайный секс. Делов-то… Часто практикуешь?

– Перестань! – отворачивается.

За локоть рывком разворачиваю к себе.

– В глаза смотри! Замуж, короче, выходишь, да?

Поднимает на меня взгляд. Выпрямляет спину.

– Да!! – тихо и зло рявкает мне в лицо.

И ее голос просаживается. Просаживается на такую отчаянную горькую ноту в конце… Что меня ломает от плещущейся в груди нежности к ней густо смешанной с ненавистью. Я теряю контроль над чувствами, не понимая бить по ней или умолять её… спасать ее… что?!..

В ярости перехватываю её за шею сзади, прижимая лицом к себе. И опять тону в нежности!

– Настя… ты что… зачем?… – задыхаюсь я, ласкаясь своей щекой об её висок.

– Всё! Пожалуйста! Стоп!! Забудь!

Отталкивает руками в грудь.

– Я не знаю Вас, Сергей Алексеевич, – берет себя в руки.

Голос – лёд!

– Мм… – отстраняюсь я.

И вот дальше всё решается очень просто. Есть эта Настя, а есть та, моя. Если я поверю этой, значит, моей больше не существует. А я не могу её похоронить… Не могу!! И поэтому я похороню эту.

– Тогда у тебя проблемы, Анастасия. Потому что я тебя знаю… другой. И мне зашло. За шторкой приближается голос Муратова. Настя, испуганно дернувшись, сбегает в кресло.

Мы сталкиваемся с Муратовым в проходе. Растерявшись, с вопросом смотрит на меня.

– Уходите, товарищ майор?

– Татьяны долго нет. Встречу…

Выхожу в фойе, оттуда на улицу. А Настя там с ним вдвоем…

Сигарету мне… срочно!.. Затягиваюсь поглубже, выпуская вверх дым. Это будет тяжело, Зольников. Очень!..

Загрузка...