Купчиха

Глава 14

Мельхиор вышел из портала в Балинаре незадолго до полудня. Наконец-то! Настроение у него было приподнятое. Ещё час, может быть полтора и он увидит наконец Виолу. Он скучал по ней всё время, которое провёл в столице и рвался в Эдель, который не любил, именно потому, что там теперь она. Конечно, в доме сейчас чужие люди, но это неважно. Никто не помешает ему любоваться милым личиком и слушать, как она напевает, стряпая или пересчитывая бельё. Он клялся не приставать и держит слово, но никто не может запретить наслаждаться её присутствием в собственном доме.

Он возвращался домой на три дня раньше, чем заканчивались три декады практики студентов. Он вообще хотел прибыть во второй день декады, жаль, что не получилось, но особо расстраиваться не стоило. Ему скорее повезло. В университет вернулся его старый наставник, который питал к Мельхиору необъяснимую привязанность. Пришлось провести с ним четыре лишних дня, зато с его помощью удалось решить в свою пользу вопрос о последнем испытании.

Это была одна из несправедливостей жизни, на которую всегда жаловались маги-беженцы из империи. Им кроме диссертации и проверки уровня силы требовалось дополнительно сдавать экзамены и проходить испытания. Считалось, что имперцы недостаточно подготовлены теоретически, поэтому такая мера в отношении них необходимость. На самом деле эта была защита своих от конкуренции чужаков. Пройти эти кордоны на пути к желанному званию могли единицы и Мельхиор гордился, что оказался среди этих редких птичек. Остался последний экзамен и всё!.

Ректор наконец решился и назначил его на декаду перед праздником зимнего солнцестояния. Сразу после этого Мельхиор получит диплом магистра и самое ценное гражданство Валариэтана.

Кроме всех прочих благ оно давало возможность оставить место городского мага в любую минуту. Конечно, торопиться, отказываясь от всех благ, которые давала эта работа, не стоило. Оборудованный специально для мага дом, стабильная клиентура, стабильный доход всем этим не разбрасываются. Как только он решит уйти, всё это придётся оставить своему преемнику. Даже варенья и соленья, которые наготовила Виола, и те достанутся чужому магу. Но на них плевать с высокой горки. А вот на саму Виолу Если Теодор не вернётся и она останется до осени, то ему стоит доработать до конца срока. Будет время убедить девушку, что он для неё просто находка, а заодно поискать действительно хорошее место, не хвататься за что под руку попало.

На площади перед портальным залом его ждал Жером. Сам конюх восседал в шарабане, в который запряг Малыша, а повод Красотки примотал к передку экипажа. Увидев хозяина, отцепил ремешок и молча передал тому из рук в руки. Вид у него при этом был мрачно-торжественный как у распорядителя похорон. Обычно старый слуга был значительно более весел и словоохотлив. В груди у Мельхиора расползался холодок нехорошего предчувствия. Он зашвырнул свой саквояж в шарабан и спросил:

— Как дела, Жером?

— Всё в порядке, хозяин, — бесстрастно произнёс тот, — Теперь всё в порядке. Все живы-здоровы.

— Теперь? — удивился Мельхиор, — А когда было не в порядке? Что тут вообще без меня происходило?

Он ждал пространного ответа, но Жерому удалось поразить хорошо знавшего его Мельхиора до глубины души. Он наотрез отказался просветить своего хозяина относительно недавних происшествий в его собственном доме.

— Что было, то было, но не мне об этом вам докладывать. Что хотите со мной делайте, ничего не стану говорить. Пусть вам другие доложат, не я. Вон, господина Либерия своего спросите. Или домоправительницу нашу. А лучше обоих сразу. Только меня от этого увольте, я в жизни ябедой не был.

Сказав так, старик сгорбился на своём сиденье и, убедившись, что Мельхиор уже вскочил на свою лошадь, тоже тронул Малыша в путь. Глаз на хозяина он так и не поднял, а это значило, что он решил хранить молчание до самого дома.

Поняв, что слуга ни за что ничего ему не расскажет, Мельхиор резко послал Красотку вперёд. Он будет в Эделе на час раньше Жерома и к его приезду успеет всё узнать их первых рук.

На въезде в Эдель его остановил крик:

Добрый день, господин маг! Как хорошо, что вы вернулись!

Он осадил Красотку и развернулся в сторону кричавшего. К нему на своём украшенном кисточками муле трусил никто иной как мэр города и приветливо махал рукой. Уже одно это удивляло. Старый лис хоть и побаивался мага, но всегда вёл себя с ним покровительственно, не забывая поведением подчёркивать своё высокое положение. А тут прямо встреча дорогого родственника, от которого ждут наследства. Не зря Жером не хотел ни о чём рассказывать. Что-то тут не так.

Мельхиор со всей возможной для него любезностью поздоровался с мэром и задал ему тот же вопрос, что и Жерому. Что случилось, пока он отсутствовал?

— Ой, дорогой господин Мельхиор, — запел толстяк, — Трудно нам без мага. Мы все ждём не дождёмся, когда вы вернётесь и снова можно будет к вам обратиться. Эти ваши студенты А их руководитель, он вообще

Таких заявлений Мельхиор не любил. Что значит: "эти ваши студенты"? Они что, полгорода разнесли? Или вместо того, чтобы защитить поля от саранчи, её туда приманили? Если бы было так, об этом бы написали в газетах, но там об Эделе ни слова.

— Вы можете привести конкретные примеры? — жёстко произнёс он, — Чем именно вам и горожанам не угодили студенты и их руководитель? Что плохого они сделали? Тогда я пойду и разберусь. Эдель мой город, я отвечаю здесь за магическую безопасность, и если кто-то из них совершил преступление

Мэр тут же повернул на попятный.

— Ну что вы, господин маг, какие преступления. Только их сюда прислали пользу приносить, а они бездельничают. И с заклинаниями напортачили. Вот у меня в саду крота не было, а тут, после того, как студент зашёл амулет от тли поправить, появился. Весь сад изрыл, поганец! В огороде живого места не осталось. А когда я указал их руководителю на это безобразие, тот от меня отмахнулся. Нету, говорит, от кротов эффективного заклинания. Кота приучите. Как же! Мой кот, конечно, в городе самый красивый, только он кротов не ловит. Он и мышей-то

И тут Мельхиор хихикнул. Его давно тянуло расхохотаться прямо в толстощёкое мэрово лицо, но он сдерживался. Но один смешок всё же пробился и мужчина обиделся.

— Зря вы смеётесь, господин маг, — поджал он губы, — в вашем хозяйстве тоже всё не хвала богам. Увёл вашу женщину один из студентов. Да как! Скандально, можно сказать! Они даже не скрываются! Весь город только о том и говорит!

— О чём говорит весь город? — внезапно похолодевшими от волнения губами себе под нос проговорил Мельхиор.

Мэр отлично расслышал вопрос, потому что ждал именно его.

— Ну как же, господин маг! Все ваши соседи по вечерам собираются, чтобы посмотреть, как студентик магическим способом в окно к своей красавице залетает. Даже знакомых приглашают на это зрелище.

Мельхиор ничего не понял. Какое окно? Кто куда залетает? Виола поселилась в мансарде, там такие окна птичка разве только влететь может, но никак не целый человек. А мэр продолжал:

— А в последний день декады ваша Виола со своим любовничком в Балинар ездили. Вроде как за покупками. Вернулись когда уже солнце село. Что они делали столько времени, я вас спрашиваю? А какие приехали! Рваные, грязные, ваша экономка, бесстыдница, без юбки!

— Как, совсем? — вытаращил на мэра глаза Мельхиор.

— Нет, без верхней, — признался тот, — Но где и по какому поводу она её сняла? Не знаете? Вот и у меня сомнения. Так что изменяет вам ваша женщина, господин маг, точно говорю.

Тому, что нёс сейчас мэр, могло быть много объяснений и одно из них, наиболее правдоподобное, что всё это выдумки досужих кумушек, которые вредный мужик ему сейчас пересказывает. Дела было на гаст, а раздули на три гита. Но всё же Мельхиор уточнил:

— А этот её любовник Это он к вам приходил, после чего появился крот?

— Не-ееет, — довольно, как объевшийся сметаны кот, осклабился мэр, — Другой. Ко мне приходил тощий и корявый, некрасивый парнишка. А у вашей Виолы вкус. Она выбрала самого из них красавчика ненашенских кровей. Беленький такой, хорошенький, все девки наши по нём сохнут. Говорят, он к тому же ещё и граф.

Мэра Мельхиор не любил и не доверял, считая сплетником и лгуном, но тут вдруг мгновенно поверил: у Виолы роман со студентом-графом. Он совершенно не помнил, как выглядят приехавшие на практику парни, он и видел-то их всего пару минут, но но почему-то не усомнился, что среди них есть белокурый граф и вот он-то

Сплетник снова раскрыл рот, собираясь вылить на голову мага очередную порцию грязи, но Мельхиор уже всё услышал и решил, что с него хватит. Он немндленно едет домой и разузнаёт всё на месте. Если Виола спуталась со студентом Что именно он сам себе сказать не мог. То ли пристукнет парня, то ли выгонит экономку, то ли сам в омут головой Все варианты казались равно возможными и одинаково идиотскими.

Как раз в этот момент они миновали городские ворота. Маг впопыхах попрощался с мэром и устремился к собственному дому. В голове роилась целая туча вопросов, ответы на которые можно было найти только там. До обеда оставался ещё целый час и маг предполагал, что за это время успеет узнать правду.

У калитки он встретит студента, которого сразу узнал по описанию мэра: тощий корявый, некрасивый. А ещё аристократичный и на редкость уверенный в себе. Парень магией подстригал кусты живой изгороди. Выглядел он при этом не как садовник, а как знатный господин, которому вздумалось поиграть в садовника.

Он окинул Мельхиора оценивающим взором и, как видно, сразу определился, приветствовав его такой фразой:

— Добрый день. Я Сильван. А вы, как я понимаю, хозяин дома, который мы так нагло оккупировали. Мельхиор. Я прав?

— День добрый, — ответил маг, слезая с Красотки, — Вы определили абсолютно точно. Я Мельхиор и это мой дом.

— А я изгородь подстригаю, — дружелюбно улыбнулся аристократ и тут же его некрасивое лицо стало чрезвычайно привлекательным, — Меня Гина попросила, вот я и стараюсь ей угодить.

Гина? Мельхиор даже головой затряс. Какая Гина, когда Виола? Через минуту, в течение которой они с Сильваном молча пялились друг на друга, до него дошло: Гина это Регина. Так её звала Виола, а он сам придерживался более официального обращения, поэтому сразу не сообразил. Когда наконец опомнился, то задал любезному Сильвану вопрос:

— Не скажете, где ваш руководитель практики?

— В полях, — небрежно махнул рукой студент, — Должен скоро вернуться: он никогда не пропускает обед.

— А моя экономка? — продолжил расспросы Мельхиор.

— Была в саду, — охотно и без смущения ответил Сильван, — Она там варенье варит. Не хочет в доме чадить. Мы с Ули сделали ей специальную печку в дальнем углу. Ули ей помогает, а я вот

Он развёл руками, как бы показывая объём своей работы.

— Ули? — с вопросительной интонацией произнёс Мельхиор.

Сработало. Сильван тут же выложил инормацию.

— Наш студент Ульрих Эгон из Гремона. Граф, между прочим. Мы с ним сегодня отрабатывали приём больных, только они как-то быстро закончились.

На память Мельхиор никогда не жаловался. Маг с плохой памятью это самоубийца. Так что он моментально вспомнил, как Марсилий спрашивал Виолу про какого-то барона Давенеи и графа Эгона. Выходит, она знала его раньше, задолго до того, как появилась в доме городского мага. Что тогда между ними произошло, неизвестно, но графёныш мог в неё влюбиться. Кто бы устоял? А теперь и она в него Если сравнивать их с юным графом между собой, то, даже не глядя на внешность, можно сказать: графиней быть лучше, чем женой какого-то мага. А если тот ещё и красавчик Насчёт своей внешности Мельхиор иллюзий не питал. Он не зря поверил мэру. Тот, конечно, врал по мелочам, но был прав в главном: у его Виолы другой мужчина.

Мельхиор сжал зубы так, что они чуть не раскрошились и улыбнулся Сильвану. Видно, улыбка вышла не очень, потому что парень вдруг побледнел и приятное выражение стекло с его лица как вода.

Напугал, — подумал Мельхиор, — А ведь я ему не желаю ничего плохого. Пугаться стоит этому Ульриху. Я его в бараний рог скручу, поганца. Вызову на дуэль и убью. Нечего чужих экономок обольщать!

Но это был только внешний слой мыслей. Что-то в глубине подсказывало что он не имеет никаких прав на Виолу. Она сама решает с кем ей быть. К тому же у них контракт. Они не могут домогаться друг друга, это все условия. А про то, что она не имеет права ответить на чужие ухаживания, там нет ни слова.

Маг коротко кивнул студенту и прошёл мимо него в дом. Прежде чем бежать к Виоле и предъявлять претензии Ульриху Эгону, он должен увидеть всё своими глазами, а это лучше всего сделать из окошка на лестнице. Оттуда хорошо виден сад, практически полностью.

Взбежав на площадку второго этажа, Мельхиор прильнул к окошечку и ничего не увидел. Нет, сад оставался на месте. Всё росло в привычном порядке. Про варенье Сильван не соврал. Действительно, в дальнем углу недалеко от задней стенки конюшни практически на земле стоял большой медный таз, над ним курился то ли пар, то ли дым. Но ни Виолы, ни кого другого рядом не было. Никто не следил за процессом, хотя следовало. Присмотревшись, маг понял: варенье подгорало. То, что над ним клубилось, являлось дымом, пока ещё беловатым, но скоро всё сгорит и повалит чёрный, как при пожаре.

Как бы ни была Виола увлечена любовью, она никогда не оставила бы варенье без присмотра. Что-то стряслось.

Мельхиор мухой слетел вниз, ударом ноги отворил дверь в сад и через секунду уже столкнул таз с огненных камней. Затем внимательно осмотрелся. Ничего и никого. Он сунулся в конюшню: любовники могли находиться там. Но в конюшне тоже было пусто: Красотка так и осталась у ворот. Он поднялся в комнату Жерома, но она оказалась заперта. Вышел из конюшни и снова подбежал к устроенному студентами очагу. Она была здесь и исчезла. Как? Куда?

Из-за дома Сильван выводил его лошадь. Видно, пожалел бедняжку и решил, что в конюшне ей будет лучше, чем у коновязи. Мельхиор крикнул ему:

— Не знаете, куда мог подеваться ваш приятель вместе с моей экономкой?

Сильван вытаращил на него глаза.

— Они же тут были. Варенье Варенье варили. Может, в дом пошли.

Но из дома к ним уже бежала Регина.

— Господин Мельхиор, господин Мельхиор! Как хорошо, что вы приехали! А где госпожа Виола?

— Разве она не с тобой? — замирая от ужаса спросил маг, — Я думал, вы вместе готовите обед.

Регина вдруг остановилась и замерла.

— Обед давно готов, господин маг, — тихо произнесла она, — У нас сегодня из-за жары только холодные блюда. А Виола варила варенье из слив здесь, в саду. Господин студент ей помогал.

— Чем? — злобно рявкнул Мельхиор.

Женщина растерялась.

— Чем помогал? Не знаю точно. Кажется, температуру огненных камней регулировал. Здесь же нет специального артефакта. Правильно, Сильван? — обратилась она за поддержкой с подошедшему парню.

— Всё верно, — подтвердил тот, — Но только варенье сгорело. Очень жалко, я обожаю сливовое. И я не понимаю, куда делись Виола вместе с Ули? В доме их нет. Там сейчас вообще нет никого живого, даже мышей.

Мельхиор вдруг вспомнил, что он маг и вслед за Сильваном просканировал дом. Студент был прав: там никого не было. Остаточные следы ауры Виолы он увидел у очага, но они таяли на глазах. Девушка была тут не так давно, но с момента её исчезновения прошло уже минут двадцать. Рядом топтался кто-то, кого можно было классифицировать как довольно сильного мага, видимо, тот самый Ульрих. След его ауры был значительно сильнее. Если они ушли вместе, то следить проще было бы за ним, а не за ней. Но нигде не было ни намёка на то, каким образом они отсюда исчезли. Получалось так: вот стояли, а вот уже нет. Как будто дракон пролетал мимо и утащил. И ни малейшего следа магии.

— Ой, смотрите! — вскрикнула вдруг Регина и показала куда-то наверх.

Мельхиор вскинул голову и увидел: высоко на ветке старой абрикосы, под которой и был устроен очаг для варки варенья, трепетала белая ленточка. Присмотревшись, он понял: это кружевной манжет с блузки Виолы. Абрикоса была толстой, раскидистой, с неё легко было перелезть на росший у изгороди каштан, нижние толстые ветви которого свисали на улицу.

Её всё-таки похитили. Прямо с земли втащили на дерево и уволокли в неизвестном направлении. Ульриха тоже. Как этот дурень дал себя скрутить, он же маг? Почему не защитил ни себя, ни девушку? Идиот какой-то! Он бы такому доверять не стал.

Тут Сильван промолвил спокойно:

— По деревьям пришли, по деревьям ушли. А Ули всё ушами прохлопал.

— Как, по-твоему, они его взяли? — спросил для порядка Мельхиор.

Он представлял возможный ответ, но хотел убедиться, что Сильван мыслит в одном с ним ключе.

— Это были не маги, — тут же стал развивать своё видение парень, — Иначе бы тут след сиял. Думаю, подкрались под прикрытием амулета тишины или чего-то в этом роде, а потом дали сверху по голове чем-нибудь тяжёлым. Это на магов действует так же, как на не магов. Потом опутали верёвками и втащили наверх. Девушку тоже.

— Тоже стукнули или тоже опутали?

— И то, и другое, — твёрдо сказал Сильван, — Она не кричала. Пусть с другой стороны дома, но я бы услышал: у меня здесь подслушка стоит. А было тихо. В общем так. Их украли, надо искать.

Маги посмотрели друг на друга. Обоим пришло в голову, что поисковые заклинания лучше всего творить вдвоём.

Виола пришла в себя. Голова раскалывалась. Она попыталась открыть глаза, но это у неё как-то плохо получалось. Удалось приоткрыть только маленькие щёлочки, при попытке сделать их пошире боль просто взрывала мозг. Но даже сквозь узкие, как бойницы в старинном замке, щели она сумела разглядеть, что находится в каком-то подвале. Даже не в полноценном подвале, а в подполе вроде того, что у неё на кухне. Через щелястый пол сверху проникает немного света и это хорошо что немного: сильного освещения она сейчас бы не выдержала. По стенам полки, на которых должны стоять дружными рядами банки, крынки и бочонки, в углу рассохшаяся бочка с почти свалившимися с неё обручами. Как она тут очутилась?

Преодолевая головную боль, мешавшую сосредоточиться, Вилька постаралась вспомнить. Вчера утром Жером получил письмо от Мельхиора и отправился в Балинар. Логана с Айвеном Либерий увёл в поля куда-то далеко. Он ещё предупреждал, что к обеду они могут опоздать. Дома оставались они с Региной, Сильван и Ули. По идее парни должны были вести приём страждущих. Студенты делали это бесплатно, но почему-то очередь к ним не стояла. По словам Регины, которая откуда-то всё всегда знала, многие ждали, когда вернётся Мельхиор, чтобы лечить свои болячки у него. Так что приём свой они закончили быстро: осмотрели двоих болящих, сварили им по зелью и остались без дела. Да ещё Вилька под шумок продала два зелья из хозяйских запасов: от мужской слабости и от головной боли. Вот последнее ей бы сейчас не помешало.

Что было дальше? Она как сейчас помнит: попросила парней устроить ей очаг в саду. Ранняя слива уродилась очень обильная, а сливовый джем её любимый. Только его нужно долго варить, упаривать. Делать это в жару на кухне можно перегреться и сойти с ума. Лучше в саду, на свежем воздухе, так здесь все делают.

Она выбрала для очага отличное место в тени старой абрикосы. На следующей декаде тут же можно будет сварить варенье уже из её плодов.

Виола вдруг ощутила, как ей неудобно и стала крутиться, но это у неё получалось ешё хуже чем открыть глаза. Что-то мешало сесть как следует и этим чем-то оказались верёвки. Демоны! О каком варенье тут можно думать! Она в плену! Какой-то гад связал её! Как это могло случиться? Ведь буквально только что она стояла в саду под деревом и ложкой, которую привязала к длинной палке, снимала пенки с варенья. Рядом на чурбачке примостился Ули. Он смеялся над ней. Предлагал специальное заклинание чтобы пенки сами собирались и перемещались на блюдечко, а она отказывалась. Нечего заклинаниям делать в её варенье.

И где теперь сад, старая абрикоса и медный таз? Где она сама? И где Ули? Виола попыталась снова оглядеться, а заодно сообразить как её связали и где положили. Может, удастся развязаться и вылезти.

Собственные ощущения доложили: связали на совесть. Руки отдельно, ноги отдельно. Хорошо хоть руки не за спиной. Лежит она на земляном полу на боку. Судя по всему связывали сначала, а бросали в подпол потом. В поле её зрения только стены и полки, но поле это очень ограниченное. Надо посмотреть что за спиной.

Несмотря на непереносимую боль в голове, Вилька начала действовать. Особо ничего сделать она не могла, но постаралась перевернуться и посмотреть себе за спину. Она извивалась как червяк, крутилась как уж на сковородке, но поначалу ничего не выходило. Потом она нашла способ крутиться на одном месте с точкой опоры в райое попы и ело пошло. Наконец Виола умудрилась-таки развернуться и увидела то, что находилось за спиной. Лучше бы ей этого не видеть! Она готова была разрыдаться.

Там был Ульрих, тоже связанный. Похитители учли, что он маг, поэтому не пожалели верёвки. Не просто стянули вместе руки и ноги, как Виоле, а положили на живот, завели их за спину и соединили там все четыре конечности, создав странную, но очевидно эффективную конструкцию, которая не позволяла ему пошевелиться даже чуть-чуть, да ещё рот заткнули чем-то неаппетитным вроде половой тряпки. В общем, обезопасили себя от возможных ответных действий мага.

Это выглядело ужасно. Кроме того то ли Ульрих получил по голове сильнее, чем Виола, то ли ещё что, но закатившиеся глаза и прерывистое, тяжёлое дыхание говорили о том, что в себя он так и не пришёл. Виола присмотрелась: нет, никаких антимагических наручников на нём не было, только верёвки.

Эх, нашлось бы тут хоть что-то острое! Ну, хоть осколок от глиняной крынки или горшка, а ещё лучше стекляшка. Она бы уж извернулась, подцепила бы черепок и перепилила верёвку. Лучше ту, которая на Ули, на себе пилить труднее. А уж он тогда бы спас их обоих. Только бы в себя пришёл!

Виола ещё раз покрутилась вокруг своей оси, оглядывая помещение. Ничего подходящего, даже щепки завалящей нигде нет. Она снова и снова осматривала пол и чуть не плакала от злости: кто-то позаботился о чистоте: там ничего не валялось. Совсем ничего. Пол был чисто выметен.

Эх! — повторила она про себя любимый вздох Теодора. Если в ближайшее время не освободиться, то будет поздно даже если похитители не придут. Верёвки не такие уж толстые, это скорее шпагат, чем канаты. С одной стороны хорошо, перерезать легче, с другой плохо, очень плохо. Тонкие верёвки врезаются в тело сильнее и глубже, повреждения от них страшные.

Виола как-то видела людей, которых бандиты держали в плену, требуя выкуп. Стража освободила заложников и привезла в Альтенбург. Горожане ходили их встречать, несли подарки и угощение. Отец тогда взял с собой Вильку. Ликование она не запомнила, а чёрные, омертвелые руки в язвах до сих пор стоят перед глазами. Ей потом встретился на улице один из тех людей: у него не было одной кисти, а на другой осталось всего три пальца. Кто-то ей пояснил, что это из-за тонких верёвок. Они впиваются глубоко и перекрывают ток крови. Если бы этих людей спасли раньше, возможно, удалось бы спасти их конечности, но прошло слишком много времени, даже маги-целители оказались бессильны.

Конечно, в Элидиане целители не чета гремонским, но всё же.

А она уже почти не чувствует собственных рук. Что же с Ули будет? Магов без рук не бывает, они для них главный и подчас единственный инструмент. Даже потеря одного пальца может закрыть для них собственную профессию. Ведь для того, чтобы запустить большую часть заклинаний нужно щёлкать пальцами, причём вполне определёнными.

Виола вдруг вспомнила про собственный огрызок дара. Две свечки! Сегодня она их ещё не использовала: для активации горючих камней магия не нужна, а свечки жечь нужды не было. Свечки! Это хоть крохотная, но надежда. Её руки связаны не так, как у Ульриха, щёлкнуть пальцами она скорее всего сможет. Пошевелила связанными кистями. Боль ужасная, но надо терпеть. Удастся щёлкнуть так, чтобы зажечь огонёк? Примерилась. Трудно, но не невозможно. Если постараться Теперь бы ещё решить, что она жечь будет.

В принципе выбора особого не было. Верёвку, причём ту, которой связан Ули. Надо освободить его руки, всё остальное он сделает сам. Только бы очухался!

Она снова стала изображать из себя червяка. Двигаться в нужном направлении получалось медленно, по половинке ладони за раз, но дело шло. Подвал в самом широком месте не насчитывал больше восьми локтей, а Ули лежал значительно ближе. Локтя четыре. Шестнадцать ладоней.

Извиваться пришлось так энергично, что когда Вилька доползла наконец до мага, то сил у неё уже не было, а пыхтела она как целая команда ёжиков. Теперь надо было продумать дальнейший порядок действий. Сначала жечь верёвки или лучше перед этим постараться привести Ули в себя?

Она решила жечь. Если в процессе он опомнится, то поможет, а если нет Тогда она не знала что, но подозревала, что ничего хорошего. Ули был нужен ей в здравом уме, тогда он и её спасёт, и сам спасётся.

Виола примерилась, прикинула, как завязаны верёвки, и решительно полезла прямо на своего любовника. Если пережечь толстый узел вот тут, у самых кистей, то она добъётся сразу двух целей: отсоединит ноги от руки и руки друг от друга. Тогда будет наплевать, что запястья обмотаны шпагатом: две подвижные руки уже дадут магу огромные преимущества. Файерболы-то он точно сможет кидать, а может что и покруче. А там, глядишь, обдерёт тонкие верёвочки с кистей и вовсе станет непобедим.

То, что им противостоят не маги, Вилька поняла отлично. Это обнадёживало. Только бы не опоздать!

Она наконец вскарабкалась или скорее заползла на спину Ули и пристроила свои связанные кисти прямо около нужного узла. И тут до неё дошло: если выпустить сразу всю свою невеликую силу в виде огня, она опалит Ульриха как поросёнка, но узел пережечь не успеет. Эх, жаль, что её никто не учил магии: она бы применила какое-нибудь другое, более подходящее к случаю заклинание. Ведь есть же в бытовой магии такие, совсем простенькие, вроде того, которым Айвен у неё на глазах крошил лучок. А она только свечи зажигать умеет.

Но если представить себе не свечи, а полезное изобретение лиатинцев спички Совсем крохотный огонёк Он будет гореть немного дольше, зато пеньковая верёвка займётся сама. Глядишь, и перетлеет. Только как это сделать? Она не умеет.

Не умеет, но попробует. Кажется, когда Либерий ругал кого-то из студентов, то говорил, что, произнося заклинание, надо очень точно себе представлять желаемый результат, а то выйдет совсем не то. Наверное и тут то же самое. Она постарается представить себе совсем крохотный огонёк. Не получится, тогда и будет думать дальше. Останавливаться сейчас самоубийство.

В этот момент Ули застонал. Приходит в себя? Отлично! Этот жалобный звук так вдохновил Вильку, что она тут же начала свой эксперимент. Пусть когда к Ульриху вернётся сознание руки у него будут уже свободны!

Неизвестно, получилось бы у неё, если бы она с детства не трудилась в лавке, торговавшей пряностями. Это развило в ней точность и аккуратность вместе с выдержкой. Рука не должна была дрогнуть и просыпать бесценный порошок ни при каких обстоятельствах. Сейчас ей это очень помогло. Она щёлкнула польцами обычным способом, при этом удерживая в голове предстааление о том, что именно хочет получить. Огонёк на пальцах появился, но такой крошечный, что Вилька даже заволновалась: может ли он вообще что-то пережечь? Но храбро поднесла его к нужному месту и в уме добавила ему размера. Язычок пламени тут же послушался, а тонкие волоконца пеньки затрещали, сгорая.

Это оказалось очень тяжело. Печку или свечу она разжигала одним двиением и оно давалось ей легко, а тут Вилька удерживала огонёк больше минуты, но пережечь узел за это время не смогла. Он занялся, стал тлеть, с каждым мгновением обугливаясь всё больше, но не разрушился полностью. А Ули под Виолой в это время стонал всё громче. Наконец её силы кончились и она просто скатилась на пол.

Тут-то Ульрих и открыл глаза.

Сначала взгляд его был мутным несфокусированным, но очень быстро в нём мелькнуло присутствие разума. Ули обвёл глазами помещение, как это делала Виола, затем воззрился на неё с непониманием и болью. Она зашептала:

— Тебя связали, но я попыталась пережечь верёвки. Они тлеют и скоро прогорят, тебе останется только рвануться посильнее. Постарайся, пожалуйста. Очень жить хочется.

Юный маг попытался что-то сказать, но кляп мешал. Дёрнулся. Тоже ничего не вышло, путы держали крепко. Вилька зашептала снова:

— Не торопись. Ещё не прогорело. Тебе больно, знаю, но терпи. Терпи. Я скажу, когда нужно будет рвануться изо всех сил. Если не смогу сказать, то подам знак. И она показала как: зашевелила всеми пальчиками сразу.

Ули никак не мог показать жестами что понял, но по глазам и так было ясно: сообразил. Кажется, удалось согласовать действия. Вилька приткнулась к его боку так, чтобы видеть тлеющий узел, и расслабилась. Дальше от неё почти ничего не зависело, значит, можно было отдохнуть.

Напрасные мечты. Не успела она угнездиться относительно удобно, так, чтобы не слишком донимали связанные руки и ноги, как закрипели половицы и в потолке возник светящийся квадрат. Кто-то откинул люк.

Затем в пол упёрлась приставная лесенка и на ней возникли чьи-то ноги. Судя по качеству сапог заказчика. Вряд ли наёмный убийца, идущий на дело, стал бы надевать нечто, расшитое золотой нитью и украшенное пряжками с рубинами. За нарядными топали сапоги пожиже, из толстой, плохо выделанной кожи.

А вот это уже исполнитель.

Виола давно уже сообразила, кто мог хотеть поймать Ульриха. Пряжки с рубинами и фасон сапог подтверждали её догадку. Такие сапоги в Элидиане не носили, а на её родине были популярны у знати. Значит, гремонец из родовитых. Всё тот же дядюшка, который пытался убить Ули год назад: Годфрид Давенеи. Но теперь у него значительно более сложная задача. Законы Гремона в области наследования прав на редкость мутные, но кое-что Вильке было точно известно.

Ули теперь граф и от этого порядок наследования поменялся, перешёл к младшему поколению. Если у Давенеи есть сын, то наследник скорее всего он. Но это может быть и не так. Если барона обвинили в попытке убийства и король счёл доказательства убедительными, то свои права его линия потеряла. Тогда ему поможет только завещание.

Пока Виола раздумывала, двое спустились в подпол. Её догадка подтвердилась: нарядные сапоги действительно принадлежали барону Готфриду Давенеи. Второй же выглядел скорее не как убийца, а как егерь или лесник. На второе похоже больше. Возможно, это как раз его дом и его подпол. Только откуда в окрестностях Балинара леса?

Эти мысли пролетели в голове Виолы быстрее молнии, а затем она состредоточилась на насущном. Главным сейчас было не дать Давенеи заметить тлеющий узелок. Тело Виолы соображало быстрее её самой. Оно дёрнулось и закрыло собой опасную картину раньше, чем голова это осознала. Барон заметил телодвижение девушки, но оценил неправильно.

— Ого, какая самоотверженная малышка! Ули, она готова закрыть тебя своим телом. Надеюсь, она тебе дорога?

— Расплатитесь, вашество, да и забирайте свой товар, — мрачно буркнул тот, кого Вилька посчитала лесником, — Я работу выполнил, требуемое предоставил. Дальше я в этом не участвую.

— А что так? — игривым тоном спросил барон, — Тебе не хочется им отомстить? Поучаствовал бы в допросе и уговорах. Эти двое ведь погубили твоих приятелей, разве не так?

"Лесник" сердито фыркнул.

— Те идиоты мне приятелями не были. Так, случайные знакомые. И мстить за них не собираюсь. Пожалуй, мне этих двоих надо поблагодарить: в результате все денежки идут в мой карман. Так что расплачивайтесь, вашество, да забирайте их отсюда. Нарушать закон, конечно, выгодно, но опасно. Я не хочу влезать в ваши дела больше, чем надо.

— А зря, — зло произнёс Давенеи, — Мог бы ещё заработать. Ну, нет так нет. Получай свою мзду.

Он полез в карман своего камзола, долго в нём копался и наконец вытащил оттуда простой холщовый мешочек, вес и вид которого ясно говорили: он полон золотых монет. Барон поднял его за завязки и потряс. Внутри звякнуло. Лесник протянул руку, но Давенеи убрал мешочек за спину.

— Сначала ответь на пару вопросов, — протянул он презрительно, — Где, говоришь, мои лошади?

"Лесник", видно, решил ответить на все возможные вопросы чохом.

— За домом стеной растёт калина, за ней спрятана левада. Они там пасутся все шесть. Сёдла лежат под лестницей. Ваши слуги умаялись и спят на чердаке, кроме тех двоих, которые с лошадьми. Они выпили настойку, которую вы им оставили.

Ответ удовлетворил барона, потому что мешочек с монетами снова появился на сцене. Готфрид протянул его "леснику" и бросил небрежно:

— Пересчитывать будешь?

— Да уж пересчитаю, вашество, — недовольно буркнул "лесник", — Денежка, она счёт любит.

Он принял мешочек в сложенные ковшиком ладони, затем растянул завязки и сунул руку внутрь.

Виола смотрела на его действия не отрываясь. Она была уверена: Давенеи случайных людей вроде этого "лесника" в живых не оставит. Но как он это сделает? Мужик был выше ростом, шире в плечах и явно лучше владел своим телом. Барон же не производил впечатления сильного и ловкого человека: узкие плечи и отвислое брюшко, с трудом скрываемые кроем камзола, говорили об обратном. Если Давенеи попробует напасть, то даже внезапность ему не слишком поможет.

Но он и не собирался. Стоило "леснику" запустить руку в кошелёк, как его скрутил приступ боли. Мужчина рухнул на пол, продолжая биться в конвульсиях. Через минуту он весь почернел как головешка, а затем стал превращаться в серый пепел.

Вместе с ним сгорел и мешочек для денег. На полу осталась кучка монет и бляшка на цепочке, в центре которой злым огоньком горел винный топаз.

Артефакт, — догадалась Вилька, — старинная хреновина с каким-то злобным и наверняка запрещённым заклинанием. Сам не может, так он древней магией убирает свидетелей.

— Ну вот, — весёлым, беззаботным тоном объявил барон, — Наконец-то мы практически наедине, племянничек. Девчонку твою я не считаю, она так, то ли часть тебя, то ли расходный материал. Но если ты будешь умницей и подпишешь отречение в мою пользу, я её убивать не стану. Запру вас вместе. У меня есть отличный замок на границе, зачарован ещё драконами, оттуда не убежишь. Отпустить не могу, ты, конечно, это понимаешь. Вообще-то нежелательных сидетелей убирают, но я добрый. В память о нашей дружбе я вас даже поженю. Будете жить вместе, долго и счастливо, только подпиши бумаги и принеси мне клятву на крови.

Он нелепо кривлялся, произнося этот бред, поигрывал кинжалом, который достал из-за пояса, всячески пытаясь показать, что его доброта только на словах. Чуть что не так, прирежет в первую очередь девушку. Вилька тем временем крутилась, изображая, что хочет в туалет. На самом деле эти дурацкие телодвижения давали ей возможность глянуть, насколько перетлел узел. Кажется, пора!

Она зашевелила пальцами, давая условный сигнал, но Ули как заворожённый смотрел на дядюшку и не обратил на её действия ни малейщего внимания. Тогда она дёрнулась так, что стукнула его в живот головой, и крикнула:

— Давай, балда!

Ули непроизвольно рванулся и руки его оказались на свободе. В то же мгновение он вспомнил всё, чему его учили четыре года и бросил в Давенеи заклинание.

Но Гремонская знать давно растеряла магические умения, а вот старинные артефакты в каждой мало-мальски родовитой семье накапливались поколениями. Фигуру барона на мгновение скрыла от глаз серебристая сфера, а затем в Ульриха полетело не боевое заклинание, а зачарованный клинок. Только вот на его пути находилась Виола. Она рванулась в сторону, но колдовская сталь не могла промахнуться. Единственное, чего Вилька добилась, это того, что кинжал Давенеи вонзился ей не в сердце, а в плечо. Она закричала от боли.

Довольный барон мерзко захихикал и направился к старающемуся высвободиться из пут Ульриху. Под защитой своего артефакта он имел все шансы успеть первым и выиграть.