Леди и детектив, или Щепотка невезения

Глава 1

– Эви, дорогая, я выхожу замуж! – торжественно, не размениваясь на ненужные мелочи вроде приветствия, сообщила мне по телефону достопочтимая мадам Люсиль Браун, она же владелица самого популярного гадального салона в столице Республики Эглетон, городе Бридже, госпожа Люсинда, она же моя дорогая бабуля шестидесяти трёх лет от роду.

Новость была так себе. Бабушка в принципе любила выходить замуж. Можно сказать, это было одним из её многочисленных и вполне безобидных, где-то даже полезных, хобби. К примеру, рабочим местом я обзавелась благодаря бабулиным связям. Мистер Джонс, мой начальник, был пятым её мужем, и надо заметить, что брак этот был вполне счастливым. Как и все другие её браки. Если не ошибаюсь, нынешний должен был стать десятым в череде многочисленных семейных союзов Люси.

– Поздравляю, – удобнее перехватила я тяжёлую медную телефонную трубку и достала из верхнего ящика громоздкого письменного стола завёрнутый во вчерашнюю газету бутерброд. – И кто у нас жених? – поинтересовалась, откусывая приличный кусок хлеба с индейкой, и приготовилась к прочувствованным перечислениям достоинств моего нового будущего дедушки.

– Не скажу, – ответила бабушка.

Я лихорадочно зашарила по столу в поисках воды, кашляя от неожиданности. Что-то новенькое.

– Скажу только, что он работает в полиции.

– Почему не скажешь? – осторожно спросила я.

– Потому что ты уже трижды отсутствовала на моей свадьбе! – рявкнула она мне в ответ. – А я, между прочим, в этот раз уверена, что встретила мужчину моей мечты!

– Правильно говорить не «свадьбе», а «свадьбах», – тоном учительницы младших классов поправила её я. – И у тебя каждый раз – на всю жизнь.

– Не будь занудой, Эви, – сменила бабуля тон. – Неужели ты не хочешь увидеть свою Люси?

– Конечно, хочу. Только я думала, что ты сама приедешь в следующем месяце.

– Теперь никак не получится, – огорчённо вздохнула госпожа Люсинда. – У нас с Фредди медовый месяц. И как лицо проинформированное, скажу, что вся эта полицейская активность в последнее время неспроста. Туринцы переходят все границы! Ты знаешь, теперь мы всюду носим с собой документы. А иначе штраф или, того хуже, ночь в полиции!

– Значит, его зовут Фредди, – вычленила я самое главное из её прочувствованной речи.

– Откуда ты знаешь? – удивилась бабуля моей прозорливости.

– Я не уверена, что мистер Джонс отпустит меня в отпуск.

– Этот вопрос я решу сама, – отрезала бабушка.

– Хорошо, я постараюсь купить билет на ближайший поезд. Сама понимаешь, лето, сезон отпусков. Все матроны считают своим долгом вывезти отпрысков в столицу, на вокзале ажиотаж. Билеты были распроданы, не успев поступить в продажу.

– На этот счёт ты можешь не беспокоиться. Я попросила Митчела оставить тебе местечко месяц назад. Поезд завтра утром, – припечатала Люси, отрезая всяческую возможность отделаться от предстоящей поездки.

Всё-таки умения Люсиль дружить с бывшими мужьями поражали воображение.

– Эванжелина, – мягко добавила бабушка, – ты взрослая образованная девушка. То, что ты давным-давно провалилась на вступительных экзаменах в Университет Бриджа, не означает, что столица не примет тебя и в этот раз. Зато ты сэкономила отцу семейный бюджет в Рамбуи! Хотя, скажу тебе, можно было и не экономить. Всё же новая жена у твоего отца ещё то сокровище.

Я невольно улыбнулась, представив, как она скривилась при упоминании невестки.

– Хорошо, бабушка, – капитуляция была неизбежна. – Вечером зайду к Митчелу за своим билетом.

Остаток разговора прошёл как в тумане. Кажется, мы попрощались и договорились встретиться то ли на вокзале, то ли у памятника её величеству, то ли я должна была прийти сразу в её салон, ведь от вокзала до дома, где бабушка снимала два верхних этажа, было всего два квартала. Думала я совсем о другом.

«Вряд ли на свадьбе бабушки будет министр полиции. Даже если и будет, не потащит же он на свадьбу сына? А если потащит, что само по себе сумасшествие, какова вероятность, что он тебя вспомнит? Вероятность равна нулю!» – уговаривала я себя.

Но в памяти упорно вставала картинка разъярённого молодого мужчины и невысказанная им угроза, по причине того, что я позорно сбежала, не дождавшись роковых слов.

Я ведь так и не рассказала бабушке, почему провалилась тогда, шесть лет назад, на вступительных экзаменах в столичный университет. Дело было вовсе не в отсутствии у меня нужных знаний и необходимого в таких случаях везения. Я ведь и до приёмной комиссии не успела дойти. Рок настиг меня немного раньше.

Шесть лет назад в холле столичного Университета на глазах у выпускников и поступающих я поставила Дэвиду Харрису – сыну министра полиции ­­– фингал.

Стыд от воспоминаний накрыл десятифутовой волной и напрочь отбил аппетит.

В год, когда я успешно окончила школу, а школьные учителя и бабушка прочили мне великое юридическое будущее (учителя, основываясь на оценках, а бабуля на особенно удачном карточном раскладе), отец решил, наконец, жениться второй раз. В отличие от бабушки, страсти к регистрации отношений за ним не водилось. После смерти матери от продолжительной болезни, чтобы скрыться от тяжёлых воспоминаний, он перевёз маленькое семейное производство по изготовлению замков в Бридж и неожиданно преуспел. Я же осталась на попечении бабушки. Та взялась за моё образование со свойственной её широкой натуре страстью. Даже вышла замуж за учителя математики. Кстати, совершенно зря, математика мне всегда удавалась легко. Впрочем, она довольно скоро поняла, что в таких жертвах я не нуждаюсь, и вышла замуж за руководителя кружка по самообороне, решив, что подрастающей симпатичной мисс такие знания не будут лишними. Способности и материальное положение семьи к тому времени уже позволяли претендовать на обучение в столичном Университете, что и подтвердило соответствующее письмо с одобрением моей кандидатуры и приглашением пройти вступительное собеседование.

Папа встретил нас с бабушкой и, целуя, сообщил радостную весть – скоро у меня появятся мачеха и сестра. Новая пассия отца – Элизабет оказалась дамой среднего возраста, внешности и моральных качеств, но могла похвастаться приличной, не чета моей, родословной. О чём не преминула неоднократно сообщить. Моя мама, хоть и слыла редкой красавицей, была безродной сиротой. Этот факт никогда не мешал мне жить, но мог помешать Элизабет в её матримониальных планах на собственную дочь. То, что ни мой отец, ни моя бабушка, к аристократии не принадлежали, её планам угрозы почему-то не несли.

Глава 2

Утром неожиданно испортилась погода. Налетели тучи, и с неба накрапывал мелкий противный дождь. Пассажиры прятались от стихии под навесами над железнодорожными платформами и в здании вокзала Рамбуи. Я вертела в руках билет, проверяя номер поезда и вагона, и слушала напутственную речь любимой подруги Мэгги, с которой мы жили последние несколько лет в старом доме моей бабушки, доставшемся в наследство от деда.

– Обязательно, слышишь, Эви, зайди в Центральный магазин и купи мне соломенную шляпку! – говорила Мэган, поправляя полы нового жёлтого плаща. Её светлые волосы и голубые глаза особенно ярко выделялись на фоне солнечного, отделанного синими лентами капюшона. – Ещё купи мне две, нет, три пары резиновых перчаток, семена петунии махровой и большой садовый секатор, – продолжила она перечислять необходимые к приобретению вещи. – В общем, держи список, – в конце концов сказала она и протянула мне листок, исписанный ровным почерком, выдающим в его обладательнице воспитанницу приюта Святой Эвгении.

Приют этот находился в трёхстах километрах от Рамбуи, и именно оттуда по высочайшему распоряжению в единственный институт нашего славного города направлялись молодые перспективные сироты, чтобы в дальнейшем достойно трудиться на благо сельскохозяйственной промышленности Эглетона. Из приюта Святой Эвгении двадцать четыре года назад в Рамбуи была направлена моя мама, поэтому о царящей там строжайшей дисциплине, бедности его выпускников и их трудностях в большом мире я знала из первых рук. Не было ничего удивительного в том, что я предложила помощь растерянной и расстроенной скромно одетой девушке в первый день обучения в институте. Комендант нашего общежития отказал ей в месте, хотел или денег, или свидания с симпатичной студенткой, а я предложила переночевать у нас, пока не прояснится вопрос с комнатой.

Мэгги была чудесной девушкой, доброй, весёлой и, главное, не имела ничего против моей бабули. Никто из родственников женского пола не мог настроить её против «самой страшной расхитительницы чужих мужей». В наших с Люси лицах она обрела семью, а у меня появилась первая в жизни подруга.

– Может быть, всё же поедешь со мной? – заискивающе спросила я. Перспектива весь незапланированный отпуск гоняться в поисках новейших садовых инструментов совершенно не привлекала. – Митчел по секрету сообщил, что у него есть ещё несколько свободных мест.

– Эви, – с укоризной сказала подруга, – ты же прекрасно знаешь, что я не могу. У меня Розы!

Розы – это да. Против роз даже Люсиль не имела никакого оружия. Мэгги несколько лет кропотливо выводила новый сорт, и её труды не прошли даром. Подругу пригласили на большую выставку сельскохозяйственных достижений, которая должна была состояться через несколько дней в соседней провинции. Зная, как важно для Мэг признание её работы, бабуля не стала уговаривать подругу приехать. Хотя, справедливости ради, на трёх предыдущих бабушкиных свадьбах присутствовала именно она. Теперь пришёл мой черёд.

Я убрала список к билетам – в карман нового пиджака, лилового, как кусты лаванды, выращенные Мэгги на нашем заднем дворе. Ридикюль был доверху набит мелочами, необходимыми приличной женщине в дороге, я и паспорт-то туда непонятно как запихнула.

Купить нужные подруге вещи попрошу Ребекку. Вот уж кому прогулки по магазинам доставляют истинное удовольствие. Несмотря на первое впечатление и сложные взаимоотношения с мачехой, сводная сестра оказалась не такой уж плохой. Свадьбу родителей мы вынуждены были провести вдвоём и, как ни странно, остались довольны друг другом. Бекки помогала мне не запутаться в именах гостей, подсказывала, какой вилкой ковырять неизвестные кулинарные изыски в тарелках и пыталась всячески развеселить и поддержать. Хоть причина моего уныния была вовсе не в свадьбе отца, а в том, что светилом юриспруденции мне отныне было не стать. В Рамбуи этому не учили.

Сестра стала моим проводником в мир аристократии, и она же, в ответ на мой гипотетический вопрос, что будет, если случайно засветить дворянину в глаз, честно ответила – ничего хорошего.

Громкоговоритель уведомил о скором отправлении поезда на Бридж. Мы с Мэгги одновременно посмотрели на большие круглые вокзальные часы – кованые, с причудливо изогнутыми стрелками и вот уже несколько месяцев неизменно показывающие полдень. Наш часовщик с весны праздновал рождение младшего сына, а нанимать другого мэр не захотел из патриотических соображений. Понимающе вздохнули и направились к платформам мимо билетных касс и кабинета директора вокзала. Дверь Митчела была приоткрыта, из помещения раздавались горестные всхлипы и мужские успокаивающие голоса.

– Всё, всё до единой песчинки! Все мои разработки! Всё пропало, – причитала женщина.

– Успокойтесь, миссис Брэкстоун, расскажите по порядку. Когда вы обнаружили пропажу?

– Я должна была представить свою работу биохимикам в Бридже. Приехала на вокзал заранее, чтобы не опоздать, – судорожно объясняла мадам. – Всё было здесь, со мной. Я отвлеклась на несколько секунд, кто-то громко закричал, и я посмотрела в сторону звука. Повернулась, а саквояжа с материалами нет, – дама достала крохотный платочек и промокнула выступившие слёзы.

– Не волнуйтесь, разберёмся, – заверил её усатый полицейский.

– Моя лучшая разработка! Оружие массового поражения насекомых! – разрыдалась в ответ госпожа Сесилия, звезда вчерашнего выпуска «Вестник Рамбуи».

Мэгги аккуратно прикрыла дверь, незаметно приветственно махнув сочувствующему Митчелу.

– Дела… – глубокомысленно протянула подруга. – Надо срочно идти домой, проверять, все ли розы на месте!

– Ты же собиралась пойти на почту, получить долгожданное приглашение на выставку.

– Заберу после обеда, – подумав, ответила Мэг.

Я кивнула, соглашаясь. Нет ничего более обидного, когда кто-то крадёт результат твоих многодневных трудов. Мы вышли к поездам, и Мэгги уже решила не ждать отправления и бежать по направлению к дому, как в толпе пассажиров на перроне я выхватила знакомую фигуру и от неожиданности встала как вкопанная.

Глава 3

В пять часов после полудня, согласно расписанию, поезд «Рамбуи – Бридж» прибыл на Южный вокзал столицы. В тот миг, когда состав остановился, затих гул колес, и зашуршали вещами пассажиры, я проснулась на удивление выспавшейся, отдохнувшей и полной сил. Снилось мне что-то необыкновенно приятное, а ощущение тепла и защищённости, длившееся весь сон, не спешило исчезать.

– Прибыли, – выдохнул мне в макушку глубокий мужской голос.

Резко села от неожиданности. Всё это время я спала на плече соседа, и он слегка придерживал меня одной рукой, чтобы не потревожить.

Мистер Саливан раскланивался в дверях купе, миссис Печворк складывала остатки провизии в саквояж, а мистер Сильвер, который большую часть дороги прослужил мне отличной подушкой, сворачивал газету, не испытывая неловкости от подобного использования.

С нашим купе поравнялась молодая женщина с маленькими детьми. Одного малыша она несла на руках, второй шёл, цепляясь за юбку матери и истошно орал. Уставшая родительница свободной рукой переставляла сначала чемодан, затем саквояж, задерживала проход и очень от этого нервничала. Сильвер, ставший невольным свидетелем этой сцены, поспешил ей на помощь, буркнув мне на прощание что-то вроде «я сейчас». Мамаша рассыпалась в благодарностях, а я почувствовала острый укол ничем не обоснованной ревности и обиды.

– Бессовестная нахалка, – обличительно заявила миссис Печворк, надевая на палец непонятно откуда взявшийся перстень, массивный, мрачный и какой-то острый. Совершенно не сочетающийся с её нарядом, а потому бросившийся мне в глаза. – Не успела приехать, а уже крутит с женатым мужчиной! У него наверняка семеро по лавкам сидят! Как только я от стыда не провалилась, глядя на вашу парочку?! Тьфу! – укоряюще помотала она головой и гордо удалилась.

А я осталась глупо хлопать глазами. Отповедь женщины упала на благодатную почву. Я ругала себя на чём свет стоит, и эпитет «безголовая» был самым ласковым в череде слов, которыми я себя называла. В конце концов, мне это надоело, и я начала ругать уже самого Сильвера. Зачем он мне улыбался и кормил обедом? Почему не разбудил, когда я заснула на его плече? Разве можно быть таким идеальным? И зачем он так опрометчиво рано женился?

Сутолока в коридоре сошла на нет, путешествие подошло к концу, и я решила, что это короткое случайное знакомство нужно вычеркнуть из памяти. Определенно, именно так и следует поступить. Бросила плащ Мэгги на руку, достала чемодан и вышла из купе.

Южный вокзал поражал размерами, впрочем, как и всё в Бридже. Бессчётное количество путей, столько же платформ, огромное здание, состоявшее из нескольких корпусов и, конечно, пассажиры. Целое море людей. И куда-то спешащие, быстро идущие в разных направлениях, и праздношатающиеся в ожидании отправления, и что-то покупающие в многочисленных магазинах, и даже спящие в большом светлом зале на жёстких стульях.

Толпа вынесла меня на привокзальную площадь. Часы на величественной башне, возвышающейся над шестью этажами вокзала, показывали двадцать минут шестого. Пока ещё было светло, но солнечный свет уже играл тёплыми вечерними оттенками розового. Значит, скоро стемнеет. Заметив среди выстриженных в строгие геометрические фигуры деревьев памятник двести лет назад уступившей парламенту власть Королеве я ускорила шаг. Возможно, среди ожидающих у одного из самых приметных мест Бриджа, стоит с ароматной сигарой бабуля. Эту привычку не смог перебороть ни один из её предыдущих мужей, а мне нравился тонкий запах табака и то, как лихо у Люсиль получается обрезать кончик сигары, а потом раскуривать её с самым блаженным видом.

– Мэган! – услышала я чей-то крик, но не придала ему никакого значения. Мало ли в Бридже Мэган? – Мисс Ланкастер, Мэгги! – прозвучало ближе. – Подождите же! – крикнули теперь уже совершенно точно мне, почему-то назвав именем подруги.

Остановив меня на полпути к памятнику, мистер Сильвер перегородил мне дорогу и закрыл обзор. Стоя он оказался значительно выше меня, и теперь смотрел свысока, но при этом подозрительно ласково.

– Мы не успели попрощаться, – Эндрю взял меня за руку и заглянул в глаза. – Если вы не против, то я мог бы отвезти вас в гостиницу, – он погладил меня по запястью.

От нежности в его голосе я таяла, как тает мороженое в жаркий полдень. Мужчина сделал ещё один шаг, склонился ко мне и чуть слышно сказал:

– Если пожелаете, я сниму вам номер… на столько, сколько понадобится, – он был так близко, что моё сердце снова замерло, как делало это с того самого мига, как я увидела Сильвера на вокзале Рамбуи. И снова побежало с бешеной скоростью, потому что я вдруг ярко представила, как красиво очерченный рот Эндрю приникает к моим губам.

«Интересно, будет ли нам мешать борода?» – пришла глупая мысль.

– Папа! – крикнул рядом какой-то мальчишка.

«У него наверняка семеро по лавкам сидят», – всплыли в памяти слова миссис Печворк, и до меня хоть и с опозданием, но дошёл смысл предложения Сильвера. Жестокая правда вдребезги разбила романтичный настрой, на смену ему пришла злость.

– Ну, знаете ли?! – вырвала я ладонь. – Да как вам не стыдно?! – нет, подумать только, отвезёт он меня до отеля! А потом снимет номер, а потом будет навещать тайком от жены и детей! – За кого вы меня принимаете?! – наименование древнейшей профессии почему-то показалось мне неуместным относительно себя самой, но, захлёбываясь от эмоций, я всё же договорила: – За дешёвую женщину?! – дёрнула чемодан за ручку и попыталась уйти, обходя неподвижного мужчину.

– Подождите, Мэгги, почему дешёвую? – будто бы искренне удивился Эндрю и снова попытался остановить, положив руку мне на плечо.

– То есть дорогую? – окончательно разъярилась я и поступила, как учил меня в таких случаях шестой муж бабушки – учитель по самообороне. Я отвесила Эндрю Сильверу оплеуху.

– И не смейте ко мне подходить! – предупредила нахала. – А с виду такой приличный, – покачала я головой. – Бедная ваша жена!

Глава 4

Чтобы в дверях не столкнуться с неприятным племянником пожилой дамы, я не стала спускаться до первого этажа, а остановилась на втором. Открыла неприметную дверь, которая никогда не закрывалась, и уверенно прошла в тёмный коридор, настолько узкий, что двоим стройным квартирантам было бы не разойтись. В самом конце его была лестница, ведущая во двор дома со стороны бульвара – этот лаз насквозь прошивал здание.

Освещения здесь не водилось, наверное, с того момента, как особенно ушлый владелец этажа решил разделить свою квартиру на множество маленьких. В некоторых не было кухни и санузла, но неизменно находились жильцы, потому что аренда даже крошечной комнаты в Бридже стоила целое состояние.

За тонкой стеной послышался звук открывающегося крана. Видимо, вместо того, чтобы пустить воды, тот только чихнул, потому что следом кто–то начал витиевато ругаться. Судя по множеству эпитетов, этим кем-то был знаменитый на весь дом Кельвин Стоун. Романист, так и не дописавший ни одного своего романа, но бесконечно рассказывающий о том, что непременно это сделает, и поэт-песенник, к сожалению, до сих пор не нашедший для своих произведений подходящего исполнителя.

В его квартире громко, как если бы стены между нами и вовсе не было, заскрипел пол. Резко открылась хлипкая, почти картонная дверь, и длинный нос мистера Стоуна оказался прямо напротив моего. Потому что роста мы были одинаково небольшого.

Меня и Кельвина связывали исключительно тёплые воспоминания. Он был первым, с кем я познакомилась, когда мы с бабушкой переехали в этот дом. И первым, кто поддержал меня, когда я провалила вступительное собеседование. К стыду своему, надо добавить, что в тот самый день он был первым, кто познакомил меня с алкоголем. Сосед был старше на несколько лет, но, хоть и жил один вдали от родителей, всё ещё оставался несовершеннолетним. Поэтому разнос от бабушки мы тогда получили знатный. Зато я нашла в нём если не друга, то хорошего приятеля. А его совет – «просто сиди тихо, и никто не о чём не узнает», тогда пришёлся очень кстати.

– Ангелочек, ты ли это?! – дыхнул он мне перегаром прямо в лицо. – Ты так повзрослела! Как я рад тебя видеть! У меня такие новости, такие! – захлёбывался он от восторга.

– Здравствуй, Кельвин, – зажмурилась я и от сбивающего с ног аромата, и от ослепляющего после мрака света. – Какие новости?

– Я дописал роман! – подпрыгнул он от радости.

За спиной его отражался живописный бардак – разбросанные всюду вещи, книги, ноты, бутылки и грязные тарелки. Мыши, наверное, счастливы иметь такого соседа.

– Да ты что?! – дошёл до меня смысл его слов.

– Да! – гордо расправил он плечи, а потом, будто между делом, сообщил: – И в печать уже взяли.

– Это же чудесно! – искренне поздравила я, невольно заражаясь его восторгом.

– И раз ты приехала, мы должны немедленно это отметить! – в порыве чувств он схватил меня за плечи и немного потряс.

– Такое ощущение, что ты уже успел сегодня отпраздновать, – отшатнулась я и тут же упёрлась в стену. – И вчера, – посмотрела на помятого писателя, – да и позавчера тоже.

– Ну да, – он взлохматил светлые волосы, отчего длинная челка упала ему на глаза. – Уже неделю как праздную, – и он красивым отработанным жестом откинул волосы назад так, что даже я залюбовалась.

– Оно и видно, – я рассмеялась. – Но сегодня никак не могу, я ещё даже Люсиль не видела. Мы с ней разминулись на вокзале.

– И куда ты сейчас? – расстроился Кельвин.

– Сама толком не знаю, – устало вздохнула я. – У бабули в приёмной клиенты – диван занят, на вокзал идти не имеет смысла, до дома отца – далеко. Пешком не дойду, а денег у меня нет.

– Да, деньги и у меня нынче в дефиците, – пробормотал сосед. – Мне внизу в долг наливают, – пояснил он в ответ на невысказанный вопрос. – А вот помочь тебе добраться до отца я могу! – решительно заявил он. – Пошли-ка, покажу тебе то, на что я потратил свой первый гонорар! – на секунду вернулся в комнату, захватил шейный платок, бросил на меня мимолётный взгляд и среди вороха сваленной на комоде одежды безошибочно нашёл одеколон, чтобы как следует надушиться.

Заинтригованная предложением, я шла за широкой спиной Кельвина, ориентируясь в кромешной темноте не столько на звук шагов, память и направление выхода, сколько на стойкий запах романиста. Коридор казался бесконечным, глаза щипало, и когда мы вышли во внутренний двор, чтобы спуститься по крутой лестнице на землю, я глубоко вдохнула уличный воздух.

Кельвин несколько раз обернулся и, убедившись, что я следую за ним и с любопытством осматриваю двор в поисках обещанного чуда, подошёл к кладовке. Отворил дверь и вытащил на свет своё приобретение.

– Вот он! – гордо сообщил сосед и любовно погладил железный корпус аксессуара каждого уважающего себя модного жителя столицы. – Мой велосипед!

– Кельвин! Какая красота! – не разочаровала я писателя. – А рама, а какое сиденье, – я восхищенно разглядывала писательскую гордость.

– Спицы высочайшего качества и дополнительное сиденье для пассажира, – вставил владелец, довольный произведённым эффектом.

– А какая вместительная корзина для продуктов, – заглянула внутрь этой самой корзины. – Тут что-то лежит, – и мы вместе заглянули вовнутрь, едва не стукнувшись лбами.

Среди обёрток от съеденного шоколада и розовых перьев торчало стеклянное горлышко бутылки.

– Бутылка! – обрадовался находке Стоун и вытащил её из корзины.

Сосуд был наполовину полон, ну или наполовину пуст. Но наполнение его было странного, пугающе яркого зелёного цвета.

– Какой странный напиток, – удивилась я.

– Ангелочек, – Кельвин посмотрел на меня с некоторым недоверием, – ты что же, никогда не видела туринского самогона?

– Нет, – помотала я головой. – Да и где бы я могла, он же вроде бы запрещён?

– Запрещён, – подтвердил писатель. – Я тебе даже скажу, его почти невозможно достать! И от этого он стал ещё вожделенней для таких ценителей, как я! – отвинтил крышечку и поднёс бутыль к моему носу.

Глава 5

Преступник всегда возвращается на место преступления. Сегодня эта истина перестала быть для меня просто словами. Потому что я и Кельвин, как приличные нарушители закона, в поисках утраченного боа шли обратно к ресторану «Мишель».

– Где же ты могла его выронить? – в который раз спрашивал меня сосед.

– Понятия не имею, – в сотый раз отвечала я.

Перед тем, как рискнуть и сунуться в лапы полиции, Кельвин проявил недюжинную силу и вернул помятый велосипед в первоначальное состояние. Думаю, сказывалась практика. Я же, как имеющая опыт в запутывании следов и изменении внешности (хоть и сомнительный, но какой был), забрала у подельника шарф и повязала его большим белым бантом на собранном впопыхах высоком хвосте.

В целях конспирации мы передвигались мелкими перебежками, а потом прижимались к стенам домов, чтобы аккуратно выглядывать из-за углов – не идет ли кто подозрительный. Полагаю, что самыми подозрительными в этой ситуации были именно мы. Но туринский самогон несколько повлиял на наши мыслительные способности, и в тот момент такие методы достижения цели казались нам с Кельвином необыкновенно удачными.

Удивительным оказалось то, что наша техника поиска потерянного боа сработала. Мы дошли до набережной, и, высунувшись из-за первого к воде дома, на небольшом выступе под мостом Кельвин заметил знакомый розовый цвет.

– Нашёл! – громким шёпотом сообщил мне сосед, вернувшись к нам с велосипедом из своей небольшой вылазки.

– Где? – обрадовалась я.

– Под мостом! – уверенно ответил Кельвин.

– Странно… – я удивлённо чихнула – обоняние медленно, но верно возвращалось. – Мы же не проезжали мост, а ехали дворами. Ты не ошибся?

– Действительно, – почесал он макушку. – Пойдём, проверим.

Мы вышли на набережную и спустились по широким каменным ступеням к опорам моста. С велосипедом в руках это было не так уж и просто. Кельвин ни в какую не соглашался оставить его наверху, опасаясь воров. Нести его в одиночку он тоже не мог, поэтому мы делали это вдвоём – владелец, держась за заднее колесо, а я – за руль.

Когда мы достигли кромки воды, из-под моста громко заиграл аккордеон. Лихая мелодия хорошо подходила к ситуации, приветствуя нас, будто героев, вернувшихся из дальнего завоевательного похода.

– Где перья? – строго спросила я соседа.

– На нём, – уронил Кельвин, и я увидела нового владельца Алишиного боа.

Из-под опор моста, улыбаясь и наигрывая весёлую мелодию, на свет вышел один из представителей уличной богемы Бриджа. Давно не знающий расчёски, но изредка не чурающийся бритвы, а потому сейчас имевший лёгкую небритость седой и кудрявый клошар. На голове его была старая кепка, надетая на почти вертикально стоящие волосы, и живописно разделяющая их на две части. На носу болтались заклеенные пластырем очки, одежда давно потеряла цвет, когда-то ярко красный аккордеон облез, и только розовое боа придавало его образу недостающей красочности и шика.

Музыкант увидел нас, приветственно махнул рукой, на секунду обрывая мелодию, а потом растянул аккордеон, набрал в лёгкие воздух и запел:

– Играет шарманка, играет шарманка! Рыдает шарманка, страдает шарманка!

От громкости и душевности исполнения у меня открылся рот, а певец допел:

– Но в Бридже она чу-же-странка!

– Браво! Браво! – захлопал Кельвин.

За годы жизни в столице видавший и не такое, а потому почти не удивившись поющему клошару в розовых перьях, он сообразил, чем расположить к себе творческую личность. Восхищением, конечно, и теперь хвалил исполнение старинной народной песни.

– Невероятно! Невероятно! Сколько экспрессии, сколько души! – смахнул он невидимую слезинку.

– Благодарю, – низко наклонил голову мужчина, так что его кепка слетела к ногам Кельвина.

Сосед тут же поднял её с земли и, небрежно стряхнув пыль, протянул хозяину.

– Как приятно, когда молодежь ценит искусство, – с достоинством произнёс столичный уличный житель, а потом заметил меня, скромно держащую руль велосипеда. – Леди, – польстил он мне и расплылся в широкой улыбке, удивительно очаровательной и полной вполне здоровых зубов, – разрешите представиться, мистер Серж Гарельски. Рад видеть такую прелестную девушку среди своих поклонниц! Но, позвольте поинтересоваться, где я мог видеть вас раньше? Ваше лицо кажется мне знакомым, – немного нахмурился он, но потом что-то решил и расцвел ещё больше, – Неужели вы пришли не в первый раз?

– Э–э–э, – только и смогла ответить я.

– Леди Эванжелина обожает музыку, – подтвердил Кельвин.

– Да, – отмерла я, – очень люблю.

– Что-ж, тогда я рад буду представить вашему вниманию свою бессменную программу «Летние деньки», – довольно проговорил клошар и подтянул ремень аккордеона, приготовившись к концерту.

– Мистер Серж, одну минутку, – остановил его романист.

– Да? – поправил тот сползшие очки.

– Видите ли, дело в том, что мы с леди немного опаздываем. Наша подруга сегодня выступает на сцене, и мы должны быть в театре с минуты на минуту.

– А, так вы хотите заказать ей песню в качестве подарка после выступления! – догадался мистер Гарельски. – Понимаю, прекрасный выбор! Новых песен у меня, к сожалению, пока нет. Современные композиторы удивительно падки на деньги, – доверительно пожаловался он нам. – Но кое-что из старой классики должно подойти.

Мы с Кельвином переглянулись.

– Ну… в общем-то да, – подтвердила я. – Но это не единственная причина, по которой мы вынуждены были вас побеспокоить. Дело в том, что ваше боа, – Серж при упоминании своей находки оживился и нежно погладил розовые перья, – ваше боа как раз одно из составляющих костюма нашей подруги. Мы везли ей его на выступление, обронили, и теперь нам очень хотелось бы получить его обратно.

Серж нахмурился, а Кельвин проявил чудеса дипломатии, предложив:

– Может быть, вы могли бы обменять его на этот прекрасный белый шарф, на голове леди Эванжелины?

Глава 6

Когда в далёком детстве, я сидела на коленях у матушки, слушала о подвигах книжных героев и мечтала о приключениях и славе, не таким я представляла свой триумф. В принципе, блистать на сцене было бы неплохо, (такие мысли посещали меня незадолго до окончания школы, но были отринуты за неимением таланта), но даже в самых смелых фантазиях эта сцена не виделась мне сценой кабаре!

Со стороны столиков раздавались бурные аплодисменты, особенно восхищённые зрители кричали «бис». В эффектно одетых, а вернее сказать, раздетых, девочек летели цветы, и что самое интересное, несколько розовых тюльпанов прилетело в меня.

Ёжась под злыми, даже ненавидящими взглядами десятка пар глаз танцовщиц (теперь меня заметила каждая, и каждая мечтала как-нибудь побольнее отомстить за испорченный номер), я поспешила покинуть сцену как можно быстрее и незаметнее. На всякий случай поклонилась и постаралась так же задорно, как и прежде, отпрыгать обратно к гримёрке.

Будучи уже у самого коридора, я замешкалась. В этой части сцены софиты не слепили и, приглядевшись, можно было увидеть зрительный зал так, как видят его настоящие артисты. Искушение было велико, и я посмотрела на посетителей. Взгляд зацепил множество довольных лиц, но потом снова вернулся к одному, имеющему неподходящее случаю выражение.  

С моей стороны, во втором ряду от края сцены, за столиком с бутылкой вина сидел тот самый мужчина, подозрительно напоминающий мистера Эндрю Сильвера. А его усы, очки, лежавшие на столике рядом, и изумлённый, я бы даже сказала оглушённый вид, навели меня на мысли, что мужчина этот мистер Сильвер и есть.

Глаза его становились больше и больше, а потом он медленно поднялся из-за стола и спросил:

– Мэгги?! – по губам прочитала я. В шуме музыки и стучащих в танце каблуков голоса слышно не было.

– Нет, – нисколько не погрешив против истины, помотала я головой.

А дальше случилось нечто непредвиденное, даже ещё более непредвиденное, чем я со своим импровизированным выходом. Поражённый моими танцевальными способностями дирижёр небольшого оркестра, из оркестровой ямы взирающий на меня со смесью ужаса и отвращения, изобразил жест, не поддающийся описанию человека, не имеющего музыкального образования. И в зале наступила оглушительная тишина.

По закону подлости как раз в этот момент декорация, которую я задела, с громким треском рухнула, и на глазах у артистов и зрителей мне под ноги выкатилось что-то круглое, неаккуратно завёрнутое в бумагу. Нечто, перемотанное серой бечёвкой и с торчащими разноцветными проводами. И предмет этот подозрительно громко тикал, вызывая в моей душе ощущения будущих неприятностей. Неизбежных и очень больших.

– Мамочки… – озвучила схожую с моей мысль одна из танцовщиц и попятилась.

– Это не моё! – поспешила я откреститься от опасного предмета. Причем, сообщала о своей непричастности я в большей степени Сильверу, остальным было не до моих оправданий.

В оркестре громко зашептались музыканты, и в этом нарастающем гуле множества голосов отчётливо прозвучало: «Бомба».

– Бомба! – подхватил очень полный мужчина, сидящий за следующим после Сильвера, столиком. С поразительной для его комплекции прытью, вскочил, на ходу вытирая со лба выступившую испарину.

– Без паники, сохраняйте спокойствие! – попытался взять контроль над ситуацией всё ещё стоявший на ногах Сильвер.

Но вопреки его ожиданиям, случилось с точностью наоборот: зрители по его команде начали усердно паниковать. Тот полный мужчина, который первым обозначил опасный предмет, откинув стул, бежал сквозь зал, сметая стоявших на его пути других, менее расторопных зрителей, будто кегли в боулинге. Истошно завизжали дамы, гремели стулья, гулко топали ногами мужчины; бросая недоеденный ужин, гости неслись к выходу из кабаре. Не отставали от них и официанты, их белые пиджаки, будто белые флаги, то и дело мелькали в людской мешанине. Какой-то блондин, в приступе ужаса, вместо того, чтобы бежать вместе со всеми, перепутал направление и исчез в темноте технической части кабаре, в стороне гримёрки, куда совсем недавно отвел меня юркий официант.

На сцене и в оркестровой яме творилось нечто невообразимое. Артисты, несмотря на дисциплинированность и профессионализм, как оказалось, были подвержены паническим настроениям не хуже зрителей. Музыканты, теряя ноты, но в обнимку с инструментами, перепрыгивали ограду высотой в человеческий рост. Контрабасист, проявив чудеса сообразительности, сначала выбросил свою большую скрипку за пределы ямы, а потом, ловко подхватив её, прокладывал себе дорогу при помощи инструмента. Пианист, в связи с невозможностью транспортировать огромный белоснежный рояль, единственный улепётывал налегке. Дирижёр кричал что-то покидающим этот тонущий корабль музыкальным крысам, а потом, схватившись за голову, принялся собирать ноты. Как капитан, он намеревался покинуть оркестровую яму последним.

Танцовщицы же глупо хлопали глазами и переводили испуганные взгляды то на меня, то на бомбу, то на Эндрю, который под снисходительными смешками своего знакомого, со знанием дела потрошил взрывное устройство.

Никогда не думала, что юристам преподают основы разминирования. Но Сильвер уверенно перебирал цветные провода, в поисках какого-то одного, отвечающего за детонацию, устройства. Периодически до меня доносились обрывки разговора двух единственных, хладнокровных мужчин в зале.

– … нет, не бомба. Скорее «пугалка». Навредить не навредит, но напугает.

– Уже напугала, – выразительно оглядел знакомый Эндрю растерзанное в приступе паники кабаре.

Расположение столов потеряло былую стройность. Перевёрнутые стулья лежали на полу, словно павшие воины, на красных коврах виднелось содержимое опрокинутых тарелок, а на местах проходов разноцветными пятнами выделялись утраченные в момент бегства дамские сумочки.

Пока я лихорадочно обдумывала пути отхода, за девушками на сцену прибежала худенькая, маленькая, ярко накрашенная старушка в симпатичном фиолетовом паричке, но с таким волевым лицом, что даже я на её «все за мной!» сделала несколько шагов вместе со всеми.

Глава 7

Я проснулась от запаха свежевыпеченных булочек. Владельцы кафе на первом этаже дома, сэкономили на вытяжке, и ароматы с их кухни шли в общий вентиляционный канал. К счастью, ничего более существенного, чем мясной пирог в их меню не было, поэтому будоражащие аппетит ароматы не смогли сильно повлиять на фигуры квартирантов.  

Солнце давно поднялось и светило в мою спальню сквозь зашторенные окна. Я открыла глаза, осматривая крошечную комнатку. Вчера я так устала, что заснула за кухонным столом, бабушка с трудом уговорила меня дойти до кровати.

С моего последнего (и первого) приезда ничего не изменилось. Те же обои в мелкий розовый цветочек, светлый платяной шкаф и маленькая резная кровать, выкрашенная мною белой краской. На стене фотографии: мои, Мэгги, бабули и нас всех, вместе взятых. На прикроватной тумбочке пузатый будильник, который, к слову, показывал половину девятого.

«Ключи, песня, Серж», – вспомнила я с какими мыслями вчера ложилась и подпрыгнула на кровати.

Нужно было срочно вставать, чтобы успеть на встречу. Я раскрыла шторы и открыла оконную створку. Две спальни и маленькая кухонька Люси располагались на верхнем этаже дома, в мансарде. Салон и жилые комнаты, по сути, были небольшой двухуровневой квартирой, преимуществами которой так удачно воспользовалась Люси.

Летом металлическая крыша нагревалась. Начиная с десяти часов, наглухо закрывались ставни, но сейчас ещё стояло утро – стоило этим воспользоваться и проветрить помещение.

Раскрыла чемодан, достала первую попавшуюся блузку и встряхнула, критически оглядев. Да… развесить вещи в шкафу я вчера не успела, поэтому блузка была мятой, и не просто мятой, а даже какой-то пожёванной, потому что укладывание в небольшой чемодан плаща сказалось на её состоянии не лучшим образом. Другие вещи выглядели ничуть не презентабельнее.

Пока я раздумывала, чем стоит пожертвовать – завтраком в пользу утюга, или опрятным видом, и всё-таки поесть, за дверью послышались быстрые шаги и птичий клёкот. Я поднялась с колен, чтобы открыть бабушке и Джофри дверь, краем глаза замечая среди вещей белый конверт.

«Наверное, Мэгги предусмотрительно продублировала список и положила мне в чемодан, – догадалась я. – И ведь какая молодец! Будто знала, что первый я благополучно потеряю, – вспомнила я о мистере Дугласе Саливане, которому по рассеянности написала адрес на несчастном перечне необходимых Мэгги вещей».

Я открыла дверь, не дожидаясь стука. Бабушка действительно стояла на пороге моей спальни, причём вид у неё был какой-то озадаченный, а Жофри, которого я точно слышала, рядом не наблюдалось.

– Доброе утро! – поздоровались мы одновременно, и в мою спальню залетел попугай.

– Жофри, кррасавец! – сообщил пернатый и нырнул в мой чемодан. Безошибочно вытащил из вещей конверт, взмахнул крыльями и перелетел на платяной шкаф.

Судя по пухлости конверта, к списку Мэгги вложила пару фотографий для Люси.

– Жофри, красавец, – ласково попросила я, – верни конверт!

Попугай встопорщил жёлтый гребень и сдвинулся ближе к стене.

– Верни, Жофреюшка! – добавила в голос угрожающих ноток бабушка, и сделала она это совершенно зря, потому что ранимая птица не терпела насилия над своей личностью.

Попугай бросил конверт в щель между шкафом и стеной, хлопнул крыльями и с криком «Коньяк, детка!» вылетел в открытое окно.

– Вот паршивец! – топнула ногой бабушка. – Улетел!

– Зачем ты его вообще выпустила? – справедливо заметила я.

– Я подумала, что для закрепления вчерашнего эффекта, ему нужно побыть на свободе. Уверена, депрессия очень коварна и может вернуться в самый неподходящий момент.

– Теперь есть большой шанс, что к нам не вернётся уже сам попугай. И конверт от Мэгги тоже навсегда потерян за шкафом.

– Не расстраивайся, детка, – утешила меня Люси, – придёт Альфред, отодвинет шкаф, и мы достанем твои бумаги.

– Да это ерунда, – отмахнулась я, – гораздо печальнее потеря какаду. Он же, можно сказать, виновник будущей свадьбы. Причина и символ твоего личного счастья.

– Ещё и стоил целое состояние, – прагматично согласилась бабушка.

Мы слаженно вздохнули, а потом бабушка заметила раскрытый чемодан на полу.

– Эви, детка, Джонс задерживает тебе зарплату? – обеспокоенно поинтересовалась Люси.

– С чего ты взяла? – не поняла я.

– Нет-нет, ничего, – замотала она головой, – я подумала, может быть, пройдёмся сегодня по магазинам? – потом посмотрела на аккуратно развешенные на стуле лиловый костюм и жёлтый плащ и добавила: – Вместе.

– С удовольствием, – обрадовала я её. – Сейчас только сбегаю, передам другу Кельвина песню, и сразу же пойдём. Одолжишь утюг?

Хорошо, догадалась сходить к соседу с вечера и взять с собой бабушку. Как женщина опытная, она безошибочно нашла комод среди заваленной вещами комнаты, а потом и нужную папку. Вот что значит девять раз замужем!

– Конечно, – кивнула Люси. – Но сначала завтрак! – бескомпромиссно заявила она.

Я достала из шкафа халат, заботливо приготовленный бабулей для любимой внучки, накинула его и прошла вместе с ней на кухню. По пути Люси сообщила, что уже успела с утра спуститься вниз и приобрести свежих булочек к нашему столу.

Кроме выпечки, бабушка принесла несколько видов джема, сыра и колбас, парочку яиц и даже кашу в маленьком горшочке. Пока я определялась с выбором, она сварила кофе, и я поняла, что погладить вещи никак не сумею, потому что бабушка, не успев толком насладиться моим обществом вчера, решила со мной поговорить.

Рассказала она и о женихе Фредди – он обещал прийти на ланч и познакомиться с внучкой любимой женщины лично; об отце и его новой разработке – кодовом замке; о вечно недовольной невестке и её дочери, к которой посватался какой-то чиновник, и теперь Люси надеялась, что недовольство Элизабет немного поубавится.

– Кстати, о недовольных, – я допила последний глоток и прервала бабушкин монолог, – вчера я встретила в фойе салона богатую клиентку. Она уверяла, что пришла по личному делу. Что её привело?

Глава 8

– Апчхи, – я чихнула.

В мокрой одежде было холодно, несмотря на горячий чай. Моё физическое состояние спешило догнать моральное, то есть свалиться куда-то на дно. Вероятно, в реку, к затонувшим надеждам и туфлям.

Воспоминания о том, как смотрел на меня Эндрю, как гладил плечи, как успокаивал и пытался согреть, как прижимал к себе, когда нёс на руках, были мучительными хотя бы потому, что вызывали во мне слишком большой отклик.

Притворщик, бабник и врун!

Интересно, как он целуется?

Безобразие! Что за идиотские мысли?!

– Я, наверное, пойду домой, мистер Гарельски, – рывком поднялась я с кресла, – вы уж извините.

Жофри, который уже давно сидел у меня на голове, тяжело вздохнул. Похоже, ему понравилось в гостях.

– Конечно, дорогая леди, – грустно согласился Серж. – Или, может быть, я дам вам сухую одежду? – с надеждой спросил он.

Я посмотрела на певца и подумала, что если пройдусь по столичным улицам в его полосатом костюме, то непременно закончу маршрут в гостях у полиции, поэтому вежливо отказалась, спросив разрешения отжать мокрые вещи. Серж услужливо показал мне дверь в крошечный туалет, он же душ, он же рукомойник и мини-прачечная, и пока я раздевалась, ждал снаружи, решив, заодно, поговорить с патрулём.

– Доброе утро! – услышала я из-за тонкой двери голос полицейского.

– Доброе! – степенно ответил ему Гарельски.

– Мы разыскиваем опасных преступников, – с самого важного начал патрульный, а я заинтересованно прислушалась.

Интересно, что случилось?

– Кудрявая девушка в лиловом костюме и мужчина с белым шарфом. Оба были на одном велосипеде, – продолжил мужчина, а я с опаской посмотрела на своё отражение.

Пиджак я оставила на кресле, но юбка искомого цвета всё еще была на мне.

– Скажите, не видели ли вы кого-то похожего?

– Боже мой! – воскликнул Серж, – Что же произошло?

– Убийство, – односложно сказал патрульный, а у меня внутри всё похолодело.

– Эти двое – убийцы? – уточнил Гарельски.

– Эти двое были на месте преступления, – уклончиво ответил полицейский. – Мы полагаем, что они могли быть связаны с убийцей.

– Нет, не видел, – уверенно сказал Серж, а я поняла, что всё это время не дышала.

«Господи, во что же я опять вляпалась? – я сглотнула. Неужели бомба всё-таки взорвалась? Надо спросить у Сильвера! Какой, к черту, Сильвер?! Передо мной стоит реальная угроза угодить за решётку, а я придумываю повод для новой встречи! – тряхнула волосами и злобно уставилась в своё отражение».

Надо собраться.

И в кабаре я была одна… Тогда где мы умудрились кого-то случайно убить? У кого-то из посетителей ресторана случился разрыв сердца от нашего с Кельвином явления на велосипеде?

Глупости какие-то…

– Мисс Эви, – тихонько стукнул мне в дверь Серж, вырывая из тягостных раздумий, – он ушёл.

Я надела такую же мокрую блузку обратно и высунулась наружу.

– Мистер Гарельски, – снова чихнула, – ваше предложение о сухой одежде всё еще в силе?

– Да, детка! – ответил за него какаду.

Серж предоставил мне два костюма на выбор, синий и белый. Я выбрала белый, потому что в синем я слишком уж напоминала вчерашнего Гарельски, то есть выглядела как самый настоящий клошар. В белом было ненамного лучше, брюки были мне коротки и страшно велики, пришлось обмотаться канатной верёвкой, благо их у хозяина баржи был огромный моток. Пиджак я надела на влажное бюстье, надеясь, что подкладка убережёт ткань от намокания, подняла воротник и тоже подвязала ещё одним куском верёвки.

В общем, искомую девушку во мне выдавали только кудри. Но мало ли кудрявых в Эглетоне?

«Надо как можно скорее познакомиться с бабушкиным женихом и попросить его о помощи, желательно, не ставя её в известность, чтобы не нервировать», – пришла мне в голову здравая мысль.

Пока я допивала чай, Серж музицировал. Новая песня пришлась ему по вкусу и, что самое главное, прекрасно подошла к его голосу. «Майская ночь» была чудо как хороша в его исполнении, стихи рождали живые образы, и двое немолодых возлюбленных, о которых говорилось в песне, так и вставали перед глазами. Причем в роли её мне виделась бабуля, а главный герой сменился множество раз, почти как в её реальной личной жизни.

– Браво, маэстро! Браво! – восторженно крикнула я и захлопала.

«Как же нам повезло с Сержем! – поняла я. – Он вполне мог бы рассказать о нас с Кельвином полицейским, и я бы ни в коем случае его не осудила. Но он не просто не выдал меня, а ещё и снабдил одеждой, и даже обувью!»

И как всё-таки хорошо, что у него есть дом!

С довольной улыбкой посмотрела на свои ноги. Серж выделил мне пару застиранных, но целых тёмно-серых носков и кожаные шлёпанцы. Пошевелила пальчиками на ногах.

А жизнь-то налаживается!

– Благодарю, – поклонился польщённый моей реакцией Серж и присел на краешек кровати. Взгляд его зацепился за фотографии на столе, он притянул затёртую рамочку ближе, рукавом отёр пыль и воскликнул, – так вот же, кого вы мне невольно напомнили, дорогая Эви! Мою Эвелину! – и он повернул фотографию мне лицом.

С выцветшего от времени чёрно-белого снимка на меня смотрел совсем молодой мистер Гарельски, такой же кудрявый, но ещё брюнет, и стройная женщина с таким высокомерным выражением на тонком породистом лице, что я сразу вспомнила о собственной мачехе.

– Очень красивая, – тактично заметила я, чтобы не обидеть Сержа.

Никакого сходства я не наблюдала.

– Да, – печально согласился мужчина. – Она ушла от меня много лет назад, запретив искать встречи.

– Но почему? – спросила я, заранее догадываясь об ответе. На лице этой мадам большими буквами было написано «дорого».

– Я стал терять популярность, а вместе с ней и деньги, – убито сказал Гарельски, подтвердив мои догадки. – Но не будем о прошлом! – встрепенулся он. Теперь у меня есть новая песня, впереди целое лето, а значит, множество туристов и возможность заработать, и к тому же, жизнь свела меня с вами и мистером Кельвином! Разве я имею право грустить?