Легенда о Чёрном ангеле

12. Марго

Я сумасшедшая, я точно сумасшедшая!

Разум вопит, что мы не должны так торопиться, что всё это глупо и неправильно, и у Карла, наверняка, целая толпа молодых девиц, которых лишь стоит поманить, и они с разбегу впрыгнут ему на колени.

От мысли, что его руки касаются других женщин, а они извиваются под ним, целуют бледную кожу, выкрикивая в рассвет его имя, сводит зубы. Нет уж, хватит себя накручивать! Он ни разу не показал, что его во мне что-то не устраивает. Наоборот! Потому долой страхи и сомнения, вперёд к счастливым берегам. И пусть никто не знает, насколько долгим может быть счастье, лишать себя его не собираюсь. Не хватало ещё своими руками отталкивать того, кто заставляет кровь бурлить по венам и того, кто заботится обо мне.

Бегу в комнату, стараясь не шуметь, выдвигаю ящик комода и пару секунд раздумываю над тем, какое бельё надеть. Всё-таки сейчас, когда имею время подготовиться к встрече, могу подойти к этому более ответственно. В итоге останавливаю выбор на не слишком вычурном комплекте винного оттенка. В контрасте с моей смуглой кожей цвет выглядит особенно эффектно. Вот и чудесно. И, конечно же, чулки. Да уж, точно озабоченная, но мне хочется сегодня быть самой красивой для него. И желанной.

Чёрт, почему не спросила, куда именно меня повезут? Вряд ли снова в какой-то ресторан. Скорее всего, к себе домой приведёт. И что надевать вообще? Вот же, головная боль!

Ладно, красивое платье ещё никогда не было лишним. Я так долго не надевала что-то нарядное, рассекая, обычно, в брюках, что первое время теряюсь. Вот это чёрное, может быть? Или светлое, с длинной пышной юбкой в пол? Божечки, и почему я так нервничаю?

Сердце в груди ухает, отдаётся звоном в ушах, и от нервов даже в глазах темнеет. Всё это так неожиданно, стремительно, но именно эта непредсказуемость заводит пуще всего остального.

Оборвав мучительные поиски идеального образа, надеваю простое, но элегантное чёрное платье, сидящее на фигуре, точно влитое. У него почти пуританская длина — чуть ниже колен, — но из-за глубокого разреза сзади оно довольно сексуально смотрится. Вот и замечательно.

Чёрные стрелки на глазах, красная помада и капля духов за ухо. Вот, собственно, и всё. Волосы решила собрать в высокий хвост — так я выгляжу моложе, что ли. Выгляжу… неплохо, собственно я выгляжу, грех жаловаться.

Тяжёлые шаги в коридоре отвлекают от размышлений, и я в последний раз осматриваю себя в зеркале.

— Почему не спишь? — спрашиваю, увидев сына на кухне. Он стоит у открытого холодильника и хмуро смотрит в его нутро, размышляя, чем бы поживиться. — До утра ещё далеко. Болит что-то? Беспокоит?

— Да вот, проснулся… — Он мельком смотрит на меня, а во взгляде читается удивление. — Ну ты даёшь. И да, ничего у меня не болит, жрать просто захотел.

Он широко улыбается, но меня не покидает ощущение, что Мишу что-то гложет.

— У тебя всё хорошо? — спрашиваю, хотя знаю, что он не станет делиться. Однако не спросить не могу.

— Всё отлично, — отмахивается, достаёт бутылку молока и встряхивает содержимое. — Не обращай внимания.

Ага, легко ему говорить.

Вздыхаю, а зажатый в руке телефон тихо вибрирует и в итоге разражается мелодией.

— Готова? — слышу в трубке голос Карла. — Выходи.

— Миша, мне нужно ехать, меня ждут, — начинаю, делая шаг в его сторону.

Знаю, что если попросит отстаться, захочет поделиться чем-то, останусь, наплевав на всё. Но он не просит.

— Твой… друг детства? — усмехается, а я понимаю, что рано или поздно нам нужно будет с сыном поговорить.

Я никогда не скрывала от него своей биографии — в нашем доме нет места секретам и жутким тайнам, но о Карле я почему-то никому не говорила, только тёте когда-то и то, когда найти его просила. Словно охраняла эту память от посторонних, но сейчас, думаю, настало время.

— Да, — киваю и провожу рукой по спутанным после сна тёмным волосам сына. — Ты не против?

На самом деле, это слишком важный вопрос, чтобы задавать его вот так, походя, но сейчас он уместен.

— Я? Ну… я его не знаю совсем, но раз он твой друг, да ещё и детства…

— Шалопай! — смеюсь и слегка хлопаю ладонью по голому плечу сына. — Спасибо тебе. Спасибо, что ты такой.

— Славный и замечательный? — хитро щурится и смеётся. — Да-да, я такой!

Горделиво выпячивает грудь, а я смеюсь.

— Всё, сынок, отдыхай, я утром вернусь.

— Угу, — бурчит, тщательно прожёвывая шоколадную конфету и запивая её молоком.

Обуваясь, размышляю о том, что мне не очень понравилось выражение, мелькнувшее на дне глаз сына. Его что-то тревожит? Какие-то проблемы? Но ведь молчит, не сознаётся, а я не знаю, как добиться от него откровенности. Не трясти же двадцатилетнего парня за плечи, вынуждая говорить. Да и, может быть, просто показалось? Мерещатся просто всякие страсти и ужасти, а на самом деле всё у него хорошо?

Захлопываю дверь квартиры и, было, пытаюсь бодро сбежать по ступенькам, но вовремя вспоминаю, что на шпильках этот финт не очень-то и осуществим. Хорошо, хоть носом лестницу не пропахала, бегунья.

Выйдя на улицу, замечаю припаркованный у подъезда здоровенный внедорожник с тонированными стёклами. Гелентваген, кажется, но могу и ошибаться. Рядом стоит и курит высокий мужчина, а в свете уличного фонаря замечаю глубокий шрам через всю щёку. На незнакомце надет кожаный жилет, покрытый нашивками и заклёпками.

— Добрый вечер, — говорю, а мужчина кивает и распахивает дверь пассажирского сидения.

Внутри салон очень просторный, и вокруг витают ароматы дорогой кожи с лёгкой примесью табака. Размещаюсь на одном из трёх задних сидений, а мой молчаливый шрамированный водитель, не проронив ни слова, садится за руль, с громких хлопком закрывая дверь.

Мотор урчит, а мой телефон вибрирует на дне сумки. Конечно же, Карл.

— Всё хорошо? — интересуется, снова минуя приветствия. Для него это лишние слова, а я улыбаюсь про себя.

— Да, всё хорошо.

— Тогда жду.

И вешает трубку. Вот так вот, ни тебе “привет”, ни “пока”, но важно ли это? Вся эта болтовня, ненужные экивоки… не уверена, что это самое главное в отношениях.

Ловлю внимательный взгляд водителя в зеркале, но он снова отводит глаза, стоило мне заметить. Мне, наверное, нужно испугаться: меня везёт в ночь какой-то малознакомый бугай, а я сижу такая, вся из себя красивая, и даже не интересуюсь, куда мы едем. Но почему-то чувствую, что ничего плохого со мной не случится. Женская интуиция или вселенская дурость? Не знаю.

— Да, шеф, привёз, — отвлекает от раздумий голос водителя. — Ага, хорошо. Да-да, проведу, замётано.

Он нажимает кнопку на беспроводной гарнитуре, прикреплённой к уху, и распахивает водительскую дверь. Всего мгновение, и он уже протягивает мне руку, помогая вылезти из салона.

— Маргарита Олеговна, шеф приказал вас к нему в кабинет провести, — говорит, а я замечаю, что несмотря на шрам, он довольно симпатичный.

— Таинственность какая, — бурчу, а мужчина хмыкает.

— Кстати, я Фома.

— Очень приятно.

Мы пожимаем друг другу руки, словно деловые партнёры, и в итоге Фома ведёт меня к центральному входу бара “Магнолия”. Расталкивает в стороны толпящихся у входа посетителей, и кое-кто недовольно вопит, но у Фомы такое выражение лица, что спорить никто не пытается.

Я ни разу здесь не была, но и осмотреться особенно не получается, потому что Фома прёт ледоколом, утаскивая меня за собой. Всё, что понимаю: здесь шумно и многолюдно. А ещё довольно сумрачно, и лишь переливы светомузыки, мигающей над танцполом, расчерчивают полумрак клубного зала.

Поднимаемся по лестнице, а я во все глаза смотрю вниз и замечаю сценический постамент, на котором вокруг блестящего стального шеста извивается стройная полуголая девушка. Она явно там не чечётку отплясывает, а количество мужчин, наблюдающих за ней, обступив вокруг, весьма внушительное. Стриптиз, значит…

Пока отгоняю мрачные картинки, что в красках живописуют эту девицу, танцующую приватный танец для Карла, мы попадаем в небольшой коридор с рядом дверей слева. Здесь намного тише, чем внизу, но всё равно, довольно шумно. Пол вибрирует, а до слуха доносятся отголоски свиста и криков отдыхающих. Хорошо, когда люди умеют веселиться.

Фома тем временем толкает одну из дверей и говорит:

— Шеф, доставил. В целости и сохранности.

— Ну так и впусти, чего устроил?

Фома крякает, тушуется и отходит в сторону, пропуская меня в помещение. По всему видно: слово Карла для него не пустой звук.

Войдя внутрь, я осматриваю просторный кабинет, одна из стен которого стеклянная, а остальные выполнены в почти чёрных оттенках. Минимум мебели, но она явно не дешёвая. Это место выглядит солидным, респектабельным даже. Тусклый свет, льющийся из небольших бра по периметру, но основное освещение попадает сюда из зала, так хорошо просматриваемого сквозь большую стену-окно.

— Иди, работай, — говорит Карл, а я смотрю на него, будто вижу впервые.

На нём чёрная рубашка, рукава которой закатаны почти до локтей, а пара верхних пуговиц расстёгнута, обнажая ключицы, покрытые татуировками. Татуировки виднеются и на предплечьях, а широкий кожаный браслет-напульсник обвит вокруг левого запястья. Белоснежные волосы Карла зачёсаны назад, а между светлых бровей залегла глубокая морщинка. Сейчас, в полумраке комнаты, Ворон мне кажется особенно красивым.

Фома без лишних возражений скрывается за дверью, тихо прикрыв её за собой, и мы остаёмся одни, в абсолютной тишине. То ли звукоизоляция в кабинете настолько хороша, то ли кровь в ушах шумит так сильно, что ничего не слышу.

— Привет, — говорит Карл, сглатывая. — Не испугалась Фомы?

— Нет, — пожимаю плечами, улыбаясь, — он нормальный. Ну, мне так показалось. Молчаливый только.

— Ну… его предупредили перед отъездом, что за каждое лишнее слово я буду ломать ему кость.

Я не знаю, шутит Карл или нет, но почему-то мне кажется, что он способен воплотить угрозу в жизнь. И правда, плохой мальчик.

— Зачем же так радикально? — спрашиваю, потому что мне бы, лично, точно не хотелось, чтобы из-за меня кому-то что-то сломали.

— Если бы я знал, что ты так вырядишься, заранее ему яйца оторвал, чтобы наверняка.

— Какой грозный, — смеюсь, а Карл стоит, засунув руки в карманы, и медленно, миллиметр за миллиметром, скользит взглядом по моему телу.

Нет, он не смотрит, он раздевает меня, одним лишь взглядом под эти ставшие вдруг неудобными тряпки проникает и кожу ласкает.

— Я же говорил, что ты меня плохо знаешь, — усмехается и указывает рукой на одно из кресел. — Присаживайся.

Делаю, как он просит, и стук моих каблуков по чёрному паркету отдаётся в ушах церковным набатом.

Взгляд помимо воли цепляется за извивающуюся на сцене девушку — уже другую, — и мерзкий червячок ревности грызёт изнутри. Значит, сидит вечерами и смотрит на них? Эх…

Но “наслаждаться” стриптизом дальше мешает хозяин кабинета: нависает сверху, обхватив ладонями подлокотники, закрывая от меня весь мир и то, что так сильно взволновало — красивую обнажённую девушку у шеста.

— Марго, в глаза мне смотри, — не просит, приказывает, а я подчиняюсь, потому что с Карлом по-другому не получается.

— Смотрю.

— Умница… чего побледнела? Это просто моя работа.

— Только бизнес и ничего личного? — усмехаюсь, вспомнив избитую фразу.

— Именно. Мне на хер не упали эти плясуньи. Мне их даже трахать неинтересно.

— Я тебе верю, — говорю и прикусываю нижнюю губу. — Но ты меня снова удивил.

— Чем?

— Я думала, просто домой к себе приведёшь, а ты вот сюда…

Обвожу широким жестом помещение, а Карл хмурится.

— Думала, просто трахнуться тебя вызвал? Как шалаву какую-нибудь?

— Нет, не так, — отрицательно машу головой, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить то, что чувствую. — Я не думала, что ты захочешь пустить меня в ещё один уголок своей жизни. Для меня это много значит.

Карл усмехается и наклоняется ещё ниже, а я обхватываю руками его за шею. Сама целую, потому что дико скучала. Вот увидела его и поняла, насколько сильно.

Карл шумно втягивает воздух, отвечая на поцелуй, но не касается меня. Он позволяет делать то, что хочется, и мне неожиданно нравится брать инициативу в свои руки.

Пальцами, губами, жадными прикосновениями исследую горячую кожу, а мысли в голове плавятся, растворяясь в волнах чистого удовольствия.

— Ты сумасшедшая, — говорит, когда выправляю его рубашку из брюк и провожу ногтями по спине. — Кабинет-то не заперт.

— Наплевать.

Мне действительно наплевать, а ещё почему-то кажется, что к Карлу никто не вламывается, открывая дверь с ноги. Это, знаете ли, придаёт смелости.

— Скучал? — спрашиваю в перерыве между поцелуями, потому что дико хочется, чтобы он сказал это вслух.

— Блядь, Маргаритка, да. Да, я скучал!

Он выдыхает мне слова, обжигая кожу, а я вздрагиваю, наполняясь теплом.

— А ещё у меня чуть сердце не стало, когда Фома тебя привёл, такую охрененную… ты для меня нарядилась?

— Для тебя, — киваю, расстёгивая дрожащими пальцами пуговицы на чёрной рубашке. — Не для Фомы же. Нужен он мне триста лет.

Карл рычит, а я смеюсь, когда он прикусывает кожу на моей шее.

— Не заставляй меня его калечить, — просит, а я заглядываю ему в глаза, горящие, яркие. — Вообще забудь, что он такой существует.

Обхватываю его гладко выбритые щёки ладонями и ловлю взгляд прозрачных глаз.

— Ворон, у тебя нет ни единого повода меня ревновать. Ты понял? Ни одного.

Вместо ответа он поднимает меня резко в воздух, а я обнимаю его ногами за талию.

— Почему? Скажи это, Маргаритка, я хочу это услышать.

— Потому что я только твоя.