Легенда о Чёрном ангеле

15. Марго

И ведь так было хорошо… нет, нужно было кому-то позвонить. Это не Миша, потому что на него стоит очень бодрая и заливистая мелодия, и не кто-то из сотрудников… тогда кто?

Карл освобождает меня из кокона своих объятий и ложится на спину. Покрытая чёрными татуировками грудь — тату на его теле выполнены исключительно в тёмных оттенках — вздымается и опадает в такт тяжёлому дыханию, а мне ругаться хочется: такой момент испортили! Да чтоб им пусто было, звонарям этим!

Так, где этот телефон вообще?

Встаю с кровати, оглядываюсь и замечаю жужжащий и звонящий аппарат, лежащий на полу. Как он вообще здесь оказался? Кажется, совсем не помню, как оказалась в этой комнате — в голове туман, и позволь я себе задуматься о том, что вытворяла, легко бы могла сгореть со стыда. Взрослая женщина, а развело меня, точно девчонку, но я не жалею. Карл — единственный мужчина, с кем могу позволить себе быть самой собой и просто расслабиться, получая удовольствие. Для этого мужчины не существует табу, запретов и барьеров — он ледяной шторм и самая горячая вулканическая лава. И меня несёт вперёд течением его страсти, засасывает в воронку, а я и рада.

На экране незнакомый номер, а меня одновременно бросает и в жар, и в холод. Тьфу, чёрт, какая-то я дёрганая стала, нервная. Надо завязывать. Успокойся, Марго! Успокойся, кому сказала?!

— Я вас слушаю, — говорю, сняв трубку, а на линии раздаётся какой-то щелчок. — Говорите!

— Маргарита Олеговна? — интересуется незнакомый женский голос. — Вас беспокоят из охранной компании. На пульт поступил сигнал, что в бар “Приют одинокого путника” было совершено незаконное проникновение. Сработала сигнализация. Наши сотрудники уже выехали по адресу, просим и вас присутствовать.

— Да-да, я скоро буду!

Вешаю трубку и принимаюсь лихорадочно собираться. Я не преувеличивала, когда говорила, что “Приют” находится в безопасном районе. За двадцать два года, что я работаю там, начиная ещё барменом — до того, как у нас с Валерой вообще наметились хоть какие-то романтические отношения, — бар пытаются взломать впервые. Раньше даже не было тревожной кнопки, лишь после смерти мужа я озаботилась вопросом хоть какой-то, но безопасности. Порой даже жалела, что раз в месяц перечисляю охранной фирме довольно приличную сумму, но понимала, что так правильно. Но вот, что произошло сейчас?

— Что стряслось? — спрашивает Карл, возникая рядом.

— Мне нужно ехать, — пыхчу, пытаясь одновременно надеть чулки и застегнуть “молнию” платья. Само собой, ничего не выходит, но я упорна. — В бар кто-то вломился, мне с пульта охраны звонили.

— Херня какая-то, — замечает, тоже принимаясь одеваться.

— Ещё какая! — выдыхаю, когда война с одеждой мною выиграна. — Так что я поехала, не провожай.

— А ну стоять! — говорит Карл таким тоном, от которого у меня мурашки по коже и столбняк наступает. — Сейчас отвезу.

Ну вот, зачем он время своё тратит? Я и так… сама всё могу, не маленькая!

— Да я такси поймаю, не волнуйся.

— Я сказал стоять, значит, не дёргайся. И не отказывайся никогда от помощи, второй раз могут уже и не предложить.

Он прав, но я так привыкла быть самой себе хозяйкой, решая любую ерунду единолично, что теперь не так-то просто перестроиться. Такие перемены не происходят по щелчку пальцев, но душу греет мысль, что есть в этой жизни человек, которому не безразлично.

— Может быть, всё-таки такси? — предпринимаю последнюю, очень жалкую, попытку сопротивления, но Карл даже не смотрит на меня.

Значит, не шутит. Ну и ладно. Так, наверное, быстрее будет.

Карл достаёт из шкафа белую футболку, быстро надевает её, застёгивает ремень с массивной пряжкой — на этот раз в форме головы какого-то зверя — и достаёт из шкафчика увесистую связку ключей.

Ворон молчит, решительный и серьёзный, и я следую за ним на выход, потому что спорить не могу и не хочу. Словно маленькая девочка внутри меня вспомнила, как это — быть слабой.

Мы спускаемся вниз, а “Магнолия” погружена в тишину, какая бывает в любом заведении, когда толпа посетителей рассеивается. Кажется, словно и не в этом зале буквально несколько часов назад шумела и бесновалась толпа, наполняя густой воздух феромонами и алкогольными парами.

По всему видно, Карл знает здесь каждый угол, движется уверенно, лишь иногда бросая пристальные взгляды вокруг. Изредка встречаются охранники, а уборщики приводят помещения в порядок, стирая начисто следы бурного веселья. И да, почти незаметно, но весьма показательно каждый, невольно встреченный, слегка съёживается, завидев нас.

На улице ещё пустынно, хоть рассвет уже и полностью вступил в свои права. Свежий ветер холодит кожу, и я представляю ему лицо в надежде, что поможет мне успокоиться и привести мысли в порядок.

Карл подходит к тому огромному внедорожнику, в котором ехала сюда накануне. Прошло всего несколько часов, а мне кажется, что целая вечность.

— Запрыгивай. — Распахивает дверцу пассажирского сидения, и я влезаю внутрь, устраиваясь с комфортом.

Кожа сидения тёплая и мягкая, и я расслабляюсь, потому что знаю: всё будет хорошо. Откуда во мне эта уверенность? Не знаю. Возможно, виной всему этот невероятный мужчина, сидящий сейчас слева, а длинные бледные пальцы постукивают по оплётке руля. Мотор урчит, и тихая вибрация наполняет салон, проникает под кожу, а я смотрю на Карла и думаю, что я счастливая женщина.

Всю дорогу молчим, а Ворон, пользуясь свободным трафиком на дорогах, ловко лавирует и срезает путь. Даже не думала, что такая здоровенная машина сможет настолько быстро мчаться, что не удивлюсь, если из-под колёс сейчас летят искры и ощущается аромат жжёной резины от горящих покрышек.

— Лихач, — смеюсь, а Карл усмехается, выкручивая руль и паркуя машину рядом с баром.

— Я редко за руль машины сажусь, но если дорвался, держись крепче.

Быстро целую его в губы, потому что все слова благодарности в этот момент кажутся мелкими и пустыми.

Распахиваю дверцу и выхожу на улицу, а мне навстречу идёт высокий мужчина в камуфляже. Ёжик седых волос на голове, суровые складки у рта, а в руках планшетка.

— Доброе утро, — говорю и пожимаю ему руку. — Давно приехали?

— Нет, минуты две как. Пройдёмте.

Чем ближе подходим к двери “Приюта”, тем яснее понимаю, что вызов точно не ложный. Ролет, защищающий входную дверь, раскрыт на половину. При том, что я точно знаю: он должен быть надёжно закрыт! За спиной раздаётся тихое чертыхание Карла, а я стою, словно меня по голове мешком стукнули, и не знаю, что делать дальше.

— Нужно вызывать полицию, — говорит сотрудник вневедомственной охраны и что-то чиркает в своих бумажках, прикреплённых к планшетке.

Господи ты боже мой, только этого и не хватало.

— Я вызову, — тихо говорит Карл, наклонившись к моему уху. — Есть у меня пара надёжных завязок в ментуре, помогут.

Тупо киваю, ощущая лишь опустошение и тяжесть в ногах и руках. А ещё приходит мысль, что теперь, наверное, всё-таки придётся закрыть бар. Вот же, гадство! Почему из-за происков чьих-то я должна оставлять людей без работы, жертвовать всем и прятаться? С чего бы это? Но и подставлять кого-то не хочется.

Дилемма.

— Марго, отойди от входа, вдруг там улики какие-то остались, — зовёт Карл, и я словно просыпаюсь.

Делаю, как он просит, и достаю из сумки телефон. Один гудок, второй, третий, и наконец-то Миша берёт трубку.

— Сынок, ты как?

— Нормально, — отвечает настороженно, а до меня доходит, как, наверное, со стороны звучит сейчас мой голос.

— Ты где? Дома?

— Да, только проснулся. — Зевает, чем-то хрустит, а ещё раздаётся хлопок дверцы микроволновки. — Сейчас позавтракаю и к Лёнчику рвану, он меня ждёт.

Лёня — его друг детства, хороший парень, хоть бабник и баламут. Но им же всего двадцать, когда как не сейчас наслаждаться жизнью?

— Да-да, конечно, езжай… можешь даже с ночёвкой остаться. На дачу поезжайте к Лёне, отдохните. Давно ж не виделись.

Я тарахчу как умалишённая, а в трубке слышно, как что-то падает и звякает об пол.

— Мама, чего это с тобой? — осторожно переспрашивает Миша.

Вот, знать бы ещё, как ответить на этот вопрос.

— Ничего, просто… вот просто я так хочу. Отдохни, сынок, хорошенько. А то снова нырнёшь в учёбу, некогда будет.

— Ну ладно, — протягивает, явно шокированный моим напором.

Хоть бы послушал мать — не хочу ещё и о нём волноваться.

— Всё, сынок, тут небольшая заминка, скоро дома буду.

Если бы я ещё точно знала, когда наступит это “скоро”. Надеюсь, что не к завтрашнему утру.

Я не хочу волновать Мишу не потому, что он — тюфяк и размазня. Сын мой — весьма решительный молодой человек, с бурлящей отцовской кровью настоящего мужчины. Потому и не хочу, ибо точно знаю: он никуда не поедет, пока не расплескает кругом свою энергию. Пусть так, пусть уезжает, пусть не лезет во всё это.

Пока Карл разговаривает с кем-то по телефону, обзваниваю сотрудников и объявляю о внеплановом выходном. Пусть дома посидят, так лучше будет для всех.

Не знаю, сколько проходит времени, пока рядом с машиной Карла паркуется легковой автомобиль тёмно-синего цвета, а из него выходят двое мужчин, неуловимо похожие между собой. Под мышкой одного зажата папка, а второй, чуть помоложе, оглядывает каждого из нас цепким взглядом. В левой руке он несёт какой-то чемоданчик, и шестым чувством понимаю, что мужик это молодой — эксперт.

И начинается…

Опрос, осмотр места преступления, снятие отпечатков пальцев, ещё какая-то дребедень, которую даже в полицейских сериалах не показывают. В итоге подписываю целый ворох каких-то бумаг, и мужчины уезжают, оставив на прощание заверение во всём разобраться. Я делаю вид, что верю, но на самом деле очень сомневаюсь, что преступники, если это именно те, о ком я думаю, оставили следы. Да, взломали роллет, но больше ничего не испортили и не уничтожили.

Почему не проникли внутрь? Кто-то напугал? Дали отмашку? Передумали? Слишком много вопросов.

А может быть, это просто какой-то подгулявший выпивоха или припозднившийся наркоман в поисках денег. Ну а почему нет? Или, допустим, подростки бушевали… почему я сразу о самом худшем думаю?

— Домой иди, — говорит Карл, когда остаёмся одни на опустевшей парковке. — Устала, я же вижу, напсиховалась.

— Да-да, ты прав, — киваю и прячу смачный зевок за ладонью.

— Выпей молока горячего, или чаю какого-нибудь, липового. Вина хряпни, в конце концов. И спи.

Карл улыбается и проводит костяшками по моей щеке, а я зажмуриваюсь, соглашаясь и протестуя внутри. И одной остаться нужно, чтобы подумать, и прощаться не хочется.

— Ты меня поняла?

В голосе — требование и какая-то власть надо мной, которая не давит, не душит. И я киваю.

Карл целует меня в губы, проводит медленно ладонью по спине и прижимает к груди до хруста в рёбрах. Это длится не дольше секунды, а кажется, что вечность.

Когда уезжает, я ещё минут пять стою у подъезда, думая ни о чём и обо всём одновременно. И, несмотря ни на что, мне хорошо.

В кухне, на столе, оставленный Мишей завтрак: бутерброды с ветчиной, плавленым сыром и свежими листьями салата, а в маленькой кастрюльке на плите — ещё горячее какао. Почему-то от этого хочется плакать — забота сына кажется настолько трогательной, что не сдерживаюсь и реву. Как девчонка, сижу на стуле, смотрю на горку еды и размазываю слёзы по лицу.

Когда я плакала в последний раз? Не помню. Даже, когда погиб Валера, мне было не до слёз: пришлось срочно брать свою жизнь на короткий поводок. Не до рыданий, в общем. А тут разнылась, почти до икоты и истерики, а внутри так тепло и больно одновременно.

Так, сколько можно плакать?! Совсем распустилась!

Аутотренинг подобного рода мне лично всегда помогает, потому и сейчас довольно быстро успокаиваюсь, наливаю себе полную кружку ароматного какао и пью маленькими глоточками, наслаждаясь тишиной. Есть совсем не хочется, но я съедаю один бутерброд, а остальные убираю в холодильник. Знаю, что Миша будет ругаться — он вообще уверен, что я преступно мало ем, — но усталость слишком сильна, чтобы чувствовать голод.

Когда наконец-то моя голова касается прохладной подушки, моментально проваливаюсь в сон. Никаких образов или странных голосов, лишь беспроглядная тьма, липкая и тягучая. Время замерло, а я парю в этой темноте, не зная, чем всё закончится. Разобьюсь насмерть или так и буду барахтаться дальше? Непонятно. Но почему-то туманные перспективы совсем не беспокоят меня — иногда тьма безопаснее яркого света.

Когда в звенящую тишину врывается настойчивый звук мобильного, не сразу понимаю, что происходит. Вот только что я летала вне времени и пространства, не ощущая тела и не помня, кто я и где нахожусь, а уже закатные солнечные лучи рвут тьму на клочки. Надо было пару таблеток снотворного выпить, точно бы никто не разбудил, пока действие препарата не прошло. Но поздно размышлять об этом, нужно вставать.

И снова незнакомый номер. Вернее, на этот раз он просто не определяется. И не брать бы трубку, и не взять не могу. Был бы хотя бы Миша дома, а так…

— Маргарита Олеговна, приветствую вас.

Низкий, чуть хрипловатый, мужской голос наводит на мысль, что где-то я его уже слышала, но пока ещё сонное сознание не даёт ухватиться за очевидную мысль.

— Да… а кто это?

Может быть, полицейские что-то узнали о взломщиках? Я же им оставляла список контактов… но нет, что-то не то. Тон уж больно вкрадчивый, менты по-другому ведут беседы. Более напористо и сухо, что ли.

Когда погиб Валера, пришлось столкнуться с нашими доблестными тогда ещё милиционерами, учёная на всю жизнь осталась.

— Не узнали? — тихо смеётся, а мне почему-то вторить ему совсем не хочется. — Максим Аркадьевич. Помните наш разговор совсем недавно?

Чёрт!

— Как вы узнали мой личный номер?

— О, это не такая уже проблема, — снова смеётся, а я присаживаюсь на кровать, чтобы не упасть. Нехороший человек, и смех у него неприятный. — Просто мне показалось, что мы могли бы продолжить наш разговор в… хм… более интимной обстановке.

Чего-чего? Вот после этой несуразицы и мне захотелось рассмеяться. Только вряд ли это пойдёт на пользу беседе.

— Нет, простите, но мы уже всё обсудили. Мне нечем вас порадовать, потому что своего решения я не изменила.

И не изменю. Никогда и ни за что.

— Маргарита Олеговна, зачем вы так? Я же готов заплатить вдвое больше, чем предлагал вначале. Деньги суть тлен, я легко с ними расстаюсь ради цели.

— Если деть некуда, отдайте на благотворительность, больше пользы будет.

Кажется, я довольно резка, но мне, если честно, глубоко фиолетово, заденет ли мой тон чувства абонента.

— Зачем мне какие-то сирые и убогие, если мне нужен ваш бар?

Прямолинейный какой, даже не пытается казаться приличным человеком.

— Найдите себе, значит, другой бар. Их в городе десятки. Чего вы именно в мой уцепились?

Несмотря на моё внутреннее состояние, голос на удивление даже не дрожит, не срывается. Это, наверное, шок, и потом я всё осознаю, и меня накроет, но пока что я на удивление могу нормально разговаривать. Это ведь победа, верно?

— Считайте это моей прихотью, — говорит, а в голосе усмешка. — Захотелось.

— Ладно, Максим Аркадьевич, разговор окончен. Прошу больше мне не звонить.

И вешаю трубку. Пусть бесится или обижается, или как там он буянить привык, но “Приют” не продаётся. Точка.

Телефон пиликает вновь, и звук этот противный оповещает о новом сообщении.

“Всё-таки подумайте, не рубите с плеча. До завтрашнего утра, например. Третий раз предлагать не стану. Как бы потом жалеть не пришлось”.

Короткие фразы, от которых веет арктическим холодом. И да, я не идиотка и понимаю, что это угроза — самая настоящая и почти неприкрытая. Что может сделать этот человек, если я не соглашусь на его предложение? Убьёт меня? Причинит вред сыну? От мысли, что Миша может пострадать меня передёргивает.

“Сынок, ты в порядке?” — отправляю короткое смс, чтобы не позорить его звонками перед друзьями.

“Да, в полном”, — приходит ответ через пару минут, за которые я успела придумать себе массу страхов.

“Где ты?”

Наплевать, если решит, что я там с ума сошла и решила задушить своей заботой.

“Мы с парнями в клуб решили завалиться. Алёна к бабушке поехала, потому у меня свободный вечер”.

Ага, к бабушке, конечно. Воспоминания о том, что узнала об этой девице — ножом по сердцу. Миша ей верит, а она, наверняка, пляшет в ночную смену.

“Будьте аккуратнее, хорошо?”

“Само собой, мамуля!”

Наверное, успел пропустить пару бокалов пива, раз я уже мамуля. Ну ладно, напиваться он всё равно не станет, а пиво в его возрасте не самое страшное, что можно придумать.

“Сообщи мне, если соберётесь долго гулять”.

“Ок”.

Это короткое “ок” вполне в его духе, и это значит, что разговаривать ему некогда. Ну и пусть, главное, что с ним всё хорошо.

Долго смотрю на экран мобильного, размышляя, звонить ли Карлу, чтобы рассказать о звонке Спартака? Я совсем не умею жаловаться, просить о помощи, но сейчас просто необходимо услышать голос Ворона. В курсе, что могу помешать ему, но рискну.

Но это судьба, наверное, останавливает меня от опрометчивых поступков — телефон Карла недоступен. Решаюсь на самый, наверное, необдуманный шаг: отправляю смс.

“Мне нужно тебе кое-что рассказать. Это важно и касается Спартака, потому перезвони мне, как сможешь”. Знать не знаю, когда он прочтёт сообщение, но мне так почему-то спокойнее.

На часах уже семь вечера, и солнце медленно, но уверенно катится к закату. Скоро совсем стемнеет, и моя одинокая ночь, впервые за долгие годы выдавшаяся свободной, почти пугает. Может быть, пойти, погулять? Пройтись по парку, зайти в парочку магазинов, ещё работающих в ТЦ неподалёку. Почему нет? Куплю себе что-то из одежды или туфли, возможно, новые… в кафе посижу, кофе выпью. Хорошая идея, так и поступлю! Чего дома киснуть? Так и мозгами тронуться недолго.

Значит, решено! Иду гулять.

Быстро влезаю в удобные джинсы, надеваю любимую футболку, ворот которой падает на одно плечо, открывая его взглядам. Волосы скручиваю в пучок, фиксирую японскими заколками-палочками и, схватив сумку и кошелёк, обуваю любимые кеды. Да, платья, чулки, шпильки — это красиво и здорово, но сегодня у меня нет цели производить на кого-то сногсшибательный эффект. Просто прогуляюсь, пока совсем не стемнело, отдохну и развеюсь. Посмотрю на вечерний город не из окна “Приюта”, а как все нормальные люди, гуляя и наслаждаясь природой и погодой.

Настроение на удивление хорошее, и я даже улыбаюсь случайным прохожим. Так, сначала в Торговый центр или в кафе? Или в кафе Торгового центра? Нет, пойду сначала куплю себе новую юбку. Или платье. Или вообще хоть что-нибудь.

Вперёд, Маргаритка! Плевать на Спартака с его угрозами. Просто позволь себе впервые за много-много лет отдых. Пусть всего пару часов, но позволь. А всё остальное как-нибудь решишь. Чуть позже.