Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 36: планы людей смешат богов

Тридцать первое юлеля. Вечер

Таисия

— Ничего не понимаю… — пробормотала я, просматривая одну статью за другой. — В разделе мышечной слабости ничего подобного нет. Среди нарушений обменов — тоже. Тут, конечно, есть новые любопытные заклинания, которые можно было бы попробовать, но это всё не то… И даже в разделе заболеваний, присущих исключительно полуденникам, такого тоже нет, — я разочарованно отложила книгу и сказала: — Чуть позже изучу внимательнее, может, я что-то пропустила.

Эрер взял фолиант в руки и пролистал в самый конец, в раздел, до которого я не дошла.

«Неизлечимые заболевания». Их вынесли в отдельную статью, потому что ни заклинаний, ни рецептов зелий для излечения не прилагалось.

Там, под пятым номером, я и нашла то, что искала.

— Врождённая генерализованная полуденническая миопатия, — проговорила я.

Пробежав сухие строчки глазами, нашла в описании все симптомы и особенности — и слабость, и проблемы с усвояемостью питательных веществ, и судороги, и ригидность сухожилий.

Прогнозируемая продолжительность жизни больного — 10–12 лет. С ростом тела сердечная мышца перестаёт справляться с нагрузкой, и до подросткового возраста дети с таким диагнозом почти никогда не доживают.

Я захлопнула книгу и снова отложила в сторону.

— Да, она самая, я запамятовала научное название. Не лечится, да? — Талла посмотрела на Дичика с тоской: — Ну, мы всегда это знали. Так все целители и говорили.

Повисла нехорошая тишина, а я вдруг ужасно разозлилась на всех этих целителей, которые не придумали нужного заклинания. От импотенции — пять десятков! От этой полуденнической миопатии — ни одного! Сразу видно, какая тема сильнее волнует местных эскулапов.

— Знаешь, все эти заклинания, — кивнула я на фолиант, — не с неба упали. Кто-то когда-то их придумал, случайно или специально. И я уверена, что каждый год придумывают новые. Так что лично я воспринимаю эту книгу как источник дополнительного материала для изучения. Спасибо большое, Эрер, это очень ценный подарок, и он мне однозначно пригодится. В конце концов, никто не обещал, что будет легко.

— Чтобы придумывать новые заклинания, надо, наверное, в академиях учиться, — осторожно заметила Талла.

— Не обязательно, — вдруг сказал Эрер. — Есть как минимум одно заклинание, которое неграмотный пастух изобрёл. У него на стадо блейзы нападали, вот он и нашёл выход. Чистым перебором подобрал идеальное сочетание магических завихрений, обращающее животное в дикую панику. С большого расстояния. Это мы в курсе истории магии проходили, преподаватель говорил, что никогда нельзя недооценивать противника, ведь даже низкоуровневый сельский маг вполне может выдать нечто, способное переломить ход боя. А Таися — маг далеко не самого низкого порядка, с необычным подходом и незамыленным взглядом. Это уже немало.

Похвала из его уст звучала очень весомо и ласково, как и вот это мягкое «Таися», подхваченное от Таллы.

— Вот видишь, рано руки опускать. А сейчас давайте вечерничать.

— Да, ты права. Не Солар горшки обжигает, — улыбнулась Талла, а я в очередной раз поразилась тому, как у неё хватает моральных сил на то, чтобы оставаться адекватной и не свистеть крышечкой при таких обстоятельствах.

И даже недоверие целителям и нежелание их слушать стали понятными — кому хочется, чтобы им раз за разом повторяли, что их ребёнок — не жилец? И где взять силы, всё равно не опускать руки, заботиться о нём? Почему за это не дают ордена? Почему это не считается подвигом?

Я ничего не стала говорить, потому что любые заверения звучали бы фальшиво, но вопреки всем доводам разума решить нерешаемую задачу захотелось ещё сильнее.

Повечерничав, мы разбрелись по своим делам. Я читала на подоконнике подаренную энциклопедию, Эрер сначала разбирал вещи, а потом играл с Дичиком и Шельмой. Я внимательно наблюдала за ним, но ни отвращения, ни враждебности не увидела, отчего на душе стало светлее.

Если бы Эрер начал доказывать, что я трачу ресурсы на пустое дело и что помочь ничем нельзя, я бы в нём глубоко разочаровалась, но он проявил неожиданное дружелюбие.

Разговаривал Дичик пока плохо, артикуляцией мы ещё не занимались, поэтому понимать его было сложно, но Эрер действовал иначе — сел рядом с ним на пол, сначала катал клубок, потом показал, как его раскручивать над головой и пулять подальше, а потом сходил во двор, принёс ветку и сделал большую рогатку.

Мальчишка пришёл в полнейший восторг, а Шельма носилась по дому, проскальзывая на поворотах. Мы с Таллой молчали, переглядываясь.

Разумеется, клубок в какой-то момент залетел в печь, Шельма кинулась следом, Эрер метнулся вынимать её из углей, уронил лавку, с которой со звоном полетела лежавшая на ней игрушка… В общем, было весело, уютно и по-домашнему.

Шельма лишь усы немного опалила, но скажем честно, они и после прошлого раза не особо-то успели отрасти.

Когда стемнело, мы проводили Таллу с Дичиком до дома, причём мальчишку нёс на плечах сам Эрер — сказал, что тот слишком тяжёлый, чтобы это делали женщины. Мы с Таллой не стали его разубеждать и говорить, что как-то до этого справлялись сами.

Побегав по просёлочной дороге, делая вид, что он — гоночный мобиль, а Дичик — шофёр, Эрер наконец спустил его с рук и поставил на крыльцо. Я наложила сонное заклинание, и мы распрощались до следующего дня.

Обратно мы с Эрером шли в темноте и ночной тиши. Полная луна ярко заливала казавшуюся серебристой пыльную дорогу.

— Спасибо.

— За что? — удивился Эрер.

— За книгу и за то, что ты так легко принял Дичика. Я понимаю, что даже смотреть на него может быть сложно. Мне самой иногда хочется отвернуться…

— Но ты не отворачиваешься, — сказал он, беря меня за руку. — Значит, и я тем более не должен. Я же мужчина. И потом, ты сама сказала, что для тебя важно, чтобы я поладил с Таллой, а к матери всегда проще всего найти подход через её детей.

— То есть это — тактический манёвр?

— Разумеется, это тактический манёвр, причём сразу на многих уровнях. Ты-то с нас тоже глаз не спускала. Но это не значит, что мне не нравится играть с детьми. Нравится. Они забавные. И, в отличие от занудных взрослых, им всё интересненько, и они очень любят разбирать разные вещички, чтобы понять, как они устроены.

— Так вот в чём дело, — весело протянула я. — Ты просто ищешь стратегического партнёра по разбиранию всего на свете.

— Именно. Я, кстати, ещё один подарок для тебя принёс, просто хотел сначала наедине показать.

— И какой?

— Не такой большой и тяжёлый, как энциклопедия, но ты упоминала, что его хочешь.

По телу пробежала волна предвкушения и любопытства:

— И что это?

— Увидишь, — невозмутимо ответил Эрер, глядя, как я плавлюсь от нетерпения.

— Ну расскажи!

— Дома увидишь сама, — отозвался он и с невинным видом предложил: — Кстати, погода сегодня чудесная, может, прогуляемся? Куда нам торопиться?

Я остановилась, развернула Эрера к себе, положила руки ему на плечи и посмотрела в глаза:

— Можно на речку сходить. Никого нет, все по домам сидят, никто нас не увидит, даже если мы решим голышом искупаться… или не только…

— Чудненько, — улыбнулся он.

— Но только после того, как ты мне расскажешь, что за подарок.

— А мы можем просто захватить его с собой, — с загадочным видом прошептал он мне на ухо, интригуя ещё сильнее. — Ты уже догадалась, что это?

Я мысленно перебирала наши разговоры, пытаясь понять, на отсутствие чего могла жаловаться:

— Это приспособление для варки зелий?

— Нет.

— Что-то из одежды?

— Нет.

— Ещё одна книга?

— Нет.

— Это съедобное?

— Нет, — насмешливо отозвался Эрер, явно развлекаясь.

— Но я ничего другого и не могла упомянуть!

— Упомянула. У меня, знаешь ли, проблем с памятью нет, поэтому я всё прекрасно помню.

Я на секунду замерла в неверии, а потом расхохоталась. Эрер широко улыбался и подливал масла в огонь:

— Надо же, такая молодая, а уже провалы в памяти. Целителю бы тебя показать.

Мне вдруг стало так ужасно хорошо, словно меня Луноликая поцеловала в обе щёки. Шельма носилась вокруг нас, периодически заглядывая в чужие тихие по ночной поре дворы. Чистейший, напоенный магией воздух холодил лицо и приносил запахи разнотравья.

Мы дошли до дома, где я взяла с собой полотенце и одеяло для пикника, а Эрер с загадочным видом подхватил полупустой рюкзак и потянул меня на выход.

Шельма последовала за нами, но при виде воды резко растеряла весь энтузиазм. На её скромный кошачий взгляд, воду нужно пить, а не мокнуть в ней. Отказ глупых людей понимать настолько очевидные вещи она сопровождала недовольным пофыркиванием и наверняка закатила бы глаза, если б умела.

Однако вскоре её внимание привлекли ночные обитатели, маняще близкие, но недоступные. Над рекой вовсю летали бабочки, а у поверхности плавали светящиеся рыбки — напитывались лунной магией.

— Каждый раз поражаюсь, насколько разительно отличается дневная природа от ночной. Всё другое — и растения, и насекомые, и животные. Днём одни цветы, ночью они прячутся и зацветают совсем иные. Особенно меня удивляет двуцветник. Днём обычная невыразительная бархотка, а ночью стебель расходится, и изнутри показывается изысканный цветок с прозрачными искрящимися лепестками. И так — во всём.

— А у вас ночью и днём природа одинаковая?

— Небольшие отличия есть, но такого, чтобы прям все листья прятались в кожистые оболочки или другой стороной выворачивались к луне — точно нет. А здесь будто два разных мира, дневной и ночной.

— Так они и есть разные, — Эрер расстелил одеяло на мягкой траве. — Садись. Или хочешь сразу искупаться?

— Нет, — робко улыбнулась я. — Возможно, я даже совсем передумала, потому что как-то прохладно.

— А я тебя согрею. Немножечко, — пообещал он и, склонившись ко мне, коснулся губами.

Я полностью отдалась поцелую, позволив уложить себя на одеяло и наслаждаясь каждым мгновением. Геста заливала плотным, почти осязаемым светом всё побережье — и рыжеватый песочек у воды, и обнимающие подступы к берегу заросли багрянника, в которых мы спрятались от остального мира, и нас самих.

— Подожди, я же обещал подарок, — Эрер оторвался от моих губ, вызвав внутренний протест, но любопытство всё-таки пересилило.

Он достал из рюкзака нечто размером с пару кирпичей и поставил рядом со мной. Я приподнялась на локтях и встревоженно посмотрела на своего мага. Может, у него не только с памятью проблемы? Я абсолютно, совершенно точно не просила лакированную деревянную коробку с рычажками.

— Ты что, испугалась? Это всего лишь радиола, — Эрер откинул тонкую крышку и включил музыку.

Она мягкими волнами поплыла по ночной тишине, ложась поверх речной глади. Спокойная, лиричная мелодия, немного грустная, но прекрасная.

— Я всё ещё не помню, что мечтала о радиоле, но музыку действительно люблю и скучала без неё. Спасибо!

Я притянула Эрера к себе и больше не отпустила. Целовала, раздевала и плавилась от восторга в его руках. Купаться мы всё же пошли, хотя далеко не сразу.

Чуть позже, валяясь в лучах Гесты, мы наблюдали за восходом мрачной Танаты — второй луны этого мира — и говорили о будущем.

— Боюсь, что нам придётся уехать отсюда. Всё же здесь может быть опасно. Нас слишком просто отследить.

— Но здесь у нас дом, — запротестовала я. — И Талла с Дичиком. Как я могу его оставить? Ему нужно лечение!

— Я понимаю, — вздохнул Эрер. — Но если ты окажешься в тюрьме, то лечить его точно не сможешь. Изначально я хотел вернуться в Лоарель, комиссоваться по ранению, а потом приехать за тобой. Забрать тебя в безопасное место и начать жизнь заново. Но теперь всё гораздо сложнее, и путь в СИБ мне заказан.

— Почему?

— Потому что вряд ли у меня получится закрыть все рабочие дела и формально выйти в отставку, не сообщив о тебе. Ты понимаешь, какой это конфликт интересов? Сейчас я могу придумать оправдание — не смог перейти границу без документов, не знал, с кем можно выйти на связь здесь, не помнил регламентов — и всё это будет правдой. Но если я вернусь, то обязан буду доложить о тебе. А если я доложу о тебе, то ты отправишься прямиком в тюрьму. В принципе, это тоже не так страшно. Поженимся, разделим ответственность, отбудем наказание вместе. В тюрьме бывших агентов и дознавателей, конечно, не любят, но семейные камеры не так плохи, как общие. Зато не нужно будет бросать то, что принадлежит мне, не понадобится начинать с нуля. Всё же какие-то сбережения и активы у меня наверняка есть.

— Мы не начинаем с нуля! — горячо возразила я. — У нас есть просторный, хороший дом, запасы на зиму, деньги…

— Конфетка, ты действительно считаешь этот дом хорошим? — поразился он. — В нём всего одна спальня. Даже детской нет. И удобства на улице. Летом это не проблема, а вот зимой… Представь, каково будет в таких условиях с младенцем?

Я вдруг вспомнила шикарный мобиль, на котором Эрер приезжал ко мне в первые разы. Он ведь действительно привык к совершенно иному уровню жизни. И если я радовалась, что у нас ЦЕЛЫЙ дом с ЦЕЛОЙ спальней, то он считал его крошечным домиком со ВСЕГО ЛИШЬ одной спальней, не сравнимым с каким-нибудь поместьем, в котором вырос и где у его брата было «своё крыло». Тогда этот момент в его рассказе меня не царапнул, а теперь я думала: целое крыло — это сколько? Уж наверняка больше, чем одна спальня.

— Мне хорошо здесь, — тихо ответила я. — И я бы не хотела уезжать, если на то нет острейшей необходимости. И в тюрьму не хотела бы. Я сбежала как раз для того, чтобы в ней не оказаться.

— Я понимаю, — терпеливо, словно с ребёнком, заговорил он. — Но мы не всегда властны над всеми обстоятельствами. Допустим, на пару-тройку недель ЭСБэшники от нас отстанут, но если вести речь о месяцах и тем более годах, то оставаться здесь нецелесообразно.

— Давай хотя бы перезимуем тут? — грустно попросила я. — До весны детская нам точно не понадобится, и, возможно, получится подобрать лечение для Дичика. Ему уже сильно лучше, между прочим. Ты бы видел его месяц назад… Да и перед старостой у меня есть обязательства. Если уезжать, то хотя бы предупредить его, чтобы нашёл замену. И Луняшу поднатаскать. Не могу я просто вот так взять и уехать… Да и куда?

— Хорошо, — сдался он. — Перезимуем тут. А потом уедем подальше отсюда. Выправим документы на новые имена и начнём заново.

Не могу сказать, что мне так уж сильно нравился его план, но я понимала: совместное будущее в любом случае потребует компромиссов, а он отказывается от куда большего, лишь бы быть со мной рядом.

— А как мы сделаем документы? — задалась я вопросом, наблюдая за тем, как Шельма лежит у кромки воды и ждёт, пока цветная рыбка не одумается и не вылезет из мокроты.

— Оденемся поприличнее, купим красивые саквояжи, придём на железнодорожный вокзал в крупном городе и будем безжалостно ограблены. Уж пара карманников там найдётся, а изобразить простаков не так уж сложно. Когда нас ограбят — заметь, по-настоящему! — мы напишем заявления в отделении дознания, получим временные документы, а потом выправим полноценные.

— И никто не заинтересуется нашими печатями?

— К тому моменту мы уже будем женаты, а наша совместная височная печать однозначно ещё нигде не засвечена, потому что её пока нет в природе.

— А её будет видно? У тебя же шрамы… — погладила я его по виску.

— К тому времени всё заживёт, и после обновления печать наверняка будет хорошо видно.

— Ладно, — задумчиво согласилась я.

— Конфетка? — заглянул он мне в глаза. — Что не так?

Сначала я собиралась сделать вид, будто всё нормально, а потом вдруг поняла, что не хочу. Не хочу притворяться, хочу быть откровенной на сто процентов, потому что Эрер услышит и не отмахнётся от моих переживаний.

— Мне не очень нравится этот план и не нравится идея отсюда уезжать, но если это единственный вариант быть вместе, то я с ним смирюсь.

— Нам не обязательно решать сейчас, — крепче обнял меня он. — Перезимуем здесь, а потом найдём такое местечко, где моя конфетка будет счастлива. Главное — успеть сделать это до того, как прошлое нас настигнет.