Примета 43: если ты не помнишь о бывшей, это не значит, что она не помнит о тебе

Двадцать третье сектеля. Полночь

Эрер Прейзер


Воспоминания возвращались кусками, каким-то рваными обрывками словно чужого прошлого и несли с собой только боль.

Чем больше Эрер вспоминал, тем тяжелее становилось у него на душе. Служба, от которой он с такой лёгкостью отказался, теперь вспоминалась, как череда опасных, но весёлых приключений с надёжными друзьями, которых ему будет не хватать. А семья… Семья у него, оказывается, была. Получалось, что он ввёл в заблуждение Таисию, и теперь чувствовал себя так, будто в дерьмо нырнул.

Всё началось с момента, когда тот смутно знакомый маг из родного города назвал его насильником. Это подняло со дна огромный пласт воспоминаний, без которых он прекрасно обходился, настолько паршивыми они были.

Теперь он помнил всё.

Дженера.

Знакомство. Сначала — строго по делу, ведь она училась на целительском факультете, а он — на боевом. Рассечённая бровь. Сломанный палец. Её улыбка, смех, запах. Он пропал совершенно, влюбился без памяти. Спустя несколько недель ухаживаний она ответила взаимностью, не посмотрев на то, что он младшекурсник.

Ласковая, приветливая, нежная — с ней Эрер впервые почувствовал себя любимым и значимым. Он готов был бросить к ногам Джен весь мир, дарил подарки на все заработанные и сэкономленные деньги и уделял каждую свободную минуту.

Эрера мало волновало, что Джен — осиротевшая младшая дочь из бедного рода. Заручившись согласием на помолвку, он привёз её знакомиться с родителями, и те одобрили невестку. А как можно было не одобрить? Сильный дар, хорошее воспитание, миловидная внешность, приятный голос, умение нравиться. С последним, кстати, возникли проблемы — она понравилась не только матери с отцом, но ещё и брату.

Эрер понимал, насколько ему повезло, и поэтому ни с помолвкой, ни со свадьбой не тянул.

Потом всё случилось само собой: случайная беременность, переезд Джен к его родителям, разлука. Они уже были женаты, и Эреру казалось, что их отношения зацементированы взаимной любовью и клятвами.

Он ошибался. Разумеется, ошибался.

Джен решила бросить учёбу, потому что из-за беременности та давалась слишком сложно, плюс она хотела целиком посвятить себя родительству. Эрер её поддержал, однако себе такой роскоши позволить не мог — остался в академии и приезжал в отчий дом так часто, как только получалось — раз в месяц на полнолунную неделю и в редкие выходные. Слишком велико расстояние от Пелля до столицы, чтобы мотаться по будням.

Каждый раз возвращаясь домой, Эрер чувствовал, что Джен отдаляется, и не знал, как с этим бороться. Его учили бить видимого и осязаемого врага, а в вопросе отношений с девушкой он оказался неопытен и даже беспомощен. Жена предъявляла обидные претензии, обвиняла в отсутствии понимания и внимания, хотя он делал всё, что мог — писал и отправлял ей письма ежедневно, а также старался преуспевать в учёбе, чтобы сдавать все экзамены и зачёты досрочно, а высвободившееся время проводить с ней.

Джен настаивала, что он тоже должен бросить учёбу и заняться прибыльным семейным делом, но Эрер считал такой подход трусливым. Ему достался мощный боевой дар, значит, он обязан служить у Разлома. Если все сильнейшие маги начнут отсиживаться в своих поместьях, то кто будет воевать с тварями? Полуденники?

Никаких объяснений и доводов Джен слышать не желала — обижалась, ревновала к другим целительницам, с которыми регулярно пересекались боевики, плакала и упрекала в том, что почти не видит его.

В отсутствие младшего брата, Гайяд принялся возить невестку в театр, за покупками и на прогулки и при этом охотно лил воду на мельницу её обиды — шептал в хорошенькое ушко, что если бы ему досталась такая чудесная жена, он бы не бросал её одну на целый месяц.

Эрер просил Гая не вмешиваться, а жене приводил аргументы. Они же познакомились в академии. Она же знала, что он собирается обучаться пилотированию. Она же понимала, что служба не позволит ему быть дома так часто, как хотелось бы…

Нет. Джен не желала ничего слушать и называла его доводы оправданиями. Жене было одиноко и грустно, а Эрер всё пропускал — и первые толчки сына, и его первую смешную икоту в животе, и первые тренировочные схватки. А что он пропустит дальше? Первую улыбку, первое слово, первый шаг?

Чувства Джен были понятны, но разве можно бросить учёбу? Это казалось странным, нелогичным и неправильным, особенно в конце второго курса из трёх. Да и отец сразу сказал, что у него уже есть сын, занимающийся делами производства, второй помощник не требуется. А Эрер не особо хотел вникать, ему было интереснее летать.

Он надеялся, что после родов Джен успокоится, да и окружающие говорили про гормоны и капризы беременных, советовали просто переждать сложный период. Он пытался. В какой-то момент даже сдался и готов был углублённо изучать не пилотирование, предполагавшее службу у Разлома, а дознание, позволившее бы ему вернуться обратно в родной город и работать рядом с женой и будущими детьми.

Только вышло всё немножечко не так, как он планировал.

Вернувшись в академию после очередной выходной недели, Эрер почти сразу получил вызов обратно домой. Уже тогда он знал: случилось нечто плохое — рожать Джен было ещё рановато, да и тон сообщения отца был слишком резким.

Оказалось, что дома его ждали обвинение в изнасиловании едва знакомой девушки — продавщицы из кондитерской, где он покупал пирожные и сладости для Джен. Поначалу это обвинение показалось настолько нелепыми, что он совершил ошибку — посмеялся над ним.

Эрер считал, что раз он ничего подобного не делал, то просто принесёт клятву, и недоразумение рассосётся само собой, только проблема оказалась куда серьёзнее и глубже, чем он мог предположить.

Пострадавшая девушка уже рассказала его родителям и жене о произошедшем и принесла клятву на жизни о том, что насилие совершил Эрер. И они поверили ей. Отец отрёкся, брат бросил несколько самых унизительных и обидных оскорблений, у Дженеры случилась истерика — от переживаний она едва не родила преждевременно, и родители запретил ему приближаться к жене, даже ордер выправили — связей у отца хватило.

Никто не захотел поверить клятвам, и Эрер оказался выброшенным из семьи.

Тогда он совершил вторую ошибку — настоял на расследовании, выдвинув обвинения против брата, так как ни у кого другого мотивов просто не было. Ему казалось, что дознаватели выяснят, как в реальности обстояли дела, и снимут с него лживые обвинения. Но всё сыграло против него — небольшой город, где фамилия Дье́веж была хорошо известна, поддержал харизматичного старшего брата и ополчился против младшего. Искали скорее доказательства его вины, чем невиновности, а изнасилованная девушка не выдержала огласки и покончила с собой. Это стало для Эрера настоящим шоком. Именно тогда он понял, что всё происходящее — не фарс, не дурной сон, а выворачивающаяся наизнанку жизнь.

Он пытался объяснить родным, что смерть девушки и принесённая клятва на жизни должны быть связаны, но никто его не слушал, а некоторые, напротив, обвинили в её гибели.

Эрер подозревал брата, но в момент изнасилования тот отсутствовал в городе, о чём свидетельствовали десятки людей, кроме того, он под эликсиром правды давал показания, из которых следовало, что об изнасиловании он ничего не знал и к девушке не прикасался. Клялся и божился, что не имеет отношения к делу, и хотя магией подтвердить свои слова не мог, но вроде бы не лгал.

Попытка обвинить брата ещё сильнее настроила семью против Эрера, и отец посчитал его не только насильником, но и лживым подлецом, научившимся фальсифицировать магические клятвы.

Весь городок смаковал подробности скандала, строя версии, как именно младший Дьевеж смог избежать наказания за совершённое преступление. Его виновность не ставил под сомнение никто, ведь он на несколько дней опоздал с рассказом своей версии событий, а потом стало уже слишком поздно. Со словами «нет дыма без огня» Эреру припомнили даже глупые детские проделки, многие из которых он и не совершал. Братец тоже расстарался — активно подливал взрывного зелья в огонь и распускал слухи.

Из-за обвинений в фальсификации клятвы Эрером заинтересовался глава столичного СИБа, полковник Скоуэр. Он единственный выслушал, тщательно проверил показания Эрера и сказал ему слова, окончательно отдалившие от семьи: «Если тебе не хотят верить, то не имеет значения, говоришь ты правду или лжёшь».

Теперь Эрер понимал и мог сравнивать: Джен не хотела ему верить, она хотела выкинуть его из своей жизни, как только представилась возможность. В аналогичной ситуации Таися повела себя совершенно иначе, и это только добавляло боли, разжигая чувство вины перед ней…

Надежды на правосудие оказались напрасными — дознаватели по сей день так и не выяснили, кто именно совершил преступление. А СИБовцы не стали даже ковыряться в чужом деле — убедились, что никто не научился подделывать магические клятвы, и на этом успокоились. Бытовые преступления — не их юрисдикция.

Отец Эрера отказался продолжать оплачивать его учёбу и полностью перекрыл финансирование, оставив младшего неугодного сына самого решать свои проблемы. Речи об обучении лётному делу уже не шло, Эреру грозил вылет из академии и общежития, начиная со следующего семестра, именно поэтому он принял единственное предложение, которое ему сделали, — подписал документы о целевом обучении при финансировании СИБа.

Полковник Скоуэр увидел в нём потенциал, кроме того, он всегда отдавал предпочтение агентам, не имеющим тесных связей с семьёй. По задумке Скоуэра, такой семьёй и братством должен становиться СИБ. Единственное условие, которое поставил старый, седой лис — отпустить прошлое.

Эрер дал клятву, не задумываясь. Слишком сильно его ранило произошедшее. Пару лет спустя он понял, что Скоуэр сыграл с ним в психологическую игру, в которой девятнадцатилетний пацан просто не мог выйти победителем, но менять что-либо к тому моменту было поздно, а сам Эрер действительно полюбил свою работу и обрёл друга и поддержку в Блайнере. Десар стал для него братом, которым не захотел быть Гайяд.

Постепенно Эрер смирился с тем, что Дженера воспользовалась настроением местных судей, получила светский развод и судебный запрет на его приближение к себе и ребёнку, а через какое-то время официально вышла замуж за Гайяда, оставив у самого Эрера огромную рану в душе. Незаживающую рану, ведь несмотря ни на что он даже спустя столько лет не смог забыть девушку, которую поклялся любить и защищать до самой смерти. Не смог до ранения, а потом из памяти просто исчез огромный кусок жизни, и Эрер был бы рад забыть всё снова, потому что теперь прошлое мешало ему быть с Таисией.

Больше всего на свете Эрер жалел, что не успел жениться на своей конфетке до операции — вероятно, тогда у него бы получилось дать клятвы заново, с полной уверенностью и искренностью.

А теперь?

Теперь он не знал, как повторить эти клятвы так, чтобы Луноликая ему поверила и не почувствовала сомнений в душе. Сам он не рискнул бы, к примеру, принести клятву на жизни, что больше ничего не чувствует к бывшей жене. Да, он любил Таисию и бесконечно ценил её, но… вырезать прошлое из сердца не мог, оттого теперь мучился.

Сколько Джен и Гай ходили к алтарю, прежде чем Луноликая позволила им сочетаться браком? Десятки, сотни раз? До Эрера доходили самые разные слухи.

Согласится ли Таися так же упорно ходить и просить о божественной милости каждую ночь? Не сочтёт ли предательством то, что он всё ещё не может выкинуть из головы бывшую жену? И возможен ли для него новый брак в принципе?

С одной стороны, Дженера и Гай добились своего, а значит, Эрер свободен не только по мирским законам, но и по божественным. С другой — все прекрасно знали, что вторые браки Луноликая, как правило, одобряет только вдовым. Исключения довольно редки.

Кроме того, у него есть сын. Сын от другой женщины… Как к этому отнесётся Таисия? Как он сам отнёсся бы к этому на её месте?

Эрер оказался в смятении и был благодарен за запреты Ячера. Он мысленно подбирал слова, но правильных среди них не было. Ему казалось, что стоит только увидеть слёзы Таисии или услышать нотки разочарования в её голосе, как он просто сорвётся… Ему безумно не хотелось терять то невероятное чувство близости, возникшее между ними, и оттого он опасался даже начинать этот болезненный, сложный разговор. Понимал, что он неизбежен, но оттягивал момент, каждый раз простраивая диалог в голове и зацикливаясь всё сильнее.

Он старался как можно больше спать или делать вид, что спит, проводя время на грани сна и яви, в неясной дрёме. Именно из неё на пятую ночь после операции его и вырвал голос, которого он не слышал уже много лет.

Сначала ему показалось, что это всё-таки сон, но потом пришлось признать невозможную правду: на его больничной койке сидела Дженера и улыбалась так ласково и нежно, как делала только в самом начале их отношений.

— Эрер, как ты себя чувствуешь? — проворковала она, беря его за руку. — Нам сначала пришли вести, что ты погиб, а потом знакомый рассказал свёкру, что его сын видел тебя в госпитале. Я приехала, как только смогла. Ты даже не представляешь, как я рада, что ты жив!

— Зачем ты здесь? — хрипло спросил он, чувствуя, как тонет в белых больничных простынях.

— Эрер, я знаю, что наша встреча кажется странной после стольких лет, но я обязана кое в чём тебе признаться…

— Я тебя слушаю, — сдавленно проговорил Эрер, изо всех сил сдерживая бушующие эмоции.

Ласковые пальчики бывшей жены гладили его ладонь так, будто между ними не было ни долгих лет разлуки, ни судебного запрета, из-за которого он видел своего первенца лишь украдкой и издалека, ни её брака с Гайядом.

— Эрер, когда пришли вести о том, что ты погиб… я была просто раздавлена. Я знаю, что ситуация тогда получилась ужасная, но я не виновата! Я всего лишь хотела, чтобы ты был рядом! Разве есть что-то плохое в том, чтобы хотеть видеть мужа каждый день? Эрер, я просто слишком сильно любила тебя, чтобы справляться с разлукой… Мне казалось, что ты меня не любишь и всё время выбираешь академию вместо меня. Это причинило мне так много боли… А Гай почти всегда был рядом, поддерживал, помогал, говорил комплименты… Устоять было просто невозможно, но я никогда тебе не изменяла. До момента, когда наш развод признал суд, я была тебе верна, если это имеет сейчас хоть какое-то значение… — прекрасные голубые глаза Джен затуманились слезами.

Эрер забрал руку из нежных ладоней, потому что ему казалось, будто её запекают в углях.

— Какая разница теперь? Зачем ты всё это говоришь?

— Затем, что мне плохо, Эрер! — воскликнула она, и слёзы хлынули по фарфоровым щекам. — Гай оказался совсем не таким, как я думала! Он избил меня… В ночь, когда пришли вести о твоей кончине, он напился и избил меня! Обвинил меня в том, что я никогда не любила его так, как тебя, что это я во всём виновата, что он пошёл из-за меня на преступление, а я никогда этого не ценила. Он разбил мне лицо и сломал руку, Эрер, — всхлипнула Джен. — Я ничем не заслужила такого отношения с его стороны. Он швырялся вещами, орал, что наконец-то ты сдох и что стоило прикончить тебя ещё в младенчестве. Ужасные, жестокие слова! А ещё он начал говорить об актёре… Я сначала ничего не поняла, но когда поняла… Ты не представляешь, как больно мне было! Как я переживала и насколько виноватой себя чувствовала…

— О каком актёре, Дженера? — спросил Эрер, чувствуя, как нарастает звон в голове.

— Гай нанял какого-то актёра с талантом к преображениям… Вы даже были знакомы, Гай приглашал его в дом, чтобы тот посмотрел на тебя. Помнишь тот вечер, твой отец устроил званый ужин, было много людей, а мы поссорились, потому что тебе нужно было уезжать и ты не захотел остаться даже на денёк?

— Помню, — тусклым голосом ответил Эрер.

— Так вот, мне стоило огромного труда разговорить Гая и всё выпытать, но у меня получилось! И Гай, кажется, даже не помнит, что всё разболтал. Тот актёр был на том званом вечере, хотя в реальности он похож на тебя только комплекцией и ростом, но он умеет притворяться и как-то менять внешность. Он целитель, но стал актёром и научился гримироваться и менять лицо. Даже цвет глаз… Гай нанял его за большие деньги, он должен был поцеловаться с той девушкой. С той, которая покончила с собой. По задумке Гая, я должна была увидеть вас. Он хотел, чтобы я застала тебя с другой и разочаровалась окончательно, но всё получилось не так. Та девушка знала, что ты женат, и отказалась гулять с тобой. Ну, вернее, с тем актёром, который её приглашал. У них вышла ссора, и он… в общем, он сделал то, что сделал. Ну, то самое… А Гай ничего не знал, пока не вернулся из поездки на Север, а потом он просто взял и использовал ситуацию против тебя. Он тогда убедил меня, что ты всегда таким был, что ты и дальше будешь изменять. А девушка… Она так плакала, и мне было так жаль её. Я же не знала, что это сделал не ты! Откуда я могла знать? Эрер, я клянусь, что никогда не ушла бы от тебя, если бы не считала, что ты мне изменил!

Вспышка магии подтвердила, что она не лгала.

Слова Дженеры звенели у Эрера в голове назойливыми ночными пчёлами, укусы которых смертельны даже для магов. Возможно, он должен был испытывать злость, но вместо неё им овладело лишь облегчение от того, что он наконец выяснил правду. За прошедшие годы какие только версии он ни строил, даже подозревал себя в лунатизме или провалах в памяти, но правда оказалась куда логичнее и проще.

— И что стало с тем актёром? Его можно найти?

— Я так поняла, что через несколько месяцев после скандала тот актёр появился снова и пытался шантажировать Гая. Представь, если бы он сказал, что ты невиновен, а его нанял сам Гай… Ты же представляешь, что тогда было бы? Гай сказал, что избавился от него… — зашептала Дженера. — Мне кажется, он его убил. Я замужем за убийцей! И этот убийца расправится со мной, потому что он становится всё злее и злее. Напьётся и швыряет вещи, ломает мебель, а теперь ещё и меня бьёт. Однажды он меня задушит…

Бывшая жена утёрла слёзы и посмотрела на Эрера в поисках сочувствия, а он жадно разглядывал её лицо и вслушивался в каждое слово. В каждое, мать его, слово, появляющееся из пухлого розового ротика.

Дженера почти не изменилась за прошедшие годы, пожалуй, стала ещё прекраснее. Налилась зрелой, сочной красотой и немного округлилась. Волнистые золотые волосы горели ещё ярче, а манеры и одежда стали ещё изящнее.

Он ждал, что она скажет дальше, но она молчала, утирая слёзы кружевным платочком.

— Сочувствую, — по слогам выговорил Эрер. — Однако не могу сказать, что я тебя не предупреждал. Я же рассказывал, на что способен Гай.

— Но Гай был так добр ко мне поначалу. Все были так добры… А мне просто было одиноко, — жалобно проговорила она. — Если бы я знала, что это всё дело рук Гая, я бы никогда не поступила так. Но мне было настолько больно! Ты даже представить себе не можешь, как сильно я переживала. В этой ситуации я пострадала сильнее всех, Эрер.

Она всхлипнула и посмотрела с укором.

— И что дальше, Джен? Зачем ты здесь?

— Только ты можешь мне помочь, понимаешь? Я больше не могу находиться рядом с Гаем, я его боюсь!

— Разведись, потребуй раздельного проживания и получи судебный запрет на его приближение. Один раз ты это уже сделала. Если он тебя ударил, то ты имеешь все основания. Или расскажи о том, что узнала, дознавателям. Тогда его упекут в тюрьму на годы.

— Я не могу! — с надрывом ответила она.

— Почему? Боишься, что после второго развода люди начнут злословить уже о тебе?

— Не только поэтому, хотя и поэтому тоже!

— В чём тогда дело? Чего именно ты боишься?

— Того, что иначе выйдет наружу другая правда!

— Какая? — почти равнодушно спросил Эрер.

— Поклянись, что ты никому не расскажешь, — потребовала Дженера.

— Не могу. Мне запрещено использовать магию.

— Тогда дай слово!

— Даю слово, — ответил он, не ожидая услышать ничего особенного, но сказанное Дженерой его потрясло настолько, что звон в голове перешёл в невыносимый бой колоколов.

Загрузка...