Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 47, тоже хорошая: как только закроешь старую дверь, откроется новая

Двадцать седьмое сектеля. Полночь

Эрер Прейзер

Здоровенное, разлинованное меловой краской поле заливал свет практически полной Гесты. Её сестра Таната, угрюмая и куцая в это время месяца, поднималась из-за горизонта, острыми краями серпа прорезая себе путь на небосвод.

Пахло скошенной травой и совсем немного — подступающей осенью.

Мрачное приземистое здание школы, в которую в детстве ходил Эрер, ничуть не изменилось за полтора десятка лет. Быть может, немного потемнело и вросло ещё глубже в землю.

Только преподаватель был другой — молодой энергичный парень вместо строгого, вечно недовольного старичка. Как же его звали? Господин Гурдан? Интересно, он уже ушёл на покой или всё ещё гоняет стайки мальчишек по краю поля? Две такие стайки как раз разминались неподалёку, а небольшая трибуна была полна зрителей — родственников и одноклассников, оживлённо обсуждавших предстоящие соревнования.

Вопреки опасениям, своего сына Эрер узнал сразу — тот слишком сильно походил на Дженеру, чтобы спутать его с другим ребёнком.

Последние часы все мысли занимало только прошлое, и вот настало время встретиться с ним лицом к лицу.

Старший брат заметил Эрера с другой стороны поля и всё это время целенаправленно шёл к нему мимо заполнявшихся трибун, однако остановился в двух шагах. Возможно, хотел ударить, но не решился. То ли не желал устраивать публичный скандал, то ли понимал, что шансы в рукопашном бою с тренированным младшим братом у него невелики — они уже не дети, когда три года разницы решают всё.

— Тебе запрещено приближаться к Мальбу, — раздался угрюмый рык.

— Я хотел встретиться не с Мальбом, а с тобой, — спокойно, чуть насмешливо проговорил Эрер, поворачиваясь к Гаю.

Семейная жизнь обошлась с ним жестоко. Он поправился и обрюзг непростительно сильно для мужчины едва за тридцать. На помятом лице синевой наливались мешки под глазами, а сами воспалённые глаза смотрели с открытой ненавистью и неприязнью.

— Чего тебе надо? Мальба ты не получишь! Если ещё хоть раз приблизишься, я обращусь в суд и потребую твоего ареста за нарушение запрета на приближение.

— Не переживай, тебе не придётся этого делать. И тратиться на взятку тоже не придётся. Ведь без взятки не обошлось, да? Очень уж быстро ты обстряпал судебный запрет, а три мои апелляции мистическим образом затерялись. Но такое случается с местечковыми судами с завидной периодичностью, там очень легко теряются ненужные документы. Особая магия провинциальных городков… — насмешливо протянул Эрер. — На самом деле я пришёл тебя поблагодарить.

— Чего? — Гайяд явно растерялся, и теперь между бровей прорезались две морщинки, так бесстыдно похожие на отцовские и те, которые в минуты недовольства появлялись у самого Эрера.

— Если бы не ты, я бы на всю жизнь застрял с Дженерой в качестве жены. Это было бы… прискорбненько. Однако, как старший брат, ты уберёг меня от подобной участи. Спасибо. Искреннее спасибо, Гай. Ты даже не представляешь, как я теперь тебе за это благодарен.

Лицо старшего братца вытянулось, а губы искривились:

— Всем известно, что ты до сих пор сохнешь по Дженере!

— Конечненько, Гай, — весело ответил Эрер. — Я смотрю, ты и сам так сохнешь, что аж не просыхаешь. Надо полагать, от переизбытка семейного счастья. Но вы друг друга стоите, сладкие неразлучнички.

— Зачем ты припёрся?

— Поболтать с дражайшим старшим братиком, зачем же ещё люди ходят вот на такие семейные мероприятия? Или ты бы предпочёл, чтобы вместо этого я пошёл к дознавателям и предложил им покопаться в одном старом деле? Ну, знаешь, пересмотреть показаньица, поспрашивать об одном актёришке, которого ты нанял. Или чтобы я пошёл к отцу и рассказал ему о подвигах его непогрешимого первенца? Как думаешь, на этот раз он бы мне поверил?

Лицо Гая становилось всё бледнее, а черты лица заострялись по мере того, как Эрер говорил. Глаза горели бессильной яростью, а нижняя челюсть непроизвольно выдвинулась вперёд.

— Если бы хотел, ты бы уже сходил и к дознавателям, и к отцу. Однако ты здесь. Чего ты хочешь на самом деле? — процедил Гай. — Мальба ты не получишь! И ничего не докажешь! Никто уже не сможет раскопать, как всё было на самом деле. Был актёришка или его не было? Изнасиловал он ту девчонку или нет? Никто ничего не докажет, Эрер! Все свидетели мертвы, а лично я никакого преступления не совершал, и обратное доказать ты не сможешь!

— И височную печать ты не подделывал? — насмешливо спросил Эрер, испытывая нечеловеческое облегчение от того, что они с Гаем больше не делят одну на двоих.

Лицо брата перекосило от гнева:

— Дженера… эта сучка говорила с тобой, да?

— Неужели ты смеешь называть сучкой нашу прекрасную совместную жену? — притворно оскорбился Эрер. — Но да, она была так добра, что навестила меня в госпитале. Мы чудненько поболтали о старых добрых временах и выяснили много чего интересненького. Но речь не о ней, а о тебе, Гай. Начиная с этого момента, ты больше не можешь позволить себе ни единой ошибки. Оступишься — и я заберу Мальба, уничтожу твою репутацию, а тебя упеку в самую дрянную шахту Империи и лично буду приезжать полюбоваться на то, как ты задыхаешься в забое. Поверь, моих связей на это хватит.

Гайяд молчал. В нём кипела ядовитая злоба, но даже тронуть младшего брата-мага он не смел. Почему одним всё, а другим — ничего?

Эрер ждал ответа, балансируя на тонкой грани своей задумки, словно шёл по лунной дорожке, дрожащей на поверхности реки.

Он не хотел причинять ненужную боль ни пожилым родителям, который не пережили бы нового скандала, ни своему первенцу, который ничем не заслужил разбитого семейного очага, ни даже Дженере, всего лишь любившей себя и своих детей больше, чем своих мужчин. В конце концов, он сам её выбрал, глупо было бы ненавидеть её за свою ошибку.

Ни к кому из них Эрер не испытывал ненависти, даже к брату.

Обида, разъедающая его изнутри столько лет, наконец растворилась в объятиях той, кто понимал и ценил его по-настоящему. Он получил ответы на мучившие его вопросы и даже испытал облегчение — его брат оказался не настолько плох, как он предполагал. Гай не хотел зла той пострадавшей девушке, он всего лишь был одержим желанием забрать у Эрера семью.

Ну и чудненько.

Пусть забирает семью, которая никогда не любила Эрера по-настоящему. Он уже обрёл новую, а прошлое пора отпустить. На этот раз — навсегда.

— Будь хорошим отцом, Гай. Ты отобрал у меня сына, поэтому самое меньшее, что можешь сделать — это быть хорошим отцом. И не думай, что я не узнаю, если ты посмеешь поднять на него руку или будешь к нему несправедлив. Узнаю. И тогда ты отправишься на каторгу на очень долгие годы, потому что теперь мне есть чем прищемить тебе яйца, — насмешливо протянул Эрер. — Впрочем, если ты устал от своей жизни и хочешь уже сейчас немножечко разнообразить её новыми сомнительными знакомствами и регулярными физическими упражнениями на не очень свежем воздухе, то… без проблем. Можем прокатиться к дознавателям прямо сейчас. Вечерочек так и шепчет…

— Заткнись! — сорвавшимся голосом прошептал тот. — Сына я тебе никогда не отдам! А Джен отрежу её длинный язык!

— Знаешь, я бы не рекомендовал тебе поднимать руку на Дженеру. Не потому, что она под моей защитой — мне больше нет дела ни до неё, ни до ваших отношений, меня волнует лишь благополучие сына. Просто целительницу очень сложно убить сразу, а мстить она потом будет долго и с размахом. Я бы на твоём месте вообще больше ничего не ел и не пил из её рук, если понимаешь, о чём я, — радостно оскалился Эрер. — Дженера уже обдумывает, как от тебя избавиться. Зная её упорство, я уверен: своей цели она добьётся. Хотя… не буду вмешиваться. Ты хотел получить мою жену, ты её получил. Наслаждайся, Гай! Как говорится, совет вам да любовь.

Последние слова были откровенной издёвкой: оба знали, что Дженера нужна Гаю только до тех пор, пока нужна Эреру, а он кинул последний взгляд на сына, развернулся и ушёл.

Его давно ждал разговор со Скоуэром, и больше откладывать было нельзя.