Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 27: видеть во сне открытый склеп — к скорой кончине

Одиннадцатое юлеля. После обеда

Таисия

План переболеть Эрером и забыть о нём был всем хорош, только воплощался в жизнь как-то плохенько. Как сказал бы он сам — хреновенько.

Видимо, в процессе спасания я слишком сильно к нему привязалась, и теперь какая-то глубинная, нелогичная и очень древняя часть меня отказывалась верить, что он ушёл и не вернётся. Та часть, которой плевать на логику, обстоятельства и триллион аргументов, почему нам друг без друга будет лучше и безопаснее. Эта часть требовала всё вернуть, переиграть, отдаться, выйти замуж, забеременеть и жить счастливо до конца наших дней. Причём в произвольном порядке.

Чтобы хоть немного отвлечься, я погрузилась в работу.

Луняша от меня не отлипала, за что я была благодарна. Показала ей, как делать вытяжки из трав, научила варить пару простых зелий. Получалось у неё неплохо, жаль, конечно, что магического дара у Луни нет, но талантливая знахарка тоже способна на многое.

Жизнь потихоньку входила в колею. Хорошую, вроде правильную, но ведущую меня совсем не туда, где хотелось бы оказаться.

С текущими задачами я справлялась неплохо — одолела один инсульт, регулярно проверяла, как идёт восстановление функций пальцев у отрубившего их себе мужика. Почечные камни тоже лечила вполне успешно, только оказалось, что у всех они разные. Каждому пациенту зелье приходилось подбирать индивидуально, и я уже умела варить семь разных видов, четыре из которых, правда, пока не понадобились. Однако это даже хорошо — рука набивалась быстро, и вскоре я поймала себя на том, что уже не обращаюсь к памяти Ланы, а использую свои собственные навыки и знания.

Это оказалось чертовски приятно и помогало не ощущать себя самозванкой в теле лекарки.

Диспансеризация шла семимильными шагами, и вскоре мы осмотрели почти всех селян.

На очереди была девушка с мигренями.

На этот раз она пришла на приём с младенцем, и тут не нужно быть гуру диагностики, чтобы по тёмным кругам под глазами и измученному виду понять: причина частых мигреней в банальном недосыпе.

Малыш попался беспокойный, но осмотрев его и считав показатели, я могла объяснить почему. Его мучили куда более сильные колики, чем положены по возрасту. По идее, он должен был их уже перерасти.

— Та-а-ак… — протянула я, осматривая мальчика, который ходить ещё не умел, но сидеть на коленях у мамы уже категорически не желал и ужом выворачивался из её рук. — Прикармливаете уже или он пока на грудном молоке?

— Какое там! Что схватит — то и ест, спасу никакого нет!

— Знаете… Судя по всему, он так реагирует на какой-то конкретный продукт питания. Давайте поступим следующим образом: начиная с сегодняшнего дня вы переходите на специфическую диету. Записываете всё, что он ест, и отслеживаете его реакцию. Начнём с мяса, наверное. Сейчас я сниму симптомы, а вы сегодня, завтра и послезавтра даёте только грудное молоко и мясо перетёртое. Варёную птицу или нечто подобное. Понимаю, что это не очень вкусно, но пару дней придётся потерпеть и ограничить. Если снова будут колики, попробуем заменить мясо на другой базовый продукт. Нам нужно найти еду, не вызывающую реакции, а затем подключать к питанию новые продукты один за другим, отслеживая состояние. Только по одному. Смотрите реакцию, записываете. И так с разницей в два дня постепенно проверим, из-за чего именно у него колики.

— Мож, из-за ореховки? — с сомнением протянула мать.

— Тогда ореховку на всякий случай исключим пока. А вы постарайтесь поспать.

— Да куда мне спать, у меня ещё четверо.

Луняша, тянущаяся к маленькому пациенту и сидевшая на самом краешке своего стула так, что едва с него не падала, вдруг вызвалась:

— Так можно сестёр моих попросить, приглядят. И им наука, и вам подмога. А если госпожа Таисья сказала, что надо спать, то надо спать.

Последняя фраза прозвучала очень весомо, даже малыш на руках у мамы замер почтительно.

Отпустив пациентку, я спросила Луняшу:

— Это всё? Мы всех жителей деревни осмотрели?

— Ну… только Дичик и Талка остались. Но они не придут. Не любят они целителей, — доверительно поделилась помощница.

— А Дичик — это кто?

— Дак мальчишка юродивый. Родила Талка больного, вот и мается с ним теперь. Муж её выгнал, она обратно в наше село вернулась, живёт с дедом, но тот совсем плох уже. А Талкины мамка с батькой в другом селе живут, но там у них самих семь едоков на одну краюху хлеба. Она самая старшая была.

— Ясно. Иди приглашай эту Талку вместе с Дичиком, — вздохнула я. — Посмотрим, что там за мальчишка. Может, получится чем-то помочь.

— Это вряд ли, — с видом эксперта заявила Луняша. — Прошлый целитель сказал, что ничего нельзя поделать, кроме как удавить.

Я аж вздрогнула:

— Неудивительно, что эта Талка теперь целителей не любит. Иди.

Луняша двинулась к двери и широким жестом распахнула её, едва не столкнувшись с Давликом.

Секунду идейные оппоненты смотрели друг на друга, вспоминая, на чём закончили, и моя помощница уже было набрала воздуха в грудь, чтобы со смаком продолжить, как Давлик выдал неожиданное:

— Ты чё, правда, что ли, с мамкой подралась из-за меня?

Луняша где вздохнула, там и схлопнулась. Вытаращилась на парня, посмевшего такую крамолу на неё возводить, и немо открыла и закрыла рот. Я хотела было вмешаться, а потом решила, что пусть она сама учится за себя постоять, а я подстрахую. За время совместной работы она явно стала бойчее. Видимо, раньше боялась дерзить старшим, а теперь вдохновилась моим примером, ведь в её глазах мы почти ровесницы.

— Да ты… да ты… — гневно выдохнула Луняша, лишённая дара речи таким предположением, а потом обернулась ко мне, обличительно ткнула в Давлика пальцем и почти жалобно проговорила: — Да он… да чтоб я… да из-за него…

Давлик тончайший намёк, видимо, понял. Мгновенно насупился и рыкнул:

— Я тебя гулять хотел позвать, но раз ты такая, то и сиди тут одна! Можно подумать, тебя кто-нибудь ещё позовёт! Тоже мне! Принцесса навозная!

Он со всего размаху захлопнул дверь с той стороны, и Луняша не успела даже отскочить, получив болезненный удар по пальцам. В огромных карих глазах стояли слёзы, а губы обиженно дрожали.

— Да что б я с этим слюнтяем гулять пошла… — всхлипнула она. — Пусть с мамкой своей гуляет под ручку, подъюбочник жалкий!

Последнюю фразу она прорыдала, а я поспешила проверить руку — не сломал ли он ей палец по дури молодецкой. Он, конечно, сын-корзин, но силищи в нём немеряно, парень-то здоровенный.

Палец оказался ушибленным и я подлечила магией, а потом долго успокаивала помощницу, стенающую, что никто гулять и правда не зовёт, потому что она страшная.

— Ну в каком месте ты страшная? — вздохнула я, глядя в миловидное заплаканное личико.

— У меня нос большой, — рыдая, указала она на самый обыкновенный нос.

— Луня, ты красивая девушка. Ты неправильно слова этого Давлика интерпретируешь. Он пришёл зачем?

— Зачем? — эхом отозвалась она.

— Гулять тебя звать. Значит что?

— Что?

— Ты ему нравишься. Иначе зачем ему тебя звать куда-то? А потом ты… дала ему понять, что он для тебя недостаточно хорош, вот он от обиды и назвал тебя навозной принцессой.

— Это потому, что меня братья в навозной куче изваляли, а все видели-и-и, — вдруг зашлась она в новом приступе рыданий. — И даже он виде-е-ел…

— Как иначе, вы росли рядом, конечно, он много чего видел. Ну видел и видел, а гулять всё же пришёл позвать.

— Так я ему что, нравлюсь, что ли? — вдруг оживилась Луняша.

— Возможно, — уклончиво ответила я.

— Так я ему наподдам! — загорелась помощница.

— А это уже жестоко. Получать тычки от девушки, которая нравится — очень болезненно для самооценки, а Давлику и так с мамашей не повезло. Будь выше этого. Просто не обращай внимания. Если тебе человек не нравится, это ещё не повод его унижать.

— Он первый начал! — обиженно всхлипнула она.

— Ну… ты ему сказала грабли убрать и недоумком назвала. А до этого он тебя защищал, между прочим. Не мамашу свою от тебя, а тебя от неё.

Широко распахнув глаза и пухлый рот, Луняша зависла на добрых полминуты.

— Так я ему что, правда нравлюсь? — ошеломлённо прошептала она.

Я пожала плечами, не зная, правильно вмешалась или нет. С одной стороны, мне этого Давлика было жаль. Сложно расти рядом с такой мамашей. С другой — он уже не ребёнок, если не начнёт огрызаться, то так и застрянет подле неё без права на личную жизнь и собственные решения. Выбор за ним.

— Иди лучше сходи за Талкой и её малышом, — напомнила я, когда увидела, что помощница успокоилась окончательно.

— Так поздно уже. Вон, темнеть скоро начнёт… — с неохотой возразила она.

В этот момент в дверь забарабанил Амезег:

— Таиська! Таиська! Там бате моему плохо… Помирает!

Луняша тут же вскочила на ноги и умоляюще посмотрела на меня. Я подхватила лекарскую корзинку и с готовностью выбежала на крыльцо.

Кто там помирать надумал? Ну уж нет, только не в мою смену!

Нужный дом находился через реку, на другом конце села, и ещё никогда оно не казалось мне настолько огромным. Мы бежали втроём — я, Луняша и Амезег. За нами следом с гиканьем пристроилась гурьба детишек, и вскоре мы уже неслись толпой, обгоняемые быстроногими мальчишками, которые наверняка и не знали, куда и зачем мы торопимся.

У незнакомого крыльца тоже толклись люди. Наша толпа схлестнулась с уже собравшейся и растворилась в ней, как молоко в горячем чае.

В доме было темно, несмотря на светлый вечер.

Снаружи по лазурному небу лились реки из взбитых сливочных облаков, изумрудная зелень шелестела нежности, обнимаясь с летним ветерком, а внутри была тяжёлая, угрюмая обстановка. Переступаешь порог — и словно из чистой речной воды попадаешь в тёмную трясину болота.

Вокруг скорбно шмыгали носами многочисленные родственники, в углу подвывала малознакомая грузная баба. Как же её звали? Нет, не помню. Помню только, что у её мужа тоже были камни в почках.

Посередине главной комнаты дома, прямо рядом с белёной печкой, на обеденном столе, застеленном толстым одеялом, неподвижно лежал дед. Старый, морщинистый, худой, он казался не просто смуглым, а скорее зеленоватым, отчего напоминал упыря.

Горели свечи — мрачно и торжественно.

Тело, одетое в чистую нарядную рубаху, ещё дышало… правда, редко.

Я растолкала громко горюющих родственников и подошла к пациенту.

Диагностическое заклинание удалось только со второго раза — от волнения. Хорошо хоть икота не вернулась, в такой момент она звучала бы жалко.

Дед, лежащий на столе, был не то чтобы здоров… Всё-таки лет ему уже было порядочно, хорошо за девяносто. Хрони всякой тоже поднакопилось, но вот так чтоб прям помирать?..

Может, я что-то не так поняла?

Прогнала заклинание ещё раз, нащупала и посчитала пульс — скорее для собственного успокоения, чем по необходимости. Нормальный пульс. И дыхание тоже нормальное. Редкое, но глубокое и уверенное.

Вот уж нет, меня не проведёшь! Я теперь знаю, как умирают по-настоящему. Жизнь из Эрера утекала сквозь пальцы, и я буквально кожей ощущала крадущиеся шаги смерти. Дед же… лежал. Даже не спал.

— Так здоров ваш дед, — неуверенно проговорила я в мрачной похоронной тишине.

— Как «здоров»? — он тут же открыл глаза и резко сел, спустив худые ноги со стола на лавку.

— Не совсем, конечно. Но для вашего возраста — очень даже здоров.

— Я на прошлой неделе во сне склеп открытый видал, а всем и без того понятно, к чему такое снится. Заждалися меня предки-то, зовут к себе. А сегодня как с поля вернулся, дрова начал колоть, так сердечко-то и кольнуло. Сразу понял: помираю я.

— А что, раньше никогда не кололо? — настала моя очередь изумляться.

— Ну-у-у… нет. В спину иной раз вступит, особливо ежели на коромысло баки большие навесить вместо вёдер. А чтоб сердечко — такого ни разу не было.

— Давайте я вам зельице укрепляющее дам, вы по ложечке будете по утрам пить. И расскажите по порядку, что сегодня делали, когда именно почувствовали себя плохо, что болело.

Родня деда жадно прислушивалась к разговору, но лица были в основном счастливые. Вроде никто не расстроился, что дед передумал помирать.

— Ну как. Утром встал ещё затемно, перекусил, еды собрал. Как рассвело, козам воды натаскал, марча запряг. Как пастухи за козами пришли, с ними выехал, до дальнего поля. Там щавельник разросся так, что ужно и урожая не видать. Прополол. На всё поле сил не хватило, старый уже стал, только половину одолел. Домой вернулся — горяченького захотелось, я давай дрова колоть, чтоб печку растопить, тут сердечко-то и того. Кольнуло.

Я выслушала деда с внимательным и профессионально-невозмутимым лицом. Он мой старательный покерфейс не оценил, но я собой гордилась в первую очередь потому, что сдержала несколько крайне сумбурных восклицаний.

— То есть я правильно понимаю, что вы сначала таскали тяжести, потом весь день на солнцепёке пололи сорняки, затем после целого дня работы в поле вернулись домой, начали резко наклоняться и махать топором, после чего вам стало нехорошо?

— Ну-у-у… да, — кивнул дед.

— Ясно. Знаете, мне бы на вашем месте тоже нехорошо стало, а мне лет существенно меньше. В общем, прописываю вам обязательный отдых в обед. С полудня и часов до трёх хотя бы. Как Солар высоко, так вы берёте и ложитесь отдыхать. Зелье по ложечке утром, если сердце ещё раз кольнёт, то жду ко мне на приём. Беречь себя нужно, возраст-то уже не тот.

— Но раньше-то не кололо! — воскликнул дед.

— А теперь колет, — многозначительно возразила я.

— Так ежели я буду матрас плющить, кто поле прополет заместо меня? — возмущённо спросил он под гробовое молчание родни.

Никто не ринулся на амбразуру и не заявил пафосно: «Моя мотыга всегда с тобой!» или «Придёт день, когда желание людей полоть сорняки иссякнет… но это будет не сегодня!».

Так себе у них Братство Чернозёма, Орден Великого Урожая и Лига Последнего Полива.

Я выразительно посмотрела на соседа, и тот наконец вмешался:

— Батя, да прополем мы.

— Знаю я, как вы, обалдуи малолетние, прополете! — ретиво соскочил со стола передумавший помирать дед. — Весь урожай мне загубите!

Малолетний седой обалдуй, которому наверняка шёл шестой десяток, резонно заметил:

— Дак коли помрёшь, то что тебе с того урожая? Лекарка ежели сказала в обед отдыхать, будешь отдыхать.

— Так то в обед. А у меня дрова не колоты! От вас-то не дождёсси помощи, — язвительно заметил дед и пушечным ядром вылетел во двор, откуда через секунду раздались частые и мощные удары топором.

— Вызов бесплатно, за зелье десять эсчантов, — подытожила я. — Передайте Луняше, пусть это будет её премия. Девочка она хорошая, старательная, заслужила. А деда вы всё же берегите.

Закончив на этом, я вышла из душного дома обратно