Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 29: сегодня заботливая матушка, завтра — злобливая свекровушка

Одиннадцатое юлеля. Вечер

Таисия

Домой шла уже затемно и с неохотой.

С уходом Эрера всё казалось тусклым и неважным. Мы с Шельмой несколько раз ходили по ночам в лес, чтобы собрать трав и ягод, но даже усталость после таких походов не помогала забываться и засыпать быстрее. Словно я отдала Эреру часть души, а он ушёл и унёс её с собой. Мечталось, что он передумает и вернётся, но с каждым новым днём такое развитие событий становилось всё менее и менее вероятным.

Киса копошилась в саду. Заслышав мои шаги, подняла от земли довольную морду. Из уголка пасти торчал бешено мечущийся хвост ящерки. Вот же… охотница.

Обрадованно мявкнув, Шельма по-быстрому схарчила ящерку, пока я её не отобрала, и сделала максимально невинное лицо совсем не шалящего котика, починяющего примус. Я не купилась, хотя и ругать не стала — у неё же инстинкты. Не может же она пойти против природы…

Дома было тихо. Печь стояла ещё тёплая, но угли в ней уже погасли. Стоило разжечь её заново, однако я поленилась готовить. Шельме перепало немного сырого мяса, а я выпила стакан простокваши и забралась на подоконник. Облака застилали тонкий месяц, и идти на улицу не было смысла — нечего там пока ловить, кроме ящерок.

Взяла в руки так и не законченную книжку про детектива и нашла место, до которого дочитала в тот вечер, когда Эрер свалился из портала мне на голову, а затем уставилась в окно. Шельма прискакала и уселась рядом, поддевая носом мою левую руку.

Давай, хозяйка, гладь меня полностью!

— Хорошо, что ты у меня есть, — прошептала я ей, начёсывая лоснящиеся бока.

Она согласно замурчала, поочерёдно поджимая лапы от удовольствия.

Углубиться в книжку никак не получалось — я по несколько раз перечитывала каждый абзац, старательно вникая в сюжет, но всё равно не могла вспомнить, кто все эти люди и зачем они нужны в тексте.

Заинтересовавшись шелестом страниц, Шельма с невинным видом тронула лапой твёрдую обложку, а потом всё с тем же невинным видом выпустила когти и подцепила уголок, выцарапывая книгу у меня из рук. Та упала страницами вниз, и между ними показался уголок листка, отличавшегося по цвету.

Маленькая записка лежала между последними страницами — если специально не листать, то и не обнаружишь. Уверенным мужским почерком было выведено: «Мне действительно жаль, что всё вышло именно так. Может быть, в другой жизни всё сложится иначе. Эрер».

Меня будто с размаха пнули в солнечное сплетение, ломая рёбра и втыкая их осколки прямо в сердце. Я разрыдалась, держа дурацкую записку в руках и не зная, что с ней сделать — сжечь, смять, выкинуть или хранить как обрывок несбывшегося счастья?

Шельма взволнованно мявкнула и принялась тыкаться мордочкой мне в лицо, а я плакала и плакала, не в силах остановиться. Плотину слёз наконец прорвало — и они выплеснулись наружу, капая на грудь и испугавшуюся кису. Она чувствовала моё состояние, но никак не могла понять, в чём причина. Даже подцепила книгу зубами и подала мне. Мол, держи, хозяйка, только не плачь.

А я не могла не плакать. Со слезами выходили боль и обида на этот паршивый расклад, когда вроде есть то, о чём и не мечтала — молодость, новый мир, полезный дар… А того, чего хочется, всё равно нет — хоть об угол убейся.

Слезопад жалости к себе иссяк в районе полуночи. Я хлебнула успокоительного отвара, подхватила Шельму и пошла спать. Завтра будет новый день, придёт пациент с катарактой, а у меня заклинание не найдено, зелье не сварено и ничего не подготовлено.

Досадно, конечно, что всё сложилось именно так, но это не конец света. У Таллы вон ребёнок больной. Вот это — реальная проблема, а у меня — обычные бабские горевульки, звездострадашки и номнебольки.

Отвар помог отрубиться, и проснулась я уже утром — от дикого писка и рычания.

Открыв глаза, обнаружила на подушке рядом кровавый натюрморт — бьющуюся в агонии мышь и придавливающую её лапой Шельму с алой мордой. Вид у кисы был настолько довольный, что я на секунду онемела. Увидев, что я проснулась, Шельма с гордостью пододвинула мне лапой истерзанную мышь, и та свалилась с края второй подушки, закатившись в щель между ними. Теперь оттуда торчали только судорожно трясущиеся лапки.

Шельма радостно подпрыгнула вверх и даже улыбнулась. Вернее, радостно оскалилась. Видимо, это нужно понимать, как ультимативное утешение. Надо сказать — оно сработало. Утешилась я знатно. Сначала, вопреки сопротивлению кисы, пыталась выкинуть успевшую сдохнуть мышь, потом отстирывала от крови простыни и подушки, потом ловила и отмывала саму охотницу-утешительницу…

К двум часам дня у меня уже дёргался глаз, бурчало в животе от голода и ломило руки от стирки в ледяной воде. И при этом — ни единой мысли об Эрере. В общем, рабочий метод, правда, никому не советую.

Пациенты сегодня не баловали вниманием, поэтому Луняшу я подрядила поливать сад-огород, а сама занималась домашними делами, твёрдо решив, что если Талла с Дичиком не придут, то наведаюсь к ним сама.

После плотного обеда мы с помощницей занялись сортировкой сушёных трав по ящичкам аптекарского шкафа и мирно предавались этому занятию, пока за окнами жалобно не заблеяли козы.

Выйдя на улицу, мы обнаружили полуденника с тремя несчастными животинами на верёвочке.

— Мастит? — нахмурилась я.

— Мастит, — сокрушённо ответил он.

Да что у них за козы такие? Надо будет разобраться.

На этот раз за дело взялась Луняша — сама осмотрела, ощупала, поцокала языком и с важным видом выдала зелье, которое сама и сварила несколькими днями ранее.

Селянин впечатлился и принялся сердечно её благодарить, игнорируя моё присутствие. И даже заплатил непосредственно ей, а я решила посмотреть, что именно помощница сделает с деньгами? Отдаст, разделит, прикарманит? Зелья-то, конечно, варила она, но из моих ингредиентов, по моему рецепту и под моим присмотром. И даже разлила по моим флакончикам, если уж на то пошло.

Когда полуденник отбыл восвояси, Луняша выложила монетки на стол и сказала:

— За бутыльками в другой день схожу.

Я жадничать не стала и поделила деньги пополам.

Когда монетки со звяканьем исчезли в кармане помощницы, дверь резко распахнулась. За ней стояла разъярённая тётка Фалья с ухватом в руках.

— Ты… — яростно выдохнула она, глядя на нас. — Ты! Сука патлатая! Ты Давлика из семьи увела!

— Чаво?!? — заголосила Луняша, но предусмотрительно спряталась за мою спину и уже из-за неё бросила: — Да кому он нужен, охламон этот скисший!

— Да как ты смеешь⁈ — изрыгнула тётка Фалья и ринулась в атаку.

— Стойте! — заорала я, но меня уже никто не услышал.

Размахивая ухватом, как булавой, матушка Давлика неслась на нас. Я хотела отступить за стол, но за спиной топталась Луняша, и тактический манёвр не удался.

Тогда я подцепила со стола медицинский лоток и попыталась прикрыться им, как щитом. На стол со звоном вывалился скальпель, его я подхватила свободной рукой. Но скальпель против ухвата?

— Бей её! — азартно кричала помощница.

— Остановитесь! — взывала к гласу разума я.

— Суки-и-и! — верещала тётка Фалья.

— Заклинанием её!

— Прекратите!

— Мрази-и-и!

— И режь её! Режь!

— А ну хватит!

— Твари-и-и!

— Вот тебе! — Луняша плеснула в тётку Фалью чем-то тёмным, та взвизгнула.

— Да стойте вы обе! — взревела я.

— Убью-ю-ю! — не унималась та.

Шельма выскочила откуда-то слева и рванула с пола в прыжке. Вцепилась в древко ухвата, повисла на нём с утробным мявом и замахала в воздухе когтистыми лапами. Тётка Фалья замотала ухватом, как флагштоком с жирным и рычащим флагом. Вой стоял такой, что звенело в ушах.

Луня со злым задором призывала драться, матушка грозилась всех порешить, Шельма просто рычала и моталась на ухвате, подвизгивая на каждой резкой смене траектории, а я держала в руках лоток со скальпелем и пыталась остановить этот дурдом.

Внезапно в дверь ворвался сосед. На секунду замер, потом вцепился в тётку Фалью, выбил у неё из рук ухват и одним мощным движением вышвырнул драчунью на улицу. Ну точно Божий Дар!

Ухват упал на пол вместе с Шельмой, и та взвыла, подскочила и ринулась на волю добивать обидчицу, не выпуская древко из пасти, но оно упёрлось ровно поперёк косяка и наружу не выпустило. Издав бешеный мяворык, Шельма отступила и разбегу врюхалась в косяк снова так, что вздрогнул весь дом.

Я побросала всё на стол, подлетела к ней и попыталась отобрать ухват, но какое там! Она вцепилась в него и утробно рычала, выпустив из мягких лап длиннющие когти. Тогда я вместе с боевой кухонной утварью засунула её в проходную комнату с топчанами и заперла дверь. Выбежала наружу, а там Божий Дар уже собачился с побагровевшей тёткой Фальей.

— Лунька твоя шлюхандра, сынка у меня увела! — не унималась она.

— Чушь! Кому он нужон, рохля этот! Точно не Луньке, девка она мозговитая. Вон, зелья варит и на знахарку обучается, а Давлик твой чего⁈ А того, что и ничего! Ни кузнец, ни шорник его в ученики не взяли!

— Всё ты брешешь! — перешла тётка Фалья на ультразвук. — Из-за неё он с дому ушёл! Оставил мать одну! Это она его подговорила!

— Чего?!? Да я знать ничего про это не знаю и ведать не ведаю! — с ноги ворвалась в скандал Луняша. — На кой он мне сдался, Давлик этот ваш, тем паче с такой свекрухой! Лучше сразу удавиться!

— Ах ты, шлёндра малолетняя! — перекинулась матушка на Луню. — Ты как со старшими смеешь разговаривать⁈ Это ты, — повернулась она к Амезегу, — хамку воспитал!

— А ну не смей мою дочь хаять! — завёлся он. — Умница она! Работящая и толковая, не то что Давлик твой — великовозрастная бестолочь!

На ор собралась толпа, полуденники высыпали из всех дворов, и улица мгновенно заполнилась людьми.

— Умница? — взвыла тётка Фалья. — Со шлюхой спуталась, которая со всеми подряд спит, так сама зашлюханилась!

— А об чём разговор-то? — загудели из толпы.

— Лекарка с Давликом спуталась, вот Фалья-то и лютует, — ответили любопытствующему.

— А Лунька тады причём? Не складывается!

— Так Лунька у лекарки Давлика и увела. Подралися они! — куражился третий голос.

— Из-за Давлика? Да кому он надоть, увалень этот!

— А чего б им тогда ораться?

Голоса гудели разъярёнными шмелями, и я наконец не выдержала и заорала во всю мощь лёгких:

— А ну всем заткнуться!

Удивлённые селяне дружно обернулись в мою сторону, и я сказала уже спокойнее:

— Давлика здесь нет, никто его не уводил, ни Луняша, ни я.

— А где ж он тогда? — со злым ехидством спросила тётка Фалья, будто мне до её Давлика было хоть какое-то дело.

— Удавился, небось. От счастья мамкину сиську до двадцати лет сосать! — крикнул кто-то из толпы, и по ней эхом прокатился молодецких хохот.

— Не выдержал радости в сортир с мамкой под ручку ходить! — подхватил следующий шутник.

Тётка Фалья хотела что-то ответить, но вдруг резко побледнела, дёрнула ртом и начала заваливаться набок.

К счастью, Амезег успел её подхватить.

Диагностическое заклинание показало инсульт.

Великолепно, просто великолепно!

Те же лица, акт второй — медицинский.

— Несите её внутрь! — распорядилась я, а сама пошла обходить дом по кругу, чтобы забрать Шельму из примыкающей к медкабинету проходной комнаты, служившей палатой.

Киса на меня, кажется, обиделась. Я подхватила её на руки и попросила прощения и за мышь, и за то, что не дала ей вступиться. Ухват она мне так и не отдала, унесла внутрь дома и продолжила грызть уже там, что в целом логично — трофей она добыла в бою, нечестно было бы его отбирать. Кто к нам с ухватом придёт, тот без ухвата и останется.

Я заперла дверь, разделяющую медицинскую и жилую части дома, и направилась в приёмную через огород, сердясь на тётку Фалью и старательно уговаривая себя не взорваться.

Вот ведь истеричка — и себя довела, и нам настроение испортила. Теперь лечи её…

Нужно отдать должное Луняше — та не воспользовалась беспомощностью пациентки и не отвесила ей победного леща, хотя такое желание я бы не стала порицать.

Сама тётка Фалья выглядела неважно: лицо перекашивало, один глаз моргал медленнее другого, а левый уголок рта сползал к подбородку.

Я действовала медленно и размеренно, не разговаривая с ней. Дала ей возможность проникнуться своим положением, пока доставала снадобья, разжижающие кровь и расширяющие сосуды.

— Вы пили зелье, которое я вам выдала? — строго спросила я.

Она пробурчала нечто невразумительное, а потом отрицательно помотала головой.

— Всё понятно. Тогда давайте оценим ваше состояние. Луня, помоги посадить пациентку.

Мы усадили её на топчан, а дальше я скомандовала:

— Улыбнитесь. Пошевелите бровями. Поднимите руки. Левую тоже.

Левая рука не поднялась, и тётка Фалья в ужасе уставилась на неё, а потом в панике — на меня.

— Это инсульт и частичный паралич, — вынесла вердикт я. — Вопрос только в том, что у нас тут, оказывается, исключительно шлюхи собрались, а не целители. Не медкабинет, а прямо-таки бордель какой-то. Даже не знаю, может, позвать из города какого-то более благочестивого лекаря? — саркастично спросила я. — Авось приедет вовремя, пока паралич не стал постоянным. Что думаете?

Тётку Фалью проняло — она бессвязно залепетала что-то извиняющееся, а потом заплакала. Крупные слёзы побежали по морщинистому лицу, и мне стало её жалко.

— Хорошо. Тогда поступим так: вы выполняете все мои рекомендации бес-пре-кос-лов-но. А я взамен вас лечу. И извинения принести всё же придётся, но так и быть, дам вам на это немного времени.

Зелье подействовало очень быстро. Нам повезло, что тромб был совсем небольшой — просто сосуды оказались очень уж сужены, хватило и такого, чтобы полностью заблокировать кровоток в мозгу.

В этот момент в приёмную вошёл обеспокоенный Давлик.

— Чего случилось-то? — встревоженно спросил он, оглядывая мать.

— Инсульт, — пояснила я. — Она лекарство не пила, и вот результат.

— Давлик, ты б за мамкой-то своей следил, — ядовито подначила Луняша. — А то ходит по селу, честных девиц винит в том, что покрали тебя, драгоценного.

— Не Давлик, а Давлар, — огрызнулся он, а потом посмотрел на мать: — Я же сказал, что съехал к плотнику, до зимы у него перекантуюсь, а дальше посмотрю, может, в город на заработки подамся.

— По што ты бросаешь-то меня? — всхлипнула тётка Фалья.

— Задушила ты меня заботой своей. В печёнках уже сидит. То не делай, туда не ходи, так не ешь… И люди смеются. А я мужик уже взрослый, между прочим, — сурово сказал он. — И женюсь, как на ноги встану. Будешь так дальше себя вести — ни меня, ни внучиков не увидишь.

— Может, повремените с разборками? Пациентке нервничать нельзя, — вмешалась я. — Лучше проводи её домой и проследи, чтобы она лекарства выпила. И уж подежурь сегодня ночью, чтобы не вышло чего. А завтра жду на повторный приём. С извинениями.

Продиагностировав заклинанием и убедившись, что больше тётке Фалье пока ничего не угрожает, я отпустила Давлика с матерью домой.

— Ишь ты… Давлар… Нашёлся деловой какой… — в спину ему проговорила Луняша, но получилось у неё не столько ехидно, сколько заинтересованно.

— Вечером сходишь, проверишь, как они там, — решила я брызнуть водички на мельницу чужой драмы. — И сильно зубы не скаль, Давлик тебе ничего плохого не сделал, ты первая обзываться начала. А за действия своей мамаши он ответственность нести не обязан.

Луняша нахохлилась и явно со мной не согласилась, но перечить не осмелилась.

Остаток вечера в приёмной было на удивление тихо, и я уже собиралась отправиться с домашним визитом к Талле и Дичику, как они сами нарисовались на сельской дороге.

Талла шла, разрезая своей мрачной фигурой висящую в воздухе пыльную взвесь, словно гружённая горем баржа рассекала застоявшиеся воды реки печали. На боку она держала сына, обнимая его левой рукой, а правой вела за собой шаркающего слепого деда.

— Ох, Солар, сбереги от участи такой! — сложила руки в молитвенном жесте Луняша и поклонилась солнечным лучам.

Пока траурная процессия медленно приближалась к нам, я сбегала за справочниками и принялась искать заклинание от катаракты. Видела же его! Вот только где?..

К моменту, когда пациенты наконец вошли в приёмную, я уже была во всеоружии и намеревалась справиться как минимум с одной болезнью.

Луняша вела себя странно. Обычно приветливая и живая, тут она губы поджала и даже не поздоровалась. Талла это явно заметила и выпрямила и без того напряжённую спину так, будто в неё кто-то ткнул раскалённым шипом.

— Ясного вечера! Как хорошо, что вы пришли, — попыталась сгладить неловкость я и гневно посмотрела на помощницу, но та лишь с гордым видом отвернулась. — Садитесь.

Талла усадила деда и устроилась рядом сама, взвинченная до предела. Вот хоть веником по заднице Луняше наподдать теперь — настолько враждебную обстановку она создала из ничего.

— Давайте начнём с катаракты. Это заболевание часто возникает у пожилых людей. Мутнеет хрусталик глаза. Магией можно его очистить, но это займёт время, ведь чем сильнее помутнение, тем более длительное требуется лечение. В общем, сразу настраивайтесь на то, что мгновенного результата не будет, придётся как минимум пару недель походить, — я встала рядом с дедом и принялась за диагностическое заклинание.

Вроде бы всё с ним в порядке…

— Имейте в виду, что может быть ощущение жжения. Обезболивать я не буду, потому что во время лечения нельзя воздействовать на нервы в глазу. Это может смазать картину. Если вы заметите, что зрение улучшилось, то обязательно сообщите. Вы сейчас что видите?

— Дак ничего. Вижу, что день на дворе. Светло.

— То есть только свет и тень отличаете?

— Вот так, сударыня вашблагородь… — виновато развёл руками он.

Заклинание было сложным, я взяла в руки книгу и принялась рисовать его на лице пациента, водя указательным пальцем по закрытым векам и морщинистому лбу. Складывавшийся из десятков петелек и завитушек узор ложился точно по схеме, а я напитывала его лечебной силой, ловя отклик от тела пациента.

Ох, как же мне нравится мой дар! Насколько чудесно вот так брать и исцелять одной лишь волей. Покорная моей руке, магия концентрировалась в зрачке, а болезнь отступала, и эта капитуляция наполняла меня ликованием.

Завершив заклинание, я спросила пациента:

— Есть улучшения?

Набрякшие веки приоткрылись, и на меня уставились карие глаза. Белёсый хрусталик всё ещё было видно невооружённым глазом, но он стал темнее.

— Лучше! — заполошно воскликнул дед. — Всё размыто, но хоть видать фигуры. Видно, как года три-четыре назад!

— Вот и чудесно, — улыбнулась я. — Будете приходить, пока не добьёмся результатов. А теперь давайте займёмся Дичиком. Как у вас сегодня дела?

— Нормально, — ответила Талла, пряча глаза. — Спали хорошо.

— Пойдёшь ко мне на ручки? — ласково спросила худющего малыша, и когда он согласно моргнул, помогла ему переползти к себе на руки.

Диагностическое заклинание показало всё то же, что и вчера. Понять бы ещё, что это значит. Явно не родовая травма — такие в этом мире лечатся без проблем. И не последствия инфекции, которые тоже можно было бы устранить, пусть и с некоторым трудом. Как и другие упомянутые Таллой целители, Лана с такой болезнью не сталкивалась и понятия не имела, как её лечить.

Обезболив на всякий случай, я села на своё рабочее место и посмотрела на Таллу:

— Ну, рассказывайте.