Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 30: свекровкины сладкие улыбки — к невесткиным горьким слезкам

Двенадцатое юлеля. Ранний вечер

Таисия

— Что рассказывать? — Талла напряглась ещё сильнее и затравленно посмотрела в сторону выхода.

— Рассказывайте всю историю болезни, с самого рождения, не опуская никаких деталей.

— Зачем?

— Затем, что лечение надобно начинать со сбору анамнезу, — влезла в разговор Луняша и посмотрела на Таллу с превосходством.

— Сделай нам всем успокоительного отвара, пожалуйста, — резко обернулась к ней я. — Особенно себе.

На этот раз Луня проигнорировать меня не смогла, фыркнула, порывисто встала и ушла, захлопнув за собой дверь громче обычного.

— Извините, я на секунду, — не выдержала я, ссадила Дичика на стул и последовала за помощницей.

Она зло закидывала поленья в печь, а когда закончила — с лязгом бухнула внутрь горшок с водой.

— Какая змеюка тебя укусила? — спросила я, глядя на неожиданно сердитое лицо Луняши.

— А нечего с ней эти… как их?.. политесы разводить! — взорвалась вдруг она. — Сама плод вытравить пыталась, чтоб от мужа по любовникам бегать! Ребёнку всю жизнь перекалечила! А теперь — ходит, на жалость давит!

— Да неужели? — сощурилась я. — Интересно, как в эту историю вписывается генетическое заболевание?

Луня сердито уставилась на меня.

— Чаво?

— Таво! — в тон ей ответила я. — Заболевание у мальчишки врождённое. Не мать его таким сделала, само так случилось. А что до остального — так это дела не касается. Мальчик мать не выбирал, а если ты будешь себя так вести, то уйдёт-то она, а без помощи останется он. ОН! Ты к этому подводишь? Этого хочешь добиться? — сердито спросила я.

— Ну… нет, — растерялась она.

— Тогда помалкивай, если тебя не спрашивают. Помогай, а не мешай работать, раз ты помощница, а не мешальщица. Принеси, пожалуйста, отвар и иди проведай Давлика и его матушку, — я развернулась на пятках и вернулась в приёмную.

Хоть её от избы отделяла проходная комната с двумя топчанами, слышимость наверняка была хорошая, а разговор шёл на повышенных тонах, поэтому я вернулась, подхватила заинтересованного книгой заклинаний Дичика на руки, села на своё место и заверила:

— Подобное больше не повторится. Так на чём мы остановились? Ах да, на анамнезе. Мне необходимо знать, как проявлялась болезнь, как вы её лечили, какие лекарства помогали…

— А как её лечить, если врождённая она? — всё ещё напряжённо отозвалась Талла, сидя на самом краешке стула. — Дичик как родился, так целитель сразу и сказал, что больной он будет и исправить это нельзя. Хороший был целитель… Он нам жизнь-то и спас… Если бы не он… — она с тоской посмотрела на сына, а потом тихо сказала: — А мож, лучше бы и без него было… Раз — и отмучались бы… — её губы дрогнули, а сухие, усталые глаза увлажнились. — И ничего я не пыталась плод вытравить! Напраслина это, которую свекруха только и рада на меня наводить!

— Тогда рассказывайте, как было на самом деле, — мягко попросила я, наблюдая, как Дичик благоговейно перелистывает страницы с узорами заклинаний, водит по ним пальцем и шевелит губами.

Луняша принесла чайник с успокаивающим сбором и ушла, унеся с собой неодобрение и плотно поджатые губы. Я разлила по чашкам отвар и погрузилась в историю чужой жизни.

Талла родилась старшей дочерью в нищей семье. Мать из Абенарфина, а отец — из соседнего села, к северу отсюда. Жили родители бедно, но дружно. Нарожали целый выводок детей, а Таллу определили в няньки, но она и не сопротивлялась — любила младших и заботилась о них в меру сил.

На удачное замужество не рассчитывала, ведь приданого за ней никакого не было, да и красотой особой она не блистала — имелись на селе девки куда краше. Когда к ней повадился хаживать парень из зажиточных, она всерьёз его не восприняла. Подумала, что он в ней лёгкую добычу увидел, поэтому на смех его подняла. Но это Вимпа только раззадорило. Ходил он, ходил, да наконец брачный рим подарил.

Тут уж стало не до шуток. Талла растерялась, но согласие дала. А как не дать? Парень видный, статный, с отдельной избой, что на родительском участке отстроена, да и сам не белоручка — кожевенник хороший. Но что важнее всего — душа к нему лежала.

Семья Вимпа Таллу не приняла, что не удивительно. Ясно же: в невесты ему девок побогаче и посдобнее прочили. Но Талла к тому моменту так сильно Вимпа любила и уважала за упорство и твёрдое слово, что махнула на недовольных свёкров рукой. Чай, не в одном доме жить. Кроме того, она искренне считала, будто сможет свёкров задобрить своей любовью к их сыну и трудолюбием — всё же любая работа у неё в руках спорилась, особенно шитьё.

Рубашки у Вимпа со свёкром были самые нарядные на селе, даже свекровь снизошла и надевала на праздники сшитые Таллой платья.

И вроде всё налаживаться начало, Талла понесла и радовалась день ото дня растущему животу, вот только мужу понадобилось уехать на несколько дней. В его отсутствие свекровь с невестки глаз не спускала и всем своим видом давала понять, что той даже на двор без надзора не выйти.

Талла лишь смеялась — ну к кому она пойдёт? По каким таким свиданкам? Ерунда же! Она же мужа любит и появления малыша на свет ждёт…

На третий день отсутствия мужа стало Талле нехорошо. Потянуло живот, начался странный жар, она попросила целителя вызвать, но свекровь её дома заперла и сказала, что нечего по мужикам шарахаться. Целитель в их деревне хоть и старый был, а всё же мужик, и в глазах свекрови на роль тайного любовника прекрасно подходил.

К утру у Таллы случился выкидыш. Муж её нашёл в доме, едва живую. Она рассказала всё как было — что свекруха целителя звать отказалась и заперла её, чтоб сама дойти не смогла. А она через окно пыталась вылезти, но упала и только хуже сделала.

А свекруха — в отказ. Говорит, не было такого! Враньё это всё! Кривда!

Полаялись они тогда с ней так, что два года потом не разговаривали. Муж на мать тоже крепко обиделся, а та винила во всём Таллу. Мало того, что ущербная и ребёнка выносить не может, так ещё и мужа против родни настраивает! А ведь ему говорили не тащить в дом всякую голытьбу!

Вся семья жила в раздоре, золовки масло в огонь подливали. Дошло до того, что муж начал поговаривать об отъезде. Талла испереживалась так, что похудела и подурнела, в зеркале на себя не похожа была.

И тут — как Соларово благословение! — новая беременность.

Родичи мужа немного оттаяли, даже подарки дарили. Свекруха начала на пироги звать. Вроде и разговаривать начали, но так, будто только вчера познакомились. Будто и не было никакого прошлого.

Талла за эту соломинку уцепилась, так как не в силах была жить в гнетущих сумерках бесконечной ссоры. Несколько месяцев всё шло хорошо. Живот рос, малыш толкался, муж улыбался, свекровь по хозяйству хлопотала, свёкор люльку плотнику заказал. Новую. Расписную.

И всё вроде ладно складывалось, пока не грянул гром.

А дальше — сложно сказать, что именно произошло на самом деле. Талла считает, что свекровь её отравила. Та говорит, что никакого зла невестке не делала, и это боги её карают за измены и грехи.

Так или иначе, Талла на застолье у свекрови съела нечто такое, от чего её скрутило прямо в чужом доме. И как назло — целителя в деревне не оказалось, уехал по делам. Свёкор отправился за другим, а свекровь всё суетилась вокруг и причитала, какая невестка ей досталась слабенькая. Остальные хоть в поле рожают, а эта — даже выносить не может.

В ту ночь Талла родила недоношенного сына, и если бы не подоспевший целитель, отдали бы души Солару и младенец, и сама роженица. Поцокав языком, опытный маг сказал, что мальчишка — слабый и болезненный, долго не протянет, и если они хотят, чтобы он прожил подольше, то необходимо показывать его целителю регулярно.

Какой вой тут поднялся! Свекруха устроила истерику, что Талка-немочница их по миру пустит, счета целительские оплачивать. Причитала, что ребёнок слаб и лучше б его в ведре притопить, чем всю жизнь мучиться. Эти слова вре́зались Талле в самую душу, а особенно то, что муж матери своей не возразил и не заткнул её, а напротив — взял и в родительский дом съехал, подальше от неугодной жены и больного сына.

К счастью, две младшие сестрёнки приехали и Таллу выходили. Младенец действительно оказался слабым — сосал плохо, головку держать начал только к трём месяцам, а когда пытался садиться — набок заваливался. К целителю Талла ходила, но тот денег требовал столько, что ей не хватало, хоть она и старалась брать подработки и заказы на вышивку.

А через год после рождения Дичика свёкры и муж пришли к ней, решительные и мрачные, да заявили, что у них в роду таких уродцев не было, а значит, права свекруха — нагуляла Талка больного ребёнка. Изменила мужу, за то её Солар-то и покарал. Дали ей на сборы неделю и выгнали, а через месяц Вимп снова женился, но этого Талла сама уже не видела — молва донесла.

Когда Талла с Дичиком переехали к деду, с деньгами стало ещё хуже. Вечно рыдающий ребёнок не давал ни спать, ни работать, и постепенно на целителей перестало хватать денег. Да и чем они помогали? Только обезболивающее прописывали, но Талла и сама приспособилась его варить.

Закончив свою историю, она испытующе посмотрела на меня:

— Ну что, есть лечение? Или зазря вы нам надежду дали?

Я сидела, обнимая Дичика, и анализировала ситуацию.

Диагностическое заклинание много чего показывало, но вот так просто разобраться в том, где причина, а где следствие, я с наскока не могла. Слишком уж много всего наслоилось — тут и врождённое заболевание, вызывающее дистрофию мышц, и недоедание, и недостаток кровообращения, и ограничение подвижности суставов, и укорочение связок, потому что мальчишка очень мало двигался из-за быстро наступающей усталости и болей в мышцах. И хронический недосып, который даже из любого здорового взрослого сделает истеричного умственно отсталого, что уж говорить о детях…

— Значит, так. Волшебных пилюль не существует. Зелья или заклинания, которое могло бы вашего сына взять и вылечить, я в справочниках не встречала. Однако это вовсе не означает, что помочь нельзя. Для начала будем действовать следующим образом: каждый день по вечерам вы будете приходить за обезболиванием, чтобы он хорошо спал ночью. Сами. Своими ногами. Он — тоже.

— Так он толком-то и не может ходить — пройдёт от лавки до постели и без сил на неё падает… — тут же возразила Талла.

— Вот пусть по чуть-чуть, хоть пару шажочков, но делает. Нужно, чтобы мышцы работали хотя бы немного. Иначе ничего не получится. Ходить нужно — через боль, через «не хочу», через «лучше всё равно не станет». Вторая наша проблема — укороченные сухожилия. Завтра в полдень вы придёте, и мы попробуем бороться именно с ней. Сначала баньку, чтобы распарить тело, потом массаж с магией и специальными зельями для размягчения сухожилий. После этого — плотный обед, побольше мяса и фруктов. Сейчас у Дичика питательные вещества плохо усваиваются, но тут можно попробовать зельем помочь.

— Тю-ю-ю… Да какое мясо, он же жевать не может! Ест только перетёртое, половину выплёвывает.

— Потому что мышцы челюсти и языка слабые. Но вы поймите, что нет способа их укрепить, кроме как тренировать. Просто нет. Я подготовлю зелье, которое поспособствует процессу, но при всём моём желании проделать всю эту работу за вас я не могу.

Талла смотрела на меня исподлобья, и выдержать этот взгляд оказалось сложно. Тем не менее, я своего не отвела и даже не икнула.

— Хорошо. Завтра в полдень мы придём, — с неохотой согласилась она.

— Я понимаю, что вы не хотите разочаровываться. Понимаю, что вы устали до последнего предела. Если хотите — приведите завтра утром Дичика, а сами идите и отдохните. Поспите, погуляйте, дома порядок наведите или просто полежите в тишине. Это тоже нужно. Мы с Луняшей справимся вдвоём.

Молчавший всю дорогу дед вдруг встрепенулся, нашарил рукой плечо Таллы и сказал:

— Ты колючки-то свои прибери. Лекарка дело говорит, а ты поблагодарить не забудь.

— Спасибо, — выговорила она, ещё не веря, что я предлагаю помощь всерьёз.

— Вы уж простите, сударыня вашблагородь, не привыкли мы к хорошему обхожденью. Свекруха-то Талкина уж как только её не хаяла, какую только напраслину не наводила. Вот и научились мы сами справляться малыми силами. Благодарствуем мы за лечение и завтра пополудни будем, как Солар на небе. Пойдём, Талка. Неча глаза лекарке мозолить.

Я хотела поставить на пол Дичика, но он с неожиданной силой вцепился в столешницу и книжку, отказавшись её отдавать.

— Извините. Он просто книжки любит, — сконфуженно бросилась к нему Талла. — У нас их немного, но как начнёт читать, так и отвлекается немного.

— Он умеет читать? — удивилась я.

— Ну… да… Буквы я ему показала, а дальше — сам научился. Интересно ему, — словно оправдываясь, ответила мать.

— Так это же прекрасно! — воодушевилась я. — Подождите.

Я принесла им несколько приключенческих романов, найденных у старого целителя, и вывела истомившуюся в неволе кису. Талла при виде неё ужаснулась и застыла столбом, загораживая собой Дичика, но я её успокоила:

— Шельма детей очень любит и не обижает. Пусть они познакомятся.

В общем, прощание отложилось ещё на добрых полчаса — Дичик от компании Шельмы пришёл в полнейший восторг, кидал ей клубок и трогал лоснящуюся пятнисто-полосатую шёрстку. Мы с Шельмой даже проводили их до дома — и вот что удивительно, с опорой на неё Дичик неплохо шёл сам. Спотыкался, конечно, и несколько раз падал, зато поднимался со смехом, особенно когда киса подталкивала его головой.

Пожалуй, это можно использовать в работе.

Вернувшись домой, я приготовила для нас с Шельмой вечерник и погрузилась в справочники — мне требовалось сварить особое зелье, помогающее снять воспаление, придать сил и лучше усваивать питательные вещества. Иначе как наращивать мышечную массу, если жизненно важные вещества до нужных клеток просто не доходят?

Единственный более-менее подходящий рецепт снадобья был явно рассчитан на взрослого мужчину и стимулировал в первую очередь выработку гормонов. А мне требовалось нечто более щадящее.

Спать я легла ближе к середине ночи, уставшая, но довольная хотя бы тем, что об Эрере почти не думала. Вот так понемногу и приду в себя. Нельзя взять и разом перешагнуть через утрату, но можно делать небольшие шажки, оставляя её позади.

На следующий день мои пациенты появились на пороге приёмной ровно в полдень. Луняша пришла даже позже — с опозданием на пару минут — и теперь пыхтела, кипятясь, но не решаясь высказаться вслух.

Я провела сеанс лечения катаракты и отпустила деда с Таллой домой, а Дичика оставила у нас. Мы сначала поставили готовиться обед, а затем приступили к лечению.

Баню растопили вместе, я дала ему небольшие поленья и показала, куда швырять. Занятие ему понравилось, и он заливисто смеялся каждый раз, когда новое поленце влетало в огонь, поднимая сонм искр, но очень быстро устал, и веселье перешло в апатию, когда появилась боль. Пришлось накладывать заклинание, хотя частить с ними тоже не стоит.

Вообще мальчишкой он оказался на редкость милым и сообразительным, охочим до развлечений и новых впечатлений. А ещё заставил поверить в любовь с первого взгляда — иначе как объяснить их с Шельмой нежности и игрища? Пятнистой вертихвостке нравилось получать сто процентов внимания, а Дичик был рад его дарить.

Чуть распарив худенькое тельце, я напоила мальчика расслабляющим зельем, обмазала маслом и принялась за массаж под оценивающим взглядом Луняши.

— Вот смотри, видишь, какие слабые мышцы и как ограничена подвижность суставов? Вот это нам нужно аккуратно размять, немного растянуть, бережно проработать, — показывала я, переходя от одной руки к другой. — Я так думаю, массаж должен помочь…

— То есть ты не уверена? — шёпотом спросила Луняша. — Да и с чего бы помогло разминание-то? Это ж не заклинание.

— Ну знаешь ли, — не согласилась я. — Разминаниями и растираниями много чего можно добиться. В любом случае, хуже точно не станет.

— А лучше? — с сомнением протянула помощница. — Лекари учёные ведь сказали, что леченья нет. А ты сама говорила, что академий не кончала…

— Так, Луня. Либо ты остаёшься, но прекращаешь сбивать нам позитивный настрой, либо уходишь, и дальше я справлюсь сама. Попробовать в любом случае стоит, а мы больше ничем не заняты.

— Так-то оно так, но… — протянула она и сразу же осеклась под моим предостерегающим взглядом.

Дичик при этом лежал на животе и наблюдал за тем, как вылизывается Шельма. Я была уверена, что он всё прекрасно слышит и понимает, однако от развлечения ни за что не откажется.

Закончив с баней и массажем всего тела, включая голову, мы с Луней завернули мальца в тёплое одеяло и вынесли в сад, подышать свежим воздухом.

Сами принялись за прополку, а я указывала на каждое растение и громко объясняла Дичику и Луняше, для чего оно используется. Шельма нарезала восьмёрки вокруг клумб и всеми силами пыталась участвовать в процессе, но я запретила ей рыть ямы, чем ранила в самую кошачью душу. Тогда она скорбно прибилась к Дичику под бок и получила гораздо больше утешения, чем заслуживала.

Талла не выдержала и пришла к нам через час. Мы как раз садились обедать. Я подала тушёное мясо с овощами, разваренным практически до волокон, но она тут же принялась доказывать, что Дичик такое есть не сможет и необходимо перетереть через сито.

— Я верю, что сможет, — подмигнула ему я и поставила перед ним тарелку.

Ложкой он управлялся с трудом, держа её дрожащей от слабости рукой, но в рот всё же периодически попадал. Мы делали вид, что это — в порядке вещей, а Шельма выразила моральную поддержку, перемазавшись в соусе едва ли не целиком.

Дичик ел плохо, жевал медленно и с усилием. Но жевал. И даже глотал. А когда наелся — осоловел и задремал. Я вытерла ему личико, отнесла его на топчан и вернулась к Талле.

— Теперь приводите его каждый день. Как дед начнёт получше видеть — отпускайте их двоих и ни о чём не беспокойтесь. Ребёнку для развития нужны новые впечатления и стимулы.

— Сти… что?

— Нужно, чтобы его подталкивали к развитию, — пояснила я, разливая по чашкам ягодный чай. — Вы или окружающие. Обычно дети тянутся за старшими, но бывает по-разному.

Талла долго молчала, а потом сказала:

— Дед стал видеть куда лучше, сегодня сам печь топил и огород поливал из колодца. Тропинки видит, пусть и мутно. Колодец — тоже. Спасибо вам.

— Не за что. Вы, главное, не сдавайтесь. А катаракта лечится, даже странно, что старый целитель с ней ничего не сделал.

— Поругалися они, — встряла Луняша. — Из-за Дичика. Вот дед Кальв к нему и не ходил.

Талла кивнула:

— А в город он не ездил, далеко и дорого. Да и куда поедешь, если ни дракона не видишь? Последний раз мы вместе ездили, года два назад, тогда ему только немного зрение улучшили, а денег взяли…

Она запнулась и посмотрела на меня серьёзно и виновато:

— Денег у нас нет. Едва на еду хватает, если мне удастся хоть что-нибудь сшить да продать. А так — дядька Мелест помогает немного, да мои братья-сёстры иной раз то мешок муки, то банку мёда пришлют, хотя и сами не жируют.

— Ничего, всё наладится хотя бы в том, что у вас теперь немного времени появится и по ночам получится нормально спать. А что до состояния Дичика — вижу, что болезнь у него врождённая — какая-то особая форма мышечной дистрофии, но мне хочется верить, что купируемая. Права я или нет — только время покажет, а пока, дамы, не опускаем руки.

Дамы согласились, и даже Луняша больше не бросала враждебные взгляды.

Ох, как же сильно мне не хватало теперь нормального медицинского образования! С другой стороны — ну знала бы я название какой-нибудь редкой болезни, а дальше что? Если нет ни заклинания, ни зелья, то чем помочь? Да и не факт, что местные хвори идентичны земным. В общем, придётся работать с тем, что есть.

— Скажи, как там Давлик? — спросила я у Луняши, чтобы перевести тему.

— Остался с матерью, ухаживает. Сказал, что будет твоё снадобье сам ей по утрам давать. Она как только меня завидела, так сразу выть и стенать начала… Мол, увожу у неё сына! Да нужон он мне, как козе пятая нога!

— М-да, острый приступ свекроза. Посмотрим, лечится ли он, — вздохнула я.

— Лучше не связывайся с тем, чья мать тебя не принимает. Будешь потом все силы на борьбу с ней тратить, а не на свою семью, — тихо посоветовала Талла.

— А ежели она никого не принимает?

— Так то не твоя проблема, а её и сына. Либо он научится ей отпор давать, либо так и будет подле неё сиднем сидеть до старости.

Мы помолчали. Мне тоже было что рассказать о свекрови, однако это выдало бы моё происхождение, поэтому я оставила свою историю при себе.

Дичик проспал ещё час, а потом читал книжку, и пока он был занят, а мы с Луняшей варили зелья, Талла взяла и сшила для меня простенькие брюки. Ох как я им радовалась! Понятно же, что деревенские за такую вольность заклюют, но мне от одного их удобного вида становилось легко и приятно.

На следующий день всё повторилось, только на этот раз Талла сразу с шитьём пришла. Пока Дичик спал, читал или играл с Шельмой, мы занимались взрослыми делами и болтали.

Талла ещё раз рассказала свою историю — на этот раз Луняше и со всеми подробностями. Та прослезилась и искренне попросила прощения за то, что верила ложным наветам. Так установился наш девчачий мир.

За несколько дней, проведённых бок о бок, мы неожиданно сроднились. Сушили ягоды и фрукты, в жару ходили купаться на речку, иногда запекали в углях рыбу, а также ухаживали за лекарственными травами. Я рассказала Луняше всё, что знала, выдала книжку по растениеводству и передоверила уход за садом ей. Дед Кальв стал видеть куда лучше и потихоньку ремонтировал их с Таллой запущенный дом, пока они с Дичиком проводили время у меня.

Жизнь потекла степенной, размеренной рекой, волновала нас лишь предстоящая ярмарка. За день до её начала Луняша начала вести себя беспокойно, приносила наряды, чтобы показать, вертелась перед зеркалом и несколько раз вздыхала, что никто её не позвал идти вместе.

Как я поняла, совместный поход на ярмарку — знак особого расположения, и все сельские кумушки собирались обсуждать, кто с кем пришёл.

Мы с Таллой условились оставить Шельму и Дичика с дедом, а сами собирались закупиться овощами и фруктами — на последней ярмарке лета самые низкие цены и самый большой выбор.

Я набросала список необходимых продуктов, учитывая и ингредиенты для зелий, и сырьё для зимних заготовок. Заниматься закрутками отчаянно не хотелось, но здесь вам не курорт с гипермаркетом под боком — кто ленился осенью, тот зимой ест одну крупу. Луняша обещала помочь и поделиться своими секретами, а я припомнила, что Лана с бабкой обеззараживали консервацию хитрым, но действенным заклинанием.

В ночь перед ярмаркой меня охватило необъяснимое оживление, словно должно было случиться нечто необыкновенное. Наполненная предвкушением неизвестно чего, спала я отвратительно, зато встала ещё затемно и надела своё самое красивое платье.

Вот и проверим, можно верить интуиции или нет.