Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ)

Примета 32: кто за блеском золота погонится, тот в итоге ни с чем останется

Восемнадцатое юлеля. На рассвете

Таисия

Малолуние и середину месяца полуденники отмечали с размахом, особенно главный праздник года — день Летнего Солнцестояния или Длинный День.

Как рассказала Талла, днём — ярмарка и песнопения в честь Солара, вечером — танцы и народные гуляния до самой темноты. Молодёжь на центральной площади гудела едва ли не до полуночи — удаль свою показывали. Уйти с такой сходки первым — признание в трусости, поэтому парни хорохорились до последнего и с площади сами не уходили. К счастью, взрослые, умудрённые опытом мужи суть проблемы прекрасно понимали, поэтому приходили и с суровым видом и криками всех разгоняли по домам.

Парни расходились якобы неохотно и даже для виду огрызались, но по домам трусили с завидной скоростью, а потом важничали перед девицами, бахвалясь, что и до утра сидели бы, ежели бы староста не лютовал.

Ещё на ярмарку приезжали артисты, певцы и плясуны всех мастей, так что событие было ещё и культурным.

Луняша появилась на пороге, едва забрезжил рассвет, постучалась в дом и юлой крутилась перед зеркалом, пока я собиралась и одевалась. Вьющиеся волосы она заплела в косу и уложила на голове венком — вместо рима.

Поддавшись общему настроению, я тоже нарядилась в единственное приличное оранжевое платье, уложила волосы на греческий манер — оплела пучок несколькими мелкими косичками и закрепила шпильками. Украшений от Ланы мне практически не досталось, и я намеревалась присмотреть на ярмарке хотя бы красивые гребни или спицы для волос.

Мы дождались, пока придёт семейство Таллы, и оставили Дичика с дедом Кальвом в доме, а сами дружной женской компашкой двинулись к центру деревни, куда уже стекались потоки разряженных полуденников.

Сегодня всё село казалось нарядным, умытым и румяным. На заборах висели праздничные гирлянды из веток, трав и цветов — их начали развешивать ещё со вчерашнего дня. Я поленилась такую плести, а теперь даже пожалела — мой дом остался единственным неукрашенным. Хорошо, что он крайний.

Вскоре за пределами деревни и в каждом свободном местечке вдоль просёлочных дорог стояли телеги, повозки, старинные экипажи и вполне современные магомобили. Такая эклектика добавляла происходящему нереальности, казалось, будто я на съёмках исторического фильма.

На самой ярмарке было шумно, сытно и весело. Пахло полынью, жжёным сахаром, жареным мясом и свежайшей выпечкой. На прилавки выкладывались лишь лучшие товары — о крупных партиях нужно было договариваться отдельно, а для скота выделили специальное поле по другую сторону реки — чтобы сюда не доносились блеяние, мычание, ржание и знаменитое сельско-пасторальное амбре. Среди сотен уже знакомых лиц были тысячи новых — все покупатели и торговцы из окрестных деревень пожаловали в гости.

Со мной поминутно здоровались, зазывали попробовать ягоды, фрукты и домашнюю наливочку. Вскоре Луняша закружилась в хороводе подружек, обсуждая чей-то новый рим, и мы с Таллой остались вдвоём. Она интересовалась происходящим вполне искренне — Дичик в последние дни чувствовал себя гораздо лучше и спал спокойно все ночи, поэтому на её лицо начали возвращаться краски и даже улыбка.

Торговались сегодня все и со всеми — а купленное быстроногие парни-курьеры доставляли прямо к нужному дому. Так как крупных закупок Талла не планировала, а вот мне требовались запасы всего на свете, дед Кальв выполнял роль приёмщика.

Мы уже накупили зелёных слив для будущего соуса ткемали, кислого кикада для компотов, сочных подобий яблок и груш для засушки, корзину сладкой южной багряники, целый флакон экстракта ойстриги — важного ингредиента для мужских снадобий, помогающих в амурных делах. Такие у меня пока не покупали, но я их ещё и не рекламировала.

Талла купила несколько рулонов выбеленной ткани из местной крапивы ортизы, а также отрезы тонкого батиста и даже парчи. Я приобрела два больших набора цветных ниток — один подарю ей позже, в благодарность за сшитые для меня брюки и в качестве платы за другие вещи, которые хотела попросить сделать и вышить для меня.

Я тоже прошлась по тканям, потому что нуждалась в новом белье, блузках и юбках. Яркие полотна стоили дороже, видимо, из-за недешёвых красителей, поэтому я предпочла спокойные натуральные оттенки, чтобы сэкономить хотя бы немного. Если обстоятельства не изменятся, то на следующую ярмарку смогу позволить себе куда больше. К примеру, вот такую красную куртку…

По совету Таллы, я купила несколько видов долго хранящихся сыров и колбас, а также три десятка брусков воска, чтобы сделать свечи. Зимой, когда день короток, их будет уходить много, и запасаться нужно уже сейчас, пока пчеловоды не взвинтили цены. Эфирные масла стоили неприлично дорого, поэтому я просто купила несколько здоровенных корзин цитрусовых, а также ящик веток мирта — вытяжки и экстракты сделаю сама, дома.

Цветы мне посоветовали покупать вечером — к закату цены на них рухнут, а для дистилляции мне подойдут и увядшие, и поломанные.

Проходясь между рядами, я отметила, что целебных зелий и мазей продаётся довольно мало — лишь два небольших лоточка на всю ярмарку.

— Может, подготовиться к следующей ярмарке и выставить свои товары? — легонько толкнула я Таллу в бок, кивая на полупустой прилавок с лекарственными снадобьями.

— Однозначно стоит, — кивнула она. — Я вот думаю пару-тройку нарядных рубах пошить, чтобы продать и хоть какие-то запасы на зиму сделать. Ты же сказала, что сыну нужно как можно больше фруктов и ягод — а где их зимой брать?

Нарядно расшитые мужские и женские рубашки продавались в изобилии, но и брали их очень охотно — видимо, не в каждом доме была своя мастерица. Особенно мне запомнилось семейство с дюжиной мальчишек самых разных возрастов. Их почтенная матушка десятками скупала рубашки и немаркие штаны из плотной ткани. Надо думать, что такую ораву кормить замучаешься, а уж пошить на всех, да ещё и на руках — задача за гранью возможностей даже очень сноровистой женщины.

Словно подтверждая мои размышления, один из братьев ухватил другого за рукав, потянул, тот попытался отстраниться, возникла сутолока, и секунду спустя раздался треск порванного рукава, а оба сорванца замерли, вжав головы в плечи. Почтенная матушка одарила их пламенным взглядом, явно запланировав на вечер кары небесные, и купила ещё пяток самых дешёвых рубашек.

Сто процентов понимания, ноль процентов осуждения.

Закупившись самым необходимым, мы с Таллой двинулись в ту часть ярмарки, где давали представления.

Там как раз собирался полуденный хор — несколько десятков одетых в белое девушек и женщин. В Армаэсе на подобное представление я не попадала, да и хористок там не было — слишком маленькая деревня. А здесь относились к чествованию светила и главного бога Довара с размахом.

Как только солнце вошло в зенит, стало так тихо, будто площадь опустела, а огромная толпа на ней — растворилась в безмолвии.

В небеса полился сначала один звонкий девичий голос, затем его оплёл нежным звучанием другой, глубоким контральто оттенил третий. И внезапно голоса зазвенели хором, разлились по небесной синеве и слились с белыми лучами. Для магов смертоносными, а для полуденников и возделываемых ими растений — живительными.

Небо звенело и пело вместе с хором, а у меня на глаза навернулись слёзы. В груди откликнулось восторгом странное чувство сопричастности и созвучия с миром. В узор голосов вплелась одинокая флейта, а за ней — скрипка, вскрывающая и одновременно исцеляющая душевные раны. Голоса звучали, и по лицам собравшихся катились слёзы — такие же чистые и прозрачные, как солнечный свет.

Постепенно хор плавно распался на отдельные голоса, а потом осталось лишь одно бесконечно прекрасное сопрано — оно звало ввысь, в облака, к свободе, а потом растворилось и затихло на самой высокой ноте, продолжив звучать где-то глубоко в сердце.

Я повернулась к Талле, чтобы поделиться впечатлениями, но не успела. В толпе мелькнул знакомый силуэт — высокий, худощавый, черноволосый, взлохмаченный…

Сердце сначала замерло в моменте узнавания, а затем забилось в груди таким бешеным ритмом, словно где-то на джембе отбивали первобытный мотив.

Эрер?..

Я ринулась к нему так, что Талла едва за мной успела. Подлетела к мужской фигуре и вцепилась в локоть, разворачивая к себе.

И только потом поняла — ну откуда здесь, на открытом солнце, взяться магу? Да и потревоженный полуденник был на Эрера похож лишь со спины. Слишком смугл и широконос, а на щеках не хватает насмешливых ямочек.

— Извините, обозналась, — неловко отступила я под враждебным взглядом спутницы незнакомца.

Талла подошла ближе и, кажется, всё поняла. Сочувственно посмотрела на меня, но не сказала ни слова. Настроение рухнуло в бездну, и я захотела вернуться домой, но она меня отговорила:

— Тю-ю-ю… Да ладно тебе! Зато как пели душевно… Всегда послушаешь — и на сердце легче, как-то верится сразу, что Солар нас не оставит. Пойдём, посмотрим, чем ещё торгуют, может, медку докупим. А вечером обещают театральное представление! С магией!

Мысленно отчитав себя за впечатлительность и порывистость, я согласилась:

— Ты права, останемся, как и собирались. Не стоит портить себе праздник, не так часто у нас выдаётся возможность повеселиться.

Обедали мы там же, на ярмарке. Я нахватала всего понемногу — интересно же было, как готовят полуденники. Я вот никогда бы не подумала сделать из местной синевато-зелёной тыквы муку, а булочки получились очень даже вкусными. Тесто плотноватое, зато весёленького зеленоватого оттенка. Прикупила небольшой мешок — для экспериментов.

Эту же самую тыкву с непроизносимым местным названием ситро́йльхезен активно использовали в пищу — тушили, солили и даже засахаривали — а всё благодаря тому, что росла она отлично, была сытной и могла долежаться в прохладном погребе аж до самой весны, пусть и слегка покоричневев в процессе.

Лана ситро́ю не любила, а вот мне она показалась вполне неплохой на вкус. Тушёная, она напоминала что-то среднее между картошкой и тыквой, с лёгкой ноткой варёного сельдерея. Ешь и прямо чувствуешь, как организм против собственной воли оздоравливается.

Солнце стояло высоко, и я чувствовала, как его жар буквально вытапливает из меня целительскую силу. Хотя я и была наполовину полуденницей, Солар к лунной магии был всё так же безжалостен. Ну и пусть. Один день от работы можно и отдохнуть. Всех местных я держала на контроле — и беременных, и хронически больных — а дома лежали ещё и заполненные накопители, так что я позволила себе расслабиться и вкусить всех радостей дневной жизни.

Мы с Таллой с азартом болели за команду нашего села, участвовавшую в перетягивании каната, а потом хлопали пляшущим девушкам. Когда начались соревнования по метанию топоров, я с удивлением узнала в одном из участников Давлика — он стоял с суровым видом и изо всех сил изображал собой Давлара, но где-то на грани слуховой галлюцинации всё равно гудело его басовитое «ну ма-а-ам»…

Тут к нам как раз прибилась стайка подружек Луняши — девчонки хихикали и наперебой обсуждали метателей, пока те красовались в сиянии женских взглядов.

Призов было целых три комплекта — для победителя соревнований на дальность, на меткость и на силу. Для последнего состязания приволокли настоящих монстров, неподъёмных даже на вид. Как такие метать?

— Последний шанс! Заявись для участия в турнире по метанию топоров и попытай удачу! — орал ведущий. — Выиграй для своей подруги атласные ленты за третье место, металлический гребень с каменьями за второе или главный приз — золотые серьги с агатами! Прояви удаль молодецкую и покажи силушку!

Парни охотно шли к будке, внося плату за участие — несколько эсчантов. Тут же собирали и ставки на победителей со всех желающих, но мы с Таллой благоразумно отказались от возможности профукать кровно заработанное. Мы на этом празднике жизни — лишь зрители.

Я ещё мысленно молилась, чтобы никто себе в процессе топорометания не отхватил пятерню — всё же кровавые пазлы я по-прежнему не любила, хоть и научилась не падать в обморок при их виде.

Соревнования проходили в несколько этапов каждое. Первым было метание топоров на дальность.

Мишени установили у одной из стен, обложенной тюками с сеном. Требовалось попасть сначала в обычный деревянный щиток два на два метра с двадцати шагов, а затем расстояние до мишени постепенно увеличивалось. Участники разобрали небольшие топорики с разноцветными рукоятями и начали примеряться к цели. Любопытные зрители облепили место проведения соревнований со всех сторон, а бестолковые подростки так и норовили подойти к самому щитку.

— Они бессмертные, что ли? — рассердилась я, сверля взглядом особенно назойливых мальчишек.

Вокруг щитка — буквально в паре метров от него — они висели гроздьями.

Ведущий-распорядитель поделил участников на группы по количеству топориков, отметил у себя в блокноте цвета и имена, расставил по очереди и объявил:

— Первая десятка! Гато-о-овьсь!

— Подождите! — не выдержав, воскликнула я. — Уберите детей подальше от щитка, иначе кто-нибудь промахнётся и поранит кого ненароком.

В ответ на мои слова нарядная толпа грянула молодецким хохотом — как участники, так и зрители.

Ведущий картинно схватился за сердце и простонал:

— Уберите детей! Зрелище не для слабонервных! Опаснейшее представление всей ярмарки! Возможны жертвы среди населения! Кто из участников не уверен в своей руке — тому верну деньги прямо сейчас!

Разумеется, на кураже к соревнованию присоединилась ещё дюжина участников, а малолетние поганцы подлезли поближе к щитку, корча мне при этом рожи.

Я насупилась и скрестила руки на груди, а Луняша залилась весёлым смехом:

— Ой ты паникёрша!

Нет, вы это слышали? А лечить этих оболтусов кто потом будет? Профессор Преображенский?

Ведущий тем временем картинно вытер со лба пот, нарочито испуганно посмотрел на первую десятку соревнующихся, демонстративно встал за их спинами и с надрывом проорал:

— Уж не промажьте, братцы! Помилуйте! Пятерых детишек без отца не оставьте!

Толпа покатилась со смеху, а кто-то из участников подыграл — зажмурился и начал слепо примериваться для броска в ведущего. Наконец, когда ажиотаж немного стих и последние билеты на участие были проданы, тот объявил:

— Гато-о-овьсь! Пли!

Топоры по очереди устремились к щитку. Парочка ушла в сено, и сидевшие поблизости мальчишки с визгом и гиканьем брызнули в разные стороны, чтобы через секунду, толкаясь, собраться на том же самом месте и даже чуть ближе к опасной цели.

Из соревнования выбыли трое. А во второй десятке — сразу шестеро. Если топор не воткнулся в щиток — его владельца исключали.

До второго тура дотянуло чуть больше половины участников, среди которых оказался и Давлик, повторно выбиравший красно-полосатый топорик и деловито примерявший его к руке.

— Нет, ну вы гляньте, какой важный птиц! — фыркнула Луняша.

Давлик, судя по всему, услышал и сердито поджал губы, подбрасывая метательный снаряд выше обычного.

Во втором туре участники должны были попасть в щиток уже с тридцати шагов, и это оказалось не так-то просто. У большинства топорики ударились в цель обухами и с глухим звоном повалились на землю.

Толпа ликовала. Когда настал черёд десятки Давлика, я азартно подбодрила:

— Дав-лар! Да-вай!

У него аж плечи расправились. Изящным, мощным броском он вогнал топорик практически в центр, а потом с победным видом посмотрел на нас с Луняшей.

— Ой, не лопни от гордости, — фыркнула та.

Вот ведь змеища малолетняя.

Мы с Таллой напротив поддержали односельчанина — зааплодировали изо всех сил.

Третий тур — сорок шагов. На этот раз участников осталась не так уж много — дюжины полторы. Ведущий поделил их пополам и поставил у новой черты. Парни все были как на подбор — высокие, смуглые, плечистые, кудрявые и кареглазые.

— Могли бы и без рубашек метать, — шепнула я Талле, и та захихикала, совсем как Луняшины подружки.

Из третьего тура выбыло всего трое — сразу видно, что участники подобрались опытные. До пятого — пятидесяти шагов — дошли шестеро, и Давлик среди них!

— Сейчас определится тройка победителей! Теперь важно не только не промазать по щитку, но и попасть как можно центрее! — огласил правила ведущий. — Кто хочет пожелать участнику удачи — у вас есть последний шанс. Напомню, что на кону ценные призы. Ленты, гребень и золотые серьги! Ради таких можно и постараться!

К нескольким парням подбежали зардевшиеся то ли жёны, то ли невесты, из толпы раздались азартные выкрики имён, и только Давлика никто не поддерживал. Мне стало за него немного обидно — вот я выкрикнула снова:

— Дав-лик, да-вай! Топор хва-тай и не зе-вай!

Талла подхватила, и даже некоторые Луняшины подружки присоединились к нашему нестройному хору, но только не она! Вот хорошая девчонка, но в чём-то Давлик прав — немножко от навозной принцессы в ней есть.

Наконец пятый тур настал, и участники выстроились в линию.

Я настолько разволновалась, что аж на месте подпрыгивала от переживаний. Всё же хотелось, чтобы победил именно Давлик.

— Га-то-о-овьсь! — заорал ведущий так, что заложило уши. — Пли!

Из шести по очереди устремившихся к цели топоров лишь пять с упругим треском воткнулись в щиток. Красно-полосатый — почти в самый центр.

— А-а-а! — заорала я от радости.

Ведущий с присущим ему артистизмом и нарочито важным видом направился к щитку, и пока он вышагивал, один из топоров вдруг неуверенно качнулся и… упал!

— Что вы тут как сильно дышите! — театрально накинулся распорядитель на сидящих рядом мальчишек. — Топоры мне роняете! Ху… люганы дыхлатые!

Толпа взревела от смеха, а он тем временем подошёл к щитку и объявил троих победителей — и Давлик среди них вышел первым.

Надо было видеть лицо Луняши — она такого расклада явно не ожидала, а когда Давлик с важным видом принял из рук ведущего приз и направился прямо к ней — побледнела, потом порозовела и широко распахнула глаза.

— Кажется, наш победитель уже знает, кому вручить столь ценный дар! — подогревал всеобщий интерес ведущий. — Не абы что, а золотые серьги с агатами! Настоящий шедевр ювелирного искусства.

Давлик же уверенно рассекал пространство, не сводя с Луняши взгляда. Подошёл почти вплотную, посмотрел на раскрасневшееся личико с высоты своего роста, а затем плавно опустился на одно колено, а руку с красной коробочкой вытянул вперёд… мне!

Перевёл взгляд на меня и громко сказал:

— Таисья, прими в благодарность за исцеление матушки.

Такого не ожидал никто — ни толпа, ни я, ни тем более стремительно алеющая Луняша.

Талла закашлялась, а я растерялась. И позорить Давлика отказом не хотелось, и ссориться с Луняшей — тем более. А у неё уже дрожали губы, и на глаза навернулись слёзы обиды. И вроде ничего унизительного Давлик не сделал — не оскорбил, не обозвал, просто смотрел на неё, пока шёл, но посыл был прост и ясен: если бы не злословила и проявила благосклонность, приз могла бы получить она.

— Кхм, — прочистила горло я. — Большое спасибо за подарок. Принимаю его чисто по-дружески.

Но мои лепетания Давлика и не интересовали — он смотрел только на готовую разреветься Луню и, когда та развернулась на пятках и убежала прочь, вернулся на своё место среди участников.

Их ждало ещё два состязания.

— Я пойду найду её и утешу, а ты лучше стой здесь, иначе она в сердцах скажет какую-нибудь гадость, потом жалеть будет, — Талла растворилась в толпе, отправившись на поиски моей раненой в самую гордость помощницы, а я осталась с серёжками в руках — болеть за этого… Давлара!

Вот ведь жучила полуденный, как всё провернул — словно по нотам разыграл. Тренировался, небось…

Но Луняша тоже хороша — будет ей урок, что не стоит парней обижать, даже если они тебе не нравятся. Я с любопытством приоткрыла коробочку и посмотрела на крошечные серёжки с бусинками агата. Ведущий, конечно, не обманул, но размером такие больше подошли бы девочке лет пяти. Наверное, ленты тоже подарят длиной с ладонь, а гребень — кукольный.

Давлик тем временем участвовал в новом состязании. Дела у него шли неплохо, в первых двух турах он не выбыл, и хотя я по-прежнему мысленно болела за него, вслух ничего не говорила, не то охочая до чужой драмы толпа односельчан нас к вечеру и поженит, а мне такого счастья ни даром, ни за серёжки золотые не надо.

Талла вернулась час спустя, когда состязания уже закончились, а зрители и участники разошлись. Давлик выиграл ещё и ленты, показав свою меткость, но на этот раз дарить мне их не стал. И правильно — без зрителя в виде Луняши оно не так-то и интересно.

Ох уж этот сельский интриган… Тоже мне Жорж Дюруа уездного разлива.

— Ну что она? — со вздохом спросила я у Таллы.

— Рыдает, что мерзкий Давлик предпочёл ей другую, — чуть насмешливо ответила Талла.

— Он же ей был даром не нужен.

Талла глаза закатила:

— Тю-ю-ю… Не ищи в этом резона, там всё настолько заполонили чувства, что для него места не осталось.

— На меня она обижается?

— Вроде бы нет, даже сквозь рыдания признала, что он справедливо предпочёл ей лучшую девушку на селе.

— Вот дурочка малолетняя, — вздохнула я. — Неужели не видит, что это она ему нравится, а не я?

— Не видит в упор и убивается, что упустила свой великолепный шанс на совместную жизнь с маменькиным сынком и его драконихой-мамашей.

— Поговорить с ним, что ли? — вздохнула я.

— Не надо, — горячо возразила Талла. — Нечего в чужие отношения лезть, чтоб потом тебя же виноватой не назначили. Пусть сами разбираются. Дело молодое — сегодня влюбятся, завтра разлюбятся. Пойдём лучше театральную постановку смотреть. С магией! — с предвкушением протянула она. — Дед обещал Дичика принести, чтоб он тоже поглядел. Луня с подружками нам заняли хорошие места. Пойдём, пока девчонок с них не согнали.

Мы подоспели вовремя — на наши места уже действительно позарилось дородное семейство из соседнего села.

— Коли пустует место, так оно ничьё! — настаивал грузный мужик.

— Оно занятое, — пререкалась с ним Луняша, полулёжа на двух продавленных стульях. — У нас ребёнок больной, нужно место!

— Иди, садись, — подтолкнула я Таллу, ища глазами деда Кальва и Дичика, а когда нашла, помахала им.

Мест в результате всё равно на всех не хватило — сидячих было всего три десятка. Если бы Луня не стала заранее стратегически на них рыдать у пустующей сцены, то стоять пришлось бы всем, а так хоть Талла с Дичиком устроились с комфортом. Я предпочла остаться на ногах, с интересом разглядывая аляповатые декорации.

Пьеса началась с монолога прекрасной полуденницы, посмевшей влюбиться в мага. Актриса отдавалась роли с чувством, и вскоре я перестала замечать и потёртость её якобы богатого платья, и фальшивый блеск украшений, и незатейливый реквизит — за с апломбом заявленные магические эффекты отвечали две вялые вспышки молний, с трудом выжатые из небольшого накопителя.

История была проста и стара как мир. Она полюбила того, кого нельзя было любить. Маг — присыпанный тальком парень в светлом парике — ответил ей взаимностью и обещал луну с неба, но не сложилось. Злые родственники с обеих сторон интриговали и нагнетали, запрещали и увещевали, а в конце и вовсе грозились убить.

Чем выше был накал страстей в пьесе, тем более бурной становилась реакция аудитории. Мужской голос выкрикнул: «Пусть полуночники своих баб топчут, нечего к нашим лезть», и на него тут же зашикали стоящие рядом женщины.

Влюблённые хотели сбежать, но жестокие родственники мага их поймали и попытались разлучить. Защищаясь от них, местный Ромео случайно ранил свою Джульетту, и она погибла у него на руках совершенно нелепой бессмысленной смертью. Тогда он подхватил её тело, повернулся спиной к зрителям и шагнул с края обрыва (и помоста) в глубине сцены.

И столько чувства было в его жестах, что я поймала себя на мысли, что верю в эту историю. Верю, что когда-то и где-то подобное действительно произошло, и две жизни оборвались лишь потому, что окружающие не могли позволить существовать их союзу.

Зрители встретили финал тишиной и молчанием. «А выбрала бы своего парня, родила бы деток и бед не знала», — пробасил всё тот же голос.

Собравшиеся вдруг загомонили разом, будто кто-то дал команду. Они горячо обсуждали, возможен союз мага и полуденницы или нет. В сторону сцены полетели проклятия и даже парочка яиц, а группа молодых парней освистала актёров, в спешке удаляющихся прочь.

Меня тронул за плечо дядька Мелест:

— Как тебе постановочка?

— Неожиданная. Я думала, что на ярмарках ставят нечто более жизнеутверждающее… Вряд ли такая пьеса поможет собрать хорошую кассу, — протянула я.

— Та разнарядка свыше, — хмыкнул староста. — Говаривают, там раньше была другая концовка, будто парень с девицей сбежали и деток нарожали. Так жгли всё время декорации-то… Вот они и поменяли чутка.

— Зачем? Чтобы показать, что союз полуденницы и полуночника губителен?

— Чтобы показать, что он возможен, — хмыкнул староста и многозначительно посмотрел на меня: — Но кому как не тебе это знать.

Я промолчала. Большого счастья союз родителей Лане не принёс. Можно, конечно, сколько угодно дискутировать на эту тему, но факт остаётся фактом: полукровка в этом мире — в первую очередь изгой, что ощущалось до странности неправильным, ведь именно полукровки обладали самыми лучшими качествами обеих рас. Хотя, возможно, именно это всех и бесило.

Мы вернулись домой, где меня встретила истосковавшаяся по вниманию Шельма. Талла с дедом Кальвом и Дичиком отправились к себе, и я долго стояла на крыльце, внимательно наблюдая за походкой своего маленького пациента. Может быть, я рада обманываться, но мне казалось, будто с каждым днём она становится ровнее и увереннее.

Разум говорил, что пора забыть и отпустить всколыхнувшего мою душу мага, ведь ничего хорошего из нашего союза бы не вышло.

Но разве любовь способна слушать разум?