Ловушка миллиардера (СИ)

Доминика Магницкая Ловушка миллиардера

1

— А вот и она.

От низкого голоса с явной хрипотцой по телу пробегает дрожь. Страшно даже смотреть на его обладателя. Таким уверенным и равнодушным голосом только бы на казнь отправлять.

Несколько раз моргаю и задумчиво обвожу холл глазами, принципиально игнорируя группу людей, которые перегородили мне путь. Видно, ошиблись. С кем-то спутали.

Элитный ресторан так и просит задержаться. Золотые торшеры и напольные светильники освещают каждый уголок, нигде не скрыться. На бежевых стенах мелькают ободки огней, коридор заполнен мягким свечением. Роскошь в каждой детали. Одним словом, не для…

Меня снова прерывает вкрадчивый шепот, с которым не сравнится ни один крик. Я вдруг чувствую резкую хватку на талии и невольно поднимаю голову, чтобы посмотреть на наглеца.

— Дорогая, ну же.

Он не дает мне собраться и недвусмысленно кивает на мужчин, украдкой опуская ладонь, отчего мои щеки загораются ярким румянцем.

Протест глохнет на выдохе, удается только тихо выдавить.

— Я не понимаю.

Очаровательный незнакомец хрипло усмехается и перехватывает инициативу.

— Простите, господа, сегодня я хотел познакомить вас с моей возлюбленной, но она плохо себя чувствует, поэтому придется отложить.

Серые глаза с явным превосходством впиваются в мои, одаривая лукавой ухмылкой. Вот так спектакль. Браво. Поаплодировать бы, да руки заняты.

Кем вообще он себя возомнил?

Очередной богатенький придурок. Не впервые сталкиваюсь, но такой наглости еще не встречала.

Да уж, Алинка взорвется от смеха. Она вечно надо мной подтрунивает, более глупой ситуации и не придумать. Забежала на минутку в уборную, а уже чьей-то любимой стала.

Смех и только.

Несмотря на раздражение, не хочется еще больше чье-то внимание привлекать и демонстративно вырываться, к тому же вроде как шутка заканчивается. Незнакомец убирает руку, освобождая из своих тисков, и отстраняется, чтобы еще с кем-то поговорить. Самое время.

Получив возможность, сразу иду к выходу, на губах сама собой расцветает ухмылка. Никогда бы не подумала, что даже дьявольски очаровательным мужчинам нужно притворяться и искать девчонку из толпы, чтобы выдать ее за свою.

Я тороплюсь к подруге, которая ждет меня в торговом центре напротив, и не замечаю прищур стальных глаз, упершихся мне в спину. Прямо у входа лимузин, весь пешеходный загородил. Делать нечего — я обхожу его с правой стороны.

— Девушка, подождите! Куда же вы?

Из машины выскакивает молоденький парень и торопливо открывает заднюю дверь, словно предлагая сесть внутрь.

Я улыбаюсь.

— Вы меня с кем-то перепутали.

— Саш, заводи, — холодный приказ. Потом, чуть смягчившись, — а ты чего застыла? Залезай, у меня нет времени.

Густые брови сведены на переносице. Взгляд острее ножа.

Нет уж. Пошутили и хватит.

Я отворачиваюсь, игнорируя его слова, и слышу звон сотового. Алинка меня уже потеряла.

Собираюсь ответить, но буквально через миг чужие руки перехватывают экран и сбрасывают вызов, а хорошо натренированное тело толкает четко к машине.

— Эй. Что вы себе позволяете?

Он морщится и цедит себе под нос.

— Бредовая идея, но уже поздно отступать.

— О чем вы? — я начинаю закипать. — Я и так вам подыграла, так будьте добры от меня, наконец, отвязаться.

— Боже, какая шумная, — втягивает носом воздух. — Давай на «ты». И лезь уже в машину. Я не кусаюсь.

— А по вам и не скажешь.

Язвительный ответ слетает с губ прежде, чем я успеваю прикусить язык. Лучше молчала бы в трубочку, а то уже непонятно, чего ему от меня надо. Вдруг и правда силой в тачку запихнет?

— Я вас даже не знаю.

— Тимур. Тебя как звать?

Точно псих. Думает, достаточно именами обменяться и тут же подружимся?

— Больно много на себя берете.

Говорила мама: тише едешь, дальше будешь. Помалкивала бы, может, всё бы и обошлось, потому что терпение мужчины резко закончилось. Ловко пользуясь моим смятением, он дернул на себя и выхватил телефон. И ладно бы только сотовый, черт с ним, но за чехлом у меня и удостоверение личности, и студенченский, и личный бейджик скрыты. Восстановление займет слишком много времени, я и так на птичьих правах.

— Лезь в машину, я тебя не трону.

И между строк будто повисает — «но только сегодня». Бешеный огонь на дне глаз плещется. Так и норовит заживо спалить.

— Сначала поговорим, потом отвезу куда захочешь, — продолжает испытывать.

Вздергиваю бровь. Неужели и правда вежливо просит?

Вспышка камеры тут же оглушает — нет, он бы не стал со мной сюсюкаться. Поймал интимную ситуацию, в которой хорошо бы нас запечатлеть. Словно очередное доказательство, что я не сбегу.

Дернула ладонь, но хватка мертвая. Стальные мышцы под обтягивающей рубашкой перекатываются, и уже как-то совсем не смешно.

— Обещаешь, — незаметно для себя перехожу на «ты», — что потом я смогу уйти?

— Конечно.

Обольстительная улыбка откровенно пугает. Обставил всё так, словно мы страстная парочка, которая ни на секунду расстаться не может.

Тимур галантно открывает заднюю дверь, словно минуту назад он не пытался силой меня туда засунуть, и хрипло цедит.

— Устраивайся поудобнее, красавица.

Машина набирает обороты. Рядом с ним даже в лимузине тесно. Высокий, мощный, плечистый. Когда на улице спорила, я ему макушкой едва до плеч доставала, причем сама далеко не коротышка.

Лишь бы в лес не увез. Слыхала я такие истории. Мажоры с живыми людьми развлекаются и выбрасывают, как сломанных кукол. Не повторить бы их судьбу.

В светлом салоне тепло. Пожалуй, даже слишком — щеки краснеют, дыхание учащается, как после долгой пробежки. Или дело вовсе не в температуре. Жар словно от загорелой кожи исходит. Кончики пальцев до сих пор покалывает, словно грубая ладонь невидимый отпечаток оставила.

За окном шумные улицы пролетают. Пару минут у меня получается делать вид, что всё в порядке. В конце концов, именно Тимур меня в тачку засунул, но тот словно воды в рот набрал. Молчание вязкой жижей оседает. Напряжение каждой клеточкой чувствую.

Не вытерпев, сглатываю и холодно интересуюсь.

— Что дальше? Убивать везешь?

Тихая усмешка слетает с тонких губ, после чего следует зловещий шепот.

— Конечно. Это хобби у меня такое. Каждую пятницу охочусь на блондинок и в свое логово утаскиваю.

— А если я крашеная?

— Тогда сама виновата.

Не понимаю, слова продиктованы извращенным чувством юмора, или же он всерьез говорит, но настрой дерзить поубавился. Скорее всего, ненадолго.

Под тяжелым взглядом трудно не смутиться. Вряд ли я себя просто накручиваю. На случайных девушек так не смотрят. Глазами не прожигают. Не оценивают.

— Куда едем?

Клубок тревоги растет. Улицы мне незнакомы.

— Никуда. Покатаемся, пока ты на все вопросы не ответишь.

— А мы разве на собеседовании? — спокойно спрашиваю, подавив холодок. — Не помню, чтобы я к тебе нанималась.

Шорох взметнувшегося пиджака. Мятный аромат прямо у щеки.

Клянусь, по сравнению с этими серыми глазами, на дне которых плескался шторм, ничто так сильно не подрывало мой мозг.

— Показываешь характер? — изучающий наклон головы. — Мне нравится, но тогда не рассчитывай свалить от меня.

Придвигается ближе, значительно сокращая расстояние между нами, отчего я буквально вжимаюсь в спинку кресла. Странно, что шофер ничего не говорит. Может, привык, и я не первая?

— Ладно. Я отвечу, но только не перегибай.

— Например?

Мысли в пляс уходят. Да откуда же мне знать, что подозрительному типу взбрендит спросить?

— Например, цвет нижнего белья или другие похабности. Я говорить не буду.

Леденящая душу усмешка.

— Без проблем. Если бы, как ты выразилась, мне была интересна похабность, то я бы точно не стал языком трепаться.

Раздражение на зубах скрипит.

— Так что с вопросами?

Тимур откашливается, расслабляет галстук и, наконец, дает мне выдохнуть. Закидывает ладонь за голову, хмуро бросая.

— Как зовут?

— Мирослава.

— Сколько лет?

— Девятнадцать.

— Черт, — взъерошивает волосы, покручивая в руках ремешок от сумки. — Фигово. Выглядишь старше.

Еще бы. Тетка постаралась, утащив на пробы макияжа. Дешево и сердито. Панда бы обзавидовалась.

— Ну а тебе? — прохожусь по щетине, выбритым вискам и резким скулам. Специально ошибаюсь. — Тридцатка или уже под сорок?

— Смешно, — беззлобно комментирует, — мне двадцать восемь. Заинтересовалась?

— Едва ли. Мне другое интересно — к чему все эти вопросы?

— Будет странно, если меня о тебе спросят, а я ни возраста, ни имени не знаю.

— Кто спросит?

— Журналисты, коллеги, родственники.

Равнодушные ответы уже к черте подводят. Что-то тут нечисто, но прямого ответа он ведь не даст. Будет кота за хвост тянуть, пока я не поседею от ожидания.

— И почему они будут обо мне спрашивать? — откровенный сарказм.

Секунда тишины, кажущаяся вечностью.

— Ну как же. Моя невеста точно вызовет интерес.

Абсурдно даже допускать мысль о том, что он и правда говорит обо мне.

— Ну, твоя невеста — ясное дело, а я тут причем?

— Не тормози, Мирослава.

Впервые обращаясь по имени, он точно рассчитывал смутить меня. И у него получилось, потому что соображалка конкретно дала по тормозам.

Пользуясь молчанием, Тимур переходит в наступление.

— Ты же хорошо притворяешься, я заценил. Деньги — не проблема, пока влюбленную дурочку из себя строишь. Будешь хоть дорогой едой наслаждаться, а не просто в уборную забегать.

Перед глазами мрак. Звездочки прыгают и словно прямо по макушке долбят. Я точно в трансе, мышцы тяжестью наливаются.

Он всё просчитал…и с самого начала меня заметил.

Даже видел, как я пулей мимо охраны пробежала. У меня там знакомый, пускает без вопросов.

Меню я в жизни не смотрела. Там и на стакан воды нужно месяц копить.

Правильно. Пазл сходится. Бедной легко манипулировать. Пальцем махнет — и она тут же по первому зову прилетит.

Жестоко. Злость свои правила диктует.

— Собрался меня купить?

— Не насовсем же, — он даже не отрицает, — сроки установим, сумму обговорим. В накладе не будешь.

Верно. А то, что от самоуважения пустой звук останется — не страшно, да?

Резко вспоминаю — в кармане пара купюр. Хватит, чтобы до дома добраться.

Жду первого красного светофора и дергаю на себя ручку, благодаря всё живое за то, что двери не заблокированы.

Отвратительное чувство топит изнутри. Всё из памяти стерто, перед глазами бледная пелена.

— Что ты творишь? — басовитый окрик.

Богач не ожидал, что его щедрое предложение вместе с ним к дьяволу пошлют.

— Увольняюсь, — ядовито отвечаю. — Ищи другую дурочку, Тимур.

Петляя между машинами, добираюсь до другой стороны, с ужасом ожидая, что мужчина за мной погонится, но нет. Дороги свободные, его и след простыл.

По привычке лезу в карман джинс и наталкиваюсь на пустоту.

Проклятье.

Конечно, он не побежал. Сотовый всё еще в его пиджаке.

До дома два часа добираюсь. Гад будто специально меня как можно дальше увёз. Просто поразительно — подобные ему явно еще в утробе наглость и беспринципность зарабатывают. Дождь как из ветра льет, прихожу домой совсем промокшая.

Алина дверь открывает. Зло щурится, пару минут молчит, пока я раздеваюсь и влажные волосы полотенцем вытираю, а потом переходит в наступление.

— Зимина, ты совсем офонарела? — тычет кулаками и за голову хватается. — Я тебя обыскалась. На звонки не отвечала, к магазину не подошла. Пришлось у Мишы из охраны спрашивать, но он заверил, что видел, как ты уходила.

Подруга переживает, но мне сейчас не до этого. Завтра на работу. А вдруг без пропуска не пустят? Начальница и так от меня не в восторге, за каждым шагом следит.

— Всё нормально, — сухо отвечаю, набирая ванную.

Горячая вода и пена что надо. Сейчас запрыгну, часик полежу, выкину из головы весь этот проклятый день и забуду. Телефон новый куплю, пропуск восставлю, а физиономию Тимура больше в жизни не встречу.

Хочется вместе с кожей эту мерзость содрать. Такое чувство, словно везде его запах. И это лишь сильнее раззадоривает.

— Алё, Мира! Земля взывает.

Странное у неё волнение…

— Слушай, а Миша больше ничего не сказал? Только то, что я ушла из ресторана?

— Ну да.

Хорошо, а то, зная характер Алинки, она невесть что себе придумает. Словами не убедить.

Лучше промолчу.

Беру сменную одежду, полотенце и без тапок шлепаю обратно. Черноволосая фурия не дремлет.

— Да что случилось? На тебе лица нет. Бледная как поганка.

— Ничего. Давай завтра, сил нет.

С натянутой улыбкой выпроваживаю ее из ванны, снимаю мокрую, неприятно липнущую к телу одежду и залезаю в воду. От температуры кожа сразу краснеет. Клубничный запах, наконец, начисто вычеркивает мяту.

Эту квартирку мы еще год назад сняли. Далековато от центра, учебы и работы, но терпимо. Цена нормальная, две комнаты, нам хватает. Главное, что от предков съехали.

У Алины мачеха чокнутая, которая словно из сказки «Золушка» сбежала, а у меня мама с очень интересным хобби. Вместо своей семейной жизни она мою пытается устроить. И ладно бы только намеками обходилась, но нет — чуть ли не каждые выходные к нам по одному заходили какие-то странные чуваки, которые под ее чутким присмотром должны были мне понравиться.

Провально. Сыночки ее подруг сразу посылались в одно место и больше не возвращались.

Сейчас она поспокойнее, но любой разговор всё равно сводит к мужикам. Может, дело в моем отце, которого я даже не помню. Мама только одно сказала — он для меня умер. Не повторяй моих ошибок и выбирай уродца. Чушь краше обезьяны — уже фантастика. Такой точно не изменит и не бросит.

Вот и приводила уродцев. Не уверена, что они без мамкиной поддержки и зубы-то чистят.

Глаза почти закрываются, поэтому я решаю встать. Как только голова касается подушки, меня сразу вырубает.

Утро субботы всегда отвратительное, потому что я весь день провожу на ногах. Работаю консультантом в магазине и параллельно, когда нет клиентов, делаю задания к парам. Обычно я разрываюсь от количества дел, и вчера мне наконец-то удалось урвать день только для отдыха, но и он был испорчен.

Эти серые, стальные глаза и надменное предложение…

Руки сразу в кулаки сжимаются.

Может, и хорошо, что работаю. Хоть не буду думать об этом придурке.

Приезжаю раньше, чтобы открыть магазин. В выходные всегда много посетителей, а сегодня я еще и без сменщицы, так что нужно хорошенько попотеть.

Беру в соседней кафешке латте с круассаном и захожу в Лекмер. Помню, поначалу в штыки восприняла идею поработать в магазине мужской одежды, однако в этом были и свои плюсы. Мужчины менее придирчивы. Им нужно минут десять, чтобы определиться с костюмом, в то время как многие девушки еще подумают, отошлют фото всем знакомым и только после одобрения решатся выйти.

Я их понимаю. Сама такая же, вот и согласилась в Лекмер пойти.

Бейджик потерян, поэтому приходится импровизировать. Из бумаги делаю небольшой прямоугольник и заколкой цепляю на блузку. Пойдет.

Пока людей нет, развешиваю новые коллекции и придирчиво осматриваю зал.

Хлопок двери.

— Я на секунду.

Нина Евгеньевна, как и всегда, сразу к делу. Видимо, забыла что-то.

Здороваюсь и возвращаюсь к работе. Встаю лицом к примерочной, и тут меня догоняет истеричный вскрик.

— Это что такое? — тычет наманикюренным пальцем в грудь.

Отсутствие фирменного бейджика ее волнует куда больше, чем цель визита. Того и дело волосы вспыхнут от злости.

— Простите, я случайно его потеряла.

— Что значит случайно?!

Уши бы зажать, да она еще сильнее разорется.

— Так получилось, — на ходу вру, — у меня сумку украли, а там был и…

— Меня не волнует. В этом месяце без премии работать будешь.

Послушно киваю.

— Хорошо.

Было бы что терять.

Несколько секунд начальница сверлит меня глазами, потом махает рукой, мол, что еще с тебя взять. Не знаю, успокоилась бы она, если бы в магазин не зашел первый посетитель.

— Добрый день. Вам что-нибудь подсказать?

Вежливо улыбнувшись, подскакиваю к седовласому мужчине, внутренне ликуя. Хоть сейчас повезло.

Мы подбираем костюм на свадьбу его дочери. Я не тороплюсь, всё равно пока некого обслуживать.

Перед выходом Нина Евгеньевна произносит.

— Завтра получишь новый бейджик. И чтобы больше без сюрпризов.

— Конечно.

С этой женщиной лучше сразу соглашаться, иначе вцепится в шею и всю кровь высосет.

Несколько часов проходят как мгновение. Хорошо, что галстуки, рубашки, пиджаки и костюмы всегда нужны. Бюджет не проседает.

Передышки недолгие, поэтому я тороплюсь к столу и достаю распечатанные лекции по социологии. Проходной предмет, но гоняют нехило. Лучше перестраховаться.

Звяк. В зал врывается поток свежего воздуха.

Ладно. Ночью тогда почитаю.

С дежурной улыбкой встаю с места, успев сказать.

— Добрый день.

И коченею. Губы не слушаются, маска злости сама наползает.

Снова Он.

— Что ты здесь забыл?

Тимур с непоколебимой уверенностью заходит внутрь и закрывает дверь. Щелкает замок.

Стоп. Разве дверь всегда с таким грохотом закрывалась?

Он же не…

— Хорошее местечко, — игнорирует мой вопрос.

Будто ничего и не было.

— Как ты меня нашел?

Сегодня он другой. Менее официальный, что ли. Как нормальный человек выглядит — футболка, рваные джинсы, кроссовки. Пряди смоляных волос на лице.

— Если бы ты работала на меня, я бы давно тебя уволил, — подчеркнуто холодно.

Усмехаюсь.

— Какая радость, что это не так.

Жду, когда он поймет, что ему здесь не рады. Запоздало понимаю — плевать ему. Желания Тимура важнее, а он сюда явно не просто так пришел.

— Мирослава, выбери мне костюм.

— У меня обед. Магазин закрыт. Уходи.

— Разве? А сначала ты по-другому говорила, — подходит ближе, — когда не знала, что это я пришел.

— Тогда не трать мое время зря. Верни телефон.

А заодно и мозги. Додумалась провоцировать.

— Сначала обслужи меня.

Черт возьми. Почему это звучит так грязно?

2

Закинув ногу на ногу, иронично бросаю.

— Валяй. Одежда перед тобой.

— Покажи мне. Сама.

От него ледяным спокойствием хлещет. Как у себя дома прохаживается. Вальяжно, хищно и нарочито медленно.

Может, мне стоит подстроиться, снизить гонор и обслужить его как любого другого клиента, но…нет. Не прощу, если голову склоню.

Его обычный вид не обманывает. Присмотришься — сразу видно человека, привыкшего повелевать. Это даже словами не объяснить. На уровне инстинктов бежать хочется.

— Сам шмотки подберешь. Не маленький уже.

— Тогда забудь о мобильнике.

Со вздохом поднимаюсь. Ладно уж. Лишь бы с глаз скрылся, и чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо. Чего изволите, дорогой клиент?

Откровенный сарказм сложно пропустить мимо ушей, но он терпит. Подходит к ближайшим костюмам и один за другим начинает бросать их на пол. Совсем недавно отглаженные и отутюженные, они тут же превращаются в негодное состояние.

А потом, видимо, чтобы усилить эффект, брюнет еще и небрежно кроссовками их топчет.

Я молчу, потому что все цензурные слова напрочь из головы вылетают.

Лишь злость силы придаёт.

— Что ты делаешь?

Выбрасываю ладонь, чтобы остановить, но он быстрее. Будто только этого и ждал — касается запястий и подтягивает ближе. Настолько, что запах мяты прямо в нос ударяет, а горячее дыхание шею задевает.

Он очень сильный. Хоть это и ожидаемо, но я вздрагиваю от хватки.

— Расслабься. Я оплачу даже то, что в жизни не надену.

— Очень надеюсь, что так.

Чувствовать себя в безопасности рядом с ним просто невозможно, но я держусь. Возможно, из последних сил. Каждую секунду только и думаю о том, чтобы на тревожную кнопку нажать, но это тоже палка о двух концах.

Он заявит, что всё покупает, а я опять с начальницей встряну. Лучше подожду.

Тем временем одна вешалка уже пуста. Гад даже на одежду не смотрит — бросает всё без разбора, а глазами на меня косится.

Да уж, спорим, там есть, на что посмотреть.

— Сегодня ты гораздо лучше выглядишь.

Спорный комплимент.

— А ты всё тот же. Только деньгами сорить и умеешь?

Нахальная усмешка.

— Я многое умею, но ты даже шанса не даешь, чтобы заценить.

Кончики пальцев дрожат. Дыхание спирает. Уверенность Тимура в том, что своим поведением он чего-то добьется, вызывает смешок.

Чудовищное сочетание — грубая красота и власть.

Остается надеяться, что последнего у него нет. Иначе мне крышка.

— Оплачивай всё, что швырнул, и убирайся.

Серые глаза прищуриваются. Скользящий, знойный взгляд опаляет всё, чего касается.

— По-прежнему думаешь, что я за одеждой пришёл?

Нет.

— Да. Не вижу других причин.

— Не видишь? — губы изгибаются в насмешливой полуулыбке. — Мне показать?

Мороз бежит по коже. Тимур с веселым блеском наблюдает со стороны.

— Не нужно. Что бы там ни было, мне не интересно.

— Если я куплю всё, твой день ведь освободится?

На войне все средства хороши, да?

Мне, конечно, льстит, что мужчина его положения так крепко в меня вцепился, однако его напор всё сильнее напрягает.

— День освободит, но не для тебя.

— И всё же попытаться стоит. Оформляй.

— Это надолго.

— Отлично.

Медвежья услуга и правда меня выручит, но я никогда в этом не признаюсь. Даже самой себе.

Пик. Пик. Пик.

Монотонная перекладка вешалок под внимательным прищуром Тимура быстро утомляет. Пока я пакую часть костюмов, мужчина бедром толкает стол и придвигается ближе. Смотрит сверху вниз.

Чувствую себя кроликом перед удавом, но не отвлекаюсь. Нервозность, вызванная его близостью, выдается только резкими движениями и подрагивающими пальцами.

Я каждый день это делаю. Ничего сложного.

Продолжаю убеждать, пока эта пытка не кончится.

В голове сцены свободного вечера. Успею все проекты в срок сдать.

Не знаю, сколько проходит времени. Когда я встаю за новыми костюмами, он молча идет за мной, следит за моими действиями и, кажется, наслаждается оказанным эффектом.

Фух. Всё. Последнее.

— Оплачивай.

Из заднего кармана джинс достает золотую карту и не глядя прикладывает.

— Я пришлю своих людей. Они заберут.

— Отлично. Я тебя обслужила. Теперь отдай телефон.

— Этот?

Перед глазами мелькает черный Самсунг. Уже и не надеялась его увидеть.

— Не так быстро, — на ходу пресекает. — Сначала скажи пароль.

Стискиваю зубы, прожигая невидящим взглядом.

— Две двойки, ноль, один, потом опять два нуля.

— Дата рождения? Как банально.

— Не моя.

— А чья же?

— Не твое дело. Верни, наконец.

Он набирает что-то на экране, но из-за плеча мне не видно. Только после трели звонка понимаю, что Тимур забил свой номер и сделал дозвон, чтобы не потерять.

— Умница. Не так уж и сложно уступать, верно?

Еще бы. Это также легко, как тебя заблокировать.

— До скорого, язва.

Пальцами проходится по искусанным губам и с гортанным смешком идет к двери.

— В течение часа шмотки заберут.

— Хорошо.

После его ухода я плюхаюсь обратно, пытаясь сообразить, что только что произошло.

Вот так просто отдал? Больше и правда мешать не будет?

Несколько минут я просто смотрю ему вслед, отчего-то испытывая дикое желание догнать и допросить. Уже второй день нет покоя, рой мыслей нещадно жалит голову и подрывает спокойствие.

Я привыкла жить по плану. Каждый день вставала, зная, что всё зависит только от меня. Даже совмещение работы и учебы не так изматывало, как время рядом с ним.

Это уже слишком. Кто он такой, чтобы лезть в мою жизнь и творить всё, что ему вздумается?

Заблокирую, и дело с концом.

Коротко хихикнув, я лезу в контакты и удаляю новый номер. Уверенность в том, что он больше никогда не появится у меня на глазах, крепнет с каждой секундой.

Через час, как и договаривались, приходит троица и послушно забирает его шмотки. Глядя на забитых мужчин, я не удерживаюсь.

— Скажите, зачем ему все эти вещи? Половина из них точно будет мала.

Двое никак не реагируют, а вот третий, по комплекции схожий с медведем, странно прищуривается.

— Быстро вы.

Непонимающе мотаю головой.

— В смысле?

— Уже и размеры босса знаете.

Резко прикусив язык, начинаю жалеть о том, что вообще спросила. Год работы в магазине приучил меня на глаз мерки определять, но разве им это объяснишь?

Судя по форменной одежде, люди не простые, тесно с Тимуром связанные.

Остаток времени я утыкаюсь в компьютер, краем глаза отслеживая, как новые пакеты покидают магазин. Вскоре дверь лязгает в последний раз, и наступает блаженная тишина.

Я переодеваюсь, допиваю остатки кофе, сообщаю начальнице о закрытии магазина и под бурные крики выхожу на улицу. Нина Евгеньевна успокаивается только в тот момент, когда я пересылаю ей общий чек, и от космических цифр ее голос сразу добреет.

— Отличная работа.

Теплые лучи нежно ласкают кожу. Из приоткрытых дверей доносится аромат пряностей и духов. Решив, что ничего не потеряю, я делаю круг, наслаждаясь тихой прогулкой. Перехожу на другую сторону, вливаясь в шумный поток людей.

Обычно я игнорирую такие места, уж слишком некомфортно, но сегодня все по-другому. Белые пряди липнут к затылку, не покидает чувство, словно я не одна.

Глупые придумки, взвинчивающие опаску до крайней точки.

Кутаюсь в легкую накидку, чтобы хоть как-то скрыться от палящего взгляда, который мне только мерещится. В кармане вибрирует. Наверняка опять начальница.

— Да?

— Мира, ну ты где? — слышу нежный голос брата. — Я ей тут вкусняшки тащу, а она даже не отзывается.

— Стоп. Подожди, что?

Хватаюсь за голову. Черт, совсем забыла. Мы же договорились о том, что он посидит со мной во время обеда, и мы наконец-то нормально поговорим.

— Слушай, я уже ушла из магазина. Раньше закрыла.

— Реально? — Никита хохочет. Не верит. — У тебя семь жизней или что?

— Начальница вкурсе.

— О-о-о. Так ты сегодня свободна? Может, тогда у меня посидим?

Ехидно отвечаю.

— Только если ты захватил кокосовую воду и пиццу с ананасами.

— Всё взял. Твои извращенные вкусы не забудешь.

Довольная, я соглашаюсь и меняю курс. Посижу пару часиков у Никиты и поеду домой. Много не потеряю.

Его квартира находится в конце другой ветки, поэтому мы не так часто видимся. Он старше меня всего на четыре года, однако эту разницу мы никогда не замечали. В какой-то степени он даже заменил мне отца.

Да что там — в плане воспитания Никита преуспел куда больше моей матери. Ребенок учил ребенка.

Может, поэтому я выросла оторвой. Или братец просто наговаривал.

Он даже не был мне родным. Пока мама плакалась своей сестре, двоюродный брат вытаскивал меня из сотни передряг, в которые моя любопытная на приключения задница умудрялась влипнуть.

Он был для меня всем, и даже сейчас воспринимал как маленького, непослушного ребенка. Я находила это милым, ведь мне по жизни не хватало твердого мужского плеча.

Хоромы закоренелого холостяка встретили меня открытой дверью.

Улыбнувшись, я тихонько дергаю ручку и на цыпочках захожу внутрь. Все вещи, как и всегда, разложены по полочкам, на темно-коричневом столе, обернутом еще более мрачной скатертью, ни одной пылинки.

Брат постукивает ладонью по столешнице, ожидая, когда закипит чайник. Я ухмыляюсь и резко запрыгиваю ему на спину. Для пущего эффекта страшно кричу.

Бум!

От неожиданности парень отпрыгивает, орет вместе со мной, ногой толкает стулья и чуть ли не падает. Его злая моська тут же вызывает новый приступ смеха.

— Пигалица мелкая. Не надоело еще? — отдышавшись, уже более спокойно хрипит Никита.

Кажется, он голос сорвал. Или просто окончательно все легкие прокурил.

— Кому я говорила двери незапертыми не оставлять?

Шутливо толкнув его в бок, устраиваюсь на сером диване. Мой взгляд сразу приковывает огромный пакет, небрежно оставленный на полу.

— Боже, ты спаситель, — с блаженным вдохом чувствую аромат пиццы, — я такая голодная.

— А ты чудовище. Сколько можно меня пугать?

Открыв упаковку и оторвав один кусочек, с набитым ртом отвечаю.

— Вообще-то обидно. Ты так от меня шарахаешься, словно я реально страшная.

Брат откашливается и с улыбкой ерничает.

— Если бы это было правдой, твои одноклассники на выпускном бы не поздоровались с моими кулаками.

Нашу беззлобную перепалку прерывает визг чайника. Мы до отвала набиваем животы, обсуждаем последние новости, и тут мне в голову приходит инцидент с сумасшедшим, сероглазым мерзавцем.

По ходу истории глаза у Никиты все сильнее лезут на лоб, а губы кривятся в недоброй ухмылке.

— Нет, — я сразу понимаю, чего он хочет, — мы не будем искать его в сети. Да и что мы найдем? Будем гуглить самых богатых Тимуров в Москве?

— О, а это идея.

Игнорируя усмешку в моих словах, брат лезет за ноутбуком и открывает браузер.

— Где вы впервые встретились, напомни-ка?

Называю ресторан и всеми силами пытаюсь его переубедить.

— Брось. Никит, я же ради шутки это сказала. Уж лучше бы ты обо мне побеспокоился.

— Зачем? Ты сама его отшила, молодца. Ну а теперь ради шутки поищем, кто настолько наглый, чтобы к моей сестре лезть.

Боже, это точно плохая идея. Я ведь так надеялась, что за разговорами с братом наконец-то забуду обо всем!

Но его не отговорить. Никита уже два года проработал программистом, и я слишком хорошо знала этот недобрый блеск в его глазах. Он всё найдет. Вопрос в том, хочу ли я этого.

— Мира, тут такая проблемка, — озадаченно пялится на мое лицо, словно сверяя с чем-то.

— Неужели даже великий взломщик ничего не нарыл? Ха-ха. Стареешь, братец.

— Наоборот. Я нашел, но не думаю, что тебе понравится.

Я ослышалась?

— А ну показывай, — упрямо скомандовала.

Заголовок статьи гласил: «Миллиардер Тимур Раевский шокировал общественность, представив свою возлюбленную».

А на фотографии я — настоящее посмешище в простенькой одежде, с взъерошенными волосами, без укладки и с диким макияжем.

Брат прав: я — чудовище. Но этот….Раевский еще хуже.

Тимур

Скукотища.

Лязгнув ремешком часов, закрываю окно, собираясь отъехать, но тут вдруг на глаза попадается блондинистая копна волос. От резкой ходьбы длинные, доходящие почти до бедер пряди бьются о спину и путаются, но девчонку это не волнует. Кажется, только раззадоривает.

Она зло отдергивает спутанные концы и ускоряет шаг. В сумерках миниатюрная фигурка легко может потеряться, поэтому я выхожу из авто и неспешно следую за ней.

Это не её дом. Я уже знаю, где она живет — в обычном гадюшнике, оцепленном многоэтажками. Так почему она проторчала здесь почти до полуночи?

Внутри поднимается злоба. Тупая, беспричинная и глупая. Не знаю почему, но мне это не нравится. Выглядит так, словно заплывшего папика навещала. Способна ли?

Возможно. Черт его раздери, кого я подцепил на свою голову.

Внезапно она оборачивается, и я тут же приникаю к стене.

Хорошая чуйка. Мне бы такую.

Слышу голос, но не могу разобрать. По телефону говорит, щебеча что-то у остановки.

Такси ждет?

Усмехаюсь. Чего же ее хахаль поскупился.

Думал, зря Эдика у магазина оставил, но нет. Он передал щедрые новости.

Чувак с пакетом её ждал, а после звонка умчался куда-то. Полагаю, в этом доме они и встретились.

Девчонка по острию ножа идет. Как ее там?

Мирослава.

Студентка юридического. На заочке. В магазине работает, чтобы концы с концами свести.

Казалось бы, идеальный вариант. Должна льнуть ко мне и в рот заглядывать. Лишь о том думать, как угодить, чтобы билет в роскошную жизнь выиграть.

Но нет. Она же не такая.

Другая.

Принца на белом коне ждет. Видимо, клиентов в магазине окучивает. Учитывая характер, не удивлюсь, если тщетно.

Плохи дела. Я бы получше поискал, но тут уже без вариантов. Сам СМИ затравил, жгучий костер сплетен разжег.

Свет фар из-за поворота. Мирослава в такси садится, а я обратно к тачке иду. Идиотом себя чувствую.

Завтра воскресенье, а к понедельнику мне кровь из носу её приручить надо. Чтобы хоть не брыкалась и свое «фи» не высказывала.

Телефон звонит. Как раз вовремя.

— Есть успехи?

Засранец позлорадствовать хочет.

— Неа. Я выкупил всё ее барахло, а она меня за дверь выставила.

Стас, друг со времен армейки, в голос гогочет.

— Черт. Я уже хочу с ней познакомиться.

— И не мечтай. Если не забыл, она моя.

— Подставная.

Была бы разница.

Дороги свободные, поэтому я решаю еще что-нибудь разузнать.

— Стас, ну ты у нас спец по бабам. Скажи, как ее приструнить.

— Это же не собака, Тим. За девушкой ухаживать нужно.

— У меня нет времени на эту хрень.

— Ладно. Хоть цветочки подари, конфетки там разные, колечки. Глядишь, она сразу разомлеет. Ты ей деньги в лицо не бросай. Это слишком дешевый трюк. Ну а если совсем никак, то другую найди. Посговорчивее.

Да я бы с радостью, но все пути назад уже отрублены.

— Завтра созвонимся.

Отключаюсь и концентрируюсь на дороге. Цветочки?

Ха. Да она мне сразу этим веником по морде зарядит. Закатит свои огромные глазищи, прикинется невинной овечкой и по-английски уйдет. То есть, без прощаний.

Мира-Мира. Кареглазая девочка с милой внешностью и дьявольским характером…посмотрим, что ты скажешь завтра.

Я сделаю тебе такое предложение, от которого откажутся только глупцы.

3

— Мирка, тащи еще со склада, — устало пыхтит Женя, согнувшись под весом коробок.

Я хмыкаю и невесело подчиняюсь. Об абонементе в зал, подаренным братом, смело можно забыть. Я тут и покруче мышцы накачаю.

— Слушай, сил моих нет.

— И не говори, — охотно поддакиваю. — Ты хоть вчера отдохнула. Как день, кстати, прошел?

Разваливаюсь на пуфике, потирая ноющие руки. Женька рядом устраивается.

— Да никак. Очередное свидание — полный провал. Я чуть от скуки не сдохла.

Напарница, в отличие от меня, не теряет надежды найти того самого в сети. Её рассказы о ненормальных мужиках уже почти стали традицией — каждый раз после ее отходного мы садимся за стол и под легкую еду перемалываем всем косточки. Первое место всегда, конечно, принадлежало нашей фриканутой начальнице, ну а далее следовал разбор полетов.

Ухоженной, красивой и взбалмошной Жене сложно угодить. В этом мы с ней похожи.

— Настолько плохо?

— Хуже некуда. Он пришел со списком, который был длиннее моей диссертации, и дотошно шел по пунктам, начиная с вредных привычек и заканчивая наличием пирсингов или татуировок. Даже к ногтям придрался. Мол, они у меня на когти похожи, — накручивая на палец рыжие локоны, Женя не переставала смеяться, — знал бы он, что если бы не наши правила на работе, я бы ногти еще длиннее сделала. Небось комплексует. Самому то нечем похвастаться. Полторашка хренова.

Игриво подмигнув, смотрит на время. Уже половина третьего.

Я ухмыляюсь.

— Если он тебе сразу не понравился, зачем осталась?

— Как зачем? Поела на халяву.

— В своем репертуаре.

— Ладно. Отдышались, давай вставать, а то скоро горгулья прилетит и опять разорется.

Верно. И плевать, что сейчас законный час обеда.

Не сделаем — как пробки вылетим.

Женька костюмы развешивает, а я их по размерам сортирую и отглаживаю. Шея затекает, щеки краснеют от напряжения, но дело сделано.

В поте лица бегаем по залу, приводим его в должный вид и, наконец, облегченно выдыхаем. У Жени глаза то и дело на мне фокусируются. Чувствую, что-то спросить хочет, но не решается.

Боже, надеюсь, тема аховых продаж закрыта. Меня до сих пор трясет от того, что вчера произошло, и потому я расслабляюсь, услышав ее вопрос.

— Как Никита?

— Нормально. Вчера приходил, мы у него посидели. Можно сказать, продуктивно.

Хорошо, что она не понимает, о чем я. Моя паранойя до того дошла, что я в метро капюшон накинула и солнечные очки надела. Казалось, все видели эту мерзкую статью.

Ни капли правды.

— Он обо мне не спрашивал?

С улыбкой отвечаю.

— Нет. И не надо оно тебе.

Никита — хороший брат, но парень он ужасный. Каждый раз мои уши вянут от его похождений.

— Ревнуешь?

— Нет. Тебя оберегаю.

Темнеет. Я включаю свет и уличные огоньки, прикрепленные к окнам, и еще раз осматриваю зал. Всё аккуратно, прилежно и красиво. Горгулье не к чему придраться. Галстуки рядом с рубашками, лаковые туфли на полках, цвета пиджаков строго от светлого к темному.

Шикарная работа.

Всегда легче пыхтеть, когда Женька рядом. С ней и веселее, все-таки почти одногодки, и быстрее.

— О нет…

— Что такое? — встряхиваюсь, ища проблему.

— Манекены, Мир! Это старая коллекция.

— Не кипишуй. Ты пока клиентов жди, а я тут всё устрою.

— Ты чудо, — послав воздушный поцелуй, отходит к кассе.

А я иду к витрине, чтобы одежду поменять. Только высоко, не дотянуться. Лучше со стремянкой.

Лезу на самый верх и расстегиваю пуговки. Полоток прямо над макушкой, страшно даже глаза опускать.

Так! Не дрейфь.

Но дрожащими пальцами еще сложнее с застежкой справляться. Берусь за ремень, встаю на цыпочки. Вдруг слышу хлопок двери и нарочито равнодушное:

— Я не вовремя?

Черт.

Одна ножка стремянки давно расшатана, но сегодня она полностью сдается, как и мои последние нервные клетки, летящие прямо в пасть к врагу.

Почувствовав, что не удержусь, я взвизгиваю и в какой-то момент теряю опору.

Голова трещит от жутких картинок, как я зарабатываю себе вывих или чего похуже, но…

Ничего нет. Ни боли, ни звуков.

Только остатки адреналина, ускоряющие кровоток.

Что произошло?

Меня держат на руках и, похоже, не собираются отпускать. Слышу, как подбегает перепуганная Женя, и уже приоткрываю губы, чтобы поблагодарить, но цепенею.

Опять он. Весь из себя такой спокойный и вычурный, что аж тошно.

Глаза цвета асфальта щурятся и приковывают непроглядной тьмой. Тимур смотрит на меня таким взглядом, словно лучшего исхода и предугадать не мог. Победно улыбается.

— Как ты жива-то до сих пор? Без меня?

Краснею и, прокашлявшись, тихо прошу.

— Отпусти, пожалуйста.

Он осторожно расслабляет руки, которые совсем недавно впивались в меня с безумной жадностью, и я тут же делаю несколько шагов назад, пытаясь прийти в себя.

Благо, Женя в два щелчка избавляется от неловкости.

— Спасибо вам. Огромное, огромное спасибо, — следует этикету, — мы вам так признательны. В качестве благодарности можем предложить тридцати пяти процентную скидку и карточку постоянного клиента. Она дает большие привилегии, и…

— Спасибо, — загадочно улыбается, — раз я так вас выручил, не позволите украсть вашу коллегу на несколько минут?

— Ох…эм, конечно. Думаю, Мира и сама не против подышать свежим воздухом.

— Вообще-то, — пытаюсь вставить свои три копейки, но на полуслове меня резко прерывают.

— Отлично.

Тимур в два шага оказывается рядом со мной и бескомпромиссно тянет на улицу.

Я оборачиваюсь, пытаясь воззвать к совести Женьки, но та только игриво подмигивает.

По губам читаю.

— А он хорош.

Если бы она только знала…

— Эй, куда ты меня тащишь? Отпусти! — нервно окрикиваю и упираюсь пятками, буквально повиснув на мужчине, но ему хоть бы хны.

Силища немереная, зато мозгов кот наплакал.

Еще и игнорирует. Я едва поспеваю, чувство такое, словно вот-вот руку оторвет. Мышцы напрягаются, волосы бьют по раскрасневшимся щекам, а под тонкой блузкой сразу холод ползёт.

Не понимаю, он злится? Но на что?

Небось жалеет, что испачкал свои нежные, начищенные ручонки, которые в этой жизни ничего тяжелее айфона не поднимали.

Тихонько хмыкаю — сама себе противоречу. Будь он такой неженкой, не поймал бы меня на лету.

— Я замерзла.

Странно, но Тимур тут же останавливается. Холодно смотрит на меня сверху вниз, со вздохом снимает пиджак и накидывает мне на плечи.

Какое благородство!

Тьфу.

— Чего тебе надо?

Вопрос, который второй день лишает меня спокойствия.

Кутаюсь в одежду и невольно вдыхаю аромат. Снова мята и ментол. Такие же холодные, как и он сам.

— Ты же замерзла, давай внутри поговорим, — кивает на обшарпанную кафешку справа от нас и вдергивает брови, гадая, обидит ли меня это предложение.

Вижу старые стены, облезлую штукатурку и плохое освещение. Местечко довольно сносное, особенно если учесть, что только там ценники позволят расщедриться и заказать десерт вместе с ужином.

Проблема даже не в этом. Тимур будто специально показывает, чего я заслуживаю. Многого и не ждала, но, признаться, в груди что-то нехорошее шевельнулось. Коробит от пристального, высокомерного взгляда, от тяжелой руки, до сих пор не отпускающей мой локоть, и от ситуации в целом.

Я бы в любой свинарник пошла, но только в хорошей компании.

— Нет, — резко отказываюсь и тут же осекаюсь, заметив, насколько зло прозвучал мой голос. Торопливо добавляю. — Зачем тянуть? Говори всё, что хотел, и я пойду. В отличие от некоторых, у меня нет времени на безделье.

Снова наглая, усмехающаяся морда. Выводы делает.

— Ладно, — внезапный вопрос, — сколько в месяц ты получаешь?

Хочет бабками померяться? На заведомый проигрыш я никогда не соглашалась.

— Не твое дело.

— Просто назови цифру, — тихий тон не призван успокаивать. Он угрожает. — Иначе не отпущу.

Проглатываю злость и делаю свой выпад.

— Хорошо, но тогда ты тоже ответишь мне на один вопрос.

— Дамы вперед, — растягивает уголок губ в полуулыбке, отчего резкие, жесткие черты лица выглядят еще более зловещими.

Мутный тип.

— Тридцать тысяч, — называю сумму, которая возможна только при идеальных продажах, двойной премии и хорошем настроении горгульи.

— И тебе этого достаточно? — хриплая провокация.

Лучше бы он нормально говорил, а не шептал мне прямо в ухо. По телу непрошенная дрожь струится, мурашки отплясывают.

— Да, — уверенно вру.

— Сомневаюсь. Такие как ты на меньшее не соглашаются.

— А откуда тебе вообще знать, какая я? — отчего-то его слова задевают.

Он наклоняется, почти соприкасаясь со мной лбом, и я чувствую жар, исходящий от его кожи. Пытливые глаза прямо в душу смотрят, и только из упрямства я выдерживаю тяжелый взгляд и не отскакиваю в сторону.

— Мирослава, я многое о тебе знаю.

— Да неужели?

Перебивает.

— Но буду рад узнать тебя еще ближе, — улыбка, которой чеширский кот позавидует.

— А я буду рада послать тебя куда подальше.

Тимур резко втягивает носом воздух, кажется, лишаясь терпения. Я вздрагиваю, почувствовав дыхание слишком близко. Непозволительно близко.

Аргументы метеоритным потоком сыплются.

— Ты получаешь тридцать тысяч в месяц? Хорошо. Будешь столько же получать в час.

— Ты меня с кварталом красных фонарей перепутал? — язвлю. Почти отчаянно.

Приди он с ухаживаниями и комплиментами, я бы даже задумалась. Серьезно. Женька права — от сногсшибательной харизмы, лукавых глаз и грубой красоты любая бы задрожала.

Но Тимур лишь унижает, полагая, что ему всё с рук спустят. И ни статус, ни влияние, ни внешность не скроют ту мерзость, что он внутри прячет.

— Ни за что, — выдыхаю. Терпение, Мира. Терпение. — Я ответила на твой вопрос, теперь твоя очередь. Кто и, главное, зачем разместил нашу с тобой фотографию?

— О, так ты уже видела? Понравилось?

Опять издевки. Там контраст между серой мышкой и красивым мажором просто зашкаливает. Позора не оберешься.

— Да. Увы. Ты планируешь что-то с этим делать?

— Конечно. Буду продвигать, чтобы все увидели.

— Я не то имела…погоди. Что?!

— Нельзя допустить, чтобы красотой своей любимой только я наслаждался.

Остряк.

Меня уже знатно потряхивает. Я требую.

— Удали это всё.

Тимур снова какую-то грубую лесть выдумывает, но тут я отвлекаюсь, услышав звон мобильника.

Смотрю на дисплей. Женька. Это нехорошо. Значит, горгулья уже там.

— Ты куда пропала? — полушепотом спрашивает. — Шуруй обратно, а то скоро она заподозрит, что ты давно ушла.

— Уже бегу.

Отключаюсь. Понимаю, что время на исходе, снимаю пиджак, мгновенно продрогнув от сильного ветра, и холодно смотрю на Раевского.

— Надеюсь, это наша последняя встреча.

Он хмыкает и словно невзначай припечатывает.

— Вряд ли. Завтра ты сама ко мне придешь, так что оставь пиджак.

— Почему это?

— Потому что только я смогу тебя защитить.

И так просто, словно ничего и не было, он разворачивается и идет в другом направлении, а я ловлю себя на мысли, что почему-то ему верю.

Что будет завтра?

Глаза слезятся, так и норовя сомкнуться. Жуть как не хочется вылезать из кровати, но будильник немилосерден. И если я тотчас не отрублю его, то прибежит Алинка, и тогда я точно не отделаюсь опухшей от усталости головой.

Лежу еще несколько минут, нежась под теплым одеялком, и плетусь на кухню. Без кофе не протяну.

По пути тихонько прикрываю дверь подруги, чтобы не разбудить, и с досадой потираю ноющие мышцы. После самовольного ухода начальница три шкуры с меня спустила вчера и лишь потом успокоилась. Не знаю, икалось ли там Тимуру, но очень на это надеюсь.

Я не раз его вспоминала. И вовсе не добрым словом.

Чертыхнувшись, вытираю стол. Вечно, когда я сонная, все из рук вон плохо выходит. Каждую минуту косячу.

Пока вода в чайнике закипает, я умываюсь и привожу себя в порядок. Ледяными ладонями хлопаю по щекам, расчесываю волосы и лишь потом возвращаюсь на кухню.

Она у нас маленькая, даже двум девушкам трудно разойтись. Пара конфорок, несколько угловых шкафчиков и маленький столик, за которым я моталась аж на другой конец города.

Ненавижу крепкий кофе, но только он может меня из дурмана вытащить. Я его допиваю, заедаю горечь сладкой конфетой и быстро переодеваюсь. Черная блузка с расклешенными штанами подойдут.

Подкрашиваю губы и ресницы и выскакиваю на улицу. Время подгоняет.

Нужно в универе через час быть. Сдам практику, послушаю остальных и, что самое главное…

— Эй, девушка! Подождите.

Не успеваю я опомниться, как на меня налетает десяток репортеров. С виду обычные люди, наслаждающиеся утренним солнцем, но длиннющие фотоаппараты не дают обмануться.

Я торможу, озадаченная их удивлением, и краем уха слышу другие комментарии.

— Неужели это она? — в голос. — Вы уверены?

Я не могу просто их проигнорировать, потому что они, как мухи, облепили весь подъезд. Не дают пройти.

— Послушайте, — поднимаю руку, чтобы привлечь к себе внимание, — вы явно перепутали.

— Да нет же. Адрес верный.

Серьезно? Кто ж из нашей глуши настолько их заинтересовал?

Соседи у меня обычные. В основном пожилые пары и семьи с детьми. Ничего супер уникального, а журналюги вон даже кортеж для кого-то приготовили. Машинами все широкие тротуары заняли.

— Девушка, вы знакомы с Раевским?

Похоже, теткин макияж всё же не подвел. Они меня не узнали, ведь в том ресторане я выглядела совсем по-другому.

С трудом подавляя первые признаки ужаса, я выдавливаю.

— Нет. Никогда о нем не слышала, — и, пока какой-нибудь умник не сложил два и два, в спешке дополняю, — мне бежать нужно. Ну, удачи вам с…ожиданием.

Воспользовавшись замешательством, выныриваю из адского круга и на всех парах несусь к метро. Уж там они меня точно потеряют.

Позади раздаются недовольные возгласы, но бежать следом они явно не спешат.

Какое счастье.

Спустившись к вагонам, не могу избавиться от мысли, что всё это — чей-то план. К гадалке не ходи — Раевский запугивает.

Значит, он это имел в виду? Подошлет к моему дому репортеров, и я тут же ему пятки целовать полезу?

Ха. Не на ту напал. Чтобы меня по-настоящему достать, нужно нечто большее.

К концу поездки я полностью успокаиваюсь, но на всякий случай скрываю лицо. Этому психу всё что угодно взбрендить может. Вдруг он еще кого-то по мою душу отправил.

В университете пусто и свободно. Редкие студенты готовятся к парам, но еще даже для преподавателей слишком рано, чтобы приходить. Сажусь как можно дальше и достаю распечатанную практику. Материалы несложные, но из-за бессонной ночи могу и запутаться. Лучше повторить.

Вскоре в аудитории и яблоку негде упасть. Ко мне подсаживается миловидная девушка, которую я мельком лишь на первом курсе видела, и заводит непринужденный разговор.

По крайней мере, мне так кажется.

— Привет. Ты тоже волнуешься?

Конечно, однако у нас явно разные причины для беспокойства.

Резко качаю головой, не желая растягивать болтовню, и пытаюсь ее подбодрить.

— Да все будет нормально. Кто же заочников третирует?

— Наверное.

В течение учебы я редко с кем-то разговаривала и еще реже смотрела на списки учащихся, поэтому даже имена мне не все известны.

Знаю старосту и еще тройку особо активных, но остальные мимо пролетают.

Пока я от скуки блуждаю взглядом по партам, девушка присматривается ко мне.

— Подожди. Лицо у тебя знакомое. Где-то я тебя уже видела.

— Ну конечно. Мы же не первый год учимся, — усмехаюсь в ответ.

Через мгновение раздается хлопок двери, и все разговоры тут же сводятся на нет. Преподаватель загружает проектор и предлагает начать. Тяну руку, чтобы как можно скорее отделаться.

Выступление занимает не больше семи минут, но к концу мой мозг превращается в кашу из бесконечных терминов и законов. Я с облегчением слышу хорошую оценку и уже собираюсь сесть, как вдруг та девчонка, что недавно сидела рядом, включается в разговор.

Будто неосознанно произносит, причем слишком громко.

— Я точно уверена, что это она.

— Кто? — вздергивает бровь пацан со второй парты. Вроде Ваня.

— Я сейчас в беседу перешлю.

Не понимаю, о чем они. Спокойно возвращаюсь на место, наконец-то собираясь расслабиться.

Боковым зрением чувствую десятки глаз. И все они прикованы ко мне.

Кто-то свистит.

— Фига, с какой знаменитостью учимся.

Балаган разворачивается с сумасшедшей скоростью, на меня чуть ли не пальцем показывают.

Тщетно пытаюсь не сорваться.

— Это вы обо мне?

— Как будто не знаешь, — хохочет лысый.

Преподаватель тоже в смятении. Он просит всех успокоиться, но тем самым лишь разжигает костер.

— На, сама посмотри.

Мне в лицо тычут ярким экраном.

Я всматриваюсь и чувствую, как по венам растекается жгучий ток.

Снова эта фотография.

— Все паблики только об этом и пишут. Крупную же рыбу ты отхватила. Может, автограф дашь?

Трясет не по-детски. Как во сне я слышу едкие комментарии, каждый из которых по губам хлещет.

Безумие.

Отскакиваю от мобильника как от чумы, на последнем издыхании встаю и, заметив скупое согласие преподавателя, выхожу в коридор.

Руки дрожат с такой силой, что все бумаги непроизвольно мнутся и комкаются.

Ничего не понимаю. Неужели кто-то и правда способен ради шутки превратить мою жизнь в ад?

Но это лишь начало. И без того до смерти перепуганная я выхожу на улицу. Меня тут же ослепляют камеры, а к гулу в голове добавляются дикие крики.

Они даже нашли мой универ?

Сомкнув губы, упрямо пытаюсь обойти толпу, но это равносильно борьбе моллюска против акулы.

Изнутри кусаю щеки, слабым голосом прошу всех отойти, но никто меня не слушает. Градом сыплются вопросы.

— Как вам удалось заарканить Раевского?

— Вы давно скрываете ваши отношения?

— Когда свадьба?

— Вы пользуетесь им ради денег?

Затыкаю уши, не в силах с этим справиться. Коленки подкашиваются, и я уже лечу вниз, но тут вдруг меня подхватывают за локоть и снова ставят на ноги.

Высокий мужчина отгораживает меня от репортеров и шепчет на ухо.

— Я вас провожу.

— Куда? — не верю, что мой голос может быть таким безжизненным.

— К Тимуру Александровичу.

Ничего хорошего из двух зол не выберешь, но я киваю, потому что к горлу уже подступают слёзы.

Я ошиблась. Раевский все-таки меня достал.

4

Меня отвели к машине. Уже не лимузин, а что-то менее примечательное — большой джип с сильной тонировкой, через которую даже силуэт выловить не получится.

Почувствовав хоть какое-то подобие поддержки, я воспрянула духом. Паника исчезла, оставив горькое послевкусие, и я просто молилась, чтобы все это наконец-то закончилось.

Я со многим могу справиться. Опыт показал — реально могу. Через упорство и внутренний стержень, которые были бесполезны против толпы. Кончики пальцев дрожали, тревога клеймила всё тело, сердце отчаянно билось, как крылья птицы в золотой клетке.

Это невозможно забыть. Всеобщее внимание — не то, к чему я привыкла. И Раевский поставил на нужную карту, сорвав джекпот. Он определенно рассчитал, что длинный язык резко укоротится, стоит найти слабое место, выбить из колеи.

Тряхнув головой, избавилась от сомнений. Сжала руки, с силой вгоняя ногти под кожу, и нырнула в темноту, к собственному удивлению обнаружив пустой салон. Только я и водитель.

Значит, он даже явиться не соизволил. Спасибо за демонстрацию.

Ну да, кто я такая, чтобы всемогущий и всевластный свою пятую точку с места поднял и по мою душу выехал. Глупая пешка. Легкая нажива, жизнь которой не стоит и выеденного яйца.

Я не решилась спросить, куда мы едем. Смотрела в окно, сцеживала яд персонально для Раевского и молча проглатывала обиды. Хочет развлечься?

Отлично, я тоже в долгу не останусь.

— Простите, а мы скоро приедем? — нарушила тишину после часа бесконечных гонок.

Подбрасывало знатно. Может, это манера вождения такая, но в то же время возникало чувство, словно мы сбегали и впустую круги наматывали.

— Еще минут сорок, — подтвердил опасения, — у нас на хвосте папарацци.

Класс. Будет что внукам рассказать.

Хоть я и иронизировала, настроение было ни к черту. Как скоро забудется эта история? До того, как я выцарапаю Раевскому глаза, или же после?

Мы подъехали к трехэтажному особняку, в котором смело можно жить большой семьей и при этом умудряться никогда друг друга не встречать. Я поймала кивок водителя и вышла из машины, не собираясь медлить.

Мазнула взглядом по солидному бассейну, стальным воротам, оцепляющим территорию, и подошла к двери. Собралась постучать, но не успела.

Навстречу выпорхнула удивительной красоты девчушка лет четырнадцати и заразительно улыбнулась.

— Привет, ты к кому?

Ее миндалевидные глаза излучали тепло и доброту. Всколыхнувшись, резкий ветер отбросил назад черные волосы, испортив прическу. Незнакомка тут же стала проходиться пальцами по волосам, и я смогла получше ее рассмотреть.

Маленький носик с горбинкой, которая ничуть ее не портила, тонкие губы и яркий румянец. Из одежды домашние шорты и посеревшая туника. Видно, здесь живет.

Я хмыкнула. Последние извилины подсказали, что в каждой семье не без урода. Раевский явно гены подпортил.

— Лена, кто там? — заскрипели половицы. — Я же сказал, что сам открою.

Увидев меня, Тимур тут же растерял спокойные нотки и раздраженным тоном обратился ко мне.

— Заходи.

Ледяным взглядом словно говорил, что я сама сюда напросилась.

Если бы он только оставил мне выбор.

Не желая грубить, я проигнорировала мужчину и с запоздалой улыбкой поздоровалась с девочкой.

— Я Мира. Рада познакомиться.

— Давай без выкидонов, — Тимур нетерпеливо подтолкнул меня вперед, воспринимая вежливость как нечто отвратительное.

Бедняжка. Нелегко же с этим тираном жить.

Будь у меня выбор, я бы лучше пообщалась с Леной, которая сразу к себе располагала, а не ловила косые взгляды Раевского, прожигающие прямо до костей. К тому же эта девочка, судя по всему, единственная, кто не видел фотографии и не воспринимал меня в штыки.

— Давай, топай. Тут нет ничего любопытного, — сухо бросил Лене.

— Как это нет? — вздернула бровь, полностью копируя мимику брата. — К тебе впервые пришла девушка, а ты хочешь, чтобы я просто растворилась?

Ох, а вот это уже интересно. Так Раевский не превращает дом в притон разврата?

— Не суй свой нос куда не следует. Не упрямься, засранка.

Даже ласковые прозвища у него…совсем не ласковые.

Тяжело вздохнув и демонстративно топнув ножкой, Лена вышла, оставив нас наедине. Наверняка недалеко ушла, потому что Раевский протащил меня через три комнаты и только потом отпустил.

Правильно. То, что я ему скажу, Лене еще рано слышать.

— Я тебя придушу, — резко вырвалось.

— Попробуй.

— Я тебе сейчас врежу.

— Вперед.

— Ненавижу!

— Пожалуйста.

Чем сильнее я злилась, тем шире становилась его усмешка. Спрятав руки в карманах спортивных брюк, Тимур пожал плечами и непринужденно расселся на диване. Похлопал рядом, предлагая присоединиться, на что я только зло фыркнула.

— Ты чудовище.

— Это ты чудовище, причем ко всем недостаткам еще и глупое, — сжал челюсти, процедив, — была бы посговорчивее, до этого бы не дошло.

Век бы на него смотрела — сквозь оптический прицел.

Наглая, безмерно довольная морда, добившаяся своего.

— Итак. Я здесь. Что дальше? — непринужденный тон дался мне с трудом. — Когда этот треш закончится и на меня перестанут смотреть как на кусок мяса?

— Пока ты рядом со мной — никогда.

— Отлично! — язвительно улыбнулась. — Тогда ты прямо сейчас поедешь в центр и признаешься, что я тебе никто.

— Нет, дорогуша, — изловчился, поймав меня за рукав, и притянул к себе. Его бедра коснулись ног, мы практически врезались друг в друга. Соблазнительный голос прошелестел рядом с шеей. — Это не входит в мои планы. А ты, даже если попытаешься, ничего не добьешься. Кто тебе поверит, если я буду твердить обратное? — убрал непослушную прядь, открыв лицо, и заставил встретить его жгучий взгляд. — Буду на каждом углу кричать, что ты моя. Так долго, что однажды ты сама в это поверишь. Даю руку на отсечение.

Поборов дрожь и приложив все немыслимые усилия, я положила ладонь на его грудь и едко хмыкнула.

— Тогда готовь руку.

— Смелость свою откуда берешь?

Мне бы знать. Это, видимо, от отчаяния.

— Чего бояться, если я уже зашла в клетку к тигру?

— Значит, я тигр? — самодовольно прищурился, приняв мою напускную наглость за согласие.

— Если и тигр, то домашний, — я хохотнула. Сравнение лестным вовсе не было. — Этакая зверушка, которая по команде с рук есть будет и скорее помрет, чем когти в ход пустит.

Тяжелый вздох. Вены на шее вздулись.

— Надо что-то делать с твоим поганым ртом. Как соглашение о конфиденциальности подпишешь, ты сама домашним тигренком станешь.

Тимур поднялся, подошел к рабочему столу и не глядя кинул несколько листов. Я даже не стала смотреть, что он мне подсовывает.

Резко порвала на части и, закинув ногу на ногу, приняла безучастную позу. Кусочки бумаги разлетелись по полу, портя порядок, поддерживаемый не одной горничной.

Пока с матерью жила, я такому непоколебимому спокойствию научилась, что любой бы позавидовал. Да и не сделает он мне ничего. У Раевского кишка тонка, в собственном доме да рядом с сестрой будет для вида рычать, но к действиям не перейдет.

— Отлично. Ты предсказуема, — любезный комментарий. Вновь швырнул листы, на этот раз не спуская с меня глаз. — Эти тоже порвешь? Так я новые сделаю.

— Не разоришься?

— Подписывай, — скомандовал.

От такого тона по инерции хочется вскочить и сделать всё, как он скажет. Хорошо, что я слишком упертая, чтобы слушаться.

Для справки подняла бумаги и бегло пробежала глазами, подчеркивая километры текста и сотни примечаний.

Не, ну он меня реально за дуру держит?

Не для красивого словца я на юриста учусь.

— Не буду.

— Я заставлю.

— Попробуй.

Я бы поаплодировала. С таким равнодушием в суде приговоры выносят.

— Мирослава, — уже на автопилоте, — это для твоего же блага. Если не подпишешь, у меня не будет резона защищать тебя.

Ауч. Какая жалость, я на благие намерения рассчитывала.

— Вот уж герой. Сам натравил, а теперь еще и защитой шантажируешь?

— Просто забудь, ладно? — недовольный хрип. — Тут не только ты пострадавшая. Если бы знал, с кем связываюсь, то…

— То что? — перебила. Мне и правда любопытно.

— Ничего. Ставь подпись и тогда поговорим.

— Хорошо.

— Хорошо? — мистер внимательность не дремлет.

Кивнув, я поднялась, взяла ручку со стола и быстро расписалась на всех документах. Заняло не больше минуты, но как же я смаковала этот момент, ведь он улыбался.

Думал, что поймал меня на мушку.

Даже мой год с хвостиком на юрфаке не дал обмануться. Такие дела решаются в присутствии адвокатов, которые смогут подробно изучить документы и внести свои поправки.

Раевский пошел против правил. Пусть теперь пеняет на себя.

Воспользовавшись тем, что мы практически незнакомы, я поставила чужую подпись. Абсолютно рандомную. Любой эксперт, если припрет, докажет, что я даже воздухом не дышала рядом с этими документами.

— Теперь ты доволен?

Тимур тщательно проверил все записи и лишь потом кивнул. Вместе с согласием пришло облегчение.

Он ничего не заметил. Один — ноль в мою пользу.

— Раз ты пошла на уступки, я не буду скрывать. Только что ты обязалась молчать обо всем, что касается меня.

— Что, даже о моей внеземной любви к тебе нельзя сказать?

Он усмехнулся.

— На это я даю свое…личное разрешение.

Лопнуть бы ему от важности.

— Теперь меня прекратят преследовать? — ради интереса спросила.

Я не настолько глупа, чтобы верить миллиардерам.

— Не совсем, — он замялся, — но я позабочусь о том, чтобы тебя это не беспокоило.

Красивые и, увы, пустые слова.

Раевский подпер спиной стену и продолжил.

— Тебя везде будет сопровождать мой человек.

Двое против толпы — плохой расклад.

— Что еще? — деликатно поинтересовалась, подперев ладонью щеку.

— Будет идеально, если с работы уйдешь и в универе мелькать не будешь.

— Иными словами, ты предлагаешь мне положить болт на всю мою жизнь и с радостью прислуживать тебе? — не сдержалась.

— Нет. Это просто рекомендация, — а звучит как приказ, — в деньгах ты нуждаться не будешь, зачем тебе в магазине работать?

— Потому что я этого хочу.

Перехоти.

Я всем нутром почувствовала, как он хотел это выплюнуть, но вовремя прикусил язык.

— Ладно. Делай что хочешь.

— Спасибо за разрешение, в котором я не нуждаюсь.

Если Тимура и бесил мой сарказм, то он тщательно это скрывал.

— Через неделю будет благотворительный вечер. Будь готова пойти туда в качестве моей невесты.

— А где же колечко?

От стресса у меня вообще поехала крыша, и я не собиралась страдать в одиночестве.

— Будет. Мы еще не раз встретимся за эту неделю, — уверенно процедил.

Твоими мечтами, Раевский.

— Это всё?

— Пока да.

Разумеется, мне хотелось копнуть глубже, чтобы узнать, зачем ему весь этот спектакль, но я сознательно себя тормозила. Будет легче, если я продолжу воспринимать его как незнакомца. Потенциального врага.

Дам слабину — привяжусь. За одним вопросом последуют другие, и цепочка подробностей слишком разрастется.

Это лишнее. Раз нет выбора, возьму всё по максимуму, а потом забуду. Нет теплых воспоминаний — нет и шрамов.

Когда я подошла к двери, чтобы выйти, Раевский снова меня окликнул.

— Кстати, забыл сказать очевидное. Тебе запрещены личные встречи с противоположным полом.

На кого-то намекает?

— Ладно. Тогда ты тоже не встречайся с девушками.

— Боишься, что уведут?

— Конечно.

Посмотрим, сколько продержится.

Телефон разрывался от звонков. Обо мне вспомнили все, кто только мог. Начальница, несколько друзей и, разумеется, мама. Я горько пожалела, приняв вызов.

— Мира, скажи, пожалуйста, почему о твоем женихе я узнаю от посторонних? — строгий голос матери с трудом скрывал веселье.

Кажется, она опять подшофе.

— Не верь тому, что говорят другие. Это неправда.

— Молодчина, — слова мимо ушей летят, — я столько времени маялась, не зная, к кому тебя пристроить, а ты вдруг сама справилась. Горжусь тобой, дочка.

— Ты вообще слышишь, что я говорю? — неосознанно повысила голос и тут же словила неодобрительные взгляды прохожих.

Благо, меня пока не узнавали. Толстовка с капюшоном удачно прикрывала лицо, и только мужик с говорящим именем Серега мог встать причиной особого внимания.

Раевский сдержал слово и на следующий день прислал к моему порогу своего бугая. Я даже не преувеличиваю — ходячий шкаф с мощной бородой и лысой макушкой таскался за мной повсюду. В маленькой квартирке ему не нашлось места, поэтому он дежурил снизу, чтобы вовремя меня подхватить и отвезти куда скажу.

Сейчас мы шли в ресторан к Никите. Я безумно нуждалась в его задорной улыбке и глупых шутках, от которых на лице сразу вырисовывалась стыдливая гримаса. К тому же брат пообещал сделать мне сюрприз, а это было полным выстрелом на поражение.

Я выслушала тихую ругань охранника, сетовавшего на то, что Тимур Александрович это не одобрит, и без задней мысли проигнорировала все его сообщения.

Не буду сидеть в клетке. Безусловное подчинение может ждать от других. Я еще пожить хочу.

Услышав очередной рев в трубке, я взмолилась.

— Мам, прошу, хватит меня нахваливать. Я не собираюсь замуж за Раевского, не знаю и не хочу его знать. Считай все эти новости ошибкой.

— Дочка, ты сдурела? — точно за сердце схватилась. — Такой мужчина лишь раз в жизни появляется. Не упусти этот шанс.

— Там и упускать нечего. Всё, мне пора.

Нервно убрала сотовый и оглянулась. Сергей шел следом, но держал дистанцию, что хоть немного успокаивало. Не мог Тимур прислать кого-то…помилее, что ли?

Ресторан располагался в тихом местечке, где был приглушенный свет, никто не дышал в затылок, а столики были визуально разделены за счет зеркальных панелей. Никита даже сострил, заявив, что его жизнь теперь тоже в опасности.

— Сергей, вы помните, о чем я вас просила? — остановилась в нескольких шагах от ресторана, чтобы убедиться, что Раевский не дал ему особых поручений.

Неодобрение промелькнуло в раскосых глазах. Помедлив, мужчина кивнул.

— Я не буду вам мешать. Сяду неподалеку.

Отлично. Не хватало еще, чтобы нашу семейную идиллию разрушал посторонний человек.

Я скинула капюшон, поправила волосы и у входа сразу заметила брата. Он помахал мне и довел до столика. Сергей же, как обещал, сел прямо у входа. Таким образом он мог не спускать с меня глаз и при этом не вмешиваться.

— Колись. Что за сюрприз ты мне приготовил?

— Не гони лошадей. Хоть меню посмотри, — бросил взгляд на часы и буркнул себе под нос, — где его носит?

— Что? Ты кого-то ждешь? — закатив глаза, я усмехнулась. — Только не говори, что сюрприз — знакомство с твоей очередной пассией.

— Вообще-то всё наоборот, — загадочная улыбка меня откровенно насторожила.

— В смысле?

— Помнишь Димона, что со мной на потоке был? Ну, он еще к тебе подкатывал.

— Помню, — я насупилась. Сложно забыть ту историю. Дима почти влюбил меня в себя, а потом без слов уехал за границу учиться. Правильно говорят: первые чувства ни к чему хорошему не приводят. — И что?

— Он в Москву только вчера вернулся и первым делом мне написал. Хотел с тобой встретиться и извиниться.

Окей. Теперь сюрпризы я больше не люблю.

— К чему это? — я сделала вид, что мне все равно, и уткнулась в меню, пытаясь унять бешеное сердцебиение. — Почему ты согласился, не спросив меня? Сам знаешь, в какой я сейчас ситуации.

— Эй, почему ты злишься? Только вчера говорила, что с Раевским у тебя ничего серьезного.

— Так и есть, но я не хочу еще сильнее усложнять себе жизнь.

В попытке сбежать от прошлого я резко вскочила и потянулась к сумке, намереваясь ретироваться, пока обещанный «сюрприз» не свалился на мою голову, но вдруг сзади послышалось сдавленное.

— Привет, Мира. Я скучал.

Тимур

Маленькая пигалица игралась с моими нервами как с чертовой гитарой, дергая за струны и не отдавая себе отчета в том, как сильно мне хочется ее встряхнуть и заткнуть, причем любой ценой.

Она была настолько громкой, что одного посещения казалось достаточно для того, чтобы дом стал пустым. Тишина ласкала уши и в то же время раззадоривала любопытство. Каково жить с ней под одной крышей?

Чертовски глупую мысль пришлось отбросить. Я выключил монитор и ответил на звонок.

— В чем дело?

— Вы просили предупредить, если с Мирославой возникнут проблемы, — тихий голос Серого взбодрил похлеще будильника.

Я, конечно, знал, что она не подчинится, но чтобы так скоро…

— Что она натворила? Пресса рядом?

— Нет, здесь тихо.

— Здесь это где?

— В ресторане. Ваша…эм, невеста ужинает с двумя мужчинами.

Он робко в этом признается, оно и понятно. Серому неизвестно, что Мира мне безразлична, поэтому он осторожничает.

— Хм, а она времени зря не теряет, — процедил и не заметил, как карандаш превратился в щепки.

— Так что мне делать? Вывести ее?

— Не нужно. Продолжай наблюдать.

Я сам разберусь.

5

Нам принесли еду и напитки. Всё выглядело аппетитно, но я чувствовала себя настолько некомфортно, что могла лишь вяло ковыряться вилкой. Судя по поведению Димы, он не знал о моей мнимой помолвке с Раевским, и слава богу. Я бы от стыда сгорела, если бы услышала нечто вроде: «На бабки повелась».

Он вряд ли бы такое сказал, но явно бы подумал. Осудил, не зная подробностей, как и все остальные люди.

Украдкой я наградила братца злобным взглядом, тот резко отвел глаза. Хорошо, что ему стыдно. Больше не будет мне палки в колеса вставлять.

Поскольку я молчала, говорил только Дима, но все его слова я пропускала мимо ушей. Намеренно или случайно — не так важно. Я просто хотела, чтобы это закончилось, и не питала желания снова с ним сближаться.

— Извините, я на минутку.

Медленно поднялась, контролируя каждую частичку своего тела, и скрылась в уборной. Осточертели рассказы о прекрасной Флориде, насквозь пропитанные сожалением. Зачем вернулся, если его так хорошо там приняли?

Брызнула в лицо ледяной водой, похлопала по щекам и встряхнула волосы, собираясь с силами. Сейчас же вернусь, что-нибудь совру и, воспользовавшись предлогом, уйду. Пусть Никите будет неудобно, а не мне, я не напрашивалась в их дико теплую компанию.

Я злилась. Чувствовала себя преданной. Видимо, мне лишь казалось, что брат хорошо меня понимает. Я бы никогда не вернулась к тому, кто однажды уже покинул меня. Это подобно кораблю без якоря. Неважно, как долго волны будут подталкивать вперед, ведь пристать к берегу всё равно не получится.

Сотовый снова взорвался от сообщений и звонков. Я прислонилась к стене и взяла трубку.

— Тимур, давай потом, — вздохнула, — мне не до твоих нравоучений.

— Если ты сейчас же не выйдешь ко мне на улицу, я зайду внутрь. И то, что я сделаю, тебе точно не понравится, — прорычал.

Ледяной тон на кончиках пальцев осел, холодком покрыл. Я еще никогда по-настоящему не сталкивалась с его яростью, и, будь я сейчас спокойной, наверняка бы затряслась, но мне и без него было фигово. Еще одну удавку на шее я просто не потяну, поэтому мне в голову пришло гениальное решение — сделать вид, словно я глухая и тупая.

Отключилась, постояла несколько минут у зеркала, убеждая себя в том, что он не осмелится зайти сюда. В ресторан может ворваться, но в женскую уборную — точно нет. Больше он не звонил, а я не решалась выйти.

— Приди в себя, тряпка! — шикнула под нос, передергивая плечами. — Он не осмелится ничего сделать.

Ах.

Демонстративное шарканье за спиной привело меня в чувство.

— Ты уверена? — процедил Раевский, сжав челюсти.

— У тебя нет права на меня орать, — повысила голос, запоздало поняв, что из нас двоих на крик решилась только я.

Огонек ярости в его глазах всё сильнее разгорался. Серые омуты потемнели и сузились, грозя расправой. Под ложечкой засосало.

Мне стоило сразу его послушаться, а не ждать, когда он сам придет. Брат наверняка его узнал. А что Дима?

— Говоришь, у меня нет права злиться? — схватил за запястье и переплел наши пальцы, притягивая ближе. В нос ударил запах ментола.

Я не сопротивлялась, потому что Тимур гораздо сильнее. Заметила его одежду: рубашка и черные брюки. Неужели он сюда с работы сорвался?

Мысленно одернула. Конечно же он приехал. На кону его репутация. Нельзя ничего выдумывать. У него нет других причин приезжать.

Я задохнулась от злости, зная, что в мои планы не входила посиделка с чужим мужчиной, но было поздно. Тимур вывел меня в коридор и, крепко держа за руку, двинулся к выходу. Круглый зал можно было пересечь разными путями, но он выбрал именно тот, что ближе всего к моему столику.

Никита сразу нас заметил и так пристально посмотрел, что Диме тоже пришлось обернуться. Никогда не забуду этот взгляд — столько разочарования, словно вчера я обещала ему идти под венец, а сегодня шла с другим.

Незаметно мотнула головой, показывая брату, что всё в порядке, но Раевский понял это по-своему. Он водрузил руку на мое плечо, придавив своей тяжестью, и умышленно склонил к себе. Я почувствовала, как его пальцы зло сжали несчастную толстовку, а дыхание опалило скулы.

Я смутилась. Тимур словно специально заявил свои права на меня. Трогал, как свою собственность. Распоряжался, как хотел.

За нами следом встал Сергей и открыл дверь. Даже когда мы вышли, Раевский не отпустил меня.

И я сделала то, что считала единственно правильным — ударила его.

Звук смачной пощечины разрезал тишину. На эмоциях я не сразу поняла, что натворила. Почувствовала тупую боль в ладони и с содроганьем заметила, как на чисто выбритой щеке нарисовался след от моей руки.

Проклятье. Вот теперь я точно в заднице.

Краем глаза поймала чье-то движение. Никита вышел на улицу и издалека посмотрел в нашу сторону. Бьюсь об заклад, он понятия не имеет, что происходит. Собственно, как и я.

Уши закладывало, от страха ком к горлу лез. В этот раз я и правда перешла черту, ведь Тимур мог сделать что и похуже. Но он сдержался, и лишь одним богам известно, когда терпение лопнет, подобно нитке.

— Серый, ты свободен, — голос резал сталью.

— Но…

— Нет. Езжай. Отдохни пару дней, я сам за ней присмотрю.

За кем?

Мужчины разговаривали так, словно меня здесь не было. Будучи на взводе, я поздновато догнала, что именно приказал сделать Раевский. Он сказал отдохнуть. Уехать.

Что-то внутри меня вспыхнуло. Я улыбнулась, почувствовав, как облегчение мягким куполом накрыло мои плечи.

Значит, Тимур понял, что нет смысла за мной следить? Всё будет по-прежнему?

Потом я еще не раз вспомню этот момент, обзову себя идиоткой и стыдливо спрячу глаза, потому что меня настолько захватила эйфория, что я так и замерла с глупой улыбкой, провожая Сергея взглядом.

«Одним надзирателем меньше» — мечтала я, пока Раевский не щелкнул пальцами прямо у моего подбородка.

— Живо дуй в машину, чудовище, — гневно сверкнул глазами.

Говорил спокойно и практически равнодушно, но нутром я чуяла, насколько его взбесил мой поступок.

— Постой, — дернула за рукав и растерянно пробормотала, — твоё лицо…

Я запнулась. Хотела извиниться, но слова так и не слетели с губ.

Раевский помолчал и усмехнулся.

— Да. Спасибо за раскрас.

— Мне не стоило…

— Поговорим в машине, — хрипло оборвав, двинулся к дороге.

Я же осталась на месте, не понимая, как себя вести. Возникла толика беспокойства — зачем он отпустил Сергея?

Коленки задрожали. Я отдавала себя отчет в том, что пощечину Раевский мне просто так не спустит. И от этого еще меньше хотелось садиться к нему тачку.

Постойте-ка.

Сумка осталась в ресторане. У меня нет с собой денег. До дома далеко, а возвращаться к братцу, возомнившему себя свахой, вообще не к месту. Не знаю, как в глаза смотреть.

Сколько я оправдывалась, столько же и выслушивала — никакая адекватная девушка не стала бы поднимать тему фиктивной помолвки, особенно если учесть, что она по уши погрязла в сплетнях о романе с миллиардером.

Но я неадекватная. И, судя по всему, еще и безмозглая.

Сев в машину и пристегнувшись, я уставилась в окно, чувствуя себя невероятно измотанной. Веки слипались, скрип шин убаюкивал, а по телу разносилось тепло. Мне казалось, что я уснула лишь на несколько минут, но, подрав глаза, я с оторопью увидела время. Прошел час, если не больше.

— Куда мы едем? — я не узнавала эти места.

Да и чего там, вокруг одни пустыри. Изредка мелькали затхлые домики. Я вообще засомневалась, что мы все еще в Москве.

— Нам на хвост журналюги сели.

Я обернулась, посмотрела на заднее окно и никого не увидела. Ни единой души.

— Что происх…

Слова потонули в грохоте.

Нас резко тряхнуло, после чего машина стала вилять и тормозить. Каким-то чудом мы миновали деревья и по инерции проехали еще несколько метров.

В отличие от меня Раевский был до жути спокоен. Он вытянул ручник, вышел на дорогу и проверил капот. Из него сразу дым повалил.

Сквозь приоткрытую дверь раздались смачные ругательства.

— Вылезай. Наша остановочка.

Проверила телефон, чтобы вызвать помощь, и чуть не взвыла от досады. Какого черта он разрядился? Только утром сто процентов было.

Спрыгнув с внедорожника и громко ойкнув, я взбеленилась.

— Так и знала, что не стоило с тобой ехать.

— О, так мы теперь разговариваем? — намекнул на мой игнор в машине и хлопнул дверью. — Вызови эвакуатор и такси.

Ах, так теперь вся бригада его охраны бесполезна?

Я усмехнулась.

— С радостью, но мой мобильник разряжен.

— А у меня сеть не ловит.

— С каких это пор в Москве сети нет?

Он точно мне голову морочит.

— На. Сама посмотри.

Раевский телефон протянул. Я своим глазам не поверила — реально ни одного деления. Что за черт?

Засеменив возле машины, я невесело хмыкнула. Пока мы ехали, небо потемнело и вот-вот грозило нас затопить. Поднялся жуткий ветер, всколыхнулась листва, по щекам прошлись первые капли дождя.

Зашибись. Без интернета, в лесу, да еще и наедине с этим…миллиардером!

Правду говорят: деньги не всегда выручают. Столько понтов, а толку мало.

— У меня дом неподалеку отсюда. Там пересидим.

Метнула искры в Раевского и с удивлением отметила, что ему словно по барабану. Поза вальяжная, лицо расслабленное, голос спокойный.

Он будто каждый день в такие передряги влипает.

— Признайся, ты всё это спланировал?

— В каком смысле? — вздернул брови, глядя на меня как на дурочку. — По-твоему, я специально сломал свою любимую тачку, увез тебя в лес, чтобы до ночи наслаждаться твоим дерьмовым характером, а потом еще и сеть в регионе вырубил?

Пожала плечами. Кто их, этих мажоров, знает.

— Сейчас ливанет, — накинул мне капюшон на голову, — давай поспешим.

— Подожди. У тебя реально здесь дом? — всё подозрительнее и подозрительнее. — В этой глуши?

— Хочешь сказать, ты не навела на меня справки? — приподнял уголок губ, находя это забавным.

— Больно надо.

— Тогда рассказываю: я занимаюсь недвижимостью. Тридцать процентов домов, квартир и коттеджей принадлежат мне. К тому же я люблю тишину.

Снова громыхнуло. Проклятое везение всегда подводит.

Еще с нашей первой встречи от меня отвернулось.

Прикусив язык, я поддакнула и смиренно сказала.

— Веди.

Ухмылка, отпечатавшаяся на изогнутых губах, не предвещала ничего хорошего, но я не волновалась.

Мы оба по уши в дерьме. Может, это просто защитная реакция.

— Я разожгу камин, а ты пока приготовь что-нибудь, — командует с порога своего загородного домика.

Хотя домиком это совсем не назовешь. Может, в понимании Раевского тут и одному места мало, но при входе я невольно спотыкаюсь, не в силах поверить своим глазам.

За высокими деревьями и сорняками скрывалось настоящее сокровище. Тут бы прибраться да запах пыли выветрить, и можно смело всем поколением заселяться. Меня аж коробит от того, с какой небрежностью Тимур говорит о доме как о месте, годном лишь для пережидания грозы.

Люди всю жизнь копят, в кредиты ввязываются, а он просто покупает, потому что может. Одним домом меньше, одним больше — велика ли разница?

— Почему дверь была открыта? — спрашиваю, не заметив ключей.

— Здесь кодовый замок, — усмехается, сдергивая пыльные шторы.

В который раз поражаюсь, что этому великану нужен не дом, а целый замок. Это вообще законно — постоянно свысока смотреть?

— Сомневаюсь, что здесь есть еда, — намеренно увиливаю.

Кухарка из меня так себе. Не было времени готовить, да вряд ли я сравнюсь с профессиональными поварами, которые каждый день стол Раевского едой заваливают.

— Да и зачем нам задерживаться? — вслух рассуждаю. — Через час дождь закончится.

— Святая наивность, — театрально вздыхает. — Мы тут до утра как минимум, так что лучше сделай покушать, чтобы я тебя со злости не сожрал.

Упрямо отказываюсь и сажусь в зале, уповая на то, что тепло скоро разнесется по дому. Поджимаю коленки, согреваю руки дыханием и с тоской утыкаюсь в одну точку.

«Я тут точно не задержусь».

Хорошо бы мобильник зарядить, но я провод не взяла. Если бы знала, что так влипну, я бы громадный чемодан из дома с собой вынесла.

Кажется, у Тимура дела плохи. Промокшие от влаги дрова всё никак не поджигаются, а время-то тикает. Скоро зуб на зуб не попадёт.

Я прохожусь по залу и, миновав столовую, иду прямиком в спальню. Как и ожидалось, все шкафы пустые. Сдергиваю с кровати одеяло, обматываюсь им с головы до ног и шлепаю к холодильнику. Внутри несколько бутылок с водой, какие-то специи и соусы. Прям мой рацион.

Начинаю шастать по шкафам и, о чудо, нахожу прекрасный способ согреться. Барный отсек до отказа заполнен. Здесь и крепкий алкоголь, и моё любимое полусладкое. С этим запасом присутствие Раевского я с легкостью перенесу.

— У тебя есть штопор?

Волшебное слово. Словно из-под земли сразу внушительный силуэт вырастает.

— Есть, но для тебя его не будет, — отбирает понравившуюся бутылку, не обращая внимания на мой громкий протест. — Маловата еще для такого.

— Серьезно? — я хмыкаю, с трудом вспоминая, каким взглядом можно любого человека растрогать. Прикусив нижнюю губу, невинно хлопаю ресницами и словно невзначай интересуюсь. — Для свадьбы я уже подхожу, а для вина еще мала?

— Именно, — бесстрастно отвечает.

Сначала мне кажется, что умоляющие глазки не работают, но потом Раевский прищуривается, алчно шаря глазами по телу, скрытому одеялом, и хрипло бросает.

— У твоей смелости тоже должен быть предел, — в глазах бешеный огонь томится, — я же не железный.

Я сглатываю и как-то на периферии чувствую, как мускулистые руки на талию опускаются. Из губ непрошеный смешок рвется.

В таком виде даже я бы на себя не взглянула, но непохоже, что Раевский шутит. Серые глаза еще ярче вспыхивают, а ухмылка то и дело напыщенное лицо перекосит.

О да, даже у меня есть тормоза.

Решаю свести всё к шутке. Прикинусь дурочкой.

— Не надо демонстрировать, какой ты каменный, — будь чуть глупее, чем ты есть. — Давай вместе выпьем? Нам бы не помешал разговор по душам.

Боже, что ты несешь, Мира?

Да с бездомным котом и то разумнее разговаривать, чем с ним.

— Если я выпью, тебя это хилое одеялко не спасет.

— Но мы ведь не будем напиваться, — судорожно выдыхаю, включая генератор идей. — Нормальной еды всё равно нет, а так хоть согреемся.

— Хорошо, но только при одном условии.

— Каком? — уже чую, что мне не понравится.

— Будем по очереди задавать вопросы. Если не хочешь или не можешь ответить — пьешь бокал залпом.

Звучит нормально. Мне особо нечего скрывать.

Я киваю. Игра началась.

Рассевшись возле камина, мы решаем, кто будет первый.

«Мы» — громко сказано. Я даже пикнуть не успеваю, как вдруг Тимур с ухмылкой роняет.

— Ты первая. Спрашивай.

Наливает вино и вручает мне один бокал.

— Зачем тебе подставная невеста? — меня давно гложет любопытство.

Мужчина сразу же выпивает всё вино и с наигранной грустью прокручивает стеклянную ножку бокала.

— Предсказуемо.

— А ты бы на моем месте не поинтересовался? — вздергиваю бровь.

Всю мою жизнь под откос пустил и даже не потрудился объяснить, на кой хрен.

— Вряд ли. Зачем причины, когда важен результат?

Ну да. Я же еще поблагодарить должна, что меня выбрал. Сомнительное удовольствие.

Озвучивает свой вопрос.

— Кто были те парни в ресторане?

Игра в допрос превращается.

— Черноволосый — мой двоюродный брат, а второй, — я замялась, не зная, как описать Диму, — его хороший друг.

— А тебе он кто?

Нагло перебиваю.

— Это уже второй вопрос. Теперь моя очередь, — откидываюсь на спинку дивана, утратив весь интерес. Видно, пока он не захмелеет, я всё равно ничего не узнаю, поэтому повторяю вопрос. — Зачем тебе я?

— Напоить хочешь? — с кривой ухмылкой осушает второй бокал.

Раевский прекрасно понимает, чего я хочу, но почему-то не сопротивляется. Странно.

Я с тоской смотрю на своё нетронутое вино — такими темпами я даже пригубить не успею.

— Ты любишь того парня?

Он про Диму. От прямоты я невольно краснею и утыкаюсь взглядом в пол. Люблю ли?

Год назад я бы без сомнений дала ответ, но сейчас мне хотелось только одного — забыть прошлое, которое внезапно ко мне нагрянуло.

Раевский даже не стал спрашивать имя, как познакомились и другие подробности. Его интересовало лишь одно — есть ли у него соперник.

— Ну так что? — вырывает из прострации.

Я моргаю, передергиваю плечами и залпом выпиваю вино. На вкус оно сладкое, с горьким послевкусием и небольшой кислинкой. Вряд ли я такое раньше пробовала. Сразу в голову ударяет.

— Значит, любишь?

Я морщусь. Вот что за выводы? Я просто хочу немного выпить и залатать старые раны. Говорить о них вслух слишком рано. Да и разве Тимуру не всё равно?

Вот это и спрашиваю.

— Зачем тебе знать об этом?

— Потому что своим я не делюсь.

6

Я хихикаю, пытаясь себя сдержать. Глядя на серьезную мину Раевского, можно подумать, что у нас с ним «по серьёзке».

— Забавная шутка.

— А кто сказал, что я шучу? — впивается горящими глазами.

Нормальная девушка бы вздрогнула, не устояла и прогнулась под давящей атмосферой, но мне было всё равно. Языки пламени и спиртное полностью меня расслабили. Один бокал — и я вообще без тормозов.

Вытянув ноги вперед, я усмехаюсь.

— Говоришь обо мне как о каком-то питомце, — звучит грязно, но мне хочется еще подлить масла в огонь, — тебе бы собачку, а не девушку заводить. И кличку дашь, и в дрессировке натаскаешься.

— Я уже дал тебе кличку, — наполняет бокал вином. — Чудовище.

— Спасибо за комплимент, — откровенно язвлю, — сам виноват, что на чудовище напоролся. Шел бы дальше в поисках красавицы, и не было бы таких проблем.

— Это скучно. Размалеванных девиц полно, а вот тебе подобных с огнем не сыщешь.

— Да ты прям романтик, — прыскаю от смеха и наигранно возмущаюсь, — а еще обманщик. В игре надо нормально отвечать, а не какие-то глупости вбрасывать.

Как же жарко. В бане и то прохладнее.

Сбрасываю одеяло и складываю его несколько раз, чтобы сесть поудобнее. Подпираю спину и камином любуюсь. Раевский рядом пристраивается.

Надеюсь, он дополнит свой ответ, но в итоге тону в молчании. Гад игнорирует, а наша затея с игрой приносит лишь новые вопросы, но никак не ответы.

Его грудь шумно вздымается. Он до сих пор в пиджаке.

— Тебе не жарко?

— Рядом с тобой всегда жарко.

Юморист.

Из-за чувства неопределенности подталкиваю к новому разговору.

— Расскажешь что-нибудь о себе?

— Люблю мясо средней прожарки, редко сплю и много зарабатываю.

— Эй, — стукаю в плечо, — я не это имела в виду. Расскажи что-то полезное.

— Например?

— Как ты стал миллиардером, какие качества ты уважаешь, какой ты человек на самом деле…

Мягко обрывает.

— Это ты и из интервью узнаешь, — назойливый взгляд прямо в душу, — ладно. Это семейный бизнес, перешел ко мне от отца. В людях уважаю силу и характер, не выношу сплетников и продажных женщин.

Я усмехаюсь.

— Именно поэтому ты решил меня купить? — ухмылка всё растет. — Ты мазохист?

— Прямо сейчас я хочу стать садистом, Мира.

— Ой, какой ты страшный, — копирую мимику, подражая его голосу. — С мужиками не водись, туда не ходи, здесь помолчи…да ты тиран, Раевский.

— Ты еще не видела тирана, — скидывает одеяло, отчего я рефлекторно валюсь на пол, — пошли спать.

— Эй! — потираю ушибленную макушку.

Его настроение меняется быстрее, чем девчонки моего брата. И это притом, что после тридцатой брошенки я перестала считать.

— Как проснемся, напомни тебя к спиртному больше не подпускать, — насильно ставит на ноги и тащит за собой.

— Я выпила лишь бокал, — справедливо возмущаюсь.

Попытки избавиться от загребущих ручонок на корню проваливаются. Проще каменную статую сдвинуть, чем его.

— Ты вкурсе, — продолжаю я, — что с девушками совсем не умеешь обращаться?

Тимур окидывает меня выразительным взглядом и с усмешкой кивает.

— Знаю. На тебе попрактикуюсь, вот и научусь.

Мы подходим к спальне почти вплотную, и тут до меня доходит.

Кровать только одна!

Вряд ли Раевский осмелится руки распустить, я не об этом переживаю. Просто чтобы вместе с ним уместиться, нужно целое ложе. Еще скинет меня на пол.

Резко торможу, упираясь.

— Ты один иди. Я в гостиной посплю.

— Боишься? — хитро прищуривается.

— Еще чего, — понимаю, что он специально хорохорится, но не могу просто сдаться. Спорю до победного. — Просто я не засну рядом с тобой.

Он приподнимает брови, ухмылка всё шире становится.

Я тараторю, тщетно пытаясь всё исправить.

— И не мечтай! — вздергиваю подбородок. — Просто я не привыкла с чужими мужиками спать.

— Ну, надо же когда-то начинать, — веселится вовсю.

Только буря намечалась, как он вдруг резко подобрел. Подозрительно.

Махаю на всё рукой и иду вперед. Не ожидая такой прыти, Раевский позволяет мне уйти и топчется следом.

Плюхнувшись на кровать, я полностью ее оккупирую и раскидываю ноги в стороны, чтобы он рядом не уселся.

Ехидно улыбаюсь.

— Спасибо, что проводил. Можешь идти.

— Ага, — бросает и исчезает за дверью.

Серьезно? Вот так просто послушался?

Рано я радовалась. Буквально через пару минут Тимур снова рядом нарисовался. Он ушел лишь для того, чтобы принести одеяло и убрать бокалы.

Не успеваю я рот открыть, чтобы возмутиться, как мужчина выключает свет и бросает на меня одеяло. Потеряв возможность видеть, я могу полагаться лишь на слух.

Чирк. Чирк.

Он что, раздевается?

— Это неприлично!

— Зато удобно, — хрипло роняет.

Вскоре кровать прогибается. Он ложится рядом и что-то бормочет себе под нос. Вроде как у бога сил просит, чтобы всё это выдержать.

Не знаю, что он имеет в виду. Под одеялом так тепло и приятно, что веки сами собой закрываются.

Разлепив свинцовые веки, я привстаю и фокусируюсь на свете. Уже утро. За окном солнце выглядывает, птицы поют.

Сколько же я проспала?

Мучительно сжимаю виски. Память с трудом отзывается. Вчера я вроде только бокал выпила, почему же голова чугунная? Всё как в дурмане.

Осматриваю спальню. Соседнее покрывало ледяное. Видимо, Тимур уже давно проснулся.

Я ожидала, что он будет храпеть, мешаться и дышать мне в затылок, но на самом деле я давно так хорошо не спала. Вино явно было отличное.

Сладко потянувшись, я вылезаю из нагретой кровати и на ватных ногах иду к двери. В голове мысль простреливает — не дай бог он уже смотался и бросил меня здесь.

Да нет же. Чепуха какая-то. Ему сейчас подкупать меня надо, а не добивать. Может, всё не так уж и плохо?

Попусту размечтавшись, я собираюсь с силами и преодолеваю путь до коридора. Ступаю тихо, пытаясь к звукам прислушиваться. После вчерашнего меня даже как-то немного отпускает. Внутри теплится что-то большое и приятное. Надеждой пахнет.

Оказывается, не такой уж он и страшный. И вроде даже говорить умеет, правда с его языка слетает совсем не то, что мне нужно услышать.

— Я повторять не буду, — злой голос щеки опаляет, — всё вышло из-под контроля.

Сердце резко подскакивает и тут же утихомиривается. Я медленно выдыхаю. Раевский не со мной говорит. Такое «доброе утро» слишком даже для него.

— Да, я сам их нанял, но какого черта они продолжают травлю? Идиоты совсем страх потеряли? — рычит в трубку.

Не хотелось бы под горячую руку попадаться. Наверное, что-то с бизнесом, вот он и бесится.

Решив, что разговор не для моих ушей, я осторожно разворачиваюсь, собираясь пойти в ванную и умыться, как вдруг хриплый голос набатом бьет прямо по голове.

— Кто же знал, что у папарацци тормозов нет? — гневная аура вокруг витает, буквально в горло впивается. — Они должны были только припугнуть Мирославу, а не строчить дешевые статейки и больными сенсациями ей жизнь портить.

Задерживаю дыхание, на миг сбившись с ритма. В голове что-то перещелкивает, лишая самообладания.

— Как они вообще узнали о том, где мы находимся? Я всё просчитал — оторвался от слежки и бросил машину в лесу.

Недолго молчит, слушая собеседника, в то время как я молюсь, чтобы мои догадки оказались лишь пустым вымыслом.

Он не мог…

— Через ее телефон не могли. Я специально, пока Мира спала, разрядил его, чтобы коту под хвост всё не пошло. Даже машину угробил, чтобы в дом ее затащить. И нет, это не должно было выйти в прессе.

На большее меня не хватит. Душат обида, разочарование и злость. Как он посмел?

Поиграл с моей наивностью, а теперь еще и орет?

Ублюдок.

Ни о чем не думая, я громко хлопаю в ладоши и с отчаянием вижу, как Раевский поворачивается ко мне лицом. Глаза в глаза, эмоция за эмоцией мелькает. Взгляд душу рвет и испепеляет всё то, что казалось мне совпадением.

— Отличный спектакль, — холодно бросаю я.

Трудно поверить, но меня это задевает. По-настоящему сердце жжет.

Как низко и жестоко.

— Мирослава.

Спасибо, что не чудовище.

— Я польщена, — из последних сил выдавливаю, — ради того, чтобы вскружить мне голову, ты и правда сломал машину, вырубил сотовый и подготовил дом.

— Это не то…

— Именно то, что я сказала, — грубо перебиваю, чувствуя, как от адреналина кровь толчками по венам бежит. Пульсирует, как и всё мое лицо. — Столько трудов и всё насмарку. Ты полный кретин, Раевский.

Прищурившись, он поднимает руки вверх, а потом бросает сотовый на диван.

— Да, я тебя обманул, но лишь потому, что мне хотелось…поладить с тобой.

Ага. Приручить. Говори уж своим языком.

— И как? Получилось? — облизнув губы, подаюсь вперед.

— Мира, — с выдохом, — я всё тебе объясню.

Пытается придвинуть к себе, но я останавливаю.

— Руки убрал.

Клянусь богами, если он не удержится, я снова в пощечинах попрактикуюсь. Я почти перестала волноваться, решила плыть по течению, посчитав идиотский трюк знаком судьбы, и тут вдруг это.

— Мы и правда могли бы поладить, — делаю паузу, — если бы ты не держал меня за дуру.

— Слушай…

— Нет. Теперь ты послушай, — вскидываю голову, вглядываясь в насквозь лживые глаза, — сейчас же вызови мне такси и вышвыривайся из моей жизни.

Даже найм папарацци — уже через край, но я еще могла как-то это понять, однако ложь постоянно текла рекой, и я боялась представить, что он придумает в следующий раз.

— Ты же знаешь, я не могу тебя отпустить, — твердо возражает.

— Да мне плевать. Это твои проблемы. Если к моему подъезду еще хоть раз заявятся репортеры и станут спрашивать о тебе, я им такое расскажу, что тебе и в кошмарах не снилось.

— Ладно, — хищной походкой круги наматывает, — я придержу прессу и сделаю так, чтобы тебя больше не преследовали, но от помолвки ты не посмеешь отказаться.

Ох, дорогой, еще как посмею, но лучше я пока придержу эту мысль. Тоже устрою тебе хорошее шоу.

— Согласна. А теперь вызови мне такси.

— Я тебя отвезу.

— Машина же сломана?

— Новую подогнали.

Вот пусть тебе и невесту новую подгонят.

— Нет. Я хочу такси. С тобой не поеду.

— Прекрати драматизировать, — сквозь зубы выговаривает.

Мы спорим еще несколько минут, но в конце концов он соглашается. До приезда такси я провожу время в ванной, чтобы больше не видеть эту наглую рожу.

Не знаю как, но, когда я выхожу на улицу, репортеров нет. Значит, у Тимура наконец-то серое вещество заработало.

Раевский провожает меня до машины и в последний момент придерживает дверь.

— Я не прощаюсь, — умудряется мазнуть губами по щеке.

Я демонстративно вытираю лицо и громко захлопываю дверь, ловя недовольный взгляд таксиста.

Говорит, что не прощается, но ему же хуже. Я покажу, на что способна девушка, с которой играют как с куклой.

До выходных я прячусь абсолютно от всех. Игнорирую звонки друзей, родственников и Раевского, запираюсь в комнате и прожигаю дыру в потолке, зная лишь одно: меня конкретно заклинило на мести.

Я не обманываюсь — причинить серьезный вред Тимуру у меня не выйдет. Да и не хочу. Несмотря на манипуляции, подкуп и шантаж, просто не могу. Даже будь у меня в руках космическое влияние, я бы им не воспользовалась.

Глупо, но хотя бы себе я могу не врать — будучи использованной, я готова рвать и метать только из-за обиды. Безумной, чисто женской и донельзя жуткой. Мне не всё равно. Больно и так одиноко, что хочется выть.

Домик в глуши, безобидные насмешки, запах ментола, который въелся в кожу, серые омуты, не спускающие с меня глаз, и сладкая горечь на языке мутили мой рассудок. Я грызла губы, не понимая, с какого момента я купилась на сладкие речи и ослабила бдительность. Что пошло не так? Почему принудительные отношения стали не кнутом, а пряником?

Дурочка. Что еще сказать.

Раевский ненавидит продажных женщин, и если я вдруг ему поддамся, это станет концом.

Впившись пальцами в волосы, я как одержимая мотаю головой. Глупости и клубок смутных чувств мне не помогут. Единственный выход — сделать так, чтобы Тимур сам стал инициатором разрыва наших отношений. И благотворительный вечер — лучший вариант.

Я медленно выдыхаю. Да, всё правильно. Мне станет легче только в том случае, если я перестану тухнуть в кровати и сделаю выбор в свою пользу.

На часах шесть вечера. Алинка вот-вот должна вернуться с работы, и, слава богам, составить мне компанию. Уж лучше бы я в магазине как белка в колесе вертелась, чем фантазиями себя изматывала, но начальница дала неделю отпуска.

Оплачиваемого и крайне подозрительного. По ее словам, новость о том, что я — всего лишь продавщица одежды, разлетелась со скоростью света.

«Посиди дома. Благодаря тебе у нас полно клиентов, жаждущих тебя увидеть, так что лучше не высовывайся. Считай это премией за хорошую рекламу» — сказала она.

Однако я знала, кто лишил меня последней отдушины.

В понимании Раевского это награда или наказание?

Я вскакиваю. Долгожданный звонок в дверь! От одной мысли о пицце и роллах слюнки текут, но для доставки вроде рановато.

Захожу в прихожую и смотрю в глазок. Ничего не видно, будто специально рукой закрыли.

— Кто там? — негромко прокашливаюсь.

— Открывай, — знакомый голос.

Тело сразу немеет, кожа мурашками покрывается. Неужели терпение лопнуло, или пришел убедиться, что я хорошо себя веду?

— Проваливай.

Разъяренная отхожу от двери. Изо всех сил давлю глупые мечты. Раевский уж точно не соскучился.

— Я тут еду перехватил. Разве ты не голодна?

Ох, какие мы заботливые!

Кусаю локти и громко кричу в ответ.

— Сам ешь. Надеюсь, еда отравленная.

Чтоб его на части разорвало. Как ни в чем не бывало приходит и ждет, что я поддамся?

Доставок много. Еще раз закажу, не проблема, но всё же как это бесит.

— Я не уйду, — напористо продолжает стучать.

Такими темпами от двери одни винтики останутся.

— Я полицию вызову, — с напускной смелостью.

— Вперед.

Украдкой подглядываю и вижу, как он собой косяк подпирает. Даже через глазок такое чувство, словно прямо на меня смотрит. Маньяк.

— Ты меня на слабо берешь или что?

— А ты смышленая.

Ладно. Сам нарвался.

Достаю мобильник и набираю номер, между делом ожидая, что он струсит. Это же скандал — к девушке ломиться.

Громко сообщаю адрес и во всех красках расписываю ситуацию. Среди бела дня нападают!

— Спасибо. Приезжайте как можно скорее!

С ухмылкой ухожу в комнату, хлопая дверью, чтобы не слышать назойливый голос. Ну ничего. Сейчас он у меня получит.

Снимаю пижаму, натягиваю джинсы с майкой и ставлю Раевского на счетчик. Даже миллиардеры должны правила соблюдать.

Вскоре приезжает полицейский. Я улавливаю несколько голосов и крадусь к двери, отчаянно надеясь, что меня не заставят выйти в подъезд.

Слышу только обрывки фраз. Говорят тихо.

Через глазок вижу, как Тимур удостоверение личности достает и что-то еще в телефоне показывает.

— Моя девушка вам звонила. Простите за беспокойство, мы поругались, вот она с ума и сходит.

Округлившимися от ужаса глазами смотрю, как мужчина в фуражке послушно кивает и что-то в ответ говорит. Вместо допроса он всё на самотек пускает.

Я не выдерживаю. Распахиваю дверь и судорожно возмущаюсь.

— Он врёт! Какая девушка, я впервые его вижу, — эмоционально жестикулирую, подключая всё свое убеждение.

Ставка на то, что полицейский не вкурсе слухов, меня очень сильно подводит. Усатый мужик хмурится и кивает на экран айфона.

— Вы публичная пара, я не буду вмешиваться.

И тут дар речи мне полностью отказывает, ведь полицейский и правда разворачивается и уходит. Черт бы их всех подрал.

Из горла вырывается отчаянный стон.

— Ты перешел все рамки, Раевский! — награждаю угрюмым взглядом, стараясь не поддаваться этой обаятельной, но лживой улыбке.

— Нет. Если бы я перешел все рамки, я бы сделал так…

Момент — и он тут же вталкивает меня внутрь квартиры, пригвождает к стене, и впивается в губы, заставляя проглотить собственное шипение.

Меня настолько обескураживает жадный поцелуй, что я не успею воспротивиться. Чувствую, как он накручивает волосы на кулак, придвигается еще ближе, не оставляя ни одного дюйма между нами, и сдавленно шепчет.

— Вот теперь я перешел грань.

7

Прижав ладонь к горящим губам, я охаю и отпрыгиваю в сторону. Всё кажется нереальным, пол будто провисает под ногами. Краска стыда заливает щеки.

На языке вертится грязное ругательство, которое так и не успевает сорваться с губ, потому что в распахнутую дверь сначала заглядывает Алина, а следом и братец.

Легки на помине.

— В нашу квартиру армагеддон ворвался?

Раевский стоит у стены, поэтому подруга не сразу понимает, отчего я красная как помидор. Отвожу взгляд, не зная, куда деть свои руки, и вжимаю голову в плечи, мечтая уменьшиться до размеров огрызка от яблока.

Теперь уже поздно орать. Да и есть ли смысл, ведь этот неугомонный делает всё, что ему вздумается. Спокойненько себе руки в карманах брюк прячет и скалится, словно из нас двоих только ему не перепало.

— Опять ты, — шипит Никита, заходя в квартиру.

Слишком много душ на квадратный метр. У брата глаза краснеют, между бровями тень прячется, руки от ярости трясутся. Того и дело на Раевского с кулаками полезет.

Я бы и рада, но этот бой ему не осилить. Назойливые школьники и студенты с меня ростом не были проблемой, а вот крепкое тело из стали и мускул, на которое с задранным подбородком смотреть приходится, себя в обиду точно не даст.

Стряхнув смущение, вмешиваюсь.

— Не переживай. Он уже уходит, — с намеком глазею на Тимура, надеясь, что хоть сейчас у него совесть проснется.

Нет же. Спит беспробудным сном. Даже с места не двинулся.

— Ты не вовремя, парень, — хрипло цедит Раевский.

Руки в кулаки сжимает, на щеках желваки проскальзывают. В серых глазах стужа собирается.

— Послушай, дядя, — хмыкает Никита, испытывая свои шансы на выживание, — тебе чего вообще? Всё никак от моей сестры отлипнуть не можешь?

— Ага, — специально макушкой кивает, лишь бы позлить.

Такое чувство, словно и целовал назло. От этого мне еще сильнее хочется его из квартиры выкинуть.

Я командую.

— Алин, бери еду и раскладывай. Я сейчас к вам вернусь, — отдаю пакет и, стиснув зубы, к Тимуру поворачиваюсь. На шепот перехожу, чтобы другие не услышали. — Выходи. Не то о невесте можешь забыть.

Вряд ли это в моих силах, но мужчина вдруг подчиняется. Подталкивает меня вперед, сплетает ладони и напоследок Никите бросает.

— Ты привыкай. Скоро часто будем видеться.

— Обойдешься.

Лишь чудом мы выходим на площадку, и для достоверности я еще дверь прикрываю, чтобы он снова что-то глупое не наплел. Это моя проблема, не хочу брата вмешивать.

Прочищаю горло, чтобы злости не поддаться. Не могу на него смотреть, упираюсь взглядом в сторону и тихо, но отчетливо бросаю.

— То, что ты сделал ранее, больше не повторится.

Улавливаю чужое дыхание и понимаю, что он снова впритык стоит. На рефлексах хочется поджав пятки убежать, но ведь все равно догонит.

— Тебе не понравилось? — хрипло в шею выдыхает.

Проклятье, кто вообще такие прямые вопросы задает?

— Нет, — упрямо возражаю, чувствую жгучий прилив крови к лицу.

— Тогда почему ты ответила?

Вздрагиваю, как от удара. С такой уверенностью говорит, словно я лично его к стенке подперла и чуть всего кислорода не лишила.

— Ты меня испугал. Я просто не ожидала.

— Тогда буду почаще тебя пугать, — с усмешкой.

Нет уж, спасибо. Скоро и так заикой стану.

Нужно вернуться, пока не хватились. И закончить этот жуткий разговор, да еще и таким образом, чтобы до Раевского дошло: этот поцелуй станет последний.

Больно уж пугают те мысли, которых и в помине не должно быть.

— Больше не приходи.

Спешу к двери, но он перехватывает меня за талию и тянет обратно.

— Почему?

Застываю, пытаясь как можно меньше с ним соприкасаться. Вот кто носит рубашки, обтягивающие как вторая кожа? Проще вообще без одежды ходить.

— Я уже пообещала, что схожу с тобой на благотворительный вечер, — нервы сдают, — чего тебе еще надо?

Ведь наверняка пришел лишь для того, чтобы убедиться, что я сдержу слово. Плевать ему на все остальное. Мелкая сошка не должна создавать проблемы.

Он молчит, не отвечает.

Как всё очевидно.

— Пусти, — с трудом вырываюсь из хватки, — не хочу тебя видеть. Хватит и того, что ради долбанной сделки терплю. Не нужно чаще видеться.

— Вообще-то я хотел извиниться.

— Забавно, — я усмехаюсь, — извинений я так и не услышала.

— А ты бы простила? — мерит взглядом и сам себе кивает. — Вот именно. А я не делаю бессмысленных вещей.

Дико хочу из него правду выбить, но боюсь оступиться. Вряд ли ответ мне понравится. Да и чего я жду? Признаний и красивых слов?

Глупости всё это. Раевский сам по себе стеклянный, никаких эмоций. Только смешки да издевки. У душегубов и то больше эмпатии.

Подвожу итог.

— Надеюсь, мы поняли друг друга.

Скрываюсь за дверью, перевожу дыхание и прислушиваюсь к звукам в подъезде. Шаги только через пару минут раздаются.

Он ушел, и вместе с ним рвутся те тончайшие нити близости, что успели нас связать. Отголоски грусти струятся по телу, отчего возникает желание залезть в ванну и просидеть до тех пор, пока не станет легче.

Зачем душу драть и в сердце лезть, если игрушка временная?

Дубина.

— Мира? — брат зовет.

Я вздыхаю, расправляю плечи и с натянутой улыбкой присоединяюсь к друзьям. Первое время мы лишь едим и смотрим какие-то передачи по телику. Я особо не вникаю.

Никита ко мне подсаживается.

— Мир, ты только скажи, и я тут же ему в рожу дам.

— Не надо. Скоро всё и так закончится.

— В смысле? — в унисон.

Меня прожигают две пары глаз. Под их давлением я сдаюсь и рассказываю о том, как ко мне пришла идея разрушить всю эту глобальную ложь.

— Серьезно? — Алинка громко вскрикивает и подается ко мне. — Ты уверена? Это довольно опасно. Нет гарантий, что после этого Раевский оставит тебя в покое.

В отличие от нее, брату идея нравится. Он довольно хохочет, держится за набитый живот и с гордостью ерошит мои волосы.

— Отлично, сестренка! Задай жару, — мечтательно хмыкает, — вот бы увидеть его лицо в тот момент, когда он поймет, что ты его облапошила.

Сомневаюсь, что свидетели уйдут живыми.

Неделя протекает спокойно. Впервые за последние месяцы мне не приходится рвать каждую свободную минуту, чтобы сдать проекты по учебе. Я не мечусь между универом и работой, часто валяюсь за ноутом и, кажется, вспоминаю, какими должны быть будни молодой девчонки.

И все же я чувствую дискомфорт, словно меня запихали в изолятор и оставили на произвол судьбы. Скучаю по Женьке и ее рассказам о неудавшихся свиданках, по брату, приносившему вкусные обеды и вечно подтрунивающему надо мной. Да даже по гулянкам, где мне не тычут микрофоном прямо в рот и не ослепляют вспышками от камер, я начинаю тосковать.

Чтобы окончательно не подохнуть от скуки, я чаще хочу в универ. Бросаю себе вызов, прекрасно понимая, что сплетни в один миг не рассеются. И после сегодняшнего станет только хуже.

— Зимина! — возвращаюсь к реальности. — Зимина, ваша очередь.

Быстро извиняюсь и выхожу к доске. Сначала индивидуальный кейс с задачками, потом теория. Всё как от зубов отскакивает.

Будь у меня диплом, я бы побыстрее с Раевским разобралась, но пока знаний не хватает. Еще повезло, что с подписью его обманула. Вроде и переживать не стоит, но на сердце неспокойно. Слишком много факторов, влияющих на исход сегодняшнего дня.

Мой ответ слушает только преподаватель. Остальные либо сбоку пытаются сфотографировать, либо внаглую смотрят. Глазами пожирают, оценивают и, не найдя меня достойной, зло фыркают.

Я их понимаю, но лишь отчасти. Как скучно надо жить, чтобы копаться в чужом грязном белье круглыми сутками.

Аудитория под завязку забита, и многих я вообще впервые вижу. Возникает мысль, не пробрался ли сюда кто с улицы, или мне польститься, что я смотивировала всех остальных явиться на пары?

— Отлично, возвращайтесь на место.

Я подчиняюсь и мимоходом слушаю однокурсников. Внешнее спокойствие дается мне не так легко — не могу отделаться от чувства, что вот-вот разревусь. Или взорвусь от наплыва эмоций. Снова и снова в голове весь план прокручиваю, только к звонку успокаиваюсь.

Мира, включи мозги! Не время раскисать.

Я встряхиваюсь и вяло плетусь к выходу. Бессонная ночь дает о себе знать. В сумке вибрирует мобильник, но мне слишком лень его доставать. Вряд ли что-то важное.

Лучше, пока время есть, вернусь домой и посплю немного. Раевский обещал ближе к вечеру заехать.

Снаружи как всегда шумно, но сегодня визги и писки еще более громкие. Просто невыносимо.

У центрального входа вижу помпезную тачку, которая, кажется, и привлекла всеобщее внимание. Неужели снова важная шишка пожаловала?

Оглядываюсь в поисках другого выхода, но, как назло, все ставни заперты. Придется через толпу продираться.

— Мирослава! — слышу откуда-то спереди.

Иду еще быстрее.

Нет-нет. Это точно не ко мне. Спасибо за внимание, но я пас.

Опускаю голову, стараясь слиться с толпой, но тут же вздрагиваю, потому что стальная ладонь придерживает меня за плечо.

Черт, я узнаю эти руки из тысячи.

Медленно черчу глазами. Сначала в поле зрения попадают до блеска начищенные ботинки с острым носом, потом смокинг, сшитый явно на заказ, и, наконец, лицо. Тонкие губы изгибаются в полуулыбке, из-за чего жесткие черты смягчаются.

А еще запах…треклятый аромат ментола.

Что он здесь делает?

На пороге универа да еще и вокруг орущих девиц, имитирующих скорый обморок, с букетом цветов. Всё как полагается, будь между нами что-то больше, чем простая сделка.

— Куда намылилась? — шепчет на ухо, убирая прядь волос.

Его лицо так близко, что со стороны кажется, будто мы милуемся. Я даже слышу отрывистые вздохи.

— Смотри, он и правда ее любит!

Боже, почему Тимур снова играет на публику?

Кривлю губы, понимая, что лучший выход — залезть в машину и только потом закатывать истерику. Он же специально, черт бы его подрал.

С каменным лицом сажусь в машину и только после того, как мы отъезжаем, впиваюсь глазами в Раевского.

— Зачем приехал?

Почему так рано? Я еще не готова столкнуться с ним лбами.

— Я же обещал тебя забрать.

— От дома, а не от универа, — прячусь за розами, аромат которых заполнил весь салон.

— Какая разница? — беззаботно. — Я боялся, что ты не успеешь собраться.

— Да что там собираться?

— Мира, — уже более строго. Ужин ему и правда важен. — Мы же не в кино собрались. Только стилист часа три займет.

— Сколько?!

Сейчас бы иронично спросить, разве он не любит меня такой — в растянутой одежде и без капли макияжа, но вряд ли Тимур оценит.

Сквозь зубы выдавливаю.

— Это не больно?

— Смотря как вести себя будешь.

И снова эта лукавая усмешка. Я уже жалею о последствиях.

Пока машина набирает скорость, Раевский проводит инструктаж.

— Там будет много моих знакомых, но главное — убедить одного мужика. Я потом тебе покажу, как он выглядит.

— Почему именно его?

— Потому что если он не поверит, всё коту под хвост.

Я невольно сжимаюсь. Несмотря на беспечность, Тимур кажется серьезнее прежнего. Ему важно доказать, что мы любим друг друга, но что произойдет, когда ложь выйдет наружу?

А она точно выйдет. Уж я об этом позабочусь, но не могу сейчас трезво соображать. Мне жалко, что это, возможно, последние минуты, когда Раевский не смотрит на меня с ненавистью.

Станет ли он тем тираном, о котором говорил под бокалом вина?

Есть только один способ проверить.

Мы подъезжаем к фешенебельному салону, которым раньше я могла лишь с улицы любоваться. Деньги делают свое дело, и стеклянные двери приветливо открываются, пропуская внутрь. К нам тут же подлетает молоденькая девушка, может, чуть старше меня, и отводит в отдельную комнату. Я вижу небольшой диванчик, зеркало, вмонтированное в стену, и десятки шкафчиков, заполненных кистями, косметикой и кремами.

Посередине стоит широкое кресло. Тимур ладонью показывает, чтобы я села туда.

Кончики пальцев немеют от страха, по спине ползет мерзкая дрожь. Я снова оглядываю помещение и понимаю, что задержусь здесь не на час и не на два. Колдовство требует времени, Раевский не может вывести в свет заурядную девчонку, ему нужно, чтобы я хотя бы внешне соответствовала его статусу.

В углу кофемашина, сладости и плазменная панель. Всё для удобства клиента, но я сомневаюсь, что мне здесь понравится, потому что остро чувствую придирчивый взгляд стилиста. Так смотрят только на пыль под ногами.

— Елена, оставляю ее на тебя, — раздается приглушенный голос Раевского.

— Конечно. Сделаю в лучшем виде.

Безупречно выглядящая женщина подходит сзади и дотрагивается до волос. В поле зрения попадают нюдовые ногти, золотой браслет и несколько бриллиантов, красующихся на тонких пальцах.

Наверное, это лучшее заведение в городе. Не могу даже представить, во сколько обойдется услуга превращения чудовища в красавицу. Десятки тысяч или сотни?

Впрочем, какая разница. Вряд ли я первая девушка, которая пришла под его покровительством. И явно не последняя.

Сквозь динамики льется расслабляющая музыка, и я немного успокаиваюсь, одурманенная количеством запахов и цветов.

То, что со мной делают, сравнимо с лепкой манекена, да в такой степени, что к концу я едва себя узнаю.

Белоснежный лак покрывает мои ногти, завитые волосы струятся по плечам и спускаются вниз по спине. Несколько прядей захвачены заколкой, в них вплетены искусственные цветы, остальные завитушки игриво прикрывают щеки. Нежный и не особо яркий макияж подчеркивает овал лица, акцент на пухлых губах и глазах. Они и так у меня немаленькие, но из-за хитрых манипуляций стали еще шире.

Я редко пользовалась даже тушью, поэтому отражение кажется мне чужым. Более взрослая и более красивая копия меня очень напоминала куклу. Чувство страха испортить все труды подстегнуло не шевелиться. К концу экзекуции я едва ощущала свое тело и благодарила судьбу лишь за то, что платье не было вульгарным. Цвет бирюзы оттенял длинные локоны и удачно скрывал белизну кожи. Корсет, плотно обхватывающий талию, отлично подчеркивал фигуру, но мне уже не терпелось переодеться в пижаму и вдохнуть полной грудью.

Длинная темно-синяя юбка с оборками мешала ходить, поэтому пришлось подхватить подол.

— Вас устраивает результат? — чисто из вежливости спрашивает.

Я киваю и отхожу к дивану. На нем хоть спину расслабить можно, но задерживаться тоже не стоит.

Вытащив из сумки мобильник, звоню Тимуру.

— Я свободна.

— Отлично. Серый уже ждет.

На фоне раздается чужой смех и громкие голоса. Наверное, он уже приехал в ресторан и не стал обременять себя ожиданием.

Может, это и к лучшему. Не вижу смысла лишний раз видеть его лицо и снова сомневаться в правильности своего выбора.

— Отлично выглядите, — вежливо комментирует Сергей.

— Спасибо. Нам далеко ехать?

— Нет.

Ограничившись коротким ответом, охранник и по совместительству водитель помогает мне усесться в машину и закрывает дверь. Одна радость — на ногах не шпильки, а толстые каблуки. Иначе я бы точно равновесие потеряла.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сцепить пальцы, заметив, как сильно они подрагивают. Открываю окно, но тут же себя останавливаю, потому что из-за сильного ветра от моей прически ничего не останется.

К концу поездки хочу бежать. Понимаю, что слишком много на себя беру. Кто я, кто Раевский? Мне не хватит смелости послать его к черту. У порога десятки людей. Девушки и мужчины в дорогой одежде наслаждаются аперитивом, на их лицах застыли улыбки, в то время как меня еще в салоне перекосило.

Нет. Не смогу. Надо валить.

Машина притормаживает, и я тут же выпрыгиваю наружу. Путаюсь в подоле, игнорирую голос Сергея и, чувствуя жгучий стыд, в последний момент останавливаюсь. Далеко не убегу, так хоть посмешищем не стану.

— Извините, просто в салоне очень душно было.

— Ничего, — с каменным лицом помогает расправить юбки, — я уж грешным делом подумал, что вы бежать собрались.

— Мне тоже так показалось, — метал в голосе заставляет сжаться. — Ты же не будешь глупить, Мира?

Поворачиваюсь к Тимуру и неискренне усмехаюсь.

— И в мыслях не было.

— Хорошо.

Я остаюсь незаметной ровно до тех пор, пока рядом не пристроится Раевский. Он прикрывает меня широкой спиной, но я все равно чувствую, как десятки глаз впиваются прямо в меня. Цепляюсь за мужчину в попытке скрыть свой страх, но делаю только хуже.

Его темный взгляд окидывает меня с ног до головы, изучая и запоминая. Не пойму, нравится ли ему то, что он видит, но очень надеюсь, что так. Тот словно мысли читает.

— Шикарно выглядишь, — произносит с хрипотцой.

Лучше бы помалкивал. Мужская энергетика с такой силой на меня давит, что я с трудом вспоминаю, почему он так говорит.

«Все должны поверить».

Именно. Он десятки раз это повторял, оттого и в глазах наслаждение плавится, ладонь крепко талию обхватывает. На нас смотрят, он должен хорошо играть.

Мы заходим внутрь. По дороге Раевский здоровается с несколькими мужчинами и кратко меня представляет. Я молча улыбаюсь, боясь сказать глупость.

Только это на языке и вертится.

— Когда я смогу уйти?

— Не ты, а мы, — с нажимом добавляет, — вместе пришли, вместе и уйдем. Теперь только так.

Ну уж нет. Погоди и ты увидишь, что уйду я одна.

Кукле надоело притворяться.

8

Тем временем гости всё прибавляются. Портье без остановки открывает двери машин, которые нескончаемой вереницей продолжают притормаживать. В центре зала пустуют столы с мягкой подсветкой в окружении изящных кресел. Напротив больших окон расположены диваны с пышными подушками.

Словом, шумно, дорого и очень душно.

Оркестр разливает музыку и, полагаю, способствует чужим переговорам, заглушая громкие голоса. Судя по недобрым ухмылкам, это очередное спасение, потому что вряд ли обо мне говорят что-то хорошее. Всегда встречают по одежке и даже несмотря на то, что сейчас я выгляжу лучше, чем когда-либо, этого недостаточно.

Я сжимаю бокал с шампанским, поданным Раевским, и чувствую себя голубем перед ястребами. Так и норовят впиться в глотку и занять мое место.

Я усмехаюсь. Знали бы они, что вакансия в любое время освободится, нашли бы более интересную усладу для глаз.

— Смотри, — Тимур тянет меня вперед и указывает на группу мужчин.

Волнуюсь, что наше внимание слишком заметно, но напрасно. До начала пиршества гости предоставлены друг другу.

— Кто из? — на лету схватываю.

Тот, на кого он укажет, и будет моей целью.

— В сером костюме.

Мужчина, который не должен нас заподозрить, выглядит старше, чем я думала. Наверное, друг семьи или что-то в этом роде. На отца непохож. Человек совсем другой масти.

Тимур продолжает.

— Зовут Антон Михайлович. Будет обо мне спрашивать — ничего не говори. Сделай вид, что смутилась, я сам отвечу.

Отлично. Еще одной проверки мне как раз и не хватало.

— А если он спросит обо мне, что сказать? — делаю глоток из бокала.

— Тебе — ничего. Я сам разрулю.

Он собирается что-то еще сказать, но тут нас прерывают. От души размалеванная брюнетка в красном костюме с глубоким декольте вырастает словно из-под земли и окидывает меня равнодушным взглядом. Я напрягаюсь, но ее интерес быстро пропадает, весь фокус внимания теперь на моем спутнике.

— А она ничего, — сносный комплимент.

По сравнению с ней я — сорняк, который нужно с корнем вырвать. И пахнет изумительно. Чем-то цветочным, но не слишком навязчивым.

— Тебе чего?

Сперва меня удивляет грубость Раевского, но потом я присматриваюсь и понимаю, что между ними словно кошка пробежала. Во всяком случае, от мужчины исходит явная неприязнь.

— Хотела поздороваться, поговорить, — окидывает взглядом его ладонь на моем бедре и неожиданно подмигивает, — теперь мне легче, словно камень с груди.

— Выговорилась? — резко прерывает Тимур. — Тогда иди куда шла.

— Не будь таким букой, — губы бантиком складывает, — я ведь не специально тебя подставила. Я собиралась прийти, но понимала, что это неправильно. Кто бы нам поверил? Мы же вечно как кошка с собакой. Да и замужество…

— Достаточно, — с плеча рубит, — хватит трепаться. Кать, иди куда шла.

Его ладонь деревенеет и еще сильнее сжимается, буквально вонзаясь в мягкую ткань платья. Корсет и так мешает дышать, а тут он еще отыгрывается на мне. Тискает так, словно я неживая.

Незаметно вгоняю каблук в его правый ботинок, и мужчина тут же ослабляет хватку.

Значит, месье изволит нервничать?

— Не пугай бедную девочку, — сахарные слова словно яд. — Ей и так несладко придется.

На вид брюнетка безобидная, поэтому я решаю вмешаться.

— Простите, о чем вы говорили раньше? Причем тут замужество?

— Ах, так ты ей не сказал, — многозначительная пауза.

— О чем? — снова вклиниваюсь.

Они молчат. Складывается впечатление, словно на уровне телепатии разговаривают.

— Ладно, не буду больше вам мешать.

Также быстро, как и появилась, девушка уходит, оставляя мой вопрос открытым.

— Что это значит? — я не выдерживаю.

Раевский наклоняется к моему уходу, чтобы что-то сказать, но тут его взгляд падает на мою правую ладонь, и от внешнего спокойствия не остается ни следа.

— Где твое кольцо?

— Какое?

— Обручальное, черт возьми, — сквозь зубы выдавливает, — тебе должны были дать в салоне.

Усмешка на губы рвется. Похоже, мне и действовать не нужно — всё само против Тимура складывается.

— Мне ничего не дали.

И правда ведь — стилист ни разу не заикнулась, а я даже не вспомнила о такой мелочи.

Зато на его безымянном пальце бриллиант красуется. Только сейчас замечаю.

— Разве это проблема? — мой голос слаще меда. — Я могу в любую секунду уйти.

— И не мечтай.

Ладно. Сменим пластинку.

— Кто эта девушка? Кажется, у вас сложные отношения.

— Не жди, что я отвечу.

Злость изнутри поднимается. Чувствую себя маленькой собачкой, которой только что дали приказ заткнуться.

Так, значит?

Хорошо, я не буду милосердной.

Не раздумывая перехватываю его ладонь и тяну за собой. Прямо к той группе мужчин, в центре которых стоит шатен лет сорока с вылизанным пробором.

Антон Михайлович.

— Добрый вечер, — расплываюсь в лживой улыбке и ловлю недоуменный взгляд своего недожениха. — Тимур столько о вас рассказывал.

Чувствую крепкую хватку на пояснице, которая призвана меня остановить, но этого недостаточно для того, чтобы я заткнулась. Вот ускорю проверку, провалю ее и уже через час на родном диванчике развалюсь, покончив с этой историей.

Я долго думала, как убедить всех в том, что наши отношение — подделка. Просто сказать явно недостаточно, нужно подкрепить слова действиями.

И мне ведь даже врать не надо — я на деле ни черта не знаю о Тимуре. Выпалю всё на одном дыхании, а если это не поможет, в рукаве припрятан другой козырь.

Который убедит абсолютно всех.

— А вы, я так понимаю, невеста моего племянника? — внимательный взгляд скользит по внешности и задерживается на наших сплетенных ладонях. Меж бровями залегает тень — дядя заметил отсутствие кольца. — Мирослава, верно?

Кивком головы отсылает компаньонов, чтобы мы могли разговаривать более свободно. Или же просто боится, что девчонка с улицы его опозорит — не знаю.

Я наигранно тушуюсь и улыбаюсь. Так демонстративно растягиваю губы, что в моей искренности легко усомниться.

Задача первая — сделать мое присутствие невозможным и довести до белого каления, да так, чтобы волосы дыбом встали от осознания, какое чудовище Раевский привел в дом.

— Дядя, Мира сегодня вся на нервах, поэтому мы лучше присядем, — говорит небрежно, но от металла в голосе даже меня пробирает.

Не будь здесь свидетелей, точно бы утащил в самый дальний угол и встряхнул, как тряпичную куклу. Чует, зараза, что по правилам я играть не собираюсь.

— Тимурчик, — ласково растягиваю гласные и сама себе удивляюсь. Как меня еще не стошнило от приторности. — Ты преувеличиваешь. Я с удовольствием поболтаю с Антоном Михайловичем, а ты иди, если устал.

В глазах шторм бушует, ноздри от напряжения раздуваются. Того и дело спалит меня к чертям собачьим, возьмет за шкирку и с потрохами все намерения вытрясет, но властный голос дяди вовремя его пыл остужает.

— Давайте вместе присядем. Скоро начало, а мне не терпится поближе познакомиться.

Посылаю Раевскому торжествующую ухмылку и, проигнорировав попытку просверлить во мне дырку, иду к столу.

Рядом с креслами поставлены таблички с именами. Мое место рядом с Тимуром, что неудивительно…шокирует другое.

У нас отдельный стол, который в буквальном смысле противопоставлен всем остальным гостям. Между закусками даже микрофон установлен.

Ох, надеюсь, это не то, о чем я думаю.

— Расскажите, как вы познакомились, — Антон Михайлович пододвигает мне стул и лишь потом садится рядом.

С другой стороны Раевский плюхается, и я тут же чувствую прикосновение к своему бедру. Жесткая ладонь перехватывает кисть руки и несильно надавливает, чтобы привести меня в чувства.

Я-то в порядке. Это тебе, дружок, стоит успокоиться.

Резко вливаюсь в диалог.

— Ой, знаете, это такая забавная история. Прикиньте, я всего лишь в уборную забежала, а он на обратном пути меня перехватил. Сказал, что с первого взгляда влюбился, — от стыда заливаются щеки, но это даже хорошо. Сойдет за смущение. — Я сначала не поверила. Думала, лапшу мне на уши вешает, но кто же знал, что Тимурчик так богат. Я не смогла устоять.

По ходу взбалмошной речи замечаю, как краски покидают лицо шатена, а губы сжимаются от недовольства. О да, панибратство еще можно простить, но легкомысленность, с которой я напрямую заявляю о том, что мне нужны только деньги — точно нет.

Тимур прокашливается и трет переносицу, видимо, раздумывая над тем, как объяснить, что его невеста — полная идиотка.

Вряд ли наши истории совпадают, но я хотя бы не вру.

Ну, частично.

— Это, — дядя делает паузу, — очень неожиданно. Такие подробности племянник решил опустить.

— Ну, вы знаете, какой он у нас скромняга.

Я замолкаю, потому что между нами вклинивается официант и подливает шампанское в бокалы. Раевский пользуется этой возможностью и резко оттягивает прядь волос, вынуждая встретиться с ним взглядами.

На секунду мне кажется, что на дне зрачков мелькает что-то похоже на отчаяние, но хриплый шепот, в котором звенит сталь, тут же топит надежды.

— Ты забываешься, — обжигает дыханием, опуская ладонь на спину, — забыла о контракте?

Слабый ход.

Выгнув поясницу, неосознанно пытаюсь избежать его прикосновений, потому что от горячих рук бежит настоящий ток. И сейчас он направлен на уничтожение.

— Не угрожай мне, — тихо выпаливаю.

— Еще даже не начинал.

Раевский смотрит мне за спину и понимает, что у него еще есть минутка на то, чтобы меня образумить. Серые глаза жалом впиваются в тело и беспощадно режут на части.

— Я был добрым, но всё может измениться, если ты не прекратишь вести себя, как дешевка.

— Так я и есть дешевка, — вздергиваю подбородок, с трудом выдерживая его мрачный взгляд. — Ты не знал?

— Нравится выставлять себя посмешищем?

Отпускает волосы и ладонью касается основания шеи. Я вздрагиваю, почувствовав, как озноб ползет по коже. Резко зажмуриваюсь — лучше бы сжимал, кромсал и душил, а не нежно поглаживал, пальцами вырисовывая круги на обнаженной шее.

— Я всего лишь говорю правду, — выдыхаю, — ты не можешь заставить будущего юриста давать ложные показания.

— Зато я могу лишить тебя универа, дорогуша, и тогда о карьере ты будешь только по ночам мечтать, — холодная улыбка с трудом касается губ.

Он же не может, верно?

Пальцы мерзнут, но эта дрожь терпима. Я встряхиваюсь и, пользуясь тем, что под столиком никто ничего не видит, бью его каблуком по ноге.

Ни одна мышца на лице не дергается, только злоба в глазах продолжает тлеть.

Для храбрости берусь за бокал и делаю небольшой глоток. Сердце как бешеное колотится.

— Мирослава, — вдруг говорит Антон Михайлович, — так вы правда готовы выйти замуж за Тимура?

Поперхнувшись, едва не выплевываю шампанское на стол и беру салфетку, чтобы скрыть гримасу ужаса. Так и хочется спросить: «Какая свадьба, дядя?».

Кажется, даже Тимур удивлен этому вопросу, чего уж говорить обо мне.

Сипло выдавливаю.

— Конечно, это же билет в безбедную жизнь.

Всеми силами намекаю, мол, посмотри, меня только бабло и интересует!

Но мужчина почему-то сухо кивает, видимо, каким-то своим мыслям и поднимается из-за стола, обращаясь к Раевскому.

— Мне к организатору нужно, ты не проводишь? — попытка сгладить резкость. — Мирослава, наслаждайтесь ужином.

Тимур без вопросов следует за ним, напоследок бросив на стол в клочья разорванную салфетку.

Я вижу, как они скрываются в соседнем коридоре, и тоже крадусь следом. Ватные ноги с трудом переставляются, в голове шум гудит, а сердце трясется, как птичка в клетке.

Я решаю подслушать их разговор, даже не представляя, к каким последствиям это приведет.

Вознамерившись немедленно узнать хоть что-то полезное, я петляю между проходами, слыша лишь оглушительное биение собственного сердца. Вдруг поймают? Как оправдаюсь?

А к черту это. Семейка Раевских реально начинает напрягать, так что сами виноваты. Не оставили мне выбора!

Последними словами ругаю пышный подол, ведомая чистым инстинктом. Еще толком не понимаю, что происходит, но чуйка меня не обманывает — вовсе не к организатору они шли. Мужчины останавливаются неподалеку от балкона, что-то обсуждают и идут дальше.

Я — следом. Оказывается, здание еще больше, чем я себе представляла. Из-за эмоций не успела сразу рассмотреть. Боюсь подойти слишком близко, двигаюсь лишь на звук, краем глаза подмечая, как тень, отбрасываемая широкой фигурой Тимура, вдруг замирает рядом с винтовой лестницей. Очень близко ко второму балкону. Сквозняк беспощадно забирается под одежду и холодит кожу, заставляя трястись не только от страха, но и от озноба.

Удачно подворачивается глубокая ниша с окном, скрытая модными шторами синего цвета. В ней я и прячусь. Стоять посреди пустого коридора и ждать, что меня не заметят — полная глупость.

Выравниваю дыхание и, придерживаясь за стену, чтобы не рухнуть от усталости, прислушиваюсь к голосам.

— Я согласен, — сложно разобрать, кто говорит, но, судя по скучающей манере, это Антон Михайлович. Совершенно ни одной эмоции в голосе.

— Серьезно? — уже громче. Тимуру, как и мне, сложно держать себя в руках.

Вот только у нас разные позиции. Я — загнанный заяц, а он — волк, ощерившийся в оскале.

— Она подходит. Во всяком случае, лучше Катерины и других твоих расфуфыренных баб.

— Но Мира…

— Ты считаешь меня таким глупцом? — холодная усмешка подобна айсбергу, замораживающему всё вокруг. — Видно же, что она еще зеленая. И врёт неубедительно. Идеальный вариант, которым легко манипулировать.

Боль в груди становится сильнее. Я с трудом удерживаю равновесие и уже понимаю, к чему всё идет, но почему-то продолжаю слушать. Наверное, мне просто необходимо услышать эти жестокие слова, слетающие с его губ.

— Не говори о ней в таком тоне, — неожиданно резко цедит Раевский. — Даже тебе я такое не спущу.

Защитить пытается? Смешно же, ведь мой враг — не его дядя, а он сам, и все же…что-то теплое разливается глубоко в груди. Мне приятно, что, несмотря на внешнюю грубость и жесткость, я что-то да значу.

— Успокойся и поспеши ее обрадовать, — высокопарно заявляет шатен, — женись в ближайшее время. Больше нельзя тянуть.

— Не хочу торопиться. Из-за меня в ее жизни и так полный бедлам.

— Кто вообще говорил о ней? — презрительно выплевывает. — Не пускай всё под откос из-за какой-то девчонки.

— Дядя, — предупреждающе рычит Раевский.

— Ты хоть соображаешь, что из-за своей бесхребетности можешь на улице оказаться?

— Не драматизируй, — рокочет следом, — кроме наследства у меня и свои активы есть. Могу до конца жизни фигней страдать и о бабках не думать.

— Но просрешь бизнес, — недовольное цоканье, — племянник, я искренне не понимаю, зачем ты притащил эту девку, если собрался не доводить дело до конца.

Меня передергивает. С каждым словом я всё сильнее сжимаюсь, как от удара плеткой. Вытираю лицо, чувствуя влагу на щеках.

Слезы?

— Я женюсь на ней. Будь уверен. Только на ней и ни на ком другом, но не сейчас. Не ради наследства.

— Тогда ты идиот. Думаешь, я вечно буду твою задницу прикрывать? Что будет, если люди узнают о том, что у тебя никаких прав на компанию нет?

— И все же я настаиваю. Дай мне месяц.

— Что изменится?

— Многое, — уклончиво. — Мира не такая, как ты думаешь. Она специально выставила себя охотницей за деньгами, чтобы всё сорвать.

— Не смеши меня. Кому сейчас не нужны деньги? Да бред какой-то.

Раевский взрывается и повышает голос.

— Но она даже не знает про брак. Причем развода я точно не дам.

— Ты и не сможешь, так что подумай хорошенько. Если сомневаешься в ней, выбери другую.

— Нет, — ледяным тоном отрубает.

Пол уходит из-под ног. Ослабевшие руки отпускают подоконник, в который я вцепилась мертвой хваткой, а ноги сами ведут меня к выходу.

Внутри бушует пожар: злость, обида и непонимание жгут похлеще бензина. Скулы сводит от горечи.

Значит, игра не закончится, что бы я ни сделала? Он против воли в загс потащит?

И все ради наследства…

Что изменит гребаный месяц, если я прямо сейчас готова сказать ему нет?

Но он не услышит. Не захочет и сделает вид, будто так и надо.

Какая ирония. Будь у меня на руках договор, который он заставил меня подписать, я бы сама к репортерам полезла, но Раевский слишком осторожен и далеко не глуп. У меня нет никаких доказательств. Единственную надежду я возлагала на его дядю, который вдруг оказал мне медвежью услугу и перешел на его сторону.

Брак в девятнадцать лет с этим холодным и жестоким куском льда, ни во что меня не ставящим?

Сквозь слезы усмехаюсь и покидаю ресторан. Сидящие за столами гости едва удостаивают меня взглядами. Они чересчур заинтересованы в том, чтобы помочь этому миру своими грязными деньгами.

Теперь понятны и попытки быть милым, и сыгранная история с аварией, и ночевка под одной крышей, вот только от этого понимания хочется кричать.

9

Тимур

«Что будет, если люди узнают о том, что у тебя никаких прав на компанию нет?» — слова дяди застревают где-то на уровне подсознания.

Одна фраза, и кровь в венах вскипает, потому что я знаю, что он прав. Бизнес всегда должен быть на первом месте, а я им пренебрег. Жалкий слабак.

Сначала мне не хотелось церемониться. Я просто нашел слабую, беззащитную девчонку, которой можно воспользоваться, и сделал скидку на то, что она не уродлива. Другие женщины не подходили, потому что заранее знали мой статус. Только за ним они и бегали.

А я не собирался повторять ошибку отца. На его примере убедился, что за чрезмерной красотой всегда стоят мотивы. Это видно — когда женщина слишком старается угодить. Его любовницы ему чуть ли в рот не заглядывали, чтобы последнее выжать, а потом сбегали к сосункам, изменяли, угрожали и манипулировали. Жизнь в роскоши быстро их развращала. Я с детства насмотрелся на эти кукольные лица, переделанные пластикой. В них горела только алчность. Залезть в штаны и карманы им было недостаточно, рано или поздно их ручонки добирались и до компании.

Отвратительно.

Именно так я себя чувствовал, когда вдрызг пьяный приперся к юристу и услышал условия передачи наследства. Черным по белому было сказано жениться. Я бил по стенам, разбивал в кровь кулаки и орал во весь голос, не веря, что отец лично вписал этот пункт в завещание. Почти полгода прошло. Еще неделя, и будет шесть месяцев, но я так до сих пор и не понял, к чему этот плевок в лицо.

У нас ведь были нормальные отношения. Для главы корпорации он уделял мне немало времени. В одиночку воспитал, показал реалии. Со школьных лет водил в офис, прививал мысль об ответственности перед сотрудниками. Говорил, что в один день мне придется занять его место.

Так какого черта, — не понимал я, — он решил надо мной посмеяться. Поставил перед выбором: бизнес или свобода. На одной чаше весов с пеленок привитая мысль о руководстве, на другой — брак. Позорные цепи, которыми я никогда не намеревался себя связывать.

В итоге решил, что на крайняк подцеплю девчонку с улицы и хорошо ей заплачу за молчание, а потом вышвырну из своей жизни. Штамп в паспорте, и иди на все четыре стороны.

Но в завещании также было второе условие, которое претило мне чуть ли не больше первого.

Развод запрещен. В случае расторжения брака адвокаты быстро подсуетятся и выкинут меня с руководящей должности. Уверен, у отца достаточно людей, которые за этим проследят, даже если это случится через десять лет или через сорок.

Полная бредятина, но отдам ему должное — он хорошо меня знал. Без второго пункта я бы давно расписался и тут же развелся. И пофиг на ком.

Шесть месяцев подходят к концу. Меня в буквальном смысле ошпаривает напоминание дяди — сроки не бесконечны. И мнение Миры едва ли тянет на то, чтобы его учитывать.

Она возненавидит. Всё лицо расцарапает, если узнает.

Но я уже не готов отступить. Есть в ней что-то такое, что реально цепляет. В моем окружении таких нет.

Неиспорченная, самостоятельная, бойкая и бесстрашная. В карман за словом не полезет, говорит то, что думает, смело в глаза смотрит.

В ней огонь жизни горит, эмоции с одного подхода на лице считываются.

Когда она злится, всегда прядь белых волос дергает. Даже в мусорном мешке хорошо выглядит.

А по-другому ее одежду и не назовешь.

Хочу ее.

Головой понимаю, что хоть один плюс от треклятого наследства есть. Будем моим оправданием.

Возвращаюсь в зал и глазами наталкиваюсь на пустое место. Взор пелена застилает.

Может, вышла подышать?

Толкаю двери. Озираюсь по сторонам, но на улице ее тоже нет.

Начинаю неладное чувствовать.

— Вы не видели блондинку в бирюзовом платье? — дергаю за рукав портье. Мозг от догадок плавится.

— Которая с вами пришла? — задумчиво чешет подбородок. — Так она ушла вроде.

— Вроде или ушла? — теряю терпение.

— О, вспомнил! — желание жить еще осталось. — Уехала она. Да, точно. Я так удивился, что в разгар мероприятия за кем-то такси приехало, поэтому и запомнил.

Уехала — ответ моей беспечности.

Если бы знал, что сбежать додумается, я бы Серого к ней приставил.

Урок усвоен: с ее упрямством еще повоюем.

Тонны лжи, шитые белыми нитками, со всей силы обрушиваются на мои плечи и придавливают к земле. Я чувствую бесконечную усталость, словно за один вечер я постарела как минимум на десять лет. Я не хочу разговаривать, не хочу ронять слезы по проклятому эгоисту и уж точно не собираюсь плясать под его дудку, но с каждой попыткой он в пух и прах разбивает мою решимость и делает это так, словно вправе распоряжаться моей жизнью.

Размазав тушь по щекам, я прошу водителя остановиться на соседней улице и, расплатившись, выхожу на улицу. Получается не с первого раза. Юбка цепляется за пластиковые клипсы, и я без сожаления тут же дергаю на себя подол. Кусочек ткани издает пронзительный треск, но продолжает упорствовать. Это не хлопок и не шелк, а черт знает что такое.

— Девушка, вам помочь? — таксист выходит из машины и с легким недоумением смотрит на мои тщетные попытки.

— У вас есть ножницы?

— Эм, сейчас посмотрю, — ошалев от неожиданной просьбы, мужчина лезет в бардачок и, немного покопавшись, вытаскивает старенький секатор, — есть только это.

— Отлично, пойдет.

Выглядит сомнительно, но в моем положении глупо капризничать. Я беру юбку чуть выше коленок и начинаю нервно отрезать лоскуты ткани. На удивление получается довольно неплохо.

Пропыхтев по меньшей мере минут десять, я наконец освобождаюсь от пышной юбки, беру отрезанные концы и бросаю их в ближайшую мусорку. Вымещаю на платье дикую злость, попадая в капкан жгучих эмоций.

— Огромное спасибо. Вы мой спаситель.

Могу представить, как выгляжу со стороны, ну так и чувствую я себя также паршиво. Уже иммунитет к чужим взглядам выработался.

Корсет все еще давит на ребра, но почему-то дышать становится гораздо легче. Вечернее солнце клонится к закату, провожая меня тусклыми лучами света.

Ноги все дальше от дома уводят, а я и не сопротивляюсь. Боюсь в квартиру возвращаться. Раевскому ничего не стоит хлипенькую дверь выломать. Хотя…с другой стороны, вряд ли бы он стал от своих супер важных дел избавляться. Я больно фантазирую.

Объяснений не получила и все еще на что-то надеюсь. Понятно, почему он меня выбрал.

Идеальная жертва.

Ну, разве нельзя по-человечески? Разве так сложно быть честным?

С содроганьем замечаю, как в лаковой сумочке вибрирует телефон, останавливаюсь посреди улицы и тут же облегченно выдыхаю. Это не он.

— Никита?

— Ну что, сестренка, ты его уделала? — довольный голос братца напоминает мне о собственном поражении.

Я перевожу дыхание, чувствуя давящую тяжесть в области груди. Если буду объясняться, снова сорвусь. Лучше дома ему всё расскажу.

— Можно я у тебя сегодня переночую?

— Конечно, — он настораживается, — Мир, что-то случилось?

— Не сейчас. Я перезвоню, — сдавленно отвечаю, чувствуя жжение в горле.

Убираю телефон, представляя, как жалко я выгляжу со стороны. Тушь под глазами, лицо как у поганки, руки даже сотовый едва держат. Сейчас мне везет — никто еще не узнал закадычную и несчастную невесту Раевского, но как долго это будет продолжаться?

Стоит подумать, как Тимур открывает новости с моей зареванной фотографией, так сразу внутри все сжимается.

Надо где-то пересидеть. Пойду к брату — только выговор получу, а если рискну домой вернуться, кто знает, чем это закончится.

Зайдя в переулок, осматриваюсь и прижимаюсь к грязной стене, от которой веет холодом. Здесь никого нет, только обшарпанные двери старых подъездов и мигающая вывеска неонового цвета. Кажется, место не особо популярно, на пару часиков сойдет.

Закажу что-нибудь, возьму себя в руки и попробую немного отдохнуть. В конце концов, когда я в последний раз гуляла в одиночестве?

Времени теперь вагон, можно все улицы ногами обойти.

Толкаю железную дверь и оказываюсь в темноватом пабе. Еще слишком рано для посетителей, поэтому внутри всего пара человек, да и те не обращают на меня никакого внимания. То, что нужно.

Возле бара делаю заказ и сажусь за угловой столик. Дико хочется стянуть с себя все эти дорогие шмотки, причиняющие и физический и моральный дискомфорт, но я будто специально продолжаю разгуливать в порванном платье. На задворках сознания клубятся безумные мысли о побеге, которые сразу проходят, стоит мне сделать несколько глотков вина.

Я морщусь. Вкус отвратительный, горечь заползает прямо в горло и оседает на языке, но зато появляется реальный план действий. Не будь я в тупике, никогда бы не осмелилась, однако сейчас у меня напрочь срывает тормоза.

Чего бояться, если уже хуже некуда?

Я считала себя умной и довольно смекалистой, но оказалась глупой как пробка. Раевский быстро дернул меня ко дну, опустив небольшую деталь. Прям крохотную.

Запудрил мозги разговорами о притворстве, а в итоге планировал схватить меня за ручку и оперативно к алтарю подвести. Уж лучше сразу к пропасти.

Взор концентрируется на одной точке на грязном стекле, а руки нервно покручивают фужер.

Ладно. Сейчас или никогда.

Достаю мобильник и звоню последнему на свете человеку, который бы стоил моего внимания.

— Дим, привет. У тебя вроде родственники в загсе работают?

Перехожу сразу к делу, боясь передумать. Сколько ни размышляла, единственный отворот поворот для Тимура — брак с другим мужчиной.

Штамп в паспорте меня защитит, а лезть в чужую семью он не посмеет, пусть даже и оторвет мне голову, когда узнает, что я натворила.

Слышу рассеянный голос Димы и пробую подкупить.

— Я заплачу, если ты мне поможешь.

— Мир, мы же не чужие. Как ты можешь так говорить? — театральное удивление отдает фальшью. — А почему ты спрашиваешь о загсе?

— Хочу выйти за тебя замуж. Сегодня же.

Мой голос дрожит. Я понимаю, как это выглядит, но ничего не могу с собой поделать — уж лучше заключить сделку со знакомым парнем, который не вызывает неприязни, чем шляться по улицам в поисках таких же чокнутых людей, как я.

— Ладно.

Облегчение волной проносится по телу. Может, он и соглашается лишь из-за прежних чувств или жалости, но мне плевать. Уже через несколько минут я расплачиваюсь и выхожу из паба. На ходу ловлю такси, ныряю в теплый салон, пропахший дешевым одеколоном, и лицом прижимаюсь к окну.

Нужно остыть. Щеки как бешеные горят, и даже макияж не в силах скрыть мою взвинченность.

До чего же ты докатилась, Мира.

Усмешка замирает на устах. Я вспоминаю, как Раевский спрашивал, откуда я беру смелость.

Мне бы знать…

Если это всплывет, а я даже не сомневаюсь, что всплывет, то меня ждет адская злость не только от Тимура, но и от родственников, друзей. Возможно, сперва они осудят, но потом обязательно поймут, что уж лучше связаться с простым чуваком без денег и связей, чем с самим дьяволом.

Вскоре таксист паркуется рядом с загсом, и я на негнущихся ногах выхожу на улицу. Взглядом сразу наталкиваюсь на Диму. В смокинге, с челкой на половину лица и харизматичной улыбкой он протягивает мне руку и несмело произносит.

— Пусть я и представлял нашу свадьбу совсем по-другому, но…

— Давай не будем тянуть, — резко прерываю я, чувствуя себя полной эгоисткой. Я ведь нагло его использую, в то время как он даже приоделся, купил цветы и стандартные обручальные кольца.

Зачем всё это? Всё равно не по-настоящему. Мы разведемся, как только Раевский поставит на мне крест, так зачем усложнять?

Я не принимаю кольца и букет, останавливаю парня возле дверей и, сделав большой глоток воздуха, решаюсь.

— Как ты всё это устроил?

Я, конечно, знаю, что у него родственники в загсе работают, но то, что нас поздним вечером без каких-либо вопросов принимают, это как минимум странно.

— Моя старшая сестра здесь замом работает. Для нее это не проблема.

Отчего-то его взгляд кажется мне напыщенным.

— И что, даже не спросили, зачем тебе внезапная свадьба? — я усмехаюсь. Верится с трудом.

— Ну, я сказал, что это для друга нужно, потому что ему рейс в аэропорте поменяли, — кривит губы, взлохмачивая русые волосы, — ты только не обижайся. Я подумал, правда всё усложнит.

Тут он прав. Ложь крылья отращивает, а правда их с корнем выдирает.

— Ты всё правильно сделал, — спешу заверить, не чувствуя никакой уверенности в том, что он не передумает.

Эту свадьбу я точно запомню как самую быструю и удобную. Никаких долгих и нудных речей. Через десять минут штамп уже в паспорте.

Недаром говорят: женщинам вечно всё не так. Дело улажено, но на душе кошки скребут. Проблема точно лишь в том, что мама мне успешно одну глупую мысль с детства вдалбливала — брак это нечто торжественное и волнительное.

Ну, не в моем случае.

— Эм, — пытаюсь подобрать правильные слова и прочищаю горло, — спасибо за помощь. Я позвоню, когда смогу развестись с тобой.

Неловко обнимаю, не зная, как выразить свою благодарность, и внезапно слышу до жути странный вопрос.

— В смысле развестись? Ты о чем вообще? — опешив, Дима отстраняется.

Я тоже чувствую себя не в своей тарелке.

— Ты не представляешь, как сильно меня выручил.

— Только не говори, что на спор это сделала.

— Что ты! Конечно же нет.

— Тогда почему?

Я сжимаюсь, потому что в отличие от него не смогу сказать правду.

Долго молчу, не понимая, как реагировать на происходящее. Неужели он принял всё за чистую монету? Мне казалось, я ясно выразилась с самого начала. В конце концов, я даже предложила ему деньги в обмен на услугу, а взаимная симпатия стерлась расстоянием и временем.

Стоит ли теперь в закрытую дверь головой биться?

— Дим, а что не так? Разве ты не забыл меня, уехав в свою Флориду?

— Я надеялся, что мы начнем сначала, — хмуро басит и кладет ладони на плечи, притягивая ближе.

Мы с ним одинакового роста, поэтому этого достаточно для того, чтобы наши лица практически соприкоснулись. И, о чудо, мое сердце даже не екает. Я и правда его отпустила.

— Мне жаль, если я неясно выразилась, и ты по-своему истолковал мою просьбу, но никакого «начала» для нас уже не будет. Я не хочу, а тебе и подавно это не нужно. Отпусти, пожалуйста.

Кое-как выскальзываю из его рук и, пока он молча пережевывает мои слова, вызываю такси. Уже темно и холодно, да и брат наверняка заждался.

Кстати о нем.

— Не говори никому о том, что мы расписались, хорошо?

Ничего вразумительного не добиваюсь. Стоим, как чужаки, и воздух зря сотрясаем. На экране мигает предупреждение.

Машина будет через минуту.

— Я забуду о том, что произошло, но только при одном условии, — наконец выдавливает Дима.

— Каком?

Интересная реакция — все горазды условия ставить, отчего крошечное желание оставаться рядом сразу потухает.

— Мы будем с тобой периодически видеться.

Лучше бы денег попросил.

— И каким же образом? — благо, дел у меня скоро прибавится. — Сам знаешь, я и работаю и учусь одновременно. Мне особо некогда.

— Я найду способ, ты только не избегай меня, ладно?

Безразлично киваю, не видя никаких вариантов. Ну, не фасовщиком же он в наш магазин устроится?

— Мне пора. Еще раз спасибо за помощь.

Таксист не успевает притормозить, а я уже дверь открываю. Всё равно нам с Димой больше не о чем говорить.

Судя по угрюмой мине, он не особо доволен. Не понимаю — у него вата в ушах или что?

Мог бы и не соглашаться на эту аферу. Сказал бы нет, я бы тут же отстала, другого нашла. Благо, в Москве людей дофига, даже есть из чего выбрать.

Странный он. В Америке позабыл смысл русских слов?

Дороги свободные. Уже через двадцать минут я выхожу на улицу и поднимаюсь к брату в квартиру. Он встречает меня злющим взглядом и окидывает с ног до головы сонными глазами.

— Ты в этом по улице ходила?

— Нет. Специально для тебя нарядилась, — отвечаю с сарказмом и бросаю сумку в дальний угол.

Больше никаких каблуков. Ноги отваливаются, а спина ноет так, словно я скоро согнусь пополам и уже не выпрямлюсь. Еще никогда его холостяцкая квартирка не казалась такой привлекательной.

Я прохожу в ванную и начинаю расплетать волосы. Во мне еще теплится надежда, что Никита перенесет свои нравоучения на завтра, но братец не торопится уходить. Напротив, он пристраивается сзади и начинает дергать за заколки, вырывая и без того настрадавшиеся пряди волос.

— Ауч, больно!

— Заслужила. Ты вообще вкурсе, что Алина тебя потеряла, а я, как пес дворовый, под дверью ждал, пока от усталости не рухнул?

— Прости. Не думала, что задержусь.

— Ты вообще в последнее время не думаешь, Мира, — сердито шипит. — Если так продолжишь, я твоей матери настучу.

Пахнет жареным. Он называет меня по имени, отбросив шуточный тон и свою любимое прозвище оторвы.

— Не верю. Ты, конечно, засранец, но не настолько, чтобы ябедничать.

Никита опускает руки, признавая поражение, и кивает на чистую стопку одежды.

— Приводи себя в порядок и выходи. Поговорим.

— Утро вечера мудренее, — хмыкаю я.

Он только ладонью махает и просит поторопиться. Уходит на кухню, чтобы приготовить кофе и сделать этот день еще более болезненным.

Я отписываюсь Алине, сообщая, что переночую у брата, и выключаю телефон. Пусть хотя бы до завтра меня ничего не тревожит.

Удивительно, что братец все еще хранит мои шмотки. Когда я с мамой жила, нередко к нему сбегала и поэтому часть вещей здесь оставляла. Розовая пижама с мишками — не предел мечтаний, но зато в ней тепло и комфортно. Ничего нигде не стягивает, корсет не душит. После пытки с платьем это чуть ли не лучший вариант.

Быстренько принимаю душ, желая как можно скорее завалиться в кровать, накидываю на волосы полотенце и торопливо выхожу из ванной. Глаза краснющие, как от часовой истерики, но я списываю это на тонны макияжа, травмирующие мои кожу.

Иду на аромат кофе и плюхаюсь на диван, с предвкушением подтягивая к себе тарелку со сладостями. За весь день во рту ни крошки не было, поэтому я чувствую дикое желание наброситься на все шоколадные конфеты, однако одна наглая ручонка отбирает у меня тарелку и ставит её на другой конец стола.

— Пока всё не расскажешь, еды не получишь, — Никита щурится.

— Да разве это еда? — справедливо возмущаюсь. — Нет, чтобы пельмени пожарить или хотя бы бутерброд предложить! С тобой с голоду помрешь.

— Разве тебя не накормили омарами и лобстерами?

— Не успели. Я раньше ушла, — корчу грустную мину и плоский живот потираю, — дай хоть крошку хлеба.

— Вымогательница.

Никита напрягает челюсть, но, как и всегда, не может долго со мной спорить. Стоит глаза округлить и голос на тон выше сделать, как он сразу отступает и тащит то, что я хочу.

— Есть только вареники, — открывает морозилку, — тебе с мясом или с грибами?

— Мне всё и побольше!

Он ставит сковородку, наливает масло, и вскоре по кухне разносится такой аромат, что я с трудом успеваю слюни сглатывать. Не знаю, что именно ему рассказать. Если про брак с Димой хоть словечком обмолвлюсь, мне точно крышка. И в то же время надо как-то объяснить, почему по телефону я была такая расстроенная и уехала от Раевского раньше времени.

— Да что тут говорить, — одна мысль и настроение сразу по наклонной едет, — он меня обманул. За дурочку держал. Оказывается, у него другая девушка на примете была. Красивая, элегантная, из его круга. Мне до нее как до Эвереста.

Знойная брюнетка по имени Катерина и правда произвела на меня очень сильное впечатление, однако о том, что ей Тимур был совсем не рад, решила умолчать. Идеальный предлог — поигрался и бросил. Какая уж теперь разница, что городить.

— Мирослава, — бьет деревянной ложкой по лбу, — ты глупости мне тут мне не болтай. Это ей до тебя как до луны.

— Ты ведь ее даже не видел!

— Зато я вижу тебя, — тормошит за плечи, — глупенькую, наивную девчушку, которая считает кого-то лучше себя.

— Эй!

— Разве я ошибаюсь? — ставит сковородку на стол и устало выдыхает. — Ну, а если серьезно, я бы с удовольствием этому мудаку рожу начистил, и одним бабником меньше.

— Как будто ты другой, — я усмехаюсь, вспоминая его похождения, и начинаю уплетать вареники. Они еще очень горячие, вместо начинки практически одно тесто, но на голодный желудок такое съедается в два счета. Вкуснотища. — Боже, Никита, ты лучший.

— Знаю.

Он продолжает допытывать, не понимая мотивов Раевского, но я отмахиваюсь, ссылаясь на то, что не хочу даже об этом думать. Теперь всё позади, а пустота внутри однажды обязательно заполнится.

10

Следующее утро выдается на редкость теплым и спокойным. Я просыпаюсь без головной боли, чувствую себя свежей и отдохнувшей. Посиделки с братом помогли — мое сердце успокаивается, руки не трясутся, и впервые с момента пробуждения нормально работает рассудок. Нет ни паники, ни отчаяния. Контроль над жизнью снова в моих руках.

Я не спешу и немножко нежусь в лучах солнца, пробивающихся сквозь серые занавески. Требуется немалое усилие, чтобы заставить себя встать и вспомнить о насущных делах. Хорошо бы после завтрака позвонить начальнице и выбить право вернуться на работу, ведь скоро деньги снова станут проблемой. Я почти истратила все накопленные средства, скоро за квартиру платить.

Конечно, Раевский перевел мне «аванс», но я не собиралась к нему притрагиваться. Рано или поздно он явится по мою душу, и тогда я верну ему все до последней копейки. Только так смогу уйти с чистой совестью.

Мобильник стоит на зарядке, и я решаю пока его не трогать, а то сразу градом посыплются сообщения и пропущенные звонки. Хоть позавтракаю спокойно.

— Ну ты и соня, — бросает Никита, даже не глядя в мою сторону.

Его ноутбук занимает почти весь обеденный стол, время только около десяти, а он уже по уши в работе.

— Сегодня же выходной, — я выглядываю из-за его плеча и вижу кучу странных символов. Не понимаю, как он в этом разбирается.

— А я и отдыхаю. Новую программу тестирую.

Я усмехаюсь и шлепаю в ванную, чтобы привести себя в порядок. Потом возвращаюсь на кухню и придирчиво смотрю на содержание холодильника.

— Ты что, только заморозками питаешься?

— Погрей молоко и съешь с хлопьями.

Я киваю. Не хочу мешать ему работать, поэтому вместе с тарелкой ухожу в гостиную и устраиваюсь в кресле. Включаю телевизор, чтобы на фоне что-то посмотреть. Безразлично мотаю каналы, пока не слышу знакомую фамилию.

Раевский то, Раевский сё.

Ненавижу! Теперь сиди и вздрагивай каждый раз, когда в газетах или новостях мелькает его высокомерное лицо.

Выключаю прежде, чем успеваю что-то услышать, и всячески давлю свой интерес. Любопытство кошку сгубило. Пора и мне это усвоить.

Помыв посуду, подсаживаюсь к Никите и вижу, что он уже по интернету лазает. Мониторит рандомные сайты и, кажется, всячески отвлекается. Будто специально игнорирует.

Через несколько минут я уже полностью убеждаюсь в том, что что-то не так. Он отстранен, холоден и непривычно серьезен. Широкие брови сходятся на переносице, уголки губ опущены, взгляд расфокусирован.

— Никит, что-то случилось? — робко спрашиваю.

Непривычно видеть такую перемену. Того и гляди глаза задергаются.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Чувствую холодок в районе лопаток. Скользкая догадка ошпаривает с ног до головы.

Неужели…

Я сглатываю и напускаю на лицо скуку. Как же я сразу не заметила, что он сам не свой.

— Например?

— Например, — хмуро повторяет, — почему ты вчера тусовалась с Димой? Значит, когда я пытался вас свести, ты на меня дулась, а в итоге сама с ним встретилась, да еще и обжималась.

— Что? — пытаюсь защититься. — Я ни с кем не обжималась.

— Сама полюбуйся, — мышкой щелкает на какой-то сайт и во весь экран разворачивает некачественную фотку.

Видно плохо. Темно, да и уличный фонарь прилично замылил снимок, однако место я узнаю. Как-никак только вчера там была.

— Откуда? — я сжимаюсь.

— Рано утром выложили.

К счастью, на фотке непонятно, где мы стоит, зато прекрасно видно мое лицо. Усталое, измученное и почему-то довольное.

Верно, поймали момент, когда я вспомнила о том, что капризы Раевского позади, а Дима в это время как раз беситься начал. Это он дернул меня на себя и не отпускал. Я бы так близко в жизни не подошла.

Но это известно только мне. Все остальные видят пикантную парочку, спрятавшуюся в темном переулке. И, судя по заголовку, не нужно быть гением, чтобы понять, что мужчина рядом со мной — не Раевский. У того волосы темнее, плечи шире да и телосложение на порядок мощнее, не говоря уж о росте.

Никита подтверждает мои опасения.

— Тебя называют изменщицей.

— Глупости, — сдавленно смеюсь, — на фотке мы просто стоим и обнимаемся. Как брат с сестрой.

— Ну-ну.

Я привстаю, не в силах усидеть на месте, и начинаю шагами мерить комнату. Паникершу рано включать, ничего особо и не случилось.

Ну да, не случилось!

Меня всего лишь будет ненавидеть половина города, включая маму, знакомых с универа и коллег, Раевский оторвет голову, а репортеры до нервного срыва замучают.

Ничего особенного. И правда, чего я волнуюсь?

— Мир, так ты мне объяснишь? — Никита поднимает голову. Смотрит со смесью горечи и разочарования.

Говорю часть правды.

— Между мной и Димой ничего нет. Мы случайно столкнулись, и он меня успокоил. Вот и всё.

— Почему мне не сказала?

— Не хотела, чтобы ты волновался.

Мне до невозможности хочется все ему рассказать, но я понимаю, что это не приведет ни к чему хорошему. Разговор не клеится. Совесть мучает.

— Никит, ты же знаешь, что я безумно тебя люблю и доверяю тебе как самой себе?

— Ладно. Я понял, извини, что накинулся.

Я выпячиваю мизинчик, как мы делали в детстве, и требую от него точного ответа.

— Мир? Поклянись!

— Мир, — устало выдыхает и через силу улыбается. — Я не умею долго на тебя сердиться, хотя временами и хочу вправить тебе мозги.

— Спасибо, братец.

Я крепко его обнимаю и прошу дать новую одежду. Не могу же я в пижаме домой ехать.

Через несколько минут он приносит мне старые шмотки, которые я оставила: рваные джинсы, толстовка и белая кепка. Последней я особенно радуюсь — натяну на лоб и никто не узнает.

— Будь осторожна, — дает наставления, — если будут проблемы, сразу звони.

Я киваю, запихиваю в сумку телефон, беру некогда красивое платье, от которого остались одни лохмотья, и туфли. По дороге выброшу.

Выхожу в подъезд, спускаюсь по лестнице и толкаю дверь на улицу. Слева сразу нахожу мусорку и избавляюсь от бирюзового кошмара вместе с каблуками.

Делаю несколько шагов в сторону метро, как вдруг…

За спиной раздается хлопок двери, а следом и леденящий душу голос с хрипотцой.

— Нагулялась, Мирослава?

Сердце подскакивает, и из-за его биения я с трудом распознаю тяжелые, но медленные шаги.

Как только пытаюсь дернуться, чувствую руки на теле, которые резко меня перехватывают и без лишних слов запихивают в машину.

Я так понимаю, добрый Тимур «кончился»?

Инстинктивно натягиваю на лоб козырек от кепки и тут же понимаю, насколько это смехотворно. Он уже меня узнал и нагло запихнул в тачку, наплевав на истошные крики и удары по спине, которые его натренированное тело наверняка даже не почувствовало. Во всяком случае, не дрогнуло и не замешкалось.

Из всех людей я меньше всего хотела наткнуться именно на него. И снова везение подводит!

— Как ты узнал, где я? — спрашиваю первое, что на ум приходит.

Осматриваюсь. Тонированные стекла свет не пропускают. Раевский весь в черном, напряжен, словно пантера перед прыжком, и холоден. Я, конечно, не ожидала, что меня с распростертыми объятьями встретят, но от него буквально за версту злостью тянет. Наэлектризованный воздух гудит от напряжения, расползающегося по всему салону.

Он цокает языком и тянет с ответом, видимо, не считая нужным ставить меня в известность.

Алинка прокололась?

Не верю. Она бы и под пытками ничего не сказала.

Серые глаза темнеют и фокусируются на мне. Я буквально затылком это чувствую, продолжая гипнотизировать дверную ручку. Едем не очень быстро, отделаюсь парой синяков. Куда лучше, чем рядом с ним.

Мое внимание слишком очевидно. Миг — и Раевский нажимает на какую-то кнопку, блокируя двери. Я держусь.

Страшно становится после того, как он выдвигает электронную панель и парой манипуляций отрезает нас от водителя.

Я встречаюсь с бесноватыми глазами и задаю новый вопрос.

— Куда мы едем?

Дорога явно не ко мне домой ведет.

— Увидишь, — следует краткий ответ.

Что-то он немногословен. Сжимает челюсти с такой силой, что желваки на лице появляются.

— Это по поводу фотографий? — я просто не могу заткнуться.

Меня злит и его поведение, и сама ситуация. Только поэтому я еще не трясусь от страха. Прижимаю маленькую сумочку, в которой лежит паспорт с новым штампом о браке, и прочищаю горло, не зная, как заставить его говорить.

Даже когда Раевский орет и бесится, я и то себя спокойнее чувствую.

— Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего, — выпаливаю на одном дыхании.

Удивительно, но он спокойно реагирует.

— Я вкурсе.

— Но ты не воспринимаешь мои слова всерьез, — говорю тихо и почти безэмоционально, однако внутри все клокочет от обиды и злости.

Я еще не забыла вчерашний день. Прекрасно помню, что оказалась лишь разменной монетой.

— Мира, я знаю, что ты подслушала наш с дядей разговор. Я проверил камеры и увидел, что ты сбежала сразу же после моих слов о браке.

Сердце к горлу подскакивает. Он вкурсе и все равно продолжает меня преследовать?

Тимур продолжает.

— Скажи, тебе реально ненавистна мысль о свадьбе со мной?

Я прыскаю от смеха, не понимая, как с такой серьезной и нахмуренной миной можно задавать настолько глупые вопросы.

— Знаешь, — смакую каждое слово. Хочу сделать побольнее. — Так странно, что брак с лжецом, манипулятором и шантажистом вызывает у меня только истерию? Прости, но у меня другие вкусы.

— Да, наслышан, — откидывается на спинку сиденья, устраиваясь поудобнее, — тебе нравятся челкастые и низкорослые, у которых еще даже молоко на губах не обсохло.

Да как он смеет?

Хоть Дима далеко не ангел, но я всегда находила его привлекательным.

До тех пор, пока не встретила этого.

— Я не такая как ты, — роняю с презрением, — для меня важна не только внешность.

— Тогда мы одинаковые.

Явно намекает на эффектную брюнетку, которой я и в подметки не гожусь.

Конечно. Я ведь не трачу сотни тысяч лишь на то, чтобы переделывать лицо в угоду мужикам. Куда уж мне.

Злюсь еще сильнее. Смотрю на чисто выбритое, холеное лицо и хочу оставить на нем десятки царапин, но вместо этого молча пожимаю плечами. Не буду спорить.

Я уже выиграла.

Едем дальше. Нарушить тишину равносильно капитуляции, вот мы и молчим, глядя в разные стороны. Я — чтобы ненароком ногти в ход не пустить. У него, полагаю, схожие причины.

Мы подъезжаем к уже знакомому мне особняку. Я слышу разблокировку дверей и первой выпрыгиваю на улицу, вспоминая, как впервые пересекла порог этого дома. В тот день я подписала его треклятый договор, наивно полагая, что этим все и закончится.

И вот, я снова здесь. Не прошло и года.

— Опять заставишь что-то подписывать? — начало мне не нравится.

Лучше бы в лез увез, чем в свою берлогу.

— Нет, — летит сзади, — больше нет надобности.

— В каком смысле?

Надеюсь, что это оговорка.

— В доме поговорим.

Э, нет. Я на такое не подписывалась.

Ловлю себя на мысли, что чрезвычайно вовремя успела выйти замуж. И то даже это не дает мне полных гарантий.

Стою на месте, пока не чувствую горячую ладонь на голове. Раевский без спроса сдирает кепку и растрепывает волосы. Недолго жалит глазами, и мне никак не удается его разгадать. Временами даже хочется в лицо выплюнуть, сказать, что я теперь вне его зоны доступа, но, боюсь, это может быть последним, что я в принципе ему скажу.

Его настроение изменилось, и если раньше я чувствовала, что могу ляпнуть что угодно, а он только посмеется в ответ, то теперь этого не было. Бизнесмен вернул прежнюю хватку.

— А ты нервничаешь, — коротко комментирует.

— Да с чего бы?

— Тогда пошли внутрь, — отворачивается и с тихой ухмылкой добавляет, — или понравилось, как я тебя в машину утрамбовал? Могу и сейчас также сделать.

Помни, Мира, в его доме есть Лена. Милая и добренькая сестренка Раевского, при которой он ничего тебе не сделает. Опять покричит и домой отправит. Ничего не изменилось.

Надежды оправдываются — возле двери нас и правда встречает сестра Тимура. И, несмотря на обстоятельства, я ей улыбаюсь, чувствуя её любопытство.

— Засранка, почему не за уроками? — диктатор снова себя проявляет.

Как интересно. Мне он заявлял, что с его предложением и унифер мне нафиг не сдался, а Лене что-то об учебе болтает. Лицемер.

— Я уже всё сделала, — с готовностью отвечает девочка.

— Сейчас проверим.

Мда. Надо будет обязательно еще раз сказать Никите, как я его обожаю. С братцем мне точно больше повезло.

Вижу в ее лукавых глазках недовольство и осторожно вмешиваюсь.

— Тимур, сейчас же еще утро. Лене наверняка тоже хочется отдохнуть.

— Конечно, дорогуша. Как скажешь, — иронично усмехается.

Нацепив маску отвращения, собираюсь сказать ему пару ласковых, но тут голос Лене подает.

— А кто эта девушка? — тараторит. — Вы надолго? Я успею с ней познакомиться?

Боже, бедный ребенок. Видно, Раевский ей еще и друзей заводить не позволяет, раз она так в меня вцепилась.

Тиран.

Мне, конечно, льстит ее внимание, но я бы предпочла не слышать ответы на эти вопросы.

И все же выбора у меня нет.

— Надолго. Успеешь, — смакует до последнего, — Мира — моя будущая жена.

Ожидаемо, но меня буквально потряхивает от его наглой усмешки. Специально ведь при Лене это говорит, чтобы я его на три буквы не послала.

Продолжаю улыбаться, как дурочка, у которой скоро скулы сведет от искусственной улыбки, и чувствую мрачное предвкушение.

Посмотрим, как он запоет, когда узнает, что я уже замужем.

— Вдолби себе в голову, что я не твоя невеста, — шиплю в спину, ведомая каким-то гадким предчувствием.

Ну, неспроста же он меня сюда привез? Наверняка что-то замышляет. Приключений мне на ж…

— Согласен. Мне тоже не нравится. Невеста это что-то временное, — идет по второму этажу и строгим голосом препода снисходит до глупой меня, поясняя. — Мы скоро изменим твой статус, не волнуйся.

Шикарный способ успокоить.

А спросить, надо ли мне оно?

Выругавшись себе под нос, плетусь следом. Считаю количество дверей, пытаясь отвлечься. Штук десять, не меньше. И это только один этаж. На стенах красуются картины, повсюду белая мебель, позолота на потолках. Страшно даже чихнуть ненароком.

— Нравится? — у мужчины глаза блестят. Гордым прищуром опаляют.

Надеюсь, он не рассчитывает на комплименты. Какая разница, нравится мне или нет. Как минимум здесь неуютно и странно. На такие замки хочется издалека глазеть, а не внутри прохлаждаться.

— Нет, — вздергиваю бровь, вспоминая о своем гаранте безопасности. — Я просто прикидываю, сколько ты бабок получишь, когда без работы останешься и продашь все эти предметы роскоши.

Между строк оставляю ту часть, в которой он лишается наследства и сидит у разбитого корыта. По перекошенному лицу вижу, что посыл без внимания не остается.

Раевский открывает дверь самой последней комнаты и пропускает меня вперед. Не то, чтобы у меня есть выбор, я даже моргнуть не успеваю, как после солидного толчка оказываюсь в спальне, а за спиной раздается хлопок.

— Что это?

— Твоя ночлежка.

Стены покрыты бледно-сливочной краской и украшены росписью. По углам расставлены маленькие вазы с сухоцветами, на бежевом потолке сверкает хрустальная люстра. Посередине комнаты стоит кровать с кучей подушек. На окнах жалюзи, как в офисе, из приоткрытой двери виднеется черный шкаф с костюмами и рубашками.

Как-то непохоже на его спальню. Слишком спокойно и красиво. Я представляла более дикие цвета вроде багрового или едко-синего.

Что-то выбивается из общей картины. В воздухе стоит запах свежей краски, из распахнутых окон веет теплом.

— Эту спальню только вчера передали, — заявляет Раевский.

— Зачем?

— Для тебя, — подходит к изголовью кровати и выдвигает маленькие шкафчики, — видишь? Тут даже расчески, резинки, помады и прочая косметика.

Я вижу только одно — Раевский тронулся рассудком и от безделья состряпал нечто похожее на девчачью комнату.

— Это ведь твоя спальня, да? — выдвигаю предположение.

Сильно смущают жалюзи и отдельная гардеробная, напичканная мужской одеждой. Могу предположить, он часто именно здесь работал. На угловом столике даже навороченный ноут пылится.

— Да, — как ни в чем не бывало кивает, — я подумал, что мрачный дизайн будет на тебя давить, поэтому решил переделать.

Ага. Я бы и в склепе поспала, если бы кое-кто на меня не давил.

Для подстраховки остаюсь возле двери и задаю самый логичный вопрос.

— Ты ненормальный?

— Если тебе не нравится, сделаем так, как ты скажешь, — упорно продолжает не замечать мои слова.

Мы словно на разных языках говорим.

— Я не собираюсь здесь жить.

— Почему? — снова тупит. — Этот дом слишком большой? Далеко от центра? Так не проблема, можем прямо сейчас прокатиться и другие посмотреть.

— Тимур!

— Что? — прищуривается.

От жесткой интонации сердце вскачь бежит. Он явно строит из себя идиота и остается добреньким только до тех пор, пока я не заикнусь о браке.

О невозможном и принудительном фарсе.

— Упрости нам обоим жизнь и поверь мне, когда я говорю, что ни за что не выйду за тебя замуж.

— Почему? — нехорошим холодком тянет. — Я сделал так, чтобы тебе было комфортно, наплевал на свои интересы и…

— Нет. Ты, как раз таки, учел только свои интересы и наплевал на то, чего хочу я! — делаю медленный вдох, чтобы голос не выдавал, насколько меня обижает такая «подача» брака. — Если бы мне нужны были деньги и роскошь, я бы сразу согласилась тебе подыграть, понимаешь? Но я сама заработаю. Своим трудом.

— И до старости не накопишь, — скалится в ответ.

— Ничего, у меня небольшие запросы.

— У меня тоже, — хрипло цедит, вытаскивая из-под подушки нечто похожее на сорочку, — будешь спать здесь, пока мы не распишемся.

— Обойдешься, — я вскипаю, вытаскивая из памяти условия передачи наследства. — Сегодня миллиардер, завтра миллионер. Велика ли разница?

— Велика, так что мне бы очень хотелось, чтобы ты меня больше не позорила, — намекает на утренние фото, разлетевшиеся по всему интернету.

Я только открываю рот, чтобы возразить, и тут же его захлопываю. В буквальном смысле теряю дар речи, проглатываю обиду и с какой-то горькой улыбкой качаю головой, давая понять, что он неправ. Я не позорю его, я позорю только себя, продолжая надеяться на то, что он сможет учесть мои чувства.

Наверное, по его мнению, переделка спальни, о которой я не просила, и ангельские обещания — это все, чего я заслуживаю. Раевский пользуется чужим трудом, нанимая специалистов по ремонту, и выдает их творения за свой результат. Какое-то извращенное понятие заботы, причем, судя по суженным глазам, Тимур упрямо не видит в этом проблемы.

Принимая злость за пустые капризы, он не дает даже объясниться. Ничего не спрашивает, ничем не интересуется, будто его внимание застревает только на штампе.

Проклятом штампе, от которого зависит лишь репутация и количество денег на счету.

— Тогда найди другую, — пожимаю плечами, — как тебе дядя и посоветовал. Чтобы без выкидонов, позора и истерик.

«Ломать себя и под тебя прогибаться я не собираюсь, даже если мне очень хочется, чтобы что-то изменилось».

Я никогда не отрицала, что он хорош собой, умен и интересен. Думаю, при других обстоятельствах Тимур быстро бы вскружил мне голову и обвел вокруг пальца. Может, именно поэтому мне хочется уйти. Страшно дров наломать.

Молчание тянется как вата и, когда он наконец-то хрипло отвечает, я уже успеваю забыть, что говорила ему ранее.

— Не могу.

Ах, точно. Не может другую выбрать.

Я усмехаюсь.

Неужели рынок совсем пуст, раз он готов обгладывать мои кости?

Дергаю ручку двери.

— Мира, ты не можешь покинуть дом.

— Будешь силой держать? — тихо хмыкаю.

Если бы он только знал, что каждая фраза помогает мне от него отстраниться. Пусть и не физически, но хотя бы морально.

— Считай это экскурсией, — разводит ладони, — здесь есть на что посмотреть. Я могу все тебе показать.

— Думаешь, я хочу проводить с тобой время?

— Тогда пусть Лена тебе покажет, — чеканит.

— Да, с ней будет поприятнее разговаривать.

Спускаюсь вниз и подхожу к дубовой двери, ведущей на улицу. Толкаю ладонью — заперта.

А я все удивлялась, почему он не стал меня останавливать.

В спальню не возвращаюсь, потому что Раевский, скорее всего, всё еще там. Иду на запах еды и пряностей, надеясь познакомиться с кем-то еще.

На светлой и просторной кухне вовсю дымится духовка. Пелена гари просачивается через настежь распахнутые окна, оставляя неприятный привкус горечи.

Иду дальше. По стеклянному столу разбросаны крошки, валяются овощи и пакет со сливками. Сущий беспорядок. Такой даже я редко устраивала.

— Это способ выкурить меня отсюда? — бросаю в пустоту и напарываюсь глазами на Лену, пристроившуюся к вытянутому окну.

Девочка сидит прямо на полу и, поджав пятки, нервно тянет носом воздух.

Слышит шаги, поворачивается ко мне лицом, белым от муки, и неловко улыбается.

— Я хотела сюрприз устроить.

Её черные волосы также перемазаны какой-то белой массой. Печь собиралась, что ли?

— Помощь нужна?

Предлагает человек, который умеет только микроволновкой пользоваться.

Зато отвлекусь и, может быть, чему-то научусь. Кухню Раевского совсем не страшно спалить.

Я не нахожу в себе сил на побег и считаю это бессмысленным. Всё прояснится в загсе, а пока…

Побуду здесь и составлю компанию этой милой девчушке.

«Будет, что внукам рассказать» — мое любимое оправдание. С таким подходом и приключения на задницу всегда кажутся сущим пустяком.

11

Провозившись с готовкой почти до обеда и чудом не спалив владения Раевского, мы дружно приходим к выводу, что готовка — совсем не наше. Перемазанные, испачканные в кисло-сладком соусе и с ног до головы облепленные мукой и сырными крошками, расходимся по ванным комнатам, заранее договорившись о том, что доставка еды ничуть не хуже домашней кухни. Особенно нашей.

Парочка кексов, к нашему удивлению, пережила армагеддон и выглядела вполне прилично. Впрочем, пробовать их мы не рискнули и оставили на закуску Тимуру. Я уже мысленно представляла, с какой кислой миной он будет откусывать кусочек за кусочком. Если не мне, то сестренке точно не откажет.

Лена показала мне ванную на втором этаже, а заодно и свою комнату, что на один этаж выше. Я, конечно, сделала вид, что всё запомнила, хотя на деле с трудом представляла, как можно здесь ориентироваться без точной карты. Подумать только — в доме восемь спален, четыре ванные, две гостиные и три кухни с отдельным выходом на лоджию. Тимуру что, каждый день нужно разнообразие, в одной и той же кровати ему не спится?

Увидев все своими глазами, я еще сильнее разозлилась. Мало того, что Раевский меня в этом доме запер, так еще и свою жадную натуру проявил. От него бы не убыло, предоставь он отдельную комнату, а не свое койко-место.

— Черт, — пропыхтела себе под нос.

Я не подумала о том, что моя единственная одежда уже на мне, другой нет. И теперь, стоя рядом с раковиной и в сотый раз оттирая яркие пятна, я проклинала себя за глупость. Всё испачкала. Даже джинсы с белым от муки налетом, про толстовку я вообще молчу. Можно попросить Лену что-то поискать, но не пойду же я в одном нижнем белье на другой этаж. Ближе всего спальня Раевского. Точнее, моя спальня, и в последний раз я его там не видела.

Может, вообще уехал?

Хорошо бы.

Напялив махровое полотенце, которое не так уж и хорошо прикрывало мой зад, я быстренько выскочила в коридор и, пока никого нет, забежала в комнату. Потом затаилась, сдерживая рвущееся наружу сердце. Попыталась выровнять дыхание.

Казалось, уровень адреналина и так на пределе, но после слабого смешка за спиной он рванул с еще большей скоростью, заставляя кровь в венах буквально вскипать от эмоций.

— Я, конечно, надеялся, что ты дашь мне шанс, но чтобы настолько…

Его хриплый голос, пропитанный звенящей наглостью, вывел меня из ступора. Я закричала и тут же прижала ладонь к губам, чтобы зря не напугать Лену, которая может застать нас в такой двусмысленной ситуации.

— Отвернись! — почти приказала. — И сейчас же выйди.

— Ты загораживаешь проход.

И снова этот взгляд. Лукавый такой, хитрый и немного насмешливый. В глазах, потемневших до цвета мокрого асфальта, черти пляшут. Смакуют каждый момент.

Смутившись и покрывшись едкой краской, я немного отодвинулась, почти не чувствуя ног. Тело вмиг онемело, придавленное к земле головокружительным мужским магнетизмом.

Вспомнив все плохое, что он сделал, я немного вернула себе контроль и, спрятав лицо за волосами, отстраненно сказала.

— Топай давай.

Медленной поступью Раевский двинулся к двери, но из-за того, что я все еще стояла слишком близко к выходу, казалось, словно он идет прямо на меня.

— А волшебное слово?

Оно тебе надо?

— Пожалуйста, — уже полностью сгорая от стыда, я буквально простонала унизительную просьбу.

Явись он на минутку позже, и я бы не стояла с горящими щеками и не держалась за полотенце как за спасательный круг.

Поменявшись с ним местами и очутившись возле гардеробной, я услышала очередной смешок.

— Одежда и правда тебя портит.

— Катись уже!

Вслед мне понесся довольный хохот и скрип двери.

Только тогда я выдохнула, все еще не представляя, как теперь смотреть ему в глаза. Он видел меня почти голой. И если бы не полотенце…

Боже, не хочу даже думать.

И снова сюрприз — вторая половина шкафа была наполовину забита женскими вещами. Неужели и об этом уже позаботился?

Радость от того, что не придется разгуливать в одних трусах, быстро сменилась раздражением. Значит, Раевский настолько уверен, что я уже под его каблуком…

Но выбора нет — иду искать что-то подходящее. Легкое ситцевое платье подойдет. Выглядит комфортно. Никаких тебе корсетов, декольте и мини-юбок.

Переодевшись, спускаюсь вниз и сразу напарываюсь на Лену. Та от скуки наворачивает круги по залу и задумчиво теребит черные кудри.

— Ты где так долго пропадала? Я почти опухла от голода.

— Прости. Пятна не отстирывались.

— А зачем ты сама это делала? — удивленно приподнимает брови. — Этим же Таня занимается.

— Таня? — женское имя неприятно царапает слух.

— Да. Наша экономка.

Чертыхнувшись, развожу руки в стороны, не представляя, как объяснить, что для меня стирка, уборка и тому подобное — обычные вещи.

— Там просто пятна такие, — начинаю тараторить, — если их сразу не вывести, то потом точно не получится.

Лена кивает и, к счастью, быстро меняет тему. Показывает мне несколько ресторанов, способных доставить еду в этот закрытый райончик, и живописно рассказывает о том, что ей уже удалось попробовать. Все выглядит безумно вкусно, и от одной только картинки я уже чувствую урчание желудка. Соглашаюсь на все, что девочка предлагает, готовая вгрызться чуть ли не в кусок хлеба.

Заказ сделан, и нам остается только коротать время. Я то краснею, то бледнею от ее привычки говорить все, что на ум приходит.

— Я так боялась, что Тимур приведет в дом какую-нибудь заносчивую женщину, которая будет командовать мной хлеще брата и устраивать тут свои порядки, — быстро щебечет, сморщив носик, — но он привел тебя. И ты такая классная! Мы с тобой будто на одной волне. Даже портить продукты с тобой было весело.

Тычет маленьким кулачком в потолок и зловеще улыбается, продолжая.

— Теперь будет кому за меня постоять, — ее уверенность вызывает у меня глухой смешок. — Кстати, а сколько тебе лет? Как моему брату?

— Я что, настолько плохо выгляжу? — беззлобно поддеваю в ответ. — Я старше тебя всего лишь на пять лет.

— Правда?! — она подпрыгивает и, округлив глаза, таращится на меня как на безумную. — Но почему? Брат мне говорил, чтобы до двадцати пяти лет я и не думала о свадьбе, — хватается за голову, — да он же старше тебя почти на десять лет.

— И не говори. Угораздило же меня спутаться со стариком, — подавляю смешок и перевожу тему, боясь случайно затронуть что-то личное. — Лучше расскажи что-нибудь о себе.

Мне и правда интересно. У Лены, как и у Тимура, немного грубоватые черты лица, черные волосы и серые глаза. На этом сходство заканчивается. Если девочка дарит ощущение тепла и спокойствия, подобное безмятежному морю, то Раевский производит впечатление взрывчатки, с которой каждая встреча кажется последней.

— Скоро мне будет четырнадцать, и я мечтаю отметить день рождения с друзьями, но Тимур запрещает, — хватается за соломинки, — может, ты попробуешь его переубедить?

Боюсь, я слишком дорого за это заплачу.

Не желая расстраивать, спрашиваю снова.

— Почему он против?

— Он всегда против. Ему лишь бы жизнь мне испортить, — говорит на эмоциях.

Судя по тому, что я видела ранее, отношения у них хорошие. Нам-то с Никитой проще, не такая большая разница в возрасте, а между Леной и Тимуром проблемы наверняка из-за личного пространства возникают. В конце концов, девочка уже доросла до друзей и небольших вечеринок. Заперев ее здесь, Раевский глупо поступает.

Хотя, полагаю, в отношении меня у него схожие методы.

— Твой брат просто очень за тебя переживает. Попробуй доказать, что ты уже самостоятельная, и тогда он наверняка пересмотрит свое решение.

— Да что я могу? Меня и в школу всегда отвозят и после уроков сразу забирают. Даже прогуляться не дают.

Наш разговор затягивается, и я всё больше убеждаюсь в том, что Тимур уже буквально задушил сестренку своей гиперопекой. Ее слова звучат обреченно и довольно грустно. Мама умерла почти сразу после ее рождения, отец постоянно натаскивал наследника и доверял дочку няне. Теперь у нее только брат и остался, и тот ставит палки в колеса.

Приободрив и немного поделившись своей жизнью, я не замечаю, как приходит курьер. Точнее, он просто передает еду у ворот, а в дом заходит Сергей, отпирая дверь собственным ключом.

Как славно. Теперь у меня два тюремщика.

— Мира, налетай скорее! — Лена распаковывает пакеты, отпуская на волю аромат теплой пиццы.

Плохое настроение недовольно скрывается, испугавшись целой тонны фастфуда. Я успеваю оторвать лишь кусочек, и тут же, как назло, на лестнице раздаются тяжелые шаги и заставляют замереть.

Чур, ему только горелый кекс!

Выглядываю на кухню. Посередине нашего погрома стоит Сергей и принюхивается к «шедеврам».

— Хотите попробовать? — мило улыбаюсь. — И шефа своего заодно угостите. Мы именно вам и оставили.

Мужчина пробует кекс и, к моему удивлению, не заходится жутким кашлем.

— Очень вкусно. Спасибо.

Да если бы знала, сама бы съела.

Я чувствую за спиной жгучий взгляд Раевского, но старательно его игнорирую. От недавней сцены в спальне температура вновь подскакивает. Глаза нерешительно ищут точку опоры.

— Мира, ты готова?

— К чему? — недоуменно поворачиваюсь, оценивая его прикид.

В уличной одежде и черных солнечных очках Тимур всё равно не выглядит как обычный мужчина. Скорее как гангстер с холодным взглядом и чеканящей шаги походкой.

— Точно, — недовольно цокнул языком, — ты же меня в спальне отвлекла, вот я и забыл рассказать. Мы едем выбирать тебе свадебное платье.

Задохнувшись от возмущения, смотрю на Сергея, которой все прекрасно слышит и стеной прикидывается. От двусмысленных фразочек Раевского можно и не то подумать.

Погодите…какое, к черту, платье?

В этот раз Тимур не берет с собой Серого и сам садится за руль. Водит он более резко и агрессивно, так что каждый пинок под зад напоминает мне о цели поездки. Нужно выбрать свадебное платье, которое я явно никогда и не надену. Настроение немного портится, что не ускальзывает от внимания Раевского.

— Сначала заедем еще в одно местечко, окей?

Я киваю. Через зеркало заднего вида замечаю его косую ухмылку и сразу отвожу взгляд. Ему кажется, что я смирилась, но на деле мне просто безразлична свадебная мишура, которую он так стремится на меня напялить. Смехотворно искать вещи на несостоявшийся праздник. Это лишь очередной повод вспомнить, почему он так спешит.

Полуденное солнце пробивается сквозь тонировку и окатывает жарким светом. Я замечаю тяжелое золотое кольцо, блеснувшее на пальце Раевского. Ни с чем его не спутаю — знак договора.

Но зачем носить его сейчас?

Снова выдыхаю. Забраться бы в эту упрямую голову и узнать, почему он так доволен. На его месте я бы днями и ночами рыдала, а не разъезжала на дорогой тачке с показной улыбкой, тратя столь бесценные минуты.

— Узнаешь? — спрашивает, припарковавшись.

Я вздрагиваю и только сейчас замечаю знакомую витрину. Как-никак, сама ее делала.

— Почему мы здесь?

— Мне ведь тоже нужен костюм.

— Ты мог его и без меня посмотреть.

Внутри просыпается беспокойство. В Москве миллион других мужских магазинов, но он выбрал именно мой. Тот, в котором я теперь даже не работаю. И все по его милости.

Тимур пропускает вопрос мимо ушей и первым выходит из машины, чтобы открыть мою дверь и протянуть руку. Ту самую, с обручальным кольцом, от вида которого я чувствую только раздражение.

Демонстративно отсаживаюсь в другую сторону и самостоятельно выхожу из тачки. Пока что это единственный способ показать мое отношение.

В родном магазинчике всё по-прежнему. Будто только вчера я сидела на мягком пуфике, сплетничала с Женькой и ловила крохи свободного времени, чтобы нормально поесть.

Звякают колокольчики. Из подсобки мелькает девушка с дежурным лицом. Моя улыбка тут же пропадает — я ее не знаю. В штат всегда набирали только двух человек, чтобы лишний раз не тратиться. Нина Евгеньевна, конечно, могла взять еще кого-то, чтобы меня подменить, но почему-то всё выглядело таким образом, словно здесь для меня больше нет места.

— Добрый день. Вам что-нибудь подсказать? — нервный голос выдает в ней новичка.

Стоит ей нас увидеть, как густые брови тут же лезут на лоб. Я не понимаю, кого именно она узнала, но чую неладное. Сейчас как раз обед, скоро Женя должна подойти. Вот у нее всё и спрошу.

— Мне нужен костюм на свадьбу, — говорит Раевский и подталкивает меня вперед, вырывая из глубокой задумчивости.

Я не знаю, что делать. Мне просто хочется выскочить на улицу и подождать подругу, пережить бурю где-то подальше от Тимура. Невольно закрадывается мысль, что он специально привез меня сюда. Мол, посмотри, здесь ты больше не нужна.

Я знаю каждый уголок и наверняка зря беспокоюсь. В случае увольнения мне бы сообщили.

Верно?

— Это наша последняя коллекция, — консультант берет вешалки с наиболее дорогими костюмами и кладет их поверх другой одежды.

— Мир, как тебе этот?

Таращиться на костюмы до рези в глазах совсем не хочется, поэтому я киваю.

— Хороший. Тебе стоит померить.

Он берет еще несколько вариантов, добавляет рубашки с галстуками и проходит вглубь зала. Зовет меня за собой, и я просто выбираю меньшее из зол.

Обняв себя за плечи, иду к примерочной и вскользь замечаю чужие вещи на тех местах, где раньше были мои. Неужели выбросили?

Меня гложет обида, хотя такого поворота стоило ожидать. Нет незаменимых. А после помолвки с Раевским я еще стала неудобной.

Возможно, начальница сама за меня все решила и подумала, что в деньгах я больше не нуждаюсь, но какого черта? И Женя тоже — даже не написала, ничего не спросила.

Вышла за порог и больше не нужна, да?

— Мир, помоги с рубашкой.

Дернув шторку, закатываю глаза. Хорошо хоть, что не в трусах стоит. С невинной улыбочкой на маленькие пуговки показывает.

— Консультанта позови. Это ее обязанность.

Мой взгляд невольно скользит вниз, на обнаженный рельефный торс, и я тут же отворачиваюсь, чувствуя, как щеки заливает краска стыда.

— Я о многом прошу?

Не то слово, но ведь из чистого упрямства не отойду. А то еще подумает, что я боюсь.

Столько раз покупателям помогала, но сейчас это почему-то труднее. При соприкосновении с горячей грудью кончики пальцев подрагивают. Чтобы не выдать румянец, опускаю голову и взглядом гипнотизирую белоснежную ткань. Так и подмывает спросить, как он раньше с такими грубыми пальцами рубашки надевал.

Небось специально издевается.

Я вдыхаю аромат ментола и пытаюсь не отвлекаться, но стою слишком близко. Это невозможно. Когда наконец подбираюсь к низу живота, чтобы покончить с этими пуговицами, мне кажется, что он задерживает дыхание.

Хотя сложно сказать, из-за бешеного сердцебиения я почти ничего не слышу.

Пытка подходит к концу, и я уже успеваю выдохнуть, как вдруг Раевский роняет.

— Еще пиджак и галстук.

Не, это я точно не переживу. С его ростом мне придется на цыпочки вставать, да еще и так близко к этому черту с дьявольской ухмылкой.

— Сам справишься. Я лучше другие костюмы посмотрю, — выскакиваю из примерной как ошпаренная и прикладываю ладони к щекам. Те обжигают.

Хочется под землю провалиться. Пуговицы казались бесконечными, а ловкие руки враз стали непослушными. Безумие какое-то. И почему примерочные настолько крошечные? Или это он огромный?

Прохожу вперед, не в силах на месте усидеть, как вдруг снова раздается звон колокольчика. Ему вторит тонкий голосок.

— Ух, чуть не опоздала.

Женька.

Сердце на секунду глохнет и тут же оглушительно рвется наружу. Сейчас я узнаю, что произошло на самом деле, но почему-то именно это меня и тормозит.

Боюсь правды. На негнущихся ногах выхожу в зал и слабо улыбаюсь.

— Привет, подруга.

Она мнется, неряшливо отдергивает рыжие копны волос и с резким стуком роняет сумку на белоснежный паркет. Я сразу понимаю, что ждали тут точно не меня, и, пользуясь тем, что моя «замена» копается в ящиках неразложенной одежды, говорю снова.

— Что, привидение увидела?

— Мира? Какими судьбами?

И правда.

На шум может Тимур выйти, поэтому я делаю несколько шагов к ней и отвожу в сторону, чтобы с глазу на глаз всё обсудить.

— Я смотрю, в моих услугах тут больше не нуждаются, — холодный голос пропитан горечью и обидой.

Я срываюсь на ней, и это несправедливо, но со мной тоже никогда не поступали должным образом.

— Прости, Мир, это не мое решение, — тихо отвечает, повесив голову.

Стыдно, значит?

Я холодею. Меня попусту раздирают накопившиеся эмоции, которые я долго держала в себе. И черт с ней, с работой, я другую найду. Все же не гендиректор, получаю копейки. Мне просто обидно, что даже Женька, с которой мы столько месяцев проработали вместе, промолчала. Внутри еще теплилась надежда, что новенькая здесь временно, но виноватое лицо бывшей коллеги и тишина в ответ ясно дали понять, что меня просто вышвырнули.

— Ты могла хотя бы рассказать. Предупредить.

— А зачем? — та вспыхивает. — То-то ты больно многим делишься. Стала богачкой и теперь не собираешься с нами, простыми смертными, якшаться. Горгулья мне все объяснила, да и у самой мозгов хватает. Не такая уж я и тупая. Допетрить до того, что простой обслугой ты больше не будешь, и сама смогла.

Ее слова за живое дергают, и все же я не отмалчиваюсь.

— Другие сказали, а ты и поверила? — проглатываю жгучий комок в горле. — Я не собиралась увольняться.

— А почему нет? На твоем месте я бы даже не раздумывала.

Вот именно поэтому ты не на моем месте.

— Жень, скажи честно, Нина Евгеньевна сама так решила или ей кто-то помог?

Рыжеволосая выдерживает паузу, явно собираясь что-то ответить, но тут ее взгляд падает мне за спину, а губы растягиваются в легкой улыбке.

— Здравствуйте. Уже что-то подобрали?

Я оборачиваюсь и замечаю настойчивый взгляд серых глаз. Конечно, он просто не мог не вклиниться в разговор. И даже молчанием стал душить сильнее веревки.

Плевать, что он выберет и купит. Больше не могу здесь находиться, поэтому прошу у Раевского ключи от машины и без лишних слов выхожу на улицу.

В салоне душно. Солнечные лучи прямо на крышу падают, оставляю переднюю дверь приоткрытой. Внутри гадко, словно меня кислотой облили. Горечь насквозь язык прожигает. Полагаю, так и чувствуют себя безработные.

Передергиваю плечами, чтобы взбодриться и вяло оглядываю улицу. Ничего, завтра что-нибудь новенькое поищу. Не конец света.

Через несколько минут хлопает соседняя дверь. Тимур убирает на заднее сиденье пакеты с одеждой и включает кондиционер. Я льну к потоку холодного воздуха и блаженно закрываю глаза.

— Мы можем отменить примерку платья? — шепчу искусанными губами.

Если заставит, я первое попавшееся выберу.

— Конечно, — на удивление быстро соглашается, — я попрошу привезти все варианты к нам домой. Там и померяешь.

К нам домой…

Я теряюсь от этой фразы и все пропускаю мимо ушей. Его огромный особняк, спрятанный за высоким забором, не чувствуется своим. Да и не должен. Я там гость. Случайный попутчик.

Не могу не спросить.

— Тебе приятно делать мне больно?

Он отвлекается от дороги и переводит на меня слегка ошалевший взгляд. Знаю, я и сама в шоке, что начинаю в лоб спрашивать.

— Нет. О чем ты?

За солнечными очками и не угадаешь его настроение. То ли душой кривит, то ли и правда удивляется.

— Ты специально привез меня сюда. Хотел, чтобы я своими глазами увидела…

— Мира, что ты несешь? — раздраженно выпаливает. — Я выбрал твой магазин, потому что думал, что там тебе будет удобнее.

Берет меня за руку, оставляя вторую ладонь на руле, и негромко спрашивает.

— О чем вы говорили?

— Забудь.

Ладонь не убираю, потому что с его прикосновением дрожь перестает дергать за ниточки. Посидеть бы сейчас с Никитой, вывалить на него весь свой груз, а не сидеть со стеклянным взглядом, пялясь в лобовое стекло.

Так продолжается всю поездку. По ощущениям мы едем дольше, чем хотелось бы. И вроде даже в другую сторону, хотя я до сих пор не запомнила дорогу к дому.

Внезапно тепло ладони исчезает, уши погружаются в пустоту. Даже звук мотора стихает.

Я осматриваюсь. Никогда не была здесь раньше. Похоже на край Москвы. Пара неприметных домов с мощной крышей и участок. Людей вокруг нет.

— Где мы?

— Пойдем. Сама увидишь.

Не понимаю, что он снова задумал, но плетусь следом. Мы проходим через металлические двери и оказывается в помещении с большим количеством клеток. Вмиг пелена тишины спадает и заполняется громким лаем.

Животные?

— Зачем ты привел меня в питомник?

Возникает ассоциация и тут же ошпаривает. Я тоже что-то сродни дворняжке. Решетка над головой, ключ от которой в руках у хозяина, есть. Поблажки тоже только по чужой воле. Суть одна.

К нам подходит мужчина средних лет и по-свойски пожимает ладонь Тимуру.

— Старик, какими судьбами?

— Хочу детенышей твоих посмотреть. Что посоветуешь?

Чувствую себя лишней и пытаюсь отойти в сторону, чтобы не мешать, но ловкая рука Раевского сразу возвращает меня на место. Он даже не смотрит в мою сторону. Радар использует, что ли?

— Мира выбирает, — чеканит мне в макушку, ставя перед фактом.

Что?

Хлопаю ресницами от недоумения. Да чтоб я провалилась!

Наконец-то Раевский дает возможность что-то выбрать, и это — новый зверек? Нет, я не против животных, всей душой их люблю, но сейчас просто не вижу смысла кого-то брать с собой. Когда уйду от Тимура, а точнее, когда он меня вышвырнет, я не смогу за зверька ответить. Брошу на произвол судьбы. Разве что Лена позаботится.

— Зачем мне животное? — задаю очевидный вопрос.

— Сестра давно просила, да и тебе будет с кем позабавиться.

Отличная формулировка.

Возникнуть не успеваю, потому что грохочет радостный голос хозяина питомника.

— Осматривайтесь. Выбирайте. У них у всех здоровье крепкое.

Меня не шокирует количество животных, но от вида далматинцев и шпицев глаза на лоб лезут.

— Неужели даже породистых выбрасывают?

— Питомцы много внимания требуют, — отвечает хозяин, — а людям только красота и нужна. Как надоедят — сразу отказываются.

Мерзость. Неужели об ответственности не слышали?

Меня опаляет злость, а тело само двигается вперед. Назначить бы штраф таким заводчикам в несколько миллионов, чтобы мозгами думали, прежде чем покупать.

Иду дальше. Есть несколько кошек, но больше собак. От вида преданных глазок, которые прямо в душу смотрят, сестре кровью обливается. Каждый шаг все сложнее преодолевать.

В самой нижней клетке я вижу пятнистую лапку с черно-белым окрасом и приседаю на корточки, чтобы лучше рассмотреть. Маленький комочек шерсти мнется к самому краю и явно боится. Крошечные когти выпускает. На носике шрам, карие глазки уже лишены надежды.

Бедный. Сколько же он пережил.

— Можно этого? — тихо спрашиваю, не в силах отвезти взгляд.

Всё говорят его глаза.

— Этого? — хозяин удивляется. — Это же дворняжка. Посмотрите еще…

— Нет, — резко обрываю и поворачиваю голову, обращаясь к Тимуру, — я же выбираю, да?

Тот с улыбкой кивает.

Я жду, пока клетку откроют, и медленно протягиваю свою ладонь, приговаривая.

— Иди сюда, маленький. Иди, не бойся.

Щенок делает нерешительные шаги вперед и обнюхивает мои руки. Соленые от внезапных слез.

Тимур что-то обсуждает с хозяином, но я их уже не слышу. Беру дрожащее чудо на руки, чувствую запах сена и собачьего корма и твердо понимаю, что влипла.

Потому что если и уйду, то только с ним.

В машине прячу щеночка в подоле платья и крепко прижимаю к себе, слыша, как маленькое сердечко надрывается от страха.

— Спасибо, — искренне говорю Раевскому.

— Что до слез довел?

Я усмехаюсь. Да уж, в этом он лучший.

12

Вечереет. Возвращаемся лишь к сумеркам, провозившись с покупкой еды, игрушек и лежанки для щенка. Все это время я не выпускаю его из своих рук и, кажется, даже забываю об увольнении, свадьбе и бесполезной примерке платьев.

Однако у меня есть Тимур, который всегда любезно напомнит о подготовленных им пытках.

— Платья уже в твоей комнате. Не затягивай с этим, — говорит при подъезде к дому.

С энтузиазмом киваю. Всё равно выберу за пять секунд.

Выпрыгиваю из авто и громко зову Лену. Девчушка как по команде сразу же выглядывает из окна и таращится на комочек шерсти, спрятанный в темной ткани. Высовывается только хвост и мокрый носик.

Распахнув дверь, Лена вопит.

— Это правда то, что я думаю?

— Ага, — от ее неподдельного восторга улыбка сама собой вырисовывается, — это мальчик. Подумай над именем.

Мы заходим в дом и располагаемся на кухне. Что удивительно, Тимур сам берется за подготовку еды и воды для щенка, краем уха подслушивая наш разговор.

— Он такой кроха!

— Еще подрастет. Ему только три месяца.

— Боже, как же его назвать, — заглядывает в сонные глаза питомца и ласково берет его на руки. — Я словно во сне. Столько лет хотела щенка, а тут бац! И он уже на моих коленках.

Наклоняется ко мне и заговорщически шепчет.

— Вот бы ты к нам еще раньше переехала, — намекает на мое влияние, отчего я только хмыкаю. — Сначала Тимур про уроки забыл, теперь собачку принес. Вот бы он и меня также слушался.

Я молчу и чувствую, как ногами прирастаю к полу. Взгляд рефлекторно переходит на Раевского, от которого, конечно же, слова сестры не ускользают.

Лена слишком рада, чтобы сдерживать эмоции, тогда как я начинаю вспоминать положение вещей. Один добрый жест — и я уже готова всё простить.

Тимур поворачивается и встречается со мной взглядом, отчего я тушуюсь и резко наклоняюсь к пакетам. Пытаюсь сделать вид, словно последние слова меня совсем не задели.

Лучше бы возразил! Сказал, что я ничто и звать меня никак.

А то стоит, ухмыляется и нервы мои испытывает.

— Где лежанку положить? — спрашиваю у Лены.

— В моей комнате. Я постоянно буду с ним, чтобы не заскучал.

— Только на кровать не пускай, — командует Тимур, ставя плошки неподалеку от холодильника.

Я наконец получаю возможность смыться и, прихватив пакет с игрушками, иду к лестнице, как вдруг снова слышу низкий голос:

— Хм. Тогда еду я тоже к тебе в комнату отнесу.

— Ага.

На ватных ногах поднимаюсь, чувствуя жгучий взгляд на пояснице. Всю дорогу молчу. Игнорирую тяжелую поступь за спиной, пока он сам не решается меня окликнуть.

— Свадьба завтра.

Я киваю. Мне нечего добавить. Завтра так завтра. Значит, одна ночь в его доме, и я вернусь к себе.

Пока я раскладываю игрушки, стараясь сделать все таким образом, чтобы выглядело уютно и красиво, Раевский садится на кровать и немигающе изучает мое лицо. Слабое освещение и длинные волосы помогают скрыть нотки паники, но дрожащие ладони с головой выдают.

Он хрипло повторяет.

— Мира, ты меня услышала? Завтра мы женимся.

Я снова киваю. Видно, Тимур не особо удовлетворен моей реакцией и слишком привык к истерикам, но на финале остается только холодный разум, просчитывающий все ходы.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — с нажимом продолжает разговор.

Вены вздуваются на его лбу и шее, и, судя по всему, он лишь чудом удерживает себя на месте.

А хочется, чтобы встряхнул и вернулся к прежнему тону. Строгому, холодному, не терпящему протестов. Чтобы я смотрела на него и понимала, что нужно отпустить. Как хорошее, так и плохое.

А сейчас не получается. Кошки на сердце скребут от заботы.

Передергиваю плечами, вспоминая цель этой показной доброты, и сухо спрашиваю.

— Что ты хочешь услышать?

— Всё, — насквозь прожигает взглядом, посылая электрические импульсы по всему телу. — Прекрати вести себя как робот. Скажи, что в твоей голове.

То, чего даже я боюсь.

— Чем ты недоволен? — я усмехаюсь и поворачиваюсь к двери. Лопатки буквально покалывает от пристального внимания. — Мы выбрали костюм, теперь время для платья. Завтра свадьба, твое наследство перейдет к тебе. Все на мази, верно?

Сердце бешено стучит и громким молотом отдается в голове, причем с такой силой, что я начинаю думать о самом страшном.

Он все знает.

Да нет, глупости. Иначе бы давно меня по миру пустил.

Быстро спускаюсь на этаж ниже и захожу в спальню. Тимур следом.

Ведомая каким-то дерзким протестом, я выбрасываю ладонь и тыкаю на первое попавшееся платье.

— Вот это.

— Оно даже не белое, — холодно чеканит Раевский, уязвленный моим отношением.

Ткань и правда больше на бежевую смахивает, но кому какое дело?

— Скажи спасибо, что не черное, — огрызаюсь и плюхаюсь на кровать.

Отрубиться бы, проснуться и покончить с этим.

— Вот это наденешь, — уверенно припечатывает Тимур, стоя рядом со стеллажами.

В его руках, без всяких сомнений, роскошное и красивое платье, но мне хватает одного взгляда на корсет и пышную юбку, чтобы сразу же отказаться.

— Ни за что. Сам попробуй в это влезть.

— Они все твоего размера.

— И когда это ты с меня мерки снять успел? — насмешливо фыркаю.

— Не я, а стилист. В салоне платье под тебя подгоняли, а эти все на заказ сшиты.

На заказ?

Я поднимаюсь. Такие платья невозможно сшить за одну ночь. Неужели он еще с благотворительного вечера всё это спланировал?

— Все равно. Я выбираю бежевое.

— Наденешь белое, и сегодня спишь одна, — нагло заявляет.

Он со мной торгуется?

Я вспыхиваю и резко качаю головой.

— Я и так буду спать одна.

— Моя спальня — мои правила.

— Тогда дай мне другую комнату, — упрямо поджимаю губы.

— Не в этой жизни.

Я встаю, демонстративно обхожу его стороной и смотрю на другие платья. Все какие-то неудобные и жутко красивые.

В таком бы настоящую свадьбу праздновать…

— Ладно, — выдыхаю, — будет белое, и сегодня ты меня больше не трогаешь.

Раевский кивает, зовет Сергея, чтобы тот вынес все остальные стеллажи, и на миг задерживается возле двери.

— Знай, что завтра я скажу тебе «да» по-настоящему. Не фиктивно, — не отрывает от меня свои серые, беспощадные глаза и ждет ответа, но я молчу. Кусаю щеку изнутри, чтобы не сболтнуть еще что похлеще. — Ладно. Спокойной ночи, Мира.

Какой уж теперь сон, Тимур.

Ночью я смогла успокоиться только благодаря Алине, которая с ходу поддержала мое сумасшествие. Мы проболтали почти всю ночь, и, лишь когда солнце уже настойчиво постучалось в окна, я вспомнила о сне, но с лихорадочной дрожью и жутким мандражем это было уже бесполезно.

Я встала, заглянула в сумку, проверив наличие паспорта, и с тревожным сердцем отправилась в душ. На стеклянной полке заметила несколько зубных щеток, мочалки, женский шампунь и гель. Всё новое и запакованное, и на том спасибо.

Залезла под струю горячей, буквально обжигающей воды и прикрыла глаза, наслаждаясь теплом. Решила постоять подольше, чтобы не томиться в пустой спальне в ожидании Раевского. Нещадно терла кожу, пытаясь избавиться от онемения, сковавшего всё тело.

Я должна радоваться, но меня что-то останавливает. Злит, раздражает и в голову врезается. До головокружения за плечи трясет.

Я схожу с ума, да? Раз вижу в его словах искренность. Вряд ли бы Тимур заикнулся о реальном браке, если бы не предвкушал свой главный приз. Для того, кто верит, что находится в шаге от победы, он ведет себя вполне логично. Не зверствует, успокаивается и проявляет лояльность.

Думает, что я уже никуда не денусь, поэтому и расслабляет поводок. Все закономерно, но лучше бы он придержал коней и не добивал меня словами о чем-то настоящем.

Надев домашние шорты и футболку, прочно спрятанные в комоде Тимура, я поспешила вернуться в комнату. По дороге меня окликнул тихий голос.

— Вы уже проснулись?

Я обернулась и увидела опрятную, невысокую женщину в фартуке. В руках она держала стакан шипящей воды. Должно быть, экономка.

— Доброе утро, — я кивнула и собралась пройти мимо, но она придержала меня за локоть.

— Выпейте это. Вам полегчает, — заметив мой подозрительный взгляд, женщина поправила очки на носу и пояснила, — ничего криминального, просто легкое седативное.

С чего это Тимур решил, что я буду бунтовать, раз даже из его дома ни разу не сбегала, вела себя послушнее кого-либо?

Не понимаю.

— Эм, спасибо, — для вида беру стакан. Не нужны мне успокоительные, я и так спокойна как бык. — А вы..?

— Нина, — видит, что я собираюсь улизнуть, и снова окликает. — Завтрак уже готов.

— Я не голодна.

Мне неловко перед доброжелательной женщиной, но что-то кажется, что улыбается она неспроста. Или я просто надумываю.

— Съешьте хотя бы чуть-чуть, а то с голодухи можно и сознание потерять, — ее светлое и полное родинок лицо озаряется мягкой улыбкой.

— Нет, спасибо.

Поворачиваюсь к двери, чтобы скрыться от настойчивого взгляда, и глухо стону, услышав хриплый голос с первого этажа.

— Мира, спустись.

Плетусь за экономкой и застаю Раевского за документами. На столе дымится свежеиспеченный пирог, а рядом — две кружки с кофе.

Я присаживаюсь на другую сторону стола и с усмешкой отмечаю, что на лице Тимура нет ни капли усталости или сонливости. Волосы мокрые, рубашка неряшливо заправлена в брюки, глаза сосредоточены на бумагах.

— Ты что-то хотел?

— Поешь, — говорит, не поднимая головы.

Только жилка на шее пульсирует, выдавая его напряженность.

Отрезаю себе маленький кусочек и не могу удержаться от сарказма.

— Выпей, — протягиваю стакан с успокоительным, — тебе это явно больше меня нужно.

— Это вряд ли.

— Лена к нам не спустится? — хочу поговорить с кем-то более приветливым.

А то от Раевского только агрессией хлещет.

— Нет. На свадьбе ее тоже не будет, — наконец отрывает глаза от бумаг и смотрит прямо на меня. Долго смотрит, причем с таким усердием, словно дыру хочет прожечь. — Не говори ей ни о чем.

— Я молчок, — бесстрастно отвечаю и зубами вонзаюсь в пирог. Как бы не подавиться под таким давлением.

Но выпечка вкусная. Даже с учетом того, что кусок в горло не лезет, я оставляю тарелку наполовину пустой. Допиваю кофе, гадая, сколько еще времени он будет таранить меня странным взглядом.

— Смотрю, ты сегодня энергичная, — сухо роняет, скрещивая руки на груди. Видимо, интерес к отчетам напрочь пропал.

— Да, вот тебя увидела, и сразу настроение поднялось, — елейно воркую, чувствуя себя бессмертной.

Если и помирать, то с музыкой.

— Правда смирилась? — он мне не верит.

Ладно, для вида посопротивляюсь, чтобы успокоился, а то заподозрит еще.

— Нет, конечно. Всю ночь мозговым штурмом решала, как тебе церемонию испортить.

— И как? — интересуется с какой-то язвительностью.

— Твой дядя был прав, — легкомысленно бросаю в ответ, — я слишком зеленая для того, чтобы что-то испортить.

Тимур резко втягивает носом воздух и сжимает руки в кулаки. В его взгляде пляшут сотни демонов, но он не дает им выхода из-за внезапного визита стилиста. Я сразу вытягиваюсь, понимая, что шутки подошли к концу, и послушно отдаюсь ее рукам, которые снова творят чудеса.

Время стремительно набирает обороты. И чем ближе церемония, тем сильнее я хочу сбежать, потому что, несмотря на всю осторожность, я буквально задницей чую проблемы.

Белоснежный шелк струится по телу, облегает талию и точечно повторяет изгибы. Я смотрю на свое отражение и понимаю, что не могу двинуться с места. Мышцы немеют, посылая пронзительную дрожь, а кончики пальцев неверяще дотрагиваются до платья. Я будто сплю и все никак не могу проснуться. Живот сводит от переживаний.

Сзади снова хлопает дверь, а я дергаюсь как от пощечины, глядя на Раевского в смокинге. Черные брюки, в тон галстук и пиджак. Тяжелые ботинки лязгают по полу, стальные мышцы перекатываются под белой рубашкой.

Возможно, у меня жалкое выражение лица, ведь мужчина говорит обманчиво мягко.

— Нам пора.

Удрученно отворачиваюсь. Хорошо бы нам в разных машинах ехать, но это уже за пределом мечтаний.

— Жених не должен видеть невесту до свадьбы, — тяну резину, потому что уверенности мне не хватает.

Да и тот стакан с успокоительным бы сейчас не помешал.

— Это в реальных свадьбах, — Тимур усмехается, — ты же нашу таковой не считаешь.

Резонно.

Садимся в машину, и тут меня ошпаривает.

— Мой паспорт! — порываюсь выйти, но Тимур придавливает к месту.

— Я всё взял.

Платье сковывает тело, а его мрачный взгляд стискивает похлеще любой ткани.

Медленно повернувшись, встречаюсь с его глазами. Чувствую руку на бедре и пальцы, мнущие ткань, и прошу лишь об одном…

— Ты же не открывал мой паспорт? — идиотский вопрос.

По-настоящему глупый, но я спрашиваю, потому что стылый холод, которым веет от Раевского, начинает до дрожи цеплять. Никакое солнце не отогреет.

— Прости, — он говорит лишь одно слово и точно бьет прямо в цель. Наотмашь.

По наитию усмехаюсь, чувствуя, как истерика подкатывает прямо к горлу. Сердце пропускает несколько ударов, прежде чем я нахожу в себе силы откашляться и спросить снова.

— За что извиняешься?

Та самая ситуация, в которой слова лишние. Что ни скажи — будет только больнее.

— Я развел тебя.

Да он меня капитально разводит, причем ежедневно и ежесекундно, однако сути это не меняет. Как ни сформулируй, будет алое пепелище, кричащее об опасности.

Выдаю ироничную усмешку. Просто защитная реакция.

— Развел на бабки или как-то по-другому?

Он ждал этого разговора. До последнего молчал, и я даже понимаю почему.

Я бы не вела себя так покорно, если бы знала, что все насмарку.

Вместо ответа протягивает паспорт. Доли секунд, и я лечу в преисподнюю. Холодными пальцами бросаю паспорт обратно. Перед глазами мельтешит лишь одно: «зарегистрировано расторжение брака».

И когда?

В день покупки щенка. Вчера, черт возьми.

Когда он говорил о чем-то реальном и заставлял меня улыбаться. Когда я мучилась и терзалась, боясь собственными руками навсегда вычеркнуть его из своей жизни.

Я боялась, а он — нет. И даже не собирается за это извиняться, потому что на деле ему ни хрена не жаль.

Одно «прости» и забыли, да?

— Останови машину.

— Мира, — касается рукой.

— Не трогай! — бездумно дергаю дверную ручку, но та, разумеется, заперта.

Какая же я идиотка.

Вырываюсь и бью по его груди, но он только сильнее наседает. Буквально пригвождает меня к сиденью авто.

— Я пошлю тебя, Раевский. Клянусь богом, пошлю прямо у алтаря и посмеюсь, когда ты получишь отказ перед всей публикой.

— Мира, я не так глуп, чтобы на собственную свадьбу пускать папарацци, — приближает ко мне свое холодное лицо и, уже не скрывая эмоции, добавляет, — твоего ответа никто и не ждет. Достаточно присутствия.

— Как ты, черт возьми, это провернул? — сипло выдыхаю, вдруг потеряв голос. — Без моего согласия, без согласия Димы!

— Пай-мальчик умный. Проблемы ему не нужны, так что не спросил я только тебя.

Только?!

— А паспорт? — передергиваю плечами, избавляясь от силков.

Все равно бежать некуда. Как двери откроют, тогда шанс и появится.

— Надо было лучше прятать свою сумочку.

Нет. Надо было бежать в ту же секунду, когда он впервые притянул меня к себе и заявил свои права. Именно в тот момент начались шутки и игры на публику.

А сегодня они закончатся.

13

Я чувствую себя так, словно до этого была слепой, а сейчас наконец-то прозрела. Его рука, накрывшая мою сверху, острый взгляд, хватающийся за каждую эмоцию, и напряженное положение тела, готового в любой момент рвануть вперед и снова пригвоздить меня к месту…

Всё кристально ясно. Цель прежде всего. И пусть мне хочется заорать во всю глотку, я этого не сделаю. Что такое штамп в паспорте? Простая формальность. Плевать мне на него. Вон, за Димку без сомнений выскочила. Теперь за Раевского выйду.

Никакой разницы. Только разные фамилии.

Я использовала Диму, а Тимур — меня. Возможно, это карма.

Дерьмовое оправдание.

Мы подъезжаем к шипиловскому загсу и паркуемся с другой стороны. Я смотрю на Тимура и усмехаюсь. Ход его мыслей мне понятен: привлечь как можно меньше внимания. А орущая невеста не особо в это вписывается. Вот и приказал рядом с парком встать. Тут тебе и деревья, и огороженная территория — далеко не убежишь.

— Тимур, — звук собственного голоса посылает мороз по коже, — могу я тебя попросить кое о чем?

— Конечно, — с легкостью соглашается.

А я поджимаю пятки и в струну вытягиваюсь, чтобы проще было. Не дай бог голос надломится.

— После всего этого, — киваю на красивое здание с витыми колоннами, — пообещай мне, что я больше никогда тебя не увижу.

С замирающим сердцем улавливаю перемены. Как сквозь маску хладнокровия на его лице проявляется что-то еще. Что-то такое, во что я никогда не поверю, потому и отворачиваюсь. Не могу взгляд вынести, литрами горечь глотаю.

Похоже, не это он ожидал услышать.

— Не проси невозможного.

Фраза будто по слогам до ушей долетает. Звучит как издевка.

С учетом того, что он провернул за моей спиной, разве есть что-то невозможное?

— Ладно, — желчно выплевываю, — тогда можно я тебе врежу?

Ладонь на самом деле жжет от непереносимого желания пройтись по дьявольски красивому лицу, но, когда я выдаю откровенно неразумную просьбу, не ожидая ничего, кроме усмешки, Тимур поступает еще более глупо.

— Давай.

Чего греха таить — я бы с радостью, но даже если хорошенько вмажу, легче мне не станет.

Мотаю головой и торопливо выхожу на улицу. Мне сейчас не пощечину залепить нужно. Он наверняка даже не почувствует. Груша для битья лучше подойдет.

В тишине мы доходим до загса. Точнее, я под конвоем в виде будущего муженька и его верного охранника доползаю до «священного» места. Здесь слезы счастья роняют, а у нас на лицах ни одна мышца не дергается.

Как и ожидалось, из гостей лишь дядя Тимура и парочка незнакомых мне людей. Сомневаюсь, что даже Раевский их знает. Чисто для отвода глаз привели.

— Давайте начнем.

Акриловая шкатулка в его руках. Кольца, тяжким бременем отпечатавшиеся на безымянном пальце. Всё через муть в глазах подмечаю.

В торжественном и просторном зале настолько тихо, что наши шаги эхом отдаются от стен и высокого потолка. Всю речь я пропускаю и даже успешно отмалчиваюсь в момент, когда стоит говорить лишь одно.

Да.

Я вздрагиваю, внезапно ощутив, как горячая рука Тимура скользит по спине, обнимает за талию. Воздух из легких выбивает.

— Я согласна, — резко выдыхаю и немного отстраняюсь. Одно слово, а дается через силу.

Его «да» звучит куда убедительнее моего.

Даже думать не хочу. Белый шум в голове. Ноги не держат, еще и платье тело сдавливает.

Надеюсь, мы пропустим идиотскую часть с поцелуем, но, кажется, зря.

— Можете поцеловать невесту.

Всё это формально, чисто для вида и пары фоток, которые обязательно выйдут в желтой прессе. Я это понимаю, Тимур это понимает, но все равно поступает по-своему.

Весомо надавливает на талию, притягивая ближе, и резко впивается в губы. Чтобы было удобнее, хватает за волосы, наплевав на прическу, и запрокидывает голову. Углубляет поцелуй, жадно смакуя каждую минуту.

А мы ведь не одни. И оттого еще более неловко.

Я подписывалась на фейковые отношения, а тут даже близорукий разглядит, что притворством и не пахнет.

В голове странно шумит, лицо вспыхивает, а сердце несколько ударов пропускает.

Ненасытная ласка губ все мысли выбивает. Чувствую, что еще немного, и я окончательно рехнусь. Тихонько ладонью отталкиваю.

Горящие губы с трудом поддаются.

— Хватит.

На этом всё и заканчивается. Взгляд Раевского проясняется, хватка слабеет, и я тут же отстраняюсь.

Без слов иду к выходу, сдерживая ненавистные слезы и стараясь не оборачиваться. Я свою часть выполнила. Теперь его очередь.

Тимур потеряет ко мне интерес, забудет и наконец-то заживет своей крутой жизнью. Не знаю почему, но от этой мысли легкие тисками сковывает. Становится и легко и больно одновременно.

Не думала, что так бывает.

— Мирослава, — меня догоняет Сергей, — вы не подождете в машине?

Еще бы. У Раевского ведь дела поважнее — надо наследство получить, с бумажками разобраться.

— Конечно, — соглашаюсь, чтобы не спорить, и беру ключи.

Хватит на сегодня потрясений.

Как послушная дурочка иду к машине, но лишь для того, чтобы забрать свою сумку. Там телефон, ключи от дома и немного денег. Достаточно, чтобы купить несколько шмоток и переодеться.

Тачку оставляю открытой, предварительно бросив ключи на переднее сиденье. Вряд ли угонят. Да и в случае чего Тимур мало что потеряет. Новую найдет.

В ближайшем магазинчике, смахивающем на секонд-хенд, беру юбку с длинной водолазкой, кроссовки и на месте переодеваюсь. Не совсем мой размер, но жмет поменьше свадебного платья, которое я оставляю в примерочной. Мало ли, вдруг кому пригодится.

Мне теперь уж точно не нужно.

Ловлю такси и вскоре добираюсь до дома. Все дни в голове спутались, поэтому я по-настоящему удивляюсь, обнаружив внутри Алинку. При виде меня подруга срывается с места и крепко обнимает, позволяя опустить чугунную голову на ее плечо.

А дальше слова льются из меня потоком. Все быстрее и громче, пока я не начинаю задыхаться от собственных воплей.

— Тише, Мира, тише, — успокаивающе гладит по спине.

Я выкладываю абсолютно все, потому что чувствую, что если это не сделаю, то просто взорвусь от массы эмоций. Алина только слушает, позволяя мне выговориться.

Глаза стекленеют, а в голову приходит еще более абсурдная вещь.

— Давай сходим в клуб. Я хочу оттянуться.

И рот затыкается на моменте, когда хочу сказать правду.

Хочу забыться.

Через пару часов слезы заканчиваются. Я чувствую опустошение и приятную пустоту, словно вулкан потрясений наконец-то выбрался на свободу и жалящим пламенем к чертям отрубил все живое. Пустая башка, тихое сердце и расфокусированный взгляд.

Свернувшись калачиком на диване, смотрю на стол, заставленный горячей и домашней едой. Алина приготовила. Пахнет вкусно, но желудок узлом закручивает. Мотаю головой на предложение поесть.

— Так нельзя, — упрямо закидывает котлеты в тарелку, — что теперь, из-за каждой свиньи себя голодом морить?

— Не надо. Не напоминай, — нервы и без того хлипкой ниткой натягиваются.

Того и гляди треснут.

— Ладно. Съешь хотя бы половину, и я отстану.

Раздается звонок. Кто-то яростно тарабанит в дверь, и я уже успеваю подумать о том, что Раевский по мою душу явился, однако тут тишину сотрясает женский голос. Злой такой.

И я его узнаю. Уж лучше бы Тимур приперся.

— Не открывай, — одергиваю подругу. — Ей здесь не рады.

А сама сомневаюсь. Мама приходит только в двух случаях. Первый — проверить, жива ли я. И второй — похвалиться дорогими дочурками своих знакомых, которые уж точно лучше меня. Не хамят, родителей уважают и пятки им целуют.

В моем случае уважать особо не за что.

Почему пришла? Из-за новостей? Раевский уже запустил свою гранату в виде фоток со свадьбы?

Мне любопытно, поэтому встаю и подхожу к двери. Может, мама сама какую-то подсказку даст. В гневе она страшна.

— Мира, я знаю, что ты дома! Открой сейчас же! Как ты посмела без моего одобрения замуж выйти, соплячка?

Отлично. Еще даже не вечер, а она уже пьяная.

— Уходи.

Не слышит. Орет как резаная и каблуками по двери бьет. Через глазок вижу, что лицо краснющее. Хотя одета прилично. Видимо, специально перед визитом ко мне напилась.

Стыдно перед Алиной. Уже не в первый раз такое происходит.

Глазами прошу ее уйти и дверь прикрыть. А еще лучше телевизор на всю громкость врубить. Чтоб наверняка.

Открываю замок, но цепочку оставляю. Не хочу задерживаться, и так внутри все полыхает.

— Приходи, когда протрезвеешь.

— Паршивка, — поправляет белые, почти седые волосы и кривит ярко накрашенные губы. — За что мне такое наказание?

— Так чего ты орешь? — я усмехаюсь. — Сама же мне говорила не упустить такого мужика. Вот я и послушалась.

Ага. Прям белая и пушистая. Только когти спрятаны.

— Ты даже на свадьбу меня не пригласила!

Еще забавнее. Я бы и себя туда не приглашала, если бы могла.

— Мне пора на работу, — бросаю пыль в глаза. Всё равно она ничего не знает. — Если это все, уходи.

— Почему ты все еще живешь здесь? Муж тебя в первый же день выкинул, да? Не стерпел твой мерзкий характер?

— Что-то вроде того.

От равнодушия в моем голосе мама чуть ли не бледнеет.

— Если не любишь, зачем тогда замуж вышла? Плевать тебе, я же вижу. На деньги повелась? — костлявые руки подрагивают. — Я тебя не так воспитывала.

Ну-ну. Значит, о сватовстве с мамкиными сынками мы уже благополучно забыли. И я, как всегда, хуже всех.

— Езжай домой и проспись. Потом поговорим.

Захлопываю дверь прямо перед ее носом и на несколько секунд замираю. Дожидаюсь, пока подъезд опустеет, и только потом возвращаюсь на кухню.

— Опять у нее пластинку заело, — от злости даже аппетит просыпается. Берусь за вилку. — Теперь ее на свадьбе заклинило. Еще что-то о деньгах говорила.

Мучительно удерживаю себя от желания включить телефон и погуглить. Мало ли что там написали.

Но держусь. Вместо глупостей сипло роняю.

— Кстати, о деньгах, — терять уже нечего, — я сегодня угощаю. Давай оторвемся в самых крутых местах Москвы.

Алина видит мое состояние и не спорит. Деликатно откашливается, пока я ее стряпню нахваливаю.

— Может, нам переехать?

Теперь я начинаю кашлять. Кусочек в горле застревает.

— Что? Куда? — глаза выпучиваю.

Раньше мы об этом не говорили. Да и хорошо тут, не шибко дорого.

— Найдем что-то еще, — пожимает плечами, — чтобы твоя мама и Тимур не смогли найти. А то только нервы треплют.

— Да брось. Еще тебя стеснять. Опять вещи перетаскивать, к новому месту привыкать. Нет, давай без этого.

Хотя, если так подумать, вариант неплохой. Но я сейчас не в том состоянии, чтобы всерьез думать о переезде.

Я доедаю, мою посуду и нервно тараню взглядом телефон. Банально становлюсь параноиком. Что ни говори, а равнодушие на свадьбе мне с трудом далось. Хотелось любым способом заполнить пустоту внутри.

И я делаю это, рискуя показаться трусихой. Предлагаю весь день провести вне дома. Устроить что-то вроде девичника. Повод то есть, пусть и хреновый. Зато буду точно уверена, что Тимур не нагрянет.

Сначала шопинг. По магазинам мы болтаемся до тех пор, пока не устаем. И опять никаких эмоций. Трачу деньги Раевского как сумасшедшая и ни черта не чувствую. Ни удовлетворения, ни радости. Только ноги устают, поэтому мы идем в ближайший ресторан и заказываем все то, что я никогда не пробовала.

Северные деликатесы, пицца с черным трюфелем и лобстеры на вкус как пластмасса. Ну, хоть Алине нравится. Я больше барным меню увлекаюсь. И ближе к ночи становлюсь почти неудержимой.

Хмель в голове не выветривается даже после часовой прогулки. Внутри плещется дикая энергия, которую срочно нужно куда-то направить.

В клубе оказываемся минут через тридцать. Я удивляюсь, узнав, что здесь нужно платить за вход, но потом все встает на свои места. Элитные тусовки всегда стоят денег, а тут еще и отдельная программа. Диджей врубает мощные биты, на сцене отжигают эффектные красотки, а публика неистово пялится на полуголые тела.

Горячо, ничего не скажешь. Даже я заценила.

Так это необычный клуб. Тут вроде даже фейсконтроль должен быть жестким. Странно, что паспорт не спросили.

— Тебе что заказать? — пытаюсь докричаться до Алины.

— Давай лучше домой поедем, — неуверенно на мужиков косится.

— Да брось. Ты видела тех мордоворотов у входа? С такой охраной нам ничего не сделают. Расслабься, — усмехаюсь.

— Ладно, — все еще мнется, — но тебе не показалось, что охранники странно на тебя смотрели?

— Не придумывай.

Мы пропускаем по стаканчику и пробираемся к центру. Я тоже хочу поглазеть. Может, научусь чему-то.

Со смешком вспоминаю свою неуклюжесть и просто отдаюсь стихии. За счет полусумрака и беснующихся отблесков неона стеснение напрочь пропадает. Я просто себя отпускаю, решив ни о чем не думать. Хотя бы сегодня. Хоть раз без него.

От мужчин нет отбоя, и это льстит. Я без супер прикида, в обычных джинсах и топе, но люди все равно смотрят. Подходят, предлагают угостить и имена называют. Ни одно не запомнила. Нафиг мне оно надо.

Тешу свое самолюбие, пока сердце в бешеном ритме не заходится. Дыхание перехватывает, и я устало плюхаюсь за столик. Алина рядом.

— Ну что, всех демонов из себя выгнала? — посмеивается подруга.

— Почти, — ближе подсаживаюсь, чтобы музыку перекричать. — Спасибо за сегодня. Я правда благодарна. Круто отдохнули.

— Главное завтра об этом не пожалеть, — хмыкает в ответ.

Внезапно боковым зрением замечаю, как кто-то словно из-под земли вырастает. Сцену загораживает, да еще и тень отбрасывает.

— Эй, мужик, ты не мог бы подвинуться? — грубо зыркаю. Рассудок вообще не включаю. — Смотреть мешаешь.

— А твоя подруга права, — раздается хриплый баритон. — Главное, чтобы ты завтра об этом не пожалела.

С титановым терпением говорит. Его голос будто по кровотоку разносится, посылая стаи мурашек по коже.

Я поднимаю голову и пьяно усмехаюсь.

— А ты чего тут? Тоже пришел на сцене позажигать? Так раздевайся.

Тимур прожигает меня таким взглядом, что я чуть не плавлюсь под ним. Злится, похоже.

Вот и отлично. Усну счастливой, зная, что у него нервный тик вызываю.

Перед глазами долбаные звездочки, поэтому я не спешу вставать. А то еще рухну ему прямо под ноги. До жути стыдно будет.

Раевский оценивает обстановку и, наконец, отходит. Я не успеваю этому обрадоваться, потому что он рядом садится. Да так, что я бедром его ногу чувствую, а загребущие руки на талии устраиваются.

Эх, зря я с кем-то не потанцевала. Было бы еще веселее.

На шее кадык дергается, а тонкие губы в одну линию сжимаются.

— Смотрю, ты навеселе. Завтра также будет круто, когда в моем доме проснешься? — взгляд на руку падает. — И даже без обручального кольца.

— Я же не дура, чтобы с ним мужиков кадрить. Ко мне бы никто и не подошел.

— Я видел. Желающих много, однако.

— Вот именно. Так что проваливай. Сделай милость.

— Это мой клуб, Мирослава, — припечатывает, обжигая горячим дыханием. — Так что вечеринка закончена.

14

Нервный тик не дает мне покоя. Кажется, именно в этот момент я по-настоящему понимаю, что значит задохнуться от злости. В районе груди кожа буквально вскипает, а кровь в жилах стынет.

Нет слов. Хотя чему я удивляюсь. Раевский вряд ли бы ограничился простой недвижимостью. Для него это слишком скучно, вот и скупает то, что самому нравится.

Хорош муженек.

— Какой же ты подлый, — я вообще не соображаю.

Мне горько и обидно. А этот еще сидит с ухмыляющейся рожей и моей реакцией наслаждается.

Ладно. Хочет настоящих эмоций — он их получит.

Дергаю ладонью, чтобы залепить пощечину, но не успеваю. Стальные пальцы смыкаются на запястье и больно дергают мою руку, да с такой резкостью, что я буквально заваливаюсь на него, изо всех сил цепляясь за рубашку.

— В прошлый раз я дал тебе разрешение, но ты им не воспользовалась. Теперь поздно, — скользит рукой по оголенным участкам тела, отчего я тут же вздрагиваю и пытаюсь отстраниться, но он не позволяет. — Долго будешь меня бесить?

— Да плевать мне на тебя, — жадно глотаю воздух, тщетно пытаясь сохранить спокойствие. — Мир не крутится вокруг твоей задницы, понятно?

Хотя он прав. Все мои действия продиктованы желанием ударить. Да побольнее, чтобы хоть чуть-чуть в моей шкуре побыл.

— Мира, — голос Алины с трудом до меня добирается.

Ей снова неловко, и всё из-за меня. Ну почему я такой магнит для проблем?

Ерзаю, пытаюсь слезть и тут же каменею, услышав нарочито хриплое:

— Ты бы не дергалась так сильно, а то мысли не в ту сторону уходят.

Краска бросается мне в лицо, когда я понимаю, к чему он клонит. Но взгляд не отвожу, рассматривая жесткие черты лица, в которых нет ни капли того, что я хочу увидеть. Тимур не имеет никакого права злиться и все же продолжает это делать. Теплым дыханием касается губ, ладонью фиксирует тело, а второй рукой с какой-то меланхолией поглаживает щеки.

Уловив аромат знакомого одеколона и кислого привкуса вина, я снова теряю точку опоры. От него, как и от меня, разит алкоголем, хотя вначале я этого и не почувствовала.

— Уже отпраздновал? — сквозь зубы выдыхаю.

Бесит, что он продолжает наслаждаться жизнью, в то время как я собираю себя по кусочкам.

А к черту.

Бессильно бью его по груди, будучи уверенной, что он снова не поддастся, но на удивление Раевский ослабляет хватку. Голова идет кругом.

Я поднимаюсь, слегка пошатываясь, и сквозь муть в глазах пытаюсь отыскать выход. Удачно, что тусовку и правда прикрыли, а я этого даже не заметила. Стихла музыка, сцена опустела, а вместо мутного неона включили нормальный свет.

— Алин, пойдем.

Вероятность того, что меня просто так отпустят, составляет ноль процентов, но я из чистого упрямства иду дальше. Главное не упасть.

И почему я не замечала, что здесь так много ступенек?

Рехнешься пока дойдешь.

На улицу выходим втроем. В воздухе стоит туман, уже светает. Глаза жжет из-за влажности, тело мгновенно покрывается холодной коркой.

Что-то теплое опускается на плечи. Кажется, пиджак, насквозь пропитанный его запахом.

Я не отказываюсь, потому что еще такси ждать, а у меня и так зуб на зуб не попадает.

У знакомой тачки стоит Сергей. При виде нас он открывает заднюю дверь внедорожника, отчего у меня из груди вырывается истерический смех.

— Какая неожиданность, — голос сочится сарказмом.

Чувствую себя мышью, для которой везде расставили ловушки.

— Я вас отвезу, — говорит Тимур, красноречивым взглядом окидывая мою неуверенную походку.

— Алин, вызови такси, пожалуйста.

Полностью его игнорирую. Уже не знаю, какими словами докричаться.

— Залезай, — цедит Раевский и подталкивает меня к двери, — я не предлагал. Все же ты тоже моя ответственность.

Вот оно что. Чертовски похоже на обузу.

— Окей, — раздраженно отвечаю.

Пусть несет свою ответственность.

Залезаю внутрь и тщетно пытаюсь убедить себя в том, что это не похоже на уступку. Я просто выбираю самый удобный вариант и сокращаю время на споры.

Рядом приземляется Алина, у которой на лице написано, что лучше бы мы пешком шли, а следом и Тимур залезает. К счастью, на переднее место.

Возможно, это мой шанс порвать со всем. В доме Тимура еще остались мои вещи, да и паспорт тоже нужно забрать, чтобы потом никогда с ним не встречаться.

С трудом приоткрываю глаза, пытаясь отогнать сонливость, и отрешенно роняю.

— Давай сначала к тебе заедем. Мне нужно вещи собрать.

Меня окутывает такая дикая слабость, что ответа я не жду. Веки слипаются, и под размеренную скорость машины я проваливаюсь в сон.

Сквозь темноту слышу какие-то голоса и вроде бы даже хлопки дверей, но глаза не открываю. Мне тепло, спокойно и удобно.

А как приедем, Алина разбудит.

Не знаю, сколько проходит времени. Прихожу в себя от тепла ладони, которая прикасается к лицу и сползает ниже, доходя до шеи. И в моменты, когда ласка становится особенно явной, возникает ощущение, будто по коже проходится ток.

Мне невероятно жарко. Тело будто в огне горит.

Я быстро распахиваю глаза и первое, что вижу — голый торс. Тимур, сидящий в одних спортивных брюках, тут же одергивает ладонь, будто я поймала его на чем-то постыдном.

Взглядом пробегаюсь по стенам и от увиденного тут же чувствую, как кровь вскипает. Спальня Раевского, лежу на его кровати.

— Какого черта?!

Снова сюда привез. А где же тогда Алина?

— Я отвез твою подругу домой, — будто мысли читает, — а ты уснула, поэтому я не стал тебя будить. Отдыхай.

Он начинает подниматься, чтобы выйти из комнаты, но я не позволяю. Перехватываю его ладонь и с ошарашенным видом приоткрываю губы, чтобы спросить лишь одно.

— Что же тебе от меня надо? Недостаточно растоптал? Еще не наигрался?

Губы дрожат. Перед глазами все расплывается.

Боже, сколько же я выпила.

— Я не буду отвечать, потому что мой ответ тебя всегда не устраивает, — отмахивается.

Накрывает жуткая злость. От одного взгляда, мимики и голоса. Снова холод и безразличие.

— Отвечай! — я взрываюсь от смятения.

Не знаю, когда это закончится, но с каждым разом видеть его все больнее. Зная, для чего я была ему нужна, всегда равно продолжаю на что-то надеяться. Хочу услышать хотя бы что-то искренне, но каждый раз вспоминаю, что сделка закончена. Осталась только ответственность.

Он сам так сказал.

— Настоящий брак, Мира, — хрипло бросает. — Вот, чего я хочу.

— Настоящий? — подавляю смешок. Только идиотка бы в это поверила. Наверняка как-то связано с наследством. Будет притворяться, пока до последней капли не выжмет. — А что делает брак настоящим? Нужно переспать с тобой, да?

Не могу. Это слишком жестоко. Он берет что хочет, использует меня как куклу без эмоций и сердца, а потом просит о чем-то настоящем.

Нет, это невозможно.

В его глазах полыхнуло бешенство. Дернулся кадык, а тело вмиг оказалось рядом со мной. Тимур сгреб меня за плечи и встряхнул, внимательно изучая каждую черточку лица. Судорожно сглотнув, прохрипел.

— Что сделать, чтобы ты мне поверила?

Уже ничего, хотя один вариантик у меня имеется.

— Разведись со мной, — из подслушанного разговора я знаю, что он не может дать развод. И как-то Сергей об этом обмолвился, сказав, что тогда Тимур все потеряет.

Так что я понимаю, что прошу невозможного. Но и он просит того же.

— Нет.

Мысли путаются, и знакомая дрожь охватывает все тело. Его губы так близко, что трудно дышать. И пока адреналин и бешеное волнение бьют по телу, я говорю то единственное, что первым приходит в голову.

— Тогда останься со мной.

Сама себе не верю. Мысли путаются, хмель в голове бродит, но я все еще отдаю отчет своим действиям. И, несмотря на все это, почему-то не забираю слова назад. Мне хочется хоть что-то решить в наших отношениях. Сделать это самой, а не чувствовать себя так, словно меня на поводке ведут куда-то.

— Мир, ты…

— Да. Это именно то, о чем ты подумал.

Бесстыдство собственных слов ускоряет кровоток. Я краснею и отвожу взгляд, но тут же чувствую ладонь на подбородке, которая вынуждает снова на него посмотреть.

Я молчу, не произнося те вещи, которые таранят мой мозг.

— Разве у нас не должна быть брачная ночь?

Забавно, но факт — я пытаюсь исказить его слова о настоящем браке таким образом. В конце концов, как говорила мама: мужчинам нужно только одно. И если он согласится, это будет мой первый раз, и ответственность снова будет на нем.

Вряд ли я заставлю его вспоминать обо мне, но тогда хоть какое-то решение я приму самостоятельно.

И прежде, чем я успеваю вскочить, чтобы с горящими щеками выбежать из комнаты, Раевский наваливается на меня сверху и резко заводит руки над головой.

— Ты пьяная. И потом об этом пожалеешь.

Согласна.

— Либо сейчас, либо никогда, — это тоже правда.

Сейчас у меня нет сомнений. Все, что может нас объединить, кроме штампа в паспорте — эта ночь.

Сорваны тормоза, дальше остановок не будет.

Тимур наклоняется еще ближе, гипнотизируя своими серыми глазами, и сильной рукой обхватывает за талию, буквально припечатывая меня к своему телу. Властный, но невероятно чувственный поцелуй полностью захватывает мой рот, тут же вырывая тихий стон.

По венам проходится огонь, который на ходу сжигает все прошлые обиды. Они проснутся. Обязательно проснутся, но завтра.

А сейчас его руки избавляют меня от одежды и исследуют тело, сводя с ума. Каждое прикосновение губ и пальцев посылает меня в настоящее пекло. Тимур не спеша, как бы растягивая удовольствие, спускается все ниже, слегка покусывая и без того чувствительную кожу, а затем проводя горячими губами по местам укусов.

Наконец, я не выдерживаю и хватаю его за шею, сама целую беспощадный рот, выплескивая всю гамму эмоций, полыхавших внутри меня. Руками скольжу по груди, рельефу плеч и пальцами соскальзываю на твердые мышцы живота. Он недолго терпит мою инициативу, практически сразу перехватывая ладони и снова продолжая чувственную пытку.

А когда на нас не остается ни капли одежды, стираются и все остальные грани.

Бывают решения, которые на первый взгляд кажутся судьбоносными. После них мушки перед глазами мелькают, а сердце вниз ухает, да еще и с такой скоростью, что почва под ногами сотрясается. Невыносимое сожаление пронзает голову, лишая беспристрастности, и хочется с головой спрятаться под одеяло, чтобы в темноте и одиночестве смириться с произошедшим.

Мне казалось, именно таким и будет мое утро в этой нагретой постели. В спальне, хранящей отпечатки глухих стонов, я непременно проснусь посреди ночи и с красными от стыда щеками соберу шмотки, беспорядочно разбросанные по всей комнате, и дам деру.

Но нет. Я сплю чуть ли не до полудня и приоткрываю веки только из-за сильной духоты. Насквозь зашторенные окна не пропускают ни клочка света. Глаза, постепенно привыкающие к темноте, натыкаются на свежее белье, полотенце и домашний халат. Всё аккуратно сложено в одну стопочку, на прикроватном столике стакан с водой. Я подаюсь к нему и одним глотком осушаю половину. Прислушиваюсь к себе.

Голова побаливает, все тело ноет, а по пояснице, бедрам и животу словно мамонт прошелся. Кое-кто будто знатно отыгрывался за слова «либо сейчас, либо никогда». Как одержимый, ну правда. Все тело помечено. Я вообще хоть встать смогу?

Поморщившись и отдернув одеяло, несказанно радуюсь тому, что ноги еще слушаются. Мог бы и понежнее, что ли.

Вспоминаю, как у Раевского вчера глаза чуть из орбит не вылетели, и тихо усмехаюсь. Не, ну грешно как-то расходиться даже без прощального подарка. Мой ему — багровое пятно на простыни. Так удивился, словно в мои девятнадцать я должна была уже с половиной города койку разделить. Сказал что-то про мою больную голову, но остановиться не смог.

Это даже забавно. Я никогда не придавала особого значения первому разу, но Тимур, похоже, мое мнение не разделял, однако и отпускать не спешил. Я со счету сбилась, сколько раз мои глаза закатывались от жаркой волны, блуждающей по телу. И не жалела. В трезвом состоянии я бы точно не решилась, а тут и оправдание есть. Если будет много о себе думать, я быстро ему отмазку подсуну. В конце концов, с потрохами отдаться человеку, от которого сердце невольно екает, не так уж и плохо.

Но это ничего не изменит. Доверие не вернуть.

Я прохожу мимо новой одежды и, решив не злоупотреблять гостеприимством Раевского, быстро натягиваю вчерашние шмотки, на ходу поправляю волосы. Кладу мобильник в карманы джинсов и спускаюсь вниз.

Тишина в доме немного настораживает, но, может, все уже по делам разбрелись. Только я могу без задних ног полдня проспать. Думаю, что нужно найти Тимура, чтобы несчастный паспорт наконец забрать, но он сам находится.

Стоит мне переступить порог гостиной, как слух улавливает резкие вибрации. Поворачиваю голову. Скрип ручки по столу вмиг прекращается.

— Как себя чувствуешь? — хрипло роняет Тимур, предлагая сесть рядом.

Снова одернув волосы, пытаюсь скрыть свой помятый вид и отодвигаю стул. В голову то и дело лезут картинки прошлой ночи. Это просто неподъемная задача — сделать так, словно ничего не было, потому что Раевский знает, что мне понравилось. У него на лице написано столько самодовольства, что я даже нервничать начинаю.

— Все отлично, — оглядываюсь по сторонам. Хорошо бы тылы прикрыть. — А где Лена?

— У нее поездка с классом. До вечера ее не будет.

На нем джинсы и серый пиджак, отчего глаза кажутся еще более глубокими и темными. Я делаю вид, словно ничего не замечаю, но его взгляд то и дело блуждает по ярким отметинам, а тонкие губы растягиваются в странной усмешке. Он словно сытый кот, объевшийся сметаны. Только усов не хватает.

Щеки все еще помнят шероховатость легкой щетины, и эта мысль меня откровенно сбивает. При свете дня маску держать куда сложнее.

— Эм, в общем, — внутри просыпается раздражение, подливает масло в огонь, — я же вчера за паспортом приехала. Хотела забрать.

Невпопад отвечает.

— Может, перекусим? А то я что-то так утомился ночью.

— Нет, спасибо, — титаническим усилием выдерживаю его полыхнувший взгляд и поджимаю губы, — я бы хотела забрать паспорт.

— Зачем? Тебе все равно документы менять нужно.

Да уж. Спасибо за такую головную боль.

— Все равно, — пожимаю плечами, — верни. Без документов я работу не найду.

— А не хочешь поработать на меня?

Идея настолько абсурдная, что я с трудом давлю глухой смешок.

— Не особо.

— Почему?

— Может, потому что я твоя жена? — сорвалось с языка быстрее, чем я успела подумать. И тут же себя поправила. — В смысле, ну, у меня нет нужных навыков.

Раевский же, как назло, привязывается к первой фразе.

— Вот именно. Жена, — щелкает ручкой, отыгрываясь на моих нервах, — так зачем тебе работать?

— Чтобы хоть что-то из себя представлять.

Мне не нравилось, куда вел этот разговор, и поэтому я постаралась придать своему голосу большей стали, что тут же отразилось в его остекленевших от ярости глазах. Наши взгляды скрестились и никто, казалось, не хотел уступать. Лишь через какое-то время рука Тимура дрогнула, а лицо исказилось в привычной полуулыбке. Совершенно не искренней и не настоящей.

— А сейчас ты из себя ничего не представляешь? — наигранно вздернул брови. — Кончай дурить, Мира. После этой ночи я ни за что не поверю, что тебе плевать. Хочешь взять паспорт и уйти?

— Да, — чуть ли не скальпелем вырисовываю улыбку, — а что касается ночи…мне просто хотелось побольнее тебя ударить. Вроде как не зря говорят, что мужчину проще всего через постель зацепить. Вот я и решила убедиться.

— И как? Нравятся результаты?

Мне удалось его разозлить. Об этом ясно говорили желваки на щеках и вздувшиеся вены. Не будь между нами стола, уже давно бы сорвался.

— Очень. Так что отдай паспорт, и я пойду.

— У меня три условия, — хрипло выпаливает.

Я киваю, потому что даже интересно послушать.

— Будешь носить кольцо, — глаза то и дело молнии метают. — Не будешь меня избегать и…не откажешься от денег. Сама понимаешь, я не могу позволить своей жене ходить черт знает в чем.

Ауч. В атаку пошел, зараза.

— Без проблем, — с ходу соглашаюсь.

Все равно он не сможет ничего контролировать. Кольцо на пальце только ястреб увидит, а деньги уж тем более. Заморожу счет и потом, когда успокоится, переведу обратно. Пугает только второе требование, ведь сложно представить ситуацию, в которой мы могли бы пересечься.

— Тогда надевай, — кладет шкатулку с кольцом и с дотошностью следит за тем, как я открываю коробку и натягиваю кольцо на безымянный палец.

Затем Раевский берет сумку, лежащую на полу, и протягивает мне паспорт с какой-то бумажкой. Тихо комментирует.

— Адрес твоего нового дома, — нагло перехватывает мое запястье и отдельно вкладывает ключи, — район хороший, место безопасное, и охрана у входа за всем следит. Можешь переехать с соседкой, там три комнаты, — видит загорающееся сопротивление и тут же отрубает, — не отказывайся. Журналисты вкурсе, где ты живешь. Это опасно. В первую очередь, для тебя. Если прознают о том, что мы отдельно живем, тебе же хуже будет. Заклюют так, что придется в мой дом вернуться, а это, как мы знаем, понравится только мне.

Слишком уж гладко выходит. Его грудь мерно вздымается, дыхание тихое и спокойное. Плечи расслаблены. Неужели и правда отпускает? Но тогда зачем требовать, чтобы я его не избегала?

— Ладно. Я подумаю о переезде, — забираю вещи и прячу всё в карманах джинсов. Торопливо встаю, чтобы выйти из дома, и тут вдруг слышу тихое гавканье за спиной.

Оборачиваюсь и замираю. Крошечный комок шерсти бежит мне навстречу и принимается тщательно обнюхивать ботинки.

— Эх ты. Забыл уже, да? — приседаю на корточки, чтобы погладить. — Лена уже придумала ему имя?

— Пятныш. Хотя я бы его лучше обжорой назвал. Жрет как в последний раз, всю плошку за минуту сметает.

— И правильно. Ему нужны силы, — чешу за ушком и выпрямляюсь, — ну пока, Пятныш. Если что, жалуйся Лене. Она тебя защитит.

— И от кого же? — хмыкает в ответ.

— В этом доме только один зверь, Тимур.

— И он прямо сейчас собирается покинуть хозяина, — хрипло усмехается и тут же говорит более серьезным голосом. — Ты же завтра пойдешь в универ?

— Да, а что?

— Ничего.

Лязгает металлическая ножка. Судя по звукам, он решает меня проводить, и я тут же напрягаюсь, почувствовав тяжелое дыхание на голой шее. Его дикая энергетика словно опять хочет пробить все преграды, отчего дыхание спирает, а кожа покрывается мурашками. Пахнет ментолом и, как ни странно, мной. Почти выветрившимися духами, от которых остался только легкий шлейф.

Широкая ладонь накрывает оголенную часть живота и медленно поднимается вверх. Тихий шепот разрезает напряжение.

— Может, повторим?

15

В университете было настоящее столпотворение, и хоть на этот раз это никак не связано со мной. Скоро закончится время лекций и практик. Начнется настоящий ад под названием сессия. Всюду сновали дерганные студенты, держащие при себе огромные папки с долгами и отчетами. И я их понимала, потому что в связи с последними событиями и резким наступлением Раевского попусту не представляла, как взяться за голову и приступить к зубрежке.

В аудиторию зашла одной из последних. Почти все места были заняты, оставалось только одно рядом с Ваней, едким задирой и бунтарем. Когда я подошла к парте, на его лице отразилась мерзкая ухмылочка.

— А, звездулька наша.

Пропустив мимо ушей, открыла тетрадь и сделала вид, что повторяю записи, надеясь на то, что он отвяжется, но не тут-то было.

— Чего молчишь? Язык прикусила? — почесал затылок, раскачиваясь на стуле. — Ты по приколу в универе болтаешься?

— А ты рот зашить не хочешь? — хмуро отозвалась. — Думаю, тебе не раз предлагали.

— Эка цаца. Даже поговорить с ней нельзя.

— Вот препод зайдет, с ним и болтай.

Костлявый снова что-то пробурчал, но после моего молчания решил доставать других. И правильно, я не уверена, что долго продержусь. Эмоции фонтаном бьют, глаза слипаются. Зря мы вчера с Алиной всю ночь мониторили недвижимость, пытаясь узнать что-то интересное о жилом комплексе, в который Тимур так настойчиво хочет нас засунуть. Нашли только пару фотографий, да и то в ужасном качестве. Квартиры не сдаются, ничего не продается. Решили на выходных съездить и посмотреть, если вдруг журналисты опять у подъезда сторожить начнут.

Я не сказала Алине ни о глупости, о которой совершенно не жалела, ни о побеге, продиктованным холодным рассудком, хотя она наверняка догадалась. Мы слишком хорошо друг друга знали.

Вспоминая хриплое: «Повторим?», — я нещадно вбухивала тоналку, чтобы лицо приняло естественный оттенок кожи. Поверить не могу, стоит хоть немного расслабиться, как Тимур снова вгоняет меня в краску. И его задиристый смех будто до сих пор звучит в моей голове.

— Доброе утро.

Зашел Геннадий Сергеевич, заведующий кафедрой. Брови невольно поползли вверх, потому что он у нас ничего не ведет и обычно торчит в кабинете, заваленный документацией. На моей памяти приходил лишь раз — чтобы стрясти данные должников и представить списки студентов, находящихся в шаге от отчисления. Вообще это не его обязанность, но он такой дотошный, что жди беды.

Атмосфера вмиг стала холоднее. Даже я немного съежилась, вжав голову в плечи. Геннадий Сергеевич затянул с паузой и, казалось, кого-то ждал. Пальцами отбивал какой-то ритм, и этот звук натянутой струной вытряхивал из сердца все спокойствие. Да что случилось?

На короткую долю секунды его взгляд задержался на мне, а потом быстро пробежался по студентам. Почесав длинную бороду, мужчина пробасил.

— Вас должны были предупредить, что сегодня у нас особый гость. Сдача отчетов переносится на следующую неделю.

Сзади недовольно зашептали. Знай мы такие подробности, из восемнадцати человек от силы бы приперлась лишь парочка студентов. Кому надо ради их особых гостей задницу зря отсиживать. Заочники всегда предпочтение работе отдают, заранее отпрашиваются или отпуск берут, чтобы сессию сдать, а тут такая подстава.

Я бы тоже заскрипела зубами, как мой несчастный сосед по парте, но смогла лишь судорожно втянуть носом воздух, услышав подчеркнуто деловое:

— Прошу прощения за опоздание. Пробки, — ни капли раскаяния в голосе.

Это был последний человек, которого я сейчас хотела бы видеть, но, словно по иронии судьбы, передо мной стоял не кто иной, как Раевский. Дражайший муженек, явно ошибившийся дверью.

Ярость опалила легкие, желудок ухнул куда-то вниз. Я сжала пальцы в кулаки и призвала все силы, чтобы тут же не вскочить и не вылететь из аудитории. Понимала, что деваться некуда, но все равно буравила Тимура взглядом с таким упорством, будто от этого он просто испарится.

Перекинувшись парочкой слов с замом кафедры, Тимур услужливо прикрыл за ним дверь и по-хозяйски прошелся до мягкого кресла. Сдернул пиджак, закатал рукава рубашки и бедрами оперся о преподавательский стол, смерив нас оценивающим взглядом.

Ему необязательно выглядеть как модель с обложки, хоть раз он мог бы выглядеть уставшим или больным, но нет — цветет и пахнет. Пока я просыпаюсь со зверскими синяками под глазами и страдаю от бессонницы, ему все ни по чем. Совесть-то с рождения дремлет.

— Пока что вы лишь на первом курсе, но наверняка уже слышали вопросы вроде: «Чем займешься? Куда на работу устроишься?». И их количество с каждым годом будет лишь увеличиваться. Даже сейчас половина из вас точно где-то подрабатывает, но при этом ни опыта, ни практики в качестве юриста вы не получаете. Я сам таким был и знаю, как сильно хочется добиться самостоятельности…

Вот же. Красиво заливает. Я бы даже поверила, если бы не знала, что он с пеленок в бизнесе отца варится.

— Эй, — шикнул Ваня, придвинувшись ближе, — ты почему не предупредила, что этот припрется?

Я даже не успела возмутиться, потому что вмешался Раевский.

— Разговорчики.

Сделав замечание, он как ни в чем не бывало продолжил, хотя перешептывались не только мы. И я так и не понимала, к чему он подводит. Столько слов о реальной практике, которую мы никогда не получим и, соответственно, с лихвой потом еще горя хлебнем, но зачем говорить очевидные вещи?

Уткнувшись в мобильник, я кое-как пережила часть его болтовни, и где-то минут через тридцать уже по интонациям почувствовала, что скоро конец.

Но самое тяжелое было еще впереди.

— Сейчас ваша практика носит чисто ознакомительный характер, но в следующем году будет сложнее. Если у кого есть желание пройти практику заранее в моей компании, то милости просим. С вашим университетом мы уже все согласовали, поэтому проблем не будет. Кого интересует работа с недвижимостью, сообщите Мирославе, — серые, почему-то злые глаза снова меня отыскали, Тимур дернул щекой. — А она уже передаст мне. Жду списки до понедельника.

Он говорил это с такой холодной, выдержанной интонацией, что не оставалось никаких сомнений — Тимур и правда договорился. Значит, не отказался от идеи затащить меня к себе на работу. Я и так не думала, что он легко сдастся, но мутить какие-то дела с моим универом и привлекать всех однокурсников — уже перебор.

— Вряд ли я найду на это время, — с вызовом возразила, наплевав, что мы здесь не одни. — Да и практику я буду проходить в другом месте, так что пусть обращаются лично к вам.

— В другом месте? — Тимур холодно улыбнулся. — И в каком же?

— Мне неинтересна недвижимость, — увильнула от вопроса, — хочу изучить семейное право и лучше познакомиться с процессом заключения и расторжения брака.

— Как интересно, — в его глазах полыхнуло что-то недоброе, и я тут же напряглась, ожидая подвоха, — в жизни нужно изучать лишь то, что пригодится, Мирослава.

Тимур выгнул одну бровь и пару секунд смотрел на меня с нескрываемым холодом, а потом повернул голову к остальным и спокойно заключил.

— На этом все. На листке оставьте свои фамилии и можете идти.

Эти слова послужили для меня спусковым крючком. Подхватив вещи и даже не трудясь убрать их в сумку, я встала, чтобы наконец-то выйти на свежий воздух и избавиться от чувства сверления где-то в районе позвоночника, но не тут-то было.

Тимур встал в проеме между партами и чуть ли не силой впихнул мне этот чертов лист. Со стороны могло показаться, что я лишь стесняюсь, потому и спешу, но я на деле я просто боялась не сдержаться и зарядить в него чем-нибудь тяжелым.

Зло взяла листок и ручку, вписала свою фамилию и тут же вручила ему, но Раевского снова все не устроило.

Он вернул листок и тихо шепнул.

— Неправильно, — поймал мой непонимающий взгляд и будто сквозь зубы процедил, — другую фамилию.

Сумасшедший…

— Все правильно, — дерзко вздернула подбородок, — нужно ведь по паспорту писать.

— Ладно, — одолжение сделал, — тогда не тяни с документами.

Сзади уже столпилось приличное количество студентов, поэтому ему пришлось меня отпустить и заняться остальными. Напоследок мужчина всучил мне какой-то маленький пластик и хрипло напомнил о том, что я успела ему наобещать.

Только на улице увидела, что это премиальная карточка, и мои глаза в ту же секунду зажглись темным пламенем.

Отлично, Тимур. Сегодня я тебя разорю.

Тимур

— Чем она занимается? — спросил, откинувшись на спинку кресла.

Пиарщики хорошо поработали. Уже слили в сеть студенческий идиотизм, не забыв в красках расписать мою доброту. Поганцы всегда умело имидж поднимали. За это я им и платил, но усмешка все равно так и просилась. Да я бы в жизни не заморочился, если бы не одна заносчивая студентка юрфака.

— По магазинам ходит, — отозвался Серый, немного заглушая гул торгового центра. — Как вы и рассчитывали, скупает все подряд.

— Ладно. Пусть развлекается, — закрыл ноутбук и поднялся. Один назойливый вопрос так и таранил голову. Пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержаться. — Ты узнал то, что я просил?

— Это, — в трубке повисла недолгая тишина. Он замялся. — Я не совсем понимаю, зачем вам это нужно. Вы уверены?

— Так ты узнал? — с нажимом повторил, проигнорировав вопрос.

Серый давно на меня работал, поэтому не было причин ему не доверять, но все же я не собирался раскрывать все карты. Это слишком личное.

— Есть риски, — судя по тону, ему очень не нравилось порученное задание, — причем очень большие риски. И их нельзя заранее просчитать. Я бы советовал вам подумать.

— Некогда мне думать. Время поджимает, да и…

Осекся. Сменил тему.

А то ведь птичка быстро свои крылышки распахнет, и след ее тут же простынет. Страшно упускать из виду. Больно уж умная, когти не побоится выпустить.

— Ты сейчас где?

Подозрительно тихо. Неужели потерял Миру из виду?

— В автосалоне. Пришлось на этаж ниже спуститься.

— Она же тебя не видела? — сомнение кольнуло изнутри. — И что она вообще там забыла?

— Я же сказал, ваша супруга скупает все подряд.

— И она решила начать именно с тачек? — чертыхнулся. Неплохие у нее аппетиты.

Нет, чтобы себе купить что-то приятное, одежду там, косметику или хоть квартиру, в которую она переедет. Но зараза упрямится, специально вбухивая бабки в то, что ей точно не пригодится. Даже прав ведь нет, я проверял. Будто специально назло и крайне демонстративно тратит деньги.

— И как она будет забирать машины из автосалона? — прям интересно, что еще этой чертовке в голову взбредет.

— Никак, — снизил голос до шепота, — Мирослава не глядя распорядилась, чтобы ей продали все машины, которые в наличии, а потом сказала, что их кто-нибудь заберет.

— Ну так забирай.

Серый сделал вид, что не понял, и переспросил.

— В смысле? Может, лучше оформить возврат?

— Нет. Они же моей жене понравились, какой возврат? — выбросил руку и нажал на кнопку, вызывая секретаря. — Я пришлю к тебе мужиков. Сначала отбросьте машины к моему дому, потом решим, что с ними делать. На сегодня свободен.

— А охрана Мирославы?

— Я сам ей займусь. Отдохни хорошенько, завтра придется потрудиться.

Отключился и кивнул секретарю. Кое-как объяснил, что мне от него нужно и, с трудом сдерживая смешок, вышел из кабинета.

Ну правда как дикая. Я сегодня даже не сделал половины из того, что хотел, потому что взглянул на ее кислое лицо и передумал, а то еще дальше убежит. У меня и так от поведения Миры волосы на голове шевелятся, а тут она еще заявляет, что не будет на меня работать. Чуть крышу не сорвало. Благо, все-таки вспомнил, где мы находимся.

Подождал до вечера. Проверил уроки Лены, поиграл со щенком да с машинами разобрался. Мира могла бы и получше выбрать. Спасибо хоть, что новые, не поддержанные.

Когда стемнело, позвонил, но она сбросила. Написал сообщение, предложил встретиться — тот же результат. Как легко она все вытравила из памяти. Или просто упрямится?

Продолжает жить, словно ничего и не было. Почему-то эта мысль ядовитой иглой по сердцу проходится. Ноги сами ведут к машине, руки берутся за руль, а рассудок включается в момент, когда ее дом уже на горизонте маячит.

Не хочет выйти, значит?

Тогда я ее заставлю. Уж больного она в беде не оставит. Это я про себя, если что.

Глазами отыскиваю подходящее место, чтобы правдоподобно было, и несильно выжимаю педаль газа. Машина накренивается, раздается пронзительный треск. Капот налетает на ограждение и трещит по швам. Меня выбрасывает вперед, и на короткий миг тело впечатывается в руль. Защитные ремни до боли в кожу вонзаются. Мну бамбер, как идиот круша собственную машину.

Я щурюсь, чувствуя, что немного переборщил. И все же как удачно, что у меня теперь куча новых тачек. И все благодаря Мире.

Переключаю рычаг и сдаю назад, паркуясь посреди дороги. Набираю сообщение, прекрасно понимая, что звонок она сбросит.

«Я попал в аварию недалеко от твоего дома. Не подсобишь?».

Секунд через тридцать раздается звонок, и я наконец-то слышу ее голос.

— Тимур, ты в порядке?

Нет, девочка моя. Я не в порядке, потому что пока ты продолжаешь жить своей жизнью, в которой мне нет места, я подыхаю. Думал, будет наоборот.

Ошибся.

Я вылетела на улицу сразу после душа, особо ничего не накинув, и тут же почувствовала, как тело затряслось от стылой дрожи. Хотя, может, дело вовсе и не в мокрых волосах, просто от одного взгляда на помятую машину внутри меня что-то перевернулось.

— Ты в порядке? — мой несвоевременный крик разрезал тишину двора.

Не отдавая отчет своим действиям, коснулась его лица. Попыталась найти какие-то более весомые травмы, кроме ссадины на лбу. Сжала плечи, перешла к рукам и груди. Вроде порядок.

Тимур не отвечал, поэтому я еще сильнее забеспокоилась.

— Как это произошло? В тебя кто-то въехал? Где второй…

Поток волнений смыло резким движением. Подавшись ко мне, Раевский впился в меня каким-то ненасытным поцелуем, будто был на пороге смерти и больше не видел причин сдерживаться. Его руки крепко держали за плечи, а прикосновение губ обжигало, оставляя раскаленный след на коже. Пальцы вплелись в волосы, чуть сжимая пряди и оттягивая голову, словно намечая что-то еще более сокрушительное, но через несколько ударов сердца всё прекратилось. И, чтобы скрыть свое смятение, я сипло выдавила, чувствуя щемящее чувство сожаления.

— Ты сильно…головой ударился?

Тонкая домашняя майка не удерживала тепло, и я вздрогнула, еще сильнее ощутив жар его тела. Руки задрожали, словно в лихорадке.

— Где болит? Почему ты не вызвал скорую?

В тот момент мне даже в голову не пришло спросить, как он здесь оказался. Пара фонарей, освещавших лишь часть улицы, не позволяли увидеть, насколько все страшно. Абсолютная тишина совсем не ассоциировалась с аварией. Я не понимала, как Тимур с его-то характером позволил виновнику беспрепятственно уехать и вместо полиции позвонил мне. В голове не укладывалось.

— Я в порядке, — хрипло ответил Раевский, не отрывая взгляда от моего лица. Будто убеждался в чем-то и в итоге кивнул своим мыслям. Никому не известным. — Не знал, что тебя калеки привлекают. Давно бы…

— Что за чушь, — тихо огрызнулась.

Отклонилась и подошла к машине. В полусумраке мало что видно, но царапины и вмятины на капоте, наверное, даже в полнейшей темноте трудно упустить. Где-то даже краска стерлась. Неуверенно произнесла:

— Разве в таких случаях не нужно вызвать полицию? Зафиксировать, найти виновника?

— А смысл? Это пьяница был, что я с него возьму? — пожал плечами, уводя разговор с другое русло. — К тому же у меня теперь нет недостатка в тачках. Возьму другую.

Упоминание о сегодняшнем безрассудстве отозвалось нервным спазмом. Я сглотнула и, прочистив горло, попыталась уйти от темы. Сама не понимала, что на меня нашло, но та золотая карточка словно с цепи сорвала. Я и не представляла, что после подаренного обещания Раевский станет нагло кидать в меня деньгами.

Словно сама судьба издевалась — он ведь ненавидит продажных женщин. Если всерьез приму, чем я отличаюсь?

— Надо позвонить Сергею, чтобы он забрал тебя, — с сомнением добавила, — и осмотр врача не повредит.

— Я дал ему отгул, — упер руки в широкий пояс, всем видом показывая, что ничего с этим не поделать.

— Тогда я вызову тебе такси.

Кинула взгляд на машину. Мешается ведь, эвакуатор тоже лишним не будет, вот только почему-то Тимур об этом даже не думает.

— А сама позаботиться о своем муже не хочешь?

Не совсем понимая, на что он намекает, я предположила.

— Мне с тобой поехать?

— А к себе ты не пустишь?

Нутро подсказывало, что Тимур снова продолжает давить, но по каким-то причинам мне даже не хотелось сопротивляться. Просто было несколько неловко пускать его к себе в маленькую квартирку, в которой он явно будет чувствовать себя не в своей тарелке. Да и разве я смогу лучше врача о нем позаботиться?

Еще и не прибрано. Стыд окатил щеки.

— Я же не одна живу. Алине будет неудобно.

Попытка отвертеться вызвала у него тихую усмешку. Горящие глаза смотрели исподлобья и будто испытывали на прочность.

— Я знаю, что ее сегодня нет.

На локте сомкнулись теплые руки и потянули к подъезду. Я послушно засеменила следом, переваривая последнюю фразу, брошенную с нарочитой небрежностью. Он прав, Алина уехала на день и вернется только завтра утром, у ее подруги девичник, и они сняли загородный дом. Но как Раевский узнал об этом?

Войдя в прихожую и поспешив накинуть длинную кофту, чтобы немного согреться и спрятать выставленные напоказ ноги, я решилась.

— А как ты вообще тут оказался?

— Допрос с порога начинаешь?

Он явно что-то не договаривал, но предпочитал отмалчиваться или ставить меня в тупик. Снял дорогие, лакированные туфли, потянулся к запонкам и пуговкам на рубашке, не отпуская моего взгляда. Оттянул воротник, хотя из нас обоих явно мне не хватало воздуха, и в тишине расстегнул несколько пуговиц.

— Ты что делаешь?

— Раздеваюсь, — он и правда не видел смысла в моем вопросе. — Иначе как ты меня осмотришь и вылечишь?

— Если что-то серьезное, то езжай в больницу. Я могу только ссадины обработать.

Скользнула в ванную, где у нас лежала аптечка, и достала антисептик вместе с пластырем. Брызнула холодной водой, остужая щеки, и, медленно выдохнув, вернулась к нему.

— Давай пройдем на кухню. Там удобнее.

Под испытующим взглядом сидеть так близко к нему и с безразличным видом обрабатывать лицо оказалось настоящей пыткой. Я чувствовала себя словно в разгар грозы и не знала, в какой момент молния разрежет небо и заставит подскочить с места.

Обработав ссадину на лбу и немного рассеченную бровь, мазнула глазами по груди. След, оставленный от ремня безопасности, уже бледнел, его дыхание было тихим и спокойным. Так и не скажешь, что в аварии побывал. Я бы на его месте точно всю округу на уши подняла.

Провела ладонью по шее, спустилась вниз, ближе к животу, пальцами прощупывая стальные мышцы и невольно снова начиная краснеть.

— Не больно? — дернула рукой еще ниже. — А здесь?

— Больно, — охрипший голос коснулся слуха. Ладонью он перехватил запястье и немного отвел мои руки в сторону. — Мир, ты понимаешь, что делаешь?

— Лечу тебя.

— Что же это за лечение, от которого только хуже становится, м? — выдохнул он, и по моей коже прошлась легкая дрожь. — Если не прекратишь, продолжение прошлой ночи я тебе гарантирую.

Ладони ошпарили кожу, и я тут же подскочила, изо всех сил борясь с диким смущением.

— Ты всем докторам такое гарантируешь? — парировала в ответ, пряча за усмешкой свои настоящие эмоции. — Вижу, ты совсем здоров.

Чтобы отвлечься, включила плиту и поставила чайник. Тиканье настенных часов било по барабанным перепонкам. Молчание затянулось.

— Лена о тебе спрашивает. Обжорке тоже скучно, когда рядом никого нет.

— Тимур, мы ведь об этом уже говорили.

Спокойствие треснуло. Повернуться к нему лицом я не осмелилась.

— Говорила ты, а я лишь слушал. Так, может, теперь и ты меня послушаешь? — отодвигаемый стул скрипнул. Крепкая грудь прижалась к спине, ладони обвили талию, а носа коснулся тяжелый запах мужских духов. — Я не собираюсь сдаваться. В конце концов, я не просто так тянул с браком и наконец-то после встречи с тобой всерьез задумался о нем. Понимаешь, Мира? Не отпущу. Возвращайся домой.

— Я дома.

— Ладно. Тогда возвращайся ко мне.

16

От внезапного откровения обстановка накалилась, напоминая натянутую струну гитары, которая вот-вот отскочит и раздаст неприятный звук от грубого прикосновения пальцев. По моей спине прошла дрожь, а сердце отчаянно забилось, предательски выдавая реакцию, вызванную его словами.

— Вот так просто? — я усмехнулась.

Повернулась к нему лицом и заглянула в глаза цвета пепла. Тимур смотрел с удивлением. Казалось, он реально не понимал, почему его предложение звучит так абсурдно.

— Можно же начать сначала, — прошептал. В хриплом голосе что-то надломилось. — Не могу тебя потерять.

Опять не те слова.

Чувство уязвимости и боль, по капелькам собиравшаяся в уголках глаз, вынудили опустить голову. От легкого касания ладони, стирающей едва мелькающие слезы, я вздрогнула и стиснула зубы, боясь ненароком сказать совсем не то, чего требует ситуация.

— Ты меня никогда и не имел, чтобы терять.

Столько лжи, обернутой в красивый фантик. Если его развернуть, будет ли внутри что-то хорошее?

На языке только горечь.

— Знаешь, как двусмысленно это звучит? — он хмыкнул. Попытался разрядить обстановку, но облажался.

Теплота рук исчезла. Легкий ветерок из приоткрытого окна забрался в волосы и, словно играючи, откинул несколько прядей. Завибрировал телефон.

Я отвлеклась и сделала несколько шагов в сторону, чтобы посмотреть на экран. Короткое сообщение от Алины. Сомкнутые веки и мгновенное осознание.

Как же не вовремя.

— Что-то случилось? — Раевский выглянул из-за плеча.

Лишь чудом я успела заблокировать сотовый и, смахнув новые сообщения, неловко прокашлялась.

— Тебе надо идти. Еще не слишком поздно, так что такси быстро подъедет.

— Почему? — его лицо перекосило от злости.

— Что почему?

На метро он явно не поедет. Я даже не уверена, что он умеет им пользоваться.

— Почему ты делаешь вид, что тебе плевать?

Наклонив голову, оперся о кухонный стол и сжал руки. В его позе не было ни капли спокойствия, и все же он выглядел расслабленным. Будто уже получил ответы на все свои вопросы.

— А почему должно быть по-другому? — я резко вскинула подбородок.

Обида, которую я днями и ночами подавляла, так и рвалась наружу. Она нанизывала другие чувства и от одного касания Раевского вспыхивала ярче звезд, рассыпанных по небу. Пробуждала в памяти такую боль, которую я хотела навсегда запереть внутри себя. Даже если бы постаралась, не смогла бы изобразить безразличие, поэтому я просто молчала, надеясь, что он уйдет.

Проклинала себя за бесхребетность, за любовь, слишком слепую, чтобы к ней прислушаться. Гасила всё, что толкало к нему в руки, тянулась к сердцу, обливающемуся кровью. И вспоминала ложь, поданную в выгодном свете.

От нашего брака Тимур точно ничего не потерял, а вот я потеряла все. Последнюю надежду, островок веры в то, что всё может быть по-настоящему.

И он еще смел приходить в место, где я зализывала свои раны, а по утрам выдавливала измученную улыбку. Можно ли быть большим эгоистом?

— Мира, что мне сделать, чтобы ты все забыла? — он замялся. Выглядел как новорожденный щенок, толком не умеющий перебирать лапами. — Чтобы ты поверила в мои чувства?

— Какие? Чувства досады и вины? — я усмехнулась. — Так я верю, но ты не…

— Я люблю тебя, — процедил с холодом и бешенством. — Черт подери, так люблю, что почти ненавижу, ясно тебе? — хрипло выдохнул, дернул щекой и продолжил, не давая мне и слова сказать. — Я бы еще давно предложил тебе реальные отношения, чтобы не торопиться, но не мог из-за треклятого наследства. Мог фиктивно жениться на другой, но хотел тебя. Тебя, настоящую занозу в заднице, которая скорее сдохнет, чем признается в ответ.

Выпалив все на одном дыхании, Тимур уставился в мои мокрые от слез глаза. Его обнаженная грудь вздымалась и опадала в такт неровному дыханию. На лбу выступила испарина, дыхание сбилось, а тонкие губы скривились от досады. Я же вообще будто перестала чувствовать свое тело. Ничего не слышала и не видела, в голове жестким рокотом разносились слова, брошенные срывающимся от напряжения голосом.

— Ничего не ответишь? — он приблизился. Очертил скулы, смахнул соленые слезы и судорожно сглотнул, взглядом напоровшись на мои губы, приоткрытые от удивления.

— Я…

Мне и самой было интересно, что я собиралась сказать, но спасение пришло откуда не ждали. Раздался звонок в дверь.

— Ты еще кого-то ждешь? — под сдвинутыми бровями сверкали сердитые глаза. — Поэтому пыталась меня спровадить?

Проклятье. Я совсем не хотела накалять обстановку, но если Тимур увидит, кто пришел, он и правда может взбеситься. Подумает что-то не то, а у нас и без этого слишком много недопониманий.

— Если я попрошу тебя тихо посидеть на кухне, ты же не послушаешься? — осторожно произнесла.

Разговор со стучавшим в дверь явно будет коротким.

— Я буду паинькой, — невинно бросил Раевский и уселся за стол, пытливо глядя снизу вверх.

Трудно поверить, но делать нечего.

Я кивнула, прикрыла дверь и понеслась в прихожую. На всякий случай посмотрела в глазок и лишь потом повернула замок.

— Привет.

Челка на половину лица, неловкая улыбка и опущенный взгляд — так непохоже на Диму. В спортивном костюме, с этой виноватой миной он выглядел совсем по-другому. И, хоть Алина и предупредила, что он придет, я все равно чувствовала себя скверно. Лучше бы поговорили по телефону, а не вот так — глаза в глаза. Когда смотришь и не находишь в пустой голове ни одного подходящего слова.

— Дим, не нужно, — по лицу видела, что он пришел извиниться. — Я тоже хороша. Зря тебя втянула.

— Прости.

Переступил с ноги на ногу, желая войти, но мне не хотелось с ним задерживаться. Я вообще не могла сейчас трезво думать. Мозг словно расплавили.

— Все нормально, не парься. Это я должна извиниться. Вон, даже паспорт тебе испортила. Ты-то теперь в разведенках.

Непринужденный тон вызвал у него усмешку. Я тоже улыбнулась. Не хотелось кончать на печальной ноте.

— Тогда без обид? — первой протянула руку.

— Конечно, — облегченно выдохнул и пожал ладонь. Немного задержался. — Хочу объясниться. Это моя мама без меня всё…

— Ты не должен, Дим. Правда. Я не держу обиды и тебя прошу не держать, — разговор все не заканчивался, поэтому я сдуру предложила. — Может, встретимся как-нибудь и посидим в нашей любимой кафешке?

— Да, — эмоционально кивнул головой. — Отлично. На этой неделе?

Между лопатками уже свербело от понимания, что скоро терпение одного засранца закончится, и тогда я буду чувствовать себя еще более виноватой. Только поэтому быстро кивнула и спешно попрощалась.

— Тогда до скорого.

— Ага.

Прикрыв дверь, я выдохнула. Одна проблема ушла, осталась вторая.

Попыталась унять бешеное сердцебиение и, прислонившись к двери, похлопала себя по щекам. Кто бы знал, что своими признаниями Раевский всю душу из меня вытрясет.

— Кто приходил? — тут же налетел с вопросами, покачиваясь на стуле и попивая чаек.

Рядом дымилась еще одна чашка. Приподняв брови, я усмехнулась. Надо же, как быстро он тут начал хозяйничать.

— Да так. Знакомый.

— Кто?

Да уж. Странный у меня тандем. Один рот открыть боится, а второй за словом в карман не полезет.

— Если продолжишь лезть с вопросами, я тебя выгоню.

Села напротив и скрестила руки на груди. Как же страшно в этот момент смотреть ему в глаза. Даже не страшно, а просто стыдно. Пылающие щеки скоро по швам пойдут.

— Ладно. Мне не особо и интересно. Я другой ответ жду.

Я почти не моргала, чтобы с потрохами себя не сдать.

— А рубашку накинуть ты не хочешь?

— А что? — привычная довольная морда. — Я тебя смущаю?

— Если бы я сидела без одежды, ты бы как ответил? — взяла чашку и сделала глоток, транслируя в своей голове разговоры о погоде.

Вообще никакой разницы. Тишь да гладь. Только спокойствие.

— Если бы ты была без одежды, мы бы уже не чаевничали.

Я едва не поперхнулась. Щеки загорелись пуще прежнего.

Это все из-за его слов?

Сглотнув вязкую слюну, спросила.

— Ушибы уже не болят?

— Болят. Им нужны нежные, ласковые руки, — он хмыкнул, покрутил полупустую чашку в ладонях и задумчиво добавил, — так ты веришь, что я говорил правду? Что люблю тебя?

Сделай я еще глоток, точно бы расплескала всё на стол.

С каких пор он стал прямее, чем рельсы?

— Не знаю, — специально увильнула, — слова мало о чем говорят.

— А действий ты не замечаешь, — с укором процедил, — что я бегаю за тобой, как школьник.

— Не нравится, не бегай.

— Я же говорю — заноза в заднице, — хрипло усмехнулся.

— Что-то не нравится, дверь…

— Если бы не нравилось, я бы тут не сидел, — откинулся на спинку и тихо пробурчал себе под нос, — вот же колючая.

— Ты заслужил.

— Согласен, но…

Оборвав себя на полуслове, поднялся и стал мерить кухню шагами. Я молчала, давясь горьким чаем и глядя куда-то в сторону. Пусть сам эту кашу расхлебывает.

— Давай будем встречаться как обычная пара? — замер рядом со мной. — Дай мне месяц. Если тебе что-то не понравится, я тут же уйду. Обещаю.

— Ты много чего обещал.

— Ты, кстати, тоже, но я ведь продолжаю тебе верить.

Сравнил хрен с пальцем.

— Но у меня есть условие, — я не собиралась снова открывать свою душу, боясь, что в нее плюнут. Сперва нужно проверить. — Ты не будешь указывать мне, что делать.

— И все? — он выдохнул с облегчением.

Знал бы он, насколько это будет невыполнимо…

Вкус апельсинового сока приятно оседает на языке и немного освежает голову, которая до одури набита совсем не теми вещами. Кажется, что я лишь на секунду выпадаю из реальности, но, судя по недоуменному взгляду Алинки, плавно перетекающему в раздраженный, молчу я достаточно долго. И вроде как нужно ответить, но мысли совсем в кучу не собираются.

— Эй? Ты меня вообще слышишь? — подруга поджимает губы и недовольно фыркает. — Я даже удивлена, что спозаранку не поймала в нашей квартире никого постороннего.

Теперь моя очередь возмущаться.

— Ты за кого меня принимаешь? — вздергиваю брови, громко цокая. — Тимур просто предложил начать сначала. Вот пусть и начинает, я его в свою кровать пускать и не собиралась.

— И правильно. Сколько он у тебя крови попил. Под венец насильно потащил, только своим желаниям потакал, а теперь вдруг на что-то надеется. Послала бы ты его, Мир, куда подальше.

Рассеянно кивнув, отчасти с ней соглашаюсь. У меня почти такое же мнение, но это «почти» меняет все. Вчерашние слова сладкой патокой оседают на плечах, накрывают одеялом и возвращают не так уж давно потерянное тепло. Это наверняка иллюзия, иначе трудно поверить в то, что Раевский наконец-то научился просить, а не требовать. Чушь какая-то. Меняться ради сопливой девчонки?

А ведь именно такой я себя и чувствовала рядом с ним. Мне до колик в животе не нравилось это состояние. Будто я ничего не решаю, будто даже одно искреннее «да» ничего не стоит.

Но когда он взглянул мне в глаза, я ни на минуту не усомнилась в его искренности. И вот результат — экран телефона постоянно загорается от кучи непрочитанных сообщений. Утром он спрашивал о том, выспалась ли я, какие планы, а сейчас что?

Смелости разблокировать сотовый я так и не набираюсь, потому что знаю, что сегодня мы непременно встретимся. И я даже сама к этому подтолкну. Устрою проверку. Посмотрю, в силе ли его последнее обещание.

— Алин, я разберусь. Больше в обиду себя не дам, — отодвигаю так и недоеденную тарелку салата и приподнимаюсь, подзывая официанта.

Я во всем сомневаюсь, поэтому мне особенно не хочется это обсуждать. Боюсь, что чужие слова как-то повлияют на решение, а думать нужно самой.

Расплатившись, мы прогуливаемся по ближайшему парку, в котором за высокими деревьями и крупной листвой можно скрыться от нещадно жаркого солнца. Говорим обо всем и ни о чем одновременно. Я вдыхаю теплый воздух, не могу им надышаться и понимаю, как скучала по этому. Обычные разговоры, добрые усмешки, споры по поводу ужина и дележка рутины. В такой атмосфере легко утонуть и забыться. Но надолго отпустить себя не получается.

Я провожаю Алину до подъезда и вызываю такси. Нервно поглядываю на время, сидя в душном салоне авто, и беспокойно тереблю ремешок от часов. Официально я просто еду устраиваться на работу. И лишь одно «но» — в клуб с оголенными девицами, ненасытной публикой и пропахшими от сигар и алкоголя мебелью.

Видя знакомую вывеску, подсвеченную неоном, я невольно думаю о дне, когда веселье здесь лилось рекой. И сразу чувствую сотни мурашек, бегущих от затылка к позвоночнику, вспоминая, чем тот вечер закончился.

Припарковаться негде, поэтому я быстро отдаю деньги и выпрыгиваю из машины. Мне назначено на четыре, а уже почти без десяти. Не мешкая, подхожу к двери. На входе никого нет, даже охранникам еще рано собираться, клуб не открыт для посетителей.

Внутри непривычно пусто и тихо. Две девушки неторопливо убирают зал, раскладывают новые салфетки и ошпаривают столовые приборы. С первого раза, наверное, трудно будет привыкнуть. И ведь до открытия еще два часа.

Но я не сомневаюсь. Подхожу к миловидной шатенке и говорю о том, что у меня сегодня собеседование. Она устало кивает, просит подождать и исчезает за железной дверью.

Вскоре ко мне навстречу идет солидная женщина лет сорока. Особо выделяются красные, длинные волосы, удивительным образом сочетающиеся с бледным лицом. В ушах поблескивают длинные серьги, и, хоть модные очки и скрывают выражение ее глаз, я прекрасно чувствую, что смотрит она с оценкой. И то, что видит, ей не нравится.

— Можно я буду обращаться к вам по имени? — спрашивает, поджав губы.

— Простите?

Не так проходят собеседования.

— Мирослава ведь, верно?

Я киваю, уверенная в том, что резюме прочитано от корки до корки. Чувствую смятение и еще раз себя оглядываю. Одета прилично, макияж повседневный, брючный костюм строгий. Что не так?

— Зачем вы пришли?

Управляющая, которая так и не представилась, просит официантку принести два кофе, после чего откидывается на спинку стула, складывая руки в замок, а до меня начинает доходить, что здесь происходит, однако вида я не подаю.

— Хочу на работу устроиться, — отвечаю спокойно, но так и хочется себе по лбу треснуть. Забыла, насколько узнаваемой стала.

— А если серьезно?

— Я не шучу.

— Сюда устроиться? — окидывает придирчивым взглядом помещение и хмыкает себе под нос. — Очень сомневаюсь.

— Я серьезно. И если я подхожу вам, то могу начать прямо сейчас.

— А Тимур Александрович вкурсе?

Вопрос настолько бестактный, что я давлюсь воздухом и на несколько секунд перестаю дышать. Сердце словно в тисках. От понимания, что сперва будут спрашивать мнение Раевского, не заботясь о моем собственном, стынет кровь в жилах.

— Кажется, вышло недопонимание, — на губы так и просится злая ухмылка, — устраиваюсь на работу я, а не кто-то другой.

Пазлы в голове складываются. В резюме нет фотографии, да и фамилия старая. Наверное, будь по-другому, мне бы сразу отказали, но раз уж дошло до такого, я не намерена сдаваться.

— И все же я вынуждена спросить. Мне моя работа дорога.

— А если он не знает, вы мне откажете? — не желая тянуть резину, сразу беру быка за рога.

На столик кладут две чашки кофе, и атмосфера немного меняется. Я яСно вижу любопытство в глазах официанток, как, впрочем, и управляющая. Она оборачивается и отсылает их на кухню. В опустевшем зале неизменным остается лишь тиканье настенных часов. Кофе горчит.

— Возможно. Посетители могут вас узнать, а проблемы нам не нужны.

— Узнать в ночном клубе? — фыркнув, я качаю головой. — Да они даже до туалета с трудом доходят.

Управляющая молчит. По ее лицу трудно что-то сказать. Просчитывает варианты, а пауза тем временем затягивается.

Я не выдерживаю.

— Так что?

— И зарплата вас устраивает? — с иронией задает вопрос.

— Конечно. Студентке такие деньги лишними не будут.

— Первая неделя — испытательный срок, потом уже оформление. Чаевые ни с кем не делят, зарплата два раза в месяц. Согласны?

Я киваю. Мне и не нужны особые условия.

— Тогда до завтра. Приходите в три, вас со всем познакомят и выдадут униформу.

— Спасибо, — говорю искренне, чувствуя хоть какую-то определенность.

Образования пока нет, так что можно везде себя попробовать. Элитный клуб — еще не самый плохой вариант, к тому же охрана тут солидная, я на своем опыте убедилась.

А Тимур смирится. Иначе пусть на вторые шансы не рассчитывает, я сама в силах контролировать свою жизнь.

Когда я добираюсь до дома, солнце уже клонится к закату. Нагретые за весь день улицы постепенно остывают, долгожданная прохлада так и бьется в распахнутые окна. Я переодеваюсь в домашнюю одежду, варю себе кофе и, чтобы как-то побороть подступающую к горлу нервозность, листаю сайты с рекомендациями для официантов. Мне и страшно, и интересно одновременно. Постоянная беготня, суматоха, раздача меню и обслуживание гостей уж точно меня отвлекут. Уже голова пухнет от ненужных мыслей.

Половину вечера я разговариваю с братом, который явно звонит лишь для того, чтобы выбить из меня подробности. На слова не скупится, грозится приехать, но на носу командировка, поэтому я успешно увиливаю, спрашивая о маме, тете, знакомых, здоровье, словом, обо всем, лишь бы в разговоре больше не проскальзывала фамилия Тимура.

— Так у тебя точно все нормально? — продолжает беспокоиться, как заноза в заднице одну и ту же линию гнет.

— Естественно! — усмехаюсь себе под нос и плетусь за очередной чашкой кофе. — Неужели ты рассчитываешь на другой ответ?

— Дима мне передал, что он к тебе заходил.

Так вот, из-за чего весь сыр-бор.

— Мы все разрулили. Никаких обид.

— Но если тебя что-то беспокоит…

— Нет, ничего, — быстро перебиваю, хозяйничая на кухне. — Твоя сестрица в силах за тебя постоять.

Лгу, конечно, но Никита прекрасно знает мой характер, поэтому после нескольких попыток сдается. Вволю поболтав, мы прощаемся, и я впервые за весь день чувствую безумную усталость. Язык еле шевелится, мышцы ноют, кошки на сердце скребут.

Сама себе усмехаюсь. Я за сегодня весь свой словарный запас исчерпала. Всё говорила и говорила, до последнего отвлекалась от телефона, забитого сообщениями, но это бесполезно. И со звонком в дверь я снова в этом убеждаюсь.

За дверью Тимур. Взгляд собранный, спокойный, тело плотный костюм облегает, при каждом движении демонстрирует, как мышцы под кожей перекатываются. Я уже начинаю задумываться, а не спит ли он в офисной одежде.

— Ты почему еще не одета? — вертит в руках ключи от авто и подпирает спиной стену, пытливыми глазами проходясь по хлопковым домашним шортам и майке.

Я молчу и только ресницами хлопаю. Я рассчитывала, что начнет со скандала, а его спокойствию даже море может позавидовать. Единственный вариант — ему не сообщили. Видимо, управляющая посчитала, что нет смысла лезть в чужие дела, но…

— Мира?

— А? — встряхиваюсь и откидываю ненужные мысли.

— Одевайся, говорю, — отвечает с нарочито насмешливой улыбкой и проходит внутрь, заполняя собой всю крохотную прихожую.

— Зачем? — наверное, не стоило игнорировать его сообщения.

— У меня лишь один месяц, так что я не буду ни дня терять, — подталкивает к спальне и торопит, — собирайся скорее. На свидание идем.

Мимо пролетают обшарпанные одноэтажные домики с облезлой краской, заброшенные и заросшие травой до колена скверы, пустыри, оскверненные мусором, и бесконечные леса. Внедорожник уже точно выехал за пределы Москвы, и если не так давно мне казалось, что еще чуть-чуть, и мы приедем, то теперь я буквально за каждым поворотом надеюсь на то, что Тимур начнет притормаживать. Он педаль газа не отпускает, напротив — давит сильнее, отчего мотор под капотом рычит, за скоростью гоняется.

— Ты меня убивать везешь? Решился все-таки?

— А ты, я смотрю, коготки свои убирать не собираешься, — хмыкает в ответ Раевский, слегка надавливая на тормоз, — поспи пока. Я тебя разбужу, как приедем, — приподнимается и, немножко приспустив ремень безопасности, тянется назад, доставая заранее приготовленное покрывало.

Я только вздыхаю и уже в тысячный раз пытаюсь отключиться, но взбудораженное сознание на уступки не идет. И ведь завтра первый день, повезет, если вернемся домой хотя бы к рассвету. И тут я лукавлю, ведь у меня от любопытства буквально мозг взрывается. Ожидание, что мы приедем в помпезный ресторан и будем наслаждаться деликатесами, пытаясь построить нормальный диалог, не оправдывается, но я этому только рада.

Тимур умеет удивлять, причем как в плохом, так и в хорошем смысле. Стрелка часов тянется к десяти, от резкой манеры вождения меня бросает то влево, то вправо, и я, с трудом размыкая веки, бросаю идеею заснуть. Включаю музыку из плейлиста Тимура и с насмешкой фыркаю, ни на секунду не веря в то, что ему нравится такая музыка.

— Сопливые песенки?

— Не в твоем вкусе? — вкрадчиво уточняет и, заметив гримасу на моем лице, пожимает плечами. — Я думал, девушкам такое нравится.

Специально скачал, значит.

— Под такую музыку нужно специальное настроение, — не хочу открыто указывать на то, что на деле он совсем ничего о моих вкусах не знает. Приятно, что старается.

— Тогда я правильно поступил, — накрывает мою ладонь, лежащую на коленке, продолжая одной рукой лихо входить в повороты. — Песни о любви — это то, что нам нужно.

— Не беги вперед паровоза, — театрально возвожу глаза к небу, но руку не убираю. — И смотри на дорогу!

С пунцовыми щеками отворачиваюсь, с непривычки смущаясь из-за откровенного взгляда, за которым ни одной лицемерной маски пока не видно.

Небо усыпано звездами, ни одного облачка, и только луна да редкие фонари освещают дорогу. Сумерки совсем сгущаются, когда машина наконец-то сбавляет ход и тормозит. Я выхожу из душного салона и вдыхаю запах древесной коры, мокрой листвы и металла. Вокруг раскинулись могучие стволы, поддерживающие своды зелени, а по центру — груда железа, старых машин с разбитыми фарами и стеклами, на ржавых, потрепанных временем столиках валяются окурки и осколки.

— Да ты прям романтик года, — слова застревают в горле, когда я оборачиваюсь и вижу Тимура, доставшего из багажника внушительных размеров биту. — Зачем же с такой жестокостью? Я даже легкую смерть не заслужила?

Мужчина улавливает сарказм и кривит губы в ехидной усмешке. Чувство юмора у него точно отвратительное.

— Бери, — настойчиво всучивает в руки и тянется за второй, — будем твой негатив выплескивать.

— Каким образом? — все еще не понимаю и верчу головой, пытаясь разглядеть, куда он направляется.

Тимур тормозит рядом с неплохо сохранившимся жигули и, повернувшись ко мне лицом, тихо говорит.

— Бей.

— В смысле? — меня каждая фраза с толку сбивает. Совсем не въезжаю, какого черта мы приехали на автомобильное кладбище, и чего он от меня ждет.

Я посильнее запахиваю ворот кожаной куртки и щурюсь, пытаясь не замерзнуть от этого до дыр прожигающего взгляда. И это еще хорошо, что Раевский хотя бы предупредил, что нужно что-то спортивное и удобное накинуть.

— Мир, я признаю, что облажался. И что тебя банальные походы по ресторанчикам не сильно интересуют. В этом месте я последний раз был после смерти отца. Громил, крушил, выплескивал. И правда помогает.

— Я не могу. Нет, это как-то дико, — опускаю руки и пытаюсь отойти, но он, прижав за талию, возвращает обратно.

Внутри меня тлеет сгусток смешанных чувств. Вроде и душу открывает, показывает, что ему тоже может быть больно, но в то же время прямо носом тыкает в факт того, что боль видно. И она никуда не уходит, пеплом оседает в легких и дыхание затрудняет.

Я после регистрации брака будто и не дышала, только сейчас свежий глоток воздуха поймала. И вроде идея неплоха, я бы с удовольствием тут что-то разгромила, но в одиночестве. Демонстрировать гнев, обиду, злость и отчаяние на его же глазах слишком неправильно. Интимнее сплетенных тел под покровом ночи.

— Просто делай как я.

Подходит к покореженной машине и резко замахивается. Наносит удары по крыше, зеркалам, капоту — даже силу особо не прикладывает, металл при соприкосновении с битой издает неприятный звук, скукоживается, очертания теряет. Авто еще ниже проседает, на нем ни одного живого места нет.

Это странно, но от зрелища мою кровь адреналин заполняет. Тимур словно в машину не биту, а что-то невысказанное утрамбовывает. Слой за слоем от себя отдирает и в пыль превращает. Внутреннее разрушение останавливается за счет внешнего. И я бы даже в самых больных фантазиях не могла представить, что своими глазами буду наблюдать за тем, как миллиардер Тимур Раевский крушит и без того разбитые машины.

— Мне казалось, с твоим достатком ты можешь без проблем бить и новые тачки.

— Я не сорю деньгами, — откидывает несколько прядей черных волос, упавших на лоб, и наклоняет голову, — давай же. Попробуй. Могу даже глаза закрыть.

Мне не нужна была смелость на то, чтобы сталкиваться с ненавистью, слушать чужие пересуды, получать плевки в лицо и идти под венец. Но сейчас — когда я сжимаю в руках биту и опускаю ее на соседнее авто, мне требуется призвать все остатки смелости. Вобрать в себя до последней капельки частички решимости и ударить, чувствуя отдачу, бьющую по ладоням.

Я не знаю, как долго это происходит. Вроде бы и пару минут, а вроде бы и всю ночь. Время перестает иметь значение, когда вместе с воздухом ты втягиваешь новую силу, отбрасываешь глупые эмоции, прожигающие до кончиков пальцев, и разбиваешь металл. На стекле отпечатки того, что до последней минуты тянуло вниз. А сейчас только холод по позвоночнику, свежая голова да ноги, трясущиеся от непривычной нагрузки.

— Неплохо, — довольно окидывает взглядом свежие вмятины, нанесенные поверх старых, — меня на их месте представляла?

— Много чести, — смутившись, бормочу в ответ.

Не зря говорят, что терапия нужна каждому. И для кого-то идеальны разговоры, чтобы себя отпустить, а кому-то нужна нехилая копилка старья, чтобы в клочья растерзать. Тут хоть тарелки бей, хоть в лес беги, чтобы горло разодрать и эмоции выплеснуть — лишь бы помогло.

Уже в машине Тимур спрашивает.

— Ты голодна?

— Немного.

Приняв это за одобрение, мужчина ищет на карте ближайшую круглосуточную забегаловку, и дает по газам. Булка с куском пережаренного мяса, горьким огурцом и слишком острым соусом еще никогда не казалась мне настолько вкусной. Мы просто сидим на забытой богом парковке и под звук новостей, льющихся из телевизора, едим поздний ужин. Вокруг ни души.

— Признаюсь, ты меня впечатлил, — верчу в руках стакан с газировкой, откровенно лукавлю.

Если Тимур хотел запомниться, он этого добился, ведь такой сумасшедший вечер даже язык не повернется свиданием назвать. И все же это оно, пусть и не особо романтичное. Я бы такое и за столетия не забыла.

— Ты меня тоже, — кривит губы в полуулыбке, — никогда бы не подумал, что столько силы и злости умещается в этом хрупком теле. Теперь мне стоит быть осторожнее.

— Ты так поздно это понял? — провокационно роняю, улавливая нотки сарказма в хриплом голосе. От моих ударов хотя бы части машин оставались нетронутыми, а вот от его биты будто сама земля сотрясалась. — Из-за чего пар выпускал?

Он не отвечает. Щелкает серебряной застежкой от куртки, выбрасывает полупустой стаканчик с приторным чаем в мусорку и ждет, пока я поднимусь следом. В тишине мы доходим до автомобиля и под звуки уже каких-то родных романтичных песенок возвращаемся в город.

Мне нравится, что не он давит, не ходит вокруг да около, мол, Лена по тебе скучает, дом пустует, щенку не с кем порезвиться. Тимур просто исправляет ошибку, и, хотя я не уверена, что такое вообще можно забыть, очень старается. Это видно.

— Куда бы ты хотела сходить завтра? — спрашивает у подъезда.

Поездка его совсем не утомила, зато у меня уже ноги подкашиваются. Только и думаю о том, как бы холодный душ принять да в кровать завалиться. На сон мало времени осталось.

— Уже почти четыре утра, так что логичнее спрашивать про сегодня, — спокойно улыбаюсь я, чувствуя мурашки, ползущие по коже. Плотнее запахиваю спортивную кофту и продолжаю. — Сегодня не получится. Я буду занята до самой ночи.

— Чем же? — как бы он ни старался скрыть напряжение, его выдают желваки на щеках и вены на шее, вздувшиеся от одной невинной фразы.

— Это будет знать только мой муж, — напоминаю им же озвученные правила игры и скрываю зевок.

Начать заново — значит забыть о штампе. Делать вид, будто его не существует. Тогда и обиду держать не на что.

— Как скажешь, — подходит вплотную и, приобняв за талию, едва ощутимо касается губами виска, — в первый же день не буду слишком сильно наглеть.

Задержавшись меньше, чем мне того бы хотелось, он опускает руки и садится за руль, а я горящими глазами провожаю его машину, понимая, что первое свидание Раевский заканчивает с блеском.

Работа в клубе, на удивление, оказывается не такой уж сложной. С клиентами даже легче, чем в магазине — тут люди раздобревшие от хмеля в голове, не слишком чопорные и назойливые, а с больно дерзкими охрана на раз справляется. Я знакомлюсь с Ритой и Наташей, по их отношению понимаю, что о том, кем является мой муж, они не знают. Обе мои одногодки, со всеми проблемами помогают, на вопросы отвечают, и это удивительно, учитывая, что морально я настраивалась на новый ад.

Первый день проходит без проблем, как и второй и третий. На перерывах я переписываюсь с Тимуром, в общих чертах говорю о работе, подробности опускаю. Это сначала мне хотелось его позлить, проверить, насколько он готов к компромиссу, а потом стало не до этого. В клубе идеальная атмосфера для того, чтобы не надумывать, и это работает как для гостей, так и для официантов. Расслабляться особо некогда, зато после тяжелого дня голова только касается подушки, и сознание сразу уплывает.

Я даже завожу несколько знакомств, периодически ловлю на себе одобрительный взгляд управляющей, которая явно рассчитывала на то, что «белоручки» ничего не умеют, и чувствую, что все делаю правильно.

Но на четвертый день терпение Раевского лопается, как мыльный пузырь, разбрасывающий брызги по всей округе.

17

После трех рабочих и по-настоящему изнурительных дней я наконец-то получаю возможность отоспаться. Нежусь в кровати до самого обеда и лишь потом кое-как выдергиваю себя из постели, плетусь в душ и каждой клеточкой тела чувствую расслабление. Наскоро состряпав завтрак из двух бутербродов, я залезаю в мобильник и удивляюсь тому, что, не считая вчерашних сообщений, от Тимура ничего нет.

Быстро же он сдулся.

Головой понимаю, что нянчиться со мной каждый день он чисто физически не может, но все равно отчего-то начинаю хорохориться.

На столе записка от Алины с перечнем продуктов — в последнее время она вообще пашет как проклятая, поэтому мне точно придется выползти на улицу, чтобы мы не померли с голоду.

Натянув белую майку с порванными на коленках джинсами, я обуваюсь и иду за покупками, точно зная, что, когда вернусь домой, завалюсь обратно спать. С непривычки силы быстро покидают.

Но мои планы летят в тартарары почти сразу же. Не успеваю я сделать и двух шагов в сторону центра, как за спиной раздается нарочито недовольное.

— Мышка все-таки выползла из норки?

— А у тебя все-таки фетиш на слежку? — копирую его тон и оборачиваюсь.

То ли сегодня выходной не только у меня, то ли скоро молния разрежет кристально чистое небо, но Тимур наконец-то не в офисной одежде. На нем черная безрукавка, открывающая вид на развитую мускулатуру, светлые джинсы и черные очки, скрывающие выражение глаз.

— Я не следил, я ждал, — с невозмутимым видом облокачивается на авто и скрещивает руки на груди, — а мы теперь еще и обещания не держим, да, Мирослава?

— О чем ты?

С трудом строю из себя наивную дурочку, и Тимур, конечно же, не покупается.

— Садись давай, — открывает переднюю дверцу и между делом интересуется, — у тебя паспорт с собой?

— Ну да. А зачем ты…

«Спрашиваешь и просишь сесть в машину» — фраза виснет в воздухе, а по телу словно разряды тока бегут от одного прикосновения. Я так и замираю, не успев поймать момент, когда он оказывается совсем рядом и вмиг накрывает губы, не позволив закончить вопрос.

Целует осторожно, мягко, без напора, будто мы и правда только-только начинаем знакомиться друг с другом. И такое бесконечно трогательное чувство с головой накрывает, что сложно дышать. Сколько бы я ни упрямилась, вся дерзость стиралась прямо пропорционально пространству между нами. Когда бедра к бедрам, глаза в глаза — все слова из мозга тупо вылетают, а губы немеют от податливости и тепла.

Он прижимает меня к себе всего на несколько секунд, но это кажется вечностью. В конце я едва сдерживаю разочарованный вздох.

— Это за ожидание.

Я хмыкаю. Некоторые наказания действительно могут мне понравиться. На языке оседает привкус мятной жвачки, и даже себе я не признаюсь, что нежная ласка смущает куда сильнее, чем зверское объятие, к которому не так уж сложно привыкнуть.

— Мне просто интересно, — растягиваю губы в полуулыбке, — если бы я не вышла, ты бы до ночи здесь штаны просиживал?

Оглядываюсь на машину — опять новая. После моей сумасбродной выходки с покупкой всех авто в салоне Тимур регулярно стал менять тачки, и это лишь мне выходило боком, я не могла догадаться, в какой момент Раевский чуть ли не выскочит из кустов и не собьет мое дыхание от внезапности.

— У тебя был еще час, — отвечает мужчина, принимая насмешливое выражение лица, — я специально дал тебе отоспаться, да и, судя по безумству на твоей голове, ты явно минут десять назад только глаза продрала.

От услышанного я давлюсь воздухом и яростно все отрицаю, несмотря на то, что мы оба понимаем, кто из нас прав. И я готова поклясться, что за темными стеклами в его глазах вспыхивают лукавые смешинки, а губы вот-вот грозятся треснуть от едва сдерживаемой усмешки.

— И я точно зря проснулась, — шиплю в ответ, понизив голос до театрального шепота. — Теперь хоть силком в машину тащи, не поеду.

Для пущей убедительности поворачиваю корпус, чтобы двинуться в противоположную сторону, но тут до моих ушей долетает всего одна фраза, брошенная низким, внушительным голосом, и этого оказывается достаточно для того, чтобы я просто замерла на месте, потеряв способность трезво мыслить.

— Даже во Флоренцию не поедешь? — демонстративная пауза. — Жаль. Я думал, у тебя не зря на обложке паспорта Понте Веккьо красуется. Вживую, значит, не хочешь посмотреть.

Я молчу. Слова застревают в глотке, перед глазами туман расстилается, а в голове сплошное эхо, будто я не здесь и слышу лишь обрывки чужих фраз. Заторможенно моргаю, сбрасывая оцепенение, и сипло роняю.

— Ты же шутишь?

Если да — бита в его багажнике мне точно понадобится.

— Садись уже, а то на самолет опоздаем.

Как ни странно, я слушаюсь, хотя все еще не до конца понимаю, что он задумал. Как можно посреди недели просто взять и улететь в другую страну? Мне этого не понять. Я каждый свой шаг расписываю, наперед продумываю любые глупости, потому что мне так спокойнее.

А Раевский, как и всегда, выбивает почву из-под ног. Мы едем в полной тишине, и эта передышка помогает немного собраться с мыслями. Я даже думаю о том, что наверняка неправильно его услышала — есть же отели, рестораны с названием небольшого, живописного городка, раскинувшегося на юго-востоке Италии. Это игра слов и только. В конце концов, о какой поездке идет речь, если у Тимура тонны работы, я ведь при нем даже чемодана не видела.

Еще сорок минут, и все сомнения теряются на фоне огромного аэропорта, залитого солнцем. Авто плавно подъезжает к парковочному месту, и в глаза сразу бросается знакомая лысая макушка. Сергей стоит у стеклянных дверей и, почесывая густую бороду, смотрит прямо на нас.

— Погоди, ты серьезно? — поворачиваюсь к Тимуру, спокойно глушащему двигатель. Он вскидывает брови, глядя на меня как на ненормальную, но мне это не сильно мешает. Я бы поспорила, кто из нас кошмарнее. — По твоему сценарию мы сейчас на посадку пойдем?

— Ну, обычно для этого и нужны аэропорты, — с явной издевкой проговаривает.

— Без сумок, без вещей? — воздуха критически не хватает. — Да у меня даже загранпаспорта нет!

В ответ Тимур только хмыкает и пожимает плечами, мол, ничем не могу помочь. И даже не собирается слушать дальше, просто выходит из машины, через приоткрытое окно кричит, чтобы я тоже поторопилась, а у меня уже поджилки трясутся.

Краем уха цепляюсь за краткие приветствия и с протяжным выдохом следую наружу, забрав с собой рюкзак. Сергей передает Тимуру небольшую сумку, больше подходящую для хранения документов, чем личных вещей, сухо кивает мне и садится в авто, на котором мы только что приехали. И вместе с ним уезжает моя последняя надежда, осталось только фарами поморгать.

Раевский поворачивается ко мне и сразу ловит момент, когда я готова буквально взорваться от нелепости. Стоим чуть ли не голые — никаких личных вещей, верхней одежды. Больше на похищение похоже.

— Тимур, шутка затянулась, — угрожающе впериваюсь в него глазами.

— Нам пять часов лететь, еще успеешь высказаться, — бесцеремонно берет за локоть и ведет внутрь. Держит крепко, явно полагая, что я вот-вот улизну.

А концентрация удивления только повышается, ведь на стойке регистрации мужчина протягивает наши документы, и среди них я замечаю не один, а два загранпаспорта. И к нам даже никаких вопросов нет, откуда-то подбегает другая сотрудница аэропорта и просит следовать за ней.

И я бы с радостью не послушалась, но грубые пальцы, словно скотчем приклеенные, не отпускают. Остается только глазами терроризировать, потому что устраивать сцены на публике мне тоже не хочется. И так косых взглядов предостаточно — то ли из-за отсутствия багажа, то ли еще из-за чего. Закрывшись в скорлупе своего дома, я успела позабыть о том, какой дискомфорт вызывают чужие перешептывания. Благо, хоть вспышками камер не палят.

Я не успеваю особо напрячься, мы очень быстро преодолеваем несколько широких коридоров и выходим в почти пустой зал с мягкими дивами, угловыми столиками и настенными плазмами, из динамиков которых льется тихая музыка. Атмосфера приятная и даже расслабляющая, но на меня это никак не действует, я слишком взвинчена, чтобы вслушиваться в разговоры Тимура.

Вскоре нам приносят кофе и оставляют в покое.

— Посадка через двадцать минут, — как ни в чем не бывало говорит Тимур, медленно потягивая напиток из чашки.

Он щурится и растягивается на диване, как довольный котяра, наконец-то получивший минутку отдыха. Головой кивает на кофе с каким-то десертом и утыкается в мобильник, совершенно не замечая, что у меня от нервов уже скоро кожа на лице треснет.

— Скажи, ты совсем дурак? — наигранно ласково спрашиваю, ставя вопрос ребром. — Какая еще посадка?

— Во Флоренцию.

— Без вещей? — продолжаю давить и вздергиваю брови, наконец-то получив его внимание. — Вот так спонтанно? И откуда, черт возьми, мой загранпаспорт взялся? У меня его даже не было!

— Вещи купим на месте, да и мы не на месяц уезжаем, а на четыре дня. Планировать в старости будешь, для этого пока рановато, — насмешливо хмыкает, метя на место смертников. — А загран я тебе еще до свадьбы сделал. У нас, между прочим, медовый месяц намечался.

— Ну прости, что все планы испортила, — сарказм в моем голосе любой почувствует, но Тимуру явно нравится его игнорировать.

— Ничего страшного. Время нас не торопит, еще успеем.

— Помнится, раньше сроки стояли для тебя на первом месте, — холодно намекаю на свадьбу, которую он так рьяно торопил.

— Мира, что ты хочешь услышать? — устало выдыхает и, видя, что я не собираюсь отступать, блокирует телефон. — Я хотел сделать тебе сюрприз. Если ошибся с местом, извини, в следующий раз буду сперва тебя спрашивать.

— А ты не подумал, что у меня есть планы на эти дни? — немного сбавляю обороты. Сюрприз-то шикарный, но его масштабы поражают. Обычно щенка в лукошке приносят, а не ставят прямо перед фактом, мол, летим в другую сторону.

А были ли планы, а было ли желание — уже другая сторона медали.

— Планы? — для вида хмурится. — И какие же?

— Работа. Я же говорила тебе.

В общих чертах, но это лучше, чем ничего.

— У тебя два выходных, а потом три отгульных. Я договорился.

И тут меня будто ошпаривает.

— Погоди. Я что-то не догоняю. Что ты…в каком смысле? — слова срываются с огромной затяжкой. Я буквально всеми клетками тела чувствую, как мышцы деревенеют, отказывают подчиняться, а кровь мощными толчками ударяет в голову. Такое ощущение, будто свинец в легких оседает. — Ты…

— Я знаю, где ты работаешь, — спокойно разрушает все вопросы в моей голове, ничуть не напрягаясь, хотя в глаза бросается, что расслабление мнимое: взгляд твердеет, пальцы едва уловимо начинают отбивать резкий ритм на бардовом кожаном диване. — И да, считай это коротким отпуском.

— И, — с трудом сглатываю, уронив голову на спинку, — это все, что ты хочешь сказать?

Молчание виснет, как мыльный пузырь, который все никак не может лопнуть. Проходит минута, две, три. Я почти не моргаю и плюю на жжение в глазах, потому что… Тимур снова удивляет.

— Я не наступаю на одни и те же грабли, Мира, — звучит честно, но я чувствую, что он что-то не договаривает. Снова какие-то загадки. Или это намек на то, что «сверху» больше никто угрожать не будет, только по голове похлопает и карты в руки даст? Так, что ли, или я слишком надумываю?

Я еще долго пытаюсь выдержать тяжелый взгляд Раевского, но потом все же сдаюсь, прикрыв веки и решив передохнуть перед полетом. Флоренция, так Флоренция. И маленькую, нехитрую деталь мы опустим — Понте Веккьо на моем паспорте лишь из-за фанатевшей по архитектуре Италии Алины.

Темнота падает на город и накрывает его подобно куполу. Неподалеку, скорее всего, из какого-то прибрежного ресторанчика льется страстная музыка, которая немного не вписывается в атмосферу, царящую рядом с морской галькой. Именно ради этого пришлось ехать еще полтора часа сразу же после приземления самолета, от воспоминаний о котором меня до сих пор немного потряхивает. Первый рейс в моей жизни выдался достаточно спокойным, жаловаться не на что, в бизнес-классе даже разлечься можно, вытянув вперед ноги, но я, видимо, слишком впечатлительная и трусливая, оттого боялась не то, что вздремнуть, а в принципе глаза на мгновение прикрыть. Тимур же в ответ только слабо приподнимал уголки губ, держал в капкане мои дрожащие ладони, между делом предлагая купить что-нибудь покрепче кофе.

«Это безумие» — вот и все, что я могла думать, пока мы, не успев хоть чуть-чуть рассмотреть Флоренцию, ехали на арендованной машине в другую сторону. Мимо пролетали маленькие, колоритные домики с острыми крышами, плотно прилегавшими друг к другу. Казалось, в этом и была самобытность — ни одного свободного кусочка земли. Весь город будто оплетен возвышающимися горными вершинами, а из окон ярких зданий проглядывалось беснующееся море.

Нам повезло, ведь по приезде мы смогли усесться на черные булыжники почти рядом с водой, людей вокруг было мало, а слабые волны невольно навевали умиротворение. Наша группа с гидом уже ушли, а я до сих пор не могла заставить себя подняться. Сказки, байки и ужастики, которыми нас щедро накормила женщина-хохотушка, оставляли легкое послевкусие. Будто на короткий миг получилось стать частью этой истории.

— Что мы будем делать завтра? — после долгого молчания мне с трудом удается лениво что-то бросить.

— А что ты хочешь?

— Прыгнуть с парашютом, — я даже не задумываюсь. И сама не знаю, говорю ли честно или просто в очередной раз испытываю нервы Раевского. Он-то точно не похож на того, кто с радостью примет мою идею.

Так и случается.

— Тебе самолета не хватило? — хмурит лоб и вздергивает брови, наверняка просверливая дыру в моем затылке.

— Это разные вещи, — тут же возражаю.

— И в чем разница? — усмехается, подходя со спины. — К твоему сведению, самолет — самый безопасный вид транспорта, а ты даже его боялась.

— Вот именно. Прыгну с парашютом и в Москву полечу без всякого страха.

— Если доживешь, — насмешливо хмыкает и тянет на себя, недвусмысленно намекая на то, что пора двигать обратно.

— А ты имеешь что-то против?

— Вообще-то да. Не хочу так рано овдоветь.

— Небось сам просто трусишь, — не удерживаюсь и бросаю открытую провокацию, на что получаю довольно неожиданный смешок.

— Я уже прыгал с парашютом, еще в школе тогда учился.

— А теперь годы уже не те, да?

Тимур лишь возводит глаза к небу и назло мне ускоряет шаг, так что приходится изрядно попотеть, чтобы совсем уж не висеть на хвосте.

В арендованной машине пахнет каким-то кислым ароматизатором. В салоне очень душно, отчего я полностью открываю окно и жадно ловлю свежие потоки воздуха, почти отключаясь на середине пути. Разговоры не ведутся ни с моей стороны, ни со стороны Раевского. После изнурительного перелета, двухчасовой экскурсии по пирсу и бесконечных пробок язык совсем не ворочается. И я даже невольно завидую выдержке мужчины, ведь по нему не скажешь, что он тоже валится с ног.

Когда мы подъезжаем к отелю, я буквально силой отрываю себя от сиденья и вяло вылезаю на улицу, про себя отметив, что район даже в позднее время очень шумный. Гудящий днем и ночью центр города поражает сверкающими вывесками, электронными баннерами и живописными зданиями, окна которых выходят на набережную. Тут даже в музей ходить не надо, каждый уголок города подобен отдельному произведению искусства.

В вестибюле отеля очень светло. Рядом со стойкой регистрации разместились два диванчика кремового цвета, на одном из которых я и устроилась, безмолвно отправив Тимура самостоятельно заниматься заселением. Пока он тихо переговаривался с администратором на почти безупречном английском, я тщетно пыталась не отрубиться прямо тут. Благо, вопрос быстро решился. Лифт в мгновение ока подкинул нас до четвертого этажа.

Подойдя к одной из дверей, Тимур бросил на меня странный, ни о чем не говорящий мне взгляд и тихо прокашлялся.

— Здесь два смежных номера.

Я махнула рукой, не понимая, какая разница. Да меня сейчас засуньте в хостел с двадцатью койками, я и то блаженно отключусь и ни о чем не подумаю.

Тимур приложил ключ-карту, и дверь тут же автоматически приоткрылась. Щелчок переключателя, яркий свет резанул по глазам. Сначала длинный коридор со встроенными зеркальными шкафами, а затем гостиная. В глаза сразу бросается, что номер и правда большой. Две однотипные спальни, кухня, к которой я едва ли притронусь, ванная и сауна. По углам стоят горшки с цветами, на столиках пара античных скульптур, из окон открывается вид на реку Арно и тот самый мост, что до сих пор красовался на моем паспорте. Алинка узнает, прибьет от зависти.

А теперь появляется новая проблема. Даже не во что переодеться. Шикарно.

Сбросив назойливое раздражение, забирающееся под кожу, я цепляю глазами махровый халат, надеваю одноразовые белые тапочки и вместе с единственным вариантом одежды плетусь в ванную.

— Я быстро.

Контрастный душ хорошо освежает, остается только приятное чувство усталости, когда сразу понимаешь, стоит голове коснуться подушки, как тут же появится претендент на роль спящей красавицы. С одним лишь отличием — даже танки не поднимут.

Я стою под водой минут десять и в спешке убираю влагу с волос, тону в халате и возвращаюсь в номер. И каково же мое удивление, когда я вижу на диване несколько черных пакетов с логотипом и улавливаю слабый аромат еды.

— Когда ты успел это заказать?

— Еще в аэропорту. Тебе должно подойти, — голос идет с кухни, поэтому я направляюсь туда, замечая, как Тимур наполняет два стакана водой и кивает в сторону стола, заставленного по большей части салатами и закусками. Из груди рвется полузадушенный стон.

— Ты что, робот?

— Привычка, — едва слышно отзывается и плюхается на стул с плетеным сиденьем. — Ты поешь?

Тимур наверняка по моему осунувшемуся лицу и так знает ответ на свой вопрос, но почему-то все равно спрашивает, будто я могу передумать. И тогда мы еще несколько минут проведем рядом, бросим что-то скупое насчет красоты города, а потом… а что потом?

Не желая снова копаться в себе, я качаю головой и шаркаю ногами по полу, заходя в ближайшую спальню. Постельное белье сиреневого цвета пахнет чистотой и свежестью. Подушка мягко обнимает тело, отголоски чужих голосов сыплются сквозь приоткрытое окно. Место незнакомое, язык неизвестный, сама ситуация до дрожи волнующая, но спится тут хорошо.

Следующие два дня мы возвращаемся в отель только для того, чтобы переночевать. Краски на небе, нарисованные больно солнцелюбивым художником, постоянно жалят кожу и заставляют прятаться то в тени небольших скверов, то в дальних уголках ресторанов. И чтобы подальше от окна — жара изматывает похлеще долгой ходьбы.

А ходим мы и правда много. Вереницей сменяются церкви, площади, соборы, галереи и… почему-то только мосты не трогаем, а ведь вроде бы, если мне память не изменяет, приехали мы сюда только из-за незатейливой картинки на паспорте. По телефону я уже успела я извиниться перед Алиной за то, что так внезапно уехала, и пообещала золотые горы. В смысле, мост этот. Со всех ракурсов желательно.

После бесконечных экскурсий, от которых мозг пухнет, мы вырываемся из плотного кольца культурного просвещения и просто бродим по городу, узнавая его с новых сторон. И я даже себе не признаюсь, что это мне нравится куда больше. Не хочется, чтобы труды Тимура пошли насмарку, все же именно он занимался программой и выбирал наиболее интересные места, периодически спрашивая меня о том, что мне самой нравится. Я отмахивалась, мол, веди куда угодно, если в итоге дорога приведет нас к парашютам.

Раевский почему-то воспринимал это как шутку, хотя я вовсе не шутила.

Вечером второго дня, когда мы снова приехали к морю, но в этот раз сидели не у кромки берега, а на летней веранде, Тимур вдруг спросил.

— Тебе здесь нравится?

Я кивнула, наслаждаясь закатным солнцем. Завтра наш последний день, и снова Москва, работа, университет, проблемы. Казалось правильным просто взять и сбежать на время от всего.

Хотя мы сделали огромную ошибку — взяли с собой друг друга. А это вообще убийственное комбо.

— А тебе? — все-таки решила спросить.

За три дня меня всего лишь раз посетило чувство дискомфорта, и то кратковременное — Тимур смотрел на меня, ждал реакцию, впитывал ее, вдыхал вместо воздуха, но сам совершенно ничем не делился. Будто ему все равно, где быть. Будто…

— Я не люблю Италию, — скривился, попробовав коктейль, и я почему-то совсем не удивилась. Только усмехнулась.

— Почему?

— Здесь слишком жарко.

— Нет. Ты меня не понял. Я спросила: почему мы здесь, если тебе не нравится?

— Я не говорил, что мне не нравится, — ловко увильнул от ответа и перевел взгляд на выступающую группу. — Как тебе?

Четверо музыкантов задавали тон вечера. Один на клавишных, двое отбивали звучный ритм и подыгрывали гитаре, а последний, резко дергая за струны, хрипло надрывал голос. Я уже не в первый раз заметила, что у итальянцев во всем есть динамика. В песнях билась жилка страсти, на улице от квартала офисов до дышащих дымом клубов достаточно рукой подать, а искусные лепки удивительным образом гармонировали с буйством вечернего моря, гоняющего камни по песку.

— Слишком много ударных. Я бы послушала что-то более мелодичное.

— Тогда почему ты продолжаешь слушать?

«Если тебе не нравится» — пропустил слова сквозь пальцы.

Я хмыкнула и, подхватив игру слов, ответила тем же.

— Потому что здесь жарко.

Не в Италии жарко, флорентийское солнце здесь ни при чем. Рядом с мужчиной, который позорно плохо разбирается в отношениях, не идет на уступки, не знает язык слов, только действий — жарко. Потому что чуда вроде нет, но оно прощупывается.

Маски крошатся под ногами, замуровывая тяжесть предыдущих ошибок. И на миг я забываю, что это лишь короткий отпуск. Спонтанный, безумный, свойственный больше подросткам, чем взрослым людям. Вот так взять и резко уехать казалось дерьмовой идеей, но почему-то лишь в нескольких тысячах километров от дома получилось себя отпустить.

Не до конца — просто чтобы расслабиться.

— Мне хорошо с тобой, — вдруг шепчет Раевский, и на фоне гуляющей толпы я с трудом его слышу.

— Я знаю, — короткие колючки все еще впиваются в кожу, но уже не до крови.

Я же говорю — не до конца. Расслабишься уж с таким стратегом.

— Тимур, скажи честно. Если по истечении месяца я по-прежнему буду слать тебя так далеко, как только смогу, ты отступишь?

— Погоди, я еще не все фишки использовал. Ты же помнишь, что обещала меня простить, если я кое-что сделаю?

Разморенная и уставшая, я только кивнула на это вступление и уставилась ему куда-то в область шеи, ожидая продолжения банкета, но Тимур вдруг заткнулся. В буквальном смысле сцепил челюсти, отчего на щеках заиграли желваки, и подозвал официанта, чтобы рассчитаться.

Тему тогда замяли, хотя счетчик уже отбивал тихий ритм и готовил к неизбежному.

Проснувшись в пустом номере отеля, я меньше всего ожидала череду записок, нарочито небрежно брошенных в разных местах. Сомнений не осталось — Раевский настолько себе на уме, что с ним как на войне. В плане — хочется надеть бронежилет и осторожно ступать по паркету, боясь налететь на мины.

Именно так я себя чувствую, пока иду от одной бумажки к другой.

Первая лежит на прикроватной тумбочке рядом с телефоном. Пара строк о том, чтобы шла в ванную. Я подчиняюсь, все еще пытаясь продрать глаза, и заодно хватаю сотовый, чтобы дозвониться до Тимура и спросить, не подтекла ли у него крыша. А то точно едет куда-то не туда. Впрочем, ответа нет. Перебрасывает на автоответчик.

Я задумываюсь: уже обед, меня никто не разбудил, Тимура и след простыл. Что за приколы?

О таких фишках он вчера говорил?

И все же любопытства чуть больше, чем раздражения. Щелкаю выключателем, освещая ванную, и нахожу еще одну записку. «Прими душ».

Нет, ну правда, какого черта? Нутром чую неладное, не понимаю, с какой стороны ветер дует.

Делать нечего — пока ничего из рук вон выходящего я не вижу. Все равно каждое утро по расписанию, я бы и без «подсказок» под воду залезла.

Особо не разлеживаюсь, все-таки хочется разобраться в ситуации. Открываю дверцу душевой и выбираюсь наружу, чтобы просушиться. Так и замираю с включенным феном. На запотевшем после горячего душа зеркале проступает надпись: «Кухня». Буквы едва заметны, напотело слабо, чтобы прочитать полностью, но суть я улавливаю.

Проклятый Тимур в детстве в игрушки не наигрался. Он наверняка чем-то опрыскал зеркало. Сама мысль о том, что он так заморочился, рождает странное волнение, бегающее по кончикам пальцев. Это чудно и так на него непохоже.

Сперва на кухне я вообще ничего не замечаю и растерянно бегаю взглядом по мебели. Все на своих местах, ничего не изменилось, и даже чашка с недопитым кофе, оставленным вчера на столе, до сих пор стоит на том же месте. Потом я решаю на всякий случай включить свет. Думаю, вдруг поможет.

И действительно — на подоконнике мукой или чем-то более вязким набросаны два слова: «Погрей еду». Я вздыхаю, вымученно простонав в ладонь. Вот так задачка — что мне разогревать, если у нас не то, что еды, даже продуктов нет. Мы только и делали, что питались в ресторанах или доставкой еду получали. Ну серьезно, мне что, порванную пачку чипсов греть?

Так и подмывает снова ему позвонить, но что-то мне подсказывает, что ответ будет тот же. Молчание. Ладно. Попробую просто включить.

Ставлю на минуту, облокачиваюсь о подоконник и, чтобы быстрее скоротать время, наливаю воды. От таких сюрпризов не только в горле сохнет. Наконец, раздается тихий писк. Я открываю микроволновку, особо ничего не ожидая, но в итоге вновь врастаю ногами в пол. На подставке лежат карточки, которые светятся неоном. Видимо, из-за температуры. Снова указание: «В мою спальню».

На это остается только фыркнуть. Гоняет по всему номеру и совесть не просыпается. Я, вообще-то, с удовольствием бы поела, но сама заказать ничего не смогу, языка не знаю.

Крепко пообещав себе еще воздать ему за мучения, плетусь в соседнюю комнату. Я здесь бывала лишь пару раз, и то когда мы с Тимуром смотрели какой-то фильм, а потом играли в карты. Сюжет я не запомнила, в карты продула, так и уснула в неудобной позе, от которой потом спину ломило весь следующий день.

На постели лежит платье кремового цвета с короткими рукавами до локтя, отделанными изумрудным кружевом. Сетка витиеватыми узорами стягивает область талии, и я уже сейчас могу почувствовать, как она давит на ребра. Чертыхнувшись, начинаю переодеваться. И вроде все не так плохо, дыхание не спирает, кожу не режет, смущает кое-что другое. Почему-то щеки непроизвольно краснеют, когда я поворачиваюсь и смотрю в зеркало. Это просто…слишком.

Платье не вульгарное, стильное, доходит до колен, без всяких разрезов у бедра и декольте. И всё же ткань окутывает тело, как вторая кожа. Будь у меня нижнее белье с косточками, каждая выемка бы стыдливо выглядывала наружу.

А что делать дальше? В смысле, мне строить из себя принцесску и ждать появления рыцаря или надо опять куда-то идти? От сомнений кольнуло виски. На туфли-лодочки я наплевала, решив обуть белые кроссовки. Стало чуточку комфортнее, каблуки я на дух не переношу.

Неожиданно в прихожей что-то хлопнуло. Звук был похож на лопнувший воздушный шарик, который внезапно разорвался на куски и оставил только горстку пепла. Нерешительно приоткрыв дверь, я вышла в зал. Из него прекрасно было видно и коридор, и входную дверь. Звук пиликанья привел меня к датчику, лежащему рядом с очередной запиской. В ней был адрес, марка и номер машины, на которой я, наверное, должна была добраться.

А дальше все завертелось, запульсировало, затряслось. По крайней мере, меня точно била нервная дрожь, пока я ехала с неразговорчивым водителем, уточнившим лишь адрес. Кое-как на языке жестов мы договорились и тронулись.

Калейдоскоп мыслей гонял кровь по венам и разжигал дикий пожар эмоций, отчего я с трудом держала себя на месте и не бежала на улицу. Что-то мне подсказывало, что не так просто Тимур возился с этими записками, а платье явно заказал еще в Москве. Он что-то планировал, вот только будет ли это хорошей новостью?

К концу поездки у меня дрожали не только руки, но и ноги. Я с трудом вытащила свое трясущееся тело на улицу, прокручивая в голове сотни вариантов. И ни один из них меня не успокаивал. Может, он устал и решил отпустить? Закончить то, чего даже не было?

Захотелось съежиться и спрятаться в какой-нибудь подворотне, где никому не будет до меня дела. Пережить это в одиночку, не показывая страх, явно играющий на моих нервах. Я бы, возможно, так и поступила, позорно сбежав, но меня очень быстро перехватил сотрудник ресторана. Он тоже особо ничего не говорил, только как-то смазано уточнил мое имя и повел внутрь.

Ресторан находился на самом последнем этаже. Панорамные окна открывали вид на город, в самом мини-зале звучала тихая музыка, голубой свет едва приглушен, но в контрасте с огнями города на фоне это выглядело так, что воздух невольно застревал в горле. Я занервничала еще сильнее. Разглаживала несуществующие складки на платье, прикусывала щеки и оттягивала волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Тимура не было. Собственно, кроме официантов, я больше никого не видела. Села на краешек стула, судорожно втянула носом аромат ментола и хорошо мне знакомого парфюма. Сердце сделало кульбит, грохоча по ребрам, тело невольно вытянулось, а руки сжались на тонкой скатерти. Нет, еще немного, и я правда помру тут. Виски пульсировали от жгучего напряжения, ватные ноги с трудом поддавались контролю, голова налилась свинцом, опухая от безумного желания рвануть вперед, и поминай как звали.

Музыка сменилась на более плавную, но я этого не заметила. Слишком сосредоточилась на шаркающих шагах, отсчитывала про себя секунды до момента, когда столкновение неизбежно. Все же вздрогнула, когда на плечи опустились тяжелые ладони, а шею опалило горячее дыхание.

— Ты выглядишь даже лучше, чем я себе представлял, — провел пальцами до сгиба локтя и самостоятельно, не дав и шанса на сомнение, развернул к себе лицом.

Я молчала, потому что чисто физически не могла вытянуть из себя ни одного словечка. Грудь стянуло в тугой узел, сердцебиение сорвалось даже не на бег, а на гонку с препятствиями, когда выбор лишь между жизнью и смертью, стоило моим глазам столкнуться с его — бездонными, серыми, полными невыраженной нежности, которой долго не давали волю, но теперь-то она выбралась на свободу. И мучила сильнее угроз.

Видя мое белое, как мел, лицо, не тронутое ни каплей косметики, Тимур хмыкнул чему-то своему и потянул за руку, вынуждая встать. Хрипло спросил.

— Разведемся?

Таким игривым и насмешливым тоном он это сказал. В его низком голосе отчетливо пробивалось лукавство, но оно быстро сменилось беспокойством. Видимо, я и правда выглядела хуже утопленника.

— Почему у тебя такое лицо? — обнял за талию, перебирая мягкую ткань платья. Сморщил нос, смутившись. — Это ведь твое условие. Сама говорила, что тогда сможешь меня простить.

— Но ты ведь не…

— Не могу. Да, — поддакнул, вскинув бровь, — вернее, могу, но с последствиями. Потеряю кучу бабла, стану нищим и бесполезным, совсем тебе не нужным, — нарочито вздохнул, втянув аромат волос. — Ну а что поделать? Ты же вредина. Просто так не уступишь.

— Я до этого тебе много раз уступала, — резонно возразила, еще не понимая, расслабляться мне или напрягаться.

— Согласен. Поэтому и предлагаю тебе развестись, а потом снова расписаться. На этот раз по-настоящему. Как ты там хочешь: с большим залом, гостями, огромным, приторным тортом и все такое.

Я замялась. Отчего-то робко потянулась навстречу, будто впервые его касаюсь, и тихо уточнила.

— То есть это не прощальная вечеринка?

— Прощальная, — подлец так и напрашивался, усмехаясь, — прощальная для твоей мечты проходить практику не у меня в компании.

— Разве в случае развода ты не потеряешь компанию? — хваталась за крохи разума, боясь утонуть в этом круговороте чувств. Сжимала руки, комкая ткань дорогого пиджака, изо всех сил цепляясь за Тимура, будто он был единственным якорем, способным удержать меня на месте.

— Мира, я же говорил. Я еще не все фишки использовал, — впечатывал в себя, не оставляя ни миллиметра «между», заставляя забывать о преграде в виде одежды и чужих взглядах, на которых мне впервые было по-настоящему наплевать. Коснулся губ, мягко накрывая их сверху. Уже без дикого отчаяния, просто как ритуал, к которому можно без зазрения совести обращаться каждый день. — Так это значит да?

Он не ждал ответа. Просто наклонился и губами сорвал всего две буквы. Две, а не три. Линия наконец-то обрела пробелы. Короткие, рваные и лишь временами разрывающие черту на несколько частей, они были подобны хлипкому доверию, которое прокладывало мост, висящий над разверзавшейся пропастью. И пусть это лишь первый настоящий шажок вперед, но стало легче. Всё будто снова возвращалось на круги своя.

И только где-то сиротливо грустил мост Понте Веккьо, так и не получивший от нас должного внимания.

Эпилог

Пять лет спустя

Запыхавшись после долгой тренировки, я вихрем влетела в гостиную и громко крикнула:

— Лена, собирайся скорее! У тебя первая пара уже через тридцать минут.

Сверху послышались торопливые шажки, а вскоре спустилась и сама Лена. Пока она одевалась, я на скорую руку сделала два бутерброда и мелко порезала салат, складывая его в кейс для еды. И ведь еще вчера я точно помнила, во сколько нужно вернуться, когда разбудить Лену и что подготовить для ее первого дня на факультете журналистики, согласно кивала Тимуру и тщательно убеждала, что все будет на мази. А в результате сама опоздала по всем фронтам и еще умудрилась перепутать один зал с другим и прийти не на фитнес, а на танцы, длящиеся полтора часа.

— А где братец прохлаждается? — скрывая зевок, Лена уместилась на стуле и вяло принялась жевать бутерброд, кривя рот от этого безобразия.

Ну да, готовить я так и не научилась, хотя с голоду никто не помирал. Хотя…не будь у нас Нины, приходящей три раза в неделю и готовящей на убой, проблемы бы явно не заставили себя ждать.

— Он же Славика в больницу повез. Тот из-за режущихся зубов уже третью ночь нормально спать не может.

— Да уж, он у вас зубастый, как акула, — фыркнула себе под нос, чудом не подавившись, — и, к сожалению, характером пошел вовсе не в тебя.

— Поверь, лучше так. Будь он моей копией, мы бы повесились, причем дружно и всей компанией.

— Врешь ты все, — беззлобно хмыкнула, убирая второй бутерброд в сумку, — ты просто душка по сравнению с ним.

Не удержавшись, я хохотнула, активно кивая головой, мол, охотно верю. Тут же вспомнился наш медовый месяц. Я тогда все-таки уломала Тимура на прыжок с парашютом в Монтерей-Бэй. Посадка пришлась точно на берег океана, в котором новоиспеченный муж меня чуть не утопил, рассказывая сказки о своих поседевших волосах и парах лет жизни, явно потерянных из-за одного безрассудного поступка. Ну, хихикала я недолго, он же потом в отместку записал нас на десять экскурсий, прекрасно зная, что я от скуки ноги раньше времени вперед протяну. А потом еще хлеще — потребовал заканчивать с клубом и работой официантки в принципе, потому что ему, видите ли, плохо спится каждую ночь, когда я заступаю на смену. Да и негоже охране следить не за поведением клиентов, а за моей безопасностью. Оказывается, Витя и Игорь не по доброте душевной рядом со мной околачивались.

А виноват-то кто? Конечно, только я.

— Поторопись, — отвлеклась на часы, бегущие вперед со скоростью света, — Сергей уже давно ждет.

— А удачи пожелать? А друзей хороших нагадать? — недовольно заканючила, поджав губы. — А вдруг обижать будут?

Ну вот же чертяга. Веревки вьет на пару с Раевским. Когда Слава подрастет, эта семейка меня точно с ума сведет.

— Ты сама кого хочешь обидишь, — слабо усмехнулась, встав с места и обняв за плечи, — ни пуха ни пера.

— К черту! — довольно заулыбалась, больше не став тянуть, накинула пальто и вышла из дома.

Было видно, что нервничала, но я в ней ни на секунду не сомневалась — если что не устроит, она терпеть не будет. Выскажет все, что на душе, и дальше спокойненько пойдет. Прям как я однажды в туалете какого-то жутко дорогого ресторана. Знала бы заранее, не по потемкам бы шла, надеясь, что не выгонят, а с разгона бы внутрь влетела. Сама бы, наверное, в одного вредного засранца вцепилась.

Кстати, о засранцах…

— Почему дверь открыта? — звякнул ключами.

— Лена недавно уходила, — пожала плечами и понизила голос, заметив, что сын тихо дремлет на руках, — как все прошло?

— Нормально. Сказали массаж десен делать, щетку помягче купить и гель перед сном наносить. Уже почти все зубы прорезались, так что дальше будет проще, — стянул верхнюю одежду и рухнул на диван, чудом не потревожив Славу, — устала?

— Это я должна спрашивать.

Вот уж что-что, а как родитель Тимур превзошел все мои ожидания. Несмотря на тонны работы в компании, он умудрялся пару раз в неделю полностью брать на себя сына, тем самым помогая мне не свихнуться и не утонуть в подгузниках да пеленках. Хотя я явно привираю, дело совсем не так. Схема другая: пока Тимур сюсюкается со Славой и читает ему книжки, я порчу свое зрение за бумажной волокитой, которую мой дражайший муж с легкостью спихивает на меня. Не то, чтобы я была против, так хоть немного получается мозги напрячь, но временами это доходит до абсурда, потому что я все еще ни черта в этом не разбираюсь. И косячу чуть ли не каждый день.

— Чур сегодня сын на мне, — насмешливо заявил, а такое чувство, будто припечатал.

Я простонала, сдерживая желание вытрясти из него всю душу. Ехидно бросила в ответ.

— Тогда и готовка на тебе.

Раевский натурально возмутился, чуть качнувшись влево, отчего маленький комочек в его руках задергался и сонно поморгал глазками.

— Мамочка, — все еще неосознанно обвел меня взглядом, — а кем был папа до того, как встретил тебя?

Слава любил спрашивать абсолютно обо всем, причем временами даже мы не поспевали за его мыслями. Ребенку через месяц три годика исполнится, а в голове уже такие вопросы, от которых и у нас мозг кипел.

Но Тимур, как всегда, в своем репертуаре.

— Я был миллиардером, сынок, — хриплый голос не скрывал смеха.

— А сейчас ты кто?

— Миллионер.

— Это как?

— Это на три нуля меньше.

Я усмехнулась. Что же, гол засчитан.

Сын, конечно, ничего не понял, но виду не подал.

— А почему так получилось? — вяло двигал маленькими губами, вперившись в меня своими серыми глазками.

— А потому что мама была слишком вредная, — саркастично протянул Тимур, кривя губы в полуулыбке.

Я вздохнула и подошла к кофеварке, чтобы отвлечься и заодно разговор оборвать. Муж страсть как любил апеллировать этой темой и всегда с насмешкой следил за моими пунцовыми щеками. Уж сколько раз я говорила: «Если бы знала», — все без толку.

Мне никто не рассказал, что Раевский и правда потеряет права на компанию, а потом будет покупать ее заново. История простая, как мир. Был миллиардер, и нет миллиардера.

А виноват кто? Ответ очевиден.

— Мама хорошая, — возразил Слава, выпятив губы и надув пухлые щечки.

— Она хорошая только с тобой, — наигранно возмутился муж, с лукавством поглядывая в мою сторону и не переставая играться с короткими, черными прядками сына. Откровенно подыгрывал, строя из себя обиженного.

— Неправда. С тобой тоже. Мама любит папу, — хлопнул кулачком по отцовской груди с таким видом, что страшно спорить.

— Да? — блеск в глазах заставил напрячься. Мужчина хмыкнул себе под нос и хрипло усмехнулся. — Да кто твою маму знает. У нее семь пятниц на неделе. Может, уже и не любит?

Слава все принимал за чистую монету, поэтому еще охотнее спорил.

— Любит! И меня, и тебя, и Лену, и Пятнышко, — к собаке у него вообще была особенная любовь, и я уже воочию могла представить, сколько будет упрашиваний ради нового щеночка. До слез точно дойдем.

— Правда любит? — театрально воззрился, вскинув брови. Глазами говорил, мол, не может такого быть.

А без споров мы никуда и никак. С треском договорились, что из-за появления ребенка я экстерном закончу университет, о работе и думать забуду, собак новых не приведу. А я правда старалась! Теперь же вся надежда на Славу. Ему Тимур почти никогда не отказывает. Просто не может.

Хорошо бы у него поучиться…

— Правда, — пока готовилось кофе, подошла к ним, взяла сына на руки и тихо шепнула, — без любви рядом с тобой, Раевский, трудно остаться. Я бы даже сказала, что невозможно.

— Я же говорю, вредная. Ну ничего, мы со Славкой тебя еще воспитаем.

— Я же говорю, невозможный, — усмехнулась в ответ.

Во всех смыслах невозможный. Но почему-то по-прежнему любимый.