Вместо разговора мы молчим.
Я в шоке, а он просто ездит по ночным улицам Лимассола, проскакивая светофоры, тормозя перед пешеходами, то и дело оказываясь на каких-то окраинах с недостроенными или заброшенными зданиями. Иногда дорогу перебегают черные тени кошек, а под колеса выкатываются перезревшие апельсины.
– Хочешь к морю? – вдруг спрашивает он.
Я молча киваю, не сразу соображая, что он смотрит на дорогу, а не на меня. Но он все равно замечает мой ответ, и мы оказываемся у кромки пляжа. Выбираемся из машины, и я снова вязну каблуками в песке.
История повторяется.
Декорации те же, я та же, партнер по сцене другой.
– Пошли к воде. – Антон тянет меня за руку.
Я мотаю головой, показываю на туфли.
– Так сними, – раздраженно фыркает он.
– Я в чулках, – жалуюсь я. – Противно по песку.
– Так сними чулки! – Он подхватывает меня за талию, сажает на теплый капот и стаскивает мои туфли.
Я снова мотаю головой. Задрать платье? Прямо тут, рядом с ним? Устроить стриптиз с чертовыми чулками?
Антон шипит сквозь зубы:
– Что ты мне там покажешь нового? Ты передо мной пять лет голая по квартире рассекала. Я тебя даже изнутри видел!
Шшшшшух! – вся кровь разом приливает к моему лицу.
Кожа пылает под прохладным морским ветром, но, к счастью, бывший муж этого не видит.
Он хмурится:
– В моей голове это звучало…
– Лучше? – подсказываю я.
– Непристойнее! – досадует он. – А так получается какая-то расчлененка. Как будто я тебе аппендицит вырезал, а не…
Ай, заткнись, ради бога, я помню!
Когда двое отвязных девственников находят друг в друге собрата-извращенца, они начинают пробовать все, до чего дотянутся!
Чтобы как-то отвлечься от воспоминаний, я действительно начинаю снимать чулки. Если быстро приподнять платье, зацепить край пальцами и потянуть вниз, то не так развратно выглядит.
Нормальный человек бы отвернулся, но Антон даже не собирается делать вид, что ему не интересно.
А я хочу к морю. Второй день кончается, а я еще его даже не потрогала.
Я поддеваю край второго чулка, и на мои пальцы ложатся его. Ладонь скользит по внутренней стороне бедра, касаясь нежной гладкой кожи, крайне чувствительной именно в этом месте – у самой резинки.
– Эй! – возмущаюсь я.
– Я просто хочу помочь, а то ты тут устроила стриптиз на весь пляж, – безмятежно врет Антон мне в глаза, но руку опускает, подцепляя силиконовый край, тянет вниз, не забывая проводить ладонью там, откуда только что скатился чулок. Он задерживает мою ступню на несколько секунд в ладони, согревая ее, и только потом выпрямляется.
Но не уходит, оставаясь стоять между моих раздвинутых на капоте бедер. Никуда не собираясь уходить. А то я не понимаю, как это выглядит и на что намекает. Да и он отлично понимает. И это понимание натягивается между нами как струна, дрожит и звенит так, что болит голова.
– Море, – напоминаю я, глядя на то, как его пальцы нервно вяжут узлы на чулке. Я боюсь встретиться с ним взглядом. Вот сорвет все стоп-краны – и все…
Что – все?
Не хочу об этом думать.
Все мысли о нем я сложила в дальний сундук своего разума, закрыла на десять замков и запретила себе приближаться. Это всегда помогало, я так переживала и смерть бабушки с дедушкой, и папину болезнь, и сбежавшую мамину кошку. Если достаточно долго прятать в этом сундуке то, от чего слишком больно, однажды можно открыть его и обнаружить только горсточку праха вместо острых ножей и ядовитых игл. Всегда помогало. Всегда. Почему не сейчас?
У меня остались только четкие установки – Антон, нам не о чем разговаривать, Антон, у нас нет ничего общего, Антон, пожалуйста, оставь меня в покое.
– Да, море, – соглашается он и снова ставит меня на землю.
На песок.
Теплый.
Надо же – он теплый. Воздух холодный, море наверняка тоже, а песок теплый. Я иду по нему, не оборачиваясь, прямо к темному гладкому чудовищу, ворочающемуся передо мной. Соленому, сильному, прекрасному.
Море лижет ступни. Оно прохладное и настоящее. Оно похоже на счастье.
Я присаживаюсь на корточки и зачерпываю его ладонями. Хочется потрогать воду кончиком языка, попробовать на вкус его соль. Меня останавливает не то, что тут, у берега, оно наверняка ужасно грязное, а то, что я не одна.
Антон подходит и долго стоит за моей спиной, ждет, пока я поздороваюсь и наиграюсь. Это случается быстро – как-то неуютно с охраной за спиной так интимно общаться с морем.
– Как тебя занесло в мою бывшую компанию? – спрашиваю я, выпрямляясь и одергивая платье.
– Пригласили, – сразу откликается он. – Мне еще название показалось знакомым, проверил – ага, оно.
– И на Кипр сразу?
– Хорошая должность, чего отказываться.
– Тебя вроде бы устраивало в России?
– Обстоятельства изменились, – отвечает уклончиво. Пытать бесполезно, у меня большой опыт бесполезных многочасовых разговоров, из которых выносишь только то, что он сказал в самом начале.
Расспрашивать больше не хочется. Я просто стою и смотрю в темное море, пока оно лижет холодным языком мои ступни.
Хотела бы я, чтобы все было иначе. Прямо сейчас.
– Что ты делала у того отеля? – прерывает неловкое молчание Антон.
– Какого? – попыталась прикинуться дурочкой. Все-таки он меня заметил, черт!
– Нашего.
– Шла на работу, – сдаюсь я. – А ты?
– Мне там сняли номер, пока я жилье не нашел.
– Он же дорогой!
– Ну, и я не дешевый специалист…
Теперь-то да.
Только я, как дура, вышла замуж за солдата, а развелась как раз перед тем, как он стал генералом.
Когда мы только поженились, он работал курьером, потому что поступать в Институт управления была дурацкая идея. Кто же мальчику из провинции без денег и связей даст сразу чем-то управлять?
А я была дизайнером и на хорошей для начинающей девочки зарплате. На нее мы снимали квартиру, не с мамой же моей жить.
Потом он работал каким-то менеджером по фигне, на зарплате чуть побольше курьерской. И рассказывал мне, какая я талантливая и как ему стыдно чувствовать себя рядом со мной бездарем, ничего не умеющим, кроме как молоть языком.
Потом он перестал этого стыдиться. Стал гордиться. Расти. Карабкаться по карьерной лестнице, приносить офферы с суммами, которые стали перекрывать мою зарплату. Ужасно обидно было развиваться в своей области изо всех сил и все равно оставаться безнадежно позади, потому что в наше время умение болтать языком ценится гораздо больше.
И вот он дорос до высокооплачиваемого специалиста по фигне.
– Очень рада за тебя, – сказала ровно.
Море шумело рядом, успокаивало, настраивало на себя. Дыши, как я, говорило море. Ты же не будешь отрицать, что и сама кое-чего достигла, говорило море. Ты ведь была счастлива, что сбежала из душных офисов и дресс-кода. Смотри, говорило море, я так же свободно, как и ты. Неужели ты променяла бы эту свободу на работу с девяти до шести и на изменщика-мужа? Даже хорошо зарабатывающего мужа? Не в этом ведь было дело.
– Помнишь, мы варили борщ на неделю и однажды забыли его на маленьком огне на ночь, и он почти весь выкипел? И ты плакала – я думал, потому что испугалась пожара.
– А на самом деле, потому что не было денег купить еще мяса, – кивнула я.
Помню. На его курьерскую зарплату надо было покупать проездные, еду и копить на всякую роскошь типа ботинок.
– Да, я помню, что выеживался и требовал каждый день мяса, потому что якобы привык. Я же мужик!
– Конечно, ты выеживался, после пяти лет в общаге мясо ему каждый день. Но я была наивная дура.
– Мне очень стыдно за тот случай, помнишь, когда у тебя не было денег на еду на работе, а я тебе в красках расписывал, какая вкусная была солянка, которую ты приготовила.
– Я не помню даже…
– Я помню. Я тогда поклялся себе, что у меня будет зарплата десять тысяч долларов, а ты не будешь работать вообще.
– Ага, а потом кризис, другой кризис, доллар рос, цель отодвигалась.
– Теперь я зарабатываю двадцать тысяч. Евро.
– Да, неплохо.
Он меня похвастаться позвал? Что вот, без меня у него все получилось, а я не дождалась светлого дня?
Или нет?
На самом деле я, конечно, надеялась…
Я чуть не всхлипнула в голос, когда поняла, на что я на самом деле надеялась.
Господи, как я по нему тогда скучала, просто до слез. Когда уже пережила, когда прошло много месяцев после развода, и я как-то вернула себе свою жизнь. Я скучала уже не по теплому существу, которое заполняло пустоты в постели, в разговорах, в жизни. Я эти пустоты уже залатала.
Я скучала по нему самому.
Неделями все было в порядке, даже мне самой казалось, что все в порядке. Я улыбалась, ходила на свидания, танцевала на вечеринках, начала зарабатывать деньги фотографией. Это было классно.
А вечером могла сидеть смотреть сериал и вдруг отбросить пульт и завыть в подушку.
Я орала, что никогда не приму его, если он приползет.
Но он все не приползал. Какое унижение.
Неужели это наконец случилось?
– Ты хотел о чем-то поговорить. – Мое сердце замерло.
– Да, конечно. Я хотел спросить.
О чем он может спросить? Что сказать? Давай попробуем еще раз? Давай забудем? Прости меня? Все-таки приполз?
– Что?
– Леся, ты очень хорошая. Умная, классная, интересная. И стала еще лучше и интереснее. Ты потрясающий человек.
Мои пальцы холодеют, а сердце заходится в бешеной пляске, никакое море ему не указ. Буду биться как ненормальное, буду, буду, буду! Слезы вскипают в глазах, я успеваю тысячу раз умереть за ту маленькую паузу, что он берет, чтобы набрать воздуха в легкие.
– Давай попробуем стать друзьями?