Любовь цвета боли

Пролог + Глава 1

Пролог

— Любовь к женщине сынок — это либо проклятие, либо дар свыше, — глубокомысленно изрекает седовласый мужчина, глядя задумчивым взглядом на огонь в камине.

— И как считаешь? Одарила тебя судьба или прокляла? — скептически приподняв бровь, спрашиваю давно и счастливо женатого друга.

— А вот это уже зависит от тебя самого, — отвечает хитро щурясь. — Только ты сам можешь дать ответ на этот вопрос.

— Тогда пусть будет «проклятый дар» — усмехаюсь и опрокидываю в себя содержимое стакана.

Я всю свою жизнь полагал, что надежно привит. Что с годами выработал иммунитет. Броню. Но всё полетело к чертям, стоило встретить её.

Болезнь. Неизлечимая лютая хворь, уничтожающая все на своем пути — вот что для меня любовь. Впрыснутый в вены опасный нейротоксин, который проникает в каждую клетку организма, выжигая подчистую здравый смысл и, оседает пеплом на сердце.

Мое лекарство — она. Пусть даже еще и не догадывается об этом.

И да помогут нам боги.

Обратного пути у нас - нет.

Ольга

Поднимаю взгляд на закрытую железную дверь своей камеры, в которой нахожусь, по ощущениям, уже несколько суток после похищения. А может, и больше. Я перестала различать время после того, как отключилась второй или третий раз.

В полутемном помещении холодно, сыро и страшно. Кажется, сам воздух в маленькой комнатушке пропитан вязкой дымкой удушливого ужаса. Измученное тело ноет противной болью.

Собираюсь с силами и подтягиваюсь к стене, пытаясь принять горизонтальное положение. Холодно. Я промерзла, кажется, до самых костей, зубы противно стучат не переставая. Непрерывно мигающая под потолком лампочка — будто отдельное орудие пыток. Могу поклясться, что отчетливо слышу несносный звук жужжания и потрескивания накалившийся спирали.

Одиночество. Никогда и не подумала бы, что буду так наслаждаться уединением. Когда я одна — мне не больно и не так страшно. А вот стоит послышаться звуку отпираемого железного засова на двери, у меня, как у собаки Павлова, срабатывает рефлекс — вжаться в холодную стену и стать как можно менее заметной. Из глубины саднящего горла помимо воли вырывается хриплый смех. Дожили. Сравниваю себя с собакой. Хотя примерно так, если не хуже, со мной и обращались последние несколько дней. Будто я и не человек вовсе.

Я устала. Просто смертельно устала. Неимоверным усилием воли, крепко зажмурив глаза, душу на корню зарождающуюся истерику. Я бы могла утешить себя мыслью, что скоро всё закончится, но не знаю, сколько будет продолжаться этот кошмар. Мне и умереть, наверное, не позволят, пока не услышат то, что хотят. Но загвоздка в том, что я понятия не имею, о чем меня спрашивают на кажущихся бесконечными допросах.

Воспаленный слух улавливает едва различимые шаги за железной дверью, и я, затаив дыхание, смотрю на разделяющую меня с внешним миром преграду. Раз, два, три — успеваю отсчитать в уме и слышу лязг металла. Морально я вроде бы готова к этому звуку, но помимо воли вздрагиваю, а руки сами собой в защитном жесте обхватывают колени, прислоненные к груди.

В следующий миг тяжелая дверь распахивается настежь, с громким стуком ударяясь о каменную стену, и в комнату входит мужчина. Отыскав взглядом мою забившуюся в угол фигурку, решительным шагом приближается. Я не кричу и не плачу. Бесполезно взывать к чувству жалости у животных в человеческом обличье — поняла я довольно быстро, очутившись в этом проклятом месте.

Мужские руки довольно грубо подхватывают меня под мышки и усаживают на стул. Я снова остаюсь одна. От неосторожных движений нещадно ноет бок, по ощущениям там как минимум ушиб ребер. Бородатый детина, который допрашивал меня последним, здорово приложился о них пару раз ботинком. Из разбитой губы постоянно сочится солоноватая жидкость, слизываю кровь с ранки и морщусь.

В памяти флэшбеком проносятся картинки того дня, когда начался конец моей привычной жизни. Ну, или начало кромешного, беспробудного ада, в котором я вынуждена существовать.

Сидела на даче, поливала цветы, наслаждалась отпуском, а тут на тебе! Резко затормозил автомобиль, калитка распахнулась от удара — и вот я в руках огромных мужчин. Даже пискнуть не успела от ступора, сковавшего тело. Уже в машине, отойдя от шока, начала кричать и вырываться. По-моему, даже кого-то укусила за ногу, получив за это по лицу. Но не сдавалась, страх за свою жизнь придавал сил. Тогда меня скрутили, больно заломили руки за спину, перетянули пластиковыми веревками запястья. Еще и в назидание пару раз прошлись ботинком по многострадальному боку. На голову накинули пыльную тряпку и вновь усадили на сиденье, зажав с двух сторон. А еще доходчиво объяснили, что стоит вновь начать вырываться и кричать, они придумают другой способ меня усмирить.

Знала бы я тогда, что меня ждет…

В комнату тихой поступью входит мужчина, заставив своим появлением переключиться на реальность. Крупный. Весь в черном, с кобурой на поясе. Засунув руки в карманы брюк, он замирает в двух шагах от меня. Мрачное лицо кажется смутно знакомым, но вспомнить, где именно я его видела, не получается.

«Может, он уже допрашивал меня? Хотя его я бы, наверное, точно запомнила»

Хватает лишь одного брошенного мельком взгляда, чтобы понять: все, кто захаживал сюда до него, лишь жалкие псы. Шестерки — если выражаться их же жаргоном.

Мужчина замирает, словно каменное изваяние, и рассматривает меня изучающим взглядом. Провожу языком по вмиг пересохшим губам и пытаюсь прочистить образовавшийся в горле ком. С виду обычный человек, но лишь от одного его взгляда у меня живот сводит от страха.

Брюнет, крупное лицо, широкий лоб, прямой нос, скулы, покрытые небольшой щетиной, недовольно поджатые полные губы и темные, словно ониксы, глаза. Крупная фигура заметно уменьшает пространство и без того маленькой комнаты — или мне так кажется. Но могу поклясться, что кислорода с его появлением в разы меньше, так как дышится гораздо сложнее.

Глава 2

Глава 2

Макар

Выскакиваю из подвала, словно за мной гонятся все бесы ада. Гадство! Несусь по холлу, затем по лестнице, залетаю в кабинет. Захлопываю двери с такой силой, что окна дребезжат. Хватаю со стола пачку и закуриваю. Подхожу к приоткрытому окну.

Из головы не выходит этот сжавшийся на полу комочек, словно ангел с обломанными крыльями. С глазищами своими невинными. Хрупкая. Маленькая. С*ка! Провожу рукой по лицу. Двери открываются, слышу тихие шаги.

— Что думаешь? — не узнаю свой дрожащий голос.

— Похоже, что действительно ничего не знает.

Боковым зрением вижу, как друг подходит к креслу и тяжело оседает в него.

— Тогда какого черта происходит, Руслан?

Вспоминаю тот день в больнице.

Прошли сутки после операции. Я стоял у окна в конце коридора. Открылась дверь реанимационной палаты, из нее вышла Ольга. Сделав пару шагов, она тяжело привалилась к стене, сдернув медицинскую шапочку, сползла на пол, обхватив голову руками. Уже было хотел подойти, но из-за угла показался мужчина в белом халате, заведующий, насколько помню. Подбежал к ней, присел, заглядывая в лицо.

— Оль, ты чего?

Та ничего не ответила, только махнула рукой, мол, нормально.

— Оля, нельзя принимать всё так близко к сердцу. Ты так выгоришь скоро. Сколько раз тебе говорил: это работа. А в нашей работе нужна холодная голова, а не жалость. Давай вставай скорее.

Осторожно подхватил под локоток и помог девушке подняться на ноги.

— Я вызову тебе такси. У тебя, когда следующая смена?

— Я в отпуске с завтрашнего дня.

Ответила так тихо, что мне пришлось прислушиваться.

— Вот и хорошо. Отдохни. Давно пора тебе в отпуске погулять. Давай иди, переодевайся, такси через десять минут будет.

Она лишь слабо улыбнулась и походкой безумно уставшего от жизни человека побрела вдоль стены, вскоре скрывшись за поворотом.

Мужчина какое-то время смотрел ей вслед, затем развернулся и заметил меня, невольного свидетеля.

— Кто это? — я кивнул туда, где только что стояла девушка.

— Доктор наш, дежурила сегодня у вашего брата. С того света трижды вытянула. Сейчас состояние тяжелое, но стабильное. Угроза миновала.

Приподнял брови в немом вопросе. С этой молодой пигалицей оставили моего брата? Меня клятвенно заверили, что в ту смену работает опытнейший врач.

— Почему вы так удивлены? Она врач высшей категории, профессионал своего дела. То, что сейчас вы наблюдали, соглашусь, не совсем профессионально, но все мы, прежде всего люди. У нее родители погибли три года назад. Ольга Викторовна тогда сделала всё что могла и даже более. Но там спасать было уже некого. Страшная авария. С тех пор в ее смену никто не умирал, — проникновенно зыркнув на меня, заведующий поплевал три раза через левое плечо. – Вот и думайте, то ли высшие силы помогают, то ли дар у нее какой.

Я лишь скептически хмыкнул, по-доброму насмехаясь над его суеверием.

— Только вот сама потом отходит очень тяжело. Через себя всё пропускает...

— Что делать будем?

Голос Руслана врывается в воспоминания.

В раздумьях стучу пальцами по подоконнику. Чутье подсказывает, что не ту мы взяли, но я своими глазами видел запись, на которой она хладнокровно убивает Назара. Ее костюм, шапка, глаза, волосы. Вновь вспоминаю Ольгу, выжатую как лимон от усталости. Я начинаю сомневаться, а это плохо. Чутью я доверяю на сто процентов. Ни разу не подводило, чем не единожды спасало мне жизнь в свое время.

— Когда будет готов отчет?

— Сегодня к вечеру всё будет.

— Двое суток, Руслан! Гребанные двое суток мои люди не могут выяснить, есть ли алиби у докторши!

— Да, — с вызовом во взгляде отвечает друг. — Потому что по десять раз всё перепроверяют. Слишком свежи воспоминания о последнем косяке.

В раздражении захлопываю окно и отхожу к столу.

— Уже думал, что будешь делать, если не она? — как бы вскользь задает терзающий и мои мысли вопрос.

— С этим я сам разберусь. Меня больше волнует другое: если не она, значит, настоящий убийца всё еще на свободе. И в этот самый момент прячется и заметает следы! А мои люди только неделю сраную докторшу искали! Напрашивается вопрос: за что я плачу вам бабки?

— К восьми папка у тебя на столе.

Руслан поднимается и идет на выход. Замирает возле двери и, нерешительно обернувшись, тихо произносит:

— Я не меньше твоего хочу отомстить за Назара. Для меня он тоже был братом.

Киваю, глядя на друга. Знаю, что и Руслан крайне тяжело переносит гибель Назара. Чувство вины пожирает его так же, как и меня.

Оставшись один, подхожу к столу и валюсь в кресло. Что-то грызет изнутри, не дает покоя, но что именно, пока не могу понять. Вообще ситуация злит. Ненормально я на нее реагирую. Пожалел. Хотя спрашивается: какого черта? Пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз вообще кого-то жалел. Давно. В прошлой жизни, еще в детдоме. А когда выпустился, было не до жалости. Тогда нужно было выживать. Либо ты, либо тебя. Вот мы втроем и выживали, как могли.

Попали в банду, промышляющую наркотиками и оружием. Девяностые, тяжелое время, оставили неизгладимый отпечаток на всех нас. Но мы смогли выпутаться из той грязи и даже выбиться в люди. Стали бизнесменами, как сейчас модно говорить. Не могу сказать, что мой бизнес полностью легален, но всё же с криминалом имя давно не связано. Назар вон собирался сеть баров открывать, да не успел.

От досады бью кулаком по столу что есть силы. Тянусь к ноутбуку, вхожу в охранную систему дома и территории. Нахожу нужное изображение и вывожу картинку на экран. Девчонка так и лежит на полу. Увеличиваю изображение, наводя на лицо. Глаза закрыты, и поза неестественная. Тянусь к телефону и набираю номер охраны, дежурящей в подвале.

— Зайди, глянь, как она.

Нельзя, чтоб что-то случилось, пока ничего не ясно.

Глава 3

Глава 3

Ольга

Лежу, свернувшись эмбрионом, на холодном полу. Я вырубилась, не знаю, сколько пробыла в отключке. Огнем горит ягодица. Скорее всего, вчера один особо неуравновешенный амбал, попал по ней железной бляшкой от ремня, потому что нога тоже ноет, но не так сильно. Меня накрывает удушливым чувством отчаяния. Неужели я здесь и умру? Неужели вот так легко в двадцать первом веке можно похитить человека, избить до полубессознательного состояния и остаться при этом безнаказанными?

Я ведь не виновата ни в чем, а меня всё равно убьют. А когда узнают правду, даже не пожалеют, что лишили жизни, по сути, невиновного человека. По глазам сегодняшнего главаря видела. Не вспомнит даже. Как будто я и не человек вовсе, а лишь пыль, по которой он топчется. И хватятся меня нескоро. Отпуск еще три недели. Надька укатила за границу, а у нее на даче, на которой я и находилась, провод от интернета кто-то оборвал, накануне должны были приехать и починить.

Мне холодно. Я промерзла, кажется, до костей. К тому же ужасно хочется в туалет и пить. Переворачиваюсь на другой бок, лицом к двери. Смотрю прямо в камеру, непрерывно мигающую красной лампочкой. Наслаждается, наверное, глядя на мои мучения, изувер проклятый.

Перевожу взгляд на стол. Пробую приподняться и оседаю обратно. Резкая боль в ребрах на мгновение ослепляет. Прикладываю ладонь к месту повреждения, стараюсь дышать короткими неглубокими вдохами. Держусь за поврежденный бок и, затаив дыхание, всё же сажусь. Голова сразу идет кругом. Пару минут сижу неподвижно, привалившись спиной к сырой стене. Ягодицу печет, шиплю сквозь стиснутые зубы и поднимаюсь на ноги, опираясь на стену. Медленно бреду к железной двери и стучу изо всех сил. Припадаю к стене и жду. Через пару мгновений на пороге возникает незнакомый хмурый мужчина.

По какому объявлению их всех набирали? Соответствовать виду: «Тупой и еще тупее»?

— Мне в туалет нужно.

Тот окидывает меня опасливым взглядом, словно перед ним не избитая хрупкая женщина, а макака с гранатой, и молча захлопывает дверь с той стороны.

Супер просто. Предыдущие надзиратели хоть изредка в уборную водили.

От досады хочется заорать. С трудом беру себя в руки и думаю, что делать. Решаю терпеть, сколько смогу, затем придется мочиться прямо в комнате. Бреду к столу и заваливаюсь на него со стоном. На деревянной поверхности лежать будет явно теплее, чем на сыром бетонном полу.

Сворачиваюсь калачиком, прижимая ладонь к поврежденным ребрам. Силы потихоньку покидают меня. Наваливается слабость, по телу пробегает озноб. Подступившие слезы заволакивают взгляд, и я, не в силах их сдерживать, срываюсь. Утыкаюсь лицом в сгиб локтя и реву в голос от жалости к себе, от несправедливости, от того, что адски болит всё тело. Не знаю, сколько я плакала, — всё еще горестно всхлипывая, понимаю, что засыпаю. Плотнее поджав колени к груди, уплываю в царство Морфея.

Прихожу в себя резко, как от толчка. Сажусь, оглядывая пространство камеры. Мне снился кошмар. Тот мужчина со страшными глазами вновь и вновь наносил удары, а я не могла даже пискнуть или сдвинуться с места. Успокаиваю дыхание, понимая, что это сон и сейчас я в относительной безопасности.

Плечи передергивает от холода, влажная одежда неприятно липнет к телу. Касаюсь ладонью лба и понимаю, что у меня жар. То ли от повреждений, то ли от холодного пола, на котором я непонятно, сколько валялась за эти дни.

Медленно слезаю со стола. У двери замечаю обычное железное ведро и маленькую пластиковую бутылку с водой. Подхожу к ведру и, наконец, облегчаюсь, наплевав на стыд и смущение. Затем хватаю бутылку, с трудом открутив крышку, выпиваю сразу половину. Еще никогда в жизни обычная вода не казалась мне такой вкусной. В желудке урчит и отдает спазмом. Сколько я не ела? В тот день, когда меня похитили, с утра перехватила пару бутербродов и весь день провозилась в саду. Как раз ждала доставку со своим, должно быть, очень вкусным ужином. Сколько я вообще здесь нахожусь?

На дрожащих ногах иду обратно к столу. Меня начинает колотить, зубы противно стучат. С трудом забираюсь на стол и ложусь, обнимая себя руками в безуспешной попытке согреться. В камере холодно и сыро. Сколько еще я протяну здесь? Но лучше умереть так, чем меня будут опять избивать и, чего хуже, насиловать. Удушливой волной накатывает паника и отчаяние. Задурманенным мозгом осознаю, что, скорее всего, живой отсюда не выйду.

Вот так закончится моя жизнь. В этом сыром, насквозь пропитанном человеческим страхом подземелье. Крепко зажмуриваюсь, изо всех сил сдерживая подступающую истерику. Дрожу так, что стол ходит подо мной ходуном. Недолго осталось. Еще пару суток в таком состоянии, и всё закончится. Утешаю себя мыслью, что, скорее всего, умру практически безболезненно, находясь в беспамятстве. И неожиданно для самой себя всхлипываю и реву белугой, потому что очень хочу жить. Я ведь толком ничего и не видела. Копила на горящую путевку в Италию. Мечтала купить небольшой домик, завести собаку, а может быть, и кошку. Я ведь только недавно пережила потерю родителей, лишь год как стало легче. Следом болезненный развод, лишивший последнего близкого мне человека. А теперь и похищение. Где же я провинилась? Беззвучно плачу и сотрясаюсь от боли, а затем снова впадаю в спасительное беспамятство.

То, приходя в себя, то вновь забываясь неспокойным сном, провожу остаток своей жизни. От жара и боли, уже плохо соображаю. Прихожу в себя в очередной раз и вяло отмечаю, что в камере находится тот злой мужчина. Он вновь одет во всё черное, как и в моих кошмарах. Громко кричит, заставляя меня поморщиться, подходит вплотную и больно трясет за плечи. На его лице отчетливо проступает злость и, как мне кажется, испуг. Потом он снова ругается непонятно на кого и поднимает меня на руки. Но мне уже всё равно, потому что я вновь обессиленно отключаюсь.

Глава 4

Глава 4

Макар

Устало откидываюсь на спинку водительского кресла, завожу двигатель и выезжаю на проселочную дорогу. Двое гребаных суток я провел на ногах. Проблемы, как снежный ком, налипали одна на другую. Долгое время не могли достать людей, но хотя бы все живы. Понаехала полиция, пришлось разруливать. Затем родственники пострадавших. Нашел лучшую клинику в городе, всех, кого можно было транспортировать, перевезли туда. Дал денег на лечение и в качестве моральной компенсации. Затем следственный комитет какого-то лешего заинтересовался моей персоной, пришлось улаживать и там. И добила меня просто ох*ренная новость. Девчонка в день убийства весь день проковырялась на грядках.

Оставив Руслана дальше утрясать дела, отправляюсь домой. Тогда кто? Совпадение или нет, что убийца Назара очень похожа на Ольгу? Подставили её или хотели сбить меня со следа? Голова сейчас просто взорвется от вороха мыслей.

Набираю на панели автомобиля номер и даю приказ проверить все камеры, что есть в том городишке, еще раз, и отследить передвижение настоящего убийцы.

Тихая ярость клокочет внутри. Сколько времени упущено, всё это время искали не ту. Что делать с докторшей? Отпустить? Так она сразу же побежит в полицию, а мне нельзя светиться, когда на хвосте висит проверка. Нужно выиграть время, понять, что от меня нужно, и выйти на верхушку, чтобы уже раз и навсегда закрыть вопрос.

Задумчиво постукиваю пальцами по рулю и давлю на газ. Убрать ее, как предложил Руслан, тоже не вариант. Не в моих правилах убивать невиновных. Да и не хочу я, чтоб она умерла. Понравилась она мне. Чего уж греха таить, пизд*ц, как понравилась. Да и, получается, жизнь брата спасала. Если б его не убили, возможно, благодаря ей жив бы, остался.

Размахиваюсь и со всей дури бью ладонью по рулю, задевая клаксон. По ночной трассе проносится длинный гудок. Найду эту тварь и живьем закопаю! Я из-за нее впервые в жизни так с женщиной поступил, еще и ни в чем не виновной.

Вдавливаю педаль газа до упора и несусь по ночной трассе. Адреналин клокочет внутри, быстрая езда помогает немного скинуть скопившееся напряжение. За рекордно короткое время доезжаю до закрытого поселка. Миную пункт охраны на въезде, качусь к дому. Ворота уже открыты. Заезжаю и глушу мотор, разминаю затекшие шею и плечи. Ко мне спешит охранник, начальник смены.

— Как тут у вас? — спрашиваю, двигаясь к крыльцу.

— Всё тихо.

Киваю и захожу в дом. Ну, хоть здесь всё тихо. Миновав широкий холл, поднимаюсь на второй этаж и иду прямиком в кабинет. Подхожу к столу и включаю компьютер, захожу в охранную систему и жду, пока всплывет нужная картинка.

Наклоняюсь к экрану и всматриваюсь в женскую фигурку, неподвижно лежащую на столе. Приближаю изображение, чтобы рассмотреть лицо. Девушка бледная как мел. Сердце на мгновение ухает куда-то вниз. Она вообще жива там?

Вылетаю из кабинета и несусь в подвальное помещение. Охранник, завидев меня, отрывается от экрана телефона и торопливо выходит из-за стола.

— Открывай, — ору на подлете к двери.

Тот быстро находит нужный ключ, отпирает дверь и отступает в сторону. Влетаю в камеру и замираю на пороге. Докторша лежит, свернувшись калачиком и, кажется, спит. Ее трясет, и она едва слышно периодически стонет, словно в бреду.

— Ты вообще видел, что с ней происходит? — ору на замершего за моей спиной отморозка.

— Так вы приказали не входить, — мямлит. – Я ей ведро и воду принес и больше не совался, как было велено.

— Когда? — спрашиваю, бегло осматривая Ольгу.

— Как вы уехали, часа через три пришла в себя и попросилась в туалет. Всё остальное время спала.

За что я плачу этим дебилам, спрашивается?

Осторожно переворачиваю Олю на спину и слегка трясу, пытаясь привести в чувство. Не реагирует. Лицо белое, губы, потрескавшиеся и сухие, под глазами залегли черные тени. Прикладываю ладонь ко лбу девушки, так, как ее тело даже сквозь футболку кажется, неестественно горячим. Черт, она словно кипяток. Подхватываю на руки и выхожу в длинный коридор.

— Врача вызывай и молись, чтоб она выжила,— кидаю на ходу и спешу в дом.

Залетаю по лестнице на второй этаж, с ноги открывая дверь в мою спальню, и осторожно укладываю невесомое тело на кровать. Что делать? Девушка продолжает мелко дрожать и изредка жалобно постанывать. Иду в гардеробную, достаю из шкафа одеяло, накрываю дрожащее тельце. В ванной смачиваю полотенце в холодной воде и возвращаюсь к кровати. Протираю бледное лицо и губы. Она приоткрывает губы и ведет по ним маленьким розовым язычком, собирая капли влаги. Тянусь к тумбочке и наливаю в стакан воду из графина. Приподнимаю ее голову и подношу стакан к губам, но девушка продолжает спать непробудным сном. Возвращаю стакан на тумбу и, обхватив за плечи, осторожно тормошу Ольгу. Кажется, спустя целую вечность, она недовольно морщится и, наконец, открывает глаза.

— Оля, — зову тихо, чтобы не напугать. — Давай, девочка, нужно выпить воды.

Приподнимаю ее и вновь подношу стакан к губам. Оля пьет жадно, вцепившись дрожащей ладонью в мою руку, капли воды, стекают по подбородку, шее и катятся ниже, за круглый ворот футболки. Осилив чуть больше половины, устало откидывается на подушку, зябко кутаясь в одеяло.

Смотрю на наручные часы, прикидывая, как скоро приедет врач. Я абсолютно растерян. Что мне сейчас делать, согревать или охлаждать ее? Почему она, мать твою, периодически хрипло стонет, словно на последнем издыхании? Я понятия не имею, чем ей помочь и как облегчить состояние. Достаю из кармана телефон и набираю номер Павла Борисовича.

— Я уже подъехал, — слышу в трубке.

По телу проносится слегка заметная дрожь облегчения. С удивлением осознаю, что с какого-то перепуга всё это время был дико напряжен.

Кладу телефон в карман и выхожу из комнаты, опираюсь на перила и окидываю взглядом погруженный в полумрак холл на первом этаже. Наконец вижу, как входная дверь открывается и в дом входит пожилой мужчина с небольшим чемоданчиком в руках.

Глава 5

Ольга

Пробуждение резкое, словно от толчка. Раз — и я уже не витаю в царстве Морфея, а лежу с всё еще закрытыми глазами, прислушиваясь к непривычной тишине. Поворачиваюсь на бок и сладко потягиваюсь, разминая затекшее ото сна тело.

Охаю. Резкая боль в боку вынуждает на несколько секунд задержать дыхание.

Всё же приоткрываю тяжелые веки и утыкаюсь взглядом в большое панорамное окно, занавешенное прозрачным невесомым тюлем. На миг впадаю в ступор, потому что в моей квартире, скромной двушке на третьем этаже, отродясь не было таких огромных окон.

Скольжу подозрительным взглядом по плотным серым шторам, свесившимся, словно колонны, по краям от окна. Замечаю в углу открытый мини-бар с ровным строем полупустых бутылок, перевожу взгляд на массивное серое кресло у кровати. Зажмуриваюсь, пытаясь сообразить, где я вообще нахожусь. Последнее, что вспоминается, это дача моей подруги Нади, где я проводила свой долгожданный отпуск, грея бока на грядках под лучами сентябрьского солнца.

Переворачиваюсь обратно на спину, разглядываю роскошную кованую люстру на потолке. Плохо дело, потому что в Надькином дачном домике этой безвкусной махины явно не было.

С трудом сажусь в большой кровати, подмечая белоснежное постельное белье, и продолжаю сканировать незнакомое пространство. Одеревенелое тело отзывается глухой болью на малейшее движение. Свободно дышать мешает туго затянутый пояс, надетый под мешковатой, явно мужской футболкой черного цвета.

Господи! Да почему так болит-то всё? Я что, попала под поезд и сейчас нахожусь, судя по довольно роскошной обстановке, в супернавороченной клинике или отеле? По другому сценарию определить свое местоположение у меня не выходит, так как вспомнить, каким образом я здесь очутилась, не получается.

Может, у меня амнезия?

Откидываю одеяло и опускаю ноги на пол, зарываясь босыми ступнями в пушистый ворс светло-серого ковра. Взгляд упирается в стену со светлыми бежевыми обоями. Там две двери. На низенькой прикроватной тумбочке выставлены батареей флаконы капельных резервуаров, что подтверждает догадку о клинике. С толку сбивает лишь небольшой дубовый стол у стены напротив изножья кровати. Он доверху завален папками и документами. Чуть поодаль от стола замечаю еще одну дверь.

Задумчиво перевожу взгляд от одной двери ко второй и третьей, гадая, за какой из них находится уборная. Осторожно поднимаюсь на ноги и, шаркая, словно столетняя бабулька, плетусь к столу. Хватаюсь за него руками и пытаюсь отдышаться. Сильная слабость и головокружение валят с ног. Прислоняюсь бедром к столу и шиплю сквозь стиснутые зубы от ослепившей на миг боли. В замешательстве приподнимаю край футболки, оглядывая уродливые синюшные полосы на коже.

Сглатываю ком в горле. От догадок становится дурно. Но как я ни силюсь вспомнить, что со мной произошло, ничего не выходит: только голова начинает ныть противной болью.

Отлепляюсь от стола, делаю пару шагов на дрожащих ногах и надавливаю на ручку двери, ведущую, слава всем богам, в уборную.

Сделав свои дела, подхожу к раковине и ловлю отражение в зеркале, которое висит на стене в окружении сотни маленьких лампочек. Лучше бы я этого не делала, ради своего душевного спокойствия. Потому что то изможденное чучело, которое я там вижу, не может быть мной.

Поднимаю руку и провожу осторожно пальцами по огромному синяку на скуле, по разбитым губам. Смотрю в широко распахнутые ошалелые голубые глаза, на уродливые черные тени под ними, на впалые щеки и бледную, практически белую кожу лица. Провожу руками по растрепанным волосам, пытаясь хоть немного пригладить непослушную копну.

Что же со мной произошло? Выгляжу я так, словно пережила конец света.

Открываю кран и подставляю руки под теплые струи воды, не сводя глаз с отражения. Провожу влажными ладонями по лицу, наслаждаясь теплыми каплями. Выключаю кран и тянусь к темно-синему махровому полотенцу. Подношу к лицу и замираю, уловив едва ощутимый, но до боли знакомый мужской аромат.

— Нет, нет, нет, — шепчу в ужасе и откидываю полотенце от себя, словно боясь обжечься.

Животный, первобытный страх парализует вмиг оцепеневшее тело. Толпы мурашек пробегают от кончиков пальцев до самых волос. В голове шумит, в ушах слышится бурное биение сердца.

Хватаюсь за раковину, так как ослабевшие ноги не держат.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шепчу, крепко зажмурившись. — Пусть это всё будет неправдой. Пусть это окажется самым жутким сном в моей жизни.

Оглушающей волной приходит осознание, что кошмар не закончился. Я выжила. А значит, всё продолжится. Ему нужно имя, которое я не назову, ведь понятия не имею, кто убил моего пациента. Я вообще ничего не знаю. И знать не хочу.

Лучше бы у меня действительно была амнезия.

Неожиданно из глубины горла вырывается надрывный всхлип. Затем еще один и еще один.

Почему? Ну почему я не умерла в том сыром подвале? Я ведь уже была готова. Смирилась. Смогла побороть непреодолимую тягу к жизни и уговорить себя, принять это как факт. Раз, за разом приходя в себя в том жутком, пропитанном сыростью и полумраком подвале, я, как могла, успокаивала себя тем, что рано или поздно всё закончится. Господи! Я уговорила себя принять свою смерть. Смирилась с ней!

А сейчас я снова хочу жить. Хочу жить, как никогда прежде! Хочу домой. Хочу выпить липового чая из своей любимой розовой кружки. Хочу услышать заливистый лай соседского кокер-спаниеля, задорно гоняющегося за голубями. Хочу пройти по длинной аллее парка, разглядывая буйство осенних красок на деревьях.

Обессиленно оседаю на пол и захлебываюсь в беззвучных рыданиях, переходящих в сдавленный вой. Липкие щупальца безнадежности оплетают всё мое нутро.

Я не выдержу больше. Я не смогу уговорить себя вновь мужественно пройти через всё это безумие.

— Я не виновата, — шепчу в исступлении. — Я ничего не делала…

Реву. От щемящей душу жалости к себе. От несправедливости. От того, что ничего не могу изменить. А так хочется срастись с этой холодной плиткой, на которой уже лежу, свернувшись в клубочек. Раствориться бесследно в воздухе сизой дымкой. Перестать чувствовать боль и страх.

Глава 6

Глава 6

Макар

Провожу пальцами по синяку на щеке, спящей у меня в постели девушки. До чего же ранимой и беспомощной она выглядит. Да и, чего уж греха таить, несчастной. Этот уродливый синяк — словно бельмо на глазу моей совести.

На моей голове за последние пару суток явно прибавилось несколько седых волос. Я испугался. Как бы ни было тяжело себе в этом признаваться, опасался, что девушка не выживет. Когда я нашел Ольгу, выглядела она так, будто была на последнем издыхании. Всё время думаю: что бы случилось, опоздай я? Если бы приехал хоть на день позже?

Дождавшись медсестру в ту ночь, я, уставший, злой и доведенный до предела, принялся выяснять, кто посмел тронуть мою пленницу. Сорвался, понабивал морды, хотя в глубине души понимал, что нет вины парней в моей ошибке. Зато с удовольствием уволил того раздолбая-охранника за нерасторопность. Он должен был сообщить хотя бы Руслану о плачевном состоянии девушки.

Дела вроде налаживаются. В конце недели достаточно оперативно организовали встречу с нужным человеком из следственного комитета. Парни из специального отдела после персонального нагоняя перешерстили в сотый раз все камеры и таки отследили машину, на которой приехала тварь, действительно виновная в смерти брата.

Досталось в тот вечер и Руслану. Я начинал сомневаться в компетентности работающих на меня людей. Как охраны, так и в край зажравшихся спецов.

В итоге ровно через три часа у меня на столе лежала новая достоверная информация. Как оказалось, машина, на которой разъезжала дамочка, являлась собственностью фирмы по прокату автомобилей. По документам ее арендовала на сутки некая Иванова Наталья Ивановна. И дураку понятно, что имя не настоящее и документы, которые она предоставила фирме, фальшивка. Но на одной из их камер убийца моего брата засветила лицо. Изображение было нечетким, но и этого вполне достаточно, чтоб понять, что она действительно чем-то похожа на Ольгу, вот только теперь я вижу различия. Так что сейчас все мои парни, включая Руслана, роют землю носом, выясняя, кто она такая.

А я тем временем решил вновь углубиться в дела Назара. Изучал последние сделки и встречи. Может, он что-то с кем-то не поделил? Или перешел кому дорогу? Я перешерстил все документы за последние три месяца и ничего не обнаружил. Брат давно отошел от дел, связанных с противозаконным бизнесом. Он всегда хотел спокойно жить, не дергаясь от каждого шороха, чем последние десять лет и занимался. Открывал ночные клубы, бары, развлекательные комплексы.

Назар был старше меня на три года, а казалось, на целую жизнь. Мы хоть и были родными братьями, но по темпераменту и образу жизни отличались кардинально. Назар всегда был рассудителен, холоден, ему удавалось трезвым, дальновидным взглядом смотреть на обстоятельства. Я же, наоборот, умудрялся с легкостью и неким азартом брать от жизни все ее прелести, относился ко всему легкомысленнее, и мне откровенно везло.

Я, некогда оборванец, из интерната, впервые открыл свое дело в двадцать три года, а к двадцати семи уже обладал сетью салонов подержанных автомобилей. Затем увлекся мотоциклами и вышел на поставщиков из-за границы. Открывал салоны в городе, потом расширялся по области, а затем и по всей стране, образовав некую сеть.

Обзаводился нужными знакомствами и связями. Люди тянулись ко мне, а я расширял бизнес, снимая сливки удачи. Сейчас мне принадлежит сеть салонов с автомобилями и мотоциклами бизнес класса, магазинами для их обслуживания и автосервисами. Весьма узнаваем, не последний человек в области, так как не забываю о благотворительности и поддержке неких отраслей. Но всё не столь чисто, как хотелось бы: три года назад вложился в незаконную добычу ископаемых. Бизнес довольно прибыльный, только вот подустал я что-то. За последние полгода третье ЧП. Нужно продавать к чертям и вкладываться в более безопасную сферу. Может, кинотеатры открою или ресторан свой… Давно мечтал, да руки всё не доходили.

От мыслей отвлекает короткий стук в дверь.

— Войдите.

На пороге кабинета появляется Нина Николаевна.

— Макар Сергеевич, пришла предупредить вас, что ухожу. Я проверила девушку, жара нет, проспит, вероятно, до утра. Павел Борисович капельницы отменил. Посмотрим, как она будет себя чувствовать без них. Завтра с утра я вновь приеду, так как она еще очень слаба и напугана.

Киваю, поднимаюсь и выхожу из-за стола. Приобняв женщину за плечи, иду с ней на выход. Слишком официальный тон, наталкивает на мысль, что она злится.

— Спасибо, Нина Николаевна, вы незаменимый помощник. Кстати, вы сменили прическу? Вам очень идет, — подаю локоть, и мы спускаемся по лестнице.

— Вот уж дамский угодник, — с плохо скрываемой улыбкой произносит Нина Николаевна.

Помогаю надеть даме легкий кардиган, так как на улицу опустились сумерки и ощутимо похолодало. Выходим на крыльцо. Даю знак парням подать машину.

— Макар… — решившись, зовет меня.

— Да?

— Это правда, что она сказала?

Вот что не дает ей покоя.

— Правда, — отвечаю, переводя взгляд на двор.

После недолгого молчания Нина Николаевна обходит меня и останавливается напротив, сверля недовольным взглядом.

— Я не желаю выяснять причину крайне досадного факта, что ты поступил как мерзавец. Спрошу лишь одно: собираешься ли ты ее и дальше обижать?

— Не собираюсь и не обижу, — отвечаю честно, глядя в метающие молнии зеленые глаза. — Сейчас я не могу отпустить ее, на это есть свои причины. Как только всё решится, обещаю вам, она покинет этот дом целой и невредимой.

Женщина вглядывается в мое лицо и недовольно поджимает губы.

— Я искренне надеюсь, что так и будет. В противном случае можешь забыть о моем существовании и о дороге в наш дом. Не разочаровывай меня, Макар.

Не дожидаясь ответа, передергивает плечами, спускается по ступенькам и садится на заднее сиденье автомобиля, громко хлопнув напоследок дверями. Машина плавно трогается и выезжает за ворота, скрываясь за поворотом.

Глава 7

Ольга

Едва за мужчиной закрываются двери, с облегчением выдыхаю. Стоило ему приблизиться и нависнуть надо мной, я забыла, как нужно дышать, вглядываясь в черноту глаз. Этот человек пугает меня до жути, его слова вызывают неконтролируемую дрожь в теле. Хотя с чего-то решила, что смогу с ним договориться, выторговать свою свободу.

Отворачиваюсь к окну и смотрю на черное небо, на котором одиноко висит луна. Как бы я хотела оказаться подальше отсюда. Дома, в безопасности, в уютной теплой кровати.

Как пережить эти недели и не сойти с ума? Что, если он передумает и воплотит угрозы в реальность? Неприятно колет в груди, а по телу вновь прокатывается холодок. Нужно бежать отсюда, немного окрепнуть и бежать. Из города, если понадобится, из области.

Он не человек. Слишком властный, жестокий, пугающий. Таких, как он, не остановить.

Всю жизнь провести в страхе у меня нет ни сил, ни желания. Я и так едва держусь, чтобы не впасть в отчаяние и истерику. У меня есть небольшие сбережения, на первое время хватит. А там видно будет. Может, и обойдется всё. Забудет обо мне как об очередном недоразумении в своей жизни.

К ломоте во всем теле добавляется пульсирующая боль в висках. Сейчас бы постоять под горячим душем, а еще лучше поваляться в пенной ванне, но на мне бандаж, который сама я потом правильно не надену, а без него больно свободно дышать. Становится совсем грустно и одиноко, вспоминаю маму и ее нежные теплые руки.

Прикрываю глаза, смахивая пелену из слез. Нельзя раскисать, нельзя показывать свою слабость. Я выдержу столько, сколько нужно, и буду ждать удачного момента, когда он расслабится и потеряет бдительность.

Разглядывая ночное небо и слушая пение цикад, не замечаю, как проваливаюсь в тревожный сон. Мне вновь снится подвал, только теперь он мрачный и темный. Надо мной нависает всё та же большая мрачная фигура, в руках у моего мучителя хлыст. Я с ужасом вжимаюсь в стену и молю о пощаде, невыносимая боль сводит с ума. Позади фигуры открытая настежь дверь, за которой ярко светит солнце и доносится радостное щебетание птиц. Всем своим нутром я рвусь туда, к свету. Вновь и вновь безуспешно пытаюсь подняться с холодного, от чего-то слишком влажного пола, но липкие щупальца не пускают меня, вжимая в каменные стены. Скользя босыми пятками по бетону, опускаю взгляд вниз и вижу, что сижу в луже крови. В своей крови. Она везде, на стенах, потолке, на мне, на нависшем надо мной мужчине.

В ужасе кричу и просыпаюсь, резко сажусь в кровати и оглядываю пространство комнаты. Сердце бьется как у загнанного животного, я вся покрыта испариной. Громко взвизгиваю от того, что дверь с грохотом открывается и на пороге возникает крупная фигура мужчины из моего кошмара.

Он, замерев в проеме двери, бегло оглядывает помещение. Убедившись, что в комнате больше никого нет, переводит крайне недовольный взгляд на меня. Сглатываю и прижимаю к груди одеяло, откидываясь на мягкое изголовье кровати. Тихой поступью он проходит вглубь комнаты и останавливается напротив. Завороженно замираю, разглядывая голую грудь с редкой порослью волос, подтянутый живот с четко очерченными кубиками пресса, широкие плечи и руки, упершиеся в бедра, на которых совсем низко сидят тонкие серые пижамные штаны. Отчего-то дыхание сбивается, а во рту становится сухо, словно в пустыне.

Мужчина напротив, сузив глаза, цепким взглядом наблюдает за мной, не делая попыток заговорить. Заставляю себя отвести взгляд от его полуобнаженного тела.

— Я… — мельком кидаю на него взгляд, собираясь объяснить, что со мной всё в порядке, но все слова застревают в горле.

В этот момент от мужчины веет чем-то диким, до противной дрожи — могущественным. Его почерневший взгляд застывает на моих губах. Затем невыносимо медленно опускается на шею и ниже, на грудь, облепленную влажной от липкого пота футболкой. Холодок проходится вдоль позвоночника, стоит мужчине поднять взгляд. В его глазах пылает пламя, лицо заостряется как у хищника, крылья носа слегка подрагивают при каждом вздохе. Сухое поджарое тело напряжено и натянуто как струна, широкая грудь то вздымается, то опадает в такт неровному дыханию; затем, словно по щелчку, он расслабляется и на миг прикрывает глаза, слегка запрокидывая голову.

Будто он что-то для себя решил.

Перестаю дышать, кажется.

В следующее мгновение он стремительным, едва уловимым движением срывается с места, двигаясь на меня с мрачной решимостью в глазах. На секунду замешкавшись, взвизгиваю и подскакиваю на ноги, на кровати. Успеваю сделать пару шагов в противоположную от него сторону, прежде чем большая рука хватает меня за футболку на спине и тянет обратно.

Боже! Этот монстр убьет меня за то, что я разбудила его криком. Ему наверняка надоело со мной возиться. Все эти мысли проносятся у меня в голове в доли секунды. Не удерживаюсь и заваливаюсь назад, спиной упираясь в голую грудь мужчины. Мы оба замираем. Я — на краю кровати, он — за спиной, уткнувшись носом в мою шею и жадно, прерывисто дыша.

Одна ладонь покоится на моем бедре, опаляя жаром голую кожу. Вторая распластывается по животу, прижимая к большому телу. Лопатками ощущаю, как вздымается его грудь, а рука с живота медленно перемещается выше. Шеи касаются теплые губы, посылая волну мурашек по телу.

Боюсь в этот момент пошевелиться и даже вдохнуть.

В комнате царит полумрак, слышно лишь прерывистое дыхание мужчины. Его губы слегка проходятся по мочке, заставляя вздрогнуть от нахлынувших ощущений. Судорожно свожу колени, так как рука мужчины перемещается на внутреннюю поверхность бедра. Его горячие губы тем временем уже мягко касаются моего оголенного плеча. Не замечаю, что всем своим весом обессиленно опираюсь на его грудь, практически повиснув в сильных руках.

Он осторожно обхватывает мои скулы и поворачивает голову набок, касаясь уголка приоткрытых губ. Горячее дыхание с терпким ароматом виски и легкими нотками шоколада дурманит хлеще, чем крепкий алкоголь. Плавно, словно боясь спугнуть, подается вбок и, усилив захват, врывается в меня языком, пленяя губы. Медленно погружаюсь в пучину настойчивого и такого горячего поцелуя с терпким привкусом виски. Он с рыком разворачивает меня к себе лицом, подхватив на руки. Инстинктивно обхватываю крепкую шею и тихо вскрикиваю от неожиданности ему в губы.

Глава 8

Глава 8

Макар

Стою и смотрю вслед выбежавшей девушке. Неимоверным усилием воли заставляю себя остаться на месте и не броситься следом. Слышу, как босые ноги, быстро удаляясь, шлепают по паркету. Наливаю в стакан двойную порцию виски и валюсь в кресло.

Потягивая напиток, смотрю невидящим взглядом на пустую кровать, а перед глазами она.

Красивая до одури. С глазищами своими колдовскими, с нежной бархатной кожей, аромат которой шибет в голову не хуже виски.

Вспоминаю, как дрожало ее тело, как не сразу, но ответила на поцелуй. И не боялась Ольга меня в тот момент, нутром чуял. Испугалась она позже, придя в себя. Только вот меня или того, что происходило? Раз была замужем около пяти лет, значит, далеко не девственница, и со словом «секс» знакома не понаслышке.

Ухмыляюсь.

Значит, всё же меня. Но поздно, малышка, слишком поздно…

Я и так повернулся на ней словно псих, а теперь, почувствовав тепло тела, вкус сочных губ и то, как отзывчиво дрожала в моих руках, не отступлю. Да и не хочу отступать. Много было баб, но чтобы зацепило именно так — впервые. Сам еще не понимаю, хорошо это или плохо, но отказывать себе я не привык. Не знаю, как взял себя в руки и отпустил. Поднажал бы еще немного, приласкал — и всё бы случилось.

Но отступил.

Чертыхаюсь, чувствуя, что опять возбуждаюсь. Подношу стакан к губам и махом опрокидываю в себя содержимое. Горло обжигает горячей жидкостью. В голове немного шумит. Швыряю стакан на пол, поднимаюсь и иду к кровати, заваливаясь лицом в подушку. Глубоко вдыхаю запах белокурой ведьмы.

***

Наутро голова гудит нещадно. В горле сушит еще, и утренний стояк болезненно упирается в матрас. Переворачиваюсь на спину, пару раз проведя ладонями по лицу, спускаю ноги с кровати. После холодного контрастного душа чувствую себя почти человеком. Взгляд цепляется за темное пятно под окном.

На сушилке висят постиранная футболка и черные кружевные трусики. Подхожу к умывальнику и достаю бритву. Вспоминаю всё, что произошло ночью. С моего лица не сходит дебильная улыбка, которая самого порядком раздражает. Закончив туалет помятого лица, переодеваюсь и иду искать беглянку.

Неспешно шагаю по длинному коридору, открываю по очереди все двери, заглядываю внутрь. Дохожу до последней комнаты, нажимаю на дверную ручку, но та не поддается. Закрылась, значит. Наивная, неужели думает, что эта дверь смогла бы остановить меня, реши я ночью пойти за ней?

Возвращаюсь в кабинет за ключами и тихо отпираю замок. Малышка лежит лицом к двери, свернувшись калачиком. Она укуталась в футболку, словно в кокон. Одна рука согнута под головой, вторая свободно свисает с дивана. Из-под футболки выглядывают маленькие ступни с аккуратными пальчиками, ноготки покрыты бледно-розовым лаком.

Стараясь ступать бесшумно, подхожу ближе и сажусь на корточки. Оля похожа на ангела с волосами цвета спелой пшеницы, расплескавшимися по черной коже дивана. Такая хрупкая и беззащитная... Как я вообще мог принять ее за убийцу? Так ошибиться. Заставить пройти через всё то дерьмо?

Вспоминаю Ольгу в больнице в то утро, в подвале — напуганную и в то же время обескураживающе упрямую. В этой маленькой женщине проскальзывает то, чего я давно не видел в своем пластмассовом окружении. Достоинство, настоящее, не наигранное. Она как будто не слышала, когда я говорил о деньгах, лишь едва уловимо пренебрежительно морщилась. Как оскорбили ее мои обвинения, мой образ жизни.

Презрение.

Вот что едва уловимо сквозило в ее взгляде. Сраная докторша, живущая в богом забытом Мухосранске, влачащая жалкое существование от зарплаты до зарплаты, презирает меня — владельца колоссального состояния.

Это одновременно удивляет, злит и… подкупает.

В отношениях с женщинами я не являюсь асом или гуру. Мне незачем обременять себя иллюзией чувств. Я их покупаю. Покупаю любовь, которой был лишен с детства. Я плачу, они играют. Кто-то хорошо, кто-то хуже, но игры заканчиваются всегда однотипно: яркая вспышка легкой увлеченности неизменно сменяется привычной серой скукой с устойчивым запахом пластмассы. Раньше меня всё устраивало… Нет чувств, нет привязанности, а значит, нет слабостей и ты неуязвим, находишься там, куда долго взбирался стиснув зубы, — на вершине иерархии. Так и было до тех пор, пока я не уловил совсем другой аромат… Тянущийся из далекого прошлого, когда я еще не был обывателем мира, в котором живу сейчас.

Протягиваю руку и осторожно обхватываю женскую ладонь, свисающую с дивана. Подношу к губам и целую, не отрывая взгляда от подрагивающих ресниц. Я буду полным кретином, если упущу подарок судьбы в виде голубоглазой бестии, что так неожиданно ворвалась в мою скучную, размеренную жизнь.

Окинув напоследок взглядом сжавшуюся фигурку, поднимаюсь на ноги и, обернувшись, вижу в проеме незапертой двери Нину Николаевну. Тихо выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь.

— Чего это она спит в бильярдной? — щурится подозрительно.

Не женщина, а Шерлок Холмс прямо.

Двигаюсь по коридору, она семенит за мной не отставая.

— И вам доброе утро, Нина Николаевна.

— Я задала тебе вопрос, — не унимается, заходя следом за мной в спальню.

— Изучала игру в бильярд, видимо, устала и решила прилечь отдохнуть.

Захожу в гардеробную и достаю тонкий плед с верхней полки шкафа.

— Она еле двигалась вчера, а ночью решила сыграть в бильярд?

— Кто вас поймет, женщин, у вас же мысли и желания меняются по сто раз на дню, — впихиваю ей в руки плед, старательно пряча улыбку. — Прошу меня извинить, срочная деловая встреча, — обходя Нину Николаевну, иду на выход из спальни. — И покажите ей, пожалуйста, гостевые комнаты, пусть выберет любую, какая понравится. Утренними процедурами можете спокойно заниматься здесь, до вечера я буду занят.

В холле ощущается божественный аромат свежей выпечки. Захожу на кухню, встречаясь взглдяом с пожилой женщиной в веселом цветастом переднике, месящую тесто. Невысокого роста, полненькая, но с добрыми глазами и приятным морщинистым лицом. Если бы я рос в нормальной семье, очень хотел бы себе такую бабушку. Я уважаю Зинаиду по-своему, она вхожа в мой дом уже больше десяти лет. Может и побурчать, и поддержать дельным советом. А главное, я ей доверяю. Чего только она не повидала в стенах этого дома, но всегда хоронила это здесь же!

Глава 9

Ольга

Макар. Катая на языке мужское имя, валяюсь в пенной ванне уже с полчаса. Проснувшись, почувствовала ломоту в теле, словно по мне проехался каток. Ну, или здоровый двухметровый мужик. Еще и Нина Николаевна обо всем догадалась. Стыдно-то как. Вообще хорошая она женщина, а главное, преданная. Предприняв еще одну попытку попросить о помощи, я наткнулась на полный сочувствия взгляд, но твердое: «Прости, не могу». Вот так и живем.

Накупавшись вдоволь, осторожно выхожу из ванны и кутаюсь в большое банное полотенце. На голове сооружаю тюрбан, замотав мокрые волосы. Войдя в спальню, вижу Нину Николаевну, с азартом рассматривающую ворох пакетов на столе.

— Оля, посмотри, сколько вещей привезли.

— Кому? — хмурюсь и подхожу ближе.

— Тебе. Кому же еще?

Залезаю в первый попавшийся пакет и вижу мягкое свободное платье цвета слоновой кости длиной чуть выше колен. Заглядываю в следующий и верчу в руках пару хлопковых свободных шорт, трусики и футболки. Почему-то сам факт их наличия безумно расстраивает. Нет, я понимаю, что ходить мне в чем-то нужно, но это также означает, что мне действительно придется провести здесь некоторое время.

Грустные размышления прерывает стайка птичек, весело чирикающих на широком карнизе за окном. Ласково светит солнце, на чистом голубом небе нет ни облачка. Разрешат ли мне выходить на улицу и дышать свежим воздухом?

— Так, давай полечим тебя и пойдем завтракать, — командует Нина Николаевна, перебирая тюбики с мазями.

— А мы можем позавтракать на улице? Я из окна видела стол на веранде, — пользуясь моментом и отсутствием хозяина дома, интересуюсь я.

— Конечно, можем, — с уверенностью заявляет женщина, внимательно разглядывая мое тело, стоит мне сбросить полотенце. — Это будет даже очень замечательно, свежий воздух еще никому не вредил.

— А Макар не будет против? Я вроде как подневольная, — грустно фыркаю.

— Милочка, ты должна вести себя как гостья в этом доме, но точно не как пленница. Да и к тому же у него такая охранная система, что и мышь не проскочит, это я тебе так, на всякий случай говорю, если надумаешь бежать.

Усердно намазывая меня, как бы невзначай продолжает:

— Можешь, конечно, попробовать, но я слабых мест не знаю. Да и не окрепла ты еще.

Все-таки удивительная женщина, вроде и предана Макару, видно, что любит его, а вроде так и хочет ему маленькую свинку подложить…

Наконец, удовлетворенно кивнув, Нина Николаевна перетягивает меня бандажом. Роюсь в пакетах, беру первое попавшееся платье и иду в ванную комнату, переодеваться.

Закончив, смотрю на себя в зеркало. Вот сейчас я вновь хоть немного похожа на себя. Правда, всё еще немного бледная и с небольшим желтым синяком на скуле, но хотя бы в нормальной одежде. Платье свободно сидит по фигуре. Мягкая ткань приятно касается тела. Длинные рукава и круглая горловина, как раз то, что нужно, чтобы не привлекать излишнего внимания. Коротковато, как по мне, чуть ниже середины бедра, но выглядит всё довольно скромно. Сушу волосы полотенцем и выхожу обратно в спальню.

— Красавица, — констатирует Нина Николаевна.

— Мне бы расческу для полного счастья, тогда была бы еще и неописуемая.

Она прыскает, поднимается и выходит в коридор, вернувшись спустя пару минут, протягивает мне небольшой пакетик. Развернув его, вижу маленькую круглую складную расческу и несколько упакованных резинок для волос.

— Я предполагала, что о такой мелочи как расческа Макар не додумается.

— Спасибо, — тепло улыбаюсь женщине и подхожу к зеркалу.

Расчесав спутанные, слегка влажные волосы, заплетаю их в косу.

Выходим в коридор, и я уже хочу направиться вниз по лестнице, но Нина Николаевна удерживает меня за руку, потянув в противоположную сторону.

— Пойдем, выберем тебе комнату, — и бредет по коридору, не дожидаясь меня.

— Меня устроит любая, которая подальше от его спальни и на которой есть замок.

Нина Николаевна громко хмыкает, недовольно ведя плечами.

— Все-таки приставал, засранец.

Останавливаемся на комнате через три двери от его спальни. Небольшая и уютная, выполнена в бежевых и белых тонах. Справа в нише стоит двуспальная кровать, напротив входной двери — большое окно с невесомым кремовым тюлем и тяжелыми светло-коричневыми шторами, слева высокий комод, над ним на стене висит плоский телевизор, а на полу стоит низкое мягкое кресло. Еще одна дверь ведет в ванную комнату. И, что играет крайне важную роль в выборе, там именно ванна, потому что в предыдущих двух был только душ.

В душе тихо плещется радость. Личное пространство в моем случае очень много стоит.

Пока спускаемся вниз, Нина Николаевна раздает указания охране: что нужно сделать, куда переложить и отнести. Лестница пока дается мне с трудом, на каждой ступеньке слегка простреливает в пояснице и бедре. Наконец, осилив последнюю ступеньку, приваливаюсь к перилам на пару мгновений, давая себе возможность передохнуть.

Может, тороплюсь я с прогулками на свежем воздухе? Хотя одна я пока на это и не решилась бы. Нина Николаевна для меня сейчас как гарант неприкосновенности, а как только она уйдет, я закроюсь в комнате и буду сидеть там тихо, словно мышь под веником.

Уже в холле я ощущаю умопомрачительный аромат свежезаваренного кофе и выпечки. Пока Нина Николаевна беседует с охраной, сворачиваю направо и оказываюсь в огромной кухне, где практически всё пространство занимает красивый кухонный гарнитур глубокого серого цвета металлик. Посреди помещения стоит кухонный остров, вокруг него — барные стулья. У панорамного окна во всю стену расположен небольшой круглый стол, накрытый белоснежной скатертью с абстрактной вышивкой явно ручной работы. В больших темных горшках на полу растут декоративные пальмы, добавляя уюта современно обставленной кухне.

— Проходи, дочка, не стой в дверях, — звучит из-за спины незнакомый женский голос.