На рассвете, когда солнце только бросило первые лучи на зелёный горизонт, молодой князь Алексей, решил сходить на реку, искупаться.
Тропинка от поместья извилистая, того и гляди поскользнешься, покатишься. Алексей ловко перепрыгивал опасные уклоны, дорога эта с детства знакома. По ней и народ здешний на реку ходит. Хорошо тут, место тихое, заводь.
Топает Алексей, прошлое вспоминает. Как с дворовыми ребятами бегали сюда раков ловить. Тут же, в казане большом варили. Ели потом, смеялись. Клешнями друг друга пугали. Да, было время. Весёлое. Беззаботное.
Задумался Алексей, да и не углядел, скользнула нога по влажному камышу и в ложбину небольшую попала.
- Аййй!
Упал Алексей, от боли скорчился. В жар сразу бросило. Немного погодя отпустило, вроде. Мысли появились. То ли сломалось что-то в ноге, то ли вывернулось. Как так получилась?
Зашевелился, попытался встать. Больно. Руки, ноги пульсируют. Повернулся Алеша на живот, на колени встал. Огляделся. Кругом камыш склон облепил, невидно далеко. Значит и Алексея ни кто не заметит издали. Попробовал за стебли ухватиться, острый лист больно в руку врезается. Долго возился Алёша, встать пытался. Пальцы в кровь исцарапал, весь в речной грязи вымазался. Барахтается словно слепой щенок, а сделать ничего толком не может. Выдохся. Лёг. Смеётся, от безысходности и от того, что – он, князь с огромным состоянием лежит, как червяк в грязи, с простым делом справиться не может. Побарахтался ещё немного, да и оставил.
Что поделаешь, придётся ждать. Самому тут не справится. Даже если получится встать, то в обратный путь на одной ноге не доскачешь. Да и тропинка под уклон, как одолеешь? Придётся на помощь позвать. А кого? До поместья далеко. Заря только. Кто в такую рань шатается? Покричал немного “эй, да эге-гей”. Ни кто не откликается.
Но тут, совсем недалеко, песня послышалась. Голос девичий, льётся быстрым ручейком, приближается. По тропинке девушка бежит. Сарафан, точно колокол и рубаха на ветру развевается.
- Ой!
Увидала Алексея, остановилась. Шаг назад сделала, бежать обратно собралась. Лицо его всё в грязи, наверняка страшным показалось.
Алексей улыбнулся:
- Доброе утро.
- И вам доброго, - остановилась, присмотрелась. Узнала.
- Упал я, - развёл руками Алексей, - ногу подвернул. Поможешь?
- Помогу, конечно, - девушка не смутилась, - А что нужно делать?
- Иди сюда. Встать помоги, - руку протянул.
- Может палку какую найти? Cподручней будет. Я живо, - не успел Алексей слово сказать, девица исчезла.
Потом вынырнула, будто неоткуда, палку несёт, лишние сучья обрывает. Подала. Взял Алеша палку, другой рукой за девушку уцепился. От боли лицо покривилось. Поднялся еле, еле. Выдохнул. Обнял девушку за плечи и поковыляли наверх мышиными шагами. Долго шли. А ведь до поместья, простым ходом, минут десять. Берег обогнули, рощицу. Почти, до сада княжеского дотянули.
Тяжело девушке тащить Алексея, но молчит, тянет. Раскраснелась вся, волосы из косы выбились. Лицо близко, жаром пышет. Глаза зелёные - озорные. Губы пухлые - смешливые. Стройный стан, с формами не малыми. Круглая, мягкая. Славная такая девица. И запах хороший, сладкий.
Устали оба. Выдохлись. Прыгает Алексей на одной ноге, останавливается часто. Утомился очень. Но, на девицу поглядывает.
Кое-как до сада добрели. Она и говорит:
- А ну, давайте я сбегаю мужиков позову или из прислуги кого.
Согласился Алексей. Притулился к дереву, посмотрел, как она побежала. Шустрая такая. Усмехнулся и присел отдышаться.
Немного погодя, набежало слуг, принесли полог большой. Посадили Алешу, да в поместье потащили.
Дома беготня началась. Горничные снуют, княгиня соли нюхает. Ваську конюха за доктором послали. Старый князь посмеивается, мол, много шума от простого случая возникло. Степану Алексеевичу дай повод пошутить и тут возможность не упустил.
- Что-то вы Софья Андреевна, панику разводите, - говорил он жене, - Ну, упал Алёша, подвернул ногу, это же не голову. Молод ещё, до свадьбы заживёт.
- До какой такой свадьбы? - раздраженно стонала княгиня, - вам бы всё шуточки шутить. Единственного сына и то угробить не боитесь. А если бы он покалечился?
Княгиня - женщина впечатлительная. Хоть впечатлительность эта, самой княгиней и придумана. Привычка из мелкой проблемы делать крупную и страдать от этого, складывалась годами.
- Да он молодой, прыткий. Вы матушка, очень много к сердцу берёте, - понимающе кивал князь.
- Прыткий? А лежит, вон - нога опухла. Что теперь делать? Как бы в жар не бросило. Вот вам ваши походы на речку. Научили. Ещё и купаться задумал в такую рань. Ох, ох, - и она прикладывала руку ко лбу.
Лежит Алеша в своих покоях. Слуги вокруг вьются. Хлопочут. Кто припарку ставит, кто чаю подносит. Нога болит. Ноет. К вечеру доктор приехал. Ногу осмотрел, обнадёжил - не перелом. Микстуры оставил. Отужинал с князьями и укатил.
На следующее утро проснулся Алёша поздно. Может усталость вчерашняя сморила или лекарства подействовали. Потянулся. Нога туго забинтована, неудобно. Шнурок дернул, звякнул колокольчик. Дверь отворилась, горничная вошла с кувшином, за ней Прошка слуга Алёшин. Мелкий, поджарый мужичёк. Стал Алексея одевать. А как с такой ногой оденешься, одни неудобства.
Заехал Алексей к родителям на недельку, навестить. Больше полугода провёл в Швейцарии, по здоровью. Мать настояла, а он и не возражал. Но теперь, страшно по родным местам соскучился. Затем, собирался в Петербург. Там жил у тетки последние несколько лет. Жизнь городская более привлекала, чем деревенская. В имении скучно, а в городе каждый день визиты да гуляния.
А тут, на тебе, ногу подвернул. Незадача. Сначала порывался и с больной ногой в Петербург ехать, но вовремя одумался. Теперь ждать придётся, пока поправится. Так и быть, решил отлежаться недельку. К великой радости отца и матери. Остался.
Днём с помощью Прошки в сад выходил, вечера в библиотеке отцовской за книгами коротал. Скучновато, но и в такой жизни свою прелесть можно отыскать. Когда ещё воздухом надышится, да книг начитается. В Петербурге о таком только мечтать приходится. Всё суета. Некогда остановиться.
Как-то вечером, сидит Алёша в библиотеке. Книгу читает. Кресло уютное, нога на мягкой подушке. Рядом на столике свеча. Вокруг полумрак. Шкафы с книгами, словно с тёмными боками великаны. Вот-вот, кажется, по комнате пойдут. Читает Алёша, оторваться не может. Тут, дверь скрипнула. Силуэт увидал. Горничная чай принесла с пирожными, на столик поставила и уходит. Блеснула в дверях коса русая и исчезла.
Летит время за чтением, пролетает. Очень любил Алёша почитать перед сном часок, другой. А тут, как назло, книга закончилась. А до шкафа, не дотянешься. Встать, целая проблема. Дернул колокольчик. Дверь скрипнула, снова горничная вошла, в потёмках лишь силуэт.
- Чего изволите?
- Подай-ка, мне книгу из того шкафа, - указал Алексей на угловые полки.
- Сейчас, свечу принесу, - вышла. Вскоре вернулась со свечой, - Да какую ж книгу принести?
- Со второй полки. Красную.
Осмотрела полку девушка. Книгу вытянула и обернулась.
И тут, словно глаза у Алёши шире раскрылись. Пламя свечи лицо девушки осветило.
Так это же – Она!
Та самая! Что с реки его тащила. Чуть не вскрикнул Алёша от удивления. Как мог он, про неё забыть? А вот - забыл. И теперь, стоит девушка – его спасительница. Что почти, несла его на себе.
- Ты ?! - только и вымолвил Алексей.
- Я? – будто удивилась она.
- Но где же ты была всё это время? Почему не наведывалась?
- Так хозяйка с оказией, в город посылали. За кружевом, да тесьмой.
- Что ж и на минутку не могла зайти?
- Не могла. Хозяйка ругают, если без дела околачиваемся.
Платье серое, передник белый из темноты выхватывается. Лицо круглое как луна. В глазах пламя свечи отражается. Взгляд, будто добрым сиянием наполнен. Губы, чуть улыбкой тронуты.
За дверью шарканье послышалось. Подхватила девушка поднос серебряный с чашкой и скрылась. В дверях Прошка показался.
- Ваше Сиятельство, Алексей Спепаныч, не прикажите постель стелить? Поздно уж. Не начитались?
- Ещё немного, Проша, посижу.
- Как угодно, - слуга ушел.
Алексей книгу отложил.
Как так сталось, что про девушку эту, он не вспомнил ни разу? Даже не поблагодарил как следует. Ведь если бы не она, кто знает, сколько бы на тропинке лежать пришлось. Совесть Алешина зашевелилась. Заерзала. Не к лицу ему неблагодарным оставаться. Нужно этой девушке, что-то в дар принести. Думал, думал, да заснул.
Тридцать с лишним лет прошло с того дня как Софья Андреевна, в девичестве Виноградова, была сосватана за князя Степана Алексеевича Ершова. Тогда ему тридцать восемь минуло, ей восемнадцать.
В расцвете красоты, величаво прекрасна. Высокая и стройная, с гордой поступью и манерами царицы. Лицо точно вылито из тончайшего фарфора. Взгляд черных глаз волновал умы и оставил след не в одном молодом сердце. Но, отсутствие приличного приданного, отталкивало желающих заполучить в жены такую красавицу.
Исстрадавшийся отец Андрей Мефодьевич Виноградов, разорённый после манипуляций с акциями, страстно желал отдать дочь хоть за кого-нибудь, лишь бы с деньгами. И когда, на горизонте новых знакомств замаячил князь Ершов, с миллионным состоянием, отец Софьи Андреевны тут же завёл с ним дружбу. Немного погодя, как бы невзначай, предложил породниться. Так, Степан Алексеевич - женился.
А Андрей Мефодьевич, спустя пару лет, приказал долго жить, и со спокойствием в отцовской душе, присоединился к многострадальной матушке Софьи Андреевны, что померла двумя годами раньше раньше, от чахотки.
Брак с князем Ершовым, стал удачным не только от того, что Софья Андреевна получила сразу высокий титул и возможность распоряжаться немалыми деньгами. Ещё и потому, что, не смотря на юные годы, она быстро взяла в оборот покладистого и, как ей тогда казалось, пожилого мужа. Спустя пару лет властвовала в его владениях полноправной хозяйкой. Степан Алексеевич, в свою очередь, не сильно сопротивлялся, потому как был вволю пресыщен жизненными утехами и жаждал семейного очага.
Большую тревогу испытывала Софья Андреевна, когда спустя три года замужества всё ещё не была беременна. Вопрос этот настолько сильно занимал, что ни о чём другом думать она просто не могла. В обществе уже не раз затрагивалась эта тема. Знакомые девицы - те, что вышли замуж в одно время с Софьей Андреевной и даже позже, уже были на сносях. Кто-то и по второму разу. Степан Алексеевич совсем не докучал беседами на эту тему, но Софья Андреевна, всё же, испытывала некоторое чувство вины. И вот молитвы услышаны. На седьмом году супружества, княгиня родила сына, названного в честь деда - Алексеем.
Больше Софья Андреевна детей не имела.
В пятьдесят, от былого величия осталась лишь статность. Годы, порой искажают, любое, даже самое красивое лицо. Как ни старалась княгиня удержать былую привлекательность, усилия эти, не могли замедлить естественных процессов увядания. Она тратила немалые средства на борьбу с неумолимым влиянием времени. Порой казалось, что тормозить старение удавалась. И она не замечала, как обманывает себя, убеждая в вечной молодости.
Довольно рано, Софья Андреевна ощутила проблемы женского характера. Князь - Степан Алексеевич, что называется “своё отбегал”, и после рождения сына княгиня осталась совсем без мужнего внимания. По воспитанию, скорее ханжа, нежели простых взглядов, а значит и проблема эта отражалась в её нраве, не слишком приятными чертами.
Характер Софьи Андреевны с годами портился. Подозрительная становилась и мелочная. Капризная и нервная. Строгость и жесткость с прислугой подчас была излишней. Всё это совсем не добавляло любви окружающих. Ещё несколько лет назад, княгине не было чуждо понимание и сочувствие, но с годами, больше закрывалось сердце от различных проявлений человечности.
Всё что осталось, от тех чувств, это безмерная любовь к сыну. Только с ним была ласковой и доброй. Только его любила и лелеяла, как никого на всём белом свете.
К мужу, Софья Андреевна испытывала, скорее, снисходительную привязанность дочери к отцу. С годами и это менялось. Князь старел, раздражительнее становилась княгиня. Теперь, это не привязанность вовсе, скорее повинность, какую, нужно отработать за титул и безбедную жизнь. Их общение напоминало разговоры воспитателя с непоседливым ребёнком. Князь в преклонном уже возрасте чудить стал больше, значит и строгое поведение княгини, было вполне оправданным.
С недавнего времени, все дела приходилось решать княгине самолично. Степан Алексеевич, по известным причинам отошел от дел и хозяйствования. А молодой князь Алексей Степанович, в обязанности связанные с поместьем и землями вступать не торопился. Софья Андреевна нередко жаловалась на такую непомерную занятость. Стараясь всё и всех контролировать, подчас, слишком много на себя взваливала. И сама же от этого страдала. Нервная болезнь и мигрени беспокоили довольно часто. Княгиня, очень легко меняла градус настроения. Насколько она, была добросердечна с гостями статусными, настолько, строга с прислугой. Иногда, с самого утра заводила бесконечную песню, замечаний и нравоучений. Порой по целым дням не выходила из своих покоев. Но и оттуда умудрялась руководить.
В такие дни, дом будто замирал. Ни кому не позволялось нарушать драгоценной тишины. Пустели коридоры и залы. Дни, когда Софья Андреевна в покоях – особые. Каждый трепещет. Ожидает. В последний раз, когда горничная Варвара принесла княгине теплый чай - получила десять розог. А дворецкий Тихон, за то, что не принёс почту вовремя, лишен был пищи на сутки. Ни кто не знает, что взбредёт в голову хозяйке. Какие наказания придумает. Каждый боится сделать что-то не так. Тихо, словно видения снуют горничные. На иконы крестятся. Авось пронесёт.
Вот, Софья Андреевна на пуховой перине лежит, с несчастным выражением на строгом лице. На голове чепец батистовый, несколько прядей выбились. Брови, словно крылья ласточки на высоком лбу. Тусклый взгляд темных глаз, остановился на резном столбике кровати. Прямой нос, бледные губы с синими прожилками.
- Подай воды,- голос слабый.
Девушка вскакивает. Воду подаёт. Садится.
- Пиши, - выдыхает княгиня, девушка хватает бумагу и перо, - конюху, карету заложить к воскресенью. Да, чтоб не как в прошлый раз, все бока отбила, до Масловых пока добиралась. Чтоб проверил всё, иначе пусть на себя пеняет. После службы, к Тетериным заверну. Что там они с приёмом решили? – Софья Андреевна задумалась надолго, потом продолжила, - Анисья, к третьему дню, пускай поторопится, собрать припасов на двадцать гостей. И меню подумает, приду проверю. И рыбу, чтобы больше не брала у того купца, слишком он хитрый. Не свежую рыбу подсовывает. Чего удумал. Сама лично пойду на рыбу смотреть. Взял в манеру. Рыбу подсовывать с душком, - княгиня грозно глянула на горничную, будто это она виновата, - Сама, поедешь с Васькой в центр, заберёшь у купца Носова заказ мой. И у Лютикова - портного справишься, к какому числу подъезжать с примерками. Что-то больно долго он, в этот раз. Да, за микстурами к аптекарю не забудь, а то знаю я, вечно что-то забудешь. Никакого толку от вас и за что я вас всех кормлю. Одни дармоеды вокруг. Никакого толку. Никакого.
Софья Андреевна и Степан Алексеевич Ершовы в обществе известны как люди очень состоятельные, а их единственный сын Алексей, наследник огромного состояния и завидный жених.
Годы ожидания ребёнка, наложили своеобразный отпечаток на отношение Софьи Андреевны к сыну. Всегда строгая с домашними, маленькому Алёше она многое позволяла.
Ангельское личико и каштановые кудри приводили в восторг всякого, кто видел ребёнка. Красота, унаследованная от матери, обезоруживала и принуждала людей снисходительно относиться ко всем Алёшиным шалостям. В раннем детстве, он не был злостным хулиганом или изворотливым хитрецом. Скорее непоседой и авантюристом.
Если бы не простой нрав отца, Алёша мог быть изнежен чрезмерной любовью матери. Ещё ребёнком он понял свою исключительность. И если бы не правильный подход учителей, кто знает, до чего могла довести бесконечная вседозволенность. Возможно, именно учителя Алексея, сыграли наиболее значимую роль в становлении его характера. То, что под влиянием родительской любви, могло стать сильно искаженным, благодаря наставникам, получилось правильным и прямолинейным.
В свое время Степан Алексеевич, потратил уйму времени и средств на то чтобы сына обучали лучшие педагоги. Затраченное не пропало даром. Княгиня же, сына, по своей указке порывалась держать, но Алёша к отцовской науке больше тянулся.
Детские капризы, сменились отроческой бесшабашностью, а затем восхищенной юностью. Иногда, всё жё, проскакивало наружу неоправданное упрямство, но вовремя пресекалась опытной рукой Синицкого, учителя математики, физики и химии.
Важное место в жизни Алеши занимала, нянька - Анисья. К ней маленький Алёша шел с любыми детскими невзгодами. Ей, доверял секреты. Иногда приходил просто для того, чтобы почувствовать её теплую руку у себя на щеке.
Анисья, полная, с добрым, некрасивым лицом женщина, стала для Алёши той притягательной точкой, к которой он, невольно всегда возвращался. Привязанность эта, едва ли не больше, чем к отцу с матерью. Сколько раз в детстве он плакал, прижавшись к большой груди Анисьи. Рядом с ней проходили тревоги и страхи. Только Анисья, могла сказать те ласковые слова, что маленький Алёша хотел услышать.
С возрастом, внешность Алеши терпела разные метаморфозы. Из ребёнка с лицом Купидона, он превратился в угловатого подростка, а затем в юношу сильно не дотягивающего до красоты Аполлона. Рост слишком высок, резкие черты. Лицо упрямое, движения порывисты. Алексей, вполне соответствовал канонам мужской красоты, которая среди женщин, имеет название - мужественная. К этому времени, больше похож на отца, но резкие черты Степана Алексеевича, усовершенствованы более мягкими чертами материнской породы.
К двадцати пяти годам, Алексей вполне самостоятельный, но пока ещё уступающий навязчивому влиянию матери. Оно было так же велико, как и влияние сына на мать. Но в характере Алексея не присутствовала властность, и пользоваться своей долей влияния ему почти не доводилось.
В свою очередь, Софья Андреевна старалась руководить сыном так, чтобы ему не было слишком заметно. И это довольно ловко у неё получалось. Случалось так, она принимала решения, а он считал, что сам их принимал. Княгиня всегда добивалась своего, в отношениях с сыном. Как, собственно, и с мужем.
В какие-то моменты Алексей понимал, что мать, играет в его делах, большую роль, чем старается показать. Но идейно, взгляды матери и сына, ни когда не наступали друг на друга, и поэтому сопротивляться Алёша не пытался. Даже, где-то, позволял матушке наслаждаться единоличным руководством.
Так постепенно, принимая якобы свои решения, Алексей получил домашнее образование, поступил в университет, закончил его и готовился устроиться на высокую должность в Петербурге. Должность эта, требовала от соискателя блестящей репутации, непогрешимого прошлого, а так же перемены некоторых жизненных укладов. Поступила рекомендация, изменить семейное положение – то есть, жениться. А значит, все силы матушки княгини, теперь направлены на выполнение этого важнейшего пункта, в блестящей характеристике сына.
После встречи в библиотеке Алёша больше не видел девушку. Он старался понять, где и когда она прислуживает. Но столкнуться с ней никак не удавалось. По прошествии нескольких дней, так ничего и не узнал. Задача, представившаяся легкой, оказалась немного труднее.
Алёша корил себя за то, что не расспросил девушку, не узнал имя. И как мог, даже спасибо не сказать? Кто знает, сколько часов пролежал бы в сыром камыше. Неизвестно чем бы обернулось. Алёша, не хотел быть неблагодарным. Совсем не хотел.
Однажды вечером в гостиной, княгиня жаловалась мужу на дороговизну тканей, выписанных из Парижа. И на то, какие скряги соседи Тетерины, не хотят закатить бал по случаю дня рождения дочери. Князь соглашался с женой. Он часто так делал. Приговаривал - “Ты как всегда права, душа моя”. Ведь, если он, не будет согласен, это чревато, новыми претензиями и угрожает душевному спокойствию.
Алёша старался не прислушиваться к разговорам родителей и окунулся в чтение знаменитой поэмы. Весь интерес заключался в буквах и строчках. Но, как оказалось, ровно до того момента, пока матушка не позвонила и не вошла горничная. Тогда, внимание Алеши стало рассеянным.
- Пусть Лиза принесёт образцы тканей, - приказала Софья Андреевна.
Горничная удалилась и через пару минут в дверях показалась девушка с золотистыми волосами.
Это была - Она.
- Подай Степану Алексеевичу, - указала княгиня на мужа.
Девушка послушно подошла к старому князю и протянула альбом.
Алёша замер.
В свете гостиной, то ли, свет этот волшебно падал, а может, пышный интерьер дорисовал впечатление, но – девушка, показалась сказочной принцессой в платье горничной. Удивительно соблазнительные формы, только сейчас заметил Алексей. Раньше, видимо, не до того было. Но теперь, девушка предстала перед ним в совершенно новом свете. Румяна и свежа, точно великолепная булочка, только испеченная талантливым пекарем. Лицо, словно сияло изнутри. Светло-серое платье струилось и превращало каждое движение в игру фантазии соблазнённого зрителя.
Несомненно - хороша.
Этот - третий взгляд на девушку, как будто включил внутри Алёши, неизвестный механизм. Медленно, он завертелся и стал набирать обороты. То, что видел раньше, уже не считалась. Забылось. Стерлось.
Теперь, только теперь, Алексей посмотрел на девушку, в первые – по-настоящему.
- Алёша, посмотри и ты какие ткани я заказала. Там и для тебя есть. В Париже мастера не то, что наши, - голос матери, стальной пилой резанул по разгулявшемуся воображению.
- Увольте маменька, - очнулся от грёз Алексей, - Я соглашусь с тем, что выберете Вы.
- Вот за что я тебя люблю мой дорогой, ты никогда не перечишь матери, - улыбнулась Софья Андреевна.
- Что вы маменька, вам перечить себе дороже обойдётся, - шутливо произнёс Алёша.
- Вот видите, Степан Алексеевич, ваш сын во всём полагается на мой исключительный вкус. А вы, пытаетесь спорить. И если бы я вас не останавливала вовремя, то и сейчас бы бегали в крестьянском кафтане по полям. И чего у вас всё руки тянутся к рогожке да лаптям. Время сейчас не то, чтобы князю в холсты рядиться.
- Но моя дорогая, я спорю только по тем вопросам, в которых признаю большую свою компетентность. В вопросах женских, спорить с вами, Боже упаси. Я за удобство, а ваши шелка да бархаты разные, на поле не совсем к месту бывают. Согласитесь.
С того дня, появилась у Алёши новая забота. Теперь, ему очень хотелось встретиться с горничной Лизой наедине. Что-то подарить. Он вытянул из фамильных драгоценностей колечко с изумрудом в золочёной огранке. Дело за малым, встречу устроить. Ходил Алеша по дому, прихрамывал. К горничным присматривался. Но передать через кого-то столь щепетильную просьбу не решался. Если матушка узнает, хлопот не оберёшься.
Решил выжидать момента, когда самому удастся Лизу повстречать. Было пару случаев, но не удобных. То она с тазом шла, то с подносом. Потом решил - как будет. С тазом значит с тазом. Но и это не получалось. Видел Лизу пару раз, то в гостиной, то по лестнице пройдёт. И всё сильнее хотел личной встречи.
Что-то романтичное зарождалось в груди. Мечтательное.
Представлял, как подарит колечко и Лиза будет рада. Может даже в щёку поцелует. А то и в губы. Забывался Алёша, мечтал. А в мечтах этих, совсем не романтично всё поворачивалось. В другую сторону мысли заносились. Терял грань, которую в жизни переходить не престало.
Но что поделать - тело молодое. В уме фантазии расплодились. Это же - только фантазии. Ни кто о них не узнает.
Но когда спать ложился, с новой, ещё большей силой многое мерещилось. И тело начинало выкручивать. Мысли с кровати подбрасывали. Словно демон какой вселялся. И хотелось вставать, идти туда. Где Она спит. Прокрасться. И утащить её в невиданное место. И бесконечно наслаждаться, до изнеможения.
И засыпал Алёша в поту и желании.
В десяти верстах к северу от имения князей Ершовых, приютилась у дороги деревенька. Народ в основном бедный, избы обветшалые. Кормился с земли княжеской как мог, но больше милостью. Да всё равно впроголодь. Было немного семей и посытнее.
Вся почти деревня заключалась в двух улицах. Та, что к дороге ближе чуть длиннее, дальним концом в поле заворачивает. Последняя изба прямо в него и упирается. Старая, покосилась от времени, да без рук хозяйских. Крыша прохудилась, кое-где и дыры образовались. Залатать некому. От старости и дряхлости уж и нежилой кажется. Но зимой, путник, с удивлением обнаружит дымок над трубой.
День за днём, едут по дороге мимо той избы брички да телеги разные. Возы торговые, кареты барские. Едут купцы да господа, следуют по делам. Редкий человек захочет в ту избу постучаться.
А жила там Наталья Золотова с двумя детишками. Лиза восьми, да Васька пяти лет от роду. Жили бедно. С тех пор как отца - Василия Золотова, забрали на каторгу, за тяжкое преступление. Ушел однажды Василий в поле, землю обрабатывать. А тут случилась непогода. Вернулся домой раньше обычного, а в избе Наталья, с приезжим барином забавляется. В сердцах, потрепал Василий барина того хорошенько. Даже глаза лишил. И Наталье досталось. Долго в синяках ходила. Барин, как полагается, нажаловался в управу. Забрали Василия. Засудили. Дали пятнадцать лет каторги.
Наталья, конечно, такой беды не ждала. Считай, кормильца потеряла. Ходила Наталья в управу, плакала. Ребятишек приводила. Да всё зря. Барин, что без глаза остался, очень зол был. Не смилостивился. Если бы не глаз, может и простил бы, а так - нет.
С той поры, пошла жизнь Натальи под уклон. Жить было не на что, детей кормить нечем. Стала она приваживать гостей на ночь. А то и днём, бывало, путника зазовёт. Кто что даст за Натальины ласки, тем и жили. Народ деревенский на Наталью посматривал искоса. Бабы стороной обходили, мужики в усы посмеивались. Так жила Наталья пару лет и детишек кормила. Но пришла беда. Заболела и слегла Наталья. Недолго бедняга мучилась, да через неделю и померла.
Остались дети одни - сиротками. Соседи поначалу жалостивились, давали, кому чего не жалко. Но каждый день чужих детей не накормишься. Жили Лиза и Васька впроголодь. А зима пришла, совсем плохо стало.
Случись, на ту пору, ехали князь с княгиней возле деревеньки той, да по какой-то мелкой причине остановиться понадобилось. То ли лошадь расковалась, то ли ещё что. Теперь и не вспомнится. Вышла княгиня из кареты, а к ней девчушка с мальчонкой в ноги так и кинуться.
- Подайте ради Христа.
Сжалилась княгиня, глядя на оборванцев. Расспрашивать стала. А как узнала, что мать померла, а отца несколько лет в глаза не видали, даже слезу пустила. Посмотрела на избу, входить внутрь побрезговала. Думала не долго, посадили оборвашек в бричку к прислуге, да и в именье повезли.
С той поры Лиза в горничных, а Васька на конюшне пригодился.
Так и десять лет прошло.
Лизе минуло восемнадцать. Хороша стала. При доме, манерам кое-каким научена.
О воспитании слуг княгиня самолично заботилась. Необученных девиц в доме не держала. Лиза в горничных да белошвейках служила, но писать и читать умела. И даже кое-какой арифметике обучена.
Работа по дому, не лёгкая, но лучше чем в дворовых или свинарках. Трудилась Лиза в полном подчинении и послушании. Строга хозяйка, а все девушка терпела, не роптала. Да и не могла она ничего другого испытывать кроме благодарности и смирения. Понимала насколько велико княжеское благодеяние. Не забывала избу, где с матерью жила и бедствовала. Из тепла, чистоты и сытости вряд ли захочется в деревню родную вернуться.
Слишком хорошо помнился тот день, когда привезли их с Васькой в имение. Грязных, голодных оборванцев. Как мыли их девки, от отвращения носы затыкали. Накормили, да спать положили в чистую постель.
Помнила Лиза и то, как одели её в платье серое с белым фартучком и к княгине в будуар привели. Как стояла, от изумления рот открыв, посреди богато убранной комнаты. И казалось, будто попала в сказочный дворец, о котором бабка давно рассказывала. Поняла тогда Лиза, детским умом своим, что должна всё усердие и силы положить, дабы не разочаровывать благодетельницу. И навсегда здесь остаться.
Палашка пришла Лизу на посту сменить. Девушки перемигнулись, обменялись улыбками. Выскользнула Лиза из покоев княгини, дверь затворила. Тихонько ступать старается. В длинном коридоре, свечи по канделябрам одинокими огоньками. Тихо. Покои старого князя миновала. До лестницы с десяток шагов осталось.
Вдруг за руку кто-то с силой схватил. Испугалась Лиза, чуть не вскрикнула. На рот ладонь легла. Сильная рука талию сдавила. Не вырвешься. С перепуга, Лиза зажмурилась. А когда глаза открыла, уже в темной комнате, лицо молодого князя разглядела.
- Тихо, - прошептал, - шуму наделаешь, беда нам с тобой.
Лиза кивнула. Мол, поняла. Он руку отпустил и смотрит на девушку, из объятий не выпускает.
- Что ж вы, Алексей Степанович? Напугали, - шепотом заговорила Лиза.
- Я тебя давно здесь жду.
- Зачем же? – Лиза старалась выпутаться, руки его разжать.
- Хочу подарок тебе сделать. Отблагодарить за спасение моё, - говорит Алексей и крепче руки сжимает.
- Что ж за подарок такой, коли неволей держите. Не отпускаете.
- Это - чтобы ты не убежала.
Чувствует Лиза его горячее дыхание. И руки сильные по телу блуждают, не выкрутится, не справится.
- Ваше Сиятельство, Алексей Степанович не нужно, прошу вас, отпустите, - говорит она.
А он, как не слышит. Притянул к себе, целовать стал. Она выкручивается, а он целует. Лиза сильнее вырываться стала, а он схватил за косу, голову назад откинул. В темноте глаза его страшными казались, лицо безумным. Дыхание - словно зверь голодный дышит.
Оттащил девушку от двери, на кровать упали. Лиза подскочить попыталась, но князь схватил, навалился всем телом и платье задирает. Крикнуть хотела, он рукой рот закрыл и говорит:
- Тихо. Я плохого не сделаю. Тихо.
- Не нужно. Не нужно, - повторяла она, - прошу вас, не нужно.
Почти под утро, прошмыгнула Лиза в свою комнату и на кровать кинулась. На другой кровати зашевелилось. Плачет Лиза, рыдания подушкой заглушить старается. Но Варя - соседка уже глаза трёт:
- Ну, чего такое? Ты это чего? Опять княгиня бесится? Терпи милая, она нам всем уже, во где. А что тут поделаешь, другой судьбы Господь не дал.
Подняла Лиза лицо и на Варю посмотрела. Та и ахнула. Привстала.
- Да что с тобой такое сталось? Розги пообещали?
- Нет, - сказала Лиза и из кармана футляр достала.
Варвара рот открыла:
- Это чего такое?
Щёлкнул замочек, открылась коробочка, а там колечко золотое с камушком зелёным.
Варвара с кровати вскочила.
- Это чего? Где ты взяла?
Сидит Лиза на кровати, слезы по щекам катятся. Глядит перед собой, точно в пустоту. Смотрит Варвара на платье мятое, смекнула, что за дело и рот руками прикрыла, глаза выпучила. Села рядом, обняла подругу, голову ей на плечо притулила. Задумались обе, замерли. Потом встала Варвара и Лизу на кровать уложила. Прикрыла одеялом. Футляр взяла и в шкафчик сунула. Обернулась на Лизу. Подошла, присела, по голове подругу погладила.
И говорит, задумчиво:
- Ничего милая. Видать судьба наша такая - подневольная. Плохо это или хорошо. Кто его поймёт. Неизвестно как все в жизни обернётся, как станется. Может, оно и лучше. Может, это счастье тебе улыбнулось. Не жалься. Отдайся на волю Господню. Глядишь, и поможет. И выведет. А так, что? Сидеть всё одно, весь век в этом доме. Неизвестно какая судьбинушка меня ждёт. Весь век, может, с этой княгиней и просижу. А у тебя хоть какой шанс объявился. Хоть какую корысть поиметь. Вот и не отказывайся. Бери то, что судьба сама тебе в руки даёт.
На утро в людской громкий плачь раздавался. Слуги столпились, кухарка прибежала. Конюхи Никита да Васька за столом кашу доедают.
Что за шум?
Паланья, ночью у княгини дежурила, а теперь криком кричит, разрывается. В грудь себя кулаком бьёт. На долюшку несчастную жалуется. Слуги всполошились, спрашивают. А Паланья рыдает, не остановиться. Что, говорят, случилось? А она, только заикается. Худо – бедно, разобрали жалобы.
Ночью, заснула Палаша и время, княгине микстуру пить, пропустила. Хозяйка утром в Палашку кувшином и кинула. Чуть голову не расшибла. И послала девку в дворовых на свинарник служить. Велела не возвращаться.
Белугой ревёт Палаша, кается. Разве могла она время проспать? Вот ведь как получилось. Теперь, в свинарках ходить, всю оставшуюся жизнь.
Жалеют слуги Паланью, да что они могут. Поговорили, пожалели да разошлись, кто куда, по службам. Остались в людской только Лиза с Варей да Анисья кухарка.
- Во как, - говорит Анисья, - поняли девки, что делается. Всё как не по Её, поди с глаз долой. Небось, Варька помнишь ещё розги свои?
- Как не помнить, сраму тогда понабралася, - Варя многозначительно посмотрела на Лизу.
Та, сидит тихонько. Лицо грустное.
- Тут, поди и не знаешь, что завтра будет. Чем обернётся, - продолжала Анисья, - я иной раз и то боюсь, не то приготовлю, так и мне юбку задерут и розгами отходят по голому заду. Тьфу ты, пакость какая. И что Ей неймётся. Так и хочет три шкуры с нас собрать. Да, раньше Она такой не была.
Анисья, много лет в доме. Как раз, молодому князю, двадцать лет назад, нянькой приходилась. Жила на особом положении. С малого, к кухне приставлена. Не было во всей округе её стряпни вкуснее. О чем и соседи княгине не раз говорили. Сама хозяйка Анисью уважала и даже с ней советовалась. Гордилась Софья Андреевна такой стряпухой. Ценила.
- Тебя не отходят, - вздохнула Варя, - Вона, как готовишь для господ. Когда они на твою стряпню жаловались?
- Это верно. Я любому, ихнему, хранцузкому повару враз нос утру.
Тут Прохор зашел кузнец, подкрепиться перед работой.
- Чего это Палашка ревёт, разоряется. За три версты слыхать? - поинтересовался.
Рассказали. Задумался. Поел по-быстрому да ушел.
До утра, Лиза глаз не сомкнула. Всё думала. Что ж теперь будет?
С самого начала, всё пыталась припомнить. Что неправильно сделала? Каким поступком повод дала? Почему князя на вольности толкнуло? Ведь казался, нормальным человеком. А тут, набросился, словно коршун на добычу. А глаза, глаза то - безумные.
Думала Лиза, как могла позволить такому статься. Почему не выкрутилась, не убежала? Боялась, шум поднять. Может, нужно было? А что если бы слуги собрались? Позор.
А княгиня? При мысли о ней, дрожь начиналась. Где-то внутри, в животе подсасывало. Страх, да и только.
То - правильно всё было, как положено. И вот – тайна. Плохая. Ощущение стыда, низости, обречённости. Нечистая теперь - порочная.
А если князь рассказывать станет? Или опять затягивать? Что делать?
Может, как Варя сказала? Ну его всё. Пусть так и будет. Чего от жизни ждать? И хоть знала Лиза, что вольна, но уходить-то страшно. Даже представлять боялась. За стенами, что? Нищета. Голод. А здесь, авось ни кто и не узнает.
А Варя? И что же, она и под пытками не скажет.
А кольцо? Вдруг найдут. Зачем оно? В благодарность? Спасибо батюшка, Алексей Степанович. Отблагодарили.
Едет бричка по дороге грунтовой, вдоль поля пшеничного. На козлах Васька от колдобин, да рытвин подскакивает. Ловко при этом с кнутом управляется. Бежит молодая лошадка резво, везёт важного пассажира. Сидит Степан Алексеевич, “Тише, тише Вася” - приговаривает. Но Васька почти не слушает, знай себе, кобылку подгоняет.
Кругом поле, сколько взгляд тянется. Зреет рожь да пшеница. Воздух свежий. Ветерок ласковый. Самое время для прогулки. Смотрит князь вдаль, усмехается.
- Смотри Алёша, какие просторы. Что может быть лучше этого? Ты мне скажи? Эх! Так бы и побежал по полю как в былые годы. Руки расставил бы и бежал не останавливался. Вот она наша земля, вот она родимая.
- Что это вы батюшка в ностальгию впадать начали? – Алексей рядом, верхом на вороном скакуне, отца в прогулке сопровождает.
- А как Алёша, не впадать на такое диво глядючи. Как вспоминаю я годы молодые, веришь Алёша, плакать хочется. Помнится на полях этих, сам я с крестьянами пшеницу косил. Встанем в ряд, и давай замахивать. Вжить-вжить. Да, годы были не те. Что сейчас я могу? Еле-еле ноги волочь. А тогда как оглашенный бегал. Почитай всю землю эту пешком обходил. Вот ты, много ли по своей земле хаживал?
- Я батюшка всё в учёбе. Сами знаете. Не до того мне.
- Да, да. Как же. А когда земля эта тебе достанется, тоже всё в учёбе будешь? Отдашь небось, на растерзание приказчикам. А они прощелыги, по щепке и разнесут, окаянные. Нужно Алёша к своей земле близко быть, чтобы не только самому обогащаться, но и народ обогатить. А они что, приказчики, они лишь о своих карманах думают. Как что продать с твоей земли, да где, с какого крестьянина больше содрать.
Степан Алексеевич Ершов княжеский титул от отца своего унаследовал, а тому от деда достался, ну а деду сам царь за труды, да заслуги пред отечеством пожаловал. Почти всю жизнь прожил Степан Алексеевич в имении. За редкими исключениями выезжал по надобности. Тут и родителей схоронил, и женился.
Князь Степан Алексеевич человек рачительный. Страсть как любил хозяйствовать. Порой, для дела и мужицким кафтаном не гнушался. Всех в своих именьях знал. Каждого крестьянина, что на земле работал. Сам с мужиками дело имел. Людей вокруг держал честных, без хитрости. Если дознавался, что приказчик с крестьян тянет, тут же места лишал. Всё решал по совести, по справедливости.
Внешности Степан Алексеевич примечательной. Высокий, будто тополь к небу тянется, худой, но жилистый. Черты его словно резчик в полене тесаком вырубил. Четкие, квадратные. Взгляд из-под бровей пронзительный, острый. Нрав простой, деревенский, но науками пообтесаный. В общении с князем всякий поймёт, человек он цивилизованный. В своём деле - грамотный.
Женился Степан Алексеевич во второй раз. Первая жена, в родах умерла и ребёночек придушился. Горевал князь долго. С крестьянками порой возился. Так довозился до тридцати восьми лет. Делать нечего, нужно было о будущем, да о наследниках думать. А там ему и Софью Андреевну сосватали. Отказываться князь не стал. Посмотрел на невесту единожды, пообщался немного, да и женился, недолго думал.
О женитьбе этой, он не жалел никогда. Тем более, Алёша появился. Открылось у князя, как говорят, второе дыхание. Сына в науки тут же окунул. Учителей лучших нанял. И сам, чему мог научить - учил. Возил по полям, по лугам, по охотам да рыбалкам. К земле приучал. Имением управлять. Хозяйствовать и приумножать капиталы. Советы мужские давал - как кутить, но чтобы без мотовства и беспутства.
К семидесяти годам, Степан Алексеевич сдавать стал. Если и прорывалась ещё неуёмная удаль, то здоровье не позволяло всласть ей насладиться. Руки, ноги не те, что прежде. На коне по полям не поскачешь. Только мысли теперь. Но и память стала подводить. Забывчивость откуда-то взялась. Рассеянность. Княгиня часто за это ругалась. Потому Степан Алексеевич отдаляться от жены начал. Всё больше со слугой, Иваном по окрестностям разъезжал. Или с Алёшей. Только не с женой. От неё - всё претензии, да жалобы. Утомляет. С Софьей Андреевной встречались в гостиной по пятницам или к гостям князь иногда выходил.
С Алёшей - другое дело. Часами отец и сын разговоры вели. Степан Алексеевич повторял одни и те же истории по многу раз, но Алеша терпеливо их выслушивал. Князь и сам понимал, что заговаривается и только сын не был к этому раздражителен.
Степан Алексеевич хоть и был рассеянным, но не дураком. Замечал, что-то с сыном происходит.
- Что, мой друг, ты с недавнего грустный ходишь. Задумчивый. Случилось чего? – Степан Алексеевич внимательно посмотрел на сына. Заметил, как тот покраснел. Отвернулся.
- Хорошо здесь, - улыбнулся Алёша, - грустно уезжать.
- Эко, ты завернул. Да разве же тебя гонит кто. Сам бежишь. Только вот куда? Неизвестно. Вот оно, - рукой махнул, - твоё будущее. И детей твоих. Тут и живи.
Алёша посмотрел на поля, да коня пришпорил.
Не думал Алёша, не гадал, что так станется. Собирался Лизу в объятьях подержать, поцеловать, если удастся - но того, что случилось, не ожидал. Не понял, как из снов в реальность - желание превратилось. Чувство безумное, силу невероятную в тело вложило. Разум помутило. Выпустило, то - чего никогда в себе Алеша не знал. Только сейчас открыл. Прочувствовал. Впервые в жизни.
Мысли в полном смятении. С одной стороны ясно - совершил нехорошее дело. С другой же стороны - хотел повторить, всё что случилось. Он узнал наслаждение, какого не ведал, и не мог теперь от него отказаться. С того дня, единственное чего желал - испытать это чувство вновь.
Легкое, почти незаметное, угрызение совести, не могло пересилить. Даже не тревожило. Алёша не считал себя виноватым в том, что заключив в объятия Лизу, все устои и принципы рухнули под напором страстного желания.
Вот куда завели мечты. Он вспоминал, как упиралась и вырывалась Лиза. Но от мыслей этих, ещё больше хотелось снова ею овладеть. Теперь, в тайники сердца закрадывались змеями более изворотливые, более хитрые мысли. Он придумывал другие ходы. Представлял Лизу своей рабыней, любовницей, содержанкой. Строил планы и не видел помех к их осуществлению.
Если бы Алёша, был простым человеком, кем угодно, мужиком, слугой или мещанином, то верно рассуждал бы иначе. Но будучи князем, воспитанным в вольности желаний, мыслил как тот, кем его воспитали. Не предполагая барьеров и ограничений к исполнению задуманного.
Впервые в жизни он строил планы, связанные с женщиной. Он чувствовал себя бывалым, опытным мужчиной. Пожившим. Осмысление этого в несколько дней переиграло всю прошлую жизнь. Алёша осознал, он повзрослел настолько, что в состоянии принимать более серьёзные решения. Осталось совсем немного времени, когда уже ни кто не сможет ему указывать. Пока, он не владел многомиллионным состоянием, но и тех денег какими распоряжался достаточно, чтобы содержать с дюжину любовниц.
Иногда он старался разгадать, о чем думает она - Лиза. Впрочем, не важно. Бедной девушке останется лишь покориться. Себе же на пользу. Ничего, привыкнет. В первый раз сопротивлялась, потом станет покладистой. Не может же она, не полюбить князя. Это невозможно. Достаточно того, что она нужна ему.
Будущее девушки представлялось Алёше вполне счастливым. При нём, она будет в богатстве и сытости. Хозяйкой жизни. А он станет лелеять её и баловать. Осыплет золотом и драгоценными камнями. Оденет в шелка и бархат. Одарит мехами. Всё. Всё что захочет, будет она иметь. От такого не отказываются.
А что ещё нужно девушке в её положении? Конечно - богатый покровитель. Ведь не собирается она всю жизнь, слушать и выполнять капризы его матери. Разве о таком может мечтать молодая девица. Как представлялось Алеше, все девицы мечтают о любви. А любви - он даст, сколько угодно.
В рассуждениях он дошел до того, что собирался предложить Лизе ехать с ним в Петербург. Там снимет квартирку - небольшое любовное гнёздышко. Будет содержать в пристойности. Наведываться в свободное от дел время. Проводить, полные блаженства ночи.
Так представлял Алёша и снова ждал подходящего момента. Чтобы поведать Лизе о своих планах. Но редкие, случайные встречи, не давали возможности даже слово сказать. А об объятьях только мечтать приходилось. Всякий раз как Лиза замечала Алексея, старалась поскорее скрыться. Это злило, но он терпеливо ждал. Обдумывал, как заманить её к себе в покои. Решил написать записку. Но как передать. Несколько раз он садился, начинал писать, но нет, это не то. И бумага, превращалась в кучу пепла.
Оставалось молодому князю , только дежурить у дверей. Как и в первый раз, когда он поймал Лизу.
Нельзя попасть в покои княгини, не минуя одной из лестниц. От парадного - лестница слишком далеко и слуги ходили по боковой, а значит мимо покоев молодого князя.
Алёша ждал. Приоткрывал дверь. Стоял, порой по часу, хотел узнать, какая из горничных прислуживает княгине. Но и тут что-то не ладилось. Лизы не было видно. Либо - в другое время она ходила, либо - другой дорогой.
Всё больше Алёша тревожился. Нога почти зажила, время подходило уезжать. А он в неведении. И хотя решение созрело давно, отсутствие согласия Лизы несколько беспокоило. Что если, он поспешил с выводами?
Но вот однажды, поздним вечером, Алёша приоткрыл дверь в коридор и разглядел, как растворяется в полумраке, в направлении дальней лестницы, знакомая фигура.
Покои молодого князя, Лиза повадилась дальним путём обходить. Хоть и далеко по парадной лестнице, но делать нечего. Иногда даже бежала, чтобы всё успевать и хозяйка не заметила.
Страшно боялась Лиза, встречи с молодым хозяином, глаза его безумные вновь увидеть, слов, которые сказать вздумает. Желала, чтобы забыл он поскорее о случившемся, да в Петербург укатил, от греха подальше. Хотела снова жить спокойно. На темные углы не оборачиваться.
Но, видимо - не судьба. Как столкнётся где с князем, он, жадных глаз не сводит. И молилась Лиза уже и каялась. Просила Всевышнего, чтобы отвадил это внимание. Но пока, видать, плохо просила.
И вот как-то ночью, идёт Лиза от княгини, к парадной лестнице приближается. Полумрак кругом, а чем дальше, тем хуже. Ещё чуть-чуть и на ощупь пробираться. Тут из темноты молодой князь приблизился. Потянул он Лизу за руку в нишу, где бронзовая статуя за пологом стоит. В угол втолкнул и путь перекрыл. Держит. Чувствует Лиза его теплое дыхание, руки сильные, молчит, не вырывается.
- Что же ты милая Лиза, совсем меня бросила? – шепчет молодой князь.
- Мне, Ваше Сиятельство службой надобно заниматься.
- Подождёт служба, - он помолчал немного, задумался вроде, а потом быстро так зашептал на ухо, - Я тебе предлагаю ехать со мной в Петербург. Будешь, как барыня жить, ни в чём не нуждаться. Всё чего захочешь - будет у тебя. Дом, наряды, украшения всякие. Деньги. Что захочешь. Решай, только быстро.
- Я, Алексей Степанович, в содержанках не хочу ходить. А ну как, наскучит вам, тут же меня и прогоните. Нет. Здесь хоть и тяжко, а всё же на честной службе. Я из бедного дома пришла, на богатства ваши не падкая. Мне малое нужно. И стыда натерпеться ради ваших удовольствий не хочется.
Алексей удивился. Не ожидал видно.
- Вот дурёха. Куда же я тебя выгоню. Если захочешь, напишу бумагу на твоё содержание. Если и уйдешь, то с деньгами останешься.
Лиза начала вырываться. Поняла, куда князь клонит. Но в позор ввязываться не хотела. Лучше в горничных, но по чести, чем в содержанках, но без стыда совсем.
- Пустите Алексей Степанович, а то закричу.
- Не пущу, пока ответ не дашь, - начал злиться князь, - даю тебе три дня, на размышление. Если не поедешь со мной, я и тут тебе жизни не дам. Учти это.
Он всё сильнее прижимал Лизу к стене. Руки до боли сжал. Будто злость в нем закипала.
- Что вы хотите от меня? – Лиза уже чуть не плакала, - Покоя не даёте. Тогда мне останется сбежать от вас, чтобы не тревожить. Значит, уйду со службы, делать нечего.
- Уйдёшь?! – грозным шепотом прошипел он.
- Уйду!
- Тогда я тебя из-под земли достану. Так и знай.
У Лизы слёзы покатились.
- Прошу вас, Христом Богом молю, оставьте вы меня. Ведь ничего хорошего из этого не получится. Только загубите жизнь мою. Вам что, вы побаловались да бросили. А мне, что потом? Как людям в глаза смотреть? Не хочу я погибать из-за ваших капризов.
- Что я могу, мила ты мне очень. Не сплю, ни ем - всё о тебе думаю. Соглашайся Лизонька. Клянусь, будешь со мной как у Христа за пазухой. Не обижу. Не потревожу. Только поехали. Всё для тебя устрою. Будешь хозяйкой своего дома. Что хочешь тебе отдам.
Слушает Лиза и удивляется. Сам князь, такое говорит. Убеждает. И верить почти начинает Лиза, речам его трепетным. И сдаться хочется. Согласится. И вот уже представила себя в платье с кружевными оборками. И слуг, и домик. Кольцами пальцы унизаны. Серьги и диадемы как у княгини видела. Мебель барскую, меха богатые. Карету резную с кучером. В одну минуту всё это в голове хороводом пронеслось.
Но вдруг, мать - Наталья вспомнилась. Как купцов заезжих привечала. Голод вспомнился и смерть матери.
Толкнула Лиза с силой князя в грудь и из угла вырвалась. Он, за руку схватил:
- Ну что же, - злобно процедил Алексей, - сама придёшь. Попросишься.
- Не приду. Не ждите! – выпалила Лиза. Выдернула руку и бежать.
Усадьба князей Ершовых - длинное двухэтажное здание цвета охры, с высокими арочными окнами и чуть выделенной цветом, лепниной. Внушительное парадное крыльцо посредине, украшенное парой монолитных львов по бокам лестницы, зрительно делило здание на две половины. В левой стороне, на первом этаже гостиная и столовая, второй этаж занимали господские покои. В правой стороне, комнаты для гостей на втором этаже, танцевальная зала и помещения для игр, на первом. Кухня, людские и комнаты слуг располагались в нижнем подвальном этаже.
Простор повсюду. Отделка комнат, согласно последним модным веяньям. Благо, Софье Андреевне во вкусе не отказать. Она не терпела устаревшей мебели. Избавлялась от всего, что могло хоть сколько-то раздражить требовательный взгляд.
Только Степан Алексеевич, не давал разыгрываться буйству фантазии жены у себя в кабинете и спальне. Князь тщательно хранил и оберегал от попыток выбросить на свалку мебель, доставшуюся от отца и деда. Во всех других комнатах княгиня властвовала, и творила с убранствами что хотела. И, преуспевала в этом занятии. Интерьеры усадьбы Ершовых считались в губернии одними из самых роскошных.
Высокое положение семейства притягивало более скромных, по статусной линейке, соседей. Софья Андреевна не противилась этому и с удовольствием принимала. Что и говорить, ей нравилось блеснуть в провинциальном обществе и положением и солидным достатком.
В воскресенье, с самого утра, подъезжали к парадному экипажи. Софья Андреевна лично гостей встречала. Звонко расцеловывалась Софья Андреевна с каждым из приезжих. Она надела маску добродушной хозяйки, всеми силами старалась показать широту души и гостеприимство. Много говорила приятного, даже пыталась шутить. Настроение её было слегка приподнятым, но взгляд зоркий и внимательный.
Шум и суета в коридорах. Комнаты быстро заполнялись приезжими. Лакеи, сундуки да чемоданы с нарядами таскают. Горничные снуют.
Гости – несколько почтенных семейств. До полудня приехали помещики: Ложкины с двумя дочерьми и сыном, Маковеевы с дочерью и сыном, Уточкины с четырьмя дочерьми и генерал Шандырин с двумя дочерьми. Помещик Яворницкий - большой друг семьи, приехал один. К обеду ожидали только Ветровых, что жили в некотором отдалении.
Софья Андреевна всегда тщательно отбирала, кому послать приглашение. Предпочтения отдавала семействам стабильным, без историй. И обязательно - с незамужними дочерьми. И вот, из каждой кареты, выпархивали как птицы из клеток девицы разных видов и возрастов. Почтенные отцы и их сыновья совсем затерялась на фоне матушек и сестёр.
Софья Андреевна гостей приглашала регулярно. Особенно в те дни, когда Алёша посещал родителей. Из всех развлечений, какие Софья Андреевна могла себе позволить, самыми любимыми, были попытки найти достойную невесту для сына. Ещё, желание общества более интересного, чем старый князь. Невозможность частых визитов, порой угнетало Софью Андреевну. В те дни, когда в имении были гости, она старалась развлекаться достаточно, чтобы не скучать до следующих встреч.
Соседям, Ершовы тоже наносили визиты. Но вот, уже пару лет, как князь отказывался от дальних поездок, ссылаясь на состояние здоровья. Софья Андреевна стала откровенно томиться. Ездить по соседям без мужа – казалось, будет выглядеть как-то странно. Приходилось чаще собирать общество у себя в имении. Это выходило не малыми расходами, но в погоне за светской жизнью княгиня средств не жалела. Она не хотела прослыть затворницей и скаредой. Тем более что желание женить Алексея способствовало большей открытости и некоторой щедрости.
В шесть - гостиная полна. Стайка девиц в пышных платьях с кринолином, в шелках и кружеве, весело щебечет у фортепиано. Хорошенькие и не очень лица, взбитые, напомаженные локоны, десятки завитков, глянцевые плечи. Ароматы духов погружают гостиную в атмосферу богатой роскоши, неповторимого ощущения праздника. Тут же, пара безусых юнцов, в радостном возбуждении от близости общества стольких девиц. Все стараются переговорить друг друга. Почти ни кто, ни кого не слушает. За фортепиано сестры Уточкины пытаются строить аккорды и играть, но в общем шуме, звуки эти кажутся неловкой какофонией.
Большая компания родителей расположилась у камина. Почтенные мамушки, занимали каждая по пол дивана. Почти все дамы в достаточно крупном весе. Отчего платья их с массой рюшей, фестонов и всяческих модных элементов напоминали необъятные колокола. В этом окружении, Софья Андреевна выглядела одиноко-стройной. Для мужчин пришлось придвинуть кресла и стулья.
Женская компания у камина, бурно обсуждала последние новости, привезённые из петербургских и московских гостиных. Темы самые разнообразные. Некоторые довольно интригующие. Те, что касаются чьих-то любовных похождений и интриг. Не забывали и о более приземлённых, про рыночные новинки, что одними приобретены скорее других, не ахти какое здоровье и о трудностях воспитания детей.
Каждая из присутствующих дам, старалась всячески нахваливать своих дочерей. Наделяли девушек талантами, какими те, возможно, и не обладали вовсе. Делали это так усердно, что каждая из девушек, казалась настоящим подарком судьбы для достойного избранника. Каким и являлся, по намёкам, Алексей Ершов. Провинциальные мамаши с энтузиазмом выкладывали, во сколько обходились наряды. Доказывали исключительность задумок, явно скопированных с европейских журналов.
Тема о приданном так же не раз всплывала и, как бы, ненавязчиво каждая маман, доносила до слуха Софьи Андреевны размеры того, чем непременно должна обладать каждая невеста. Впрочем, не всем удавалось этим похвастаться. Иные притихали и начинали с интересом разглядывать портреты родственников Степана Алексеевича.
Софья Андреевна - главенствовала. Она всячески пыталась отстоять правильность и исключительность своих мнений и беспощадно принижала мнения других собеседниц. Чем, слегка их раздражала. Но, все знали эту особенность Софьи Андреевны, и мало кто пытался с ней спорить. Потому, что от неё, зависел выбор Алексея. А, как известно, каждая из присутствующих помещиц, спит и видит свою доченьку замужем за молодым князем Ершовым.
Любым средством, Софья Андреевна решила выяснить вопрос. Вначале удостовериться, а уж если подтвердится, поговорить с сыном. Всё больше, раздражало легкомыслие Алексея. Она, старается подобрать подходящую партию для женитьбы сына , а он, тем временем, засматривается на горничных. Эти его взгляды, вряд ли можно назвать случайными. Полной уверенности у Софьи Андреевны не было, но стойкое подозрение уже присутствовало.
Она приказала молодым горничным прислуживать постоянно, пока в доме находились гости. Хотела подтверждения, либо развенчания подозрений. Но уже в первый день Алексей выдал себя полностью. Только одна горничная имела прямое воздействие на его внимание. Появление Лизы - приводило сына в состояние задумчивости и рассеянности, а порой раздражительности. Только в её присутствии, Алексей переставал замечать окружающих.
Итак, страхи подтвердились. Но, что означало это поведение. Тайную влюблённость или существующую связь. Тут нужно быть более проницательной, чем просто замечать взгляды. Софья Андреевна обратила внимание, что сама девушка старается избегать встреч с Алексеем. Обходит его стороной. Значит, он уже попытался добиться её расположения. Но скорее всего не возымел большого успеха. Отнюдь, девица видимо, была не в восторге от его пристального внимания. Это, утешало Софью Андреевну и давало надежду, что девушку можно, в случае чего, приструнить. Вот если бы она отвечала на его взгляды и искала их, тут пришлось бы принимать самые радикальные меры.
Убедить Алексея не быть настолько безрассудным, не представлялось особого труда. Ведь, как прирождённый князь, он, при позволении некоторой вольности в поведении, всё же, должен сохранять грани приличия.
Всем известны многочисленные истории о молодых людях высоких сословий влюбляющихся в горничных или гувернанток. Известно и то, как относится к этому общество. Одно дело, когда мужчина тайно заводит роман, не привлекая всеобщего внимания. Так делают многие. И это не считается чем-то из ряда вон выходящим. Но совсем другое дело - публичность. Порой молодой человек настолько сильно увлёкается девицей, что совершенно забывает позаботиться о репутации и придаёт отношения гласности. И вот тогда, высший свет становится совершенно в другую позицию.
Как полагала Софья Андреевна, до этого вряд ли дойдёт. Нужно действовать решительно, но осторожно. Было видно - Алексей увлечён. Настолько, что даже не пытается скрыть эмоций. В этом, могла заключаться большая опасность для репутации дома Ершовых и самого Алексея.
Как-то вечером, перед сном, Софья Андреевна велела послать за Алексеем. Он пришел, уже в домашнем. Часто зевал. Видимо, выпитое вино разморило. Однако же, Софья Андреевна так хотела поговорить с сыном, что и не подумала обращать внимание на состояние усталости, которое он пытался демонстрировать всем видом.
- Мой дорогой, - проворковала она и протянула руку, когда Алесей появился в дверях, - пока ты не лёг, я хотела пару слов сказать тебе.
- Не могло подождать до завтра, я уже почти сплю, - недовольно протянул Алексей и поцеловал руку матери.
- Завтра я буду занята. Не злись. Ты же знаешь, какие на мне хлопоты. Когда ещё можно увидеть сына, чтобы ни кто не помешал. В этой суете, мы даже не можем поговорить.
- Ну хорошо, я выслушаю вас. Я не злюсь.
Он сел напротив матери в небольшое кресло и вяло откинулся на спинку.
- О чем же, так срочно, вы хотели поговорить.
- Хотела спросить, как ты находишь гостей? Есть ли хоть малая надежда, что кто-то из барышень приглянулся тебе более других. Ты так весел со всеми, что я подумала…
- Ах, маменька, вы об этом? - разочарованно перебил Алексей. - Мне приятны все барышни, что вы приглашаете. Они все - очень милые создания.
- Но, может быть, кому-то из них ты отдаёшь предпочтение?
- Маменька, что вы хотите сказать? Говорите прямо. Мне хочется спать.
- Ты знаешь, что я хочу сказать, - Софья Андреевна резко переменила тон, на строгий, в голосе появились угрожающие нотки, - ты должен выбрать себе невесту Алексей! Прекрасно знаешь, что пост, на который мы претендуем, подразумевает приличное семенное положение. Ни кто не возьмёт на такой пост человека - не женатого. Мы с тобой, не раз это оговаривали. Ты прекрасно знаешь, чего я добиваюсь всеми этими визитами и приёмами. Какие средства трачу ради твоего блага и будущего. Но ощущение складывается такое, что я бьюсь лбом в ворота, которые не открывают. Я понимаю, твоё нежелание, но прошу тебя вспомнить наконец, насколько серьёзно сейчас положение. Времени почти нет. Мы и так дотянули до последнего. Но, всё твое внимание, как я вижу, пока распространяется только на горничных!
При таких словах, Алексей, до этого размягчено сидевший на кресле и потиравший глаза, резко посмотрел на мать:
- О чём вы говорите?
- Ты знаешь о чём, - прошипела княгиня, - я бьюсь тут, над твоим достойным будущем. Из кожи вон лезу, чтобы у тебя был выбор, а ты легкомысленно проводишь время, приставая к слугам?
- С чего вы взяли, что я пристаю к слугам, кто вам сказал? – Алексей явно занервничал. Ни одно движение не могло ускользнуть от проницательного взгляда матери.
- Сказали, - схитрила княгиня, - А ты думал, ни кто ничего не видит? Нет, мой дорогой. Так дело не пойдёт. В этот раз, ты должен выбрать себе невесту. Иначе…
- Иначе, что? – осмелел вдруг Алексей.
- Иначе, мне придётся принять меры. Я не враг тебе. Ты знаешь. Всё что я делаю, только ради твоего блага.
- Но я не хочу жениться, маменька.
- Я тоже не сильно хотела выходить замуж в своё время. – Софья Андреевна несколько смягчилась и стала говорить с Алексеем как с ребёнком, которому нужно ещё и ещё раз повторять, как полезно есть на завтрак кашу. - Это было необходимо. Думаешь, я радовалась, когда мне сказали, что мой жених вдвое старше меня. Потом, конечно, я полюбила твоего отца. Но вначале, ни о какой любви и речи не было. Надо - значит надо.