Любовь, соблазны и грехи

1

- Я не продаюсь!

– Барзан вовсе не собирался вас оскорблять. – Глядя на Лорен Уинтроп, японец прищурился, отчего его и без того узкие глаза совсем превратились в щелочки.

– Тогда почему он предлагает мне такую кучу денег? Ведь он мог бы нанять гораздо более опытного человека за меньшую сумму. – Лорен провела рукой по светлым волосам, собранным во французскую косу; в полумраке сверкнул серебряный браслет у нее на запястье. – Очень подозрительно!

– Уверяю вас, у Барзана самые честные намерения. Просто он щедрый человек и знает о вашем непревзойденном профессионализме.

– Но откуда? Как Карлос Барзан вообще умудрился обо мне узнать?

Лорен не поверила ни единому слову японца, однако не хотела в этом признаваться, боясь обидеть своего лучшего клиента. Несколько лет назад она познакомилась с Тэком здесь же, в ночном клубе. У них обнаружился общий интерес – современное искусство. Постепенно Тэк уверовал в поразительное чутье Лорен и с тех пор, приобретая очередную картину, всякий раз спрашивал ее совета.

Лорен поднялась из-за столика и отнесла стакан Тэка на черную лакированную стойку. Тэк никогда не допивал свой стакан до конца: считал, что талый лед портит вкус виски. Она бросила в стакан три кубика льда и плеснула на них из особой бутылки – с золотой печатью и надписью «Такагама Накамура».

– Прошу. – Она с легким поклоном подала клиенту новую порцию выпивки и снова села за столик.

– Поверьте, я ничего не говорил о вас Барзану. Он сам каким-то образом проведал, что я начал прислушиваться к вашим рекомендациям и после этого моя коллекция произведений искусства превзошла его коллекцию. Теперь и он решил воспользоваться вашими познаниями: насколько мне известно, он задумал приобрести лондонскую галерею живописи «Рависсан».

– Минуточку! Не там ли в прошлом году разгорелся скандал из-за подделок? Кажется, владельцы галереи – Лейтоны?

– Они самые. Увы, полгода назад Арчер Лейтон скончался. Виола, его вдова, продала половину своих акций Карлосу Барзану. Почему бы вам ему не позвонить? – Тэк протянул ей визитную карточку.

Лорен знала, что речь идет о судьбе прославленной галереи, переживающей нелегкие времена. Но почему Барзан решил обратиться именно к ней? Что-то во всем этом было подозрительное…

– Как поживает ваша семья? – спросила она, сознательно меняя тему.

– Спасибо, лучше всех. А как Пол? – задал Тэк свой традиционный вопрос.

– Отлично, – жизнерадостно ответила Лорен, хотя на самом деле о состоянии ее брата нельзя было сказать ничего хорошего. Она была обречена всю жизнь нести этот крест.

– Он по-прежнему хочет перебраться в Санта-Фе?

Лорен молча кивнула. Мало ли что кому хочется! Где взять денег? На оплату квартиры в центре Нью-Йорка и содержание Пола, который лечился у психиатров, уходили все ее заработки. Она еще считала, себя везучей: в «Саке Ситомо» ей неплохо платили. Ночной клуб специализировался на обслуживании японских бизнесменов, которые славились тем, что давали громадные чаевые.

– Барзан может оказаться весьма полезным для вас. – Тэк полез в карман за сигаретами. Лорен щелкнула его золотой зажигалкой «Картье», он глубоко затянулся и, вежливо отвернувшись, выпустил дым.

– Хорошо, я позвоню, – пообещала Лорен. – Но разве вы не находите странным, что Барзан обещает мне столько денег?

– Миллион долларов – не так уж много.

Лорен тяжело вздохнула. Такагама Накамура был одним из богатейших людей на планете. В отличие от большинства японских промышленников он обладал психологией волка-одиночки и не подчинялся корпоративной бюрократии, принимая все решения самостоятельно. В результате Накамура сумел вскарабкаться на самый верх пирамиды мирового бизнеса. Этому баловню судьбы миллион действительно казался небольшой суммой. Зато Лорен не хватило бы и двух жизней, чтобы столько заработать…

Пока Тэк прощался с Мама-сан, владелицей клуба, Лорен незаметно поставила его бутылку на самом виду, посередине стойки. В этом клубе действовали правила, позаимствованные на токийской Гинзе. Роскошные интерьеры и владеющий японским языком персонал – все это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Зато за удовольствие любоваться собственными именами на бутылках посетители охотно выкладывали умопомрачительные суммы. Имя Такагамы Накамуры служило заведению наилучшей рекламой.

Кивнув облаченной в кимоно Мама-сан, Лорен почтительно распахнула перед Тэком дверь и последовала за ним к лимузину. Перед отъездом гость, как всегда, перешел с японского на безупречный английский.

– Позвоните Барзану, Лорен, – повторил он. – Поверьте, Карлос мгновенно решит все ваши проблемы.

Провожая взглядом лимузин, Лорен напряженно размышляла. Разумеется, Тэк и без расспросов знал, что Пол совсем плох и в связи с этим у нее масса проблем. Кроме всего прочего, она очень многим ему обязана: Тэк всегда щедро оплачивал ее услуги и уже давно приобрел право дать ей дельный совет. Она совершила бы глупость, оставив предложение Барзана без внимания.

Такси доставило к клубу очередную компанию японцев. Лорен проводила их в бар, где они встретили почтительным перешептыванием центральный экспонат – бутылку Такагамы. Лорен давно научилась не обращать внимания на откровенные взгляды клиентов. Что делать, если для них она – гейша, добровольная пленница этой японской тесноты!

Лорен уже собиралась принять первый заказ, когда к ней маленькими шажками приблизилась Мама-сан.

– Вашего брата увезли в больницу, – тихо сообщила она.

В приемном отделении подтвердили то, чего Лорен больше всего боялась: Пол пытался совершить самоубийство. Она тут же набрала номер Мортимера Уэста, одного из лучших психиатров города, и попросила его приехать. Уэст давно наблюдал Пола, хотя так до сих пор и не придумал, как ему помочь.

Войдя на цыпочках в переполненную палату, она нашла Пола спящим, и от его вида у нее перехватило горло: светлые, как у нее, волосы, выпачканные кровью, прилипли к виску, на подбородке красовался фиолетовый кровоподтек. Что же произошло? По словам врача, Пол наглотался снотворного, а потом упал…

Рука Пола безвольно свисала с койки. Этой рукой он уже дважды пытался лишить себя жизни.

Лорен смотрела на брата и боролась со слезами. В последнее время ей казалось, что Пол начинает поправляться. Депрессия, от которой он страдал после смерти жены, как будто пошла на убыль. И вот…

– Пол… – прошептала она, когда он неожиданно открыл глаза и взглянул на нее. У брата и сестры были одинаковые синие глаза, только глаза Пола становились иногда совершенно бессмысленными. Как она боялась этого взгляда! – Что случилось? Ты можешь все мне рассказать!

Лорен вдруг вспомнила, как те же самые слова Пол говорил ей когда-то в Марракеше. Тогда он крепко сжал ее руки и не отпускал до тех пор, пока она не выложила ему всю правду.

– Я сам ничего не понимаю… – В голосе Пола звучала обреченность. Впрочем, он пребывал в отчаянии с того самого дня, когда онкологи поставили Марси смертельный диагноз. – Я принял снотворное. Через несколько минут мне стало плохо. Кажется, я упал.

– Сколько таблеток ты выпил?

– Одну.

Но после одной таблетки ему не кинулись бы промывать желудок, спасая от верной смерти. Лорен стиснула его руку.

– Я вызвала доктора Уэста. Поговори с ним. – Дожидаясь его ответа, она крутила на запястье серебряный браслет, который брат подарил ей в Марракеше много лет назад. Но Пол так ничего и не ответил. Лорен тяжело вздохнула и отправилась встречать доктора.

– Пол утверждает, что принял всего одну таблетку снотворного, – сказала ему она, столкнувшись с Мортимером Уэстом в коридоре. – Значит, это не попытка самоубийства.

– Больничные врачи говорят, что выкачанного из него халциона хватило бы, чтобы угробить десятерых.

– Не может быть! Пол не стал бы меня обманывать… Подскажите, чем я могу ему помочь.

Доктор пожал плечами, внимательно глядя на нее.

– Я давно уже советовал вам увезти его из Нью-Йорка. Он ведь и сам постоянно твердит: Санта-Фе, Санта-Фе… Ему нужна перемена обстановки: здесь все напоминает Полу о жене.

Лорен кивнула и неожиданно вспомнила, что Барзан предлагает ей работу в Лондоне…

5 утра, Марракеш, Марокко

Сделав над собой усилие, Райан Уэсткотт оторвался от горячего обнаженного тела Амалии. Презерватив полетел в корзину с фисташковой шелухой и оберткой от шоколадки «Кэдберри», которую он привез ей из Лондона.

– Ты уходишь? – спросила она с чуть заметным упреком.

Райан кивнул и поспешно натянул брюки. Поднявшись с кровати, он обернулся и улыбнулся черноволосой молодой женщине. Будь на ее месте лондонская леди, пришлось бы сперва кормить ее изысканным ужином и таскать по ночным клубам, а уж потом укладывать в постель… Но для Амалии время – деньги, она не теряет драгоценные секунды на бессмысленную болтовню.

Райан сунул ноги в мягкие бабуши и надел длинный халат. В таком наряде он со своими черными волосами не выделялся в толпе марокканцев. Достав из кармана кошелек, он отсчитал вдвое больше дирхемов, чем уплатил бы Амалии любой ее соотечественник за услуги, не умещавшиеся в рамках требований мусульманской веры.

– Бисмилла, – негромко напутствовала она его.

Райан немного постоял в тесном дворике. Луна озаряла верхушку древней мечети Кутубия и лес минаретов; вдали серебрились под звездным небом величественные Атласские горы, уже присыпанные снегом. В Марракеше, где горы встречаются с пустыней, ночной воздух всегда сух и прохладен, пропитан ароматами апельсина и гвоздики, к которым примешивается волшебный запах мясного рагу тажин. Райан не знал другого места, где бы пахло так же пленительно, как в здешней Медине – старой крепости.

Он поспешно пересек знаменитую площадь Джамма-эль-Фна, пустынную в этот поздний час. Почти весь здешний живописный люд – жонглеры, акробаты, глотатели огня, заклинатели змей и сказочники – разошелся по домам, лишь немногие спали тут же, укрывшись бурнусами. Углубляясь в лабиринт узких улочек, Райан по привычке всматривался в темные дверные проемы, где могла мелькнуть зловещая тень.

Джип поджидал его с внешней стороны городской стены, усеянной окошками-бойницами. Роль сторожей исполняли сейчас сонные аисты, подозрительно посматривавшие с гребня стены на припозднившегося гуляку. Прежде чем сесть в свой старенький «Ровер», он на всякий случай заглянул под днище, хотя бомбы в этот раз можно было не опасаться: о его присутствии в Марракеше никто не знал – Амалия не в счет.

Райан отъехал от ворот старого города и покатил по авеню Мохаммеда V. Многочисленные уличные кафе и апельсиновые деревья придавали улице африканского города легкомысленный средиземноморский вид.

Не обращая внимания на знак «стоп» – все равно разъезжал сейчас по улицам в одиночестве, – он свернул на улицу Баб-Аллен и притормозил, увидев обычное столпотворение машин у виллы Армстронга. С приближением зимы в Марракеше всегда начинался наплыв состоятельных гостей. Среди машин дремали запряженные в пролетку лошадки. Экипаж принадлежал шикарному отелю «Мамуния», и Райан догадался, что в нем приехали старина Роджер и его жена Регина. Они всегда пользовались в Марракеше только этим видом транспорта, хотя запросто могли бы курсировать между своими ночными клубами на реактивном самолете. Райан побывал почти во всех принадлежащих чете заведениях, и ему там не понравилось: слишком людно и шумно.

А вот и известный всему Французскому кварталу морковно-красный «Феррари», собственность Патрика Геррана-Эрмеса. Судя по машине, торговля шарфиками и сумочками приносила огромные барыши. Бампер к бамперу с «Феррари» стоял классический «Мерседес» Ива Сен-Лорана. Значит, и он пожаловал в Марракеш? В таком случае неудивительно, что Каролина Армстронг возобновила круглосуточные приемы, подтверждая свою репутацию главной светской львицы города. Глядя на виллу в греческом стиле, Райан вспомнил, как Каролина танцевала на веранде в объятиях Ти Джи. Его шеф излучал тогда счастье… И зря: Каролина Армстронг была способна любить только саму себя.

Его внимание отвлек писк хронометра на руке. Райан дважды нажал кнопку – сигнал, что вызов принят. Черт, что за спешка? Он надавил на акселератор и помчался к городской окраине.

Охранник распахнул тяжелые ворота с колючей проволокой, три свирепых добермана оскалили клыки. Успокоив собак привычным жестом, Райан выскочил из машины и побежал к вилле.

– В чем дело? – крикнул он Ади, телохранителю-сикху, служившему у Ти Джи Гриффита уже три года.

– Звонил Стирлинг, – ответил рослый черноглазый парень в белом тюрбане.

Питер Стирлинг был агентом британской разведу, звонил он, судя по всему, из штаб-квартиры Ми-5 в Лондоне. Сикх подал Райану записку, в которой было всего три слова: «Он сделал ход».

– Барзан! – прошептал Райан и, победно сверкнув глазами, похлопал Ади по спине.

– Почему только сейчас? – спросил Ади.

– Какая разница? Главное, мы не напрасно ждали эти три года! И готовы к схватке.

22 ноября, 22.00, Нью-Йорк

Дэвид Маркус наблюдал за Лорен Уинтроп, сидевшей напротив него рядом с Карлосом Барзаном. Только что они поужинали в «Ореоле» и теперь пили кофе в пентхаусе Барзана с окнами на Центральный парк. За ужином Лорен было сделано вполне конкретное предложение, и сейчас она тянула время, делая вид, что предложение это не вызвало у нее интереса. Дэвид, правая рука Барзана, восхищался ее терпением. Уж он-то знал, что от запаха денег, тем более таких крупных, у абсолютного большинства смертных начинается неудержимое слюноотделение.

– Накамура изложил вам суть дела? – наконец не выдержал Барзан.

Лорен отрицательно покачала головой, и Дэвид в который раз отметил про себя, что эта женщина очень красива! Он знал, что Лорен тридцать четыре года, но на вид ей нельзя было дать и тридцати.

– Я хочу поручить вам управление галереей «Рависсан», – сказал Барзан. – После смерти Арчера Лейтона его вдова страшно ее запустила.

– Насколько мне известно, дела галереи уже много лет идут из рук вон плохо.

Барзан пригубил коньяк «Людовик XIII» и притворился, что сейчас его больше всего интересует картина Ротко на стене. Ему шел уже седьмой десяток, но его темные волосы пока не, тронула седина, кожа еще не покрылась морщинами. Немногие близкие люди вроде Дэвида Маркуса умели замечать в черных глазах Барзана огонек злого нетерпения. Сейчас, впрочем, этот огонек заметил бы любой… Зная, что Лорен Уинтроп может не клюнуть на универсальную приманку под названием «деньги», они приняли кое-какие меры – увы, ее брат ухитрился выжить после лошадиной дозы халциона. Но пусть Пол больше не рассчитывает на везение, если из-за него их замысел в отношении Лорен провалится!

Барзан улыбнулся заученной улыбкой, как будто в него целились объективы. Посторонние люди в этой улыбке вполне могли бы заподозрить искренность.

– Да, но тогда я не имел к этому делу никакого отношения. Теперь же я хочу, чтобы вы взяли под охрану мои капиталовложения: половина галереи уже принадлежит мне – через одну из моих холдинговых компаний. У вас будет карт-бланш. Делайте что хотите, лишь бы «Рависсан» превратилась в одну из ведущих галерей мира.

– А как к этому отнесется Виола Лейтон?

– Ей нужны деньги, – коротко ответил Барзан.

Лорен прищурилась. Дэвид знал, что ей тоже отчаянно необходимы деньги, однако чувствовал, что она готова отказаться. Но почему, спрашивается? Набивает себе цену?

Лорен перевела взгляд на картину Ротко – одну из самых известных его работ: оранжевый круг на белом фоне. Все-таки предложение Барзана было чрезвычайно соблазнительным. Ей совершенно не хотелось до конца жизни подобострастно кланяться японцам в клубе «Саке Ситомо», да и Полу нельзя больше оставаться в Нью-Йорке. А надеяться Лорен было особенно не на что: ведь она не имела искусствоведческого образования и не могла рассчитывать, что другие коллекционеры отнесутся к ней с таким же доверием, как Накамура.

И вот теперь Барзан предоставлял Лорен шанс заняться любимым делом по-настоящему и создать себе прочную репутацию. «Чего тут раздумывать?» – пронеслось у нее в голове. И все-таки ей по-прежнему казалось, что в этом заманчивом предложении таится какой-то подвох. Но какой?

– Я заплачу вам миллион долларов, если вы за год сумеете возродить «Рависсан». Если не сумеете, получите полмиллиона – за то, что попытались. – Голос Барзана был таким же сладким, как дорогой коньяк у них в рюмках. – Разумеется, ваши расходы на туалеты и шикарную квартиру будут щедро оплачены.

Она по-прежнему молчала, не в силах ни на что решиться.

– Вас что-то не устраивает? – спросил Дэвид. Лорен старалась не смотреть на Дэвида: его присутствие ее смущало. У этого седовласого джентльмена были очень странные глаза – светло-голубые, как у альбиноса.

– Работа меня устраивает, только… Мне бы хотелось, чтобы вы нашли какое-нибудь место для моего брата. Он мог бы заниматься бухгалтерией…

– Исключено! – Барзан встал и подошел к бару, чтобы налить себе еще коньяку и заодно скрыть свое раздражение.

– Боюсь, что Виола Лейтон не одобрит присутствия еще одного постороннего человека, – вставил Дэвид, который всегда старался сгладить неприятное впечатление от взрывного темперамента своего босса.

– Пусть Пол не работает в галерее. Но не взять его с собой я не могу.

– Поймите, – настаивал Дэвид, – мы собираемся платить вам сумасшедшие деньги не просто так. Вам предстоит вернуть галерее утраченный престиж. Для этого вам придется проводить почти все вечера в лондонском свете. Вам глаз будет некогда сомкнуть! Чтобы за год поднять «Рависсан» со дна, надо сначала перезнакомиться со всеми влиятельными людьми…

– Такими, как Ти Джи Гриффит и его помощник Райан Уэсткотт, – подхватил Барзан. – Вы с ними когда-нибудь встречались?

– Нет, но о Гриффите я слышала. Это ведь тот британский коллекционер, которого покалечило взрывом бомбы, подложенной боевиками ИРА?

– Он самый, – подтвердил Дэвид. – Он по-прежнему коллекционирует произведения искусства и остается одним из главных экспертов в области современной живописи. Никто не умеет так, как он, отличать бездарей от гениев. После того как Гриффита изуродовало взрывом, Райан стал его ищейкой, разыскивающей таланты.

– Бедный мистер Гриффит! Наверное, теперь он живет только ради искусства?

– Нечего его жалеть! – внезапно отрезал Барзан. Неприязненный тон Барзана насторожил Лорен. Она решила, что он, очевидно, просто-напросто завидует Гриффиту, который коллекционировал современную живопись уже три десятилетия, и соперничать с его собранием могли разве что крупные музеи. А может быть, Барзан завидует также и Тэку? Не предложил ли он Лорен такие крупные деньги только для того, чтобы лишить соперника хорошей советчицы? И вообще этот боливиец, выстроивший за счет добычи олова мульти-национальную финансовую империю и ворочающий миллиардами, был ей подозрителен.

Неожиданно выражение лица Барзана резко изменилось – теперь оно было задумчивым и печальным.

– Скажите, что бы значило для вас все это, – он обвел рукой многочисленные работы Ротко, Полока, Миро, – если бы вы лишились брата?

Этот вопрос застал Лорен врасплох. Брат весь вечер не выходил у нее из головы, но она не ожидала интереса к нему у собеседников. Ее жизнь действительно утратила бы без него всякий смысл. Но откуда знает о Поле Барзан? Судя по всему, он тщательно подготовился к этой беседе. Впрочем, от миллиардера ни в чем не приходится ждать небрежности.

– Если бы я лишилась брата, едва ли высокое искусство спасло бы меня от отчаяния, – твердо сказала она.

– Значит, вам понятно мое состояние, – проговорил Барзан с горечью. – С тех пор как я потерял сына, все это утратило для меня ценность. – Он подошел к картине Ротко и внезапно выплеснул на нее остаток коньяка из рюмки.

Лорен ошеломленно наблюдала, как янтарная жидкость стекает с оранжевого круга на белый фон, потом на раму, капает на паркет, образуя лужицу. Изучая весь вечер Барзана, Лорен решила, что перед ней самовлюбленный богач, искусство для которого – изощренное баловство. Но теперь неожиданно выяснилось, что он способен на сильные чувства, что между ним и его сыном существовала такая же нерасторжимая связь, как между нею и Полом.

Барзан обернулся, и Лорен снова увидела его белозубую улыбку.

– На данном этапе жизни я хочу только одного – осуществить мечту моего Бобби. А он мечтал стать обладателем первоклассной художественной галереи.

Лорен пыталась вспомнить, что читала в газетах о смерти Роберта Барзана более трех лет назад. Разве его не прикончили из-за срыва сделки с алмазами?

– Кажется, Бобби занимался импортом алмазов? – рискнула она спросить, не испугавшись странного блеска в глазах Барзана.

– Верно, – ответил Барзан и снова взглянул на картину Ротко, с которой падали на пол последние капли коньяка. – А почему вам кажется, что это несовместимо?

– Мы говорим на другую тему, – напомнил Дэвид, бросив на Лорен предостерегающий взгляд. – Так каким будет ваш ответ?

Лорен решила, что, пожалуй, сможет отправить Пола в Санта-Фе одного, а сама присоединится к нему через год. Там ему будет лучше, чем в Лондоне, раз ей придется проводить все время на приемах.

– Я принимаю ваше предложение.

– Прекрасно. И еще одно… Я хочу, чтобы никто не знал, что я – совладелец галереи. Сейчас это тайна для всех, кроме Накамуры.

– Деньгами вас будет снабжать холдинговая компания, купившая половину акций галереи, – добавил Дэвид. – Надеюсь, вы никогда никому не проговоритесь, что к этому имеет отношение Карлос Барзан.

Лорен снова насторожилась. Вот он, подвох! Ясно, что Барзан намерен диктовать рынку современного искусства свою волю. Прячась за репутацией престижной галереи, он будет выдвигать тех художников, которых сам приглядит, создавая иллюзию, будто их отобрала галерея…

Лорен встала.

– В эти игры я не играю, – решительно заявила она. – Всего доброго, джентльмены!

Дэвид вскочил и поймал ее за руку.

– Минуточку! В чем дело? Мы, кажется, договорились!

– Я не позволю вам использовать мое имя для манипулирования рынком, – произнесла Лорен тихо, но твердо. – Если я управляю галереей, подбор художников тоже осуществляю я.

Барзан изобразил на лице обезоруживающую улыбку, и Дэвид подумал, что это, пожалуй, самый убедительный образец лицедейства за все двадцать лет, что он с ним проработал.

– Я предоставляю вам полную свободу, Лорен, поверьте! Единственное мое требование – чтобы не звучало мое имя. У меня есть на это личные причины, которых вы все равно не поймете.

Значит, никаких подвохов? Накамура говорил правду? Очевидно, Барзан совершает экзотические поступки просто потому, что у него больше денег, чем он в состоянии израсходовать…

– Давайте договоримся так: стоит мне хотя бы заподозрить, что вы пытаетесь манипулировать рынком, – и я тут же увольняюсь. – Барзан кивнул, и Лорен добавила: – Кроме того, вы уже сейчас перечисляете на мой счет в «Чейз» полмиллиона.

– Разумеется, – поспешно согласился Барзан. Обсудив с Лорен детали и закрыв за ней дверь, Дэвид вернулся к своему шефу, который стоял у окна с видом на Центральный парк.

– Может быть, надо было предупредить ее о Райане Уэсткотте? – спросил Дэвид. – Ей было бы полезно сознавать, что она в опасности. И вообще, не лучше ли было бы найти для этого дела мужчину?

– Никогда не поручайте мужчине женскую работу, – ответил Барзан, не обернувшись.

2

- Ваш детектив узнал что-нибудь новенькое?

– Нет. – Виола встретилась в зеркале взглядом с черноглазым Бейзилом – он вплетал ей в волосы золотисто-каштановые пряди, удлиняя прическу. – Бесполезная трата денег! Почти год – и ничего.

Бейзил сочувственно покивал и показался Виоле похожим на разноцветных попугаев, которые мелькали среди папоротников, украшавших его салон. Виола не стала уточнять, что детектив был вчера уволен. После скандала с подделками, смерти мужа и налогового грабежа ее финансы находились в весьма плачевном состоянии. Виола решила, что тратиться на проверку беспочвенных, судя по всему, подозрений стало для нее недопустимой роскошью. Скорее всего смерть Арчера не была насильственной. «Выключи свет и запри за собой дверь: его больше нет…»

– Вы по-прежнему недовольны Лорен Уинтроп? – поинтересовался стилист.

Он балансировал на трехдюймовых каблуках ковбойских сапог и тонул в рубашке цвета свежей петрушки. Этот цвет резко контрастировал с его темными волосами, которые были выбриты над ушами, но зато отпущены на макушке, где они благодаря лаку торчали строго вертикально.

– Я с ней больше не воюю. Представьте, на вчерашнюю премьеру она явилась в платье из «Хэрродз»! – Виола поощрительно улыбнулась скривившемуся от отвращения Бейзилу. – Черный бархат, высокий ворот с рюшами, рюши на рукавах…

Бейзил удрученно покачал головой. Выражение его лица говорило: «Безнадежна!»

– А как вы сами были одеты? – спросил он.

– О, на мне было платье от Озбека цвета шоколада. – На это Бейзил прореагировал одобрительно. Еще бы, ведь турецкий модельер Озбек в свое время был провозглашен Маргарет Тэтчер «Модельером года»! Виола знала, насколько ценит Бейзил Блэкстоук, когда его клиенты щеголяют на великосветских приемах новинками высокой моды. Это укрепляло его репутацию лучшего в Лондоне стилиста.

– Я пыталась заманить Лорен сюда, но она отказывается менять прическу. Ее вполне устраивает безвкусный узел на затылке.

Виола умолчала о том, что волосы Лорен Уинтроп и так хороши. Она вообще считала, что эта очаровательная голубоглазая блондинка чересчур своенравна: позволила Виоле снять для нее квартиру и обставить ее в собственном вкусе, но категорически противилась покушениям на свою внешность.

Самое же неприятное – Лорен намекала, что предстоящий вечером гала-показ акриловых картин Клайва Холкомба обречен на неуспех. Виола была прямо противоположного мнения. Она верила, что Клайв рано или поздно станет новым Дэвидом Хокни и вернет ее заведению прежний статус лучшей лондонской галереи современного искусства!

Бейзил слегка взбил ей волосы, запустив пальцы в удлинившиеся пряди.

– Ну, что скажете?

Виола снова взглянула в зеркало и искренне залюбовалась своей темно-вишневой гривой. Поворот головы, блаженная улыбка… Как приятно ощущать, что волосы падают ниже плеч!

– Как настоящие… – пробормотала она, восхищенная своим преображенным обликом.

– Это и есть настоящие волосы. А поскольку они выкрашены в один цвет с вашими, никто не сможет найти надставленную прядь! – Бейзил накрутил локон Виолы на щипцы. – С завивкой будет выглядеть еще естественнее.

Виоле казалось, что из зеркала на нее смотрит совершенно незнакомая женщина. Не зря она изнуряла себя диетами и бесконечными занятиями в гимнастическом зале. Ей удалось сбросить целых пятнадцать фунтов, и теперь она могла втиснуться в роскошные кружевные трусики, которые собиралась надеть этим вечером.

– Вы полностью преобразились, – заявил Бейзил, еще немного поколдовав над ее волосами. – Просто роковая женщина!

Виола кивнула – и красотка в зеркале, словно сошедшая с обложки Elle, кивнула тоже, что даже вызвало у нее некоторое удивление.

– Вы настоящий волшебник, Бейзил! Клайв упадет в обморок!

Бейзил, мастер иллюзии, небрежно пожал плечами. В его шикарный салон под названием «Чудеса», оборудованный по последнему слову техники, ежедневно приходили десятки женщин, чтобы выйти на улицу совершенно неузнаваемыми.

Виола наговорила ему комплиментов, сознательно льстя его самолюбию. Как ни странно, Бейзил был ее лучшим другом, хоть и происходил из лондонских низов. Он изживал простонародные корни вместе с акцентом кокни, работая сначала сиделкой в Сохо, потом мойщиком голов в первом салоне Видала Сассуна. На сэкономленные чаевые он окончил школу косметологов, а потом поступил стилистом в модный салон в Найтсбридже, где его и обнаружила Виола.

Она тогда только что вернулась в Лондон из закрытого колледжа, скучала без друзей и, посещая раз в две недели салон, познакомилась с Бейзилом. Когда он открыл собственное заведение, Виола стала его первой клиенткой. Когда же Бейзил, впервые в Лондоне, предложил женщинам «естественный» перманент, она без колебаний подставила свою голову.

– Вы с Клайвом уже назначили дату свадьбы? – поинтересовался Бейзил.

– Еще не пришло время.

Виола тряхнула головой, привыкая к новой длине волос, и неожиданно вспомнила, что мужу ее нравились исключительно короткие стрижки… «Забудь его, он мертв!» – приказала она себе.

– Понимаю, – коротко заметил Бейзил, но при этом бросил на нее столь многозначительный взгляд, что Виола сочла необходимым пояснить:

– Вы – единственный, кто знает, что мы с Клайвом… встречались еще при жизни Арчера. Нам лучше не торопиться.

Это была правда, но не вся. Клайв перестал требовать немедленной женитьбы, как только узнал, в каком состоянии находятся ее финансы. Потом, правда, у нее появился партнер, и дела как будто пошли на лад, но Виола держала Клайва в неведении относительно этих приятных перемен. Ей хотелось, чтобы он любил ее, а не ее деньги!

Она чмокнула Бейзила в щеку и встала с кресла.

– Вы будете на сегодняшнем приеме?

– Непременно.

Выходя, Виола небрежно бросила регистраторше:

– Запишите на мой счет.

Какая же все-таки прекрасная вещь – платежеспособность! Появление партнера, конечно, улучшило финансовое положение Виолы, но она знала, что на привычный для нее образ жизни этих денег все равно не хватит надолго. Галерея просто обязана была начать приносить доход – и уже сегодня!

Приехав к себе на Белгрейв-сквер, Виола первым делом набрала номер Клайва, но трубку никто не взял. Она выслушала дюжину гудков, потом решила, что ошиблась номером, и позвонила снова. Ответа не было и на этот раз. Она уже собиралась повесить трубку, полагая, что Клайв застрял в душе, когда услышала наконец сдавленное «алло».

– Это я. Ты был в душе?

– Нет… То есть да! Только что вышел.

– Ты помнишь, что обещал мне приехать пораньше?

– Пораньше?.. Ах да, конечно. Как выглядит экспозиция?

– Превосходно! – Виола сама руководила размещением акриловых полотен Клайва и лишь оставшиеся мелочи доверила Лорен. – Ты почистил смокинг?

– Нет, я… – Он помялся. – Я купил новый, от Джанни Версаче.

– Вот как?

Виола удержалась от упреков, хотя это было непросто. Клайв преподнес ей неприятный сюрприз: ведь на шикарную вещь пошли деньги, которых у него заведомо не было! К тому же она не так давно купила ему смокинг в «Дживз энд Хоукс», не выдержав его вечной недовольной гримасы. Смокинг пришлось долго примерять и подгонять, но в результате он так прекрасно сидел… Виола ждала объяснений, но тщетно. Вместо этого раздался странный звук, словно Клайв прикрыл трубку ладонью.

– Я заеду за тобой в половине восьмого, – недовольно сказала она.

– Нет, встретимся прямо в галерее, – поспешно ответил он и повесил трубку.

В подвальном помещении под галереей, где располагались офисы, Лорен долго искала телефонный аппарат и наконец нашла его под горой зелени, приготовленной для украшения закусок. Не обращая внимания на суету, предшествующую открытию разрекламированной экспозиции Клайва Холкомба, она позвонила брату в Санта-Фе. Но на том конце никто не взял трубку…

Лорен уже устала от разлуки и беспокоилась за Пола. В последний раз они виделись на Рождество – он встретил ее снежной ночью в аэропорту Санта-Фе и привез в Камино-де-Лас-Анимас.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросил Пол, свернув в узкий проулок между стенами из саманного кирпича, украшенными снежными зубцами.

В свете фар Лорен увидела гасиенду с растрескавшимся фасадом.

– Превосходно! – не задумываясь, ответила она. Когда Пола выписали из больницы, Лорен рискнула отправить его в Санта-Фе одного, а сама еще какое-то время утрясала свои нью-йоркские дела. Она не знала, что он купил развалины…

– Тут, конечно, еще надо потрудиться, – признал Пол, открывая тяжелую дверь, украшенную испанской резьбой. – Я уже этим занимаюсь.

Лорен увидела терракотовый пол и свежепобеленные стены, увешанные фирменными лохматыми ковриками индейцев навахо. Камин в углу был украшен щербатой плиткой с ручной мексиканской росписью.

– Не посвящай все свое время дому, – попросила она. – Мне бы не хотелось, чтобы ты забросил фотографию. Когда я перееду сюда, непременно открою галерею с твоими работами.

– А ты обещай мне, что снова возьмешься за живопись, я ведь для этого и купил такой дом, – сказал Пол, показывая ей просторную мастерскую с большим окном в потолке.

– Как ты догадался, что мне все еще хочется рисовать? – прошептала Лорен.

– Не только ты умеешь угадывать в людях таланты, – улыбнулся Пол, обнимая сестру. – Ты бросила живопись, когда мы узнали, что у Марси рак. Не считаешь, что пора опять взяться за кисть?

Ей не хватило смелости признаться, что на прошлой неделе она продала все свои полотна. Их приобрел оптом скупщик, который снабжал дизайнеров и подбирал товар не по его достоинствам, а по цветовой гамме. Лорен оставила себе всего одну картину – «Полночь в Марракеше», которая была ей особенно дорога.

Пол проводил Лорен в ее комнату, а сам стал разжигать в гостиной камин, и вскоре по дому растекся пленительный аромат.

Лорен вернулась в гостиную с рождественским подарком для Пола. Он сидел на диване, накрытом поеденной молью цветастой индейской накидкой, и, закинув ноги в кроссовках на грубо сколоченный дощатый столик, любовался тенями на потолке. Круглые опоры, которые поддерживали грозящий обвалиться потолок, отражались на нем как длинные скользящие штрихи.

– Счастливого Рождества! – Лорен протянула брату коробку. – Кажется, мы договорились не обмениваться рождественскими подарками? Я от тебя ничего и не жду.

Качая головой с притворным осуждением, Пол разорвал обертку и восхищенно уставился на фотоаппарат.

– «Хасселблад»?..

– Если ты намерен стать лучшим из лучших, у тебя должно быть все самое лучшее.

Пол схватил сестру за руку и усадил рядом с собой на диван.

– Я доставляю тебе столько неприятностей, а ты меня все балуешь и балуешь…

– Все равно ты сделал для меня больше, когда вытащил из Марракеша… – Лорен осеклась, не желая углубляться в прошлое и портить счастливое рождественское настроение. – Самое главное – теперь у нас появился шанс зажить заново и добиться того, о чем мы мечтаем. Только обещай мне, что больше не наделаешь… глупостей.

– Но я не делал глупостей, уверяю тебя! – Пол взъерошил светлые волосы. – Я принял всего одну таблетку…

Лорен прекрасно знала, что это неправда: если бы не управляющий, поднявшийся к Полу с посылкой, его бы не откачали. Но она была готова поверить, что он, выпив лишнего, по ошибке проглотил целую горсть таблеток.

– Неважно. Главное – нам улыбнулась удача, теперь у нас есть деньги.

Лорен отвернулась – не хотелось, чтобы Пол заметил, что она от него что-то скрывает. Больше всего на свете она не любила обманывать брата: у них почти не было секретов друг от друга. Но Лорен пообещала Барзану, что никто, включая брата, не узнает об их соглашении. Пол поверил, что свалившееся на нее внезапно богатство – результат сделки с недвижимостью, заключенной еще ее покойным мужем.

– Теперь дело за малым: добиться, чтобы галерея «Рависсан» начала приносить доход.

– Лучше бы мне было поехать с тобой в Лондон, – озабоченно заметил Пол. – Ты не привыкла жить одна.

– Ничего, привыкну. Ты окажешь мне помощь, если разберешься с делами здесь.

Она провела с Полом неделю, радуясь его приподнятому настроению, и в начале января улетела в Лондон.

Сейчас, отбросив воспоминания и твердя про себя, что ее главная цель – успех сегодняшнего мероприятия, она поднялась на первый этаж, где были развешаны акриловые полотна Клайва Холкомба. Белые стены, белый дощатый пол, огромные холсты, подсвеченные таким образом, чтобы взгляд посетителя оказывался прикованным к картине, потому что за ее пределами все равно ничего нельзя было разглядеть…

Виола застала Лорен за проверкой подсветки.

– Ну, как впечатление? – спросила Виола, отдавая привратнику шиншилловое манто и накручивая на палец темно-рыжий локон.

– Самое благоприятное. – Лорен догадалась, что Виола имеет в виду не экспозицию, а свою прическу. Ей действительно шли длинные волосы, чего нельзя было сказать о ее избыточном макияже.

– Мне удлинили волосы! Очень удобно, пока не отрастут собственные. – Виола критическим взглядом окинула Лорен. – Тебе бы тоже пошли распущенные.

– Они будут мешать. И вообще, меня пугает лишняя возня.

Лорен радовалась, что ей быстро удалось найти общий язык с Виолой Лейтон. Виола обожала модные бутики в окрестностях Слоун-сквер и готова была пропадать там целыми днями, чего терпеть не могла Лорен. Так что она с удовольствием положилась на Виолу, которая держала ее в курсе всех последних новшеств. Ведь у них была общая цель: превратить галерею «Рависсан» в законодательницу художественной моды.

Разглядывая картины Клайва, Лорен думала о том, что он, должно быть, великолепный любовник – иначе трудно понять, зачем Виоле понадобилось выставлять такие средние работы. Если бы не реклама выставки во всех лондонских газетах, Лорен, пожалуй, настояла бы на ее отмене…

От этих мыслей ее отвлекло появление в галерее представительного седовласого джентльмена. Увидев его, Виола застонала.

– Финли Тиббеттс! Что-то он рано… Где же Клайв? – Виола кинулась навстречу первому посетителю: – Финли, дорогой, я так рада, что вы выкроили для нас время!

– Рад вас повидать, Виола. Я ненадолго.

Лорен понимала, что художественному критику «Таймс» достаточно и двух секунд, чтобы превратить в ничто Клайва Холкомба и «Рависсан» в придачу к нему. Но она находилась здесь именно для того, чтобы предотвращать подобные катастрофы. Сейчас ее задача – убедить Тиббеттса, что следующие выставки в их галерее будут не в пример лучше теперешней.

– Здравствуйте! – Она протянула критику руку. – Я Лорен Уинтроп.

Тиббеттс широко улыбнулся, его синие глаза одобрительно блеснули. Пока ни что не подтверждало его репутацию безжалостного истребителя талантов и амбиций.

– Лорен – наш новый управляющий, – подсказала Виола.

– Раньше я консультировала Такагаму Накамуру. – Какой Тэк молодец, что позволил щеголять его именем! Учитывая низкое качество выставленных работ, ей сейчас требовались самые громкие рекомендации.

– О, в таком случае будьте моим гидом. – Тиббеттс со старомодной учтивостью взял Лорен под руку. – Давайте вместе изучим творчество Холкомба.

– Может быть, начнем с бокала шампанского? – Лорен делала ставку на отсрочку приговора. Ведь критик обмолвился, что заглянул ненадолго… Может быть, он так и раскланяется, не взглянув на картины?

– Для меня загадка, как Такагаме Накамуре удалось в рекордный срок собрать такую замечательную коллекцию. – Финли обворожительно улыбнулся, и Лорен с удовольствием отметила, что он определенно с ней заигрывает.

За шампанским Лорен пустилась в пространные объяснения, описывая по очереди наиболее выдающиеся произведения из коллекции Тэка. Виола с неудовольствием наблюдала за ними с противоположной стороны зала. Финли был явно покорен Лорен и не проявлял ни малейшего интереса к произведениям Клайва! Этот заядлый дамский угодник не отойдет от нее ни на шаг, пока у него не кончится время… Впрочем, не все так плохо: по крайней мере, он почтил их своим присутствием, а благодаря Лорен задержался дольше, чем предполагал. Отсутствие на выставке художественного критика «Таймс» было бы равносильно провалу. А если бы Тиббеттс ушел сразу, остальные посетители решили бы, что он не счел выставку достойной внимания.

Виола встречала гостей, потихоньку закипая. Куда же подевался сам Клайв?! Наконец появился и он – запыхавшийся, с перекошенной «бабочкой» на шее.

– Прости за опоздание, – сказал он, приглаживая всклокоченные седеющие волосы.

В элегантном смокинге от Версаче Клайв выглядел еще более долговязым; Виола отметила про себя, что английский смокинг сидел на нем гораздо лучше.

– Ступай к гостям, – велела Виола, стараясь не показывать раздражения, и поправила ему «бабочку». – Здесь Финли Тиббеттс.

Клайв взял курс на стойку, у которой оживленно беседовали Финли и Лорен, и Виола только теперь сообразила, что Клайв не обратил внимания на ее новую прическу.

– До чего я люблю живопись! – раздался рядом с ней высокий женский голос. – Она так вдохновляет, так облагораживает!

Виола обернулась и от досады прикусила губу. Мутси Маккалистер! Кто надумал пригласить эту богатую наследницу, которая запросто могла бы, продав с себя бриллианты, погасить все долги «третьего мира» развитым странам? Мутси вплыла в галерею в зеленом платье с юбкой пузырем, неспособной скрыть ее расплывшуюся талию и излишне пышные бедра. Насколько было известно Виоле, Мутси никогда прежде не интересовалась живописью. Живописцами мужского пола – да, но никак не живописью…

– Прошу вас! – Виола изобразила вежливую улыбку. Она тут же занялась другими гостями, но из головы у нее не выходил внезапно проснувшийся у Мутси интерес к изобразительному искусству. Впрочем, пускай: это увлечение ей вполне по карману; может быть, удастся выгодно продать какую-нибудь работу Клайва.

Мутси воистину родилась в рубашке и не знала, куда девать деньги. Ее отец разбогател благодаря киоскам на станциях метро, где торговал по низким ценам приличной обувью. Открытие первого киоска совпало с рождением его единственного ребенка, нареченного Матильдой – Мутси для своих. И счастливый отец назвал свои киоски «Мутси-Тутси». С тех пор прошло тридцать лет. Теперь Мутси купалась в деньгах и обувалась исключительно в изделия Мод Фризон – правда, гигантского размера.

Райан Уэсткотт протискивался сквозь толпу у входа в «Рависсан». В галерею набилось слишком много народу, чтобы можно было еще из дверей разглядеть картины, поэтому ему пришлось, раздвигая любителей прекрасного широкими плечами, пробираться внутрь.

Будучи выше всех присутствующих на целую голову, Райан сразу оценил качество разодетой публики, включавшей даже нескольких членов парламента. Кроме парламентариев, шампанское потягивали телезвезды и парочка богатых арабов. «Ни одного крупного игрока с поля современного искусства, одни праздношатающиеся», – отметил про себя Райан. Правда, здесь был Финли Тиббеттс, известный мастер устраивать высокооплачиваемые экзекуции творцам прекрасного.

Тиббеттс улыбался блондинке, стоявшей к Райану спиной. Волосы тугим узлом, тонкая талия, великолепные ноги… Скорее всего лицом страшна как смертный грех.

– Райан! – окликнул его голос, в котором слышалось страстное придыхание.

Он оглянулся и выдавил вежливую улыбку. Хоть убей, не вспомнить, как ее зовут! Зато он хорошо помнил длинные ноготки и царапины, оставленные ими у него на спине…

– Как делишки?

Рыжая чертовка тут же начала трещать о своем последнем набеге на миланские магазины и о новой вилле на Минорке. Райан терпел ее несколько секунд, а потом многозначительно взглянул на часы:

– Извини, мне пора в «Крокфордз».

Отговорка была не из самых убедительных: игорный клуб открывался гораздо позже. Тем не менее Райан покинул рыжую болтушку и протиснулся между щеголем в зеленых ковбойских сапогах и официантом, разносящим напитки. Райан поискал глазами джин, но не нашел и вспомнил, что Виола Лейтон всегда угощала гостей одной пузырящейся бурдой. За неимением лучшего он залпом опрокинул бокал шампанского и тут же схватил еще один.

В следующем, менее просторном помещении галереи было далеко не так людно. Райан прогулялся вдоль полотен. Бурые и ядовито-зеленые мазки, перемежаемые скучными серыми… Казалось, краску наносили на холсты, не глядя. Если искусство отражает жизнь, значит, жизнь для этого художника – отхожее место. Райан всегда был склонен винить не жизнь, а искусство, и сразу понял, что для коллекции Ти Джи Гриффита здесь нет ничего подходящего.

Тем не менее он считал своей обязанностью проверить этого Холкомба. На художественном рынке случаются всякие неожиданности. Когда «Фальстарт» Джаспера Джонса, за который сам художник получил чуть больше трех тысяч долларов, ушел на аукционе «Сотби» за семнадцать миллионов с хвостиком, коллекция Гриффита приобрела всемирную славу. Теперь в резиденции Гриффита на Палас-Грин висело целых пять работ Джонса.

Несомненно, живопись превратилась в общемировую валюту, оставив позади золото и бриллианты. Причем стоимость этой валюты неуклонно возрастает – достаточно вспомнить «Лиловые ирисы» Ван Гога. Или просто «Ирисы»? В общем, последний раз их купили за сорок пять миллионов долларов! Импрессионисты сейчас в заоблачной цене, а параллельно с ними растет, как сумасшедшая, цена на модерн и соцарт…

Райан пил шампанское, посмеиваясь про себя. Бедняга Ван Гог! Вот кто наверняка переворачивается в могиле! Ведь за всю жизнь он продал одну-единственную свою картину – за несколько вшивых франков…

Естественно, по сравнению с Ван Гогом теперешняя выставка не стоит выеденного яйца. Однако ничего нельзя предвидеть заранее: Райан никогда не забывал, что Ти Джи открыл Джонса и Хокни задолго до того, как они стали великими. Теперь пришло время Райана перехватить эстафету. У него был острый глаз и безошибочный инстинкт. В этом деле как в азартной игре: пан или пропал. Чем выше ставки, тем больше его подмывало сыграть.

Виола караулила дверь, ведущую в главный выставочный зал. Куда опять запропастился Клайв?! Боже, а это кто такой? В дальнем углу спиной к ней стоял, покачивая пустым перевернутым бокалом, высокий брюнет в спортивном пиджаке. Наверняка его сюда не приглашали, иначе он явился бы в смокинге!

Виола решительно пересекла зал.

– Простите, но это частное… – Она недоговорила: непрошеный гость, обернувшись, оказался Райаном Уэсткоттом.

Он прибег к своей развязной улыбочке, которая обычно укладывала женщин к его ногам штабелями. Но Виола была женщиной другой породы: она видела, что зеленые глаза Райана не участвуют в его завораживающей улыбке, а смотрят холодно. По правде говоря, он всегда ее пугал…

– Как я рада вас видеть, Райан! – отважно воскликнула она. – Вы не ответили на приглашение, и я решила, что вас нет в стране…

Райан продолжал улыбаться, прекрасно понимая, что она говорит неправду. Виола знала, что он никогда не отвечает на приглашения, которые в действительности предназначались для Ти Джи. Если у него было настроение, он приходил на выставки без предупреждения.

– У вас есть что-нибудь, кроме газировки? – Райан указал на свой перевернутый бокал. Он отчаянно скучал и не отказался бы убить время до начала игры в «Крокфордз».

Виола пробормотала, что сейчас узнает, и с облегчением отошла. Райан покрутил на пальце золотое кольцо, украшенное головой леопарда с изумрудными глазами. Кольцо уже много лет приносило ему удачу, но однажды подвело. В тот раз он сделал самую крупную ставку – и с треском провалился. С тех пор он не верил в удачу, предпочитая полагаться только на собственное чутье.

Виола протолкалась к стойке. Она угощала гостей лучшим шампанским на свете – «Луи Ридерер Кристал», – но Райан Уэсткотт все равно требовал джина. Что за вульгарный вкус! Впрочем, какой вообще может быть вкус у американца, проведшего юность в колониях?..

Подав бармену пустой бокал Райана, она сказала:

– Кажется, в баре внизу у нас есть джин. Поторопитесь, пожалуйста.

Виола снова обвела глазами толпу. Райан Уэсткотт смирно ждал ее возвращения, зато Клайв так и не появился. Взгляд Виолы перехватила помощница и подняла указательный палец – знак, что одна картина уже продана.

«Кто?» – спросила Виола одними губами и уставилась на губы помощницы.

Мутси Маккалистер? Дьявол! Надо же, чтобы единственную картину Клайва купило именно это чучело, известное полным отсутствием вкуса! Виола посмотрела на свои часы «Пиаже». Стрелки на усеянном бриллиантами циферблате показывали, что до конца приема остается меньше часа. Может быть, кто-нибудь еще успеет что-то купить?

Виола знала, что Ти Джи Гриффит никогда не появляется на людях после того, как его изуродовало взрывом. Брать картины на консигнацию он поручает Райану Уэсткотту, своему доверенному лицу. Если Райан возьмет с выставки хотя бы одну работу – пусть даже потом она вернется назад, – это станет их спасением. Все решат, что Гриффит заинтересовался Клайвом. Быстрее бы вернулся официант с бутылкой джина!

Внезапно она вспомнила, что сама заперла бар с крепкими напитками, чтобы официанты не прикончили арманьяк 37-го года, память об Арчере. Боже! Стоит случиться одному сбою – и пошло-поехало! У Виолы взмокла спина, и даже чужие локоны слиплись от пота. Уговаривая себя не нервничать, она оглянулась в поисках Лорен и обнаружила, что та вцепилась в Финли мертвой хваткой. Виола решительно протолкалась к ним.

– Лорен, ты мне нужна, – сказала она с неестественной приподнятостью, провела ее сквозь толпу и остановилась у входа в малый зал. – Видишь мужчину в спортивном пиджаке? Это Райан Уэсткотт. Срочно займи его своими байками про Накамуру. Я скоро вернусь.

– Черт! – пробормотала Лорен. Только Райана Уэсткотта им не хватало!

Она еще не была готова к встрече с помощником Гриффита: для того чтобы вызвать у него интерес, требовался по-настоящему одаренный художник. Придется снова прибегнуть к спасительному имени «Накамура» и повести усыпляющий разговор о его коллекции. Может быть, удастся обезвредить Уэсткотта, как уже был обезврежен Финли Тиббеттс.

Лорен попыталась вспомнить рассказы Виолы про главных лондонских коллекционеров живописи. Про Райана Виоле было известно только, что ему около сорока и стаж его работы на Гриффита – около двадцати лет. После взрыва машины он переехал к Гриффиту на Палас-Грин и взял на себя ведение всех его дел. Было ясно одно: без поддержки Райана Уэсткотта нечего и мечтать о превращении «Рависсана» в первоклассную галерею…

Он стоял, уперев руки в бока, перед крупным полотном, которое они намеренно спрятали здесь, от глаз подальше: даже Виола понимала, что это – самое слабое из творений Клайва. Лорен по-прежнему видела Уэсткотта со спины, но угадывала его враждебное настроение по развороту плеч и наклону курчавой темноволосой головы.

Решительно подойдя к нему, она протянула руку и произнесла с дружелюбной улыбкой радушной хозяйки:

– Хэлло! Я Лорен Уинтроп.

Уэсткотт обернулся и сразу оглядел ее всю, от светлых волос до шелковых туфелек.

– Кажется, мы знакомы?

3

«Придумал бы что-нибудь пооригинальнее…» – Лорен так и подмывало сказать ему это, но ее остановило выражение искренней озадаченности у него на физиономии. Либо ему действительно кажется, что они где-то встречались, либо перед ней непревзойденный актер.

– Нет, мы незнакомы.

Он смотрел на нее очень пристально, но без тени мужского интереса, которым, как правило, бывает вызвано такое разглядывание.

– Я никогда не ошибаюсь. – Вместо того чтобы пожать ей руку, он сунул обе пятерни в карманы брюк.

Не зная, как реагировать на эту неожиданную грубость, Лорен стояла неподвижно и тоже его разглядывала. У Райана был, пожалуй, слишком длинный нос, чтобы он мог сойти за красавца, и притягательные зеленые глаза. Угловатые черты подчеркивал сильный загар. Темно-каштановые волосы были чуть длиннее, чем требовала мода, и блестели, как норковый мех.

– Что вы думаете о выставке? – спросила она, чтобы заполнить неловкую паузу.

– Халтура!

Лорен не ожидала такой безапелляционной оценки, и ей потребовалось усилие, чтобы продолжить улыбаться. Райан, наоборот, хмурился, хотя из приличия мог бы тоже улыбнуться. Каков нахал!

– Вот и ваш джин, Райан, – сказала подоспевшая Виола. Рядом с Виолой стоял Финли Тиббеттс, которого явно тянуло к Лорен, как пчелу на мед. Скользя по ней своими синими глазами, он принялся разглагольствовать о последних тенденциях в живописи. Лорен молилась, чтобы Райан не повторил при Финли свою оценку картины Клайва.

– Не смогла отказать себе в удовольствии приобрести Холкомба! – Мутси устремилась к ним; ее голос был слышен, наверное, на противоположном берегу Темзы.

Финли уже успел представить Лорен наследницу процветающей торговой компании. Мутси меньше всего походила на коллекционера современного искусства, но Лорен уже много лет назад усвоила, до чего обманчива бывает внешность.

– Это и есть моя покупка! – Гордая Мутси указала на гигантский холст, перед которым все они стояли. – Разве не прелесть?

К кучке своих почитателей присоединился невесть откуда взявшийся улыбающийся Клайв. Пока Мутси восторженно хихикала, а остальные отпускали вежливые реплики, Райан наклонился к уху Лорен так низко, что, казалось, вот-вот укусит ее за мочку.

– Редкая дрянь!

– Объясните нам, пожалуйста, что означает это полотно, – попросил Клайва Финли, не сводя глаз с Лорен. Табличка на стене гласила: «Спуск в чистилище», но Лорен сомневалась, что кто-нибудь в силах прочесть название. Она говорила Виоле, что таблички слишком малы, а надписи на них слишком стилизованы. В следующий раз придется взять это на себя: таблички она сделает крупнее, а надписи выполнит простыми заглавными буквами.

– Это Феникс, возносящийся над прахом своей души! – торжественно провозгласил Клайв, ткнув пальцем в двухдюймовый комок краски в нижнем углу своего творения. Потом палец переехал на серые и грязно-зеленые мазки в центре. – А это – вечный поиск любви и недостижимого идеала…

– А я думал, что идеалы уже найдены и изображены на картине, – прошептал Райан на ухо Лорен.

Она делала вид, что не слышит его издевательских ремарок, надеясь, что его шепот не долетает до слуха остальных. Впрочем, все равно нетрудно было представить себе разгромную статью Финли, ставящую жирный крест на творчестве Клайва и на репутации галереи.

– Понимаю, – важно промолвил Финли, продолжая близоруко изучать сгустки краски. – Трансцендентное возрождение души, утверждение жизни…

Все, кроме Райана и Лорен, с готовностью закивали. Клайв торжествующе ткнул пальцем в ядовито-зеленое пятно, усеянное серыми брызгами.

– А вот и кульминация: возрождение духа!

– Зачем тогда было называть эту мазню «Спуском в чистилище?» – спросил Райан тихо, чтобы его расслышала одна Лорен.

Следовало поскорее увести их от картины, пока никто больше не прочитал табличку и не услышал Райана.

– Кто-нибудь будет на нашем ужине? – спросила Лорен.

Виола пригласила некоторых из присутствующих поужинать после выставки. Она считала, что показать избранным жилище Лорен – наилучший способ продемонстрировать, что у хозяйки галереи водятся деньги, и немалые. Ей очень хотелось, чтобы в Англии ее по-прежнему считали состоятельной вдовой.

– Я бы с радостью, но, получив приглашение, неверно рассчитал время и решил, что не получится, – сказал Финли, улыбаясь Лорен. – Я ответил отказом, о чем теперь сожалею.

– Что вы, и не думайте! – воскликнула Лорен, соображая про себя, уместится ли у стола еще один стул. – Вы окажете нам честь!

– Не забудьте пригласить и Мутси, – вставил Клайв.

– Конечно! – Лорен лучезарно улыбалась, хотя не представляла, где рассадит всех своих гостей: ведь Виола задумала официальный ужин с семью переменами блюд, и каждое место было отмечено именной карточкой. – Жду всех, как только закрою галерею.

Райан отстал от группы и задержал Лорен.

– Только не вздумайте утверждать, что вам нравится эта чепуха, – усмехнулся он.

– Вы же видели, даже Финли признал, что это незаурядная живопись! – отбивалась Лорен.

– Для Тиббеттса что содержимое собственных штанов, что Сальвадор Дали – все едино. Как, впрочем, и для Холкомба.

Лорен зажмурилась и потрясла головой. Оценка, при всей ее грубости, была безошибочной.

– Между прочим, – продолжал Райан, – дело не исчерпывается тем, что Холкомб не помнит названий своих картин. Вы заметили, что сама картина висит вверх ногами?

– Не говорите ерунду!

Вместо ответа Райан указал на левый верхний угол картины: там при некотором усилии можно было разглядеть размашистую роспись Клайва Холкомба – увы, действительно вверх ногами…

Виола провожала гостей, отъезжавших по одному от здания галереи. «Бентли» с шофером увез Мутси и вызвавшегося ее проводить Клайва на Беркли-сквер. Теперь можно было надеяться, что Мутси скупит самые неудачные картины из всей акриловой серии.

Виоле пришлось дожидаться своего «Ягуара», и она плотнее запахнула шиншилловое манто, спасаясь от моросящего дождика. Лорен задерживалась в галерее, и Виола решила сама съездить в ее квартиру, чтобы предупредить Кристиана Делтеля – шеф-повара из шикарного ресторана «Арлекин», – что гостей будет больше, чем предполагалось. Впрочем, еды, как и полагается, было заготовлено на десять процентов больше необходимого, и Виола не предвидела проблем.

– Очень опрометчиво! – раздался вдруг у нее за спиной низкий мужской голос. – Если прождете еще несколько минут машину – испортите мех. Давайте я вас подвезу. Я припарковал машину на противоположной стороне улицы.

Виола обернулась и увидела зеленые глаза Райана Уэсткотта.

– Большое спасибо.

Впрочем, это любезное предложение не вызвало у нее особого энтузиазма: она не знала, о чем с ним говорить. Райан, конечно, обладал неоспоримой мужской привлекательностью – его воинственный взгляд многие женщины считали неотразимым. Однако Виоле Райан всегда казался слишком прямолинейным, непредсказуемым, необузданным…

– А вам идут длинные волосы, – заявил он с обворожительной улыбкой, и Виола впервые поняла, что имеют в виду женщины, которые называют его ходячим соблазном. А почувствовав запах его лосьона после бритья, она подумала, что Райан, возможно, не такая уж деревенщина…

– Мужчинам нравятся длинные волосы, нравится представлять их рассыпанными по подушке… – продолжал он. – Коротких волос у женщин мы не любим: некуда запускать пальцы.

Виола не сочла возможным откликнуться на это излишне смелое замечание. В последние годы ей почему-то всегда попадались мужчины вроде Клайва, и она всякий раз брала на себя активную роль. Перед Райаном же Виола терялась, не знала, что ему нужно, но догадывалась, что ей с ним не справиться. Ведь она не справлялась даже с Клайвом.

– Я читал, что арендная плата за недвижимость в районе Беркли-сквер сравнялась с Сити. Вы не боитесь, что «Рависсан» от этого пострадает? Помещение снято надолго?

– Нам ничто не угрожает, – беззаботно ответила Виола, радуясь, что он сменил тему.

Конечно, ответ был лживый, и Райану Уэсткотту хватило ума, чтобы ей не поверить.

На всех улицах, прилегающих к Беркли-сквер, стоял стон, и «Рависсан», расположенный в нескольких футах от площади, не составлял исключения. Через год, когда истечет срок действующего арендного договора, владелец дома обязательно поднимет цену. Если к тому времени «Рависсан» не начнет приносить солидный доход, о возобновлении аренды нечего будет и мечтать.

– Вот и пришли, – сказал Райан, останавливаясь рядом со своей машиной и доставая из кармана ключи.

Виола выглянула из-под зонта и с трудом удержалась, чтобы не ахнуть. Минуту назад ей показались странными его слова о том, что он припарковался на противоположной стороне, но теперь она поняла, что Райан просто не мог найти место. На этот крошечный участок никто бы не рискнул втиснуться, а он запросто поставил свой черный, как ночь, спортивный «Астон-Мартин» бампер к бамперу с сияющим «Роллс-Ройсом».

Прежде чем вставить ключ в дверной замок, Райан подождал, когда погаснет зеленый огонек на приборной панели. Потом, постучав согнутым пальцем по стеклу, сказал:

– Полезай назад, Игги.

Маленькая, но упитанная собачонка с бурой шерстью, скорее всего беспородная, послушно удалилась на заднее сиденье.

Виола отдала Райану зонт и уселась в низкое кресло.

Ее восхитили шикарная внутренняя отделка машины и место водителя, больше похожее на кресло космонавта. Она решила, что эта машина, которая явно стоит подороже «Бентли» или «Роллс-Ройса», принадлежит не Райану, а его хозяину, Ти Джи Гриффиту.

Почувствовав, что собачка тычется мордой в ее локоны, Виола повернулась, чтобы ее приласкать, и неожиданно услышала хрюканье.

– Господи, да это поросенок!

Когда Райан отпер свою дверцу, загадочное животное уже успело перебраться на колени к Виоле, где устроило настоящий восторженный концерт.

– Перестань, Игги. Не безобразничай. – Райан уселся за руль и погладил свою любимицу. – Познакомься: Виола Лейтон. – Свинка коротко хрюкнула, как будто понимала человеческую речь. – Не бойтесь, Виола, Игги не кусается. – Он включил в машине свет. – Хотите ее погладить?

Виола неуверенно провела пальцами по голове животного. При свете она поняла, что ей на колени забралась все-таки не обычная вульгарная свинья. Рыльце у Игги было гораздо короче, хвостик не закручивался, кожа под шерсткой была не розовой, а коричневой, сама же шерстка – длинной и совсем как шиншилловый мех на Виоле. Размером Игги была с маленькую собачку комнатной породы.

– Она еще подрастет?

– Нет, Игги уже взрослая. Это миниатюрная декоративная порода, родом из Китая.

– А вы не боитесь, что она сжует в вашей шикарной машине обивку? И вообще все попортит…

– Нет, Игги воспитанная и очень аккуратная, для туалета у нее специальный ящик. Мы с ней даже вместе спим. – Он щелкнул пальцами, указал на место сзади, и Игги беспрекословно повиновалась.

Виола попыталась представить себе роскошную блондинку – о Райане говорили, что подобные женщины всегда липнут к нему, – в сочетании с Игги. Видимо, молва не ошибается: у Райана Уэсткотта действительно не все дома.

– Почему она так усердно меня нюхает? – спросила Виола, не выдержав назойливого любопытства этого потешного существа.

– Интересуется вашим манто. Считает, наверное, что на него пошла целая ферма ее родственников. А может быть, ищет шоколадку. Она к ним неравнодушна.

Райан включил зажигание, и мотор нетерпеливо взревел. Виола не могла не усмехнуться, когда машина молниеносно катапультировалась из узкого пространства между двумя дорожными мастодонтами. Будь те одушевленными существами, их заела бы зависть. Скорость была такой сумасшедшей, что Виола зажмурилась и зашептала молитву. Игги, наоборот, приветствовала лихачество хозяина довольным визгом.

В один из кратких промежутков между поминаниями Святой Девы Виола все же сумела назвать Райану адрес Лорен на Гросвенор-сквер. Уже спустя несколько минут, пронесшись по залитым дождем улицам, машина замерла в указанном месте, оглушив всех вокруг визгом антиблокировочных тормозов.

– А для меня на вашем званом ужине найдется местечко? – спросил Райан, поглаживая Игги, которая устроила свое короткое рыльце у него на плече.

– Конечно! – Виола знала, что появление Райана произведет сенсацию: он редко бывал на публике с тех пор, как Гриффит едва не погиб от взрыва бомбы.

– Я съезжу с Игги к американскому посольству, чтобы она испачкала им тротуар, и тут же назад, – сказал Райан, проводив Виолу к подъезду.

– Молодчина! – похвалил Райан Игги, которая переместилась на сиденье рядом с ним, и потрепал ее по голове. – Хорошо себя вела.

Игги тихо хрюкнула, не сводя с хозяина кротких карих глазок. Райан включил радио и под звуки тяжелого рока помчался к белеющему неподалеку бетонному кубу американского посольства. Там он поискал глазами полицейских, охраняющих здание, но никого не нашел: видимо, они находились с противоположной стороны фасада. Тогда он приоткрыл дверцу машины.

– Вперед, Игги. Угости янки кусочком Холкомба!

Пока Игги карабкалась по серым каменным ступеням, Райан размышлял о Лорен Уинтроп – любительнице изящных искусств и обладательнице классических черт лица. Не соответствовали классическому стандарту разве что ее губы – слишком полные и чувственные. Такие губы будят в мужчинах фантазию – во всяком случае, у него самого фантазия разыгралась не на шутку. Он был готов поклясться, что встречал ее раньше. Вот только где?

Из-за угла вышли двое охранников. Райан распахнул дверцу машины пошире, свистнул, и лохматая свинка, выдыхая на бегу облачка пара, поспешно вернулась в салон. Райан потянулся за полотенцем, но едва он успел набросить его на Игги, как зазвенел телефон.

– Алло?

– Я думал, вы проведете вечер в «Крокфордз», – сказал Питер Стирлинг.

– Что-то мне сегодня не хочется играть. – Этим объяснение ограничилось. Райан знал, что британская разведка неусыпно следит за ним, и любил подбросить ей проблем. – Что новенького у Барзана?

– Он отправил в Лондон своего человека. Будьте настороже: удар по Гриффиту может быть нанесен в любой момент.

Райан прижал телефон к уху плечом, чтобы как следует вытереть свою любимицу.

– Как его зовут? Приметы?

– Нам о нем ровно ничего не известно.

– Вот бездельники! У израильтян уже были бы его фотографии, а Ми-5, как всегда, не торопится! Целых три года мы готовимся взять след Барзана, как только он сделает следующий ход, и что я от вас слышу? Что его человек прибыл наконец в Англию… Как мне прикажете поступить? Устроить прием и пригласить все население островов?

– Организация Барзана абсолютно непроницаема. И все-таки нам удалось внедрить в нее своего агента – к сожалению, не на стратегическом участке, но лучше хоть так, чем совсем ничего. Теперь вам придется удвоить бдительность: Барзан наверняка попытается добраться до Гриффита через вас. Другого способа у него все равно нет.

– Это точно!

Скрипнув зубами, Райан швырнул полотенце на заднее сиденье. Ему совершенно не улыбалась роль приманки – он никогда не считал себя «рыцарем плаща и шпаги». Если бы он не был многим обязан Гриффиту, то сбежал бы сразу после взрыва. Любой здравомыслящий человек на его месте так бы и поступил.

– Теперь будете выходить на связь с нами дважды в день и сообщать обо всем необычном. Главное – вести себя естественно… – Питер помялся, так как с трудом, представлял, какое поведение считает естественным Райан Уэсткотт. – Они не должны догадаться, что у вас возникли подозрения. Пока не заметили ничего необычного?

Немного подумав, Райан решил не рисковать:

– Сегодня я встретил женщину, которую определенно видел раньше. Вот только не припомню, хоть убейте, где и когда.

– Вот как? – Стирлинг помолчал, и Райан слышал, как он пыхтит трубкой, обдумывая услышанное. – Как ее зовут? Посмотрим, нет ли на нее чего-нибудь в компьютере.

– Лорен Уинтроп, – ответил Райан, уже ругая себя за то, что проявляет к Лорен излишнее любопытство. Ведь зачем он напросился на этот чертов ужин? Чтобы слушать бредни Тиббеттса о современном искусстве? Нет, только не это! Уж признайся самому себе, дружище: она тебя заинтересовала.

– Есть, но немного, – снова раздался голос Стирлинга. – Голубоглазая блондинка. Бегло говорит по-японски и по-французски. Отец – американец, служил дипломатом, умер двадцать два года назад. Мать – англичанка, вторично вышла замуж за Руперта Армстронга.

– Вот оно что, черт побери! Недаром мне показалось, что мы знакомы! – Райан победно захохотал, и Игги со страху полезла к нему под пиджак. – Лорен – вылитая мамаша, Каролина Армстронг.

Разумеется, Лорен была моложе, но сходство все равно бросалось в глаза. А не узнал он ее, очевидно, из-за прически: Лорен забирала волосы в тугой узел на затылке, Каролина же предпочитала классическую длинную стрижку «под пажа».

– При чем тут Каролина Армстронг?

– Ти Джи когда-то был от нее без ума. – Райан не стал уточнять, что Каролина морочила Гриффиту голову и не собиралась уходить от Руперта Армстронга. Фигурировать в «Справочнике дворянства» вместе с другими бездельницами было для нее важнее, чем любовь такого человека, как Ти Джи Гриффит, самостоятельно выбившийся в люди… Одним словом, стерва. Но Ти Джи ни к кому не был так привязан, как к ней.

– Интересно… Странно, что мы об этом ничего не знаем.

– Об их связи было известно только мне.

– Вы уверены? – недоверчиво спросил Стерлинг.

– Совершенно. Каролина не стала бы об этом болтать. Для нее не было ничего страшнее, чем потерять Армстронга.

– Вы с Ти Джи никогда не встречали Лорен в Марракеше?

– Никогда. Каролина Армстронг даже ничего не говорила о своих детях. Я всегда полагал, что с ними какие-то проблемы – наркотики или что-нибудь в этом роде. Когда мы с Ти Джи познакомились с Армстронгами, детей в Марракеше уже не было.

– Любопытно… – протянул Стирлинг, пыхтя трубкой.

– Что еще есть в компьютере про Уинтроп? – спросил Райан, удивляясь, почему она вызывает у него такой интерес.

– Она изучала живопись в Сорбонне. Сейчас копнем поглубже…

Райан терпеливо ждал. Он не знал, имеет ли Ми-5 доступ к банкам данных Интерпола и ЦРУ, но спрашивать не стал. Сотрудничая с британской разведкой по делу Барзана, он все равно оставался для нее чужим. Ми-5 всегда доводила до его сведения только строгий минимум информации, и это не могло не раздражать Райана, привыкшего к главным ролям.

– Сущие крохи, – послышалось в трубке. – Родилась в Лондоне, но жила в Японии, пока не умер отец. Вернувшись сюда, Каролина снова вышла замуж и переехала с детьми в Марракеш, где у Армстронга экспортный бизнес. А вот это странно: Лорен в отличие от большинства детей из состоятельных семей не посылали учиться в Англию или Швейцарию. Она посещала французскую школу в Марракеше, а потом… Еще одна странность: так и не доучилась!

– Как же она оказалась в Сорбонне?

– Наверное очень хорошо сдала вступительные экзамены. В этом случае можно обойтись и без свидетельства о среднем образовании… Ого! В двадцать три года она вышла за Осгуда Уинтропа, которому было тогда семьдесят лет!

– Денежный мешок?

– Как будто нет… Пара скромно жила в Париже, содержала небольшую галерею, где экспонировались акварели. Муж умер, почти ничего ей не оставив. Она переехала в Нью-Йорк, поселилась у женатого брата. Когда жена брата умерла от рака, он заболел, и Лорен пришлось содержать его, работая в ночном клубе для богатых японских бизнесменов.

– Почему же она бросила эту работу? У нее появились деньги?

– Похоже, муж перед смертью сделал вложение в недвижимость в Майами. Очевидно, это вложение в какой-то момент стало приносить большие дивиденды. На них Лорен смогла переехать сюда и принять участие в деятельности галереи.

– Понятно, – невесело сказал Райан и отключил телефон.

«Видимо, искусство для нее – всего лишь возможность вращаться в свете, – думал он, глядя в мокрую темень. – Где, как не в этом кругу, нащупать выгодного жениха? Дочка определенно пошла в мамашу…»

Когда Райан припарковал машину и поднялся к Лорен, вечеринка уже была в самом разгаре. В холле пентхауса Райан обратил внимание на мраморный пол и позолоченные кресла в стиле регентства. В том же французском стиле была выдержана и остальная квартира. Райан знал, что этот стиль принято связывать с Людовиком, только не мог припомнить, с которым. Недаром хозяйка этих хором много лет прожила во Франции.

Отвечая кивками на приветствия, он протиснулся к бару и заказал свой излюбленный двойной джин «Будлз» со льдом, а потом побрел по холлу в сторону роскошной гостиной, где хлопотали официантки в белых передниках. Его внимание привлекли два высоких зеркала в испанском стиле в восьмиугольных рамах с барочными хрустальными украшениями. Судя по всему, Лорен пошла в мать и в этом: без счета швыряла деньги на ветер.

Потягивая джин, Райан заглянул в библиотеку, где тоже трудилась прислуга, расставляя перед огромным диваном удобные кресла. Над резной каминной доской, украшенной купидонами, посылающими друг другу воздушные поцелуи, висело другое старинное зеркало.

Пока что он не заметил во всех этих роскошных апартаментах ни одной картины. Удивительно, ведь здесь обитает сотрудница художественной галереи! У него сложилось странное впечатление о ее вкусе: откуда такой пиетет по отношению к гильотинированным неудачникам и художественному наследию их эпохи?

Коридор тоже был увешан зеркалами, напоминая Версаль. Дверь в одну из спален оказалась приоткрытой, и оттуда до Райана донесся голос, который нельзя было спутать ни с одним другим. Принадлежал он Мутси Маккалистер.

– Скорее, скорее! – стонала она.

Сцена за дверью отразилась в одном из зеркал, и Райан не мог не признать, что они развешаны очень кстати… Ядовито-зеленая юбка Мутси была задрана на уровень колоссальных грудей, колготки, наоборот, находились в районе лодыжек. Райан узрел черные курчавые заросли в месте стыка слоноподобных ляжек – и неутомимую артистическую руку Клайва Холкомба. Как выяснилось, его вкус по женской части был не менее ущербен, чем его живопись…

Райан зажал двум пальцами нос и пропищал противным голоском:

– Ужинать подано!

Довольный своей невинной шалостью, он двинулся дальше по коридору и через двойную дверь проник в спальню, принадлежавшую, как видно, самой Лорен. Хрустальная люстра озаряла бескрайнюю завесу синего шелка, скрывающую окна, и огромную кровать – пережиток эпохи Террора. На стене, обитой шелком, тоже сверкало зеркало. Не иначе дамочка склонна к самолюбованию…

Райан не отказал себе в удовольствии заглянуть в ванную, облицованную мрамором и увеличенную зеркалами до бесконечности. По соседству находилась гардеробная. Здесь зеркало занимало уже всю стену, от пола до потолка, и было подсвечено скрытыми светильниками. Райан приоткрыл дверцу бездонного платяного шкафа. Одежда была рассортирована по цветам и в большинстве сохранила ценники. Единственным предметом, которым, судя по всему, пользовались, была фиолетовая ночная рубашка с ярлычком «Янкиз».

На обратном пути Райан чуть не пропустил обитую шелком дверь, ведущую на крышу, в оранжерею. Он осторожно приоткрыл ее и, оказавшись в темноте, долго шарил рукой по стене, пока не нащупал выключатель.

Лорен сидела на диване с тарелкой на коленях, внимая монологу Финли Тиббеттса о первобытных мотивах в современном искусстве. Мутси и Клайв о чем-то шептались в углу гостиной. Виола беседовала с репортером из «Гэллериз», но то и дело бросала взгляд на Клайва. Ее голос и улыбка казались сейчас нестерпимо фальшивыми.

– Пойду припудрю нос, – объявила Мутси всем присутствующим и устремилась к двери, зажав под мышкой золотую сумочку от Юдит Лейбер.

«Кому какое дело, куда она идет? – подумала Лорен, провожая ее взглядом. – Лучше бы Мутси занялась не своим, все равно безнадежным носом, а безобразно перекрученными колготками».

Встретившись глазами с Райаном Уэсткоттом, Лорен тут же отвернулась, однако успела заметить, что к нему подошла какая-то незнакомая брюнетка. Райан под руку с брюнеткой покинул гостиную, и Лорен облегченно перевела дух: он весь вечер посматривал на нее, не скрывая неприязни. Лорен не могла понять, чем вызвана эта неприязнь, и расстраивалась, что не угодила одному из немногих людей, способных помочь ей возродить «Рависсан»…

Немного погодя, направившись к буфету за десертом для Финли, Лорен опять столкнулась с Райаном.

– Вы не хотели бы пойти взглянуть на Мутси и ее «тутси»? – спросил он тихо.

4

– Какое мне дело до обуви Мутси? – нахмурилась Лорен: она надеялась, что уже избавилась от этого бесцеремонного гордеца, чересчур острого на язык.

– Видите мужчину у окна? – Райан усмехнулся, словно знал нечто, неведомое ей.

– Вижу. Кто это?

– Найджел Демпстер. Слыхали о таком? – Лорен утвердительно кивнула: автор скандальных новостей был знаменитостью. – Так вот, Демпстер создал себе имя, облив грязью леди Аннабелу, жену владельца одного ночного клуба. Он утверждал, что она беременна от некоего известного финансиста, а не от собственного мужа.

– Не люблю сплетни, – отрезала Лорен, недоумевая, какое это имеет отношение к Мутси.

– Я тоже, но мы с вами в меньшинстве. Демпстер обязан пять раз в неделю находить материал для своей колонки. – Райан снова усмехнулся. – Уверен, он с радостью рассмешит своих читателей новой историей про Мутси и ее «тутси». Дело в том, что сейчас она у вас в оранжерее.

Лорен сорвалась с места. Что она там делает?! Оранжерея была персональным убежищем Лорен. Она поддалась на уговоры Виолы снять эту шикарную квартиру только потому, что пленилась оранжереей. Даже в самые пасмурные дни через стеклянную крышу-купол оранжерею заливал свет. Оформление квартиры было доверено Виоле, нанявшей дизайнера, с которым Лорен даже ни разу не встретилась, и только оранжереей она занималась самостоятельно, превратив ее в мастерскую. Пока что у нее хватило времени только на несколько набросков углем, однако она мечтала снова всерьез заняться живописью.

Не обращая внимания на Райана, идущего за ней по пятам, Лорен ворвалась в кабинет, откуда тоже можно было попасть в оранжерею, и тут же остановилась как вкопанная. Райан налетел на нее и чуть не сбил с ног.

Оранжерея-мастерская была залита светом, как театральная сцена; происходившее там представало как на ладони любому, кто находился в кабинете или в спальне Лорен. Мутси развалилась в плетеном кресле, попирая голыми ногами мольберт Лорен и сжимая коленями голову Клайва.

– Художник в процессе творчества, – прокомментировал Райан шепотом. – Я уже однажды пытался их остановить, но…

– Боже! – Лорен отвернулась от безобразного зрелища. Как может Клайв так поступать с Виолой после всего, что она для него сделала?! – Пойдемте отсюда. Я…

– Негодяй! Мерзавец! – раздался вдруг чей-то громкий голос.

Из спальни Лорен в оранжерею метнулась Виола. Одно движение руки – и на злополучную голову Клайва был выплеснут бокал шампанского. Видимо, досталось и Мутси, потому что она резко опустила ноги на пол, обрушив мольберт. Макушка Клайва пострадала еще раз.

Райан втолкнул Лорен в оранжерею в тот самый момент, когда Мутси исторгла громогласное: «Стерва!», и в ближних районах Лондона от ее визга наверняка прибавилось глухих.

– Зачем тебе эта потаскуха? – трагически воскликнула Виола. – Ты что, забыл фотографию в «Сац»? Ее ведь уже однажды арестовали вместе с каким-то регбистом за разврат на ступеньках музея Виктории и Альберта!

– Стерва!!! – знай себе голосила Мутси, но Виола не обращала на нее внимания.

– Убирайся прочь, ничтожество! – Она с горькой улыбкой кивнула на Мутси. – Она твоя со всеми потрохами.

Лорен подобрала с пола туфли Мутси и подала их ей вместе с сумочкой.

– Выметайтесь отсюда оба! – прикрикнула она на Клайва. – Через черный ход!

Мутси вывалилась из оранжереи, но напоследок бросила Виоле совсем как уличная девка:

– Что, слабо удержать мужика?

– Он не стоит твоего мизинца, – сказала Лорен Виоле, когда они остались в оранжерее втроем.

– Знаю… – Виола всхлипнула, по ее щекам покатились слезы, оставляя промоины в слое румян.

– Возвращайтесь к гостям, Лорен, – сказал Райан. – Не нужно, чтобы кто-то еще застал Виолу в таких растрепанных чувствах. Я о ней позабочусь.

Выбежав в коридор, Лорен наткнулась на Финли Тиббеттса и весьма привлекательного джентльмена, которого раньше не встречала.

– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил Финли.

Лорен помотала головой и изобразила безмятежную улыбку.

– Вот и славно. Познакомьтесь: Росс Бенсон из «Дейли экспресс». Он заглянул всего на пару минут. Расскажите ему о своих планах расширения галереи.

Гости разошлись, допив старый марочный портвейн. Приглашенные официанты вернули квартире видимость первоначального порядка. Оранжерея, где разразился пошлый скандал, опустела. В гостевом гардеробе осталась висеть шуба Мутси из русской рыси, крашенной в зеленый цвет.

– Вы удовлетворены, мадам? – спросила Селма, горничная, нанятая для Лорен Виолой.

– Да, спасибо. Спокойной ночи.

Она улыбнулась пожилой горничной со старомодной прической времен Второй мировой. Внезапно ей стало так одиноко, как не было уже много лет. В такие моменты поднять ей настроение был способен один-единственный человек. Лорен вернулась в свою комнату, набрала код международной связи, а потом – номер Пола.

Только бы брат оказался дома! Сейчас он был ей нужен позарез. Лорен долго слушала длинные гудки, а когда уже собиралась положить трубку, вдруг раздался характерный негромкий щелчок, словно кто-то воспользовался параллельным аппаратом. Неужели Селма ее подслушивает? Зачем?

Лорен нехотя положила трубку, медленно разделась и аккуратно убрала одежду, хотя знала, что Селма считает это своей обязанностью. Потом надела ночную рубашку «Янкиз», распустила и расчесала волосы. Несмотря на суматошный день, ей совсем не хотелось спать. Наоборот, она вдруг почувствовала, что не может больше находиться в этой квартире, где все такое чужое и нет ни одной родной души.

Лорен решительно распахнула шкаф и достала шубку из баргузинских соболей. Эту шубку навязала ей Виола, твердя, что без «серьезного» меха она ни от кого не добьется серьезного отношения к себе. Вынимая из сумки ключи, Лорен решила прихватить заодно телефонную карточку, чтобы перезвонить Полу из автомата. Лучше обсудить свои дела, не беспокоясь, что их могут подслушивать.

Лорен на цыпочках вышла в холл, где дремал швейцар, утомившийся после бестолковой вечеринки, а оттуда – на улицу. Дождь прекратился, лохматые облака немного расступились, позволив покрасоваться полной луне. Лорен закуталась в мех, перебежала через улицу и направилась к Гросвенор-сквер, охраняемой каменным Франклином Рузвельтом. Обогнув парк, она оказалась напротив здания, в котором генерал Эйзенхауэр планировал военную кампанию против нацистов. В присутствии двух таких знаменитостей все ее проблемы вдруг показались ей мелкими и незначительными. Все – кроме здоровья брата…

Увидев две телефонные будки, Лорен остановилась, нащупала в кармане телефонную карточку и, войдя внутрь, набрала номер брата.

– Здорово!

Это было абсолютно несвойственное Полу приветствие, и Лорен решила, что, наверное, попала не туда.

– Извините…

– Лорен, это ты?

– Пол? Никак не могла тебе дозвониться. Где ты был?

– Чинил крышу.

– У нас протекает крыша? Впрочем, ничего удивительного…

– Не у нас, а у соседки, – ответил Пол, и Лорен почувствовала, что брат улыбается. – У Джиты Хелспет.

– Джита Хелспет?! – Лорен сразу представила себе фигурки из стекла, благодаря которым эта молодая художница завоевала мировую славу. – Она живет по соседству?

– Представь себе! Гоняет на «Хонде» с наклейкой на бампере: «Чего только не бывает!» Кстати, мудрая мысль! Джита разведена, живет с двумя детьми. Сначала они побеждали меня в «Нинтендо», но я научился у них выигрывать, когда купил самоучитель. – Пол засмеялся, и впервые с тех пор, как Марси поставили диагноз «рак», Лорен расслышала в его смехе веселье. – Как дела в «Рависсане»? Полный триумф?

– Более или менее. – Собравшись с духом, она спросила: – Тебе нравится Джита? – Ответом ей было гробовое молчание.

– Тебе не в чем себя винить, – прошептала Лорен, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. – Марси тебя не осудила бы. Вспомни, когда жить ей уже оставалось недолго, она твердила тебе, чтобы ты не отказывался от счастья, чтобы продолжал жить…

– Мне с ней хорошо. Она совершенно не похожа на Марси. Не знаю, что из этого получится.

Лорен испытала огромное облегчение. Пол идет на поправку!

– Я рада. – Она смахнула со щеки слезинку и поправила растрепанные волосы.

– Ты в порядке, сестренка?

– Все отлично, – соврала она. Зачем нагружать его своими проблемами?

– Нет, что-то не так, я чувствую по голосу.

– Ничего серьезного, честно! Просто я познакомилась с одним человеком, который мог бы мне помочь в делах галереи… А он, представь, с первого же взгляда меня возненавидел.

– Глупости! Не родился еще мужчина, способный тебя ненавидеть.

– Родился – и довольно давно. Я чувствую, что Райан Уэсткотт сильно осложнит мою жизнь.

– Ничего, ты его очаруешь, как всегда очаровывала всех мужчин. – Через Атлантический океан до Лорен донесся его смех.

Она пообещала позвонить через неделю, попрощалась и повесила трубку. Потом прижалась лбом к стеклу телефонной будки. Какое счастье, что Полу стало лучше!

Райан сбавил ход и бесшумно затормозил. Неподалеку в телефонной будке стояла стройная женщина с распущенными волосами. Он сразу узнал Лорен. Горничная сказал ему, что она вышла прогуляться, а она, оказывается, звонит по телефону? Среди ночи, из будки…

Он вылез из низкого «Астон-Мартина», на всякий случай огляделся и зашагал по булыжной мостовой к телефонной будке. Лорен стояла к нему спиной, но он видел, что она не звонит, а тихонько плачет, прижавшись лбом к заляпанному стеклу.

– Что случилось? – спросил он, открыв дверь будки.

Лорен испуганно обернулась и ахнула, увидев Райана. В свете луны ее заплаканные глаза искрились, обычно убранные в строгий пучок волосы были рассыпаны по плечам. Лорен выглядела сейчас очень молодой и волнующе женственной. Неужели это она задирала перед ним нос у себя в галерее, с ходу причислив его к своим поклонникам? Ему даже захотелось посочувствовать ей – редкостное желание!

– Не плачьте. Неужели все так плохо? Расскажите мне, что случилось.

Райан положил руку ей на плечо. Было невероятно приятно касаться ее мягких пышных волос. Лорен попробовала отстраниться, но он притянул ее к себе и вытер большим пальцем слезинки с ее щеки. Близость ее губ была невыносима, сияющие синие глаза встретились с его глазами. Райан медленно погрузил пальцы ей в волосы, не отрывая взгляд от ее глаз.

Оба замерли, еще не соприкасаясь губами. Потом рука Райана легла на ее затылок, и Лорен совершенно машинально обхватила его за шею.

Сначала он целовал Лорен нежно, упиваясь вкусом ее слез, но постепенно поцелуй становился все более настойчивым. Язык Райана раздвинул ее губы и жадно проник в рот; его руки скользили по спине Лорен, но проклятый мех не позволял по-настоящему прикоснуться к ней. Наконец Райан со стоном распахнул ее шубку – и на мгновение замер. Черт побери, надо же ей было залезть в телефонную будку в одной ночной рубашке!

Лорен попыталась выскользнуть из его объятий, но не тут-то было. Кончик его горячего влажного языка коснулся ее уха, скользнул по шее…

– Что ты делаешь?.. – сдавленно прошептала Лорен.

– Пытаюсь осушить твои слезы.

Его губы опять нашли ее губы и теперь впились в них с жадностью. Язык опять ворвался ей в рот, руки подбирались к груди. Обоим стало невозможно дышать. Наконец рука Райана легла Лорен на грудь и крепко сжала ее, большой палец умело затеребил напрягшийся сосок…

– Не надо!

Лорен вывернулась, прервав поцелуй, но Райан не послушался. Одной рукой он прижимал ее к себе, другой продолжал ласкать ей грудь. Большинство женщин сначала лепечут «нет», просто чтобы не показаться легкодоступными.

Но у Лорен это, похоже, не было притворством: Райан вдруг почувствовал, что она превратилась в камень. Он взял ее крепкими пальцами за подбородок.

– Только не говори, что тебе не хочется, чтобы я тебя целовал.

Она отвернулась, волосы опять упали ей на лицо.

– Мне не хочется, чтобы ты меня принуждал. – Принуждал? Да она, наверное, просто не знает истинный смысл этого слова. Ну, конечно, ведь она была замужем за стариком! Очевидно, ей приходилось лезть из кожи вон, чтобы его расшевелить… А вообще-то, зачем ему эта головная боль? Яблоко от яблони недалеко падает: мамаша была хитрой стервой, и эта, наверное, вся в нее.

Райан решил, что сейчас, в его положении, ему совершенно ни к чему связываться с женщиной. И все-таки, когда Лорен побежала от него в сторону Гросвенор-сквер, он, противореча себе, нагнал ее и схватил за руку.

– Позволь, я отвезу тебя домой.

Она вырвала у него руку, но не бросилась наутек.

– Что случилось? Почему ты плакала?

– От счастья.

От счастья? Ну и дела! Наверное, он так никогда и не поймет женщин.

– Может, объяснишь?

– У моего брата появилась женщина.

Реветь из-за интимных дел брата?! Райан смотрел на нее с таким изумлением, что Лорен действительно решила объяснить:

– Пол дважды пытался покончить с собой. Он очень любил жену, а она умерла. Надеюсь, теперь он снова влюбился.

Как прикажете на это реагировать? Райану показалось очень странным, что дочь Каролины Армстронг способна на подобные чувства. Ее матушка, насколько он знал, была абсолютно чужда сантиментов.

– Меня тут заждались, – заметил Райан, подведя Лорен к машине.

Проверив, мигает ли зеленый огонек на приборной доске, он привычно огляделся, прощупав зорким взглядом, как радаром, темноту ночного города.

Лорен наклонилась к окну машины и вскрикнула от неожиданности: она увидела Игги, которая прижалась пяточком к стеклу.

– Ой, да у тебя тут китайская свинка! У одного моего нью-йоркского знакомого тоже была такая. Он несколько месяцев ждал, пока ее привезут, и заплатил за нее массу денег. – Она оглянулась на Райана. – Впусти меня к ней поскорее!

Пока он обошел машину и устроился в водительском кресле, Лорен уже успела схватить Игги на руки.

– Что это она вынюхивает? Как ее зовут? Ой! – Игги уже распахнула своим рыльцем шубу Лорен и тыкалась ей в ночную рубашку.

– Ее зовут Пигассо, сокращенно – Игги. Обоняние у нее раз в пять тоньше, чем у собаки. Ее французские родственники обычно ищут трюфели. Может, ей понравились твои?

– Нет, серьезно! – Лорен улыбалась открыто и простодушно; не было и следа той фальшивой улыбки, которая так не понравилась Райану, когда они знакомились. – Что ее заинтересовало?

«Твои груди работы Фрэнка Ллойда Райта», – чуть было не ответил он.

– Ничего. Просто она с тобой знакомится. – Игги, похрюкивая, уткнулась рыльцем в разрез у Лорен на рубашке, и Райан подумал, что у его свинки недурной вкус. – Или ее привлекают твои духи.

Райан вставил ключ в замок зажигания, но не завел машину, потому что увидел, как внимательно Лорен смотрит на его кольцо с леопардовой головой.

– Ты замужем? – спросил он, опережая ее расспросы.

Немного поколебавшись, Лорен ответила, прижимая к себе Игги:

– Вдова.

Райан давно заметил у нее на руке широкое обручальное кольцо. Странно: Осгуд Уинтроп лег в могилу много лет назад, а она по-прежнему носит подаренное им кольцо. В пылкую любовь молодой женщины к семидесятилетнему старику Райан не мог поверить при всем желании.

Он запустил двигатель и помчался к Гросвенор-сквер. Лорен увлеченно ворковала с Игги и не обращала внимания на бешеную скорость. «А ведь, пожалуй, это все, что мне нужно», – неожиданно подумал Райан. – Быстрая машина и женщина, не задающая вопросов!»

– Спокойной ночи, Игги, – сказала Лорен, когда Райан подвез ее к дому и распахнул дверцу. – А кстати, почему ты вернулся? – спросила она уже в лифте.

Черт, он совсем забыл про Виолу!

– Виола просила передать тебе, что она уехала в Париж. Ей захотелось сменить обстановку.

Лифт остановился. Райан забрал у Лорен ключ и сам отпер дверь. Она не приглашала его зайти, но он последовал за ней без спросу, и Лорен не возражала. На ее лицо вернулось задумчивое выражение – с таким же выражением она говорила о брате.

– Не беспокойся за Виолу: без него ей будет только лучше. – Райан усмехнулся. – Согласись, Мутси и Клайв разыграли для нас забавный спектакль. Демпстер сделал бы из этого конфетку, если бы увидел.

Оба припомнили идиотскую сцену и дружно прыснули.

– А ее действительно арестовали на ступеньках музея? – спросила Лорен.

– Представь себе! Мутси – мастерица бросать вызов обществу.

– Спасибо за помощь. Не знаю, чем бы все кончилось, если бы не ты. Росс Бенсон и Найджел Демпстер уже направлялись в оранжерею. Если бы они увидели Мутси и Клайва…

Райан небрежно пожал плечами:

– Еще один скандал – и с вашей галереей было бы покончено. Вам следует тщательнее отбирать художников.

– Сама я никогда не выставила бы работы Клайва. Но у меня не было выбора: он уже числился у Виолы в графике. – Лорен задумчиво помолчала, потом снова повернулась к нему. – Ты, наверное, слышал о прошлогоднем скандале с поддельными картинами. Интересно, ты стал бы после этого рекомендовать мистеру Гриффиту кого-нибудь из художников, выставляющихся в «Рависсане»?

– Думаю, что не стал бы. Если вы снова найдете неизвестные работы какого-нибудь мастера и будете выставлять их, изучите предварительно историю вопроса. Еще один провал – и «Рависсану» придет конец.

– Однажды в Нью-Йорке я видела поддельного Сальвадора Дали. Он вообще легко ставил свои подписи на чистой бумаге, а теперь всякие проходимцы малюют на них невесть что и заявляют, что это подлинники Дали.

– Именно поэтому его оригиналы со временем не подорожали. Конечно, они по-прежнему приносят миллионы, но не так много, как могли бы. Если бы он позаботился о защите своих авторских прав, оригиналы его работ стоили бы сейчас астрономические суммы. Пусть это станет для вас уроком.

– Мы усовершенствовали систему проверки. Больше это не повторится.

– Боюсь, все не так просто. Насколько я знаю, полиция до сих пор расследует историю с подделками. Виола считает, что смерть ее мужа не была случайностью. Она подозревает, что Арчер собирался рассказать властям, кто за всем этим стоял, вот ему и заткнули рот.

– Ты в это веришь? – спросила Лорен, удивляясь, почему Виола не делилась своими опасениями с ней.

– Все возможно. Такие подделки приносят миллиарды долларов в год. Обычно, когда речь идет о таких бешеных деньгах, преступники ни перед чем не останавливаются.

– Спасибо за предупреждение. Впредь буду осторожнее.

– Лорен… – Райан взял ее за плечи и внимательно посмотрел в хрустально-голубые глаза. – А ведь я не ошибся. Мне недаром показалось, что твое лицо мне знакомо. Ведь ты – дочь Каролины Армстронг!

Она отшатнулась, на лице ее появилось недоуменное выражение.

– Откуда ты знаешь мою мать?

– Я встречал ее в Марракеше – давным-давно. – Райан не стал развивать эту тему.

– Я не виделась с матерью уже больше семнадцати лет, – негромко произнесла Лорен.

– Почему?

– А вот это тебя не касается!

– Клайва Холкомба, пожалуйста, – сказала Лорен слуге, который взял трубку в доме Мутси Маккалистер на Ратланд-Гейт.

– Мистер Холкомб еще не вставал, – прогнусавили на том конце провода.

– Передайте ему, что звонила Лорен Уинтроп. Если он не заберет свои полотна до шести вечера, я пожертвую их Обществу содействия лицам, временно лишившимся жилья.

Она повесила трубку, посмотрела на снятые со стен картины Холкомба и подумала, что благотворительная организация сможет заработать хотя бы на рамах и холстах.

Расхаживая по опустевшей галерее, она вспоминала Райана Уэсткотта, его ласковую руку, украшенную кольцом с головой леопарда. Как трогательно он утирал ей слезы при свете луны… Сейчас Лорен не могла объяснить, почему позволила ему целовать ее. Видимо, телефонный разговор с Полом выбил ее из колеи. Обычно она сторонилась таких мужчин, как Райан. Скорее в ее вкусе был Финли Тиббеттс – изящный и обходительный, как ее покойный супруг…

Но из-за чего, собственно, переживать? Новые встречи с Райаном ей вряд ли угрожают: его явно шокировала ее черствость, нежелание иметь дело с родной матерью. Стоило ей заявить, что его не касаются ее отношения с матерью, – и Райан был таков. Но она сознательно вытравила события в Марракеше из памяти и не хотела, чтобы все ее достижения пошли прахом. Теперь ей казалось, что всего этого на самом деле не было. Пускай так и остается. Навсегда.

Лорен яростно боролась с афишей выставки Клайва Холкомба – ей никак не удавалось вытащить ее из витрины галереи. Она так увлеклась, что не обратила внимания на мужчину, который терпеливо стоял на тротуаре и наблюдал за ней. Наконец он не выдержал и постучал пальцем по стеклу.

Лорен вздрогнула и обернулась. С улицы на нее смотрел своими бледно-голубыми глазами альбиноса Дэвид Маркус.

Лорен допускала, что некоторые женщины находят его привлекательным, но сама не входила в число поклонниц Маркуса. В его обществе она всегда испытывала непонятную тревогу, а сейчас и вовсе смутилась. По понедельникам галерея была закрыта для посетителей, поэтому она оделась по-рабочему, волосы кое-как собрала на затылке и почти не накрасила лицо.

– Привет! – сказал Дэвид, одобрительно поглядывая на ее майку и потертые джинсы. Он не мог не отдать должное груди Лорен, хотя всегда предпочитал гораздо более юных женщин. – У меня встреча тут неподалеку. Решил заглянуть, узнать, как дела. Как прошла выставка?

– Отлично! – бодро ответила Лорен, заметив, что он смотрит на свалку из картин на полу. – Один коллекционер скупил сразу все.

– Вот это да! Барзан будет доволен. Кто же этот ценитель?

– Мутси Маккалистер. – Ее тон подразумевал, что Дэвид обязан знать это имя.

– Кто это?

– О, Мутси скоро станет величиной в мире живописи. О ней много пишут местные газеты.

– Хорошее начало!

– А еще на выставке побывал Райан Уэсткотт, представитель Гриффита.

Дэвид уселся в белое кожаное кресло и подумал, что Барзан, возможно, сделал верный ход. Использовать Лорен Уинтроп как приманку, чтобы заманить Гриффита в ловушку, – это лучше грубых методов, к которым они склонялись раньше. Например, взрыв в машине Гриффита не дал желаемого результата, а только ухудшил дело: Гриффит получил тяжкие увечья и нанял надежную охрану, тем самым возведя у них на пути новые преграды.

Дэвид улыбался Лорен, но почти не слушал, что она говорит. Главной его мечтой было встать во главе картеля, когда Барзан отойдет от дел. Раньше предполагалось, что отцовскую империю унаследует его сын, но Бобби скоропостижно скончался на руках у отца, и это все изменило.

Много лет Дэвид скрывал свою антипатию к Роберту Барзану. В отличие от Карлоса Бобби часто действовал необдуманно и постоянно старался перещеголять Дэвида, придумывая новые способы отмывания доходов от торговли наркотиками. В конце концов он ухватил кусок, который не смог проглотить, и был повержен конкурентом – Гриффитом.

Дэвид не сомневался, что Роберт был убит по приказу Гриффита, но считал, что его постигла заслуженная кара. По правде говоря, Дэвиду следовало бы благодарить Гриффита, а не подстраивать ему ловушки.

Однако в его ушах постоянно звучали слова Барзана:

«От тебя требуется одно: избавить меня от Гриффита. После этого я смогу уйти на покой, и тогда главным станешь ты».

Поскорее бы!

Через несколько дней Виола вернулась из Парижа и тут же появилась в галерее.

– Что написал о выставке Финли? – поинтересовалась она с порога, никак не прореагировав на голые стены выставочных залов.

Лорен решила не упоминать благоприятный отзыв Финли о ее собственном умении находить талантливых современных художников, приобретенном еще в Нью-Йорке.

– Представь, он узрел в экспозиции «прогрессивный символизм, впитавший многие мощные влияния» и «широкое применение перекрестных элементов».

– Можешь расшифровать или это полный бред?

– По-моему, бред, – улыбнулась Лорен. – Но учти: он мог бы оставить от нас мокрое место.

– Ну, ты-то отделалась бы легким испугом. – Виола тряхнула головой, демонстрируя новые длинные локоны. – Тебя бы спасла твоя репутация. А вот Клайва он бы мог прикончить. И «Рависсан» с ним заодно.

– Мы с тобой занимаемся этим вместе, – твердо сказала Лорен. – Кстати, я избавилась от шедевров Клайва. Человек, отвечающий на доброту бессовестным хамством, недостоин места в нашей галерее. Ты согласна?

– Недостоин!

– Однако теперь у нас пустые стены. Где будем искать нового художника?

– Понятия не имею. Поисками талантов всегда занимался Арчер…

– Придется тебе самой пораскинуть мозгами. Куда бы ты забросила сеть?

– Может, попробовать Королевский художественный колледж? Они выставляют работы студентов. Кроме того, я обзвоню агентов, заглянем в галереи на Кингз-роуд, вокруг Портобелло. Они часто не приобретают эксклюзивных прав на картины. Если мне приглянется какой-то художник, я с ним свяжусь.

Лорен кивнула, делая вид, что считает предложение Виолы блестящей идеей. На самом деле она сама начала именно с Королевского колледжа и уже прочесала все галереи Лондона, переговорив со всеми агентами.

– Еще я могла бы попытать счастья в Париже, – заметила Виола.

– Без толку. Мы с Оззи когда-то держали там галерею. Дилеры – информированный народ. Если в Париже остался хороший художник, о котором они ничего не знают, значит, он еще не покинул материнскую утробу.

По мнению Лорен, Виола вполне могла бы раскопать мало-мальски приличного живописца, использовав свои связи, однако она не спешила. Впрочем, ей ведь не было известно, что Лорен собирается покинуть Лондон в конце года. За такой короткий срок превратить «Рависсан» в первоклассную галерею смог бы разве что гений. Почему Барзан так торопится? Лорен требовалась помощь, поэтому она с сожалением вспоминала о бегстве Райана Уэсткотта из ее квартиры. Если бы он перешел на ее сторону, у нее заметно прибавилось бы шансов.

– Ты знакома с Ти Джи Гриффитом? – спросила Лорен: ей было любопытно узнать, что за человек пользуется услугами Райана Уэсткотта. Когда Виола утвердительно кивнула, у Лорен загорелись глаза. – Расскажи мне о нем!

– Я встречала его несколько раз на разных выставках. Когда-то у него была репутация волокиты и азартного игрока.

– Какой он из себя?

– Теперь ему уже за шестьдесят, но и лет двадцать назад, когда я впервые его увидела, у него уже была седина в волосах. Высокий, очень красивый, зеленоглазый… – Виола пожала плечами. – Интересно, какой он сейчас? Говорят, он ослеп, но мне что-то не верится. О нем никто ничего не знает толком – по-моему, с ним видится один Райан Уэсткотт.

Лорен заплела волосы в две дюжины тугих косичек, наложила на веки густые черные тени, а на ресницы нанесла фиолетовую тушь. Ансамбль дополнили трехдюймовые клипсы с канареечными перьями. Осталось надеть огромные темные очки от «Биаджотти» и выскользнуть из подъезда, не потревожив похрапывающего швейцара. Она не сомневалась, что в таком гриме, в желто-зеленых колготках и короткой кожаной юбочке ее не узнает ни одна живая душа.

Взяв такси, Лорен поехала на Фестиваль искусств в Блумсбери. Она не сомневалась, что встретит там «рабов Нью-Йорка» – богемных художников, щеголяющих броскими нарядами и таким способом привлекающих внимание к своим работам. Лорен решила углубить поиск, вспомнив, что все непризнанные художники знают друг друга. Свои работы они предлагали в кафе и на второсортных выставках, а в солнечные выходные вывешивали картины на заборах вокруг Грин-парка и Гайд-парка, надеясь продать их за гроши гуляющим и туристам.

Конечно, маловероятно было чего-то достичь таким способом, но Лорен решила попытать счастья. Однако общаться с этой публикой можно было, только смешавшись с ней: если бы она назвалась сотрудницей галереи, в «Рависсан» тут же хлынул бы поток работ, в абсолютном большинстве не выдерживающих критики. А Лорен не считала себя вправе кого-то отвергать: слишком хорошо она помнила, как были разгромлены ее собственные картины, выставленные в Гринвич-Виллидж…

Лорен не ожидала, что на фестивале будет так людно. Видимо, люди изголодались по искусству. Неудивительно, что в последнее время рванул в гору рынок репродукций: оригиналы настоящих мастеров человек среднего достатка не мог себе позволить. Ну а самодельные прилавки были завалены такой мазней, которую не стал бы приобретать никакой мало-мальски разбирающийся в живописи человек.

Добравшись до того места в глубине зала, где висела ее собственная картина, Лорен уже успела прийти к выводу, что нет затеи глупее, чем спрашивать у любителей, не слыхали ли они о нераскрытых талантах. Здешний люд явно не умел отличить грубую поделку от Рембрандта.

– Неудачное место нам досталось, – пробасил Тэтчер Палумбо, художник, вывесивший свои изделия рядом с полотном Лорен. Его длинная лохматая борода была перехвачена резинками в двух местах: под подбородком и несколькими дюймами ниже. – Сюда и не заходит-то никто. Слишком далеко!

– Может, кто-нибудь забредет, – возразила Лорен с деланным оптимизмом, хотя в душе была с ним согласна. Для нее место не имело значения: она не собиралась продавать свою картину. Она вынула ее из шкафа в оранжерее-мастерской и привезла сюда только потому, что должна была что-то выставить. Даже цену она специально назначила несуразно высокую, чтобы отпугнуть покупателей. – Некоторые начинают обход с задних рядов.

Художник улыбнулся:

– Ну а какая из моих работ тебе больше нравится?

Лорен испуганно скользнула взглядом по аляповатым пятнам всех цветов радуги, утыканным почему-то рыбьими костями.

– Все они очень любопытны…

Она искоса взглянула на свою «Полночь в Марракеше». Неужели девушка на ее картине производит на зрителей такое же неприятное впечатление, какое произвела на нее мазня Палумбо? Девушка была изображена в профиль, длинные, струящиеся на ветру светлые волосы закрывали почти все лицо, залитое слезами; из темноты к девушке тянулись жуткие руки, непонятно кому принадлежащие…

По правде говоря, Лорен было не слишком важно, нравится ли кому-нибудь ее картина. Она знала, что у нее талант к угадыванию одаренных художников, а не к самостоятельному творчеству. Именно таким угадыванием она и собиралась сейчас заняться.

– Поброжу, посмотрю…

Она пробродила между рядами целый день и нащупала кое-какие ниточки, хотя ничего выдающегося не обнаружила. Возвращаясь к Тэтчеру, чтобы поддержать его добрым словом, Лорен заметила девушку, предлагавшую керамические сережки. Она сразу поняла, что эти сережки сделал чрезвычайно талантливый человек.

– Простите, – обратилась Лорен к рыжей толстушке с толстой косой, темно-карими глазами и вздернутым носом. – Эти штучки делает ваша мать?

– Нет, я сама! – резко ответила девушка, презрительно скользнув взглядом по серьгам Лорен.

– Очень красиво! – Интересно, сколько ей лет? Семнадцать? Слишком много косметики, чтобы сказать наверняка. – У вас есть что-нибудь еще?

– Больше ничего. Этим все равно не заработаешь.

– А ведь можно было бы… – Неужели, ее волнуют только деньги? Уж наверное, родители не дадут ей умереть с голоду. – Не хотите сделать для меня несколько штук, за пятьдесят фунтов каждая?

– Еще как хочу! – обрадовалась девушка. – А какие вам нужны?

– Любые, только не бижутерия. – Лорен знала, что самый верный способ погубить творческие способности в зародыше – точно продиктовать творцу, чего от него ждут. – Как вас зовут?

– Саманта Фоли.

– А я Люси Уоллес. – Лорен зарегистрировалась на выставке под этим именем, чтобы сохранить инициалы. – Вы живете с родителями?

– Нет, снимаю в Бейсуотер квартиру еще с шестью девушками.

Лорен не стала спрашивать, почему Саманта не живет дома. Когда сама Лорен впервые приехала в молодости в Париж, ее замучили вопросами, почему она живет с братом, а не с родителями.

– Вы изучаете живопись?

Саманта покачала головой:

– Нет, работаю в киоске в «Хард-рок-кафе». Ничего, когда-нибудь у меня появится свой магазин. Я буду торговать дорогой бижутерией, как в «Корнелиусе»!

Лорен трудно было себе представить, что предел мечтаний такой талантливой девушки – обслуживание туристов. Ведь она способна на большее! Однако Лорен не стала осуждать планы новой знакомой. Если ей удастся продать несколько ее изделий, планы Саманты могут измениться. Выдумки ей явно было не занимать, но еще предстояло доказать свою способность создать что-нибудь более достойное, чем сережки. Пока же Саманте повезло: Лорен срочно требовались экспонаты, готовые к показу.

– А что выставляете вы сами? – спросила Саманта, с любопытством разглядывая Лорен.

– Всего одну картину – масло. Там, сзади, рядом с Тэтчером Палумбо.

Саманта хихикнула.

– «Кости»? Нет, там вы никогда ничего не продадите. Комитет вечно зажимает Тэтчера, ставит в самое невыгодное место. Там же не бывает посетителей!

– Может, как раз сегодня он что-нибудь продаст. Главное – не сдаваться, – бодро сказала Лорен, хотя сама уже давно опустила руки. После того как несколько галерей отвергло ее картины, она отказалась от попыток их выставить. – А вы сами видели здесь что-нибудь, достойное внимания?

Саманта назвала несколько художников, выставляющихся в Королевском колледже. Увы, их уже заметили другие галереи.

– Нет, я имела в виду кого-то… вроде нас с вами. Которых пока что никто не знает.

Саманта задумалась, подняв глаза к потолку.

– Есть один тип… Настоящий чудак! Я познакомилась с ним летом. Его картины висели на заборе Гайд-парка, рядом с моим столиком.

– Он их продал?

– Нет, они слишком большие. Он привозил их в фургоне для мяса. Зато прохожим его картины нравились: вокруг них все время стояла толпа.

– Как его зовут? Вы знаете, где он живет? – Лорен старалась задавать вопросы небрежным тоном, хотя это было ее единственной стоящей находкой за весь день.

– Не знаю, не спрашивала. Но его будет нетрудно найти, если он по-прежнему работает в Смитфилде. Свои картины он привозил в их фургоне.

– Смитфилд?..

– Это мясной рынок у собора Святого Павла. Если будете его искать, спросите русского. Вряд ли их там много.

– Так он русский?! – воскликнула Лорен. Вот это удача! Найти неизвестный русский талант – все равно что выиграть первый приз в гонке!

Серьги привлекли внимание стайки подростков, и Лорен простилась с Самантой, записав ее телефон. Торопясь к своей картине, она молилась об успехе. После того как в России началась перестройка, на Западе получили возможность познакомиться с доселе неизвестными произведениями русского соцарта. Ими даже начали торговать на аукционе «Сотби». Цены на «коммунистическую» живопись стали теперь вполне «капиталистическими» – в три-четыре раза выше первоначальных.

Художники эпохи гласности пользовались огромным спросом. Стоимость работ русских художников, переехавших на Запад раньше, вроде Михаила Шемякина, тоже многократно возросла. Художник мирового класса, особенно русский по происхождению, сразу резко прибавил бы престижа галерее «Рависсан».

– У тебя сегодня счастливый день, – сообщил Лорен Тэтчер, скрывая горечь. – Кто-то купил твою картину.

– Что?! – не поверила она.

Но «Полночь в Марракеше» действительно исчезла. Неужели кто-то согласился заплатить за нее такие умопомрачительные деньги – да еще на фестивале, где живопись шла за полцены?

– Давно?

– Часа два – два с половиной назад. Разве ты не рада?

Лорен, не ответив, бросилась к кассе, принимавшей деньги за покупки.

– Люси-Уоллес, место сто шестьдесят семь. Моя картина… За нее уже заплатили?

Пока кассир справлялась с журналом, Лорен не покидала надежда, что сделку еще можно отменить. Эту картину она считала своей лучшей работой, хотя она и навевала ей тяжелые воспоминания.

– Плата внесена наличными, – невозмутимо сообщила кассирша. – Поздравляю вас. Можете получить деньги уже сейчас.

– Кто покупатель? – Деньги в данный момент интересовали Лорен меньше всего.

– Не знаю. Мы не ведем учета, когда оплата производится наличными, если сам купивший не настаивает. Обычно он оставляет свою фамилию, но в этот раз все было так странно… Откуда у подростка столько денег?

6

Лорен дождалась, пока Финли сдаст их пальто в гардероб аукционного зала «Сотби», после чего они вместе протолкались через многолюдный вестибюль. Здесь, в помещении для аукционов на Ныо-Бонд-стрит, собралось больше народу, чем когда-либо прежде.

– Вон посланцы Гетти, – негромко сказала Лорен, заметив в толпе представителей лос-анджелесского музея.

Другим музеям не хватало средств, чтобы участвовать в таком дорогостоящем состязании, зато этот, получивший от покойного Жана Пола Гетти пожертвование в размере трех с половиной миллиардов долларов, мог потратить на приглянувшуюся картину любые деньги.

– Нахальные янки! – Финли пренебрежительно пожал плечами. – Жаль, что с нами нет Виолы. Арчер не пропускал ни одного аукциона.

– Она еще не совсем поправилась.

Виола просила Лорен объяснять ее отсутствие гриппом. На самом деле ей все еще было трудно показываться на людях после пережитого потрясения.

Изучая разодетых посетителей, Лорен думала о том, что Виоле было среди них самое место. Безупречные прически, килограммы драгоценностей, платья последних парижских и миланских моделей… Мужчины говорили на дюжине разных языков, но все как один были одеты в сшитые на заказ дорогие костюмы. Многие из присутствующих относились к аукционам как к светским раутам, приглашение на которые – большой почет, и одевались соответственно.

Глядя на людей в очереди, Лорен мечтала о том, чтобы этим коллекционерам захотелось когда-нибудь заплатить большие деньги за картины художника, выставляющегося в галерее «Рависсан». Но пока ничего подобного не предвиделось. Она уже последовала совету Саманты и побывала на рынке в Смитфилде, русского там не оказалось. Ей сказали, что он развозит говяжьи туши по рынкам вблизи шотландской границы и должен возвратиться через несколько дней.

– Имя? – спросила регистраторша, когда Лорен подошла наконец к ее столику с компьютером.

– Лорен Уинтроп, представляю Такагаму Накамуру. – Вместо того чтобы набрать на клавиатуре ее имя для сверки с международной базой данных, регистраторша улыбнулась и сразу вручила Лорен табличку, жетон с номером места и каталог в твердой обложке. Накамуру здесь знали все – он был не только постоянным покупателем, но и пользовался кредитами на неограниченную сумму. Такие кредиты японские банки предоставляли соотечественникам, приобретающим произведения западного искусства. Вес японцев на рынке стал так велик, что традиционное первенство Европы и Америки отошло в прошлое: их потеснил Дальний Восток.

Пока Финли регистрировался у столика прессы, Лорен поправляла у зеркала поясок на своем сером вязаном костюме. Она не транжирила деньги Барзана, покупая украшения, а ограничилась золотыми серьгами от Шанель, которые и надела на аукцион. Все равно в этой перегруженной каратами толпе она была одним из немногих настоящих специалистов. Вместе с ней в очереди на регистрацию томились Даррил Исли, создавший коллекцию Нортона Саймона, и Юджин Тоу, обычно представлявший лондонскую галерею «Эгню». Оба были видными экспертами по импрессионизму, поэтому Лорен сомневалась, что они станут соперничать с ней: ведь она интересовалась современными работами. Кроме этих двоих, она не увидела ни одного серьезного противника, но все равно готовилась к схватке.

– Наверное, Накамура нацелился на Кокто? – поинтересовался Финли, проходя под руку с Лорен мимо комнат с мониторами – здесь покупателям рангом пониже предстояло любоваться выставленными на торги работами.

Основные соперники уже рассаживались в главном зале, увешанном предметами всеобщего вожделения.

– Вы же знаете, что я не могу отвечать на такие вопросы, – нахмурилась Лорен.

– Пожалуйста, не отвечайте. Здесь все равно нет больше ничего достойного его коллекции.

Финли вел ее мимо черных телефонов для участников аукциона, которые могли связаться с коллекционерами в любой точке земного шара.

– С гравюрой Дали он, наверное, предпочтет подождать? Ведь еще нет полного официального каталога. Зачем рисковать?

Лорен неопределенно покачала головой и села возле одного из телефонов, ничего не ответив. Про себя она подумала, что после составления окончательного списка авторских работ Дали конкуренция станет слишком острой. Если покупать, то именно сейчас…

– Кокто – прекрасное вложение, – не унимался Финли. – На руках находится всего пятьдесят одна его работа. Большая часть хранится в Лувре.

«Пятьдесят четыре», – мысленно поправила Лорен. Арчер Лейтон успел оставить в компьютере «Рависсан» исчерпывающий перечень.

Но, в общем-то, Финли был прав: Кокто, отец кинематографа «новой волны» и автор «Les enfants terribles», привлекал внимание многих. Лорен знала, например, что в коллекции Гриффита его творчество было представлено недостаточно полно.

Спровадив Финли в соседнюю комнату, где собрались журналисты, чтобы наблюдать за ходом аукциона по монитору, Лорен взяла свою телефонную трубку и проверила связь с Токио. Ей ответил секретарь Тэка и пообещал в случае необходимости сразу связать Лорен с самим Накамурой.

Ровно в восемь Хеннинг Реймонт, главный аукционист «Сотби» на протяжении трех последних десятилетий, поднялся на подиум и одернул смокинг. Пока он делал технические объявления, по проходу прошел какой-то высокий мужчина; Лорен заметила краем глаза, что он занял место в первом ряду, метрах в трех от нее. Видимо, сверхважная персона: все места были зарезервированы, а первые ряды предназначались для наиболее состоятельных участников. Заинтересовавшись, она подняла голову от каталога – и узрела чеканный профиль Райана Уэсткотта!

В двубортном смокинге он выглядел чрезвычайно внушительно. Лорен пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвлекаться от свой главной цели. Если ей удастся приобрести работы, названные Накамурой, она положит в карман крупные комиссионные.

Аукционист назвал первую картину – сначала по-английски, потом по-французски. Райан поерзал в кресле и оглянулся на Лорен. Она хотела было отвернуться, но не смогла. Райан долго не отводил от нее вопросительный и одновременно насмешливый взгляд, а потом вдруг улыбнулся и подмигнул.

Интересно, что он затеял? Неужели собирается потягаться с ней за Кокто?

Дюбюффе, выставленный на торги перед Кокто, перекочевал на выставочный стенд, покрытый красным бархатом. Лорен взяла трубку, попросила соединить ее с Тэком и тихо перечислила ему по-японски всех присутствующих.

– Кто наш главный соперник?

– Думаю, представитель Ти Джи Гриффита, Райан Уэсткотт.

Лорен представила себе улыбку на бесстрастном лице Тэка. Он любил конкуренцию, более того, буквально не мог без нее существовать.

На стенде уже красовалась картина Кокто, в зале взволнованно перешептывались. Лорен не вступала в торговлю сразу – и без нее начали предлагать цены двадцать с лишним участников – и только повторяла цифры Тэку. Райан по-прежнему демонстрировал ей свой профиль, его руки были сложены на груди. Подобно Лорен, он дожидался, пока из игры выйдет мелкая сошка. Ни одна аукционная компания не подтверждала слухов, что в больших аукционах участвуют подставные лица, вздувающие цены, хотя так оно и было. Оправданная осторожность: ведь аукционисты не были обязаны объявлять имя продавца и приемлемый для него минимум цены.

Когда ставки достигли рубежа цен, за которые в последнее время приобретались картины Кокто, Лорен подняла свою табличку.

– Леди у телефона – двести тысяч фунтов, – сказал аукционист.

Свою табличку поднял Райан, и аукционист кивнул ему:

– Джентльмен в первом ряду – двести двадцать пять тысяч. Кто больше?

Над проходом появилась табличка номер 11, поднятая посланцем музея Гетти. Она взлетала над головами на протяжении всех торгов – музей Гетти уже потратил целое состояние.

– Двести пятьдесят тысяч, через проход от вас. Кто больше?

Лорен подняла свою табличку и назвала ставку Тэку. Но прежде чем аукционист объявил стандартное двадцатипятитысячное увеличение ставки, табличку поднял Райан Уэсткотт.

– Первый ряд – триста тысяч. Кто больше? – В воздух взмыла все та же одиннадцатая табличка, что вызвало в зале возбужденный шепот. Лорен сообщила Тэку о росте ставки.

– Продолжайте! – потребовал он, хотя оба знали, что уже побиты все рекорды.

Но не успела она поднять табличку, как Райан показал свою.

– Четыреста тысяч фунтов, джентльмен в первом ряду. Кто больше? Четыреста двадцать пять тысяч?

Лорен махнула своей табличкой, и ей вдруг показалось, что в зале стало нестерпимо душно. Она подняла глаза к стеклянному потолку, который обеспечивал в дневное время естественное освещение. Участие в дальнейшей гонке явно не имело смысла.

– Леди у телефона – четыреста двадцать пять тысяч фунтов.

Райан поднял табличку и на этот раз. Лорен не видела его лица, только контур крепко сжатой челюсти.

Интересно, что скажут люди из музея Гетти? Аукционист тоже посмотрел в ту сторону, но одиннадцатую табличку не увидел.

– Ставки сделаны?

– Торгуйтесь! – потребовал Тэк, узнав, что музей Гетти спасовал.

Лорен нехотя подняла табличку, но аукционист не успел повторить ставку: Райан махнул своей табличкой.

– Пятьсот двадцать пять тысяч фунтов. – Хеннинг Реймонт вытер платком лоб. – Джентльмен в первом ряду.

Лорен подняла ставку еще раз и сказала в трубку:

– Все, дальше нельзя!

Райан перебил ее ставку и на этот раз.

– Ставки сделаны? Пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов раз, пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов два, пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов три. Кто больше?

Вопрос адресовался Лорен. Но она демонстративно положила табличку себе на колени, радуясь, что Тэк внял ее совету и прекратил торговаться.

– Продано. Пятьсот семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов. – Реймонт кивнул Райану. – Ваш номер, пожалуйста.

Аукцион продолжился, а Лорен попыталась успокоить Тэка. Не сразу удалось внушить ему, что, бесконечно увеличивая ставку, он поставил бы под удар свою репутацию коллекционера и ее профессиональный статус.

К моменту, когда настала очередь Дали, за которого собиралась побороться Лорен, на стене оставалось, кроме этой, всего две работы. Больше половины участников уже разошлись, удалились даже посланцы музея Гетти. У телефонов не осталось никого, кроме Лорен.

Райан сидел теперь в небрежной позе, сцепив руки за спинкой своего кресла. Почувствовав взгляд Лорен, он обернулся, снова подмигнул ей и широко улыбнулся. Судя по всему, ему было очень весело! Она тоже вежливо улыбнулась, стараясь не показывать, как огорчил ее проигрыш в сражении за Кокто.

Спор за Дали начался бойко, но скоро увял: недоверчивых участников отпугивала вероятность подделки. Только Лорен не мучили сомнения. Живя в Париже, она хорошо изучила творчество Дали; выставленная гравюра, несомненно, была настоящей, а заявленная цена попросту смехотворной.

Лорен не ожидала, что Райан примет участие в торгах – ведь Гриффит и так собрал много работ Дали. Однако стоило ей поднять свою табличку, тут же взлетела табличка Райана! Зачем он это делает? На что Гриффиту гравюра Дали?

– Пятьдесят тысяч фунтов – джентльмен в первом ряду. Кто больше?

Лорен махнула табличкой, и снова завязалась дуэль между ней и Райаном. Она подозревала, что он просто забавляется, желая ей досадить. Он то и дело поглядывал на нее с озорной улыбкой, прищурив зеленые глаза. Нервы Лорен и без того были на пределе. Усмешки Райана она просто не выдержала и заявила Тэку, что прекращает торговаться.

– Но почему? Ведь вы установили подлинность вещи! Когда будет опубликован официальный каталог, цена удвоится.

– Вы не знаете Райана Уэсткотта. Он никогда не отступится.

«И никогда не позволит мне выиграть…» – добавила Лорен про себя.

Виола торопливо семенила по темной улице – туда, где светились вывески экзотических баров и ресторанчиков. В спину ей свистела и улюлюкала какая-то пьяная компания. Стоило сунуться за пределы Уэст-Энда – и Лондон снимал маску, предназначенную для обмана туристов, обнажая язвы, свойственные любому большому городу: бедность и преступность.

«Зачем меня сюда занесло? – в который раз спрашивала себя Виола. – Того и гляди нарвешься на насильников, а то и убийц…» Но ей требовалась встряска, какой могла стать только ночь дикого, самозабвенного секса. Вот уже несколько лет всякий раз, расставшись с одним любовником и еще не заведя следующего, она искала забвения на лондонском дне, подбирая партнеров на одну ночь. Требование к ним предъявлялось простейшее: ей требовалось ничтожество, с которым можно расстаться, не моргнув глазом.

Сейчас Виола торопилась в индийский ночной клуб, в котором бывала и раньше, но пьяные за спиной так сильно ее напугали, что она решила зайти в шумное кабаре по пути. На нее никто не обратил внимания, кроме мужчины у стойки. Это был брюнет с седыми висками, казавшимися в мигающих потемках еще белее. Увы, мужчины такого сорта Виолу не привлекали: слишком низкорослый и коренастый. Ей больше нравились рослые и гибкие, вроде Клайва…

Виола уже собиралась снова выйти на улицу, но, оглянувшись, обнаружила, что прицепившаяся к ней компания поджидает за дверью. Пришлось снять и повесить на крючок видавший виды плащ, купленный у горничной. Отправляясь в подобные места, Виола никогда не надевала дорогих туалетов, тем более – драгоценностей.

– Хэлло! – сказала она, подойдя к стойке. Вблизи коренастый мужчина оказался старше, чем она решила сначала, – ближе к пятидесяти. Впрочем, в нем была какая-то славянская привлекательность: густые волосы, низкий лоб, живые карие глаза.

– Купить тебе выпивку? – обратился он к ней с сильным акцентом – скорее всего польским или чешским.

– Скотч, – отозвалась она. Пока мужчина заказывал ей виски, Виола бесцеремонно разглядывала его, соображая, сгодится ли. Конечно, он был не в ее вкусе, но ей слишком хотелось секса, первоклассного секса. Она уставилась на его потертые джинсы и одобрила бугор размером с кулак. То, что нужно!

Подавая ей стакан, он криво улыбнулся и что-то сказал. Виола не разобрала ни слова в этом шуме, но укрепилась во мнении, что акцент у него чешский.

Он улыбнулся шире и дотронулся до ее руки. Рукава его рыбацкого вязаного свитера были закатаны до локтей, обнажая сильные руки. Оказалось, что он не столько коренаст, сколько широкоплеч. Судя по телосложению, это был человек, привыкший к тяжелому физическому труду. Портовый грузчик? Что ж, неплохо…

– Говорят, здесь хорошее шоу, – это были единственные слова, которые Виола расслышала.

Свет погас, на сцену вышла неряшливая блондинка. Виола придвинулась к чеху, вдыхая исходящий от него запах мыла. Это было выгодное отличие от мужчин, которых она цепляла в барах раньше: по крайней мере он чистоплотен.

Не раздумывая долго, Виола запустила руку ему между ног. «Сказочная находка!» – подумала она, взвесив на ладони содержимое его штанов.

Чех что-то говорил, но из-за визга, который выдавался здесь за пение, она по-прежнему не могла разобрать слов. Впрочем, слова были неважны – в отличие от его хозяйства, прираставшего с каждой секундой.

– Где ты живешь? – спросила Виола. – Рядом?

– Да…

Судя по выражению его лица, он был шокирован. Неужели его ни разу не цепляли в барах женщины?

– Пойдем к тебе.

Чех послушно встал и повел ее к вешалке. Пока он помогал ей надеть плащ, она успела как следует его рассмотреть и осталась довольна. Широкие плечи, сильные руки и ноги… Виола почувствовала, что начинает дрожать; желание ее становилось нестерпимым.

– Как тебя зовут? – спросил он на улице. Его акцент оказался не таким варварским, как ей показалось вначале, просто мешал шум.

– Велма Лестертон.

Вместо того чтобы спросить его имя, она повисла у него на шее и прижалась к нему всем телом. В темных глазах чеха мелькнуло недоверие, но она решительно притянула к себе его голову и поцеловала, сразу запихнув язык ему в рот.

– Подожди!

Он мощным движением оторвал ее от себя, поставил на тротуар и куда-то повел, насвистывая «Боже, храни королеву».

Видимо, слово «рядом» означало для них разные вещи – Виола уже боялась, что не найдет дороги обратно. Они прошли по безлюдной улочке и оказались на каком-то заброшенном складе. Виоле стало по-настоящему не по себе. Уж не угодила ли она в лапы к убийце? Сумасшедшая!

Но отступать было поздно. Крепко держа ее под руку, чех поднялся по лестнице и открыл дверь маленькой комнаты. Потянув за лохматый шнурок, он зажег под потолком тусклую голую лампочку, и Виола увидела на полу продавленный матрас с одной подушкой и аккуратно сложенное одеяло. Простыней на этом ложе не было.

– Давай твой плащ, – распорядился чех. Снимая плащ, Виола покосилась на него через плечо. Почему у него такая красная физиономия – уж не от смущения ли? Он повесил ее плащ на вешалку, рядом с джинсами и двумя рубашками с драными воротниками. Шкафа в коморке не было, значит, его гардероб исчерпывался этими неказистыми предметами.

– Тут холодно, – заметила Виола.

В каморке не было даже обогревателя. И как он здесь живет? На ум ей пришел Клайв, который не так давно потребовал у нее кашемировое пальто…

– Хочешь, чтобы я проводил тебя обратно?

У Виолы неожиданно защемило сердце: у этого человека нет ничего, а у нее есть все.

– Конечно, нет! Лучше согрей меня.

Не дожидаясь приглашения, она сбросила туфли и расстегнула два крючка – единственные застежки на запахивающемся платье, которое она всегда надевала, когда отправлялась на поиски приключений. Платье упало на пол, и Виола осталась в чем мать родила. Чех хотел было ее обнять, но она ухватилась за его ремень и расстегнула одним рывком. На пуговицы его штанов у нее ушли считанные секунды.

Он стянул свитер, она стащила с него трусы. Несколько мгновений они не шевелясь смотрели друг на друга. «Невероятно! – думала Виола. – Вот это оснащение! Почему я раньше искала худых и стройных? Вот, оказывается, мой идеал!»

Она крепко сжала в кулаке его объемное достоинство и не успела глазом моргнуть, как чех, тяжело дыша, пригвоздил ее к матрасу. Виола хотела оседлать его, так как всегда отдавала предпочтение этой позе, но он не позволил. Удерживая ее сильными руками за плечи, он раздвинул ей коленом ноги.

Рывок – и зияющая пустота была заполнена до отказа.

Лорен молча шла рядом с Финли по Нью-Бонд-стрит: после аукциона они направлялись на прием в честь редактора журнала «Аполло». Как ни утешал ее Финли, твердя, что Райан переплатил, она по-прежнему считала, что подвела Тэка, и боялась, что тот больше не обратится к ней за советом.

Самым ужасным было то, что Лорен больше не верила в удачу. Она так и не нашла ни покупателя «Полночи в Марракеше», ни русского художника, а теперь ее переиграл на аукционе Райан Уэсткотт. Чего ждать дальше?

Они свернули на Корк-стрит, и Финли остановился перед галереей Бернарда Джэкобсона.

– Не знаю, что они в этом находят… – пробормотал он, показав на выставленную в витрине гравюру Люсьена Фрейда.

Лорен в ответ лишь пожала плечами, хотя в душе не могла согласиться с ним. Многочисленные элитные галереи на Корк-стрит находились далеко впереди «Рависсана» именно потому, что делали ставку на настоящие таланты. Лорен решила, что слишком увлеклась поисками русского. В конце концов, очень невелик шанс, что он действительно окажется гениальным. Не лучше ли искать более надежное приложение для своих усилий?

– Вот и пришли. – Финли открыл черную дверь, на которой крошечными буквами было написано «Олбани». – Обычно этот вход держат закрытым, но в этот раз Бинхэм распорядился его отпереть.

Пройдя через небольшой сад, они оказались в знаменитом доме, где некогда квартировали многие знаменитости, в том числе лорд Байрон.

– Сколько лет этому «Олбани»? – поинтересовалась Лорен.

– Двести. Только никогда не говорите про него «этот». Здесь не отель. Владельцы не любят, когда к их сокровищу относятся непочтительно. Для них это просто «Олбани» – лучшее место во всем Лондоне.

Лорен промолчала: ей не было дела до подобных тонкостей. Вообще британское помешательство на классовых различиях не вызывало у нее сочувствия. Подумаешь, Пиккадилли! Может быть, два века назад это и было чудесное местечко, но теперь здесь можно было оглохнуть от шума.

Швейцар – приблизительно одного возраста с «Олбани» – провел их по мраморному коридору в небольшой номер, освещенный старинным канделябром.

Лорен отдала ему своих соболей – и тут же увидела Райана Уэсткотта.

Не везет так не везет! Из-за этого типа она лишилась комиссионных и, вероятно, уважения Тэка, что еще обиднее… К сожалению, ей требовалась помощь Райана, чтобы возродить «Рависсан». Помня об этом, она ответила на его подмигивание сдержанной улыбкой.

За великолепным портвейном – Финли не преминул сообщить, что это португальская классика благословенного 1934 года, – приглашенные расточали комплименты редактору «Аполло» Честеру Рейнолдс-Стивенсу. В ответ этот эксперт с личиком хорька важно поделился своим анализом цен на рынке импрессионистов – непрофессиональным, с точки зрения Лорен.

Райан стоял в стороне, с усталой снисходительностью попивая восхитительный портвейн. Лорен чувствовала, что он не сводит с нее глаз, но делала вид, будто ей нет до него дела. Ее внимание было приковано к Рейнолдс-Стивенсу: она ждала, когда же он скажет хоть что-нибудь интересное.

– Как вы относитесь к русским художникам времен гласности? – спросила Лорен, когда знаток прервал свою речь, чтобы пригубить портвейна.

– Среди них встречаются одаренные, – процедил он. – Скажем, Сергей Чепик, Иван Бабий. Но большинство – неудачники. Я не советовал бы вкладывать в них деньги.

– А я советовал бы! – Все обернулись к Райану, до сих пор не проронившему ни слова. – Эти художники призваны отобразить в своем искусстве целых семьдесят лет истории страны, истории репрессий! А главное – лучшие из них еще не отравлены: их не покусали западные шакалы от живописи. Они отображают свою жизнь, свой опыт.

Едва ли кто-нибудь из присутствующих был согласен с Райаном, однако никто не отваживался заговорить. Лорен не могла оторвать от Райана взгляд. Он был совершенно прав: у русских еще сохранилась свежесть восприятия, воодушевление, некая изюминка, а все это так необходимо застоявшемуся миру искусства!

– Ну, не знаю… – наконец подал голос Финли.

– Зато я знаю! – перебила его Лорен. – Больше всего мне хочется найти для «Рависсана» талантливого русского художника.

Лорен в изнеможении рухнула на незастеленную кровать: она слишком устала после аукциона и приема. А между прочим, постель Селма могла бы и постелить: в конце концов, это входит в ее прямые обязанности. Лорен призналась себе, что ей успела надоесть вечная надутость Селмы и постоянные подслушивания. Если бы не необходимость иметь прислугу… Минутку! А почему бы не заменить Селму Самантой Фоли? Может быть, девушка с фестиваля согласится бросить свое «Хард-рок-кафе» и поступить к ней горничной? Скорее всего, она захочет – надо только назначить ей приличное жалованье.

Решено: она выплатит Селме трехмесячное выходное пособие и откажется от ее услуг. Потом можно будет пригласить Саманту. Неплохая идея! Саманта всю неделю не выходила у нее из головы. Ей казалось, что эта девушка слишком молода для самостоятельной жизни; неудивительно, что свою растерянность она прячет за агрессивностью. Лорен очень хорошо помнила саму себя в семнадцать лет. Она была тогда одна в целом мире, если не считать Пола…

Неожиданно Лорен услышала стук во входную дверь и сразу решила, что произошло нечто экстраординарное. Никто не станет из-за пустяков ломиться в чужой дом в столь поздний час. Неужели очередное несчастье с Полом?!

Не позаботившись пригладить распущенные волосы, она бегом помчалась вниз по лестнице, пересекла зеркальный холл и мраморный вестибюль, распахнула дверь…

– Не ждала? – осклабился Райан Уэсткотт.

– Чего тебе? – грубо спросила Лорен, затягивая пояс халата. Как назло, швейцара Дживса нигде не было видно. Что за безответственность! Нельзя же позволять всем подряд барабанить в двери жильцов по ночам!

– Давай поговорим. – Райан прошел мимо нее и решительно направился в гостиную.

Невероятное нахальство! Сначала намеренно ставит ей подножку на аукционе, потом врывается без спросу… Лорен побежала за ним, кипя от ярости.

– А ты не мог дождаться завтрашнего дня?

– Не мог. – Он опустился на диван и похлопал ладонью по подушкам.

«Не забывай, ты в нем нуждаешься!» – напомнила себе Лорен и уселась в кресло напротив.

– Что за срочность?

– Ты уже нашла русского художника?

– Нет. – Она крутила на запястье свой неснимаемый серебряный браслет.

– Не ври. Вы собираетесь выставлять его в своей галерее.

Лорен уже готова была произнести гневную отповедь, но снова напомнила себе, насколько проще было бы жить, если бы ей удалось превратить Райана в своего союзника.

– Я его только ищу, – призналась она. – Пока что это крошечный шанс, не более того. Я даже не видела его работы.

– Давай искать вместе!

– У меня уже есть партнерша.

– Я могу сделать русскому имя. Разве Виола на это способна?

Лорен отвернулась. Зачем отрицать очевидное: из всех современных художников Виола была способна по достоинству оценить разве что модельеров. Зато Райан, умудренный опытом представитель уважаемого коллекционера Гриффита, мог бы оказать «Рависсану» неоценимую помощь.

Тяжело вздохнув, Лорен рассказала ему все, что знала, – впрочем, знала она совсем немного.

– Можешь на меня рассчитывать, – решительно заявил Райан. – Теперь мы с тобой партнеры, понятно?

– Зачем тебе это? Чего ты хочешь?

– Я хочу иметь право отбирать работы твоего русского. Ты будешь показывать их мне раньше, чем другим покупателям. Сначала я покупаю все, что захочет приобрести Ти Джи, а потом повсюду расхваливаю художника как самое блестящее художественное открытие десятилетия.

– Договорились, – со вздохом сказала Лорен.

– Ешь! – Райан посмотрел на часы. – Русский вернется на своем мясном фургоне через полчаса.

– Знаю.

Райан наблюдал, как Лорен безразлично размазывает еду по тарелке, и ему было ясно, что сейчас все ее мысли занимает этот русский художник. Странно: если галерея для нее – всего лишь средство найти среди богатых коллекционеров кандидата в мужья, то откуда такой интерес? Откуда спешка?

В Лорен по-прежнему угадывалась трогательная незащищенность, которая соблазнила Райана в ту ночь, когда он застал ее плачущей. Несмотря на эти слезы, он восхищался ее отвагой: ведь чтобы разорвать всякие отношения с Каролиной Армстронг, требовалась недюжинная сила воли. Сколько лет было тогда Лорен? Шестнадцать? Семнадцать? Она так резко дала ему понять, что не желает говорить о причинах разрыва с матерью… Вывод мог быть только один: это все еще ее больное место. И Райану очень хотелось выяснить, что же случилось тогда в Марракеше.

За кофе Райан с удовольствием вспоминал, как Лорен осадила зазнавшегося болтуна из «Аполло». Для этого тоже понадобилась смелость: ведь обычно владельцы галерей готовы валяться у критиков в ногах. Нет, Лорен не из этой породы. У него вызывала восторг ее хватка, а сексуальность и подавно требовала самых громких эпитетов. Впрочем, если бы она с ним переспала, он бы не оставил от нее мокрого места. Именно так Ти Джи следовало поступить с Каролиной. Но то совсем другая история…

Видя, что Лорен готова до бесконечности возить вилкой по тарелке, Райан бросил на стол несколько фунтов и встал.

– Идем!

Они торопливо пошли по Лонг-лейн в направлении Смитфилда. Рынки свежих овощей и рыбы перебрались из центра Лондона на окраину, но мясной рынок устоял. Они явились в Смитфилд рано утром, но им сказали, что русский уже уехал развозить товар.

Райан взял Лорен за руку, чтобы побыстрее обогнуть перегородивший тротуар грузовик. Рука показалась ему каменной: ее раздражало любое его прикосновение. Он знал, что неприятен ей, но она готова его использовать. Что ж, на данном этапе это Райана вполне устраивало.

Они вошли в здание оптового рынка, завешанное мясными тушами. Им указали на коренастого брюнета, который как раз в этот момент взвалил тушу на плечо и понес к разрубочному столу. Могучий удар мясницкого топора – и бычья туша развалилась на две части.

– Игорь! – окликнул Райан. – Игорь Макаров!

Коренастый оглянулся и хмуро буркнул:

– Да?

– Мы хотим с вами поговорить.

Райан заметил, что Лорен уставилась на руки русского мясника – с его коротких сильных пальцев стекала кровь. Внезапно она побледнела и уцепилась за локоть Райана, а мясник спокойно вытер окровавленные руки о свой огромный фартук.

– Мы слыхали, что вы – художник, – сказал ему Райан.

Макаров был явно недоволен тем, что его отвлекают: наверное, боялся потерять время, а то и место.

– Вы кто? – спросил он недоверчиво.

– Я – Лорен Уинтроп, сотрудница художественной галереи, а это – Райан Уэсткотт, мой партнер.

Макаров прищурился, покачал головой и отвернулся, собираясь снова взяться за свой топор.

– Вы учились у Белютина? – спросил Райан наугад, просто чтобы задержать русского, и тот замер.

– Вы его знаете?

– В прошлом году ученикам Белютина впервые разрешили выставить свои работы, слыхали? Булгакову, Филипповой и остальным.

Райан не ожидал, что у Макарова окажется такая располагающая улыбка. Еще один претендент на благосклонность сердобольных леди!

– Это хорошо, – сказал он хрипло. – Кто мог думать?! Наконец-то!

– Можно нам посмотреть ваши работы? – торопливо спросил Райан, решив, что лед тронулся.

– Вам не понравится, – нахмурился русский. – Я показывал галереям. Никому не нравится.

«Так и есть! – подумала Лорен. – Слепцы в галереях охотятся только за тем, что популярно сегодня, и не думают о завтрашнем дне. Они наверняка проморгают «русский бум»! Хорошо, что этот Макаров не успел показать свои работы настоящим знатокам. Судя по его дурному английскому, он приехал сюда недавно».

– Времена меняются, – заметила она. – Вдруг мы увидим в ваших картинах что-то, чего не видят другие?

Макаров некоторое время размышлял, потом равнодушно пожал плечами и дал им свой адрес.

– Посмотрите сами, если хотите.

Выйдя на воздух, Лорен с трудом удержалась, чтобы не запрыгать на одной ножке, как маленькая. Глаза ее сияли, впервые она сама взяла Райана за руку.

– Ну, что скажешь?

– Что ты напрасно так надеешься.

– Он учился у Эли Белютина!

– Но на прошлогодней выставке в Москве его работ не было.

– Разве? Значит, я что-то неправильно поняла. Мне казалось, что там экспонировались его ранние работы… – Ее глаза потухли. – Вдруг его картины действительно никуда не годятся?

– Сейчас увидим, – подбодрил ее Райан.

Сев в машину Райана и почесав Игги спинку, Лорен сказала:

– Странно, что он не дал нам ключи.

– Наверное, у него не заперто. Там, где он живет, уже давно разворовали все, что стоит украсть.

«Астон-Мартин» понесся мимо ветхих построек, многие из которых не ремонтировались со времен немецких бомбардировок Лондона. В зловонном проулке из-под колес бросилась врассыпную стая крыс. Здание, перед которым они затормозили, было возведено еще до Первой мировой войны и с тех пор, очевидно, ужасало всех, кому выпадало несчастье здесь оказаться.

– Разве тут можно жить? – Лорен указала на выбитые окна. Видимо, целые стекла вызывали у местных жителей неудержимое желание обстрелять их камнями. – Какой ужас!

– Представляю, как трудно ему было найти работу! – Райан остановил машину среди мусора и щебня. – Захвати Игги, иначе она пойдет кому-нибудь на рагу.

Привычно оглядевшись и никого поблизости не увидев, Райан запер машину. Сейчас он был благодарен парням из Ми-5, установившим на ней чуткую охранную систему, которая устраивала дикий вой, когда до машины кто-то только собирался дотронуться.

Они поднялись по деревянным ступеням на чердак, где у Макарова, по его словам, была студия. Через стеклянный потолок помещение заливал естественный свет. По всему чердаку были развешаны законченные картины, выполненные маслом. В углу лежала высокая стопка холстов.

Какое-то время Райан и Лорен потрясенно молчали.

– Боже! – не выдержала Лорен. – Это какая-то фантастика!

– Ты права. – От воодушевления Райан обнял Лорен и прижал к себе. Она улыбнулась ему, словно не замечая его руки у себя на плече – очевидно, слишком волновалась. – У этого Макарова настоящий талант.

– Как бы ты охарактеризовал его манеру? – спросила Лорен.

– Как импрессионистскую. Он – современный импрессионист. Яркие краски, как у Ван Гога, в сочетании с приглушенными, как у Моне.

– И при всем том это явно русская живопись! Взять хотя бы очертания домов: западный художник так не напишет. И как ему удаются такие тонкие линии?

С размашистыми, размытыми мазками на полотнах соседствовали тончайшие штрихи, придававшие стилю уникальность.

– Похоже, он пользуется маленькой кистью.

– Я не об этом. Как они у него получаются? Ты видел, какие у Игоря руки? Это же какие-то крюки для мяса, а не руки живописца.

– Лучшие на свете хирурги – здоровенные мужики с огромными ручищами. Художнику сам бог велел иметь такие руки.

– Наверное, ты прав. Просто я не могла не обратить на это внимание. – Лорен покосилась на руку Райана, лежащую у нее на плече.

Он и раньше замечал интерес Лорен к его рукам и считал, что ее, как всех прочих женщин, завораживает кольцо с головой леопарда. Но с тех пор как Райан увидел картину Лорен, изображенные на ней жуткие загадочные руки, он взглянул на это по-другому.

Они подошли к мольберту с незаконченной работой – судя по всему, портрету.

– Странно, – заметил Райан. – Остальные его картины – сплошь пейзажи и жанровые сцены.

– Может, у него начался новый период?

– Не исключено. – Райан задумчиво смотрел на портрет. – Напоминает картину, которую я недавно приобрел для Ти Джи…

– Правда? А кто автор?

Райан понял, что чуть не проговорился: ни к чему Лорен знать, что он купил ее картину. Ему страшно хотелось получше изучить Лорен, и он просто не смог устоять – ведь ничто так много не говорит о художнике, как его работы. Первый раз он увидел эту картину случайно, открыв шкаф Лорен в оранжерее-мастерской, а потом наткнулся на нее на выставке и сразу узнал.

– Кстати, ты ничего не говорила Тиббеттсу о русском художнике? Этот сукин сын вполне может приписать заслугу открытия Макарова себе.

– Нет, я поделилась своими планами только с Виолой…

– Черт! Она же все растреплет своему «голубому» парикмахеру, Бейзилу Блэкстоуку, а тот живо разнесет новость по всему Лондону.

– Но я не говорила ничего конкретного… – На лице Лорен появилось растерянное выражение, как накануне, когда он навязывался ей в партнеры. – И потом, ты забываешь, что Виола – совладелица галереи.

– Я это прекрасно помню. Просто есть опасность провалить все дело.

– Не спорю. Слушай, давай вернемся к Макарову и отведем его к нотариусу. Пусть подпишет с «Рависсаном» эксклюзивный контракт! На эти деньги он сможет приодеться, поменять квартиру, оплатить рекламу…

– Подожди. Сначала нужно познакомиться с Игорем получше, узнать, чего он хочет. Судя по его картинам, у него вполне сложившаяся жизненная позиция. Мы не можем навешать на него ярких тряпок и за большие деньги продать нашим акулам от искусства. Он ведь понятия не имеет, что это за публика.

Лорен задумчиво кивнула и погладила Игги.

– Ему нужны друзья, а не только контракт, – продолжил Райан. – Давай пригласим его завтра поужинать. Только не туда, где слишком шумно: я думаю, Игорю там будет не по себе. Лучше выбрать что-нибудь попроще – пиццерию, например. Кстати, и узнаем о нем побольше.

– При этом должна присутствовать Виола, – твердо сказала Лорен. – Это ее право.

– Ради бога, пусть присутствует, только скажи ей, чтобы помалкивала. И чур, не наряжаться! Убеди Виолу не навешивать на себя камешки. Чувствую, этот Макаров считает себя пролетарием и плохо реагирует на богатых сучек. А ты, пожалуйста, распусти волосы. Забудь, наконец, про свой узел! С ним ты – вылитая школьная мегера. Держу пари, что Макаров хулиганил в школе.

Лорен взглянула на него умоляюще, но Райан был непреклонен. Он ненавидел ее узел, ему нравилось, когда она распускает волосы – очень сексуально!

Потом они молча бродили по мастерской, пытаясь проникнуть в сущность творчества Макарова.

– Боюсь, его ранние работы остались в России, и их будет невозможно оттуда добыть, – заметила Лорен. – В любом случае странно, что их не выставили вместе со всей Абрамцевской школой Белютина. Наверное, Макаров был его лучшим учеником. Белютин показал бы любое полотно Игоря, когда правительство разрешило экспонировать работы его учеников…

– Белютин показал бы, – негромко произнес Райан. – Но дело в том, что, по моим сведениям, власти уничтожили картины Макарова, а его самого бросили в тюрьму.

Райан поставил свой «Астон-Мартин» на пустой стоянке перед рестораном «Серпентайн» и застегнул на все пуговицы пальто, ежась от холодного ветра с Северного моря.

На середине моста Серпентайн его ждал Питер Стирлинг – лысый человек лет шестидесяти, агент Ми-5. От нечего делать он кидал крошки хлеба уткам, плавающим в пруду. Стирлинг был долгожителем в своем опасном ремесле, где ошибаются только один раз. После многолетней секретной службы он отказался от высокого звания, так как всегда предпочитал работать тайно, и был переведен в Лондон. Тридцать лет на службе Ее Величества и постоянный риск должны были увенчаться кабинетной синекурой, но Стирлинга не прельщала бюрократия. Всего за месяц он освоил сверхновую компьютерную систему и сам вызвался работать по делу Барзана, когда узнал, что требуется человек с опытом и терпением.

Райану нравилось сотрудничать со Стирлингом. Они с одинаковым нетерпением ждали, когда Барзан нанесет очередной удар, и не скрывали взаимного уважения.

– Зачем я вам понадобился? – спросил Райан.

– В связи с Лорен Уинтроп.

– Вы за мной следите? – Райан недовольно нахмурился. Как он мог проворонить «хвост»? Видимо, совсем потерял форму.

Стерлинг приложил палец к губам и выразительно огляделся.

– Никому мы не нужны! – махнул рукой Райан. Вечно эти разведчики дуют на воду!

– Успокойтесь, никто за вами не следит. Лорен Уинтроп заинтересовался Скотланд-Ярд. Это как-то связано с внезапно свалившимися на нее деньгами. Дело в том, что сделка с недвижимостью в Майами, которую в свое время заключил муж Лорен, вызывает большую настороженность. Во Флориде этим занимается ФБР. ЦРУ тоже вовлечено: в сделке участвовало много иностранных холдинговых компаний.

– Черт! Я думал, что операцию ведет исключительно Ми-5. Не хотелось бы попасть в сферу интересов ЦРУ.

Райан не любил оказываться на вторых ролях. Всю жизнь он остерегался полагаться на других. Но теперь ему не предоставлялось выбора.

– Не волнуйтесь, вы их абсолютно не интересуете. – Повернувшись спиной к ветру, Стирлинг раскурил трубку и бросил спичку в воду. – Что же касается наших с вами дел… Если вы будете чаще мелькать в городе, то человек Барзана быстрее проявит себя. Заставьте его совершить оплошность! Но сами соблюдайте максимальную осторожность. Нам нужны имена всех людей, с которыми вы имеете дело. Не появилось у вас в последнее время новых знакомых?

Райан пожал плечами:

– Можете записать Игоря Макарова. Это русский художник, эмигрант.

Стирлинг сделал пометку в блокноте.

– Теперь вы будете у нас под круглосуточным наблюдением.

– Только не забудьте поставить в известность русских и израильтян. Они бьют тревогу, стоит чужой машине задержаться около их посольств на пару минут, не говоря о целой ночи.

Вряд ли в целом мире нашлась бы более безопасная улица, чем Палас-Грин, где стоял дом Гриффита, но Райан там чувствовал себя как в тюрьме. Неподалеку обитали леди Диана и принц Чарльз, тут же располагались всевозможные посольства, охранявшиеся, как неприступные крепости. Но русские и израильтяне были помешаны на безопасности больше остальных: все на свете вызывало у них подозрение. Грейберн-Мэнор – резиденция Гриффита на Палас-Грин – стоил бешеных денег, зато здесь можно было особенно не тратиться на системы охраны.

Стирлинг постучал трубкой о перила, вытряхивая пепел на уток, которых только что заботливо кормил.

– Осторожность и еще раз осторожность, Уэсткотт!

Увидев Лорен, Виола ахнула от удивления. На Лорен были узкие замшевые брючки, заправленные в сверкающие кожаные сапоги до колен, и черная водолазка, обтягивающая красивую грудь. Ремень с серебряной пряжкой в форме витой морской раковины подчеркивал тонкую талию. Но больше всего остального поразила Виолу прическа Лорен: вместо привычного узла она увидела роскошные волны волос, свободно падающие на плечи.

– Тебе очень идет!

– Ты о волосах? Спасибо. Решила попробовать новую прическу. – Лорен улыбалась и выглядела счастливее, чем когда-либо прежде.

– И где же мы будем знакомиться с твоим русским художником? – Виола еще не оправилась от изумления, что поиски Лорен увенчались успехом.

– В пиццерии «Помодоро» в Найтсбридже. Игорь любит пиццу.

Виола надеялась, что встреча не затянется: ей хотелось заглянуть в кабаре и найти там своего чеха. Разлука длилась уже два дня, которые показались Виоле двумя годами. Ей еще не приходилось встречать мужчину, способного творить такие чудеса.

– Идем! – Виола накинула шубку из красной лисы.

Им пришлось томительно долго ползти в машине по Бромптон-плейс, и в итоге они опоздали. От автомобиля в Лондоне одни неприятности! Виола уважала Лорен за ее решение не покупать машину.

– Райан и Игорь уже на месте, – сказала Лорен, увидев знакомый «Астон-Мартин».

Виола недоумевала, когда это Лорен и Райан успели стать друзьями. Она была не намного старше Лорен, но все равно питала к ней материнские чувства. За последние недели они сблизились еще больше, и Виоле не хотелось, чтобы Лорен связывалась с Райаном Уэсткоттом. Он переспит с ней и бросит – так же, как поступил с ней самой мерзавец Клайв! Одного поля ягодки!

Потребовалось еще минут десять, чтобы найти местечко для парковки на узкой Бошам-плейс и вернуться назад, к пиццерии, любуясь чугунными георгианскими балкончиками. На этой короткой улице, известной больше шикарными антикварными салонами, нашли приют несколько неплохих ресторанов.

«Главное – побыстрее отделаться от этой волынки!» – думала Виола, устремляясь вниз по узкой лесенке.

В пиццерии царил мрак, и Виола прищурилась, привыкая к потемкам. В маленьком зале не было ни одного свободного столика. В углу стояло пианино, бренчавший на нем человек громко пел по-итальянски. Судя по всему, профессионалом он не был. Посетители подпевали, смеялись и пили кьянти.

– Вот они! – Лорен помахала рукой.

Райан Уэсткотт, поднявшись, помахал в ответ, и Лорен стала протискиваться к нему среди столиков. Виола следовала за ней, с удивлением замечая, что мужчины при приближении Лорен смолкают и впиваются глазами в ее соблазнительную фигуру. Распущенные светлые волосы добивали выживших.

– Что-то вы поздно, – сказал Райан с упреком.

– Это из-за меня… – начала Виола, но внезапно замолчала, словно прикусила язык; перед глазами у нее поплыли круги.

– Познакомьтесь: Виола Лейтон, Игорь Макаров.

Виола вежливо улыбнулась, хотя ей хотелось визжать от восторга: из-за столика навстречу им поднялся тот самый чех!

Однако в следующий момент ее охватил нестерпимый стыд. Боже, что же делать?! Надо побыстрее все ему объяснить! Но как?..

Виола с ужасом наблюдала, как недоумение в его карих глазах сменилось болью, потом гневом и, кажется, даже ненавистью…

8

Представив Виолу Игорю, Райан взял у Лорен пальто и повесил его на вешалку перед их закутком, рядом со своей потертой кожаной курткой.

– Что это с Виолой? – спросил он шепотом, садясь рядом с ней.

Лорен пожала плечами: она и сама не могла понять, почему ее подруга сегодня так молчалива. И Виола, и Игорь уставились на певца, словно непременно хотели вникнуть в смысл его итальянской песни.

– Я же просил, чтобы она оделась поскромнее! – шепнул Райан Лорен на ухо, покосившись на шубу Виолы.

Лорен улыбнулась:

– Это ее повседневные меха.

– Боже!

Райан тоже широко улыбнулся ей – и это была первая открытая улыбка за все время их знакомства. От обычного воинственного выражения не осталось следа, и Лорен сразу стало с ним легко и спокойно.

– Я видела твою машину. Где Игги?

– Со мной. На обратном пути ты сможешь ее приласкать.

Певец ненадолго умолк. Лорен перехватила взгляд Игоря и улыбнулась. Он в ответ неуверенно усмехнулся. Она обратила внимание на слишком широкие лацканы его пиджака, давным-давно вышедшие из моды, и ей вдруг стало грустно. Они, идя сюда, постарались одеться попроще, он, наоборот, принарядился…

– Какую пиццу предпочитаете? – обратилась Лорен к Игорю.

– Мы уже сделали заказ, – ответил за него Райан. – Оказывается, «Пепперони» с тонной анчоусов – любимое лакомство Игоря.

Виола по-прежнему мрачно молчала. Лорен знала, что анчоусы вызывают у нее ужас, но вряд ли это могло так испортить ей настроение…

– Я бы хотел, чтобы Игорь пришел завтра в «Рависсан», – сказал Райан, наливая Лорен и Виоле кьянти из стоявшего на столе кувшина. – Он уже уволился с рынка и теперь может полностью сосредоточиться на живописи.

– Отлично! – Лорен снова улыбнулась Игорю, который почему-то сидел красный, как рак, то и дело одергивая свой потертый пиджак.

Лорен толкнула Виолу ногой под столом, и та выпалила:

– Мы будем счастливы видеть вас в своей галерее. – Да что с ней?! Несмотря на врожденный снобизм британской аристократки, Виола умела общаться с любыми людьми: она была слишком вежлива и добродушна, чтобы обидеть ближнего. Почему же сейчас она так замкнута?

– За Игоря! – Райан поднял рюмку.

Лорен и Виола присоединились к его тосту, но рюмка Игоря осталась стоять. Казалось, его огромная лапа сейчас превратит ее в осколки. Лорен заставила себя отвести взгляд от его рук и вопросительно посмотрела на Райана.

– Я хочу выпить за Анатолия Марченко, – неожиданно проговорил Игорь сдавленным голосом. – Мир его праху! – И он одним глотком осушил рюмку.

– Он был вашим другом? – спросила Лорен и, когда Игорь кивнул, сочувственно улыбнулась. – Я читала в самолете его книгу «Жить, как все».

– Перестройка пришла слишком поздно… Поздно для Толи.

– Марченко умер в тюрьме? – Райан подлил Игорю вина.

– Восьмого декабря восемьдесят шестого года, – ответил Игорь.

Лорен перехватила вопросительный взгляд Виолы, которая не была сильна в умных беседах.

– Анатолия Марченко сажали, выпускали и снова сажали на протяжении тридцати лет, – сказала она. – Он писал: «После освобождения из лагерей страдания только начинаются…» Законом запрещалось находиться в Москве больше трех дней, не имея разрешения на проживание. За три нарушения этого правила – новый суд и тюремный срок.

– Закон требует, чтобы люди имели эти разрешения, но власти не выдают их бывшим заключенным, – добавил Райан. – Обычная советская уловка.

– Вы познакомились с Анатолием в ГУЛАГе? – спросила Лорен. Игорь нехотя кивнул, и Лорен, набравшись смелости, задала еще один вопрос: – За что вас посадили?

– Я – художник и хотел, чтобы люди видели мои работы. И я выставлял их, когда это было запрещено.

– Вас приговорили к тюремному заключению за то, что вы выставляли собственные картины? – в ужасе переспросила Виола.

– Да. – Игорь напрягся и отодвинулся подальше от нее. – Только повод был другой. Несколько моих картин купили, и меня обвинили… Не знаю, как это сказать по-английски.

– В спекуляции? – подсказал Райан.

– Да.

– Понимаю… – тихо отозвалась Виола, опустив глаза.

Лорен видела, что Игорь старается не замечать Виолу, упорно ее игнорирует. Неужели дело в дорогих мехах? А может, причина – прекрасная дикция Виолы, манера четко произносить каждый слог, подчеркивая свое аристократическое происхождение? Райан тоже усвоил британский акцент, проведя в Англии не один год, но не гнушался сленга, что делало его похожим на американца. Сама Лорен выросла за границей, хотя ее мать была англичанкой и не могла похвастаться безупречным английским.

Рассказ Игоря невозможно было слушать без волнения. Лорен нашла под столом руку Райана, крепко сжала ее и тут же отпустила. Она читала о том, как советские художники попадали в тюрьмы за попытки выставлять свои картины, но раньше слабо в это верила.

– Когда вы присоединились к Эли Белютину? – спросил Райан.

– В шестьдесят первом – еще до Манежа и Хрущева.

– Кто такой Манеж? – поинтересовалась Виола. Игорь пил вино, явно не собираясь ее просвещать, так что объяснять пришлось Лорен.

– Манежем называется Центральный выставочный зал в Москве. Белютин устроил там первую с начала двадцатых годов выставку авангардного искусства. Сколько человек в ней участвовало, Игорь?

– Шестьдесят. Больше двухсот пятидесяти картин.

– И сколько из них ваши? – спросил Райан. Игорь с усмешкой показал три коротких пальца.

– Никита Хрущев посетил выставку и сразу ее закрыл, практически запретив тем самым современное искусство. Власти требовали, чтобы живопись утверждала советскую догму. – Лорен смущенно улыбнулась Игорю. – Только я забыла, как это называется.

– Социалистический реализм в искусстве.

– Белютин развивал в своих учениках творческие способности независимо от государственных теорий, – добавил Райан и жестом потребовал еще один кувшин кьянти. – За это он попал вместе со своими учениками под запрет. Они переехали из Москвы в Абрамцево, чтобы переждать бурю.

– Поразительно, прошло целых четверть века, прежде чем им снова разрешили выставляться! А почему вы не остались с ними в Абрамцеве? – спросила Лорен.

Игорь пожал плечами.

– Молодость. – Он простодушно улыбнулся официантке, принесшей пиццу. – Горячая голова…

Лорен ждала, что он разовьет свою мысль, но Игорь замолчал. Казалось, его больше всего интересует сейчас официантка, ставящая перед ними тарелки.

Попробовав пиццу, Лорен разочарованно вздохнула. Анчоусов в ней было гораздо больше, чем нужно, и в результате пицца «Пепперони», которой славился «Помодоро», утратила свой знаменитый вкус. Зато Игорь с жадностью набросился на пиццу, да и Виола, ненавидевшая анчоусы, лицемерно расхваливала блюдо.

– Я тоже когда-то был горячий, – признался Райан. – Я ведь провел молодость в Лос-Анджелесе.

Лорен удивилась, как она раньше не угадала в нем калифорннйца. Райану были присущи дерзость и непочтительность, отличающие жителей Западного побережья, презрение к властям и к любым кастовым условностям.

Игорь внимательно посмотрел на него – может быть, почувствовал в Райане нечто родственное.

– Я показывал свой работы на вокзалах. Я хотел, чтобы их все видели.

– За это вас снова посадили в тюрьму?

– Нет. Не знаю, как сказать… – Игорь покрутил пальцем у виска.

– Сумасшедший дом? Психушка? – догадался Райан.

Игорь утвердительно кивнул, как ни в чем не бывало пережевывая пиццу. Лорен снова схватила Райана за руку, от волнения вонзив ногти ему в ладонь. На лице Виолы, наоборот, застыло безразличное выражение.

– Таблетки, уколы… – Игорь заерзал на диванчике, словно от удара молнии. – Как сказать?

– Электрошок, – подсказал Райан чуть слышно. – Так и мертвый воскреснет.

Лорен смотрела на Райана. Куда подевалось его обычное высокомерие? Потом она перевела взгляд на Виолу, но та сразу отвернулась, стесняясь своих слез.

– Там я познакомился с Анатолием. – Игорь как будто не замечал, как растрогал их своим нехитрым рассказом. – Подружились, вместе освободились. Работали на кирпичном заводе, ночевали на печах – так теплее. У нас не было прописки. Есть такое слово: «бомжи» – бездомные. Нас поймали и опять упрятали.

– Как же вы оказались здесь? – спросила Лорен.

– Получил выездную визу. На следующий день улетел. Не звонил домой, не попрощался с Анатолием, – грустно ответил Игорь. – Ничего…

Пианист заиграл «La dolce vita», публика запела. Лорен не могла придумать, что сказать, Виола, не отрываясь, смотрела на свою рюмку, Райан сидел неподвижно. Все трое были поражены тем, с каким смирением Игорь обо всем этом говорил. Наконец Райан, желая разрядить обстановку, подозвал официантку и заказал кофе.

– Теперь все будет по-другому, – сказала Лорен. – Люди увидят ваши картины.

Она понимала, что он не ждет от них очень многого. Жизнь приучила его к нетребовательности, обойдясь с ним незаслуженно сурово…

За кофе Райан болтал с Игорем, пытаясь побольше из него вытянуть. Первое, что русский собирался сделать, получив возможность распоряжаться своим временем, – это нанять преподавателя английского. Выяснилось, что у него самые что ни на есть капиталистические устремления: первое место в его списке приоритетов занимали автомобиль марки «Порше» и квартира в кондоминиуме на берегу Темзы.

Пока они беседовали, Виола хранила молчание и исподтишка наблюдала за Игорем, который по-прежнему старался на нее не смотреть.

Когда официантка принесла счет, Райан и Игорь одновременно протянули руки.

– Я! – Игорь пригвоздил счет к столу огромным кулаком.

Райан, прищурившись, посмотрел на него и неожиданно согласился.

– Хорошо. Спасибо за угощение. – Он встал и протянул руку Лорен. – Мы сходим за машиной. Подождите нас у входа.

– Послушай… – Лорен хотела было возразить, но Райан сдавил ей запястье, как клещами. Подавая ей пальто, он сверлил ее взглядом, как бы говоря: «Не спорь!»

На лестнице Лорен остановилась и возмущенно набросилась на него:

– Как ты мог позволить, чтобы он платил?! Ты не видел, что на нем надето? Барахло с чужого чердака! У него же нет ни гроша за душой…

– Разве ты до сих пор не поняла, что это за человек? Игорь терпеть не может от кого-нибудь зависеть. Чтобы убедить его уволиться с рынка, мне пришлось купить у него картину. Теперь у него хватает денег.

– Ты купил картину и ничего мне не сказал? Считаешь, что это по-партнерски?

– Всего одна картина! А что еще мне оставалось? Он не соглашался уходить с работы, не получив, гарантий, а кроме картин, ему совершенно нечего продать. Кстати, я позволил ему заплатить за ужин с дальним прицелом: в следующий раз платить буду я, и это будет уже не пицца…

Лорен была вынуждена согласиться – цены в более приличных лондонских ресторанах наверняка приведут Игоря в ужас. Пускай там расплачивается Райан, а не он.

– Ты неплохо с ним поработал, – признала она, поднимаясь по лестнице. – Между прочим, почему бы тебе не отвести его к своему портному?

– У Игоря появились деньги. Если ему захочется обновить гардероб, он может сделать это сам. Я буду давать ему советы только тогда, когда он сам об этом попросит.

– Пожалуй, ты прав, – сказала Лорен, выйдя на улицу, где трудно было что-либо разглядеть из-за влажного тумана. – Просто я его пожалела. Столько пережить! Хотелось бы, чтобы теперь у него все пошло хорошо.

Райан привлек ее к себе.

– Конечно. Ему досталось гораздо сильнее, чем я предполагал.

– Как же тогда объяснить его незлобивость, даже смирение? Послушай, а что, если лекарства и этот… электрошок не прошли для его рассудка бесследно? Вдруг он не в своем уме?

– Игорь – нормальный человек. Просто у него хватает ума не бушевать, когда он не в силах что-либо изменить.

Волосы Райана были влажными от тумана. Они свисали на поднятый воротник куртки и падали на лоб, придавая ему мальчишеский вид. Интересно, какой была его молодость? Лорен не осмелилась спросить из опасения, что он спросит о том же ее.

– Ну а как вообще впечатление? – поинтересовался Райан.

– Чрезвычайно удачный день! Мы открыли не только настоящего художника, но и мученика!

Эти слова даже в малой степени не передавали ее чувств. Лорен была совершенно не готова к правде о прошлом Игоря. Райан тоже был потрясен, но у него хватило самообладания, чтобы продолжать беседу. Что бы она без него делала? В отличие от нее он знал, как помочь художнику. Оказалось, что при всей внешней черствости Райан Уэсткотт поразительно отзывчив. Что за разносторонняя личность! Правда, ее коробила его самоуверенность, граничащая с заносчивостью, а излишняя напористость даже пугала. Уже много лет Лорен сознательно избегала властных мужчин, вроде своего отчима, Руперта Армстронга.

– Игорь – особенный человек, – заметил Райан. – Передай Виоле, чтобы она не брала его в оборот. Боюсь, что если он полезет к ней в постель, то только с серьезными намерениями.

– Не бойся, Игорь не в ее вкусе.

– Но он-то этого не знает. Она ему явно приглянулась.

– Брось! Он весь вечер не обращал на нее внимания. По-моему, он ее презирает, считает богатой бездельницей.

– Если мужчина интересуется женщиной, то либо пялится на нее, как помешанный, либо игнорирует. – Он обнял Лорен за талию. – Взять хоть меня; заметила, как я на тебя глазею, пытаюсь к тебе прикоснуться при всяком удобном случае?

Лорен бросило в жар. Ей вдруг стало весело – и одновременно страшно. Прошлое научило ее осторожности.

Они подошли к «Астон-Мартину». Машина блестела от влаги, словно попала под ливень, а не просто постояла несколько часов в лондонском тумане. Райан хотел открыть для Лорен дверь, но был вынужден переждать, пока мимо не проедет автомобиль, беззвучно вынырнувший из тумана в считанных футах от них.

Лорен села в машину, и Игги тут же оказалась у нее на коленях, потешно принюхиваясь. Потом она удовлетворенно похрюкала и затихла.

– Лорен! – произнес Райан каким-то совсем новым, проникновенным тоном.

Она обернулась. Зеленые глаза с золотыми блестками смотрели на нее в упор.

– Какие красивые у тебя сегодня волосы! – Он провел ладонью по ее голове и намотал один локон на палец. – Почему ты не носишь их так всегда?

– Я привыкла убирать волосы, потому что иначе мужчины не будут воспринимать меня серьезно, – сказала она, решив, что ему вовсе не обязательно знать всю правду.

– Почему ты так думаешь, если никогда не пробовала?

Лорен пожала плечами. Райана было невозможно обмануть.

– Я, например, отношусь к тебе вполне серьезно.

Одна его рука осталась на баранке, другая легла на спинку сиденья Лорен, словно Райан боролся с желанием до нее дотронуться. Потом он ее все-таки поцеловал, но это был совсем короткий поцелуй…

Боже, помоги! Охватившее Лорен желание, наверное, отразилось на лице, потому что Райан самодовольно усмехнулся. Она хотела отодвинуться, но его губы снова нашли ее рот, и на этот раз поцелуй был требовательным.

Лорен предпочла бы на этом остановиться, но внутри уже разгорелся огонь. Она чувствовала, даже слышала, как бешено бьется ее сердце. Окончательно утратив контроль над собой, она погрузила пальцы в мокрые волосы Райана, другой рукой обняла за шею, и губы ее открылись навстречу его губам.

Неожиданно Райан отстранился:

– Я тебя не принуждаю…

– Нет!.. – простонала она, завороженная его глазами и смущенная собственной горячей страстью, заполнившей все ее существо. – Раньше я тебя не знала. Ты меня пугал.

– А сейчас не пугаю? – Он наклонил голову с очевидным намерением продолжить прерванный поцелуй.

– Нет, – ответила Лорен, но это была неправда. Страх перед Райаном Уэсткоттом покинул ее не до конца. К Игорю он проявил неожиданную доброту, но все равно оставался для нее загадкой. Его упорство на аукционе и настойчивое желание стать ее партнером наводили на тревожные мысли. Этот человек всегда будет добиваться своего…

Как сейчас, например: он властно заключил ее в объятия, изо всех сил прижал к себе и буквально раздавил губами ее губы. Его язык настойчиво проник ей в рот, в ее ушах громыхал собственный пульс. Неожиданно ладонь Райана легла ей на голый живот, и Лорен задрожала с ног до головы. Как он умудрился незаметно для нее вытащить водолазку из-под ремня? Вот что значит опыт! Райан явно умел обращаться с женщинами… Но неужели он попытается овладеть ею прямо здесь, в тесном спортивном автомобиле?

Ей хотелось его остановить, но язык не повиновался, а пальцы словно сами собой вцепились в плечи Райана. Он расстегнул ее лифчик, добрался до соска и начал теребить его жесткой подушечкой большого пальца. Она изо всех сил старалась не стонать, но от этого ее стоны не стали тише.

– Знаешь, что я тебе скажу, партнер?

Лорен помотала головой, боясь, что не хватит дыхания, чтобы ответить.

– Ты мне подходишь!

Виола поднялась по лестнице на улицу. Игорь последовал за ней. После ухода Райана и Лорен им пришлось долго ждать, пока официант допоет свою партию в нестройном хоре, горланившем нечто про любовь. Виоле очень хотелось заплатить по счету самой или дать Игорю денег, но она боялась, что это его еще больше рассердит.

На протяжении всего ужина она пыталась унять сердцебиение и боролась с полуобморочным состоянием. Что она наделала?! Она бы все отдала, чтобы вернуть стрелку часов назад, как-то объясниться…

На улице их приветствовал знаменитый лондонский туман, заставлявший вспомнить приключения Шерлока Холмса. До машины Райана они добрались бы в таком тумане очень не скоро.

– Игорь… – начала Виола, дотрагиваясь до его руки. – Хочу объяснить тебе. В ту ночь я…

– Ты соврала! – Она помнила его глаза полными страсти, но теперь в них поблескивал лед неприязни.

– Я не назвала тебе свое настоящее имя, потому что леди не полагается появляться в таких местах. Я подумала… – Она смущенно замолчала: по сравнению с местами, где приходилось бывать ему, посещение кабаре выглядело детской шалостью, о которой не стоило упоминать.

– Ты ушла, не попрощалась.

Он отвернулся, высматривая машину Райана, хотя из-за тумана можно было разглядеть разве что собственный нос.

Игорь ненавидит ее! Что ж, винить в этом можно было только себя. Как бы она отнеслась к мужчине, который назвался бы чужим именем, переспал с ней и ушел на заре, не сказав ни слова?

– Игорь, посмотри на меня. Пожалуйста! – Он недовольно оглянулся, и она продолжила: – Я могла бы сказать, как мне жаль, что я тебя обманула и ушла, не простившись, – но это все равно что ничего не сказать. Я бесконечно сожалею! Я хотела сегодня найти тебя и выложить всю правду, но…

– Понимаю. – Выражение его лица свидетельствовало, что Виола опоздала со своим покаянием. – Тебе не понравилось. – Он ударил себя в грудь. – Я для тебя не гожусь!

– Наоборот, ты мне очень понравился!

Виолу удивляло, что после ужасов, которые он пережил, для него может что-то значить мнение одной женщины. И все же ночь, проведенная с нею, имела для него значение. Тем более ему стало бы противно, если бы он узнал о ней правду: ведь в ее жизни не было ничего, кроме собственных эгоистических интересов. Игорь Макаров представлялся ей воплощением нравственности и совестливости. О таком мужчине она даже не осмеливалась мечтать.

– Игорь! – Она задохнулась от переполнявших ее чувств; пришлось помолчать, чтобы немного прийти в себя. – Знай, таких, как ты, я еще не встречала. Теперь, когда ты рассказал о своей жизни, я понимаю, что не стою тебя. Такого мужчину, такое воплощение отваги и таланта, можно встретить всего раз в жизни – и то, если крупно повезет. А таких женщин, как я, пруд пруди. Ты достоин большего.

Его взгляд оставался неприязненным. Он сунул руку в карман брюк, приобретенных, видимо, на дешевой распродаже, вытащил несколько фунтовых купюр и протянул ей.

– Я хочу вернуть тебе деньги. Игорь Макаров не продается.

Виола зажмурилась, борясь со слезами.

– Я не собиралась тебя покупать, не собиралась злить. Уходя, я оставила тебе денег, потому что решила, что они тебе нужны. Я хотела помочь, у меня в мыслях не было оскорбить тебя…

Из тумана появился автомобиль Райана, Игорь сделал шаг ему навстречу, но Виола повисла на его руке.

– Игорь, поверь, ты мне не безразличен! Ты очень хороший. Для меня ты даже слишком хорош.

Дэвид Маркус нажал кнопку звонка на двери Лорен Уинтроп. Он знал, что ее нет дома, потому что звонил в галерею и был в курсе, что ей предстоит ужин с Финли Тиббеттсом в клубе «Гручо». Но ему была нужна не Лорен, а Селма.

Дэвид нервничал. У него не было опыта секретных операций, зато он располагал доверием Барзана. Он понимал, что все больше превращается для Барзана в замену Роберта, его погибшего сына. Подвести старика было бы непростительно.

Он позвонил еще раз. Теперь, после знакомства Лорен с Райаном Уэсткоттом, можно было начать реализацию плана. Дэвид собирался дать Селме очередные указания, а также новые подслушивающие устройства – более совершенные, чем те, которые она установила раньше.

Но где эта старая ведьма? Он яростно вдавливал кнопку звонка в стену, и все безрезультатно.

– Минутку! – неожиданно раздался голос из-за двери, и перед Дэвидом предстала молоденькая девушка, почти подросток, в линялой ночной рубашке до пят и накинутом на плечи латаном клетчатом халатике.

– Ты кто?

Дэвид окинул девчонку удивленным взглядом: всклокоченные рыжие космы, близко посаженные карие глаза, нос, смахивающий на лыжный трамплин, и не по возрасту пышная грудь. Судя по всему, ей было не больше пятнадцати лет от роду.

– Саманта Фоли, горничная мисс Уинтроп.

– А где Селма?

– Сегодня утром она получила расчет. – Дьявол! Это полностью меняло дело. С «жучками» он как-нибудь справится сам, но кто будет ему помогать, когда наступит время «икс»?

– А вы кто?

– Дэвид Маркус, старый знакомый мисс Уинтроп.

– Она вряд ли вернется до полуночи.

– Можно мне зайти? Мне надо позвонить.

– Пожалуйста…

Саманта сделала шаг назад и потуже затянула пояс, что подчеркнуло стройность ее фигурки. Дэвид сразу сделал стойку. Обычно большие груди сочетаются с бесформенной фигурой и отвислой задницей, но Саманта Фоли представляла собой приятное исключение. Жаль, что она такая страшненькая. Но, с другой стороны, молодость привлекательна сама по себе…

– Телефон там. Я сейчас, только оденусь. – Саманта бросилась через кухню в комнату для прислуги.

Дэвид проводил ее взглядом знатока. Танец грудей под ночной рубашкой вызвал у него неподобающую случаю реакцию, но он твердо сказал себе, что сперва дело…

В библиотеке Дэвид молниеносно разобрал телефонный аппарат и заменил старый «жучок» новым, после чего двинулся в кухню, установив по пути еще парочку. Последнему «жучку» нашлось местечко в кухне, под холодильником. Теперь в квартире почти не осталось места, где можно было бы тайно шушукаться: специалисты знают, что самые интересные разговоры происходят не в спальнях, а именно в кухнях.

– Что вы делаете? – раздалось у него за спиной. Дэвид выпрямился и с улыбкой ответил:

– Выронил ручку.

Саманта переоделась в черную униформу, оставшуюся, видимо, от Селмы: юбка была велика девчонке на несколько размеров, зато кофточка едва вмещала не по годам развитую грудь. Дэвид уже приметил, что она обходится без лифчика.

– Хотите перекусить?

Сейчас, когда Саманта заколола волосы, стало видно, какие у нее большие глаза.

– Не отказался бы от крекеров с сыром.

– Я еще не знаю, что есть у мисс Уинтроп. Я поступила к ней только сегодня. – Она порылась в холодильнике. – Разве что вот это…

– Сколько тебе лет?

Саманта обернулась, держа в руке сыр.

– Семнадцать.

«Врет», – подумал Дэвид, восхищаясь ее наглостью: она лгала, глядя ему прямо в глаза.

– Ты слишком молода для такой службы.

– Я живу самостоятельно уже больше года. – Она хлопала буфетными дверцами, разыскивая крекеры. – Тут есть много разных. Вы какие предпочитаете?

– Любые. – Дэвид не мог оторвать взгляда от ее груди: стоило ей шевельнуться – и под блузкой начинался шестибалльный шторм. – Ты приехала в Лондон к друзьям?

– Нет. – Саманта нарезала сыр и разложила ломтики на тарелке. – Я приехала работать.

«Сбежала из дому», – догадался Дэвид. Ее заносчивый тон свидетельствовал, что не все так легко, как она изображает. Наверное, успела пожить на улице и усвоила кое-какие штучки… Тем лучше! Он любил молоденьких, но при том умудренных опытом, а не девственниц – с теми не оберешься хлопот.

– Как ты познакомилась с Лорен?

– На художественном фестивале.

– Ты пишешь картины? – У него уже родилась неплохая идейка.

– Нет, я делаю сережки, – с достоинством ответила девчонка. – Хочу открыть собственный магазин.

– Ну-ка, расскажи поподробнее, – попросил Дэвид, шагая за ней следом по коридору.

Саманта привела его в кабинет и застыла в нерешительности с тарелкой в руке и с коробкой крекеров под мышкой.

– Садись. – Он указал на диванчик с персиковой обивкой. – Сейчас мы с тобой выпьем.

– Не уверена, что мне можно…

– Глупости! Лорен не стала бы возражать. Сиди. – Он открыл бар, нашел бутылку коньяка «Людовик XIII» и налил две рюмки. В ресторане такой нектар стоит добрую сотню. Плевать! Он уже вытянул из картеля Барзана не один миллион и имел несколько счетов в швейцарских банках. Теперь деньги были для него ничем – всем была власть. Если мисс Фоли согласится с ним сотрудничать, он добьется власти, и очень скоро.

– Знаешь, мне по душе твоя храбрость. – Он подал ей рюмку и сел с ней рядом, пока что соблюдая дистанцию. – В твоем возрасте я поступил так же, как ты: сбежал из дому и отправился в Нью-Йорк. Без гроша в кармане! Спал на улице, пока не устроился продавать билетики в автобусе. – Все это было сплошной ложью: на самом деле Дэвид Маркус рос в роскоши, будучи единственным сыном владельца целой сети домов для престарелых. – Расскажи-ка мне о своих поделках.

– Я пользуюсь пластилином. Он похож на керамику, только его надо запекать в духовке, а не обжигать в печи.

Она углубилась в скучные подробности своего ремесла, но Дэвид делал вид, что ему очень интересно: самое главное – завоевать доверие.

– Хотите взглянуть?

– А как же!

Дэвид пошел за ней, не забыв прихватить коньяк. Ему меньше всего хотелось рассматривать недоделанную кустарщину, просто ей еще предстояло допить коньяк. Спиртное – самый верный способ добиться от девчонки взаимности. Пока она шествовала впереди, соблазнительно покачивая бедрами, он опять долил ее рюмку до краев.

Саманта включила свет в оранжерее-мастерской.

– Эти я раскрасила только сегодня.

– Да у тебя талант – почище, чем у Паломы Пикассо! Я всегда знал, что Лорен умеет находить способных людей.

– Вы серьезно так считаете?

Он поднял рюмку:

– За Саманту Фоли, будущую Пикассо.

Дэвид совершил святотатство – залпом допил дорогой коньяк. Что поделаешь, надо же заставить ее захмелеть! Пока она давилась коньяком, он рассматривал наброски Лорен. Похоже, они уже работают с Самантой бок о бок и скоро подружатся. У Лорен могучий материнский инстинкт: недаром она так возится с братцем. А теперь вот взяла под крылышко Саманту… Нет, определенно, его посетила неплохая идея! Приступить к ее немедленному осуществлению мешала только жажда увидеть обнаженные груди Саманты.

– Где, говоришь, тебе хочется открыть магазинчик? – Вопрос был задан с отеческой доверительностью, рука ласково легла девчонке на плечо.

– На Бошам-плейс.

– Мне нравится твой стиль. Очень профессионально! – Дэвид забирался взглядом ей под блузку, на которой сама собой расстегнулась одна пуговка. Болтовня Саманты не вызывала у него интереса: самое существенное он уже ухватил. Саманте очень хотелось заработать – и побыстрее. Он одобрял ее торопливость и жадность. Очень может быть, что замена Селмы пойдет только во благо.

Они вернулись на диванчик, и на сей раз Дэвид уселся к Саманте вплотную. Ее глаза уже сияли нетрезвым воодушевлением: коньяк делал свое дело.

– Ты собираешься откладывать деньги, которые тебе будет платить Лорен?

– Конечно! Года через два я смогу…

– Ты слишком талантлива, чтобы так долго ждать. Я с удовольствием тебе помогу.

– Правда? – Улыбка делала Саманту почти хорошенькой.

Дэвид извлек из внутреннего кармана пиджака бумажник от Гуччи, набитый крупными купюрами, и начал медленно пересчитывать их, демонстрируя свое богатство. Мир сошел с ума от кокаина, и это приносило ему большой доход.

Саманта заворожено наблюдала, как он складывает вместе четыре пятидесятифунтовые бумажки. Потом в ее глазах мелькнула алчность – Дэвид привык видеть такую на всех континентах.

– Я приезжаю в Лондон несколько раз в месяц. – Он положил сложенные купюры в кармашек ее блузки, из которого чопорно торчал крахмальный платочек. – Мне бы хотелось следить за твоими успехами.

Он не отпускал деньги, а поигрывал ими, намеренно задевая ее сосок под тканью. Сосок пружинил и так увеличивался с каждой секундой, что Дэвид оторопел от восторга.

Саманта быстро сообразила, что от нее требуется, и с улыбкой выгнула спину, подставляя ему грудь.

– Звоните мне, когда будете приезжать.

– Непременно. Я тебе помогу. Только пусть это будет нашим с тобой секретом, даже от Лорен. Все скажут, что я для тебя староват. – Он шептал ей на ухо, трогая мочку кончиком языка. – Никто ведь не знает, что ты уже зрелая женщина…

– А сколько вам лет?

– Тридцать пять, – не моргнув глазом ответил он, уменьшив свой возраст на десяток лет. – Не очень много, правда? Так, значит, секрет?

– Секрет, – согласилась она, обняв его за шею. Дэвид быстро расстегнул ее блузку, и на ладони ему легли два тугих полушария теплой трепещущей плоти. Воображение не обмануло его, напротив, действительность оказалась еще более внушительной: взору Дэвида предстали набухшие соски, похожие размером и цветом на спелые вишни. Он давно потерял счет своим победам на разных континентах, но ничего подобного нигде не встречал.

Ему уже трудно было сдерживать нетерпение. Он зарылся лицом в ее горячие груди и втянул одну вишню в рот. Саманта застонала, но он думал сейчас не о ней. Дэвид вспоминал прошлое – так бывало всякий раз, когда он дорывался до молодой женской груди. Жмурясь, он возрождал в памяти свой первый опыт, который всю жизнь тщетно пытался воспроизвести.

…Далеко за полночь в его дверь постучали. За дверью стояла его младшая сестра Барби в коротенькой ночной рубашке, с заплаканными глазами.

– Тэдди Сигал говорит, что сиськи у меня на месте, а мозгов ни на грош! – Сквозь слезы воскликнула Барби и шлепнулась на его постель.

– Тэдди – кретин. Наплюй на него. – Вообще-то Дэвид был того же мнения, что и Сигал: объем груди у сестренки в несколько раз превышал умственные способности. Вся отцовская сообразительность досталась Дэвиду, а Барби пришлось довольствоваться единственным мамочкиным наследством.

– Если он меня так ненавидит, то зачем спал со мной?

У Дэвида участилось дыхание. Последние четыре года он учился в Принстоне, а когда вернулся, обнаружил, что его сестричка спит с кем попало. Но ей же всего пятнадцать! Те две недели, что Дэвид провел в этот раз дома, он ежедневно ездил с папашей в гольф-клуб, а Барби тем временем плескалась в бассейне в бикини, дразня парней и откровенно напрашиваясь, чтобы ее завалили под первой же пальмой.

– Ты тоже меня ненавидишь! – Из глаз Барби снова полились слезы.

Дэвид сел с ней рядом на кровать, решив, что надо быть снисходительнее. Девочка выросла в роскоши, но с раннего детства была предоставлена самой себе: ее мать занималась бесконечными диетами, а отец – гольфом. Она еще совсем маленькая и не ведает, что творит.

– Забудь Сигала, – прошептал он, обнимая ее за плечи.

Внезапно Барби прижалась к нему и крепко поцеловала. Ее язык в один миг оказался у него во рту, а рука – в трусах…

– Пойдем в мою комнату?

Дэвид потряс головой. Он не сразу сообразил, где находится и чей голос слышит. Пришлось напомнить себе, что это не отчий дом, не его собственная кровать и не родная сестра. Он в Лондоне, а рядом с ним – Саманта Фоли. И лучше не считать, сколько прошло лет.

– Конечно. – Он неохотно расстался со своими фантазиями.

На Саманте не оказалось трусов, и, когда Дэвид пустил в ход руки, она громко застонала. Ей безумно хотелось, чтобы он вошел в нее – так же, как его сестре много лет тому назад…

– Так сколько тебе лет, детка?

– Семна…

Дэвид легонько шлепнул ее:

– А серьезно?

– Пятнадцать. Только не говорите Лорен: она отправит меня домой.

Роскошная грудь и пятнадцать лет… То, что надо!

9

В клубе «Гручо» на Дин-стрит Лорен и Виоле сказали, что Финли задерживается. Отдавая в гардероб пальто, Лорен гадала, как там проводят время Райан и Игорь. Они распрощались возле «Помодоро», после чего мужчины отправились в паб «Маки-Дак», где Игорю предстояло продемонстрировать свое мастерство в решающем состязании по метанию дротиков.

«Хорошо все-таки, что «Астон-Мартин» такой маленький!» – думала Лорен. Вспоминая свою разнузданную реакцию на поцелуи Райана, она испытывала смущение. Дошло до того, что ей захотелось, чтобы он овладел ею прямо в машине! Ну почему именно Райан Уэсткотт? Наверное, просто потому, что у нее уже больше года не было мужчины… А этот, покорив несчетное количество женщин, имел наглость заявить, что она ему подходит!

Прежде Лорен всегда тянуло к ласковым, обходительным мужчинам, подобным Оззи или Гранту Фрейзеру, с которым она встречалась до того, как узнала о страшном диагнозе Марси. Правда, ни с одним из них она так не теряла голову.

– Давай закажем пока какую-нибудь выпивку, – предложила Виола.

В клубе стоял негромкий гул голосов, над низкими диванами и удобными креслами были развешаны умело подсвеченные картины современных живописцев; пианист негромко наигрывал что-то из классики.

Виола села в кресло с высокой спинкой. Лорен опустилась напротив нее на диванчик, размышляя, что так тревожит ее подругу. Весь вечер Виола хранила молчание, что было ей совершенно несвойственно. По-прежнему переживает из-за Клайва? Лорен не любила проявлять назойливость, но Игорю Макарову требовалась помощь Виолы: без нее нечего было надеяться продвинуть новый талант.

– Я бы не возражала вступить в члены этого клуба, – заметила Лорен, надеясь таким способом завязать разговор с Виолой, которая сказала несколько слов официанту и снова ушла в себя. – Здесь, кажется, вполне лояльно относятся к женщинам. Терпеть не могу традицию чисто мужских клубов! Большинство их членов такие дряхлые, что их явно давно уже заждались в привилегированных клубах в раю. Или, скорее, в аду.

Виола усмехнулась:

– А знаешь, чего я терпеть не могу? Клубные галстуки! Когда мимо трусит джентльмен в клубном галстуке с безупречным виндзорским узлом, меня разбирает хохот.

Лорен с удовольствием посмеялась вместе с ней, радуясь, что видит прежнюю Виолу. Райан Уэсткотт, по крайней мере, не из тех, кто щеголяет в клубных галстуках.

– Здесь, судя по всему, от мужчин не требуют ношения галстуков. И никто не жаждет беспрерывно танцевать – можно как следует поужинать, а потом всласть наговориться с друзьями.

Лорен оглядела стойку и решила, что, если придется остаться в Лондоне дольше, чем на год, она непременно вступит в члены «Гручо». В отличие от других клубов, поощряющих снобизм, здесь в членах состояли самые разные интересные люди – в основном из мира искусства.

Но сейчас Лорен было недосуг набиваться кому-то в знакомые. Внимательно посмотрев на Виолу, она не выдержала и спросила:

– В чем все-таки дело? Ты весь вечер сама не своя. Может, прекратим бессмысленную болтовню и обсудим то, что тебя по-настоящему волнует?

– Не знаю, с чего начать… – Виола нахмурилась. – Ты все равно не поймешь.

– Разве мы не подруги? – обиделась Лорен. – Мне казалось, мы с тобой стали близкими людьми!

– Что ты сравниваешь? Ты красива, умна, уверена в себе. Не то что я…

– Глупости! – Лорен поставила рюмку на стол. – Можно подумать, что я совершенство. Даже слышать про это смешно.

– Ты разбираешься в искусстве, а я – только в шмотках.

– Да, я кое-чего добилась в торговле живописью, но ведь ей посвящена вся моя жизнь. Не забывай, я училась в Сорбонне, а потом вышла замуж за владельца галереи.

– А вот Арчер не хотел, чтобы я занималась «Рависсаном». По его понятиям, жена должна была только демонстрировать роскошные туалеты и устраивать приемы.

Заметив во взгляде Виолы искреннюю печаль, Лорен вспомнила скоропостижную загадочную смерть Арчера Лейтона и муки собственного брата, безвременно потерявшего жену.

– Ты никак не привыкнешь к тому, что не стало Арчера?

Виола одним глотком допила виски и ответила, глядя Лорен прямо в глаза:

– Как ни странно, да. Конечно, он постоянно мне изменял. Я даже однажды от него ушла, но тут же оказалось, что все наши друзья – исключительно его друзья. Мне стало ужасно одиноко. Когда он попросил меня вернуться, я подчинилась. – Она помолчала. – Несмотря ни на что, я тоскую по Арчеру. Из него состояла вся моя семья.

Лорен подумала, что и она осталась бы без Пола совсем одна. Когда у него началась депрессия, для нее самым ужасным оказалась утрата прежней близости с ним, способности обсуждать все на свете. Она наклонилась над столом и дотронулась до руки Виолы.

– Я твоя подруга, никогда этого не забывай. Вот увидишь, скоро мы возродим галерею. Арчер оставил бесценные сведения. Благодаря им мы сможем…

– Игорь не захочет со мной сотрудничать, – неожиданно выпалила Виола. – Он меня ненавидит!

– С чего ты взяла? Вы не бросаетесь друг другу в объятия, но это еще не значит…

– Я с ним спала.

Лорен даже не сразу ее поняла. Где могли повстречаться Виола Лейтон и Игорь Макаров? Виола никогда не покидала Вест-Энд, не считая благотворительных мероприятий и поездок в загородный дом.

– Как тебя угораздило?!

– Подцепила его в ночном клубе неподалеку от его берлоги, – ответила Виола угрюмо. – Представь себе, иногда я посещаю третьесортные кабаки в подозрительных районах и подбираю себе мужчин. Игорь был последним по счету.

Лорен усиленно делала вид, будто признание Виолы ее не шокирует, хотя у нее не укладывалось в голове, как Виола Лейтон, леди до мозга костей, могла…

– Зачем?!

Виола пожала плечами:

– Мне нравятся любовники, с которыми я могу почувствовать свое превосходство. Ведь Арчер все время подчеркивал, что я полная дура. Оказалось, что лечь в постель с загадочным, может быть, даже опасным мужчиной – это прекрасно!

Лорен задумчиво смотрела на янтарную жидкость в своей рюмке и думала о том, что ей очень трудно понять Виолу. Много лет подряд она тщательно выбирала мужчин спокойных и консервативных, похожих на ее отца. Но не изменилась ли она? Почему ее так привлек Райан Уэсткотт?

– Но, знаешь, Игорь оказался совершенно другим. После того как… В общем, после первого раза он спросил меня со своим очаровательным акцентом, считаю ли я, что Маргарет Тэтчер должна подать в отставку после неудачи на референдуме. Ты только представь: политическая дискуссия в постели!

Лорен опять вспомнила Райана Уэсткотта. Интересно, тянет ли его подискутировать после занятий любовью? Вряд ли. Скорее всего его уже через десять секунд и след простынет…

– А еще Игорь считает, что наши лейбористы очень похожи на большевиков, только в щегольских костюмах, – сказала Виола с улыбкой.

– Думаю, Райан был бы в восторге, – сказала Лорен. – Он с самого начала считал, что с головой у Игоря все в полном порядке. И все-таки я что-то не пойму, почему он тебя ненавидит.

– Видишь ли, когда утром я проснулась в объятиях Игоря, меня охватила паника. Мне еще не приходилось проводить со случайными знакомыми целую ночь. Убегая, я оставила ему все деньги, которые у меня были с собой, – фунтов сто. Я знала, что они ему пригодятся.

– Ты не ошиблась. Мы с Райаном боимся, что сейчас, когда кое-какие деньги у него появились, он сразу все спустит на краски и кисти.

– Не знаю, что хуже: то, что я обманула его, назвавшись чужим именем, или то, что оскорбила, оставив ему деньги. Сегодня вечером он чуть не швырнул их мне в лицо! Я умоляла меня простить, но он остался непоколебим. И я его не виню.

– Не будь к себе слишком строгой. Ты пыталась ему помочь, а не оскорбить.

– Я схожу по нему с ума, а он меня ненавидит! Что же мне делать? Я боюсь навредить тебе, галерее…

Лорен покачала головой:

– Игорь Макаров всегда мечтал выставлять свои работы. Как бы он к тебе ни относился, этот шанс он не захочет упустить.

– Ты действительно считаешь…

– Тсс! Финли! Запомни, об Игоре ни слова!

Финли задержался, чтобы поприветствовать голубоглазую брюнетку и ее спутника.

– Это известная актриса Элен Пейдж и Ричард Бронсон, – шепнула Виола. – Поразительно, Финли знаком со всеми!

Лорен не сразу сообразила, почему ей показалось знакомым имя Ричарда Бронсона. Это был удачливый антрепренер, глава независимой музыкальной компании «Верджин мьюзик». Неделю назад «Фудзисанкей», медиа-конгломерат Накамуры, купил часть акций этой компании. Тэку и другим японским толстосумам уже мало было американских компаний, и они активно поглощали английские.

Лорен не говорила с Тэком после аукциона, но собиралась пригласить его на выставку Игоря. Наверное, ему понравится, что ее прикосновение по-прежнему превращает невзрачные на первый взгляд вещи в чистое золото.

Лорен наблюдала, как Финли расхаживает по залу, останавливаясь у каждого столика и приветствуя многочисленных друзей. Его связям нельзя было не позавидовать. Лорен решила, что он может оказаться не менее полезен галерее «Рависсан», чем Райан Уэсткотт. Возможно, с его помощью ей удастся заманить на выставку членов «Гручо».

– Простите за опоздание. – Финли сел рядом с Лорен. – Такого густого тумана не было уже много лет! – Он сделал знак официанту, и тот кивнул, зная вкус Финли. – Я только что с ужина в «Дипломате». А где ужинали вы?

– В «Помодоро», с Райаном Уэсткоттом, – ответила Виола.

– Вот как? – Финли приподнял светлую бровь. – В последнее время Уэсткотт совсем перестал появляться на людях.

Лорен предпочла бы, чтобы Виола не упоминала Райана. Вежливость не позволяла Финли сознаться, что он терпеть не может Уэсткотта, но Лорен, находясь в обществе обоих, всегда чувствовала, что они готовы вцепиться друг другу в глотку. Если Финли узнает, что Райан принимает участие в Макарове, то, чего доброго, не станет помогать…

– Мы говорили о том, не выставит ли Ти Джи Гриффит в «Рависсане» свою коллекцию раннего Пикассо, – поспешно вставила она.

– Неужели? – удивился Финли. – Я думал, он давным-давно ее продал. Помните, Виола? Гриффиту понадобилась наличность, чтобы вытащить Уэсткотта из тюрьмы.

От этих слов Финли Лорен стало нехорошо. Казалось бы, она с детства научилась мгновенно чувствовать опасность, но на сей раз инстинкт ее подвел. Выходит, Райан Уэсткотт – опасный человек? А она позволила ему внушить ей, что его нечего опасаться…

– В первый раз слышу! – отрезала Виола.

– Странно. Неужели Арчер вам ничего не рассказывал? Лет так двенадцать назад Гриффит просил Арчера и Саймона Гатри из «Халфордшид» оценить его Пикассо. Он решил продать картины, потому что испытывал нехватку наличных.

Услышав имя Саймона Гатри, Лорен почему-то сразу поверила Бейзилу и совсем расстроилась. «Халфордшид» был известной фирмой, специализировавшейся на торговле произведениями искусства. Но если картины проданы, с какой стати Райан вообще заговорил о них? Мог бы придумать что-нибудь другое…

– Неужели Гриффит пытался подкупить власти? – удивилась Виола. – Я всегда думала, что это прямой путь на скамью подсудимых.

– Вы совершенно правы, – согласился Финли. – Но дело в том, что Уэсткотт отбывал срок в Заире. Там совсем другие нравы.

– За что его посадили? – Спросила Лорен, хотя предпочла бы не знать ответа.

– За убийство. Уэсткотт убил человека – преднамеренно и хладнокровно. Конечно, историю пытались замять. Я узнал о ней от оператора-»стрингера», который работал в Заире по заданию «Таймс». Потом Арчер подтвердил, что проводил оценку подлинников Пикассо, принадлежащих Гриффиту.

– И кого же убил Райан? Что вообще там произошло? – спросила Лорен.

– Подробностей я не знаю, но власти располагали неопровержимыми доказательствами виновности Уэсткотта. Недаром у Гриффита остался единственный способ вытащить его из-за решетки – заплатить несколько миллионов фунтов.

Лорен не знала, куда деть глаза. Угораздило же ее связаться с такой темной личностью! А ведь, слушая рассказ Игоря, Райан не признался, что и сам прошел через тюрьму…

– Арчер всегда недолюбливал Райана, – вставила Виола. – Он считал, что Уэсткотт обладает способностью вертеть Гриффитом как хочет. Ведь тот был скуповат во всем, что не касалось приобретения картин. До появления Райана не покупал ни автомобилей, ни домов.

– Даже если он не сразу стал манипулировать Гриффитом, то уж сейчас старик, бесспорно, в его власти, – заявил Финли. – После покушения на Гриффита Уэсткотт ведет все его дела. Уверен, немало прилипает к его рукам. Где Гриффиту за ним уследить? Впрочем, мы вынуждены ограничиваться догадками: Уэсткотт никого не подпускает к Гриффиту.

– Райан действительно не вылезает из «Крокфордз» и иногда проигрывает по нескольку тысяч фунтов за вечер, – добавила Виола. – А его машина! Интересно, каков его официальный доход?

– Но, может быть, эта машина – собственность Гриффита? – неуверенно предположила Лорен, которой все еще хотелось защитить Райана от нападок.

– Нет, машина его, я точно знаю, – возразил Финли. – Недавно Колин Симпсон продал Уэсткотту свой номерной знак «Аг1222».

– Понятия не имела, что можно торговать номерными знаками, – тихо проговорила Лорен, размышляя о Райане и о его темном прошлом. – Представь себе! – сказала Виола. – На этом зарабатывают бешеные деньги. За знак «Аг1111» для своего «Ягуара» Арчер отдал целое состояние.

Пока Финли и Виола обсуждали рост цен на эксклюзивные номерные знаки, Лорен прикидывала свои дальнейшие действия. Избавиться от Райана будет нелегко, но все же надо попробовать…

– Ты совсем нас не слушаешь, Лорен!

– Прошу прощения, я задумалась о цветных репродукциях Мэри Кассатт. Знаете, Бейзил, мы решили издать их в «Рависсан паблишинг».

Лорен намеренно переменила тему: о Райане Уэсткотте она сегодня наслушалась столько, что хватит до конца жизни.

– Но ведь вы специализируетесь на современном искусстве, – удивился Финли. – Зачем вам приобретать права на импрессионистку?

Лорен не могла открыть Финли все свои карты. Галерея увязла под самые подрамники, и ее вряд ли можно было спасти в течение года. Поэтому Лорен собиралась преподнести Барзану сюрприз, подзаработав издательской деятельностью.

– Мэри Кассатт всегда меня интересовала. В ее времена женщины не высовывали носа из дому, а она покинула Соединенные Штаты, чтобы попробовать осуществить свою мечту…

Она действительно любила сравнивать себя с Мэри. Как Мэри, Лорен когда-то отправилась учиться живописи в Париж. Этим, впрочем, сходство пока что исчерпывалось: Кассатт вошла в когорту импрессионистов и прославилась на весь мир, а творчество Лорен никто не принимал всерьез…

– Как вам известно, цветных репродукций ее работ не так уж много. Я приобрела права на публикацию у одного француза, с которым мы с Оззи познакомились много лет назад.

Финли усмехнулся.

– Что ж, эти репродукции могли бы восстановить репутацию «Рависсана», – сказал он без особой уверенности.

– Мы очень тщательно все проверили, – поспешно вставила Виола. – О подделках больше не может быть речи.

– Это правильно, – одобрил Финли. – После того как ваши подделки наводнили рынок, вам нельзя рисковать. – Немного поколебавшись, он спросил: – Кстати, Скотланд-Ярд закрыл дело о смерти Арчера?

Виола отвела глаза, и Финли смущенно добавил:

– Прошу меня извинить. Напрасно я задал этот вопрос.

Лорен уже открыла рот, чтобы сменить тему, Виола никогда не говорила об этом даже с ней, своей лучшей подругой, но та неожиданно произнесла:

– Вечером перед смертью Арчер мне рассказал. – Виола помолчала, собираясь с духом. – Он был бледен, весь дрожал. Признался, что лгал, будто понятия не имел о подделках. Судя по всему, галерея не один год скользила под откос. Арчер был весь в долгах и не знал, что делать дальше. Он позволил людям, которые одалживали ему деньги, использовать «Рависсан паблишинг» в их собственных целях. Он считал, что они изготавливают каталоги для заказов по почте, а эти люди задумали незаконно издать репродукции Дали. Работы Дали оказались поддельными, и по репутации «Рависсан» был нанесен сильнейший удар.

– Примерно тогда же французские пограничники задержали рулоны бумаги с подписями Дали… – Финли удрученно покачал головой. – Бедняга Сальвадор! В последние годы жизни он потерял всякую бдительность. Он предоставил своему менеджеру Питу Муру полную свободу, и этим тут же воспользовались темные дилеры. Боюсь, половина рисунков Дали, циркулирующих на рынке, – подделки.

– Арчер назвал тебе имена тех людей? – спросила Лорен.

– Нет, но он твердил, что не даст им развернуться. Он опасался за свою жизнь, призывал меня к осторожности – и в ту же ночь погиб, упав в машине с обрыва… Я знаю, что это убийство, и меня никто не сможет переубедить!

– Полиция ничего не нашла?

– Нет. Я наняла частного детектива, но он тоже не добился успеха. Мы не нашли даже документов, подтверждающих, что Арчер занимал деньги. Получается, что он все сочинил! Но я ему верю и буду верить всегда.

Виола с трудом различала слова на компьютерном дисплее: ей мешал сосредоточиться Игорь, сидевший рядом. Он читал свою биографию, которую она сочинила для каталога, и делал на своем корявом английском исправления, а Виола вносила их в файл.

– Что значит «работа в пищевой отрасли»?

Она повернулась к нему и в который раз удивилась, как мужчина, одевающийся в обноски, может быть таким привлекательным.

– Это деликатное обозначение твой последней должности. Не писать же «мясник»!

Его карие глаза сузились.

– Не надо деликатности. Пиши «мясник». Это не стыдно.

Виола послушно внесла правку. Они бились над его биографией уже неделю. По утрам Игорь занимался с преподавателем английским, после чего появлялся в галерее, где Лорен готовила его выставку. Виоле было доверено составление каталога. Она намеренно расширила биографический раздел, чтобы самой побольше узнать о молодости Игоря. Они проводили вместе много времени, и она надеялась, что Игорь снова начнет ей доверять. Увы, пока что этого не произошло: он оставался холоден. Виола не знала, как убедить его предоставить ей еще один шанс, и приходила в отчаяние. Ей было ясно одно: их новая выставка, несмотря ни на что, должна получиться лучше всех предыдущих.

– Я написала, что ты живешь и пишешь картины на заброшенном складе. Это правильно?

– Нет, я живу в кондоминиуме на Собачьем острове.

– Ты переехал?!

Она заглянула в его простодушные карие глаза. Ей трудно было представить себе Игоря жителем старого портового района на Темзе. Виола знала, что туда перебрались многие редакции лондонских газет, весьма облагородив Собачий остров, однако еще не успела там побывать.

– У меня угловая квартира на Пеликаньей Верфи. Много места для мастерской.

– А как же с отоплением? – спросила Виола, не подумав.

Игорь резко встал:

– В Англии и так тепло. Это в Сибири холодно.

Виола отвернулась от монитора, борясь со слезами. Неужели она никогда не научится его понимать? Они принадлежали к двум разным мирам, и, судя по всему, с этим невозможно было ничего поделать…

10

– Как изящно! – воскликнула Лорен, рассматривая новое изделие Саманты – керамическую вазу.

У Саманты были за плечами только короткие курсы гончарного мастерства, и она ленилась пользоваться гончарным кругом и печами для обжига. На протяжении двух недель Лорен приходилось постоянно уговаривать ее, чтобы она занималась не только безделушками, но и вещами посерьезнее.

– Я выставлю твою вазу в «Рависсане». Если ее купят, я возьму комиссионные, остальное – твое.

– Правда? – Саманта расширила глаза.

– Конечно.

Лорен уже заметила, что у девушки сильная воля: она экономила буквально на всем, кроме принадлежностей для творчества. Это напоминало Лорен собственные юные годы в Париже.

– Я нужна вам сегодня вечером? – спросила Саманта.

– Нет. – Лорен предпочитала готовить себе сама. – Ты идешь на курсы?

Девушка отвела глаза;

– У меня свидание.

– Отлично! – Лорен не знала, что у Саманты есть друзья, тем более ухажеры; если она познакомилась с молодым человеком – тем лучше. – Куда же вы пойдете? В «Ипподром»?

Так назывался крупнейший лондонский клуб, который привлекал толпы молодежи. Впрочем, Лорен было трудно представить там Саманту: у нее не было мало-мальски приличной одежды, не говоря об ультрамодных молодежных штучках.

– Нет, в «Одеон», кажется…

В кино? В таком случае внешний вид действительно не имеет особенного значения. И все-таки Лорен считала, что Саманта должна была бы побольше внимания уделять своей внешности.

– Можешь взять мою дисконтную карточку универмага «Хэрродз». Купишь себе новое платье, а расплатишься со мной потом, когда начнешь зарабатывать.

– Мне не нужно.

– Неужели тебе не хочется надеть что-нибудь новенькое, симпатичное?.. – Лорен пожала плечами. – Он за тобой зайдет? Я его увижу?

Саманта неожиданно покраснела:

– Мы встречаемся там…

– Ладно, развлекайтесь. А мне пора в галерею. «Хватит за нее тревожиться, как за родную дочь!» – сказала себе Лорен. Но она ничего не могла с собой поделать: ее тянуло опекать Саманту. Ведь этой девочке всего семнадцать лет.

На улице моросил мелкий дождик, из-за которого даже не стоило раскрывать зонтик. Направляясь на Беркли-сквер, Лорен раздумывала, как ей быть с Райаном Уэсткоттом. После рассказа Финли она была настроена решительно и собиралась сказать Райану, что больше не желает оставаться его партнершей. Но когда на следующий день в галерею явился Игорь в сопровождении Райана, ей стало ясно, что они подружились, и, оттолкнув Райана, она испортит отношения с Игорем.

Лорен понимала, что придется терпеть Райана до тех пор, пока не пройдет выставка. Но ведь он будет появляться в галерее ежедневно! Что ж, нужно будет постараться ограничиваться профессиональными разговорами и сохранять дистанцию. Слава богу, пока что их встречи можно было пересчитать по пальцам. Когда он утром позвонил ей, она попросила Саманту сказать, что ее нет дома.

Перейдя Беркли-сквер, Лорен сразу заметила машину Райана. «Астон-Мартин» стоял перед галереей, под самым знаком «Парковка запрещена». У нее возникло желание дождаться, пока он уедет, но она понижала, что это бессмысленно.

Лорен обогнула железный заборчик и направилась прямо к входу в подвальный этаж, где располагался ее кабинет. Оставалось надеяться, что никто не заметил, как она прошла мимо витрины.

На столе лежала записка. Прочтя ее, Лорен сразу набрала номер брата в Санта-Фе.

– Привет! Что-то случилось?

– Неужели нельзя позвонить просто так? – Голос Пола звучал бодро.

– Можно. Я пыталась до тебя дозвониться, но тебя никогда нет дома.

– Запиши номер Джиты.

Вот оно что! Она с улыбкой записала номер.

– Как дела в галерее?

Лорен рассказала про Игоря и пригласила Пола прилететь на открытие выставки вместе с Джитой. Вряд ли Барзан станет возражать, если ее ненадолго навестит брат. Пол согласился и сказал, что привезет не только Джиту, но и ее детей.

– А как поживает этот… ну, парень, который не давал тебе житья?

«По-прежнему не дает», – мысленно ответила она, но тут же решила, что пусть лучше брат занимается собственной жизнью и не волнуется за нее.

– Все уладилось. Он помогает мне и Игорю.

– Все понятно! Он наконец заглянул в твои синие глаза – и был сражен наповал.

– Ничего подобного! Мы просто сотрудничаем. – Попрощавшись с Полом, Лорен долго сидела неподвижно с телефонной трубкой в руке. Странно, но она скучает по Полу не так сильно, как боялась. Это потому, наверное, что она проводит много времени с Виолой. Сначала Лорен говорила себе, что это Виола нуждается в ней, но потом поняла, что ей самой необходима подруга; раньше у нее не было закадычных подруг.

– К тебе, кажется, пожаловал твой папаша. – Лорен испуганно обернулась. Перед ней стоял Райан Уэсткотт: он подпирал дверь плечом, не вынимая рук из карманов. На нем был коричневый твидовый пиджак и белая рубашка без галстука.

– Мой отец давно умер, – ответила она холодно, не обращая внимания на его неуместную ухмылку.

– Прошу прощения. Это была неудачная шутка. Тебя ждет наверху пожилой джентльмен, назвавшийся Грантом Фрейзером.

– Грант?!

Не обращая больше внимания на Райана, Лорен кинулась наверх, в галерею, но на середине лестницы остановилась, держась за бронзовый поручень. Она не виделась с Грантом больше года. Как он здесь оказался?

Когда-то их связывали очень близкие отношения, и Грант намекал, что не прочь на ней жениться. Но после смерти Марси и попыток Пола покончить с собой Лорен уже не могла видеться с Грантом так же часто, как прежде. В конце концов этот состоятельный адвокат утратил к ней интерес. В последний раз она видела Гранта на выставке Хокни в нью-йоркской галерее Андре Эммериха и была неприятно поражена, заметив рядом с ним рыжеволосую красотку…

Услышав шаги Райана, Лорен преодолела последние ступеньки.

– Грант!

Она протянула ему руку, он привлек ее к себе.

– Я по тебе соскучился. Ты отлично выглядишь!

– Как и ты, – ответила она не вполне искренне. Грант Фрейзер был старше ее на двадцать лет, и Лорен больше не казалось, что седина делает его интересным. Вообще, если он рассчитывал, что она обрадуется его появлению, то его ждало разочарование.

– Как же мне тебя не хватало! – Грант неуверенно заглянул ей в лицо. – Ты рассердилась, что я с тобой тогда не попрощался?

– Нет, не рассердилась. – Она торопилась тогда в Санта-Фе, к Полу, позвонила Гранту и не застала его дома. Он не перезвонил, она не стала повторять свой звонок. – Просто я не ожидала тебя увидеть. Что ты делаешь в Лондоне?

– Кое-какие дела в компании «Ллойд». Поужинаем сегодня в «Рулз»?

Лорен хотела было отказаться, но передумала. Ее реакция на Райана Уэсткотта неопровержимо доказывала, что она истосковалась по мужскому обществу. А общество Гранта было предпочтительнее любого другого: она хорошо знала его и могла ему доверять.

– Прекрасно!

Выпроводив его, Лорен вернулась в свой кабинет и принялась рыться в шкафу с бумагами. Когда за спиной раздались шаги, она сразу поняла, что это опять Райан: кто еще посмел бы войти, не постучавшись? Лорен сделала вид, что не слышит, и обернулась с недовольной миной лишь после того, как щелкнул дверной замок.

– Ну, что еще?

Райан шагнул к ней, его зеленые глаза смотрели так враждебно, что Лорен даже стало боязно.

– Почему ты меня избегаешь?

– С чего ты взял? – Пока что у нее были все основания гордиться собственным спокойствием.

Он подошел еще ближе. Лорен попятилась, машинально вертя на запястье серебряный браслет. Еще шаг – и он приблизился вплотную, а она, отшатнувшись, ударилась плечом о шкаф.

– Не морочь мне голову!

Райан уперся обеими руками в шкаф, и Лорен оказалась в тисках. Его лицо было слишком близко; она резко повернула голову – и испугалась оскаленной морды леопарда на кольце. А ведь ей казалось, что у Райана ласковые руки! Лорен вспомнила, как чуть было не отдалась ему прямо в машине, и ее охватила паника.

– Отвечай!

Она кое-как уняла дрожь, которая уже начала распространяться по всему телу. Прошлое уже не может причинить ей вреда, чего же пугаться?

– Я всегда предпочитаю работать одна. – Это была правда, хотя и не вся. – Ты займись Игорем, а я возьму на себя организацию выставки. Можешь координировать свои действия с Виолой.

– Опять отговорки! Может, скажешь хоть раз правду, хотя бы для разнообразия?

С таким Райаном она еще не была знакома. Сразу вспомнились предостережения Финли.

– Не пойму, о чем ты… – пролепетала Лорен срывающимся голосом.

– Ты лжешь!

Их разделяли считанные сантиметры, они смотрели друг другу в глаза. После его выкрика в кабинете повисла такая оглушительная тишина, что Лорен не выдержала. Набравшись храбрости, она попыталась поднырнуть под его руку, но он вовремя среагировал и преградил ей путь.

– Никуда тебя не отпущу, пока не услышу правду.

Лорен вдруг так разозлилась, что совсем перестала бояться.

– Почему ты скрыл, что сидел в тюрьме за убийство?

Райан тут же убрал руки:

– Кто тебе рассказал?

– Значит, это правда?

– Да.

– Нет! – не удержалась Лорен; она сама не ожидала, насколько ей хочется, чтобы это оказалось клеветой.

– Кто-то должен был погибнуть – он или я, – негромко произнес Райан. – У меня оставались доли секунды, чтобы принять решение и спастись. Можешь считать это несчастным случаем.

– Почему он на тебя покушался?

– Он охотился за техническими алмазами в Заире – так же, как и я. Только я честно нашел свой алмаз, а он пытался его у меня отобрать.

Лорен облегченно перевела дух: все-таки смягчающие обстоятельства! А Райан, наоборот, дышал тяжело, стараясь взять себя в руки. Когда он снова заговорил, Лорен уловила в его голосе нотки горечи.

– Деньги творят чудеса повсюду, но особенно – в странах «третьего мира». Ти Джи подкупил нужных людей, и я вышел, просидев всего семь месяцев.

Лорен опустила глаза:

– Представляю, как это было страшно. Ты ведь, очевидно, не был уверен, что Ти Джи заплатит за тебя такую крупную сумму.

Райан пожал плечами:

– Да нет, особенно страшно мне не было. Я не сомневался, что Ти Джи сделает ради меня все.

Лорен удивленно взглянула на него. Неужели Виола права, и Райан действительно держит Гриффита в кулаке? Иначе откуда такая уверенность, что Гриффит не бросит его на произвол судьбы? Как ее ни занимал этот вопрос, задать его она не осмелилась и заметила только:

– Но ведь ему пришлось продать подлинники Пикассо, чтобы заплатить за твое освобождение.

– Почему ты так решила? Зачем было Гриффиту продавать подлинники, если он мог просто занять под них денег?

Действительно, как же все просто! Коллекционеры, подобные Гриффиту, продают свои сокровища, только когда исчерпаны все прочие средства. Финли ошибся: оценка картин была нужна не для продажи, а для определения суммы займа.

– Интересно, каково это – сидеть в тюрьме в такой стране?

– Там ценились только две вещи: мускулы и деньги, – ответил Райан устало. – Я бы многое мог тебе рассказать, но, боюсь, от таких рассказов тебя стошнит.

Немного помолчав, Лорен спросила:

– Куда же девался алмаз, из-за которого ты чуть не погиб?

– Его приобрело американское правительство. Потом его использовали на космическом зонде «Пионер-2», запущенном к Венере. Алмазы способны пропускать инфракрасное излучение, а значит, на них не действуют высочайшие температуры. Лучший иллюминатор для приборов! – Райан улыбнулся. – Как ни развивается технология, алмазы остаются самым твердым веществом.

На это Лорен нечего было сказать. Вообще вся история с техническими алмазами из Заира звучала как-то слишком дико, чтобы оказаться выдумкой.

Райан взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.

– Я удовлетворил твое любопытство? Если нет, спрашивай еще. Только не отворачивайся от меня!

Лорен молчала. Она впервые имела дело с убийцей – пускай убившим по необходимости. Что тут скажешь?

– Значит, настала моя очередь задавать вопросы. – Райан криво усмехнулся. – Как у твоего старичка дела по мужской части?

Лорен даже не сразу сообразила, что он имеет в виду Гранта, а когда сообразила, снова разозлилась.

– Во-первых, он еще не так стар, а во-вторых… Когда я задавала тебе вопросы, у меня было на это право: твое прошлое влияет на наши профессиональные отношения. А что касается моей личной жизни, то пускай она такой и остается – личной.

– Снова чушь! Давай начистоту: тебе ведь страшно хочется лечь со мной в постель.

– Мерзавец! – Лорен уперлась ладонями ему в грудь, стараясь оттолкнуть, но его было невозможно вдвинуть с места. – Уйди! Мне от тебя ничего не нужно!

– Прекрати этот жалкий самообман. Тогда, в машине, об тебя можно было обжечься. Если бы я проявил чуть больше настойчивости…

– Ты просто воспользовался моей слабостью. Это еще не значит…

– Замолчи!

Райан впился губами в ее губы, и она сразу потеряла способность рассуждать, хотя продолжала молотить его кулаками по груди. Это не мешало ему прижимать ее к себе все крепче и целовать. Стиснув губы, Лорен сопротивлялась изо всех сил, но силы были на исходе. Сердце колотилось, как безумное, по телу пробегали мощные волны желания. Сексуальный магнетизм Райана вызывал в ней томление, какого она не испытывала никогда в жизни. С каждой их встречей оно становилось все нестерпимее…

«Ну признайся же, ты его хочешь! – наконец сказала себе Лорен. – Что тебе мешает? Ты берегла себя много лет, а теперь готова отдаться настоящему мужчине. Да или нет?»

Она начала отвечать на его поцелуи, прижимаясь к нему всем телом. Вдыхая запах его лосьона, Лорен снова вспомнила, как они целовались в машине. Она хотела его уже тогда, но сейчас желание выросло стократно.

Руки Райана скользнули по ее спине и оказались на ягодицах. Он заставил Лорен привстать на цыпочки и пригвоздил к стене восставшей плотью. Ее окатило жаром. Нет, только не здесь! Разве это возможно? Или все-таки…

Неожиданно Райан резко отстранился, оторвался от ее губ. Он смотрел на свои часы так, словно они больно его укусили.

– Я должен идти. Это очень важно. Я заеду за тобой в восемь.

Лорен не находила слов, чувствуя, как щеки начинают пылать от стыда. Она ответила на его страсть, а у него вдруг появились более важные занятия! Вот дура!

– У меня встреча! – крикнула Лорен уже ему в спину.

– Отмени, – ответил Райан, не оборачиваясь, и побежал вверх по лестнице.

«Вот не везет так не везет! – раздраженно думал он. – И надо же было Ади в самый ответственный момент подать сигнал срочного вызова!»

Теперь Райану срочно требовался телефон-автомат. Его предупреждали, что он обязан любой ценой сохранить в тайне два номера: Стирлинга в Ми-5 и в доме на Палас-Грин. Если бы он вздумал позвонить из галереи, номер могли перехватить. Никто не должен был заподозрить, что во всей этой истории замешана Ми‑5.

– Игорь, у меня срочное дело, – сказал он, поднявшись в галерею. – Сможешь добраться домой один? – Игорь кивнул, и Райан продолжил: – Я заеду за тобой вечером с Лорен. – Немного поколебавшись, он перевел взгляд на Виолу: – Мы идем на концерт. Хотите с нами?

Виола покосилась на Игоря, словно ей требовалось его разрешение.

– Иди, – бросил Игорь без особого энтузиазма. Неужели Виола окончательно оттолкнула его своим высокомерием? Ничего хорошего в этом нет… Однако у Райана не было времени долго размышлять на эту тему. Он выбежал из галереи, пересек улицу, миновал цветочный магазин «Мойзес Стивенс» и ворвался в паб «Карета и лошади». Это обшитое деревом древнее здание выглядело инородным телом среди кирпичных особняков, превращенных в шикарные магазины и учреждения.

Райан зашел в автомат и набрал секретный номер на «Палас-Грин». Трубку немедленно снял Ади.

– Позвони Стирлингу.

Питер Стерлинг тоже не стал испытывать его терпение.

– Где вы?

Райан объяснил, и Стирлинг предложил встретиться в пабе неподалеку. «Снова шпионские штучки», – подумал Райан, выходя на улицу. Стирлинг всегда назначал ему встречи либо в парке, где их никто не мог подслушать, либо в людных местах, где даже самые изощренные подслушивающие устройства не смогли бы выделить их голоса в общем гуле.

Райан подъехал к пабу «Герцог Албермейл» и втиснул машину в крохотное окошко между двумя другими. Войдя в паб, он прищурился, чтобы побыстрее освоиться с темнотой. Стирлинг еще не приехал. Райан подошел к стойке, сел рядом с двумя мужчинами, которые беседовали о футболе, и заказал пиво «Гусиный глаз».

Прихлебывая густою горькую жидкость, он разглядывал зал с гладкими дубовыми панелями, увешанными конской сбруей. Раньше здесь коротали досуг лакеи из окрестных особняков, а теперь обосновался состоятельный деловой люд из бесчисленных контор.

– Пинту «Гиннесса», – сказал Стирлинг, усаживаясь с ним рядом.

Сначала они делали вид, будто незнакомы, потом обменялись незлобивыми шутками. Получив свое пиво, Стирлинг спросил:

– Как поживает свинья?

Райана бесило, что он называет его любимицу «свиньей». Когда Райан купил Игги, Стирлинг посмотрел на него, как на инопланетянина.

– Игги в полном порядке. Вы вызвали меня, чтобы поинтересоваться ее здоровьем? У меня была важная встреча…

– В Лондон снова пожаловал Дэвид Маркус, правая рука Барзана.

– Неужели вы думаете, что Барзан поручил именно ему добраться до Ти Джи? Вы же говорили, что исполнитель находится здесь уже давно.

– Да, у нас есть такие сведения. – Стирлинг отхлебнул еще пива. – Но меня беспокоит, что Маркус заявляется сюда уже в третий раз за полтора месяца.

– Разве вы за ним не следите?

– Не так громко!.. – Стирлинг состроил фальшивую улыбку и оглянулся. – Мы не можем уследить за всеми людьми Барзана. Он не поручил бы грязную работу своему главному подручному. Маркус специализируется на оффшорных поездках. Надо выяснить, что ему вдруг здесь понадобилось.

– Неужели у вас нет никаких догадок?

– Мы этим занимаемся. В последний раз мы пустили за Маркусом «хвост», но наш человек упустил его в тумане. Однако мы знаем, что Маркус посещал кого-то на Гросвенор-сквер. Он снова появился в «Сент-Джеймс-клаб» только следующим утром.

– Ночевал у какой-нибудь бабенки – велика важность!

– В том же квартале проживает Лорен Уинтроп.

– Ну и что? Там десятки жилых домов.

– Видите ли, Лорен Уинтроп начала работать в картинной галерее как раз в тот момент, когда в Лондоне, по нашим сведениям, поселился человек Барзана.

Причем можно не сомневаться, что она рано или поздно обязательно обратит на себя внимание Гриффита: ведь Лорен как две капли воды похожа на свою мать, Каролину Армстронг. Потом в Лондон начинает наведываться правая рука Барзана и навещает кого-то, кто живет по соседству с Лорен Уинтроп… – Стирлинг помолчал, дожидаясь, пока мимо них пройдет бармен. – Кроме того, на нее внезапно обрушилась очень крупная сумма денег. Не многовато ли совпадений?

– Вы же говорили, что ее сделка с недвижимостью не вызывает подозрений.

– Говорил. Но такие международные сделки очень трудно отследить, тем более когда за этим приглядывает Дэвид Маркус. Он уже отмыл таким образом для Барзана бесчисленные миллионы и вышел сухим из воды. Доказать что-либо крайне трудно…

– Лорен ни при чем! – отрезал Райан. Он вспомнил, как она испугалась, когда он прижал ее к шкафу и заставил рассказать, что ее тревожит. Если женщину так легко напугать, из нее не выйдет Мата Хари.

– В любом случае пора ее испытать, – заявил Стирлинг. – Пускай встретится с Ти Джи. Только не предупреждайте ее заранее, пусть все получится как бы случайно. Держу пари, она попытается понравиться Ти Джи, чтобы снова оказаться на Палас-Грин. И это ей, скорее всего удастся: ведь она – дочь Каролины Армстронг! Во второй раз она будет знать о встрече заранее и, если ей действительно поручено убить Ти Джи, непременно как-нибудь выдаст себя. Мы выведем ее на чистую воду.

– Самое дикое предположение из всех, какие мне доводилось слышать! Она здесь совершенно ни при чем, ручаюсь чем угодно!

Стирлинг вынул из кармана трубку и начал хлопать себя по другим карманам в поисках спичек. При этом он не спускал глаз с Райана.

– Вы с ней, часом, не спутались?

– Нет, – быстро ответил Райан.

Внезапно он поймал себя на том, что впервые за много лет стал смотреть вперед, а не вспоминать прошлое. И это каким-то образом связано с Лорен… Нельзя прожить всю жизнь, оглядываясь через плечо! Лучше бы Барзан совершил свой бросок побыстрее, чтобы потом можно было зажить по-человечески!

– Это хорошо, – негромко произнес Стирлинг. – Ведь если она попытается убить Ти Джи, вам, возможно, придется… – Он нашел спички, разжег трубку и, глядя Райану в глаза, закончил: – Не хочу, чтобы вы испытывали колебания.

11

– Все-таки странно, что Лорен не пришла – это совсем на нее не похоже, – сказала Виола Игорю. Они ждали в театральном фойе, пока Райан заранее заказывал напитки для антракта.

Игорь молча пожал плечами, и Виола тяжело вздохнула. Ей уже хотелось, чтобы этот вечер побыстрее закончился. Райан злился, что Лорен не пришла, и за всю дорогу до театра не проронил ни слова, а Игорь все время поглядывал на нее так, словно в случившемся была виновата она.

– Готово! – объявил Райан, вернувшись. – Два джина и одна водка.

Билетер провел их к креслам. Виола села посередине, Райан и Игорь – по бокам от нее. Заглянув в программку, Виола спросила Игоря:

– Ты знал Бориса Гребенщикова в России?

Игорь покачал головой:

– Россия большая… Гребенщиков жил в Ленинграде, а я – в Москве… и в тюрьме.

Виола замечала, что он быстро прогрессирует в английском. Особенно это касалось произношения – запас слов у него был еще явно маловат.

– Он гитарист?

– Да. Еще он пишет песни и сам поет.

– По-русски? – Виола боялась заскучать на длинном концерте.

– Я слышал одну его песню по-английски, он записал ее в Америке. Называется «Молчание радио».

Виола изучила программку подробнее. Оказывается, певца исключили из института за участие в рок-концерте, официально он был признан только недавно.

– Неужели все его записи делались подпольно?

– Некоторые песни ему запрещалось петь, некоторые приходилось петь не так, как хотелось. Ему повезло, что он не попал в зону.

В зале начал гаснуть свет, и на сцене появился человек с гитарой. Кольца на всех пальцах, узкие кожаные брюки, наполовину расстегнутая черная рубашка, цепочки с какими-то кристаллами и медальонами на груди. Темно-русые волосы были забраны на затылке в косичку, в ухе поблескивала золотая серьга. У певца был такой мужественный профиль, что Виола затаила дыхание.

Игорь бросил на нее быстрый взгляд и понимающе улыбнулся.

– Русские мужчины! – прокомментировал он.

Со сцены понеслись песни на английском языке, но Виола все равно многого не понимала. Она не привыкла к тому, чтобы в эстрадных песнях затрагивались такие глубокие философские темы. Последняя песня перед перерывом была посвящена любимым британским певцам исполнителя – группе «Кокто твинз».

– Кто это такие? – спросила Виола, когда зажегся свет.

– Авангардные музыканты, – ответил Райан, вставая. – Жаль, что Гребенщиков возвращается к себе домой.

– Это он в Советском Союзе так приоделся? – удивленно спросила Виола. Борис был одет совершенно по-западному, и она уже решила, что он посетил перед концертом Камден-Лок – лондонский район, ставший недавно Меккой молодежной моды.

– Да, сейчас там многие так одеваются.

– По крайней мере, теперь они могут сочинять и петь, что хотят, – заметила Виола, направляясь в буфет.

Впервые в жизни для нее наполнилось смыслом понятие «свобода самовыражения». Раньше, слыша эти слова, она представляла себе исключительно танцоров балета, остающихся на Западе и открывающих счета в швейцарских банках.

– Вы меня отпустите? – спросил Райан. – Мне сегодня еще нужно посмотреть кое-какие бумаги.

Виола и Игорь кивнули, но, когда Райан ушел, Виоле тут же стало не по себе. Казалось бы, ей предоставлялся удобный шанс, но как его использовать? Арчер всегда твердил, что женщины не умеют слушать – им больше нравится звук собственного голоса. Виола решила, что пусть Игорь говорит, а ей лучше помалкивать. Но какую тему ему предложить? Может быть, балет? Кажется, все русские обожают музыку своих великих композиторов, например Чайковского. А еще – длинные сложные романы своих великих писателей с непроизносимыми фамилиями…

– В мае в «Ковент-Гарден» выступает Большой. Мухамедов будет танцевать в «Баядерке».

Услышав эту тираду, Игорь посмотрел на Виолу, как на ненормальную. Неужели его не интересует величайший в мире танцор? Все билеты на гастроли были распроданы заранее, а если и продавались до сих пор, то в десять раз дороже номинальной цены.

– Не люблю балет. – Взяв со стойки бокалы, Игорь протянул один Виоле. – Все эти бабочки в тапочках…

Дождавшись звонка, они заняли свои места. Виола почти не слушала музыку: она вспоминала все, что произошло у них с Игорем той невероятной ночью. Вдруг в этом не было никакого волшебства? Вдруг ее попросту покорил разнузданный секс и не было ни малейших оснований воображать, будто между ними возник душевный контакт? Во всяком случае, сейчас ей никак не удавалось пробудить в нем интерес.

Когда опустился занавес, Игорь вскочил и закричал:

– Браво!

– Может, пойдем за кулисы, поговорим с ним? – предложила Виола.

– Нет! – Игорь схватил ее за руку – это было первое прикосновение после той ночи – и потащил по проходу, прочь от сцены. – Гребенщикову надо возвращаться, я много времени провел в тюрьме. У меня дурная слава. Кто знает, сколько времени продержится эта гласность?

– Ты прав, – согласилась Виола, торопясь за ним. – Падение Берлинской стены – еще не все. Перестройка – это слишком ненадежно. Неизвестно, что принесет завтрашний день…

В такси Виола продолжала напряженно размышлять, как ей быть. Обычно, когда кавалер провожал ее после концерта домой, она приглашала его пропустить рюмочку. С Игорем все было сложнее: не решит ли он, что она на него покушается, если услышит такое предложение? Меньше всего ей хотелось усугубить ситуацию.

И у своего дома Виола решилась и нырнула головой в омут.

– Хочешь взглянуть на моего Сороллу? – Она слышала, как Игорь признавался Лорен, что преклоняется перед Сороллой – своим любимым импрессионистом.

– У тебя дома есть Хоакин Соролла?

– Да.

– Хочу!

Виола улыбнулась, заранее предвкушая, как поразится Игорь, обнаружив, что она владеет двадцатью тремя работами испанского живописца.

Ограда с пиками, увенчанными золотыми листьями, окружала ухоженный сад, посреди которого красовался английский дуб, посаженный еще при Кромвеле, фасад дома, протянувшийся на пятьдесят футов, был необычен даже для роскошного района Белгрейвия; треугольный портик с дорическими колоннами свидетельствовал о богатстве, полученном традиционным способом – в наследство от далеких предков.

Игорь заплатил таксисту, Виола решительно взяла его за руку и повела по ступенькам мимо каменных кадок с тюльпанами. Дворецкий обычно не тушил в доме электричество даже в отсутствие хозяйки. Из окон лился свет хрустальных люстр, и Игорь мог заранее подготовиться к обстановке, в которой ему предстояло оказаться, – к затянутой шелками гостиной с бесценной мебелью, по большей частью французской.

Когда Виола ударила бронзовым молоточком дверь, Игорь удивленно спросил:

– Ты без ключа?

Виола пожала плечами. У нее не было привычки носить с собой ключи: дома всегда находился кто-нибудь из прислуги.

Через несколько секунд Чисвик распахнул перед ними дверь. Его не мог не удивить спутник хозяйки, особенно его поношенный костюм, однако по облику дворецкого нельзя было угадать его эмоций.

– Мадам?

– Чисвик, возьмите у мистера Макарова… – Она чуть было не сказала «пальто», хотя сомневалась, есть ли вообще среди пожитков Игоря такой предмет. – Зонтик. Пусть Милли принесет нам кофе в… – Новая заминка: Виола размышляла, в какой из комнат его принять. – В кабинет. Кофе и торт.

Чисвик невозмутимо забрал у Игоря видавший виды зонт и бросил его в стояк у двери. С плащом Виолы он обошелся так трепетно, словно это была шиншилловая шуба. Потом дворецкий удалился в кухню, а Игорь между тем разглядывал овальный вестибюль с черно-белым мраморным полом. Взгляд его упал на красующийся над пузатым шкафчиком подлинник Рубенса, который находился некогда во владении Людовика XIV, Короля-солнце.

– Риск!

Виола даже не сразу поняла его возглас, потом покраснела. Общение с Райаном Уэсткоттом не доведет до добра! Она схватила Игоря за руку и потащила за собой по полированной лестнице из красного дерева на третий этаж, где были развешаны полотна Сороллы.

Игорь надолго замолчал.

– Как в музее, – изрек он наконец, задержавшись перед картиной, изображающей детей на пляже – любимый сюжет испанского художника.

Виоле вдруг стало стыдно: ведь она проходила мимо этих жемчужин каждый день, не удостаивая их даже взгляда…

– Соролла – мой любимый импрессионист.

– Мой тоже, – вполне искренне ответила она. Арчер отдавал предпочтение другим художникам, поэтому Соролла висел наверху, в отличие от остальных импрессионистов, приобретенных еще его отцом.

Дважды изучив коллекцию – он долго стоял перед каждым полотном, а потом отступал назад, чтобы оценить его под другим ракурсом, – Игорь позволил отвести его в кабинет. Эта комната всегда была убежищем Арчера. После его смерти Виоле стало так одиноко в доме, что она постаралась заново обжить многочисленные комнаты, в первую очередь эту. Кабинет слишком напоминал ей о муже: все здесь дышало его привычками, устоявшимися за десятилетия. Виола наняла специалиста по интерьерам, заменила всю мебель, и в конце концов ей удалось прогнать из кабинета призрак Арчера. Однако она не решилась убрать многочисленные фотографии его предков в серебряных рамках, которые по-прежнему загромождали письменный стол. Арчер боготворил свой древний род не меньше, чем живопись, и Виола не раз жалела, что они с Арчером не могли иметь детей: тогда их жизнь была бы гораздо счастливее…

Войдя в кабинет, Игорь сразу подошел к столу с фотографиями.

– Это твоя родня?

– Не моя, а покойного мужа.

– Как это «покойный»? Он отдыхает? Скоро придет?

– «Покойный» – деликатная замена слова «умерший».

– Как «работник пищевой промышленности»?

Виола поняла по его тону, что он ее дразнит, и облегченно улыбнулась.

Вошла Милли с серебряным подносом. На нем высился сверкающий кофейник и шоколадный торт, покрытый шестью дюймами белого крема. Игорь с веселым удивлением приподнял брови.

– Шоколадный торт как орудие убийства! – провозгласила Виола, жестом выпроваживая горничную: ей хотелось угостить Игоря самой.

Поддерживая легкий разговор о галерее и его выставке, Виола налила ему кофе и положила целых два куска торта.

– А где твои родственники? – поинтересовался Игорь, с наслаждением поглощая торт.

– Я была единственным ребенком в семье. Мои родители умерли.

– И у тебя нет их фотографий?

– Совсем мало.

Арчер ни за что не допустил бы, чтобы ее родичи соседствовали с его высокочтимыми предками. При жизни мужа Виола даже не заикалась на эту тему. Теперь она с недоумением спрашивала себя, почему ей не пришло в голову заменить фотографии на письменном столе лицами собственных родителей. Неужели Арчер продолжает руководить ее жизнью даже из фамильного склепа Лейтонов?

Игорь с любопытством наблюдал за ней.

– Ты не любила своих родителей?

– Я их едва помню. Они погибли в авиакатастрофе на Мальте. Меня даже некому было приютить, кроме дяди, старого холостяка, впавшего в маразм. Он не помнил ничего, кроме того, что касается садоводства – всех этих схем полива и внесения удобрений вместе с названиями культур…

Виола глубоко вздохнула. Перед ее мысленным взором предстал дядя Найджел, молитвенно склонившийся перед драгоценным проростком. Ему не было никакого дела до малышки, следовавшей за ним по пятам в напрасном ожидании, что он скажет ей хоть одно словечко.

– Тебе, наверное, приходилось нелегко, – осторожно заметил Игорь.

Виола кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Когда мне было восемь лет, соседка подарила мне рыжего котенка. Танги стал моим единственным другом: мы жили в огромном загородном имении, и мне не с кем было играть. Я завязывала котенку бантик, укрывала его одеяльцем и возила по Блифорт-Холлу в тележке. Однажды я заехала в цветник, тележка застряла, я упала и раздавила штук двадцать дядиных тюльпанов. И тогда дядя Найджел швырнул моего котенка в колодец…

У нее тут же встал в горле ком, но она преодолела себя, хотя и по прошествии стольких лет все еще слышала предсмертный крик Танги, за которым последовала тишина…

– Он велел своим слугам запереть меня в комнате. Мне пришлось просидеть взаперти до тех пор, пока он не нашел закрытый колледж в Италии, где согласились меня принять. Собственно, это была монастырская школа для девочек. Я жила там круглый год. А дядя скоро умер от сердечного приступа – прямо в своем обожаемом саду. Он наливал пиво в блюдца и расставлял их на клумбах.

– Зачем?! Столько пива разлить зря!

– Дядя всегда так делал. Он слышал по Би-би-си, что пиво привлекает улиток. Они заползают в блюдца и гибнут – пьяные и счастливые.

– Хорошо, что я не слушаю Би-би-си. – Игорь поморщился. – Радиостанция для таких, как твой покойный дядюшка.

– Теперь ты расскажи мне о своем детстве, – попросила Виола: она знала только, что родители Игоря, два брата и сестра по-прежнему живут в Москве.

– Вся квартира, где я вырос, была вот такого размера. – Он обвел рукой маленький кабинет. – Мы все спали в одной комнате, а обедали в кухне, но все сразу не могли сесть за стол. Зато мы считались богатыми: у нас в ванной стояла стиральная машина. Больше ни у кого в доме такой машины не было.

– А откуда она взялась у вас?

– Отец был партийный, получал хорошую зарплату.

– Тебе известно, как они живут сейчас? Теперь ведь, наверное, можно переписываться?

Игорь покосился на ряды фотографий в серебряных рамках и тяжело вздохнул:

– Я писал много раз, но ответа не получил. Родители все еще злятся. Со мной всегда было много хлопот. Милиция требовала, чтобы я устроился на работу: ведь для них художник – все равно что тунеядец. Потом я попал в тюрьму, а когда вышел, отец не разрешил мне вернуться домой. Сказал, что я ему больше не сын…

Виоле вдруг захотелось обнять Игоря, прижать к груди, утешить. Какой же тяжелой была его жизнь! Тюремное прошлое, предательство родных. Она хорошо понимала его чувства, поскольку сама много лет страдала без семейного тепла. И вышла замуж за Арчера Лейтона только потому, что отчаянно хотела иметь семью…

Игорь поднялся, собираясь уходить, и Виола не смогла найти слов, которые бы заставили его остаться. Пришлось спуститься вместе с ним вниз и попросить Чисвика вызвать по телефону такси. Прощаясь, Игорь неожиданно прикоснулся губами к ее щеке.

– Спокойной ночи. Мне очень жаль, что тебе пришлось так много пережить, – сказал он и добавил какое-то непонятное слово по-русски.

Вернувшись в пустой дом, Виола набрала номер Карлтона Эймстоя, старого друга Арчера. Он много лет торговал с Россией и в совершенстве знал язык.

– Это Виола Лейтон…

На том конце выдержали укоряющую паузу: приличные люди не беспокоят друг друга телефонными звонками после полуночи.

– Чем могу быть полезен? – наконец спросил Карлтон.

– Ради бога, извините за поздний звонок, но для меня это очень важно. Что значит по-английски… – и Виола назвала слово, произнесенное Игорем.

Карлтон помолчал:

– Дословно перевести трудно: русский язык гораздо выразительнее английского.

– Хотя бы приблизительно!

– Приблизительно это значит «дорогая».

– Ты уверена, что не хочешь десерт?

– Я съела целого вальдшнепа. В меня больше ничего не влезет, – с улыбкой ответила Лорен Гранту Фрейзеру.

Грант знал, что доставит ей удовольствие приглашением в «Рулз» – старейший лондонский ресторан. Здесь бывали некогда Герберт Уэллс, Теккерей, Голсуорси и многие другие знаменитости; стены ресторана были испещрены старыми надписями и карикатурами. Романтическая атмосфера начала века не оставила Лорен равнодушной, она тут же представила себе за столиком у окна короля Эдварда VII и Лилли Лантри. Запретная любовь, разбитое сердце Лилли…

Запретная любовь! Лорен вспомнила дерзкую улыбку Райана Уэсткотта и снова устыдилась собственной бурной реакции на его поцелуи. Хорошее настроение мигом улетучилось. Он, конечно, взбесится, когда заедет за ней и не застанет дома. Но она честно предупреждала его, что у нее на сегодняшний вечер назначена встреча!

– Лорен… – Грант дотронулся до ее руки. – У меня есть кое-что для тебя.

Он подал ей темно-бордовую бархатную коробочку. Удивленно взглянув на него, Лорен подняла крышку с золотыми инициалами знаменитого ювелира Гарри Уинстона – и увидела кольцо с великолепным девятикаратовым бриллиантом.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Лорен смотрела на него в упор, не веря своим ушам. Было время, когда ей самой этого хотелось, но теперь у нее уже не было уверенности, что Грант даст ей счастье.

– Знаю, надо было давно сделать тебе предложение, – поспешно добавил он. – Но… я боялся связать себя браком. А сразу после Рождества мне сделали серьезную операцию на сердце. Лежа в больнице, я обдумывал свою жизнь и понял: ты – лучшее, что у меня было и есть. Я люблю тебя и хочу провести остаток жизни с тобой. Раньше я не знал, что так нуждаюсь в тебе.

Лорен чувствовала, что Грант говорит искренне, но это была не та любовь, к которой она стремилась. Она уже посвятила десять лет жизни уходу за пожилым мужчиной и делала это охотно, потому что Оззи был нужен ей так же сильно, как она ему. Лорен видела в нем воплощение своего умершего отца, мужчину, который дал ей ощущение безопасности, помог забыть ужасы прошлого. Но с тех пор ее жизнь потекла по иному руслу. Теперь ей был нужен совсем другой мужчина… Она отдала Гранту бархатную коробочку.

– Я очень хорошо к тебе отношусь, но это не любовь. Я не могу выйти за тебя замуж.

На его лице появилось растерянное выражение.

– У тебя появился кто-то другой? Этот Уэсткотт?

Лорен почувствовала, что предательски краснеет. Но что навело Гранта на такую мысль? Они с Райаном и двух слов при нем друг другу не сказали…

– Я не влюблена в Райана, – ответила она вполне правдиво. Не признаваться же в похоти! А их жадные поцелуи могли проистекать только из этого малопочтенного чувства. – Просто я сейчас обдумываю свое будущее. Боюсь, в ближайшее время мне придется целиком сосредоточиться на галерее.

– Обещай, что еще поразмыслишь над моим предложением, – сказал Грант, убирая коробочку в карман. – Я не буду считать твой ответ окончательным. Я сейчас работаю в Лондоне. Давай встречаться почаще!

По пути домой Лорен старалась не обнадеживать Гранта. Она вообще решила держаться от мужчин подальше, пока ее жизнь не обретет осмысленность. Сначала надо перебраться в Санта-Фе, а уж потом думать о замужестве…

Неподалеку от дома Лорен показалось, что у тротуара стоит «Астон-Мартин» Райана. Неужели он ее караулит? Пожалуй, этот мужлан вполне способен отчитать женщину за то, что она его не послушалась… Однако у подъезда Райана не оказалось, и Лорен решила, что ошиблась.

– Спокойной ночи, – сказала она Гранту перед лифтом.

– А рюмочка на сон грядущий? – Его улыбка намекала на то, что он надеется на нечто большее.

– В другой раз. Сегодня я устала. Спасибо за чудесный вечер.

Она вошла в кабину лифта и задвинула старомодную решетку.

– Завтра я тебе позвоню! – успел крикнуть Грант. У себя на этаже Лорен задержалась у двери, чтобы взглянуть на часы. Полночь… Вряд ли Райан стал бы терять зря столько времени. Она тряхнула за плечо швейцара Дживса, громко храпевшего в кресле рядом с лифтом. Вообще, он, судя по всему, бодрствовал только во время приема пищи.

– Давно здесь мистер Уэсткотт? – на всякий случай спросила она.

– Кто? – Старик поднял на нее непонимающие голубые глазки.

– Никто.

Решив, что от этого бездельника никогда ничего не добьешься, Лорен осторожно приоткрыла дверь квартиры. Свет проникал только через окно в потолке, отражавшееся в зеркале. Гостиная и кабинет тонули во мраке. Видимо, она ошиблась, приняв чужую машину за автомобиль Райана.

Повесив соболей в шкаф, она зашагала по длинному темному коридору в спальню. Вопреки ее наставлениям, Саманта не удосужилась зажечь лампу над кроватью.

Лорен включила свет, расстегнула длинную узкую юбку и скинула туфли на высоких каблуках. Она уже собиралась расстаться с трусиками, как вдруг заметила какое-то движение в темной ванной. Не сомневаясь, что это всего лишь игра воображения, Лорен зажгла свет и там.

Ее взору предстал Райан Уэсткотт с рюмкой в руке.

– Чего же ты остановилась? Взялась раздеваться, так раздевайся.

– Что ты тут делаешь?

– Любуюсь бесплатным стриптизом и пью твой джин.

Она сорвала с крючка на двери махровый халат.

– Сейчас же убирайся!

Райан как ни в чем не бывало спокойно допил джин. Лорен с удовольствием вызвала бы Службу спасения, но боялась, как бы ее проблемы не превратились в сюжет для скандальных заметок Найджела Демпстера.

– Зачем ты явился?

– У тебя тут столько тонкого французского белья, что я решил поглядеть, как оно сидит на хозяйке.

Как прикажете отвечать на такое наглое заявление? Не дожидаясь, когда к Лорен вновь вернется дар речи, Райан тихо произнес:

– Твоя картина у Гриффита. Он хочет тебя видеть.

– Правда?! – Возмущение Лорен немедленно испарилось. Сам Ти Джи Гриффит, прославленный коллекционер, заинтересовался ее творчеством! – Но каким образом…

– Больше ни слова! Одевайся и ступай за мной.

12

«Астон-Мартин» стремительно промчался по Кенсингтон-роуд и свернул направо. На Палас-Грин Райан почти не снизил скорость; охранник в будке, установленной в начале улицы, удостоился всего лишь приветственного жеста.

Улица эта, справедливо прозванная «аллеей миллионеров», где за густыми кронами деревьев скрывались особняки посольств и посольских резиденций, была собственностью Короны. Рядом с Кенсингтонским дворцом находилось несколько особняков, сдаваемых в аренду. Во дворце обитали принц и принцесса Уэльсские, принцесса Маргарет и принц Майкл Кентский с супругой.

Улица считалась особенно престижной не только из-за близости королевской резиденции, но и из-за соседства с посольствами двух держав, более остальных озабоченных безопасностью: с разных сторон въезд на Палас-Грин сторожили советское и израильское посольства. Здесь никого не удивляли патрули дипломатической полиции и многочисленные сотрудники частных охранных агентств.

В этот поздний час окна особняков были уже темны, зато вдоль изгородей ярко горели фонари, позволяющие работать бесчисленным камерам, обшаривающим окрестности. Деревья низко пригибались на сильном ветру. Свет луны не мог пробиться сквозь густые облака, напитавшиеся влагой над Северным морем.

Лорен куталась в соболиный мех, раздумывая над тем, можно ли верить объяснениям Райана. Он якобы увидел «Полночь в Марракеше», когда заглянул у нее в квартире в шкаф… разыскивая жакет для Виолы. Потом картина попалась ему на глаза на фестивале, и он решил показать ее Гриффиту, а деньги сунул первому встречному юнцу, чтобы никто не догадался о его интересе к неизвестному автору…

А впрочем, какая разница, так ли это было на самом деле? Только бы картина действительно понравилась Гриффиту, только бы он оставил ее в своей коллекции! За последние несколько недель Лорен сделала кое-какие новые наброски: переехав в Лондон, она неожиданно для себя раскрепостилась. Ей работалось почему-то здесь гораздо легче – без внутренних терзаний, которые так мучили ее раньше. Наброски к портретам нравились ей самой. Если Гриффит отнесется к ним благосклонно, она, пожалуй, откажется от своих планов открыть художественную галерею в Санта-Фе и попытается всерьез заняться творчеством…

Машина остановилась перед высокими решетчатыми воротами в длинной каменной стене, похожей на крепостную. Правда, в средневековых крепостях не использовали видеокамеры, вмонтированные в пасти львов, оседлавших колонны…

– Не отворачивайся от камеры, – предупредил Райан, и Лорен уставилась прямо в красный мигающий объектив.

Камера занималась их физиономиями добрую минуту, потом переключилась на салон автомобиля. Наконец ворота отворились, и свора ротвейлеров в колючих ошейниках проводила машину по аллее к особняку.

– Слава богу, что они хотя бы не лают, – заметила Лорен. – По-моему, эти псы настроены не слишком дружелюбно.

– Вся чертова дюжина обучена сначала убивать, а уж потом задавать вопросы, то есть гавкать, – усмехнулся Райан.

Двор внезапно залил ослепительный свет прожекторов. Сначала Лорен увидела деревья с голыми ветвями, потом – увитый густым плющом трехэтажный особняк. Секунда – и машина чуть не перевернулась от громового лая. Лорен испуганно схватила Райана за руку, глядя на взбесившихся ни с того ни с сего псов. Скаля страшные клыки, они нагоняли машину, играя стальными мускулами и сверкая полными ненависти глазами.

Машина остановилась перед широкими гаражными воротами. Очередная камера на подвижном штативе тщательно осмотрела машину снаружи и даже заглянула под днище.

Потом ворота гаража разъехались. Внутри было просторно и светло, как днем. У задней стены гаража неподвижно стоял смуглый человек в белом тюрбане и просторном белом балахоне. За широкий алый кушак был заткнут зловещий кинжал в ножнах с золотой инкрустацией, а на руках человек держал… свинку Игги.

– Кто это?

– Телохранитель Ти Джи, – Райан приветственно помахал рукой. – Ади – сикх. Как телохранитель он не имеет себе равных: с раннего детства его обучали единоборствам. Человек безграничной преданности.

– Расскажи это Индире Ганди, – буркнула Лорен, вспомнив, как хваленая сикхская стража отправила индийского премьера на тот свет.

– Это было исключение. Сикхи – непревзойденные телохранители. Можешь спросить об этом у любого, кто опасается за свою жизнь.

Райан распахнул дверцу машины, вылез и кивнул Ади. Тот поставил Игги на пол и открыл дверцу Лорен. Она вышла, вежливо улыбаясь, и тут же наткнулась на взгляд самых безжалостных глаз, в какие ей только приходилось смотреть. Игги, похрюкивая, обнюхивала ее соболей, как будто они были ее близкой родней. Лорен нагнулась, чтобы взять потешное создание на руки, и вздрогнула от резкого окрика:

– Не трогать! – Лорен охватила паника. Райан куда-то исчез, а двери гаража закрылись, отрезав ее от внешнего мира.

– Но она ко мне привыкла…

– Встаньте здесь! – скомандовал сикх.

Лорен поняла, что говорить с ним бесполезно. У нее не было выбора, и она нехотя встала в начерченный на полу круг, позволив очередной камере обшарить ее взглядом. Во всем этом чувствовался какой-то явный перебор. Кем надо быть, чтобы окружить себя таким кольцом охранных систем? Или Ти Джи Гриффит действительно считает, что ИРА собирается снова покуситься на его жизнь? Чем, кстати, было вызвано первое покушение? Ирландские экстремисты не увлекаются личной местью, если только их мишень не поддерживает слишком тесную связь с британскими властями. Какая-то бессмыслица!

В задней стене гаража бесшумно отворилась дверь, и Лорен вошла в полутемный коридор. Куда же подевался Райан? Лорен побрела по пустому коридору, звонко цокая высокими острыми каблучками по мраморному полу. Так она дошла до арки в огромный холл, где все стены от пола до потолка были увешаны бесценными произведениями живописи.

– Райан?..

Ее голос отразился от высокого потолка, каменных стен, мраморного пола. И словно в ответ в темном окне внезапно сверкнула ослепительная молния, ударил оглушительный гром.

– Райан! – крикнула Лорен во все горло. Ей захотелось побежать назад, распахнуть входную дверь… Но вдруг снаружи на нее накинутся страшные псы?

Внезапно откуда-то появился сикх.

– Мистер Гриффит ждет вас.

Он взял у Лорен шубку и бесшумно открыл массивную дверь, похожую на крепостные ворота. Ее взору предстала странная комната, где горел ослепительно яркий прожектор. Его луч был направлен на мольберт, на котором красовалась «Полночь в Марракеше». Смотреть на картину было невозможно – так ярко она была освещена. Лорен загородила глаза ладонью и осталась у двери.

Через некоторое время она смогла различить мужчину в кресле. Слепящий свет отгораживал его от остальной комнаты и не позволял разглядеть.

– Сядьте. – Голос был какой-то искаженный, словно мужчина говорил с помощью репродуктора, как больной раком горла.

Щурясь от слепящего света, Лорен прошла к пустому креслу у стола, на котором возвышался мольберт с ее картиной, и уселась. Она помнила, что Гриффит изуродован взрывом бомбы. Потому, наверное, он и не хочет, чтобы его разглядывали, прячется за столбом света, бьющего в глаза гостям… Это объяснение было логичным, и все-таки Лорен дрожала от страха.

– Расскажите о своей картине, – прокаркал механический голос. – Почему вы назвали ее «Полночь в Марракеше»?

– Раньше я там жила.

– Дело не в этом. В чем истинная причина?

Дело действительно было совершенно в другом, но Гриффит никак не мог этого знать! Лорен взволнованно крутила на запястье серебряный браслет. Все это неважно, только бы ему понравилась картина…

– Я задал вам вопрос.

– Я на него ответила.

Собственный неуверенный тон был ей отвратителен; дрожь усилилась, когда ей удалось разглядеть собеседника. На Гриффите был пиджак цвета хаки и то ли капюшон, то ли шерстяная маска, вроде тех, которыми пользуются террористы.

– Ребенок на картине – это вы?

– Нет, – солгала Лорен. – У персонажа нет конкретного прототипа. Это всего лишь плод моего воображения.

Гриффит ничего не ответил, но Лорен не надеялась, что ей удалось его провести: она никогда не умела врать.

– А руки? – продолжил искаженный голос. – Почему они тянутся к девочке? Что это означает?

Лорен сделала над собой усилие и растянула губы в улыбке. Ей отчаянно хотелось, чтобы ему понравилась ее картина. Если это произойдет, то она поймет, что у нее есть талант, а не одно честолюбие.

– Руки символизируют силы мирового зла, которые пытаются соблазнить ребенка.

Тень коллекционера зашевелилась, голова склонилась набок. Было похоже, что он внимательно разглядывает ее.

– Скажите, почему вы оставили Марракеш… и свою мать?

Лорен напряглась, как тетива лука. Мать? С какой стати Гриффит интересуется ее матерью?

– Я поехала учиться в Сорбонну. – Это было правдой, хотя и не всей, и Лорен надеялась, что в ее голосе не прозвучало фальши.

– Что привело вас в Лондон?

– Желание возродить «Рависсан», снова сделать его преуспевающей галереей. Наверное, Райан вам говорил, что мы уже отыскали одного исключительно талантливого художника.

В комнате повисла противоестественная тишина, похожая на затишье сразу после удара грома. Дожидаясь ответа Гриффита, Лорен увидела у него за спиной окно от пола до потолка, затянутое тяжелой шторой. Видимо, это был бархат, но точно угадать материал и цвет было невозможно. Стол, о который она опиралась, задрожал от очередного громового раската.

– Почему вы не говорите правду? – неожиданно спросил Гриффит почти нормальным голосом. – Считаете, что всякой красивой женщине позволено врать?

Лорен снова охватила паника, по телу побежали мурашки. Ей вдруг показалось, что ее опять настиг злейший враг – прошлое.

– Нет, я…

– Пока я услышал от вас единственный правдивый ответ: что цель вашего пребывания в Лондоне – спасение «Рависсана». Все остальное – сплошная ложь.

– Нет!

– Ваши ответы оцениваются модулятором голоса. Этот прибор надежнее детектора лжи.

Лорен взмокла от безжалостного света, сердце беспорядочно трепыхалось. Вообще-то она ненавидела лгать, но у нее не было ни малейшего желания выдавать совершенно чужому человеку свои тайны.

– Так почему вы лжете? – не унимался Гриффит. Как он смеет ее допрашивать, как смеет вторгаться в ее прошлое? Оно его совершенно не касается!

– Мне не хочется обсуждать смысл моей картины, – сказала Лорен как могла мягко: одобрение Гриффита значило для нее слишком много. – Зритель сам должен ее интерпретировать. Пусть он решает, достойна ли картина внимания, в зависимости от того, находит ли она отклик в его душе.

– При чем здесь картина? Вы лжете, и я хочу понять почему!

И тут Лорен не выдержала: просто не смогла справиться с душившим ее негодованием.

– Для меня картина – самое важное. Если вам не хочется оставлять ее у себя… – Она встала. – Я готова вернуть вам деньги. До свидания.

Гриффит издал какой-то горловой клекот – видимо, этот звук должен был изображать смех, – и это окончательно вывело Лорен из себя. Для него встреча с ней – не более чем игра. Очевидно, в этой игре есть и другой участник – Райан Уэсткотт. Они забавляются с ней, как два кота с затравленной мышкой! Никто еще не находил в ее картинах художественных достоинств – и, наверное, никогда не найдет…

Лорен потянулась за картиной, и в этот момент раздался такой могучий удар грома, что комната содрогнулась, как при землетрясении. Свет замигал и погас, все вокруг погрузилось в абсолютную тьму. Лорен твердила себе, что ей нечего бояться: велика важность – обрыв проводов! Но в следующее мгновение Гриффит оказался рядом с ней – она это скорее ощутила, чем увидела.

– У нас есть запасной генератор, – проговорил он неожиданно ласково. – Через минуту он заработает.

Рука в тонкой хирургической перчатке скользнула по ее щеке, и в ту же секунду настоящее переплелось с прошлым. Лорен показалось, что сейчас он ее обнимет… Борясь с желанием закричать, она отшатнулась, бросились к двери, принялась колотить в нее кулаками, крутить ручку, но все напрасно.

– Дверь отпирается только снаружи, – невозмутимо произнес Гриффит.

– Немедленно выпустите меня! Я хочу домой! Вы не имеете права меня удерживать!

– Вы уйдете, когда я позволю.

«Боже мой, где же Райан?! Неужели он способен бросить меня. Разве он покинет меня в беде?» – пронеслось в голове Лорен. Неожиданно ее кулак угодил во что-то мягкое, и она поняла, что стены комнаты обиты изнутри каким-то звуконепроницаемым материалом. Гриффит явно не в своем уме! Можно сколько заблагорассудится кричать и пинать дверь – все равно никто не придет ей на выручку. А Райан увез ее так быстро, что она даже не успела оставить записку Саманте.

Внезапно прожектор снова зажегся, и она резко обернулась, готовая к сопротивлению. Но Гриффита в комнате уже не было – как и ее картины. Лорен ждала неизвестно чего, привалившись спиной к двери и судорожно ловя ртом воздух. Вдруг дверь распахнулась, и она буквально вывалилась из комнаты.

– Жива? – Райан не дал ей упасть и заглянул в лицо.

Лорен уткнулась в его плечо и только через какое-то время обрела дар речи.

– Где Гриффит? Он унес мою картину… Я хочу ее забрать. Я требую, чтобы ты немедленно отвез меня домой!

– Успокойся. – Райан тихонько гладил ее по спине. – Он тебя напугал, партнерша?

– Еще бы! – Она выскользнула из его объятий. – Вытащи меня из этой могилы! Что это за комната? Пыточная камера?

Райан прищелкнул языком.

– Какое богатое воображение!

Он включил обычный верхний свет, и Лорен увидела голую комнату со столом, двумя креслами и узкой кроватью. В комнате этой не было ровным счетом ничего зловещего.

– А зачем матрасы на стенах? – Она постучала кулаком по мягкой обивке, скрывая смущение.

– Иногда Ти Джи бывает трудно уснуть. В такие ночи он приходит сюда и занавешивает единственное окно, чтобы в комнату не проникал свет. Обивка изолирует комнату от внешних шумов.

Лорен уже чувствовала себя полной идиоткой, но пыталась сохранить достоинство.

– Я хочу забрать свою картину. Потом ты отвезешь меня домой.

– Ничего не выйдет. Ти Джи собирается оставить картину себе.

– Неужели? – Ей было трудно в это поверить. – У него странная манера проявлять свое хорошее отношение.

– Он обошелся с тобой недостаточно учтиво?

– Это не то слово! Он вел себя так, будто… Даже не знаю, с чем сравнить.

– Я думаю, ты просто напомнила ему Каролину Армстронг, – негромко сказал Райан.

– Он знает мою мать? Откуда?

– Они познакомились в Марракеше через несколько лет после твоего отъезда. Но это длинная история. Поднимемся ко мне, я расскажу тебе подробности.

Лорен тяжело вздохнула и пошла за ним к лестнице, но внезапно остановилась.

– Так Гриффит купил «Полночь в Марракеше» из-за моей матери? – испуганно спросила она.

Райан покачал головой, но у Лорен все-таки остались сомнения. Она прекрасно знала, что ее мать умеет завлекать мужчин – они всегда роились вокруг нее, готовые исполнить малейшую прихоть. Ей даже удалось женить на себе Руперта Армстронга, британского пэра, который по всем правилам не должен был польститься на небогатую вдовушку без связей.

– Кажется, ты собирался что-то мне объяснить, – напомнила она Райану по пути на третий этаж.

– Не здесь, – тихо ответил он, оглядываясь, и Лорен увидела, что снизу за ними наблюдает сикх, удивленно приподнявший брови.

На третьем этаже Райан остановился перед одной из дверей и приблизил лицо к овальному «глазку».

– Что это? – поинтересовалась Лорен.

– Сканер, передающий на компьютер строение твоего зрачка. Прежде чем ты вошла в дом, Ади сканировал твой зрачок. Теперь никто не сможет проникнуть сюда, выдавая себя за тебя.

Лорен слышала о биометрических сканерах, изучающих ладонь или палец каждого, кто хочет быть допущен на охраняемый объект, но то, с чем она столкнулась здесь, поражало воображение. Неужели Гриффиту угрожает такая страшная опасность?

Комната Райана была обита ореховыми панелями, но почти все пространство стен занимали полки, на которых теснились книги. В камине тлело дубовое полено, языки пламени отбрасывали на пол причудливые тени.

Райан тихо свистнул, и из соседней комнаты выбежала Игги. Смешно проковыляв по персидскому ковру, она подошла к Лорен и встала на задние ножки. Лорен взяла свинку на руки, и та от удовольствия перестала дышать.

– Ей, наверное, нравится моя туалетная вода. Это «Блу бэллз». В следующий раз я подарю ей пузырек.

– Ти Джи пригласил тебя в гости? – спросил Райан удивленно.

– Нет, я имею в ввиду нашу с тобой следующую встречу. А сюда меня не заманить теперь даже за большие деньги. – Лорен села на диван, и Игги устроилась у нее на коленях.

– Не будь к Ти Джи слишком строга. За последние годы ему пришлось немало пережить.

– Знаю, но это не оправдывает такое поведение. И что у него за странный наряд?

– От Ти Джи почти ничего не осталось: взрывом снесло почти все лицо. К счастью, он еще видит одним глазом.

Лорен тут же пожалела о своем бездушии. Гриффит побывал в аду и был достоин сочувствия, а она повела себя эгоистично, погрузившись в неприятные воспоминания.

– Он действительно применяет что-то вроде детектора лжи?

– Да. Ти Джи располагает всеми охранными системами, существующими в настоящий момент. Он считает, что его хотят убить.

– Кто? ИРА? Зачем?

– Нет, не ИРА, хотя газеты утверждали, что это они подложили бомбу, едва не стоившую Ти Джи жизни. Как бы то ни было, с тех пор мы проявляем максимальную осторожность. Ти Джи не желает смириться с простой истиной, что, в сущности, он уже покойник.

– То есть как? – в ужасе прошептала Лорен.

– Он всю жизнь рисковал. Шестьдесят семь боевых вылетов в Королевской авиации! Его трижды сбивали, но он всегда самостоятельно добирался до дому, ни к кому не обращаясь за помощью. То же самое происходило потом, когда мы охотились в Африке за алмазами. Ти Джи обожал ситуации, когда приходилось обманывать саму судьбу. А теперь он даже не в состоянии выйти во двор… Все равно что покойник.

– Понимаю…

Только сейчас до Лорен дошло, какую жизнь вынужден вести этот отважный человек. Бедняга, как он одинок, как страдает! И надо же: из несметного числа художников он остановил выбор именно на ней, а она его обманула…

– Никому не говори о своей встрече с Ти Джи, – попросил Райан. – Он не хочет, чтобы люди знали о его уродстве. Ты – единственный человек, помимо Ади и меня, кому довелось его увидеть.

Райан долго смотрел на нее, потом, решив, видимо, что тема исчерпана, шагнул к кипарисовому буфету.

– Что будешь пить?

Лорен уже хотела отказаться, но передумала: нужно было как-то снять стресс.

– У тебя найдется «Харвис»?

Райан протянул ей рюмку и сел рядом, закинув руку на спинку дивана. Заглянув в его глаза, Лорен вздрогнула. Она знала, что означает этот взгляд: неизбежное мужское вожделение. Обычно, увидев такой взгляд, обращенный на нее, она спасалась бегством. Но на этот раз ей совсем не хотелось бежать. Ее инстинктивно влекло к нему…

Немного отодвинувшись, Лорен спросила:

– Так что там насчет моей матери и Ти Джи?

– Они познакомились пятнадцать лет назад. Мы с Ти Джи как раз находились в Марракеше, обсуждали сделку с Рупертом Армстронгом. Ти Джи влюбился в твою мать.

Вечно одно и то же!

– Это меня нисколько не удивляет. А потом она, очевидно, отшвырнула его, когда на горизонте появилась новая добыча?

– Вовсе нет. Целый год они ежедневно встречались в специально снятой квартире в старом городе. Каролина твердила, что собирается уйти от Армстронга.

– Мать не стала бы так рисковать. Она слишком любила деньги Руперта, его титул.

– Ты не видела Ти Джи в деле, дорогая. Ему не могла отказать ни одна женщина. И надо же ему было влюбиться в твою мать! Впрочем, она тоже его полюбила – по-своему. – Взгляд Райана стал задумчивым. – Хотя ты права: бросать Армстронга она не собиралась. Но Ти Джи, по-моему, никогда не переставал о ней мечтать.

– Наверное, все к лучшему, – заметила Лорен. – Моя мать никогда не смирилась бы с жизнью в этой тюрьме.

– Наверное, – согласился Райан. – Все женщины очень разные. Моя мать была совсем другой…

В его голосе прозвучало столько нежности, что Лорен вскинула голову. С ней он никогда не бывал так нежен. Но следующие его слова были произнесены привычным жестким тоном, с примесью горечи:

– Мой отец был пьяницей и бездельником, колотил мать по любому поводу, но она всегда его выгораживала.

Райан снова стал прежним, и все-таки на глазах Лорен панцирь, в который он был постоянно закован, дал трещину. Не зная, что сказать, она поспешила сменить тему:

– Как ты познакомился с Ти Джи?

– После службы во Вьетнаме я приехал в Лондон… – Райан немного поколебался, – чтобы встретиться с одним родственником. Тогда меня и нанял Ти Джи. С тех пор я с ним не расстаюсь. У нас много общего, и прежде всего – любовь к азартной игре. Но мы с ним не какие-нибудь картежники, наша сфера – живопись. Ты заметила, как Ти Джи развешивает картины? Дело здесь не в любви к живописи, а в азарте. Ему важно определить победителя.

– И, надо сказать, Гриффиту сопутствует удача. Он… быстро добился успеха в деле, на которое другие коллекционеры кладут всю жизнь. – Лорен пристально посмотрела на Райана. – Я для вас тоже игрушка?

– Нет, у тебя настоящий талант. Просто ты сама этого не знаешь. – Он потянулся к ней и нежно поцеловал. – Прости мою сегодняшнюю грубость. Но ты мне уже отплатила: не пошла с нами на концерт.

Лорен ждала, когда он об этом заговорит. Несмотря на его видимое спокойствие, она чувствовала, что Райан по-прежнему зол.

– Я предупреждала, что у меня другие планы. Я не привыкла подводить людей.

– Ладно. Я рад, что ты по крайней мере с ним не переспала.

– Да как ты сме… – Лорен не договорила: он зажал ей рот поцелуем.

«Немедленно беги, не то будет поздно!» – требовал здравый смысл. «Не глупи, это же то самое, чего тебе хочется!» – подсказывало сердце.

Она послушалась сердца и обвила шею Райана руками, жадно отвечая на его поцелуй. Слегка отстранившись, он расстегнул ее блузку, спустил с плеч лямки бюстгальтера, и на грудь ей легла его теплая ладонь.

– Само совершенство! – прошептал Райан и начал вынимать шпильки из ее прически.

Погрузив пальцы в распущенные волосы Лорен, он притянул ее лицо вплотную к своему. Казалось, он сейчас вопьется ей в губы страстным поцелуем, но этого не произошло.

Райан смотрел на нее так долго, что в душу Лорен закрался страх: вдруг он старается запомнить ее черты, зная, что это их последняя встреча? Ведь недаром он прославился своими многочисленными скоротечными связями! Что ж, ничего другого нельзя было ожидать: она все равно не смогла бы удержать его дольше, чем на одну ночь. Подобные мужчины не для нее…

Он все смотрел на нее темно-зелеными глазами, в которых поблескивало золотое пламя камина, и наконец Лорен не выдержала:

– Райан, зачем ты меня сюда привел?

Он криво усмехнулся, взял ее руку и поцеловал в середину ладони.

– Разве ты не догадываешься?

13

– Райан, подожди! – Лорен увернулась от его поцелуя и оглядела темную спальню.

– Что? – Он на секунду поднял голову, а потом снова прижался губами к ее шее.

Лорен откинулась на подушку и приказала себе успокоиться. Какие только дикие мысли не приходили ей сегодня в голову! Она попыталась сосредоточиться на реальности – на том, что лежит в постели с Райаном и наслаждается его непревзойденным мастерством, – но попытка не удалась. Неприятное чувство не проходило.

– Прошу тебя! – Она поймала его руку, прервав увлекательное занятие – очерчивание контура ее правой груди. – Послушай меня!

Райан перестал ее целовать, в глазах его мелькнуло недоумение.

– Я весь внимание, партнерша.

Лорен приподнялась на локте и оглядела спальню, освещенную лишь пламенем камина в соседней гостиной.

– Конечно, ты сочтешь это глупостью, но…

– Выкладывай!

– Мне кажется, за нами подсматривают! – наконец выпалила Лорен.

Райан стиснул зубы, борясь со смехом.

– Ти Джи не станет за нами подглядывать, это я тебе гарантирую.

Он снова повалил ее на подушку и принялся целовать. Лорен хотелось отвечать на его поцелуи, отдаться страсти, охватившей ее еще на диване у камина, когда Райан стал так искусно ее ласкать, что она сама взмолилась, чтобы они перешли в спальню. Увы, ей никак не удавалось сосредоточиться. Она была уверена, что воображение ее не подводит: за ними действительно наблюдают!

– Постой, Райан… Ничего не могу с собой поделать. Меня не покидает ощущение, что за нами следят. Наверное, в этих стенах нет живого места – сплошь приборы для слежки, и видеокамеры самые примитивные из них. – Она пыталась пошутить, но шутки не получилось.

Райан тоже приподнялся на локте и оглядел комнату, потом снова упал на подушку и прошептал Лорен на ухо:

– Это не игра воображения. Видишь, там, справа. – Он включил лампу, и Лорен увидела Игги, притаившуюся в кресле рядом с кроватью. Свинку скрывал подлокотник, торчали только настороженные уши и поблескивали кроткие карие глазки. Заметив, что ее обнаружили, Игги залезла под брюки Райана, оставшиеся на кресле.

– Ей еще не приходилось такое наблюдать. – Райан выключил свет. – Ну что, теперь ты успокоилась?

В этот раз его поцелуй был глубоким, неторопливым, и Лорен наконец покинули последние сомнения: их смела, как половодье плотину, затопившая ее страсть.

Райан был застигнут врасплох мощью собственного желания. Если раньше он дразнил Лорен, медленно ее соблазнял, сознательно возбуждал, то теперь, раздев ее и уложив в свою постель, он обнаружил, что больше не способен сдерживаться. Энтузиазм, с которым она ему отдавалась, утроил его силы.

Дальнейшее было делом техники: рывок – и он овладел ею, войдя в нее глубоко, до самого конца. Лорен вздрогнула, вцепилась ему в плечи, а Райан перестал себя контролировать. Впившись губами в ее губы, он заработал, как поршень стосильного мотора.

Ему хотелось сбавить темп, дождаться Лорен, но это оказалось невозможным. Еще один рывок – и его пронзила молния неописуемого наслаждения.

Райан упал рядом с ней на подушку, словно сраженный пулей. Что это его так разобрало? Ничего подобного не происходило с ним с тринадцати лет. Хорош любовник!

Лорен смотрела в потолок. Впервые в жизни мужчина любил ее с такой нежностью и страстью. От каждого прикосновения Райана она переставала дышать и мысленно молила его не останавливаться.

Постепенно у нее успокоилось дыхание, и она поняла, что Райан уже давно не шевелится и молчит. Может быть, она сделала что-то не так и разочаровала его? Или он всегда после близости с женщиной отгораживается от нее непреодолимой стеной?

Она ждала, напряженно прислушиваясь. Буря снаружи улеглась, гром погрохатывал теперь где-то в отдалении, с карнизов лениво капала вода. Лорен повернулась на бок, лицом к креслу. Огонь в камине погас, в комнате было темно, хоть глаз выколи. Ей вдруг захотелось сбежать, спрятаться где-нибудь, но она понимала, что это бессмысленно. Она угодила в настоящую тюрьму, откуда ее мог вызволить только Райан. Лорен боялась смотреть на него и не знала, как ей поступить: попроситься домой или подождать, пока он сам предложит ее отвезти…

– Я способен на большее, – неожиданно сказал Райан.

Лорен не сразу поняла, что он имеет в виду. Наверное, снова шутит? Или напрашивается на похвалу? Вот оно что! Неутолимое мужское самолюбие! Нет, он не дождется от нее признания, что никто еще не вызывал в ней такой бури ощущений…

Райан повернулся к ней и дотронулся до влажной пряди у нее на щеке. Несмотря на потемки, она сумела разглядеть выражение его глаз. Да он серьезно! Решил, что она недовольна, и теперь обвиняет себя… Впрочем, Райан, кажется, был не склонен в чем-то себя обвинять.

– Ты сама виновата, – заявил он. – Признайся, ты меня нарочно дразнила. Начиная с первого поцелуя и кончая твоим поведением сегодня в кабинете. Неудивительно, что я не сдержался.

– Ничего подобного! Я тебя вовсе не дразнила…

Но Райан уже не слушал ее. Он прижался губами к ее груди, щекоча сосок кончиком языка, и Лорен застонала от наслаждения. Она вся раскрылась навстречу ему, готовая вновь принять его в себя.

– Не торопись, – прошептал Райан. – Сейчас главная – ты.

– В первый раз тоже было чудесно!

– Неправда. Давай начистоту: у тебя не было оргазма. Сколько ты ни будешь утверждать, что был, я все равно не поверю.

Лорен пришлось промолчать. Конечно, до оргазма не дошло, но когда она в последний раз его испытывала? До Райана секс всегда был для нее элементом сделки, которую она мысленно заключала сначала с Оззи, потом с Грантом. В обмен за их общество, а если повезет, то и за любовь, она с ними спала. По правде говоря, сам процесс редко доставлял ей удовольствие. И вот сегодня…

– Не делай вид, что я тебя удовлетворил, раз это не так. – Райан нежно поцеловал ее. – Лучше скажи, как тебе нравится.

Что тут ответить? Все, что он с ней делал, вызывало у нее восторг…

Как сейчас, например: его рука скользнула по ее животу, умелые пальцы заставили ее затрепетать.

– Не надо смущаться, Лорен! Если нравится, скажи.

– Нравится… – пролепетала она.

Ее тело выгнулось, тоже отвечая ему, причем без малейшего смущения, и у Райана закружилась голова. У него уже не было сомнения, что она хочет его: об этом говорил каждый ее вздох, каждый жест, каждый поцелуй. Но, судя по всему, неопытность мешала ей обсуждать подобные темы. Что ж, для разнообразия это даже неплохо: ему порядком надоели дамочки, развязно чешущие в постели языками.

Он тоже пустил в ход язык, только обходясь без сотрясения воздуха: язык продолжил то, что начала рука. Лорен вскрикнула, непроизвольно вцепившись пальцами ему в волосы. Еще немного – и она забилась в сладостных судорогах любви.

– Так лучше?

Она улыбнулась и обессилено откинулась на подушку. Но Райан тихо сказал, то ли обещая, то ли грозя:

– Я еще с тобой не закончил, партнерша!

– Алло!

Дэвид сразу узнал низкий баритон Карлоса Барзана. Даже сидя в номере лондонской гостиницы, он невольно потянулся рукой к горлу, чтобы поправить узел несуществующего галстука.

– Все в порядке.

– Уэсткотт проглотил наживку?

– Одним глотком! Только что он повез Лорен Уинтроп знакомиться с Гриффитом. Он включил воду у нее в ванной, чтобы его нельзя было расслышать, но без толку: для новых «жучков» и Ниагара – не преграда. Мы поняли каждое слово. – Дэвид самодовольно ухмылялся: это он предложил купить суперсовременные подслушивающие устройства у агентов ЦРУ, не брезгующих левым приработком. – Так что сейчас Лорен Уинтроп находится лицом к лицу с Ти Джи Гриффитом.

Он промолчал о том, что через десять минут к нему в номер должна пожаловать Саманта. Кто сказал, что Барзан должен знать о нем буквально все? Дэвид и так творил ради него настоящие чудеса. Несколько лет назад Барзан решил подыскать человека, разбирающегося в современных компьютерных технологиях. Выбор пал на Дэвида Маркуса, и тот очень старался, чтобы Барзан не разочаровался в своем выборе. С помощью компьютеров и банков на далеких островах Дэвид успешно скрывал истинные источники доходов Барзана и отмывал колоссальные суммы. Никто не догадывался, что фундаментом империи Карлоса Барзана является кокаин, а вовсе не успешные капиталовложения в различных странах. При этом Дэвид не забывал заботиться о себе: он присвоил и спрятал в швейцарских банках не один миллион.

– Ты раздобыл телефон Гриффита?

– Нет, – неохотно признался Дэвид. – Но скоро раздобуду.

– Хорошо. Когда удар будет подготовлен, дай мне знать. Я хочу не просто при этом присутствовать, а самостоятельно затянуть на его шее удавку. Ты меня понял?

– Конечно!

Сколько можно повторять одно и то же? Лысый упрямец давно твердил, что желает сам прикончить Гриффита. По части мстительности Карлосу Барзану не было равных: уже много лет он собственными руками лишал жизни любого, кто осмеливался встать у него на пути. Однако случай с Гриффитом был особый, не укладывающийся в наработанные схемы…

– Постарайся избежать в Лондоне слежки.

– Гриффит ни за кем не следит, он только прикрывает собственный тыл.

В дверь постучали. Наконец-то Саманта!

– В общем, не беспокойтесь, ситуация под контролем, – поспешно произнес Дэвид, но Барзан, судя по всему, не собирался заканчивать разговор.

– Какие еще новости?

– Репродукции Кассатт, которые выпустила Лорен Уинтроп, расходятся «на ура». Кроме того, она собирается устроить у себя в галерее выставку неизвестного, но очень способного художника. Видимо, «Рависсан» еще до конца года выйдет из полосы неудач.

Карлос рассмеялся – Дэвид слышал его смех в первый раз с тех пор, как Гриффит убил Роберта Барзана.

– Это как раз то, что нам нужно, – свежие деньги.

– Можно было бы снова запустить махинацию с репродукциями, но теперь это не имеет смысла: «Рависсан» уже наполовину принадлежит вам. Мы своими подделками испортим им всю музыку.

Барзан одобрительно закряхтел:

– Держи меня в курсе всех событий. Не забывай, что я готов уйти на покой. Только преподнеси мне Гриффита…

Дэвид повесил трубку. На покой? Он уже устал ждать, когда это наконец произойдет. В последнее время предприятие Барзана, опирающееся на поставки из Боливии, стало расти как на дрожжах. Совсем скоро им потребуется целая армия финансовых кудесников, занятых исключительно отмывкой валящихся с неба денег. Дэвид предвкушал новые перспективы. Пускай колумбийские наркобароны создают государство в государстве, раздражают соплеменников роскошью своих дворцов и роют себе яму, конфликтуя с властями, – он будет следовать примеру Барзана. Это значило скромно жить в Нью-Йорке, скрывать источники доходов и создавать себе репутацию богатого филантропа. За этой завесой он сможет потакать любым своим прихотям!

В дверь постучали громче, и Дэвид пошел открывать. Последний раз он спал с Самантой две недели назад и с тех пор не знал покоя, мечтая о повторении. Девчонка быстро научилась его ублажать, к тому же ее ничего не стоило уговорить доносить на Лорен Уинтроп. Лишнее доказательство того, что деньги кого хочешь уложат в постель, кому угодно развяжут язык, излечат от любых угрызений совести.

Дэвид открыл дверь, и перед ним предстала Саманта в светлом парике. Ее приветствие было небрежным, словно они расстались несколько минут назад. Она распахнула пальтишко, под ним оказалось новое платье. «Неплохо, – подумал Дэвид. – Но слишком уж скромно».

Он сразу лег на кровать и позвал, вернее, приказал:

– Иди сюда!

Саманта медленно двинулась на зов, теребя искусственные кудри. Она разыгрывала невинность, совсем как его развратная сестричка, – и тоже становилась с каждым разом все требовательнее, все развязней…

– Как твои дела? – Он изображал участливость, хотя сам исходил похотью. – Как бижутерия?

– Отлично!

– А Лорен все еще рисует?

– Каждый вечер.

Превосходно! Так и было задумано.

Подойдя к кровати, Саманта сорвала с головы дешевый парик, в котором он заставлял ее к нему являться. Осторожность прежде всего: Барзану не надо знать о его пристрастии к девочкам-подросткам. Старый зануда настаивал, чтобы все члены его организации были образчиками респектабельности.

Саманта медленно расстегнула пуговицы на платье, под которым ничего не оказалось. Одно резкое движение – и она уселась прямо ему на физиономию.

– Поработай языком!

У Дэвида были несколько другие намерения, но спорить не приходилось…

Лорен проснулась от сердцебиения, и до нее не сразу дошло, что это стучит сердце Райана. В мерном стуке было что-то гипнотическое и одновременно безмерно соблазнительное. Лорен медленно открыла глаза. В сером свете нарождающегося утра она увидела собственные спутанные волосы у него на груди – и сразу вспомнила все, что произошло с ней этой ночью.

«Господи, неужели я…» Что ж, себе самой можно признаться, что она испытала ночью небывалое наслаждение. На глаза ей попалось его кольцо с леопардовой головой. Кто бы мог подумать, что у Райана Уэсткотта окажутся такие ласковые руки! У нее вспыхнули щеки, стоило ей вспомнить, где побывали его руки за ночь. А ведь она поощряла его, удивляясь собственной ненасытности…

Лорен осторожно соскользнула с кровати. Игги мирно спала на кресле, свернувшись, как котенок. Всю бурную ночь она проспала сном праведницы. Видимо, привычка…

Небо за окном было затянуто густыми облаками. Лорен двинулась по комнате, подбирая разбросанную по полу одежду. Увы, одна деталь – кружевной бюстгальтер из дорогого магазина женского белья – канула безвозвратно. Прискорбная утрата! Не иначе Райан забросил бюстгальтер под диван.

Она тихо закрыла за собой дверь ванной и, стоя под горячим душем, принялась размышлять о том, что с ней произошло.

Почему именно Райан Уэсткотт? К таким мужчинам, как он, ее никогда не тянуло. И вообще, одна удачная ночь – еще не залог удачного брака. А ей хотелось именно этого – счастливого замужества. И детей… Между тем свадебные колокола и Райан Уэсткотт – вещи явно несовместимые. Даже если бы он каким-то чудом вдруг решил на ней жениться, приличного отца из него все равно не вышло бы: ей совсем не хочется иметь выводок мальчишек с лексиконом подворотни.

А навязчивая тяга к сексу, о которой так упорно повествует «Космополитен»? Раньше она только посмеивалась над этой темой, считая ее уловкой для повышения тиража, но теперь прежняя уверенность пропала. Такое уже произошло с Виолой; если Лорен вовремя не избавится от Райана Уэсткотта, то же самое может случиться и с ней.

Нет, нужно немедленно покончить с этим! Сказать Райану, что они больше не будут встречаться. Лорен вспомнила сплетни о грудастых блондинках, которых Райан якобы предпочитал и которых менял, как перчатки. Не хватало только влиться в их ряды!

Вытираясь, она услышала телефонный звонок и сонный голос Райана. Этого оказалось достаточно для нового прилива желания. Да что же это такое, в конце концов?!

Обыск ванной выявил прискорбное обстоятельство: у Райана не оказалось ни фена, ни даже щетки для волос, а только одна-единственная расческа с несколькими отсутствующими зубьями. Лорен вытирала голову, когда в ванную без стука ввалился Райан – абсолютно голый!

– Четвертый раунд, – усмехнувшись, объявил он. – Шучу, партнерша. – И направился к раковине.

Оскорбленная, Лорен отвернулась и стала поспешно одеваться. Хорош жених, нарушающий элементарные правила совместного проживания! У них с Оззи были отдельные ванные комнаты, Грант Фрейзер вообще не появлялся перед ней без одежды – видимо, стеснялся своего брюшка… Но дело не в этом. Суть в том, что Райан Уэсткотт – неотесанный мужлан. Такой ей совершенно не подходит.

– Мне придется ненадолго покинуть Лондон, – сообщил Райан, споласкивая руки. Встретившись с ней в зеркале взглядом, он спросил: – В чем дело? Не расстраивайся, я скоро вернусь.

У него была абсолютно безупречная фигура. Лорен ничего не могла с собой поделать: от одного взгляда на Райана ее охватило болезненное вожделение.

Неожиданно он улыбнулся ей – такой теплой, располагающей улыбкой, которой она от него никак не ждала. На ее памяти он улыбался так всего один раз – когда вспоминал мать. Она чуть не расплылась в ответной улыбке, но вовремя спохватилась. Всякая женщина может себе позволить безумную ночь – но только одну.

Лорен провела по волосам его беззубой расческой и сказала с деланной беспечностью:

– Все было прекрасно, но повторения не жди. Я серьезно, – добавила она, заметив, что он ухмыляется. – Эта ночь была ошибкой. Надеюсь, она не повредит нашим профессиональным отношениям.

Лорен шагнула к двери, но он поймал ее за руку и заставил обернуться.

– Что случилось? Не отводи глаза! Я знаю, тебе хотелось этого не меньше, чем мне. И нам было хорошо вместе!

– Послушай, давай вести себя как взрослые люди. Да, нам было хорошо вместе, но это еще ничего не значит.

– Лорен, у меня нет времени на дурацкие разговоры. Я сейчас должен уехать из Англии по делам Ти Джи. Скажи правду: почему тебе расхотелось со мной встречаться?

«Потому что я боюсь в тебя влюбиться!» – чуть было не выпалила Лорен, но вовремя одумалась.

– Из-за твоей грубости. С тобой же невозможно нормально разговаривать! Ты только и делаешь, что бранишься…

– Глупости! Я и раньше бранился, но это не помешало нам вместе провести прекрасную ночь. Выкладывай, в чем дело!

Глядя на его ласковые руки, Лорен тихо сказала:

– Ты слишком похож на Руперта Армстронга.