- Мама?
- Ммм…
- Мама…всхлип…
Божечки, да чей там ребенок плачет? Что за нерадивая мамаша, угомони уже свое чадо! Дайте хоть немного сна урвать перед первой парой. С матанализом шутки плохи, а в утро понедельника вдвойне!
- Мам! – кричат мне в ухо.
Я резко распахиваю глаза и сажусь на постели. От этих движений девочка лет пяти рядом съеживается, будто ее собираются бить. Каштановые кудряшки до плеч, бледное личико, щечки пухлые и румяные, как молодые яблочки. Веки плотно сомкнуты от страха.
Что происходит? Где я вообще?
Это точно не ставшая привычной мне за три года обучения в вузе электричка, шум колес которой всегда действует усыпляюще. Старомодная комната, мебель из прошлого, или даже позапрошлого века, все это мне абсолютно незнакомо!
Ребенок разлепляет глазки.
Реснички длинные, а глаза…я уже видела такие глаза...в отражении зеркала каждый день на протяжении двадцати лет. Сканирую внимательно испуганное личико. Как…странно.
Да это же я, только когда была помладше! На фотографиях в альбомах, что пылятся дома у родителей на верхних полках шкафов точно такая же девочка. Только волосы разных оттенков – мои светлее - а так, никакой разницы!
Мы почти двойники, такое разве бывает? Может, это моя пропавшая в младенчестве сестра? Но я точно знаю, что у родителей кроме меня детей нет и не было. Да и я старше, запомнила бы, будь моя мать лет шесть назад в положении…
- Мама…- голосок малышки дрожит.
Она умоляюще тянет руки вперед, но не позволяет себе коснуться, отдергивает их назад:
– Я думала, ты…ты…не проснешься больше!
Обозналась, девочка. Не могу я быть ничьей мамой. Для этого нужно хотя бы раз…ну того.
Да и как это вообще, я же не могла забыть шесть лет своей жизни? Ребенку где-то лет пять на вид, но, чтобы его родить, нужно же еще и с животом приличное количество времени отходить!
«Что происходит?» - хочется кричать, но разве кто мне ответит.
Смотрю на свои руки и не узнаю их, трогаю чужими пальцами незнакомое лицо.
Это не мое тело. Это определенно не мое тело! Звоните в полицию! Я что, стала жертвой какого-то эксперимента над людьми! Стягиваю с ног одеяло.
Они тоже не мои. Но ступнями двигать удается словно родными.
На простынях звенят стеклянные пузырьки.
Точно! Это все какое-то недоразумение!
Вдыхаю поглубже, запах в комнате странный, так в больнице обычно пахнет лекарствами, нет, тут даже хлеще аромат стоит.
Есть у меня привычка, ходить из стороны в сторону, когда о чем-то размышляю.
Встаю, ноги вроде держат, хотя по всему телу ощущается слабость. Начинаю мерять шагами допотопную спальню со скрипящими под моим весом деревянными полами. Паника набирает обороты, а незнакомое убранство комнаты только добавляет опасений и полетов для фантазии.
Меня кто-то похитил? Нас держат здесь против воли? Что такое вообще это «здесь»?
- Мама…
Девочка всхлипывает, со страхом глядя на меня. Она по-прежнему сидит на полу возле кровати, на которой я очнулась.
Нет. Как же это подло, ребенка использовать в своих несмешных розыгрышах! Зарываюсь пальцами в волосы.
Черт! Эта копна до самой талии тоже не моя. А где же стильная стрижка шегги, которую я сделала две недели назад?! Плакала моя стипендия, которую я оставила в том супермодном салоне. Обидно до слез!
- Так, успокойся, Арина. Ты сходишь с ума. Всего-то. Да, тело это явно не твое, но подумаешь. Ха-ха! Надо везде видеть плюсы. Ты теперь на пятнадцать сантиметров выше. Дотянешься до высоких полок, и лужу эти длиннющими ногами можно теперь просто перешагнуть, и обходить не придется. Да! Дыши. Все в порядке…И ребенок этот, смотри, уже большой…не нужно мучаться и через роды проходить, и токсикоз тоже…Да? Плюсы! Одни плюсы! Ха-ха-ха! - фальшиво смеюсь, выглядя при этом наверняка как сумасшедшая.
Но надолго оптимизм сохранить не получается:
- Как…как же так… - реву я спустя тридцать секунд позитивной мантры. – Я же сама еще ребенок! Как мне заботиться о малыше, когда я в общаге живу? Что с универом делать, бросать?!
Утираю горючие слезы. Сомнения в том, что дите не мое, что мне его подбросили, быстро исчезли, стоило только взглянуть на съежившегося на полу ребенка еще раз.
Да она ж моя копия! Копия той меня, какой я себя помню: разрез глаз, форма губ, и черты лица, все просто под копирку. Будто клонировали! От этого сердцу еще больнее.
Истерика стихает где-то спустя час.
Встаю с кресла у письменного стола, на котором сидела все это время. Смаргиваю последние слезы и прерывисто выдыхаю. Малышка свернулась комочком на одеяле у незаправленной постели. Уснула. Надеюсь, она не много видела из моей истерики.
Господи, стыдобища какая!
Арина, ты совсем уже, устроила такое перед ребенком! А если у нее потом будет психологическая травма на всю жизнь? Вот придет через двадцать лет вся в татуировках и с ирокезом и обвинит во всех своих бедах истеричную маман.
После второго нервного срыва – к счастью, ребенок не проснулся, ума не приложу, как мне себя вести с ней – я додумалась обыскать комнату. Это была первая моя здравая мысль за утро.
В ящике письменного стола нашлись документы.
Язык определенно не русский. И не английский. И точно не язык программирования, будь оно все неладно. Но каким-то неведомым образом мне понятно все, что написано.
Странные завитушки и замысловатые черточки складывались во вполне знакомые слова. Проглотив очередную паническую атаку, я сосредотачиваюсь на изучении бумаг.
Так, документы на собственность дома и земельного участка под ним, завещание господина Синклера на имя некой Эрин Синклер, свидетельство о рождении Пенелопы Синклер…
Постойте-ка!
Пенелопа Синклер, разве не так звали ту стремную злодейку в черновике недописанного романа Насти, моей лучшей на всем свете подруги…
Да, точно!
Пенелопа, внебрачная дочь маркиза Шервуда, сводная сестра главной героини и заклятая ее соперница - одна из антагонисток истории, что я с горем пополам читала с телефона на прошлой неделе между парами и по пути с учебы домой, а потом, скрепя языком, пела дифирамбы стилю и сюжету, дабы не расстроить начинающую романистку и по совместительству мою соседку по комнате в студенческом общежитии.
Но разве у Пенелопы был ребенок?
В скупо написанной предыстории этого персонажа после смерти матери злодейка попадает в сиротский дом и живет там до тех пор, пока маркиз, который приходится ей отцом, оттуда ее не забирает, что случается незадолго до совершеннолетия Пенелопы…
Смерти матери…
Девочка звала меня мамой…
Мы с ней до боли похожи…
Образ пустых пузырьков, похожих на тары для лекарств на кровати, странный запах, витающий в комнате…
Вы подумали о том же, что и я?
Самоубийство…или же доведение до него, а может, и замаскированное убийство.
Увы, мне память хозяйки тела не досталась.
За это реально обидно! Настя, или бог сюжета, кто там у вас главный, вам жалко, что ли было?!
Ну подруга-то вряд ли имеет к моему попаданию в написанный ею роман дело, насколько я могу судить за три с половиной года жизни с ней в одной комнате никакими сверхъестественными способностями она не обладает, а если обладает, то пусть только подождет, вот выберусь отсюда и устрою ей.
Сжимаю свидетельство о рождении Пенелопы, делаю глубокий вдох и пробегаюсь глазами по каждой строчке.
В графе мать значится имя: Эрин Синклер, на соседней строчке прочерк. Отец неизвестен.
Если бы не сидела на полу, точно бы рухнула вниз, ноги бы, даже такие длинные и стройные, как у модели, меня бы вряд ли удержали. Логическая цепочка рассуждений в этой абсурдной ситуации приводит к единственному выводу.
Черт возьми, я стала матерью будущей злодейки неоконченного романа, написанного моей подругой! Эрин Синклер – это теперь я!
А мое тело?! Что случилось со мной, там, на Земле?
Утром я точно была в комнате родного студенческого общежития, несколько раз переставляла проклятый будильник на телефоне, пока Настя, та самая романистка и по совместительству моя соседка, не запустила в меня со своей койки подушкой; потом не завтракая, собралась впопыхах и едва успела на утреннюю электричку, заняла свободное место у окна и благополучно задремала, дорога из студенческой деревни до главного кампуса универа не многим немало съедает час жизни в одну сторону.
Больше ничего не помню. Проснуться должна была после объявления гнусавым голосом из звукоговорителя моей станции. Это уже отработанный на практике инстинкт, проспать и проехать дальше не получается.
Я умерла? Сердце во сне отказало? Или что-то случилось с электричкой, авария на путях, теракт? Если так, то погибла я безболезненно. Не могу вспомнить боли или иных подозрительных ощущений.
Иронично. Права была мама, когда я еще жила с родителями, и ей приходилось будить меня в школу, говоря, что даже смерть меня не разбудит. Все так и оказалось.
Если, конечно, я действительно умерла…
Ну вот, стоит подумать о маме, и снова слезы на глаза наворачиваются.
А я и на Новый год домой не поехала, досрочно сессию сдавала, чтобы все январские каникулы не зубрить, а пахать на сменах в кафе, денег подкопить благодаря двойному праздничному тарифу и щедрым чаевым, сделать родителям на годовщину свадьбы сюрприз – поездку к морю на двоих.
До конца семестра чуть-чуть оставалось, уж летом точно буду дома, так я думала. А судьба распорядилась иначе.
Поджимаю колени к груди и обнимаю себя руками. Опускаю голову вниз. Снова реву, оплакивая необратимость бытия и прошлую жизнь. Так и обезвоживание недолго заработать.
- Мама.
Тонюсенькая ручонка легким как перышко движением касается плеча. Ну вот. Проснулась.
«Я не твоя мама, девочка!» - хочется жестоко огрызнутся.
Но я держу свою боль в себе, позволяю ей терзать мое собственное сердце, но не вырываться наружу. Выместить злобу на неповинного ребенка – это никак не поможет, а только добавит мне потом, когда приду в себя, очков вины. Обратно меня эта вспышка гнева точно не вернет.
Печенька кивает, робко улыбнувшись. Отстраняется. Опускает голову, пряча лицо за волосами.
Ну что за милашка, так бы и затискала, но держу себя в руках, ребенок явно пытается сохранить с матерью некую дистанцию, видна эта робость и неуверенность в движениях.
А еще настораживает меня момент, что, когда я только проснулась, из-за резких движений, девочка зажмурилась, будто ожидая от разбуженной ею родительницы удар.
Голова у меня, по правде говоря, совсем идет кругом. Но сейчас не время предаваться собственному унынию. Детям нужно кушать каждый день и обязательно сбалансированную пищу, во всяком случае так мне говорили родители в моем детстве.
Документы и все остальное подождет.
- Эмм, Печенька, проводишь маму в кухню?
Пенелопа оживленно кивает.
Будь она постарше, могла бы что-то неладное заметить в поведении родительницы, но в настоящее время будущая антагонистка романа еще слишком мала, чтобы быть подозрительной.
Это лет через тринадцать она станет героине палки в колеса совать, а сейчас, совсем ведь еще малютка, что без взрослого рядом долго не протянет. Не могу представить, что такая кроха вообще когда-нибудь совершит непростительные поступки, как было прописано в романе.
Девочка возбужденно бежит к двери спальни и привычно распахивает ее настежь, оглядывается, ждет, что я последую за ней. Так и поступаю.
Платьице на ней короткое, ножки голенькие и такие же худенькие, как и ручки. Ребенок в этой неполной семье из матери и дочери очевидно не приоритет, замечаю про себя.
Коридор совсем маленький и темный, мы его быстро пересекаем. Я иду позади ведущей меня Пенелопы, осматриваясь вокруг. В этом доме мы однозначно живем вдвоем, следов обитания других людей не обнаруживается.
Обшарпанные деревянные голые стены, облысевшие ковры, паутина на потолке, слой пыли на всех плоских поверхностях. Мда-уж. А прошлая я любовью к чистоте не отличалась.
Кухонька совсем небольшая. Но все, что нужно, здесь есть. Поздно спохватившись, что местной утварью я пользоваться не умею, замечаю, что устройство у плиты похоже на земное. Только не на привычную газовую панель, а скорее на электрическую плитку. На кружок из стекла в столешницу ставишь посуду и поворачиваешь рядом ручку. Это не русская печь, так что особой науки не нужно.
Единственное, стилистика у бытовой техники такая, словно она из девятнадцатого века: завитушки декоративные на фасадах, необарокко какое-то.
В углу у зашторенного окна замечаю холодильник. Пузатый такой, словно из пятидесятых, и цвет у него не белый, а золотистый.
Робко подхожу к рефрижератору местного розлива и открываю. Внутри загорается лампочка. Привыкнуть к реалиям этого мира, возможно, будет легче, чем я думала, узрев в голубом небе крылатую животинку из сказок. Кажись, быт весьма схож с обычными для меня, землянки, чудесами технического прогресса двадцать первого века.
Есть и холодильник, и плита, может, еще и пылесосы тут водятся? А телефоны и интернет? Компьютеры? Ох, мне бы ноутбук да выход в интернет…Мечты, мечты…
Но, погодите, Настя писала о похожем на смарт-часы предмете связи, что помогал главным персонажам общаться, оживляюсь я, и сразу же сдуваюсь: технология эта появится нескоро, ибо действие романа еще не началось, все герои пока что являются детьми, да и принципы работы этого прибора автором благополучно не упоминались.
Ладно, об этом мы потом будем думать, прежде всего нужно насытиться пищей телесной, а не духовной.
Так, продуктов мало. Яйца и масло, скисшее молоко, это на выброс, сыр с плесенью, и не понятно, он такой должен быть изначально или испортился в процессе своей долгой жизни, банки с чем-то непонятным, их мы открывать не будем, рисковать я сейчас точно не в настроении, вишенкой на торте было бы заработать отравление.
Пища местная, кажется, как и техника, тоже вполне привычная для землянки, то бишь меня.
Настя особо с изобретательством не заморачивалась, ее история могла похвастаться не полетом фантазии, а количеством откровенных сцен, ссорами-примирениями, эмоциональными качелями да беготней туда-обратно Корделии и ее избранников, ибо какая же героиня без армии поклонников помимо главного героя, сгорающего от ревности и совершающего в честь любимой один подвиг за другим словно борющийся за расположение самки альфа самец.
Даже странно, что вся эта орава горемычных трубадуров в данный период времени всего лишь дети и ни о какой любви до гроба даже не помышляют, в детский сад вон ходят.
Решив пожарить яичницу, я быстро нахожу в шкафу сковородку и включаю плиту. Ура! Все работает так, как я привыкла. Солю готовое блюдо, раскладываю по тарелкам и гордо подаю ждущей за располагающимся здесь же в кухне небольшим круглым столом на двоих Пенелопе.
- Ой, подожди, сейчас ложку дам.
Печенька уже готова наброситься на еду голыми руками. В глазах горит голодная жадность. Странно.
Как долго она не ела? Осторожно передаю маленькую ложку в пальчики ребенка.
- Все, теперь можем кушать. Приятного аппетита, Пенелопа.
- Печенька, - тихонько поправляет девочка.
В верхнем ящике комода вместо одежды нахожу стопку блокнотов. Есть совсем старые, с пожелтевшими от времени листами, и более новые, гораздо опрятнее на вид.
Открываю наугад самый потрепанный.
Дневник! Поверить не могу, память от оригинальной Эрин Синклер мне не досталась, но есть неплохая ей замена. Воспоминания, выгравированные на бумаге. Здесь все записи, начиная с того времени, как юной Эрин исполнилось тринадцать. В этом возрасте она и начала вести свои откровения на бумаге.
Оглядываюсь на играющую с Джеком Печеньку, и, убедившись, что она всецело поглощена делом, приступаю к чтению.
Детство у Эрин Синклер было непростым, отец разорился, мать погибла от несчастного случая, когда она была не старше Пенелопы, но в целом нищеты и голода дочь обедневшего лорда не знала. А еще у нее были хорошие друзья: дочь маркиза этих земель и наследник соседнего баронства, в которого Эрин была тайно влюблена столько, сколько себя помнила.
Этот персонаж, мать злодейки - нынешняя я - в романе Насти упоминался без имени и всего-то в одной строчке, когда описывалось непростое прошлое антагонистки и сводной сестры главной героини.
Сегодня она должна была умереть, а ее дочь, Пенелопа Синклер, отправилась бы в приют, где испытает немало сложностей на пути своего взросления, и полная обиды вернется в отцовский дом за месяц перед своим совершеннолетием только чтобы по расчету выйти замуж за старого графа – ростовщика ее отца – вместо родной и драгоценной дочери маркиза Шервуда - Корделии.
Мое попадание в эту историю умыслом автора точно не охватывалось. Жалкая судьба Пенелопы должна была заставить прекрасную главную героиню засиять еще ярче. Да и сами посудите, какая главная героиня, если нет в истории злодейки, что строит козни и пакостит. Они и двигают весь сюжет, словно серые кардиналы, недооцененные герои этого мира!
Кажется, у Насти, моей дорогой писательницы, экзамен завтра… надеюсь, она его провалит!
Вздыхаю и закатываю глаза, пора уже принять как есть все приключившиеся со мной обстоятельства. Помечтав, как моя подружаня идет на пересдачу, костеря и проклиная все вокруг, я, умиротворившись, продолжаю чтение.
Как бы не любила Эрин Синклер своего друга детства, будущего барона Николаса Брауна, он был уже помолвлен. С ее подругой. Анной Шервуд. Той самой дочерью маркиза.
Эрин сходила с ума, ревновала и злилась в тихую на всех: на Анну, на себя и на Ника. Только вот смириться просто так она не собиралась.
Анна считала Эрин своей настоящей подругой, даже не догадываясь об истинных чувствах той, кого считала сестрой, поэтому, когда в императорском дворце устраивался прием в честь дня рождения наследника, великодушно позвала ее с собой и Ником, надеясь, что подруга найдет в столице удачную партию.
Эрин же решила действовать, взять судьбу в свои руки, как она пишет в дневнике шестилетней давности, рискнуть всем ради призрачного шанса.
Празднество в честь принца длилось без малого неделю, сам же прием был назначен на последний день пребывания во дворце титулованных гостей со всего государства и ближнего зарубежья. Тогда же Эрин и подкупила слугу и с его помощью в напиток Николаса Брауна был подсыпан сильнейший афродизиак.
Сама Эрин осушила для храбрости бутылку вина и отправилась в спальню к любимому. Таким образом была зачата Пенелопа.
Однако, вопреки ожиданиям Эрин, Ник отказался брать на себя ответственность за ее невинность, он вообще настаивал на том, что в ту ночь пил и играл в карты с друзьями, а в свои покои и вовсе не возвращался.
Анна, узнав о поступке подруги, разорвала с ней все связи, и через месяц вышла замуж за Николаса, который вошел в ее семью и взял фамилию Шервуд, объединив баронство и маркизат под своим управлением и влиянием имени молодой жены с завидным приданным.
Эрин осталась ни с чем.
А потом узнала, что беременна. Пусть так, думала она, но и у нее будет частичка любимого.
Печенька родилась в середине весны. С ребенком одинокая мать уехала из провинциального центра на окраинную глушь. Отец Эрин к тому времени был уже мертв, у молодой женщины с малышкой на руках не было никого, на кого можно было бы положиться, кроме самих себя.
«Но объединенные земли Шервудов она не покинула. Продолжала надеяться?» - я захлопываю очередной дневник, датированный 803 годом со дня основания империи. Это год, когда родилась Пенелопа.
К счастью для молодой женщины с малышом на руках, троюродный дядя Эрин был состоятельным и бездетным, в завещании он указал племянницу и в прошлом августе, когда умер от продолжительной болезни, все его имущество досталось Эрин и Пенелопе. На эти деньги неполная семья смогла существовать, дом этот тоже был куплен с тех средств.
Как жили мать и ребенок до этого, описывалось в дневнике во всех красках.
Неудивительно, что для пятилетнего ребенка Печенька выглядит такой худенькой и маленькой. Перебивались они чем придется. Эрин лакейскую работу презирала, а ничего другого в маленьком городишке бесталанной девице не найти.
К тому же, можно было бы заключить, что Эрин, родив от любимого человека, должна была любить ребенка безмерно, но, видя, что взрослеющая дочь не похожа на Ника ни на грамм, да и на нее саму была похожа отдаленно, словно посредственная копия, в ней начала расти ненависть к дочери, которую она обвиняла в том, что та испортила ее жизнь.
Захватив из кухни графин обычной воды, я возвращаюсь в комнату, в которой проснулась. Тревога никуда не делась, но решимости прибавилось на порядок. А может, это просто слез не осталось.
В романе Пенелопа Синклер была всего лишь расходным материалом, как персонажа с глубокими чувствами и проблемами ее точно никто не воспринимал, и в первую очередь сама ее создательница, моя Настя.
Вообще, на любую историю можно под разными углами взглянуть. В том сюжете, где главной героиней является Корделия Шервуд, Пенелопа определенно антагонистка. Если же представить ситуацию с точки зрения самой Пенни, то ее немезидой предстает не кто иной как сама Корделия.
Две сестры, но такие разные судьбы.
Росшая, не зная никаких проблем Корделия, и Пенелопа, которая сполна нахлебалась горя. Ее арка из невзгод и страданий должна была начаться сегодня со смертью матери, настоящей Эрин Синклер, имя которой так и остается на страницах книги неназванным.
После выпитого количества жидкости, я осторожно выхожу из спальни на поиски ванной комнаты, которая успешно обнаруживается в противоположном от кухни конце коридора. Вздыхаю с облегчением, завидев знакомую сантехнику. Настя, ты реально не хотела заморачиваться!
Однако, взяв снова в руки завещание на имя Эрин, я отодвигаю его назад.
В животе словно бездна открылась, никогда такое чувство голода не испытывала. Это так на мне отыгрываются последствия употребленного прежней хозяйкой тела лекарства? До этого от одного запаха яичницы воротило, а теперь желудок ожил.
Вспоминается содержимое холодильника, в котором мышь повесилась.
Черт.
Надо выйти из дома, сходить на местный рынок или в лавку, неважно, туда, где продается еда.
Незнакомый мир, неизвестные реалии, не по себе становится. Я едва смирилась с тем, что оказалась в другом теле, а тут уже новые испытания ждут на пороге.
Печенька спит, будит ее не хочется. Да и как можно жить, полагаясь все время на помощь маленького ребенка? Какая же тогда из меня родительница? Даже для меня слишком, будить ребенка, чтобы она меня в магазин сопроводила и помогла с покупками. На что тогда я сдалась?
Так, Арина, сейчас ты оденешься, возьмешь сумку и кошелек, и выйдешь на улицу. Никто тебя снаружи не съест, это же не пост-апокалипсис с армией зомби, бродящей по улицам города, верно?
Ну летает там дракон, подумаешь! Каковы шансы, что сожрать он захочет именно тебя?
Будем решать проблемы по мере поступления.
Для начала – переодеться. Ночнушка до колен не лучший наряд для прогулок, как ни крути.
Распахиваю дверцу старенького гардероба. А там…каких только нет платьев! Не знаю, может, конечно, здесь все дамы так ходят, надевая на себя бархат и шелк, да только вот разве это правильно, когда ребенок твой похож на оборванку, а в кухне шаром покати?!
Нет. Настоящая Эрин Синклер больше не в этом мире, так что и говорить о ней плохо не стоит. Либо хорошо, либо никак.
Прошлое мне исправить не дано, но будущее, Пенелопы и мое собственное, не предопределенно.
Погоди, Печенька, скоро твоя горе-мама освоится, осмелеет, и пошлет к черту весь этот сюжет! Злодейкой, что встретит свой конец на виселице ты точно не станешь, пусть ищут на эту роль другого добровольца, если такой еще найдется!
Выбираю самое скромную на вид юбку и простую блузу, привлекать к себе лишнее внимание в нынешних обстоятельствах не лучшее решение, любуюсь на новую себя в зеркало.
При виде незнакомого лица по спине бегут мурашки, к такому еще не скоро привыкнешь, а вот длинная до самых лодыжек юбка, сапожки на невысоком каблучке и белая закрытая блузка с длинным рукавом смотрятся вполне так ничего. Не европейские подиумы покорять, но рынок местный вполне.
Образ завершает кожаная сумка через плечо да кошель, полный непонятных монеток разного размера и цвета, цветных купюр различного номинала с портретами каких-то премудрых старцев. Понятия не имею, достаточно ли этой суммы для того, чтобы закупить продуктов на пару-тройку дней, не попробуем – не узнаем.
Перед самым выходом из спальни оборачиваюсь назад, взгляд цепляют пузырьки от выпитого Эрин лекарства. Мнусь на пороге и сгребаю в сумку и их, что-то на подкорке сознания не дает мне покоя.
В последнем из дневников крайняя запись была сделана больше недели назад, большой промежуток времени, учитывая, что записи Эрин делала каждый день.
В том состоянии, которое было у матери Пенелопы, молодая женщина жила долгое время, и так вот резко расставаться с жизнью…все же подозрительно. Должно было что-то произойти. Может, случилось то, что сильно расстроило Эрин, или она встретила человека из своего прошлого…Все же, какой-то триггер мог иметь место быть.
А может, я себе придумываю. Но тем не менее, мне следует знать, что произошло.
Входную дверь украшают четыре квадратика витражного стекла. Оно бы смотрелось лучше, если бы хозяйка дома регулярно протирала с него пыль.
Берусь за дверную ручку. Ну, вперед. Чувство голода сильнее страха! Печенька проснется, тоже захочет кушать, а кормить ребенка в доме больше нечем.
Я опускаюсь на колени и заглядываю в мокрые от слез глазки Пенелопы.
- Нет. Конечно же нет, разве мама тебя бросит? Мама ходила на рынок за продуктами. Смотри, - показываю на оставленные в спешке на пороге сумки словно на вещественные доказательства.
Меня не было минут сорок, вроде недолго, но Печенька проснулась и не обнаружив в доме родительницу, сильно испугалась. Кажется мне, случись подобное до моего попадания в тело Эрин, девочка бы не отреагировал столь остро. Но события сегодняшнего утра, долгожданное тепло, что она смогла ощутить, сделали сердце малышки хрупким и ранимым.
Пенелопа всхлипывает еще пуще, обнаружив за моей спиной добычу с местного рынка.
- Ничего, - прижимаю к себе ребенка, - Ты испугалась, это абсолютно нормально. Мама тоже виновата, прости, Печенька.
Не нужно было уходить, понадеявшись на то, что ребенок будет спокойно спать. Чувство вины селится в груди. Мать из меня никудышная. Бросила ребенка и самовольно ушла. Пусть ненадолго, но за время моего отсутствия могло что угодно произойти, приходит запоздало осознание.
Нужно было дождаться пробуждения Пенни или же разбудить и взять ее с собой! Да уж, гениальные мысли всегда приходят тогда, когда уже поздно.
- Эй, - говорю я, стараясь отвлечь расстроенную Пенелопу. – Я купила овощей и курочку. Сейчас приготовим вкусный ужин! Ммм, сможет ли наша Печенька скушать все, что у нее окажется на тарелке?
- Да! Да! Но мама тоже должна, мама еще ничего не ела, - восторженный сперва ребенок опускает голову, словно сказал лишнее.
- Верно! Спасибо Пенелопа, что так беспокоишься о маме, - чмокаю малышку в щеку.
На душе разливается тепло. Такой маленький ребенок, а уже забоится о матери, от которой редко получала тепло и ласку. Добрая, чудесная малышка! Разве человек рождается изначально злым? Однозначно нет. Не позволю другим уничтожить в Пенелопе Синклер все хорошее, растоптать ее хрупкое сердечко!
Пенни шокировано вскидывает голову, смотрит на меня в немом шоке, и неожиданно икает.
Я смеюсь. К такой близости дочурка пока что непривычна.
- Идем. Мама такая голодная, что готова слона съесть, - забираю продукты с порога и киваю в сторону кухни.
- Слона? – Печенька семенит следом, словно маленький хвостик.
Не уверена, что в этом мире есть эти могучие животные.
- Да-а…большой такой зверь.
Пока я занимаюсь разделыванием курицы, Печенька сидит за обеденным столом и рисует. В руках у нее обычная чернильная ручка.
В этом доме с трудом можно найти следы проживания ребенка. Даже карандашей цветных нет, про краски и говорить нечего. Ладно, на сегодня и этого хватит, а потом непременно нужно будет совершить налет на лавку с детскими товарами, ее я заприметила, когда прогуливалась вдоль торговых рядов.
С местной валютой оказалось разобраться несложно, ну примерно, как с иностранными деньгами, когда оказываешься зарубежом, непривычно, но покупки сделать это не мешает. Да и рынок оказался не таким страшным местом, каким казался поначалу. Голод вам не тетка, сильнее всяких страхов, особенно тех, что вылезают без причины.
Люди живут в этом городке вполне приличные и мирные, опрятные, это точно не грязное средневековье, содержимое ночных горшков наружу из окон никто не выплескивает, да и зачем, когда тут вроде бы все дома имеют водопровод.
Картошка, лук, помидоры и огурцы, зелень – все вполне себе знакомое землянке, никакой экзотики мне в глаза не бросилось.
Разделанное мясо я окунаю в сметану, приправляю солью и перцем, добавляю чеснока и раскладываю на блюде вместе с нарезанной дольками картошкой. Это верх моего поварского искусства. Уж запечь курицу с картошкой – легко и относительно быстро. А еще вкусно.
Пока запекается мясо, режу на салат овощи и зелень, добавляю чайную ложку ароматного подсолнечного масла, м-м-м. В животе урчит.
Минут через двадцать из духовки начинает доноситься непередаваемый запах. Замечаю, что Пенелопа все чаще смотрит в мою сторону и ведет своим носом-кнопкой. Не я одна успела проголодаться.
Ужинаем мы очень сытно, домашняя еда вкуснее всякого фастфуда, чувства к которому за годы студенчества успели пройти все психологические стадии, от отрицания до неизбежного принятия. Каждый день готовить на себя одну, живя в общаге, для меня было нерациональной тратой ресурса.
В нынешних же условиях, кто не готовит, тот и не ест. Никаких кафе или ресторанов, даже забегаловок на улице я не заприметила. Хотя, для такого маленького городка, больше смахивающего на деревню, это вполне нормально.
С удовольствием смотрю, как Пенелопа кушает предварительно порезанное мной на маленькие кусочки мясо. Салатом она не пренебрегает, хороший ребенок, не привередливая в еде. Куда нам вырасти большими без клетчатки! А значит, овощи непременно нужны!
Мою посуду, убираю остатки ужина – хватит и на завтра – и веду Пенни купаться. Как бы аккуратно она не старалась есть - это не могло не остаться мной незамеченным, маму злить девочка все же опасается и тщательно подбирает стратегию поведения; мне же достаточно того, чтобы она вела себя как обычные ребенок – лицо Печеньки блестит от масла и жира, да и в целом банные процедуры малышке бы не помешали.
Книжная лавка в столице, которая давно уже перестала пользоваться популярностью и закрыта наглухо, два заброшенных поля и невысокая гора в придачу со старыми руинами разрушенного временем и природой поместья, где жили некогда предки рода Синклер, и там же приказал почивший дядюшка развеять свой прах – вот и все имущество, доставшееся Эрин в наследство помимо небольшой суммы наличных денег, на которые был куплен этот дом и на которые она с дочкой жила.
Я вздыхаю и тру пальцами глаза. Время уже за полночь.
Душеприказчик оказался осужденным по обвинению маркиза мошенником. Собрать против жулика доказательства Корделии помог наследный принц – ака главный герой, как же иначе – и его подчиненные. Одна из многих историй про приключения героини в столице.
Оттого его фамилия и оказалась мне знакомой. Его потом и в убийстве еще обвинили, одной из студенток Академии, где училась главная героиня, про это буквально в трех словах говорится в книге, когда объясняется почему учебное заведение решило отменить ежегодный бал или что-то типа того из-за объявленного траура.
Хотя, второе обвинения было скорее попыткой следствия избавиться от так называемого «висяка», дела, которое несмотря на все усилия так и остается нераскрытым за недостатком улик.
Однако сейчас вопрос иной.
Действительно ли душеприказчик Монтер обманул маркиза?
Что-то терзают меня сомнения, что такого человека может обвести вокруг пальца простой мошенник. Да и непростой тоже вряд ли.
Судя по моим догадкам, Ник Шервуд мужчина жадный и хладнокровный, не чурающийся никакой моралью.
В чем тогда резон избавляться от Монтера?
Допустим, нотариус местного разлива знал о том, что Пенелопа вот-вот вступит в наследование жалких остатков состояния Синклеров, а еще был в курсе того, что ее отцом является маркиз…И какая тогда связь?
Добрыми намерениями точно не пахнет.
Тут больше похоже, что случилось что-то такое, из-за чего Монтер понял, что в руки девицы вот-вот попадет золотая жила. Нерадивый папаша более чем подходящий партнер для того, чтобы обобрать сироту, у него и основания есть законные, как все провернуть. Вот вам и заговор двух подонков. Звучит логично. Идем дальше.
Представим, Монтер после известий помчался в провинцию, нашел Ника и выложил ему все как на духу, образовался союз. Маркиз поспешил забрать Пенелопу и обвел ее в два счета, а потом сбагрил с рук, дабы не злить жену – где это видано, чтобы безродная девка жила в их доме в статусе дочери.
Жмурюсь и снова открываю глаза, просматривая бумаги на собственность, перешедшую мне по наследству.
На первый взгляд - жалкие гроши…
Что же обнаружил душеприказчик? – вот правильный вопрос.
Эта история с наследством явно от него начала плясать. Ник сидел себе в провинции, и думать про Пенелопу не собирался, у него на повестке дня только вопрос как долги свои закрыть стоял. Однозначно, что там сиротке полагалось после совершеннолетия Шервуду было давно известно и интереса не вызывало.
Сам душеприказчик, с ним тоже самое. После смерти дядюшки он же не пытался препятствовать Эрин вступить в наследование. Да и после ее смерти все было тихо. Было все тихо и мирно.
Чтобы привести весь этот механизм подлости в действие нужен какой-то спусковой крючок. Катализатор.
Был кто-то третий.
Некто, чьи интересы опосредованы. Он пришел к Монтеру, и он же поведал ему о чем-то таком, что душеприказчик пришел к выводу: скоро сиротка получит в наследство состояние. А дальше уже известно, нотариус помчался на всех порах к так называемому папаше, и дело за малым, хотел нажиться на моей девочке, но недооценил своего бизнес-партнера, и сам угодил в ловушку.
В итоге выгоду приобрел только маркиз, который по факту даже не отец Пенни. Избавился от Монтера и сцапал себе все, еще и убийство на него повесил, чтобы в живых нотариуса не оставили и словам его никто не верил.
Так какой тогда интерес у этого неизвестного третьего лица? Явно не в деньгах, иначе затем ему делать лишние движения, идти к душеприказчику, когда логично разбираться с самой наследницей…
Кусаю уже давно искусанные в кровь губы. Нет, когда мотив корыстный, все понятно, но иные обстоятельства даже примерно прикинуть невозможно.
Ладно, что у нас там с наследством?
Книжная лавка и сейчас нерентабельна, а через двенадцать лет и подавно, многого за нее не выручить. Два поля по пять акров с каменистой почвой – земля в провинции дешевая, такая плохая для земледелия тем более - а уж за годами не возделываемые участки никто даже рыночной стоимости не даст.
Качаю, хмурясь, головой, отрицая эту ветвь умозаключений. Вряд ли эти объекты могут вдруг представить большую ценность в будущем.
Что остается?
Соседняя с полями гора да руины некогда резиденции Синклер на ее склоне? Все ценное, что можно было, из поместья наверняка вывезли еще до его разрушения.
Если только…
Я вспоминаю заголовки земных новостей трехдневной давности. При строительстве дороги нашли какие-то древние развалины, а там целое захоронение вместе с украшениями и прочим, которое провело в земле несколько сотен лет.
- Пока-пока, Печенька! Мама вернется вечером, - я машу оглядывающейся назад девочке и широко улыбаюсь до тех пор, пока Пенелопа робко не улыбается в ответ, семеня следом за няней, прижимая к себе уродливого медведя Джека.
Какие же у нее ямочки потрясающие, вот у меня, то есть у Эрин, их нет. Да, немало сердец будет разбито, как моя малышка вырастет!
Выхожу из небольшого, но довольно уютного дома с ухоженным задним двором и садом, и прикрываю рукой зевок. Ночь…ее словно не было, как и моего сна. Но отдыхать будем потом, когда опасность заснуть навечно перестанет маячить на горизонте.
А детский сад и впрямь оказался похож на своего земного собрата. Действительно существует и неплохо себе функционирует. Загадка. Что ж, не мне судить местные порядки, тем более что как нельзя кстати такое учреждение – ребенок присмотрен и накормлен – день сегодняшний обещает быть суматошным, ибо завтра позарез нужно сняться с места и уехать.
Я мысленно приказываю себе взбодриться и бодрым шагом цокаю низкими каблучками сапожек по каменной кладке в сторону библиотеки.
Удивительно, такой маленький городок – пешком за день можно обойти – но здесь и рынок, и детский сад, лавочки разные с рядами различных диковинных товаров и библиотека, вполне себе приличная для малочисленного населенного пункта.
Не знаю, как было в оригинале романа, потому что подавляющее большинство событий происходило в столице, но для такой большой империи порядок на местах, нечто, заслуживающее внимания, ведь и ежу понятно, что весьма непросто его добиться при всех прочих равных условиях.
Уже спустя час в городской библиотеке становиться ясно, кто «виновник» таких устоев в империи.
Наследный принц Блэйн за три года социальных реформ успел завоевать народную любовь. Общественные школы и детские сады – важный шаг в увеличении образованности простолюдин, абсолютно бесплатные, даже горячий обед не стоит родителям ничего, что, как подчеркивается в местном вестнике, и послужило причиной того, что родители вместо эксплуатации ребенка на полях и в мастерских все же отдают детей в школу и в сад. В больших семьях простых людей накормить деток – всегда на повестке дня.
Не принц, а Мать Тереза, и как только такой человек так скоропостижно скончался? Если бы не гибель Блэйна, разве стал бы наследником короны его младший братец Габриэль – главный герой и избранник Корделии из романа – повеса и ведомый на поводу у кружка аристократов глупец, которого, как иначе, меняет в лучшую сторону любовь к героине. Да ни за что бы ему не переплюнуть старшего сына императора!
Это ведь он, Гейб, как называют принца близкие, отдал приказ и приговорил Пенелопу к смертной казни…ладно, эти размышления могут подождать. Сейчас младшее высочество еще, небось, без сказки на ночь не может уснуть; время дает мне набраться сил, чтобы противостоять канонам, прописанным в романе.
Что ж, в библиотеке удалось узнать, что Западная Бониса: судя по карте империи, не так далеко, как я предполагала.
Следующая моя остановка – охотничья лавка.
Здесь не только можно найти капканы да арбалеты, но и палатку-шатер со спальными мешками, магия этого мира делает их почти невесомыми и компактными для путника, что является огромным плюсом, поскольку не исключено, что нам с Печенькой придется заночевать под открытым небом, сдюжить такую поклажу я физически неспособна, а без подготовки тем более.
Не зря надеялась на всякого рода артефакты, облегчающие жизнь, ура, эти надежды оправдались. Портативный набор для приготовления пищи на огне, вместительный рюкзак, вес которого не будет ощущаться на спине, походная одежда из суперпрочного материала, ассортимент в лавке был на все возраста - на глаз беру комплект поменьше для Пенелопы – и хватаю еще по мелочи у кассы.
Готовится лучше к худшему. Конечно, ночевать без крыши над головой, один из неблагоприятных вариантов, но кто знает, сколько могут занять поиски незнамо чего в руинах, рядом с которыми нет никаких поселений.
За все про все отдала все крупные купюры из кошелька Эрин и радостно помчалась дальше, не обращая внимания на удивленные взгляды персонала.
Вокзала в городке, который носит имя Кельн – это я тоже в библиотеке узнала - нет, но мне подсказали, что можно сговориться с караваном купцов, которые регулярно возят в столицу товары, путь как раз пролегаем через земли, где и находится мое недвижимое имущество, и – вот так удача – отправляются они как раз завтра после рассвета.
Не иначе как судьба!
С домом я решила не делать ничего. Продать его так быстро не получится, да и сдать в аренду тоже, тем более такие действия совершить все равно что объявить из громкоговорителя о моем замысле покинуть подконтрольные маркизу земли. Уезжать нам лучше тихо, без предупреждений о том, куда держим путь.
Загвоздка в том, что делать с дневниками Эрин и ее коллекцией платьев. Все на своем хребте не утащишь. Платья можно продать, не здесь, в Кельне, а в другом мало-мальски крупном городе по дороге до Бонисы, денег после сегодняшних покупок осталось мало. Дневники же оставлять нельзя однозначно. Либо взять с собой, либо сжечь.
Рюкзак у меня пусть веса почувствовать не дает, но места в нем ограничено. Вот и встала я перед непростым выбором.
Ай, была не была, по возвращении домой бегу в спальню и заталкиваю стопку тех блокнотов, где память и рассудок Эрин еще не подводили только что купленный рюкзак.
- Мама, а это что?
- Это вяленое мясо. Хочешь попробовать? – спрашиваю у Печеньки и после ее энергичного кивка даю ломтик.
- Вкусно. А это зачем? – Пенелопа пальчиком другой руки, в которой не зажат ломоть вяленого угощения, тыкает в жемчужинку на блюдце.
М-да, твоя мама чем только не занималась, пока ты в садике была!
После аптеки я отправилась на поиски провианта в дорогу, а после вернулась домой, и еще раз осмотрела все комнаты, и особенно тщательно спальню Эрин.
Бинго!
В одной из шкатулок нашлась заначка наличных денег – не слишком большая по местным меркам сумма, но лучше, чем ничего, потратилась я сегодня прилично – и несколько украшений, очевидно, дорогих сердцу молодой женщины. Возможно, их дарителем мог быть Ник из тех времен, когда они с Эрин и Анной еще были друзьями, а может и нет.
Мое же сердце на эти вещи не откликается никак. Можно будет продать или выменять, берем с собой - пригодятся. На платьях удалось только пуговички жемчужные в тарелочку, чтобы не рассыпались в разные стороны, срезать, никаких других ценностей в гардеробе больше не обнаружилось.
- Это нам в дорогу, - говорю и ссыпаю жемчуг с блюдца в мешочек.
- Мы правда-правда уезжаем? –спрашивает Печенька с набитым ртом.
Глазки так и сверкают в свете лампы.
- Правда. Ты расстроилась? - продолжаю сортировать и складывать вещи в рюкзак.
Интересуюсь как бы невзначай, но на самом деле осторожно жду ответа. Такая внезапная смена обстановки может сильно навредить ребенку. Но ничего не поделать, уехать мы должны обязательно.
Пенелопа качает головой и улыбается, демонстрируя ямочки, испачканные маслом от вяленого мяса.
- Мама же со мной. Мне больше никто не нужен, только мама.
- Ах, - прижимаю шутливо руки к сердцу, - Прямо в сердечко! Удар любви от моей Печеньки попадает в цель!
Девочка смеется:
- Мама, ты такая смешная!
Пенелопа засыпает на кровати, наблюдая, как я, сидя на полу рядом, собираю вещи.
- Спи сладко, малышка, - шепчу пожелания, чмокая ребенка в лоб, и укрываю ее одеялом.
Вещи собраны, а сна из-за напряжения ни в одном глазу. Видимо, я даже подсознательно не позволяю себе расслабиться на территории этого подлеца маркиза. Так и провожу остаток ночи, то засыпая, то пробуждаясь словно в каком-то дурмане.
С рассветом бужу Пенелопу, и ожидая того, что она начнет капризничать, уже готовлюсь мысленно, как буду отвлекать, но ребенок до ужаса послушен. И хорошо, и в то же время плохо. Все же дети должны балагурить, робкое послушание и осторожность не есть хорошо.
Караван отправляется с торговой площади. Крепко держу за руку зевающую Печеньку, с купцами я договорилась вчера, так что сегодня мы без проблем садимся в полупустую крытую пологом повозку и отправляемся в путь.
Пенелопа засыпает еще до того, как скрывается за линией горизонта городок Кельн.
Равнодушно смотрю на проносящийся мимо пейзаж сквозь щель в плотной ткани, которая и служит крышей, оберегающей товар от дождя. Снаружи доносятся голоса разговаривающих между собой наемников, которых нанял хозяин каравана для охраны. Под их неразборчивый, монотонный бубнеж ко мне наконец приходит сон.
Следующие три дня ничем примечательным не отличаются. Та же дорога, те же люди, с которыми мы сблизится не пытаемся, и это взаимно, то же вяленое мясо да вареные яйца, которые я приготовила перед дорогой и которые успели вчера закончится.
Вся эта поездка напомнила мне моменты из детства о путешествии на поезде с мамой. Я плохо помню куда мы ехали, но хорошо отпечаталась в памяти вся эта атмосфера пути длиной в несколько дней, и мерный стук колес по рельсам… как в электричке…
Действительно ли моя жизнь оборвалась так внезапно? Погибнуть без боли для многих благо, но мне, как бы странно это ни звучало, было бы намного легче, если бы я была тогда в сознании. Легче не в тот конкретный момент, а сейчас – смириться со всем этим.
Как там мама с папой, они уже должны были узнать печальные вести…А Настя и наши общие друзья, как дела у них?
Я скучаю по всем вам, очень…
Нет, хватит, теперь меня зовут Эрин, мне двадцать четыре года – это узнала с помощью обнаруженных в доме бумаг, хотя выгляжу моложе – и я мама Пенелопы, маленькой девочки, у которой кроме меня больше никого нет на этом свете.
Пора перестать уже бередить душу вопросами, на которые никто мне не даст ответа…Да, пора.
- Приехали, леди. Западная Бониса, - повозка останавливается, один из купцов помогает нам с Печенькой выбраться наружу.
- Благодарю, - киваю я.
Караван удаляется прочь, поднимая над дорогой клубы пыли.
Пять дней! Пять дней пути! Хорошо, что ни меня, ни Пенелопу не укачивает, иначе бы нам пришлось тяжко. Но поездка в повозке все равно оставляет желать лучшего, особенно, когда есть с чем сравнивать. Например, с машиной или самолетом.
Но на местный аналог крылатой машины – дракона – я бы не села. Во-первых, страшно и опасно, и во-вторых, этот транспорт дорогой и недоступный простому населению, как оказалось. У меня еще не до конца в голове уложился факт их существования, так что не больно и надо было.
- Погоди, Пенелопа.
Я останавливаюсь и снимаю со спины рюкзак, достаю купленное на всякий случай средство самообороны, перекладываю его в карман и закидываю поклажу обратно на родной хребет.
- Если вдруг мама скажет тебе бежать, Печенька, то беги. Хорошо?
- А ты? – пугливо звучит вопрос ребенка.
- Мама будет бежать прямо за тобой, не бойся, - обнадеживающе звучит мой голос без единого намека на ложь.
Мы подходим к источнику огней ближе. С такого расстояния становиться возможным различить силуэты деревенских домиков.
Поселок. Лают собаки, доносятся обрывки человеческой речи. В остальном, все довольно спокойно.
Я выдыхаю, но расслабляться пока рано. И почему на карте не значится это место, люди же здесь живут? Странно. Это чья-то оплошность или такой хитроумный ход? Но зачем?
Продолжаем идти по полевой дороге. Дома все ближе и ближе. Рука, сжимающая пальцы Печеньки уже мокрая от пота.
- Лука, Левиса домой! – зовет женский голос.
- Пять минут, мам! – молит в ответ ребенок.
- Кому сказала – домой!? Не злите отца!
В крайнем доме горят огни, с их двора и доносятся крики. Мы подходим ближе. В проливающемся наружу из жилища свете с трудом различимы силуэты его обитателей.
- Простите, - обращаюсь к хозяйке дома, которая ждет пока дети зайдут в дом.
Женщина в проеме двери подпрыгивает на месте и от неожиданности прижимает руку к груди. Не могу разглядеть ее лица. На улице окончательно стемнело. Но не время любоваться ночным небом и хороводом звезд, который возглавляет полная луна.
- Хоспаде! Кто там? Ты, Агата?
Я не отвечаю. Что-то скрипит, раздается звук шагов - сначала стихает, затем снова становится громче.
Тяну Печеньку вперед, останавливаемся мы у деревянной калитки, за которой начинается двор и территория матери Луки и Левисы, которые до сих пор не зашли домой по зову матери.
В лицо ударяет свет направленного на нас фонаря. Несколько раз моргаю, прежде чем привыкнуть. Брюнетка с толстой косой в голубом платье округляет глаза, смерив взглядом сначала меня, потом застывшую рядом Пенелопу.
- Кого это принесло? – из дома слышится мужской бас.
У меня в груди сердце набатом колотится. Люди своими делами занимаются, так неудобно тревожить.
- Простите, не можете подсказать… - робко начинаю, но меня бесцеремонным образом перебивают.
- Алик, здесь какая-то неместная с дитем, - кричит в дом женщина. Двое ребятишек лет десяти – мальчик и девочка – стоят рядом с матерью на крыльце и с любопытством разглядывают меня и Пенни. Лука и Левиса можно полагать.
- Неместная? – мужчина выходит наружу.
Здоровый какой, и бородатый. На вид раза в два старше меня.
Я сглатываю и пытаюсь улыбнуться потревоженным мной незнакомцам:
- Здрасьте. Меня Эрин зовут, это моя дочь. Я не думала, что тут есть поселение, на карте не обозначено…Вы не могли бы мне помочь подсказать… - есть ли здесь трактир или постоялый двор?
Мне снова не дают договорить:
- Мама, уже нужно бежать?
Печенька тянет меня за рукав и, как ей кажется, шепчет, чтобы слышала только я.
Немая сцена. У потревоженного семейства одинаково округляются глаза.
- Одно дите породило другое дите! – мужчина сгибается пополам и хохочет.
Я убираю свое «орудие» индивидуальной обороны в карман. Интуиция подсказывает, что эти люди не причинят нам вреда. К тому же, это мы сюда пришли, нас силой не тащили, да и кто будет в таком глухом и богом и картами забытом месте устраивать западню? За весь день пути по дороге не встретилось ни одного путника – настоящая глухомань.
- Не гоже детям по ночам шастать. В дом! Все в дом! – женщина отмирает, суетливо сбегает с крыльца, открывает калитку и показывает нам жестом проходить внутрь.
Я колеблюсь только поначалу. Вроде бы семья приличная, радушная. Хорошо, так и поступим. Нам идти все равно некуда.
В доме тепло и светло, уютная простая обстановка, везде чисто, а еще вкусно тянет с кухни горячим ужином. Что это…картошка с мясом? Слышу, как у Печеньки в животике урчит. Вяленое мясо вкусное конечно, и бутерброды с сыром тоже, но вот полноценно приготовленная пища — это совсем другое дело.
Нам предлагают сесть, семейство из четверых человек тоже занимает свои места за широким столом.
Алик, так кажется, женщина, назвала своего мужа, улыбается дружелюбно и чешет бороду. Улыбка у него такая же заразительная, как и смех, волей-неволей улыбаешься неловко в ответ.
- Ой, у меня там мясо! – хозяйка встает и спешно исчезает в кухне.
- Дети, идите мыть руки, - слово отца здесь закон, мальчик с девочкой, которые продолжали с таким любопытством разглядывать гостий, энергично вскакивают и исчезают в дверном проеме.
- Чего сидим? Хочешь сказать, не дите, а? – обращается ко мне мужчина и снова хохочет.
- Дракон! Здоровый такой! С крыльями!
Лука смотрит на меня, явно ожидая бурную реакцию, которой так и не наступает.
Дракон?
А, самолет местного розлива. Но разве это что-то подозрительное? Обычное средство транспорта. Для этого мира я имею в виду.
По лицам родителей сорванца понимаю, что да, видимо из ряда вон выходящее.
- О-о, да…Удивительно… - фальшь в моем голосе не обманывает никого.
Мариса прикусывает губу.
- Эрин, понимаешь, для такого захолустья в котором мы живем приземлившийся дракон выходит за все рамки привычного. И я, и Алик этих созданий только на картинках и видели. В детских книжках.
- О, вот как, - неловко улыбаюсь Луке. Тогда его энтузиазм понятен.
Значит, это мне так повезло, что я увидела крылатую рептилию почти сразу как попала в этот мир?
Получается, что драконы – это как спортивный люксовый автомобиль из лимитированной серии, который редко встретишь на дороге. Ты знаешь, что он существует, но вот так вот просто, не на картинке в интернете, увидишь вряд ли.
- Постой. Ты сказала – приземлился?
- Да, - Мариса кивает. – За одной из гор.
Алик вглядывается в окно, выходящее на западные скалы, ближе всего находящиеся к этому поселению.
- Но что здесь забыл дракон и его всадник?
- В этом и вопрос. Никто не знает. Может, мужику просто приспичило, вот он и решил справить нужду, - пожимает плечами хозяин. – А дети и дамы с разыгравшимся воображением уже понапридумывали всякого.
Странно это все пахнет. Совпадение такое? Не думаю.
- В тех горах был когда-то особняк дворянский? – спрашиваю невзначай.
- Да! Синклер-холл! Бабка моя говаривала, красивое было здание. И виды тоже оттуда открывались, ух, на всю долину нашу.
- Синклер это…- Печенька резко замолкает, когда я качаю головой в ее сторону. Мелкая, хотела уже выдать нашу фамилию. Что взять с ребенка, я сама виновата. Всех деталей не предусмотришь. Хорошо, что малышка смекает, и выдавать секрет больше не спешит. Умница! Но совесть гордится тем, что приходится втягивать в обман ребенка, мне не позволяет.
- Может, всадник кто-то из потомков? Гора ведь и те западные пашни им принадлежат. Слышал, как лорд бесился, когда с проверкой приезжал в позапрошлом году, - чешет бороду Алик.
- А кроме дракона есть здесь что-то необычное?
- Тебе, дитя, зачем? – хватка у мужчины не подводит.
Я улыбаюсь:
- Мы же проездом тут, вот и интересуюсь. Может быть, есть на что посмотреть. Ну, природные достопримечательности там, или еще чего? – желательно в западных горах, заканчиваю про себя.
Мариса не дает мужу сказать, махнув рукой в воздухе:
- Ой, да что тут смотреть! Горы да лес. Больше и нет ничего. Дракон вон мимо пролетел, через десяток лет каких только небылиц не начнут рассказывать.
Понятно. Расспросы мало что дают. Насчет деревни, выяснилось, что землевладелец так от уплаты налогов скрывается. За каждое поселение на земле лорда положено в казну вносить процент с вырученной от сдачи в аренду местным участков под пашни и строительство домов. Ушлый мошенник подал сведения, что нет больше здесь деревни «Эклерки» - не растут ли у названия этого ноги от имени нашего с Печенькой рода случаем – и все, не нужно больше налоги платить, и по обязательствам повиноваться введенным положениям реформ принца Блэйна тоже не нужно отвечать. То бишь школы и сады организовывать, досуг молодежи, просвещение в массы нести.
Шито-крыто все, как говорится. Вряд ли только местный лорд такой хитропопый. Думается мне, по всей империи ему подобных пруд пруди. Ну да ладно, кризисы власти меня не волнуют в данную минуту.
- А далеко до поместья в горах идти? Раз нечего больше смотреть, то и оно сойдет.
Алик хмурится. Подозревает меня во лжи? Взгляд прямо как у папы, когда я, будучи школьницей, ему про дополнительные уроки втирала, когда мы с одноклассницами в игры рубились в компьютерном клубе до темноты.
- Часа полтора пешком отсюда. Не страшно – дракон же?
- А что дракон, справил нужду и улетел, чего бояться-то? – хлопает руками Мариса.
Железная логика.
Помогаю хозяйке дома убрать после завтрака кухню, Печенька в это время сидит за освободившимся столом с Левисой и рисует, хотя больше – восторженно мешает старшей девочке. Да, Пенелопа моя дочь, но вынуждена признать, таланта к художеству у нее никакого. Но это не мешает ей оценивать по достоинству мастерство других.
- Эрин, раз уж вы путешествуете, может… - Мариса неловко пожимает плечами, когда мы заканчиваем. – И тебе, и дочери лучше остаться у нас в деревне? Мы с Аликом подсобим чем сможем, да и дом есть пустой, аккурат через улицу. Бабка Аврора померла прошлой зимой, никого из семьи у нее не было.
Не одна ведь я так любопытствовала за завтраком – вчера поздно было болтать, после ужина все легли спать – семейная пара не меньше моего интересовалась судьбой матери-одиночки с ребенком. Редкое явление в этом мире, а уж в таком глухом забытом картами поселении тем более. Пришлось соврать, чтобы не нарушить свою легенду.
Хорошо, что только чудится. Всего лишь игра света и тени.
- Мама, - тихонько шепотом зовет Печенька. – Это теперь будет наш дом, да?
Ха, как бы не старалась дочка, а в голосе ее мне четко слышится жалостное неверие.
- А ты бы хотела тут жить? – отвечаю вопросом на вопрос.
Печенька прижимает крепче к себе медвежонка.
- Если мама…
- Нет. Пенелопа, ты хочешь жить здесь?
Я окидываю жестом рукой руины когда-то величественного сооружения. Понятно дело, о том и речи не может быть. Я спрашиваю, преследую иную цель.
Дракон, которого мы оставили позади, недовольно фырчит. А у этих тварей действительно много общего с лошадьми. Звуки похожие издают, и глаза у них выразительные.
- Н-нет? – робко отвечает Пенни.
- Хорошо. Тогда мы не будем здесь жить.
- Правда?
Киваю.
- Правда. Мне важно твое мнение.
Девочка опускает голову вниз, закрывая упавшими волосами личико. Я говорю правду. Пусть Пенни еще малышка, но уже сейчас важно чтобы она училась говорить вслух свою точку зрения и озвучивать то, что чувствует.
Делаю глубокий вдох и выдох. Надо бы поискать всадника этой крылатой рептилии. Он точно не мог далеко уйти. Если, конечно, его не сожрал какой-нибудь зверь.
В библиотечном путеводителе я читала, что опасной живности в этих горах не водится, разве что птицы хищные, они человеку угрозы не несут, но мало ли, книжке той было без года лет тридцать, за столько времени ареалы обитания волков или кого там еще могли и расшириться.
Сжимаю в кармане купленный в оружейной лавке предмет самообороны – работающий на магии шокер – выглядит он как короткая дубинка или толстая волшебная палка с кристаллообразным навершием и кнопкой под большим пальцем, которая и посылает разряд. В работе этот предмет себя показать не успел, но хвалил его продавец очень старательно.
В стенах разрушенного поместья тихо и спокойно. Где здесь искать клад или нечто, что может значительно улучшить наше с Пенелопой финансовое положение? Откуда начинать поиски того не знаю чего?
Успокаивает меня только то, что раз уж маркиз Шервуд – далеко не кладоискатель и охотник за сокровищами - смог найти источник «своего» украденного у сироты богатства, то и мне это должно быть под силу.
- Страшно? Не бойся, я с тобой, - говорю я приглушенно и сжимаю пальчики малышки в своей руке, чувствуя, что Пенелопа замерла на месте.
Оставить Печеньку одну снаружи показалось мне плохим вариантом. Там это чудище иномирное глазами нас чуть ли не сожрать готово. Я про дракона. Хорошо, что привязан, иначе точно бы на зубок попробовал.
Конечно, те драконы, у которых есть всадник, людьми приручены должны быть, но я слышала, что и лошадь может куснуть, а эта клыкастая ящерица тогда и подавно.
Я разглядывая темный коридор и каменную лестницу впереди, когда высокий голосок Пенелопы разрезает мрачную тишину развалин, эхом отскочив от каменных стен.
- Нет…Мам, там дяденька уснул.
Резко, да так, что шея хрустит, поворачиваю голову в ту сторону, куда пальчиком показывает Печенька.
В нише под одной из покосившихся колонн лежит мужчина, не подающий признаков жизни, насколько я могу судить с того расстояния, которое нас разделяет.
- Стой здесь, - говорю я Пенелопе, остановившись в залитом солнечным светом кружочке, показавшемся мне безопасным.
Поместье старое, балки, оставшиеся от крыши ветхие, да и колонны эти грузные крошатся только так; над тем местом, где «задремал» всадник – а кем иначе может быть этот мужчина, кроме как владельцем припаркованного снаружи зверя - дыра в потолке, который по совместительству еще и пол второго этажа.
Осторожно подхожу ближе.
Ну что за напасть!
Надеюсь, чувак, что ты жив, просто без сознания! Мне очень не хочется, чтобы в детских воспоминаниях моей дочери было одно о том, как она обнаружила труп.
Шаг за шагом приближаюсь к телу. Сердце в груди бьется быстро-быстро. Мужчина лежит полубоком, спиной ко мне, под затылком лужица запекшейся крови, а рядом покоится расколовшийся на две части булыжник размером с большой картофельный клубень.
- Эй, - зову я. – Вы слышите?
Нет ответа. Другого я и не ожидала. Странно было бы, если бы он вдруг ответил, тогда обморока бы точно не избежала.
В метре от мужчины опускаюсь на корточки. Ноги ватные.
Я, знаете ли, не каждый день на трупы натыкаюсь. Со мной такое тоже впервые. Что вот мне с ним делать? Лопаты при себе нет, а то будет же лежать, запах и заразу всякую разносить вокруг…
Тихий, еле-еле слышный выдох прерывает поток моих невеселых мыслей.
- Живой! – гора с плеч.
Теперь нужно как-то помощь оказать, раз уж лопата отменяется.
И снова я замираю на месте словно кролик в свете фар. Я не врач, курсы первой медицинской помощи тоже не оказывала, да и лекарства и травы местные, даже будь я медиком по земным меркам, здесь в книжном фэнтези-мире другие.
Книги, книги, книги…целая стопка возвышается рядом, и становиться только больше, пока я продолжаю выуживать из сумки вещи хозяина дракоши, решившего, что с него хватит и прикрывшего устало глаза.
Сторож из тебя никакой, чудище! Повезло, что у меня нет плохих намерений, но проходи мимо кто-нибудь другой, и прощай все нажитое честным трудом имущество.
Хвала небесам, книги кончились. Вытаскиваю наружу последний томик - «Новое понимание артефакторики» - и кладу его на вершину выросшей горы из талмудов.
Дальше становиться проще.
Мужская сменная одежда, кошель, набитый деньгами, не похожие на земные инструменты неизвестного предназначения, мешочек с разноцветными кристаллами от которых исходило странное свечение, письменные принадлежности, вяленое мясо, нож, похожий на швейцарский, с несколькими лезвиями, карта, несколько неопознанных мною предметов, которые я решаю лишний раз не трогать и из сумки не вытаскиваю, а также небольшой чемоданчик с давно стершей надписью.
Скарб существенный. И, понятное дело, магия облегчения веса или как она там правильно называется на сумках путника применена была однозначно, иначе все это добро с места бы я точно не сдвинула, и дракон бы, учитывая еще и массу всадника на хребте, точно бы не утащил. Чего книги одни стоят – и библиотека не нужна. Вот что значит, ношу все свое с собой!
Исходя из обнаруженного я делаю следующий вывод: найденный в внутри мужчина – маг.
Решаю, что нам пора бы разбить лагерь. Очевидно, как минимум одну ночь нам провести в Синклер-холле, родовом развалившемся гнездышке, неизбежно.
Перетаскиваю вещи мужчины внутрь, свой рюкзак кидаю рядом и первым делом ищу фляжку. Надо бы его напоить. Всадника, не рюкзак. Конечно, маловероятно, что причиной того, что он в таком состоянии – обезвоживание, но вода всем необходима. Вреда от нее не будет, уже хорошо.
Поискать источник воды во округе стоит на повестке дня. Запас я перед уходом из дома гостеприимной Марисы пополнила, но на троих и надолго этого не хватит. А еще нужно раненому рану промыть, мало ли какая туда успела попасть зараза.
- Давай-ка, красавчик, - приподнимаю осторожно травмированную голову мужчины и наклоняю горлышко к его губам.
Часть воды проливается мимо, часть попадает в рот и, аллилуйя, он глотает самостоятельно. Да, медленно, да немного, но пьет.
- Ладно, пока хватит, - решаю я после семи таких небольших глотков и отнимаю осторожно флягу, кладу голову брюнета – а волосы у мужчины черные как смоль – на сложенную в несколько раз рубаху, которую я нашла в его сумке.
Присаживаюсь рядышком и внимательным в этот раз взглядом осматриваю непробудного молодца-мага. Мне нужно подумать, без спешки. Содержимое сумок мужчины наталкивает на целую цепочку размышлений.
Кожа бледная, обескровленные губы – это я и раньше заметила. Одежда добротная, из плотной ткани, но почему тогда плащ в центре груди прожжен, словно он успел где-то опалить это место? Неужто дракон все же огнедышащий? Или это последствия от использования артефакта?
Пенелопа кружится рядом, любопытно вытягивает шею, но близко подходить опасается.
Мужчина дышит, его густые ресницы слегка подрагивают, но черные глубокие тени под глазами и эта неестественная почти что трупная бледность не вызывают хорошего предчувствия.
Наклоняюсь над головой непрошенного на мои земли гостя и осторожно поворачиваю ее боком, осматриваю последствия встречи черепушки с камнем, пальцами исследую область под волосами вокруг запекшейся коркой ранки.
Да, ранка. А это она и есть.
Даром что крови столько натекло – даже шишки нет! Странное дело.
В настином романе магов было не так много, на десять человек населения один только рождается со способностями, а уж сильных магов и того меньше. Среди поклонников главной героини была парочка, но их физиология была не той темой, которую предпочла раскрыть моя дорогая подруга.
Может быть, вполне возможно, что маги отличаются от обычных людей. Стойким здоровье, например, и быстрой регенерацией. И если наш товарищ магически одарен, то…Рана на голове не может быть причиной, по которой он продолжает оставаться на грани жизни и смерти.
Я решаю, что следующий шаг – раздеть всадника.
Возможны и другие повреждения, тогда именно они и есть истинный корень комы неизвестного мужчины.
Распахиваю плащ, расстёгиваю пуговицы жилета и рубахи, и под всем этим одеянием обнаруживается покоящийся на голой мужской груди почерневший медальон на цепочке.
Это еще что за фокусы такие?
На теле нет никаких ран. Даже синяков или мелких царапинок. Я проверяла. Брюки до бедер закатала – там все тоже чисто, и ботинки сняла с сопревших порядком ног – чистотой не пахнет, но все целое и невредимое. Вряд ли причина может быть где-то внутри содержимого его штанов, туда лезть уже вверх неблагоразумия и бесстыдства.
Значит, все дело в загадке этого сгоревшего и даже частично оплавившегося амулета?
Хмурю брови, не решаясь коснуться подвески. Какое-то от нее зловещее исходит чувство.
Если человек – маг, а побрякушку эту он носил прямо под одеждой, близко к сердцу - и если принять мой опыт чтения приключенческих книг про магию, то вердикт такой: защитный артефакт.