Мама для сирот (СИ)

Глава первая. «Горькие воспоминания».

За окном мягко падали снежинки. Улицы города были украшены разноцветными огнями. Я видела, как по улицам спешат люди с нелюбимой работы, в тепло, к семье! Уже было совсем темно, поэтому больничную палату освещая холодный, слегка мерцающий свет.

Я уже привыкла к нему. Как и к отдельной палате. Я говорила Максиму и Маше, что мне было бы комфортнее в обычной больнице, с полными палатами. Там бы не было так одиноко. Но они уперлись, заплатили кучу денег, организовали лучшую больницу и палату.

Я вздохнула, с трудом поднялась со стула, стоящего у окна, и вернулась на больничную кровать. Мне очень хотелось сейчас быть в кругу семьи, только вот у моих брата и сестры давно уже были свои семьи. И я не хотела мешать их тихому счастью. В конце концов, именно я добилась для них этого счастья.

Наша семья — Светлана и Петр Вяткины и трое их детей. Стершей — Надеждой, была я. Однако я была от прошлого брака моей мамы. Мой родной отец погиб до моего рождения, и я всегда считала отчима родным папой. Когда мама вышла замуж второй раз, мне было четыре года. Младшая сестра — Мария, родилась спустя год, а младший брат Максим через два года. Вот такая у нас была большая и дружная семья. Мама работала медсестрой в сельской больнице. Папа трактористом. У нас был небольшой, но прочный домик, свой огород и хозяйство.

Я рано начала помогать маме по дому. Мыла посуду, подметала полы, кормила кроликов и уток. А так же моей постоянной обязанностью было присмотр за младшими. Это часто раздражало меня в детстве. Сложно было назвать меня образцовой старшей сестрой. Но тогда, даже не смотря на столько обязанностей, я могла считать себя счастливой.

Все изменилось, когда мама заболела. Тогда мне было всего одиннадцать. Младшие подросли, и мне стало намного легче присматривать за ними. После болезни матери, все домашние хлопоты легли на мои плечи. Отец зарабатывал, чтобы прокормить нас и купить лекарства маме.

Но это не помогло.

У мамы был рак. Это так банально, правда? Она умерла через год. Мне было двенадцать. Маше семь, Максиму шесть. Для всех нас это было жуткой трагедией. Отец страшно запил, его уволили из-за неявки на работу. Денег практически не было. И мы начали голодать. Я пыталась вразумить отца, но получала только оплеухи.

Впервые я задумалась о работе после того, как Маша свалилась в голодный обморок. Это была зима. Я в панике побежала к соседям, умоляя заплатить их за то, что вычищу им двор. Я не хотела просить у них еду. Они и так смотрели на нас, как на отбросов.

Я усмехнулась и повернулась на жесткой больничной кровати. Вспоминать свою жизнь было болезненно. Она была сложной. Особенно для двенадцатилетней девочки, которая возложила на свои плечи заботу о семье. Это сейчас я понимала, что могла просто попросить еду. И скорее всего, мне бы не отказали.

Но тогда я вычистила весь двор и получила свои деньги. В магазине удалось купить две буханки хлеба, молоко и даже немного мяса. Тот вечер был одним из самых приятных в моей жизни. Отца дома не было, он где-то шлялся со своими друзьями алкоголиками. Я же, подогрев молоко, разлила его по кружкам, нарезала свежий, хрустящий хлеб и посадила брата с сестрой за стол. То молоко и хлеб были самой вкусной едой, что я ела за всю свою жизнь. До сих пор вспоминаю этот вкус.

С того вечера я и приняла решение начать зарабатывать самостоятельно. Конечно, была еще школа. Ее нельзя было бросать. Но посещала я ее не часто. Сначала помогала соседям, потом мне разрешили работать в магазине полдня — разгружать и расставлять продукты. Владельцу просто стало нас жаль. А мне это было на руку. Платили, конечно, немного. Но мне хватило, чтобы одеть Машу и Максима. И даже немного хватило на еду.

Еще выручал огород. Но им уже занимались младшие. Сначала неумело, но с каждым годом все лучше и лучше. Они оба хорошо учились и были послушными. Я знала, что они стараются. Знала, что делают все возможное, чтобы облегчить мне жизнь. И я была им безумно благодарна.

В университет я не поступила. Я школу-то закончила кое-как. Не потом что я был ленивой или глупой. У меня не было времени на учебу. Я устроилась на работу в небольшой городок рядом с нашей деревенькой. Мама научила меня шить и вязать, когда я еще была маленькой, поэтому я попыталась удачу и смогла устроиться к помощнику портного в городе.

Работа была сложной. Платили не много. Но, услышав мою историю, тетя Наташа (так звали мою начальницу), взяла меня к себе на квартиру. Разумеется, я сильно приукрасила свою судьбу, добавив момент с больным братом и извергом отцом. Было ли это плохо с моей стороны? Определенно. Сожалела ли я об этом? Нет.

Живя у тети Наташи, я не платила аренду и коммунальные услуги. Я только изредка покупала себе продуктов. А все сэкономленные деньги отправляла домой. Маша и Максим должны были расти счастливыми и здоровыми. В конце концов, моей обязанностью было приглядывать за ними.

Работала я помощником портного три года, после чего тетя Наташа уехала в другой город к своим детям. Я осталась на улице. Мне срочно требовалось найти работу. И я ее нашла. Начала работать санитаркой в больнице. Дешевую квартиру или комнату найти не смогла, поэтому практически ночевала в больнице. Там был и душ и кровати для сна. Но вскоре это заметил один из докторов — Федр Степанович. Ему было за тридцать. Женат, трое детей.

Я улыбнулась, глядя в потолок. Федор Степанович был моей первой любовью — красивый, статный, серьезный и вдумчивый мужчина. Он мало разговаривал, но внимательно слушал. Разумеется, у меня с ним ничего не было. Он очень любил свою жена, да и я не хотела рушить чужую семью. Но Федор Степанович обратился к своей сестре, которая почему-то согласилась пустить меня пожить вместе с ней. Только прибыв на квартиру, я узнала, что девушка Татьяна инвалид. И часто ей нужна помощь. В итоге это был взаимовыгодный контракт, который продлился очень долгое время.

Санитаркой я работала два года. Деньги платили крошечные, а работы было много. В итоге я решила работать поваром в ресторане. Платили там значительно больше, но уставала я тоже сильнее. Однако мне нравилось работать на кухне. Плюсом было то, что питание было бесплатным.

С Татьяной мы к тому времени стали подругами. Я жила вместе с ней, готовила, помогала, делала работу по дому. За квартиру платил ее брат. Поэтому нужды в деньках у меня не было. Большую часть своей зарплаты я отдавала младшим. Они же к тому времени уже поступили в университеты. Маша поступила в медицинский, а Максим решил стать инженером. Они оба поступили на бюджет и учились со стипендией. Я была ими очень горда.

Однако это не значило, что я могла просто бросить работу. Поваром я проработала ровно до того момента, как сломала ногу. Упала с ледяного крыльца у подъезда. Меня тут же и уволили. Сидеть больной без возможности зарабатывать? Это мне совершенно не подходило!

Мы с Татьяной решили открыть кружок «Умелые ручки». Она была девушкой умной. Умела куда лучше моего вязать, шить, плести. Еще она играла в шахматы. С помещением нам помогла наша соседка, работающая в школе. Она договорилась с директором, что занятия будут после уроков. Это полезно и для детей, которые большую часть дня были посвящены сами себе из-за того, что родители работали. Цена за посещение уроков была очень низкой, поэтому вскоре многие матери записали своих детей, в основном девочек, к нам. И тогда я впервые задумалась о своей семье.

Мне нравилось общаться с детьми, нравилось обучать их чему-то новому. Мы вместе вязали, готовили, учились рисовать...

Отец умер, когда Маша окончила университет с отличием. Мы быстро похоронили его. Было горько, но он сам загнал себя в алкогольную ловушку. М честно пытались ему помочь. Очень долго время. А мои младшие и после моего отъезда. Но все было без толку.

У Маши появился молодой человек. Она быстро забеременела. Пойти в интернатуру не успела. Надо было готовиться к свадьбе, которую решили провести без особого размаха. Ее мужчина тоже был не из богатой семьи.

Своего мужа я встретила в это же время. Мне тогда исполнилось тридцать. Он был старше меня на пять лет. Мой Дима. Мой муж.

Я тихо вздохнула и закрыла глаза. Для меня он был крепостью. Лучшим другом. Он был моей опорой. Мы понимали друг друга с полуслова, полувзгляда, с одного вздоха. И все это время Он был рядом.

Дмитрий Ярисов был вдовцом, работал в библиотеке. Был начитанным и умным. Встретились мы с ним на улице, жарким летом. Я гуляла с Машей и Максимом. Мы весело смеялись, обсуждали предстоящую свадьбу Маши. В руках у меня было мороженое, которое я красиво припечатала в его рубашку, поскольку не смотрела вперед.

Я тихонько рассмеялась, вспоминая нашу первую встречу.

— Вспомнили что-то забавное, Надежд Петровна? — спросила молоденькая медсестра в белом халате.

Она вошла в палату, вкатив за собой капельницу.

— Вспоминала вот, как встретилась со своим мужем, — с улыбкой сказала я, ложась на кровати удобнее и подставляя руку.

— Я слышала от Максима Петровича, что он был очень хорошим и добрым мужчиной, — с улыбкой сказала медсестра, присоединяя капельницу к катетеру.

— Да, — я улыбнулась. — Он был очень мудрым. А мудрости нынешнему поколению очень не хватает.

— Вы правы, — согласна кивнула медсестра.

Я знала, что соглашается она со мной только из вежливости. И из-за больших денег, уплаченных моими братом и сестрой.

Медсестра ушла, а я снова погрузилась в воспоминания. После первой встречи была другая, где я подарила ему новую рубашку. Потом он сам позвал меня на встречу в кафе и прогулку по набережной.

Отгремела свадьба Маши. Следом и Максим заявил, что нашел себе спутницу жизни. Мы с Димой свадьбу не делали. Даже не расписывались. Ни мне, ни ему этого было не нужно. Но я очень хотел детей. Однако забеременеть все не получалось.

Я все так же трудилась в кружке «Умелые ручки», но переехала к Диме на квартиру. Да и Татьяна перебралась к брату. Все было хорошо. Маша родила красивую, крепкую девочку Ингу, Максим женился. Я баловала племянницу, гуляла с мужем, общалась с чужими детьми и... была счастлива. Наконец-то в моей жизни было место отдыху.

Я никогда не верила в Бога. Ни я, ни Маша, ни Максим не ходили в церковь. Туда я сходила единожды в своей жизни. Перед тем, как отправиться на обследование в клинику, где мне поставили диагноз бесплодие. Дима не бросил меня, конечно, нет. Он бы лучшим человеком, которого я когда-либо знала. Но ровно через неделю после этого диагноза, он погиб — его сбила машина.

Я горько усмехнулась, наблюдая за тем, как в капельнице медленно, капля за каплей, в меня вливается лекарство.

Сожалела ли о чем-то в своей жизни? Нет. Никогда. Я сделала все, чтобы мои брат и сестрой были счастливы. Я сделала все, что от меня требовалось. Я гордилась их успехами. Гордилась своими племянниками. Но... мне так не хватало кого-то рядом. Маша и Максим предлагали переехать к кому-то из них, но разве я имела право обременять их?

Но Маша уговорила меня. К тому моменту она уже развелась со своим мужем, открыла свою сеть салонов красоты и сильно поднялась. Как и Максим. У него была своя строительная фирма, красавица жена и двое мальчишек.

Я улыбнулась, вспоминая своих племянников. Все они были такими красивыми и талантливыми. Инга, дочь моей Маши, приняла меня с радостью. Она занималась танцами, поэтому с гордостью показывала свои грамоты и рассказывала о достижениях. Я гладила ее по голове и видела в этой девочке отражение себя прошлой. Как-то давно, я тоже мечтала заниматься танцами.

Время летело. Племянники росли. Окончили школу, университеты. У них появлялись свои семьи. А я по-прежнему работала в старом кружке «умелые ручки». Татьяна покинула этот мир в возрасте сорока лет из-за болезни. Детей в кружке было все меньше и меньше. И вскоре мне пришлось закрыть его. Возможно, именно поэтому со мной случилась трагедия?

Когда я помогала вывозить вещи из старого класса в ставшей уже родной школе, мне стало плохо. Вскоре я потеряла сознание. Головные боли меня мучали и прежде, но в обморок я упала впервые. Маша настояла на обследовании. В итоге выяснилось, что жить мне осталось всего полгода. У меня была опухоль в мозгу. Неоперабельная.

— Надежда Петровна? — от размышлений меня прервал голос все той же медсестры. — Ваша капельница закончилась. Я пришла ее убрать.

— Спасибо, милая, — я улыбнулась.

— А еще мне передали, что завтра к вам придут посетители.

— Это замечательно...

Я чувствовала подступающую дурноту. После химии всегда так было. Почему-то плохо мне становилось только снятия капельницы. А может, это было лишь мое самовнушение. В конце концов, я столько всего наслушалась о своем диагнозе. Максим возил меня даже в Германию. Но и там сказали, что надежды нет.

Как ушла медсестра, я уже не слышала. Закрыла глаза и погрузилась в странный, тревожный сон. Я видела наш старый дом. Но мама была жива. Видела, как я расту вместе с ней. Видела учебу в университете, красный диплом, радость, вечеринки, трезвого отца на выпускном... И Димку. Своего любимого и такого родного. А еще у меня были дети. Трое. Два мальчика и девочка.

Это то, чего я была лишена? Скорее всего. Я всегда хотела семью. И она у меня бал — Максим и Маша. Я думала, что больше мне и не нужно ничего. Но... так ли это было на самом деле?

***

Утро началось с приглушенных голосов. Я плохо спала всю ночь и смогла нормально уснуть только под утро. Поэтому тихий шепот разбудил меня не сразу.

— Она выглядит хуже, — голос Маши я узнала сразу.

— Мам, а что, никак нельзя помочь тете Наде? — Инга говорила в нос. Неужели ревела? Эх, глупая моя племянница.

Все люди умирают. А Маше следовало бы уже рассказать ей об этом. Взрослая же девчонка! Замужем уже, а слезы льет чуть ли не каждый день. Разбаловала она ее.

— Ничего, — тихо ответил за Машу Максим.

Я вздохнула и с трудом открыла глаза. Хотелось сказать, что со мной пока что все хорошо. Что я одолею болезнь. Однако... Даже с химией, мне не обещали больше полугода. Ну, ничего, я довольно тем, что меня окружают такие люди.

— Тетя Надя, — рядом со мной сидела два мальчика близнеца. Им почти по двадцать пять лет. А ведут себя, как дети. — Мы принесли тебе фруктов. Ты хочешь что-нибудь поесть?

Я вздохнула. Кушать совсем не хотелось. Голова все еще шла кругом. К горлу подкатывала тошнота. Поэтому я лишь слегка качнула головой. Мне хотелось сказать, что я очень рада их всех видеть. Но толком разглядеть лица родных я уже не могла. Лишь смутные силуэты.

— Надя? — голос Маши раздавался откуда-то издалека. — Тебе плохо? Позвать врача?

Ответить я уже не успела. Слышала лишь неясный шепот, топот ног, открывание и закрывание дверей. Слышала громкий плач Инги... Или Маши? Их голоса с возрастом стали так похожи. Неужели я умру вот так? Я не жалела о своей жизни. Ни секунды.

Оставайтесь счастливы, мои дорогие.

***

На красивой дорогой кухне сидело двое. Немолодая женщина в строгом черном костюме, но с распущенными рыжими волосами. И мужчина в очках, тоже в черной одежде. В его темных волосах давно были видно седые пряди. Несколько часов назад завершились похороны Вяткиной Надежды Петровны. Их старшей сестры. Девочки, девушки, женщины, которая заменила им родную мать.

Умерла она так резко и быстро, что никто не успел ничего сделать. Никто даже не понял, по какой причине это произошло. Возможно, ей вкололи не тот препарат? Или... просто пришло ее время? Разбираться с этим именно сейчас совсем не хотелось. Да и что бы это дало? Надя бы умерла. Рано или поздно.

— Это так несправедливо, — тихо сказала Маша.

Максим услышал в ее голосе слезы. Маша не плакала с тех пор, как умерла мама. Она обещала, что не будет плакать. Обещала она, разумеется, старшей сестре. Которой теперь нет...

У мужчины тоже появился ком в горле. Он понимал, что добился всего, что у него сейчас был только благодаря Наде. Только благодаря тому, что она посвятила свою жизнь им. Только потому, что она отказалась от своей жизни, от своего счастья. Как он был счастлив, когда она нашла достойного мужчину! И как же несправедлив был диагноз — бесплодие. Надя так любила детей...

Маша резко встала из-за стола. Сейчас они были в доме одни. Детей отправили в дом Максима. Им не хотелось, чтобы кто-то видел их в таком разбитом состоянии.

— Ты чего? — глухо спросил мужчина, наблюдая за тем, как Маша подходит к холодильнику, достает оттуда бумажную коробку с молоком и наливает ее в маленькую кастрюлю.

Маша не ответила. Она подгорела молоко на электрической плите, разлила его в красивые чашки с цветочными узорами, наломала черного хлеба руками и поставила перед Максимом

Глаза мужчины стали влажными. Их первая еда, приготовленная Надей. Она была безумно вкусной. Пусть и была налита в потрескавшиеся чашки, на старенькой кухне в их маленьком доме. Он дрожащими руками взял в руки чашку, сделал небольшой глоток и откусил хлеба.

— У Нади было вкуснее, — глухо сказала Маша, поставив чашку на стол. Из ее глаз градом хлынули слезы. — У нее было вкуснее...

— Все хорошо, — тихо сказал Максим, вставая, подходя к сестре и обнимая ее. — Сейчас она в том месте, где точно счастлива. Не плачь, дурочка. Надя этого не любила. Ты же обещала ей, что...

Маша что-то бормотала, уткнувшись в живот младшего брата. Ей было больно. И Максиму тоже. Но они уже ничего не могли сделать.

Большая, дорогая и уютная кухня, никак не могла быть лучше той маленькой тесной кухоньки, где они впервые ели после долгой голодовки. Где Надя каждый день кормила своих брата с сестрой. Где Надежда стала их шансом на светлое будущее.

***

Голова ужасно болела. Что это? Я же должна была умереть. Разве нет? Неужели меня оживили врачи? Ох, значит, поборемся еще. Не такое проходили! Надежду так просто не убить.

Я с трудом открыла глаза и не смогла понять, что происходит. Вместо привычных белых потолков и противных жужжащих ламп, я увидела, как через множество дырок в деревянном потолке пробивается солнечный свет. На таких же деревянных стенах висят пучки сушеных трав. Пахнет от них очень вкусно. Но к этому запаху примешивается запах пыли и плесени.

Я с трудом присела. Голова все еще кружилась. А еще очень хотелось есть.

Я осмотрелась еще внимательнее. Комната, в которую я попала, была достаточно большой. Пол был непрочным и в некоторых местах зиял дырами. Имелся камин, в данный момент, не зажжённый и множество кроватей. Большинство из них были свалены в кучу. Пять стояли рядами, и я лежала одной из них. Кровать была жесткая, скорее всего, сделана из древесины. Подо мной был тонкий матрас и грязное постельное белье. Подушка, кажется, была набита соломой.

— Где это я? – раздался в помещение мягкий, пусть и хриплый со сна, девичий голос.