Медовый месяц на Ледяной планете. Рух и Харлоу

Руби Диксон

Медовый месяц на Ледяной планете. Рух и Харлоу

Серия: Варвары Ледяной планеты (книга 4,25)

Автор: Руби Диксон

Название: Медовый месяц на Ледяной планете. Рух и Харлоу

Серия: Варвары Ледяной планеты_4,25

Перевод: Женя

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Poison Princess

Оформление:

Eva_Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Часть 1

ХАРЛОУ

В одно из первых утренних пробуждений на пляже я вскакиваю оттого, что что-то пробегает по моей ноге.

Это уже была не самая комфортная ночь для сна. Повсюду песок, а пещера, в которой мы спим, крошечная и холодная. Все это не имеет значения в тот момент, когда я смотрю на солнечный свет, льющийся из пещеры, и вижу одного из скорпионоподобных существ, сидящего на моем ботинке. Я сбрасываю его, в ужасе откатываясь назад в пещеру. Куда бы я ни посмотрела, везде еще больше этих чертовых тварей. Они на мехах, у входа в пещеру, и я клянусь, что один из них есть на стене. Я издаю звук отчаяния при виде этого.

Моя пара, Рух, мгновенно просыпается от моего испуганного звука. Он садится, рыча и готовый защитить меня, в его глазах вопрос. Я указываю на одну из этих тварей. Они ужасно выглядят, нечто среднее между крабом и скорпионом, с множеством ног и сегментированным хвостом. Рух срывает ближайшего из них со стены и быстро откусывает голову.

Я снова визжу от ужаса.

Он протягивает мне безвольную штуковину, как подношение.

— Хар-лоу?

— Я не буду это есть! — кричу я. — Только не в твоей жизни! — Несуществующий вегетарианец во мне приходит в ужас от этой мысли. С тех пор как я попала на эту Ледяную планету, мне пришлось многое изменить, и не последним из них было изменение моих привычек в питании. И до сих пор есть мясо было не так уж плохо, даже если мне случайно захотелось гамбургера, из всего прочего. Но видеть, как Рух протягивает мне эту ужасную на вид штуковину, чтобы я ее съела? Я не могу этого сделать. Мое горло сжалось, я качаю головой.

Он смотрит на нее, и в его глазах читается беспокойство.

— Хар-лоу… нет?

— Нет, — выдавливаю я. — Мои морепродукты должны быть приготовлены.

— Готовить? — вторит он, потрясая передо мной убитой тварью. — Рух готовить?

Рух знает не так уж много языков — вообще никаких, — потому что он так долго был диким. Однако он улавливает некоторые мои слова, отчаянно желая поговорить со мной. И «готовить» одно из них, какое он знает.

Я смотрю на эту штуку, пытаясь преодолеть свое первоначальное отвращение. Это еда, — напоминаю я себе. — Это еда, это еда, это еда.

— Да, приготовь это, конечно, — киваю я. — Спасибо.

Рух хрюкает, звук полон удовольствия, и бросает мертвое существо на землю. Затем он хватает еще одну из этих живностей. Он подносит ее ко рту, готовый откусить головку, а затем смотрит на меня. Словно вспомнив ужас на моем лице, он в последний момент меняет тактику и вместо этого отрубает голову. Слышится ужасный хрустящий звук, за которым следует брызг жидкости, а затем Рух отправляется в поисках следующей жертвы. Через несколько мгновений у нас получается аккуратная маленькая кучка. Его не волнует, что они щиплют его своими жалящими клешнями или что они быстро убегают, когда видят, что его рука опускается. Рух быстрее их, и что-то подсказывает мне, что он делал это много раз раньше.

Я не могу винить этого человека за то, что он выжил, даже если это немного задевает мои чувства.

Я сворачиваюсь калачиком в задней части маленькой пещеры и наблюдаю за Рухом, который одним движением руки выгоняет из пещеры тех, что поменьше, и обезглавливает тех, что покрупнее. Прошло совсем немного времени с тех пор, как мы с Рухом нашли общий язык. Не так давно он ударил меня по голове и украл, а я все еще привыкаю. Так много всего произошло, чтобы принять все сразу — оставить позади племя ша-кхаи, которое приветствовало меня с тех пор, как я попала на эту планету, чтобы отправиться в дикую природу наедине с Рухом, но он ясно дал понять, что для него они враги.

Поскольку он мой мужчина, я не оставлю его. Нам просто нужно будет придумать, как справиться вдвоем.

Я думаю, это одна из причин, по которой мы оказались на этом пляже. Из того, что я могу сказать из наших (коротких и в основном предположительных) бесед, погода здесь будет теплее в течение всего зимнего жестокого сезона, и мы гораздо дальше от племени, которого он так отчаянно хочет избежать. Могила его отца тоже здесь, и я подозреваю, что ему просто нравится пляж. Здесь красиво, даже если это совсем не похоже на пляжи у нас дома. Здесь холодно, каменисто и немного бурно, но прилив все равно накатывает на пески, и это успокаивает, даже если пески зеленоватые, а прилив покрыт льдом.

Рух складывает в кучу всех мертвых крабов-скорпионов, а затем начинает разводить костер у входа в пещеру. Он маленький, и я внутренне вздрагиваю, когда Рух бросает мертвые тушки прямо в огонь. Мне приходится напоминать себе, что Рух привык есть свою еду холодной и сырой, а огонь — это для меня. Я действительно не могу жаловаться, что он не умеет готовить еду на гриле, если он никогда раньше не готовил на гриле, не так ли?

Он пытается сделать мне приятное, и на самом деле, это все, о чем может просить девушка.

Как только все они оказываются в огне, он смотрит на меня с ожиданием. Я излучаю ему одобрение, и мне нравится, что медленная улыбка изгибает его рот.

— Спасибо, — тихо говорю я.

— Готовить, — говорит Рух, обходя костер и возвращаясь ко мне. — Рух готовит Хар-лоу.

Я хихикаю. Я знаю, что он имеет в виду, но это просто звучит немного забавно.

— Ты прекрасно справляешься, Рух. Я ценю это.

Он сидит очень близко ко мне, отодвигая в сторону несколько свободных мехов, которые я навалила на нас, когда мы спали. Он голый — он почти всегда голый — и Рух наклоняется ближе, касаясь моей челюсти.

— Рух целует Хар-лоу, — бормочет он. — Да?

Он определенно выучил все «важные» слова, мой дикий, свирепый мужчина. Но у него есть флиртующая сторона, это точно.

— Поцелуй, — шепчу я и наклоняюсь, чтобы коснуться его губ своими. Я не буду думать о том, что он откусил голову одному из этих крабов-скорпионов, потому что я могу подумать, что это отвратительно, но для него это просто еда. Я не хочу, чтобы ему когда-нибудь было стыдно рядом со мной. С ним все в порядке; это мне приходится приспосабливаться к здешней жизни.

Поэтому я нежно прикасаюсь к его лицу и целую его. Целовать Рух никогда не бывает рутинно. Во всяком случае, каждый раз это немного похоже на Рождество, и это странный способ думать об этом, но это так. Он ведет себя так, как будто каждый раз, когда я целую его, это подарок. И я чувствую, что каждый раз, когда я целую его, мне тоже дарят что-то особенное. Итак… Рождество. Я счастлива прикасаться к нему, целовать его твердый рот, доставлять ему удовольствие. Я думаю обо всех тех годах, когда он рос в дикой природе, не имея никого, с кем можно было бы поговорить, не говоря уже о том, кого можно было бы поцеловать, и я счастлива, что резонанс свел нас вместе. Не имеет значения, что он напугал меня в самом начале. Я увидела одинокого, страдающего мужчину под всей этой грязью и влюбилась.

Рух тихо стонет мне в рот, притягивая меня к мехам. Он жаждет внимания, моя пара. Не имеет значения, насколько незначительно это прикосновение, он хочет большего. Я держу это в уме, когда целую его, стараясь прикасаться к нему со всех сторон, проводя пальцами по его коже и вниз по шее. Я шепчу его имя между легкими прикосновениями наших губ, давая ему понять, как я довольна им и как счастлива быть здесь с ним. Он еще не может понять моих слов, поэтому я передам это ему на деле.

— Хар-лоу, — урчит он, его кхай мурлычет, несмотря на то, что мы уже нашли отклик. Просто быть рядом друг с другом достаточно, чтобы наши кхаи откликнулись, и я кладу руку ему на сердце, где его кхай поет мне.

Рух трется своим носом о мой, затем покусывает мою нижнюю губу. Его рука скользит к свободной талии моих леггинсов, а затем проскальзывает внутрь. Он ненасытен, моя пара, и я разделяю это рвение. Я думала, что с резонансом все должно было замедлиться, но прошло уже несколько дней, а я все еще чувствую такой же безумный голод по нему, как и всегда. Я все еще просыпаюсь от того, что он прикасается ко мне посреди ночи, и это меня возбуждает.

Это не рутинная работа, когда он прикасается к тебе. Ни в малейшей степени. Я все еще привыкаю к этой планете, к резонансу и к мысли, что у нас родиться ребенок. Но приспосабливаться к нему? Вообще никаких трудностей.

— Прикоснись ко мне, — шепчу я. — Я не возражаю.

— Прикоснись, — рычит он, и его рука проникает между моих бедер. Он быстро учится, и все, что мне потребовалось, это один раз показать ему, что мне нравится, и теперь он полон решимости делать это правильно каждый чертов раз. Я стону, цепляясь за его плечи, когда он слегка трет мой клитор. — Хар-лоу моя, — его голос такой собственнический, когда он наклоняется и покусывает мое ухо, повторяя слова. — Хар-лоу моя.

Черт, когда он успел выучить «моя», и меня это вообще волнует? Я покачиваюсь под его рукой, пока он ласкает мою киску, его палец слегка танцует по моему клитору. Я зарываюсь руками в его волосы и прижимаюсь к нему всем телом, пока он покусывает мое ухо и, кажется, полон решимости доставить мне жесткий и быстрый оргазм еще до завтрака. Потребность усиливается в моем теле, и прежде чем я успеваю что-либо осознать, я кончаю жестко и быстро, моя киска наполняется моим освобождением. Я тихонько вскрикиваю, когда кончаю, ошеломленная тем, как он может заставить меня кончить так чертовски быстро.

Он снова целует меня, его движения мягкие и нежные.

— Хар-лоу.

— Рух мой, — тихо говорю я ему. Я улыбаюсь ему, вся такая довольная, и провожу рукой по его груди.

Это тоже делает его счастливым. Он бросает на меня свирепый взгляд, как будто ему нравится идея, что я называю его своим. В этот момент песчаные скорпионы начинают лопаться и шипеть на огне. Он неохотно отстраняется и принимается за еду.

— Рух готовить Харлоу, — говорит он вместо этого.

— Если мы должны, — говорю я, борясь с небольшим разочарованием. Я бы не прочь немного поваляться в мехах, но, думаю, здесь выживают не так. Это большая работа, и мне нужно начать думать так, как думает мой варвар. — Еда, а потом мы начнем обустраивать дом, верно? Верно.

Рух только хмыкает в ответ.

Часть 2

РУХ

Я никогда не устану наблюдать, как моя самка ест еду, которую я принес для нее. Я знаю, что ей не нравится внешний вид краулеров, но она наслаждается вкусом, когда они обжариваются на огне. Я должен помнить, что нужно делать это каждый раз. Хар-лоу любит, чтобы вся ее еда была теплой. Я понимаю, что Хар-лоу любит все теплое, когда она набрасывает на себя несколько мехов, прежде чем присоединиться ко мне у огня. Она не разгуливает только лишь в своей пятнистой коже. Вместо этого она наваливает на себя чужие шкуры и дрожит, когда ей их не хватает.

Это еще одна вещь, которой я должен научиться, когда дело касается моей пары. Хар-лоу хрупка и слаба по сравнению со мной. Я должен позаботиться о ней. Я должен справляться со всеми вещами, которые слишком сложны или которые она не любит делать, потому что я ее пара. Я протягиваю ей одну из штуковин с твердой скорлупой, и она тут же роняет ее в песок, шипя и облизывая пальцы.

— Горячоооо, — суетится она, посасывая большой палец. — Подожди немного.

Я прикасаюсь к существу с твердым панцирем, но оно не кажется мне слишком теплым. Правда, она засыпала свой песком, поэтому я вскрываю свой, открывая всю вкусную белую мякоть внутри, и кладу его на уголок шкуры животного перед ней.

Выражение лица Хар-лоуа смягчается.

— Спасибо большое, — говорит она мне, и мой член вздымается в ответ на ее нежные слова. Мне нравится слушать, как она говорит.

Я киваю и беру тот, который она уронила, стряхивая песчинки, прежде чем открыть его и съесть. Я смотрю, как она ковыряется в своей нежными кончиками пальцев, откусывая крошечные кусочки плоти, которые она вытаскивает. Она такая… мягкая. И розовая. Я беспокоюсь, что не буду для нее хорошей парой. Что я не смогу заботиться о ней так, как должен. Меня вполне устраивает спать на песке. Я в порядке, когда погода становится прохладной, а облака приходят и не уходят целыми днями. Но все это будет тяжело для моей маленькой половинки, и мысль об этом заставляет мои внутренности сжиматься от страха.

Я не могу потерять Хар-лоу, как я потерял своего отца. Я не могу вернуться к тому, чтобы у меня вообще никого не было. Хар-лоу — это все для меня. Она показала мне, как целоваться, и как вложить в нее комплект. Она показала мне, как стирать. Она улыбается мне и учит меня словам. Я никогда не был так счастлив, как сейчас, когда Хар-лоу была рядом со мной. Это меня немного пугает. Я знаю слишком много ночей, когда я просыпался, и не с кем было поговорить, некому было накормить меня, когда я был голоден. Слишком много раз мне было грустно и одиноко, я скучал по своему отцу.

Я не позволю моей Хар-лоу быть грустной и одинокой. С этой мыслью, проносящейся у меня в голове, я беру другого краулера, раскалываю твердую скорлупу и предлагаю его своей паре.

— Ешь.

После того, как мы наелись досыта, Хар-лоу издает звуки, свидетельствующие о том, что она хочет покинуть пещеру. Внутри для нее безопаснее, но если она хочет увидеть великую соленую воду, я не откажу ей. На это завораживающе смотреть, и я нахожу постоянный рев волн успокаивающим. Я смотрю, как моя пара надевает все меха, прикрывая свою пятнистую кожу, а затем улыбается мне.

— Я готовавыдвигаться.

Я ворчу и жду, когда она покинет пещеру. Я планирую оставаться рядом с ней как можно дольше. Хар-лоу умна во многих вещах, но она не так вынослива, как я. Она нежная и хрупкая, и я не допущу, чтобы ей причинили боль.

Когда она выходит из пещеры, она тянется к моей руке. Я жду, гадая, хочет ли она мне что-нибудь показать, но все, что она делает, это держит меня за руку. На мой озадаченный взгляд она просто усмехается и протягивает руку, чтобы коснуться моего лица другой рукой.

— Новичокв отношенияхда? — она сжимает мою руку и не отпускает, затем тянет меня за собой, показывая, что я должен следовать за ней.

Я иду. Я бы последовал за ней куда угодно.

Хар-лоу говорит своим счастливым голосом, когда мы гуляем по пляжу, но я не понимаю, что она говорит. Я довольствуюсь тем, что слушаю ее лепет и иду рядом с ней, вдыхая ее запах и наблюдая за ее движениями. Ее яркая грива колышется на ветру, и она постоянно заправляет ее за свои маленькие уши, но она никогда не перестает говорить. Она также не отпускает меня, и я решаю, что мне нравится теплое пожатие ее руки, сжимающей мою. Держится ли она за меня, чтобы я не отходил от нее?

Как будто я когда-нибудь оставлю ее позади.

Мой пара присаживается на корточки и поднимает что-то с песка. Это твердая оболочка, которая исходит от существа со многими ногами.

— Возьми это с нами, — говорит она мне, протягивая его.

Она хочет, чтобы я посмотрел на это? Я подношу его к носу и нюхаю, но существо внутри давно исчезло. Я рассматриваю его мгновение, а затем бросаю обратно на землю.

— Нет! — кричит Хар-лоу, отпуская мою руку. Она поднимает эту штуковину, и выражение ее лица печальное, когда она подбирает два осколка. — Рух, нет.

— Нет? — я не понимаю. Я в замешательстве делаю жест, требующий еды. Она голодна? — Есть? Хар-лоу ест?

— Нет, — говорит она снова, немного более спокойно. На ее лице появляется разочарование, когда она снова складывает две части вместе. — Это могло бы пригодиться нам. — Она смотрит на меня снизу вверх. — Мне нужен дом.

Я пристально смотрю на нее, пытаясь понять. Я ненавижу, что у меня нет таких звуков изо рта, как у нее. Я хочу сказать ей, какая она милая. Как взгляд на нее делает меня счастливее, чем полный живот. Как, когда я просыпаюсь утром, и она рядом со мной, в моем сердце такая радость, что у меня все болит. Что я люблю пятнышки на ее лице так же сильно, как люблю тихие звуки, которые она издает, когда я засовываю в нее свой член. Я хочу сказать ей так много вещей.

Но слов, которые у меня есть, очень мало.

— Хар-лоу… повторить?

Выражение ее лица становится мягким, и она подается вперед, прижимая свои соски к моей груди. Она откидывает голову назад и поднимает свое лицо к моему, как она делает, когда хочет прижаться своими губами к моим в поцелуе. Я наклоняюсь и целую ее, и она улыбается мне.

— Домой, — говорит она мне. — Хар-лоу Рух может вернуться домой.

— Домой, — эхом отзываюсь я, затем указываю на разбитую раковину. — Домой?

Она хихикает и качает головой, снова дергая меня за руку.

— Домой, — повторяет она, уводя меня от кромки воды. Она тянет меня за собой, возвращаясь в пещеру, в которой мы спали прошлой ночью. Затем она поворачивается и указывает на меня. — Рух Хар-лоу дома.

Она… устала? Я пытаюсь вникнуть в то, что она говорит. Хочет ли она спать? Я делаю движение, чтобы войти внутрь, но она снова качает головой. Разочарование мелькает в ее взгляде, и она жестом обводит всю маленькую пещеру.

— Домой… шить одеяла из меха… делать кроватку. — Она похлопывает себя по плоскому животу. — Комплект.

Я касаюсь ее живота, пытаясь понять. Ее комплект сейчас прибудет?

Хар-лоу снова качает головой. Она поджимает губы, размышляя.

— Рух, Хар-лоу, комплект. — Она делает паузу и указывает на кострище. — Огонь. Меха. Пещера. — Она делает широкий круговой жест рукой и снова смотрит на меня. — Домой.

Я хмурюсь, пытаясь понять. Все эти вещи и есть это слово? Мы оба, наш комплект, меха, панцирь, который она хотела сохранить… и тут меня осеняет осознание. Я видел, как животные строят гнездо для своих детенышей. Хочет ли Хар-лоу свить гнездо? Я положил руку ей на живот.

— Домой… Хар-лоу Рух комплект дома?

Она взволнованно кивает.

— Спасибодада.

— Домой, — повторяю я. Гнездо. Безопасное место для меня и моей пары, чтобы иметь наш комплект. Это должно быть удобно и безопасно. Я думаю о страдальческих звуках, которые она издавала этим утром, когда ползуны были на ее ботинках. Я смотрю на маленькую пещеру, еще более крошечную, чем та, которую я оставил в горах, и далеко не такую уютную. Так не пойдет.

Моя Хар-лоу и мой комплект заслуживают лучшего гнезда, чем это.

Я беру свою пару за руку.

— Домой, — повторяю я и тяну ее за собой. Этот пляж полон небольших пещер разного размера. Мы найдем лучшее место для нашего гнезда, и тогда Хар-лоу будет счастлива. Я создам дом для своей семьи, и мы всегда будем вместе.

Часть 3

ХАРЛОУ

Нам нужно так много вещей.

Пока мы ходим вверх и вниз по пляжу, я собираю все, что может пригодиться. Раковины, достаточно большие, чтобы использовать их в качестве посуды или тарелок, тростник, который можно высушить и сплести в корзины, камни, которые хорошо подходят для приготовления пищи, — все можно использовать по назначению. Чтобы наполнить мою сумку, не требуется много времени, и когда мы выкладываем наши находки, я понимаю, как много нам нужно. Нам нужны камни, чтобы окружить яму для костра. Нам нужна посуда и инструменты для приготовления пищи. Нам нужны меха для одежды, сапог и теплых одеял.

Нам нужна пещера побольше.

Я прикусываю губу, стараясь не волноваться из-за всего этого. Я беспокоюсь, это просто то, кто я есть. Я уверена, что диагноз «рак» повлиял на это. Однако сейчас мой рак в стадии ремиссии, благодаря моему кхаю. Я могу позволить себе смотреть на вещи с положительной стороны.

И на моей стороне Рух. Что бы мне ни было нужно, он поможет мне получить, потому что он обожает меня так же сильно, как я обожаю его.

Поэтому я окидываю взглядом нашу маленькую пещеру, а затем поворачиваюсь к своей паре.

— Нам нужно место побольше.

Он хмурится.

— Повторить, Хар-лоу?

— Маленькая, — говорю я, указывая на пещеру. — Она слишком мала. — Я постукиваю по низкому потолку, под которым ему приходится пригибаться. — Маленькая. Мы хотим большего. — Я развела руками. — Большая пещера.

На его лице появляется узнавание. Он берет меня за руку, указывая дальше по пляжу.

Я прихожу в восторг.

— Есть еще одна пещера? Ты знаешь где она? — Я не должна удивляться. Здешние горы буквально испещрены пещерами и трещинами повсюду. Я не ученый, но я не могу не думать, что это как-то связано со всеми горячими источниками повсюду. Какова бы ни была причина, я рада этому. Мы можем обустроить крошечную пещеру, но я бы предпочла иметь какое-нибудь место, где мы могли бы растянуться и наслаждаться жизнью, если это будет наш новый дом.

Мы идем пешком по пляжу, Рух крепко держит меня за руку, даже когда это неудобно. Как будто он не хочет меня отпускать. Я не против. Я счастлива, что меня поддерживают. Мы карабкаемся по камням и двигаемся к дальнему концу бухты. Мы находимся недалеко от высоких скал, но не так далеко, чтобы идти целый день, чтобы добраться до заснеженных холмов, где обычно тусуются животные с мехом. Я не видела, чтобы по пляжу бродило что-нибудь пушистое. Я не знаю, то ли мы их отпугиваем, то ли они просто не спускаются сюда. Было несколько больших, устрашающего вида птиц — страусов с проблемами гнева, как мне нравится думать о них, — которых мы избегаем. Хотя в основном это просто крабы и тому подобное.

Странно находиться на пляже и не слышать постоянных криков чаек.

Как раз в тот момент, когда я готова сделать перерыв, потому что мне кажется, что мы пересекли весь пляж, Рух направляется к скалистому выступу. Дальше я вижу несколько глухих каньонов, обрамленных скалами, но он не направляется к ним. Он направляется к выступу, и это занимает мгновение, но затем я вижу вход в пещеру.

Она большая, все в порядке. Даже отсюда я могу сказать, что потолок достаточно высок, чтобы Рух мог стоять полностью, не задевая рогами потолок. Я оглядываюсь по сторонам. Мы находимся в самой защищенной части бухты, волны находятся недалеко, но не настолько близко, чтобы нам приходилось беспокоиться о приливах. Внутреннее помещение не очень глубокое, но просторное, с неглубокой передней камерой, усеянной сталактитами, а затем более глубокой внутренней камерой, большой и вместительной. Здесь немного грязновато — по всему полу слой песка, а вдоль стен что-то похожее на панцири мертвых крабов, но убрать это будет достаточно легко.

Лучше всего то, что струйка воды стекает в крошечный бассейн у входа. Похоже, что она вытекает прямо из камня, а это значит, что это пресная вода, а не соленая. Я ловлю несколько капель на пальцы и пробую их на вкус. Ага. Свежая и холодная.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Руха. Он наблюдает за мной с настороженным выражением лица, как будто беспокоится, что мне не понравится это место. Я подозреваю, что если бы я сказала ему, что это ужасно, он продолжал бы искать, пока не нашел бы мне что-нибудь получше, даже если бы на это ушли годы. Просто он такой, какой есть. Он хочет для меня самого лучшего, даже если это означает гораздо больше работы.

Я подхожу к нему и беру его за руки.

— Это идеально. — Я лучезарно улыбаюсь ему. — Это очень хорошая пещера. Мы можем создать здесь нашу семью.

— Да? — спрашивает он.

— Да, — соглашаюсь я, сжимая его руки. — Очень большое «да»!

РУХ

Мой пара никогда не прекращает работать, даже в новой пещере. Мы переносим нашу небольшую кучку пожитков на наше новое место, и Хар-лоу работает над тем, чтобы вымести всех мертвых существ и песок с пола. Это непростая задача, но когда все, наконец, чисто и весь мусор убран, мы собираем камни и устраиваем кострище возле входа, чтобы дыму было куда уходить. Хар-лоу устраивает гнездо из мехов, которые она носит, но я замечаю, что она дрожит, когда снимает их.

Я понимаю, что нам нужно больше мехов. Некоторые для ношения, а некоторые для сна. Нам придется охотиться вместе, и это меня беспокоит. Хар-лоу — мягкое существо, а охота — тяжелая работа. До гор не так уж далеко, но я бы предпочел, чтобы ей было безопасно и комфортно здесь, в пещере. Возможно, я смогу выйти и поохотиться, пока она остается здесь.

Мне не нравится эта идея, но мне также не нравится идея брать мою пару с собой на опасную охоту. У многих животных в снегах длинные когти и острые клыки, и пятнистая плоть Хар-лоу легко повредиться. Мне будет невыносимо разлучаться с ней на один день, но это будет необходимо.

Хар-лоу нужно держать в тепле, а на этом пляже нет меха.

Однако это беспокойство можно оставить на другой день. Хар-лоу выглядит усталой, ее бледное лицо осунулось, когда мы сидим у огня. Я притягиваю ее ближе к себе, и она опирается на мое плечо. Мне нравится это, моя пара прижимается к моему боку. Она обнимает меня, дрожа, и я беспокоюсь, что ей слишком холодно. Я плохой партнер, позволяю своей самке дрожать в пещере, когда мы могли бы носить меха.

Значит, завтра, — решаю я. Утром, когда взойдет солнце, мы отправимся на охоту за мехами. Я показываю пальцем на одно из тех, что она носит, и подталкиваю ее локтем.

— Хар-лоу, повторить?

— Ммм? — Она садится, бросая на меня любопытный взгляд, и когда я снова произношу эти слова, она понимает.

— Мех?

— Мех, — эхом отзываюсь я, пытаясь запомнить это слово. — Мех Хар-лоу. Да?

— Мех Харлоу? — она произносит эти слова с вопросом на лице.

— Хар-лоу, мех. — Жаль, что у меня не хватает слов, чтобы сказать ей, что завтра я буду охотиться на многочисленных животных. Что я не успокоюсь, пока у нее не будет теплых шкур, в которые можно завернуть ее тело. Она моя пара, которую я должен защищать, и я не допущу, чтобы она дрожала.

— Мех? — снова повторяет моя пара, а затем берет мою руку в свою. Она проводит им между бедер, по участку меха у нее на холмике. — Да?

В ее голосе есть страстная нотка, которую я раньше не слышал. Она думает, что я прошу прикоснуться к ней, что я хочу заявить на нее права. Мое разочарование из-за невозможности общаться проходит, потому что я действительно хочу прикоснуться к ней. Прикасаться к моей половинке и доставлять ей удовольствие — это все еще ново и волнующе. Я наклоняюсь к ней, прикасаясь губами к ее губам в поцелуе, потому что знаю, что ей это нравится.

Хар-лоу вздыхает и прижимается своим ртом к моему, даже когда ее бедра раздвигаются.

Я издаю низкий горловой стон. Как мне так повезло, что у меня есть эта пара? После стольких сезонов одиночества для меня удивительно, что у меня есть пара, к которой я могу прикасаться и о которой я забочусь. Что у нас будет свой собственный комплект. Что мы будем семьей.

Что она моя, и я не одинок.

— Хар-лоу, — выдыхаю я в ее мягкие губы, даже когда ищу бугорок, спрятавшийся в складках ее влагалища. Она показала мне, как ей нравится, когда к ней прикасаются, и с каждым разом я становлюсь немного лучше в таких вещах. Я узнаю, что доставляет ей больше всего удовольствия, какие ласки заставляют ее тело напрягаться, а какие заставляют ее кричать. Наши рты встречаются, мой язык слегка касается ее языка, когда я скольжу пальцами вверх и вниз по ее влажному каналу. Я засовываю один глубоко в нее, в горячий колодец ее влагалища, и большим пальцем описываю круги вокруг маленького бутона плоти, называемого «клитор».

Она хнычет и цепляется за меня, ее бедра сжимаются вокруг моей руки.

— Рух, — она тяжело дышит, и ее влагалище крепко сжимает меня. — Хорошо.

Я вхожу в нее, используя пальцы, как если бы я был членом, погружаясь в мягкость ее тела, даже когда я работаю с ее клитором. Мне нравится наблюдать, как в ней нарастает удовольствие. Она задыхается, покачиваясь рядом со мной, а затем ее движения становятся более неистовыми. Торопливыми. Ее влагалище становится влажнее с каждым движением моих пальцев внутри нее, и она прижимается своим лбом к моему, оседлав меня, пока я ласкаю ее мягкое тело рукой. Мне нужно посмотреть, как она кончает. Нет зрелища, которое мне нравится больше, чем когда она достигает оргазма, напряжение на ее лице сменяется таким томным удовольствием. Мне нравится, как она напевает потом, когда ее тело расслабляется. Я очарован всем, и если бы я мог, я бы сидел на ней верхом весь день напролет, наблюдая за удовольствием, появляющимся на ее лице.

Она жадно целует меня, издавая тихие горловые звуки, покачивая бедрами, полная решимости кончить. Я прижимаю ее к себе, притягивая, и когда один из ее сосков соблазнительно подпрыгивает у моего рта, я наклоняю голову и облизываю кончик.

Хар-лоу вскрикивает, ее руки на моих рогах. Я чувствую, как она прижимается щекой к одному из них, крепко сжимая их, ее движения становятся все быстрее и быстрее.

Мой член ноет от желания, с кончика стекает жидкость по моему стволу, и я ничего так не хочу, как потереться им о нее. Или внутри нее. Но я хочу, чтобы она была на первом месте. Мне нравится вид ее освобождения даже больше, чем мое собственное. Я дразню кончик ее соска языком, облизываю его, а затем посасываю маленький бутон. Иногда ей нравятся мои зубы, поэтому я добавляю их тоже, но осторожно, бережно.

Ее тугая киска сжимает мои пальцы. Тело Хар-лоу дрожит рядом со мной, а затем она тяжело дышит, из ее горла вырывается тихий стон. Она напрягается, а затем влага заливает мою руку, и ее освобождение сотрясает ее.

Я прижимаю ее к себе, пробегая губами по ее мягкой, покрытой пятнышками коже, когда она отходит от кульминации. Она тихо выдыхает, когда расслабляется, а затем начинает покрывать поцелуями мою челюсть и шею.

— Этобыловеликолепно. — Ее слова — чушь, но ее тон ясен. Я заставил ее чувствовать себя хорошо. Я удовлетворенно урчу, потирая ее бока. Она перекидывает ногу через мои бедра и оседлает мой член, затем прижимается еще одним поцелуем к моим губам. — Теперь твояочередь.

— Повтори, — прохрипел я, отчаянно желая понять, что говорит мне моя пара.

Но она только хитро улыбается мне и трется своей мокрой киской вверх и вниз по моему стволу. Когда я стону, она наклоняется, чтобы слегка поцеловать меня в губы, а затем откидывается назад. Ее пальцы гладят мой член, пока она крепко держит меня…

И медленно усаживается на мою длину.

Я не смею пошевелиться.

Я никогда не мог себе представить ничего подобного. Спаривание все еще в новинку для меня. Моей Хар-лоу пришлось показать мне, как засунуть мой член в нее. У меня было желание, но у меня не было знаний. С тех пор мы страстно желаем друг друга, и Хар-лоу постоянно показывает мне новые способы доставить ей удовольствие. Я брал ее, когда она лежала на спине, и я брал ее сзади, как это делают животные. Она оседлала меня и ввела мой член в себя, это было в новинку.

И мне это нравится.

Я стону от удовольствия, когда она извивается на мне, ее тело занимает всю мою длину. Она тяжело дышит, ее взгляд прикован ко мне, ее руки крепко сжимают мои предплечья.

— Рух. — Она выдыхает мое имя, как будто ей доставляет радость просто произносить его. Затем, пока мы смотрим друг на друга, она медленно приподнимает бедра, а затем снова садится на меня.

Никогда еще я не чувствовал себя лучше.

Мое семя угрожает быстро пролиться наружу, но я хочу, чтобы этот момент длился вечно. Я очарован видом того, как она скачет на мне верхом, как мой член исчезает в ее теле. Я хватаю ее за бедра и тяну вверх и вниз, быстрее и быстрее, пока она снова не начинает хныкать. Мое имя, затаив дыхание, слетает с ее губ. Я стискиваю зубы, решив продержаться до тех пор, пока она снова не прижмется ко мне. Я понял, что если я все делаю правильно, Хар-лоу достигает кульминации дважды, и это моя новая цель — делать это каждый раз.

Она вскрикивает, запрокидывая голову, и ее ногти впиваются в мои руки, когда она скачет на мне быстрее и жестче. Несмотря на мои намерения не торопиться, я не могу. Это слишком хорошо, моя пара слишком красива, ее влагалище слишком тугое, влажное и совершенное. В тот момент, когда я чувствую, как она крепко сжимается вокруг меня, и она издает горлом хриплый звук, я кончаю. Мое освобождение вырывается из меня, и я крепко прижимаю ее к своей груди, когда мое семя изливается в ее тепло, и ее тело сотрясается над моим.

Нет ничего лучше, чем это. Ничего.

Проходят мгновения. Хар-лоу что-то мурлычет в своем горле, убирая мою гриву с лица. Пряди моей гривы прилипают к ее коже так же, как и к моей, и она издает горловые звуки, разговаривая. Я не могу уследить за ее словами, но мне нравятся ее счастливые звуки. Я прижимаю ее к себе, поглаживая ее нежную кожу.

Я никогда не был так счастлив. Иметь Хар-лоу — это… Я не знаю этих слов. Я только знаю, что мое сердце так переполнено, что иногда у меня болит в груди.

Она что-то бормочет, а затем натягивает мех на нас обоих. Я поправляю его, не забывая накрывать свою половинку, потому что ей всегда холодно. Хар-лоу улыбается мне, а затем прижимается к моей груди, тихо разговаривая. Ее влагалище все еще сжимает мой член глубоко внутри нее, и я чувствую каждую дрожь ее тела. Мне это нравится.

Однако мех — это напоминание о том, что я должен сделать завтра. Я должен выйти и поохотиться. Я ставил ловушки и ловил рыбу с тех пор, как мы прибыли сюда, на пляж, потому что я не хотел покидать свою пару. Хар-лоу хрупка, и есть много-много вещей, которых она не понимает в том, как заботиться о себе. Она не знает, как ставить ловушки или как сделать копье. Ей повезло, что у нее есть я, потому что я могу делать все это для нее. Но охота опасна. Я не могу взять Хар-лоу с собой. Я не знаю, что бы я сделал, если бы стадо двисти повернуло не в ту сторону и растоптало ее. Я не знаю, что бы я сделал, если бы снежный кот напал на нее.

Хар-лоу должна оставаться в безопасности в пещере, у огня. Я буду охотиться.

Часть 4

ХАРЛОУ

Когда я просыпаюсь утром, Руха нет.

Хм.

Обычно мы просыпаемся, завернувшись в меха, чтобы немного прижаться друг к другу перед рассветом и перекусить на скорую руку перед завтраком, но этим утром его нигде не видно. Я протираю глаза и выглядываю из пещеры, но Руха нет. Он, наверное, на рыбалке. Может быть, он проснулся с острой потребностью поймать немного рыбы или что-то в этом роде. Мы все еще не очень хорошо умеем общаться, и многое из того, что происходит между нами, — это догадки. Зевая, я плотно заворачиваюсь в несколько мехов, которые у нас есть, и разжигаю огонь. Угли потухли, пока я спала, и я помешиваю их, пока они снова не нагреются, затем устанавливаю самодельный «штатив», который у нас есть для подогрева воды.

Я бы хотела, чтобы у нас было больше вещей. Я приняла как должное, сколько припасов есть в главной пещере, и как усердно все работали, чтобы сделать эти припасы. Когда я думаю о том, сколько времени мне приходится тратить только на то, чтобы приготовить кулинарный мешочек, я по-новому ценю тех щедрых, заботливых людей из ша-кхаи, которые без лишних вопросов приняли кучу людей в свои дома, накормили и одели нас.

Рух считает их врагами, но они всегда были добры ко мне. Однако я сделала свой выбор. Теперь я с Рухом, и это означает, что нужно начинать все сначала во всех отношениях.

Я подхожу ко входу в пещеру, цепляясь пальцами ног за ледяные камни, и выглядываю наружу, высматривая широкие плечи моей пары и длинные растрепанные волосы. Я не вижу его на пляже, но это не значит, что его нет рядом. Он, наверное, собирает еду. Я смачиваю мягкий кусочек кожи, принимаю быструю ванну с талой водой, а затем добавляю еще немного из ручейка в пещере. Как только моя сумка наполняется, я добавляю последние несколько листьев для горячего чая и одеваюсь. Может быть, пока Рух будет ловить рыбу, я смогу найти какие-нибудь растения, которые ша-кхаи всегда использовали для приготовления чая. Я решаю, что могу начать свои поиски там. Листья — это просто. Это все остальное, что пугает.

По одной вещи за раз, Харлоу, — напоминаю я себе.

Я направляюсь к скалам, замечая, что копье Руха исчезло из пещеры. Определенно охотится. Вид того, что его нет, на самом деле заставляет меня чувствовать себя немного лучше, и я концентрируюсь на сборе листьев для чая. Я горжусь собой за то, что действительно узнала несколько растений, которые цепляются за здешние скалы. Это странно, потому что для покрытой льдом планеты здесь можно найти удивительное количество зелени, если знать, где искать. Есть деревья, похожие на картофель, у которых растут невероятно высокие стебли, но рядом с пляжем, насколько я вижу, их нет. Здесь есть всевозможные виноградные лозы, оплетающие скалы и прорастающие в расщелины. И я знаю, что если я поднимусь в горы, то смогу покопаться под снегом и найти всевозможные странные, жилистые растения, которые каким-то образом растут, несмотря на холод и серое, слабое солнце.

Я собираю листья до тех пор, пока в мой маленький мешочек больше не вмещается, и мои руки не становятся полными. Я снова оглядываюсь в поисках Руха, но его по-прежнему нет и в помине. Я не могу позволить этому беспокоить меня. Он знает, что делает. В следующий раз я скажу ему, что, если он отправится в путь, ему нужно взять меня с собой. Мне тоже нужно научиться охоте.

Хотя нет смысла злиться из-за этого. И я, на самом деле, не такая. Я просто расстроена тем, что наше общение снова ухудшается. Это единственное, в чем я хотела бы, чтобы мы оба преуспевали. Есть так много вещей, которые я хочу ему сказать, и я вижу, что он хотел бы поговорить со мной больше. Мы приближаемся к этому, но нам обоим не терпится большего. Мысли о Рухе и словах, которыми я могу его научить, отвлекают меня, и я возвращаюсь в пещеру и раскладываю листья для просушки, прежде чем осознаю это. У входа в пещеру я вижу кучи морских водорослей, которые я собрала с пляжа, и тоже раскладываю их сушиться. Когда они высыхают, они затвердевают и превращаются в толстый тростник, который можно заплетать в косы и плести корзины, и мысль о том, чтобы сделать свою собственную корзину, волнует.

Место хранения. Кто бы мог подумать, что я буду так чертовски взволнована из-за хранения? Это сводит меня с ума.

Однако многое еще предстоит сделать, и я не могу сидеть сложа руки. С этой мыслью я приступаю к работе.

К тому времени, как я собираю последние пригоршни листьев и раскладываю их на меху возле моего крошечного костра, я понимаю, что уже почти стемнело.

Нет, зачеркните это, здесь темно. Небо такое яркое просто потому, что над головой сияют звезды. На улице совсем темно, и взошли луны. И до сих пор нет никаких признаков моей пары. Я была занята весь день, потому что сидеть у камина и беспокоиться не приносит мне никакой пользы, но он никогда не уходил так надолго. Я ничего не могу поделать, но немного паникую.

Ладно, очень много.

Я подхожу ко входу в пещеру, прижимая к телу меховые накидки, и осматриваю темный пляж. Руха нет. Что мне делать? Должна ли я схватить свое самодельное копье и отправиться в горы за ним? Темно, и по ночам выходят всевозможные странные существа, так что я не знаю, умная ли это идея. Но если он где-то там, раненый, я не могу просто оставить его и греть свою счастливую задницу у огня.

Я не знаю, что делать. Сидеть и ждать? Пойти за ним?

Я несколько мгновений обдумываю свои варианты, а затем тушу огонь. Я закутываюсь в меха, беру свое копье и отправляюсь за ним. Я пробираюсь к утесам, спотыкаясь в темноте о ледяные камни. Там есть небольшая естественная тропинка, которая ведет вверх через утесы к пологим зимним холмам, которые выше превращаются в горы. Я поднимаюсь на несколько ступенек, а затем останавливаюсь, прислушиваясь. Слышен шум, как будто кто-то идет по песку, хруст шагов.

Рух?

Я направляюсь обратно по тропинке к нему.

— Это ты, Рух?

Звук становится громче, и тогда я делаю паузу. На песке есть темная фигура, которая не является Рухом. Ни в малейшей степени. На самом деле, это похоже на какое-то ракообразное, но размером с земного крокодила… или больше. У него два щупальца с глазами на конце, и они поворачиваются ко мне.

Я издаю испуганный визг и отшатываюсь назад, сжимая свое копье. Существо убегает, как будто оно так же боится меня, как и я его.

Я смотрю вслед существу, сердце колотится. Мои руки скользят на копье, и ветер усиливается, бросая волосы мне в лицо. Меня охватывает чувство беспомощности. Я недостаточно знаю об этом мире, чтобы справляться со своим дерьмом в одиночку по ночам. Что, если этот краб не был самым большим существом на этом пляже ночью? Что, если следующий не убежит?

И я не знаю, где Рух. Что, если я отправлюсь в горы и никогда его не найду?

Вне себя от разочарования, я отступаю обратно в безопасность своей пещеры и разжигаю костер. Наши запасы навозной крошки тоже быстро иссякают. Это еще одна вещь, которую надо тоже добыть.

Однако все это не имеет значения, если Рух не вернется. Я не смогу сделать это сама. Я не могу жить на этом пляже одна. Мне нужна моя пара. Горячие слезы текут из моих глаз, когда я лежу рядом с огнем и жду возвращения моей пары.

Когда я снова просыпаюсь, уже утро.

Руха нет.

Огонь полностью погас, и сколько бы я ни ворошила угли, он не оживает, что просто расстраивает. Это означает, что я должна создать его с нуля, и часть меня задается вопросом, зачем я вообще беспокоюсь. Рух не вернулся. Он бросил меня. Я уверена, что это не нарочно — он бы этого не сделал, — что означает только одно. С ним случилось что-то плохое, и он не может вернуться сам.

Тогда я должна пойти и найти его.

Я заплетаю волосы в косу и надеваю кожаную одежду. Я обматываю свои ботинки дополнительной кожей, укрепляя их, так как горы более холодные и каменистые, а снег может скрывать всевозможные опасности. Я дважды проверяю наконечник своего копья, чтобы убедиться, что оно острое, и беру свой бурдюк с водой и последний из наших сухих пайков. Я не вернусь, пока не найду Руха.

— Я иду, детка.

Однако в тот момент, когда я выхожу из пещеры, я останавливаюсь.

Два мертвых двисти аккуратно разложены на небольшом расстоянии.

Озадаченная, я подхожу к ним, но они определенно мертвы. На их шерсти ледяная корка, горло и животы перерезаны во время охоты. Я опускаюсь на колени рядом с одним, и с него капает кровь, чтобы мясо оставалось вкусным. Рух, должно быть, сделал это, и эта мысль наполняет меня облегчением. Двисти не спускаются на пляж. За несколько дней, прошедших с тех пор, как мы здесь, я время от времени видела одного на гребне, но они не спускаются ниже. Я думаю, это слишком тяжело для их ног.

Подняв глаза, я осматриваю пляж, но там нет никаких признаков моей пары.

— Рух?

Мой голос эхом отдается от скал. Нет ничего, кроме тишины.

Я поднимаюсь на ноги и иду по следам на песке, но они ведут обратно к скалам и исчезают. Он пошел обратно? Не разбудив меня? Не поговорив со мной? Я не понимаю.

Почему бы ему не прийти и не разбудить свою пару? Поцеловать меня на прощание, прежде чем снова убежать? Я полностью понимаю, если предстоит многое сделать, и он чувствует давление, требующее что-то делать. Может быть, он чувствует приближение бури и хочет сохранить побольше мяса. Он привык быть сам по себе. Он знает, что нужно сделать, чтобы выжить в этих суровых условиях.

Несмотря на это…Я чувствую себя немного покинутой.

Все это ново для меня, и я одинока. Вчера я была так напугана, что с ним что-то случилось, что не могла ясно мыслить. Мне пришлось погрузиться в работу по дому, иначе я бы сошла с ума от беспокойства.

Вместо этого он просто вышел на охоту… и я думаю, он не хочет, чтобы его беспокоила его пара.

Я прикусываю губу, волнуясь. Я слишком прилипчивая? Так вот почему он убежал в горы? Ему нужно отдохнуть от меня? Эта мысль режет, как нож, и это имеет смысл. Рух привык быть один. Конечно, он нашел бы мое постоянное присутствие немного раздражающим. Он, вероятно, уходит один, чтобы передохнуть, и мне нужно просто принять это.

Мы всегда вместе. Он моя пара, и нам просто нужно привыкнуть к тому, как действует другой. Когда он вернется домой, я постараюсь быть менее навязчивой и нуждающейся, и более независимой. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя подавленным.

Но мне все еще больно. О, конечно, отчасти это гормоны, но я думаю, когда я представляла, как мы будем жить вместе на пляже, у меня в голове была идея, что мы будем… вместе. Но, возможно, его идея была другой.

Расстроенная, я хватаю первого двисти за ногу и начинаю тащить его обратно в пещеру. Нет времени хандрить. Я должна обработать это мясо и снять с него кожу, и некому это сделать, кроме меня. Оскорбленные чувства не дадут нам еды в это жестокое время года, так что я лучше перейду к делу.

Часть 5

РУХ

Когда я возвращаюсь в пещеру той ночью, меня снова навестили, и на этот раз — две снежные кошки. Я поцарапан, окровавлен, устал и ничего так не хочу, как обнять свою пару. Но этого меха недостаточно, чтобы согреть ее, и скоро наступит более холодная погода. Я не допущу, чтобы моя пара дрожала, когда я могу охотиться на мясо и снимать меха с животных, поэтому я должен продолжать выходить на улицу.

Я отбрасываю мертвые туши на безопасное расстояние от пещеры и расставляю их так, чтобы Хар-лоу знала, что это я. Даже при том, что я знаю, что это необходимая работа, я ненавижу быть в разлуке с ней. Я хотел бы скользнуть к ней под меха и вдыхать ее запах, прикасаться к ней, пока она не проснется и не потянется ко мне. Хотел бы я заснуть, обняв ее. Я желаю очень многого, но желания не согреют мою Хар-лоу. Разочарованно вздохнув, я поворачиваюсь и снова направляюсь обратно к холмам.

ХАРЛОУ

Рух снова был здесь.

Мне хочется кричать от разочарования, когда я вижу новые туши животных, выстроенные в ряд на небольшом расстоянии от пещеры. Я не могу поверить, что моя пара вернулся — снова — и ни хрена мне не сказал. Он даже не потрудился зайти в пещеру. Я выложила мелкий слой песка поперек входа, чтобы проверить, нет заходил ли он. Если бы он вошел — даже просто для того, чтобы посмотреть на меня, — на нем был бы виден след или два. Конечно же, песок остался нетронутым.

Я быстро перехожу от обиды к гневу. Я понимаю, что он привык быть сам по себе, но какого хрена? Я сказала что-то, что разозлило его? Или это просто ему нужно больше пространства? Как долго это будет продолжаться?

У меня нет ответов. Я даже не могу написать ему записку на песке. Мы едва можем разговаривать друг с другом, не говоря уже о том, чтобы общаться другими способами. У меня нет другого выбора, кроме как переждать это. Я даже не могу пойти и найти его сейчас, потому что мясо, которое он приносит, должно быть обработано. Я должна измельчить его, удалить все пригодные кусочки, нарезать соломкой, прокоптить или высушить мясо и очистить пригодные органы. Шкуры лежат свернутыми, и мне тоже нужно их почистить. В сутках не хватает часов, и прошлой ночью я работала до тех пор, пока не заснула у костра.

И теперь мне приходится делать это снова.

Измученная, я смотрю на туши. У ша-кхаи есть тайники в глубоких снегах, где они хранят свое мясо. Однако я не могу тащить это в горы, а яму здесь, на пляже, просто съедят крабы. К тому же яма не оставалась бы достаточно холодной. Все это должно быть приготовлено, обработано и… Я просто хочу плакать.

Устало вздохнув, я тащу их к пещере.

Конечно, возникает еще одна проблема. У меня кончается топливо для моего костра. Навозной крошки, которой так много в горах, здесь нет, и мне нечего сжигать. Все мясо пропадет впустую, если я что-нибудь не придумаю. Я осматриваю свою пещеру вокруг себя, ища что-нибудь, что можно было бы сжечь. Повсюду кровавое мясо на разных стадиях сушки. Там висят длинные цепочки кишок, а неподалеку на меня пялятся ободранные головы животных, ожидая, когда их мозги будут использованы для обработки шкур. Шесть месяцев назад вид этого заставил бы меня убежать, крича от ужаса. Однако выжившая я знаю, что все это полезно. Грязно, но полезно.

Но у меня проблемы, если у меня нет огня.

Я барабаню пальцами по своему грязному бедру, пытаясь думать. Ладно, если у меня нет огня, как еще я могу справиться с этим? Как древние люди сохраняли мясо?

Соль. Соленое мясо.

— Бинго, — говорю я, ни к кому не обращаясь, и направляюсь к берегу. Я могу намочить один из мехов в океанской воде и разложить его сушиться, и соскрести с него соль, когда он высохнет. Не самый быстрый способ, но, возможно, на пляже найдется какое-нибудь отложение соли, которым я смогу воспользоваться.

Конечно, это не так. Но там есть гигантское, полусгнившее бревно.

Я с удивлением смотрю на него, когда он лежит на краю линии прилива. Деревья здесь все хлипкие, нелепые палочки, которые нельзя использовать как обычную древесину. Мне сказали, что единственные настоящие дрова растут высоко-высоко в горах, и это так далеко, что идти туда за дровами даже не вариант. Но этот кусок дерева выглядит как кусок дерева, который вы могли бы найти на Земле. Он толстый… и, если повезет, он легко разгориться.

Не обращая внимания на песчаных скорпионов, снующих поблизости, я подхожу к стволу дерева. Он все еще немного влажный, но если повезет и я быстро все сделаю, может быть, мне удастся заставить его гореть. Однако дерево слишком тяжелое, чтобы его поднимать, поэтому я провожу большую часть дня, понемногу катя его к пещере. Когда становится достаточно близко, я выкапываю яму для костра, использую в качестве растопки мои драгоценные высушенные морские водоросли, разжигаю медленный дымный костер на пляже и раскладываю мясо поблизости для просушки.

Я устала, но мне придется не спать и следить, чтобы хищники не пришли и не украли еду. Может быть, я даже мельком увижу свою пару.

Часть 6

РУХ

Еще два двисти стали моими к тому времени, когда я решил вернуться на пляж, где моя симпатичная пара в безопасности. В дразнящей близости находится большое стадо толстых существ, но я не смогу справиться с ними в одиночку. Я тащу две туши обратно с собой — одну на плечах, другую в руках.

Я устал и не спал несколько дней, но каждая добыча, которую я приношу, — это больше мяса для моей Хар-лоу, больше мехов, чтобы согреть ее. Так что я должен продолжать работать. Еще две, я думаю. Нет, четыре. Лучше перестраховаться и иметь дополнительные меха на случай, если погода будет очень холодной.

Однако, когда я приближаюсь к пляжу, я вижу оранжевый мерцающий свет. Огонь. Это снаружи пещеры, а не внутри, и мое сердце колотится от беспокойства. Почему пляж в огне? Я придвигаюсь ближе, торопясь, и только из чистого упрямства не бросаю свои трофеи и не мчусь к своей паре. Я знаю, что если я положу их на землю, появится какой-нибудь падальщик и схватит их. Это яма для костра, понимаю я, когда бегу к свету. Яма для костра, перед которой кто-то сидит.

Только оказавшись прямо там, я понимаю, что это моя Хар-лоу.

Она заснула сидя, с палкой в руке, как будто она задремала, пока ворошила огонь. Полоски мяса разложены на поверхности многих камней и аккуратно подвешены к древку высоко над пламенем. Мяса очень много, и все это вкусно пахнет. Однако на небольшом расстоянии от костра я вижу крабов, ползунов и всевозможных тварей, ожидающих возможности перекусить. Должно быть, именно поэтому она осталась здесь.

Ее глаза не открываются ни при моем приближении, ни когда я кладу свои две добычи на землю. Ее лицо осунулось, на нем темные круги. Она тоже грязная. Засохшая кровь покрывает ее одежду коркой, под ногтями виднеются кольца грязи, а на лице — пятна крови. Это не похоже на мою Хар-лоу. Она любит быть чистой. Это была одна из первых вещей, которым она меня научила, и она всегда быстро моется.

Почему она не приняла ванну? Она ранена?

Взволнованный, я опускаюсь на колени рядом с ней и изучаю ее лицо. Ее крапинки такие же яркие, как всегда. Я думаю, это хороший знак. Но она худая, и мне не нравится, что она не проснулась, хотя я нахожусь в лагере и поднимаю шум.

— Хар-лоу, — бормочу я, проводя пальцами по ее щеке, чтобы разбудить ее. — Хар-лоу.

Она резко просыпается, забавно фыркая, ее глаза расфокусированы. Ее взгляд останавливается на мне, и ее рот приоткрывается от удивления.

— Рух. Тывернулся. — Затем она разражается громкими слезами. — Почемутыоставил меня?

— Хар-лоу? — волнуясь, я глажу ее по щеке. Она плачет при виде меня? Она устала от того, что я ее пара, потому что я не могу обеспечить ее достаточном количеством всего? Эта мысль подобна удару в грудь, и я судорожно втягиваю воздух. Хотел бы я, чтобы у меня были слова, чтобы спросить, что не так, но все, что я могу предложить, — это простой ответ. — Нет?

— Чтоэто значит? — она рыдает. Но она тянется вперед и проводит руками по моему лицу, как будто прикасается ко мне с той же заботой, с какой я прикасался к ней. — Рух, ты в порядке? Ранен?

Я решаю, что мы можем заняться словесными играми завтра. Мне не нравится, какой усталой она выглядит. Слишком сонная, и она могла упасть в огонь. Я поднимаюсь на ноги, прижимая ее к себе.

— Пещера Хар-лоу?

— О. — Она качает головой, хотя ее шатает от усталости. — Нет. Мы должны остаться, проверять добычу. — Она подталкивает меня отпустить ее, и когда я это делаю, она указывает на полоски, покрывающие все поверхности. — Еда.

Ааа. Теперь я понимаю… и она права. Потребуется много усилий, чтобы затащить все внутрь, чтобы хищники не вырвали это у нас. Она умна, что сидит здесь с едой, но ей холодно и она устала. По крайней мере, я могу помочь с этим. Я снова сажусь у огня и показываю, чтобы она села рядом со мной. К моему облегчению, она сразу же подходит ко мне, прижимаясь к моему боку. Я накидываю ее накидку на наши плечи и крепко обнимаю свою пару.

Она счастливо вздыхает и проводит своими холодными пальцами по моему животу.

— Хорошо, посидим до утра.

Думаю, она говорит мне, что я мудрый и сообразительный, раз решил охранять еду. Довольный ее похвалой, я целую ее светлую гриву и смотрю на огонь. Ее руки крепко сжимают меня, одна обвивается вокруг моего хвоста, как будто она хочет прижать меня к себе. Это делает мой член неприятно твердым, но я не бужу ее для спаривания. Хар-лоу нужно поспать. Я обнимаю ее и смотрю на огонь, и хотя я устал, я не засыпаю. Я могу бодрствовать очень, очень долго, если мне нужно, и прямо сейчас Хар-лоу нуждается во сне больше, чем я.

Я присматриваю за своей парой, пока темнота не становится бледно-серой, а небеса не светлеют. Солнца-близнецы скоро взойдут. Если я хочу снова найти это стадо двисти, мне следует уйти в ближайшее время. Это трудно, когда все, чего я хочу, — это держать Хар-лоу и смотреть, как она спит, зная, что ей безопасно, комфортно и она отдохнула.

Но удерживание моей пары не кормит ее, и поэтому я тихо убираю ее руки от себя. Я выскальзываю из ее объятий и поднимаюсь на ноги. Я понимаю, что у меня все болит, и на моем плече есть несколько царапин от одного из самых свирепых снежных котов, которые болят этим утром. Я поворачиваю одно плечо, проверяя свои затекшие мышцы.

Чья-то рука обхватывает мой хвост, хватает его и удерживает неподвижно.

Я смотрю вниз, и моя пара с сонными глазами смотрит на меня снизу вверх.

— Куда ты?

Она прекрасна, и даже несмотря на то, что я устал, мой член возбуждается при виде ее. Я нежно касаюсь ее щеки пальцами, а затем указываю на холмы. Ее брови хмурятся, и я думаю, что она не понимает, поэтому я указываю на свое копье.

Хар-лоу встает на ноги и подходит к моему копью. Она хватает его… а затем отбрасывает от нас. Он скользит по песку недалеко от меня, и я в замешательстве смотрю на свою пару. Почему она это сделала?

Она указывает на меня.

— Тебе нужно говорить со мной.

— Хар-лоу. — Я двигаюсь, чтобы поднять свое копье, но она издает возмущенный звук и встает перед ним раньше, чем я успеваю. — Мясо Хар-лоу. — Я указываю на добычу, которую принес прошлой ночью, потому что помню слово, обозначающее еду. — Мясо, да. Мех, да. Хар-лоу, да.

Ее взгляд переходит на мои уловы, а затем она качает головой.

— Нет, — тихо говорит она. Она указывает на землю, и мне требуется мгновение, чтобы понять, что она не хочет, чтобы я уходил. Она хочет, чтобы я остался здесь с ней.

— Мясо, — повторяю я, но боюсь, что она не понимает. — Да, мясо. — Я указываю на животных. — Да. Да. Да. — Я жестом указываю на огромное количество мяса. — Мясо Хар-лоу. — Я похлопываю себя по животу, показывая, что хочу, чтобы у нее был полный живот. — Мммм.

Ее рука подносится ко рту, и губы подергиваются. Я бы предпочел, чтобы она улыбалась и смеялась, а не плакала, и я улыбаюсь ей в ответ.

— Рух, — мягко говорит она, беря меня за руку. Она на мгновение замолкает, изучая наше окружение. — Яустала. — Она делает паузу и громко зевает. — Устала. — Она указывает на мясо и с каждой полоской снова произносит свое имя. Она указывает на огонь и произносит свое имя. Она указывает на пещеру, а затем бросает на меня еще один усталый взгляд, затем снова зевает. — Хар-лоу устала. — Она подходит ко мне и проводит пальцами по моему лицу. — Рух устал.

Я издаю звук разочарования. Как мне дать ей понять, что я несу ответственность за то, чтобы она была накормлена и в тепле? Что я плохой партнер, если не могу обеспечить ей комфорт? Я указываю на шкуры животных.

— Мех. Мех Хар-лоу. Никакого брррр. — Я притворно вздрагиваю. — Рух, пара, Хар-лоу мех. — Я киваю, как будто это дает ответ на все вопросы.

Она снова качает головой.

— Останься, — снова говорит она мягким голосом. — Устал. Рух устал. Хар-лоу устала. Мех позже. — Она подходит ко мне и обхватывает руками мой торс, прижимаясь щекой к моей груди. Она теплая и мягкая, а я слабый, безвольный самец. Остаться рядом с ней? Я бы ничего больше так не хотел.

Я глажу ее гриву, наслаждаясь ее близостью, прикосновением ее кожи к моей.

— Позже? — говорю я. Я не знаю этого слова, но подозреваю, что оно означает — завтра. Что сегодня мы отдыхаем, а завтра я снова охочусь.

— Позже, — соглашается она.

Хорошо. Тогда день отдыха.

Часть 7

РУХ

В конце концов, это не день отдыха. В тот момент, когда мы с Хар-лоу съедаем по кусочку и запиваем это водой, моя пара приступает к работе. Я думал, что, оставив ее здесь, она расслабится и уснет у камина, с комфортом ожидая моего возвращения. Однако это не совсем правда. Когда я захожу в пещеру, которую мы выбрали для себя, я вижу сушеное мясо на каждой поверхности, свернутые шкуры и головы, гниющие в углу пещеры. Когда я возвращаюсь к Хар-лоу, она уже усердно работает, разделывая двисти. Она использует свой маленький каменный нож, чтобы разрезать его на части и снять кожуру. Она разрезает кишки и вытаскивает органы, затем относит их к кромке воды, чтобы вычистить, и тоже вешает сушиться.

Я не могу допустить, чтобы моя пара выполняла всю эту работу, поэтому я вмешиваюсь и помогаю, и она бросает на меня благодарный взгляд.

К концу дня я понимаю, почему моя Хар-лоу так устала. Теперь я понимаю, почему она не хотела, чтобы я уходил в горы с легкой задачей охоты. Приготовление мяса и меха отнимает много времени, является грязным и утомительным занятием. Мы работаем до тех пор, пока солнца снова не скроются за краем неба и не стемнеет. В конце этого процесса шкурки сворачиваются в рулон, и Хар-лоу дает понять, что она соскребет их завтра. Я тоже думаю обо всех шкурах, ожидающих внутри пещеры. Из всего мяса. Из полосок тростника, которые она сушит, чтобы сделать из них что-нибудь. Из органов, которые она бережно сохраняет, и показывает жестами, что она что-нибудь с ними сделает.

Это сильно отличается от тех случаев, когда я охотился сам. Если бы я был голоден, я бы убил что-нибудь и ел это до тех пор, пока не осталось бы мяса. Если я не доедал все это, я засовывал его в сугроб и грыз замороженное мясо на следующий день. Я не думал о будущем. Но с Хар-лоу мы должны думать о многих оборотах Луны с этого момента.

Мы должны подумать о том, когда прибудет наш комплект. У нас должно быть все готово.

ХАРЛОУ

Рух остается после наступления темноты, и я так невероятно рада, что он это делает.

Я думаю, что его уход раньше, не сказав ни слова, был недоразумением. Я не думаю, что он ненавидит меня. Я не думаю, что он устал от меня. Думаю, он не привык обсуждать свои действия с кем-либо еще, поэтому он ничего не придумал лучше, чтобы встать и уйти. Для него это не имело большого значения. Он не понимает, как это выглядело для меня. Это просто сводится к общению. Нам нужно научиться разговаривать друг с другом, и это начинается с языка. Как бы это ни было трудно, я должна вложить в него больше слов, и мне нужно узнать, как он думает. Мы можем с этим разобраться.

Как только мясо прожарится настолько, что оно не протухнет, мы вешаем его сушиться в пещере. Есть бесконечный список того, что нужно сделать, и когда все мясо готово, я работаю над извлечением мозгов из черепов, чтобы завтра использовать их для шкурок. К тому времени, как я заканчиваю, я так устаю, что хочу упасть, и у меня едва хватает сил вымыть руки, прежде чем я в изнеможении рухну на меха. Рух присоединяется ко мне, и я сворачиваюсь калачиком рядом с ним и сплю как убитая.

Когда я просыпаюсь, внутри пещеры холодно и пусто. Я в ужасе от того, что он снова ушел.

— Рух?

— Хар-лоу, — отзывается он снаружи.

Облегчение захлестывает меня, и я сдерживаю рыдание, подступающее к моему горлу. Я успокаиваюсь, засовываю ноги в ботинки и выхожу ему навстречу. К моему облегчению, моя пара там, у импровизированного костра. Он снова взялся за дело, сжигая остатки массивного бревна, которое не полностью сгорело прошлой ночью. Я вижу, что он разложил еще несколько полосок для просушки, а над огнем висит самка с чаем для завтрака.

На песке Рух развернул одну из шкур и занялся соскабливанием нижней стороны.

Он здесь. Он здесь, и он помогает мне. Он никуда не денется. Я испытываю такое облегчение, что опускаюсь на колени и снова задыхаюсь.

— Хар-лоу? — Рух встает со своего места у шкуры и подходит ко мне. Я смотрю сквозь слезы, как он изучает свои грубые, покрытые кровью руки, как будто он хочет обнять меня, но не может. Вместо этого он опускается на корточки рядом со мной, наклоняя голову, чтобы видеть мое лицо. — Да?

Это неправильное слово, но я знаю, о чем он спрашивает. Я выдавливаю улыбку и вытираю глаза.

— Я в порядке. Просто эмоциональная. Вероятно, из-за беременности. — Или что просто за последнее время многое произошло, но я не могу сказать ему об этом сейчас. — Спасибо, что остался.

Он наблюдает за мной, затем подходит и целует меня в макушку.

— Чай?

— О. — Я снова становлюсь сентиментальной и плаксивой, но на этот раз я лучше это скрываю. Он знает слово, обозначающее чай. — Чай был бы великолепен, спасибо. — Всего лишь этот маленький жест, и все в мире снова кажется правильным.

С помощью Рух все не кажется таким уж пугающим. Не успеваю я оглянуться, как все мясо коптится, все меха очищаются, а мозги втираются в нижнюю часть кожи. Это не самая лучшая работа, которую я когда-либо делала. Я знаю, что нужно предпринять еще несколько шагов, чтобы кожа была максимально мягкой, какой только может быть — много растягивать и сушить, растягивать и сушить. Но наш приоритет — количество, а не качество — качество может прийти позже.

Когда я заканчиваю со своей последней шкурой и оглядываюсь вокруг, я не вижу ничего срочного, что нужно было бы сделать. Впервые за много дней нет ничего настолько неотложного, что не могло бы подождать до завтра.

Я хочу упасть в обморок от облегчения. Вместо этого я просто вытираю вспотевший лоб и глубоко вздыхаю.

— Я думаю, на сегодня мы закончили, детка.

Рух хмуро смотрит на меня и вытирает мне лоб большими пальцами. Ой. Должно быть, я что-то размазала. Я опускаю взгляд на свои руки… и морщусь. Я совершенно отвратительна. Мои ногти покрыты грязью, моя кожа покрыта засохшими кусочками безымянных вещей, и я потная и противная. Я бросаю взгляд на Руха, и у него то же самое. Он тоже грязный, и его длинные волосы прилипли к коже.

Теперь, когда худшая часть работы сделана, я ничего так не хочу, как принять горячую ванну.

— Давай умоемся, хорошо? — Я делаю скребущее движение в сторону своего партнера, указывая на уборку.

— Мыться.

Он кивает.

— Мыться.

Поскольку сегодня мы работали бок о бок, я обсудила с ним основные слова. Скрыть. Мясо. Соскрести. Нож. Волна. Море. Всему, на что я могла указать или что легко сделать, я давала слова, и Рух повторял их. Я не уверена, сможет ли он вспомнить все, что мы обсуждали, но я надеюсь, что день ото дня мы будем лучше понимать друг друга.

Я подбрасываю дров в огонь, разжигая его, в то время как Рух наполняет водой оба наших мешка, чтобы согреться над пламенем. Есть несколько камней поменьше, которые я продолжаю греть у костра и опускаю в подогретую воду, чтобы быстрее согреть вещи, когда Рух снова исчезает в пещере. К моей радости, он возвращается с моими мыльными ягодами.

— Мыть, — снова говорит он и указывает на маленькие ягоды. — Повторить?

Он просит слово для них.

— Мыльная ягода, — говорю я и добавляю немного в воду. Они засохли, потому что я хранила их так долго, но я надеюсь, что нагревание их в воде выжмет немного очищающего сока. Во всяком случае, мы будем приятно пахнуть фруктами.

Когда вода нагревается, Рух движется ко мне. Я устало улыбаюсь ему. Я наполовину ожидаю еще одного словесного вопроса, но вместо этого он дергает за шнурки на моей тунике.

— Мыться, — бормочет он. — Мыться Хар-лоу.

— Я довольно грязная. — Я улыбаюсь ему, стоя неподвижно, чтобы он мог потянуть за завязки. — Дни и ночи грязи. Будет приятно очиститься.

Он прищуривается, глядя на меня, и я могу сказать, что он пытается следовать моим словам.

Я кладу руку на мазок на его твердом, как камень, животе и провожу по нему щеткой.

— Грязный, — говорю я ему. Я вытираю еще одну полоску грязи на его руке. — Грязный.

Рух хмыкает. Он расстегивает перед моей туники, обнажая мою грудь. Мои соски покалывает от холода, и его взгляд устремляется туда. Голодная боль начинается внизу моего живота, и я задаюсь вопросом, станет ли это сексуальным. Но Рух просто стаскивает с меня тунику, а затем смотрит на мои предплечья и грязь там.

— Грязный.

Да, я довольно грязная. Я полагаю, это хорошо, что мы не становимся сексуальными… хотя, честно говоря, меня все меньше и меньше волнует, как я выгляжу рядом с Рухом. Я знаю, что нравлюсь ему, несмотря ни на что. Мои волосы могли бы быть отвратительной копной, и он все равно считал бы меня красивой. Это довольно освобождающее чувство. Я провожу пальцами по его груди, потому что я устала, у меня болит и я грязная, но в то же время я возбуждаюсь. Прошло много дней с тех пор, как я занималась сексом со своей парой, и я скучаю по этому. Я скучаю по нему.

Плюс, то, как он говорит «грязный» таким ласкающим тоном, чертовски сексуально.

Он совершенно голый — как обычно — и я хочу провести по нему руками. Я хочу взять его член и тереть эти бугорки, пока он не станет таким твердым, что из него потечет, а потом он потеряет контроль и повалит меня на песок, и у нас будет горячий, грязный секс.

За исключением того, что песок довольно противный, и моя кожа тоже. Я вздыхаю при этой мысли, потому что я липкая и немного чешусь.

— Грязный, грязный Харлоу.

Рух хихикает. Он наклоняется и опускает мягкую кожаную тряпку в воду, взмахивая ею, как я делаю, когда купаюсь. Затем он вытаскивает ее и прижимает к моей коже, на его лице выражение глубокой сосредоточенности, когда он моет меня. Девушка могла бы привыкнуть к этому. Я счастливо вздыхаю, убирая волосы с шеи, пока он вытирает меня теплой водой. Я стараюсь не смотреть на струйки воды, стекающие по моей коже, потому что уверена, что они красные и коричневые, и я просто хочу сосредоточиться на том, чтобы согреться.

— Сначала ты помоешь меня, а потом я помою тебя, — говорю я своему мужчине, когда он моет мою руку. — Звучит хорошо?

— Рух хорошо Хар-лоу, — говорит он низким голосом, скользя этим кусочком влажной кожи по мне. — Хорошо, хорошо.

Он определенно быстро учится. Мои соски напряжены и твердеют от желания, и когда Рух начинает мыть мне перед, я не жалуюсь. Это не грязно — моя туника защитила меня от худших пятен, — но я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении к моей чувствительной груди. Он касается одного кончика, и я втягиваю воздух, горячее возбуждение захлестывает меня.

Но все, что Рух говорит, это «грязно», и продолжает мыть меня.

Когда я чиста, я чувствую себя лучше. Гораздо лучше. Может быть, я вымою голову завтра, но пока достаточно просто быть чистой и приятно пахнущей. Я счастливо вздыхаю, когда он стаскивает с меня грязные леггинсы, а затем принимается за остальную часть меня, пока я мою руки и скребу ногти. К тому времени, как он доволен тем, какая я чистая, я дрожу и на мне нет ничего, кроме ботинок, тело озябло, когда ветерок высушил мою кожу. Однако теперь очередь Руха. Я беру у него маленькую тряпку и смачиваю ее, затем жестом показываю, чтобы он повернулся.

— Теперь я займусь тобой.

Он даже не колеблется. Рух поворачивается ко мне спиной, его хвост лениво покачивается взад-вперед, и когда я прикасаюсь к нему теплой тканью, он издает горловой звук удовольствия. Мое тело реагирует, моя киска становится влажной, когда я вытираю его сильные конечности. Боже, он симпатичный. Мне так повезло, что он у меня есть. Даже наши «проблемы» не являются серьезными. Мы не можем так хорошо общаться, нам пришлось оставить всех позади и действовать самостоятельно, но это кажется мелочами после того, как рядом со мной этот большой, великолепный мужчина. В этот момент я могу простить все, а это значит, что я очень, очень сильно хочу немного секса.

Мысль забавная, и я стараюсь как можно быстрее вытереть кожу Руха. Как только он очистится от запекшейся крови и копоти, я обязательно наброшусь на него. Часть меня хочет превратить это в сексуальную ванну с губкой, но слишком много синей кожи, которую нужно очистить, и слишком холодно, чтобы бездельничать.

Сначала несексуальная ванна с губкой, решаю я, а потом в пещеру. Тогда мы сможем быть настолько сексуальными, насколько захотим.

Однако мне трудно придерживаться своего собственного плана. Рух был голым, когда помогал мне, а это значит, что он везде грязный. Трудно сказать себе подождать и быть терпеливой, когда мне приходится вытирать полотенцем его идеальные, твердые ягодицы. Или когда я провожу мочалкой по каждой сильной ноге. Когда я пробираюсь к нему спереди, я замечаю, что он тоже не безразличен. Его член напрягся и стоит гордо, пока я мою его бедра.

Ну, я просто должна убедиться, что там у него тоже все чисто, не так ли? Это мой долг как любящей супруги.

Поэтому я снова смачиваю тряпку и с большой осторожностью промываю его мешочек и каждый бугорок этого большого, толстого члена. Я мою его шпору, а затем издаю легкий вздох разочарования, когда поднимаюсь к его груди. Я бы предпочла остаться между его бедер, но это не очистит остальную часть его тела. К тому времени, как я выпрямляюсь, чтобы заняться его плечами, он смотрит на меня сверкающим, напряженным взглядом, от которого у меня перехватывает дыхание.

— Думаю, я закончила, — выдавливаю я, бросая тряпку в оставшуюся в сумке воду. — Все хорошо. Теперь…

Он качает головой, хватая меня за руку, прежде чем я успеваю уйти.

— Хар-лоу грязный.

— Все еще? — Я опускаю взгляд на свое тело, держась за грудь, чтобы посмотреть на все, что под ней. Я не такая сверкающая чистотой, какой была бы в горячем душе, но я подумала, что мы неплохо поработали. Я чувствую себя отдохнувшей и свежей. Я чувствую себя более чем готовой к тому, чтобы моя пара прикоснулась ко мне, чего я не могла сказать час назад. — Где?

Рух издает горловой звук, а затем наклоняется над кострищем, снова вытаскивая полотенце. Он бросает на меня обжигающий взгляд.

— Рух мыть.

А потом он падает передо мной на колени.

Я… ох. Мое дыхание учащается, и я думаю о том, как сильно мне понравилось чистить его член, хотя в этом не было необходимости. Возможно, я с любовью потратила на это слишком много времени, и у него в голове появились идеи. Или, может быть, он просто скучает по моим прикосновениям так же сильно, как я скучаю по его. Что бы это ни было, я не собираюсь жаловаться.

— Рух, — выдыхаю я, убирая пряди волос с его лица. — Где ты собираешься меня мыть, детка?

Он бросает на меня лукавый взгляд, от которого у меня перехватывает дыхание, а затем прижимает теплую тряпку прямо между моих бедер.

Я извиваюсь от ощущения ее на своих интимных местах. Там хорошо, тепло и влажно, но это не то, чего я там хочу.

— Ты хочешь сказать, что я грязная девчонка?

— Очистить Хар-лоу, — мягко говорит он, протирая тряпку взад-вперед. От трения я становлюсь еще влажнее, и я не могу оставаться на месте. Не тогда, когда он так близко к моей киске и когда он говорит таким низким, голодным голосом. Он собирается свести меня с ума от желания. Рух на мгновение задумывается, затем отбрасывает тряпку в сторону. Он обхватывает рукой мои бедра и притягивает меня ближе, пока его лицо не касается моего живота.

Затем он рычит и перекидывает одну из моих ног через свою руку, раздвигая мои бедра.

Я взвизгиваю от удивления, протягиваю руку вперед и хватаюсь за его рога для равновесия. Однако он не останавливается, просто тянет меня вперед, пока моя нога не оказывается на одном плече, а моя киска практически у него перед лицом.

— Рух, — хнычу я. Мой пульс, кажется, бьется между моих бедер, тепло разливается по моему телу… и все же он все еще не прикасается ко мне. — Достаточно ли я чиста для тебя? Или тебе нужен более тщательный осмотр?

Он задумчиво смотрит на мою киску, а затем поднимает палец, чтобы провести по моим складочкам.

— Поцелуй Хар-лоу, — бормочет он, поднимая на меня взгляд. — Да?

Он хочет поцеловать мою киску? Засунуть туда свой рот? Э-э, как будто мне вообще нужно дважды подумать.

— Да, — подбадриваю я. — Да, да. Все эти поцелуи.

Моя пара издает низкий горловой голодный звук. Сжимая мои бедра, он просовывает свое лицо между моих бедер и лижет меня там. Я стону, крепко держась за его рога, когда он стонет от удовольствия и приближается, чтобы попробовать еще раз. Он все еще такой высокий, когда сидит вот так, что мне приходится вставать на цыпочки, чтобы правильно расположиться у его губ. Когда он переносит свой вес, я угрожаю свалиться в огонь.

— Рух, — выдыхаю я. — Подожди, подожди.

Рух смотрит на меня снизу вверх, его глаза темно-синие от возбуждения, его рот влажный от моих соков. Даже когда я смотрю на него сверху вниз, он облизывает губы.

— Давай войдем в пещеру. — Я указываю на наш дом неподалеку и изображаю дрожь. — Здесь холодно. Здесь негде прилечь.

Он смотрит на нас, моргая, и ему как будто требуется мгновение, чтобы понять, где мы находимся. Я верю в это. Если бы он повалил меня на песок, чтобы трахнуть, сомневаюсь, что мне было бы все равно, когда он снова прикоснется ко мне ртом. Но он притягивает меня ближе, чтобы быстро поцеловать в ложбинку между моих бедер, затем опускает мою ногу. Он поднимается на ноги, и это единственное предупреждение, которое я получаю, прежде чем он хватает меня и перекидывает через плечо.

Затем, задрав задницу в воздух, он несет меня обратно в нашу пещеру.

Я смеюсь.

— Такой нетерпеливый, что даже не даешь мне пройтись, да? Я знаю, как это бывает.

— Поцелуй Рух, — говорит он мне, похлопывая меня по заднице, а затем лаская ее. Забавно, что у него небольшой словарный запас, но с помощью этих двух слов он способен сделать меня еще более мокрой. Я извиваюсь в предвкушении на его твердом плече, и он снова трется о мою ягодицу. Должно быть, ему нравится держать меня под рукой, потому что он урчит от удовольствия, его кхай громко мурлычет, а затем он погружает пальцы в мою расщелину.

О боже. Неожиданное прикосновение заставляет меня взвизгнуть от удивления, и когда его грубые подушечки пальцев касаются входа в мою сердцевину, я стону. Наверное, я звучу нелепо, издавая все эти звуки, но здесь нас никто не услышит.

— Ммм, поцелуй Рух, — снова говорит он, его пальцы погружаются глубже в мой влажный жар.

— Значит ли это, что ты собираешься поцеловать меня там? — спрашиваю я, тяжело дыша. — Потому что, если так, я согласна с этим.

Он несет меня в пещеру, мир качается вокруг меня, и я держусь за него изо всех сил. Трудно сосредоточиться, особенно когда его пальцы глубоко внутри меня. Это самое эротичное, сбивающее с толку чувство, но мне это отчасти нравится.

Он делает паузу, а затем его пальцы покидают мое тело, и я готова просто заплакать от того, как сильно я нуждаюсь в их возвращении. Я протестующе хнычу, и он ставит меня на ноги, его взгляд прикован ко мне. Пока я смотрю на свою пару, Рух подносит мокрые пальцы ко рту и облизывает их.

— О, — выдыхаю я. Тепло разливается по моему животу. Мой кхай мурлычет в ответ на его. После нашего первоначального резонанса он мягко гудит, когда я чрезвычайно возбуждена или когда я чувствую сильные эмоции. Прямо сейчас он гудит, удовольствие пульсирует во мне. Есть ли что-нибудь более эротичное, чем наблюдать, как мой партнер слизывает мой вкус со своих пальцев?

Рух наклоняется и целует меня. Медленно. Нежно. Я закрываю глаза, очарованная абсолютной нежностью поцелуя. От его прикосновения. Учитывая, что совсем недавно это был дикий человек, который почти всю свою жизнь был предоставлен самому себе, он невероятно осторожен со мной. Я никогда не чувствую себя неловко или под угрозой. Я всегда чувствую себя в безопасности, лелеемой и такой чертовски любимой в его объятиях. Его язык касается моего, и я тянусь к нему, желая обвить руками его шею и ненадолго раствориться в его рту. Но мой пара хватает мои руки в свои и не позволяет мне обвиться вокруг него. Вместо этого он опускается на колени на наши спальные меха — холодные от неиспользования — и тянет меня за собой.

Что ж, меня не нужно долго убеждать. В тот момент, когда я сажусь, он мягко толкает меня на спину и скользит между моих бедер. Очевидно, что он хочет продолжить — поцелуи, которые он начал снаружи у костра. Я убираю его густые, растрепанные волосы с лица, такая полная любви (и вожделения) к этому мужчине.

— А я-то думала, что ты устал от меня, — шепчу я. — Иногда я могу быть настоящей идиоткой, не так ли?

Он прижимается ртом к внутренней стороне моего бедра, пробегаясь губами по моей коже.

— Рух целует Хар-лоу.

— Пожалуйста, сделай это. — Я раздвигаю для него ноги, поощряя его своими действиями. — Целуй меня сколько хочешь. Хар-лоу любит твои поцелуи. И твой рот. — Я провожу пальцами по его губам. — Рот. Это твой рот.

Он покусывает мои кончики пальцев.

— Поцелуй.

Я хихикаю.

— Верно. Извини. Не отвлекайся от поцелуев прямо сейчас. Никаких словесных игр, просто поцелуи. — Я прижимаюсь к нему, и когда он перекидывает мое бедро обратно через плечо, я не могу сдержать легкого стона предвкушения, который вырывается из меня. Хочу ли я его? Хочу ли я больше поцелуев в самую чувствительную часть моего тела? Хочу ли я, чтобы его язык проникал между каждой маленькой складочкой и ласкал мой клитор? О, черт возьми, да, я абсолютно уверена. Я издаю нуждающийся звук в своем горле, когда запускаю руки в его волосы. — Поцелуй, пожалуйста. Поцелуй.

Рух рычит так, что это абсолютно собственническое требование, и мои пальцы на ногах поджимаются в ответ. Боже, мне нравится, когда он становится собственником моей киски. Он наклоняется и утыкается носом в мой холмик, его губы скользят по моим складочкам, прежде чем он раздвигает их и широко разводит мои ноги для своих «поцелуев». Его язык скользит по моей киске, а затем он лижет меня с яростной, голодной интенсивностью так, что дыхание вырывается из моих легких. Я ошеломлена его потребностью — и моей. Он ненасытен, моя пара, его рот и язык свирепо ласкают мои чувствительные места. Я задыхаюсь с каждым облизыванием и лаской, голод быстро нарастает.

Мне нужно, чтобы он был внутри меня, и как можно скорее.

— Пожалуйста, — хнычу я. — О, пожалуйста, Рух. Я так близко.

— Поцелуй, — это все, что говорит мой красивый мужчина, когда приоткрывает рот, только для того, чтобы тут же нырнуть обратно, чтобы попробовать еще раз. Он пробует самые разные движения, то легкие и короткие, то медленные и длинные. Он дразнит мой клитор, а затем перемещается ко входу в мою сердцевину, и я знаю, что он оценивает мои реакции. Когда я стону из-за того, что он делает, я получаю больше удовольствия. Если я молчу, он переходит к чему-то другому.

Может, у нас и нет слов, но он слушает и все замечает.

Рух облизывает мой клитор, а затем обхватывает ртом его весь и начинает сосать.

О мой Бог. Я вскрикиваю, мои руки взлетают к его рогам, и я практически отрываюсь от одеял. Он рычит от удовольствия, удерживая меня на месте и продолжая свои манипуляции теперь, когда он знает, что нашел волшебное место. Я прижимаюсь к нему, пока он боготворит мой клитор этим интенсивным всасыванием, мой оргазм нарастает сильно и быстро. Все кончено еще до того, как я успеваю подумать об этом, мое тело достигает кульминации и содрогается, когда мое освобождение захлестывает меня. Все сжимается самым блаженным образом, и я плыву по волнам, даже когда Рух продолжает работать надо мной.

К тому времени, когда наступает кульминация, я становлюсь сверхчувствительной. Я толкаю Руха в голову, показывая, что хочу, чтобы он остановился. Он в последний раз собственнически облизывает меня, а затем поднимает голову. Наши глаза встречаются, и его глаза яростны от желания, его рот влажен от моих соков. Боже, он сексуален. Я тянусь к нему, ошеломленная, потому что хочу почувствовать его вес на себе. Нет ничего, что мне нравится больше, чем тело Рух на моем, вдавливающее меня в меха. Прошло слишком много времени с тех пор, как я чувствовала это, и я нуждаюсь в этом так же сильно, как в том жестком, неистовом оргазме.

Рух надвигается на меня, и я поднимаю колени, обхватывая ногами его бедра. Я вздыхаю, когда он прижимается ко мне, потому что мне нравится эта следующая часть. Ощущение того, как он толкается в меня, — чистое блаженство, и я закрываю глаза, когда его член толкается у моего входа.

— Харлоу, — бормочет он. Его волосы, распущенные и растрепанные, щекочут мою кожу, когда падают на меня.

— Я твоя, — говорю я ему. — Харлоу вся твоя.

Он погружается глубоко одним быстрым движением, и я втягиваю воздух. О боже, мне нравится чувствовать, как мое тело растягивается вокруг него, приспосабливаясь к его длине. Этот первый толчок самый лучший, и когда он переносит свой вес, его шпора трется о мой сверхчувствительный клитор. Я стону, обхватывая его руками, когда он начинает двигать бедрами. Рух все еще новичок в сексе, и его выносливость не такая, какой могла бы быть, но я не возражаю. Он всегда заставляет меня кончить хотя бы один раз, прежде чем он кончит, и для меня этого достаточно. Я люблю прикосновения и то, как мы обнимаем друг друга. Мне нравится эта связь.

Мне нравится принадлежать ему.

Часть 8

РУХ

Я кончаю слишком быстро. Я всегда хочу продержаться подольше, чтобы каждое мгновение, проведенное глубоко внутри тела Хар-лоу, длилось вечно, но этого никогда не происходит. Горячее удовольствие пронзает меня, когда я наполняю ее своим семенем, и она прижимает меня к себе, когда я падаю на нее сверху. Моя пара гладит мою гриву и что-то шепчет мне, ее голос сладкий и нежный.

— Рух, — говорит она и похлопывает меня по груди. Затем она постукивает по своей. — Хар-лоу. — Она указывает на нас двоих. — Вместе.

Ее смысл ясен. Мы пара, предназначенная быть одним целым.

— Вме-сте, — соглашаюсь я и вознаграждаюсь счастливой улыбкой. Хар-лоу моя, и я принадлежу Хар-лоу. Мы — вме-сте. В этот момент и во всем.

Я просыпаюсь с теплым телом моей пары, обернутым вокруг меня. Хар-лоу прижимается ко мне во сне, и это делает меня счастливым. Как будто она скучает по мне, даже когда ее глаза закрыты. Мне это нравится. Я крепко обнимаю ее, поглаживая ее нежную кожу, пока она дремлет, с удовольствием наблюдая за ней. Я мог бы лежать здесь, в мехах, с ней весь день напролет, вдыхая ее сладкий аромат и засовывая свой член в ее мокрое влагалище. Это был бы хороший день.

Но это не накормит мою пару, и многое еще предстоит сделать. У нас должна быть еда, и мы должны быть готовы к нашему комплекту, когда он придет. Я касаюсь ее живота, осторожно, чтобы не разбудить ее. Здесь она все еще плоская, но если это похоже на животных в природе, она распухнет, когда вырастет наш комплект. Я не могу дождаться, чтобы увидеть это.

Впервые в своей жизни я с нетерпением жду чего-то большего, чем просто следующего приема пищи, следующего сна. Я с нетерпением жду жизни с Хар-лоу, в тепле и уюте в нашей пещере, с нашим комплектом, завернутым в меха, с нами.

Я выбираюсь из нашего гнезда, убеждаясь, что Хар-лоу покрыта густым мехом, и выхожу наружу. На пляже тихо, единственным звуком является постоянный накат прилива и редкий крик далекой птицы. Небо серое, но это не похоже на снег. Сегодня хороший день для охоты, и нам все еще нужно больше вещей и еды. Нам нужно больше мяса, больше мехов. Нам нужно топливо для костра — я заметил, что оно кончилось. Есть растения, которые нужно собирать, и ягоды, которые нужно найти. Есть…

— Рух?

Я поворачиваюсь и смотрю на свою пару. Она стоит у входа в пещеру, меха прижаты к ее обнаженной коже. На ее испещренном пятнышками лице печальное выражение.

— Ты идешь на охоту? — спрашивает она. — Охотиться? Охота?

Я знаю слово «охота». Я знаю, о чем она спрашивает… и мне неприятно видеть разочарование на ее лице. Меня снова не будет весь день, и ей придется делать всю тяжелую работу самостоятельно. Ей нелегко, когда я приношу мясо обратно на пляж. Теперь я это понимаю. Это создает для нее больше работы, а делать это в одиночку — это… много.

И вдруг я не хочу оставлять свою вторую половинку позади. Хар-лоу умна. Если она не сможет охотиться, она может держаться на расстоянии и помогать мне нести добычу. Она может собирать растения и топливо для костра. Когда мы вернемся, мы сможем вместе заняться мясом и шкурами. Все это можно сделать одному, но с посторонней помощью это происходит быстрее. Я все еще думаю так, как будто я одинок, но я не должен больше так думать. Хар-лоу хочет быть на моей стороне, а я хочу быть на ее.

Поэтому я киваю.

— Охота Рух. — Я протягиваю ей руку. — Охота Хар-лоу? Вместе?

На ее лице расцветает ослепительная улыбка, и это самое прекрасное, что я когда-либо видел.

— Вместе, — соглашается она.

Я доволен. Вместе все становится лучше.

Конец