– Что ты здесь делаешь, Алула?!
– Я не отдам свою подругу монстру!
Боже мой… если бы еще пару месяцев назад я только могла подумать, что все эти легенды далеких северных народов станут реальностью, от которой волосы вставали дыбом, то думала бы головой, а не тем, что в груди!
И к черту бы послала это неведомое притяжение к существу, которое и человеком-то не было!
Я бы разорвала и растоптала все свои чувства, если бы только кто-то намекнул мне, что жизнь моей единственной подруги окажется в смертельной опасности!
– Поднимайся, ила, мы уходим!
Мои руки не дрожали, когда я поспешно протянула их Инире, заставляя ее подняться с повозки, богато украшенной мехом и красными лентами, обшитыми бисером.
Инира была невестой.
Невестой демона, которую увезли на самый крайний север Арктики с ритуальными песнями и плачем, чтобы оставить совсем одну.
На смерть.
Таков был обычай.
– Ты с ума сошла! – миниатюрная подруга, которая едва могла передвигаться из-за большого количества ритуальной одежды с обилием меха и вышивки, все-таки не оттолкнула моих рук, схватившись за ладони, и позволила поднять себя. – Если тебя увидят здесь, то накажут!
– Никто меня не увидит! Идем скорее! Мой снегоход совсем рядом, провизии у нас хватит на несколько дней, чтобы добраться до границы с Аляской, а там мы просто уедем! Никто нас не будет искать!
Потому что все будут думать, что красавица и единственная дочь шамана инуитов мертва.
А демон сыт и доволен.
И никто даже не подумает прийти на помощь девушке, которая если не умрет от лап хищников, то просто замерзнет насмерть, когда полярная ночь накроет небосвод и даже наутро не вернет скудное солнце.
План был простой и незамысловатый – добраться до Аляски, переждать несколько дней там, чтобы быть уверенными, что за нами никто не идет следом, а затем просто уехать куда глаза глядят.
Деньги и документы у нас были.
Поэтому проблем возникнуть не должно было.
Но они возникли.
Инира побледнела буквально на глазах, глядя в темную ледяную мглу с ужасом. И видя эти изменения в подруге, я резко обернулась, ощутив, как холодная подступь паники крадется и ко мне.
Он пришел.
Демон.
Крался к нам неторопливо и уверено, в этой ночной мгле напоминая айсберг в несколько метров высотой. С горящими голубыми глазами.
Постепенно его темный силуэт словно рассеивался, приобретая совсем иные очертания.
Человеческие.
Мужские.
С невероятно мощными широкими плечами, длинными руками и ногами… а еще совершенно обнаженный, что казалось просто немыслимым при том скромном условии, что в Арктике сейчас было порядка сорока пяти градусов в минусе!
Только глаза продолжали гореть неестественным голубым светом, который пугал и завораживал.
Это был ОН!
Туунбак.
Я ощущала его каждой клеточкой своего сжавшегося тела, даже в эту страшную секунду понимая, что не могу противостоять его силе и неведомой мощи, что растекалась в воздухе невидимыми импульсами, от которых на теле выступали предательские мурашки.
– Беги, Алула! Беги! Ему нужна я! – сипло и с дрожью выдохнула Инира, пытаясь оттолкнуть меня от себя и тем самым спасти, но глядя в его приближающиеся глаза, я понимала, что спасения не будет.
Уже поздно.
От него не сбежать. Не скрыться.
Часть меня – настолько глубокая и темная, что страшно было даже ощутить ее, – навсегда принадлежала ему одному.
И она не давала мне пошевелиться или судорожно вздохнуть, пока демон в обличии человека не остановился возле нас, выдохнув шумно и с дрожью. Словно наслаждался тем, что почуял.
Он даже прикрыл свои светящиеся голубые глаза, будто давал возможность рассмотреть его и почувствовать, как дрожь проносится по всему телу.
Светловолосый. С невообразимо красивыми чертами лица и аккуратной бородкой.
Он завораживал своей хищной красотой, впервые показав себя в облике человека и буквально выбивая этим весь воздух из легких.
Зло должно быть красивым.
Оно должно путать разум и заставлять делать то, о чем в нормальном состоянии ни один человек не помыслил бы.
– …не трогай ее! – ахнула Инира, когда он открыл глаза и сделал смелый шаг вперед.
Но не к той, кто была невестой для него одного.
А ко мне.
Его мурчащий низкий голос опустился на меня сверху, заманивая в капкан и пленяя, когда демон тихо выдохнул:
– Что же ты натворила, Алула.
«Дела людей не касаются нас до тех пор, пока они не перейдут запретную черту ледника. А если перешли, помни, что лучший человек – это мертвый человек!»
Эти слова отца звучали в моей голове каждый раз, когда я заступал на свое дежурство у Великих ледяных врат – ледника, который принял форму огромной величественной арки, возвышающейся ввысь на тридцать метров.
Более шести столетий он стоял и был оплотом границы, разделяющей этот мир на две части, – мир людей. И мир таких, как я, – Берсерков.
Хищников, способных говорить и выглядеть, как люди.
Хотя мы никогда не были людьми.
Мы не считали людей своими противниками или врагами.
Но ради сохранения тайны нашего рода мы убивали каждого, кто подходил близко.
Таков был нерушимый закон нашего рода со дня сотворения.
Я был здесь ради этого.
Молчаливый страж, чьи звериные инстинкты были направлены только на одно – охрану нашей границы от любого вмешательства людей.
Арктика была идеальным местом для нас – суровые погодные условия отпугивали людей. И те единицы, кто разделял эти земли с нами – племена эскимосов-инуитов, – были кротки и послушны.
Из рода в род их дети перенимали в сказках и легендах предупреждение о том, что нельзя уходить вглубь суровой Арктики.
Потому что те, кто уходил, уже не возвращался.
Шли года, десятилетия, столетия, и люди создавали свои селения вдали от нас, уже не пытаясь нарушить законы, важность которых едва ли понимали до конца.
Но у нас не было права на ошибку.
Из столетия в столетие, из года в год мы стояли на страже, даже если не видели поблизости людей вот уже много веков.
Всего пять семей из рода Полярных Берсерков с честью и гордостью несли эту службу.
Мой отец был стражем, как и мой дед.
И я знал, что, когда придет время, мой сын и внук тоже будут стражами.
В своем человеческом обличии я был двухметровым мужчиной с мощной грудью, широкими плечами, светлыми волосами и голубыми глазами.
Но на страже границ я ходил в облике полярного медведя.
Так было проще охотиться и скрываться от случайных глаз.
Мы заступали на смену ровно на неделю.
День и ночь, ровно семь дней мы должны были оставаться у Великих ледяных врат и осматривать границы вдоль них, пропуская мимо только малочисленных зверей.
И не было ничего необычного с того момента, как я пришел сюда впервые, до тех пор, пока я не ощутил ее…
…человеческую девушку.
Люди говорят, что есть рай.
И он высоко над Северным сиянием.
Что это место, где нет холода и вечно цветут цветы.
А я вдохнул в себя тонкий аромат ее тела и понял, что рай там, где она.
В моем ледяном мире ароматы были подобны благословению.
И ощутить что-то помимо кусающего мороза, медвежьей шерсти, рыбьего жира, крови или запаха дыма из деревни за много тысяч километров от меня было сродни удару в солнечное сплетение!
Тонкий, хрупкий, сладкий аромат этой девушки оглушил меня и почти сбил с лап.
Я замер и повернул медвежью морду, следуя за ним, словно обезумевший, когда не понимал, что сам иду к ней.
Иду и не ведаю, для чего делаю это.
Я нашел ее вдалеке от границы, которую нельзя было переходить, хотя нужно было признаться, что она была первой за последнее столетие, кто подобрался настолько близко.
Не местная.
Иначе я бы нашел ее задолго до этого дня.
Облаченная в белоснежный комбинезон, девушка почти сливалась со снегом, что запорошил вековые льды, но я видел ее отчетливо и жадно рассматривал своими звериными хищными глазами.
Я вбирал ее в себя.
Дышал полной грудью и никак не мог надышаться, замечая черные пряди волос, выглядывающие из-под шапки и накинутого капюшона, и удивительные зеленые глаза.
Она была словно хрупкий живой цветок, который попал в мир лютого мороза случайно, и я не понимал, как этот цветок смог выжить.
Как она попала сюда?
Что заставило ее остаться и не бояться лютой природы, где было в избытке только два цвета – белый и голубой?
Она была настолько не похожей на всех человеческих девушек, что я видел до этого, что не сразу понял, что сам вышел на равнину, где она сможет увидеть меня.
Настоящего.
В обличии белого медведя.
Но сначала она не видела.
Не ощущала своими человеческими инстинктами, что я подкрадываюсь к ней, впервые столкнувшись с чувствами такой немыслимой силы, что сам не смог противостоять им.
Меня влекло к ней.
Когда наступает полярная ночь, сложнее всего, проснувшись, понять, который час хотя бы приблизительно, потому что всегда темно и сумрачно, а оттого хочется спать большую часть дня.
Но я подскочила на кровати, распахнув глаза и задохнувшись от того, как колотилось сердце.
Ночью рядом со мной кто-то был!
И от этой мысли меня кидало то в жар, то в холод!
Хотя стоило признаться, что чем бы меня ни напоили, чувствовала я себя сейчас гораздо лучше, чем накануне ночью.
Вкус этого лекарства я все еще ощущала на языке, а значит, и показаться мне явно не могло!
Когда я вскочила с кровати на свои нетвердые ноги, то Доча сонно приоткрыла глаза и зевнула, но, несмотря на не отпускающий сон, преданно встала вслед за мной, уткнувшись мордой мне в спину, и шумно выдохнула.
А я с благодарностью уцепилась за нее, потому что слабость все-таки осталась и она была ужасна.
В какой-то момент я не была уверена в том, что смогу дойти до дверей, не завалившись по дороге на пол, откуда уже точно не поднимусь без посторонней помощи.
Осмотрев быстро первый этаж, я не нашла никаких следов присутствия чужака, кем бы он ни был.
Все стояло на своих местах, и на первый взгляд ничего не пропало.
Но сомнений в том, что он приходил, у меня не было!
Слишком отчетливо я помнила его запах и вкус того, чем он меня напоил.
Может, остались следы на улице?
Ведь не по воздуху же он передвигался!
Я держалась одной рукой за медведицу, когда натягивала на себя пуховик с капюшоном и свои любимые «дутые» сапоги, толкнув вперед тяжелую дверь, и тут же задохнулась на секунду от холода полярного утра, когда солнце показывалось всего на несколько часов за сутки, но не грело и светило едва-едва.
Именно на восходе температура опускалась ниже всего, отчего этот ледяной мир окутывала белесая дымка, а вековой лед в самом прямом смысле начинал трещать.
Но, несмотря на жуткий холод, я была твердо намерена отыскать присутствие чужака в моем доме, ощущая при этом странные чувства – не панику.
Не страх.
А волнение и странный внутренний трепет.
И то, что я думала в отношении этого незнакомца, было настолько дико, что я сама от себя гнала эти мысли!
Псы тут же оказались рядом, не ощущая пронизывающего холода, зевая и виляя хвостами, когда высыпали на улицу и принялись осматриваться, а я несмело ступила на пару ступеней вниз, продолжая держаться за Дочу, что шла рядом, словно чувствовала – без нее мне не справиться.
– Чувствуете что-нибудь? – хрипло и едва слышно смогла прошептать я своим верным, большим и лохматым псам, вздрагивая всем телом и едва не шарахнувшись ничком, когда за моей спиной раздался пронзительный вопль Иниры:
– Это что еще за делегация?! Быстро в койку!!!
Подруга сбежала по скрипучим ступеням со второго этажа, даже не пытаясь накинуть на себя верхнюю одежду, хотя сама была в пижаме, и схватила меня за ворот пуховика, чтобы затащить в дом снова.
– Подожди! Я ищу следы!
– Какие следы, ради всех духов мира?!
– Ночью в доме кто-то был! – прохрипела я, пошатываясь и снова цепляясь за Дочу, чтобы из последних сил удерживать себя в вертикальном положении, видя, как глаза подруги округлились и наполнились на секунду, наверное, даже паникой.
– О чем ты говоришь, Алу?
– Кто-то входил в дом ночью! – повторила я быстро. – И я хочу найти его следы, ведущие сюда!
– Ты хочешь сказать, что кто-то чужой смог пройти в твой дом, учитывая, что рядом с тобой всю ночь спали семеро собак и одна полярная медведица? – вскинула брови Инира.
И я понимала ее сомнения.
Но ведь я не могла вот так обмануться!
– Клянусь, я чувствовала его, ила!
– Только не говори мне, что это снова был твой голубоглазый медведь!
– Это был человек! Я думаю, что мужчина… – я почему-то смутилась, когда произнесла это, хотя и не собиралась рассказывать, как именно он прикасался ко мне.
Просто это было слишком интимно и чувственно, чтобы я могла открыться даже единственной подруге.
Инира долго и пристально смотрела мне в глаза, но в конце концов тяжело вздохнула, хлопнув себя по бедрам ладонями:
– Моя сумасшедшая Алу! Быстро в дом и в койку! Я сама посмотрю, что там есть вокруг дома!
Не знаю, откуда в хрупких руках моей миниатюрной Иниры было столько силы, но она почти без труда затащила меня обратно в дом, стаскивая с меня пуховик и сапоги, чтобы натянуть их на себя. Прямо на босу ногу.
– Ложись! Я скоро! – бодро и беспрекословно скомандовала она мне, подталкивая вместе с Дочей, которая оказалась рядом, и тут же захлопнула перед моим носом дверь.
Что я еще могла сделать, как не послушаться ее, когда мне на самом деле было невыносимо тяжело даже просто стоять ровно, не шатаясь, пока перед глазами плыли блестки?
Прошло две недели, прежде чем я смогла подняться полноценно на ноги и снова выходить из дома.
Две недели, когда каждый день я ждала появления незнакомца на пороге.
Но он так и не приходил больше, оставляя в моей душе неясное и тревожное чувство.
А еще первые попытки доказать самой себе, что я придаю этому слишком уж большое значение, наделяя все действия воистину каким-то сказочным смыслом.
И, видимо, очень зря…
Может, следовало уже поверить в то, что это на самом деле был Хант?
Заставить себя поверить, лишь б на душе было хоть немного спокойнее!
Потому что на данный момент только он проявлял ко мне интерес… от которого постоянно хотелось сбежать.
И дело было не столько в том, что он нравился моей подруге, а в самом мужчине.
Иногда мне казалось, что он знает куда больше, чем говорит.
И это нервировало и заставляло ожидать от него чего-то. Не самого приятного.
Будь я на леднике в нашей деревне на самом северном и холодном краю Гренландии – я бы нашла сто способов спрятаться от его синих пронзительных глаз, но здесь – посреди города, куда мы заезжали на снегоходах с Инирой чтобы пополнить запасы в холодильнике, – мне было не сбежать.
– Как здоровье?
Хант увидел нас издалека, тут же сменив траекторию движения.
И если Инира улыбалась, глядя на его приближение, то мне снова было не по себе.
– Как видишь, уже на ногах, – довольно сухо отозвалась я, тоже проигнорировав приветствие. Впрочем, мужчина явно не обиделся, тут же улыбнувшись, отчего на его щеке появилась эта ямочка со шрамом.
– Очень быстро. При таком обморожении люди обычно не могут прийти в себя месяцами.
– У меня была отменная сиделка, – проговорила я в ответ, имея в виду Иниру, которая на самом деле не отходила от меня эти дни и даже перебралась жить ко мне, оставив отца.
– И очень эффективное лекарство, Алу?
Было ощущение, что Хант не спрашивает, а скорее утверждает это.
И вместе с тем казалось, что в какой-то момент мужчина принюхался ко мне, как бы странно и жутко это ни было.
Может, показалось?…
– Когда за лекарство берутся шаман и повитуха, то оно просто не может быть не эффективным, – горделиво и ослепительно улыбнулась Инира, но мне стало не по себе. В очередной раз.
– Вы домой?
– Да.
– Провожу вас.
«Проводить» на языке бескрайних просторов ледяной Арктики означало – «поеду рядом с вами на своем снегоходе».
И в этой ситуации радовало только одно – поддерживать разговор не придется, ибо лицо всегда тщательно закрывалось, чтобы не обморозить его.
Плохо было другое – я подозревала, что на этом присутствие рядом Ханта не закончится и он явно пойдет за нами в дом.
В мой дом.
Уже когда мы спустились на лед, где стояли наши снегоходы и уложили пакеты и сетки с купленными продуктами, я ощутила странную дрожь.
Просто в какой-то момент колени подогнулись и на коже под толщей одежды выступили мурашки.
Они были не от холода.
От странного и совершенно непередаваемого ощущения, объяснить которое даже себе самой я не могла.
Нечто похожее я чувствовала в тот единственный раз, когда увидела голубоглазого медведя.
И вот снова.
Я оглянулась, пытаясь рассмотреть сумеречную ледяную долину, щурясь и задерживая дыхание от мысли о том, что медведь может быть где-то близко.
Вот только ничего не видела, и от этого становилось одиноко и тошно на душе.
Прошло уже два года.
Два длинных года, за которые любой из медведей уже показал бы себя, но только не тот, кто интересовал меня сильнее прочих!
Лишь бы с ним ничего не случилось.
– Алула, что случилось? – тут же обернулся на меня Хант, от которого, кажется, не могло укрыться совершенно ничего. – Что-нибудь забыла купить?
– Да, похоже на то, – пробормотала я в ответ, смотря мимо мужчины на лед, который просто сливался с небом и казался вечным и безграничным с любой стороны.
– Хочешь, вернемся в магазин? – нахмурилась Инира.
– Нет, ила, все в порядке. Купим в следующий раз.
– Хорошо. Тогда поехали домой?
– Да.
Но, забравшись на свой снегоход, я все равно не могла перестать оглядываться и пытаться найти медведя.
Напрасно, конечно.
Потому что сама выдумала то, чего и быть не может.
Только что было делать со своими ощущениями?
До стоянки инуитов было ехать не так долго, как хотелось бы.
– Ты показал себя людям!
Крик отца отдался от ледяных стен нашей берлоги и обрушился на меня его болью, непониманием и неприятием этой ситуации.
– О чем я говорил тебе каждый день твоей жизни?! Что твердил тебе каждый раз, когда ты выходил из дома?! Дела людей нас не касаются!!! Мы вынуждены делить эту часть земли с ними, но наш долг – хранить нашу тайну! ДОЛГ! А не показывать себя зверем, рискуя раскрыть весь род!!!
Папа был прав.
Я понимал и принимал к сердцу каждое его раскаленное добела от ярости слово.
Каждую эмоцию, которая рвала и мою душу, оттого что я поступил именно так и пошел наперекор не только всем установленным правилам, но и самому роду.
Но если бы меня спросили, что бы я сделал, будь у меня шанс вернуться и все исправить, я бы не сомневался ни секунды.
И поступил бы так же.
Я не мог отпустить ее от себя.
Мысленно.
Физически.
Никак!
Я был готов проводить все дни напролет, просто наблюдая за девушкой и ощущая, как в моей груди растет это неведомое чувство, от которого было так сладко и так больно.
Меня затягивало в этот омут, а я даже не сопротивлялся.
Тонул в нем с блаженством сумасшедшего и находил особое удовольствие, мучая себя, когда представлял, как смогу прикасаться к ней, как только придет время.
Эти мечты завораживали меня.
Забирали в плен.
Они вгоняли в мою ледяную кровь чистейший адреналин, который не смог сравниться ни с погоней, ни с охотой, ни с войной.
Весь мир отныне заключался только в ней одной.
В том, как она дышала, как говорила, как смотрела своими удивительными зелеными глазами, где я видел кусочек вечно изумрудного рая, не доступного никому из живущих в Арктике.
Я упивался ею.
Своей жаждой.
Своей болью.
И сходил с ума, когда видел рядом с ней того мужчину!
Я мог бы убить его жестоко и с наслаждением уже десятки раз, если бы не верный Соранг, что кидался ко мне каждый раз, оттаскивая в последний момент, и пытался удержать у земли, пока я кричал и вырывался в порыве неконтролируемой ярости.
И несмотря на то, что мы были одного роста и схожей силы, Сорангу приходилось прилагать немало усилий, чтобы не дать мне вырваться из его рук.
– Тише, дружище! Он не трогает ее! Просто едет рядом!
– Но ты же видишь, КАК он на нее смотрит!
– Алула – красивая девушка! А для наших мест ее красота уникальна и неповторима! Будешь выдавливать глаза всем, кто посмеет посмотреть на нее?
– Буду! Я ради нее убью любого! – прорычал я, снова пытаясь скинуть с себя верного и единственного друга, который скручивал меня из последних сил и уже пыхтел, пытаясь удерживать у земли, пока мой маленький зеленоглазый рай усаживался на снегоход, явно не горя желанием общаться с тем наглым приставучим типом.
– Ты уже убил пятерых! Остановись на этом! Их будут искать и наверняка поедут вглубь Арктики!
– Пусть едут! Кто сгинул среди льдов, того уже не отыскать!
Мысли Соранга были ясными, и он говорил верно.
Наверняка у тех людей были родные, которые, конечно же, не оставят пропажу просто так.
Наверняка они обратятся в полицию и начнутся поиски.
Наверняка тех людей видели в Гренландии и знали, что они собирались отправляться в Арктику.
Возможно, даже кто-то заберется настолько глубоко, что повстречает нас.
И тоже будет убит.
А я не мог думать ни о чем другом, кроме того, что рядом с моей Алу кто-то ошивался, стремясь завоевать ее внимание, пока я ходил вокруг нее и не мог позволить себе бо́льшего в силу наших законов!
Я весь мир хотел разорвать в клочья, чтобы просто иметь возможность вот так же стоять рядом с ней и не думать о том, что ее могут убить из-за меня!
Из-за убогих неменяющихся правил, в которых мы, Защитники, не имели права подходить к людям даже близко, пока воины короля и его личная охрана спокойно шастали по всей Аляске, в том числе заглядывая и к людям.
Да что уж там говорить – сам Король рода Полярных был не без греха и много лет назад был влюблен в человеческую женщину!
И мне не давал покоя лишь один вопрос – чем были хуже мы?
Отец любил повторять, что много веков назад наши семьи отреклись от всех радостей ради одного – служения своему народу.
И потому приняли правила, в которых мы были всегда одни.
Всегда на страже.
Мы жили ради смерти.
И умирали ради жизни рода Полярных Берсерков.
…но что, если теперь я хотел выбрать иной путь?
«…Не вызывай того, кого не сможешь повергнуть»
Говард Лавкрафт
Всю поездку до крайней точки самого крупного отрезка ледника я думала о том, что сделаю, и вот я стояла на льду, всматривалась вдаль… и чувствовала, что боюсь.
По-настоящему.
Без пафоса и громких слов.
Словно мое нутро заледенело, и потому каждое движение было неловким и нервным.
Всю поездку в несколько часов почти без перерывов, когда мои верные псы радостно неслись вперед, сбавляя шаг, только когда им нужно было отдохнуть, я размышляла о том, как смогу призвать к себе Туунбака, и в голове крутилось только одно – нужна кровь.
Моя кровь.
В голове одна за другой сменялись эти жуткие истории о том, как эскимосам отрезали языки, чтобы они могли быть проводниками между миром людей и демоном, и я отчетливо понимала, что на подобное буду не способна.
Максимум – порежу ладонь, чтобы пустить кровь, в надежде на то, что ее аромата будет достаточно, чтобы вызвать демона.
Вызвать Туунбака.
Как же нелепо и страшно это звучало!
Именно так я и поступила, когда стянула варежку и неловко достала из высокого сапога свой охотничий нож.
Рука замерзла практически моментально и боль ощущалась едва-едва.
К счастью, кровь замерзла не сразу и все-таки закапала на лед.
Для пущей убедительности своей безумной затеи я опустилась на корточки и быстро размазала остатки крови по льду, боясь на данный момент только одного – чтобы кожа не прилипла и не пришлось отдирать ее кусками.
И с этой секунды мое сердце застучало истерично и отчаянно.
Все чувства во мне работали на триста процентов, пытаясь отыскать внутри ту волну трепета, волнения и необъяснимых мурашек, которые возникали каждый раз, стоило ему только оказаться где-то рядом.
Я верила, что мои эмоции не врут.
Знала это.
Вот только сейчас они отчего-то молчали, превращаясь в ужас и панику, которые я еще никогда не испытывала, оставшись один на один с жестокой и суровой природой.
– Я знаю, что ты слышишь меня! И что понимаешь наш язык! – крикнула я, заставляя мирно дремлющих псов поднять головы, глядя на меня с явным непониманием. – Выйди ко мне и покажи себя!
Вот только в ответ разлилась жуткая тишина.
Пробирающая до самых костей своей безмятежностью.
Словно это был всего лишь обман и ловушка, в которую я пришла по своей воле.
И теперь в голове словно складывались кусочки пазла, который до этой минуты был лишь неясным очертанием смутных мыслей.
Теперь я словно прозрела, почему в легендах инуитов говорилось о некой черте, границе, переходить которую было категорически нельзя, ибо кто уходил за нее, те уже никогда не возвращались.
Это и была граница владений Туунбака.
Черта, через которую он и сам, видимо, не переходил, ожидая своих жертв и подношений здесь.
Я тяжело сглотнула, пытаясь сообразить, настолько далеко я зашла вглубь Арктики, но сделать это не успела, потому что увидела темные очертания, сотканные словно из самой тьмы.
Было ощущение, словно ко мне двигается размытое пятно.
Огромное.
И чем больше оно приближалось, тем страшнее становилось, потому что едва ли это был дрейфующий по льду айсберг.
Как бы я ни щурилась и ни напрягала зрение, я так и не могла рассмотреть, что же это было.
Чувствовала только одно – надо бежать!
Немедленно!
Все инстинкты вопили во мне так отчаянно и горячо, что в какой-то момент я дрогнула и умудрилась даже прикусить язык!
Шли быстрые нервные секунды, а мои чувства молчали и никак не выдавали появление Туунбака!
Либо это был не он.
Либо что-то внутри меня сломалось, что я перестала ощущать его, как делала это раньше!
Вот только все мысли испарились из головы, когда послышался оглушительный рев, от которого в прямом смысле сотряслась ледяная земля под ногами!
Хрипло взвизгнув от непередаваемого ужаса, я кинулась на дрожащих ногах к упряжке, с нарастающей паникой замечая, что мои верные псы были испуганы тоже – они подвывали и были готовы нестись сломя голову, а потому перебирали лапами и громко фыркали.
– Домой! Скорее! Скорее!!
Я запрыгнула в сани практически на лету, понимая, что никогда еще в своей жизни не бегала настолько отчаянно и быстро!
Рев и грохот раздавались еще какое-то время, заставляя искренне молиться и бояться обернуться, чтобы увидеть, что чудище преследует нас. Для того чтобы убить.
Сердце колотилось и ладони были холодными и влажными, даже когда я поняла, что погони нет, а псы бегут хоть и резво, но вполне себе спокойно, больше не ощущая опасности.