Мертвец в подарок

ГЛАВА 1

— Кровь! — вскрикнула я, прижимая ладонь к носу.

На рабочий стол уже упали три капли.

— Держи.

Нина, наша лаборант, подоспела вовремя и подала мне носовой платок. Я сильнее прижала тряпочку и запрокинула голову. Кровь потекла в горло. От соленого привкуса защекотало заднюю стенку и язык. Фу, противно-то как!

— Не глотай, — взволнованно сказала Нина. — Наоборот, наклони голову — пусть вытекает. Сейчас что-нибудь принесу.

Я скосила глаза и посмотрела на нее безумным взглядом. Конечно! Легко ей говорить, пусть вытекает! Это моя кровь! Да, банально жалко! А еще ведь есть это малокровие, как своеобразный приговор в неполноценности… И мама в детстве всегда учила запрокидывать голову, чтобы все поскорее прошло. Привычка доверять ее мнению больше других — не изжилась даже с годами.

— Не надо.

Носовые кровотечения для меня не редкость.

Все началось в семь, когда я пришла со школы и увидела, как Овчар загрыз моего Утю.

Наш сторожевой пес часто обрывал цепочку и начинал носиться по двору. В тот вечер на его пути попался селезень, которого мы с мамой выкормили с пипетки. Желтобокий, как солнышко, смешной и послушный. Он с легкостью давался мне в руки, терся холодным клювом о ребро ладони, и довольно крякал, пока я его гладила.

Из Ути получился хороший суп. Наваристый. Только я не смогла пересилить себя и попробовать его. Мама так этого и не поняла, ругалась. И за носовое кровотечение мне тоже досталось. Правда, до того самого момента, как мама поняла, что оно длится ненормально долго…

Тогда все списали на детский шок и стресс от увиденного. Но все вскоре повторилось.

Мой сосед по парте, Вовка, упал с ореха. Он на спор залез на дерево, чтобы доказать, что ничего не боится. Когда ветка под его кедом треснула и сломалась, а Вовка полетел вниз, я стояла почти рядом. И как не свалился прямо на меня? Повезло, конечно. Правда, не ему.

Однокашник лежал навзничь, вперив глаза в серое небо. Он раскинул худые руки в стороны и казался еще более долговязым и нескладным. Темное пятно расползалось по асфальту, прикрытое рыжей макушкой.

Вовка разбился насмерть, свалившись с трехметрового ореха. Так глупо! Мальчишки стояли молча. А у меня опять пошла кровь.

С того момента и началось мое больничное детство.

Мама не уставала таскать меня на консультации в различные клиники к самым продвинутым светилам медицины. Где мы только ни побывали! Только вот годы шли, приступы учащались, а кандидаты и академики одинаково беспомощно разводили руками. В итоге я обзавелась неимоверно толстой больничной карточкой и неизвестной генетической болезнью. Какой? Да я даже название ее выговорить не в силах. Язык сломать можно!

Мама продолжала верить в мое исцеление. Или, скорее, просто привыкла упрямо доказывать, что все обязательно будет иначе. По ее таинственному плану. Походы к врачам закончились, когда мне исполнилось долгожданные восемнадцать. Отныне я имела полное право принимать активное участие в собственной жизни. Поэтому наотрез отказалась от обследований, консультаций и прочего медицинского вмешательства, переехала во временно снятую квартиру и поступила в университет. В общем, как сказала родительница — взбунтовалась!

А как иначе, если мама — настоящий тиран в юбке?! Каждая моя попытка выйти из-под ее слепого контроля неизбежно заканчивалась скандалом. Но попытки я не бросала. И одно время мне даже стало казаться, что все получалось неплохо.

Я стремилась жить самостоятельно. Выучилась на филолога и устроилась работать при университете, преподавала историю зарубежной литературы. Работа оказалась тяжелой, малооплачиваемой и неблагодарной. Но жаловаться не приходилось, другой же мне не предлагали.

К тому же, такому книжному червю, как я, прямая дорога либо преподавать, либо в библиотеку. Будь моя воля, выбрала бы второе. Запах книг, шершавая текстура листков, грубый вид корешков… М-м-м! Прелесть! Стоило только взять в руки книгу, открыть первую страницу и я напрочь пропадала для мира.

— В центральном филиале освободилось место библиотекаря. — помню, поделилась я, когда на руках уже был красный диплом филолога. — Пойду на собеседование. А вдруг возьмут?

Мама тут же закатала истерику:

— Только через мой труп, Катя! — картинно схватилась за сердце она. — Разве для этого я свой цветочек растила? Чтобы ты пропадала часами между полок и глотала пыль? А замужество? Кто же возьмет библиотекаря замуж, Катя? Это же скучно!

Можно подумать, учитель намного веселее. Я едва удержалась от возмущенного фырканья.

— Мама! Вообще-то еще остались люди, которые ходят в библиотеку!

Правда их было катастрофически мало, но это говорить — себе дороже. Да и не собиралась я замуж. По крайней мере, лет так с пять еще.

— Ой, не стоит выдавать желаемое за действительное, Катерина! — махнула рукой мама. — Ты там взвоешь от тоски в первый же день! Помяни мое слово! Знала бы, что ты так уцепишься за эти свои книжки, сожгла бы еще первую, что притащил отец!

Я поджала губы. Вот возьму и устроюсь на эту работу! Назло.

Недаром говорят, что месть — блюдо холодное. В библиотеку я умчалась в тот же день, на собеседование заявилась на эмоциях. Наверное, от того и пошло все кувырком…

Я умудрилась забыть половину классиков, заимела вдруг заикание, пролила кофе на блузку, а на выходе опрокинула стеллаж с подборкой любовных романов. Заведующая едва успела отскочить в сторону! Иначе быть мне не библиотекарем, а убийцей.

Месть не удалась. В который раз пришлось смириться с волей матери. И пойти преподавать в университет, куда она меня засунула через пятые руки знакомых. Но и там счастье меня не ждало.

Общение с живыми людьми мне всегда давалось намного тяжелее, чем с персонажами книг. Из-за носовых кровотечений с детства я была нелюдимой, вечно бледной и немного сутулой. В школе старалась ни с кем не сближаться, каждый раз боялась насмешек, когда пойдет кровь. Но сколько ни возводила оборонительных стен вокруг души — смеялись все равно. И было так же больно, как и в первый раз.

Вот тогда-то лучшими друзьями для меня и стали книги. Им было все равно, что я хилая и не могу пробежать положенную стометровку, уложиться в норматив, что у меня хроническое малокровие и страх захлебнуться кровью во сне, что я не умею врать или лицемерить, что иногда мне больно смотреть на слишком яркий свет и в школе меня из-за этого дразнят вампиром.

Но школа осталась позади, слава Богу. А вот окружение злобных детей никуда не делось. Теперь пришлось иметь дело со студентами. В открытую неуважения они не выказывали, но я его научилась распознавать без слов. Имею опыт!

Я поклялась себе во что бы то ни стало завоевать симпатию этих не в меру взрослых детей. Оставалась внеурочно, составляла планы занятий, сочиняла сценарии к литературным вечерам, что, возможно, когда-нибудь приживутся в стенах филфака, писала лекции и перебирала уйму научной педагогической литературы.

Вот и в пятницу, как всегда, засиделась допоздна. Нине пришлось задержаться вместе со мной. Ключи от кафедры мне еще не дали, поэтому лаборант должна была закрыть кабинет после того, как я здесь закончу. Работы скопилось много, особенно в преддверии приезда проверочной комиссии. Все папки с документами должны быть в полном порядке. Особенно у меня. Той, которую все считают чьей-то протеже. Знать бы хоть чьей?

Интрижки точно не про меня. С мужчинами не ладилось. Вроде не уродина, но вот совсем не везло. Да и кто захочет связываться с больной непонятной болезнью? С «дурной» кровью…

У меня-то и парень был всего один.

После того, как во время моего первого оргазма из носа хлынула кровь и забрызгала Косте лицо, он меня бросил. А еще в ту ночь его сбила машина. Насмерть.

Помню, как стояла, растирая слезы по бледным щекам, у свежей могилы. До конца не могла поверить, что все повернулось именно так. Я ведь думала, что Костя не всерьез орал на меня благим матом, обзывал по-всякому, а потом и вовсе выпрыгнул из постели в чем мать родила. Думала, он вернется, сможет принять мою болезнь. Ведь говорил же, что любит… Ну испугался. Неожиданно все же. С кем не бывает? Я готова была простить.

Костя не вернулся. Погиб.

А я с тех пор больше не пыталась понравиться мужчинам. Мне, страдающей не только ужасной неуверенностью в себе, но и комплексом отличницы, на мужчин просто не хватало времени. Так я себя успокаивала, пока с головой не ушла в работу. А потом, и правда, времени на дурацкие мысли перестало хватать. Лекции, семинары, планы, экзаменационные сессии, документы, документы, документы…

— Может, скорую вызвать? — обеспокоенно спросила Нина.

Платок почти полностью пропитался кровью, и теперь она стекала сквозь пальцы по ладоням к запястьям, чтобы спрятаться под красивыми розовыми манжетами новой блузы.

— Не надо, — прогнусавила я. — Сейчас само пройдет.

Кровотечение всегда прекращалось так же внезапно, как и начиналось. И попытки повлиять на него, тампонады носа, частые вызовы скорой ни к чему не приводили. Приступы оставались бесконтрольными.

— Вы слишком много работаете, Екатерина Леонидовна, — проворчала Нина.

Я слышала, как она открывала шкафы, шуршала бумагами, видимо, пыталась отыскать что-нибудь еще, чем можно заменить платок.

— По-другому не умею.

— А надо уметь! — всполошилась Нина. — Вы молодая, привлекательная женщина! Как только муж терпит ваши ночные посиделки в университете?!

— У меня нет мужа, — скривилась я и осторожно отвела руку.

Кровотечение прекратилось. Самостоятельно. Как и всегда.

— Вот поэтому-то и нет! Где ж ему взяться, если вы первая приходите в университет и последняя уходите?! И я вместо того, чтобы пойти с сыном на футбол, как обещала, или устроить мужу романтический ужин, вечер пятницы провожу вместе с вами и бумажками!

Мне стало стыдно. Я давно наплевала на свою личную жизнь, но кто мне дал право делать это с другими?

— Простите, Нина Григорьевна, — смущенно потупила взгляд. — Я не хотела ломать ваши планы на вечер.

Неожиданно она тронула меня за плечо:

— Катя, вы слишком молоды и слишком наивны. Я не обвиняю вас, просто хочу, чтобы вы поменьше себя нагружали. Вот уже досиделись до того, что кровь носом пошла. Я, конечно, понимаю, что для современных женщин сейчас на первом месте карьера и вы землю роете, чтобы закрепиться в преподавательском кресле, получить больше часов или дополнительный предмет. Сейчас не престижно быть простым лаборантом в тридцать пять, получать гроши и выглядеть старой неудачницей, как я.

— Нина, вы не…

— Но лучше занимать не совсем престижную должность и больше времени уделять семье, чем престижную и быть одинокой.

Женщина взяла меня за подбородок и повернула голову к себе. Ее глаза светились добром и сочувствием, а не уже привычным мне отвращением.

— Идите, умойтесь, Катя. И ступайте домой. Вы устало выглядите. И поверьте мне, карьера не стоит того, чтобы из-за нее страдало здоровье или личная жизнь.

Я кивнула и слабо улыбнулась.

Нина подумала, что у меня в приоритете карьера и я выжимаюсь на работе только ради похвалы от администрации или лишней прибавки к зарплате.

Вот с удовольствием променяла бы должность и зарплату на жизнь такой «неудачницы», как наша лаборант! Еще не старая, но полна здоровья и сил, заботливая мать троих детей и жена — она успевала все. Я же, наоборот, едва живой себя чувствовала: загружалась работой под завязку, а смысла во всем не прибавлялось.

Из здания университета мы вышли, когда на улицу опустилась тьма. Редкие фонари освещали дорогу. Под ногами приятно шуршали листья и, несмотря на конец сентября, даже ночи еще были теплыми.

Я шла молча, наблюдала за темными силуэтами деревьев, припозднившимися прохожими, автомобилями, что пролетали мимо по правую руку. Нина наоборот болтала без умолку. Может, она решила, что я нуждаюсь в моральной поддержке? Я давно не нуждалась. Но скромность не позволяла перебить ее.

Нина рассказывала про то, как они познакомились с мужем, как поженились, и она узнала, что беременна, как после первого декрета пришлось брать второй, а там и вовсе отказаться от карьеры. Ведь дети нуждались в заботе, уходе, и стало совершенно не важно, что сама Нина, закончив филфак, мечтала стать учительницей английского. Третий сын родился не так давно и Нина, высидев с ним положенных три года, без зазрения совести устроилась лаборантом в университет. Муж был не против, сыновья — вполне уже взрослыми и заверили мать, что смогут самостоятельно присмотреть за младшеньким. Нина окунулась в рабочую атмосферу, ей нравилось чувствовать себя не только женой, мамой и хозяйкой, но и работающей женщиной.

Я не знала, зачем Нина все это мне рассказывала, но перебивать было неприлично. Да и к тому же лаборант стала первым человеком, который говорил со мной о чем-то кроме работы. Кто вообще говорил со мной. Пусть даже о своей личной жизни.

Слушать Нину было приятно. И то, что она не лезла с расспросами, вселяло уверенность, что мы со временем сможем поладить. И мне здесь будет не так одиноко.

Мы попрощались на углу Парковой и Михеевых. Я отправилась на автобусную остановку, чтобы успеть на последний рейс, а Нина спустилась в метро.

Мои дни и вечера никогда не отличались разнообразием. Я точно знала, что дома ждет холодная пицца и пустая от тишины квартира. Готовить только для себя было лень, поэтому в большинстве случаев я перебивалась полуфабрикатами или готовой едой из супермаркета.

Потянув дверь подъезда на себя, скривилась от жуткого скрипа ржавых петель. Ну и звук. Аккурат как в фильмах ужасов!

Послышался шорох, и кто-то больно пихнул меня в спину. В последнее мгновение чудом просто удалось выставить руки и смягчить падение!

— Ну, вот и повидались, с*чка! — голос мне был не знаком, звонкий, с нотками отвращения и явно женский. — Сейчас ты мне за все заплатишь!

Я испугалась не на шутку. Ладони мгновенно вспотели. Под ложечкой засосало. Стало трудно дышать. Села, прижавшись к стене, и подтянула колени к груди.

— Кто вы? Что вам нужно?

Грабители? Так ведь мне и отдать нечего…

Как ни старалась, не могла разглядеть напавшую. Я видела лишь очертания женской фигуры. Незнакомка стояла в дверях подъезда, света на площадке первого этажа отродясь не было.

— Ты не поняла? Ах, да, старуха говорила, что ты можешь ничего не помнить. Но это и неважно, правда? — она сделала шаг навстречу. — Главное, что тебя помню я. И помню, как ты, с*чка, разрушила мою жизнь!

— Это к-какая-то ошибка! Вы точно меня с кем-то путаете!

Она расхохоталась, а потом резко пнула меня. Попала чуть пониже колена. Я взвыла, обхватив ногу руками. Щеки стали влажными от слез.

— Вас невозможно перепутать, Екатерина Леонидовна, — презрительно выплюнула женщина. — Видишь вот эту бутылку? Знаешь, что здесь?

— Н-нет.

— То, что подправит твое личико. Кислота. Больше никто не позарится на твою смазливость!

Только мне могло повезти столкнуться с психопаткой! Не жизнь, а злой рок какой-то!

Сердце едва не остановилось, я забыла, как правильно дышать.

— Ты рада подарочку? О-о-о! — она задумалась. — Мне обещали, что ты будешь подыхать в муках! Сначала зайдешься криком от боли. Кислота выест твои глаза и кожу. С каждым вдохом она будет проникать глубже и глубже, пока не зашипит на твоих костях. Это, конечно, не сравнится с теми страданиями, что испытала я, но все же… Какая-никакая, а компенсация. Ты не находишь?

— Вы сумасшедшая!

— Ты мне уже об этом говорила, — довольно сказала женщина и я почувствовала, что она улыбается. — Ну, ладно. С тобой всегда было приятно поболтать, но сейчас не время. Прощай!

Раздалось шипение, женщина отвертела крышечку…

Я заслонилась руками:

— Помогите!

Подъезд зашелся лаем. Огромная собака проскользнула с улицы. Откуда она здесь взялась? Вот удача! Женщина попятилась. Я воспользовалась ее растерянностью и кинулась по лестнице наверх.

— Куда-а?!

Сердце колотилось так быстро, что болью отзывалось в ребрах. Когда оказалась возле квартиры, то чуть не выронила ключ. Руки дрожали. Как назло в замочную скважину попала не с первого раза.

Шум от собственного дыхания заглушал все остальные звуки. С горем пополам, удалось ввалиться в квартиру. Я тут же закрылась и даже накинула цепочку. Для надежности. Только после этого смогла с облегчением выдохнуть, привалившись спиной к стене.

— Катенька, открой.

Отрицательно помотала головой, словно женщина могла видеть сквозь двери, и зажала кулак зубами, чтобы не заскулить.

— Открой!

Я вздрогнула и разрыдалась громче. Попятилась в комнату. Вызвать полицию?

— Я все равно до тебя доберусь! Все равно! Поняла? — закричала сумасшедшая.

Одно время слышалась ругань, женщина продолжала колотить в дверь ногами. Не знаю, сколько это все длилось, но когда все стихло я на цыпочках подошла ближе. Тишина.

Страх потихоньку отпускал. Если бы не собака…

Кто эта женщина? Она говорила, что я сломала ее жизнь… Но как такое возможно? У меня даже друзей нет, врагам откуда взяться?

Я разулась. Поставила замшевые полусапожки под вешалку. Где им было и место. В квартире царил порядок. Странный, больной порядок. Если мне было плохо — я убирала, если одиноко — убирала, если грустно — убирала. Получалось, что почти все свободное время единственное, чем я занималась — уборка. Квартира давила почти что стерильной чистотой.

Даже мама, навещая меня, всегда удивлялась, как такая бестолочь, которая ленится даже суп себе сварить — может содержать квартиру в идеальном порядке? Разве стоило ей объяснять, что готовить я не люблю по другим причинам? Есть в одиночестве сомнительное удовольствие. Аптечная же чистота из-за нехватки живого общения.

Пройдя в кухню, включила электрочайник, вытащила пиццу из холодильника и поставила разогреваться в микроволновку. В дальнем углу кухни, настенная подставка крепко держала маленький телевизор. Хозяйка квартиры, у которой я снимала однушку, неплохо укомплектовала ее прежде, чем загибать такую баснословную цену. Но жить я предпочитала в удобстве, даже если впроголодь. Комфорт — это мне своеобразная компенсация за одиночество.

Привычно включила телевизор и попала на новостной канал. Диктор серьезным тоном как раз вещал о событиях прошедшего дня.

Я любила пить крепкий чай. Вот и сейчас не стала отказывать себе в удовольствии. Густой пар поднимался от чашки, укутывал и словно грел пальцы. Мда. Долго же я буду приходить в себя! Хорошо еще, завтра суббота — на работу не нужно.

— Около десяти часов вечера в метро произошел взрыв.

Нехорошее предчувствие заставило меня повернуть голову и уставиться в экран. Мелькали ужасные кадры. И как только такое разрешают пускать в эфир? Больше всего меня поразили множество тел, накрытых простынями. Традиционно белыми.

— Взрыв пришелся на центральной ветке. В районе станции «Влатошки». Ведется расследование. В результате взрыва пострадало около сотни человек. Мы обещаем держать вас в курсе последних событий. Оставайтесь с нами.

Чашка выскользнула из рук. Кипяток ошпарил пальцы на ногах, а я почти не почувствовала.

Именно на этой станции Нина зашла в метро.