Никогда не был на востоке. Даже если востоком считать всё, что восточнее Москвы, то всё равно – не был. В Англии был, в Нидерландах… Ну, окей, был ещё в Питере.
Алтай… Не возникает никаких образов, кроме звука горлового пения и этой штуки… Инструмент их народный, что прикладывают к губам шаманы… Не могу вспомнить название. Возможно, я его и не знал никогда. Или это не Алтай, а север?
Самолёт практически пуст. Здесь только «семья». Надеваю наушники. Не желаю ни с кем беседовать. Я здесь единственный «подкидыш». Но Игорь Васильевич благоволит моей персоне, и они терпят.
В бизнес-классе – Артурчик с Региной. Штора отодвинута, и я хорошо вижу их. Регина – его новая тёлка. Молодая, экспрессивная и тупая сука! Осветлённые добела волосы собраны в небрежный хвост, на губах толстым слоем красная помада. У неё хватает бабок на стилиста, но Артурчика заводит именно эта пошлота в ней, и она старается ради «папочки».
Её фирменный комбез в стиле милитари – откровенный намёк на желание поучаствовать в охоте. Уверен, Артур не откажет ей в удовольствии. Регина – полный зашквар! Она мнит себя офицером, потому что «папочка» даёт ей стрелять по живым мишеням. И именно она добивала беременную мачеху того Сергея. Что такое мораль, она не поймёт, даже если погуглит. Такие сложные вещи в её извилину не помещаются. Регина собирает трофеи. У неё есть браслет. На этом браслете несколько крестиков с её жертв, пара серёжек, обручальное кольцо и несколько медальонов.
Ведя языком по стволу пистолета, Регина развлекает Артура. Перехватив ствол, он засовывает его ей в рот. Поглубже. И она, послушно давясь, смотрит ему в глаза.
Наискось от этой парочки сидит Дага. Мрачный дагестанец, бывший наёмник, ультрасексист, радикальный мусульманин. Если бы не его любовь к деньгам, стал бы каким-нибудь моджахедом. Но за «просто так» ему надрываться не хочется. Дага любит кокос, кальяны и бабки! И не любит людей. Никаких. Но особенно женщин. Поэтому он – послушный солдат не пыльной, но кровавой службы. Игорь Васильевич платит ему хорошо.
Чуть поодаль сижу я. А за моей спиной, в самом конце салона, ещё трое. У них наверняка, как обычно, вискарь и «бывалые» беседы. Оборачиваюсь.
Лобов – бывший спецназовец, отсидевший по молодости. Лысый, массивный. Уже немного оплывший, но ещё неплохо владеющий собой и оружием.
Беспредельщик с романтическим именем Рафаэль. Раф… Молодой, ещё борзый пацан, всего года на два-три старше меня. Но с таким послужным, что мне и не снилось. Говорят, очень дружит с ножами.
И самый страшный для меня во всей этой компании – Филин. С виду – весёлый, компанейский, дружелюбный, щуплый дядька на философской волне. Только его холодные глаза под очками-хамелеонами выдают, кто он есть на самом деле. Филин – настоящий офицер. Умный… Я бы даже сказал – продуманный. В пекло не лезет, появляется всегда вовремя и снимает самые сливки. Всегда сам себе на уме. Никогда не лажает. Один из любимцев «папы».
Это Игорь Васильевич настоял на том, чтобы ехал он. Да, официально бригаду возглавляет, конечно же, Артурчик. Но на самом деле именно Филин. Он смотрит мне в глаза и что-то говорит. Снимаю наушники.
– Эй, Малой! Ты чего там один скучаешь? Давай к нам?
– Не… Спасибо. Я посплю.
Дага что-то бормочет, закрыв глаза и перебирая свои чётки. Артур выглядывает в проход.
– Лысый, вискаря нам организуй.
– У нас последняя, больше нет. «Папа» велел не бухать.
– Нда… Но мы ж твари непослушные! – скрипуче смеётся Артурчик и уходит в нос самолёта.
Регина оборачивается, ухмыляясь мне.
– Привет, Малой…
Я старше её на пару лет. Но ей в кайф под**бывать меня. Она, как верная обезьяна, всё повторяет за Артурчиком.
Игнорирую.
– Говорят, у тебя мягкий животик и маленькие яички… Говорят, даже у меня больше!
– Мало того, – поднимаю на неё взгляд. – Я уверен, что тот, кто говорит, ещё и отсасывает твой гигантский член.
– Чего ты сказал? – её рот преобразуется в возмущённую красную дыру.
Вижу в ней жёлтую жвачку. Её папик возвращается с бутылкой коньяка.
– Артур! Малой хамит! – прищуривается она мстительно. – Говорит, ты мне отсасываешь мой гигантский член!
Сцепляемся с ним взглядами.
– Говорят, редкая собака доживает до двадцати… – прищуривается он. – И многие из них гибнут на охоте.
Молчу, продолжая с любопытством разглядывать его.
– Чего пялишься? – оскаливается.
– Представляю, как ты ей отсасываешь. Этот крашеный транс кончает тебе в рот?
Дуло его ствола мгновенно отыскивает мой лоб. Нет, я не бессмертный. И далеко не бесстрашный. Я многого боюсь. Но этого маньяка я парадоксально не могу бояться. Не могу, и всё!
– Артур!! – рявкает Филин. – Артур… Артур… Артур… – умиротворяюще улыбаясь, подходит к нам. – Ну, зачем? Папа будет недоволен. Папа будет наказывать… Тебя… Меня… Зачем? Пацан горячится, да. Но Регина сама дёргала его за усы. Остынь… – отводит от меня дуло ствола пальцем.
Делая глубокий вдох, Артур терпеливо прикрывает глаза. Садится на своё место. Как только Филин уходит в хвост самолёта, оборачивается и изображает пальцами дуло пистолета и выстрел с отдачей.
– Бах…
– Вертушка или автобус? – смотрит на карту Алтая Филин.
– Цена вопроса по вертушке?
– Если туда, обратно и сутки подождать, думаю, штук пятьсот, не меньше.
– А сколько ехать на минивэне?
– До Артыбаша часов шесть, потом пару часов до её базы, потом на лодке… Да и как мы её повезём обратно? Игорь Васильевич говорит, буйная дамочка-то!
– Не то слово, – мстительно ухмыляется Артур.
– Логичнее вертолёт.
– В гостиницу. Ночью мы его не найдём. Выспимся – потом будем такие вопросы решать.
Вертолёт…
Я поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Вертолёт… Ну и как же я её предупрежу?!
Бросаю сумку на кровать. Выпиваю принесённый горничной кофе. Открываю минибук и просматриваю маршруты и указанную Вадиком точку, где предположительно стоит база Мары. Не думаю, что они будут садиться там. Двинутся сразу на противоположный берег. И упадут неожиданно на её голову. У них тепловизоры и другая техника. Куда она оттуда денется? Кругом на сотни километров тайга глухая. Осень… Гуглю температуру. Ночью падает до нуля. Медведи, волки, рыси… Ну и забралась ты, красивая! От таких, как мы, прячешься? Или ещё от кого? Чем ты там занимаешься, в такой глуши? Не страшно тебе?
Захлопываю ноутбук. И… Вызываю такси! До Артыбаша. Охотники, с учётом выпитого, будут спать часов десять, не меньше, потом пока раскачаются, пока найдут вертолёт. Дорога опять же… Часов пятнадцать у меня есть. Я должен успеть. Посплю в тачке.
В машине практически сразу же вырубаюсь. Когда открываю глаза, за окном уже светает, но не видно абсолютно ничего. Тачка едет очень медленно. Поднимаю сиденье, сонно приглядываясь.
– Туман… – комментирует водитель.
– Всегда здесь так?
– По осени…
– А Вы сами отсюда? Или с Новосибирска?
– Отсюда. Летом шашлычку держу, а в межсезонье вот таксистом подрабатываю. То в Барнаул, то в Новосиб мотаюсь.
– Далеко нам ещё?
– Да почти приехали. А ты к кому сюда такой нарядный?
– В смысле? – оглядываю себя. Белый спортивный костюм, белые кроссы, наушники. А, ну да, яркая дутая безрукавка.
– Местные у нас так не одеваются. В белое. Осень, грязь… Да и стригутся у нас попроще. Татуировки такие не бьют.
К кому… Сказать или не говорить? Надо же будет мне как-то её искать.
– А я базу одну ищу. Кеч Бозого. Не знаете случайно, как туда добраться?
– Кеч Бозого? А ты знаешь, сынок, как с нашего название это переводится?
– Как?
– «Переход через порог». Приезжают… Ищут её…
– Мару?
– Базу, – стреляет он в меня искоса взглядом. – Переходят через этот порог, а обратно не возвращаются. Зачем тебе база эта?
– Нужна, – вздыхаю я. – И что, часто ищут?
– Да… За год раза три-четыре ищут. Это те, с которыми я пересёкся. А так – не знаю. Не принято у нас о ней говорить.
– О Маре?
– Базе…
– И о Маре, я так понимаю, тоже? – улавливаю его постоянное желание обойти её имя.
– Мхм… – кивает. – Не ходил бы ты туда, сынок. Не вернёшься. Что вас всех туда тянет?
– Довезите, пожалуйста, до Кеч Бозого. Я хорошо заплачу.
– Нет, извини, не поеду. Гиблое это место. Люди там разное слышат и встречают. Техника там глохнет. Из наших никто не повезёт.
– Как же добраться?
– Дорога там такая, что хоть на тачке, хоть пешком часа четыре займёт. Дожди прошли, размыло всё. Пешком, думаю, даже быстрее доберёшься. Машина встанет ещё в начале пути.
– Ну она же как-то добирается!
– Не знаю.
Пешком долго. А у меня времени в обрез.
– А по озеру можно добраться?
Морщится.
– Можно. На моторке час до базы. Только кто тебе технику свою доверит? Не вернёшь же.
– Почему это? А… – доходит до меня. – Не вернусь? У меня есть деньги, я заплачу. Я куплю.
– Ладно, отвезу тебя к одному человечку надёжному. Продавал он лодку. Да только передумал бы ты, сынок. Молодой совсем. Городской. Куда тебе в эти дебри? Самое время по дискотекам бегать, да девок тискать. А он через порог собрался!
– А что про неё местные говорят?
– Про неё – ничего.
– А про кого говорят?
– Лет двадцать назад… Ну или не двадцать. Я ещё с детства своего помню. Там, где сейчас база стоит, жил местный шаман. Таштал, кажется. Сильный был. Камлал так, что небо открывалось. С мёртвыми говорил. Людей лечил. Ударом в бубен мог быка уложить!
– Ого! – удивлённо пытаюсь себе представить это зрелище.
– Сам не видел, – пожимает плечами мой водитель. – Но отец мой уверял. А он не любитель придумывать.
– Так и что же? Таштал этот…
– А как убили его, так место то проклятым стало.
– Как убили? За что?
– Не знаю. Но в ту ночь зарево стояло. А тайга не горела. И люди говорили, что в середине августа Телецкое словно льдом покрылось. Затвердело. А к утру всё спало.
– Байки или…?
– Да кто ж знает? Я сам не видел… – хитро прищуривается он.
– Давно?
– Лет двадцать, может, меньше…
– А Мара?!
– Приехали мы. Иди, договаривайся с лодкой. Этот не обманет. Не подсунет корыто дырявое.
– Спасибо Вам! – протягиваю ему деньги. Там больше, чем мы договаривались. – Сдачи не надо.
– И тебе спасибо тогда. Ты, сынок, если таки вернёшься, дай знать.
Пожимаем друг другу руки.
Никогда не был в тайге. И сейчас, удерживая руль моторки одной рукой, залипаю глазами на цветных берегах. Туман рассеялся, и виды как в картинной галерее лучших натуралистов мира! Только 5D – и объём, и звуки, и перспектива! Гул моторки разносится эхом над водной гладью. В глубоком небе прямо надо мной парит пара беркутов. И грудь распирает от холодного воздуха так, что хочется улыбаться. Улыбаться хочется ещё и от того, что я вот-вот увижу ту, с которой попрощался. И внутри меня взрываются такие гранаты, что глушат память даже о том, что увижусь с ней не только я, но ещё и бригада охотников.
Рассматриваю живописные берега, раскрашенные жёлтым, оранжевым, красным. А за ними по огромным горам – глухая хвойная тайга. По берегам пусто…
Вода, как ровное зеркало, отражает яркие краски берега и выглянувшее солнце.
Холмы, покрытые тайгой, так монументальны, что мне кажется, любой попавший туда человек мгновенно сгинет. А она где-то там…
Очень холодно, и меня потрясывает даже в тёплой безрукавке. Надеваю капюшон, застёгиваю молнию до упора.
На берегу мелькает белое пятнышко моторной лодки. Сбавив ход, выруливаю к нему. Вдруг она на своей базе, а не в тайге? Тогда шансов сбежать гораздо больше. Причаливаю рядом с маленькой лодочкой, привязанной к березе на берегу. Прибой раскачивает лодки. Ноги мочить не хочется. И я закидываю якорь, сооружённый из гири, на маленькую лодку. И перепрыгиваю на неё. С неё уже на берег. Ну вот, вышел практически сухим из воды. Поправляю рюкзак. От берега наверх ведёт тропинка. Я иду по ней и чувствую эйфорию от того, что здесь часто ходит Мара. Мои кроссовки вязнут в размытой до кашицы земле. Хорошо непромокаемые… Минут через пять выхожу к небольшой базе с зелёными крышами. Забор высокий. Звонка на воротах нет. Иду в обход вдоль забора, пока не нахожу место, где к нему вплотную прилегает корявое дерево с чёрной корой и красными листьями. Разглядываю несколько висящих ягод. Черёмуха, кажется.
Никогда её не пробовал, но на картинках видел. Срываю несколько ягод, закидываю в рот. Сомнительное лакомство. Во рту вяжет, как от хурмы. Выплёвываю крупные косточки. Но оставшееся послевкусие, напоминающее чёрную вишню, вполне себе приятное. И хочется повторить. Но я же не ягоду есть сюда приехал. Взбираюсь по наклонённому стволу и перемахиваю через забор.
Большой коттедж наглухо запечатан. Обхожу его. Беседки, тропинки, гостевые летние домики. Всё ухожено…
– Мара!!!
Звук словно отделяется от меня и, увеличиваясь в объёме, летит куда-то к горам, отражается от них и возвращается обратно.
– Мара… Мара… Ма… ар… ра…
Из одного из домиков выходит какая-то маленькая скрюченная фигура. Человек идёт ко мне. Мужчина. Немолодой. Покалеченный.
– Здравствуйте…
Он кивает мне, показывая на уродливый шрам на горле. Не может говорить? Удивительно, что выжил после такого…
– Мне нужна Мара.
Разводит руками, отрицательно качая головой.
– Я знаю, что она где-то здесь. Ей грозит опасность. Её нужно предупредить! И Вам тоже грозит. Вам нужно отсюда уйти. На некоторое время.
Хмурится настороженно и снова отрицательно качает головой.
– Вы не можете отсюда уйти? – доходит до меня.
Кивает.
– Почему? Временно!
«Нет», – качает он головой.
– Сюда придут люди. С оружием. Жестокие. Они могут убить.
Грустно вздыхает, опять разводя руками.
От пронизывающего холода и сырости меня передёргивает.
– А угостите чаем горячим, пожалуйста. Я заплачу.
Машет на меня рукой, обиженно морщась. Кивает на свою сторожку.
Мы сидим у горячей печки. Чай очень крепкий. Практически чифирь. Моё сердце колотится от него, и в голове проясняется.
– А здесь раньше шаман Таштал жил, да?
Сторож вздрагивает, переводя на меня нахмуренный взгляд. Настороженно кивает.
– Вы его знали?
Опять осторожно кивает.
– Правда такой сильный был?
Кивок.
– Кто его убил?
Опускает глаза.
– Я… – сиплое шипение.
И теперь вздрагиваю я.
– Зачем?!
– Онко оруула…
– Что это значит?
Вдыхает поглубже и зажимает пальцами горло. Каждое шипящее слово даётся ему с большим трудом:
– Я – Апа… Шаман… Учился у Таштала… Тухи фошли… Черес оскфернение… Из-за Атаатай поо… Питфа с тухами… А тело моё… Ты, – показывает он пальцем на меня, – тоше Апа. Много Апа… Но спит пока. Ты – Аяктай поо.
Очень сложно понять, что он говорит. Задумчиво прокручиваю несколько раз.
– Ты был учеником Таштала?
Кивок.
– Ты сделал что-то плохое, и в тебя вошли духи?
Кивок.
– И они, используя твоё тело, убили Таштала?
Тяжело вздыхает и кивает опять.
– И ты такой весь поломанный из-за этого?
Кивает.
– И уйти отсюда не можешь теперь?
– Не моку… – шипит он. – Смерть… Амилуулах тершит плоть… Мара… Токофор…
– Пока ты здесь, ты живой? Мара с кем-то договорилась об этом?
Кивает.
– Мда… Печаль… Не думаю, что ваш… как там… Амилу удержит твою плоть, если сюда пожалуют те люди, о которых я говорил. Но если ты тоже шаман…
– Нет… – отрицательно качает головой. – Теперь я пусар… Ничеко… Только сосут… Слушу Марене…
– Не шаман больше? Сосуд, ты сказал? Слуга Мары?
Кивает.
– Мне нужно её увидеть. Предупредить.
Машет рукой в направлении противоположного берега.
– Там…
– Как найти-то? «Там» оно очень огромное здесь!
– Нелься пройти мимо. Мара свернула фремя… пространстфо… фосмошности. Её Комла, Каал. Тфоё намерение прифетёт на место. Еть.
– Я найду интуитивно?
Кивок.
– Мара что-то сделала с тем местом, где живёт? Время, пространство, возможности?
Кивок в ответ. Достаю из рюкзака заряжённый боевой ствол. Кладу на стол.
– Шесть патронов. Их шестеро. Не знаю, поможет ли, но пусть останется у тебя.
– Хорошо… Тепе нелься упивать. Ты – Ариун. Чистый.
Через некоторое время равномерного жужжания мотора впадаю в какое-то умиротворённое оцепенение, наблюдая за красивыми видами. И, словно от толчка, резко прихожу в себя. Сердце тревожно заходится. Встряхиваюсь, оглядываясь. Не проехал ли я мимо? Мимо чего я мог проехать? Опознавательных знаков никаких не будет. Интуитивно найду? Вот этот вот панический толчок по внутренностям считается?
Сбавляю ход, причаливаю к берегу. К завалившемуся по поверхности воды стволу. Да, я опять хочу сухим из воды выйти. Привязываю лодку к дереву, надеваю рюкзак и, придерживаясь за ветки, взбираюсь на ствол.
Внутри яркое иррациональное ощущение, что по берегу нужно идти в обратную от движения сторону. Словно я и в самом деле пролетел мимо. Ладно, пусть будет так. Всё равно других версий у меня нет. И я иду. Иду достаточно долго, пока не упираюсь в едва заметную тропинку, ведущую вглубь, на поросшую деревьями возвышенность. Если есть тропа, значит, по ней кто-то ходит. Сворачиваю. Как только деревья за моей спиной смыкаются, кроны перестают пропускать солнечный свет, я оказываюсь в сыром полумраке. Отводя ветки от лица, не спеша иду вглубь. Не заблудиться бы. Развилка. Тропа делится на две ещё менее заметные. Как ориентироваться в лесу, я знаю только по сказкам, что читала мне Гала. Хлебные крошки там, метки мелом… Ни того, ни другого у меня нет. Разрываю носовой платок на несколько лент. Привязываю яркую ткань к низко висящей над тропинкой ветке. Куда сворачивать? Налево или направо? Как там было в сказках? «Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жену найдёшь, прямо пойдёшь – головы не снесёшь». Прямо – глухой лес, там я точно «головы не снесу». Коня у меня нет, и вроде как логичнее направо, так как за Марой я. Сворачиваю. На самом деле бред это всё, конечно, но надо же как-то выбрать направление. Чем не метод?
Тропинка становится шире, ветки не скребут по лицу, как в начале пути. И довольно скоро я улавливаю тонкий запах дыма. Даже не дыма, а жаренного на костре мяса! Желудок требовательно урчит. Вспоминаю, что не завтракал, а уже солнце клонится к закату. И запах ведёт меня.
Выхожу на небольшую опушку, прислоняюсь плечом к дереву и улыбаюсь, разглядывая владения Мары: маленькая крепкая избушка на курьих ножках, в ногах аккуратно сложены хворост и дрова. Домашнее кладбище из десятка надгробий. К толстой сосне прикручен старинный умывальник. Я такой в детстве на какой-то даче видел. Мангальчик… Мара в раскладном мягком шезлонге вполоборота ко мне. Тискает щенка.
– Не нравится тебе зайчатина?… Не нравится?! Ну, извини, Серый! Косулю мы с тобой вдвоём не осилим. Нерационально. Да и нет у нас косуль, что своё уже отбегали. Где я тебе годную найду?… Вот вырастешь, по запаху будешь чувствовать тех, которым уже пора, их можно будет резать. Будем с тобой косулями лакомиться. Неженка… Зайчатину он не любит… – тискает серое брюшко. – Кто бы мог подумать! Хочешь рыбки? Я тебе рыбки завтра принесу. Или не принесу… – поворачивается она в мою сторону. – Здравствуй, Ванечка.
Закрываю глаза, кусая губы, чтобы не цвести, как лопух в мае. Но улыбка всё равно вырывается.
– Привет, Мара.
– Проходи…
Подхожу к мангалу ближе.
– Угощайся. Голодный же. С чем пожаловал?
– С плохими новостями, – опускаю я глаза.
– Это понятно. С хорошими ко мне не жалуют.
– Идут за тобой. Шестеро. Профессионалы.
– Слышу… – поднимает она лицо к небу.
И я тоже начинаю слышать низкий рокот вертолёта где-то очень далеко.
– Уходить надо. Срочно.
– Есть ещё время. Здесь оно по-другому течёт.
– Каал? – вспоминаю я слово того сломанного шамана.
– Гаал, – поправляет она.
– Как это может быть?
– Вибрации… У каждого места на земле свои вибрации. Время – производная скорости распада вещества. Энтропии. Учил физику?
– Учил… – неуверенно киваю я, припоминая.
– Так вот. Любое тело чувствует время через скорость распада атомов в нём. Скорость распада можно корректировать вибрационно. Вибрацией можно создать временной карман с иной скоростью энтропии. Нужен только источник вибраций нужной частоты. И я изменила это место. Я тебя принимаю в нём, и ты не чувствуешь разницы. А те, что за тобой идут, почувствуют. Это место – мой Гаал.
– Как твоя база была Гаалом Таштала?
– И про него уже выведал?
– Так вышло, – пожимаю плечами.
– Да, именно так.
– И какой здесь источник?
– Онгон хирбээ дайда, – указывает она на кладбище. – Вот это захоронение могущественных. Они мне помогают. Сильные были шаманы. Все из моих корней. Пора отпускать…
Замечаю, что зеркало на одной из могил разбито и осыпалось осколками на землю.
– Этого уже отпустила? – киваю на зеркало.
Мара улыбается.
– Это не шаман был.
Серый щенок подходит к моим ногам, настороженно обнюхивает. И… скалится!
– Недружелюбный какой! – присаживаюсь на корточки, пытаясь погладить. Но он, глядя на меня по-звериному, с рычанием пытается укусить за руку.
– Волчонок это. Волчицу охотники застрелили. Других волчат прибили. А этот убежал. Вот… выкармливаю.
Рокот становится ближе.
– Надо уходить, Мара. У них тепловизоры мощные. Они нас сразу обнаружат.
– Не бойся, Ванечка, пара часов у нас есть.
Мара закрывает глаза, словно забывая, что я здесь.
Почему она не уходит? Начинаю нервничать. Ведь мы могли бы успеть добраться до лодки, потом на другой берег, а там, если очень повезёт…
– Ешь зайца, – бормочет она. – Ты меня отвлекаешь, Иван.
Послушно беру кусочек обжигающего мяса. Он без соли и без специй. Но почему-то такой вкусный, что мой рот мгновенно наполняется слюной. И я беру ещё один.
Мара словно спит. Звук вертолёта вдруг начинает отдаляться. Высадились?!
– Они уже здесь!
– Нет. В гости к Ташталу решили сначала заглянуть.
– Б*ять… – вдыхаю поглубже. – Там же сторож твой. Они его уберут.
– Он не сторож. Он… гораздо больше. И меньше.
– Я оставил ему ствол заряженный, но не думаю, что он сумеет им правильно воспользоваться.
– Он ему не понадобится. Вместо ствола он возьмёт бубен. Ударит в него и остановит сердце быка.
– Он сказал, что не шаман больше.
– Апаклы – не человек. Он сосуд для Таштала.
– В смысле?
– Апаклы был учеником Таштала. Как и я. Таштал помогал мне вспомнить, кто я. Воплощение стирает память. Из-за ошибки Апаклы тело Таштала было разрушено, а дух нет. Но нет пока такого тела, которое может быть взято по праву и может вместить великий дух Таштала, принять все его духовные возможности. А ущербное тело Апаклы по праву принадлежит теперь Ташталу. Он не может находиться в нём всё время. Слишком тщедушно это тело. Но иногда входить может. И реализовать кое-какие свои задачи – тоже. Это крохи… И всё же сердце быка будет остановлено.
– Они пристрелят его, Мара.
– Да. Апаклы отработал свой долг и может идти в следующую гуйдэг… Воплощение. Осталась последняя услуга.
– Он умрёт сейчас?!
– Развоплотится.
– Жаль…
– Нет. Не жаль. Хищник никогда не зарежет того, кому ещё не пора. Тело для этих шаманов уже зачато. Им пора. И твоя семья, как хищник, послужит сейчас им и развоплотит. Таково дао хищника.
– Так… Подожди! Тело для шаманов… Тела – ты хотела сказать?
– Тело. Они родятся вдвоём в одном теле. Так как очень прочно связаны той ситуацией, что случилась между ними. И следующую гуйдэг… инкарнацию, – поясняет она опять, – проживут так. Это будет очень мощное существо, и каждый из них будет думать, что одержим другим. Пока они не достигнут просветления и не вспомнят друг друга.
– А зачем так жёстко?! Апаклы же раскаялся!
– Это не жёстко, поверь мне! Это всего лишь один из уроков. Вдвоём они освоят такие ритуалы, которые не освоить одному. Одна гуйдэг – всего лишь часть пути. Почему не пройти эту часть вдвоём? Вы же, люди, женитесь, например, и тоже делите тела.
– «Мы»? – смеюсь я. – А вы – нелюди?
– А мы… А мы нелюди, да! – весело смеётся Мара в ответ. – У нас другие законы.
– Сказочница… – улыбаюсь я.
Но её сторожа всё равно очень жаль. Мне он понравился. Съедаю ещё несколько кусков мяса.
– Мара, так если они та… Ах ты ж! – вскрикиваю я от неожиданности и испуга. В паре метров от меня огромная рысь!
– Это Йага. Она моя. Не бойся.
Сердце истерично колотится от жёлтого внимательного взгляда. Огромная кошка делает ко мне несколько шагов и, как обычная домашняя, начинает ластиться о мою застывшую руку.
– Признала… – улыбается Мара.
– Что происходит? – шепчу я, испуганно распахивая глаза.
– Ты ей понравился.
– Не как мясо, надеюсь?
– Нет. Ты, Ванечка, наш. Она тебя помнит. Вот ты себя – нет.
Мара подходит к нам ближе, и моё сердце меняет тона, но колотится не менее истошно. Присаживается перед Йагой.
– Пора тебе тоже… Круг подходит к концу… Ты запустишь следующий.
Рысь мурлычет!
– Ты останешься здесь. Заберёшь с собой одного. И… – Мара молча моргает ей. – Будет больно, но быстро. Мы не заставим тебя долго ждать.
– Они что, убьют Йагу? – доходит до меня.
– Ей пора…
– По-моему, это нам с тобой пора. Скажи ей, чтобы убежала – и всё! Жалко такую красавицу.
– И где мне потом искать хищников для неё? Нет. Я уже всё сплела…
– Что сплела? – не соображаю я.
– Безупречный узор! Осталось только закончить.
– Я не понимаю тебя, Мара.
Мара поднимает с земли увесистую палку и идёт к могилам.
– Что ты делаешь?
– Этих пора отпускать. Скоро здесь лягут двое заринов, гораздо более мощных, и создадут Гаал для той, что придёт сюда после меня.
– А кто придёт?
– Баба Яга! – ухмыляется Мара. – Давно её в Явь в полноценном аватаре не закидывало. Заблудились все богатыри. Некому пути указать. Лютуют модераторы. Не пускают сюда нашего брата в полной красе. Ну это ничего. Я уже написала нужный вирус. Я им взломаю психику. Осталось загрузить…
– Мара… – закрываю я глаза. – По-русски.
– А это по-русски, Ванечка. Да ты язык подзабыл.
Разворачивается и разносит вдребезги первое зеркало. Потом второе… Третье… И так все, оставляя только одно.
Подношу ещё один кусочек мяса ко рту.
– Стой!! – вскрикивает она.
Замираю.
– Нельзя больше здесь есть. Это теперь пища для духов. Съешь – они войдут в твоё тело. Начнутся баги да глюки.
Кладу кусок обратно на мангал. Ещё не хватало! Мара подходит к кролику.
– Эм дом боло… – бормочет она, закрывая глаза. – Хоёр сагай нэгенде…
– Никак заклинание? – скептически поднимаю бровь.
Стреляет в меня хмурым взглядом.
– Не вздумай есть. Козлёночком станешь!
– Мара… Ну, хватит. Пора уходить! Ты зеркало не разбила… – киваю я на последнее, оставшееся целым.
– Это пусть сами разобьют.
– А кто там лежит?
– Один буйный Боо.
– Боо? Апаклы сказал, что я – Аяктай боо.
– Аягтай. Да. Ты такой. Ну всё, теперь действительно пора.
Мара засовывает в рюкзак волчонка.
– Да ты что, Мара?! Его-то куда? Оставь его здесь. Пусть в лес убегает.
– Я не могу его оставить. Он очень ценен. Он – функция. И задействован в нескольких ветвях моей хакерской программы. Знаешь, как долго я искала подходящего??
– Да зачем он тебе?
Мара замирает, закрывая глаза и слепо вглядываясь в небо. Мне хочется подойти и впиться в её яркие губы. Но я тоже просто поднимаю лицо к небу.
– Кого ждём? Змея Горыныча?
Солнце закрывается тяжёлой, низкой тучей.
– Таштал ударил в бубен.
– В гостях у сказки! Отвал башки просто…