Милфа (СИ)

24

Дорога домой кажется бесконечной. Меня словно заперли в кокон из страха, дурных предчувствий и неотступного чувства вины. Костя редко звонит мне с таким тоном — дрожащим, полным паники.

Я сцепляю пальцы и зажимаю их между коленями, чтобы не так дрожали. Водитель такси замечает, что я вся дрожу, и молча увеличивает обогрев в салоне, но мне становится душно и нечем дышать. Хочется приоткрыть окно, но я словно застыла. Сижу в одной позе, застыв, пока не подъезжаем к воротам моего дома.

Такси останавливается, я выбегаю из машины, даже не попрощавшись с водителем. Дом передо мной выглядит как крепость, но сейчас он больше похож на ловушку. Сердце колотится где-то в горле. Я набираю код на калитке дрожащими пальцами, рывком распахиваю ее, когда замок отпускает, и забегаю во двор.

Дверь в дом не заперта, хотя на часах только шесть утра. Этот факт усиливает мою тревогу, хотя, кажется, она и так выкручена на полную мощность.

В доме тихо. Я осматриваюсь в коридоре, задержав дыхание.

Что я тут боюсь увидеть? Кровь на полу и стенах?

Но, к счастью, всё как обычно — чисто, тихо, свет горит только в ночных светильниках на стенах.

Костя сидит на диване в гостиной.

Он жив и цел, и у меня уже внутри становится немного легче.

Но лицо его бледное, взгляд бегает по комнате, как у загнанного зверя. Его руки подрагивают, пальцы крепко сжимают ткань спортивных штанов. Когда я вхожу, он вскакивает и бросается ко мне.

— Мам…. Мам! — он говорит так быстро, сбивчиво, что я не сразу понимаю смысл слов. — Я…. я попал в аварию… Кажется, сбил человека! — Он задыхается, словно проговорив это впервые вслух, он сам пугается смысла. Я вижу, как его лицо искажается от ужаса.

Внутри у меня всё холодеет. На долю секунды я просто стою, не в силах произнести ни звука.

— Что.… что ты сказал? — мой голос срывается, звучит словно чужой.

Костя снова садится на диван, обхватывает голову руками. Его плечи дрожат.

— Я ехал… Там темно было.… Я…. я его не заметил! И тут — удар! — Он судорожно втягивает воздух, взгляд бегает и не может ни за что зацепиться. — Я остановился, вышел… но… но он лежал…. А я испугался, мам! Просто сел в машину и уехал! — Он вскидывает на меня глаза, полные слез. — Я не знал, что делать! Я побоялся разбудить отца… Боже, мам, я не знаю, что делать!

Меня охватывает паника. Каждое слово Кости отзывается в голове, как громкий набат. Сбил человека. Уехал. Испугался. В голове возникают тысячи мыслей: что с этим человеком? Где он сейчас? Жив ли?

Но меня вырывают из оцепенения тяжелые шаги. Я поворачиваюсь и вижу, как в дверях гостиной появляется Роман. Он стоит, широко расставив ноги, с угрюмым выражением лица. Только проснулся. Явно с дикого похмелья.

Его тяжёлый взгляд падает сначала на Костю, потом на меня.

— Ты где была? — грубо спрашивает он у меня, не обращая внимания на нашего сына. Его голос холоден, в нем звенит подозрение.

— У сестры, — выдыхаю я, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Оказывается, вон как легко я могу лгать.

Открытие прямо.

Но не говорить же ему прямо сейчас, что, дорогой, я всю ночь трахалась с твоим племянником.

Роман прищуривается, но ничего не говорит. Его внимание переходит к Косте, который смотрит на отца так, будто тот может прикончить его одним взглядом.

— Что с тобой? — резко спрашивает Роман. — Рассказывай.

— Я.… — Костя запинается, видимо, надеясь, что я вмешаюсь, но я молчу, не в силах вымолвить ни слова.

— Говори! — голос Романа становится громче, тверже.

Костя сглатывает, его плечи поднимаются и опадают. И, наконец, он говорит. Рассказывает всё. Сбивчиво, не глядя на отца, словно пытаясь спрятаться. Роман слушает, его лицо становится всё мрачнее. Глаза щурятся, челюсть сжимается.

— Ты бухой, что ли, блядь?

— Ну… я.… выпил немного на вечеринке у Тохи.…

— И сел за руль, дебил? — я вздрагиваю от тона Романа, но не вмешиваюсь. Признаю, что он сейчас абсолютно прав.

Мой сын выпил, сел за руль и сбил человека. А потом, возможно, оставил его там на дороге умирать.

Боже….

— Иди к себе, — коротко говорит Рома, кивая в сторону лестницы на второй этаж. — На звонки и сообщения не отвечай, в сеть не заходи.

Тот встает и торопливо уходит, не осмеливаясь посмотреть на отца.

Мы остаемся вдвоем с Романом. Воздух в комнате становится густым, тяжёлым. Роман берёт телефон и, набрав номер, начинает что-то выяснять. Я не слышу, что ему отвечают, но по его лицу понимаю, что новости плохие.

Наконец он опускает трубку и смотрит на меня. Тяжелый взгляд прожигает меня насквозь.

— Тот человек жив, но в больнице, — говорит он, словно констатирует факт. — У него серьёзные травмы — открытый перелом предплечья, закрытая черепно-мозговая, ушиб позвоночника. И он уже написал заявление. Видел номер машины пиздюка. — Роман делает паузу. — Косте грозит тюрьма. Он был за рулём пьяным.

Мир вокруг рушится. Разваливается на маленькие кирпичики. У меня подкашиваются ноги, я хватаюсь за спинку дивана, чтобы не упасть.

— Нет… — шепчу, чувствуя, как слёзы начинают катиться по щекам. — Нет, нет, пожалуйста… Рома, помоги. Я умоляю тебя, сделай что-нибудь! Спаси его!

Роман смотрит на меня. В его глазах что-то холодное, расчетливое. Он подходит ближе, кладёт руку на моё плечо и сдавливает его, вынуждая поднять на него взгляд.

— Помогу, — наконец говорит он, почти выплевывая мне эти слова в лицо. — Но только на моих условиях.

Я застываю. Сердце сжимается в груди.

— На каких условиях? — горло сдавливает, и говорить получается едва слышно.

Но Роман ничего не отвечает. Только смотрит на меня так, что мне становится не по себе.