Алёна Нефёдова, Галина Чередий Мистер Несовершенство

Глава 1

– Алеена, ты только держись, я рядом.

Пальцы Мари с неожиданной силой сжались на моем локте, заставив бокал с шампанским дрогнуть, и несколько капель пролились на светлое платье. Подруга прилипла к моему боку, невнятно шипя в ухо, а пожилые супруги Джайсы, с которыми я мило общалась, укоризненно покачали головами и тактично отошли.

– Что? – недовольно покосилась я на приятельницу, движением бровей намекая, что она не очень вовремя. Эти двое довольно приятных старичков уже почти согласны были купить моего «Махаона». Должна заметить, за достаточно высокую цену. А учитывая, что это мой первый вернисаж и совесть пока не позволяет мне называть себя раскрученным художником, таких потенциальных клиентов было глупо терять из-за какой-то ерунды.

– Ничего. Просто стой, где стоишь, и продолжай улыбаться. Сегодня, черт возьми, твой день, и у этого козла нет никакого права снова появляться и все портить…

Она еще что-то продолжала раздраженно шептать, а я уже обернулась, ища взглядом причину ее недовольства.

И тут же пожалела об этом.

Томас стоял в каком-то десятке шагов от меня, с легкой улыбкой разглядывая одно из моих полотен. Зрение вдруг смазалось, став каким-то тоннельным. Окружающие лица и звуки будто стерлись, растеклись, оставив одного его: высокого, ошеломляюще красивого, безупречного. Именно таким я хранила в памяти его образ.

Вот только он был не один.

Рядом стояла невысокая привлекательная брюнетка в черном блестящем платье. Ладонь Томаса лежала на ее пояснице в столь знакомом мне оберегающем жесте чуткого собственника, имеющего привычку не выпускать из виду то, чем дорожит. И от вида аккуратного, но абсолютно отчетливо округленного живота его спутницы, который не мог скрыть элегантный наряд, мне стало нечем дышать.

Господи, нет!

Я не могу видеть то, чего не должно быть в принципе. Чего не было у меня. В чем было отказано.

«Никаких чертовых детей, Алеена!» – зазвучал в голове когда-то такой любимый голос, в котором не было ни раздражения, ни явного давления, только безразличие. Так мой муж всегда давал понять: его решение уже принято и нет никаких доводов в мире, способных сдвинуть его с занятой позиции. Ни единого прецедента за все пять лет нашего идеального брака. Томас сказал – так тому и быть.

«Мне не нужен ребенок. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Совсем. Пойми. То, что есть у нас сейчас, не просто устраивает меня полностью – это единственное, чего я вообще желаю в этой жизни. Желаю тебя, вот такой, как сейчас, – совершенство, принадлежащее лишь мне и сосредоточенное исключительно на мне, точно так же, как я на тебе. Ребенок – это нечто лишнее, ненужное. И к тому же он испортит твою безупречность».

Я моргнула, ощущая резь в глазах и сглатывая спазм в горле, стараясь прогнать еще сотни отвратительных слов, что услышала от него тогда. О том, что он всегда мне четко и безапелляционно говорил о своем нежелании «размножаться, как бездумные животные». О том, что дети – разрушители брака. О том, что его едва не выворачивает при взгляде на беременных жен друзей, «этих оплывших, брюхатых коров», которые позволили себя «изуродовать» в угоду желанию их эгоистов мужей плодиться, подобно тупым овцам.

«Ты моя, Алеена, – обнимая меня и целуя в висок, бормотал он, и впервые с момента нашей встречи в кольце его рук я чувствовала себя не под надежной защитой любимого мужчины, а точно в ледяной проруби. – Ты только моя, а я только твой. Ничему не позволено портить этой гармонии, этого ценнейшего баланса. Кроме этого не забывай, что половина ДНК в этом… зародыше принадлежит мне, а значит, и право оставлять его или нет тоже наполовину мое. И я категорически против сейчас и категорически против буду всегда. Все, что мне нужно, – это ты, моя безупречность, и та жизнь, что у нас есть».

– Добрый вечер, Алеена. – Голос, что когда-то обволакивал и кружил мне голову, но однажды все разрушил болью, зазвучал наяву. – Ты, как всегда, идеальна и сама по себе, и во всем, за что берешься.

Язык прилип к небу во рту, а все силы ушли лишь на то, чтобы перестать пялиться на округлость живота его спутницы.

– Не мог пропустить это мероприятие? – совсем не любезно ответила за меня Мари и больно ткнула пальцем в бок, заставляя отмереть. – Не представишь нам свою… м-хм…

Мари – из тех людей, что готовы защищать своих когда надо и даже когда не надо. И, делая это, плевать она хотела на тонкую душевную организацию посторонних.

– Это Изабелла Викли, моя подруга, – нисколько не изменившись в лице, ответил Томас, не обращая никакого внимания при этом на девушку, а вместо этого неторопливо окидывая меня взглядом с ног до головы, будто проводя ревизию своего имущества. – А это моя жена, Алеена Мортинсон.

– Бывшая жена, – слишком очевидно проглотив недовольство, пискнула Изабелла. – Рада быть здесь! Мой Томас тщательно следит за тем, чтобы я не закисала дома во время беременности, и все время водит меня в разные интересные места. Ну, должна сказать, что у вас тут все довольно миленько организовано, почти на высшем уровне.

Это что было? Смешная попытка от не очень-то и уверенной в себе «нынешней» уколоть «бывшую»? Или просто недостаток такта и мозгов?

Глупенькая, глупенькая Изабелла.

Никакие твои шпильки и завуалированные оскорбления не способны задеть меня сильнее, чем положение, в котором ты находишься.

– И когда ты ждешь пополнения, Изабелла? – в тон девушке спросила Мари, пока я так и не находила в себе сил заговорить, тратя всю энергию на игнорирование не в меру пристального рассматривания Томаса, которое он даже не утруждался скрывать.

– Мы ждем, – прижалась ее собеседница к боку моего бывшего мужа плотнее, хотя куда уж больше. – В ноябре. И уже вовсю готовим детскую в НАШЕМ новом доме в пригороде.

Томас никогда и слышать не хотел о переезде в пригород. Только центр города, только самый дорогой район, только пентхаус на целый верхний этаж небоскреба. И у нас был такой: с видом из панорамных окон, что казалось, будто паришь над городом, и сердце сжималось от страха и восхищения, когда мы занимались перед ними любовью.

– Как удивительно! А я слышала, что Томас у нас – ярый противник раз-мно-же-ния. – Мари в запале не поняла, что уязвила совсем не моего бывшего с его нынешней, а куда как сильнее меня.

– Прошу прощения, я ненадолго оставлю вас!

Вымучив улыбку, я мотнула головой Мари, запрещая идти за мной.

– Алеена, мне надо с тобой поговорить. – Забыв о приличиях, Томас шагнул за мной, обрывая тираду Изабеллы о том, что мужчины меняются до неузнаваемости, встретив ту самую, свою женщину.

Меня реально вот-вот стошнит.

– Сейчас это не представляется возможным, но ты позвони моему менеджеру и договорись о встрече, – на ходу бросила я.

– Ты серьезно?

Я даже не замедлила шаг и, заставляя себя не срываться на бег, пошла в сторону туалетных комнат. Мне срочно понадобился свежий воздух. Здесь стало совершенно нечем дышать.

Все ускоряясь, я неслась по коридору и не остановилась, даже когда очутилась на улице, выскочив прямо под проливной дождь. Зашагала между куда-то спешащими прохожими, которые кто чем: зонтами, капюшонами дождевиков, кто-то вообще папками от файлов и журналами – защищались от природной стихии. Меня она беспрепятственно стегала холодными тяжелыми каплями прямо сквозь тонкую ткань вечернего платья. А я не хотела защищаться. Я хотела, чтобы лило, лупило прямо по моей полыхающей огнем обиды и боли голове, вымывая оттуда все прошлое, как бурный поток уносит давно присохшую грязь. Мне нужно избавиться от всего этого, иначе просто задохнусь.

У Томаса в ноябре будет ребенок.

У Томаса, не у нас.

Нашего он не желал настолько, что тот не сумел удержаться в моем теле. И я осталась бесконечно опустошенной и оттого стремящейся к одиночеству с такой отчаянностью, что мне опротивело быть безупречностью для моего идеального мужчины. И все развалилось. А я ведь, оказывается, все это время ждала. Ждала. Сама ушла, но ждала.

Чего?

Что Томас появится однажды на моем пороге и скажет, что готов все построить заново и на иных условиях? Он и построил. Не со мной. Милая девушка Изабелла достаточно хороша, чтобы ходить с ним рядом беременной, округлившейся. А я? Я была, по его логике, слишком хороша для этого! Та самая его проклятая неприкосновенная безупречность, которой он поклонялся и чьего повреждения, хоть малейшего изменения и изъяна он не мог перенести, считая кощунством.

Так любил ли ты хоть когда-то, Томас, меня или всегда лишь ту внешнюю идеальную оболочку – под стать своей – за неизменностью коей всегда следил с маниакальным упорством?

Да уж, со стороны мы были чудо-парой. Всегда вместе, всегда вдвоем. На работу, на отдых, в тренажерный зал, вечером – в клубы, рестораны. Томас находил время для того, чтобы ждать меня в салонах красоты, ходить со мной на шоппинг. Мы не отрывались друг от друга почти никогда, не ссорились ни единого раза, не уставали от разговоров или молчания. Будь мы даже сиамскими близнецами, и то, наверное, умудрились бы начать раздражаться из-за отсутствия личного пространства. Но нет.

Такого не бывает, никто не верил, но вот она я, прожившая так пять лет и потерявшая это в один день, когда с дурацкой улыбкой на лице показала мужу утром палочку теста с двумя полосками.

Томас нахмурился, но погладил меня по плечу, будто успокаивая, и, пробормотав «я все решу», потянулся за телефоном. Я ждала иной реакции, но понимала, что для него новость – шок. А спустя пару минут шоком стало все для меня. Потому что супруг ровным и столь любимым мною голосом стал договариваться с моим гинекологом об аборте как можно скорее. На раннем сроке вреда меньше…

Каблук на моих туфлях подвернулся, и я, пошатнувшись, врезалась плечом во что-то твердое. В кого-то.

– Эй, киска, под ноги смотри! – раздался над ухом хриплый ехидный голос. Сильная рука обхватила талию, вернув в нормальное положение и обдав интенсивным теплом через ткань облепившего меня мокрого вечернего платья. – Если ты к моему брату Дизелю, то напрасно приперлась. Чё вы все сюда бегаете-то? Кайфуете унижаться и выпрашивать кусок члена с протянутой рукой? Если братан закончил с бабой, то закончил!

Отступив от мужчины, я с недоумением оглянулась по сторонам, осознавая, что понятия не имею, куда меня занесли ноги, а еще – что стою в белом, насквозь промокшем платье перед высоченным незнакомцем отнюдь не дружелюбного вида.

А на улице царит темнота, практически не разбавляемая светом редких фонарей.

Загрузка...