Мистика

Глава 1

-  Немоляйкина, на выход!

   Я  дернулась и замерла,  зябко обхватив плечи руками. Потерянно  мотнула головой – не хочу.  Просто категорически!  Но и сидеть в обезьяннике, как в убежище,  тоже…  так себе местечко.   

-   Ничего не боись, ты просто кремень!  Удачи, подруга! - горячо и искренне желала  мне карманная воровка,  соседка по месту предварительного заключения.  Да,  с виду я была кремень – вела себя спокойно и даже реагировала на ее щебет скупыми улыбками.   А на самом деле не слышала почти ничего,  только страшные, гулкие, мерные удары собственного сердца в ушах и под горлом.  Никогда  да этого не чувствовала ничего подобного.  Это было страшно…  тупое оцепенение и эти мерные удары...  За те шесть часов, что  я провела рядом с этой девочкой,  каждую чертову  минуту  ожидая инфаркта, мы не стали  подругами, но психотерапевтами  успели поработать обе.

    Я, например, узнала, что «отсидки» за убийство мне не следовало опасаться – на «зоне» это самая уважаемая статья, а уж если  станет известна причина… о-о-о! Респект и своеобразная  уважуха  обеспечены однозначно. Но, скорее всего, «срок»  за «предумышленное»  мне не грозит.  А  формулировка  «состояние аффекта» априори подразумевает  определенную  надежду на «условное».

     Мороз пробегал по коже от осознания того, что эти специфические формулировки сейчас имеют самое прямое отношение ко мне.  А еще я отлично понимала, что  на самом деле все  не настолько радужно, как рисует мне Машуня.   Да и возмездие… если оно таки  грядет, то  будет  где-то даже заслуженным, потому что я не раскаивалась  в содеянном.

     Больше того – в редкие минуты тишины на полном серьезе  жалела, что ракурс был не тот и удар пришелся не совсем туда, куда был направлен.   Я  погружалась  в странное пограничное состояние между  бредом и явью  и  проигрывала все, что случилось,  заново.  Перед глазами стояла сцена в спальне,  но теперь я делала шажок в сторону,  угол  менялся, и все получалось  максимально справедливо.   А потом   вдруг  накатывало  нелепое, просто сказочное облегчение – что все случилось именно так.    Учитывая же обстоятельства, это воспринимались, как минимум,  странно.  И весь этот сумбур в моей голове был остро приправлен страхом. Господи, как же мне было страшно!  В момент рухнуло все,  на чем держалась  моя  жизнь,  сломался главный ее стержень, исчез всякий смысл!  А я боялась не этого и жалела не об этом.   Мне дико  хотелось вернуть все назад и провались бы оно все, и они в том числе!  Только бы  оказаться  сейчас опять  на работе, возле Ирки. 

    Раскаянья не было,  было это сожаление и страх за себя – в тюрьму не хотелось.  Боль же – горячую, свежую, будто от только что содранной кожи,  я старательно давила, оставляя на потом.  Но в районе солнечного сплетения,   где по легенде должна жить душа,  все равно  пекло и щемило.   Машуня как раз и не давала углубиться в это  состояние – у нее не закрывался рот,  девушка оказалась очень общительной.  Мне бы  по-матерински наставить ее на путь истинный, а я все больше слушала.  Что-то отложилось в голове, а что-то кануло, как говорится -  из того, что она щебетала в самом начале.  Не готова я была тогда слушать и слышать… как и  жить даже. 

   Но Машуню мне Бог послал – я узнала, что на зоне мне будет клево, а, возможно, я даже и не попаду туда. Кроме того, она  посоветовала хорошего адвоката –  профессионала без чести и совести, как на мой взгляд.  Но на этот момент именно такой мне и требовался.  Было как-то откровенно по фиг на понятия, которыми я руководствовалась в своей прежней жизни.   Эта девочка подарила мне крохотную надежду,  за что я и отблагодарила, выслушав историю непростой жизни, не осуждая и не возмущаясь ее запретным промыслом.  Мой грех  был страшнее в разы.

-  Немоляйкина! – повторил дежурный,  и я тяжело поднялась и шагнула к выходу.   Возле поста дежурного стоял  мужчина в темном офисном костюме.  Разглядев его,  я,  ко всему,  почувствовала  еще  и жаркий, позорный стыд.  Но сосед, а заодно и муж любовницы  Олега, не выглядел морально убитым,  и даже (прости его, Господи, и меня заодно)  не особо расстроенным.  И я вдруг  с  невероятным облегчением  поняла, что чертова Руся  не померла.  Меня  почти мгновенно и так ощутимо попустило (я впервые поняла смысл этого выражения), и  накатило  такое  немыслимое…  почти счастье?  Настроение, как и события этого дня,  менялось со скоростью  узоров в калейдоскопе.

-  Никак – выжила? –   утробно простонала я,  медленно приближаясь  к  столу дежурного на слабых ногах. 

-  Гражданка  Немоляйкина, вы свободны, - с каким-то садистским удовольствием в сотый, наверное, раз повторил он мою фамилию, вручая документы.  До замужества я была Соловьевой, а стала…, и сознательно ведь стала… 

-  Так как там? –  настырно выясняла я, с надеждой заглядывая в глаза  представительного мужчины лет так около пятидесяти, успешного бизнесмена и нашего соседа вот уже год как:  -  Она, получается - жива?

-  Жива, -  сдержанно успокоил  он меня, -  но в больнице.

-  Это понятно.  А что  там…? – угрюмо уточняла я, продвигаясь к выходу.

-  Раздроблен нос, снесена кожа со лба, сильное сотрясение мозга, - подробно информировал мужчина, открывая  передо мной дверь полицейской конторы. 

    Шагнув на крыльцо, глубоко вдохнула пьянящий воздух свободы.  Такой затасканный словесный штамп и какое же  пронзительно точное определение! Стояла поздняя весна, светило солнце, и небо яростно синело –  совсем не в клетку, высокое и чистое.  Господи!  Спасибо тебе!  Я обязательно раскаюсь,  может, даже прощу, но дай мне немного времени.  Вот так сразу – никак. 

-  Ага…  - невнятно отреагировала я,  вынужденно отвлекаясь от мыслей высоких и правильных.  Захотелось  оправдаться.

 -  Целилась я по мужу, но он нечаянно уклонился,  и вышло не совсем удачно, извините уж, –   осторожно сожалела я.    Мне нужно было понять  его отношение к произошедшему,  пока что в полной безопасности рядом с ним я себя не чувствовала.

Глава 2

   Утро наступило пасмурное  и нерадостное – во всех отношениях.  Погода готовилась плакать, наверное - вместо меня.  А я  пыталась понять, что со мной такое - я же даже не ужаснулась  тому, что почти убила человека.  Да я тогда и ринулась  убивать.  Но все это как-то…  мимо сознания – на глубинных звериных рефлексах, а  перед глазами только  обрывочные кадры в  жанре сюрреализма – перекошенные морды, кровь,  странные звуки...  И похожим  же образом вспоминалось до сих пор,  хотя какое-то время уже прошло.  Или  стресс  бывает долгоиграющим?

   Слез не было, зато  давила тоска.  Когда  приятный, спокойный и  надежный  мир так внезапно и  настолько громко рушится – в единое  мгновение, разом!   Понятно, что это нужно пережить, осознать, но принять с ходу практически невозможно.  Слишком неожиданным стало для меня то, что я увидела. 

   Вспомнились слова соседа – обычное дело, оказывается…  до анекдотичной пошлости тривиальное.  Это было бы даже смешно, если бы не оказалось так страшно.  Но я справляюсь.  Подозревала  что провою, зарывшись в подушку, недели две, а то и всю жизнь, но не прошло и суток, а я лежу тихо, как мышка и  просто думаю.

    Теперь причина…  ну не большая же «женя»,  которой  Олег, шутя, попрекал меня  пару раз?  У  меня одно-единственное объяснение  –  последнее время мы приподнялись в финансовом плане и очень существенно.  В семье появились по-настоящему  неплохие деньги – хватило на  большую квартиру и ее обустройство, впереди уверенно маячила та дорогущая машина, о которой  всегда мечтал  Олег. Мой вклад в семейный бюджет  тоже  имел место, но главный гарант  финансовой стабильности с недавних пор именно Олег.  К нему пришел настоящий успех, он познал его… вот в этом, наверное, все дело.

   И,  казалось бы – что тут плохого?  Но главная черта людей успешных - что?  Правильно – амбициозность.  Они  уверены в том, что достойны лучшего и гораздо большего, потому и добиваются успеха. Психология, мать ее!  Это психология  умных, состоявшихся и успешных людей и никуда  от нее не денешься. Мужчина, успешно строящий свою карьеру, открывающий для себя новые горизонты финансового и личностного развития, поневоле начинает задумываться и оценивать свое окружение и что он там видит?

   А это уже в принципе не важно,  даже если женщина, которая  рядом,  будет развиваться наравне с мужем -  все равно!  Он все равно будет считать, что где-то там – за недосягаемым до недавних пор горизонтом и солнышко ярче и травка зеленее, хоть ты из штанов выпрыгни в борьбе с целлюлитом  и серостью домашних будней.   Наверняка, как оно и  водится,  есть приятные исключения – семьи, стоявшие у самых истоков успеха и сплоченно, дружно пользующиеся его результатами, но  факты…  проклятущие  факты!  Тот же сосед...   Не знаю, что там у него в прошлом, но сейчас он женат на типичной чучундре  модельной внешности – Руслане, мать ее!  Вот так...   В голову приходит только это – самое простое объяснение.

    А мне клапан сорвало - капец,  но давление стравило и это огромный плюс.   Потребность  убивать была  яростной и страшной…  или  быть убитой, только  прекратить это немедленно!  Любым способом!  На тот момент  выйти в окно - вполне себе, потому что это мигом разрешило бы ситуацию, прекратило ее разом.  И то, что я ярый жизнелюб,  совсем не важно – зато я перестала бы это видеть и знать.  Сейчас  мурашки по телу от этого понимания  и ощущение холодной жути.

   И  к чему я сейчас пришла?   Понятно, что поговорить с Олегом придется,  разговор нужен – безопасный,  безо всяких  драм и истерик, претензий и скандалов.   Сейчас это  нереально –  слишком свежо еще…   Значит, немного позже, потом…

   Мои терзания прервал стук в дверь, и внутри екнуло...  Олег?!  Ну, нет – найти меня так быстро он не мог.  Уборка номеров?  При постояльцах  вроде как не принято...   Это было неожиданно -  за порогом стоял  сосед с небольшим букетом в руках. 

-  Здрасьте… - с облегчением  выдохнула  я,  на инстинктах, наверное,  вспоминая, что косметика  смыта еще вчера, волосы так и не чесаны после мытья,  халат  размера на четыре больше нужного, а ноги вообще босые.  Не моя вина – сам нарвался на столь печальное зрелище.

-  Цветы,  так понимаю –  для утешения? – приняла я розы, - спасибо, очень красиво…  и пахнут, надо же!  Обычно  трава травой.  Вы занесли ключи?  Не стоило беспокоиться, я же просила оставить  внизу. 

-  Лена, нам нужно поговорить… - начал он, а я перебила:

-  Я не буду говорить с вами до тех пор, пока вы не запомните, наконец, мое имя.

-  Они созвучны, и я не понимаю, почему вы так бурно реагируете, –  неловко пожал он плечами.

-   Это совсем разные имена. Что вы хотели,  Владимир Борисович?  Хотя  догадываюсь.  Скорее всего,  вы планируете развод  и  нужен свидетель супружеской измены, который поможет  оставить жену без копейки за душой, а для вас откроет новые неизведанные горизонты и нетоптаные поля, так?  Я готова, сообщите только координаты и время, засвидетельствую с огромным удовольствием, даже не сомневайтесь. 

-  Вы так воинственно настроены… - спокойно отметил мужчина, -   можно мне пройти в номер?

-  Да, пожалуйста, -  шагнула я в сторону, освобождая проход.  Мы  прошли  в комнату и сели в кресла, уставившись друг на дружку.   И  я отметила воспаленные, как от недосыпа, глаза, набрякшие мешки под ними…   Стало стыдно, действительно стыдно.  Захотелось извиниться – ему тоже неслабо досталось, а я как-то забыла  об этом, каюсь…  Лена так Лена, и Бог с ним…

-  Извините меня.  Нервы - совсем никуда...  А с Русланой, я надеюсь…?

-  С Русланой  все в порядке, - отрезал он, - почему вы так…  негативно настроены ко мне?  Это не я вам изменял, делая вид, что люблю и верен.

-  Хотите сказать…. -  отвернулась я, судорожно переводя дыхание, - что провели свое маленькое расследование и выяснили, что  факт адюльтера не был единственным?

-  Не был, -  подтвердил мужчина.

Глава 3

Беркутов вышел из гостиницы в состоянии легкого потрясения. Это состояние настигало его всякий раз, когда он видел свою соседку. В самом начале он еще не совсем понимал – что с ней не так и что происходит ним? Первый раз он увидел ее в конце зимы, одетую в пушистую шубку и просто ненадолго задержал взгляд. Красивых женщин было много и то, что в соседней квартире поселилась одна из них, не самая выдающаяся, не было чем-то из ряда вон…

Когда только строился дом, а квартиру уже готовили под его запросы, он не учел один нюанс… просто не знал, что стены остро нуждаются в дополнительной звукоизоляции. Это стало ясно, когда ремонт был окончен и заводить бодягу по новой уже не имело смысла. Да и особой надобности в этом не возникало - через общую с соседями стенку он устроил хоз.комнату, где хозяйничала приходящая прислуга. Просто однажды он пролил на свой письменный стол что-то липкое и не захотел убирать это чистым кухонным полотенцем – пошел искать ветошь и услышал…

Теперь он понимал из-за чего все началось – его соседка говорила, а главное смеялась, как его Лена. Его жена - женщина, которую он по-настоящему любил, умерла восемь лет назад, и Беркутов долго страдал по ней. В полном смысле и понимании этого слова – с тяжелой депрессией, ухудшением здоровья, потерей интереса к работе и женскому телу. Ему тогда не было и сорока, а жизнь, казалось, остановилась навсегда. Дети - сын и дочка, справлялись с бедой самостоятельно и особой заботы не требовали, хотя он старался проявлять ее, как только мог.

- Папа, - ломко басил пятнадцатилетний Борис, названный в честь деда: - С нами все в порядке. Помощь нужна только тебе – займись уже собой, наконец.

Ему поддакивала близняшка Оленька. Этим двоим кто-то третий никогда особо и не был нужен - даже мать. Они сравнительно легко пережили трагедию еще и потому, что перед смертью Лена очень долго лежала в больнице и дети успели привыкнуть к ее отсутствию. Беркутов честно делился с ними новостями о состоянии матери, и это постепенно готовило их к самому плохому исходу. Поэтому ее уход не стал таким страшным потрясением для близнецов, как для мужа. Первые пару ночей после похорон он провел на кладбище. Летняя земля была теплой, и он даже умудрялся уснуть на мягком могильном холмике возле своей Лены. Эти ночевки не являлись каким-то чудачеством или помешательством, просто так ему было легче – уйти туда и пережить первое, самое острое горе в одиночестве.

Этот тяжелый период прошел – он справился. Дальше справился и с депрессией, а потом, казалось, полностью вернулся к жизни – подтянул дела на работе, а через три года даже стал изредка встречаться со спокойной симпатичной женщиной. Дети получали дополнительное образование в Москве и в родной город возвращаться не планировали. А увеличение доходов и изменение статуса требовали присутствия статусной же спутницы на встречах и приемах. Серьезно впрягаться в проблемы взрослых уже детей своей любовницы у Владимира не было никакого желания. Тогда, полтора года назад, он спокойно расстался с женщиной, сделав дорогой подарок, в котором нуждался ее сын. Закончив с этим, он присмотрел для себя Руслану. Навел о ней справки и предложил взаимовыгодный союз с брачным договором, честно озвучив ей причину, и она не отказалась.

Плюсы этого брака были в том, что теперь не нужно было каждый раз терпеть возле себя нового чужого человека, а еще Руся была натуральной с ног до головы, не очень умной, не наглой, не надоедливой и не хотела детей. В доме появилось что-то вроде красивой ласковой собаки, к которой Беркутов со временем даже по-своему привязался. Все оказалось неплохо, кроме секса – он не особо хотел свою новую жену, суповой набор с модными прямыми плечами и тонкими длинными ходулями не вдохновлял на постельные подвиги. Ему действительно нравились женщины с формами, он не соврал. Особенно такими, как у Алены.

Но вначале он услышал смех из-за стены… Смех и звуки оживленных разговоров вообще часто звучали в той квартире. Беркутов стал заходить по вечерам в хоз.комнату, чтобы просто послушать ее голос. Это не было подслушиванием - фразы по отдельным словам не угадывались. В один из дней он приурочил свой выход из квартиры к тому моменту, когда открылась дверь у соседей, и они, наконец, познакомились, а он вблизи рассмотрел обладательницу приятного грудного смеха. Женщина оказалась совсем не похожа на Лену внешне, зато ему вспомнилось, как однажды он разглядывал комиксы-карикатуры Бидструпа. Между оригинальными изображениями компьютер выбрасывал схожие картинки, и ему врезались в память эти зарисовки. В тот же день, как настало тепло, и соседка сняла объемную верхнюю одежду, он влез в компьютер и нашел этот образ женщины-мечты, воплощенного идеала для любого мужчины, как бы ни заявляли они свои вкусы.

Черты лица Алены не поражали - они были приятными, но немного старомодными, отсылая память к немецким фильмам середины прошлого века. Но вот ее тело… это была совершенно другая история.

Беркутов стал поджидать, когда супруги выйдут утром из квартиры и успевал войти в лифт вместе с ними. Там с ним ожидаемо творилось то, что и должно было твориться с нормальным здоровым мужчиной, у которого секс случался изредка и без особого желания - стойкая эрекция и зуд в ладонях. Они зудели и ныли от потребности измерить объем талии этой женщины, обхватив ее пальцами двух рук. Все остальное части тела соседки – грудь, зад, длинные рельефные ноги могли быть просто приятны глазу, но на контрасте с немыслимой талией они слепили, как сполохи бриллиантов. Он прикрывал стояк верхней одеждой или папкой с документами всю дорогу – с семнадцатого по первый этаж, будучи не в состоянии поддерживать даже самую простую беседу.

Сосед и муж – Олег, быстро раскусил маневры Беркутова с совместными поездками в лифте и попытался сдвинуть свой график выхода из квартиры на раньше или позже. Но для Владимира это не имело значения - время его появление на работе точно никто не отслеживал и он мог позволить себе любую задержку и даже серьезное опоздание. Когда по огненным взглядам Олега выяснилось, что тот понял интерес соседа к своей жене, Беркутов совсем перестал скрывать его и тратить на это драгоценное время в лифте. Да и что, собственно, оскорбительного было в его молчаливом любовании? Он только смотрел – и все.

Глава 4

   Офис, который мы  снимали, находился в  высотке.  Я  любила современную архитектуру, современные интерьеры и современные способы строительства и отделки  помещений.  И каркасными домиками мы с Ирой занялись потому, что при их  установке все это подразумевалось само собой.   Она тоже любила современность, но иногда делала шаг в  сторону  русской  дворянской классики или простого французского «прованса».  Дома получались очень нарядными  и удобными.  А то, что мы сдавали их что называется «под ключ», под девизом нашей фирмы  «Заходи и живи», только прибавляло им привлекательности в глазах заказчиков.  

    Быстро прошла по  короткому коридору,  не заглянув к девочкам.  Не хотелось показываться им на глаза в помятом во всех отношениях виде.  В наш с Ирой кабинет привычно шагнула без стука и замерла – напротив нее, в кресле для клиентов сидел Олег.  Почему я решила, что он сейчас    на работе?  Зачем был этот спонтанный маневр с  заездом сюда?  Хотела же сначала привести себя в порядок, собрать  сумку.  Но что теперь…?   Не глядя  по сторонам,  на ватных ногах прошла к своему столу,  по дороге  вызверившись на Ирку:

-  Какого черта вообще…?

   И вспомнила, что  без телефона – она просто не могла предупредить меня.  Поэтому села и затихла, сцепив руки в замок  и бессильно цепенея от  разом  нахлынувшего горя.   Жуткое, тяжелое, безнадежное  чувство  с  комом в горле и  резью в глазах.   Растерянность и беспомощность, больное  осознание потери и невозврата к прошлому.  Обида!   И снова это  желание - тихо сдохнуть прямо здесь и сейчас  из-за почти невыносимости всего этого. 

-  Аля… -  донеслось из гостевого кресла глухо и хрипло.  

-  Ир,  дай  что от головы…  давит по страшному, -  тоже почти хрипела я, - Олег, ты  сильно не вовремя.  Я  еще не готова  говорить.   Если  тебе хоть чуточку  жаль  меня,  подай на развод сам – избавь меня от этого.  В нашей квартире я жить не смогу – оставь себе.  Твой бизнес меня тоже не интересует, мы с Иркой  отлично прокормимся.  Деньги на ту машину… с ними тебе придется расстаться – мне нужно  где-то жить.  Препятствий для быстрого развода как будто не должно быть.

    Услышав невнятный звук, вскинула взгляд  и обмерла...  Я ни разу не видела, чтобы Олег плакал.  А сейчас он  плакал... при мне и при  Ирке –  судорожно  вдыхая  сквозь зубы  воздух и  неловко прикрывая  лицо растопыренными пальцами,  вздрагивая  всем телом.  И вся эта хрень…  скрутилась  внутри  и  взорвалась у меня  в голове непонятно чем!  Уронив стул, я вскочила, вынеслась  за дверь и помчалась  по коридору на выход.  За мной никто не гнался и не пытался остановить или заговорить.

    Перед глазами стоял  плачущий, как ребенок,  Олег  в джинсах  и  зеленой домашней футболке  с  ярким  принтом - изображением зубастой щуки. С  ветровкой на коленях и с  закрепленной пластырем марлевой нашлепкой над виском –  похоже, задела и его.  И неслабо задела, раз пришлось так коротко остричь волосы.  Окалина… там же этой окалины наросло!  Счесала… снесла…  Хотели ведь обжечь на костре и забыли взять на рыбалку прошлый раз... 

   Такси подвернулось  на редкость удачно.  Назвав адрес, я замолчала и тихо просидела так всю дорогу.  Молча расплатилась, когда доехали до дома,  не глядя, прошла мимо консьержки и поднялась  в лифте на родной семнадцатый этаж.   Скользнула взглядом по соседской двери...   привычно открыла свою.  Разулась в прихожей, вступив в синие тапочки с игривыми  кроличьими помпонами.  Зачем-то прошла на кухню, осмотрелась там – все, как всегда… кушать  не хотелось.  Хотя в холодильнике, я знала, стояли те самые формочки с заливным судаком – мы с Олегом очень любили рыбу и готовили ее разными способами.  И судак в этот раз получился особенно вкусным – выловленный мною же «на дорожку»  в прошлые выходные.  Рыбалка  была нашим общим  увлечением...   Какого хрена  ему не хватало?!   Простонала и прикрыла глаза… а-а-а, наверное, все ж поем – сутки не жрала.

   Порции в судках  были маленькими, рассчитанными на поедание с гарниром,  и в меня влезло целых две.  Аппетит, как известно, приходит во время еды, а еда удалась на славу.  Вот только пару косточек попалось, как ни выбирала я их при готовке.  Привычно мелькнуло -  предупредить Олежку…  мысль только мазнула, а в глаза  уже поплыли слезы.  Наверное, очередной этап такой в переживаниях – слезливый, и таки придется вылить это из себя, пройти и через слезы. Смахнула их и составила грязную  посуду  в раковину,  с сомнением взглянув на двойную кофейную турку… нет, не хочу.  Приготовление и распитие кофе по утрам являлось  нашим семейным ритуалом – обязательным и ежедневным.  Я готовила только из свежесмолотого кофе, безо всяких добавок, а Олег – с приправами.  Пробовал с корицей, кардамоном, ванильными стручками,  бадьяном, чесноком, мускатным орехом и разными видами молотого перца.  Мой любимый вариант был с черным перцем и кардамоном.

   Оттягивая неизбежное, в гостиной подошла к панорамному окну и отдернула в сторону тюль.  Квартиру мы взяли из-за этого самого вида, что сейчас открывался  передо мной.  Наш дом был самым первым в высотной застройке и  отсюда  хорошо просматривался старый  город  -  с парками и зданиями еще советской постройки,  золочеными верхушками церквей  и переплетением улиц – широких и малых.  А  ночной вид с ползущими внизу светлячками машин и подсветкой  исторических памятников,  цветными пятнами рекламы и отражением фонарей в  темной  реке  умилял меня, а иногда, под настроение, и трогал до слез.

    Привыкания к этой  красоте за  год так и не наступило и в теплое время  мы пили  свой кофе по утрам, открыв окна  на лоджии – тоже застекленной в пол,  с мягким ковриком под ногами и  столиком с парой мягких стульев.   После того как прошли холода, сюда  выкатили из гостиной большое лимонное дерево  и цветочный  горшок с  безбожно разросшимся папоротником.

    Окна выходили на закатную сторону и в особо красивые вечера     здесь же  мы  смаковали  уже не кофе, а красное вино из  удобных бокалов.   Я ставила на столик любимые фрукты, зажигала    восковую  свечу, тихо звучала музыка…   Иногда мы  держались за руки и  когда,  «загадочно»  улыбаясь,  он настойчиво натирал пальцем  мою ладонь, это означало  обязательное продолжение  ночью.   А  пару раз  я  засыпала,  придвинувшись и склонившись к нему на плечо  – устала  зверски, набегалась.   А он дул мне в лицо и целовал  в нос – будил…   Всегда так будил – целовал в нос.

Глава 5

    На этот раз я заглянула в соседнее помещение и поздоровалась с тремя  женщинами разного возраста – нашим офисным коллективом - двумя бухгалтерами и дизайнером.  Три выездные строительные бригады полностью состояли из одних только мужиков,  в каждую  из них  входило по шесть человек – вот и весь рабочий штат «Теремка».  С бригадами мы поначалу намучились, текучка  была страшная –  многие хорошие и рукастые  мужики  пили.  Работали  нормально, а в день получки  скатывались во многодневный  запой.  С такими  работниками мы прощались и  брали новых.  Увольнениями занималась  я.  Ирка нервничала и боялась, а у меня  расставаться  с пьяницами получалось  тихо и мирно, без  взаимных оскорблений и смертельных обид.  Мы даже  невесело смеялись с ними,  подшучивая над проклятой зависимостью:

-  И в борьбе с зеленым змеем… -  с  сожалением улыбаясь,  исполняла я традиционный марш прощания.

-  …побеждает змей! –  как правило,  дружно  подхватывали алкоголики и, получив  честный расчет, расходились по домам.  Ирка легонько выдыхала – злые и обиженные пьющие мужики  могли  представлять реальную опасность  для нас самих и  нашего маленького бизнеса.

-  Мне кажется,  они все влюблены в тебя, - довольно говорила она мне.

-  Само собой, со мной же и выпить можно – мечта, а не женщина, - легко соглашалась я.  Было  пару раз  – кидала в себя, как в яму  и стопку и вторую, а ни в одном глазу на нервах.

   В конце концов – уже года три как, постоянный  состав бригад  определился, мужики  сработались и почти не чудили.  Может еще и потому, что со временем  стали   неплохо зарабатывать – нас узнали на рынке строительных услуг,  количество заказов увеличилось, работа стала знакомой и привычной, а главное -  постоянной.  Они  стали по-настоящему дорожить ею.  Мы тоже ценили своих людей и по-женски заботились и об условиях их проживания на объекте, если он находился на значительном отдалении, и о питании.  А они в свою очередь по-мужски оберегали нас от лишней нервотрепки, стараясь решать мелкие спорные вопросы самостоятельно, на уровне бригадиров. 

   Ирка устало потянулась при виде меня, взлохматила короткую блондинистую шевелюру  и молча наблюдала, как я достаю из шкафа и расстилаю на своем рабочем столе большую льняную салфетку.   Позвякивая металлическими крышками, осторожно вытаскиваю из пакета пару судков с заливным,  тертый хрен, зеленый лук, хлеб, и живописно расставляю и раскладываю все это на беленом льне, протягиваю ей ложку. 

-  Вот… пробуй.  Как и обещала, - подвела я итог,  по-хозяйски обводя взглядом  аппетитную «поляну».

-  Да провались  оно все… - тихо выдохнула она, отворачиваясь.

-  Можно подумать,  рыба виновата, - вздохнула я, -  вот я всегда удивлялась…  речка огромная –  метров пятьсот в ширину и длина  само собой…, а  крючок с червячком  такой ма-аленький.  Но находит же дура-рыба  и хватает, и подыхает потом!  А оно видишь как –  сука-судьба...  червяк около нее опустился.  Сколько они там возились –  максимум полчаса?   Судя по интенсивности процесса… - трудно сглотнула я,  суетливо переставляя все на столе с места на место:  - А  рабочий  день дли-инный – с утра и до вечера.  Но именно в эти полчаса меня и угораздило  мотнуться, чтобы угостить тебя заливным.  Судьба, Ир, виновата, а не рыба. Так что  давай…   что добру пропадать?

   Когда она уже поела и посуда была убрана, мы передвинулись к ее столу,  заваленному бумагами.  Рассмотрели договор, крупномасштабную карту области, подъезды, качество дорог, по которым будет подвозиться  малая строительная техника, по надобности подъедет  арендованная большая,  подтянут  жилой вагончик.   Я поинтересовалась проектом, который выбрал  товарищ  Владимир Борисович Беркутов, судя по расшифровке рядом с размашистой подписью на договоре.

-  А ты что – не знала фамилии своего соседа? – удивилась Ира.

-  Неа, -  протянула я, удивляясь сама себе: - Между собой мы звали его Снобом.  Встречаясь возле лифта, приветствовали друг друга, вежливо улыбались.  Он  еще при знакомстве показался мне каким-то странным,  затраханным то ли работой,  то ли личными проблемами.  Мало приятного – смотреть на отстраненное выражение заносчивой морды,  а на Русю эту вообще… голову задирать.  Просто не интересовалась ими.  Зачем?

-  Ну, теперь знаешь.  Бригаду Марка  возьмешь? Или, может… Голубева?  - загорелась вдруг она странным энтузиазмом, - они тоже скоро освободятся.

-  Ты  говорила мне про Марка,  его тоже, наверное,  уже поставила в известность.  Мы вначале  вдвоем туда – на разведку. А сроки? – встрепенулась я, припоминая, что в договоре на эту тему ничего не прописано.

-  Не оговорены, - довольно улыбнулась Ирка.

-  Тогда  посижу там  недельку сама – поброжу, посмотрю, поработаю с  проектом.  И  небольшие дожди обещают  каждый день,  так что  лучше начать со среды, - уставилась я на прогноз местного метеобюро, -  а  Марик с ребятами подтянутся по звонку.   Симковы, кажется,  заказывали  основу под ландшафт?

-  Я пока ничего им не обещала.

-  Вот за недельку и сделают, там как раз сплошной песок – не придется грязюку месить.  И  Светке  приработок и мне тоже время.  Только сразу накрути им  хвосты насчет  мата и вежливости.

-  Крутить хвосты – это твое… Ты не обижайся,  Лянка, но я подозревала, что у вас когда-нибудь  такое  случится,  догадывалась, - огорошила меня Ирка, - ты же у нас казак в юбке…

-  Казачка…  - потеряно уточнила я.

-  Да кой хрен – разница?  Ты  командир по жизни, шаг вправо-влево –  сразу расстрел!  И без вариантов.

-  Ты о чем сейчас вообще? -  уточнила я ровно и относительно спокойно.

-  А пожалуйста! –  решительно хлопнула она по столу рукой, -  кто у вас в семье решает –  ехать в эти выходные  на рыбалку или сидеть дома?

   Я молча  ждала – что дальше, а  Ирка продолжала:

-  Кто выбирал квартиру?  Мебель? Кто планирует отпуска?  Его рубашки, костюмы, галстуки…?

Глава 6

   Ну, что же?  Я  молодец - нашла  в себе силы пережить «спальню», а это сейчас почти  подвиг.   Негатив удачно выплеснула  вместе с этой дурочкой.  О том, что она говорила,  даже думать не хотелось –  я лучше знаю Олега, помню и больше того – чувствую все то, что было между нами.  Климат в семье, атмосфера в доме – они существуют.  Это настроение, с которым заходишь в дом,  спешишь увидеть и порадовать самого близкого человека, соскучившись за день  и получать то же в ответ.  Это счастье знать, что ты не одна и есть кому защитить и поддержать … все это было и постель была  в полном порядке.   А теперь его  причины уже не имеют никакого значения, разве только – сделать зарубку  на будущее?  А оно есть в тридцать семь с дли-инным таким хвостом - день рождения через двадцать дней.  Если только на то, чтобы прийти в себя и опять решиться на отношения, мне  понадобятся годы и годы…  драгоценные.

-  Алена, ты что - спишь с открытыми глазами? – окликнул меня Марк,  пытаясь заглянуть  в глаза и  прервав невеселые размышления.

-  Следи за дорогой, - мотнула я головой, возвращаясь в реальность.

-  Что там у вас случилось? – не унимался  он, -  из-за чего весь сыр-бор? Орут все, рычат или стеклянными глазами смотрят.  По работе что-то?  Так не первый раз, справимся.

-  Само собой – справимся,  куда мы  денемся? - согласилась я,  присматриваясь к экрану навигатора.

-  Марик,  я серьезно - следи внимательно за дорогой, на эту шайтан-машину сильно не надейся.  Я помню карту – здесь полно грунтовок, а  оно часто ведет по самому короткому пути – сядем   где-нибудь на пузо.

-  Не должны, - самодовольно улыбался он, поглядывая на меня: - Я вбил не самую короткую, а самую  хорошую.  Не переживай, поспи если хочешь, я помягче поеду.

    Благодарно угукнула  и прикрыла глаза.  Можно было спросить  сейчас – а он изменял своей жене?  Но на философские дебаты  с посторонним, по сути,  мужиком  меня не тянуло, а разговор обязательно повернет именно в это русло.  Может, он  даже честно признается, а я сделаю из этого умные выводы и что-то для себя пойму.  Но  на ответные откровения  моя натура не способна была в принципе.  Разговаривать по душам я  могла только с Олегом или Иркой.   Поэтому и щедрой на правильные советы Дмитриевне объяснять всю гадость ситуации  было не комильфо, хотя она  и сама что-то слышала и все поняла правильно.

    Счастливая женщина не нуждается во множестве подруг.  Вот и получилось - и  счастья  нет и подруг тоже, осталась  одна только   несчастная  Ирка.  У нее тоже не сложилось  когда-то и я понимаю, что случись сейчас у нее мужчина,  она вцепится в него зубами, руками-ногами и всеми своими нервами.  Там будет все для него – и футбол, и музыка, и пиво, и на коленях…  настрадалась, истосковалась одна.  Но  Ирка  очень сильная – дай Бог мне так пережить все это.  Она не свалилась в устойчивую, длительную депрессию, а пошла получать второе образование – юридическое.  Наша фирма по большому счету ее детище.  В ней я командир и организатор, а она – ум…   умище…

     Проснулась я оттого, что наступила тишина.  Открыла глаза, пытаясь проморгать остатки странного сна - что-то похожее на битву под Прохоровкой, потому что -  чадящие черным дымом вражеские  танки в узкой прорези амбразуры,  оглушительный рев движка, резкий  металлический удар затвора пушки…  А-а-а,  это Марк грохнул дверкой.

-  Купи себе холодильник и стучи им, -  недовольно процитировала я его самого, только меня никто не услышал – бригадир самой первой нашей бригады обозревал окрестности, стоя возле машины и сладко потягиваясь.  Мне срочно захотелось сделать то же самое.

-  Красота какая-а… лепота-а-а… - стонала я, поворачиваясь  вокруг своей оси и фигея от открывающихся видов.  Населенный пункт, который  смело можно было назвать селом, потому что здесь имелась если и не церковь, то ее развалины, расположился  в глубокой долине под холмами и своими боковыми улочками  уходил между них.  Мы сейчас находились с краю и сверху, и могли по достоинству оценить всю красоту весеннего сельского пейзажа. 

-  Вот он - этот самый участок и есть, - указал  рукой Марк  и привычно огладил  лысую макушку с ободком редких, седеющих уже волос.

-  Нормальный подъезд, вообще проблем не вижу.  Вот тут,  на горке, я бы вагончик и поставил.  Не жарко,  сухо, комаров сдувает,  траву затопчем – никто слова не скажет, - обвел он взглядом  цветущую  липу рядом с дорогой, - и пахнет тоже…

-  Вода далеко, - возразила я.

-  Нам ее таскать - не тебе.  Комары страшнее.  А помыться…  не так и далеко  бежать, - уставился он на небольшой  водоем в самом начале села – прямо под нами.

-  Смотри сам… ставок небольшой, может быть гусями засран, - равнодушно согласилась я.  Мужики  всегда сами решали, где  ставить малый строительный городок и, как правило,  всегда угадывали в этом –  многолетний опыт не пропьешь.  Мне тоже нужно было  найти временный приют.  Проще всего было попроситься на постой  в  какой-нибудь дом поблизости  от стройки.  Таковой  здесь имелся – старая хибара с просевшей крышей, которую уже пытались привести в божеский  вид,  по-дилетантски  залатав  разными вариантами кровельных покрытий и пристроив какое-то пространство.  Чем и хороши были сборные, да и деревянные дома тоже – увеличивать их площади можно было до бесконечности.

-  Пошли, спросим и я сразу тебя отпущу, - потащила я за собой мужчину.  С ним  было спокойнее.  Спустившись по дороге, мы повернули вправо и метров через двадцать оказались возле огромного куста  экзотических  рододендронов, растущего на поляне возле дома.  Назвать это  двором не поворачивался язык – пространство никак не было ограничено и отгорожено.  Даже от странного вида дороги, которая буквально притиралась к дому, продолжаясь метров  двадцать, а потом благополучно исчезая.  Просто  уходя в никуда.

-  Тяжелый трактор, - объяснил Марк этот феномен себе и мне заодно. 

Глава 7

    Приходилось согласиться с тем, что баба Маня ведьма.  Потому что этим же вечером  мы  с ней сидели  за столом, пили чай  из  неведомых садовых трав с покупными пирожками, привезенными мною из города, и я  рассказывала  ей обо всем,  что у меня случилось.  Едкая и злая душевная горечь, вызванная больными воспоминаниями, прорывалась в  подрагивающем голосе и  нервном треморе пальцев…  Я сжимала их в кулаки и всеми силами давила в себе жесткую нервную трясучку.  Закончив  с  фактами, судорожно вздохнула  и  сделала выводы из собственного рассказа:

-  И вот теперь я понимаю - о чем вы… после того, как  вы это сказали, я понимаю, что я и есть та самая ведьма, потому что на кухню я метнулась за ножом, у меня в глазах мутилось,  я убивать шла!  Глаза вырывать, кишки  на кулак  наматывать!  Плохо помню, на самом деле, но нож перед глазами стоит,  вспоминается, как… сама не знаю.  И удивляюсь,  что в руках сковорода  оказалась, а не он.  Наверное, просто  ближе  - перед самыми глазами, а подставка с ножами стояла дальше.  И еще вот…  я женщина неслабая,  девчонкой  еще по два десятилитровых ведра с водой таскала.  Мелкая, худая, а сила в руках  всегда была.  Сейчас тем более, но эта сковорода… она чугунная, толстая, большая.  И вот ее я иногда едва  не роняла - такая тяжеленная,  а когда полная, так вообще...  А тогда будто ляпачкой  взмахнула.

-  Что-й то еще такое?  - забеспокоилась печально молчавшая до сих пор женщина.

-  Мухобойка, не знаете?  У нас дома так говорят.  Палка с куском кожи, вырезанным кружком, чтобы мух бить.  Там  у нас их до черта летом.

-  Не поминай врага, на ночь глядя, - строго цыкнула  она, не меняя позы  и не отрывая от щеки подпирающий ее крепкий сухой кулачок.   Я  машинально  кивнула – нельзя, так нельзя.

-  У нас на селе тоже было дело - мужик сам грузовик приподнял, чтобы жену его  из-под него вытащили, да только поздно уже было… зря все, - вздохнула  она, а потом вспомнила еще: - И по РэнТВ про такие  случаи рассказывали, помню...

-  У вас тут есть телевизор? – огляделась я  внимательнее, и увидела –  на самом конце стола  у стены стоял объемный ящик старого образца, аккуратно накрытый  белой  салфеткой, обшитой  кружевом ручной работы.   Такой же любовно вышитой тряпочкой накрывала подушки, сложенные горкой, моя бабушка.  Великое дело – памятные ассоциации.  Пахнуло теплыми воспоминаниями из детства, согрело, и даже дом этот стал казаться роднее, потому что глаз подмечал многие детали из разряда знакомых.  Наверное, все дело  в том, что баба Маня и моя бабушка были почти ровесницами. 

-  Не знаю даже – как спать буду? – жаловалась я ей,  с надеждой глядя в выцветшие голубые глаза: - Не хочется подсаживаться на таблетки.   А  может,  по-ведьмовски почистите мне  память, а?  Ага! –  рассмеялась, хлопнув себя по лбу:

-  Не берите в голову, это все нервное – ночи боюсь, мыслей боюсь. Боюсь – не справлюсь, свалюсь во что-то страшное.   Вот и подумала   – а вдруг  вы правду  сказали?  А то держусь  непонятной силой…   Почему и ночи  боюсь – думать  же стану…  дойдет до ума, пойму  не так, как сейчас, а глубинно, осознано - подохну от боли.  Не знаю,  как  объяснить… сейчас я будто за стенкой и  спасаюсь ею.  Точно что-то такое есть, потому что сама  себе удивляюсь - как  получается  просто жить после этого – ходить, дышать, говорить?  У меня же сердце должно разорваться… разорвано…  Я и вижу, и слышу, а как-то не так…  крыша едет?  Я  уже не удивлюсь, - обнимала я себя за плечи, сдерживая крупную  дрожь и едва не чакая зубами из-за  нервного возбуждения, вызванного собственным рассказом.

-   Это вечер…  особо тяжко  бывает вечерами, как солнце скрылось -  так сразу и наваливается...  Пей сегодня свою химию, а  уже завтра  посмотрим.  Я тут фельдшером  почти сорок лет проработала…  все нормально у тебя с головой,  довели просто.  Потом, если само не попустит, что-нибудь придумаем, - прозвучало очень  неожиданно и сразу отвлекло меня от трясучки, выдернуло из воспоминаний.   Женщина сидела, горестно подперев голову,  и даже  не смотрела на меня – просто вспоминала, глядя в окошко старинного вида –  наследие старинной версии этого дома:

-  Сюда  еще в  пятьдесят шестом распределили  из Архангельского медицинского техникума.  Ты знаешь, кто такой фельдшер?  Это тот же  врач, только широкого профиля.  Раньше  очень  грамотно, добротно  учили –  я и зуб могла удалить, и рану обработать…  Роды принять,  простуду вылечить,  облегчить колику, простой  перелом сложить,  вывих  вправить…  Много чего  делала, работала долго.  Рассказывать  можно  всю ночь, но сейчас не нужно.  Потому как  к  нашему делу не относится.

-  Зовут-то вас как? – спросила я  и  меня поняли  правильно.

-  Мария Львовна жовут, - не отрывала она задумчивого взгляда от темного окна, пихая в рот последний кусочек пирожка с капустой и неспешно прожевывая его.

-  А что тогда относится к делу? –   уважительно полюбопытствовала я, благодарная ей уже за то, что она отвлекала меня разговором и, похоже,  собиралась рассказать  о чьем-то состоянии, подобном моему.  У медиков тоже есть такие профессиональные  байки, как и в любой другой профессии.  Вот и я только навскидку могла рассказать с десяток по-настоящему смешных анекдотов на тему строительства -  разного рода  забавную  брехню  и живые жизненные истории.

   Но я устала,  так сильно устала за этот день – от событий,  впечатлений, переживаний.  Так что  сейчас разговоры такого плана точно  были бы лишними, лучше  перенести их на любой другой день. Что я и объяснила ей, выдвинув предложение:

-  Давайте уже спать,  дорогая Мария Львовна.  Если вы что-то  важное хотите до меня донести, то сегодня я просто не в состоянии воспринимать.  На вас вот выплеснула, а сама ни внимательно слушать, ни думать, ни правильно реагировать… не обещаю.  Нужно выспаться.  С химией, так с химией, таблетки на самом деле неплохие.  А завтра выслушаю вас со всем своим  вниманием, клятвенно обещаю, -  широко зевнула я, прикрывая рот ладонью и вспоминая удобную на вид кровать в соседней комнате, к этому времени уже застеленную моим собственным бельем.

Глава 8

   Утро, как всегда, заставило взглянуть на мир другими глазами – я жива и здорова, работа предстоит интересная, хозяйка  у меня с изюминкой.  Захотелось порадовать ее  и себя  заодно кофе.  В доме никого не было, и я вышла умываться к колодцу, прихватив меньшее из двух взятых из дома полотенец.  Умываясь,  охала и постанывала  – вода была очень холодной, а еще очень вкусной.  Это выяснилось после того, как  я почистила зубы и хлебнула ее из ладони.  Сразу  представила себе, как впишется колодец в ансамбль будущей  усадьбы товарища Беркутова.  И опять вспомнилось и  захотелось узнать -  кто  Беркутов для  Марии Львовны?

   Хозяйка обнаружилась на грядках  метрах в  двадцати от дома, но я не стала отвлекать ее от работы – старикам нужно двигаться, и ушла готовить напиток богов. После яркого солнечного утра в доме показалось мрачновато и тесно.   Но скоро  в комнатке  сильно и остро  запахло кофе – я приправила напиток зубком чеснока, найденным в  кухоньке.  Он делал  вкус  ярче, но мягче. 

    По готовности позвала  Марию Львовну, и она внесла свой вклад в наш завтрак -  вытащила из старенького холодильника кусок сыра и покромсала его щедрыми ломтями.

-  Ешь, столоваться будем вместе.  У меня пенсия старческая – большая.  А  кофе немного разбавь - я крепкого боюсь,  давно уже не пила.   Хорош получился, -  пробовала она напиток.

-  Да…  пожалуй, - соглашалась я,  смакуя  немного непривычный вкус напитка.

-  Вода здесь другая, без городской хлорки, - кивала  хозяйка, -  а колодцы  раньше не там  били, где удобно, а там, где залегает водяная жила.  Знающий человек воду искал с веточкой-рогулькой. 

-  Подводная река,  - покивала я, соглашаясь с ней: -  Дома тоже вкусная  вода была.  Даже для  работников в поле бочку  у нас набирали.  Только  к нам с прибором из геологоразведки кто-то приезжал.  Но и за рогульку в свое время, я думаю, деньги тоже брали и немалые, - и вспомнила вдруг, спохватилась:

-   Расскажете, чем и как вас лечить, если вдруг прихватит?  Телефон медпункта у вас есть?

   Она покрутила головой, не соглашаясь с таким распорядком и планами.

-  Сейчас сходишь  в магазин и купишь  еды.  Сегодня подошла машина, товару будет много, а потом  останется только плохой сыр – как мыло, честное слово,  -  сплюнула она, -  пока на свои деньги возьмешь, а в другой раз – на мои, так и будем жить.  Как тебе спалось на новом месте?

-  Хорошо, - пожала я плечами.

-  Говорят же –  всегда дается столько, сколько по силам вынести.  Вы хорошо, видно, ладили с мужем,  потому  тебе так  плохо.  Ты  же не только его, а и жизнь  налаженную теряешь. Ничего… потихоньку переживешь.  Давай  еще когда  поговорим об этом - легче пойдет.

-  Мы не просто хорошо ладили,  Мария Львовна, мы любили, - тяжело вздохнула я, но мир не заплыл слезами, не перехватило больно горло…

-  Может и правда – нужно говорить, - пробормотала я, вставая из-за стола: - Рассказывайте!  Где тут у вас магазин?

-  По этой дороге все прямо и прямо, а там сама увидишь.  Возьми тачку за домом –  идти далеко, не на себе же тащить?  Я всегда хожу с тачкой.

    Я с сомнением взглянула на нее, но потом  согласилась -  холодильник есть, наберу сразу  всего с запасом, чтобы не отвлекаться и не бегать каждый день.

    Село и при ближайшем рассмотрении оказалось  живописным  -  через всю долину тянулась заасфальтированная центральная улица.  На одну сторону  вдоль нее стояли  вполне благополучные дома из кирпича.  За каждым  сбегал вниз огород, потом следовали сады, которые ограничивались  мелким ручьем.  Он  протекал  вдоль всего села и обозначался  старыми коренастыми вербами, росшими  на берегу.  Живописную  извилистую цепочку  из них я наблюдала с высокого холма еще  вместе с  Марком.    Улочки, убегающие  в стороны  от основной дороги, были  грунтовыми, но  хорошо натоптанными.   Продуктовый магазин обнаружился  в самом центре  - возле медпункта и бывших зданий  сельсовета и клуба.  Сейчас, как рассказала мне Мария Львовна, тут было  управление  местным хозяйством и еще что-то – я не особо интересовалась подробностями местной жизни и не запомнила.

   Сюрприз ожидал меня в самом магазине – людей там оказалось много, и они  вполне предсказуемо обратили внимание на нового незнакомого человека.  Пока  стояла в очереди, меня незаметно  разглядывали и тихо обсуждали,  и  это было  нормально – в любом  селе так же интересовались приезжими.   Я  еще на входе  поздоровалась сразу со всеми и просто  ждала, когда подойдет моя очередь.   Женщина возраста моей мамы, которая стояла рядом,  приветливо поинтересовалась:

-  А к кому вы приехали, у кого это сейчас гости?

-  У  Марии Львовны, -  вежливо улыбнулась я в ответ, и  удивилась, увидев ее реакцию – женщина  сразу же отвернулась,  а остальные  заговорили между собой, оглядываясь  на меня.  Говорили  живее, чем перед этим, но тише –  значит, точно обо мне.  Странные взгляды бросали и женщины и мужчины, а стояло тут человек двадцать.   Потом молодой мужской голос  весело  окликнул меня из середины очереди:

-  Еще одна ведьма, значит?

-  Ага, только на испытательном сроке, - охотно отозвалась я,  с  огромным облегчением реагируя на шутку.

-  Погуляем сегодня  вечером, заводная? – веселился мужчина. 

-  Смотри, а то  прокляну.   К нам только со всем  уважением, если кто не знает, -  пряча улыбку,  со значением  ответила я ему.  

   Реакция на эту невинную шутку тоже  была странной –  народ насторожено замолчал,  на парня  городского вида, который шутливо флиртовал со мной,  зашикали и он умолк.  А мне предложили  закупиться  без очереди, чем я и воспользовалась с превеликой охотой.  Нагребла продуктов  на  пару тысяч.  Пока общалась с продавцом, было тихо, только  шепотки то тут, то там.  Все чудесатее и чудесатее, как говорится.  Неужели здешние  всерьез верили в ведьм?  С опозданием сообразила, что зря  ответила и подыграла - местные суеверия запросто могут аукнуться  будущей  стройке.

Глава 9

-  Сказки  это – про ведьм, а вот чертовщина... она всегда была. И то, что еще у...

    Ее слова прервал резкий свист, мы  замерли обе.   У меня даже сердце дернулось - на памяти еще была реакция сельчан на шутливое признание, что я таки ведьма.  И то, что баб Маня отрицает  наше существование, меня не успокоило – ее земляки думают  иначе.  Мстить лично мне им пока будто бы и не за что, но что-то подсказывало,  что эта самая мстя   может быть  направлена на все ведьмовское сообщество.  Я же, не подумав,  заявила себя его участницей.  И  невнятные опасения теперь  были,  а еще имело место странное  предвкушение и дурной кураж.

    Пускай   баба Маня говорит что угодно, но я  уже успела почувствовать себя особенной.  Может потому и в магазине  держалась  так расковано – я же не абы кто, пускай все и понарошку!  И сейчас  тоже не боялась приключений,  даже если  и немного опасных, а  вполне себе была готова к ним.  Заманчиво это было - погрузиться в  полную приключений  и мистики  жизнь и отвлечься от пасмурных мыслей. Потому что  ведьмы  в состоянии разрулить самую сложную ситуацию.  А я всегда могла, даже когда еще и не подозревала о своей сути.

-  Дождя  нет, выходи, ведьма!  - донеслось с улицы со смешком.  Знакомый голос, недавно слышала.   И попал он как раз в настроение, поэтому  я  таинственно и тягуче  пропела в ответ:

-  Никак русским духом запахло?  Будет  нам  с бабушкой  на ужин  Ивашка под  простоквашкой.

-  Тьфу на тебя, -  сердито сплюнула рядом  Мария Львовна, - что ты творишь, малахольная?  И так люди  боятся этого места.

 -  Не переживайте  – все под контролем, просто  молодежь балуется,  -  успокоила я хозяйку.

-   Чего тебе, рисковый?  - спросила у  парня, который  стоял, лениво прислонившись к  яблоне и нагло  улыбался,  рассматривая меня.  Потом перевел взгляд мне за спину и вежливо поздоровался, слегка поклонившись:

-  Баб Маня…   Завтра уезжаю, хотел показать вашей постоялице наши красоты – мамонтовое кладбище,  церковь,  панские садки, пасеку…

   Женщина подтолкнула меня в спину:  - А и сходи, развейся.  Они  втроем с дружками  каждое лето шастали  и рыли, где только успевали.  Даже в милицию их таскали. Этот знает что говорит, потом мне все расскажешь.

-  Да он женихаться пришел,  разве вы не видите?

-  Времени  ему на это не хватит.  Погуляйте,  пока я суп сварю.  Ты супы любишь?  Из крапивы  и щавеля?

    Я согласно кивнула  и попросилась у парня:  - Тогда подожди немного - переоденусь.  Сейчас… я быстро.

   Ромка…  Его звали Роман,  и он провел меня везде и показал почти все то, что обещал,  мы не успели осмотреть только церковь.   Было жарко,  и я радовалась, что взяла с собой  легкое свободное платье и спортивные сандалии.  Только благодаря удобной разношенной обуви я и выходила  весь этот день почти до самого вечера.  Обратно мы  вернулись,  когда уже стало темнеть.  Баб  Маня покормила нас  и выпроводила гостя со словами «пора тебе», а потом и  «да пошел же ты уже».

   Как и обещала, я коротко поделилась с ней впечатлениями, пообещав все подробности завтра.   У меня появились любимые места в этом селе, которые я потом собиралась проведать  не спеша.  Только так – вдумчиво и с удовольствием,  и нужно было рассматривать  полностью заросшее лесное озерко с остатками  деревянного сооружения в воде у самого берега.  Под  огромными липами  и молодыми дубами было прохладно, а мы  с Романом  отдыхали, сидя на старой вербе, корявый ствол которой вначале странным образом  стелился над водой, а уже потом поднимался вверх, как и положено нормальному дереву.   Я хотела разуться и опустить  вымученные ноги в воду, но он не позволил:

-  Не стоит,  тут  полно пиявок.  Мы лазили с пацанами… потом  долго кровит и чешется.  Слушай!

    Сильный  плеск и  удар по воде заставил меня резко  дернуться  и впечататься в мужское плечо.   Роман обхватил меня руками,  прикрывая и  защищая.  В той  стороне, откуда донесся звук,  вода  сильно колыхнулась,  плеснула,  зашевелились  заросли  жирных  водорослей, мелкая частая  рябь дошла до берега и озерко  опять затихло.  Я  высвободилась из тесного захвата и пробормотала, с опаской поджимая ноги, чуточку не достающие до воды:

-  Что это, ты знаешь?  Не утащит за ногу?

-  Карпы, здоровущие карпы.  Больше сотни лет тут живут,  и выловить, гадство,  нельзя – все заросло, видишь как? –  шептал над ухом парень, - вот эти бревна –  остатки кормушки для рыб и дубовые садки для молоди.  Такие вещи всегда делали из дуба -   в воде с годами он  становится только крепче.  До революции  селом владел помещик, и здесь разводили  карпов, сыпали  им  пшеницу и кукурузу.   Мы пробовали зерном выманить их на чистую воду – ближе к берегу…

-  Сколько тут ее,  той чистой воды?  - тоже опасливо шептала я, боясь  опять  разбудить водяное  лихо.

-  Да,  мало… и они уже отвыкли - траву жрут,  -  притянул он меня  ближе,  и уверенно нажав  руками  на  затылок и поясницу, развернул лицом к себе.  Посмотрел  в глаза  пристальным и понятным   -  мужским  взглядом.  Медленно склонился  к моему лицу, опуская свои длинные ресницы и поцеловал.  Я не стала  стыдливо дергаться и возмущаться.  Но, Боже ж ты мой!  Оно мне надо было сейчас – вот это?  На поцелуй не ответила, но по щеке погладила  ласково – хватит уже.  Не хотелось обижать его. Он понял и сразу же отпустил…  отвернулся.

-  Давай уже уходить? -  спросила я, хотя уходить отсюда  не хотелось.  Тонко и пряно  пахло медом –  рядом  раскинули  цветущие шатры  старые липы.  В этом  кружевном облаке  из пушистых  цветочков и  мелких листиков стоял такой гул, будто  там  включили мощный  высоковольтный трансформатор.  Гудело  ровно, постоянно и на одной ноте - пчелы собирали урожай. 

    Перед этим мы  заходили  на саму пасеку – огромную,  почти на пятьсот  ульев.   Они  стояли  на склоне между невысоких кустов и молодых  яблонь,  и  воздух  там так же  пел и звенел от движения пчелиных крыльев.  Внизу крутого холма была вырыта  землянка – омшаник.   Там, в тени и прохладе,  пасечники поставили стол и устроили себе нары для отдыха.  Они недавно «смотрели» ульи и угостили нас  тонкими обрезками вощины, снятыми с  медовых  сот.  Подавалось это  в выщербленной миске и истекало сладкими и  тягучими янтарными  каплями.  Потом была ледяная вода из колодца.  Мы пили ее прямо из оцинкованного ведра,  а  неподалеку – в траве, ждала своей очереди небольшая гадюка.   Я чувствовала себя в сказке.

Глава 10

   В этих местах во время войны прошли страшные бои.   Впереди по фронту располагалась  немецкая линия обороны «Пантера» – укрепленный за время оккупации рубеж, преодолеть который с наскоку  у советских войск не получилось.   Наше наступление замерло, противники переключились на позиционное противостояние  - вялые  перестрелки, редкие  артналеты и  разведвылазки.  Когда  высшее  командование решило, что пришло  время,  наши войска поднялись и пошли в наступление.  Пошли в наступление…  Просто встали по приказу и пошли…

-  Там  болото не топкое, скорее – просто очень влажная низина, а  вокруг лес… и  старый и совсем молодой – дикий, выросший безо всяких посадок и ухода.   Сосны,  лещина, рябинки с кустарниками понизу, а под деревьями редкая трава и мох,  шапками укрывающий  песчаную землю.   Птицы не селятся… я, во всяком случае,  ни разу не слышал там ни пения, ни свиста – даже в самый погожий день.

    Мы сидели у костра, который был разведен невдалеке от дома  - одиннадцать человек, включая меня и  бабу  Маню.  Костер разбрасывал горячие искры,   дрова прогорали и с шорохом оседали, превращаясь в алые угли.  В кострище  еще подбрасывали  колотых поленец – из  хозяйских запасов.  Баб Маня отмахнулась от меня, когда я  напомнила, что дрова в зиму  будут нужны  ей самой:

-   Они всегда оставляют деньги,  прикуплю потом.

   Отряд поисковиков  состоял из студентов и их руководителя  - пожилого мужчины  в спортивном костюме.   Он  вышел на пенсию в звании подполковника  еще лет тридцать назад.  Какое-то время работал военруком в школе, там же пристрастился к  поисковой работе.    В походы с ним ходили  его ученики, а потом  их дети  и  знакомая молодежь.  Сейчас  на поиски останков  павших бойцов  шли студенты  областного архитектурно-строительного, который когда-то  заканчивала и я. 

   Вначале, увидев приближающуюся к дому  шумную компанию, я слегка опешила – у нас с  баб Маней  как раз шел серьезный разговор.   Утром я нашла возле входной двери плетеную корзину с продуктами.  Там было наложено столько всего!  Сыр, домашний творог, десятка три яиц,  чисто и грамотно ободранная  кроличья тушка, так же  аккуратно  ощипанная жирная курица,  молоко в двухлитровой пластиковой бутылке.  А  еще – конверт.  За него я и ухватилась в первую очередь, надеясь найти объяснение   анонимной доставке.  В конверте краснело пять тысяч одной бумажечкой.  Баба Маня невесело хмыкнула, отводя глаза, потопталась на месте, тяжело вздохнула  и  деньги у меня  отобрала, объяснив появление корзины очень просто:

-  Заказ мой принесли.

-  А деньги?

-  А деньги – сдача, - отрезала она, - заноси и разбирай.

   Потом мы сидели на лавочке под яблоней,  и она настырно выясняла:

-   Ну и что же ты не вышла к нему?

 -  Вы серьезно? – удивилась я, - а зачем оно мне, интересно? Я уже седые волосины дергаю, если что.  И привыкла, чтобы рядом взрослый мужик храпел. А он хоть и немного разбалованный, но неплохой  – умный, с широким кругом интересов, романтик.  Я не знаю, за каким… таким  он топтался под окошком.   Может,  пару дней  уже секса не было?  У них в этом возрасте вместо мозга – кипящая сперма. Я ничего ему не обещала…  ну, бегала тетка сдуру, трясла задом, так  не  я и задавала  программу - командовал он.  Я просто брала экскурсию.  Так что ничего страшного - ему полезно.  Такому, наверное, редко отказывают.

-  Рано утром забегал… я уже не спала.  Оставил номер для тебя, просил позвонить. 

-  Давайте.  Позвоню потом,  еще раз скажу спасибо, - вздохнула я, забирая бумажку-записку  из ее рук и  вместе с  хозяйкой  глядя на приближающихся со стороны села людей.  Присмотревшись к  груженым  большими рюкзаками фигурам,  взглянула на  бабу Маню - она выглядела спокойной и даже довольной.

-  Поисковики…   Приезжают на автобусе и всегда останавливаются у меня.   Посидят немного, пообедают и  сразу уйдут.  Туда  не сильно далеко -  километров семь и  место.   Здравствуй,  Степан, - приветствовала она   худощавого мужчину лет семидесяти,  вставая навстречу  и легонько приобнимая его.

   И вот мы сидели у костра,  а уже упала ночь, но никто не уходил спать, хотя палатки были расставлены тут же – на поляне.  Отряд решил  задержаться до утра – одна из девочек не очень хорошо себя чувствовала.  Не знаю,  в чем там было дело, может в простом женском недомогании – они шептались с баб  Маней, а потом та заварила какую-то травку  и  дала ей выпить,  велев не забыть заодно и но-шпу.   Гости пообедали,  разбили временный  лагерь, выспались днем, а вечером подтянулись к костру на посиделки.   Эта  доверительная и уютная обстановка  напомнила  мне сразу  и детство, и студенческую  юность, и наши с  Олегом рыбалки.  Теми   вечерами так же горел костер, только где-нибудь над водой.  Мы  с ним сидели в удобных  раскладных креслах  и смотрели  на прогорающие угли,  дышали  озерной или речной влагой,  дровяным дымком,  запахами вкусной готовки…

     Сейчас все было почти так же, только лица, которые выхватывал из темноты отблеск пламени, были незнакомыми и молодыми – шесть парней,  две девушки  и их  пожилой  командир Степан  Григорьевич.  Это он  делился своими впечатлениями о прошлых походах,  разъяснял обстановку  и  доводил  ребятам свои требования с абсолютно прозрачной  для меня  целью – обеспечить их безопасность. 

-  Как-то с нами ходила  девочка…  на самом деле и не девочка уже, но я помню ее еще  десятиклассницей -  Анечка, а потом уже Анна Матвеевна -  небольшой чиновник в районной администрации.  Крепкая с виду женщина, а оказалась  сильно впечатлительной,  -  рассказывал мужчина.

-    Там… стоит только  выйти ночью одному, как лес начинает звучать…  Я тоже слышал   крики «Ура!»…  будто  души погибших до сих пор идут в атаку.  Еще взрывы, пулеметные очереди, крики агонии – звуки боя.  Не в полную силу, а будто в отдалении.   А  Аня не просто слышала, она видела бойца, который полз с простреленной ногой… видела  не раз.   Вечером отходила от лагеря, а он тут как тут – ползет… и стонет, сцепив зубы.  И да… птиц не было, все обращали  на это внимание.   А там, где было совсем тихо…  мертвенно тихо, искали особенно старательно и всегда находили, - печально вздохнул он и поднял глаза на нас.  

Глава 11

     Хрономиражи… эта мистическая, что бы там ни говорил командир,  потому что научного объяснения ей не было, хрень условно называлась  хрономиражами.  Места,  где они возникают, называются  аномальными биоэнергетическими зонами.  При работе в таких зонах рекомендуется максимально избавляться от любых сильных эмоций.  Ага…  Я  задумчиво  хмыкнула, уставившись в темный провал ночного окна – а каким, собственно, образом это можно сделать?  Какими, интересно, методами и способами?  Мне вот тоже не помешало бы – взять  да  и избавиться.

   Как-то не верилось, что огромное количество людей – молодых и здоровых, побывавших  в таких  зонах  и ставших свидетелями непонятного явления, почти  поголовно имели проблемы с психикой.  Даже если их  запрограммировали на видения, как этот Степан Григорьевич.  Я вот не стала  бы рассказывать такие вещи впечатлительным девочкам, даже если полностью уверена в том, о чем говорю.  Уже на месте, если вдруг случилось бы – другое дело.  Но он в своем праве и, наверное, предупредить об осторожности, запугав, намного эффективнее, чем просто предупредить.

   Я рвалась пойти туда вместе с ними.  Просто невыносимо сильно тянуло посмотреть на то  место, услышать самой…  и  что?  Я же тоже пошла бы за ним, как та Аня.  Я себя знаю –  поперлась бы однозначно.  Больше того –  кинулась бы к призраку,  чтобы тащить его на себе или оказывать  помощь.  А  молча идти вот так, как шла она, это сойти с ума, проклясть весь мир и Бога тоже…  Вывод -  мне туда нельзя.

    Я  психически неустойчива – не по-больному, а в силу  своей дурной эмоциональности и склонна к импульсивным поступкам, как  уже показала жизнь.   Случись  со мной, как с Аней, и я тоже поседею там от боли – настоящей, глубинной, которая неистребима и непоправима, не просто так  же она  ходит с мужем  и молится.  Они делают хотя бы что-то, иначе  эта мука, вызванная почти невыносимым состраданием и  абсолютной невозможностью помочь, захлестнет с головой и отравит жизнь. 

    Тут я их понимала, а еще подумала, что  мои страдания  из-за Олега  это, конечно,  очень сильные личные переживания, но они  со временем пройдут, уже проходят.  Я уже сейчас могу  вызывать воспоминания,  не впадая при этом в подобие эмоциональной комы.  Еще больно – да. Но эта боль не идет ни в  какое сравнение  с той, что я могла бы узнать там.  И не только могла, а и узнала бы – почему-то  я в этом уверена.  Она  полностью  перевернула бы мое представление об окружающем мире и  напрочь  убила  всякую веру во вселенскую справедливость, потому что такого быть не должно – только не с ними.  Значит,  идти туда, чтобы лично удостовериться в существовании всей этой чертовщины  нельзя – захлопнула я крышку ноута.  А еще мне нужно работать.

    Весь следующий  день я работала, хотя  настроение с утра было сумрачным, тяжелое впечатление от разговора у костра не проходило.   Я даже не стала завтракать, заводить кофе, и пробовать сыр, который мне посоветовала продавец, а моя хозяйка потом одобрила – «Российский», с кислинкой, оказывается.   Я всегда покупала тот, что с большими дырками, и мне было все равно на его вкус и название – сыра не было в списке моих любимых продуктов. 

    Вначале я поднялась на ту высоту, с которой лучше всего просматривался участок.  То, что основа холмов под слоем чернозема песчаная, было только плюсом – на песчаных подушках  хорошо стояли фундаменты.  Слежавшийся песок был малоподвижен, в отличие от тяжелых пучинистых  грунтов – той же глины.  Так что, выбирая место для дома, я стану руководствоваться  только его расположением относительно колодца – других коммуникаций здесь не предполагалось.  Настоящего водопровода, кстати,  тоже, но его роль будут выполнять  ПНД-труба и центробежный насос, удобный и простой в управл…  та-ак…  да что такое у меня с головой?

-   Мария Львовна,  у меня к вам все тот же  вопрос  - кем приходится вам  Беркутов  Владимир Борисович?

    Моя хозяйка пожала плечами,  откладывая в сторону нож и пучок зеленого лука и тихо ответила:

-  Внуком?

-  То есть…  этот домик, что он заказал, мы будем строить для вас?

-  А вот это ты у него и спрашивай, -  ответила она, принимаясь отрезать хвостики у редисок и крошить их в миску колечками.

-  Понятно…

   Связь  брала и возле дома, но  я  забила себе контактный номер Беркутова, который он оставил под договором, и опять ушла на горку.  Удобно уселась на траву  там, где открывался   шикарный вид на село,  и сделала звонок:

-  Здравствуйте, Владимир Борисович!  Узнали меня? Не отвлекаю?

-  Здравствуйте,  Алена, - почти промурлыкали мне в ответ, - я рад, что вы позвонили.  Возникли какие-то вопросы по строительству?  Вы уже на месте?

-  На месте.  И уже приступила к работе.  А вопрос у меня один – я должна была задать его сразу, но ситуация  не располагала.  Поэтому спрашиваю сейчас – кто будет жить в этом доме?  Вы строите его для вашей бабушки? 

-  Ммм…  для…  да?  А  какая, собственно, разница? – осторожно поинтересовался мужчина.

-  Я потому спрашиваю, что старики не очень разбираются в технике жизнеобеспечения, особенно женщины.  Я не знаю – сообразит ли она, да просто вспомнит ли, что насос  нужно включать и выключать, электр… ладно – щиток ей знаком.  Но будет еще  септик-станция и теплый пол, там тоже автоматика и даже электронное управление.  В принципе, сложного ничего, но я не могу не волноваться -  Мария Львовна очень  старенькая и может  просто забыть, понимаете?  Получается  какой-то абсурд -  встроенные  удобства  предполагают сложности такого порядка, что проще  обойтись без них.  Я  не могу принимать такие решения сама.

-  Я знаю, как мы с вами поступим.  Завтра с утра я подъеду, и мы все решим  на месте, вы согласны?  Это не будет  слишком поздно?

    Судя по голосу, поездка не должна быть  ему в тягость.  Лишний повод увидеть бабушку?  Или меня?  Вспомнилось, что он не отказался бы от реванша… хм-м…,  так был интерес или нет?  Но с этим я справлюсь в любом случае - в отличие от меня этот мужчина  прилично воспитан и выдержан.   Да и…   скорее всего, это все же  бабушка -  она же просто прелесть, а он любящий внук, который строит для нее дом.  Мой голос потеплел:

Глава 12

   На медленно нарастающий рокот обратила внимание только тогда, когда  вертолет оказался почти над моей головой,  уже показавшись  из-за холма.  Военная, судя по торчащим то ли пулеметам, то ли пушкам и окрашенная в камуфляж  машина низко  пролетела  по дуге над краем села, вздымая ветер  и  скрылась за вершиной горки.  Стрекот и  рев стал стихать, удаляясь в ту сторону, куда  вчера ушли поисковики.  Я сразу же  сопоставила  эти два события – поиск воинских останков  и появление  военной машины.  Сразу же вспомнилось вчерашнее настроение и чередой пошли мысли…   Но что  могло случиться за такой короткий срок?  Хорошо хоть - военный вертолет, а не  санитарная авиация МЧС.  Ничего не приходило в голову.

   Пока я размышляла,  прошел звонок от Иры. 

-  Привет, Ирусь.   Ждешь отчет о работе?  Я собиралась завтра к обеду, тут обрисовалась маленькая проблемка.  Но уже сейчас можешь заказывать  доставку малой техники  – грунт песчаный, подъезд удобный, объемы малые.  С учетом дороги – часов на десять.  Выжму по максимуму, чтобы мужикам  меньше лопатами махать.

-  Ладно…  Хорошо, я поняла, заказываю через два дня, идет?  Но я не только по работе,  Лянка,  Олег  звонил.  В общем…  он хочет поговорить с тобой не по телефону.  Я сказала, что ты на объекте в районе, место не назвала.  Но может  вам и правда нужно все  выяснить окончательно?

-  Я все ему сказала,  Ир.  Нечаянно получилось, но точно и емко.  Руководство к действию он получил.  А тут еще  работать, завтра подъедет заказчик и после этого мне нужен  хотя бы  один день… да,  в среду пускай подъезжают,  и Марк с ребятами тоже. Это все, Ирусь?

-  Ты бы все-таки не рубила вот…

-  Ну, тогда пока-пока, - нажала я на отбой.  Сам Олег не звонил.  Значит, все принял, и я тоже ситуацию приняла.  Но поговорить нужно будет – о  разделе имущества и дате развода, но  пускай это будет немного позже, когда я совсем успокоюсь.  Несколько дней ничего не решат, а сейчас видеть его будет еще… тошно.

   Баб Маня спала, а я не захотела  шариться по чужим шкафам и поужинала тем же супом.   Потом вышла на улицу  поработать. Уже  когда  стало темнеть и потянуло  влажной прохладой,  поднялась со скамьи и сладко потянулась всем телом.  Соловей орал в зарослях, буквально  захлебываясь,  яблоня роняла тонко пахнущие бело-розовые лепестки,  запах цветущей сирени  кружил голову.  Прохладно и свежо, тихо и  почти темно… и свист, и трели… переливисто, со щелчками и  горловым перекатом – сердце замирает.

   У нас на Дону  берега речных затонов  местами поросли такими  сиренями, что сквозь них не продраться.  И вот там соловьи  надрываются  хором, изо всех сил перекрикивая друг друга, а здесь старательно  солировал одинокий маэстро.  Но вот от ручья, из зарослей под вербами откликнулся еще один - засвистел-забулькал.  Уходить не хотелось, но  проклятущие  комары упорно выдавливали с рельефа в дом.  Репелленты  оказались  почти бессильны  - или принюхались, или  всерьез подсели, не иначе.  Я широко зевнула и раскинула руки  -  хорошо!  И опять потухла, вспоминая…  Даст оно мне жить когда-нибудь  -  думалось мрачно и тоскливо.  Два  дурных соловья  орали  не в такт и не в лад…

-  Заходи  уже, а то сожрут  и костей не оставят.

-  Вам  уже лучше?  Поешьте там супу, как раз для вас осталось.

-  Я простоквашки попила, - стояла она в дверях, -  ох,  и орут же  сильно, паршивцы.  Накличут…  не иначе, как любовь.

-  Точно - самая что ни на есть  «жизненная необходимость»,  - понуро согласилась я и вспомнила: - А тут вертолет летал, военный.  Я и подумала – с чего бы вдруг?

-  Разминирование, видать, -  покивала она со значением, -   почти каждый раз находят то снаряд, то целый  ящик  патронов.  Степан рассказывал…  хочешь – верь, хочешь – нет:  он смотрит – ветра нету, а два деревца чуть клонятся  к земле, будто кланяются.   Под ними  старый блиндаж еле угадывается, а в нем засыпанные землей ящики со снарядами.  Тогда тоже минеры прилетали, заодно и коробочки с костями увезли. 

-  Пойдемте, а то и правда - за комариным звоном соловьев не слышно.

   Наутро глаза еле открылись – опухли и заплыли от слез.  Тогда я последний раз так сильно плакала из-за Олега.  Накрыло к ночи всерьез…   Дошло  до мозга  трезво и осознанно, именно так, как я и боялась -  что никогда больше не сидеть нам с ним вдвоем и не слушать соловья.  Больше не пригреюсь я в его руках, потянувшись за родным теплом и спасаясь от ночной прохлады.  Но это так - мелочи, поэзия отношений…  Дело было не только в ностальгии.  Просто я четко осознала то, что это все – назад дороги нет и той жизни тоже уже нет, и никогда  не будет.   Жизнь была моя – собственная и личная,  поэтому ее было жаль.  Все логично.  Я не истерила, просто обида душила страшная - слишком много он отобрал у меня: радость просто жить, уверенность в будущем, смысл  всех прожитых с ним лет.  И что  делать теперь, с чего начать, куда кидаться?  Да еще и моей Ирке втемяшилось, а значит, она будет добросовестно отрабатывать сводницей – до последнего вздоха и трепать мне нервы.  Но после этой ночи я перешла свой Рубикон окончательно или мне так казалось.

   Утро  выдалось  ясным и влажным,  короткий дождь прошел перед самым рассветом и оставил крупные  серые капли на траве.   Я  умылась у колодца,  позавтракала оладушками с  малиновым вареньем и тоже поучаствовала  - приготовила нам с баб Маней кофе.   Мне  крепкий, а ей слабенький и с молоком.  Прихватив свою чашку,  ушла под яблоню, где опять уставилась в ноутбук, шлифуя варианты.

    Беркутов нашел меня там же, тихо поздоровавшись с расстояния двух шагов, и насторожено оглядываясь вокруг.   Очевидно, свою машину  он оставил на горе и спустился к дому пешком.

-  Что вы так таитесь,  Владимир Борисович? –  тоже почти шепотом спросила я, рассматривая его в новом для меня образе – светлых бежевых брюках, рубашке без галстука и шикарных  кремовых туфлях с перфорированным верхом.

Глава 13

Марии Львовны возле дома не наблюдалось. Почти у самой входной двери Владимир резко остановился и освободил мою руку.

- Я думаю, нам удобнее будет поговорить наедине, по-родственному. Вы не подождете меня, – оглянулся он на стол с лавочкой, - да хоть и там же?

И, открыв дверь, шагнул внутрь, плотно притворив ее за собой. Я выдохнула с облегчением - лишних переживаний для себя не хотелось, и постаралась занять себя делом. Получалось плохо, уже минут через десять я устала поминутно оглядываться на дверь и прислушиваться. В который раз вздохнула и погрузила взгляд в чертежи. И подскочила с лавки… сердце дернулось в ужасе - серия взрывов, как из пушки… или бомбят… где-то рядом. Земля запоздало колыхнулась под ногами - волна… потом вторая… третья… Я ахнула, хватаясь за стол. А услыхав новый звук, метнула потрясенный взгляд в ту сторону и застыла, наблюдая, как церковь на холме аккуратно и как-то спокойно складывается, заваливаясь на сторону и осыпаясь с тихим отдаленным треском…

- Ох, ты ж, боженьки… - раздалось за спиной, и я медленно повернулась к ним, все так же зависая мозгом.

- Да не пугайся ты так, - мелко крестилась на оседающую церковь баба Маня, - рвут боеприпасы во рву, на вертолете вывозить опасно. Что найдут там – невдалеке и подрывают. Но вот этого, - протянула она руку в сторону столба пыли на холме, - стоило ждать. Я уже думала как-то – боялась. Там же на живую нитку все, старое, да еще и дощатое, а они колышут раз за разом.

Рядом с ней стоял Владимир, медленно переводя взгляд с пыльного облака на холме на меня. Да, на полчаса раньше бы и… я нервно хмыкнула.

- Простите, - прикрыла рот рукой.

- Не надежное строение, - улыбнулся мне мужчина, а потом обратился к хозяйке: - Все это, конечно, неприятно, но не смертельно. Извините меня, Мария Львовна, но можно попросить горячего чая? В горле пересохло, а воду из машины не захватил.

- А что ее таскать? Что же нам – воды жалко? - засуетилась баба Маня, - пойдемте снова в дом. У нас и оладушки еще теплые остались – я миской накрыла, и варенье к ним есть… сметанка.

А потом вдруг словно опомнилась и повернулась ко мне:

- Все одно к одному… Сказку расскажу тебе сегодня, что толку дальше тянуть?

- А мне можно тоже – сказку? - слегка наклонился к ней внук.

- Нет, - вздохнула она, - это только наши сказки – страшные, женские.

Длинный день прошел в разговорах и бурных обсуждениях. Мы походили по участку, посидели вдвоем в ноуте, пока хозяйка готовила еду. Потом пообедали втроем, а дальше и поужинали. Ту жирную курицу из корзины прикончили полностью. К вечеру уже окончательно утвердили проект, который в процессе обсуждения стал гораздо скромнее по размеру, но порядком подорожал. Потом по распоряжению бабы Мани зачем-то затопили баню и Владимир натаскал туда воды. Его туфли вымокли, рукава светлой рубашки он закатал, пуговицы расстегнул до середины груди и стал выглядеть… человечнее. Или, точнее сказать – ближе к народу, хмыкала я мысленно.

Я не представляла себе - о чем они успели поговорить до взрывов, но после этого обстановка не показалась мне натянутой или неловкой. Значит, неблагополучной семейной темы внук, скорее всего, не коснулся, и они просто познакомились. Я была даже рада этому – старой женщине лишние волнения были ни к чему – выше крыши уже имеющихся в наличии.

Ближе к вечеру по вежливой просьбе гостя я провожала его, поднимаясь вместе с ним к машине. Перед этим он слегка коснулся руки своей бабушки и пообещал наведаться в ближайшее время и все-таки постараться убедить ее…

- Она странная, - немного помолчав, обратился он ко мне, - странное условие, вам не кажется?

- Вы о посадках большемеров? – осторожно поинтересовалась я, тихо ступая рядом с ним: - Может, мне не нужно было говорить, что это решаемо? На самом деле, все очень даже осуществимо, дороговато, правда, получится...

- Речь не о деньгах. Сама идея не кажется вам необычной? Совсем от нового дома она не отказывается – «согласна посторожить его», но жить пока будет в старом и «чтобы от него не видать было нового, а иначе совсем не стройтесь».

- Я постараюсь выяснить причину. Вы не поговорили с ней? – осторожно поинтересовалась я.

- Вы о семейных тайнах? А это имеет смысл, когда ей жить-то осталось… восемьдесят девять с половиной. Она отказывается ехать в город.

- Вы не особенно и настаивали. Но ее нельзя оставлять одну.

- Почему? – вопрос прозвучал жестко.

- Потому что она стара.

- Но не беспомощна.

- Это вопрос времени.

- Так оставайтесь тут с ней – заодно поможете, - ехидно посоветовал он.

Я вначале растерялась, а потом вежливо объяснила:

- У меня в городе работа, и мне нужно на что-то жить.

- У меня, представьте – тоже. Нужно искать выход, - отрезал он, а потом вдруг пожаловался: - Как же с вами трудно, Алена… садитесь в машину.

- Зачем? Я никуда не еду, - столбиком замерла я на месте.

- Так удобнее говорить, садитесь, не капризничайте, - приоткрыл он для меня дверку и я уступила. Он сел на водительское место, подвигал руками, будто не зная, куда их деть и наконец, я услышала:

- Тут такой разговор... наверное, не совсем ко времени и прозвучит немного странно, но раньше я думал, что однолюб. Совсем однолюб… И что каждому человеку только раз дается его половинка и искать ей замену бессмысленно. Просто послушайте... - среагировал он на мое неосознанное дерганное движение. Улыбнулся, глядя на свои руки на руле: - Вас это ни к чему не обяжет. Не нужно отвечать, если нет такого желания, даже можете уйти прямо сейчас - все предельно добровольно, Алена. Это просто информация. Да... Но потом я вдруг решил, что влюблен в вас, - прозвучало неожиданно печально. Он говорил это, уже прямо глядя мне в глаза, и я неловко кивнула, отводя их.

- Я еще и виноват перед вами... тоже нужно признать. За этот день что-то тут повернулось, - тронул он пальцем свой лоб, - поездка в место, где я не был с детства, наша прогулка, потом взрывы, крушение храма… я уже анализировал – случись все, когда мы были внутри, вытащить нас оттуда я не успел бы. Потом бабушка, разговоры, целый день вместе – я присмотрелся, прислушался и вместе с тем, что знал и слышал до этого… кажется, я стал лучше понимать вас. Поэтому пересмотрел... решил признаться - я сознательно провоцировал вашего мужа почти целый год, каждый раз, когда мы встречались в лифте – два-три раза в неделю точно. Я видел, что он мучается от ревности из-за моих взглядов, но не отказывал себе в любовании вами, заодно отмечая его трусость и извращенно всем этим забавляясь.

Глава 14

- У вас непростой характер, Алена. Моралисты – тяжелые люди, соответствовать принципам, которые они исповедуют, и жить рядом согласно их негласным правилам, не любя, практически невозможно. Скорее всего, ваш муж по-своему любит вас. Поймите, видеть только черное и белое неправильно. Кроме этих двух, все цвета состоят из оттенков. Вы многое теряете - у жизни тоже есть свои оттенки. Правильно-неправильно, хорошо-плохо… это слишком просто. Ваш муж был хорош для вас, потом в одно мгновение стал плох - и все?! Ни единого шанса, ни малейшей возможности объясниться, ни крохи желания понять его?! Так нельзя.

- Вы хотите помирить меня с мужем? - нащупывала я мысль, которую он пытался донести до меня… коряво. Или это я чего-то не понимала своим корявым умом: - Это он попросил? И после его романа с вашей Русей вы согласились?

- Я уже не так уверен в том, что этот роман был. Руся отрицает это, а он мог прокричать об их длительной связи, чтобы досадить мне. Я думаю, что это была случайность. Когда заранее продумывают месть или собираются изменить сознательно, к этому готовятся, а не тянут чужое тело в семейную постель. Это высшая степень неуважения к себе в том числе, так поступают люди совсем низкой моральной организации. Ваш муж не производит такого впечатления. Скорее всего, это было спонтанное решение, схожее с помутнением рассудка - он ухватился за случайную возможность отомстить мне.

- Я обещаю больше не лезть в ваши семейные дела – с бабушкой. Не трогайте и вы мои. Пожалуйста, разблокируйте дверь. Вообще не понимаю – зачем вот это все было? - бормотала я, больно налегая плечом на дверку.

Беркутов тяжко вздохнул, опять положил крупные кисти рук на руль и сжал его так, что побелели костяшки пальцев, посмотрел на это, отпустил… Снова внимательно взглянул на меня.

- Сегодня случилось два важных для меня события: я немного разочарован – вы совсем не Лена, хотя почти год день за днем я слушал ваш голос и нечаянно начал отождествлять вас – мои оговорки с именем не случайны. Но я понял еще одну важную вещь…. Я давно хочу вас, как женщину - сильно и мучительно. Но сегодня понял, что страсть это еще далеко не любовь. Вы трудный человек, Алена, но неплохой и интересный. Я мог бы полюбить вас со всеми вашими тараканами. А еще я могу дать вам детей, достаток и уверенность в будущем. Всегда буду уважать ваши принципы – они близки мне, но я не так категоричен. Но у нас что-то получится только в том случае, если вы поймете, что компромиссы возможны.

- Странный способ вы выбрали… проще было бы соврать что любите, и не говорить всего этого, - отстраненно заметила я, не представляя, что еще можно ответить на такое в высшей степени странное признание.

- Как вам не стыдно? – усмехнулся он, - вы уже допускаете, что ложь упрощает жизнь? Нельзя было не говорить... всего этого. Вы должны принимать свои решения о вашем муже и обо мне с открытыми глазами. Потому что стоит вам только заподозрить (в нашем общем гипотетическом будущем), что я сравнивал вас с Леной, впервые потянулся к вам только из-за вашей схожести и все - отставка, потому что это «неправильно» и псевдо-оскорбительно для вас, как женщины. Я хочу, чтобы вы знали всю правду с самого начала. Что вы – никакая не замена ей. Лена была другой - она была мягкой, уступчивой и терпеливой.

- Мы все порхаем над вами, когда любим, - отрезала я, - вы предлагаете мне себя и подталкиваете к Олегу. Как это понимать?

- Вы не должны бегать от него. Разочаруйтесь в нем, наконец, но не так, как сейчас - с обидой и сожалением, а за дело и с пользой для себя. Не в мужчинах, а в конкретном человеке! По-настоящему он изменил не тогда, когда вы застали их – физическая измена бывает случайностью и ее можно простить, если любишь. Но вы же моралистка? Но тогда вы должны понимать и то, что намного страшнее измена внутренняя. Он отдавал мне вас каждый раз, как мы заходили в лифт, трусливо молчал, пока его женщину раздевали глазами. Услышьте его куцую правду и решите, что перевесит для вас – плохое или хорошее в нем? Перестаньте страдать по нему – он того не стоит.

- Вы тоже, как выяснилось, вели себя далеко не идеально… в лифте. А я же моралистка и вряд ли изменюсь. Если вас это не устраивает, то тут без шансов, потому что меня с детства так… - запнулась я, принимая мелькнувшую мысль: - Вы что - о детях? Учиться терпимости ради них? Слушайте, вы видите во мне какого-то монстра!

- Нет, просто слишком категоричную женщину, которая не сможет построить с этим свое будущее, потому что просто не успеет. Подумайте об этом - вы умны, Алена.

- Умнее Елены?

- С этой минуты ее имя больше не будет звучать между нами, обещаю вам. Я давно уже люблю просто память о ней. Скорее всего, буду любить всегда, но это уже только память... благодарность за детей, за наши с ней годы - она заслужила. Идите, уже темнеет... и вот ваши бойлы, я прочитал инструкцию, – вздохнул он, протягивая мне пакет, а за моей спиной щелкнул блокиратор дверки.

- Я тоже могу быть неправ и могу ошибаться. Обдумайте то, что я сказал, и решайте уже сами… Я… понимаю, что у меня мало шансов и дело не в том, что вам пока не до новых отношений. Я сказал все это просто для того, чтобы вы знали обо мне. Какое-то время я буду ждать и не оставлю вас своим вниманием, но погружаться в вас с головой погожу. Это далеко не безопасно. Подумайте о возможности… нас с вами и дайте мне знать, но как-нибудь милосердно... по возможности, – тихо хмыкнул он, уже не глядя на меня.

Я не знала, что сказать на это – просто не представляла себе. Молча кивнула – видел он это или нет, и вышла из машины. Почему-то вспомнилось, что Олегу нравилось, как я это делаю. Он говорил, что красиво выйти из машины умеет в лучшем случае одна женщина из тысячи.

Машина тихо заурчала за моей спиной, скользнул по земле свет фар, прошелестели шины – он уехал. А я еще постояла над селом, что раскинулось внизу, даже в таком взъерошенном состоянии отмечая новую деталь пейзажа – тонкую белую полосу тумана по всей длине ручья. Остальное уже поглотили глубокие сумерки, почти ничего не было видно – домов, отсутствия церкви… Тихо пошла по прогретому за день асфальту вниз - навстречу вечерней прохладе.

Глава 15

Олег искал хорошего семейного психолога. Не то, чтобы он свято верил в силу науки психологии… Просто ему нужен был грамотный совет человека, который сталкивался с похожей ситуацией хотя бы теоретически. Он просмотрел кучу сайтов, сбросил себе несколько контактов, но позвонить все не решался – человек должен быть надежным и проверенным. Значит, только рекомендация. А это еще сложнее – такими знакомствами не хвастают, и не многие пользуются такого рода услугами. Он удобнее устроился в кресле, коснулся рукой повязки на голове, поморщился и позвал секретаря:

- Зайди сюда!

В кабинет вошел молодой человек – невысокий, худощавый, в безукоризненном офисном костюме.

- Да, Олег Юрьевич?

- Олежка, поищи хорошего психолога по семейным вопросам. Обязательно мужика и чтобы не сильно лез в душу.

- Так это их работа, - спокойно улыбнулся парень.

- Мне нужен простой совет, а не раскопки. Найди быстро - время поджимает.

Секретарь понимающе кивнул и вышел из кабинета. Олег взял его к себе в то самое время, когда они с Аленой переезжали на новую квартиру. Взял первого же, кто пришел на собеседование – некогда было выбирать, а этот с виду был сама аккуратность и обязательность. И не прогадал, это был совершенно другой уровень профессиональной подготовки, Олег полностью изменил свое представление об обязанностях личного помощника. Олежке он мог доверить все – от рабочих вопросов до полной смены интерьера в спальне, просто озвучив предпочтения жены. Только вот - имя, но парень годился ему в сыновья и он позволил себе обращаться к нему таким образом, чтобы люди не путались.

Время действительно поджимало. Но отступать Олег не собирался, потому что грош ему цена, если не сможет помириться с Алей. А он был силен именно в переговорах, многие контракты заключались компанией благодаря его спокойной выдержке, терпению, внимательности и кропотливости в подходе к новому начинанию. Он буквально вылизывал проекты договоров, поднимал на уши всех сопричастных к их подготовке, видел и предугадывал все возможные трудности и грамотно готовил их разрешение или же пути обхода. Он был хорошим специалистом в своей изначальной профессии, но главное – со временем стал почти профессиональным переговорщиком.

Но Аля не дала ему возможности даже объясниться. Нет, сама возможность была – тогда, но вспоминать об этом было не просто стыдно. Это был один из самых позорных моментов в его жизни… второй, нет – третий и все за одни только сутки. Не удивительно, что он сорвался в слезы - свое состояние тогда почти не контролировал, сказалось и сотрясение, и потрясение...

Его привели в чувство полицейские. Думать об этом и вспоминать не хотелось – один из тех самых моментов. Они даже не пытались скрыть смешки, а он вдохнул нашатырь и пришел в себя, лежа на полу в полуспущенных штанах. Сознание медленно возвращалось и тянуло за собой воспоминания и понимание. Он сгорал тогда от мучительного стыда и еще страха за Альку и их будущее. Прикрываясь, кое-как натянул штаны, шевельнулся, и его вывернуло на палас. В голове звенело, висок тянула тупая боль – на руку, когда он попытался ощупать голову, налипла кровь. Потом она высохла и очень трудно смывалась.

Когда подоспела вызванная полицейскими медицинская помощь, он что-то уже слышал сквозь тягучий звон в ушах, да и в глазах плыло и двоилось уже не так сильно. Женщина-врач только взглянула на него и сказала полицейским:

- Сначала – девушка. Владик, подними носилки, - и стала хлопотать над чем-то в кровати. Только тогда он вспомнил про соседку, и перед глазами встала вся картина глазами Альки… он застонал. Женщина взглянула на него, сухо и коротко кинула:

- Терпите.

Да готов! А лучше – сразу на плаху, милосердно добейте или разбудите, потому что все это просто не может быть правдой. И его Алька… где-то там.

- Мне нужен телефон. Подайте, пожалуйста, там – в кармане пиджака.

Полицейский подал ему пиджак, и он позвонил начальнику юридического отдела компании, в которой работал и самому близкому своему другу, армянину по национальности:

- Вардан, послушай… это очень важно – прямо сейчас, лично подъедешь ко мне домой…

- Мы забираем вас вместе с девушкой, рану нужно чистить и обрабатывать. И, скорее всего – у вас сотрясение, нужен снимок, - покосилась она на рвотные массы возле кровати. Олег проследил ее взгляд и бросил туда свой пиджак, прикрыв им смердящее безобразие. От резкого движения мир колыхнулся и в глазах потемнело.

- Подожди, Варик, отставить. Подъезжай в отделение… - он взглянул на полицейского и тот назвал номер и адрес, Олег повторил все и добавил: - Там Аля. Сделай все что нужно и так, чтобы потом к ней не возникло никаких вопросов.

- Уносим девушку, - скомандовала врач, - собирайтесь и вы тоже.

- А вопросы еще остались… по делу «женщины с чугунной сковородой», - отозвался полицейский, а второй весело хмыкнул, глядя на валяющуюся на постели рядом с бессознательной участницей адюльтера ту самую сковороду: - Сейчас подъедет следственная бригада, ключи от квартиры потом заберете в отделении.

Олег ни разу не удивился такому цинизму. Посторонний мужской взгляд на ситуацию был понятен, он и сам бы посмеялся, случись это с кем-то другим. Случай из обоймы – «не умеешь – не берись». Лох, лох, и еще раз лох… Во взглядах и усмешках полицейских не было осуждения, но явно присутствовала насмешка и их спокойный цинизм не был следствием профессиональной деформации. Это была логичная констатация посторонними мужиками еще одной его несостоятельности – как любовника. Но именно на эту несостоятельность ему было плевать. Да - ситуация рисовалась анекдотичная, и он сейчас переживал свой позор. Но понимал, что это все цветочки – дальше последует настоящая катастрофа.

- Возьмите запасной комплект в верхнем ящике тумбочки, в прихожей, - скривился он.

- Ваша… партнерша, она замужем?

- Здесь номер Сноба, это ее муж, - ответил Олег, как выплюнул, и протянул свой телефон парню: - еще вопросы?

Глава 16

- Вардан, а давай – не надо? – устало потер Олег лоб, привычно уже коснулся повязки на виске. В упор взглянул на друга: - Не настоящий мужчина, а тварь безответственная и просто дурак. Ты же это имеешь в виду? Не нужно меня воспитывать. Мне помощь нужна, грамотный совет, а вы переделать меня пытаетесь на скору руку. На это нет времени. И я уже! Осознал, всосал, принял! Хватит! Извини… Психолог – м…к.

- М…да? Теперь моя очередь? Что он сказал тебе? Давай-давай, чтобы исключить повторы, так сказать… - хмыкнул молодой носатый мужчина, аккуратно наливая в пузатые бокалы дорогой коньяк. Они с Олегом сидели в беседке возле загородного дома, в котором проживала семья Есаян. На белоснежной скатерти стояли легкие закуски, вокруг отцветал сад, а у Олега кружилась голова от запаха, исходящего от огромного куста белой розы за его спиной. Или кружилась она из-за незалеченного сотрясения? И как еще его сотрясшийся мозг среагирует на алкоголь?

- Мне не наливай. Лучше на трезвую голову. Что он сказал...? Сказал, что наши с ним встречи некоторое время должны носить характер постоянный и регулярный. Что принять сразу несколько новых истин, узнавая себя, за один короткий сеанс невозможно. Что нужно менять свой взгляд на жизнь и супружество. Вытаскивал из меня причины того, что я сделал, просился взглянуть на фотографию жены, - скрипнул Олег зубами, - и посоветовал подложить ее под чужого мужика – это в двух словах.

- Бред… Ты шутишь? Хотя… какие шутки? - покачал головой его собеседник, слегка пригубив янтарный напиток, - ты что-то не так понял или просто утрируешь. Хочешь, еще раз сходим к нему вместе?

- Я все понял правильно. Утрирую, конечно, но смысл не извращаю. А, кроме того, еще выяснилось, что я патологически ревнив и склонен к психологическому насилию. Над Алькой, разумеется. Представляешь?

- Нет. Объясни, - отмахнулся хозяин беседки от куска органзы, край которой ветерок бросил ему в лицо. Встал и прихватил почти невесомую ткань шнуром. Присел опять, внимательно глядя в глаза другу. Тот передохнул, отслеживая все это, успокоил за это время дыхание. Ответил:

- Нужно было взять на диктофон. Я не помню дословно - эти их термины, словесные пируэты. Про «анализ прошлого паттерна отношений» объяснить? Но он говорил грамотно, аргументировал. А я же шутил, просто шутил с ней пару-тройку раз, говорил, что попа толстая и кому она, кроме меня, такая нужна. Мне приятно было знать, что только мне и она не обижалась… я же не обижался? Ты не представляешь себе, как она издевалась над моей бородой, когда я решил завести ее – «дедушкой Ау» называла, советовала, если вдруг гаишник остановит, спросить - чего тебе, сын мой? Вардан… какой же я м…к! – склонился он лбом на сложенные на столе руки.

Некоторое время молчали оба. Вардан потихоньку потягивал коньяк из бокала и жалел… страшно жалел, что по его вине случился еще один прокол – Алену освободили не усилиями Олега, что уничтожило еще один – маленький, но шанс на примирение. Он не владел информацией и не особо спешил, изучая ситуацию, а Олег толком не объяснил – не мог, и вот результат – Аля благодарна другому. А Олег жалеет, как же он жалеет! А он сейчас смотрит на друга и понимает, что никогда! Никогда не сотворит подобной глупости – Асмик очень гордая, она не сможет простить, если что. А он не пойдет по пути Олега, даже если соблазн будет носить космические масштабы – он мужчина и еще отец, и… Олег сбил его с мысли, продолжив:

- Он говорит, что такого рода внушение чувства собственной неполноценности и несовершенства сродни насилию над личностью. Но Алька-то знает, что я люблю ее «женьку», что мне нравится в ней все. Это никакое не насилие, но да, я согласен с ним - я так защищался, подсознательно боясь потерять, хотя всегда доверял ей. Ты же знаешь, как на нее смотрят. Он спросил, красива моя жена или нет.

- И? – откинулся на удобном диванчике Вардан, - что ты ему ответил?

- С ходу? На почти молниеносно заданный вопрос? Я сказал, что не знаю. Что у нее большая… бли-ин! Он спросил – насколько большая, решил, что у нее огромный лишний вес. Наверное, обрадовался, что прояснил для себя причину измены, - хмыкнул Олег, - а я ответил, что при желании смог бы переломить ее талию двумя пальцами. Тогда он, бл…ь, попросил взглянуть на фото… чтобы иметь представление, так сказать, а я захотел его убить за это! И именно тогда понял, что к его словам стоит прислушаться.

- Алена красивая женщина.

- Она гротескно красива, нестандартно! В самом начале я стеснялся приводить ее на встречи. Этот фурор, буквально, из-за ее фигуры… лицо не представляет собой ничего такого – просто красивое, когда она этого хочет. Твоя Асмик…

- Оставим мою женщину, - подобрался Вардан, - Асмик здесь не обсуждается.

- Я делаю сейчас что-то очень плохое, обсуждая вот так свою женщину даже с тобой - своим лучшим другом… – медленно протянул Олег, подумал и согласился: - Да, наверное. Но для меня она всегда была, есть и будет самой лучшей и самой красивой. Он сказал, что в таком случае я должен был просто ответить «да». Глупость! Главное, что я сам знаю - она лучшая, и только для меня.

- Ты так хочешь.

- Я так хочу.

- Зачем вы обсуждали ее внешность?

- Он хотел понять не только меня, но и ее.

- Даже не поговорив с ней? Ну… тогда вы должны были говорить не только о внешности.

- Да. Она не любит готовить сложные блюда, да и не хочет – только из рыбы, а все остальное самое примитивное, как в ее семье. Я не мог допроситься даже простой пиццы. Но объяснил ему, что уже привык и даже рыбу полюбил – она вкусно готовит ее. И это все не важно – мелочь.

- Но ты вспомнил об этом и сказал ему. Что еще он спрашивал?

- Спросил, что нас связывает, кроме дома. Рыбалка. Ты знаешь, что это Алька приучила меня к рыбалке? На Дону она с ума по ней сходила, обеспечивала рыбой всю семью – еще ночью выходила на лодке и утром приносила домой то сома, то щуку, сазана или еще кучу разной мелочи - по сезону. Я втянулся после первого своего сома, небольшого – на двенадцать килограмм. И сейчас трачу на все эти прибамбасы – спининги, воблеры, сложные прикормки, съедобную резину и остальную хрень в разы больше, чем она. Рыбалка нас связывает, да. Но каким образом это поможет мне вернуть жену, он не объяснил.

Глава 17

Все следующее утро мы провели молчком. Молчала баба Маня, рядом с ней помалкивала я. Не хочет человек общаться в угоду кому-то и в силу неважного личного настроения? Я очень хорошо понимала ее - имеет полное право, тем более – в своем собственном доме. Мне тоже было не до разговоров, хотя настроение было… ровным. Передумав все накануне, я быстро успокоилась - откровения Владимира не потрясли и не оскорбили, это была просто информация – где-то неприятная, где-то лестная для меня. Хотят, как женщину – лестно. Характер дрянь – сама знаю и давно. Меня не раз ставили об этом в известность на строительных площадках. Но ближе к обеду я все-таки начала беспокоиться:

- Мария Львовна, вам не понравился дом?

Спросить прямо и по существу – понравился ли внук, я не рискнула. Захотела бы говорить об этом, сказала бы сама. Выяснять это и говорить о нем мне тоже не особо хотелось. Но она озабочено покачала головой и отмахнулась:

- Начинай топить баню. Будем ждать гостя. Сегодня или завтра должен быть… я так думаю. Не перетапливай, париться будет некогда, а вот вода горячая нужна да побольше. Ты помнишь, о чем я тебя просила?

- Слушаться и помогать? Так вы не о своем лечении?

- Верно - слушаться и помогать. Топи баньку, детка, ты умеешь.

Пока я занималась растопкой и добавляла воду в котел, она возилась с чем-то на кухоньке. Закончив со своей работой, я подошла и тихонько уселась рядом, наблюдая, а она объяснила, не переставая размешивать грязно-зеленую субстанцию:

- Народная аптека. Заживляющая мазь для рук на подорожнике.

- А жир из чего?

- Медвежий. Ромка и привез по моей просьбе.

- А где это медведи своим жиром делятся?

- Чего не знаю, того не знаю. Но работает парень на крайнем севере. Там строят военные городки на вечной мерзлоте, а он сварщик высочайшей пробы. Рассказывал, что и под водой может варить, и на высокогорье, где воздух разреженный, и в морозы больше пятидесяти. Молодой, а мастер какой… Ты звонила ему?

Я покачала головой – совсем забыла. Она кивнула.

- Это будет мазь для нашего гостя. Прошлый раз забыл забрать, - утерла она рукавом глаза. Просто устали и слезятся, или - слезы? На всякий случай, поспешила успокоить ее:

- Не переживайте, я вам напомню, а вы проследите, чтобы в этот раз он не забыл. А кто он такой?

- Мужик, - пожала она плечами и отвернулась. Ну, все ясно – с расспросами лучше не соваться.

Близился вечер и все сильнее нервничала моя хозяйка. Переоделась в юбку и выпущенную поверх нее застиранную кофту... я наблюдала и молчала. А она суетилась, что-то убирала с глаз, что-то переносила и переставляла. Вначале просто поглядывала на меня, потом полезла в сундук, который стоял в самом углу комнаты. Крышка поднялась, и вдруг на меня пахнуло чем-то знакомым – я пошла на этот запах, как зомби. Нафтали-ин! У бабушки тоже был сундук, но раза в два больше этого – вишневого цвета и мне по пояс, и оттуда пахло так же. Сейчас я знала, что нафталин вреден, как и строительный асбест, о чем раньше даже не подозревали. Но детские еще воспоминания, но настроение же!

А сколько всего было в том бабушкином сундуке! Дедов овчинный полушубок и зимняя шапка, бабушкины шали и небольшие светлые шерстяные платочки «на смерть», праздничная атласная скатерть и новые полотенца, старинные белые пододеяльники с дыркой посередине и еще куча всякого добра.

Из своего сундука Мария Львовна достала женскую сорочку и огромную цветастую шаль. Сорочка представляла собой прямой белый мешок с двумя вытачками, без дна и длиной мне по колено, на простых лямках. И ожидаемо благоухала нафталином.

- Вот. Это тебе. Вывесь на двор, пускай проветривается.

- Мария Львовна…?!

Возмущенно заглянула ей в глаза и умолкла – снова этот загнанный и беззащитный взгляд. Н-ну… и опять ожидаемо вспомнились ведьмы. Наверное, по аналогии с предполагаемыми в связи с их существованием непонятностями и странностями. А тут - куда уж больше-то?

После того, как я очередной раз вернулась, проверив, как топится баня, в доме уже запахло едой – жареным луком, гречневой кашей, а потом и свиной тушенкой. Содержимое стеклянной банки с портретом хрюшки на этикетке баба Маня щедрой рукой целиком вывернула в кастрюльку с кашей – ужин был готов.

- Давно тушенку не ела, - с удовольствием принюхивалась я.

- Ну так! Вот сегодня и поедим, - широким жестом выставила она на стол бутылку «Столичной», - День рождения у меня нынче.

- Путаетесь в показаниях, Мария Львовна, - озадаченно пробормотала я, - внуку вы говорили, что вам что-то там с половинкой, если я не ошибаюсь. Нет, точно не ошибаюсь – так он и сказал.

- Значит, выпьем за половинку. Для меня, может, каждый прошлый месяц уже… знатная дата, - отрезала она.

- Вы должны понимать, что я за наших, а не за буржуинских. Может, перестанем уже темнить и честно поделимся сведениями? – попыталась я вразумить ее.

- Молодец… опять же. Наливай по первой! – разудало взмахнула она рукой.

Ирка советовала водку не пить, но сейчас был не тот случай и повод совсем другой. И я мысленно махнула рукой - может, и не лишним будет. Потому что в воздухе буквально витало непонятное напряжение. Сама атмосфера в доме странным образом накалялась с каждым словом и действием лихой и отчаянной сегодня бабы Мани. Я вскрыла крышечку из фольги и налила нам с ней водки, потом решительно подняла стопочку и потянулась чокаться:

- За все лучшее!

- Будем живы! – откликнулась она.

Мы дружно опрокинули в себя алкоголь, и я уставилась на нее в ожидании – что дальше по плану? И вслед за ней насторожено повернулась к окну. Точно так же, как и она, внимательно прислушиваясь к тому, что делалось за пределами дома.

- Что там?

- Тихо вроде пока, - ответила она со странной интонацией, будто успокаивая меня: - Давай закусим, сегодня может еще и выспимся.

- Может, - покладисто согласилась я, - давайте тогда закусим.

Глава 18

Слева от дома темнел танк, с той стороны – из-за угла, потянуло ветерком, и донесся запах каленого железа и горячего дизельного топлива. Я трусливо отвела глаза и судорожно вздохнула... Иван ждал с другой стороны дома, окликнул меня:

- Давай я свет понесу.

Но я опять заторможено мотнула головой, не соглашаясь. Все было, как во сне. И он – темной тенью. Постояла немного рядом - молча, заново привыкая к мысли, что он настоящий и живой, а еще - "оттудова"… От него тоже пахло мазутом и каленым железом, а от меня – нафталином… Ну и…? О чем тут вообще говорить? Все нереально.

- Лучше ты за мной. Тут все под уклон, так что осторожно – здесь дальше ступени, - помолчала, пока мы шли, потом решилась уточнить: - Ты же с Дона? Говор знакомый. Из низовых или верхних?

- Из чигов, - хмыкнул он, - станица Баковская.

- А я из низовых.

Дальше шли молча. В тесном предбаннике я освободила руки – поставила лампу на лавку и рядом - скляночку с зеленой мазью, положила полотенца. Взглянула на него и поймала вороватый взгляд под распахнувшийся полушалок. Он кривовато улыбнулся, будто извиняясь, и спросил:

- Сама как здесь? За мужем приехала? Солдатка?

Я отрицательно мотнула головой – нет. Поинтересоваться и себе тоже - в свою очередь? Только зачем оно мне? Но все же зачем-то спросила:

- А ты? Семейный?

- Жена отказалась… отреклась, - ответил он, прямо глядя мне в лицо.

- Было, значит, за что? – хмыкнула я, - надо же – и от меня отреклись. Только я не заслужила.

- Так и я не заслужил. Ты иди, дальше как-ни-то разберусь, - отвернулся он, начиная расстегивать пуговицы комбинезона.

- Я покажу тебе, - качнула я головой, - тут где-то травяной напар бабушка оставила – руки полечишь.

Он хмыкнул: - Разберусь.

- Она так и знала, что не станешь, - согласилась я мысленно с бабой Маней, - я сейчас выйду, а ты раздевайся и ложись на лавку… на живот. Я сказала, - применила я тон, который без отказа работал на стройке.

Вышла и прикрыла за собой дверь. Сердце выскакивало из груди, в лицо хлынул жар. Хорошо – темно. Что я делаю, о чем думаю? А нормально не думалось, мысли мелькали обрывочно, острыми больными вспышками. Их объединяла непонятная, но непогрешимая, на мой взгляд, логика, которая странным образом оправдывала то, что я собиралась сделать: ярая моралистка, значит? Олежка… предатель, Ромку жаль - не смогу…, годы бегут..., мой женский цикл… самая серединка… Боже-Боже! Глаза какие - черные, наш… нет его уже, и не спросит никто, если что, не предъявит. И он нравится… очень, я смогу. Потому что хочу!

В предбаннике было темно. Потянула с плеч шаль, кинула куда-то в темноту, оставив ее там. Постояла, прислушиваясь к себе - сердце странным образом успокаивалось, уже не чувствовалось никакой отчаянной решимости, никакого надрыва. Только деловитое спокойствие – я знала, что буду делать и даже - что за чем.

Толкнула дверь и вошла в парилку, там осмотрелась. Керосинка стояла на крохотном подоконнике такого же малюсенького окошка, освещая баню слабым красноватым светом. Танкист послушно лежал на лавке лицом вниз уже раздетый, и казалось, уснул, пригревшись во влажном тепле. Во всяком случае, не двинулся и на мой приход никак не отреагировал. Подхватив тяжелую деревянную шайку и подивившись предусмотрительности бабы Мани даже в таких мелочах и тонкостях, я навела теплой воды, смешав кипяток из котла и холодную воду из бочки. Попробовала рукой, зачерпнула ковшиком, тихо спросила чуть дрогнувшим голосом:

- Ты там не уснул еще?

- Уснешь тут, - проворчал он из-под руки.

- Сейчас окачу тебя водичкой. Скажешь как она тебе – хорошая? А вот и напар, - заметила я под лавкой надколотую эмалированную кастрюльку с темной жидкостью. Подняла, переставила ближе к полку, чтобы не забыть. Подступила сама, окинула взглядом неподвижное мужское тело - чуть кривоватые ноги, крепкие ягодицы, жилистый торс с широким разворотом плеч и замерла, увидев…

- Ваня… что это? – потянулась рукой и осторожно коснулась поморщенной и лоснящейся, покрытой страшными рубцами кожи. Весь бок, которым он был повернут ко мне, почти все предплечье… Мужчина нервно дернулся и чуть сдвинулся в сторону от меня.

- Алена... душной я сейчас, как старый козел – чистый ахриян, отошла бы подальше, - прозвучало почти угрожающе. Потом, уже спокойнее, все же ответил на мой вопрос: - Горел… давно уже.

- А это? – легонько ткнула я пальцем в глубокий круглый шрам под лопаткой.

- А это… тогда же - фрицы как раз на мне и пристрелялись. Есть две-три секунды, пока огонь охватит боевое отделение, я шел через верх последним - нижний заклинило… - помолчал, а потом напряженно попросил: - Иди уже, не дразнись зря-то…

- Я и не дразнюсь, я обещаю, Ваня. Лежи! Сам сказал – как душной козел, - уже почти спокойно ответила я, - вымою тебя.

Щедро окатила его водой из ковшика и увидела, как чуть расслабились напряженные мышцы, удобнее прилегла голова на сложенные под ней многострадальные руки. Вспомнила… и решила, что успею полечить потом, когда вымою его. Сняла с гвоздя длинную, плетенную из мочала ветошку, намылила квадратным куском темного хозяйственного мыла, прошлась первый раз по его спине, старательно обходя больное место, тихо попросила:

- Не засыпай только…

- Говорила уже, - тихо огрызнулся он сквозь зубы.

Вымыла со спины всего – от пяток до макушки. Ласково огладила рукой больную кожу, намылила короткие жесткие волосы, вспенивая на них не самое ароматное хозяйственное мыло и страшно пожалела, что это не тот французский шампунь с ароматом туалетной воды, который я покупала… дернула головой, прогоняя ненужные сейчас мысли. Хотя бы земляничное мыло не убирала, эх, баба Маня! Замирая сама, прошлась ноготками по коже головы под его волосами, крепко потерла с мылом за ушами, попросила:

- Прикрой хорошенько глаза, чтобы мыло не попало – сейчас смывать буду.

- Да, - тихо хрипнул он. Дождался, когда стечет вода и подхватился с полка, садясь боком и прикрывая ладонями пах: - Дальше я сам!

Глава 19

Много времени мое лежание не заняло, и думать мне это не помешало – враз подкосившее ощущение страшного разочарования… пустоты… случившегося по отношению ко мне глобального по своей величине обмана… ни разу не заслуженной несправедливости. Сложно с этими оттенками… Проще, когда без них - только что было хорошо, а потом вдруг стало плохо.

Нужно было приходить в себя и попытаться разобраться во всем. В первую очередь – насколько я сейчас адекватна, в ясном ли сознании и в осознании ли вообще? Или же благополучно пришла в себя после лунатического бреда? Как-то буквально еще пять минут назад этих вопросов не возникало, а тут ожидаемо всплыли. О том, что имел место жестокий розыгрыш, я даже мысли не допускала, а напряженно соображала – насколько в принципе возможно и реально случившееся этой ночью? И речь не о сексе.

Что-то упорно маячило в мозгу и даже четко всплывало в памяти слово «Титаник», но вот в связи с чем? Я цеплялась за него, пыталась выжать максимум из того, что подбросил мозг – что-то о подобном случае, но с женщиной. Больше не вспоминалось ничего – когда, как, кто она такая? Но падать в депрессию я перестала, сосредоточив все силы на том, чтобы вспомнить. С ходу не получилось, но я не расстроилась - думать стану, если он вечером не появится, вот тогда и займусь этим всерьез. И докопаюсь, раз уж пришло на ум. Сейчас нужно было решать, как появиться в доме, не шокируя его хозяйку своим видом.

Голос бабы Мани раздавался от дома незнакомо и глухо, тоже, наверное, из-за густого тумана, сквозь который уже потихоньку начинало пробиваться солнце. Я выровняла дыхание и отозвалась:

- Да, Мария Львовна, я сейчас подойду! Подождите в доме… сыро, простынете.

Вначале села, потом встала, тяжело опираясь ладонью о землю… пальцы испачкала… Когда я последний раз чувствовала себя такой разбитой и неподъемной? Точно – в обезьяннике. Думала, чуть ли не на казнь зовут, ноги – гири, сдохнуть легче. Вот и теперь было так же. Но и сейчас я справилась - сама от себя не ожидала. Появиться перед хозяйкой почти голышом, только в изгвазданной в земле шали не было никакого желания – до конца стыд я еще не потеряла. Так что окошко в свою комнатку я вынимала аккуратно и старательно. Оно выставилось практически двумя пальцами и совершенно бесшумно. Здорово, что Ромка идею подсказал, а еще лучше, что не знал, насколько это окажется просто.

Влезла, стараясь соблюдать тишину. Накинуть платье на голое тело оказалось проще и быстрее всего, что я и сделала. Постояла, немного подумала и вышла к бабе Мане через дверь, а не опять в окно. Она как раз снимала с плиты чайник, оглянулась на меня и покачала головой. Я невозмутимо пожала плечами и села за стол, сдерживая то ли нервную дрожь, то ли истерический смех, а то ли рыдания.

- Ты как-будто говорила – люди сегодня к нам подъедут, - ровно и спокойно напомнила она мне.

- Да, бригада. И технику подвезут, - подтвердила я.

- Прикрой тогда синяки чем… или замажь, - отвернулась она опять к плите.

Я подошла к настенному зеркалу и внимательно вгляделась в свое отражение – синие провалы под глазами, истерзанные губы, верх груди – то, что видно над платьем, в частых засосах - темных и вполне себе материальных. Это вызвало глупую улыбку и натолкнуло на определенные мысли. И я медленно протянула, радуясь озарению:

- Сейчас вернусь. Я мигом, - и попросила: - Сделайте чаю, пожалуйста, сегодня будем пить чай.

Не помнила сама, как опять оказалась возле бани, распахнула дверь – исподнее со смешными завязками и грязные портянки так и лежали на полу. Я блаженно улыбнулась и присела рядышком на порожек - лицом к солнышку. Расслабленно прислонилась к стене и прикрыла веки, вспоминая... Обняла щеки ладонями, как делал это он, когда прощался, и замерла в предвкушении. Будет этим вечером… да куда он, на фиг, денется – конечно, будет! Вот же они – вещички. Тоже вполне себе реальные, как и засосы, и никакой тебе мистики. Потом у нас с ним будет время, и мы проведем научные изыскания. В процессе все и объяснится с разумной точки зрения – материалистичной.

Потянула к себе нательную рубаху из плотного хлопка, потную, застиранную до серого цвета… сам стирал? Втянула в ноздри крепкий мужской дух… и ничего себе. Нормально пахнет, не противно… Ванечка...

Дернулась, услышав, как опять зовет хозяйка и отпустила все свои моральные терзания. Придется врать ей, и делать это достоверно. Потому что ее нужно беречь, в этом случае ложь действительно упростит жизнь - ей. А меня точит чувство вины, но это не страшно - я все исправлю, вот этим же вечером и исправлю. Прихватила склянку с мазью и огляделась – куда бы припрятать на время? Нашла уголок, скол, щелочку, втиснула туда, спрятала. Собрав комком его вещи, прижала их к груди и пошла к дому.

Баба Маня стояла возле яблони и держала в руках мой мобильник.

- Орал, как резаный. Что ты там застряла? Алена… а руки ты ему полечила? – осторожно спросила она, посмотрев на ком из нестиранных вещей, в который я вцепилась, как в самое дорогое, а потом с надеждой – на мое лицо. И я с радостной готовностью соврала, глядя прямо в выцветшие старческие глаза:

- Конечно, само собой. В напаре подержал, обсушил, и я втерла мазь. Все, как вы сказали.

Ее лицо расплылось в счастливой улыбке.

- Слава тебе…. а напар - из чистотела... Ведь каждый божий раз что-то мешало. Все он приходит с этими ранами, сердце рвет. Перезвони - узнай, что от тебя хотели? – протянула она мобильник. А я смотрела на него, как на ядовитую гадюку – ну как же не вовремя! Как же мне не до всего этого сейчас!

- Лянка! – услышала я голос Ирки, - мы выехали. Ты спишь, что ли? А, ну да! Восьмой час всего. Ну так просыпайся, жди и готовься – Светку сейчас заберем и часа через два будем.

- И ты едешь? А Светку зачем? – не поняла я.

- Заказчик приезжал, и мы перезаключили договор. Ты же сама сказала, что были трудности и вы их решили. Проект сменили на «Семейный уют» - без второго этажа, и есть заказ на ландшафтный дизайн.

Глава 20

У меня оставалась еще куча вопросов, но настроения распутывать этот клубок сейчас не было. Похоже, что и у нее тоже. В чем-то мы с ней были похожи – не любили форсировать события, выяснять отношения. Опять замолчали обе… думали.

А вообще все это было странно – село жило своей жизнью, и отдельной от него жизнью жила баба Маня. До соседнего забора было всего метров сто. Там звучали человеческие голоса – смех, окрики, детский визг… Мычала корова, орали петухи, лаяли собаки, где-то в селе шумели моторы машин, вечером зажигались огни, долетали откуда-то отзвуки музыки… Шла жизнь, и только возле дома бабы Мани она замирала, стихала, скукоживалась до размера одной тихой и пронзительно одинокой старушки. Из наших разговоров я знала, что не так давно был у нее кот, но то ли ушел умирать, то ли другую хозяйку нашел.

Почти девяносто… а я доживу до такого возраста? И чтобы остаться такой же - способной обиходить и себя, и пускай маленькое, но все же хозяйство – дом, грядки? Потихоньку зрело и наклевывалось решение...

Часам к десяти утра возле дома стало непривычно людно. Трал доставил вагончик для проживания строителей и грейдер. Переодевшись в широкие длинные шорты и свободную футболку с воротом под горло, я водила по участку примарафеченную Ирку, бригадира и частично прораба в одном лице - Марка и двух незнакомых мужчин – водителя грейдера и геодезиста, который прибыл со своим оборудованием.

- Геология - пески, - отчитывалась я, показывая уже размеченные контуры пятна застройки: - После первого захода грейдера окончательно привяжем к участку, выверим. Грунт не вывозим – самим пригодится или кинем клич… разберут. Хотя объемы выемки малые… на площадке до песка всего сантиметром тридцать. Вода есть - водонос колодца дает постоянный дебит, скорее всего – накопительный тип… - процесс шел привычно и знакомо. Когда мужчины разошлись, я задала Ирке интересующий меня вопрос:

- А зачем ты притащила Голубева? До монтажа внутренних систем еще почти две недели.

Она крутнулась передо мной, демонстрируя новый сарафан - ярко-голубой и в огромных ромашках:

- Ты не сказала – как тебе? Ладно… у него отпуск, Марк рассказал всем какая здесь красота. И он решил пожить, побродить, порыбачить. Палатка у него с собой, мешать никому не будет. Приехал на своей машине, может и помочь в чем, обращайся.

- Хорошо, - вздохнула я, - пошли, пока время есть, я тебя познакомлю с хозяйкой - хорошая бабушка. Мы с ней обе немного ведьмы… - мысль пока не стала пояснять – до выяснения подробностей об этом у самой бабы Мани. Ирка заинтересовано угукнула.

Хозяйка нашлась возле дома на лавочке. Посмотрела на нас и выдала вдруг:

- Этот год липа зацвела раньше, почти на три недели… не было на моей памяти еще такого. Вот только сейчас вспомнилось… непонятно, - и отвернулась.

А я правильно поняла, что разговоры на известную тему в присутствии посторонних лиц приветствоваться ни в коем случае не будут. Да я и не собиралась.

- Мария Львовна, это моя подруга Ира. Она привезла план, чертежи и разрешительные документы на строительство, юрист Владимира Борисовича помог сделать все в минимальные сроки. Ира этим вечером вместе с большой техникой возвращается в город, ночевать у нас не будет, - доложила я, заодно отмечая, как Ирка поправляет прическу и охорашивается, глядя на въезжающий на участок грейдер. Взглянула на меня и подмигнула:

- Неженатый, непьющий…

- Ага… - ответила я, отмечая взгляд бабы Мани на Ирку. Она прошлась взглядом по обтяжке на груди, каблукам…

- Сходите до магазина, что ли? – протянула ехидно, и я пырхнула – ну, баба Маня, сегодня расколешься, как миленькая – что и как. Или не сегодня… вспомнила я про будущий вечер и мечтательно заулыбалась, ласково глядя на Ирку.

- Ты чему радуешься? Так по работе соскучилась? По мату и пошлым анекдотам? - подивилась она, присаживаясь рядом с хозяйкой на лавочку.

- А я не собираюсь лезть вперед Марка. Ты не забыла? Я здесь почти на отдыхе, просто присмотрю, чтобы все – высший класс, - честно ответила я ей.

Пока не хотелось говорить о своем - тайном, ни с кем. А нужно еще подумать, где тот тихий угол, который он велел найти? Может, у той запруды на ручье, на мягком песочке, или у лесного озера – на траве под липами, возле зарослей холодной водяной мяты? Возьму с собой покрывало, земляничное мыло, мазь для рук…

- Что-то с тобой не так, - задумчиво протянула Ирка, - себе, что ли, как-нибудь выбраться вот так – на природу?

А баба Маня вдруг предложила:

- Ты Роману позвони. Ждет уже сколько парень. Поясни, чтобы не ждал.

Ирка заинтересовано замолчала, а я послушно потянула из кармана шорт телефон, сходила в дом и прямо там набрала номер по записке. Ромкин интерес ко мне – тот самый, определенного плана, напрягал, и до сих пор не то, чтобы не давал покоя, но оставил неловкое и стыдливое какое-то чувство. Разница в возрасте, то его мучительное и жаркое «выйди ко мне, Алена», трогало и цепляло, но рождало не ответный интерес, как можно бы ожидать, а чувство вины и обидную для него, узнай он о ней, жалость. Роман показался мне неплохим парнем, и был достоин чего угодно, только не ее. Поэтому, действительно - нужно все для него прояснить. А может, он и думать уже забыл обо мне, что было бы правильнее всего. Все выяснится во время разговора. Слушая длинные гудки, потихоньку пошла на улицу, прищурив глаза на пороге от яркого солнца. Роман ответил почти сразу же. А я сразу заговорила о том, чего он мог еще не знать:

- Ром, здравствуй. Ты еще не в курсе? Церковь ваша рухнула…

Мы оживленно обсудили это событие, а потом он сказал, немного помолчав:

- Рад, что ты звонишь. Извини за тот мой заскок, ладно? Вел себя, как дурак. У меня серьезные планы… после этой вахты уже смогу купить квартиру… или дом – как скажешь. Алена, ты слушаешь? – встревожено отреагировал он на мое молчание.

- Ром… а как же твоя девушка здесь? – спросила я, сложив вдруг два и два. Баба Маня говорила, что деньги и продукты носят ведьмам – принято тут у них или как? Не важно. Носят, чтобы откупиться, просят так отступиться от мужика – это промелькнуло в рассказе Беркутова о распутной бабушке. Я взглянула на нее – она заинтересовано прислушивалась к разговору, как и Ирка.

Глава 21

Вся техника, участвующая в строительстве, была арендованной. Не в большой строительной организации, а у частника. Уже давно между нами был заключен договор о почасовой аренде. Это было выгодно, пока выполнялись его условия, и техника возвращалась хозяину вовремя. Поэтому, действительно, нужно было поторопиться, но не спеша, а качественно.

Грейдер работал по моей черновой разметке, дальше мы разбирались с Марком и геодезистом, уставившись в планшет и разложив на столе под яблоней чертежи, привезенные Ирой.

Давно уже прошло то время, когда я вела проекты с нуля и до полного их завершения – свои и чужие, типовые и оригинальные, простые и сложные. Бегала по строительной площадке, совала везде свой нос, проверяя все до мелочи, не понимая иногда действий более опытных строителей, срывая горло до хрипа, давясь слезами от тех слов, которые невольно слышала в свой адрес – сказанных в спину и прямо в лицо. Сейчас я уже умела слышать стороннее и отстаивать свое мнение, пришло понимание того, что живой опыт бывает полезнее сухих теоретических знаний.

Марк был опытным бригадиром, и я нужна была ему только в самом начале – для согласования, а потом - только проверять соблюдение всех условий строительства, выполняя обязанности контролирующего инженера. Работал грейдер, работала бригада, обустраивая на горе под липой малый строительный городок: вагончик, навес на растяжках под кухню-столовую, отхожее место. Тянули свет к лагерю от столба на участке бабы Мани, устанавливали и подключали водяной насос, Голубев ставил свою палатку по другую сторону от липы, подогнав туда свою «Дачу».

Работала и я вместе с Марком и геодезистом, потом с Ириной по документам, и постоянно смотрела на солнце – на часы в мобильном было уже просто неудобно. А оно неумолимо клонилось к закату - все ближе и ближе к холмам по ту сторону села. Старалась не думать, но думала, постепенно погружаясь в беспокойные мысли. В конце концов, дошло до того, что Марк пару раз уточнял детали и переспрашивал, а я отстраненно улыбалась ему в ответ, кивала и просто не слышала.

- Слушай… Я в курсе… - явно чувствуя себя не в своей тарелке, очевидно, попытался он поддержать меня: - Да все уже в курсе, что у тебя там какой-то бардак в семье. Что и как – твое дело, но вроде ты разводишься? Алена, если что – отдыхай пока, дальше уже по ходу дела. Ты же остаешься здесь? Давай все постепенно и по порядку.

- Неожиданно... - внимательно взглянула я на него, - а откуда все знают? Не Ирина же?

- Сороки наши… ты не бери в голову. Какая разница? – неловко закончил он.

- Спасибо, Марик. Я думаю не об этом и отвлекаюсь не поэтому. Но так и правда будет лучше – все по порядку. И Марк… огромная просьба к тебе. Да? - решилась я, - пожалуйста, когда стемнеет, пускай все остаются там – наверху. Здесь не должно быть никого. Я потом объясню, но не отпускай ребят сюда, что бы ни случилось – это важно, очень важно для меня.

Он знакомым жестом пригладил лысину.

- Ладно, если такое дело...

- Марк, просто придержи людей наверху. Потом, я надеюсь, станет понятно – почему я просила. Хорошо?

- Ладно, придержу, мне не трудно…- обещал он, ничего не понимая.

Ира поинтересовалась, почему я отменила ландшафт с большемерами, а что я могла ей ответить? Что сама предложила эту дорогостоящую глупость, услышав требование бабы Мани – чтобы нового дома не было видно? Теперь я понимала – почему. И была уверена, что пока не вышел определенный срок, что-то или кто-то не даст Ивану увидеть ни новый дом, ни остальные признаки другого времени. Иначе это уже случилось бы в один из его приходов. А так – темнота, отсутствие света, да еще, как назло – густой туман… все это было слишком сложно, у меня не было пока объяснений ничему. Поэтому пояснила ей, как смогла и это была почти правда:

- Я поговорила с бабушкой, и она передумала. Захотелось сэкономить Беркутову те деньги, что он потратил на мое освобождение. Я даже не заикаюсь о том, чтобы вернуть их, ты же понимаешь – бесполезно. Ну, хоть так.

Ирка кивнула.

- Смета только… ну, я думаю, если в сторону уменьшения расходов, то он только обрадуется. Лянка, ты отшила этого Рому… поговори и с Олегом, наконец. Он на что-то надеется, а ты, я так поняла, настроена решительно, ожила и умирания больше не намечается. Сейчас он в больнице, ты и его крепко приложила - лечит сотряс.

- Сильно? – шевельнулось внутри острое беспокойство.

- Да нет, вроде… просто тянуть не надо было. Кажется, у него есть, что сказать тебе, и пока не скажет – не успокоится, ты сама понимаешь. Честно? Уже утомили эти звонки, но ему то ли сочувствие нужно, то ли информация о тебе. И с концами послать как-то неловко, мало ли как у вас еще сложится? Позвони ему сама, он то ли не решается, то ли думает, что ты не ответишь.

Я пообещала ей, а почему – нет? Сейчас я уже могла бы говорить с ним… наверное. Но, безо всяких сомнений, и ему и мне будет легче, если мы разойдемся тихо и мирно. Я уже сама удивлялась той своей ярости и, похоже, даже раскаивалась. После Ванечки обида на Олега не прошла совсем, но затерлась как-то, стала не такой больной, не такой уже свежей. В нашей жизни было много хорошего, только занавесом всему этому шел его голый зад над чужой бабой. Тошнотные воспоминания, мерзкие, не нужные...

Но я не мстила ему прошлой ночью, даже мысли такой не возникло. И еще дело в том, что с утра я смотрела другими глазами и на то, что случилось у нас с Ваней. Беркутов где-то прав – это проклятое морализаторство у меня в крови. Осознание неправильности своего поступка, вбитое воспитанием с детства, родило неуверенность и внутреннее беспокойство. А там - в детских сказках, именно мужчина ищет, спасает и покоряет женщину, а она из благодарности влюбляется в него. И уже потом благодарит, отдавая ему себя. Гоняться за удирающим женихом-царевичем, предлагая себя, не позволяла себе даже лягушка – сидела себе, квакала и терпеливо ждала.

Я же плюнула на условности, демпингуя женским достоинством. Легко спровоцировать страсть у изголодавшегося мужика, но вызвать уважение таким образом нельзя по определению, а какая любовь без него? Моя любовь к Олегу начиналась с долгого узнавания и именно того самого уважения, а закончилась из-за отсутствия его уважения ко мне. И вот… я сама иду, сознательно планируя одноразовый половой акт, изголодавшись по материнству и в надежде на него. Я же надеялась? Еще как! И все еще надеюсь.

Глава 22

Народ в бригаде собрался разный. Все мужики семейные, сильно зависящие от заработка – у некоторых висело на шее не по одному хомуту в виде алиментов, ипотеки, обучающихся платно детей, больных родственников и еще кучи бед и просто житейских сложностей. За работу все они держались зубами и работали хорошо, иначе мы бы давно уже расстались.

Но хорошо работающий мужик и мужик с хорошим характером – совершенно разные понятия. В бригаде Марка было два уникума – Потапыч, который на самом деле был Потаповым и Рогоз. Звучная фамилия, потому и звали его так – вроде как кличкой. Потапыч был такой сволочной язвой, ненавидящей весь женский пол, что я порой диву давалась – это что же можно было сделать с мужиком, чтобы довести его до такого устойчивого состояния перманентной ненависти? Но что было, то было. Со мной он вел себя осторожно, хотя это его отношение сквозило в каждом взгляде и жесте. Но все, что он мог позволить себе, это рассказывать отстраненно-пошлые анекдоты таким образом, чтобы я их обязательно услышала. И надо сказать, что там все было на грани, но ни разу не за ней. В общем, мне и на этот раз предстояло выслушивать перлы типа «недостаток внимания к половым щелям приводит к постоянному скрипу». И понимай это, как хочешь – в меру своей распущенности.

Второй, который был Рогоз, густо пересыпал свою речь матом – безо всякого зла и причины, просто для связки слов. Я тоже не была святой - несмотря на воспитание, вылетало иногда. Но крайне редко, только когда иначе – никак. Правда, потом я никогда не забывала прикрыть рукой рот – с детства как-то… само уже делалось. А однажды вообще выдала разом весь словарный запас, невольно заимствованный годами. Но тогда для этого была веская причина, и был выбор – извергнуть или же взорваться изнутри. И слышали меня тогда только двое – Марк и Лужок, уволенный потом за тот самый случай. О Лужке не могу сказать ничего, но Марк с тех пор относился ко мне более… уважительно, что ли? Кто его поймет! Но именно Марк посоветовал мне не обращать внимания на Рогоза, потому что «все равно мы не владеем уникальной, ныне утерянной технологией строительства – без единого матерного слова».

Остальные четверо были люди, как люди. Мне кажется, что они даже в некотором роде наслаждались этими строительными командировками – работа на свежем воздухе, на природе, пища с костра, купание в водоемах по теплу, замечательный загар… И не скрипит никто, опять же – вынеси да вынеси мусор. Домой возвращались отдохнувшие от семейных забот, соскученные по женам, при деньгах – с ними рассчитывались не за месяц, а по факту исполнения заказа. Умудрялись собрать подарки – сельские продукты, грибы, ягоды. Так что проблемы намечались только с Потапычем. Рогозовские словечки практически уже и не воспринимались разумом, автоматически им отсеивались и отметались, вычленяя из его речи только сам, собственно, ее смысл.

Следующий день мужики слаженно работали. Трал подвез маленький экскаватор и тот готовил яму для септика, рыл траншею для водопровода, а бригада сбивала каркас опалубки для ленточного фундамента мелкого заглубления. К вечеру должен был подъехать миксер и залить бетон. Еще вчера мы с Марком спланировали порядок работ, и я оказалась свободна на целый день. Подумала и занялась стиркой. Отыскав в сарайке круглое жестяное корыто, наполнила его горячей водой со стиральным порошком и замочила Ванино белье.

Мера эта была вынужденной - всю эту ночь я проспала в обнимку с его нижней рубашкой, уткнувшись в нее носом и это было неправильно. Я просто представила себе ситуацию, когда уже все из нее вынюхаю, и настанет очередь подштанников, а потом и портянок, чего доброго. И это было уже совсем не смешно – такое состояние отчаянья и жуткое чувство потери культивировать в себе было просто нельзя. Я отлично понимала это, но замочить белье себя буквально заставила.

Баба Маня посоветовала еще и прокипятить его – выварить.

- И с отбеливателем каким, а то так не отстирается – сильно заношено.

Только мы собрались обедать, взглянуть на стройку подъехал глава местной администрации. Низенький крепкий мужчина с властным выражением лица и серьезным взглядом собрал мужиков, провел инструктаж по пожаробезопасности, попросил понимания, примирив этим с собой и уехал – нормальный дядька. Общался с ним Марк, отбиваться именем Беркутова Владимира Борисовича не пришлось. Да и, скорее всего, он был в курсе кто заказчик и он же - владелец участка.

Дальше визит нам с бабой Маней нанес отец Василий – весьма и весьма интересный внешне мужчина лет шестидесяти с короткой стрижкой и аккуратной бородкой. Когда на асфальте остановилась L-200 серебристого цвета, хозяйка объяснила мне кто именно идет к нам по участку в джинсах и тонкой ветровке.

Мы познакомились, я рассказала о причине, по которой нахожусь здесь, показала фото проекта в телефоне. Само собой, мы поговорили и о рухнувшей церкви. Оказывается, он долго бодался с военными против подрыва боеприпасов в такой близости к селу. И почти добился решения о переносе полигона. А еще были планы на реставрацию, финансирования которой он добивался из федерального бюджета для памятника архитектуры 17 века. Я искренне сочувствовала ему, потому что, похоже, он был по-настоящему расстроен крушением храма. Потом баба Маня без разговоров накидала ему щей с кроличьим мясом – к визиту мы не готовились и красный борщ не сварили.

Надо отдать должное отцу Василию - он поинтересовался ее нуждами, вручил пачку толстых восковых свечей и маленькую, очень вкусно пахнущую коробочку, которую привез из недавнего паломничества по христианским святыням Греции. Металлическая крышечка была иконой с изображением Богоматери, а внутри нашлись благоухающие розовые шарики и две ампулы с пахучими маслами. Потом он пригласил нас с бабушкой на воскресную службу в соседнее село. Настоятельно советовал, но категорически не настаивал – приятный мужчина. Когда он уехал, баба Маня спросила меня:

- А ты не хотела спросить его? Все же они тоже вокруг всего такого крутятся.