Моё "долго и счастливо"

Глава 1

— Эдвард?

Не отрываясь, я неверяще смотрела на него. Ну же… Пожалуйста…

Секунду я была уверена, что в зелёных глазах мелькнуло узнавание. И уже подалась вперёд, улыбаясь. Я бы на шею ему бросилась, я бы расцеловала его всего, я — не знаю — я бы…

— Mademoiselle, je crois que vous vous trompez (“Мадмуазель, мне кажется, вы ошибаетесь”), — натянуто улыбаясь, произнёс юноша, опуская взгляд и беря меня за руку.

Я тупо уставилась на тёмно-красную кожаную перчатку. Как же… как же так? Я же… да не могла я ошибиться!

— Mais Edouard..!(“Но Эдвард!”)

Но стоило боситься к нему, как меня тут же бесцеремонно схватили сначала кто-то из охраны, потом — из преподавателей. И быстро — под прицелом камер и щелчки фотоаппаратов — потащили к университету, выговаривая что-то вроде: “Катерина, да как тебе не стыдно?!”

Последнее, что я слышала, прежде чем тяжёлая входная дверь закрылась, — голос юноши, отвечающего журналистам:

— Non, non, je ne sais pas cette jeune fille. Mais si toutes les filles russes sont si belles…(“Нет, нет, я не знаю эту девушку. Но если все русские девушки такие красивые…”)

— Ты с ума сошла, Катерина! — прошипела наша куратор, проталкивая меня через турникет и крепко, до боли сжимая мою руку. — Решила на первые полосы попасть? Нашла способ!

Я ударилась о стойку рядом с комнатой охраны. Перед глазами оказались часы, и я машинально отметила про себя, что, похоже, не прошло и минуты с тех пор, как я… как я…

— Зачем ты туда вообще сунулась? — голос преподавательницы прозвучал словно издалека.

Я вздрогнула, с усилием подавляя желание схватиться за блонды — раньше я всегда так делала, когда волновалась. Во Фрэсне и в…

Я в платье. На мне нет блонд. На мне даже кофточки нет — плечи прикрыть. О, господи, как неприлич…

— Катерина!

— Да за пудреницей полезла, — хрипло буркнула я. — Отпустите меня. Пожалуйста.

Преподавательница округлила глаза, но, стоило ей выпустить мою руку, как я, хватая несуществующие юбки, стремглав бросилась к лестнице на второй этаж — окно, я убила бы сейчас за окно. За один взгляд на… да чёрт возьми, это точно Эдвард!

Но он так чисто говорил на современном французском. Эд бы так не смог. И…

— Катя! — бросилась мне навстречу Таня. За её спиной маячил удивлённый Ромка. — Катя, что слу…

Я отпихнула её и, не обращая внимания на ропот и удивлённые взгляды других девчонок в коридоре, грудью навалилась на подоконник, высовываясь наружу. Где-то внизу, в море журналистов и фотоаппаратных вспышек маячила знакомая золотистая макушка.

Посмотри наверх. Посмотри, пожалуйста. Эдвард, пожалуйста!

Окружённый охраной и репортёрами юноша, не останавливаясь, прошёл мимо моего окна к крыльцу.

Я слизнула кровь с прокушенной губы и всхлипнула.

— Кать? — меня в который раз потрясли за плечо. — Кать, ну ты чего? Из-за пудреницы, что ли? Да я тебе такую на день рождения подарю, хочешь? Скоро уже, месяц же потерпишь?

Я обернулась, непонимающе глядя на Таню. Пудреница? Ах, да…

Подруга улыбнулась, поймав мой взгляд.

— Расскажи лучше, какой он? Эдмунд. Ты же его близко видела. Да? Кать?

Я снова всхлипнула и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

***

В зеркале маячила жуткая зарёванная рожа. В зеркале — а-а-а! Заляпанном, замызганном, треснутом сбоку, но — мамочки! — зеркале.

Щас я его расцелую! Кто чуть не полгода без зеркал не жил, тому не понять, какое это чудо: увидеть, наконец, своё отражение — нормально!

— Кать, давай я тебе свой тональник дам, только пойдём уже, а? — ныла Таня, вышагивающая позади меня по пустому туалету. — Он уже полчаса как выступает! Боже, там такая толпа, мы даже к двери, наверное, не пробьёмся!

Я пригладила волосы, дурея от ненормальности происходящего. Только полчаса назад я стояла на помосте перед плахой, а сейчас прихорашиваюсь в университетском туалете?

Таня резко остановилась, уставившись на мою протянутую руку.

— Тональник, — бросила я, не отрывая взгляда от зеркала. — Давай.

Спустя ещё минут десять совместными усилиями моя физиономия приобрела более-менее божеский вид.

— Ну быстрее, Кать! — торопила Таня, таща меня к актовому залу. Я спотыкалась, чувствуя себя коровой на шпильках. — Ты что, на каблуках вдруг ходить разучилась?

Я машинально облизнула губы, слизывая помаду, и врезалась в Танину спину.

— Видишь, — простонала подруга. — Я же говорила… Даже к двери не подойти.

Я выглянула из-за её плеча и присвистнула. Мда, бедный клочок коридора перед актовым залом такого столпотворения ещё не знал. И визга, когда где-то там, в зале, объявили выступление “нашего второго гостя из Франции, господина Эдмунда”.

— Нет! — хныкнула Таня. — Я же его так и не… Катя! Ты что творишь?!

Именно это, но в более нецензурной интерпретации думали те девчонки, которых я по дороге расталкивала, локтями прокладывая дорогу себе и подруге.

Ха! Курицы, да меня сегодня чуть не казнили, что мне какая-то толпа! Эдвард, я знаю, это ты, это же твой голос, Эдвард! Я уже иду к тебе!

Пройти удалось только до двери, зато отсюда даже видно было лучше: всегда не любила наши маленькие, убийственно мягкие креслица, расставленные так, что за спинкой соседа не раглядеть сцены. Впрочем, я редко на нее смотрела.

В довершение кто-то из разъярённых фанатов французского сзади толкнул меня, я дёрнула Таню…

Золотоволосый юноша стоял на сцене перед микрофоном, что-то говоря на безупречном французском. Замер на мгновение, когда мы с Таней чуть не кубарем выкатились в проход между креслами. Но тут же продолжил — также спокойно и доброжелательно, как и раньше.

Я пожирала его взглядом. Если бы не охрана, я бы на сцену выскочила, и плевать мне на всё и всех. Просто он точь в точь был Эдвардом и какая разница, как он одет — в рубашку и джинсы или кот и шоссы? Золотые волосы кудряшками до плеч были Эдварда и зелёные глаза, драгоценней и чище любого изумруда, тоже были Эдварда. И те же мягкие, правильные черты, даже жесты — то, как он откидывает голову, как убирает с глаз мешающую чёлку, как поводит плечом…

Я жадно вслушивалась в знакомый голос. Но в безупречном французском произношении не было и следа акцента, хоть отдалённо напоминающего старофранцузский. Даже специфические современные сокращения, даже чуть-чуть молодёжного сленга…

Когда вокруг завизжали, я вздрогнула, не понимая, что происходит. На глаза попалась удивлённая, и радостная Таня. Я огляделась, отметила мельком, что остальные радуются тоже, и снова посмотрела на сцену.

Юноша, улыбаясь, кивнул, и передал микрофон декану.

— Вот это да! — завопила Таня, стоило нам выбраться из зала, когда всё закончилось. — Вот это да! Катька, я поверить не могу!

— Чему? — вяло поинтересовалась я, шатаясь от усталости. Золотоволосый юноша исчез в недрах института вместе с деканом и послом, и вместе с ним исчезла и болезненная энергия, переполнявшая меня, как гелий — воздушный шарик.

— Как — чему? — прокричала на ухо подруга: гам стоял невероятный. И все, похоже, обсуждали одно и то же. — Что он будет посещать наши лекции! Изредка, но он снова зайдёт! К нам! На лекции! А-а-а!

Откуда ни возьмись, вынырнул Ромка, что-то спросил у Тани, вгляделся в мою побледневшую физиономию и потащил нас на воздух во внутренний дворик, где на удивление было пусто.

— А-а-а, он придёт к нам на лекции, он к нам придёт! — повторяла, как заведённая, Таня.

— Ненормальная, — вздохнул Ромка, усаживая меня на скамейку. — Кать, ты чего? На, глотни.

Я глотнула и с непривычки поперхнулась — обычной газировкой, боже, да что со мной?

— Спасибо. Зачем ему приходить? — повернулась я к Тани.

— Ка-а-ать! — простонала подруга. — Неужели ты не слышала? Или не поняла? Да ради одного этого стоило учить французский! В его лицее там какой-то проект и для него он хочет посетить несколько занятий у нас, на разных факультетах. И к нам зайдёт, да-а-а, я знаю, точно…

— Ненормальная, — покачал головой Ромка. — Кать, а что ты там за представление устроила? На дороге.

Я покачала головой. Перед глазами всё кружилось — цветущие акации в беседке, даже журчание маленького фонтанчика отдавалось колоколом. Что там сейчас — хвалитня? Не-е-ет…

— Ром? — выдохнула я. — А ты на машине? — Парень кивнул, и я убитым голосом попросила. — Подвезёшь? Пожалуйста.

Сокурсники дружно уставились на меня.

— Ну… ладно, — ответил, наконец, Рома. — А тебя… э-э-э… домой или, может, в больницу?

— Да, Кать, ты что-то совсем бледная… даже с моим тональником, — вставила Таня.

— Это потому, что он мне не подходит, — зевнула я. — Да, я в порядке. Просто сама не доеду. Ром? С меня потом конспекты.

Парень пожал плечами и, неожиданно подав мне руку, помог встать. Я с благодарностью — и привычно — на неё опёрлась и заковыляла следом.

— Сумку не забудь, — фыркнула Таня, догоняя нас и протягивая мой клатч. — Кать, звони, если что, ага?

— Ага, — выдохнула я.

Слава богу, Рома припарковался почти у самого универа, но не там, где остановились посольские машины.

Я машинально искала глазами белую Ламборджини, пока парень открывал и разворачивал машину.

— Кать, ну чего ты там копаешься?

Я тряхнула головой, взялась за дверцу и в последний момент поймала взглядом знакомую фигуру.

Юноша — Эдмунд? — стоял у ограды университетского сквера, и — я могла поклясться — смотрел на нас.

— Катя, сейчас без тебя уеду, — позвал Ромка, и я отмерла.

Эдмунд провожал нашу машину взглядом всё время, пока Рома выруливал на Остоженку. Он наверняка не мог видеть меня за тонированным стеклом, но я… я не могла оторвать от него взгляда.

“Катрин”, - звучало у меня в ушах. “Катрин”.

Поток машин засосал нас и понёс мимо Парка Культуры, мимо Кропоткинской. Университет скрылся из виду, и я в который раз до крови закусила губу.

Неужели всё было сном?

***

Ничего не изменилось. Ничего абсолютно.

Я смотрела на свою комнату — розовые весёленькие обои, бежевые занавески, раскиданные по полу мягкие игрушки. Громадный белый медведь на кровати.

Номер “Космополитена” на столе, открытый на странице с “фотороботом” Эдмунда, оказался последней каплей. Я рухнула на кровать и, вцепившись зубами в подушку, забилась в рыданиях. Смерть Эда, его последние слова, беседа с его отцом, казнь и — пф! — всё это растаяло в дыму, точно ничего и не было.

Ха! Было. Со мной. Я чувствовала, я помнила, как билась о невидимую преграду, пока Эдвард задыхался в дыму. Помнила, как меня вели на помост. Помнила, как тихо плакал король-колдун, проклиная меня.

Все я помнила.

Я плакала — пока слёзы не иссякли, но легче не стало. Ничего вокруг не изменилось, но всё казалось чужим. Моя комната напоминала тюрьму.

Где-то хлопнула входная дверь, процокали каблуки. “Мама вернулась”, - лениво подумала я. Когда-то, блуждая по фрэснийским подворотням или сидя в казематах инквизиции, я мечтала увидеть её, извиниться, поцеловать.

Сейчас я даже не обернулась.

— Катерина.

Я прятала лицо в подушку и мечтала, чтобы меня оставили в покое.

— Катерина, посмотри на меня.

Я не шелохнулась.

— Ты стащила мою кредитку, — вопросом это не было, так что я и отвечать не стала. — На что ты её потратила?

На готовые шмотки и поход к парикмахеру-стилисту. На косметику и побрякушки. Ради одного дня — чтобы потом утопить всё это в канаве.

Сама мысль показалась невыносимой.

Я рассмеялась. Истерично, навзрыд, как до этого плакала.

— Катя? — всполошилась мама, разом растеряв весь сердитый тон. — Кать, что такое? Что случилось?

А я хохотала и всё никак не могла остановиться. Смеялась, когда мама перевернула меня на спину, вглядываясь в лицо.

— Кать, ну что такое, тебя опять бросили?

Я замерла, глядя маме в глаза. И захохотала снова.

Мама упала рядом, схватила меня, обняла, шепча:

— Катя, Катюша, ну-ну, успокойся, всё хорошо, Кать, котёнок мой…

— Не называй меня так! — взвизгнула я, выворачиваясь из её объятий. — Пусти! Пусти меня! Пусти!

У меня мудрая мама. Как я раньше не замечала? Как я могла её расстраивать из-за таких пустяков, как краденая карточка?

Она держала меня, целуя в лоб, щёки и тихо бормотала утешения, пока я не успокоилась. И даже умудрилась задремать.

Вечером, к приходу папы я оправилась уже настолько, что смогла выдержать долгую патетичную лекцию о том, что они с мамой меня растят, а я, сволочь неблагодарная, качусь по наклонной.

Раньше я заводилась уже на “неблагодарной”, но сейчас только молча кивала и иногда всхлипывала. Под конец уже и папа не выдержал и, бросив: “Месяц без карманных денег”, отправил в “свою комнату — подумать”.

Я слышала, как он тихонько спросил у мамы: “Что с ней случилось?”. Не знаю, как ответила мама. Наверное, снова сослалась на возраст и амурные проблемы.

До полуночи я лазила в Интернете. Искала всё про Эдмунда — хотя, думала, раньше всё давно нашла. Посмотрела ролик обо мне с пудреницей на “Ютюбе”. На нём я никуда не исчезала. Даже сознание не теряла.

И теперь “Катрин” этот Эдмунд произносил с явно парижскими прононсом…

Про параллельные миры нашлась куча всякого бреда — я чуть над ним не заснула. Не постучись ко мне мама, наверное, так бы из-за компьютера не вылезла.

На ночь меня уложили, укрыли одеялом, рассказали душещипательную историю о том, как “в моё время — до твоего папы — у меня тоже так было”.

— Мам, у тебя есть снотворное? — перебила я, не в силах больше это слушать — в двадцатый-то раз.

— Зачем? — удивилась мама. — Кать…

Я выразительно поморщилась — раньше это всегда помогало. И сейчас мама только вздохнула и принесла из их с папой спальни какой-то пузырёк.

— Это успокоительное, снотворное тебе ещё рано, Катя. И, пожалуйста, если тебя что-то беспокоит, запишись к врачу. Хочешь, я тебя завтра…

— Не надо, — отрезала я, выпивая чайную ложку какой-то горько-мятной гадости. — Спасибо, мам. Спокойной ночи.

Мама вздохнула, с сомнением глядя на меня.

— Спокойной ночи.

Дверь за ней закрылась, оставив меня в темноте и воспоминаниях.

***

Ванна — благо мира. Возможно, высшее. Я это недавно поняла, но крепко выучила, пытаясь помыться (а главное — промыть волосы) в лоханях с еле тёплой водичкой. И заметьте: никакого душа. О, лепестки роз, да-да. Забиваются в волосы, фиг вычешешь. Ни в какое сравнение не идут с обычной пеной для ванны или ароматической солью…

Я пожертвовала сном, решив поваляться в ванне в своё удовольствие. В итоге задремала и, не постучись мама, точно бы опоздала.

Собираться пришлось в дикой спешке. В нашем ненормальном вузе пары начинаются в восемь утра, значит, встать надо как минимум за два часа — и это мне везёт, не из Подмосковья езжу.

Прелести нашего мира, мда.

Зато я расцеловать была готова все мои ухаживающие пенки, скрабы, спреи. А вот от декоративной косметики почему-то воротило. Раньше я дня не могла прожить без “боевой раскраски”. Сейчас больше внимания уделила причёске, стремясь — кошмар какой! — спрятать дорогую стрижку в греческой косичке вокруг головы, чтобы не так бросалось в глаза, насколько коротки волосы.

А ещё я вдруг неожиданно поняла, что в моём гардеробе большую часть составляют мини-юбки. Нет, на ноги я не жалуюсь, их подчеркнуть приятно. Говорят, они у меня стройные и ладные. Но… Сейчас, разглядывая очередную блестящую тряпочку, я ловила себя на мысли, что не могу, просто не могу одеть это. Как голая ведь буду…

Зомбировали меня в их Средневековье. Точно.

Где-то на дне шкафа нашлась пара длинных юбок. Кажется, прошлым летом они были в моде, я покупала, но почти не носила. А зря — в сочетании с бирюзовой блузкой, юбка цвета морской волны почти прокатила, закрыв, что надо и, в то же время оставив простор для воображения. Только вот декольте блузки казалось мне слишком глубоким… Но тут уж ничего не поделаешь.

Мама смерила меня удивлённым взглядом, но промолчала. Сказала только, когда я надевала балетки:

— На улице дождь обещают, не забудь зонтик.

Я угукнула, потом машинально пожелала хорошего дня (мама уставилась на меня как на чудо света) и выскочила из квартиры.

Идти было… странно. Никогда не замечала, но город давил. Здания возвышались слишком сильно, располагались слишком далеко и воздух… В метро мне впервые в жизни стало дурно, пришлось выйти на какой-то станции, сесть на скамеечку — отдышаться.

Так что на пару я опоздала. Не сильно, минут на пятнадцать. Всё бы было хорошо, не будь это историей языка…

Преподавательница, сухонькая старушка с громадными очками и вечной голубой кофточкой (жара же на улице, душно!) оглядела меня с ног до головы, поджала губы и продолжила лекцию. Я, пробормотав извинения, вошла… и тут же встретилась взглядом с Эд… мундом. Юноша сидел на последнем ряду и наши девчонки, похоже, готовы были шеи свернуть, лишь бы на него посмотреть.

Мотнув головой, я прошла к своему обычному месту рядом с Таней. Подруга, косясь назад и при этом пытаясь списывать что-то с доски, подвинула ко мне учебник.

Пара шла, как обычно, мимо. Всё время я чувствовала взгляд этого… Эдмунда. Может, воображала, конечно, но это жутко отвлекало. Я старалась не ёрзать, сидеть прямо, выглядеть красиво… В общем, когда раздался резкий, кажется, уже не первый окрик преподавательницы, он застал меня врасплох.

Таня толкнула меня в бок и ткнула пальцем в учебник. Я недоумённо уставилась на знакомые значки.

— Читайте, Катрин, — раздражённо повторила преподша. — Пожалуйста. Надеюсь, на этот раз вы сделали домашнее задание.

Ничего я не сделала. Но деваться было некуда, я, внутренне напрягаясь, вгляделась в текст. Открыла рот…

Это была “Песнь о Роланде”. Отрывок, какое-то там сражение, чего-то там кого-то там. Неважно. Главное — без адаптации, на старо-французском. В котором я раньше ни бум-бум.

Сейчас на меня, кажется, уставилась вся группа и даже преподавательница прицелилась окулярами очков.

Я читала, без выражения, но и без ошибок, вспоминая, как что-то такое пел менестрель в замке барона в Азвонии. Вспоминая, как Эдвард потом…

— Очень хорошо, Катрин, — пробормотала преподавательница. — Вы наконец-то взялись за ум. Расскажете потом, по какому пособию вы ставили произношение.

— О-бал-деть! — шепнула на ухо Таня. — Кать, ты как умудрилась?

Я тяжело вздохнула и вздрогнула, когда позади раздался скрип стула.

Эдмунд, подняв сумку, кивнул преподавательнице, что-то пробормотал и быстро прошёл к двери.

По аудитории прокатился разочарованный вздох.

— Занимаемся, девочки, занимаемся, — поправляя очки, пропела преподавательница. — Татьяна, прошу вас, прочтите пятую строфу.

***

Остальные пары прошли без происшествий. Девчонки громко ворчали, что “милашка Эдмунд” посещает в основном лекции международников, политологов и экономистов. Странно было бы ожидать иного от сыночка бизнесмена.

Я машинально конспектировала тонкости фонетики и грамматики французского, сама вспоминая и находя у этого Эдмунда всё больше сходства с Эдвардом. Но и различий тоже. Язык, манера одеваться — похожи и не похожи одновременно. Взгляд, выражение лица, тон…

В любом случае, он ясно дал понять, что не знает меня. Было бы странно, если бы я попыталась подойти… А начни объяснять, что я тут, знаете, в другом мире видела вашу полную копию и даже умудрилась влюбиться… Мда. Даже от мысли хотелось истерично смеяться.

Так ни к чему и не придя, я отправилась после четвёртой пары в деканат. Не высветись напоминалка на телефоне, уехала бы домой. Но “я-до-Эдварда” мечтала поехать во Францию на каникулах. А для этого нужна была справка из деканата — на визу.

Справку мне выдали — между разговорами об Эдмунде. Мечтательные девочки в деканате мусолили какой-то его визит, и речь, и какие-то подарки. У меня живот сводило от голода, так что я забрала справку, решив, что пропущенный обед сплетен не стоит.

В коридорах деканата и кафедр как обычно было пусто. Я остановилась в каком-то закутке, достала справку, вчиталась, проверяя, всё ли правильно эти клуши написали. А то со своим Эдмундом с них станется не то что факультет — название вуза забыть…

Я зависла на дате и надписи “до востребования”, когда в коридоре раздались шаги. Покосившись на противоположную стену и прикинув, разминёмся ли мы с ещё одним студентом в местных узеньких коридорчиках, я спрятала справку, забросила сумку на плечо. И, подняв голову, столкнулась взглядом с Эдмундом. Юноша шёл навстречу. Как в плохих мелодрамах — я всегда подозревала, там кое-что всё-таки берётся из жизни. Вот так, когда герои идут мимо друг друга, у них сердца ёкают и бьются в унисон.

В жизни я развернулась к боковой лесенке куда раньше, чем мы разминулись, и попыталась позорно сбежать, сильно подозревая, что ёканье сердец существует только в моём больном воображении. Вместе с Эдвардом из Фрэсны.

Не успела. Меня резко, с силой схватили за плечи, прижали к стене и — я пикнуть не успела — уже целовали, жадно, с такой страстью, что ещё секунда — и я начала задыхаться. А ещё мгновение спустя — отбиваться.

— Qu’est-ce que vous… (“Что вы…”), — выдохнула я, когда меня наконец-то отпустили.

Эдмунд открыл было рот. Закрыл. Отшатнулся, глядя на меня со странной решимостью.

Где-то вдалеке зацокали каблуки, и я, вздрогнув, влепила нахалу неумелую пощёчину и бросилась наутёк по лесенке.

Люблю наш универ. Такие лабиринты… Остановилась я только у метро и, привалившись спиной к ближайшей стене, закрыла глаза.

Он даже целуется, как Эдвард, чёрт бы его побрал!

***

Дома никого не было. Родители на работе — нормально, как всегда.

Я закинула сумку в комнату, проглотила обед и почувствовала, что оставаться одной — невыносимо.

На душе скребли кошки. На улице шёл дождь. Я решила, что кошки хуже, переоделась в джинсы и пошла лечиться — шмотками, шоппингом.

Всё равно мне теперь новый гардероб, похоже, нужен…

Отсутствие карманных денег сильно усложняло жизнь. Я достала заначку со стипендией, накопленной для Франции, посмотрела на неё, подумала, что если всё-таки поеду, как-нибудь выбью деньги из родителей. И окунулась в мир вешалок, примерочных и приятного запаха новой одежды.

“Девушка, — глядя на меня, как на сумасшедшую, удивилась одна из продавщиц, подыскивая очередную юбку до пола. — Зачем вы прячете такие стройные ножки? Может, присмотреть вам юбку до колен?”

Я с трудом сдержалась, прошипела что-то про “не ваше дело” и долго гоняла потом беднягу за платьями и сарафанами с длинными подолами.

Когда лимит на карточке достиг критического минимума, настроение всё ещё не улучшилось, зато одолела усталость.

Чувствуя себя героиней “Красотки”, нагруженной пакетами, только и вполовину не такой довольной, я брела по мокрой улице, мимо уродских громадных домов, по сумасшедше правильной каменной плитке, вниз, по подземному переходу… Переход я недолюбливала и свернула в него машинально — из-за дождя не хотелось идти окружной дорогой. Стоило, наверное, слишком пусто, мои шаги эхом отдаются. Неуютно. Хотя вон той девчонке у стены, наверное, в разы неуютней. В таком-то рванье. И грязная, как свинюшка, а запах я и отсюда чувствую. Даже мой “Шанель” перебил. Господи, как можно доводить себя до такого состояния, ты же девушка, в конце концов…

Поморщившись, я поудобнее перехватила сползающий с плеча пакет из H&M, попыталась справиться с выскальзывающим зонтиком. И всё-таки уронила его от неожиданности.

На рукаве (когда это было рукавом, а не тряпкой) девушки блеснула грязная, но такая знакомая королевская лилия.

Я отвела взгляд, прошипела ругательства и попыталась поймать покатившийся на ветру зонтик.

Девушка вздрогнула, кажется, просыпаясь, и подняла голову.

Я остолбенела. Это… это игра моего воображения или я её уже где-то видела? А точнее… я видела её вместе с Эдвардом в белом платье и брильянтах, девушку-белоснежку, заграничную принцессу, невесту.

Но ею же была Аглая, моя служанка? А она ведь умерла…

Тогда… Тогда у меня глюки и это бред моего больного воображения. Так, всё, пошла-ка я.

Зонтик, наконец, поймался. Кряхтя и перебрасывая пакеты в свободную руку, я отвернулась.

Девушка опустила голову, тихонько вздрагивая на ветру.

Хм. Ну и пусть себе дрожит. Сама тут уселась. И нечего, всем бродяжкам не поможешь. Что я, пункт скорой помощи?

Стиснув зубы, я шагнула… и опустилась рядом с девушкой.

Та содрогнулась, испуганно отпрянув подальше, до боли мне напомнив… меня.

Только поэтому, а ещё из любопытства, я осталась сидеть, а не убежала. Всё-таки пустой подземный переход не самое уютное место, чтобы устраиваться на корточках, обложенная пакетами, и пытаться закрыть зонтик.

— Кошмарная сегодня погодка, да? — негромко поинтересовалась я на старо-французском.

Сейчас девчонка опомнится, посмотрит на меня, как на чокнутую, может, матом обложит. За то, что лезу и мешаюсь.

И она посмотрела. И выдохнула поражённо, неверяще:

— Вы говорите на фрэснийском?

Я прикусила щёку изнутри до крови. Не сон. Не привиделось. Если только эта девчонка не кусочек моего сумасшествия. Как там, в кино, у шизофреников? Целые герои, бывает, живут только в воображении несчастных чокнутых гениев.

Я мотнула головой. Девушка смотрела на меня со странной надеждой и отчаяньем.

— Говорю, — отозвалась я, машинально дёргая ручку пакета.

Девушка быстро оглядела меня и подалась вперёд.

— Тогда прошу вас, скажите, где я? Я не знаю, я, наверное, заблудилась…

— В другом мире, — перебила я. — Вы сильно заблудились. Очень.

— Вы волшебница, да? — огорошила девушка, хватая меня за руку. — Пожалуйста, помогите мне! Я принцесса Альбиона, я ехала к моему жениху, наследному принцу Фрэсны. Пожалуйста, помогите, мой отец и жених вас озолотят… — и замерла, услышав мой смех.

Вчерашняя истерика грозила повториться.

— Девочка, я не ведьма, — с трудом проговорила я. — И я понятия не имею, как вернуться во Фрэсну.

Плечи девушки поникли, глаза, итак красные, наполнились слезами.

— Ну пожалуйста, — всхлипнула она. — Мне очень нужна помощь. Скажите, кто вы, и я…

Я скривила губы в ухмыльке и бросила в эти оленьи громадные глазки:

— Меня зовут Катрин. И я мистрис твоего жениха, де-точ-ка, — и, когда чёрные глазища распахнулись ещё больше — кажется, от страха — добавила: — Как ты думаешь, буду ли я тебе помогать?

Девчонка снова всхлипнула и опустила голову, дрожа не то от холода, не то от рыданий.

Я поправила лямку тканевой сумки, взяла пакеты, зонтик, выпрямилась. И тихо выдохнула:

— Буду. Потому что сама не так давно сидела, как ты. И он мне помог.

Девочка ахнула, когда я схватила её за руку и дёрнула наверх.

— Поднимайся, Высочество, я тебя на себе не дотащу.

— Куда? — пискнула девушка. — Куда ты меня… Нет! Не смей! Оставь меня!

Надо отдать должное, я в своё время просто культурно потеряла сознание.

— Ну ты же просила помочь, — фыркнула я, стаскивая плащ и набрасывая его на девчонку. — Ну вот. Я помогаю. Давай, топай.

Парочка из нас получилась, прямо скажем, колоритная. Прохожие оглядывались — и это в Москве-то, где никто друг друга не замечает. Полицейский у самого дома не поленился выйти из машины и поинтересоваться, всё ли у нас в порядке. Девчонка замерла, тихонько вздрагивая, когда, пытаясь скривить губы в улыбке и при этом не обрушить на стража порядка пакеты с покупками, я объясняла, что это моя подруга сессию удачно отметила, вот, домой, веду. Пахло от “подруги”, конечно, не розой и даже не перегаром, но полицейский явно вспомнил своё бурное студенческое прошлое и, пожелав приятного дня, полез обратно в машину.

— Кто это был? — пискнула девушка, сильнее прижимаясь ко мне.

— Местный стражник, — буркнула я, воюя с зонтом, складывающимся на ветру. — Нормально всё, успокойся.

Альбионская принцесса всё-таки потеряла сознание — правда, уже на входе в квартиру. Отдельная история, как я её затаскивала вместе с покупками и зонтиком… Мда, а Эдвард меня, получается, всю дорогу от подворотни до своего дома терпимости тащил? Уважаю…

Родителей, слава богу, ещё не было. И приедут они только часа через три в лучшем случае, но всё равно мне стоит поторопиться.

Для начала я запихнула так и не пришедшую в себя принцессу в ванну и врубила душ. Потом побежала открывать окна — выветривать запах. За это время девушка пришла в себя, смертельно испугалась душа и чуть не сбежала из ванной, а то и из квартиры.

— Что ты делаешь? — пищала она, пока я настраивала душ. — Что это такое? Что это за колдовство?

— А это, милочка, жуткое современное колдунство, — я поправила занавеску и поманила принцессу. — Давай, раздевайся и залезай. Мыть тебя будем.

Высочество залилась краской, но от одежды избавилась довольно быстро. Я поглядела на её обноски и подумала, что надо не забыть после этой альбионки вымыть ванну.

Душ принцессу впечатлил, но ещё больше ошеломило зеркало.

— Это… это я? — ахнула она, вглядывась в свою грязную мордашку.

— А это я, — фыркнула я, указывая на себя в отражении. И включила воду на полную мощность. — Глаза закрой и кончай вопить. Высочество.

— Меня зовут Джоан, — сказала вдруг девушка, послушно подставляя голову под струи.

— Эм-м, приятно познакомиться, — выдавила я, наконец, наощупь находя свой шампунь.

К концу мытья девушка… Джоан умудрилась заснуть. Её не разбудил даже трудоёмкий и не очень качественный процесс вытирания, а также вытаскивания её в комнату.

Вспомнив себя после подворотни, я резво одела принцессу в свою пижамку с ушками (обалдеть картина получилась), закутала в одеяло и отправилась рыться в аптечке.

По идее, стоило бы вызвать врача, уколы какие-нибудь сделать. Но, во-первых, фиг знает, как на альбионку всё это подействует, а во-вторых, мама обязательно узнает и отправит нас с ней в больницу. А у Джоан, конечно же, нет документов.

Ох, и начерта я её вообще притащила? Намучаюсь только, а что мне за это? Ничего.

Подумав, я порылась в кухонных ящичках и принялась варить глинтвейн — по специальному азвонскому рецепту (Аглая научила). Заодно и успокаивалась потихоньку.

Итак, что мы имеем? Фрэсна и Эдвард мне не приснились. Ура — я не чокнутая.

Демон не исполнил моё желание, и я оказалась дома. Тогда Эдвард мёртв. Но все уверяли, что демоны всегда исполняют желания, тогда… Тогда почему я вернулась?

И до кучи — я спасла его невесту. Я всё ещё уверена, что я не чокнутая?

Французский красавчик, от которого без ума весь универ и, если верить Интернету, вообще все, поцеловал меня сегодня. Зачем? Не похоже на флирт, пусть даже за французами и ходит слава дон жуанов. Это вообще черт знает что.

Не будь он вылитым Эдвардом, я бы…

Как раз в разгар раздумий вернулась мама.

— Кать, что ты делаешь? — удивилась она, потянув носом.

— Глинтвейн, — улыбнулась я. — Мам, знаешь, одна моя подруга из Франции приехала, она сняла квартиру, но, в общем, попала в аферу и её выгнали. Так что, ничего, если она у нас пару дней поживёт? Пока ей деньги не переведут на обратный билет.

— Ну-у… Хорошо, конечно, — замялась мама. — А…

— Только она никакого языка, кроме французского не знает, — огорошила я. — Ой, мам, она такая француженка…

Когда врёшь, главное, в свою же ложь верить. Иногда я могу быть блестящей лгуньей. Если очень надо.

Мама уболталась довольно быстро. Не будь “подруга” француженкой, всё бы так легко не прошло. Но мои родители благоговеют перед всем заграничным. По крайней мере, мама. Я надеялась, что и на папе это сработает.

— Она немного простыла, — встрепенулась я, услышав сдавленный кашель из моей комнаты. — Ничего, я её сейчас глинтвейном напою, она меня просила, и ей лучше станет.

Избежать пичканья таблеток и измерения температуры всё равно не удалось.

— Кто это? — тихо выдохнула Джоан, со смесью удивления и страха глядя, как мама суетится. — Твоя служанка?

— Моя мать, — улыбаясь, прошипела я. — Она не знает фрэснийского и про Фрэсну тоже ничего не знает. Так что будь добра, подыгрывай мне.

Джоан с удвоенным вниманием уставилась на маму. Та расспрашивала, требовала меня переводить — болит ли горло, как там насморк и кашель? И пусть Джоан даже не думает никуда ехать с таким самочувствием. Ей сейчас нужен покой и куриный бульон. Бульон мама сейчас приготовит…

Я выпроводила её, закрыла дверь и вздохнула с облегчением.

— Она похожа на мою кормилицу, — слабо улыбаясь, сказала принцесса.

Я глянула на неё исподлобья и передала изрядно поостывший глинтвейн.

— Держи. Тебе лучше выпить. Я не знаю, как наши лекарства на тебя подействуют, так что лучше, если ты сама поправишься, без таблеток.

— Почему они должны действовать иначе? — удивилась принцесса, делая глоток. — Разве они не для людей? Разве вы не люди?

— Люди, — хмыкнула я. — Но когда я угодила в город с чёрной смертью, и Эдвард поехал меня спасать, он заразился, а я — нет. Может, у меня иммунитет к вашим болезням, а, может, они просто другие, или мы другие, и лечить нас надо по-другому. В общем, всё это сложно, но таблетки ты, на всякий случай, не пей.

— Расскажи мне про Эдварда, — попросила вдруг Джоан. — Какой он?

Я удивлённо посмотрела на неё.

— Он же твой жених. Ты что, его не знаешь?

Принцесса улыбнулась и передала мне пустую кружку.

— Откуда? Я из Альбиона до этого никуда не уезжала. Так какой он? Ты его любишь?

Я медленно кивнула.

— А твой жених… или муж… не против? — нахмурилась принцесса, откидываясь на подушки.

— У меня нет ни мужа, ни жениха, — улыбнулась я.

Джоан вскинула брови.

— Как? Ты ведь уже в возрасте, неужели родители тебя ни за кого не отдали?

Я покосилась на закрытую дверь.

— Им в голову не придёт. Джоан, это другой мир, у нас многое иначе. Никто не отдаст меня замуж против моей воли. Если я захочу, могу вообще обойтись без мужа. Эй? Что ты на меня так смотришь? Понимаю, для тебя дико звучит, но здесь это нормаль-но.

Девушка покачала головой и обвела комнату удивлённым взглядом.

— Всё другое… да. Как же ты тогда оказалась у нас? Зачем? И как ты познакомилась с Эдвардом?

Я рассказала. В деталях — давно надо было хоть кому-то выговориться. Принцесса слушала, и очень внимательно. В процессе приходила мама, принесла бульон, просила Джоан сильно не утомлять. Наверное, вернулся папа, но нам больше никто не мешал, так что, думаю, вопрос новой гостьи был решён положительно.

Я же говорила — у меня мудрая мама.

— Только не думай, — закончила я, — что я имею хоть малейшее представление, как вернуться во Фрэсну. Не имею. Имела бы — вернулась сама.

— Тебя же казнят, — нахмурилась Джоан, зевая в кулачок. — Зачем возвращаться?

— Знаешь, — я потянула затёкшую руку, — в вашем мире есть только одно, ради чего стоило бы вернуться. Эдвард. Я обязана ему — очень сильно. Он умер… или чуть не умер из-за меня. Я должна хотя бы убедиться, исполнил ли демон моё желание.

— Ты очень его любишь, — тихо заметила принцесса. — Ты даже отдала за него душу. Это…

— Он за меня отдал жизнь, — вздохнула я. — Жалеешь, что можешь остаться без жениха?

— Я совсем его не знаю, — пожала плечами Джоан. — Я видела только портрет. Красивый. Наверное, он был бы хорошим мужем. И мой отец хотел этого брака.

— Звучит так, словно ты — товар, — поморщилась я. — Как лошадь. Или вон, кровать.

Джоан улыбнулась.

— Это добродетели, Катрин. Почтение к старшим. Покорность. Леди должна быть…

— Ой, вот только не рассказывай мне, какой должна быть леди, — простонала я. — Знаю, наслушалась в Азвонии. А если Эд жив? Ты выйдешь за него?

Принцесса снова зевнула.

— Конечно. Это мой долг как…

Я перебила её. Подалась вперёд. Шепнула в испуганно расширившиеся глаза:

— Даже не думай. Лицо расцарапаю — мать родная не узнает. Поняла? Эд мой.

Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом девушка тихонько улыбнулась.

— Мать точно не узнает. Она мертва.

Я закусила губу и решила сменить тему.

— Всё, уже поздно, пора спать. Странно, ты ещё неплохо держишься. Я первое время вообще только дрыхла.

— Я же принцесса, — вставила Джоан и тут же осеклась, поймав мой взгляд.

— Так вот, завтра выходной, родители на дачу собрались, а я с тобой остаюсь. Так что можно спать, сколько влезет, на два дня квартира — наша. Слушай, ты скажи мне, если тебе вдруг плохо станет, ладно? Я позвоню врачу, если что.

— Катрин, — улыбнулась принцесса, подвигаясь и освобождая мне место на кровати. — Извини, но я почти ничего не поняла. Что такое “дача”?

— Спать, — устало откликнулась я.

— А… молитва?

— Мы не молимся.

— Как? — ахнула девушка.

— Молча, — буркнула я. — Хочешь — можешь молиться молча. Я сильно тебя удивлю, если скажу, что у нас церковь другая?

— Вы — ерети…

— Заткнись.

Джоан замолчала, я даже подумала — заснула, наконец. И сама задремала.

Но всё-таки услышала тихое, сонное:

— Спасибо тебе, Катрин.

— Не за что, — буркнула я, не открывая глаз. — Спи уже.

***

Встать пришлось рано утром — родители уезжали на рассвете.

— Бульончик в холодильнике, — наставляла мама. — Яйцо сварить не забудь. Пиццу не заказывай — отравитесь, как в прошлый раз.

Я поморщилась. Прошлый раз я мешала водку, коньяк и шампанское. А сослалась на пиццу. А что мне оставалось?

— И одевайся тепло. И если вдруг Джоан станет плохо, вызови врача, я телефон оставила…

— Да знает она всё, — бросил папа, беря маму за руку. — Знаешь ведь, Катерина?

Я выразительно зевнула.

— Ага…

— Звонить мне не забывай! Или хоть сообщения шли! — кричала мама от лифта.

Я захлопнула дверь и вздохнула с облегчением. Теперь — спа-а-ать.

Джоан что-то пробормотала во сне, отодвигаясь и давая мне место на кровати. Я честно пыталась задремать, но в голову лезла всякая чушь. Снова привиделся Эдвард, как он целует меня в универе, так жадно, так…

И это, конечно, же был незнакомый мне Эдмунд, которому невесть какой французский чёрт в голову ударил.

Джоан проснулась, когда я успела встать, привести себя в порядок. И заказать пиццу.

— Вкусно пахнет, — пробормотала девушка, осторожно входя на кухню. — А…

— Уже уехали, — бросила я. — Садись, завтракать будем.

Принцесса удивлённо оглядела нашу кухоньку.

— А…

— Слуг нет.

— Но…

— Сами справимся.

Джоан закусила губу, села на краешек стула. Я подвинула ей чашку чая и кусок пиццы на тарелке.

— Попробуй. Должно понравиться.

— Это пирог? — поинтересовалась девушка, разглядывая кусочек.

Я пожала плечами, щурясь от яркого солнечного света.

— Вроде того. Ешь, не бойся.

— Я хотела спросить, — осторожно начала Джоан, задумчиво жуя пиццу, — почему я в мужской одежде?

Я с минуту гипнотизировала потолок.

— Знаешь, вот этого мне больше всего не хватало у вас поначалу. Джоан, ты не поверишь — она женская.

— Это же… штаны, — изумилась принцесса, оттягивая блестящую ткань.

— Но розовые, — хмыкнула я. — Убойно розовые. Мужчина такое не оденет. Ладно, если тебя это так напрягают, дам платье. Кстати, не хочешь прогуляться? Погода хорошая. Я тебе Кремль покажу…

Девушка прикусила губу, с минуту изучала меня, потом медленно кивнула.

— Ладно. Тогда пойду, подберу тебе платье.

Проходя мимо буфета, я машинально нажала на кнопку радио, и Джоан вскрикнула, когда раздался голос диктора, а следом — песня.

— Что это? Кто?

Я покрутила “ручку” громкости, опуская её до шёпота, и покосилась на принцессу.

— Радио. Только не заставляй меня рассказывать, как эта штука работает, ладно? Если хочешь, считай её колдовством.

Когда я вернулась, Джоан крутила радиоприёмник, изучая и так, и этак.

— Прими, как данность, — посоветовала я, ставя радио на место. — Я, честно, сама точно не знаю, как там чего крутится-ловится, и нормально живу. Пойдём, надо тебя прибрать.

К косметике Джоан отнеслась подозрительно.

— Я не хочу быть похожа на… — она осеклась, искоса глянув на меня.

Я хмыкнула.

— Что, и до вашего Альбиона слухи обо мне дошли?

Девушка промолчала.

Ладно, не хочешь краситься — не заставляю. Сама после вашего Средневековья хожу как мышь бледная.

Я машинально посмотрела на Джоан в зеркало. Вот кому не грозит быть бледной мышью. С такими внешними данными.

— Ты красивая, — тихо заметила я, расчёсывая её волосы. — Похожа на Белоснежку.

— Кто такая Белоснежка? — заинтересовалась принцесса.

— У вас нет такой сказки? — удивилась я. — Ладно, слушай. Жила-была королева, которая никак не могла забеременеть…

Под “Белоснежку” хорошо пошли и укладка, и одевание. Я пожертвовала принцессе запасное нижнее бельё, и у Джоан случился культурный шок — зачем носить это, когда есть шоссы и корсет?

— Вот, так больше подходит, — оценила я, оглядывая одетую и причёсанную девушку. — Парни приставать будут — не пугайся.

— Парни? — ахнула Джоан. — Как? Мы без сопровождения пойдём?

— Здесь все без сопровождения ходят, — хмыкнула я. — И вот что, я обещаю, клянусь, если хочешь, что ничто из того, что ты увидишь, вреда тебе не принесёт. Поэтому на улице просто подыгрывай мне, ладно? Не бойся. Хорошо?

Принцесса медленно кивнула.

Думаю, всё вокруг должно было казаться ей просто ужасным. Даже мне не по себе было от громадных зданий, снующих туда-сюда машин, кисло-горького воздуха и…

— Так много людей, — тихо говорила Джоан, крепко держа меня за руку. — И они меня как будто не видят…

— Видят, — хмыкнула я. — Просто им на тебя плевать. Смотри лучше под ноги. Или вот, — я спохватившись, сняла солнечные очки и передала принцессе. Та недоумённо на них уставилась, пришлось остановиться и помочь одеть. Зато не так видно, как она озирается.

Метро Джоан поразило до глубины души, девушка дрожала как осиновый лист, но слава богу закатывать истерику из разряда “не пойду!” не стала. Видимо, это ниже достоинства принцессы. И слава богу.

До Красной площади мы так и не дошли. Осели в Макдоналдсе у фонтанчиков, гуляли по Александровскому саду. Я рассказывала Джоан всё (не очень многое), что знала из истории, где-то что-то придумывала.

Но больше всего Джоан понравился шоколад. Я пообещала узнать, как его готовят, а пока купила ей конфеты, и довольная принцесса даже обратную поездку на метро выдержала вполне спокойно.

Она заваливала меня вопросами — почему здания такие огромные, почему народу так много, где колокола и камины, как работают часы, как я могу так спокойно грубить мужчинам (ха, всего-то пару раз каких-то чудиков, пытавшихся к нам подкатить, послала).

На следующий день я проводила экскурс в крема и лосьоны — попутно мы обсудили достоинства натуральных травяных масок и тонкости японских суши.

Погода снова задалась отличная, мы гуляли в парке, Джоан сокрушалась, что лошадей у нас нет, и воздух странный, и вода в реке грязная. И одеваемся мы чудно, зато шоколад — страшно вкусная штука…

А я с удивлением понимала, что вся неприязнь и зависть к ней уходят, как вода в песок. Джоан вела себя куда спокойней, чем я когда-то, не выказывала высокомерия, чего стоило ожидать от принцессы, и понимала меня (когда, например, мы сокрушались по поводу мини-юбок) лучше, чем кто-либо.

Как-то я даже поймала себя на мысли, что общаюсь с ней как с закадычной соперницей. А не как с невестой парня, в которого влюблена.

В общем, это были странные выходные и пролетели они слишком быстро.

Позднов вечером в воскресенье вернулись родители. Мама завалила подробностями про картошку и смородину, пообещала наготовить всякие вкусности и отправила спать, “а то завтра в универ”.

Утром я жутко завидовала Джоан и подумывала даже прогулять. Но злить маму, когда у меня гостит “подруга”, не стоило. Так что я положила рядом с кроватью все номера “Космополитена”, какие нашла дома — Джоан нравилось разглядывать картинки, и ушла, надеясь, что за полдня с принцессой ничего не случиться не успеет.

***

Пары текли безумно медленно. На французском обсуждали какой-то бредовый фильм, на английском чахли над временами. Третьей пары неожиданно не случилось, и довольные одногруппники разбрелись кто куда. Мне пришлось остаться — учительница французского вдруг вспомнила про какой-то несданный “долг”. И я, как бедная родственница, потащилась к ней на кафедру, когда могла бы ехать домой. Мда. И торчала там целых полчаса, выслушивая, какая я безответственная и вырастет из меня… не очень хороший человек.

Я спускалась с четвёртого, “деканатного” этажа, когда — совершенно случайно, клянусь, — заметила на пролёт ниже золотую макушку.

Я замерла, крепко схватишись за перила, просто не в силах оторвать взгляда от стоящего внизу, на пустой лестнице юноши. И первое время только смотрела — как ему идёт классический чёрный костюм — так же, как пошёл бы Эдварду. Как знакомо падают на плечи волосы. Как — тоже очень знакомо — постукивают по перилам пальцы.

Юноша говорил по телефону, и я, когда отмерла, смогла разобрать:

— … Desole, mais c’est une seule photo que nous avons… Oui… Bien sur… Encore une fois — elle s’appelle Joan.(“Сожалею, но это единственная фотография, которая у меня есть… Да… Конечно… Ещё раз — её зовут Джоан”)

Юноша закончил разговор, убрал телефон и, безумно знакомо кусая губу, пошёл вниз. Я проводила его взглядом и медленно выдохнула.

Джоан.

В принципе, достаточно традиционное французское имя. Наверняка таких Джоан во Франции с тысячу, а то и больше наберётся…

Вот только подозрительно всё это. Юноша Эдмунд, похожий на Эдварда как две капли воды. Принцесса Джоан, ехавшая на свадьбу во Фрэсну и оказавшаяся здесь…

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, точно перед прыжком в воду.

А что если… что если… если…

Домой я летела как на крыльях. И первым делом бросилась к Джоан.

— Расскажи, как ты здесь очутилась?

Принцесса отложила “Космополитен”, убрала расчёску, отодвинула мою косметичку и с удивлением уставилась на меня.

Но рассказала, как во время ночёвки в замке барона Как-то-там ей приснился странный сон о городе, утыканном горами-домами и муравейнике людей. Это потом она поняла, что это вовсе не сон. И испугалась тоже потом. А сначала наслаждалась, гуляя…

Дальше я не слушала. Просто всё сходилось — Джоан попала к нам до свадьбы, на свадьбе же вместо принцессы была метаморф Аглая. Насколько я помню, метморфы — жуткие колдуны, кто их знает, может, она смогла отправить Джоан к нам и занять её место? И есть маленькая, безумная вероятность, что Эдвард — если он жив — смог с помощью отца-колдуна отправиться к нам. Вот только не за мной, а за своей невестой. Король-колдун ему бы точно помог — вряд ли отец принцессы Джоан сильно обрадовался, что его дочь похитил метаморф, да ещё и, формально, подданный Фрэсны. Может даже война начаться между Фрэсной и Альбионом. Кто его знает, этот Альбион, ну как там тоже король — колдун? Или у него есть могущественные слуги? Там сумасшедший же мир у них там, похоже, и не такое возможно.

Догадка выглядела глупой со всех сторон, но прочно засела мне в голову. Уж слишком многое сходилось. Эдмунд этот, его поцелуй… зачем же делать тогда вид, будто он меня не знает? “Катрин”, будто узнал…

Вечером вместо домашнего я рылась в социальных сетях. Не может у Эдмунда, если он такой популярный, не быть аккаунта хоть где-нибудь. Просто не может…

Джоан тем временем освоила мой плеер, пришла в восторг и теперь валялась на кровати, от души наслаждаясь. Пару раз заглядывала мама, но слушала наш с Джоан фрэснийский, наверняка принимала его за французский и уходила, уверенная, что дочка практикуется, а это уже не плохо, даже если от домашнего увиливает.

В одиннадцатом часу аккаунт был найден, и даже не один. Найден, изучен вдоль и поперёк. Позже, лёжа без сна на кровати, я всё думала, сопоставляла, решалась… К утру, после сна урывками, я пришла к выводу, что попробовать стоит и, соврав маме, что первой пары у нас не будет, пару часиков поспала.

Джоан очень удивилась, когда узнала, что поедет со мной.

— В университет? Я? Но разве девушкам… Это нормально?

Я бросила ей платье, кофточку и запасной бюстгальтер.

— Ну, я же езжу. Нормально, Джоан, просто… э-э-э… ты тут сидишь одна, тебе наверняка скучно… да?

Девушка несмело улыбнулась и вопросов больше не задавала.

Я отдала ей плеер, так что поездка в метро прошла более-менее спокойно. Зато меня трясло от волнения: а если не сработает? А если сработает?!

На сайте среди личных данных случайно обнаружился телефон Эдмунда. Русский. Я не поленилась позвонить в компанию, узнать, действителен ли он. Телефон существовал и должен был работать. Так что, остановившись в сквере у универа и врубив Джоан музыку на плеере погромче, я отвернулась и трясущимися рубками достала свой мобильник.

В конце концов, это всего лишь звонок. Если что… он всего лишь отключится. Подумает, что шутка или номером ошиблись. Да?

Дрожащий палец, наконец, ткнул нужное место на экране и я, покосившись на Джоан (та явно балдела под Roxette), прижала мобильник к уху.

Гудки тянулись так медленно, так адски медленно, что, когда, наконец, знакомый голос по-французски поздоровался, я, злясь на собственные нервы, выпалила на фрэснийском:

— Эдвард, дорогой, кажется, я нашла твою невесту. Джоан, да? Мы тут в сквере неподалёку. Хочешь присоединиться?

Пауза… и только потом гудки.

Я отключилась, облегчённо вздохнула и схватила Джоан за руку.

— Мы уже идём? — встрепенулась принцесса, вытаскивая наушники. — А в университете можно слушать музыку?.. Катрин? Катрин, кто это?

Я сжала руку девушки.

Охрана окружила сквер, точно из воздуха материализовалась. Я закусила губу, глядя на них. И больше для себя сказала:

— Всё нормально. Успокойся. Всё хоро…

Потом взгляд упал на спешащего к нам юношу и стало не до разговоров.

Если раньше я еще сомневалссь, то, когда Эд… вард подошёл ближе, увидел изумлённую Джоан и, церемонно поклонившись, произнёс что-то на непонятном языке, а принцесса ответила, все сомнения исчезли.

Эдвард жив. Это он. Он пришёл сюда, в мой мир.

Не за мной.

— Эдвард, — потрясённо выдохнула я.

Юноша, объяснявший что-то Джоан, осёкся. Посмотрел на меня.

Я вздрогнула. Такой же у него был взгляд, когда мы шли навстречу армии Проклятых. Когда он думал, что умрёт.

Юноша отвернулся и с лёгким поклоном взял Джоан за руку и кивнул охране.

Чьи-то руки легли мне на плечи.

— Эдвард, объяснись! — дёрнулась я, но меня уже поволокли в другую сторону. Ошеломлённая Джоан с моим плеером в руках, изумлённо смотрела на меня. А Эдвард… Он даже не смотрел.

— Эдвард! — что есть мочи завопила я. — Нет! Пустите меня! Пустите! Эд…

Дальше мне очень невежливо заткнули рот и запихнули в машину. Я пыталась скандалить всю дорогу невесть куда, угрожала рассказать о похищении и вообще истерила. Но меня выгрузили у метро, сунули в руки сумку и уехали.

Телефон Эдварда не отзывался. Я звонила раз тысячу, наверное. А потом прислонилась к стене и зарыдала.

Это всё время был он. Он делала вид, что не знает меня.

Он целовал меня.

Он бросил меня.

Мама, вернувшись, как обычно, первой с работы, обнаружила меня в комнате на кровати. Я лежала на спине, тупо глядя в потолок.

— А где Джоан?

— Уехала.

— Правда? — удивилась мама. — Не попрощалась? — и вдруг без перехода поинтересовалась. — Катерина, что ты скрываешь?

Я перевела взгляд на неё. Мама вздрогнула.

— Катя… Да что опять с тобой?

— Мне плохо, мам, — тихо произнесла я. А хотелось кричать. И бить посуду. — Меня бросили.

— Кать? — после паузы тон в тон мне начала мама. — Скажи, а ты не делала тест на беременность?

Тут уже я ошеломлённо уставилась на неё.

— Чего?

— М-м-м, — отводя взгляд, кивнула мама. — Хорошо. А то я испугалась.

— Чего ты испугалась? — вскинулась я, чувствуя, как внутри всё клокочет и так хочется это на кого-то выплеснуть. — Ну? Что я залетела?!

— Полежи, успокойся, Катерина, — сухо бросила мама. — И за тоном следи.

Я швырнула в закрывшуюся дверь “Космополитен” и закусила подушку.

Пропади вы все пропадом!

— Эдмунд уехал, — вздыхая, сообщила следующим утром Таня. — Вчера. Кстати, чего тебя вчера не было?

— Ничего, — буркнула я, утыкаясь в учебник.

Ну конечно уехал. Что ему ещё тут делать? Свою Джоан-то он ведь нашёл.

— Des le lendemain — читала на паре французского кто-то из одногруппников. Мы проходили французские сказки, но мне совершенно не было до них дела, — les noces furent faites, ainsi que Riquet a la houppe l’avait prevu, et selon les ordres qu’il en avait donnes longtemps auparavant. (“Свадьба состоялась на следующий день, так, как Рике и предвидел и в соотвествии с указаниями, которые он дал заранее” Ш.Перро “Рик с хохолком”)

— Ils vecurent heureux, — усмехнулся кто-то неподалёку.

Ну да. В сказках — оно конечно. “Долго и счастливо”.

Я же говорила, мне не везёт со сказками. Мой принц сначала изгнанник, потом женится на другой и бросает меня. Он даже не посмотрел на меня! Как… как он мог?!

Я прикусила и так искусанную до крови губу, закрыла глаза. Безумно хотелось спать — я всю ночь проревела. Жутко болела голова.

А когда рядом раздался голос преподши, отчитывающей меня за невнимательность и требующей рассказать, что я думаю о морали сказки, у меня сдали нервы.

Я ругалась на фрэснийском громко, грязно, а перед глазами плыло и крутилось, голова кружилась, дыхание перехватывало. А когда я, наконец, перевела дух и сморгнула слёзы…

Знакомо трещали поленья в камине, также знакомо звонили в отдаленье колокола. В принципе, знакомо пахло травами — нос тут же зачесался.

Я с удивлением обнаружила, что сижу на коленях, аудитории нет, зато у окна-бойницы, заделанного витражом, стоит этот… ну… а-а-а, вспомнила: герцог де Сиета. В шоссах и нижней рубашке. И поражённо смотрит на меня.

Минуту мы гипнотизировали друг друга, потом герцог вздёрнул бровь, бархатно произнёс на азвноском:

— Катрин?

А я выдохнула:

— О-бал-деть!

Глава 2

— Если она ведьма, то я — архиепископ, — устало вздохнула леди Адриана, отводя, наконец, взгляд от меня.

Герцог де Сиета, стоящий у камина, склонив голову, наблюдал за нами.

— Ты уверена? Она исчезает и появляется, где вздумается, — задумчиво поговорил он, вертя в руке изящный кинжальчик.

— Сомневаюсь, что ей уж очень хотелось появиться здесь, — улыбнулась леди. — Даже она не так глупа.

Я сжала кулаки. Да я вообще на мозги не жалуюсь, так что хватит разговаривать так, будто меня здесь нет!

— И тем не менее, ей как-то удалось сбежать прямо с плахи и от самого короля-колдуна, — вскинул бровь герцог. — Как ты это объяснишь, Адриана?

Леди покосилась на меня. Яркая, ухоженная, собранная как обычно. Не то, что я — в сарафане с бесстыдно по местным меркам открытыми плечами, и без украшений. Почти как девка. Почти как шлюха.

— Я не знаю, — тихо ответила Адриана. — Но могу поклясться на Святом Писании, эта девчонка не колдунья.

Ей! Здравая мысль. Будь я колдуньей, я б вас всех тут сейчас… построила.

А вместо этого строят меня.

Герцог вздохнул.

— Что же нам с тобой делать, Катрин?

Я завороженно смотрела на сверкающий в его руках кинжальчик.

— Отдай её мне, Руи, — пропела Адриана, — я найду ей применение.

Я закусила губу. Эта… эта найдёт.

— Кажется, Катрин против, — улыбнулся герцог, пристально глядя на меня.

Я посмотрела в ответ, вложив во взгляд максимум отчаяния.

Эта злопамятная ведьма меня точно убьёт!

— Кого волнует мнение этой девчонки? — повела плечиком Адриана.

Я похолодела. Господи, ну что за…

— Думаю, кое-кого волнует, — протянул герцог. — Например, нашего принца. Как думаешь, Катрин? Захочет Эдвард приехать за тобой?

Я подавилась воздухом. Захочет?!

— Не глупи, Руи, у него свадьба, его невеста — принцесса Альбиона. Эта же простушка… — Адриана поджала губы. — Я не отрицаю, что у Эдварда были к ней… чувства. Но он тем более не так глуп, чтобы жертвовать ради неё положением при фрэснийском дворе. Вряд ли альбионская принцесса и особенно её царственный отец будут рады знать, что у принца есть мистрис, да ещё и такая. Будь фрэснийский двор нормальным, чти он традиции, её бы отослали в дальнюю деревушку. А так, только рады будут от неё избавиться.

— Король — быть может, — пожал плечами герцог. — А вот принц…

— Руи, — покачала головой Адриана. — Он не приедет. Это глупо, безрассудно и…

Герцог с размаху вонзил кинжальчик в стол.

— Я отправлю ему письмо. Ты и твои маги проследят, чтобы оно к нему попало, — Сиета посмотрел на Адрианау и та, поджав губы, кивнула. — Если он откажет или оставит письмо без ответа, тогда — хорошо, отдам её тебе.

Я судорожно вздохнула, и герцог с улыбкой повернулся ко мне.

— Ах да, Катрин… Добро пожаловать в Азвонию!

***

В общем, да, здравствуй добрая старая Азвония! Холодно тут, снег идёт, колокола звонят, камин трещит, за дверью переговариваются стражники.

Я заперта.

Из окон, забранных решёткой, как в темнице, дует. Я жмусь к камину, кутаюсь в меховую накидку, но холодно всё равно до чёртиков. А ещё тоскливо, но это мелочи. Пора уже привыкнуть, наверное.

Меня одели, как принцессу, устроили в удобные по местным меркам покои, прислали служанок, накормили, даже книги принесли. Чисто на всякий случай, если Эдвард всё-таки решится за мной приехать — я должна быть в хорошем состоянии.

Вот только я лучше всех знаю, что не решится. А потому чувствую себя почти как перед казнью. Эдвард не приедет, меня отдадут Адриане, она сделает из меня что-нибудь вроде зомби-куклы, только живой — в лучшем случае, а в худшем — я буду мечтать о плахе.

Жизнь прекрасна и удивительна.

От нечего делать я читала, пробовала писать, практиковалась в азвонском и фрэснийском, слушала местные сплетни. Служанки, кстати, тоже считали меня никчёмной идиоткой.

Итого: азвонский престол формально пустует. Фактически он у герцога де Сиеты, но герцог тут на птичьих правах. Он скооперировался с Адрианой, которая, убегая из Фрэсны, прихватила с собой всех выживших волшебников казнённого лорда де Лашете и возродила азвонскую гильдию магов. Архиепископ в пух и прах рассорился с отравителем своего государя — герцогом — и грозит нажаловаться Святому престолу и предать всю Азвонию анафеме. Или проклятию. Или вообще отлучить от церкви. Как-то так. Герцог в ответ послал архиепископа к дьяволу и объявил его еретиком. Только он не Святой престол и его заявление веса не имеет. Зато у него есть маги. Короче, всё сложно и потихоньку назревает гражданская война.

Да, тут ещё фрэснийский король-некромант хочет посадить сына, вообще-то законного наследника, на азвонский престол. А что? Коль пустует. И все боятся новой Проклятой армии, но надеются на своего Сальвадо-Эдварда.

А ещё король Альбиона не прочь заполучить внука-наследника Фрэсны и Азвонии…

Короче, всё очень-очень сложно. И конкретно мне не несёт никакой пользы, ибо не касается никак. Я тут проторчу ещё месяцок, наверное, и поеду к Адриане. И там мне устроят весёлую жизнь. Прекрасную и удивительную.

Утро. За окном, как я уже говорила, снег. Я у камина, мёрзну и жалею себя. Местами вслух и по-русски, а то за неделю полного молчания и сидения взаперти, кажется, начинаю неметь.

И тут в ватной рассветной тишине раздаётся громкое: “Гхр!”

Сначала я, честно, подумала, что Адриана решила добраться до меня заранее. Ну, вроде как мясо для блюда заранее маринуют. Но “гхр!” доносилось из сундука и как-то это не похоже на благовоспитанную, ухоженную леди, пусть и ведьму — прятаться в сундуке. Или посылать кого-то прятаться в моём сундуке, или…

“Гхыр” повторилось, и сундук содрогнулся.

Я вскочила, уставилась на него и попыталась успокоиться. Это сложно, если в десяти шагах от тебя отплясывает мебель.

В голову сразу полезла всякая дрянь: от оживших мертвецов до насильников с приспособлениями из секс-шопа. Мда, странные у меня фантазии, признаю. Особенно для местного Средневековья.

Сундук содрогнулся снова и затих, когда я, готовясь визжать погромче, откинула крышку.

Сперва ничего не происходило: я только удивлённо изучала гору платьев, лент, воротников и шосс.

Потом гора зашевелилась и нечто с визгом, достойным стартующей ракеты, взвилось ко мне, целясь в лицо.

Я пискнула, отшатываясь, нечто пролетело мимо, грохнулось на стол, свернуло графин, поскользнулось в луже воды и, урча, разъехалось лапами по столу.

Я поражённо наблюдала.

Первым желанием было снять тапочек и врезать этому “нечто”, которое я поначалу приняла за громадного таракана. В Тайланде мне пару раз приходилось таких видеть.

Но тараканы не урчали. Максимум они жужжали — и то в полёте.

Это же урчало и выло. А ещё оно было мохнатым, серо-коричневым и имело треугольные уши торчком.

Спустя минуту, пока “оно” возило лапами по столу, пытаясь встать, я сообразила, что это…хм… кот. То есть, котёнок. Маленький, изрядно побитый котёнок с явными суицидальными наклонностями и повышенной агрессией.

Возможно, он даже болен бешенством.

Котёнок…э-э-э… мохнато-усато-рычащий монстр, наконец, поднялся. И попытался спикировать на меня снова — с низкого старта. Я успела вовремя отступить, и монстр с визгом “уя-а-а-у!” пронёсся мимо.

— С ума сойти, — прошептала я.

Ага. Оно ещё и летает.

Монстр, урча, пошёл на третий заход.

— Э-э-э… кис-кис-кис, — заюлила я, уворачиваясь и подхватывая юбки. — Хороший киса, хороший…

“Хороший киса” коварно вцепился мне в юбку, а следом — и в ногу.

Я заорала, стряхнула его с себя и очень быстро взлетела на кровать.

За дверью, наконец, опомнились стражники.

Следующие минут пять я наблюдала борьбу не на жизнь, а на смерть — котомонстр дорого продавал свою свободу. Наконец, особенно разозлённый азвонец выхватил-таки меч и приготовился разрубить бедное непокорное животное пополам.

У меня у самой саднили царапины на руках, но не настолько же! Да и потом, есть что-то неправильное в маленьком сжавшемся комке меха и здоровенном мужике с мечом наголо. Определённо это неправильный реслинг.

Размахивать мечом на пискляво ругающуюся дамочку азвонцы поостереглись. И потом, как я осознала минуту спустя, я же тут пока ещё нужна живой. Во-о-от.

Так что я на хорошем русском высказала ребятам принципы Гринписа и требовала повторить, пока они не убрались за дверь.

Не прикажи де Сиета меня не трогать, так легко я бы не отделалась. Мда. Что говорится, плюсы есть везде, особенно если хорошо поискать…

Котомонстр остался, рыча и глядя на меня единственным не заплывшим глазом.

“Это всего лишь котёнок”, - уговаривала я себя, подходя ближе. А царапины красноречиво саднили, и я ждала, что монстр опять прыгнет.

— Котя-котя-котя, кис-кис-кис…

— Фр! — откликнулся монстр, поводя хвостом.

Я прикусила губу и принялась раздеваться. Гоняться за котом в “капустных” юбках — то ещё удовольствие, так что я добралась до сорочек, а кот изумлённо следил за мной, урча и фырча, и бешено вращая зелёным дьявольским глазом.

Я медленно обошла его по кругу, добралась до шкафа, вынула пару сорочек, быстро обвязала ими кровящие руки…

Следующий час я носилась за монстром по комнатам, подмела все полы, собрала всю паутину и к концу охоты была вся в траве, которой местные устилают пол.

Котомонстр барахтался в сорочке, утробно рыча и явно призывая на мою голову все несчастья мира.

— А фиг тебе, — отдуваясь, объявила я.

К этому времени явились служанки, слава богу, с горячей водой. Кот им тоже не понравился, как и мой внешний вид (“А! Она наконец-то спятила!”), так что они были только рады оставить ванну и убраться по своим делам к чёртовой бабушке.

А я купала котомонстра. Он был пылен, вихраст и пахуч, у него обнаружилась прорва блох, которые не хотели бросать такую роскошную квартиру и желали если переезжать, то на подходящее место жительство, например, на меня.

А ещё он царапался и вырывался, пока я его не намылила, так что мини-потоп мы всё-таки устроили.

После убойной дозы местного аналога мыла кот чуть успокоился и перешёл на жалобное хныканье. Извлечённый из воды на свет, дрожащий и закутанный в третью сорочку, так, что наружу торчали только уши да кончик хвоста, он представлял поистине жалкое зрелище, а по его ранам, свежим и зажившим, можно было бы писать летопись славных кошачьих деяний — и весьма длинную.

Когда я обрабатывала их местным вином, котёнок уже и не дёргался, но плакал очень жалобно.

Потом я закутала его в меховую накидку, уложила на кровать и развлекала чтением азвонских книг.

Приятно проводила время.

Ночью кот попытался отойти в мир иной, но подогретое вино явно вселило в него надежду на лучшее будущее и в этой реальности. Вместо славного умирания он выл кошачьи песни, цапал меня за палец и дрыгал лапами, явно требуя ещё. Даже моя проповедь о вреде алкоголя его не впечатлила.

Зато утром он только вяло дрыгал кончиком хвоста, и дал себя нормально ещё раз помыть и перевязать.

Вот так у меня появился…хм… бойцовский котёнок.

***

Кот получил имя Бес. Никакое другое ему просто не подходило. Серьёзно, при виде его морды иных ассоциаций вообще не возникало. Бандитская морда юного соблазнителя кошачьего прекрасного пола и плохиша всех мастей. Ему только повязки на заплывший глаз не хватало. С черепом и скрещенными костями.

После третьего мытья обозначился настоящий цвет Беса. Рыжий. И здоровый зелёный глаз пятном на ржавом фоне. И жёлтый гной из порванной губы и глаза. Вином он не лечился, и я боялась, что спустя какое-то время мой кот рискует стать одноглазым навсегда.

Ночь, когда я решилась раскалить шпильку и взяться за гной по-настоящему запомнилась коту и мне надолго. Странно, но глаз остался на месте, хотя крови и гноя было так много, что я, пытаясь оттереть их с блио, чувствовала себя заправским садистом. Особенно, когда распятый на кровати котёнок вдруг перестал дрыгать лапами и сделал вид, что испускает последний дух.

В общем, не убили мы друг друга только чудом, и Бес меня ещё два дня игнорировал.

Отдельная история — как я его кормила. Жрал он всё и как не в себя. Обожал вино. Изумительная картина — перекатывающийся на коротких лапах котёнок с головой окунается в кувшин — так, что только задние лапы торчат да хвост туда-сюда дёргается. От избытка чувств, наверное.

Меня он сторонился только первую неделю. Потом понял, видно, что за двуногая даёт ему жрать (под определение “кушать” то, что Бес с едой вытворял не подходило), и наше общение вышло на новый уровень. Очень скоро кот приручился настолько, что залазил спать ко мне на кровать (а не в сундук) и перестал гадить на мою одежду (головная боль служанок).

А больше ничего и не происходило. Честно, без Беса я бы свихнулась, наверное, от скуки. Служанки со мной не общались, стража игнорировала — кроме того случая, когда они обшаривали в потёмках мои комнаты, ища какую-то не то ведьму, не то беглую кого-то — я не поняла. Рейд вроде бы проводился по всему дворцу, и мы с Бесом наблюдали за ним (и слушали) с кровати на пару.

Остальные дни я дрессировала кота. По правде, он был первым домашним животным, которое у меня появилось. Как-то так получилось — у мамы аллергия на шерсть да и ухаживать за всей этой живностью, как говорил папа, тоже ведь надо. Я считалась для этого слишком легкомысленной, а родители постоянно работали, и времени у них не было.

Так что Бес стал моим первым котёнком и огрёб из-за этого по полной.

Думаю, я достала его кисточкой от балдахина — прыгать за ней он совершенно не хотел. И вообще был со всех сторон неправильным котом — игнорировал рыбу, хоть и любил молоко, был неуклюж, криклив и грязен (хотя я слышала, что кошки очень чистоплотны).

Но он любил лежать у меня на коленях и мурчать. Я гладила его уши и лобик, слизывая кровь с очередной царапины на руке, и мечтала оставить это ушастое чудо без когтей.

Спустя ещё две недели мы окончательно привыкли друг к другу. Бес даже как-то остепенился. Он по-прежнему отказывался себя вылизывать, царапался, но уже больше напоминал котёнка, чем хвостатого ушастого монстра, как раньше.

Я же нервничала с каждым днём всё больше и больше. Время шло, а про меня точно все забыли. Я ждала, что со дня на день, а позже — и с минуты на минуту, явится стража и потащит меня к Адриане.

Я даже уже была морально к этому готова — хотя всё равно, конечно, боялась до чёртиков. Так что, когда однажды поздно вечером, во внеурочное для служанок время, дверь открылась, у меня внутри всё похолодело. Даже Бес, до этого равнодушно мурчащий у меня на коленях, всполошился и шмыгнул под кровать раньше, чем вошедший его увидел.

— Добрый вечер, Катрин, — улыбнулся герцог де Сиета, проходя в комнату и швыряя на стол шляпу — как у себя дома.

Я встала.

— Вы пришли отвести меня к Адриане?

— Леди Адриане, Катрин, — усмехнулся герцог, по-хозяйски берясь за кувшин и пытаясь налить из него в кубок вино. Обнаружив, что кувшин пуст, герцог удивлённо покосился на меня (а я что? Это Бес у нас алкоголик). И добавил. — Неужели моя мать ничему тебя не научила?

— Ваша мать, — откликнулась я, — учила, что молодая леди не может находиться в комнате с мужчиной наедине.

Герцог улыбнулся.

— Молодая леди — да. Ты, Катрин… ты не леди. Тебе не нужна дуэнья, не так ли?

Я сжала кулаки.

— Зачем вы пришли?

Герцог устроился в кресле и вытянул к камину ноги. Поднял взгляд на меня.

— Приятно провести время, Катрин. Не пугайся. Пока к леди Адриане тебя никто не поведёт.

Я жадно уставилась на него.

— Эдвард вам ответил?

Герцог усмехнулся.

— Что он вам ответил?!

— Катрин, ты утомительна, — вздохнул Сиета. — И как принц тебя терпел? Ты скучная и назойливая, и наверняка в постели быстро приедаешься. Но кое-что ты всё-таки можешь. Расскажи, как ты умудрилась сбежать из Фрэсны?

Я скрестила руки на груди.

— Понятия не имею. Я не помню.

— Врёшь, — хмыкнул герцог.

— Вру, — пожала плечами я. — И что? Вы не страшнее фрэснийского короля и вы не причините мне вред, пока я нужна вам.

Герцог улыбнулся, точно я напомнила ему о чём-то приятном.

— Катрин, а знаешь, что я потребовал у твоего принца? Отказаться от азвонского престола. Как думаешь, ты стоишь престола?

Я покачала головой.

— Вот и я думаю также, — вздохнул герцог, вставая. — Скучно с тобой, Катрин, скучно и пресно… Иди сюда.

Я отшатнулась.

Герцог снова вздохнул и шагнул ко мне.

Не будь позади меня стена, так бы мы и кружили по комнате — ещё долго, наверное.

— Что вы… что вы делаете?! — пискнула я, когда герцог, больно схватил меня за руку, содрал с моей кисти перчатку и вынул откуда-то давешний кинжальчик. — Не надо… Ай!

Не обращая внимания на мой писк, герцог уколол мой палец, поднёс к нему что-то чёрное, засветившееся… Дальше я помню только боль и дикий жар. И очень, очень долго.

Посреди ночи, когда я проснулась вся в поту, на кровати, на пальце клеймом горел какой-то знак, а подобравшийся фырчащий Бес порывался его облизать.

— Фу, пошёл отсюда, — еле ворочая языком, пробормотала я, то ли засыпая, то ли теряя сознание.

Во всяком случае, Бес не послушался. Я чувствовала его шершавый язычок ещё долго, и он прогонял боль.

А утром исчез и знак, а довольный кот блаженно щурился на солнце, лёжа рядом на подушке.

Я долго рассматривала руку и прислушивалась к себе. Ничего необычного.

Знать бы ещё, что это было.

***

Ещё неделя пролетела в странной апатии. Я перестала нервничать, я вообще иной раз думала, что перестала чувствовать. Ну нет, конечно. Просто мне было всё равно.

Так уже было пару раз — оба перед казнью. Хм, с одной стороны, я до сих пор жива. С другой — это может быть последний раз…

Бес, провалявшись так со мной пару дней, не выдержал и попытался меня растормошить. Даже когти в ход пускал. Не будь его, я, может быть, вообще бы не шевелилась и не ела. Трогательный момент — котяра притащил мне миску с печёными яблоками со стола. Половина яблок потерялась по дороге, а сладкий сироп вылился на кровать. Но притащил же!

Однако больше я спала. И видела яркие сны. Про университет, про то, как поехала во Францию. Как вдруг встретила там Эдварда. Как он за мной приехал сюда, в Азвонию. Как он за мной не приехал, и меня отдали Адриане. Как ко мне врывается стража, а Бес кидается на них урчащей ракетой. Как меня снова куда-то тащат…

Много снов. Я совсем в них запуталась. Совсем.

Было раннее утро. Рассвет только-только забрезжил, сумерки чуть-чуть посерели. Мне снился перестук копыт и лошадиное ржание. Резкие окрики — где-то далеко, не здесь, не у меня, не рядом.

Мне снилось, как тихо отворилась дверь, и знакомая фигура, закутанная в тени, как в плащ, прошла к кровати. Постояла немного, точно в нерешительности, держась за кисточку балдахина.

Откинула занавеску.

Я смотрела на неё сквозь ресницы, как сотни раз до этого во сне.

Он был прекрасен, мой принц, прекрасен, как сказка. Усталый и бледный, и с тенями под глазами. Но он был здесь, рядом. И смотрел на меня со странным выражением тоски и желания, как тогда, в университете.

Он часто снился мне таким.

И, как и в других снах, он, наконец, шагнул ближе, склонился надо мной — низко, я могла бы пересчитать каждую его ресничку, если бы захотела. И — я зажмурилась, почувствовав нежное прикосновение к губам.

А потом мы целовались — нежно и жадно, не в силах оторваться друг от друга, и это было правильно, это было, как надо: его рука на моём бедре, моя — в его волосах. И родной запах трав и конского пота, и нотка чего-то пряного…

Примерно на этом месте до меня дошло, что это не сон, и Эдвард действительно здесь. И он целует меня.

После всего, что… он ещё смеет меня целовать?!

Я вздрогнула, но Эд, не замечая, продолжал поглаживать (гад!) моё бедро, пока моя рука не нашла на сундуке у кровати кувшин с водой… и не треснула этим кувшином по золотой макушке.

Заехала я неудачно — по затылку. Да и размах был несильный, а жаль! Кувшин, впрочем, треснул и кровь у этого мерзавца потекла. Мне на подушку, вместе с водой.

— Обозналась я, значит, а, Эдмунд?! — прорычала я не хуже Беса, подаваясь к отшатнувшемуся юноше. — Сейчас я тебе покажу, как я обозналась!

Эдвард отступил к стене, потирая затылок и с явным удивлением разглядывая окровавленную ладонь.

— Катрин, ты всё не так…

— Что?! — рявкнула я, швыряя в него кувшином. — Поняла я не так, да?! А ну иди сюда, объясни!

Идти Эд не хотел, наоборот он предпочёл стратегическое отступление — к камину, у которого как раз возлежал Бес, с удивлением глядящий на нас.

Я поискала рукой, нашла только подушку — одну из — и швырнула ею в Эда. Потом схватила другую и бросилась следом.

— Ты! Ты женился! Ты умер! — вопила я, избивая опешившего юношу подушкой. — Ты меня игнорировал! А-а-а! Ты меня бросил!

— Катрин, я хотел, как лучше! — вклинился в мои вопли Эд, вырывая у меня подушку.

— А получилось, как всегда! — машинально добавила я, пиная его, куда придётся. — Пусти меня! Пусти, гад! Пусти! А-а-а, Бес, фас!

Урчащая ракета взвилась в воздух.

У кота получилось не в пример лучше, чем даже у меня с кувшином. Втроём: я, котомонстр и подушка, — мы оттеснили юношу к двери, а потом и вовсе заставили сдать позиции и спасаться бегством.

Дверь захлопнулась, Бес с довольным урчанием прижался к ней спиной, умильно выставив круглый животик. Я, отдуваясь, прислонилась рядом к стене.

Снаружи послышался странный грохот.

Мы с Бесом переглянулись.

— Теперь меня точно отдадут Адриане, — весело заметила я.

Бес зажмурился и, кажется, улыбнулся разбитыми губами.

Я хмыкнула и ударила кулаком об открытую ладонь.

— Правильно. Ну и фиг с ней!

***

— … и после всего, — возмущалась я, выхаживая кругами по комнате. Бес, мой единственный собеседник, сидел на столе, водя головой из стороны в сторону — следил за мной. — И после всего он ещё приехать посмел?! Нет, ну ты представляешь, а?! Я тут мучаюсь, а он…

Логическая цепочка возмущений стала ускользать даже от меня, заставив остановиться, подыскивая слова.

— А он… он…

От дальнейших мыслительных усилий меня избавила вломившаяся в комнату стража.

Я профилактически завопила, ещё когда дверь только-только распахнулась, но этим мужланам дела не было до моих криков.

Меня схватили, мне заломили руки за спину, нахлобучили меховую накидку и куда-то поволокли.

А я вопила, мешая азвонский, фрэснйиский и русский:

— Что вы делаете?! Куда вы меня… как вы смеете! Пустите! А-а-а!

Последнее “А-а-а” получилось особенно сокрушительным — именно в этот момент Бес спикировал со стола и, вцепившись мне в юбки, полез под накидку, конечно, не подумав пощадить мою нежную, непривычную к когтям кожу.

Меня выволокли во двор, где как раз собралась целая толпа — поглазеть. До этого они чего-то кричали, теперь орала я — зато громче. Очень громко. Я решила — всё равно ничего не теряю: такой репутации, как у меня, подобные мелочи повредить уже не могут. Так хоть оторвусь напоследок.

Бес уютно устроился у меня на груди под блио и только мявкнул недовольно (я его успешно заглушила), когда меня забросили кому-то в седло. “Кто-то” пришпорил лошадь, ветер ударил мне в лицо, и я захлебнулась криком.

Мимо проносились дома, потом — луг, и, наконец, деревья.

На какой-то поляне мы всё-таки остановились. Всадник спешился и протянул мне руки.

— Спускайся, Катрин.

Я задумчиво потеребила поводья.

— Не-а. Мне и тут неплохо.

На самом деле, с непривычки (успела забыть, да) высота с седла до земли казалась… в общем, если я гордо прыгну мимо его рук, сломаю ноги. А если он меня поймает, я окажусь… мягко говоря в стратегически неважном положении.

Эдвард вздохнул.

— Ладно. Как хочешь, — и, после молчания, ведя лошадь под уздцы, добавил. — Позволь мне всё-таки всё объяснить.

Я громко фыркнула, упрямо вскидывая подбородок.

— Можешь не трудиться. Мне это неинтересно. Я тебе не нужна, и ты мне не нужен. Убирайся в свою Фрэсну, женись на этой Белоснежке, правь и… — слова предательски кончились, — и…

— Катрин, ты должна меня выслушать, — преувеличенно спокойно сказал Эдвард. — В конце концов, я же не кричу на тебя за то, что ты решилась продать ради меня душу…

— Ради тебя? — ахнула я. — Я тебе задолжала, милый мой, только и всего. Если ты думаешь, что это я от большой любви, то ты крупно ошибаешься, и вообще..!

Эдвард посмотрел на меня и с улыбкой покачал головой.

— Это душа, Котёнок. Поверь, я ценю…

— Не смей называть меня Котёнком, не смей вообще ко мне обращаться! — вскипела я. — Я не хочу с тобой разговаривать! Всё! Отвези меня обратно! Видеть тебя не…

— Катрин, я люблю тебя, — тихо, глядя мне в глаза, сказал Эдвард. — Прости меня.

Я подавилась возмущением. Больше всего на свете хотелось сползти с лошади и разукрасить ему физиономию… или выцарапать глаза… или…

— Ты меня бросил.

— Я…

— Ты меня бросил! — закричала я, смаргивая слёзы. — Уйди! Не хочу тебя видеть! Ненавижу тебя! Уйди-уйди-уйди!!

Он стянул меня с седла, прижал к себе, целовал мои безобразно исцарапанные затихшим Бесом руки…

Я повторяла себе, что всё это ложь, что он также делал другим, другим… клиенткам, когда они были также разгневаны. Но зачем он так мучает меня?

— Я хочу быть с тобой, Катрин. Больше всего я хочу быть с тобой, — хрипло произнёс он, пряча глаза. — Я не могу без тебя. Я отдам за тебя всё, что у меня есть. Я…

— Ты меня бросил, — жалко повторила я.

Он криво улыбнулся.

— Я надеялся, что, вернувшись домой, ты будешь счастлива. Твое место там. Здесь ты в опасности — во многом из-за меня. Я думал, если я оставлю тебя, ты всё забудешь.

Я смотрела на него, склонившегося над моими руками. И не понимала: он делал вид, что мы незнакомы — из-за меня?

Мне снится очередной, ещё более идиотский сон?

— Но я не могу, Катрин, — шептал Эд. — Я не могу тебя оставить. Когда я увидел тебя там… у тебя… я понял, что не смогу. Я пытался. Я думал, когда исчезну… Ты была дома, ты была в безопасности, а здесь я не смогу тебе это обещать. Тебя убьют тут, Катрин, а я не могу этого допустить. Так что лучше было бы… Так было бы…

Я вырвала руку и от души влепила ему пощёчину.

— Типа жертва, да? Типа ты решил, что для меня лучше, да? Ушёл вместе с невестой, весь такой в шоколаде, да? А ты, Катюша, оставайся и будь счастлива, да? А то, что я… я… я, — я собралась с духом и выпалила. — А то, что я без тебя не могу и не хочу, ты не подумал, да? Твой папаша меня чуть не казнил, здесь чуть чокнутой колдунье не сбагрили — а всё потому, что тебя! Не было! Рядом! Тихо! Молчи, я ещё не закончила! Так вот, если ты считаешь, что дома без тебя мне было бы чудесно, то ошибаешься! Я думала, что ты погиб из-за меня, я видела, как ты умирал! И после этого… после этого — счастлива, да? После того, что со мной здесь произошло? Пациентка в психушке — обалдеть какое счастье! Счастлива! А сейчас что — явился меня домой отправить, да?

Эдвард покачал головой, глядя на меня.

— Я не могу. Больше нет. Портал разрушен и…

Дальше я не дослушала. Смысла не было.

— Тогда что? Сам ведьме отдашь или запрёшь в каком-нибудь замке, как любовницу, а? Зачем ты вообще приехал? Быть со мной, ха! Любишь, да? Да ты вообще знаешь, что такое…

Эдвард резко шагнул ближе и прижал меня к себе, крепко, целуя в щёку, лоб, нос… куда придётся.

— Я никому тебя не отдам. Ты будешь рядом со мной. Если захочешь. Сколько захочешь.

— Вместе с твоей женой? — выдохнула я.

Эд усмехнулся.

— Для тебя это важно?

— А для тебя было бы неважно?!

— Это брак по расчёту, Катрин, — шепнул юноша, гладя меня по голове. — Джоан — хорошая девушка. Но я не люблю её.

— Врёшь, — неуверенно пробормотала я.

Эд приподнял мой подбородок и, не отводя взгляда, поцеловал — долго, глубоко, жадно.

***

Снег искрился и поскрипывал под копытами. Деревья тихонько позвякивали обледеневшими ветвями на ветру.

Мы медленно ехали по заснеженному, сонному лесу, и Эдвард, посадив меня впереди, обнимал крепко-крепко. Я чувствовала его спиной — тепло, дыхание, осторожные прикосновения, — когда он носом зарылся в мои волосы, целуя макушку.

— Я не могу поверить, что ты здесь, что ты настоящая, — шепнул он, обжигая мне щёку горячим дыханием.

Я закрыла глаза и выдохнула.

Я сама ещё не до конца уверилась, что это не сон.

Но лёгкие поцелуи в шею и за ушком были вполне реальны.

— Не думай, что я тебя простила, — фыркнула я, тряхнув головой.

За спиной вздохнули.

— Катрин, я должен отдать тебе.

Я, нахмурившись, повернулась к нему.

Эдвард коротко улыбнулся и, осторожно взяв мою руку, надел на палец кольцо — венок алых роз, рубины, изумруды и брильянты.

Я ошеломлённо уставилась на него. Вместе с обветренной, исцарапанной кожей это ювелирное чудо выглядело совершенно неуместно.

— Я даже не заметила, как потеряла его.

— Я знаю, — кивнул Эд. — Но ты его не теряла. Я его снял, там, перед твоим университетом. Ты действительно не заметила.

Да уж. Я тогда была занята несколько другими вещами.

— Зачем же сейчас отдал? — буркнула я, отворачиваясь.

— Потому что оно твоё, Катрин, — голос юноши звучал тихо и очень серьёзно. — Вместе с ним ты попала домой, и оно было моим маяком, когда я искал Джоан. Просто я думал, что уйду, и у меня должно быть что-то твоё, что-то, что ты носила.

Я хмыкнула.

— Как трогательно. А остаться со мной, в моём мире ты не думал?

Эд вздохнул.

— Я не могу. У меня отец, я наследник и я должен…

Дальше можно было не слушать. Прекрасный принц скачет зарубать дракона, оставляя даму одиноко махать платочком.

Как-то всё это нечестно. И грустно.

— А сейчас у тебя невеста и брачные обязательства, — перебила я. — Что же ты приехал? “Потому что я не могу без тебя” я уже слышала. Теперь, пожалуйста, правду.

— Это правда, Катрин, — возразил Эдвард. — Что бы ты ни думала. Но я наследный принц, и на мне лежат другие обязательства, кроме брачных. Я не могу их бросить.

— Даже ради меня? — поддела я.

— Катрин, — голос юноши погрустнел. — Не заставляй меня. Я не могу. Но я могу забрать тебя и сделать так, чтобы ты всегда была рядом.

— Статус любовницы меня не устраивает, — вставила я.

— Катрин, давай обсудим это позже, — напряжённо отозвался Эд.

— А давай сейчас, — вскинулась я, оборачиваясь. Но поймала его затравленный взгляд и тихо выдохнула. — Ладно. Но мы это обсудим.

Эд слабо улыбнулся и, потянувшись, потёрся носом о мою щёку.

Я вздохнула, сдаваясь, и приникла к его губам.

Потом он целовал мою шею, щёки, лицо, а руки распутывали завязки блио, и нам было всё равно, где мы, что происходит вокруг, как… пока Эд не наткнулся рукой на дремлющего под накидкой Беса.

Кот, не задумываясь, вцепился ему в перчатку зубами и заурчал.

— Катрин, ты завела личного демона? — поднимая руку вместе с висящим на перчатке котёнком, поинтересовался Эд. — Что… это?

— Это Бес, — хихикнула я. — Бес, фу. Брось, он не вкусный. И он мой.

Кот, покосившись на меня, разжал зубы и меховым шариком упал мне на руки.

— И, кстати, Бес поедет со мной, — добавила я, устраивая котёнка под накидкой. — Так что обеспечь меня переноской, миской и “Кити-кэтом”.

— Чем? — удивился Эд. — Ладно, Катрин, если хочешь, пусть едет. Ты тут больше никого не завела? Волко-человека, например? Потому что это явно дьявольский кот.

Бес вытащил морду из-под полы накидки и зашипел.

— Тише, — я осторожно шлёпнула кота по носу. — Не бойся, только Бес. Может, ещё наряды, если герцог отдаст.

— Я подарю тебе другие, когда вернёмся, — улыбнулся Эд. — На долгие сборы сейчас времени нет. Мы уезжаем сразу же, как только вернёмся во дворец.

— Если герцог позволит, — хмыкнула я. — О чём ты думал, когда сунулся сюда без армии или Проклятых?

— О тебе, — с убийственной честностью отозвался Эд. — Катрин, Руи нет смысла меня задерживать. А стоит ему попытаться, отец сравняет Азвонию с землёй, и он это знает.

— Мне кажется, — медленно начала я, — твоему Руи нужен престол. Сильно. А кто наследник Азвонии?

Эд улыбнулся, не сводя с меня взгляда.

— Уже не я.

Я нахмурилась.

— То есть?

— Это было условием моего приезда, — спокойно объяснил Эд. — Я отказываюсь от азвонского престола, Руи отдаёт мне тебя.

— И ты отказался? — неверяще хмыкнула я.

— И я отказался, — улыбнулся Эд.

Под накидкой завозился Бес, но я не обратила на него внимания.

— Ты сдурел?! Отец тебя убьёт! А меня…

Эдвард снова приник к моим губам.

— Успокойся, Катрин, всё будет хорошо. Обещаю.

Как, интересно?!

— Просто доверься мне.

— Я и так тебе доверяю, — вздохнула я.

А зря, наверное.

Лес кончился, мы выехали на луг, и Эдвард взялся за отпущенные было поводья.

— Всё будет хорошо, Катрин, Котёнок. Скоро мы вернёмся домой.

Это ты вернёшься домой. А я — в компанию ненавидящего меня колдуна и твоей невесты.

Конь вскинул голову и прибавил шагу, торопясь к крепостной стене.

Вдали протыкал шпилями небо королевский замок.

Я покрепче прижалась к Эду.

Довериться, да? А что ещё мне остаётся?

Глава 3

Народ валил ко дворцу. Площадь перед воротами представляла сплошное людское море, волнующееся и голосящее. У меня дух перехватило от одного только взгляда на мешанину лиц — серо-коричневую, точно все краски с них разом смыли. В который раз мелькнула мысль — как же здесь всё отличается от того, к чему я привыкла. Даже краски — у нас они ярче.

Эдвард придержал коня, заставив его перейти на шаг — быстрее ехать всё равно бы не получилось.

Я прижалась к груди Эда, спрятала лицо. Прошлый раз примерно также всё и начиналось. Сначала народ кричит: “Сальвадо!”, потом решает, что я тут лишняя, и восклицает: “Шлюха!”.

— Всё хорошо, Катрин, — шепнул Эд. — Не бойся.

Угу.

Бурлящая мешанина серого и коричневого, вонючая, опасная, наседающая.

Я зажмурилась, кусая губы.

Придерживая поводья одной рукой, Эдвард поднял вторую в приветствии, чем вызвал бурю оваций, напомнив мне толпу у нашего университета. Здесь голосили громче, не сверкали фотоаппаратами, зато лезли к коню, мечтая дотронуться до любимого принца. Я брезгливо поджала ноги, думая, что если вдруг сейчас кто-нибудь меня стянет вниз, никакой Эдвард не поможет.

Под накидкой на груди завозился Бес. Устроился поудобнее и словно по заказу замурчал. У меня чуть отлегло от сердца, да и азвонцы не торопились бросаться на Эда, максимум пытаясь дотронуться. Наш конь медленным шагом пробирался к воротам сквозь неохотно раздающуюся толпу, а над площадью то и дело взлетало это “сальвадо”. В какой-то момент, когда толпа хлынула ближе, смыкаясь перед нами, мне почудилось, что Эда с седла всё-таки снимут и примутся качать на руках — от избытка чувств (а что тогда станет со мной?). Но обошлось.

Эд царственно улыбался, держался прямо и очень уверенно — прямо-таки по-королевски. Честно, думаю, именно это нас и спасло — нарушать ту грань, что разделяет их идеал (или лучше сказать “идола”?) от “простых смертных”, азвонцы не решились.

Лишь один раз улыбка на лице принца потускнела — когда кто-то в толпе крикнул не то “Ваше Величество!”, не то “да здравствует король!”. Меня кольнуло чувство вины — Эд хотел азвонский трон, так или иначе. И только из-за меня… Но помилуйте, в чём я-то виновата? В том, что появилась в Азвонии?

Когда мы въехали во внутренний двор и тяжёлые, украшенные золотом створки за нами захлопнулись, я облегчённо вздохнула. И тут же напряглась, увидев, что все пространство от ворот до широкой мраморной лестницы занято азвонской стражей — кроме небольшого пяточка с десятком фрэснийских солдат верхом и запряжённой шестёркой лошадей каретой.

Эд подъехал к фрэснийцам, быстро приказал что-то, спешился и снял меня с седла.

Я удивлённо посмотрела на него, когда передо мной распахнулась дверца кареты.

— Садись, Катрин, — держа меня за руку, кивнул Эдвард. — Вы сейчас выезжаете — через Восточные вороты, потом, когда подъедете к Фрэснийскому тракту, я вас встречу, — и подтолкнул меня к карете.

Я схватилась за дверцу.

— Ты остаёшься? Почему? Эдвард..!

— Катрин, так нужно, — бросил Эд. — Пожалуйста, не спорь, — и, смягчившись, добавил. — Я присоединюсь к вам очень скоро, ты и заметить не успеешь. Не бойся. Я же сказал, что всё будет хорошо.

Молчи, женщина. Я обожгла его обиженным взглядом и забралась в карету, тёмную и весьма неуютную, хотя, надо отдать должное — довольно удобную. Дверца тут же захлопнулась, раздалась быстрая команда на фрэснийском, и мы тронулись.

Я тут же высунулась из окошка, отодвинув занавески, но мало что смогла разглядеть — карету окружали фрэснийские всадники, а на них смотреть не хотелось. Я лишь успела краем глаза увидеть спускающегося по мраморной лестнице герцога и ждущего его Эдварда верхом.

Зачем он остался?

“Всё будет хорошо”. Ага. Всё всегда хорошо — ты, Кать, только, не волнуйся. А потом свалившиеся их ниоткуда Проклятые, папаша-колдун и метаморфы. Чего волноваться-то, правда? Сиди себе в башне и, знай, маши платочком — твой рыцарь сам всё сделает.

Бес выбрался из-под накидки и спокойненько устроился на сиденье рядом. Зевнул и замурчал пуще прежнего. Я машинально протянула руку, почесала торчащие ушки.

— Всё будет хорошо, да? — скептично повторила я вслух.

Бес приоткрыл здоровый глаз, глянул на меня и снова зевнул.

Мы ехали какими-то дворами, в смысле, пустыми улицами и остановились только на выезде из города. То ли подорожную у нас смотрели, то ли ещё что, но была заминка у ворот (Восточных?) и из обрывков разговоров азвонцев и фрэсницев я услышала, что Эд только что на дворцовой площади прилюдно отказался от прав на азвонский трон, и теперь столицу лихорадит, ибо Сальвадо здесь любят, а герцога — нет. Но ещё крепче не любят ту блондинистую нахалку, околдовавшую прекрасного Сальвадо. Интересно, толпа ли сложила два и два, или герцог просто всех просветил, ради чего вдруг Эд пожертвовал своим положением… вряд ли, конечно. И так несложно догадаться, учитывая мою репутацию.

Стража боялась волнений, нам посоветовали скакать быстрее, что мы и сделали. И больше нигде не останавливались до самого тракта.

Я старательно запахнула занавески, не желая ни видеть моих фрэснийских охранников, ни дать увидеть себя. И прижалась лбом к стенке кареты.

Перед глазами всплыла счастливая улыбка Эда — когда его впервые назвали “Сальвадо” и подхватили на руки. Такая же толпа, как сегодня. Тогда я единственный раз видела Эда абсолютно счастливым. Можно только представить, что он чувствовал сегодня, объявляя, что отказывается от них.

Для меня.

Бес подумал и завалился на бок, грациозно вытянувшись и зевнув.

Я закусила губу.

Я уже заставила Эдварда выбирать. Ладно, Джоан, но у него только-только всё наладилось — отец его любит, у него перспективы во Фрэсне. Вот, и Азвония была. Он пожертвовал ею ради меня. Что дальше? Во Фрэсне меня тоже не шибко жалуют, я уже молчу про короля-колдуна. Да, там никто не заставит Эда отказываться от трона, но одним присутствием я здорово подпорчу прекрасному фрэснийскому наследнику репутацию.

Разве я этого стою? Чёрт возьми, почему ради меня он должен чем-то жертвовать?

Чем жертвую я? Это же просто нечестно…

Я успела задремать, когда карета остановилась. Бес, тоже проснувшись, недовольно фыркнул и метнулся под сиденье. Забравшийся внутрь Эдвард устало улыбнулся, глянув на котёнка, и устроился напротив. Тут же, потянувшись, взял меня за руку.

Я вздрогнула, когда карета, дёрнувшись, тронулась. Хмыкнула.

— Странно. У нас машины мягче ездят.

Эд коротко улыбнулся.

— Да, мне тоже было странно. Они у вас очень маленькие и… закрытые…

Да, по сравнению с этой махиной наверняка рождают клаустрофобию.

Я тряхнула головой, убирая волосы со лба.

— Этот мерзавец заставил тебя отказаться от трона прилюдно?

Эд погладил мою руку, смотря с осуждением.

— Катрин, тебе не идёт, когда ты ругаешься.

— Это не отменяет того, что эта сволочь сделала. Эдвард, зачем?

Юноша пожал плечами.

— Это были его условия.

— Ты не был обязан их выполнять.

— Катрин, — улыбнулся Эд. — Ты отдала за меня душу. Ты полагаешь, мне жаль отдать за тебя какое-то королевство?

— Эдвард, я…

— Катрин, — перебил Эдвард. — Ты серьёзно думаешь, что я оставил бы тебя? Правда? С этим, как ты верно выразилась, мерзавцем?

Я замялась.

— Нет, но…

— Тогда давай закончим на этом, — отрезал Эд, и я тут же подумала, что он успел набраться королевских замашек за то время, пока мы…хм… не общались.

Бес прыгнул мне на колени, свернулся калачиком и уставился на юношу зелёным немигающим глазом.

Я улыбнулась, потрепала его за ухом и, глянув на Эда, нерешительно произнесла:

— Сядь рядом?

На лице юноши мелькнула улыбка, но он покачал головой.

— Не сейчас, Катрин. Мне нужно подумать. С тобой думать… не получается.

Мне пришлось отвернуться к окну, чтобы он не заметил, как заалели щёки.

Наверное, нужно считать это комплиментом. Мда. Чего я вообще волнуюсь? Эд сам сказал, что мне ничего не грозит, и я ему верю. У него неприятности, да. Из-за меня — но я же не специально. И потом — он сильный и он справится.

Но гаденькое чувство вины грызло меня до самой остановки — у придорожного трактира в каком-то небольшом городишке.

***

Бес, как и полагается коту, зашёл в комнаты (да, для принца расстарались приготовить апартаменты из трёх комнат… с ума сойти) первым, тут же учуял еду, и, когда я справилась с накидкой, уже повис на кувшине с вином.

— Как тебе не стыдно, — вздохнула я, проходя к столу. — Алкоголик.

Кувшин гулко фыркнул, но больше никак не отреагировал.

Я прошлась по комнатам, оказавшимся спальней, гостиной и кабинетом (точнее, средневековыми их вариантами), вернулась к столу и без аппетита принялась ковыряться в миске с рагу.

Мне бы сейчас пиццу… или гамбургер…

Когда зашёл Эд, я кое-как расправилась с блюдом (без ложки и вилки это ужасно неудобно), а Бес, судя по довольной роже — с вином. И теперь лежал на столе к верху пузом и дрых, то и дело дрыгая лапами.

— Катрин, — улыбнулся юноша, снимая плащ и проходя к столу. — Тебе приготовили комнату. Я провожу?

Я удивлённо уставилась на него. Примерно тем же взглядом Эд смерил Беса, но ничего не сказал, просто сел и потянулся к мясному пирогу.

— А почему я не могу остаться? — наконец, выдавила я.

— Катрин, — подняв голову, осуждающе посмотрел на меня принц. — Ты моя леди. Но делить спальню… это просто неприлично.

Да ладно?!

— Раньше тебя такие мелочи не беспокоили, — бросила я, вставая. — К тому же, я хочу остаться.

— Катрин…

— Прикажи мне, — хмыкнула я, подходя к нему. — Ты же теперь принц. Посмотри, что будет. К тому же, — я коварно погладила его шею, просунула пальцы под воротник и принялась разминать затёкшие мышцы. — К тому же ты и сам хочешь, чтобы я осталась.

— Катри-и-ин, — простонал юноша, разбудив Беса. — Прекрати…

— Не спорь со мной, — пригрозила я, коварно пробегаясь пальцами по шее и выше — к макушке.

— Ты не представляешь, как я тебя за это люблю, — тихо произнёс Эд минуту спустя. — Тебе плевать на приличия.

— Тебе тоже, — отозвалась я, думая, поцеловать его в макушку или не стоит. Такую золотую и шелковистую…

Он ухмыльнулся.

— Да… Но мне надо поработать.

Это так теперь откладываются серьёзные разговоры?

— Да пожалуйста, — я поманила Беса и котёнок неохотно, но побежал за мной к камину. — Работай.

Я потом за тебя ещё возьмусь.

***

Я в который раз пыталась заставить Беса прыгать за сверкающей штуковиной на ниточке. Теперь — за одним из перстней Эда. Моё собственное колечко красиво поблёскивало в отсветах пламени. Время от времени я поглаживала его пальцем — машинально, просто чтобы быть уверенной: оно тут.

Бес игнорировал перстень, отпихивая его лапой, если я слишком уж начинала докучать. В итоге я перевернула кота на спину и принялась щекотать брюшко. Тут уже никакой уважающий себя кот не смог бы остаться равнодушным. Меня сначала попытались царапнуть, но потом включились в игру. В итоге перстень Эда оказался у котёнка на лапе, чем Бес очень заинтересовался и принялся рассматривать украшение то так, то эдак, поворачивая его второй лапой.

Эд сидел за столом и что-то писал уже, кажется, третий час. Время приближалось к полуночи, и мне было интересно, отвлечётся ли он хотя бы на молитву, когда пробьют хвалитню.

В камине привычно потрескивали дрова, рядом фыркал Бес. Я прислонилась к сыроватой стене, закрыла глаза и, наверное, задремала, потому что стук двери застал меня врасплох и заставил подскочить.

Бес моментально юркнул мне под юбку (умный кот). Эдвард, отложив перо, поднял голову, с удивлением глядя на фрэснийца — одного из наших сопровождающих — и Адриану.

— Леди, — сказал он по-азвонски, кивая фрэснийцу. Тот, поклонившись, вышел, закрыв за собой дверь. — Не ожидал вас увидеть.

— Я тоже, мой принц, — откликнулась ведьма, осматривая комнату и с удивлением поднимая брови при виде меня. — Или уже не мой?

— И тем не менее, — Эд вернулся к незаконченному письму, — я всё ещё принц. Что вы хотели?

— Глупый принц, — пожала плечами Адриана, усаживаясь в кресло у камина. — Променять трон на… Девчонка, налей мне вина.

Я не пошевелилась. Эдвард поднял голову.

— Вам позвать служанку, леди?

— А то та, что здесь сидит, оглохла? — хмыкнула ведьма. — Нет, не стоит.

— Хорошо, — кивнул Эд. — Тогда говорите, зачем вы пришли. И убирайтесь. Я не потерплю неуважительного отношения к моей леди. Кажется, я уже имел честь ни один раз напомнить вам об этом.

— Не вижу здесь леди, — хмыкнула Адриана. — Эта цепкая простушка уже отняла у тебя положение в Азвонии, и я склонна предположить, на этом не остановится. Сколько времени пройдёт, прежде чем посол Альбиона от имени своего патрона поинтересуется, почему свадьба откладывается, если обручение уже состоялось? Мне почти жаль короля Дерика, что он ответит? Что сын укатил за шлюхой?

Кубок с вином, который Эд до этого держал, резко опустился на стол, плеснув красным на так и не дописанное письмо.

— Вон отсюда, — вставая и указывая на дверь, тихо сказал Эдвард. — У меня больше нет настроения вас слушать. Уходите.

Адриана смерила его задумчивым взглядом, усмехнулась и встала.

— А знаешь, мальчик, я бы на твоём месте проверяла еду и особенно напитки. Не исключаю, что там найдётся пара капель приворотного зелья.

— Не заставляйте меня звать стражу, леди, — холодно отозвался Эд.

Адриана хмыкнула и уже в дверях, обернувшись, сказала:

— Мы ловим сбежавшего метаморфа. Очень сильного. К твоей “леди” они просто липнут, мальчик, я бы задумалась.

Дверь закрылась и наступила тишина.

Эд медленно сел, посмотрел на дрогнувшее в руке перо и с треском сломал его. Удивлённо глянул на остатки, швырнул их в огонь.

Я поморщилась от струйки неприятного дыма и словно между прочим спросила:

— М-м-м, Эдвард, а что… приворотные зелья действительно существуют?

Эд повернулся ко мне, смотрел с минуту со смесью недоверия и удивления, потом вдруг расхохотался.

— Э… Эдвард, — засуетилась я, отпихивая сунувшегося было под ноги Беса. — Тебе нехорошо?

Кубок с вином юноша принял и благодарно улыбнулся, осушив.

— Всё нормально, Катрин… Просто ты такая… Знаешь, сколько я этих зелий намешал, когда служил в домах терпимости? А сколько раз мне их подмешивали…

— Так ты что, — воодушевилась я, — и рецептик знаешь?

— Катрин, — взяв меня за руку, улыбнулся юноша. — Тебе это ни к чему. Я тебя люблю без всяких зелий.

— Ну, ты любишь, — протянула я. — Но так… для интереса… вообще…

— Поверь, оно того не стоит, — сказал Эд, поцеловав мои пальцы и с сожалением глядя на испачканное письмо. — Иди спать, Катрин, у тебя глаза слипаются. Я скоро приду.

В конце концов, я его послушалась. Глаза и впрямь слипались.

***

Я честно ждала Эда до хвалитни, потом не выдержала и заснула. Тёплый пушистый комочек под боком — спящий Бес — этому только способствовал.

Эд лёг лишь под утро, согнал недовольного котёнка, но разбудить меня не смог.

Проснулась я от приглушённого шума: за стенкой в коридоре кто-то суетился, за дверью — в кабинете, кажется — слышался чей-то голос, что-то быстро, по-военному докладывающий на фрэснийском.

Эда не было. Зато вместо него лежал довольный Бес, то и дело порывающийся мурчать.

Я со вздохом уставилась в щель занавесок. Судя по свету, сейчас ранее-раннее утро. Ну и? У наследного принца Фрэсны непрекращающаяся работа?

Голос за дверью затих, потом что-то сказал Эд, но прозвучало это отдалённо, словно обладатели голосов шли… ну да, вот и дверь хлопнула. Ушли, ага.

Я ещё чуть-чуть повалялась, потом не выдержала, встала и толкнула дверь.

В комнатах было пусто, зато у двери в наши апартаменты стояли стражи-фрэснийцы. Они окатили меня поражёнными взглядами (хм, кажется, не стоило в одной сорочке разгуливать… но ведь не голая же!), один дёрнулся было, когда я шагнула в коридор, но я не обратила на него внимания.

Вокруг и так было слишком интересно.

Туда-сюда сновали фрэснийские и азвонские солдаты, так что я решила было, что герцог Руи приехал нас обратно забирать. Но потом заметила в этом столпотворении Эдварда — в конце коридора — и решила лучше узнать у него, чем теряться в догадках и заранее бояться.

На меня внимания не обращали, так что я по стеночке пробралась к столпившимся у дверей в какую-то комнату фрэсницам, уже потянулась было к Эду… и замерла, различив за его спиной, собственно… комнату. Точнее, комнатой это уже назвать было сложно. Там всё красиво и невкусно дымилась, а дыра в полу от самого порога впечатляла неимоверно.

Ого тут некто развлёкся.

К фрэсницам тем временем присоединились азвонцы во главе с Адирианой, и я различила из разговоров, что кто-то на комнату, которая была пустой, ночью напал (мда), сжёг, и Адриана винит во всём таинственного метаморфа (начерта это метаморфу?), а Эд, в свою очередь — Адриану (начерта это Адриане?) и теперь они друг на друга шипят, а солдаты, набежавшие сюда, как муравьи на сироп, внимают и чего-то ждут.

— Леди Катрин? — раздался позади тихий голос, и я вздрогнула, когда меня мягко тронули за локоть. Обернулась: молодой человек, лет двадцати пяти, в одежде дворянина быстро поклонился и мягко попросил по-азвонски. — Леди, вам не стоит здесь находиться. Идёмте, я отведу вас в комнаты принца.

Я пожала плечами, недоумевая: что, я сама дороги не найду?

Стража у дверей дёрнулась было заслонить азвонцу дорогу, но заметила меня и… не решилась.

Всё страньше и страньше.

— Вам стоит пока подождать здесь, леди, — сказал азвонец, пропуская меня вперёд, в кабинет. — И вам лучше одеть это. — Мне на плечи легла моя меховая накидка, в которой я немедленно утонула. Сразу стало очень тепло и уютно.

— Спасибо, — благодарно улыбнулась я. И остановила идущего к двери азвонца. — А что там происходит?

— Всё хорошо, — в точности копируя Эда, сказал незнакомец. — Вам не нужно беспокоиться, опасности нет.

О, ну тогда конечно.

— А чья это была комната?

Улыбка на лице азвонца стала ещё шире и довольней.

— Ваша, леди. Но не стоит беспокоиться, покушение не удалось.

Я тупо уставилась на него, когда дверь распахнулась и в комнату вбежал Эд. С подозрением посмотрел на азвонца — тот поклонился в ответ и исчез в коридоре. Эд повернулся ко мне.

— Катрин, ты уже встала, — пытаясь скрыть злую дрожь в голосе, попробовал мягко улыбнуться принц.

— Ага, — отозвалась я. — Кажется, проспала самое интересное, да? Кто хотел меня убить?

Юноша вздохнул и, встретившись со мной взглядом, успокаивающе произнёс:

— Катрин. Это необязательно было покушение на тебя. Возможно…

— Возможно, они идиоты и ошиблись комнатой? — раздался от двери голос Адрианы.

Леди вплыла в комнату и, поймав мой взгляд, улыбнулась.

— А ты что думала, девочка? Быть любовницей принца и не завести врагов? Король Альбиона из кожи вон вылезет, лишь бы тебя не стало. И хорошо, если только он…

Эд перебил её, бросив что-то резкое, незнакомое на азвонском. Адриана фыркнула, также резко ответила и, окинув комнату задумчивым взглядом, скрылась за дверью.

— Мы сейчас же уезжаем, Катрин, — выдохнул Эд в звенящей тишине. — Тебе стоит одеться. Позвать служанок?

— Эдвард, — протянула я. — Меня, что, теперь убьют?

Юноша натянуто засмеялся.

— Никто тебя пальцем не тронет, — твёрдо сказал он, успокоившись. — Я не позволю. Но знаешь, Катрин… С этого дня ты живёшь со мной. По крайней мере, пока не вернёмся во Фрэсну.

Одеваться мне помогал Эдвард — от служанок я гордо отказалась, но и с платьем сама справиться не смогла. Теперь наверняка отрывала фрэснийского наследника от чего-то важного… мда.

— А если они и тебя за компанию? А?

— Катрин, — расчёсывая мне волосы, отвечал Эд. — Ну подумай, кроме стражи, которая меня охраняет — кто тронет сына некроманта? Кому не терпится в ад пораньше?

— А, может, кому-то не терпится? — буркнула я.

— Со мной ты будешь в полной безопасности, — подытожил Эд, закрепляя мне волосы гребнем. — Но постарайся без меня никуда не ходить. Ладно? Катрин? По крайней мере, пока не мы не приедем во дворец. Но и там тоже… просто будь осторожна, хорошо?

— Угу, — откликнулась я.

Класс. Теперь я вроде как пленница.

***

Интересно, мужчины всегда заняты, когда назревает серьёзный разговор?

— Эдвард, — пропела я. — Мне всё-таки очень интересно узнать твоё мнение.

Было солнечно — настолько, что золотистые лучи проникали даже сквозь занавески кареты. Хотя то и дело набегала тень от то одного, то другого едущего у кареты всадника. Но всё равно солнышко, снег по обочинам дороги сверкает, птички поют — благодать.

— Да, Катрин, — вздохнул сидящий напротив Эд, тоном показывая, что пока его лучше оставить в покое.

Ну-ну. Ночью он весь такой усталый, вечером он “работает”, сейчас он, видети ли не настроен. Нет уж!

— Так что ты собираешься делать со мной, когда мы приедем?

Эд заметно погрустнел.

— Катрин, пожалуйста, положись на меня, я…

— Я просто хотела напомнить, — перебила я, — что твой отец от меня не в восторге, а Джоан, конечно, милая девушка, но у неё ей вроде как коронованный папочка, и он, кажется, мной тоже не доволен…

— Я знаю!

Я замерла, удивлённо глядя на него.

— Извини, Катрин, — вздохнул Эд. — Я, правда, всё понимаю. Я пообещал тебе, что мы теперь будем рядом. Так и случится.

— Я не хочу быть твоей любовницей, — я скрестила руки на груди. — Мне надоело, что обо мне болтают гадости на каждом углу.

Эд потянулся, взял меня за руку.

— Я знаю, — и, очевидно чтобы замять неприятный разговор, перебрался на свободное место ко мне. — Катрин, ты моя. Моя леди. Никто это не изменит.

Я посмотрела в его глаза и, хмыкнув, повернулась к окну.

Его бы устами да мёд… эх!

Мне ещё много о чём хотелось спросить: как он оказался в нашем мире, как оно ему показалось, про какой портал он говорил, какие отношения у него и Джоан… Но только я собралась задать хоть один вопрос, как почувствовала, что о моё плечо мягко ткнулось что-то тяжёлое.

Я обернулась. Эд клевал носом, пытаясь пристроить голову мне на плечо.

Я вспомнила, что со своей работой он закончил только сильно за полночь, а потом ещё невесть когда проснулся, и подвинулась поудобнее.

— Ложись.

Эд благодарно улыбнулся и тут же устроился, положив голову мне на колени и, кажется, тут же уснув.

Я смотрела, как он спит, такой расслабленный, беззащитный во сне, такой красивый… И на сердце было так хорошо и спокойно — странные чувства для этого мира.