Может быть, он?

Глава 1

— Вадик, возьми трубку! Возьми, твою бабушку, эту чёртову трубку, — уговариваю я длинные гудки, вышагивая туда-сюда в босоножках на каблуках нечеловеческой высоты по узкому бордюру.

— Да! — отвечает старший брат так неожиданно, что я подпрыгиваю и, оступившись, соскакиваю на мостовую.

— Слава богу! Ва-а-ди-и-чка, у меня колесо спустило, — хнычу на всякий случай.

— Ты далеко? — спрашивает он сухо, по-деловому.

Я оглядываюсь, но ошибиться сложно даже с моим топографическим кретинизмом:

— В жопе мира.

— А серьёзно?

— Тебе адрес что ли назвать? Пять сек.

Достаю с заднего сиденья машины лист с адресом компании, в которой я только что с треском провалила собеседование. Недалеко от здания компании «Экос», более двадцати лет успешно производящей экологическую косметику, целого комплекса зданий, цехов, складов, теплиц, занимающего хреналион гектаров земли (я точно знаю, я готовилась), внезапно и охромела на заднее правое колесо моя лошадка. Словно обиделась, что я бросила эту капризную Мерседесу Гелентвагеновну не на офисной стоянке в табуне статных внедорожников, а на автобусной остановке.

— Сорок шестой километр от нулевой отметки трассы Ленинское-Кутузовск, — зачитала я, как диктор, с листа.

— Крис, ты трезвая?

— Вадик, б… бабушку твою, — оглядываюсь я на пустую остановку: но извиняться за свой «французский» не перед кем. — Одиннадцать утра. Я только что с худшего собеседования в своей жизни. На улице сорок градусов в тени. У машины спустило колесо. И это только начало дня. Ты думаешь мне до смеха?

— Ну, так бы и сказала, что ты в жопе. В общем, не знаю где это, но сейчас приехать всё равно не могу. Сильно спустило?

— Э-э-э… — я смотрю на расплющенное колесо. — Чуть больше, чем совсем.

— Ясно. Ну, давай своими силами. Я скажу, что делать.

Можно подумать, у меня есть выбор, развожу я руками.

Повинуясь его указаниям, достаю из багажника ключ, который его мегамозг в камеру телефона определил как нужный баллонный, домкрат.

— И дальше что?

Положив телефон на машину, я включаю громкую связь и натягиваю рабочие перчатки.

— Наклоняйся! — командует он. И хорошо, что не видит при этом выражение моего лица. — Ищи раму. Это такое жёсткое ребро, в которое нужно упереть домкрат и поднять машину.

Весь цирк Дю Солей нервно курит в сторонке, когда на шпильках в узкой юбке я раскорячиваюсь, чтобы понять, куда сунуть чёртов домкрат. Но, кажется, у меня получается.

— Дальше что? — кричу, чтобы меня было слышно в телефон.

— Крути ручку!

Ручку? Зависаю я, глядя на устройство, похожее на лягушку. Не знаю, почему этот ромб с пружинками внутри напомнил мне согнутые лягушачьи лапки. Только никакой ручки к лапкам не прилагается.

— Вадим, ты издеваешься что ли? Какую ручку? — не в силах больше балансировать, обливаясь потом, я сажусь на бордюр.

И тут слышу смешок. Хрипловатый. Вызывающий.

Мне стоит больших усилий повернуть голову. Но всё же я поворачиваю, гордо мотнув волосами, туго стянутыми в хвост высоко на затылке. К тому, кто посмел материализоваться из ниоткуда и подать голос. Чтобы оценить его взглядом, способным остановить эпидемию бубонной чумы.

Неясно, откуда он взялся, чтобы купить в сетевой кофейне на пустой остановке, рискну предположить, кофе. Рядом ни машины, ни парашюта. Только день сегодня явно не мой, потому что не я, а он производит на меня впечатление.

Этот двухметровый красавец лет тридцати плюс. Воплощение дурного вкуса и небрежной сексуальности. В шортах, светлой рубашке в мелкий рисунок с коротким рукавом, он стоит, как атлант, подпирая столб, на котором держится крыша. Хмыкает, глядя в телефон. Скрестив волосатые ноги в сандалиях, ждёт у открытого окошка ларька. И излучает гравитационные поля мужской привлекательности с радиусом поражения в километр.

При этом даже не смотрит на меня, хотя я готова на всех семи томах «Гарри Поттера» поклясться, что смех его был в мой адрес.

— Кристина, ты где там? — оживает в трубке Вадим.

— Всё ещё здесь. Всё в той же жопе, — на чистом упрямстве поднимаюсь я с бордюра. — Ищу грёбаную ручку от грёбаного домкрата, — забираю телефон, рывком открываю багажник, — потому что кто-то забыл сказать, что она должна быть.

— А ты чего такая злая? У тебя ПМС?

Да, блин! Разве у девушки в моей ситуации могут быть другие причины для плохого настроения? Только ПМС!

Я хлопаю багажником так, что будь здесь американские обморочные козы, они бы попадали вверх копытами. (Примечание автора: В США в штате Теннесси селекционеры занимаются разведением особой породы коз, которых в народе называют обморочными. При резких звуках коза впадает в полный ступор и падает на спину или набок с вытянутыми ногами).

— Куда совать эту грёбаную ручку? И объясняй внятнее, если не хочешь, чтобы следующим её пунктом назначения была твоя задница.

Глава 2

Пленительная… Откуда только вылезло это дурацкое слово? Сказал бы удивительная, невероятная, потрясающая. Охренительная, в конце концов, — ругал себя по дороге Мир.

Наверное, потому что пленила. Заворожила, околдовала, покорила. Яркая, живая, интересная. Поразившая Мирослава сочной, броской, редкой красотой, девушка никак не выходила из головы. Стройная, гибкая, смелая. Копна густых тёмных волос с рыжими искрами. Чуть с горбинкой нос и высокие скулы уравновешивали мягкие медовые глаза и полные губы. Когда-то за такие казнили. И сегодня Мирослав много бы дал, чтобы смять эти губы своими, взять в плен это сильное тело и пару раз победить. Потом покурить. И снова — пару раз подряд.

Он тепло улыбнулся, отогнал непрошеные мысли. Гироскутер остановился у крыльца. Прямо с него Мир шагнул на ступеньку и, преодолев лестницу в два прыжка, открыл дверь на веранду.

— Мам, ты здесь?

Скривился от громкой музыки, ударившей по ушам. Но именно потому, что она звучала, понял: здесь.

Этим летом веранда в доме Ирины Владимировны Сарматовой из тихого местечка для чтения, чаепитий и созерцания природы превратилась в нечто среднее между сауной, армейской казармой и ночным клубом, полным ритмичной музыки, криков мускулистых инструкторов и пота.

Мирославу пришлось преодолеть целую полосу препятствий из беговой дорожки, разбросанных гантелей, мячей, ковриков и новенького блестящего велотренажёра, на котором мать самозабвенно крутила педали, чтобы попасть на кухню. Проявить чудеса сноровки, чтобы не споткнуться, не поскользнуться, не уронить пакет с бутербродами и кофе и не отбить себе копчик.

Он уже поставил завтрак на барную стойку и включил воду, чтобы помыть руки, когда Ирина Владимировна обернулась и убавила громкость.

— Ты не забыл: мне зерновой?

— Я не забыл, мам, не забыл, — вздохнул Мир.

— Всё же думаю у меня непереносимость глютена, — ответила женщина, активно крутя педали.

— У тебя нет целиакии, мам, — покачал головой Мирослав. — Выдумывать себе новые болезни — это что, сейчас модно?

— Сейчас модно ходить к психологу, — ответила она, тяжело дыша, но не сбавляя скорости, от которой монитор её сердечного ритма пищал как датчик взрывного устройства. — Кстати, думаю записаться. Как считаешь, тот к которому ходил ты, хороший специалист? — спросила она и тут же продолжила, не дожидаясь ответа: — А от глютеновой пищи я чувствую себя как беременный бегемот, у меня тяжесть и вздутие. Иди сюда, — резко остановив педали, она махнула рукой, показывая на большой монитор на руле. Её новый тренажёр был настолько напичкан всякими высокотехнологичными штуками, что хоть в космос запускай.

Мирослав посмотрел через плечо, вытирая руки. На экране в разноцветных взрывах фейерверка сияла надпись «Победа!», а Ирина Владимировна сияла гордой предсмертной улыбкой «Я сделала это!». Если уж она поставила себе планку сжечь тысячу калорий, то ни за что не отступит, пока не преодолеет. Даже если это будет означать сердечный приступ или обморок. Она, похоже, была близка и к тому и другому, но его пятидесятисемилетняя мать не привыкла отступать.

— Мам, ради всего спиртного, ты себя укатаешь, — Мирослав скользнул по ней взглядом, невольно оценивая, не вызвать ли «Скорую».

Сдёрнув со спортивной скамейки полотенце, она смерила его взглядом «Не дождёшься!» И Мир не мог не признать, что его мать была в отличной форме. Не только для своего, для любого возраста. В тонусе её держали целеустремлённость, амбициозность и отличные скандинавские гены. Мирославу в наследство, похоже, достались лишь последние: рост, голубые глаза и русые волосы.

— Не будь занудой, — фыркнула она и ткнула пальцем в грязную полосу на его руке. — Ты что с утра уже крутил свои гайки?

— Нет, это так, — Мирослав стёр грязь полотенцем и швырнул его в корзину, что стояла в углу за беговой дорожкой. — Подарок? — показал он на велотренажёр, уходя от расспросов о себе.

Она закатила глаза.

— Почему сразу подарок? Я что должна экономить на собственном здоровье?

— Чёрт возьми, не должна, — развёл руками Мир, посмотрел на новые кроссовки, стильные наушники, монитор сердечного ритма.

Он догадывался, с чем связано её очередное увлечение, в этот раз спортом. Одно из двух: либо у матери новый бойфренд, моложе её, минимум, на полжизни, либо у отца новая подружка.

И очень надеялся ошибиться: и то и другое было противно. Как и то, что, когда бы Мир ни приехал, у Ирины Владимировны непременно были дела.

В последние недели он приезжал к ней каждый понедельник. Каждый грёбаный понедельник в одно и то же время вставал на гироскутер и проезжал полгорода, чтобы привезти завтрак из её любимой кофейни — «калорийную и вредную еду», что она позволяла себе раз в неделю. И обязательно у неё или стирка, или мойка окон, или в саду, надев респиратор, она борется с вредителями на цветах, или, как сейчас, тренировка. Словно всё было важнее, чем он.

Мирослав сидел и терпеливо ждал. Она всегда заставляла его ждать. В детском саду, в школе, в аэропорту. Ещё ни разу не было иначе. Даже когда, как сегодня, он приезжал на полчаса позже, чем обещал.

У барной стойки, сидя лицом к панорамному окну в сад, он достал из пакета принесённый завтрак и раскладывал прозрачные ломтики слабосолёного лосося на листья салата внутри разрезанного пополам батона зернового хлеба, когда Ирина Владимировна вернулась из душа, поцеловала его в щёку и обогнула стол, чтобы сесть напротив.

Глава 3

— Кристина Валерьевна, я говорила, что у вас свободный график и вы предупреждали, что сегодня с утра вас не будет, но он и слышать ничего не хочет, — тараторила секретарь, пока я шагала по коридору. И говорила больше сама с собой, чем с личной секретаршей директора:

— Блин, какого чёрта! В кой веки выйдешь на работу к обеду, а не в восемь утра раньше всех, и обязательно именно в этот день что-нибудь срочное.

По спине пополз холодок: надеюсь, он не знает, куда я ходила? Не поэтому рвёт и мечет? А то голову мне генеральный директор компании «Органико» открутит за визит к конкурентам в «Экос» быстрее, чем красавчик Мирослав колесо.

Нарушаем, Кристина Валерьевна… улыбнулась я вспомнив.

Не просто нарушаем — рискуем по-крупному!

— А что за отчёт?

— Я не знаю, — едва поспевала за мной секретарь. Испуганное выражение, как приклеилось к её маленькому бледному личику с редкими веснушками в первый день работы, так и не проходило, словно она работала в радиоактивной лаборатории, а не в шикарной директорской приёмной. Девчонка выглядела затюканной, измождённой и на последнем издыхании. — Степан Аркадьевич сказал, вы должны были какой-то сделать.

— Должна? Я директору не подчиняюсь. Я подчиняюсь главному бухгалтеру, вот пусть с неё и требует, а я сделаю, если она мне скажет. Странно только, что она ничего не сказала, — пробубнила я себе под нос.

— Но он требует вас. К себе в кабинет.

— Серьёзно? — резко остановилась я и развернулась. — Ну, пошли. Раз требует.

— А отчёт? — чуть не врезалась в меня секретарь.

— Вот заодно и про отчёт узнаю.

И я, конечно, догадывалась, откуда растут ноги у этого неожиданного интереса директора к моей особе. То к обеду выкати ему выписку. То вечером занеси в кабинет сверку. То позвони в банк. То ответь на один вопрос, то на другой. Я и вакансии начала просматривать не потому, что он мало платил или расти в компании некуда. Мне здесь нравилось, но намёки генерального становились всё прозрачнее, намерения всё определённее, мой рабочий день всё длиннее и всё больше совпадал по продолжительности с его. И всё шло к тому, что выбора он мне не оставит.

— Вы что, прям так и пойдёте? — догнала меня секретарь, когда, бодро вышагивая на каблуках и опасно размахивая сумкой, я дошла до нужной двери.

— Ну, хотелось бы, конечно, принять ванну, выпить чашечку кофе, или хотя бы руки помыть, — усмехнулась я. — Но человек же сказал: ему срочно. А кто я такая, чтобы заставлять себя ждать?

— Но к директору так нельзя, — сглотнула перепуганная секретарь. — Без звонка. Без доклада.

— И что случится? Он меня съест? Не успеет превратиться из дракона в человека и испепелит на месте? Испугается и подавится?

— Нет, но… — совершенно не понимала бедняжка шуток. И это я даже про «не успеет застегнуть ширинку» не сказала.

— Неужели уволит? — страшно округлила я глаза и прикрыла рот. — Ужас, где же ещё я найду другое такое замечательное место с мизерной зарплатой, неограниченной нагрузкой и бесконечным унижением? И это я сейчас не про себя, — покачала я головой. — Кать, иди хоть воздухом что ли, подыши: лето на дворе, если вдруг ты не в курсе. Кофейку попей в тенёчке на лавочке. Музыку послушай. Парню напиши.

— У меня нет парня, — пискнула она и покраснела.

— Напиши подружке. Иди, иди, Катерина. Расслабься. Ничего с твоим драгоценным Жулебовым не случится. Если что, я умею оказывать первую помощь. Непрямой массаж сердца. Дыхание рот в рот. Приём Геймлиха, — изобразила я резкий толчок под рёбра, как делают, если человек подавился.

Видимо, убедила. Бедняжка слабенько улыбнулась. И ослушаться не посмела.

— И съешь что-нибудь, — крикнула я ей вдогонку. — Это приказ! А то свалишься ещё в голодный обморок, — добавила себе под нос.

Пересекла приёмную и открыла дверь в директорский кабинет. Без стука.

— Степан Аркадьевич! — слегка кивнула, приветствуя генерального. — Звали?

— М-м-м, Кристина Валерьевна, — обернулся он от аквариума. — Наконец-то!

Аквариумами в кабинете было заставлено полстены, но он стоял у того, где в небольшом стеклянном кубе с подсветкой плавал единственный ярко-синий петушок и в данный момент, как бы это сказать помягче, в общем, трахал самочку. Чего-то там крутился вокруг неё, помахивая богатым хвостом, характерно сгибал упругое тельце и делал короткие подрагивающие движения.

— Наконец-то? — покосилась я на падающие на дно белые икринки, хотя, конечно, просилось спросить: «Соскучились?»

— Не поздновато вы являетесь на работу? — демонстративно посмотрел на часы директор.

В тёмно-синей рубашке, ярко-синем шёлковом галстуке с золотым зажимом, он и сам смахивал на нарядную бойцовую рыбку. Хотя ни эта пи…жонская дорогая прищепка, ни аналогия, ввиду происходящих в аквариуме событий, совсем мне не нравились.

— Я предупре… — начала было я.

Он насупил брови и перебил:

— Предупреждали? Главный бухгалтер сказала: вы отпросились на два часа.

Я судорожно втянула воздух, и теперь мои брови уползли вверх по лбу: отпросилась? Вообще-то и не должна была. Но директор постучал пальцем по циферблату часов на руке: