Мои неотразимые гадюки. Книга 1

Пролог

Лейра старательно вывела предпоследнюю букву. А на последней грифельная палочка съехала в сторону, обломав заточенный кончик. Мерзкий Вепракс нарочно её толкнул! Чёрная полоса перечеркнула чуть ли не треть её трудов.

Пакс, предвидя эту смешную катастрофу, давно подключился к её глазам. А заодно активизировал код доступа к её нервной системе: девчонка пока не умела владеть чувствами. Не всегда удерживала свой особый дар: могла вспылить и выдать себя, нанеся спонтанный удар по мозгам обидчика. И тогда всё. Тогда взрослые мигом заподозрят в ней гадину – так после конца света стали называть щупов. Особую породу выведенных древними монстров, что свободно залазят в мозги простых людей. А у гадин одна судьба: на костёр.

Лейра ещё пялилась на учинённое безобразие, а в её голове уже набирал силу гнев. Медленно напухало то самое ледяное яркое облачко, которое она могла почти увидеть. Не глазами, понятно – внутренним взором.

Пакс тоже видел это облако на сетке, что постоянно висела перед его внутренним взором. Как видел он и «Объект Лейра», и таких, как она – у него собственный дар гада-манипулятора. Очень удобный: ведь за щупами глаз да глаз. Плохо, когда великая сила дана невеликим детским умам: не справляются они пока с собой, а должны.

Облако ширилось, поглощая «объект Лейра». Ещё немного, и взрыв набравшей силу злобы ударит в голову поганца Вепракса, разнесёт мозги. Пакс услыхал, как горделивый шёпот говнюка обжег ухо Лейры, ещё больше подогрев злость гадины:

– Сегодня отец пойдёт просить тебя для меня. Семь лет до свадьбы пролетят быстро.

Лейра ощущала, что до запретного взрыва остались считанные мгновенья, и паниковала. Она уже не в состоянии затушить его самостоятельно. Пакс вздохнул и вторгся в голову подружки. Облако моментально сдулось, а Лейра потеряла к Вепраксу всякий интерес.

И на этот раз удалось избежать разоблачения – удручённо подумал Пакс. И ужесточил контроль над смертельно опасной, но такой беззащитной дурочкой.

С тех пор, как прорезался её дар, он всем своим нутром ощутил потребность в защите девчонки. Иной раз и сам злился, что собственный дар прицепился к двум малолетним сестричкам-щупам, как клещ. Но бороться с ним бессмысленно: дар манипулятора сильней человека, который им обладает. Это он носит в себе человеческую душу манипулятора, а не наоборот. Хлопотно до ужаса! Но Пакс уже привык к своему положению заложника.

Он приказал манипулятору прощупать грязную душонку Вепракса. Понял, что мерзавец не угомонится. Говнюк – ровесник Пакса – в свои одиннадцать лет стал законченной падалью. Руки чесались, прикончить ублюдка, да нельзя. Им с Лейрой нужно подрасти, прежде чем они смоются из дома и найдут себе укромный уголок.

А двух шатающихся детей – трёх вместе с сопливой шмакодявкой Лети – любой взрослый немедля схватит. И отволочёт к каштару своей провинции. Дети в их землях не могут быть бесхозными бродяжками. Слишком дорого даётся матерям их рождение, чтоб так разбрасываться главным достоянием людей: подрастающими потомками.

Манипулятор в голове не стал дожидаться очередной гнусности Вепракса, что так и просилась наружу. Он переключился на объект «учитель» и поднажал на него. Младший жрец, что учил их письму и счёту, был добряком. И слегка лопух, что в их приграничных воинственных районах сразу бросается в глаза.

Но сейчас Вепракс взвыл кабанчиком, за которым гоняются с кухонным тесаком. Даже в этом он самая мерзкая слякоть – злорадно подумал Пакс – и грязный врун. Из пальцев учителя ухо вылазит слегка розовым – не то, что у скорого на расправу папаши Вепракса. Там уж такая плюшка напомаженная получается: красная, пухлая – сплошное загляденье.

– Ой-ёй-ёй! – противно визжал Вепракс, будто припечатанный раскалённым клеймом. – Пустите! Больше не буду!

– Поди прочь, – молвил учитель и брезгливо разжал пальцы.

Пакс краем глаза любовался, как женишок приплясывал на цыпочках, а затем плюхнулся на колени. Манипулятор не позволил слюнтяю встать на ноги – нажал на мозги и погнал его на карачках к двери. Он не видел стоящей причины для бесполезного воздействия на мозг говнюка, но мешать своему носителю не стал. Они редко спорили по пустякам: манипулятор понимал, что человек – это человек, и ничего уж тут не попишешь.

– Жаль парня, – нарочито серьёзно опечалился Пакс. – Бедолага ещё не знает, чем ты станешь его лупить, если жрецы вас окрутят. Есть ради чего дожидаться счастья целых семь лет.

– Заткнись, дурак, – процедила Лейра сквозь зубы, чтобы не фыркнуть.

Она родилась день в день с его сестрой Паксаей. Мать Лейры потеряла молоко. И тогда матушка Татона взялась кормить обеих пигалиц – Паксу было четыре, но он всё отлично помнил. Манипулятор в нём уже проснулся, и он стал резко взрослеть. Теперь-то девчонки большие – уже восемь стукнуло – а он давно перестал чувствовать себя беззаботным мальчишкой.

– Твой отец откажет, – еле слышно пообещал он, уткнувшись в свою дощечку носом.

– Знаю, – шепнула в ответ Лейра, склоняясь над испорченным упражнением. – Он презирает его папашу. Отец скоро прогонит их со своей земли. Вот увидишь!

– Не поэтому, – бубнил Пакс прямо в дощечку. – Твой отец не какой-то простолюдин. Он кашур. А потомственный воин никогда не породнится с торгашом. Даже если тот лопается от серебра.

Часть 1 Глава 1

Знал о таком, но что сам когда-нибудь влипнет!..

Дон преотлично изучил свою гадскую, но благородную натуру. И с полным правом человека учёного ожидал от себя чего-то большего. Как минимум, он должен был на всё наплевать и вернуться к прежней разгульной жизни студента-холостяка. Как максимум, наплевать на всё, развернуться на сто восемьдесят и вернуться из Москвы домой – академка «по семейным» практически в кармане.

Однако он, как последний папа Карло, выстругал самый деревянный подход к решению непростой, но житейской проблемы. Нет, первый шаг был единственно верным: на всё наплевать. А вот дальше грянул тупой выверт психики: взять билет и двинуть на юг. Окунаться в море и в приключения – хотя так назвать ЭТО можно лишь с натяжкой обстоятельств на потребности.

Всё ж заранее известно: доберётся до моря, станет заливаться бухлом и цепляться за случайный секс. Короче, он просто едет туда и доводит себя до состояния тупой усталости. А попутно заводит себя в дебри новых проблем…

– Пятое купе, – вежливо оповестила шикарно прикинутую мадам симпотная тётка в форме РЖД.

Дон встрепенулся и обнаружил, что сигарета дотлела. Он стрельнул бычком в щель между пироном и вагоном. Подкурил новую, разглядывая свалившуюся на голову попутчицу. Высока, стройна, ничего так. Костюмчик, наверно, весит с его двадцатилетнюю стипендию. Где-то под сорок, но выглядит шикарно: мордашка вылизана и выглажена. Очень красива, хотя косметики на ней крохи. Да и красота не рекламная, а какая-то…

Словом, нормальная, живая. В глазах кипит страстное желание зашипеть на проводницу. Это понятно: такие цацы, если и снисходят до поездов, то в люксовый вагон. А обычная человеческая купешка предвещает дамочке совсем уж лишнюю в её жизни смену обстановки. Потому и тянет её погавкать.

Но среднестатистическая тётка-проводница одарила мученицу с шикарным чемоданом прямым и добрым взглядом. Сунула в карман электронный девайс и предложила:

– Заходи в вагон. А я подам.

Мадам глянула в пропасть между пироном и вагоном. Покосилась на проводницу. Ясно: высоты боится. А проводница никакая не тётка – моложе её на пятилетку. Хотя и выглядит старше. Но – что должно подкинуть мадам до потолка – вполне довольна жизнью. Дон на законных основаниях ожидал скандальчик.

И тут мадам, разрывая все шаблоны, ни с того ни с сего вполне миролюбиво поделилась первым впечатлением:

– Эта причёска тебе не идёт.

Она отступила от кошмарной пропасти и достала сигарету.

– Чего посоветуешь? – моментально уцепилась за бесплатную консультацию проводница.

Выудила из кармана пачку со своими.

– Инга, – поднесла ей огонька мадам.

– Екатерина, – прикурила та, благодарно качнув головой и украдкой затягиваясь в кулак.

– Скажешь, когда будет время. Я зайду к тебе. Порисуем, прикинем, что тебе пойдёт.

– Стилист? – уважительно поинтересовалась проводница.

– Ломовая лошадь, – невольно поморщилась мадам.

Ей с успехом удалось стряхнуть маску бизнес леди, что прилипла к ней банным листом. И вылизанное лицо вмиг стало ещё красивей – без дураков.

– Свой бизнес? – понятливо хмыкнула Екатерина. – Не позавидуешь.

– Значит, мозги у тебя есть, – поставила диагноз Инга. – Тиффон пьёшь? Коньяк, – пояснила она в ответ на дрогнувшую бровь собеседницы.

– Хороший? – не постеснялась уточнить та.

Дону тоже было интересно: видал-то его не раз, а попробовать в голову не приходило – лучше каждый день кушать.

– Судя по цене, выше всех похвал. По факту, я коньяк терпеть не могу. Кто его разберёт, что за компот?

– В подарок везёшь? – намекнула Екатерина, что не в претензии, если кое-кто погорячился с угощением.

– В подарок. Тебе.

Вышло это у мадам нереально просто и душевно.

– У меня бабкина наливка с собой, – не чинясь, принялась отдариваться Екатерина. – Персиковая. Бабуля у меня на югах проживает.

– Вот это порадовала, – разулыбалась Инга, что вовсе уж не лезло ни в какие рамки ни одного из её форматов. – Это я люблю. Но лишена, по причине лишенства бабуль. Сирота я, – вздохнула она и проводила взглядом окурок, поглощённый пропастью под вагоном.

– Хреново, – посочувствовала Екатерина, отправляя следом свой. – Тебя перетащить, или…

– Ну, ты даёшь, – вяло потрясла Инга перед её носом гордостью.

Закрыла глаза и широко шагнула, едва не навернувшись с каблуков. Когда открыла, рядом в тамбуре стоял чемодан. Дона одарили сдержанной улыбкой и холодным «благодарю». Услужливость мужчин для неё сродни чистки зубов: крайне полезно для здоровья, но скука смертная.

Итак, в его безжалостно кастрированном приключении нарисовалась первая героиня. Точней даже не героиня, а сценарист-подпольщик. А герой геройствует в своей особой плоскости, неуверенно калькулируя итоги пятиминутных событий.

– Добрый день, – прошелестел из недр купе сдержанный юный голосок.

Глава 2

А может, они таковыми и стали со всей этой чертовщиной

Пришёл в себя как-то смутно, не окончательно. На какой-то карусели. С детства терпеть не мог – его там всегда тошнило. Вот и сейчас: пока кружило, он несколько раз избавился от лишнего в желудке. Но тошнота держалась за него цепко. Потом он отключился.

И снова включился с тем же результатом. Кажется, это проделалось с ним ещё несколько раз. Единственно конкретной законченной мыслью была одна: пусть хоть кто-нибудь снимет его с этой дряни. Неужели непонятно? Пока его не вернут на твёрдую землю, он так и будет им пачкать простыни.

Но, его не снимали, и нутро исходило тошнотой. А где-то очень-очень далеко тихонько зудел деланно-спокойный женский голос: потерпи, потерпи, сынок, сейчас всё, ещё немного и станет легче.

Нет, крушение поезда вспомнил почти сразу. А вот, как тут оказалась мама? Охренеть и опухнуть! Неужели прилетела самолётом? Она же их боится до колик. А на поезде она бы так быстро сюда не добралась. Всё-таки почти пять дней до Москвы. И ещё до Крыма… Сколько они там проехали? Полсуток? Плюс-минус… Но, голос-то, вроде, мамин. Его плохо слыхать, но эти интонации – так умеет только она.

А потом Дон окончательно пришёл в себя. Понял это, когда карусель, наконец-то, с него слезла. И тошнота отвязалась. Сразу стало легче дышать. А ещё он начал ощущать тело, шевеля всем, чем получалось. Затем вышло повернуть голову – одновременно немного прорезалось зрение. Он явно в постели. Дон поднапрягся – глаза со скрипом поднажали. Размытые границы предметов начали истончаться и конкретизироваться.

В окружающую обстановку не поверил сразу: такой фольклорности в больницах быть не может. Там своеобразный дизайн, который ни с чем не перепутать. И куда, в таком случае, его законопатили? Он ещё немного побарахтался, пытаясь наладить контакт с действительностью, но быстро устал. Сам не заметил, как уснул. На этот раз действительно просто уснул: крепко и надолго.

А проснувшись, обнаружил, что обстановка ему не примерещилась: торчала на месте, как миленькая, и пугала, как законченная сволочь. Зато рядом сидела красивая женщина «за сорок» и задумчиво смотрела на него. Заметив, что он проснулся, она улыбнулась и спросила:

– Как ты, сынок? Водички?

Выбитый из колеи этим «сынок» Дон просто кивнул. И не сразу понял, что заставило его промолчать, не воспротивиться. Лишь выцедив половину большой расписной керамической кружки, наконец-то, сообразил: её одежда.

Даже такой профан в истории, как он, сумел определить: эта просторная длинная рубаха поверх штанов либо из захолустья стран третьего мира, либо средние века. Средние века уже закончились. А крушение поезда не могло начаться в средней полосе России и закончиться на Тибете. Так далеко перевернувшему вагону не докувыркаться.

Женщина что-то тихо рассказывала. Постепенно до него дошло ещё одно нелепое обстоятельство: язык не русский, но он понимает эту речь. Не сказать, будто всё гладко, однако смысл сказанного налицо. Разбухавшую в душе панику нужно было срочно давить. Всё равно как, лишь бы не давать воли. Иначе всё, пропал. Дон собрался с силами и вслушался в мерно журчавшую речь.

– А девочки уже несколько дней, как пришли в себя. Теперь встали на ноги. Хотя слабенькие ещё. Всё в саду больше. В дом только спать идут. Я велела постелить им перины прямо под старым орехом. Вот они там и торчат целыми днями. Ле́ти тоже с ними. Она раньше вас всех поднялась. Всё-таки вы с Лейрой её укрыли от… того, что было. Сынок, а ты не хочешь подышать свежим ветерком? Может, и тебя вынести в сад?

Дон тупо кивнул. Он раз пять готовился начать объяснения с этой полоумной, но отчего-то так и не выступил. Что-то ему мешало. Словно не его собственное подсознание пыталось предостеречь от поспешных поступков, а кто-то посторонний: забрался в башку и притормаживал. И это не какие-то неопознанные чувства – посторонний вторженец ощущался прямо-таки физически.

Женщина поднялась. Отошла от кровати, кого-то там выкликая. Затем торопливо вышла, прикрыв за собой массивную деревянную дверь. Дон чуть расслабился. Закрыл глаза и попытался разобраться с паразитом в мозгах. Мысленно сосредоточился и вдруг… охренел.

С перепуга открыл глаза, пялясь в белёный потолок. Но, тотчас осадил себя: некогда пугаться, когда тут… такое. Нужно на полном ходу разбираться с обстановкой, пока и сам не свихнулся, как эта его… мамочка. И пока на запах очередного сюрприза не вернулась паника.

Он собрался с духом и снова закрыл глаза – непонятная зелёная сетка на экране внутреннего зрения никуда не делась. Наоборот оживилась: где-то стягивала свои ячейки, превращая квадраты в ломанные фигуры, где-то раздувала.

Поверх неё вспыхнул белый прямоугольник. Когда по нему замелькали яркие красные значки, Дон признал в прямоугольнике информационное окно. Но смысл доводимой до него информации был за семью печатями. Сначала. Потом само собой пришло понимание написанного, будто кто-то гудел ему прямо в ухо, которое отчего-то росло внутри башки:

«Укоренённый базовый кластер системы завис. Необратимые процессы в резервной системе запуска. Репликация резервной системы для аварийного запуска произведена некорректно по причине деструкционного внешнего воздействия на биологическую систему. Активация блока внутренней защиты произведена в аварийном режиме на двадцать процентов стандартной мощности. Перегрузка блока аварийного режима включения. Активация блока слежения невозможна. Активация блока идентификации невозможна. Активация блока защиты системы невозможна. Активация блока поддержки боевого режима невозможна.

Глава 3

А с завтрашнего дня начинаем новую жизнь

Дон поразился тому, какое количество доброкачественной инфы удалось нарыть Инге с Катей за три дня, что он провалялся в беспамятстве. Прямо, не сходя с перин в саду. Всё-таки сказывались навыки бизнес леди при поддержке профессиональной проводницы – Штирлицы отдыхают.

Девчонки – теперь язык не поворачивался обзывать их тётками – не просто наподслушивали кучу разговоров. Они провели колоссальную аналитическую работу и вывалили на него уже готовые выводы. Для начала его просветили: кто тут кто.

– Наш с тобой отец богатый уважаемый торговец, – тихонько поведала Катя, зыркая по сторонам. – Столп местного общества.

– А что собой представляет общество? – уточнил Дон.

– Приграничный городок некоего местного королевства. Он называется цээрат. Городок облеплен несколькими хуторками. Что примечательно, хуторки в дремучих лесах – этих тут навалом. Сами не видали, но это легко понять по комментам окружающих.

– Судя по разговорам, тут прямо-таки засилье всякой дремучей экваториальной растительности, – пояснила Инга. – Судя по садо-огородной продукции огородов и садов, так и есть. Глянь на то дерево: каждый персик с натуральную дыню. И так со всем остальным. Что интересно, деревень в округе нет. Точней сказать: их тут вообще нет. Не строят и не обживают. Сельскохозяйственные работники живут прямо в городке. За огромными стенами.

– Кстати, мы с Ингой числимся молочными сёстрами, – продолжила Катя. – Здесь это котируется так же высоко, как кровное родство. Но, у Инги с Машкой… То есть, у кашурий Лейры и Лети отец и старший брат кашта́ры. Это представители местной воинской элиты. Имеют большой вес в обществе.

– Надеюсь, воины-феодалы? – усмехнулся Дон. – Со всеми отсюда вытекающими призами?

– А как же, – по-девчоночьи смешно вздёрнула подбородок Инга: мол, я вам тут принцесса, а не барахло. – В провинциях вся земля поделена на владения кашуров. Провинциями управляют каштары. Что-то вроде герцогов или графов, у которых в подчинении кашуры-бароны. Этот городок Леет находится в провинции Нуоб. А та входит в состав цээрата – то есть королевства – Хашаш. Соответственно, местный король называется цээром.

Вот и всё, что Инга с Катей успели нарыть в разрезе местного государственного устройства. Традиция «потрещать на кухне о политике», как явление культурной жизни, тут существовала. Однако в политике местный народ интересует одно: крепка ли рука у их воеводы. Тот ведь обязан защищать своё население от набегов и диких зверей, которых в этом мире, натурально, бесчисленные стада. Все эти толпы зверья так и норовят кого-нибудь сожрать – отсюда и стены, которых не постеснялся бы Московский кремль.

Кашур Лерин из рода Леет – откуда произошло название городка – слыл одним из самых крутых феодалов. О его подвигах на поле брани сложили несколько легенд и кучу анекдотов. Чем леетцы страшно гордились: вставляли это обстоятельство и в благословения, и в проклятья с угрозами.

– Меня теперь зовут Лейрой, – отчитывалась Инга о делах семейных. – А Машку Лети. Прошу запомнить и не путать. Тем более не обзываться настоящими именами. Не поймут. Дальше. От первой жены мой отец имел двоих детей. У нас с Маш… с Лети есть старший брат Лекс. Такая у них тут фишка: вставлять родовое имя в собственные у всех членов семьи. Лекс практически твой ровесник. Тебя прежнего, а не этого перерожденца. И уже получил статус кашура: то есть не просто военнообязанный, а даже уже ветеран военных действий. Наследник, который должен заменить отца в роли градо и землевладельца. А его сестру Ленис планировалось отправить замуж с приданым подмышкой. Но её похитили. Около десяти лет назад их мать умерла. И Лерин женился на нашей с Машк… Тьфу, ты! – досадливо одёрнула себя Инга. – Нужно постоянно за собой следить. Итак, наша с Лети мать была знаменитой лекаркой и второй женой Лерина. Кстати, тоже умерла от родов, как и первая супруга. Невезуха у Лерина в этом вопросе просто фатальная.

– Зато целых четыре отпрыска считаются редким везеньем, – заметила Катя-Паксая. – Какая-то у них здесь проблема с деторождением. И лучше выяснить, что за чума. А то и детей не захочешь с такими-то проблемами выживания.

– А что там в похищением вашей местной сестры? – уточнил Дон.

– Помимо мелких цээратов, тут имеется большая настоящая империя, – уже привычно осмотревшись, продолжила лекцию Инга. – Мы, кстати, граничим с ней. Империей заправляют некие армы. Насколько я поняла, какие-то крутые вояки. Они устраивают набеги за невестами: воруют девушек и увозят. В этом мире невесты в дефиците. В день нашего переселения был очередной набег, и нашу старшую сестру Ленис схватили. Местные говорят, что она станет женой одного из армов. И очень её жалеют. Вроде как армы здоровяки, и смертность при их рождении выше среднего.

Вопросик насущный – невольно подумалось Дону. У него-то на руках организовалось целых три сестры. Правда, две из них тётки взрослые и опытные: сами, кого хочешь, схватят за что угодно, с каким угодно травматичным результатом. Но Дон чувствовал, как они жмутся к нему поближе. Так сказать, психологически. И льстит, и страшновато за такую прорву ответственности, какой он сроду не нюхал.

Вон отец с братом – тоже, судя по всему, опытные вояки – не смогли помешать краже дочери и сестры. А Инга выкладывала слухи о пресловутых армах: один хуже другого. Те считались непобедимыми бойцами, наделёнными какой-то сверхъестественной силой. О магии тут никто и не заикался. Значит, речь шла про особые, но вполне естественные навыки, а не швырки молний с двух рук. Однако навыки, которым тут ничего не могли противопоставить. Прозвучало даже определение «порченные» – что вообще не понять, как характеризовало армов.

Глава 4

Манипулятор, стабилизатор и товарищ командир

А на второй в этом мире день – который он прожил в здравом уме с твёрдой памятью – из Дона полез отец-командир.

В своей шкуре его сроду не тянуло лидерствовать. Скорее наоборот, он являл собой типичный пример осторожного тихушника-партизана, предпочитавшего военные действия исподтишка. И желательно чужими руками.

Нет, он не брезговал отвечать за свои поступки. И за поступки тех, кого его ненавязчивые манипуляции толкали на подвиги. За что Дон и прослыл своим в доску среди широких факультетских и особо общежитских студенческих масс. Даже приобрёл некий авторитет в деле пренебрежения общепринятыми устоями. Хотя до подлинного циника откровенно не дотягивал – его слишком хорошо воспитали.

Не претендовал он и на роль лидера в этой чужой шкуре, что приобрёл в своей загробной жизни. Но, как говорится, хочешь-не хочешь, а геморрой получишь. В этом Дон убедился прямо с утра второго дня.

Дом продолжал радовать мёртвой тишиной. Для нагулявшихся на поминках взрослых только-только наступил вечер – даже слуги дрыхли без задних ног. Правда, лишь взрослые. Три девчонки-подростка встретили Дона на кухне, когда за окном едва забрезжил рассвет. И только он переступил порог, принюхиваясь к съедобным запахам, как по его стопам на кухню проникли все три его болячки.

Явление хозяйской дочери служаночек ничуть не удивило. Значит, Паксая была не чужда работы по хозяйству, что характеризовало девчонку весьма положительно. Как и весь здешний феодальный строй с элементами родоплеменного.

Катерина-Паксая тотчас сунула нос в горшок, где что-то булькало. Сморщила свой очаровательный носик и заявила хозяйские права на приготовление завтрака для родного брата. Она забралась на лавку – стол был высоковат для восьмилетки – схватила в тощую ручку здоровенный нож и осмотрела разложенные полуфабрикаты. Дона аж передёрнуло при виде малолетки с тесаком.

Инга хмыкнула и завязала на подруге поданный служаночкой фартук. Затем шуганула услужливую троицу прочь, порекомендовав разобраться с некормленной живностью на скотном дворе – она и о нём уже знала. Что значит руководитель со стажем – уважительно подумал Дон, усевшись в ожидании завтрака на широкую лавку с другого конца стола. Машка принялась карабкаться к нему – пятилетку в компанию поварих не пригласили. Дон усадил её на колени, и девчонка прижалась к нему всем телом.

– Продолжим? – предложила Инга, слетав по приказу Катерины за каким-то пучком травы.

– Мы никуда не побежим, – послушно продолжил Дон вчерашнюю беседу.

– Почему? – деловито осведомилась новоявленная сестрица.

Неуклюже, но уверенно нарезая нечто, что являлось местным помидором. Размером с человечью голову.

– Потому что нас прищучат, не успеем мы отойти и на пару километров, – с не меньшей уверенностью заявил Дон.

– Почему? – повторила Паксая-Катерина.

– Во-первых, бежать отсюда можно лишь по обустроенному тракту. Да и то без охраны не рекомендуется.

– Из-за местного зверинца? – понятливо кивнула Лейра-Инга, разбивая в миску яйца.

– Из-за местного, – подчеркнул Дон, – зверинца. Судя по тем лошадям, собакам, гусям и прочим курам, что я видел, тут имеет место какая-то мутация.

– Да уж! – хмыкнула сестрица. – Курица величиной с индюка, это нечто. Вчера меня чуть петух не клюнул. Внутри аж ёкнуло от страха, что эта сволочь пробьёт мне ногу насквозь.

– Такой может, – согласилась Лейра-Инга и демонстративно взвесила в руке очередное яйцо размером с её кулачок: – А что во-вторых?

– Во-вторых, – продолжил Дон, – налицо гипертрофированное отношение к потомству. С рождаемостью тут явные проблемы. Автоматически цена каждого отдельно взятого ребёнка возрастает в разы. Те девчонки, которых вы турнули, числятся у нас служанками. А сытыми рожами и одеждой, Катерина, они ничем не отличаются от тебя – хозяйской дочки.

– Паксая, – машинально поправили его.

– От тебя, Паксая, – добросовестно поправился он. – И даже от дочери хозяина всего этого населённого пункта с прилегающей территорией.

– Донатик, ты так смешно картавишь на русском, – подозрительно ласково заметила Лейра-Инга, вооружившись взбивалкой и запустив её в миску.

– Намекаешь, что нам нужно попридержать русский язык?

– Ну, сейчас нас никто не подслушивает.

– Я знаю, – брякнул Дон.

И осёкся. Он действительно это знал. Кто-то внутри него должен был предупредить хозяина при появлении в обозримом пространстве посторонних. И Дон ничуть не сомневался, что этот кто-то выполнит свои служебные обязанности безупречней любой другой сигнализации. Он в задумчивой рассеянности бросил взгляд на какую-то деревянную крынку, что стояла на столе. И вдруг с лёгкостью прочитал:

– Мука.

– Мука, – подтвердила Катерина, проследив его взгляд. – И что?

– Ты знала, или прочитала?

– Прочитала, – слегка опешила сестрица.

– И я прочитала, – доложила Лейра-Инга. – Значит, мы грамотные. Уже легче. Нам не придётся…