Мой лучший любовник

ГЛАВА 29

В баре «Альфа» Лео отвел Люсиль в сторону, подальше от толпы шумных гостей.

— Сюзи нет?

— Она поехала к Харри. — Люсиль дипломатично не стала упоминать о том, что Сюзи вышла из себя, обнаружив, что лично ее не пригласили на вечеринку по поводу открытия. Вместо этого, обведя взглядом заполненный людьми ресторан и бар, Люсиль сказала: — Фантастическое место. Оно будет очень популярным.

— Особенно когда у нас появится собственная певица. — Лео улыбался ей сверху вниз. — Ты не занята в среду и пятницу вечером? Мы можем договориться о постоянных выступлениях два вечера в неделю.

В желудке у Люсиль что-то перевернулось. Ее первой реакцией было желание прыгать от радости и выкрикивать слова благодарности, но это быстро прошло. Она не собиралась снова проходить через это, понятно?

С этого момента она должна забыть мечты, которым не суждено осуществиться, и вместо этого постараться стать практичной. Разумной.

Рассудительной реалисткой.

И, как и все, постоянно получать зарплату.

Люсиль глубоко вздохнула.

— Большое спасибо за твое предложение, но меня больше интересует работа официантки пять дней в неделю.

Лео был страшно удивлен.

— Почему?

— Остальное я решила оставить в прошлом. — Люсиль кусала губы и очень надеялась, что ее голос не дрожит. — Я отказываюсь, потому что работа мне не подходит.

Впервые Лео не нашелся что сказать. Он знал: пение для Люсиль — способ существования.

— Я не понимаю. Только взгляни на себя. — Он указал на фигуру Люсиль в шелковом укороченном топе цвета карамели и длинной юбке того же цвета с разрезом до бедра. Ее косички с бусинами были собраны в высокий узел, что подчеркивало ее огромные карие глаза и лебединую шею. — У тебя красивое лицо и фигура, все, что необходимо…

— Кроме таланта, — просто сказала Люсиль.

Лео в недоумении поднял брови.

— Это неправда, у тебя чудесный голос.

— Тысячи людей обладают прекрасным голосом. Если ты хочешь, чтобы зрители сидели и слушали, тебе нужна превосходная песня. — Говоря это, Люсиль дергала замок своей сумочки, то раскрывая, то закрывая ее. — Я всегда думала, что однажды напишу такую. Теперь я знаю, что этого никогда не произойдет.

— Откуда? — спросил Лео. — Как ты можешь это знать?

— Один человек высказал свое честное мнение.

— Кто?

Люсиль пожала плечами. Клик-клик, клик-клик.

— Человек, которому я доверяю.

— Надеюсь, не Сюзи, — с ужасом уточнил Лео. — Боже, скажи, что это не Сюзи!

Его лицо выражало смятение. Люсиль рассмеялась.

— Уверяю, это не Сюзи. Ты слышал, как она поет?

— Мне об этом рассказывали. — Лео слегка передернуло. — Один раз в ее машине я чуть не стал свидетелем ее пения. К счастью, у нее стояла кассета «Риверданса».

— Тебе действительно повезло, — многозначительно произнесла Люсиль. — Сюзи одна из немногих, кто может петь под «Риверданс».

Лео понял, что она хочет отвлечь его внимание от предыдущей темы.

— Так кто тебе сказал, что нужно отказаться от музыки?

— Тот, кто разбирается. — Люсиль расправила плечи и заставила себя улыбнуться. — Джез Дрейфусс.

Лео вздохнул, потому что было очевидно, что Джез знает, что говорит.

Но все равно каким негодяем нужно быть, чтобы взять и заявить такое!!!

— Не смотри так, — сказала Люсиль. — Я просила его говорить откровенно. Не хочу провести следующие пятьдесят лет в ожидании того, что никогда не произойдет.

— Поэтому ты решила стать официанткой. — Его внимание привлекла Габриелла, которая отчаянно ему жестикулировала из противоположного конца зала; в баре были люди, которые хотели поговорить с ним. — Слушай, обсудим это завтра. Если ты действительно этого хочешь, хорошо, мы что-нибудь придумаем. — И добавил ровным голосом: — Но все же я полагаю, Джез Дрейфусс мог бы оставить свое мнение при себе.

— Не надо его обвинять, — настаивала Люсиль.

Лео хотелось знать, как она чувствует себя на самом деле и что скрывается за ее решительностью.

— Я его не обвиняю, — объяснил он. — Просто интересно, как он спит по ночам?!

Джез не мог уснуть. К трем часам утра он перестал стараться. А рядом с ним Селеста видела десятый сон, свернувшись, как зверек соня, на своей половине двуспальной кровати, сжимая левой рукой правое плечо. Когда Джез поправил пуховое одеяло, она даже не шелохнулась.

Если поплавать — поможет.

Джез надел халат и спустился вниз. Да. Бассейн — именно то, что надо. Проплыть его сорок раз — и прекратится бесконечная круговерть в голове. Может, шестьдесят раз — это так его физически вымотает, что заставит заснуть.

Проплыв его восемьдесят раз, Джез вылез из слабо освещенного бассейна, а бег мыслей в голове не замедлился.

Боже, как будто он снова играет в группе, и кто- то из его дружков подсыпал ради смеха наркотик в его выпивку.

Но на этот раз дело было не в наркотиках.

Теперь — печально признал Джез — дело было в Люсиль.

Он стоял, голый и мокрый, и смотрел на оранжевые огни, мерцающие в глубине бассейна.

В доме было абсолютно тихо.

Слева от него дверь, а за ней лестница, ведущая наверх, в спальню.

Прямо перед ним находился бассейн, в который, конечно, он мог снова нырнуть. Проплыть его еще восемьдесят раз — это должно было подействовать. Боже, подумал Джез, проводя руками по мокрым волосам, и отказался от этой мысли. Если так пойдет, за одну ночь он проплывет расстояние, равное ширине Ла-Манша.

А еще дверь справа от него. Ему только нужно было пройти по узкому коридору вдоль бассейна и открыть тяжелую деревянную дверь.

Его мозг требовал, чтобы он это сделал, понял Джез. И сам он этого хотел. Но он опасался, что попадет в ловушку. Что, если сознание толкало его на это, желая вернуться к возлияниям?

Это было настоящим безумием. Джез сжал зубы. Музыка могла стать последней каплей. Ладно, он держался три с половиной года, что само по себе неплохо, даже хорошо, особенно беря во внимание то, что если бы он не прекратил, то был бы уже мертв.

Но музыка — это его жизнь, она значила для него больше, чем что-либо еще. И он знал, что без нее жизнь его была неполной, дни страшно пусты.

Именно поэтому он проводил так много времени в этом чертовски скучном бассейне, проплывая его туда и обратно много раз.

— Ладно, — громко проговорил Джез, снова накидывая на себя халат. — Вперед.

Не сделай он этого, стало бы ясно, что алкоголь по-прежнему вторгается в его жизнь.

Когда он шел по узкому коридору, Джезу вдруг пришло в голову, что там может не оказаться никакой звукозаписывающей студии. В конце концов, прошло уже три с половиной года с тех пор, как он был там в последний раз.

Неизвестно, может, Мейв избавилась от дорогого оборудования и превратила помещение в прачечную.

Но она этого не сделала. Все было на месте, нетронуто, такое, каким его помнил Джез.

Его руки дрожали, когда он закрыл за собой звуконепроницаемую дверь. Сердце колотилось в грудной клетке, горло сразу захотело ощутить вкус бурбона. Джез сел на вращающийся стул перед микшерским пультом.

Он даже ожидал, что студия будет походить на столовую миссис Хэвишем из «Больших надежд»: дюймовые слои пыли и впечатляющая паутина, занавесью свисающая с каждого микрофона.

Конечно, все было совсем не так. Мейв никогда не упоминала, что наведывается сюда, но тем не менее содержала все в чистоте. Как мать, чей сын покинул дом, с улыбкой подумал Джез, любовно убирается в его комнате, надеясь, что однажды он решит вернуться.

Что бы они делали без Мейв?

Ему нестерпимо хотелось выйти из комнаты, но он уже пришел сюда, и будь он проклят, если решит сдаться. Заставляя себя не отвлекаться, он пристально поглядел на микшерский пульт. Затем пробежал пальцами по кнопкам.

Джез был весь в поту. Связь между написанием песен и алкоголизмом была так сильна в его сознании, что он почти ощущал вкус выпивки во рту. Он мечтал взять бутылку «Джека Дэниелса», которую всегда держал здесь, на краю пульта, на расстоянии вытянутой левой руки.

Ни одной ноты он не написал трезвым.

Боже, более того, он вообще не помнил, как писал музыку. Теперь ему казалось, что кто-то другой написал все песни, указанные в его каталоге.

Может, Мейв.

Ладно, может, и нет.

Джез просидел так полтора часа, заново привыкая к пульту. Он чувствовал себя как пилот-ветеран, который через пятьдесят лет после окончания Второй мировой снова залез в кабину «спитфаэра».

В теории он еще мог бы управлять самолетом, но уже не пытался.

Он воображал, что летает, и этого было достаточно.

Джез не слышал, как распахнулась дверь в студию. Ни к чему не прикасаясь, он постепенно вспоминал весь процесс.

— Что ты здесь делаешь?

Бледно-голубые глаза Селесты смотрели с беспокойством. На ней была футболка от «Руграт», заменяющая ей ночную рубашку, а ее по-детски тонкие светлые волосы торчали во все стороны, как пух одуванчика.

— Что? — Застигнутый врасплох, Джез резко вернулся к действительности. Его собственные волосы взмокли от пота, и он не сразу понял, кто стоит в дверном проеме. Затем его сознание прояснилось. — Так, ничего. Как ты узнала, где я?

— Свет включен. — Селеста указала на мерцающую лампочку записи снаружи над студийной дверью.

Джез кивнул.

— Сколько времени?

— Шесть часов. Я проснулась и не нашла тебя рядом. — Она протянула к нему свои тонкие руки и подошла поближе, ее босые ноги ступали неслышно по пористому полу.

— У меня все в порядке, — сказал Джез, — правда. Селеста покачала головой. Она ненавидела эту комнату со стенами, покрытыми странным рифленым пенопластом. Окон здесь не было. Запах латекса вызывал у нее тошноту. Самое главное — она не хотела, чтобы Джез снова начал сюда наведываться.

— Ты выглядишь ужасно, — заявила Селеста. — Это тебе совсем не на пользу. Посмотри, ты вспотел и дрожишь. Уверена, тебе хотелось выпить.

— Может и хотелось, — спокойно ответил Джез. — Но я этого не сделал.

— Не забывай, что мы с тобой единое целое. — Селеста смотрела на него со скорбным видом. — Если ты снова начнешь пить, ты убьешь не только себя. Ежели у тебя случится рецидив, у меня он будет тоже. Коль скоро это произойдет, я могу умереть через пару месяцев.

— У меня не будет рецидива. — Костяшки его пальцев побелели — так сильно он сжал подлокотники.

— Ты не хочешь снова выпить, — прошептала Селеста, — но ты не можешь ничего гарантировать, верно? — Она всхлипнула и обняла его. — Пожалуйста, не делай этого, оно того не стоит! Иначе к Рождеству мы умрем!

Она крепко прижалась к Джезу, опустив голову на его голую грудь. Джез вдохнул запах шампуня «Органике», исходящий от ее волос, и перевел взгляд на ее нежный затылок.

Селеста была так ранима, и он был так многим ей обязан.

— Ладно-ладно, прости. — Он погладил ее дрожащие плечи и поднял на ноги. — Давай, идем в постель.