Мой (не)желанный малыш

Элли Шарм. Мой (не)желанный малыш


Пролог

– Ну, что, вернулась? – отец небрежно кивает подбородком на расстёгнутую сумку с наполовину вываленными на кровать в спешке вещами.

Смахнув с лица прилипшие пряди волос, поспешно вытираю крупные слезы тыльной стороной ладони. Пусть думает, что мое лицо мокрое не от слез, а от дождя. Не хочу, чтобы видел, насколько я сломлена! Боюсь, если скажу хоть слово, голос подведет, сорвется… Так тошно, что сил нет! Поэтому просто киваю, не поднимая глаз.

А когда все-таки решаюсь, натыкаюсь на холодные голубые, будто острые прозрачные кристаллы, глаза. Его взгляд, словно непроницаемая стена тумана в Арктике. Кажется, еще немного – и изо рта пар пойдёт. Мои слезы и трясущийся подбородок, похоже, не находят отклика в сердце родителя. Не трогают ни на йоту!

Он кривит с издевкой уголок рта, а затем небрежно бросает:

– Я говорил, что он тебя бросит, – каждое слово будто хлесткая пощечина, – но даже я просчитался. Не думал, что это произойдет настолько быстро.

Ежусь в беззащитный комочек. Заламываю пальцы, пытаясь разглядеть хоть что-то похожее на сочувствие в каменном лице отца. Только вот кроме высокомерия в классических чертах абсолютно ничего не нахожу. Надежда тает, словно иллюзорная дымка, на смену ей поднимает безобразную голову клыкастое разочарование. Оно впивается, словно клещами в мое сердце. В голове только одно слово, будто в оглушающий гонг бьет: ЗАЧЕМ?! Боже, ЗАЧЕМ он это все говорит?! Неужели не видит, в каком я состоянии?! Буквально на краю пропасти стою. Один неверный шаг и…

Промокшая под дождем, словно церковная мышь, с кругами под глазами из-за бессонной ночи, разбитым вдребезги сердцем… Горько усмехаюсь. Нашла у кого сочувствия искать! Только не в этом доме и не от этого человека.

Как всегда, одет с иголочки – классический костюм, отутюженные брюки с идеальными стрелками и белоснежная накрахмаленная рубашка. Хозяин одного из крупнейших медиа-холдингов – Зимин Борис Сергеевич – никому никогда не прощает ошибок. Жаль, что отец не понимает, что я не одна из его подчинённых, а дочь!

Уголки губ горестно опускаются. Все в его жизни должно быть идеально. Только вот я оказалось не такой. Бракованная! Не оправдала возложенных на меня надежд. Все испортила. От этой идеальности аж зубы сводит. Не удивительно, что я бросилась в объятия этой сволочи. Даже имя его не хочу произносить после того, как он поступил со мной. Его больше не существует для меня!

А ведь мне казалось, что рядом с ним, я могу быть самой собой. Ни чьим-то проектом, не дочкой крупного известного в широких кругах бизнесмена.

Машинально встречаюсь взглядом с отцом, который с самого начала знал, что из себя представляет его конкурент по бизнесу. С трудом выдерживаю взгляд пронзительных холодных глаз. Ежусь, будто от холода, но не сдаюсь. Инстинктивно обхватываю себя за плечи, чтобы хоть как-то унять пронзающую насквозь дрожь. Я должна быть сильной! В этот мир мы приходим одни, и уходим тоже. Все самое ценное, что у меня есть – это я сама и…

– Ну, что молчишь? – не успокаивается отец. В равнодушном тоне начинают звучать едва уловимые ноты раздражения. – Язык проглотила?

Каждое слово отца ржавыми ножницами рвет на кровавые лоскуты мое самообладание и почти полностью уничтоженную гордость. Разве он не видит, как мне больно?! Да я почти окончательно раздавлена! Разве ЭТО стоит того, чтобы именно сейчас, в эту минуту, тешить свое самолюбие?!

– Да, мы расстались! – выкрикиваю с болью, сжимая кулаки. – Ты был прав! – утираю слезы, что льются потоком по бледным щекам. – Теперь ты доволен? Все вышло так, как ты и…

Отец сводит брови на переносице. Впервые, с момента, как зашел в мою комнату, на его лице появляется самый настоящий ураган эмоций.

– Нет, не доволен! – цедит, перебивая.

Только сейчас я замечаю в одном из чувств отражение так хорошо спрятанного беспокойства в его глазах. Это длится всего какие-то считанные секунды. Взгляд отца вновь становится таким как обычно – циничным и жестким.

– Я с самого начала говорил, что ты ему нужна лишь для того, чтобы добраться до МЕНЯ. Месть – это все, что интересует этого подонка!

Мотаю головой так, что длинные мокрые пряди волос падают на лицо. Прижимаю ладони к ушам. Не хочу все это слышать! И пусть это очевидный факт. Из груди вырывается жалкий всхлип, и я с силой зажимаю дрожащей ладонью покусанные до крови губы. Отец прав. Как я могла повестись на сказки этой сволочи? Дура! Наивная дура!

– Хватит реветь! – одергивает отец, глядя на то, как во мне начинает зарождаться самая настоящая истерика. – Ты забудешь про этого выскочку. Ты меня поняла? – в голосе звучит самый настоящий ультиматум.

Передо мной не мой папа, а жесткий человек, бизнесмен Зимин Борис Сергеевич.

– С этого дня произносить ЕГО имя в моем доме запрещено! Все свое время посвятишь учебе, Катя. С Ильей обратно мосты наведешь.

Имя жениха ничего кроме пустоты в душе не вызывает. Глухо, безнадежно, уныло.

– Парень чуть с ума не сошел, пока ты шашни этим выскочкой водила!

Прикусываю губу, чтобы сдержать рыдание. Ведь отец еще не знает самого главного. Боже! Я погибла! Даже, если очень захочу, я никогда уже не смогу полностью вычеркнуть из своей жизни Стэфана. Все потому, что… Прикусываю губу, собирая остатки духа:

– Пап, – почти шепчу хриплым срывающимся голосом, – я беременна…

Отец машинально берется за галстук, будто это удавка, которая мешает дышать. Его глаза недоверчиво округляются. Вопрос звучит так сипло, что я почти не узнаю его потрясенный голос:

– Что?! – из его груди вырывается странный сдавленный звук. На секунду даже пугаюсь, что его накроет сердечный приступ. – Ты… уверена?

Впервые за все время, в его глазах отчетливо отражается страх, который тут же трансформируется в лютую ненависть. Нет, не ко мне, а к предавшему меня мужчине!

Должно быть, в моих глазах можно без труда найти ответ на вопрос, потому что кулаки отца конвульсивно сжимаются, и он выплевывает сквозь зубы:

– Ребенка не будет! – ноздри отца трепещут от бешенства. Кажется, что ему не хватает воздуха от той ярости, что накрывает его одной волной за другой. – Завтра же избавишься от ЭТОГО…

Испуганно делаю шаг назад. Буквально чувствую, как от лица отхлынула вся кровь. Сейчас я такая бледная, без единой кровинки, что самое время в гроб класть. Первый шок отходит, и я уже готова защищать своего еще нарождённого такого для всех нежеланного малыша.

– Это и мой ребенок! – вскидываю подбородок, твердо встречая неумолимый взгляд отца. Впервые готова биться насмерть – за жизнь своего малыша. – И я решила рожать!

– Дура! – орет отец, но тут же берет себя в руки. – Ты себе всю жизнь загубишь. Подумай, Катя. Что ты творишь, дочь?!

– Это не обсуждается.

На какое-то мгновение даже горжусь собой. В моем голосе сталь и что-то такое, от чего отец понимает, что спорить, а тем более, настаивать совершенно бесполезно.

– И не забывай, что у меня слабое сердце.

В уголках жесткого неподатливого рта появляются горькие усталые складки. Он помнит и, наверняка, никогда не забывал.

– Хорошо, – желваки буквально ходят ходуном по гладко выбритым острым скулам. – Я все улажу. Ты выйдешь замуж за Илью. Он примет… – морщится, как от зубной боли, – твоего ребенка. Не волнуйся, не попрекнёт и словом. Не зря, несмотря на все это безобразие, что ты исполняла в последнее время, он не отказался от идеи женитьбы на тебе.

Опускаю голову, принимая поражение. Отец прав. Я должна выйти за Илью. Одной мне не справиться. Я просто не выдержу все сплетни, заголовки в желтых газетах, которые будут кричать на каждом углу, что единственная дочь известного бизнесмена в положении, не будучи замужем. А уж сложить дважды два, кто именно отец ребенка им не составит большего труда. Не вынесу такого позора, ведь я стану очередной из длинного списка «однодневок».

– Я выйду за Илью.

Отец в три шага оказывается возле меня.

– Вот и славно! – словно собачонку треплет по насквозь промокшим светлым прядям волос. – Я все решу. Кстати, – отец небрежно кидает на кровать конверт, из которого, шлёпнувшись на покрывало, вылетают в хаотичном беспорядке фотокарточки. – На досуге посмотри это.

Пару неверных шагов и в моих пальцах фото. Фото, на которых некогда мой любимый мужчина запечатлен с рыжеволосой женщиной. Они выглядят такими счастливыми. Больно невыносимо! Рядом с ними маленькая девочка с забавными хвостиками – рыженькая – такая же, как и ее мать. Дыхание сбивается. Кажется, еще немного и задохнусь! Прячу лицо в ладонях. Плечи дрожат от понимая того, что моя жизнь больше никогда не станет прежней. В голове не укладывается весь масштаб предательства любимого человека!

Будь ты проклят, Стэфан Дицони! Будь ты проклят, что обманул меня, разбил надежды и уничтожил жизнь! Ты никогда не узнаешь о нашем ребенке! НИКОГДА!

Глава 1

Катя

– Пусти! – пытаюсь вырвать руку из стального захвата. Только вот все мои старания бесполезны. Он-то вон какой! Каланча! Еле до могучего плеча макушкой достаю. Ууу, настоящая гора!

– Куда? – едко цедит мужчина, кивая на распростёртое на земле тело «ухажера», который приставал ко мне еще минуту назад. Ровно столько понадобилось брюнету, чтобы обездвижить подонка. Морщится брезгливо, разглядывая тушу у своих ног. Встряхивает рукой, сжимая и разжимая кулак. – Вон, уже повеселилась! Оторвалась!

Отвожу взгляд от тучного здоровенного тела байкера с разбитым бородатым лицом. Непроизвольно плечом веду. Жалости нет – ни сколечко! Одна лишь брезгливость. Толстый навозный жук. Поделом!

Вспыхиваю до корней светло-золотистых волос, когда понимаю, что замечание спасшего меня мужчины более, чем справедливы. Каждое его слово звучит, как грязное ругательство. Кровь в жилах огненной лавой клокочет. Да кем он себя возомнил?! Да, спас! Спасибо! Однако, отчитывать меня никакого права не имеет!

– Я такси вызову, – дерзко пытаюсь вырвать руку. От усилий аж щеки надуваю.

Игнорирует. Настойчиво тянет в сторону черной, матовой, спортивной тачки. Что самое унизительное – он делает это совершенно без труда! Ну, куда мне с моими пятьюдесятью килограммами? Окидываю оценивающим взглядом мощную спортивную фигуру. Переть против двухметрового центнера хорошо развитых мышц?!

Он, тем временем, достает из заднего кармана темный брелок. Машина, словно приветствуя, мигает ярко-желтыми фарами. Дорогая. Стильная. Очень даже подходит ее обладателю! Открыв дверь, без усилий вталкивает упирающуюся меня в салон. Обходит машину и, как только садится на водительское сидение, пронзает почти насквозь своими странными глазами. Гетерохромия… Один глаз синий, как штормовое море, второй – зеленый, с золотисто-карими искрами у самого зрачка. Игнорирует мой любопытный взгляд. Должно быть, ему не привыкать к пристальному вниманию.

– Где он?

– Он? – повторяю непонимающе, чинно складывая руки на коленях.

На высоких скулах незнакомца ходуном желваки ходят. Похоже, мягко говоря, его до белого каления доводит, что со мной возиться приходиться.

– Парень твой, – приподнимает бровь, словно удивляясь моей глупости. – Не одна же ты в клуб пришла?

Щеки вспыхивают, и я бормочу:

– В командировке, – почему-то становится так не по себе, будто в каком-то тяжком грехе призналась. – Я здесь с подругой была, но мы поссорились. Она уехала.

Загорается подсветка центральной консоли и пространства в ногах. Мужчина слегка наклоняет голову набок. Пристально изучает.

Непроизвольно, впервые обращаю внимание на то, как он хорош собой. Непозволительно хорош… Квадратная мужественная челюсть, небольшая ямочка на подбородке, высокие, хорошо вылепленные скулы. Обрамленные густыми черными ресницами странные, но такие притягательные, глаза. Красивый! Не слащавой красотой, а какой-то грубой, первобытной. Нос слегка кривой…

Видать, байкер не первый, кого мой спаситель в нокаут отправил. Теряюсь. Интересно, сколько ему лет? Даже смущенно прядь волос за ухо убираю, несмело разглядывая его из-под длинных ресниц.

До этого, в темноте, у меня не имелось возможности как следует его рассмотреть. Да, честно говоря, и не до этого было. Все, о чем я думала в тот момент, когда он размазывал моего обидчика по асфальту, как же мне крупно повезло, что хоть кто-то заглянул в самый темный уголок территории клуба.

Только вот, похоже, мои слова его еще больше злят. В глазах лютая ярость горит.

– Если бы я был на месте твоего отца…

Моментально забываю о симпатии. Вспыхиваю с полуоборота, словно пороховая бочка!

– Слава Богу, ты мне не отец и не жених! – и для убедительности добавляю: – И на их месте никогда не будешь.

– Да, – соглашается. Голос звучит как-то странно глухо, но не могу уловить, что именно смущает. – Слава Богу. Потому что на его месте, – приподнимает густую соболиную бровь, – я бы тебя отходил ремнем так, что сидеть неделю не смогла бы.

Последние слова звучат так угрожающе, что непроизвольно за ручку автомобиля хватаюсь. Громкий щелчок дает понять, что с этого мгновения дверь наглухо заперта. Да и еще эти окна тонированные! Разве это законом разрешено? Черт те что!

– Выпусти меня! Немедленно! – приказным тоном обращаюсь к мужчине.

Только он не считает должным реагировать на мою просьбу-приказ. Поворачивает ключ зажигания так резко, что машина на месте дергается.

– Ты хоть представляешь, – повышает тон, сжимая крепче челюсти, – что бы с тобой было, не появись я вовремя?

Тяжело сглатываю. В голове еще живы те мазкие липкие слова, которыми обидчик подкреплял свои хамские по отношению ко мне поползновения. Молча отворачиваюсь. Не хочу подтверждать, что мой спаситель безоговорочно прав. Если бы не он, страшно подумать, чем бы закончился мой беспечный вечер. Только благодарить я не привыкла – все как должное принимаю. По крайней мере, все так думают. У меня же нет сил и желания доказывать обратное. Неблагодарное это дело.

Машина трогается с места. Еще минута и клуб остается далеко позади нас. За стеклом мелькают неоновые вывески круглосуточных магазинов и посаженные вдоль всей дороги ветвистые деревья. В голове не укладывается, как далеко меня занесло от дома. И надо было Полинке выбрать клуб за чертой города?! Вот я ей завтра взбучку устрою! И плевать, что мы больше не подруги! Все равно устрою.

Полная тишина давит, как и тяжелая аура мужчины за рулем, поэтому тянусь к магнитоле. Он перехватывает мою руку, не позволяя нажать на светящиеся кнопки. Смотрит из-под бровей, крепко сжимая мои пальцы.

– Прежде, чем что-то сделать, разрешения у хозяина машины надо спросить, – отчитывает.

Меня от прикосновения его горячей мозолистой ладони трясет, будто все двести двадцать вольт ударили. Отдергиваю руку и меж колен прячу.

– Тебе хоть восемнадцать есть? – спрашивает, словно между прочим, ладонью прокручивая руль. – По таким заведениям шастать. Что это на тебе? – ерничает. – Пояс от юбки? А где сама юбка?

Глава 2

Катя

Не знаю, что за черти дергают меня за язык, но совершаю самую страшную ошибку в своей жизни:

– А у тебя? – с намеком бросаю взгляд на темно-серые джинсы. Проклятый язык без костей! Тащит меня за собой все глубже, в трясину. – Восемнадцать есть? – мучительно краснею, понимая, что именно брякнула. Называется, осадила… Ой, дураа-а!

В разноцветных глазах мелькает искреннее удивление. Громко присвистнув, брюнет замечает угрожающе спокойным тоном:

– Значит, у котенка ядовитый язычок и острые зубки?

Тянется убрать порядком надоевшую мне прядь волос с глаз, но вместо благодарности бью его резко по руке.

– Как ты смеешь прикасаться ко мне? – кричит во мне уязвленная гордость. Смахивая прилипшие к нежной коже щеки пряди, выдаю: – Ты… ты – мерзкое животное! Останови здесь! – притихнув, наблюдаю за тем, как он сворачивает на обочину.

Одним быстрым движением хватает меня за копну русых волос, грубо притянув к себе, заставляет посмотреть в свои потемневшие от ярости глаза.

– Если я тебя высажу на улице, неблагодарная девчонка, ты хоть представляешь, что с тобой сделают? – рычит мне в лицо. – Если бы не твой юный возраст, я бы сейчас показал тебе это во всех подробностях и не раз!

Несколько мгновений он сердито смотрит на меня сверху вниз. Темно-синяя вена бьется с бешенной скоростью на жилистой шее.

– Адрес?

– Извини, не знаю, что на меня нашло, – еле лепечу, стягивая ниже материал стрейч красной юбки. – Улица Первомайская, дом четыре.

На секунду в его глазах мелькает что-то странное, неуловимое. Кажется, впервые за все это время я смогла по-настоящему разозлить этого красивого мужчину. Глаза сужаются, и он резко выпускает мое запястье.

Потирая саднящую кожу, прикусываю нижнюю губу. Как я могла сморозить такую пошлость?! Еще и наорать… Это ведь не какой-то мой одногодка-одногруппник и даже не Илья. Это взрослый серьезный мужчина. Такой в игры играть не будет. Мой дурной характер ему как нечего делать сломать. Да что бы я хоть раз еще подошла к проклятому бару! Как теперь вообще ему в глаза смотреть?!

Растеряно слежу за тем, как мужчина плавно ведет машину. Крупные руки, увитые венами, без усилий с отточенным годами опытом поворачивают неспешно руль. Машина скользит по асфальту, будто по воздуху плывет. Все бы ничего, но неожиданно понимаю, что он везет меня вовсе не домой, а в ближайшую… лесополосу?! Сердце, дернувшись, летит прямиком в пятки. Ухает глухо – даже эха нет.

Голос почти не слушается, когда, испуганно вглядываясь в лобовое стекло, лепечу:

– Куда… куда ты меня везешь?

Игнорирует. Лишь сильнее сжимает руль – так, что костяшки пальцев белеют.

– Остановись, немедленно! – голос срывается от страха, ведь только сейчас я понимаю, что оказалась в машине совершенно незнакомого мне человека.

Тошнота комом в горле застревает. В уголках глаз собираются соленые слезы. Ну, все, приехала ты, Екатерина Борисовна! Теперь только с собаками найдут! Кошусь, вглядываясь в суровое лицо. Только вот оно непроницаемое. Ни один мускул не дрогнет.

Все жду, когда он улыбнется и скажет, что пошутил. Психанул! Только вот этого не происходит! И лишь спустя бесконечно долгое мгновение он нехотя отвечает:

– Как скажешь, – говорит непроницаемым голосом, после чего подчеркнуто вежливо добавляет. – Принцесса.

Резко ударив по тормозам, останавливается в какой-то непроглядной глуши. Лишь елки пушистые кругом и ни одной живой души. Только он и я! Испуганно сжавшись в беззащитный комочек, смотрю, как мужчина поворачивается всем мощным корпусом ко мне. Его взгляд теряет все то видимое безразличие, с которым он еще пару минут назад вел автомобиль.

С моих глаз будто шоры упали. В его взгляде словно взрывной ядерный коктейль бурлит. Ярость, раздражение и ничем не прикрытая… дикая похоть! Скользит жадным взглядом по моим обнаженным стройным ногам, почти нисколечко не прикрытым юбкой. Щупает нахальными глазами все, что под белым топом от чужих глаз спрятано. Испуганно охаю, когда он резко подается ко мне. Широкая ладонь зарывается в мои распущенные волосы на затылке на подобие гребня. Оттягивает светло-золотистые пряди назад так, что приходится запрокинуть голову. Прежде, чем успеваю хоть что-то сообразить, на губы обрушивается неистовый по своей силе дикий поцелуй.

Он жалит, словно тысяча пчел! Нежную кожу почти нестерпимо жжет от этого изощрённого насилия. Упираюсь кулачками в широкие неподатливые плечи. Чувствую, как перекатываются мощные узлы мышц под пальцами. На какое-то мгновение кажется, что даже мои ногти ломаются о его мускулистую, словно каменная глыба, грудь. Ладони таким жаром обдает от смуглой кожи, что, кажется, еще чуть-чуть и я расплавлюсь.

Он глотает, как исстрадавшийся от жажды в пустыне путник, мои судорожные тихие вскрики. Хозяйничает во рту, словно завоеватель в сдавшейся крепости. Упивается своей властью. Разве от такого стоит ждать пощады? Очень наивно и глупо…

Делаю судорожный глоток воздуха, когда жесткие, четко очерченные губы наконец-то оставляют мой припухший от поцелуя рот. Голова кружится. Моргаю так, как будто обухом топора по голове ударили.

– Раздевайся! – резко бросает. Безжалостно смотрит в мое до смерти перепуганное лицо, а затем делает то, от чего буквально в ступор впадаю.

Дергает мой топ вниз, выставляя на показ совершенно беззащитные под его страстным взглядом бурно вздымающиеся пышные полушария груди.

– Пожалуйста! – умоляюще прикрываю едва спрятанную за бюстгальтером без лямок грудь руками, чтобы хоть как-то защититься от горячего взгляда мужчины, буквально проникающего под самую кожу. – Не делайте этого!

– Этого? – язвительно улыбается и тянется пальцами к пряжке своего фирменного ремня. Ее звон в ушах эхом отдает. – Как раз это я и собираюсь сделать. Ты слишком красивая куколка, чтобы я упустил такой шанс.

Глава 3

Катя

– Зачем вы меня спасали, – глотаю слова, почти задыхаясь от ужаса, – чтобы самому…?!

– Зачем спас? – холодно повторяет мой вопрос. Опытные пальцы без лишних усилий задирают одним движением подол моей непростительно короткой юбки. – Все просто.

Кусаю губы почти до крови. Миллиард искр в его глазах устремляются к черному, как ночь зрачку, когда становится видно край резинки моих тонких, как вторая кожа, телесного цвета чулок. Смотрит на меня, как на глупышку.

– Разве не понятно? – меж губ мелькает полоса белоснежных зубов. – Хочу тебя себе. Ты ведь девственница?

Проникает большим пальцем под чашечку бюстье. Притрагивается шершавой подушечкой пальца к нежной тонкой коже груди.

– Никогда не было невинных…

Боже, я пропала!

– Я не девственница, – вру и не краснею. Специально упоминаю об Илье, чтобы пыл мужчины остудить. – У меня же жених есть.

С ужасом думаю о том, что столько времени берегла себя. Ничего лишнего даже Илье не позволяла. И что? Для этого мужлана?! Который без зазрения совести готов уничтожить, безжалостно растоптать самое ценное, что есть у девушки! Слезы брызжут из глаз, когда другой рукой не больно, но достаточно ощутимо, он обхватывает мой подбородок. Неумолимо заставляет посмотреть в глаза, в которых плещется буря. В одно мгновение мир будто останавливается… и он тоже.

– Прикройся, – цедит сквозь зубы. Его слова не сразу доходят до моего парализованного страхом мозга. – Это будет для тебя уроком, малышка.

Когда я всё-таки понимаю, что мужчина имеет ввиду, принимаюсь рыдать, обхватив себя за плечи. Меня так трясет, что, закрыв глаза, стискиваю посильнее зубы, чтобы унять эту проклятую дрожь. Хватаю приоткрытым ртом воздух. Зажмурив сильнее глаза, все еще не верю в то, что он… что этот зверь ничего не собирается делать со мной.

Моих глаз, а затем лба касаются в легком невыносимо нежном поцелуе жесткие губы. Костяшки пальцев, едва дотрагиваясь, по коже алеющей щеки проходятся. Контраст его суровых слов и ласковых прикосновений заставляет заискриться все инстинкты, превращая их в оголенные провода.

Я, словно безропотная кукла, беспомощно позволяю горячему шелковистому языку проникнуть в тёплую влажность моего рта.

Ощутив мою податливость, он что-то глухо рычит, довольный, что не оказываю никакого сопротивления. А у меня просто нет сил! Будто весь дух выбили, на колени поставили…

Ощущая мое стояние, мужчина неуловимо меняется. Поцелуй становится безумно чувственным, сладким. Под моей ладошкой, словно отбойный молоток хаотично стучит мужское сердце. Кажется, что оно сейчас сойдет с «рельс» на полном ходу и пробьет эту каменную грудь. Вырвется на свободу!

Будто сквозь туман, меня посещает странная мысль: это что же получается? Я так на него действую? Сильные пальцы перебирают на затылке спутавшиеся пряди моих волос. Приглаживают их, ласкают пропуская меж собой длинные шелковистые локоны. Касаются шершавыми подушечками моих плеч. Вверх-вниз… Гладят их, от чего каскад мурашек вдоль позвоночника мчится.

Еще мгновение и – я на свободе. Стыдливо отворачиваюсь, пока он поправляет выпирающую ширинку на штанах. Эту внушительную выпуклость просто не реально игнорировать. Случайно ловит мой взгляд затравленного зверька в зеркале дальнего вида. Смуглые пальцы останавливаются. Чертыхнувшись, в одно мгновение заграбастывает в крепкие удушающие объятия. Уткнувшись в его грудь, судорожно вдыхаю аромат крепкого табака с нотками ванили. Будто дамбу сильнейшим течением срывает. Реву так, что в ушах звон стоит.

– Тсс-с, не надо, маленькая, – приминает мои губы большим пальцем, надавливая на сочную мякоть припухшего от поцелуя рта. В хриплом голосе отчетливо слышно беспокойство. – Не плачь. Подумаешь, чуть испугал. Ты не думай, не обижу.

Поднимаю на него перепуганные, полные соленой воды, словно огромные озера, глаза.

– Зато впредь свою блондинистую голову будешь включать. Здесь тебе не звездная, никто гонор терпеть не будет. Не реви, – повторяет, приподнимаясь, чтобы из заднего кармана джинс, должно быть, носовой платок вынуть. Только вместе с ним заодно вынимает шуршащий пакетик фольги.

Мои мышцы мгновенно каменеют.

Бросив на меня быстрый осторожный взгляд, вновь приподнимается.

– Пардон, – забавно извиняется, пряча обратно на свое место презерватив.

Стараясь отвлечься, полностью сосредотачиваю внимание на синем с белыми полосками платке, с красиво вышитыми вручную инициалами «Л. Д.» «Л.»? Как же его зовут? Нет! Не хочу знать! Так проще будет забыть весь этот кошмар! Прежде чем воспользоваться платком, оглядываю ткань со всех сторон, а уж затем, без зазрения совести, с шумом высмаркиваюсь в квадратный ситцевый лоскут.

Невесело усмехается, глядя на то, как я совсем по-детски прикладываюсь к его носовому платку. Несколько минут еще хлюпаю жалобно носом, пока мой спаситель, а точнее, сказать – мучитель, мчится по центральной дороге так, что яркие фонари в глаза бьют.

Останавливается возле массивных ворот напротив моего дома. Не дожидаясь дальнейших приказов, дергаю как не в себя ручку двери. Прохладный свежий воздух бьет в лицо, охлаждая от слез чувствительную кожу щек. Отбегаю на приличное расстояние от машины. Меж лопаток будто острозаточенный нож насмешливый голос бьет:

– А как же спасибо?

Ненавижу! Чувствуя себя в относительной безопасности, вновь ощущаю прилив отчаянной дерзости. Обернувшись, показываю средний палец в вытянувшееся от удивления мужественное лицо. Да, такие, как он, привыкли, что все перед ними лебезят. Фиг ему! Не на ту напал! Пусть свои уроки в одно место себе засунет!

– Пошел к черту, сволочь!

– Ну, что за дьявольская кошка! – мне кажется или в его голосе слышится восхищение? Кривит красиво очерченные губы, будто наслаждаясь моим острым ответом, а затем, задумчиво проведя по затылку, добавляет. – Дрянная девчонка! Придется твоему дерзкому язычку преподать еще один урок.

Почему-то перед глазами, как наяву, появляется ширинка его «левайсов». Испуганно пячусь назад. Нежную ступню пронзает боль. Должно быть, камешек впивается в тонкую кожу. Только сейчас до моего понимания доходит, что одна из туфлей осталась в машине. С каким-то глупым раздражением думаю о том, что чертовы туфли стоят целое состояние! Несколько месяцев у отца выпрашивала. Проклятье!

– Не сегодня…

Мужчина, положив локоть на дверцу с опущенным стеклом, оглядывает ленивым ласкающим взглядом с ног до головы, а затем всего парой слов вгоняет в ступор:

– Спокойной ночи, Катя.

Потрясенно моргаю, потому что человек, который только что довел меня до истерики, назвал по имени!

Сполна насладившись мои ошарашенным выражением лица, брюнет, криво усмехнувшись, бьет по газам. Взвизгнув шинами, машина с бешеной скоростью мчится вперед, оставляя за собой едва видимую в темноте сизую дымку.

Глава 4

Катя

Никем не замеченная, стою в стороне, наблюдая за тем, как мама раздает нетерпящим возражения тоном указания персоналу. Они полностью поглощены и сосредоточены на работе, лишь бы угодить во всем Зиминой Светлане Юрьевне.

Изящными движениями рук в воздухе хозяйка дома указывает штату из высококлассно вышколенных слуг, будто танцевальные «па» выдает. Каждый раз поражаюсь тому, как она это делает. Претенциозность и надменность каждый жест подчеркивает. Знает свой статус, наслаждается им – все как должное принимает. Не зря в ее венах голубая кровь польских аристократов течет, о чем ни раз отец с гордостью и амбициями заявлял. Несмотря на то, что они в браке больше двадцати лет, он как будто до сих пор кичится тем, что породнился с такой знатью, как Якубовские.

– Закуски вынести вместе с игристым, – мать приподнимает тонкую светлую бровь. – Никаких пауз.

Оглядывает снисходительно съежившуюся перед ней девушку в строгом синем переднике и белой блузе, полы которой спрятаны за поясом длинной юбки. Все пуговицы верха наглухо застегнуты, до самого горла.

– Все должно быть вовремя, как только гости займут места. Минута в минуту.

На секунду представляю, как неудобно Дарье. В глубине души шевелится жалость. Попробуй подыши в таких тисках. Безошибочно догадываюсь, что всю форму рабочим тщательно и скрупулёзно мама сама подбирала. Вижу ее руку даже в том, в какую именно юбку блуза заправлена. Абсолютно прямого строгого покроя – такую же неприступную, как и верх формы.

– И, ради Бога, Дарья, не забудь бутылки охладить! – заносчиво добавляет мама, приподнимая подбородок. – А то будет, как в прошлый раз. У меня нет желания вновь перед гостями краснеть.

– Да, конечно, Светлана Юрьевна, – поспешно кивает девушка, понимая, что именно этого от нее и ждут. Беспокойные пальцы подол фартука теребят. Такое ощущение, что самое ее большое желание в эту минуту, спрятаться за кухонным островком так, чтобы от холода голубых глаз хозяйки особняка укрыться.

Меня не удивляет ни смиренный тон, ни то, что брюнетка не смеет глаз поднять, пока ее отчитывают. Таковы правила этого дома – смирение и подчинение – другого не дано.

Мать отводит взгляд от принявшейся тут же исполнять свои обязанности Дарьи. Прикрыв глаза, подушечками пальцев прикасается к вискам, слегка массируя. Морщится, будто сильная головная боль мучает.

– Кать? – настойчиво произносит мама, уступая своим же правилам, что леди не должна ни в коме случае неприлично громко голос повышать. Будто что-то вспомнив, спохватившись, вычеркивает ручкой из длинноного списка ежедневника какие-то записи, и вновь повторяет. – Катя?!

Делаю шаг вперед, выходя из своего «убежища», выдавая свое присутствие на кухне.

– Я здесь, мама.

– Дочка… ты давно здесь? – поднимает на меня слегка растерянные глаза, так напоминающие холодные ледяные воды реки. На секунду на ее лице мелькает смущение. – Не заметила тебя, дорогая! – мама привычным жестом заводит светлую, почти платиновую, выбившуюся из элегантной прически-ракушки прядь за ухо. Судя по тому, как она была увлечена отсчитыванием персонала, не удивительно, что она не заметила моего присутствия. Поджимает с легким недовольством губы. – Ты слышала? – в ее голосе звенят чопорные ноты. – Разве их оставишь без присмотра? Приходится все контролировать!

Во мне поднимается что-то жесткое и неуступчивое, и оно заставляло меня в эту секунду ненавидеть маму за ее поведение, за ее гордыню. Но вместе с тем я понимаю: я люблю ее, очень люблю, но как-то по-особенному. Мне даже трудно, почти немыслимо, признаться себе в этом. Но я всё равно её люблю, несмотря ни на что. И как только эти два противоречивых чувства могут уравновешивать одно другое?

– Все так серьезно? – мой голос звучит ровно, несмотря на бушующие внутри эмоции. Они мечутся, разгоняясь от небольшого ветерка до огромного урагана. Внешний лоск и интеллигентность мамы совсем не вяжутся с тем, что произошло пару минут назад. Но ведь этого никто не видел, кроме меня, поэтому ей глубоко плевать. Но не мне!

Не могу использовать остроту своей речи на матери, которая научила говорить, хотя душа и просит, нет – требует справедливости! Лишь язык крепче за зубами держу… Молчу, потому что между справедливостью и матерью я выбираю маму.

– Лучше скажи, как я выгляжу? – поправив несуществующие складки шелковой ткани на бедрах, мама цепляет на лицо благочестивую улыбку-маску.

– Хорошо, – отмазываюсь дежурной фразой, но по тому, как загораются довольно глаза мамы понимаю, что ей вполне достаточно и этой скупой похвалы.

Хмурю брови, не понимая маминых переживаний по поводу предстоящего вечера. Она еще ни разу так сильно не «загонялась» из-за ужина с Сазоновыми. А, может быть, я чего-то не знаю?

– Тебе папа не сказал? – догадывается мать, наконец-то замечая мое обескураженное выражения лица. Скользит изучающим взглядом по моему белому коктейльному платью. Приоткрывает губы, чтобы дать свою оценку моему наряду, как, охнув, переключается на Дарью, которая раскладывает свежеприготовленных рапанов на зеленые хрустящие листья салата на подносе. Нервно рассматривает изысканные закуски к аперитиву:

– А где греческие маслины?! – голос мамы звучит так, будто ей только что стало известно о конце света. – Почему я все время должна о чем-то напоминать!?

Девушка от неожиданности ударяет с громким звоном щипцами для морепродуктов по фарфоровой тарелке. Ее круглые милые щечки покрывает алый румянец, выдавая внутреннее смятение. Словно по щелчку пальцев, карие глаза застилает поволока слез.

– Извините, Светлана Юрьевна, – голос Дарьи дрожит. – Сейчас все исправлю.

Словно акула, почуявшая кровь своей жертвы, мама неотступно и цепко следит за брюнеткой, у которой под пристальным взглядом хозяйки дома все буквально валится из рук. Банка с оливами не подается и Дарья, беспомощно подняв глаза, смотрит затравленным зверьком, будто у своего мучителя помощи прося. Сжимаю крепче сумку-клатч в руке – так, что суставы пальцев боль простреливает. Самое лучшее – если я не буду вмешиваться. Иначе скандала не избежать!

Глава 5

Катя

Закатив глаза, мама, не скрывая своего раздражения, обращается к стоящей рядом пожилой женщине:

– Надежда Владимировна, – цедит, четко артикулируя каждой буквой, поджимает губы, в глазах лед. – Замените эту неумеху на кого-нибудь другого! Желательно, поумнее да порасторопнее, – в голосе мамы отчетливо переливается подчеркнутое пренебрежение к персоналу. В этом с отцом они очень похожи – всех меряют по статусу. – Поставьте ее картофель что ли чистить… Надеюсь, справится?

– Светлана Юрьевна… – щеки Надежды Владимировны вспыхивают. На секунду мне кажется, что женщина настроена дать отпор, но нет, ошиблась – отводит бархатные карие глаза, и с трудом произносит: – Как скажете.

Вся трагичность происходящего заключается в том, что Дарья – родная дочь Надежды Владимировны. Мне хочется возмутиться, топнуть ногой! Крикнуть, что это не справедливо, но я молчу. Молчу, потому что знаю, полезь я со своей защитой, будет только хуже. Знаем, проходили… По сути, я такой же невольник в этом доме, как и бедная Дарья. Всем нам отведены свои роли.

От бушующего внутри пламени меня отвлекает ровный голос Надежды Владимировны. Женщина с завидным спокойствием обращается к серой и совершенно невзрачной, как мышка, посудомойщице:

– Настя, замени, пожалуйста. Даша, иди за мной.

Как только обе женщины исчезают в подсобке, уголок рта родительницы слегка приподнимается вверх. Наверняка чувствует себя наподобие «божка». Мне никогда этого не понять. Словно вспомнив о моем существовании, манит указательным пальцем с изумрудным перстнем.

– Иди сюда, дорогая.

И я послушно иду в сторону мамы. Сколько бы зла она не причинила, какой бы жестокой она не была, я знаю: мама меня любит. Никакая другая привязанность не сравнима с этой, потому что все другие – случайны, а эта врожденная. Ближе нее у меня никого нет. Просто она нервничает, устала – пытаюсь оправдать злые выпады родительницы в сторону персонала. Отмечаю про себя, как она выглядит – на высоте, как и всегда.

Стройная высокая блондинка с красивыми холодными голубыми глазами, ресницы слегка подкрашены тушью. Губы едва тронуты тонким слоем помады благородного цвета марсала. Ее образ завершает черное элегантное платье-футляр ровно до середины колен и дорогущее брильянтовое колье на тонкой изящной шее. Длинные волосы серебристого цвета уложены волосок к волоску. Все идеально подходит, подчеркивая необсуждаемый статус жены крупного бизнесмена. Холодная элегантность снежной королевы – вот, что приходит на ум при взгляде на хозяйку особняка.

– Сегодня будет очень важный вечер для нашей семьи, дорогая, – мамины глаза блестят, словно кристаллы, когда она берет меня за ладонь наманикюренной рукой. Заговорщически понизив тон, она с восторгом добавляет. – Кроме Сазоновых, будет еще несколько очень важных людей, не просто гостей, Катя. Акционеры! Очень обеспеченные люди. Дай-ка, полюбуюсь на тебя, милая, – мама отводит уложенную голливудской волной золотистую прядь у моего лица. Пропускает шелковистую длину между пальцев, слегка путая светлые волоски большим изумрудом. В её голосе сквозит ничем не прикрытый интерес. – А что это за прелестное платье на тебе?

– От Сергеенко, – называю имя любимого маминого дизайнера. – Ты не видела. Это из последней коллекции.

Глаза родительницы одобрительно сверкают. Хоть мама и выглядит заинтригованной, ей импонирует мой выбор на сегодняшний вечер.

– Неожиданно. Прекрасное решение, Катенька, – берёт за локоть. – Повернись!

Конечно, я бы предпочла, чтобы меня хвалили за то, что делаю, а не за то, как выгляжу, но это точно не для моей семьи. Никому не интересно, что там – дальше обертки. Поворачиваюсь медленно вокруг оси. Жаловаться я не привыкла, поэтому даю возможность оценить свой наряд со всех сторон.

Коктейльное платье, правда, – отражение утончённого вкуса, впитанного с молоком матери и капелька моего личного – смелости. Ну, и, конечно же, главное – прекрасный способ продемонстрировать фигуру. Платье айвори с ажурным белым узором, с двойным лифом и корсет сердечком непременно поставят на колени Илью.

Я почти не сомневаюсь, что жених будет умолять о прощении за то, что вёл себя так низко перед отъездом. Да как он только смел поставить свои желания превыше моих?! Всё, что требовалось от жениха – это поговорить с моим отцом, намекнуть на то, как было бы неплохо, если бы я тоже поступила в университет, где уже второй год учится младший Сазонов.

Но, похоже, Илье совсем голову вскружила возможность продемонстрировать свои умения в новом филиале, который открыли совместными усилиями наши отцы. Он всегда мечтал быть одним из ведущих брокеров и, судя по довольному лицу моего отца, который уже с полчаса обсуждает что-то с Сазоновым-старшим, Илья справился на «пять». Только вот я не могу простить ему этого успеха.

Мама заботливо поправляет мои пышные рукава до локтей, выполненные из дорогого атласа, украшенные филигранными аппликациями на плечах, когда за окном слышится звук шин по гравию. Расклешённая фатиновая юбка с дополнительной бежевой вставкой колышется из стороны в сторону, когда я нетерпеливо подхожу к окну. Через открытые ворота нашего загородного дома въезжает солидное авто, скользит по темно-серому гравию. Я знаю, кому принадлежит «Мерседес Бенц» – Илье Сазонову.

Глава 6

Катя

Отпрянув от окна, с досадой размышляю о том, что весь вечер придётся делать вид, что мы два отчаянно влюблённых голубка. Хватит ли у меня стойкости на протяжении всего ужина беспрекословно выслушивать про то, как мне положено жить и о чём мечтать ни в коем случае нельзя? Я всей душой ненавижу эти званые ужины!

Сидя за столом под прицелом взоров родственников и партнёров по бизнесу отца, я обычно думаю о том, что отдала бы многое, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Мой отец большой специалист манипулировать человеческими слабостями и блистательный кукловод. Иногда складывается такое впечатление, что я для него подобие акций или капитала, который он выбирает в какой именно финансовый проект выгоднее вложить. Как же меня тошнит от этих двуличных подхалимов, облепивших со всех сторон отца! Все их льстивые вкрадчивые слова, в которых нет и толики правды и капли души, вызывают такой спазм в животе, что, кажется, ещё чуть-чуть и меня вывернет наизнанку прямо одному из гостей на лакированные до блеска туфли. Таковы реалии – быть единственной наследницей Зимина Бориса Сергеевича. Вот что значит жить моей жизнью! Не иметь карт-бланша на своё мнение, дышать тогда, когда велит отец – такое себе удовольствие.

В отличие от Ильи, у которого жизнь складывается приблизительно по тому же сценарию, я не готова смириться с судьбой. И, несмотря на то, что достаточно продолжительное время я искренне верила в свою влюблённость в Сазонова-младшего, месячная командировка Ильи будто всё по местам расставила. Что же это за любовь такая, когда не тоскуешь по своему жениху? Не ждёшь его звонка с замиранием сердца, а иной раз и вовсе раздражаешься, когда понимаешь, что предстоит встреча с Сазоновым. Конечно же, я не отношусь к нему с полным безразличием. Он – как туфли из старой коллекции – уже не получаешь радости, но и выкинуть отчего-то жалко. Всё, может быть, оттого что мы знаем друг друга с самого детства? Когда-то я была покорена его светло-русыми волосами и небесно-голубыми глазами. Он казался идеалом почти во всём.

Передо мной мысленно появляется совсем иное лицо. Чёрные блестящие волосы и пронзительные глаза. Встревоженно прогоняю прочь возмутительно и бесцеремонно возникший образ мужчины. Да что же это такое, в самом деле?! Уже больше недели прошло после тех роковых событий в клубе, а я до сих пор вспоминаю этого грубияна. Да разве подобное забудешь?!

Его в своей бессмысленной жестокости урок на подкорке головного мозга осел – ничем не вытравить! Только вот я не уверена, что дело не только в этом. Практически каждую ночь в полной темноте спальни, когда закрываю перед сном глаза, наяву чувствую, как его горячие жёсткие губы накрывают мои – мягкие, податливые. Бархатный настойчивый язык касается гладкого нёба… Воспоминания так плотно проникают в каждую клеточку моего тела, что я с позором понимаю, что чувствую… возбуждение. Может быть, со мной что-то не так? Самое страшное, что Илья никогда не мог вызвать во мне такую бурю эмоций, как этот незнакомец. Почему я не могу забыть и жить как раньше?

– Будете целоваться?

Голос матери буквально клещами выдёргивает в настоящее, и я вздрагиваю, задевая локтем кружку на столе, из которой проливается на пол вода.

– Катя, осторожнее! – удивляется мама моей внезапной неуклюжести.

– Что? Я… – растерянно заглядываю в глаза матери. Она прочитала мои мысли?! Но это же невозможно. Правда?! Мурашки каскадом вдоль позвоночника волной бегут, а все, чего мне хочется – это из кухни исчезнуть.

– Спрашиваю, соскучилась по Илюше? – слегка наклонив голову набок, смотрит так, будто хочет в мысли проникнуть. – Ты же из-за него всю неделю в облаках витаешь?

Что?! В облаках витаю? Что за глупости?! Ничего подобного!

– Мам, не называй Илью так.

– А что такого? – мама приподнимает бровь, показывая всем своим видом, что мои слова звучат не убедительно. – Раньше ты была совсем не против.

Неужели? Морщусь от вот этого «Илюша». Тут же одёргиваю себя. С каких это пор меня нервирует имя жениха? Совсем уже с катушек слетела.

– Кать, будь посговорчивей с Ильёй, – мама, будто почувствовав мое настроение, предостерегает. – Я в своё время была слишком холодна с твоим отцом, это чуть не привело к катастрофе наши отношения. Ну, что тебе стоит быть поласковее с мальчиком? Мне кажется, в последнее время вы как-то друг от друга отдалились.

– Тебе не показалось, – фыркаю, не сдержавшись.

– Катя! – хлёстко обрывает мать, ставит на место. – Что за тон?!

Прикрываю на секунду глаза. Лишь бы не сорваться!

– Извини, мам, – первое слово с неимоверным трудом даётся. – Просто я нервничаю перед ужином.

Чувствуя, как между нами появляется стена холода и отчуждения, иду в сторону выхода.

– Дочка?

Оборачиваюсь, встречаясь глазами с мамой. В её взгляде есть что-то такое, что заставляет меня напрячься, как тетива лука.

– Этот брак очень важен для нашей семьи, – самое грустное – то, каким взглядом мама сопровождает слова. Выглядит, как предупреждение. – Не смей… огорчать отца.

Глава 7

Катя

– Как же я соскучился! Иди ко мне, любимая.

Проворно уворачиваюсь от нетерпеливого поцелуя. Губы Ильи скользят вдоль щеки, так и не достигнув цели. С раздражением, отмечаю, как в глазах Сазонова-младшего зарождается недовольство.

– Почему ты всегда так холодна со мной? – жених в отчаянии запускает пятерню в светло-русые волосы, а затем расстроенно проводит по затылку. – Черт, Катя! Я так не могу больше! Ты же видишь, я с ума по тебе схожу!

Пропускаю мимо ушей отчаянье в его голосе. В следующий раз хорошенько подумает, прежде чем игнорировать мои просьбы.

– Всегда? – моя бровь ползет вверх, когда нетерпеливо вырываю пальцы из его прохладной и утонченной, как у пианиста, руки. – Хочешь сказать, уже забыл наш разговор перед твоим отъездом в Кострому? – с обидой поджимаю губы.

– Я не хотел тебя обижать, – заискивающее вглядываясь в лицо, Илья пытается реабилитироваться в моих глазах. – Ну, любимая, не будь так жестока!

Встречаюсь ироничным взглядом с голубыми глазами жениха. Терпеть не могу людей, которые «не хотели обидеть», но обидели! Более, чем уверена, Илья отдавал себе отчет, когда пошел на этот сознательный шаг. Это так удобно: сказать, что не хотел – и обижай, как хочешь, дальше. Нет уж, Сазонов, со мной такие штучки не прокатят!

Зарывая себя все глубже и глубже, Илья, сам того не осознавая, ступает на скользкую дорожку:

– Мы всего лишь повздорили маленько. Ну, бывает… Что ж теперь? – поправляет неловко тонкий черный галстук, который безупречно подходит к белоснежной сорочке. – К тому же, что я мог поделать? Давно уже прекрасно известно, как твой отец относится к учебе далеко от дома.

Недоверчиво моргаю. Вот свинья! Нет! Осёл.

– Шутишь?! – срывается с губ куда громче, чем я рассчитывала. Прежде чем продолжить, понижаю голос. – Ты даже не пытался, а тебе всего-то надо было поговорить с ним.

– Неужели так сложно делать то, что тебе отец велит? – перебивает Илья. Смотрит на меня так, как будто перед ним капризный избалованный ребенок. И это не может не задеть!

Обида желчью растекается по венам – сметает все на своем пути! Отравляет. Привкус горечи на кончике языка становится почти осязаемым.

– Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу бухучет! – цежу гневно, почти выплёвывая с ненавистью слова. В моем голосе ноты отчаяния сплетаются в каком-то безумном коктейле с отвращением. – Я не умею молчать и делать вид, что все хорошо, когда мне это не нравится!

Я прекрасно знаю, что проглоченной обидой можно запросто отравиться! Желания нет. Накушалась! Спасибо.

– Да, знаю, – огорошивает ответом Илья, – но твой отец прав, Катя. Сама подумай, дай тебе волю, ты бросишь все и будешь с утра до вечера с конями своими возиться.

– Ну, знаешь… Пошел ты к черту! – демонстративно отворачиваюсь. – Ты оказался примитивным, как амёба, а с микроорганизмами я не общаюсь!

На секунду мне кажется, что откуда-то со стороны раздается смешок. Сощурив глаза, оборачиваюсь, но лицо Ильи остается все таким же серьезным. Показалось…

Тяжело вздыхаю. Прекрасно осознаю, что моя враждебность – это всего навсего тыл гордыни, а жестокость – неприглядная изнанка обиды, но ничего не могу с собой поделать. Делаю шаг в сторону дорожки, вдоль которой стоят стройным рядом ели.

Жених преграждает мне путь. Не дает и с места сдвинуться.

– Кать, ну что за слова? – искренне возмущается Илья. – Ты же леди, в конце концов!

Заключительную фразу Сазонов произносит с подчёркнутым разочарованием.

– Да, леди! – метнув сердитый взгляд-кинжал в жениха, снова отворачиваюсь.

Бесит до дрожи! Похоже, необходимо напомнить Илье, что обиженная леди бывает похуже всякого киллера!

– Зайчонок, прости дурака! – Илья осторожно подкрадывается сзади и с умоляющими нотами в голосе принимается увещевать. – Да, ты права, а я был не прав! И к тому же, нельзя из-за каждой обиды отрекаться друг от друга.

Только я иначе считаю. На каждое «нельзя», у меня всегда найдется несколько МОЖНО!

Словно почувствовав, что пахнет жареным, Илья разворачивает меня к себе. Ласкает взглядом преданной собаки. На каком-то инстинктивном уровне безошибочно понимаю, что эту битву я уже выиграла. Разве он не видит, что наши ссоры становятся не исключением, а нормой? Внезапно осознаю, что в последнее время ругань – единственный способ получить от жениха желаемое.

Илья отводит мои волосы за спину, склоняется так близко, что теплое дыхание касается лица.

– Я просто хочу быть рядом с тобой, зайчонок, – уверяет Илья, с нежностью поглаживая кожу моей щеки подушечками пальцев. – Обещаю, сегодня же поговорю с твоим отцом.

Вскидываю глаза, пристально разглядывая классические, почти приближенные к идеалу, черты лица парня. Среднего телосложения и невысокого роста, у Ильи, как и у почти любого славянского типа правильный овал лица, светлый оттенок глаз и волос. Не слишком густые брови и щетина. Все подруги, включая даже Полинку, «тащатся» по моему жениху. Прекрасно понимаю почему. Илья выглядит очень привлекательно и даже мило.

Но неужели мне не послышалось? Поговорит с отцом? Да ладно?!

– Ты не обманываешь? – внутри взметается волна надежды. Уж кого и будет слушать отец, так только Илью. – Думаешь, он позволит мне поступить в твой универ?

– Что-нибудь придумаю…

Полные губы тянутся ко мне. Глаза жениха в предвкушении горят. Но, похоже, поцелую сегодня так и не суждено случиться. Неподалёку от нас раздается треск сухой ветки. Он кажется почти оглушительным в полной тишине вечернего сада. Машинально отскакиваю на приличное расстояние от Ильи. Сердце колотится, как ненормальное. До ужаса странно! Чувствую, должно быть, себя так же, как Мина из романа Брэма Стокера, когда за ней наблюдал граф Дракула из глубины сада. Глупо, конечно, но вдоль позвоночника пробегают мурашки. Чувствую на себе пронзительный взгляд… Он будто калёным железом жжет!

Глава 8

Катя

Прижав руку к груди, опасливо оборачиваюсь, сосредоточенно вглядываясь в непроглядную темноту. Буквально в паре метров от нас среди зеленых хвойных растений, зависнув в воздухе, горит пламенная точка. Крылья носа трепещут, когда безотчетно делаю глубокий вдох. В легкие проникает еле уловимый аромат ванили и никотина. Раскаленная точка еще пару секунд горит, а затем, резко сорвавшись вниз, летит на землю. Должно быть, прямиком к ногам того, кто стал очевидцем нашей безобразной ссоры с Ильей. К моему смущению в глубине сада очень темно, поэтому просто не реально разглядеть, кто именно из гостей стал немым свидетелем этой сцены.

– Кто здесь? – Илья достаточно быстро преодолевает расстояние и, резко схватившись за колючие ветви ели, разводит их в разные стороны.

Только вот кто бы там ни был – он уже ушел. Будто растворился! Можно было бы, конечно, предположить, что никого и не было, но аромат крепкого табака до сих пор щекочет слизистую носа, от чего я непроизвольно чихаю.

– Будь здорова, любимая, – Илья тянется к карману, должно быть, за платком, но я жестом останавливаю жениха.

– Думаю, нам лучше вернуться в дом.

Илья прочищает горло и к моему нескрываемому облегчению соглашается:

– Да, так будет лучше, – поправляет ворот, а затем лацканы черного классического пиджака. – К тому же, думаю, что твоему отцу понадобиться моя помощь.

Страх отступает. Сама того не замечая, уже морщусь скептически. Ведь пиджак Ильи такой же скучной расцветки, как и все в моей жизни. Если только помочь сделать конец этого дня еще более унылым.

– Я когда в сад выходил, – делится своими наблюдениями жених, – видел, как по парадной лестнице Дицони поднимался. Твой отец, наверняка, будет в ярости!

А вот это уже интересно. Задумчиво покусываю нижнюю губу. Что за странная фамилия? Хотя ничего удивительного! Отец любит «якшаться» с иностранными инвесторами. В этом он видит какой-то определённый «шик». Чем же ЭТОТ интересно ему не угодил?

«Дицони…» – задумчиво повторяю про себя. Вот уж не знаю, кто это, да и особо знать не хочу! Но слова жениха всё-таки зароняют отравленное семя любопытства. Заставляют брошенную женихом фразу в голове крутить: «Твой отец, наверняка, будет в ярости». А вдруг вечер обещает быть не таким уж и пресным?

Я еще ни разу не видела, чтобы отец не мог справиться с эмоциями при виде какой-либо личности. Обычно это преимущество принадлежало исключительно мне. Прикасаюсь губами в легком, словно дымка, поцелуе к гладко выбритой острой скуле Ильи.

– Иди первый, а я пока заскочу в дамскую комнату припудрить носик, – мило улыбаюсь, чем буквально заставляю встрепенуться Илью от радости. – Позже встретимся.

Вернувшись в дом, проскальзываю к лестнице, чтобы подняться к себе. Хочется хоть немного передохнуть от всего фарса, что происходит в гостиной. Останавливаюсь, будто вкопанная, так и не дойдя до своей комнаты.

– Вышвырни его вон! Немедленно!

Невольно прислушиваюсь к враждебному тону матери. Никогда не слышала, чтобы она так разговаривала с отцом! В его присутствии она всегда неизменно сдержанная. Сейчас же кажется, что она вот-вот впадёт в самую что ни есть ярость, совсем несвойственную леди. Хоть я и не вижу родителей, буквально ощущаю витающее между ними напряжение в воздухе.

– Света, он уже здесь, – в голосе отца звучат странные ноты.

Никак не могу идентифицировать его тон. Досада? Хотя последнее и вовсе кажется чем-то из области фантастики.

– Поверь, дорогая, если бы только это было в моих силах, ноги бы его не было в нашем доме.

– Ты мне клялся, Борис! – в голосе матери звучат истеричные ноты. – Как он посмел переступить порог нашего дома?! Этот дикарь! КАК!? Из какой помойки он выбрался? – голос мамы звенит от гнева. Она с шумом надсадно втягивает воздух, чтобы перевести дыхание. – Его здесь не будет! – голос звучит тверже, будто она уже приняла решение, за которым следует ультиматум. – Это моё последнее слово или я…

– Мы не можем утроить скандал. Просто права не имеем, – старается донести отец свою позицию, – но поверь, дорогая, я сделаю все, что возможно, чтобы Дицони, несмотря на свой пакет акций «Hotel winter”, почувствовал себя здесь лишним.

– Здесь, среди благопристойных людей, – будто не слыша отца, продолжает негодовать оскорблённая до глубины души мама, – этого дикаря не будет!

Не желая быть застуканной с поличным, опрометью скрываюсь за дверью своей комнаты. Прислоняюсь спиной к гладкой прохладной поверхности. Моя спальня – одно из самых уютных и укромных мест в доме. Для меня она настоящий оазис комфорта и спокойствия. Дизайн спальни – минимализм – идеальный выбор, потому что мягкие очертания, теплые тона и приглушенный свет с легкостью могут создать такую нужную атмосферу умиротворения. Большие окна, светлая цветовая гамма, природные материалы и белоснежные блики помогают сделать максимальный, а возможно и основной акцент, на обилии света, воздуха и пространства.

Оттолкнувшись от двери, подхожу к большому, в мой полный рост, зеркалу в серебристой раме. В ушах до сих пор звенит запальчивое мамино: здесь, среди приличных людей, этого дикаря не будет! В этом вся моя мать! Буквально разделяет людей на касты. Не терпит никого, кто, по ее мнению, не принадлежит к сливкам высшего общества. И даже большие деньги не помогут закрыть глаза на низкое происхождение. На такого человека она без шанса вешает ярлык «Недостойный». Эти варварские законы под высоконравcтвенной личиной… Как же тошнит от этого!

Непроизвольно проникаюсь симпатией к этому Дицони. Какая, собственно, разница, как человек «поднялся»? Разве не значимее то, что он достиг всего своим трудом, а не как младший Сазонов, сорвал куш при рождении?

Дицони все недолюбливают, а значит, мне он уже нравится! Следовательно, есть в нем что-то такое. Какой же выдержкой необходимо обладать, чтобы прийти в дом, куда его не приглашали, а присутствующие не скрывают своей ненависти? Каковы же границы его власти? Мне остается только догадываться, каково это – пойти против целой системы? Мне никогда этого не узнать, как бы безумно не хотелось. Должно быть, его влияние очень высоко, если даже мои родители не в силах изменить ситуацию в свою сторону. Причем, в которой, казалось бы, они должны быть полноправными хозяевами.

Несомненно, этот человек знает, насколько высока его значимость, а вот я далека от всего этого. Не люблю игры влияний по типу у кого кровь голубее и карман толще. Сегодня обязательно понаблюдаю за этим представлением.

Глава 9

Катя

Меняю туфли со средней высоты каблука на почти аналогичные, только «шпилька» у них не менее десяти сантиметров. Илья будет просто в ярости! Как же он не любит, когда я почти одного с ним роста. Его проблемы! Нравиться и угождать – это так скучно. Совершенно нет желания потакать Сазонову-младшему. Он должен четко понимать, что слова – словами, а я жду действий. Пока я вижу только, что он готов брать, а вот давать взамен не готов.

Высокие каблуки – это большее, что я могу сделать в данной ситуации – показать свое «фи» на его желания. Я слишком своенравная, чтобы быть чьей-то тенью и… женой. Но пока никому не обязательно знать о моих планах. Хмыкнув, поправляю золотистые локоны, струящиеся упругими волнами по открытым плечам. Несмотря на то, что мое лицо бледное от природы, сегодня кожу щек покрывает нежный персиковый румянец от какого-то необъяснимого волнения.

Почти невесомый стук в дверь отвлекает от мыслей. Бросив последний придирчивый взгляд на отражение, громко приглашаю:

– Входи, Дарья, – безошибочно отгадываю по звуку, что это именно она. Неуверенный, едва слышный…

Переступив порог, девушка неловко мнется на месте, прежде чем произнести:

– Екатерина Борисовна, – робко поднимает глаза шоколадного цвета, – Светлана Юрьевна попросила меня вас найти. Гости прибыли, – отводит глаза. Должно быть, чувствует себя неловко после тех грубых высказываний моей матери.

Ощущаю моментальный укол вины. Погруженная в свои тревоги, я была почти совсем глуха к чужим бедам и переживаниям. Разве это простительно по отношению к человеку, который несколько лет живет в одном со мной доме? Нет!

– Даша?

Девушка смотрит на меня открытым взглядом печальных карих глаз, и я выпаливаю на одном дыхании:

– Извини за сегодняшнее, – слова даются с трудом, но в глубине души я понимаю, что поступаю правильно. – Мама была не права.

Успеваю перехватить ошеломлённый взгляд Дарьи, прежде чем выйти из комнаты. Спускаясь по витиеватой лестнице, скольжу ладонью по гладким начищенным до блеска полированным перилам. Подбородок неуклонно все выше приподнимается, чем больше сокращается расстояние до гостиной. В отличие от других жителей этого дома, моя совесть еще жива. Она куда громче, чем укоризненные вопли родителей, нацеленные на тех, то в силу обстоятельств не может дать им отпор.

Делаю глубокий вдох, как человек, которому предстоит опасное и глубокое погружение. Толкаю двустворчатую дверь, не забыв перед этим надеть на лицо очередную маску под названием "все в порядке". Иногда мне так дико хочется сорвать ее, но я понимаю, что не смогу этого сделать, не затронув собственной кожи. Да и стоит ли показывать неприглядную правду? Ведь то, что скрывается от чужих глаз, далеко не так привлекательно, как кажется: сломанная напрочь постоянными запретами психика и разбитая вдребезги постоянными придирками душа. Затягиваю мысленно сильнее ленты по краям маски. Они будто невидимыми шипами впиваются в нежную кожу. Ранят до крови. Переступая невысокий порог торжественной залы, повторяю, как мантру: я, Екатерина Зимина, просто не имею права на слабости.

Проклятье! Такое ощущение, что я в ад попала! Еще эта духота… Тут же себя успокаиваю – это еще не ад. Если бы это был он, то здесь непременно была бы моя мать.

– Катя, – заметно вздрагиваю, оборачиваясь, – наконец-то ты спустилась! – раздается слева от меня энергичный полный укора голос мамы. – Я уже начала нервничать. Почему так долго, дорогая?

Бегло осмотрев меня с ног до головы критичным взглядом, мама, расслабившись, посылает мне довольную улыбку.

Я знаю, что хорошо выгляжу. Самолюбие и здравый смысл заставили меня сделать все для того, чтобы сегодня выглядеть как можно лучше. Удивительно, но если бы я не подслушала совсем недавний разговор между родителями, никогда бы не догадалась о том, что моя родительница была почти на грани нервного срыва.

– Я только переобулась, – мой голос звучит подчеркнуто сухо.

Элементарная констатация факта, не более. С ходу даю понять, что совершенно не хочу развивать эту тему. Ещё не хватало, чтобы меня в непунктуальности обвинили!

– Тебя Илья ждет, дорогая, – совершенно не обращая внимания на мой тон, добавляет мама, указывая почти незаметно наполовину наполненным бокалом в сторону Сазонова-младшего.

Илья, не замечая никого вокруг, увлеченно любезничает с каким-то мужчиной с полностью седыми бакенбардами. Моя бровь ползет вверх. Разве в наше время их еще кто-то носит? Я думала, что такие прически давно канули в Лету.

Не могу не отметить, что мама на славу постаралась. Гостиная буквально сияет. Интерьер помещения традиционно декорирован немалым количеством живых цветов в больших напольных вазах. По просьбе матери дизайнер использовал только натуральные ткани: бархат, лен, шелк и гобеленовые материалы. Теплые оттенки бордового – обои и бархатные портьеры придают помещению еще больше шика. Главным предметом мебели в гостиной по праву является диван. Он солидный и тяжелый, выполнен в барочном стиле. Прохожу мимо дивана, который занят двумя женщинами с притеозными прическами и бокалами шампанского в руках.

Что-что, а этот напиток совершенно не понимаю. Гадость редкостная! Миную софу, за которой стоит пара кресел, а затем массивный обеденный стол и стулья «честерфилд», пока не останавливаюсь напротив деревянного журнального столика. В отражении зеркал можно разглядеть потолки, оформленные декоративной лепниной. Самое большое внимание гостей несомненно привлекает шикарная хрустальная люстра – она в интерьере ключевой акцент.

Ну, и, конечно же, куда без камина? У которого, между прочим, не протолкнуться. Можно подумать, это самое козырное место в доме. Народа в гостиной предостаточно. Такое ощущение, что я попала на центральный городской рынок. Гул голосов, которые звучат в унисон классической музыке, только раздражения добавляет. Все сливается, образуя сплошную какофонию.

Глава 10

Катя

Трое представительных мужчин высокомерного вида, совершенно не стесняясь, громко обсуждают дела.

Спешу подальше от инвесторов. Даже прислушиваться не надо, чтобы понять, о чем идет речь. Кто и что за сколько купил, кто и за сколько продает. Это как раз те люди, которые смотрят на тебя, как на породистую кобылицу, за которую могут предложить плату в качестве денег и брака. Совершенно бездарно делают вид, что им интересна дочь владельца дома. Ее жизнь, ее знания, мечты и стремления… Мне кажется или это в самом деле такая плата за вход? Все это необходимо, чтобы попасть в дом Бориса Зимина. И вот – собравшиеся обсуждают проблемы. Обсуждают жестко, нисколько не таясь. Я даже приблизительно не могу представить себе, насколько они близки к истине. Их пухлые пальцы обвивают фужеры на тонкой ножке. Даже навскидку понятно, что никто из них сам лично и дня не трудился.

Как же тошно от этого лицемерного бала тщеславия! Меня буквально коробит от того, что приходит в гостиной. Внутри просто безумное напряжение нарастает. Это сравнимо с металлической пружиной. Можно сжать ее пальцем до отказа, но когда отпустишь, то она выстрелит аж до потолка. Чем крепче ты ее сожмешь, тем сильнее она ударит в ответ.

– Стэфан Дицони и правда, оказывается, огромный, как шкаф, – неприятно хихикает дама средних лет. Облизнув узким языком подкрашенные красной помадой губы, поправляет длинными узловатыми пальцами уложенные волосок к волоску гладко прилизанные темные волосы. В холодных серых глазах светится ничем не прикрытая похоть. – А вот ключик, интересно, соответствует?

Едва не споткнувшись о ковер, кошусь неодобрительно на женщину, чьи пальцы буквально унизаны «от» и «до» кольцами с драгоценными камнями. Ее собеседница ничем не лучше – такая же цаца. Вот тебе и дамы высшего света! Как только язык повернулся?! Взгляд невольно падает на объект пристального внимания женщин. А там и правда есть на что посмотреть!

Спустя минуту с трудом отрываю взгляд от великолепного зрелища широкой спины и бугрившихся мышц, которые четко проступают через ткань белой рубашки лишь для того, чтобы скользнуть взглядом ниже – по поджарым ногам и ягодицам, обтянутым плотной тканью брюк. Так вот, значит, какой этот Дицони!

Но стоит мужчине повернуться в профиль, как из моей головы почти все мысли вылетают. Это ОН! Мой незнакомец! Скульптурно очерченные губы все так же излучают неприкрытую чувственность. Надменный мужественный подбородок с небольшой ямочкой. Загорелый, атлетически сложенный – он и правда производит впечатление человека, который совершенно не нуждается в одобрении других. Не больше, чем царственный лев нуждается в одобрении тупоголовых трусливых овец. Скромный полосатый галстук идеально подходит к темно-синему в белую полоску пиджаку, который покоится на сгибе его локтя. Видимо, не только мне одной здесь жарко.

Когда наши взгляды встречаются, меня будто током бьет! Двести двадцать – не меньше! В его глазах я отчетливо вижу ироничную улыбку, предназначенную исключительно мне, и, кажется, понимаю, о чем думает Стэфан, когда уголок чувственного рта едва заметно приподнимается. Сложно сохранять вид неприступной снежной королевы, когда такой мужчина прилюдно порочным взглядом ласкает. Должно быть, ему и правда плевать, что думают все эти раздутые пентюхи. От его взгляда сердце заходится. Знакомая дрожь волной по телу проходит. И это вовсе не страх… Про таких, как Дицони, говорят «обладает животным магнетизмом». Все в нем буквально кричит о силе, несгибаемом характере и сексуальности.

Непроизвольно вспоминаю нашу первую встречу и то, что я вытворяла рядом с ним. Щеки моментально лихорадочным румянцем покрываются. Тушуюсь, когда понимаю, что непозволительно долго на него пялюсь. Только мой взгляд, направленный на Дицони, не одинок. Они ВСЕ с голодной жадностью смотрят ему в спину. Алчущие сплетен, жадные до чужих чувств… Парадокс, но чем больше собравшиеся вокруг недовольно ворчат, тем снисходительнее взгляд Стэфана. Тем больше, кажется, Дицони наслаждается их неодобрением. Коллеги отца демонстративно делают вид, что не замечают его – это наводит на мысли, что они всерьёз интересуются его личностью. Их осторожные взгляды, и даже заметная дрожь в руках…

Кажется, теперь я знаю, почему о нем так плохо отзываются! Они испытывают к Дицони интерес. Но, в то же время, слишком напуганы, чтобы подойти ближе, чем на метр. Хотят показать, что ему здесь не место… Только вот, если таким образом присутствующие хотят выразить общественное порицание или одобрение моего отца, то они очень здорово просчитались. За их поведением скрывается страх и даже какой-то суеверный ужас – это и дураку понятно! Об такого, как Дицони, запросто можно зубы сломать. Стэфан Дицони, словно самодостаточная единица, выгодно выделяется среди всей этой непримечательной серой массы.

– Екатерина Борисовна, – приветствует официально подчеркнутым тоном, но уже через секунду интимно понижает голос так, что мурашки вдоль чувствительной кожи рук и груди пробегают. – Выглядишь потрясающе.

Сердце от комплимента Стэфана колотится гулко и неровно.

– Не думала, что ты меня заметишь, – одариваю слегка нервозной улыбкой, когда среди толпы мелькает знакомое очертание фигуры отца.

– Не думал, что ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя, – словно мячик от пинг-понга отбивает с легкостью мои слова Стэфан.

Его взгляд неторопливо скользит по моим красиво уложенным светлым волосам с золотистым отливом, что волной ниспадают на плечи. Изучает глаза, оттененные темными для столь светлых локонов загнутыми ресницами. Обводит восхищенным взглядом сочную полноту губ. На секунду задерживается на неглубоком вырезе платья, жарко лаская, проходится глазами по белоснежным полушариям, что виднеются над кромкой шелка.

Пока он продолжает меня изучать, я чувствую, как на лице проступает легкий персиковый румянец смущения. Безошибочно улавливаю его интерес, понимаю, что стоящему рядом со мной мужчине нравится тот вид, что открыт перед ним.

Глава 11

Катя

Пользуясь моментом, не остаюсь в долгу. Прохожусь по нему ответным взглядом. Пусть и не таким очевидным и открытым до неприличия, как у Стэфана, но все же. Спортивная фигура Дицони, облаченная в темно-синий костюм, возвышается, как гора. Бросает на меня тень, как в прямом, так и в переносном смысле. Затылком ощущаю десятки любопытных взоров, направленных на нас. Негромкий, но напряженный рокот гостей слышен со всех сторон, от чего кажется, будто я какая-то преступница, намеренно пересёкшая красную черту. Что-то внутри предостерегающе щелкает, но я игнорирую эти сигналы.

Стараюсь под маской скуки спрятать отвращение ко всей этой шумной толпе и в особенности к себе – за то, что сама, не имея права выбора, нахожусь здесь, полностью зависимая от воли отца.

Дицони перемещается так, чтобы заслонить меня своей внушительно фигурой от любопытных глаз, и на секунду я испытываю к нему настоящую благодарность. Неужели он как-то понял, что чувствую на самом деле? Горько усмехаюсь. Вряд ли, ведь я почти ас по части скрывать эмоции. Натыкаюсь взглядом на широкую грудь незваного гостя, чувствуя себя так, как будто меня спрятали за невидимой простому глазу стеной, укрыли от болезненного любопытства присутствующих. Дицони совершенно самоотверженно берет на себя взгляды-удары, хлесткие, как сырая кожаная плеть, и даже не морщится. Мощная аура Стэфана заставляет чувствовать себя по-особому хрупкой и женственной.

Он выглядит совершенно не так, как большинство гостей, которые выбирают классику. У него совсем другой стиль – кежуал. Весь образ Дицони излучает силу, спокойствие и уверенность.

– Где твой бокал? – интересуется Стэфан, лениво рассматривая мое заалевшее от пристального, такого по-мужски оценивающего взгляда, лицо.

– У меня его нет, – отвечаю, подчеркивая очевидный факт.

– Почему?

Мимо нас проходит официант и Стэфан, сделав знак, ловким почти незаметным движением забирает с подноса один из фужеров на длинной ножке, но лишь для того, чтобы галантно предложить его мне.

С благодарностью принимаю его и делаю небольшой – как должно леди, глоток. Не собираюсь отвечать на вопрос. Не признаваться же, что папа не велит!

– Тебя здесь все ненавидят, – мило улыбнувшись, аккуратно берусь за шпажку в фужере и отправляю зеленую оливку в рот. Не забываю проследить за тем, чтобы ягода не задела губную помаду.

– Плевать, – кидает совершенно безразлично жгучий брюнет, чем вызывает у меня волну восторга. – Мое состояние больше, чем у всех присутствующих вместе взятых, – делает приличный глоток, пристально глядя поверх бокала с темно-янтарным напитком. – Уже завтра они будут обивать пороги для того, чтобы инвестировать в мои проекты.

Звучит более, чем дерзко! Но, когда встречаюсь взглядом с мужчиной, понимаю: нет, он не кичится, в отличии от всех собравшихся. Стэфан просто обозначает факт – не более. Теперь я точно не отойду от него – это дело принципа! Когда меня куда-нибудь не пускают или ставят запреты, мне ещё интересней становится.

– Ты так богат? – спрашиваю совершенно бесхитростно, встречаясь взглядом с необычными глазами. – Говорят, ты «поглощаешь» компании?

Притронувшись к талии, Дицони отодвигает меня чуть в сторону, чтобы краснолицый одутловатый мужчина ненароком не задел локтем. Там, где Стэфан прикоснулся ладонью, будто клеймом раскалённым жжет прямо через ткань платья. Пожимает плечами, тем самым подтверждая мои предположения. Галлу* в его глазах намекают: мужчина богат, как сам крез и все, что о нем говорят, – истинная правда.

Так, значит, он покупает компании на грани банкротства, а затем делает из них мощные предприятия. Не очень разбираюсь в таких делах, но понимаю, что такой род деятельности требует от человека недюжинной выдержки. Представляю, каких это может стоить огромных финансовых рисков, предотвращение которых требует большого опыта и смекалки.

– Можно и так сказать, – приподнимает черную, как смоль, бровь, а в голосе очевидная ирония звучит. – Тебя это смущает?

Несмотря на насмешку в его тоне, отвечаю более, чем серьезно:

– А разве деньги могут смущать? – спрашиваю, совершенно искренне подкрепляя свой ответ лукавым взглядом. Сквозь толщу скромности прорывается темперамент, демонстрируя Дицони, кто перед ним – бунтарка, как и он.

Внезапно для себя с удивлением осознаю, что бессовестным образом флиртую с самым, без ложного преувеличения, опасным и противоречивым гостем на мероприятии. Кожа на лице в ту же минуту начинает пылать от чьего-то пристального взгляда. Слегка обернувшись, буквально натыкаюсь на возмущенный наполненный вопросами взгляд Ильи. Всем своим видом Сазонов-младший обещает мне в ближайшем будущем более, чем серьезный разговор.

Приподнимаю подбородок, показывая тем самым, что мне нет никакого дела до его обид. Полностью переключаю внимание на Стэфана. В чертах его лица, в твердой линии подбородка и носа будто запечатлелась сталь. А вот черные непозволительно длинные ресницы – единственное, что смягчает мужественный образ. Широкие плечи и могучая грудь прямо-таки натягивают белую трикотажную рубашку. Отвожу неловко взгляд от узких бедер и плоского живота. Делаю нервно глоток прохладного напитка, чтобы хоть как-то унять распустившийся, как розы, жар на щеках, когда он неожиданно для меня перехватывает мой взгляд.

– Судя по тому, что мой отец раньше никогда не упоминал фамилию Дицони, можно сделать вывод, – изящно поднимаю бровь, – что ты и есть те самые «новые деньги», из-за которых весь этот сыр-бор?

Стэфан усмехается, но признает правду:

– Про таких, как я, говорят из «грязи – в князи».

Опускаю ресницы, прикрывая глаза, в которых, словно в зеркале, отражаются мысли. Прямой до безобразия! Мне это импонирует. Стоит поднять взгляд, как я буквально тону в градиенте оттенков его глаз. Цвет глаз Стэфана похож на море во время шторма, когда помимо синих глубоких оттенков морской воды откуда-то с самого дна зрачка взметаются изумрудные волны. Как же мне нравятся штормовые воды! Они намного сложнее, чем полный штиль. Если бы они были людьми, именно с ними я постаралась бы познакомиться поближе. Намного увлекательнее гадать, что скрывается за слоями волнующейся толщи воды, чем то, что находится на самой поверхности.

*Галлу (по-аккадски) – в шумеро-аккадской мифологии злые демоны подземного мира, мира умерших.

Глава 12

Катя

Меня всегда очаровывали злодеи. Острые на язык сукины дети! Я не люблю гладко выбритых мальчиков с классическими бабочками вместо галстука и обыденной скучной работой. Морщусь, понимая, что только что мысленно описала Сазонова-младшего. Ну и пусть! Мне нравятся темные лошадки, опасные личности. Они мне интересны! Они всегда готовы на спонтанные поступки, а самое главное – только они способны на по-настоящему сильные чувства.

Музыка звучит громче, перекрывая высокие голоса и неестественный смех толпы.

Безуспешно борюсь с почти невыносимым желанием зажать ладонями уши.

– Катя, – щурит свои необычные глаза Стэфан, говорит задумчиво, как будто ему в голову пришла абсолютно неординарная идея. – Почему бы нам не удрать отсюда и не найти место, где немного поспокойнее? Или ты меня боишься?

Несмотря на мягкий тон, слова звучат, как вызов.

– Нет, – лгу.

Стэфан удовлетворенно кивает, принимая ответ. Только, судя по глазам, ни на секунду не верит.

У меня и правда нет ни малейшего желания куда-либо идти с ним. Но, сейчас я готова согласиться на что угодно, лишь бы убраться отсюда. На самом деле, я и правда боюсь Стэфана Дицони. Когда он говорит со мной глубоким бархатным голосом и смотрит пронзительным взглядом, я будто ощущаю, как Стэфан дотрагивается до меня и неумолимо притягивает все ближе и ближе к себе. Но больше всего, что я не могу понять – это странное сильнейшее притяжение, наподобие магнита, которое возникло между нами так быстро и резко. Внутренний голос кричит об опасности, ведь любые взаимоотношения между ними обязательно закончатся крахом.

Мы слишком разные – несмотря на то, что так похожи. Мы как будто из разных миров. Но вместо того, чтобы вырвать пальцы из крепкой горячей ладони, я уже кротко следую за ним в сторону балконных дверей.

– Могу поспорить, сейчас все обсуждают нас, – Стэфан прячет правую руку в карман брюк и одаривает своей фирменной кривой ухмылочкой. – Не боишься, что из-за меня на твоей идеальной репутации появится пятно, а, принцесса?

– Я уже поняла, что хорошая репутация и общение со Стэфаном Дицони – два абсолютно несовместимых понятия.

Неторопливая усмешка трогает губы мужчины. Уголки упрямого чувственного рта приподнимаются так, что это придает ему возмутительно самодовольный вид.

Кокетливо прикрываю глаза, наблюдая за мужчиной из-под ресниц, а затем использую горячо любимый прием своего родителя – просто отвечаю вопросом на вопрос:

– Что у тебя произошло с моим отцом, Стэфан?

Дицони усмехается, на раз раскусив мои женские уловки, но, все же, я вижу, что мои старания приносят свои плоды. Зрачки мужчины предательски расширяются. Так обычно бывает, когда человек смотрит на что-то приятное или волнующее. На жилистой шее крупная синяя вена заметно бешеным пульсом бьется. Мне безумно льстит одна лишь мысль, что ВСЁ это из-за меня.

– Поверь, это не для твоих нежных ушек, малышка, – обескураживает ответом Стэфан.

То, как он лениво тянет слова, звучит оскорбительно и слегка насмешливо. Да, с ним не так просто, как с Ильей. Обычная тактика почти не работает… Дицони ясно дает понять, что никаких подробностей не будет. Можно даже не надеяться. Растерянно провожу ладонью по мраморным фигурным балясинам*.

Гладкая поверхность приятно холодит чувствительную кожу ладоней. Несмотря на огромные размеры балкона-террасы, обстановка создает определенную ауру уюта. По бокам стен расставлены мягкие низкие французские диванчики, на покрашенных в благородный терракотовый цвет стенах святят приглушенно небольшие фонари. Они бросают красивые затейливые блики на Дицони. Подсвечивают на бронзовом от природы лице упрямые суровые черты. Благодаря освещению светлые глаза Стефана резким контрастом выделяются на мужественном лице.

Прикусив губу, внезапно осознаю, что в Стэфане все то, что мне так не нравится в мужчинах. Он из тех, кто стремится навязать всем и каждому свою волю. Перевожу взгляд на придомовую территорию. На улице уже давно зажгли фонари, которые освещают привлекательные фигурные посадки и ровный почти идеальный газон.

Громкий смех заставляет обернуться в сторону массивных деревянных дверей в глубине балкона. Несмотря на то, что створки плотно закрыты, из гостиной доносятся голоса, что становятся все громче и громче – ровно в прямой пропорции с количеством поглощаемых гостями горячительных напитков.

– Относительно твоего вопроса, – решительно встречаю пытливый взгляд светлых глаз под густыми темными ресницами. – Нет, не боюсь. К тому же, я уверена, они держатся в стороне вовсе не из-за того, что ты, по их мнению, не достоин здесь находиться.

Пожав плечами, Стэфан непринужденно интересуется:

– И почему же, по-твоему, они делают это?

Тяжело вздохнув, поднимаю глаза к звездному небу. Как часто я сама себе задавала этот вопрос. Почему люди поступают нечестно, несправедливо… И только повзрослев я поняла, что за всеми этими подлыми поступками кроются зависть, чванство, болезненное самолюбие.

– Они желают быть таким, как ты, но боятся, – отвожу глаза, – опасаются твоей силы.

– А ты? – отталкивается от перил и идет в мою сторону. – Боишься меня, малышка?

– Нет, – отвечаю честно, открыто встречая взгляд глаз с гетерохромией. – Я боюсь только одного…

– И чего же?

– Потерять себя…

Да, этот страх меня давно преследует. Впечатление такое, что я проживаю жизнь по заранее придуманному и одобренному плану. Шаг влево или вправо приравнивается к тяжкому нарушению закона, за которым последует немедленное наказание.

Так, где же мои мечты, желания?! Они никому не интересны. Иногда мне становится так страшно, будто я сама не знаю себя настоящую. С детства мне вдалбливали, что хорошо, а что плохо. Как мне следует говорить, смотреть и даже смеяться. У меня нет опыта ошибок. Я будто мисс Совершенство без права на ошибку. И тот день, когда я попала в клуб, был моим бунтом. Бунтом всему миру! Отцу, матери… Вызов себе!

Глава 13

Катя

Будто прочитав мои мысли, Стэфан задумчиво щурится и, внезапно протянув руку, прикасается к длинной пряди волос на моем плече. Пропускает золотистый локон меж пальцев, будто упиваясь его длиной и мягкостью

– Никогда не видел такого оттенка волос, – голос мужчины хриплый и глубокий, в нем отчетливо слышатся ноты восхищения. – Будто живое золото струится.

Его прикосновения настолько будоражат мое сознание, что я внезапно пугаюсь этой достаточно невинной в своем проявлении ласки.

– Не надо…

Чувственная улыбка на губах Стэфана меркнет. Я буквально вижу, как мужественный подбородок каменеет. Убирает руку.

– Ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе? – приподнимает вопросительно бровь. – Почему? Потому что в моих жилах недостаточно благородная кровь течет?

Или эти руки недостаточно чистые для Екатерины Зиминой?

Алею под его испытывающим взглядом. Бессознательно бросаю взгляд на мощные бронзовые руки, увитые крупными венами. Руки настоящего трудяги…

– Не в этом дело… У меня есть жених, – даже умудряюсь извиняющуюся улыбку изобразить.

Только вот, похоже, это еще больше Дицони злит.

– Это тот слюнтяй, что с видом дворовой побитой шавки смотрел нам вслед? – брезгливо кривит уголок откровенного чувственного рта, описывая Сазонова-младшего.

Прежде чем успеваю возмутиться такой характеристике Ильи, Дицони продолжает:

– Этот твой жених? – небрежно спрашивает Стэфан. – Вы давно вместе?

Недовольно свожу брови на переносице. Да что он из себя возомнил?! Только я могу оскорблять Илью, как вздумается ! Мне можно! Но вместо взрыва эмоций достаточно сдержанно отвечаю:

– Да, сколько себя помню.

– Хм-м…

По его односложной реакции понимаю, что Стэфан сделал определенные выводы и это ужасно действует на нервы!

– Ты ничего не знаешь обо мне! – резко отталкиваю мужскую ладонь у своей шеи.

– Ты ошибаешься, – вкрадчиво говорит Дицони, игнорируя мой жест. – Я знаю о тебе все – самая богатая красивая девочка города.

– Откуда? – вопрос выходит колко с вызовом и долей претензии.

– Ты спрашиваешь «откуда»? – лениво тянет Стэфан. – Ответ прост: потому что я старше и умнее. Это не бахвальство, – Дицони щурит глаза, а у меня ощущение, что меня рентгеном насквозь просвечивают. – Мужчины и женщины по-разному смотрят на жизнь и на отношения. Благодаря опыту я знаю многое, а ты нет. Более, чем уверен, твой отец и отец этого слюнтяя решили скрепить дружеский союз не только пакетом акций, но и браком между детьми.

От этой унизительной правды становится так больно, что резко вспыхиваю, словно зажжённая спичка.

– Послушай, ты! – меня буквально потряхивает от желания содрать ногтями самодовольную ухмылку с грубовато красивого лица. – Я…

– Не смей разговаривать со мной таким тоном и не ругайся, – достаточно сурово одергивает Стэфан. – Тебе это не идет, принцесса. Я прошел непростую школу жизни и, можно сказать, получил красный диплом, – крепкая мужская рука оказывается на моей талии, лаская кожу прям через тонкую ткань платья. – И такие маленькие девочки, как ты, живущие в розовом замке, понятия не имеют, чего стоит эта жизнь.

Несмотря на то каким тоном сказаны слова, я скорее чувствую смятение, нежели страх. Он находится так близко ко мне, что я без труда ощущаю жар мускулистого тела и древесный запах одеколона.

– Я буду говорить так, как мне нравится! – огрызаюсь, впиваясь рукой с заостренным маникюром в кисть Стэфана. – И если некоторые женщины находят тебя чертовски привлекательным, то отправляйся к ним, – буквально натягиваю на себя образ дерзкой стервы. – На меня эта ерунда не действует!

Стэфан вглядывается в мои мечущие молнии глаза, и искренняя улыбка восхищения озаряет его грубоватое лицо.

– Маленькая злючка! – беспардонно, словно играючи, тянет прядь моих светло-золотистых волос, а затем пропускает их шелковистую гладкость меж двумя пальцами. – Ты словно «Порше» без тормозов.

Проходится костяшками пальцев по коже щеки. Странно, но кажется, я ощущаю, как сильные пальцы Дицони подрагивают.

– Никакая не маленькая! – запальчиво перебиваю. Сделав шаг назад, с вызовом приподнимаю подбородок. – Я метр сто шестьдесят пять.

По снисходительной, но доброй улыбке понимаю, что мои слова лишь только забавляют мужчину. Ну, смейся-смейся, башня двухметровая!

– Теперь я знаю, детка, почему ты такая злая.

Мне абсолютно не нравится то, с какой уверенностью он произносит эту фразу.

– И почему же, Стэфан? – скрещиваемся взглядами, будто фехтовальщики шпагами.

– Очевидно же, – ехидно приподнимает бровь, и каждая мышца в моем теле напрягается, когда я предчувствую, что сейчас услышу какую-то невообразимую гадость, – Этот мальчишка, – говорит так, будто пыль под ногами упоминает, – которого ты называешь женихом, тебя в постели не удовлетворяет.

На секунду теряюсь под его циничным взглядом, в котором Дицони даже не считает нужным скрывать откровенно чувственный интерес. Какой бы я не старалась показаться оторвой, правда остается правдой: я – невинная девушка, для которой такие разговоры более, чем неприемлемы.

– Что, прости?

Шокировано округляю глаза. Не могу до конца поверить в услышанное. Постепенно потрясение отступает, как прилив, оставляя после себя островки грязного ила. Руки, взметнувшись, упираются в широкую грудь, отталкивая.

– Так и есть, милая, – ни на шаг не сдвинувшись, он говорит так серьезно, что от этого еще более неловко себя чувствую. – Под настоящим мужиком всю твою спесь, как рукой снимет.

Меня буквально подкидывает от необузданного желания кулаком ударить в надменный подбородок! Шовинист чертов! От возмущения дыхание перехватывает.

– Но ты даже не думай меняться, милая, – будто провоцируя, добавляет Стэфан. В ярких глазах дьяволы беснуются. – Намного занимательнее держать в объятиях девушку, у которой есть характер, свой взгляд, мировоззрение, а не силиконовую куклу с развлекательной функцией.

Да что же ты такой бесячий, Стэфан Дицони?!

Не могу поверить, что совсем недавно добровольно с ним на балкон пошла! Что б тебя…

Горячий гнев вместо крови вены наполняет, устремляется в бешеном темпе в сторону гулко бьющегося сердца. Но неожиданно вместе с бурлящей яростью приходит ясное понимание: не будь Дицони таким жестким, прямым и бесчувственным, никогда бы не пробился на самый верх. Громко фыркаю, словно рассерженная кошка, чем, кажется, еще больше забавляю Стэфана Дицони. В конце концов, никто не обязан соответствовать чьим-то ожиданиям. Но это совершенно не отменяет того факта, что он – козел и чурбан! Неотесанный мужлан!

*Баля́сины (от др. βαλαύστιον – «цветок дикого граната»; часть балясины похожа на чашечку цветка граната) в архитектуре – невысокие фигурные столбики в виде колонн (иногда с резным декором), поддерживающие поручни перил ограждений балконов, лестниц и тд.; изготовляются из дерева, камня, металла, мрамора и др.

Глава 14

Катя

На лице Дицони дикая смесь эмоций играет. Смогла-таки пробиться через его броню! На секунду чувствую ни с чем несравнимое ликование. Смогла! Только вот моя победа длиться не долго.

Эти глаза… они буквально сносят своей энергетикой все возможные рамки. Вдребезги разбивают мой многолетний порядок. В ушах звучит все тише и тише предупреждающий голос мамы: никакого алкоголя, никаких наркотиков, никаких поцелуев, никаких татуировок, никакого пирсинга… НИКАКИХ ГЛУПОСТЕЙ! Пока, я словно загипнотизированная, замираю под немигающим взглядом, Стэфан, пользуясь моей секундной растерянностью, проникает пальцами в шелковистую массу волос на затылке и слегка тянет за золотистые пряди. В этом стремительном движении обжигающая власть. Он запрокидывает мою голову так, что беззащитная шея в полумраке белеет. Хозяин ситуации – не иначе.

– Я знаю, чем занять твой милый ротик, – рычит мне в губы, когда теряет терпение от провокационного поведения и острых, словно жало пчелы, слов. – Спорим, тебе понравится мой способ?

Горячие твердые губы обжигают в настойчивом поцелуе. Такое ощущение, что Дицони хочет наказать меня за какие-то только ему известные грехи. На секунду меня посещает странная до невозможности мысль: Стэфан приревновал к Илье! Но я тут же ее отметаю прочь. Разве так бывает?

Горячий твердый шелк языка касается нёба, проходится по нему с жадной настойчивостью. Мурашки по спине бьют картечью. Все, что я могу сделать в эту секунду, – это лишь глотать свои возмущенные стоны. Только к чему все это? Ведь я уже знаю, что заведомо проиграла! Рука вокруг моей талии все настойчивее сжимается в грубоватой ласке, сминает кожу через тонкую ткань платья.

Пытаюсь оттолкнуть Стэфана, но не могу. Шелковистый язык вновь и вновь во влажную глубину рта ныряет, лишая последних капель самообладания. Из последних сил упираюсь раскрытыми ладонями в широкую будто литую грудь. Протест против себя самой! Только ничего не могу поделать – чувства позорно разуму проигрывают! Вся горю, будто внутри меня разлили канистру с бензином и подожгли! Раскаленная магма растекается по телу…

Надо быть дурой, чтобы не признать – этот поцелуй – намного больше, чем простое соприкосновение губ. Когда наши губы встретились, будто запустился безвозвратный механизм в сердце. ТУК, ТУК, ТУК… Пульс отбивает в висках так, что все разумные мысли заглушает. Поцелуй такой сладкий и глубокий, что совершенно не хочется, чтобы он прекратился. Именно страсть придаёт ему эту пикантную сладость.

– Ты совершенно не умеешь целоваться, – шепчет он, на секунду отрываясь от моих припухших губ. Пара этих простых слов опять раздражение в самое русло крови пускает. – И это еще больше заводит…

– Я тысячу раз целовалась, – ни капли не преувеличиваю, а даже хвастаюсь. – Понятно?!

Сколько у меня было поцелуев с Ильей по сотне разных причин и не сосчитать. Когда он был милым, когда мне было скучно, когда это казалось забавным и особенно, когда мне что-то от него было нужно. Но по какой бы причине я не дарила свои поцелуи Илье, поцелуи с Сазоновым-младшим всегда выглядели такими одинаково пресными, скучными, жалкими. Да, на какое-то время это избавляло меня от всех страхов и этого казалось вполне достаточно.

А чего еще желать? Всего лишь обмен слюной. Кто бы мог подумать, что ЭТО все может быть совершенно по-другому?! Теперь я точно знаю, что сегодняшний поцелуй – мой первый. Настоящий! Даже в самых смелых фантазиях я не могла мечтать о том, что эта ласка заставит выплеснуться фейерверк эмоций различного оттенка. Жидкой магмой по венам разойтись. И пусть поцелуй Дицони похож, скорее, на наказание, но мне это нравится… очень! Пусть наказывает.

– Понятно, – приподнимает с намеком бровь. – От чего же не понятно?

Этими словами дает понять, что я – врушка. Он так же, как и я, знает, что сегодняшний поцелуй Екатерина Зимина всю жизнь будет сравнивать с другими. Самое страшное, что не в их пользу. Он будто отравил меня, проник под кожу, в кровь…

– Не делай больше так, Стэфан, – предупреждаю Дицони. – Поцелуи не крадут, их дарят по собственной воле.

Будто желая убедить меня в обратном, мужчина обхватывает мой подбородок сильными пальцами. Губы сминают мои не желая мириться со сказанным. Стэфан выдыхает моё имя, и оно смешивается с нашим дыханием. Именно в это мгновение я понимаю, что никто еще не целовал меня ТАК. Судорожно веду вверх-вниз ладонями по широкой груди.

– Съел бы тебя, – отрывается на секунду, прикусывает чувственно мою нижнюю губу. – Я был почти уверен, что тебя оскорбят поцелуи с языком, но я ошибся. Я во многом ошибся.

Его поцелуй будто несанкционированный захват, который по щелчку пальцев сменяется на нежный плен. Трепетно целует в уголок рта, затем пылко сминает нижнюю губу.

– Ты хочешь меня, – не спрашивает, а утверждает. Жарко дышит, так что мурашки по чувствительной коже вверх к груди устремляются. – Я чувствую, как ты дрожишь в моих руках, – наклоняется к моей шее, ведет по бешено бьющейся жилке губами, пока не доходит до острой, хорошо выраженной ключицы. Слегка прикусывает пылающую под его пальцами кожу, и горячая волна вдоль позвоночника бежит. – Я знаю, что тебя тянет ко мне. Ты думаешь обо мне, даже когда не хочешь думать, – смотрит серьезно своими поразительными глазами. – Спорим, я тебе даже снюсь.

Испуганно вздрагиваю, потому что он прав. Стэфан Дицони мне снился. Я так потрясена всем тем, что между нами происходит. Так сильно! Так быстро…

– Черт, черт! – прикасаюсь к своим дрожащим губам пальцами. Смотрю на Стэфана беззащитным и между тем обвиняющим взглядом оленёнка Бэмби.

– Да, мне тоже понравилось, – в отличии от меня, Дицони выглядит более, чем довольным. – Тебя нужно целовать и часто, а целовать должен тот, кто знает в этом толк.

Глава 15

Катя

Какой уверенный! Будто он знал, что именно так всё будет. Единственное, что портит этот откровенный для меня момент – легкий хриплый смешок Стэфана.

– Это не смешно! – срывается с губ обвиняюще и даже обиженно.

Заглушает обиду легким поцелуем. Будто вину заглаживает.

Когда он отрывается от меня, я чувствую себя так, будто на мне печать принадлежности поставили. Этот поцелуй в губы, словно договор… Договор, заключенный между нами, чтобы стать ближе друг к другу настолько, насколько это возможно. Он полный, обещающий дать все, что есть, позволяющий подобные отношения и даже больше. Намного больше.

– Это и правда не смешно, – неожиданно серьезно откликается Стэфан. В его глазах на секунду удивление мелькает. – Единственное, над чем я могу смеяться, так это над самим собой. Что так глупо вляпался по самые…

Не успевает договорить, потому что с силой толкаю его в сторону тени – туда, куда не достает свет от бра. Дицони, явно не ожидавший от меня такого, послушно делает шаг назад. Не вижу его лица, когда за спиной становится более отчетливым скрип двери. Я уже готова и собрана, когда тишину разрывает отчетливый знакомый голос:

– Вот ты где…

Отец деловито поправляет широкий классический галстук, но за кажущимся спокойствием проскальзывает нечто такое, от чего у меня буквально внутри все предостерегает. Я знаю этот взгляд. Узнаю наклон головы. На что-то хорошее даже нет смысла рассчитывать. Сейчас начнется!

Взгляд цепких голубых глаз метнувшись мне за спину, буквально леденеет. Во взгляде отца морозная сталь отражается. Не нужно оборачиваться для того, чтобы понять, кто именно привлек внимание моего отца – Стэфан Дицони не будет скрываться в тени.

– Дицони.

– Зимин.

Если голос отца будто снежный буран – стужа способная заморозить насмерть одним своим касанием, то голос Дицони настолько безразлично презрительный, что хочется безмолвно сгинуть с этого света.

Два сильных достойных друг друга соперника. Этот словесный обмен между ними даже сложно назвать приветствием, скорее, это факт подтверждения, что враги видят друг друга. Игнорировать не получится, находясь столь близко – на одной территории.

Отец вновь возвращает взгляд на меня. Тонкие губы в сплошную линию смыкаются.

– Тебе уже лучше?

– Лучше? – непонимающе вглядываюсь в строгие деспотичные черты родителя. О чем он вообще?

– Тебе стало плохо, Екатерина, – смотрит, как удав на кролика – гипнотизирует. – Поэтому ты и вышла на балкон.

Это не вопрос – это приказ. Отец отдает команду, указывая на то, как именно я должна оправдать свой промах перед гостями относительно того, что уединилась с Дицони. Этим самым я преступила все правила приличия. Екатерина… Когда отец в последний раз так меня называл? Кажется, когда я разбила окно в одиннадцатом классе в кабинете директора. Видимо он просто в бешенстве! Пока я пытаюсь срочно что-нибудь придумать, отец пускает в ход один из своих козырей.

– Надеюсь «недомогание», – кидает выразительный взгляд на мое взволнованное и обескураженное его неожиданным появлением лицо, – не повлияет на твое присутствие на ужине? Сегодня одно из моих любимых блюд, – понижает тон, будто доверительно сообщает. – Конина.

С трудом сдерживаю готовый сорваться с губ потрясенный выдох. Тревога вместе с тошнотворной волной вверх по горлу поднимается. Зачем он так? Ужас сковывает все мышцы от мысли, чем именно отец собрался угощать гостей. Боль жжёт в сердце раскалённым углём, хочется вынуть ее и швырнуться обидчику в лицо! И пусть даже если это родной отец. Меня действительно штормит от самого, должно быть, страшного гнева, что смешан с бессилием.

– Как ты… как ты можешь так поступать?

– Да, перестань, – едко обрывает отец. – Вообще не понимаю, зачем ты с ними возишься. У тебя есть машина…

– Машины – не лошади! – перебиваю с надрывом. В уголках глаз предательски собирается соленая влага. – У них нет сердца и… Да кому я пытаюсь это объяснить? Господи! – добавляю еле слышно, прикусив губу до боли. – С ними не поговоришь.

Не могу поверить, что отец мог пойти на такое! Это настолько кажется чудовищным, что в голове не укладывается. Решил наказать меня за непослушание? За то, что так часто пропадаю на ферме? Чувствую себя так, будто предали – с размаху дали пощечину. Ноги будто в бетонный пол вросли, двинуться не могу. Если быть правдивой перед собой, я была бы не так потрясена, если бы отец ударил меня посреди зала полного гостей.

Лицо пылает от горькой обиды и тошнотворного чувства предательства. Зная мою любовь к животным… Как у него вообще язык повернулся?! Никогда не приму жестокости к этим преданным, надежным, а главное – умные и добрым существам! Так больно, что не сразу осознаю, что в этот раз отец своей мишенью выбрал совершенно другого человека – Стэфана Дицони. Вот кого родитель в этот раз решил угостить щедрой порцией своего яда. Того, кто не задумываясь оказался впереди меня, задвинув за свою мощную спину в жесте защиты. И от кого?! От моего собственного отца.

– Не понимаю твоих девчачьих капризов. Это деликатес! – говорит отец, пытаясь встретиться со мной взглядом, но широкоплечая фигура Дицони делает это просто невозможным. – Мясо мягкое, волокнистое…

Мутит! Все, что хочу сделать в это секунду – закрыть глаза и заткнуть уши. Вместо этого я вижу, как с каждым произнесенным словом отца все сильнее каменеют мышцы спины Стэфана. Они отчётливо прорисовываются через ткань рубашки, намекая, что брюнет в определенных ситуациях может повести себя далеко не так, как джентльмен. Вся трясусь, как от холода, и даже пламя свечей в настенных бра кажется каким-то бледным.

Глава 16

Катя

Почувствовав мою дрожь, Стэфан оборачивается. Заметив непролитые слёзы, резким движением снимает со сгиба локтя пиджак, и меня будто с ног до головы окутывает чувство безопасности, когда тяжелая ткань, словно теплое покрывало, ложится на мои плечи. Пиджак пропитан чуть терпким, удивительно незабываемым ароматом. Суровые и терпкие аккорды с кожаной основной нотой, а все остальные ее органично поддерживает. Шлейф стойкий и ассоциируется с уверенностью, роскошью и достатком. Определенно – это аромат Стэфана. Стопроцентное попадание, не меньше! Прижимаюсь машинально носом к воротнику, делаю глубокий вдох. Сжимаю лацканы пиджака так, что костяшки пальцев белеют. Да-аа, именно табак и ладан превращает его в уникальный ансамбль.

– Как дела? Как бизнес?

Почему простой вопрос от моего родителя звучит настолько оскорбительно? Почему отец так себя ведет? Ведь именно он был тем, кто учил меня дипломатии!

– Как тебе сказать? – Стэфан одаривает моего отца снисходительной улыбкой, которая что ни наесть – высшая форма презрения. – Не так хорошо, как бы мне хотелось, но и не так уж плохо, как хотелось бы тебе.

– Не играй со мной, Дицони, – цедит отец, прекрасно зная, каких высот добился Стэфан. – Я в курсе твоих планов. Сорок пять процентов моей компании уже в твоих…

– Сорок пять – это только начало, – перебивает жестко Стэфан. – Не люблю останавливаться на полпути – не в моем характере.

Рот отца буквально перекошен от злости. С трудом сдерживается – это видно невооруженным взглядом.

Я чувствую волны ярости, исходящие от Дицони. Однако, в отличие от отца, Стэфан выглядит так, будто ведет самый скучный в своей жизни диалог. Вот именно сейчас я понимаю, что по-настоящему сильный человек – это тот, кто может управлять своим гневом. Его ответы четкие, пропитанные этакой тонкой аурой цинизма. Стэфан ловко жонглирует словами, подпитывая их черным юмором и циничной улыбкой. А что еще остается умному человеку в обществе недругов?

– Если у тебя проблемы в бизнесе, Зимин, – Дицони с намеком приподнимает черную бровь, – вини в этом исключительно себя. Мои советы стоят дорого. Впрочем, как и время. Один я все-таки дам тебе в виде исключения: начни с бухгалтерии.

Желваки на скулах отца ходят ходуном. Любая критика в сторону родителя приводит его в мгновенную ярость. Больше всего на свете Борис Зимин ненавидит советы.

– И для чего тебе это? – всем своим видом отец показывает неприятие стоящего перед ним человека.

– Чтобы не так было легко, – хищная улыбка Стэфана открывает вид на острые белоснежные резцы. – Мне скучно.

Дицони подается вперед. Моя рука буквально тонет в широкой мужской ладони. Задерживаю дыхание, когда чувствительной тонкой кожи кисти касаются горячие твердые губы.

– Екатерина Борисовна, до встречи.

Растерянно приоткрыв рот, наблюдаю за тем, как Стэфан, прощается со мной, при этом намекая или обещая очередную встречу. Он игнорирует пылающего от злобы отца, что стоит в трех шагах от нас. Все-таки Дицони очень неординарная личность. Мало обладать остроумием, нужно ещё уметь избегать последствий, а с этим он просто мастерски справляется. Вон, как ловко сплел «паутину» вокруг отца и глупо таращащегося Ильи. Они даже глазом моргнуть не успели.

И правда, отвращение к мухам легко может превратиться в симпатию к паукам. Тут же успокаиваю себя, когда тону в необычных глазах мужчины. Все ошибаются. Ведь даже на карандашах есть ластики. Стереть все и начать сначала.

Моя жизнь и правда очень похожа на театр или маскарад. Один и тот же человек играет то злодея, то героя и тот, кто вызывал во мне совсем недавно страх, уже сегодня может стать предметом моего восхищения.

Как же я ошибалась в Стэфане! Стэфан из тех людей, которым нужно всего лишь улыбаться, отвечая тем самым на проявление хамства. После такого не каждый способен продолжать вести себя в том же духе. Его улыбка – оружие совершенно другого уровня. В этом я полностью убедилась, наблюдая за тем, как «сдулся» отец, а вместе с ним и робкий, запуганный, притаившийся за его спиной Илья Сазонов. Жениха, между прочим, я даже не сразу заметила!

Непроизвольно кривлю губы. Наверное, ничто так не отвращает женщину от мужчины, как его трусость. Когда-то он был мне приятен, но теперь все в нем мне невыносимо, все в нем отталкивает. Я и раньше никогда много не ждала от Ильи, но всё равно разочарована. Не могу больше оставаться на террасе. Головная боль будто тисками виски сковывает. Слишком большое напряжение.

– Извините, – будто какая-то сила заставляет подойти к дверям, громко цокая каблуками. Наверняка, чувство самосохранения. Потому что даже больше минуты все это я не смогу выдерживать. Хочется обернуться, чтобы посмотреть в последний раз на Стэфана… но поступаю иначе.

Зал встречает меня гулом голосов. К моему облегчению, все заняты лишь демонстрацией своих возможностей, денег, драгоценностей и раздутого эго. Никому нет дела до меня. Дойдя до лестницы, понимаю, что на мне до сих пор пиджак Стэфана.

Вернуться, чтобы отдать? От одной этой мысли тошно становится.

Только вот судьба решает по-другому. Как только делаю шаг вверх по лестнице, слуха касается хриплый голос:

– Так понравился мой пиджак?

Поспешно оборачиваюсь. Пересекающая до этого морщинка меж бровей разглаживается. Стэфан… Улыбается обаятельно. Глаза горят, когда он скользит взглядом по фигуре, облаченной его пиджак. Поспешно стягиваю предмет гардероба и протягиваю Дицони.

– Извини, вот… спасибо.

– Не надо, – резко останавливает Стэфан. – Оставь. Тебе он больше идет.

Глава 17

Катя

Растерянно сжимаю платную ткань, не зная, как поступить. Делаю то, что привыкла в таких неоднозначных неловких ситуациях, – говорю, что первое в голову взбредет:

– Отец считает, что ты – выскочка.

Стэфан приподнимает насмешливо бровь, но отвечает совершенно спокойно, без присущей ему иронии.

– Меня называли и похуже, принцесса.

Подходит ко мне так, что на одном уровне оказываемся. Только вот я на ступени выше. Наклоняется ближе, прикладывая к моим губам указательный палец.

– Ты слышишь это?

Прислушиваюсь послушно и сосредоточенно, от чего на его губах появляется снисходительная кривая улыбочка. Будто его моя старательность умиляет.

– Нет, ничего, – мотаю головой, – тишина.

Словно зачарованная смотрю на то, как чувственные четко очерченные губы приоткрываются:

– Да, тишина, – подтверждает Дицони. – Это звук того, что мне все равно. Да и ты не плохо держалась.

Его взгляд обжигает так, что щеки начинают алеть от неожиданного и необычного для меня комплимента.

– Имею право в свой день рождения, – демонстрирую ямочки на щеках – одно из моих главных оружий в обольщении.

– Правда? – в голосе Стэфана слышится искреннее удивление.

– Да, – пожимаю плечами, – этот званный обед, – делаю пальцами кавычки, – в день моего рождения.

– Я не знал. Сегодня?

– Нет, две недели назад, но отмечают сегодня, – решаю пошутить. – Это повторяется в тот же день каждый год.

– Я не слышал, чтобы тебя поздравляли, – Стэфан задумчиво разглядывает мое лицо, будто хочет найти на нем отпечаток грусти. – Всегда думал, что день рождения – это праздник, а не сборище разодетых идиотов, которые меряются у кого больше кошелек, – подмигивает, только вот глаза остаются серьезными. – Где шарики?

Пожимаю плечами и вымученно улыбаюсь:

– Как оказалось, день рождения не имеет никакого отношения к празднику, – наклоняю голову набок, робко улыбаясь. – Мне никогда не нравилось это притворное, заранее расписанное веселье – это как дуло к виску: «Веселись? Кому говорят?!» Поэтому лучше пусть будет так…

– Это неправильно, Катя, – голос Стэфана звучит непривычно мягко.

На секунду даю прорваться истинным чувствам сквозь маску:

– А что правильно в этой жизни Стэфан? – глаза наполняются соленой влагой. – Ты знаешь, что это? Потому что я – нет.

Дурацкий Дицони! Как он это делает? Обнажает, словно оголенный провод, все мои эмоции. Внутри все дрожит от желания разрыдаться. Причем, далеко не так, как леди, а громко и навзрыд. Я не имею на это права. Грусть для меня – непозволительная роскошь.

Длинные черные ресницы прикрывают глаза с гетерохромией. Сложно понять, какие именно мысли Стэфан прячет за ними.

С бешено колотящимся сердцем наблюдаю за тем, как твердые губы неумолимо приближаются. Ни на секунду не возникает желания уклониться. Инстинктивно прикрываю глаза. Легкий поцелуй в лоб и Стэфан аккуратно, почти благоговейно, отводит мою золотистую прядь волос от шеи. Аккуратно шершавыми подушечками пальцев убирает одну единственную вырвавшуюся на волю каплю слезы:

– С днем рождения, принцесса.

Такие простые слова. Странно, но в районе сердца становится тепло и приятно. Губы дрожат и никак не могут сложиться в улыбку.

– Извини, кажется, сегодня мой «улыбатор» сломался, а может, сели батарейки, а может… – замолкаю на полуслове. Понимаю, что несу ерунду. Должно быть, это защитный механизм.

Только вот обаятельные ямочки на щеках Дицони подсказывают, что он все-таки оценил по достоинству мой юмор.

– Ты удивительная девушка.

Еще мгновение и лица касается легкий ветерок. Я уже одна.

«Да, – думаю, наблюдая за тем, как мужчина уверенным шагом направляется к выходу, – конечно, ты умный, красивый и, наверняка, превосходный любовник».

Мои мысли обрывает голос Сазонова-младшего, который, к моему удивлению, стоит так близко от лестницы. Надо же, даже не заметила, как подошел!

«Конечно, пялилась на Стэфана Дицони, – ехидничает внутренний голос. – Разве что-то заметишь?»

– Мне даже немного жаль, что Дицони свалил, – злорадствует Илья, в пару шагов оказываясь возле меня. – Я бы с удовольствием посмотрел, как этот деревенщина корчится под взглядами, соображая, какой прибор выбрать для устриц.

Жених кладет ладонь поверх моей руки, лежащей на перилах. Отдергиваю пальцы, смерив его сверху вниз презрительным взглядом.

– Спасибо, что показал своё истинное лицо, – поджимаю губы, высказывая свое недовольство. – Теперь я знаю, с кем имею дело.

– Кать, ты что? – округляет непонимающе светлые глаза Илья. Тон голоса меняется. – Что я такого сказал?

Рука парня машинально тянется к галстуку.

Его слова буквально приводят меня в состояние бешенства. Как же страшно – вот так, как он, упасть до уровня трусливого животного и даже этого не осознавать. Попробуй-ка все то же самое сказать, что он сказал мне минуту назад, но в лицо Стэфану Дицони.

– Ты ещё не понял меня?! – сдуваю раздраженно прядь волос, упавшую на лоб. – Я хочу не спеша, все обдумать. В одиночестве, – добавляю веско.

– Что обдумать? – светлые глаза бегают, когда Илья пытается найти пути отступления. – Кать, ты чего?

Младший Сазонов выглядит так, будто его обокрали, а первое, что взяли – это достоинство. Перед глазами появляется совсем другой пример. Я вспоминаю, с каким демонстративным пренебрежением Стэфан Дицони реагировал на клевету, что ему вонзали раз за разом между ребер. В нем чувствуется стержень. Он ни от кого не зависит.

А Илья? Как же он жалок. Даже оправдания в моей голове звучат слишком жалко. Он всего лишь пытается выживать, как животное, и для этого ему не нужны ни честь, ни достоинство. Жизнь инфузории-туфельки! Я так не хочу!

На автомате приподнимаю повыше подбородок, как и привыкла поступать в любой жизненной ситуации. Мне и правда надо кое-что переосмыслить… А может даже составить план. В груди, словно цветок, надежда распускается, а за спиной будто крылья вырастают! Потому что все, чего мне реально хочется, – это чувствовать себя свободной от обстоятельств и сохранить СЕБЯ, нежели какой-то внешний комфорт. К черту деньги!

Проигнорировав вопрос жениха, спешу вверх по крутой лестнице, чтобы поскорее скрыться в своей спальне. И вовсе не потому, что нас могут услышать. Стыд, как говорится, глаза не выест. Пусть знают все! Екатерина Борисовна Зимина – не кукла, которая послушно исполняет все капризы своего отца-кукловода!

Глава 18

Стэфан

Как у этой паскуды, Зимина, могла получиться такая дочь? Улыбатор… Криво усмехаюсь. Забавная! Прежде, чем сделать большой глоток янтарной жидкости, взбалтываю охлажденный стакан со льдом. Задумчиво наблюдаю, как идеальные кубики одного размера с характерным звуком плавно сталкиваются друг с другом. Едко усмехаюсь, устремив взгляд сквозь прозрачные панорамные окна высотки на ночной город. Темнота срывает с людей все дневные маски.

Бешеный ритм улиц, яркий свет, рев музыки напрягают так сильно, что, порой, хочется сбежать от этого в тихую, полную блаженного спокойствия темноту – такую, например, как мой офис. Ночной город буквально пропитался грязными мыслями, дорогими вещами и пороками. Но, должен признать, что есть и что-то особенное в этом времени суток. Небо, фонари, светящиеся окна, огни на мостах – все отражается в речной воде. И, кажется, что эти огоньки – звезды, сияющие на земле.

Делаю еще один глоток и терпкий крепкий вкус пшеницы и засахаренной груши оставляют приятное послевкусие. Тепло по венам растекается. Огни больших городов манят, но и так же сильно обжигают. Этот урок я усвоил очень рано. Устало проведя по затылку пятерней, отхожу от окна. Никакие, даже самые яркие огни, не сравнятся по красоте с теми, которые освещают родную землю. Если бы не ОНА, возможно, я бы уже был в самолете на полпути в Анапу.

Зимина Екатерина Борисовна оказалась очень красива. У нее лицо ангела: изящный носик, высокие скулы, пухлые капризные губы. Несмотря на золотисто-русые волосы, светлые глаза обрамляют длинные черные ресницы.

– Какого черта…

Делаю последний глоток, полностью опустошая бокал. Думаю о ней, как сопливый юнец, который впервые увидел смазливое личико и поплыл. Несмотря на юный возраст девушки, должен признать, держалась на этом балу Сатаны Катя с большим достоинством. Задумчиво сощурившись, вспоминаю, как увидел ослепительно красивую блондинку в белом коктейльном платье с пышными рукавами, когда она спускалась по лестнице в гостиную. Мне тогда, словно под дых дали. Жестко. Безжалостно. Будто в нокаут отправили. Я, как одержимый, следил за тем, как Катя останавливается, чтобы поговорить с престарелой парой, а когда группа гостей отошла к камину и загородила девушку, я еле поборол желание отодвинуть в сторону очередного акционера, чтобы попытаться получше разглядеть хрупкую златовласку.

Не люблю себе врать. Это первый шаг в пропасть – в никуда. Это хрупкое создание растрогало мою обычно грубоватую натуру. Сжимая до скрежета зубы, признаюсь в том, что она, как вирусная программа, без труда проникла в мое подсознание, сорвала прошивку и заменила файлы… одним своим взглядом поразительных глаз. Нет, не синие, как мне по началу показалось. Фиалковые! Никогда таких не видел – уверен ни у кого таких и нет. Просто не бывает. Она казалась крошечной по сравнению с мной, и мои защитные инстинкты обострились, как никогда прежде.

От воспоминаний о влажных мягких губах, в районе ширинки дискомфорт появляется. Непроизвольно поправляю брюки. Да, ладно… Делаю глубокий вдох, чтобы хоть как-то успокоить закипевшую в жилах кровь. Проклятье! Да в моей жизни секс и то никогда не был наполнен такими чувствами, как этот поцелуй.

Она удивительная! Противоречивая настолько, насколько это возможно. Хрупкая, нежная, беззащитная, но с полуоборота готовая превратиться в дикую фурию. Готовая за свои убеждения пойти против более сильного противника. Например, такого, как ее отец.

Урод! Зимин в своем репертуаре. Даже из своей дочери готовый проект сделал. Без зазрения совести продать готов, вложить будто бездушный пакет акций. Да еще так бездарно!

Разве не видит, что из себя представляет Илья Сазонов? Какой из него управленец? Максимум, на что и способен мальчишка, так это быть рядовым исполнителем. Ни таланта, ни маломальской интуиции у будущего зятя Зимина и в помине нет. Едко усмехаюсь. Таких, как Сазонов, я еще лет десять назад за конкурентов не считал. Ни в бизнесе, ни в… Делаю еще один глоток и хищно щурюсь. Крылья ноздрей раздуваются, когда вспоминаю тонкий нежный аромат девушки. Белые лилии, фиалка и сочная зелень. На секунду прикрываю глаза. Прямо представляю длинные золотистые шелковые пряди волос, что разметались по хрупким алебастрово-белым плечам.

А малышка, похоже, не особо истосковалась в разлуке с женишком. Вспоминаю вздернутый в гордом жесте аккуратный кукольный носик и горящие мятежным огнем глаза. Криво усмехаюсь. Это не может не радовать.

Телефонный звонок резко нарушает тишину. Хочется проигнорировать вызов, но, когда вижу, кто именно звонит, все-таки решаю принять его.

– Здорово, Стэф! Дружище! – доносится бодрый голос Станислава Лебедева из динамика. Машинально ставлю на громкую связь. – Накладные случайно у тебя не под рукой?

В одно мгновение оказавшись возле рабочего стола, отодвигаю в сторону кипу бумаг, пока нужный документ не нахожу.

– Вижу. Они прямо передо мной.

– Ты, что, – подшучивает Стас и по совместительству лучший друг, – еще в офисе, маньячина?

Криво усмехаюсь, игнорируя подтрунивающие ноты в голосе Лебедева. Есть ли еще тот, кто не знает, что я – свихнувшийся трудоголик?

– Передай им, что мы готовы сотрудничать, – приступаю сразу же к делу. Раздаю привычно указания, – но необходимо снизить цену. Пусть не надеются, что мы настолько тупые, чтоб спустить всю выигранную в суде компенсацию на предложения с завышенными ценами, – прочистив горло, добавляю: – И скажи, что свяжешься с другими подрядчиками. Это заставит их снизить стоимость. Не выходи за рамки оговоренной нами цены, а если они откажутся, звони другим и заново начинай торговаться.

Глава 19

Стэфан

– Черт, до сих пор не могу поверить, что мой лучший друг всем задницу надрал! Стэээф, о тебе все заголовки пестрят!

Да, Лебедев со мной с самых низов. Он стоял со мной плечом к плечу, когда я еще пять лет назад трудился мелким предпринимателем. Пахал, как трактор. На мне неплохо заработали все – пожарники, санэпидстанция, менты, районные чиновники и чиновники из мэрии, налоговики и даже таможенники. Один я почему-то ни фига не заработал! Пока не понял, что мелкая рыба не для меня. Вот тогда я начал играть по-крупному – и все изменилось.

Риск – он заставил меня довериться инстинктам. Именно благодаря им, которые раз за разом безошибочно выстреливали, очередной миллион благополучно оседал на моем банковском счете. Я по праву приобрел репутацию безжалостного хищника – акулы, готового действовать даже грязными методами, чтобы добиться цели.

Только вот в последнее время никакие достижения, никакие победы больше не доставляют мне той былой эйфории. Будто все приелось. Заранее знаешь, что рано или поздно очередной Эверест покоришь. Все слишком легко дается. Компани, деньги, женщины… Все слишком предсказуемо.

До того момента, пока я не встретил дочь своего врага. Она – словно жидкая ртуть. Изменчивая и непредсказуемая. А главное – живая. Ее непосредственность интригует, заставляет желать копнуть глубже. Узнать, что же представляет собой Екатерина Зимина.

– Стэф, как ты? – небольшая пауза, после который Стас осторожно добавляет. – Уверен, Зимин на говно изошел, когда тебя увидел на приеме. Как ты его заставил не вышвырнуть тебя вон?

– Я угрожал раскрыть его тайну, – приподнимаю привычно бровь, будто издеваясь.

– Какую?

– Без понятия, я блефовал. Но, должно быть, что-то ужасное.

Довольный смех Стаса на том конце провода заставляет легкий укол совести почувствовать. Потому что блефую я именно сейчас. Нагло лучшему другу вру.

Секрет Зимина невозможно забыть – никогда и ни при каких обстоятельствах. Проще сдохнуть.

Бросив бумаги обратно на столешницу, подхожу к креслу во главе стола. Только сейчас отвечаю на первый вопрос Лебедева:

– Хреново. Еще сто грамм инвестиций, – совершенно серьезно сообщаю другу, откидываясь лениво на спинку кожаного кресла из дорогой телячьей кожи, – и я – недвижимость!

Устало проводя рукой по лицу подальше от себя пустой стакан отодвигаю. К черту все – и это тоже!

– Так, как все прошло?

– Не плохо, – отвечаю скупо. Не люблю слова, предпочитаю на деле показать результат. – Ты же знаешь, что мне ничего не стоит извлекать деньги из кармана другого человека, не прибегая к насилию. Он банкрот – помяни мое слово.

Хриплый смех друга заставляет уголки губ лениво приподняться в ответной улыбке.

– Зимин в курсе, что у него завелась крыса?

– Я ему намекнул, – усмехаюсь. – Хотя, сам знаешь, я люблю придерживаться правила, что, когда неприятель делает ошибку, не следует ему мешать. Это невежливо.

– Я на твоем месте уже бы приступил к более решительным действиям.

На тебя все это не похоже, Стэф. Что ты задумал? Зачем ты даешь ему фору?

Пожимаю плечами, как будто собеседник может меня видеть.

– Сдаёшься? – нарывается Лебедев.

– Жуй говно! – отвечаю грубо, в своем стиле.

– Ладно, не заводись. Я пошутил.

– Знаешь, Стас, – в моем голосе добродушные ноты звучат, – люди, которые рассказывают несмешные шутки, получают сломанные пальцы.

Лебедев, нисколько не обидевшись, но, почуяв неладное, меняет тему:

– Кстати, что из себя представляет Сазонов-младший?

Издаю пренебрежительный смешок. Намеренно оскорбительно искажаю имя.

– Пустое место. Из разряда «Васе его папа купил фирму, и теперь Вася нам расскажет, как открыть свой бизнес с нуля и на что обратить внимание», – должно быть, даже через динамик чувствуется исходящая от меня слепая ярость. – Больше всего не переношу избалованных детишек богачей.

– Понял. Ладно, дружище, завтра в первую очередь в банк метнусь.

– Стас, будешь перечислять бабки подрядчикам, сделай еще одно дельце.

– Без проблем, записываю.

Когда я называю элитный бутик и озвучиваю сумму, которую собираюсь там потратить, Лебедев, громко присвистнув, интересуется:

– На чье имя все организовать?

– Зимина Екатерина Борисовна.

– Зимина?!

Молча постукиваю «Паркером» с серебряным пером по ежедневнику, прежде чем ответить:

– Просто сделай, как я сказал.

– Да ты чертов псих, Стэф! – в голосе Лебедева не просто беспокойство, а полное смятение. – Я видел ее фото, когда ты досье на нее просил, – говорит так, как будто обвиняет. – Девка красивая, НО Стэф…черт возьми! Мужик, ты что творишь?! Ты на этой девчонке помешался! Слушай, брат, выкинь ее из головы. Она никогда не будет твоей. Я понимаю, что у тебя сейчас не самые легкие времена с …

– Не втягивай только сюда…

– Как скажешь, – сухо перебивает, понимая, что сквозь выстроенную мной стену уже не пробиться. – Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Не прощаясь, скидываю вызов. В ушах будто набатом звучит: «Выкинь ее из головы. Она никогда не будет твоей». А вот это проблема! Потому что я уже думаю о Кате исключительно, как "моя". Именно так – не иначе. И, похоже, чертовски влип.

Глава 20

Катя

– Войдите.

Дарья, как всегда, смущенно потупив взгляд, переступает порог.

Прежде, чем глубоко вздохнуть, в последний раз провожу деревянной расческой по распущенным золотистым волосам. Всю ночь промаялась. Никак не могла выкинуть из головы приятный голос с хрипотцой, пронзительные глаза и бугрящиеся на руках мышцы. Эти широченные плечи!

«Хватит пускать слюни!» – одергиваю себя, напоминая о том, что в данный момент уже не одна в комнате.

Ничего не могу с собой поделать. Стэфан Дицони произвел на меня глубокое впечатление. Никогда не встречала мужчин похожих на него. Меня окружали робкие несмелые поклонники, на фоне которых я чувствовала себя почти оторвой.

Илья – тоже не исключение. Сазонов-младший, словно мягкий пластилин в моих руках. Скучно… Мужчина без харизмы, как переваренный резиновый кальмар: под шампанское пойдет, а так – нет. Но проблема в том, что этот напиток я категорически не переношу.

А вот Дицони – полная противоположность жениху. Это и дураку понятно. С его обаянием, просто нереально игнорировать притяжение! Мысленно усмехаюсь.

Илья до мозга костей экономист. Педант, вечно следующий правилам. Стэфан – как раз тот, кому нарушить их – раз плюнуть. Он из тех, кто обводит вокруг пальца таких, как Сазонов-младший. Нет сомнений: враг моего отца одной левой уложит на лопатки Илью.

Жестко по отношению к жениху, но на моих губах легкая тень улыбки появляется. Когда во всех красках представлю размахивающего кулаком тщедушного Илью. Илья Сазонов ничего тяжелее клюшки для гольфа не держал. Он бледный, такой стройный, что уместнее будет сказать – щуплый. Да и выше меня всего на несколько сантиметров. Не удивлюсь, если и вес у нас не на много расходится.

Дицони, должно быть, на несколько десятков килограмм тяжелее моего жениха. Такой высокий… Мечтательно прикрываю глаза. И, несомненно, просто дьявольски привлекательный. Только вот судьбу я обязана связать с Ильей, а думать о Стэфане и сметь не должна. Отец ясно дал понять, как относится к конкуренту. Он не поймет, что я просто заранее была обречена на то, чтобы заметить и заинтересоваться Стэфаном. К тому же харизма Дицони куда более эффективна, чем примитивное давление моего отца. Обаяние в Дицони исходит буквально из каждой клеточки. От мужской энергии, во взгляде, походке, телосложении, звуке голоса, прямой жестикуляции…

Ум, красота, спортивные успехи, подвешенный язык, умение одеваться – сами по себе ещё не определяют мой типаж мужчины, если, конечно, он у меня есть. А вот обаяние личности решает всё. Уверена, будь Стэфан даже не таким красавцем, все равно бы привлек мое внимание.

На лице появляется кислая мина. Все эти мысли вызывают чувство досады. Меня будто обманули, подсунули совсем не то, что нравится, но, при этом, я обязана делать вид, что вполне довольна происходящим вокруг.

Негромкий звук отвлекает от мыслей. Я машинально бросаю вопросительный взгляд в отражение зеркала над туалетным столиком. Растерянно встречаюсь с кроткими карими глазами горничной.

– Что ты хотела, Дарья?

– Екатерина Борисовна, – взгляд девушки едва сдерживаемым восторгом горит, – вам букет прислали. Внизу курьер ждет.

Настороженно убираю щетку от волос. Илья? Подлизаться хочет. Едва сдерживаюсь, чтобы глаза не закатить. Сто лет мне его веник не сдался! Упрямо поджимаю губы, размышляя о том, каким способом лучше попросить Дашу от букета избавиться. А что тут думать? В мусорный бак – так же, как и все то время, что я на этого труса потратила.

– Очень красивый букет. Розы, – открыто намекает Дарья на то, что презент вовсе и не от Сазонова-младшего.

Не гладиолусы?! Точно не Илья! Мгновенный интерес зажигается, словно факел. Его пламя почти осязаемо касается каких-то потайных струн души – подогревает любопытство. Порывисто поднимаюсь со стула, почти чувствую, как в глазах искры загораются.

– Мама видела? – на всякий случай почву прощупываю.

Прикусив губу, Даша, отрицательно качает головой. Растягивает полные губы в робкой улыбке.

– Светлана Леонидовна не знает о том, что вас курьер внизу ожидает, – заговорщически тон понижает.

Одарив девушку благодарной улыбкой, бросаю расческу на гладкую поверхность столика. В нетерпении направляюсь к двери. Мраморную лестницу в три счета миную и почти вбегаю в гостиную. Сердце стучит так, что, кажется, вот-вот из груди выпрыгнет.

Юбка-солнце изумрудного цвета колышется вокруг лодыжек мягкими складками, когда внезапно замираю.

О, господи! В благоговейном восхищении не отвожу взгляда от огромной пышной охапки роз. Почти завизжать от восторга готова. Зеленые сочные стебли без малого почти в мой рост! Это букет ни на что не похож. Все, что обычно до этого приносили, было, мягко говоря, очень сдержанным и утонченным. Здесь же пахнет, роскошью и огромными деньгами. Все по-королевски сдобрено щедростью. Полный восторг!

Парень в униформе даже вспотел, держа эту прелесть. Бедный! Пот под кепкой блестит, будто прозрачные бисеринки.

Приближаюсь как во сне. Да я за все свои восемнадцать лет ни разу не видела такого шикарного букета!

– Это мне? – недоверчиво хлопаю ресницами, подходя еще ближе.

Восхищенно притрагиваюсь к лепесткам ярко-красных кровавых роз.

– Екатерина Борисовна? – уточняет курьер, с надеждой вглядываясь мне в лицо. Кажется, еще немного и он под тяжестью букета согнется. Я даже уверена, что вижу, как его руки от усталости дрожат. – Куда поставить?

Знакомый стук каблуков заставляет поспешно обернуться. Черт! Мама!

Глава 21

Катя

– Что случилось?

Родительница смеряет курьера полным подозрения взглядом, а затем

недовольно поджимает губы. Она явно не впечатлилась широким жестом моего поклонника. Слегка сморщив точеный нос в жесте брезгливости, к моему удивлению, достаточно сдержанно бросает лишь одну чопорную фразу:

– Жуть! Какая вульгарщина.

Тонкая бровь высоко поднимается, когда я, с трудом сдерживаясь, счастливо улыбаюсь. Мама с подозрением щурит голубые глаза с ледяным отблеском.

– От кого букет, Катя?

Одним ловким движением пальцев прячу поглубже белую открытку с золотым тиснением среди тугих бутонов роз.

– Без понятия, – кокетливо опускаю глаза и пожимаю плечами. Надеваю отрепетированный до идеала невинный взгляд, подобно солнечным очкам. – Отнесите, пожалуйста, в мою комнату, – мило улыбаясь курьеру, предлагаю последовать за мной в спальню. Все внутри буквально клокочет от любопытства, когда к лестнице спешу. В спину упирается острый, словно лезвие клинка, взгляд мамы.

Как только курьер с трудом преодолевает последнюю ступень, распахиваю перед запыхавшимся парнем дверь в спальню.

– Сюда, – указываю на свою кровать, и курьер торопливо опускает букет на пушистое покрывало. Удивленно моргаю, когда рядом с букетом курьер оставляет ранее мной не замеченный белый бумажный пакет с черным витиеватым орнаментом.

На вежливое прощание курьера даже не реагирую. Все внимание сосредоточено на шикарном букете на кровати. Оставшись один на один со своим подарком, в нетерпении раздвигаю плотные бутоны роз. Аромат такой нежный и одновременно чувственный, что сладко кружится голова. Удостоверившись, что никто не помешает, с жадным нетерпением ловко вытаскиваю открытку. С замиранием сердца любуюсь идеальным мужским каллиграфическим почерком. Когда слова доходят до моего сознания, непроизвольно рот приоткрываю.

«С днем рождения, очаровательная девочка с глазами цвета фиалки. P.S. Мечтай! Я все исполню… Стэфан».

Буквально залипаю на словах, написаных Дицони. В каждую букву вглядываюсь, раз в сотый перечитываю.

Звонок сотового заставляет вздрогнуть. Когда вижу имя абонента, поспешно на «принять вызов» нажимаю.

– Поля!

Спустя пять минут моих восторженных девичьих визгов, подруга искренне мне вторит:

– Офигеть! Офигеть! – визжит Полина. – А что в коробочке было? – голос подруги прерывается от возбуждения и нескрываемого любопытства, когда я ей множество фоток по мессенджеру отправляю.

Среди них и бархатная коробка, которую сама не знаю по какой причине, открывать не спешу. Клубника в шоколаде – все, что вижу в полупрозрачном окошке.

– Там клубника, – смущено улыбаюсь, все еще находясь под впечатлением от подарка Стэфана.

– Там есть ещё один отсек, – деловито сообщает подруга и, заговорщически понизив голос, добавляет. – В инсте видела у одной американской модели. Ей олигарх похожую подарил.

– Да? – искренне удивляюсь, сразу же склоняясь над коробкой.

Щеки вспыхивают смущённым румянцем, когда думаю о том, что Стэфан мог подарить ещё что-то, кроме этого невероятного букета. Нет, глупости! Зачем ТАК тратиться?

Сердце останавливается, а затем принимается мучительно на большой скорости биться, когда и в правду вижу нежно-кремовою петельку шёлковой ленты – она выглядывает из небольшого отверстия коробки. С превеликой осторожностью тяну за атласную ленту. В груди какая-то детская восторженность зарождается.

– Ну, что там?! – шумит в динамике от звонкого голоса Поли. Приходится даже подальше трубку от уха отодвинуть.

– Тихо ты! – слетает с губ раздраженно.

В отсеке еще одна, на этот раз, не очень большая, но очень красивая бархатная коробочка. Перед глазами бархатный квадратик приятного терракотового цвета. Прикусываю губу. Почти не дышу, когда вижу название бренда, выгравированного на крышке футляра презентабельного вида.

– Не может быть… – шепчу в шоке, чувствуя, что дрожащие пальцы просто отказываются слушаться. Подушечкой пальца буквы обвожу. Я даже мечтать о таком не могла!

Мама называет это дорогими «понтами», а отец намекает, что я еще слишком юная для таких «вложений». Открыв коробочку, прижимаю поспешно руку к губам, от чего мой возглас получается приглушённым и глухим.

– Полин, я перезвоню, – все, что удаётся вымолвить подруге.

Словно сквозь толщу ваты слышу ее возмущённый крик:

– Зимина Екатерина Борисовна! – голос Полины почти в ультразвук превращается. – Не смей класть трубку, пока не скаж…

Нажимаю безжалостно на сброс. С трудом возглас восторга подавляю. Словно завороженная, разглядываю браслет, автор которого, несомненно, вдохновился идеей «пояса целомудрия». Его эстетика символизирует вечную любовь. Примеряю золотой обруч на руку. Браслет обладает особым шармом еще и за счет оригинального механизма застежки. Если его закрыть, то без специального ключика уже не открыть. Черт, да он целое состояние стоит!

Увидев его, мама бы непременно сказала, что это настоящее безумие. Сердце стучит так, что почти ничего не слышу. Понимаю, что в этом случае она и правда была бы права.

Стэфан Дицони, ты просто сумасшедший! В голове пульсирует жарко кровь, по венам растекаются волны восторга. Не верю девушкам, которые говорят, что их не впечатляют дорогие подарки и внимание. Лицемерные врушки! Возвращаюсь к виновнику моего смятения. Дицони, будто опытный пианист, играет на клавишах моих подсознательных желаний.

Застегиваю браслет на запястье. Это действие сопровождает глухой, но отчетливый звук. Восторг и капелька какого-то безумия буквально вытесняют воздух из моих легких. Cэфан чутко уловил мое желание. Желание, чтобы мной восхищались. Чтобы из-за меня теряли голову…

Глава 22

Катя

– Привет.

Хриплый баритон мгновенно вдоль позвоночника импульс посылает. С преувеличенным безразличием делаю очередной глоток из бокала на длинной изящной ножке. Даже взгляд в сторону Дицони не поднимаю. Сучок! Заставил целых полчаса ждать!

Шикарный интерьер ресторана ситуацию не спасает. К черту все эти хрустальные люстры, зеркала, дорогущие мраморные полы! Так зла, что, кажется, все нервные клетки в ожидании Стэфана погибли. Не знаю, как у других, но у меня нервные клетки не только не восстанавливаются, но еще пытаются отомстить виновным в их гибели! Если бы не браслет, который не могу открыть, ноги бы моей здесь давно уже не было!

Стэфан подходит так близко, что аромат ванили и никотина приятной дымкой окутывает. Сверкает нахально глазами, прежде чем добавить:

– Мне нет прощения, милая, – а затем руки в стороны разводит, извиняясь. – Проверка в офис нагрянула. Сама понимаешь, не все мне подвластно в этом мире.

Непроизвольно отмечаю, что Стэфан Дицони, как всегда, одет с иголочки. Темно-серый костюм в белую клетку добавляет его образу стиля и, даже не побоюсь, этого слова – гламура. С белой рубашкой – просто идеальное сочетание. Понимаю головой, что причина опоздания более, чем уважительная, но гадкий характер наружу рвется. Сурово отчитываю, непримиримо губы поджимая:

– Ты опоздал!

– Ты шикарно выглядишь…

– Ты прощен! – тут же сменяю гнев на милость.

Судя по глазам, еще больший восторг у мужчины вызываю.

– Ты что такая грустная? – Стэфан кладет на стол возле меня небольшой, но очень прелестный букет белых карликовых роз. Бессердечно игнорирую этот милый знак внимания. – Ты и я в лучшем ресторане города. Я счастлив, что…

Фыркаю, почти как разъярённая кошка, перебивая:

– Ты-то, конечно, счастлив, я же лапочка. А мне чего радоваться? – надуваю капризно губы. – Мне было скучно, – киваю на почти пустой бокал. И тут же, не удержавшись, острую шпильку бросаю. – Я попросила записать на твой счет.

Стэфан, хрипло усмехнувшись, присаживается напротив меня. Закрывает широкой грудью весь обзор на живой оркестр ресторана. Впрочем, задержись Дицони еще чуть-чуть, и я бы выучила наизусть весь их репертуар. Пылю мысленно, стреляя в мужчину разъярёнными молниями из-под ресниц. Возмутительно красивый! Какой-то хищной красотой… Да-аа, он вовсе не принц на белом коне, о котором мечтают молоденькие девушки, а, скорее, всадник апокалипсиса.

Его грубая, мужская, примитивная сила почти осязаемой первобытной энергией ощущаются. Все это заставляет буквально в несколько раз более ощутимо прочувствовать свою хрупкую женственность.

Скольжу глазами по квадратному подбородку, поднимаюсь выше, пока не встречаюсь взглядом с глазами, в которых светится стальная решимость. Она очень подходит его твердому характеру.

– Ладно, не дуйся, лапочка, – примирительно тянет Стэфан, а затем бросает очень опрометчивое обещание. – Я заглажу свою вину.

Не проходит и мгновения, как моей руки касается широкая горячая ладонь.

– Кать, это тебе, – протягивает непонятно откуда взявшуюся черную коробочку, словно фокусник-маг. Хлопаю растерянно ресницами, когда он добавляет. – Осторожно, хрупкое.

Делаю последний глоток, опустошая полностью бокал.

– Что там? – ёрничаю, тем не менее, принимая коробку из рук обаятельного негодяя. С подозрением щурю глаза. – Моя нервная система?

Хрипло посмеиваясь Стэфан, подмигивает.

– Открывай.

Открыв коробочку, возмущенно соплю. Ключ – отвертка! Да-да, тот самый, от браслета, что по его заверениям, Дицони «случайно» оставил у себя.

– Не понимаю вообще, как браслет закрылся, – трогаю подушечкой пальца ключ, а затем вскидываю взгляд на Дицони. – Без него это не должно было произойти.

– Я взял на себя смелость попросить немного подправить механизм браслета у своего знакомого ювелира, – сверкает бесстыже белоснежной улыбкой враг моего отца, а затем и вовсе добавляет возмутительную «вещь»: – Не подумай – это для надежности, не более.

– Ну, да, конечно, – ворчу, притрагиваясь пальцами к запястью, на котором переливается браслет. – Ничего, что мне пришлось ходить с ним несколько дней, не имея возможности снять? Чтобы ты понимал, – возмущаюсь вполне искренне, – мне пришлось с ним даже купаться!

– А вот тут поподробнее, – Стэфан, внимательно посмотрев на меня исподлобья, упирается рукой в подлокотник кресла и пальцами прикасается к своим чувственным губам.

Не знаю даже, чего мне хочется больше: прикоснуться подушечками пальцев к скулам с легкой небритостью или же стукнуть по этому ровному классическому носу.

– Ну-у, – тянет Стэфан, будто подначивая, – если бы ты не упрямилась, милая, мы бы встретились еще два дня назад.

Что?! Определенно, второе – стукнуть по…

– Ладно! Проехали, – бурчу, понимая, что мне не выиграть в этом споре. Меняю тему на все триста шестьдесят градусов. – Расскажи, как ты разбогател? – и мне все равно, что вопрос бестактный и даже вопиющий. Мне для дела надо знать!

– Ты не перестаёшь меня удивлять, милая, – не сдержав изумленного смешка, Стэфан задумчиво откидывается на спинку кресла. – Обычно девушек интересует не откуда у меня деньги, а лишь только, как их потратить.

– Я не такая, как все, – произношу это тоном, подозрительно напоминающим угрозу, – если ты не понял!

– Я уже понял, – примирительно успокаивает Дицони. – Не ругайся, милая.

Терпеливо жду, пока Дицони сделает заказ подошедшему официанту. Как только молодой человек уходит, Стэфан одаривает меня кривой улыбкой.

– Решил разбогатеть, – слегка скучающе начинает Стэфан, – придумал бизнес-план, но оказалось, что все мои планы уже прописаны в Уголовном кодексе, – поблагодарив официанта, принесшего охлажденную бутылку с каким-то замысловатым названием, Дицони продолжает, – поэтому путь моего успеха оказался немного не таким быстрым, как я на то рассчитывал.

Глава 23

Катя

Спустя время, равнодушно ковыряясь в салате, с интересом наблюдаю за тем, как Стэфан режет сочный ростбиф.

– Тогда, – делаю паузу, чтобы сформулировать правильно мысль, – тот ужин у меня дома…

– Не бери это в свою прелестную голову, – перебивает Стэфан. Будто по щелчку пальцев становится серьезным. – Зимин хотел задеть лично меня. Ты тут не причем. Скорее всего, он даже не подумал о твоих чувствах…

– Но почему? – поспешно понижаю тон, понимая, что вопрос прозвучал достаточно громко. – То есть я хочу сказать почему…

Встречаемся глазами. В нетерпении напряженно жду ответа.

– Неужели твой отец не сказал, – Стэфан в притворном изумлении приподнимает темную бровь, а затем почти выплевывает, – что я наполовину «грязный» цыган? – делая вид, что не замечает моего удивленно приоткрытого рта, Дицони продолжает: – И, конечно, для него далеко не новость, что конина табуирована для моей национальности.

Даже не замечаю, как отрицательно качаю головой. Нет, отец не поднимал эту тему. Да, он много чего нелицеприятного говорил про Стэфана, но об этом умолчал.

Будто не замечая моего замешательства, Стэфан Дицони продолжает:

– Люди думают, что главное – ударить посильнее. Это неверно, – сжимает так сильно вилку, что, кажется, еще немного и она согнется, как мягкий податливый алюминий. – Чтобы было больно, необязательно бить сильно. Главное – знать, куда бить.

Настойчивый звонок прерывает наш разговор. Покосившись на экран своего сотового, в слух стону:

– Это отец.

Черт! Как не вовремя…

– Ответь, – удивляет Стэфан, кивая на телефон. – Вдруг что-то важное.

Неохотно взяв трубку, подношу прохладный пластик к уху. Но как только слышу полные яда слова, почти тут же убираю сотовый подальше от лица.

– Это правда, что ты сейчас с этим?! – орет отец, как не в себя. – Не смей врать! Тебя видели Соколовы в «Портье»!

– Я и не собиралась врать, – выбиваю окончательно из колеи своим ответом отца. – Да, я со Стэфаном.

Мучительно краснею от полившегося в сторону Дицони потока грубых оскорблений. Молюсь только об одном: чтобы динамик телефона не был таким громким, как об этом говорили продавцы в бутике, когда нахваливали трубку последней модели. Увидев, как мужчина продолжает со спокойным видом ужинать, немного успокаиваюсь.

– Ты немедленно уберёшься оттуда, Катя! – даже через динамик ощущаю волны ярости, что бьют гейзером из отца. – Слышишь, Екатерина? НЕМЕДЛЕННО!

Бросив раздраженный взгляд на динамик своего сотового, хмурюсь. Да ты что?!

А затем делаю то, чего никогда бы раньше себе не позволила – нажимаю на сброс.

– Как я устала от всей этой дряни! – слова почти помимо воли слетают с губ, когда поднимаю нечастный взгляд на Дицони. Мне стыдно, что отец называл его такими словами – это низко даже для него.

– Какой именно? – яркие глаза брюнета блестят, подталкивая к разговору.

– Всей вообще! – в моем голосе все оттенки отчаянья переливаются.

– Кать, если устала, то почему ничего не предпринимаешь? – довольно участливо интересуется Стэфан. – Делай то, что ты действительно хочешь делать. Не играй в его игры. Ищи свой собственный путь, – пожимает широкими плечами.

Будто все зависит от меня! Бесит!

– Все не так просто, – громко вздыхаю, прежде чем продолжить. – Боюсь потерять свободу, – сама себе противоречу. Ведь живу в доме родителей, словно птица в золотой клетке.

Стэфан галантно подливает перламутрово-розовую жидкость мне в бокал. Делится своими мыслями:

– Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться, – бьет прямо в цель Дицони. – Да и в чем именно заключается твоя свобода, милая? К чему эти страдания?

– Забей, – слегка моргаю, чтобы прогнать выступившие соленые слезы. Длинными ресницами прикрываю глаза, чтобы спрятать ту боль, что причинили слова отца. Вымученно улыбаюсь. – Я научилась страдать пассивно.

Стэфан хмурится, а затем откладывает вилку в сторону. На широких четко очерченных скулах желваки играют. Не сомневаюсь, что он все слышал. Все те мерзкие слова, что отец, словно бешеных псов с поводков спустил в его сторону.

– Представь, что ты тонешь. Ты же не будешь ждать что тебя спасут? – мотаю головой. – Вот и сейчас не жди. Действуй.

Мну в пальцах бежевую льняную салфетку. Нерешительно прикусываю губу.

– Я хочу доказать отцу, что чего-то стою. Понимаешь?

– Понимаю.

– Что справлюсь и без его проклятых денег! – в глазах вновь слезы обиды собираются. – Не хочу быть у него на крючке, – чувствую себя неловко под взглядом внимательных проницательных глаз. – Мне тут о тебе много гадостей наговорили.

– Перечисляй, – снова удивляет Стэфан.

– Зачем? – округляю удивленно глаза, – Хочешь оправдаться?

– Нет, хочу дорассказать то, что твой отец упустил, – добродушно подмигивает Стэфан.

Непроизвольно уголок рта вверх ползет. Поразительно! В который раз удивляюсь тому, как Дицони умеет влиять на мои эмоции. Пара слов и – все, что до этого меня буквально убивало, кажется уже таким примитивно глупым. Не стоящим внимания. Отец сам себя выставил дураком и неотёсанным неандертальцем.

– Если с тобой поступают несправедливо, унижают, оскорбляют твои честь и достоинство – борись! – Стэфан берет мою прохладную ладонь в свою – большую и надежную. – Всеми доступными тебе способами и средствами, иначе когда-нибудь, Катя, ты исчезнешь. Просто растворишься в чужих желаниях и целях.

Вдоль позвоночника ползет страх. Только что Стэфан Дицони озвучил все то, чего я так боюсь! Все мои страхи.

– Знаешь, я так рада, что мы познакомились, – губы складываются в мягкую улыбку. – Мне и правда сейчас очень нужен такой друг, как ты.

– Друг? – в притворном ужасе охает Стэфан. Только вот в пронзительных глазах черти пляшут. – Я-то думал, что мы тайно сбежим в деревню, где нас обвенчают в церкви, – светлые глаза смеются, пока Дицони нахально дразнит. – Я все спланировал! Мы купим дом в какой-нибудь паршивой деревушке, старый ржавый трактор и начнем разводить лошадей, – касается сильным пальцем своего предплечья. – А здесь я выбрал местечко, чтобы наколоть твое имя, а ты можешь сделать татуировку с моим именем поперек своей поясницы. Так бы я мог доказать всем, что самая красивая девчонка города принадлежит мне.

Глава 24

Катя

– Боже, Стэфан! – смеюсь так, что из уголков глаз слезы текут. – Что ты наделал?! У меня же тушь потечет!

– Ну, а почему нет? – смеясь, настаивает Стэфан. – Подумай только. Ты красива, а я чертовски обаятелен – мы идеальная пара, чтобы там не думал твой отец или кто там еще, чье мнение тебя волнует.

Намекает на Илью? Поспешно к губам салфетку прикладываю, чтобы спрятать торжествующую улыбку. Неужели ревнует? Еще один стук сердца и Стэфан совершенно без шуток подводит черту:

– Стерпишь несправедливость раз, два – и ты уже не будешь себя уважать. Можно вынести бедность, но только не то, когда достоинство унижает какой-нибудь влиятельный козел, – поджимает сурово губы. – Своим обидчикам я всегда показываю зубы. Ну, или просто их им выбиваю. Я не шучу. Наращивай броню, Катя.

– А как тогда?! – в отчаянье заламываю пальцы. – Как мне научиться?

– Работать, искать себя.

– Но кто возьмет меня без должного образования и опыта на работу? – грустно хмыкаю, уже живо представляя, как меня посылает на все четыре стороны очередной работодатель.

– Да хоть я…– огорошивает ответом Стэфан Дицони. – Обещал же загладить вину.

Чувство восторга буквально топит с головы до ног. Мгновенно вхожу в кураж:

– Сколько ты будешь платить мне?

Его лицо расплывается в широкой ухмылке.

– Вот, значит, как! Ах, ты, маленькая корыстная су…

– Сколько? – требовательно повторяю, совершенно не обижаясь на грубоватые слова Стэфана.

– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво произносит он, потирая подбородок с темной щетиной. – Как насчет ста долларов в неделю?

Фиг его знает, много это или мало – без понятия! В любом случае, я на все согласна. Поэтому с радостью киваю:

– Сколько у меня будет оплачиваемых праздничных дней?

– Так же, как у всех, – подчеркнуто сдержанно отвечает Стэфан. – График работы с девяти утра до шести вечера плюс час на обед, – кривит уголки своего греховного рта. – Отлично. Теперь, поподробнее. Что ты умеешь?

Растерянно смотрю в мужественное лицо, даже не зная, что ответить.

– Мне же надо понять, в какой именно отдел тебя пристроить, милая.

По-настоящему впервые смущаюсь, но тут же беру себя в руки, выпалив первое, что приходит на ум:

– Честно говоря, Стэфан, я ничего не умею, – и поспешно принимаюсь тараторить, вспомнив причину его опоздания, в надежде сгладить не очень лестное о себе впечатление, – но во время проверок могу съесть любую документацию.

– Обычно меня трудно чем-либо удивить, – ухмыляется, блестя глазами Стэфан. – Так и быть, – постукивает пальцами по столу, – должность моего личного секретаря – твоя.

– Правда? – взвизгнув, хлопаю в ладоши, а затем кокетливо приподнимаю бровь. Наклоняюсь вперед, прикасаюсь через пиджак к тому месту, где тяжело и гулко сердце стучит. Аккуратно убираю пушинку с костюма Дицони – этот жест не менее интимный, чем поцелуй. – А что так можно было?

Стэфан неожиданно подается вперед, отводит нежно прядь от моего виска. Серьёзный тон врасплох застаёт:

– Для тебя, милая, да.

Как только мы покидаем ресторан, Стэфан подводит меня к представительного вида машине. Резко притянув к себе, обнимает рукой за талию. Другой рукой прижимает мою ладонь к своей широкой груди. Во взгляде Дицони больше нет былой усмешки или веселья. Выражение лица полностью серьезно, а завораживающие глаза сосредоточены на мне. Медленно притянув к себе, Стэфан кончиком носа прикасается к моему виску. Не ощутив никакого сопротивления, через мгновение уже более решительно кладет на тонкую талию горячие ладони. Медленно принимается вести пальцами вверх по податливому телу, ощупывая кожу через тонкую ткань платья.

Не могу просто оставаться в долгу – проскальзываю руками под пиджак и обнимаю твердый торс. Как противостоять мужчине, который только одним взглядом дает понять, что ты желанна? НИКАК! Ощутив горячее дыхание у своего уха, прикрываю в неге глаза.

Проведя языком по мочке уха, Стэфан чувственно прикусывает нежную кожу, посылая острые стрелы желания прямо в низ живота. Крупно вздрагиваю, когда сзади нас раздаётся сигнал машины. Черт! Кажется, мы перекрыли движение. Стэфан нехотя выпускает меня из объятий. Прикрывает на секунду глаза, тяжело втягивает воздух. А когда вновь открывает, в них дикое желание плещется. Распахнув передо мной дверь автомобиля, сдерживает порывы:

– Садись, милая.

Хищный взгляд жадно скользит по моим ногам. Ласкает открывшиеся взгляду в разрезе платья резинки соблазнительных бежевых чулок. Машинально поправив платье глубокого синего цвета, с удивлением разглядываю украшенный праздничными ярко-красными фольгированными шариками салон. Бровь непроизвольно вверх ползет.

Что…

Будто прочитав мои мысли, Стэфан поясняет:

– Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик! – прежде, чем Стэфан закрывает дверь автомобиля с обратной стороны, успеваю услышать. – До встречи в офисе, лапочка.

Стэфан негромко ударяет ладонью по крыше автомобиля, и машина плавно трогается с места.

Прикусив губу, смотрю с восторгом на шарики. Глупо хихикнув, закрываю ладонями глаза. ОБАЛДЕТЬ! Кажется, я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Я… я влюбилась в Стэфана Дицони! Да, я просто сумасшедшая! Ну, а когда я была нормальная?

Конкурент отца? Отлично! Наполовину цыган? Прекрасно!! Имеет возможность купить весь город и выглядит дьявольски опасным? Заверните два!!!

Глава 25

Катя

– Проклятье!

Всматриваюсь в окно такси, пытаюсь хоть что-то рассмотреть за непрекращающимся проливным дождем. Закон подлости – не иначе!

Первый рабочий день, а я заявлюсь на порог Дицони, будто мокрая церковная мышь! А ведь я так старалась… Уложила волосы в красивые воздушные локоны, надела милое синее платье-сарафан с тонким коричневым пояском. Даже повязала в тон сарафану шелковый галстук, который ярким акцентным пятном выделяется на кипенно-белой ткани блузки. Нога на ногу, дорогие туфли на шпильках, лукавая улыбка – я сделала все, чтобы «руководство» осталось довольно мной! И вот! Кошусь в окно – это безобразие в виде ливня хочет испортить мой тщательно продуманный деловой образ.

Такси останавливается напротив небоскреба, верхние этажи которого буквально скрываются в облаках. Сквозь сплошную стену дождя замечаю, как по лестнице спускается высокий мужчина. Совершенно не беспокоясь о том, что промокнет, он уверенным шагом направляется в сторону припарковавшегося автомобиля с желтыми шашечками. Пару мгновений и дверь с моей стороны открывается. Обоняния касается запах ванили и табака. Стэфан…

Яркие глаза поблескивают. Четко очерченные губы кривит чувственная усмешка, когда жадный завораживающий взгляд лениво путешествует вдоль моих длинных ног в тонких капроновых чулках. Чувство дежавю в объятиях лелеет, напоминая нашу последнюю встречу, пока взгляд Дицони не останавливается на изящных лодочках на тонкой шпильке, и его темная широкая бровь ползет вверх.

Делаю невинные глаза, а внутри все от смеха дрожит. Да ты фетишист, Стэфан Дицони!

Заметив мой взгляд, он поправляет свой галстук и, откашлявшись, ласкает хриплым баритоном:

– Решил встретить, чтобы ты не превратилась в русалочку.

– Честно, – бурчу, разглядывая темные, как смоль, блестящие от дождя волосы Стэфана, – я такая злая. Чувствую себя сейчас, скорее, Круэллой.

Ничего не могу с собой поделать. Невольно думаю о том, что Дицони точно так же выглядит после того, как примет душ. Вкладываю, без промедления, руку в предложенную мне большую и поразительно горячую ладонь Стэфана. Боже, интересно, он всегда такой горячий? Усмехаюсь двойному смыслу мыслей. А ведь Дицони и правда «горячий» в своем этом костюме из темного твида в светлую полосочку.



Прежде, чем помочь мне выйти из машины, мужчина обескураживает меня легким касанием твердых губ в скулу. Меня окатывает свежим дыханием морского бриза, когда слуха касается хриплый глубокий голос:

– Извини меня за оплошность. Привет, лапочка.

– Оплошность? – смущенно вглядываюсь в мужественное лицо, не совсем понимая, о чем идет речь.

– Как всегда, все мысли растерял от твоей красоты, даже забыл поздороваться.

Ищу в его лице и голосе признаки шутки, но натыкаюсь на искренний восхищённо-благоговейный взгляд Дицони.

– А…эм… Привет, – смущенно отвечаю, прикрывая ресницами глаза, чтобы Стэфан не заметил моего смятения. Его близость, как всегда, буквально плавит кости до состояния дрожащего вишневого желе. Мысли лихорадочно мечутся, заставляя слова превращаться в вихрь каких-то нечленораздельных звуков.

Боже! Катя, соберись! Он всего лишь мужчина. Ну, и что, что невероятно сексуальный, поразительно красивый и непозволительно обаятельный?

Как только выхожу из автомобиля, Стэфан раскрывает большой черный зонт над моей головой. Не позволяет ни одной холодной капле дождя дотронуться до меня. Удивляюсь тому, что он сам им не воспользовался. На плечи опускается пиджак в полосочку, окутывая теплом и ароматом Дицони. Приобняв деликатно за талию сильной рукой, Стэфан ведет меня к зданию высотки, бережно закрывая от ветра и проливного ливня. В воздухе витает запах сырости. Этот запах резкий и сильный, но в то же время землистый. Он расползается дымкой грозовой свежести и мокрой травы.

Как только переступаем мраморный порожек, серьезный взгляд Стэфана касается моего лица.

– Проходи, я сейчас.

Приближается к большому окну возле, которого стоит высокий темный шкаф с металлическим отливом, чтобы поставить возле него зонт.

– У нас в офисе в первую очередь ценится чистота, – Стэфан оборачивается, изучающим взглядом сканируя мой образ в синем платье-сарафане. – Ты когда заходила ноги о коврик вытерла?

Внутренне чертыхаюсь, хотя совершенно не представляю, как это можно сделать в туфлях на шпильках. Делаю большие кристально-невинные глаза и уверенно отвечаю:

– Да, конечно, первым делом.

Стэфан складывает руки на широкой груди, приподнимая широкую бровь:

– Во-вторую очередь, у нас ценится честность, – суровое лицо выглядит поразительно строго. – Никакого коврика там нет, Катя.

– Э-ээ, я…

Негромкий смешок Дицони заставляет перестать судорожно искать оправдания и подозрительно сощурить глаза.

– Стэфан!

– Расслабься, лапочка, я пошутил, – указывает в сторону массивной двери. – Так, идем. Сейчас я тебя познакомлю с офисным планктоном. Точнее, с теми, кто сегодня присутствует.

Войдя в просторное помещение, первое, что вижу – это офисный стол с компьютером, за которым сидит женщина в годах. В строгом черном костюме, модных очках в черепаховой оправе, она совершенно неподвижна и, к моему большому смущению, ее глаза закрыты. Спит! Когда сквозь подкрашенные красной помады губы раздается негромкий, но совсем неподобающий леди храп, оборачиваюсь к Стэфану.

Нарочито громко хлопнув дверью, Дицони с интересом наблюдает за тем, как женщина, встрепенувшись, принимается с почти невероятной скоростью клацать по клавиатуре и дергать «мышкой». Еще с мгновение оценив по достоинству всю эту бурную деятельность, Стэфан прочищает горло, прежде чем сказать:

– Татьяна, окстись! У нас уже полтора часа света нет, – на окно кивает. – Ливень линии повредил, а генератор никак не запустят, потому что Володя застрял в пробке.

Не дожидаясь ответа от растерявшейся женщины, Стэфан ведет меня к двухдверному лифту и привычным отточенным до механизма движением нажимает на металлическую кнопку. Пожимает широкими плечами.

– Во второй половине декабря в офисе полноценно пашет только кофемашина, – усмехается Стэфан, а затем спокойно добавляет. – Татьяне скоро на пенсию.

Разноцветные глаза, как ни странно, добродушно улыбаются, контрастом подчеркивая мужественную красоту босса. Пропускает меня вперед, как истинный джентльмен, и я бормочу:

– Понятно…

Зайдя в зеркальное помещение, неожиданно ощущаю прилив уверенности. Теперь, по крайне мере, я знаю, что Стэфан Дицони не турнет меня уже через неделю с работы. Он заботится о своих сотрудниках. Должно быть, он не только хороший человек, но и прекрасный работодатель.

Глава 26

Катя

Что же, должна признать, все намного лучше, чем я ожидала. И зачем только волновалась? Теперь у меня есть большой просторный стол возле панорамного окна с прелестным видом на центральный парк города. А еще – компьютер самой последней модели и даже цветы в горшке. В дальнем левом углу просторного помещения бесшумно работает кондиционер, которым я ни черта не умею управлять. На губах расцветает довольная улыбка.

Мой первый рабочий день. С ума сойти! Сегодня воскресенье, поэтому здание офиса пустует, но это даже к лучшему. Все рассмотреть без спешки, без ощущения любопытных глаз, направленных на мою скромную персону. Пару минут назад Стэфан сказал осваиваться, скрывшись за дверью своего кабинета, где у порога его ждал высокий гладко выбритый молодой человек с живыми карими глазами. Судя по всему, один из работников.

Прежде чем войти в помещение за боссом, молодой человек мазнул по мне любопытными глазами, за что получил, мягко говоря, неодобрительный взгляд от Дицони.

– Ого! – немного растерянно вожу «мышкой», глядя на огромную таблицу Exсel, заполненную полностью «от» и «до» четырёхзначными цифрами. – Ничего не понятно…

Слева от меня загорается красная кнопка, и тут же из встроенного в стол динамика раздается голос Стэфана:

– Лапо… Катя, будь добра, принеси две чашки кофе.

Киваю и тут же запоздало понимаю, что мужчина не видит меня, а только слышит.

– Да, Стэфан… – с растерянностью понимаю, что не знаю отчества Дицони. Оно вообще у него есть? Вряд ли. Поэтому, усмехнувшись, исправляюсь. – Да, босс, – но мужчина уже выключил средство связи и мои слова, никем не услышанные, зависают в воздухе.

С трудом разобравшись с заваркой, приступаю к укрощению мощной машины, встроенной в шкаф. Кнопок на ней столько, что пока чай делаю, на секунду кажется: еще чуть-чуть и взломаю Пентагон! Как только машина кипяток выдает, нахожу поднос. Ставлю чашки и сахарницу.

Вежливо стучусь в дверь в кабинет, но мне не отвечают. Поднос тяжёлый, и я, кажется, начинаю закипать точь-в-точь, как электрическая машина пару минут назад. Тяжелый, гад! Бью с силой ногой в дверь. На этот раз, судя по всему, добиваюсь успеха.

– Проклятие! Прекратите стучать! – почти взревел босс, но, похоже, вспомнив, что звал меня, тут же добавляет, понизив голос: – Входите.

Переступая порог, прислушиваюсь к тому, как Дицони довольно жестко отчитывает молодого человека:

– Глаза у тебя опухшие, красные… Ты что, пил?

– Нет, блин, на работу идти не хотел и плакал! – ерничает шатен.

Но, похоже, шутка не находит отклик в душе Стэфана. Он недовольно ручкой по блокноту стучит, прежде чем сказать:

– Сижу тут в офисе… Прям как Санта Клаус какой-то, – цедит Стэфан, резким движением пододвигая мужчине документы.

– В смысле?

– Ну, я и олень рядом, – огрызается Дицони. – Ты рассчитал накладные?

Несмотря на злые шутки, безошибочно понимаю, что между двумя мужчинами такое общение – норма.

Гордо дефилируя на каблуках, несу перед собой поднос.

– А вот и мой первый чай!

Мужчины напряжённо следят за мной. Особенно заметно напрягаются, когда приближаюсь с подносом с парящими от кипятка чашками к столу.

– Кхм… – наконец-то находится Стэфан и, слегка нахмурив брови, смотрит на горячие чашки с напитком. – Спасибо, Катя.

Довольная собой, разглаживаю ладонями юбку сарафана, убирая невидимые глазу складки ткани. Непроизвольно ищу одобрение в глазах сидящего передо мной мужчины. Ну, кто молодец? Я молодец!

Взгляд Стэфана смягчается. Он тянется к чашке с чаем.

– Кать, это Станислав Лебедев – моя правая рука, – небрежным взмахом руки указывает на шатена.

Мужчина, соскочив со своего места, кивает и протягивает руку. Достаточно чувствительно встряхнув пару раз мою ладонь, широко улыбается.

– Приятно познакомиться, Екатерина Зимина, – карие глаза смотрят пытливо. В них живой ум светится. – Ко мне можно просто – Стас.

Бровь удивленно ползет вверх от того, что мужчина по фамилии назвал. Бросив предостерегающий взгляд на Лебедева, Стэфан мягко мне кивает:

– Когда меня нет, смело можешь к Стасу обращаться, – и, как-то странно глянув на меня из-под бровей добавляет: – Спасибо, можешь идти, Катя.

Спешу на выход. Прикрывая за собой дверь, неожиданно слышу слова Лебедева:

– Сказать, что мы просили кофе?

– НЕТ! – в голосе Стэфана звучит не то, что предупреждение, а самая настоящая угроза: – Еще хоть одно слово… – в воздухе будто электрические разряды разгораются. – Расстроишь Катю, и я тобой полы протру!

Тон Дицони совсем другой – грубый и не терпящий возражений. Непривычно. Совершенно не такой, как со мной.

– Какой нервный мой друг. К чему бы это? – ржет Лебедев, особо не скрывая восторга от злого тона босса. – Ладно, не кипятись. Понял, не дурак. Пить эту гадость не буду.

– Пей чай. Ну?!

Прижав ладони к горящим огнем щекам, спешу на свое место. Краснею до слез от неловкости. Надо же, как это меня угораздило?! Прячу лицо в ладонях. Мне так стыдно, что я хочу, чтобы все умерли! Как можно было кофе с чаем перепутать?! Какая же дура!!! Теперь Стэфан и правда подумает, что я глупая бесполезная кукла. В любом случае, его помощник Стас – этот точно так думает. В глазах начинает подозрительно щипать, и я со злостью шумно ставлю поднос на место. Не сдамся, пусть думают что хотят! Подумаешь, ошиблась.

Отбрасываю стыд в сторону, потому что пока стыдишься находишься будто в клетке. Как же тогда двигаться вперед?

«Да и в вообще, – успокаиваю себя. – Стыд – совершенно бесполезная вещь. Абсолютно никакой пользы не приносит!»

Уверенно принимаюсь перебирать кипу бумаг в ящике. Не позволю стыду за меня решать, кто я такая. Всем на зло не отступлюсь!

Глава 27

Катя

Дверь кабинета Дицони открывается и оттуда бодрым шагом выходит Лебедев.

– У Стэфана видеоконференция, – Стас неловко проводит рукой по затылку, а затем сразу же быка за рога берет. – В общем, я тебе покажу здесь все. Не против?

Откладываю шариковую ручку в сторону, заодно отодвигаю к компьютеру свой блокнот для записей. Правда кроме расписания маникюра моего мастера там ничегошеньки нет. Только вот знать об этому Лебедеву необязательно.

– Спасибо, – поспешно встаю со своего места, попутно собираю все бумаги в одну стопку. Черт! Беспорядок устроила, пока пыталась разобраться в документации.

Стас широко улыбается, наблюдая за моими суетливыми движениями:

– Ну, что, Екатерина Зимина? – бодро потирает руки. – Сегодня выходной, поэтому никого нет, а так добро пожаловать в наш дружный коллектив!

– Спасибо, – мягко улыбаюсь, начиная чувствовать себя более уверенно. – Можешь открыть? Жарко, – показываю на окно, которое больше получаса пыталась безуспешно победить.

– Мы здесь таких не любим, – огорошивает Лебедев.

Все мышцы сразу же напрягаются. Внутренне готовлюсь обороняться, но замечаю, что серые глаза мужчины блестят смехом. Нервно улыбаюсь в ответ.

– У нас в офисе вечная борьба между мерзляками и теми, кому жарко, – поясняет Стас, – подходит к окну и открывает его без труда одним движением. – Тебе повезло, что я один из тех, кому всегда жарко. – подмигивает. – Мы своих в беде не бросаем, – меняет тему с полуоборота: – Слушай, может в курилку выйдем? – кивает в сторону двери. – Заодно введу в курс дела.

– Нет, – категорически отказываю Стасу. – Это вредно для здоровья и вообще это не мое.

Свое мнение гримасой отвращения подкрепляю. Фу, курево – гадость еще та. Мимо!

– Ну, как хочешь, – Стас бросает на меня косой изучающий взгляд, прежде чем добавить. – Работник, не посещающий курилку, сразу лишается офисных новостей и сплетен.

– Что ж, обойдусь как-то без этого, – выгляжу непоколебимо. Не люблю, когда уговаривают.

В глазах Стаса мелькает уважение, кивает головой будто со своими мыслями соглашаясь.

– Уважаю, удивила! А ты крепкий орешек оказывается, – делится своими наблюдениями. – Обычно около восьмидесяти процентов сдаются и идут травить себя никотином, лишь бы не быть белой вороной в коллективе.

– Мне не привыкать, – безразлично откликаюсь, даже не дрогнув в лице.

Пф, тоже мне, напугал! Всю жизнь была и есть белая ворона. И, если уже на то пошло, честно сказать, чихать хотела на это!

– Стоп! – резкий голос Стаса заставляет вздрогнуть от неожиданности.

Удивленно вскидываю взгляд на Лебедева.

– Что такое?

– Ты ведь никогда не работала, да?

– Нет, никогда.

А смысл врать? Все и так понятно.

– Запоминай, Зимина, – молодой человек складывает руки на груди. Глядит серыми глазами, что на грозовые тучи похожи. – Стэфану плевать, как ты будешь работать, у него там по поводу тебя свои заморочки, а вот персоналу… Эти как акулы, если почуют кровь, то не отстанут.

– А что делать? – в голосе проскальзывает неуверенность. Совсем не хочется вести войну с работниками Дицони – это будет отвлекать меня от цели.

– Для начала, надо хотя бы создать видимость работы, – поучает Лебедев, указывает рукой в сторону моего стола. – Вот что ты здесь видишь?

Поворачиваюсь к столу и неуверенно спрашиваю:

– Рабочее место?

– Ээ-э, нет, красавица! – наклоняет на бок голову Стас. – Рабочее место выглядит по-другому.

Стас деловито подходит к моему столу, двумя пальцами брезгливо убирает с него небольшую сумочку «Гуччи».

– Пардон, но здесь ей не место.

Слежу взглядом за тем, как Лебедев убирает модный аксессуар в шкаф и, спрятав одну руку в брюки, лениво возвращается назад.

– Сейчас я с тобой очень ценными советами поделюсь, – говорит так, будто королевской милостью благословляет. – Во-первых, никогда не выходи из кабинета без бумаг в руках. Люди, несущие бумаги, производят впечатление трудолюбивых работников на пути на важное совещание, – поднимает вверх палец, акцентируя мое внимание на следующих словах. – Люди с пустыми руками выглядят так, как будто они идут в столовую или бездельничают. Кроме этого, постарайся брать побольше каких-нибудь документов домой, чтобы создать впечатление, что работаешь и там. Такой трудоголик, как Стэфан, оценит.

Лебедев подходит к моему компьютеру, смотрит на открытую таблицу. Удивлённо на меня оборачивается.

– Не мое, – поспешно бормочу. – Это уже было.

Лебедев кивает, продолжая:

– Компьютер, Зимина, обеспечивает впечатление занятости. Он должен быть всегда включен. И третье, самое важное, – приподнимает широкие брови, – это завал на столе.

Неодобрительно смотрит на мой идеально чистый стол и одним движением руки стопку бумаг в хаотичном беспорядке раскидывает.

Негромко охнув, слежу за его руками. Успокаиваю себя тем, что Стас знает, что делает.

– Только высшее начальство может иметь чистый стол, Катя, – с намеком играет рыжеватыми бровями. – Для всех остальных – это признак того, что они ни черта не делают. Разложи пачки документов потолще по всему столу. Вот так, – делит документы на пять стопок. – Со стороны прошлогодние документы выглядят так же, как и текущие, – поясняет Стас. – Важен именно объем, – раскладывает документы по всем столу, не оставляя свободного места. – Вот, идеально!

Глава 28

Катя

Закончив с документами, Стас выпрямляется и складывает руки на груди. Делает недовольное лицо. Брови к переносице стремятся.

– Всегда старайся выглядеть раздраженно – это создает у босса впечатление, что у тебя конкретная запара. Меньше прикапываться будет, – потерев пятерней подбородок, неожиданно меняет решение: – Хотя, нет. Забудь! Это чисто моя фишка, – усмехается Стас.

Слежу взглядом за тем, как Лебедев подходит к моему пустому стулу и неодобрительно покачивает головой.

– И последнее! Правило двух пиджаков. Всегда оставляй запасной пиджак на спинке стула, – делает паузу и заговорщическим голосом добавляет: – Это производит впечатление того, что ты где-то здесь – просто отошла всего на минутку, – Стас лениво потягивается, как домашний откормленный кот, и наконец-то улыбается. – Ну, а так работа в офисе – полная херня. Быстро привыкнешь, – прячет руки в карманы, широко расставив ноги, добавляет: – Ни цветмета украсть, ни бухнуть в бытовке. Короче, все достаточно пресно, поэтому готовься, Катя, первую неделю в офисе именно ты будешь главной обсуждаемой новостью.

– Звучит не круто, но я справлюсь, – уверенным взглядом с Лебедевым встречаюсь.

Щелкнув пальцами, будто вспомнил что-то очень важное, Стас добавляет:

– И да, постарайся подружиться с лидером коллектива.

– А кто он? – растерянно хлопаю ресницами, глядя в лицо Стаса. – Как я узнаю?

– Все очень просто, Катенька, – серые умные глаза хитринкой горят. – Для того, чтобы вычислить лидера в незнакомом коллективе, нужно лишь обратить внимание, на чьем рабочем столе лежит пульт от кондиционера.

Делаю себе мысленную зарубку: обнаружить того, кто заведует пультом от кондиционера.

– Что там еще? – молодой человек чешет затылок, пытаясь вспомнить упущенное. – А, ну, да! Плюшки. Мягкий график работы, соцпакет со стопроцентным погашением всех медрасходов, фитнес, путевки за счет фирмы, учеба за границей и командировки туда же.

Учеба! Еле сдерживаю улыбку, стараясь держаться строго, а в душе все вопит от радости! Надо будет этот важный момент у Стэфана уточнить.

– Кстати, я уже говорил тебе, что ты сидишь не за обычным столом? – отвлекает от мыслей Лебедев.

– А что с ним не так? – оборачиваюсь на компьютерный стол, а затем вновь взгляд на Стаса поднимаю. Стол, как стол!

Стас делает большие глаза, будто страшную тайну готовится раскрыть, но в них смех плещется, того и глядишь за берега вырвется.

– Все девочки, которые за ним сидели, рано или поздно беременели и уходили в декрет.

В груди испуг вспышкой загорается. Это он что, на Дицони намекает?! Да нет! Стэфан не такой…

Глядя в глаза Стаса, уверенно произношу:

– Глупости.

– Ну, и зря не веришь, – пожимает плечами Стас. В глазах дьяволы беснуются. – Только Стэфану не говори, а то он с меня шкуру за эту шутку сдерет.

Непрошенная улыбка всё-таки находит свою цель. Уголок рта вверх ползет.

А этот Лебедев забавный! Только вот, он стал свидетелем моей грубой ошибки. Уголок рта обратно вниз опускается.

– Что? Расстроилась, да? – вклинивается нагло в мои размышления молодой человек.

Поджимаю губы, сразу же догадываясь, о чем Стас речь ведет. Щеки предательский румянец волной накрывает.

– Подумаешь, чай с кофе перепутала, – морщит слегка нос Лебедев. – Фигня! Забей, Зимина.

– Не знаю даже, как я…

Стас машет рукой, будто надоедливую муху отгоняет.

– Научись забивать – без этого здесь никак. Особенно, когда Стэф кошмарит, – подталкивает в плечо, прежде чем добавить. – Пойдем, проведу небольшой экскурс по готовке крутого марокканского кофе. Кстати, Стэф от него без ума.

Останавливаюсь возле двери и пальцами слегка запястья Лебедева касаюсь. Я и правда благодарность чувствую.

– Стас, спасибо, что мне помогаешь.

– Да не за что, – пожимает плечами Лебедев, смотрит слегка сощурившись. – Никогда не видел его таким. Я тебе уже говорил? – приподнимаю вопросительно бровь, продолжая, – Стэфан мне, как брат, – серые глаза резко меняются – холодными, как сталь клинка, становятся. – Ты вроде бы не плохая девчонка, но, если ты причинишь Дицони какой-то вред, Зимина… Поверь, я устрою тебе здесь ад.

– Понятно, – мой голос звучит безразлично, даже скучающе, но под «ложечкой» неприятно посасывает. Шестым чувством понимаю: такие, как Лебедев, словами на ветер не разбрасываются.

– Вот и славненько, – глаза Стаса вновь становятся беспечными. – Ничего личного, Катюха! Ну, что? За дело?

Глава 29

Катя

– И ты будешь каждый день работать в офисе? – мама хватается рукой за правую сторону груди. Выражение лица такое, будто еще чуть-чуть и ее удар хватит. – Целый день за компьютером? Отчеты? Зарплата? Господи! Мне плохо… сердце…

Раздраженно закатив глаза, раздосадовано ногой топаю. И от кого я жду поддержки? Мама и дня не работала в своей жизни! Ей меня не понять. Подхожу ближе к дивану на пузатых ножках, на котором мама умирающего лебедя изображает.

– Мам, сердце с другой стороны, – с намеком на унизанную дорогими перстями руку смотрю. Глубоко вздохнув, пытаюсь успокоиться. Ступаю, словно сапер по минному полю, стараясь не реагировать на манипуляции. – Мне, правда, очень хочется попробовать.

Проигнорировав мои слова, мама хмурит изящные светлые брови, нетерпимо откликается на замечание:

– У матери сердце с любой стороны!

Заметив мое упрямое выражение лица, сдается, все же не упустив возможности уточнить:

– Это новый филиал твоего отца?

У меня хватает совести, чтобы покраснеть. Ну, уж нет! Чтобы я призналась по собственной воле, что у Дицони работаю? Серьезно?! Да ни за что!

– Ну-у, – уклончиво тяну, лихорадочно пытаясь найти способы отступления, – я…

– Катя!

Тяжело вздыхаю. Кажется, у меня нет выбора.

Спустя полчаса еду в офис, нервно сжимая ручку чемодана. Успокаиваю себя тем, что поступаю абсолютно верно. Да, сложно, но такова сепарация* от родителей. К тому же, все равно, как только отец узнает, что я работаю на Дицони, разразится грандиозный скандал. Он не отступит и я тоже – это значит – все, что нас ждет впереди – тупик. Еще Илья… Боже, как все сложно! Проклятье… Нет, десять проклятий! Что делать с Сазоновым-младшим? Прижав пальцы к вискам, слегка массирую кожу. Решаю отложить эту ПРОБЛЕМУ на потом, потому что совершенно нет желания выслушивать истерики от жениха. Уверенно приподнимаю подбородок. НЕТ, правильнее сказать – от бывшего жениха. Все кончено. Точка! Не хочу.

Звонок на сотовый заставляет оторвать взгляд от капель, ползущих по окну. А ведь моя капля почти победила в гонке! Досада трансформируется в страх. Как только вижу номер абонента, еле успеваю проглотить стон. Отец звонит. Значит, мама все-таки рассказала. Сдала меня!

Что же, прощай, спокойная жизнь. Отец просто так все это не оставит. Будет прессовать и давить. С опаской покосившись на телефон в руке, все-таки принимаю решение ответить. Смысл откладывать казнь?

– Да, папа?

– ЕКАТЕРИНА! – зычный голос отца из динамика вырывается. – Какого черта, девочка, ты творишь?

Сжимаю пальцы в кулак готовясь к буре.

– Успокойся, па. Я всего лишь устроилась на работу.

Я поступила верно! Стараюсь дышать ровно, но сердце стучит истерично не в такт, промахиваясь. Дицони прав, если непрерывно наступать на своё человеческое достоинство, то в один прекрасный день перестанешь замечать его отсутствие! Все внутри буквально протестует, против такой судьбы. Делаю тише динамик, заметив любопытный взгляд водителя в зеркале дальнего видения.

– Да, собрала вещи, – подтверждаю и парирую брошенные в меня острые, как копья, упреки отца. – А что мне еще оставалось, папа? Я так и думала, что ты… Пап, вот только не надо сюда втягивать бабушку!

Буквально подпрыгиваю вверх на очередной кочке. Да что б ее…! Когда уже починят дорогие в этом городе?!

Голос отца гремит в динамике, и я морщусь, когда слышу достаточно справедливый вопрос о Сазонове.

– Па, ну причем тут Илья? – тяжело вздохнув, нахожу в себе силы честно ответить. – Прости, но я не выйду за Илью. Я его не люблю, – недоверчиво молча пялюсь на экран сотового, когда слышу ответ отца. Возмущенно поднимаю брови: – А мне это важно!

Не могу поверить! Он сказал, что любовь, то есть мои чувства, для брака не важны!

– Пап, это моя жизнь! – говорю с горячностью, пытаясь достучаться до родителя. – Может, это первое и самое важное в моей жизни решение! А может, мне не нужны твои деньги! – следующие слова отца заставляют меня поспешно протараторить: – Стой, я сказала может!

Конечно же, после этого следует череда угроз и финансового шантажа.

– Да, знаешь что, пап! – пылю, ощущая всплеск юношеского максимализма. – Можешь забрать карточки! Я и так справлюсь.

Звучит вопрос «И на кого моя дочь работает?», что вводит в ступор. Промолчать – значит струсить.

– «SD Карпарейшен».

Салон гробовая тишина заполняет. Все, что я слышу – лихорадочный стук своего сердца. Кажется, что тишина не выдержит и вот-вот рассмеется.

Мне больно, когда отец говорит мне все эти жестокие вещи. Однако, когда он вот так молчит, мне становится по-настоящему страшно и холодно. Обхватив плечи, дрожу так, будто все минус двадцать долбануло. Я знаю, что далека от идеала дочери, но… Все, чего я хочу – просто чтобы отец принял меня такой, какая я есть. Сморгнув слезы с глаз, ровным голосом прощаюсь:

– Извини, папа, но мне пора.

Не дожидаясь ядерного взрыва, нажимаю сброс. И что теперь будет? Знаю, будет сложно, но, сделав это, я буду так счастлива, как не была никогда в своей жизни. Мысленно хлопаю себя по лбу. Великолепно, я становлюсь одной из тех, кто постоянно разговаривает сам с собой, когда все плохо. Смотрю в окно, но вижу все как будто сквозь тусклое стекло: людей, деревья, здания. Будто моя почти хрустальная «линза», всегда играла радугой в преломлении, но оказалась слишком хрупка. Теперь ничего разобрать нельзя, кроме трещин и безобразных перевернутых пятен. Ну, и к черту розовые очки… К черту! Что-то смеётся истерично внутри, постепенно понимая трагизм перевернутого НАСТОЯЩЕГО мира.

Машина замедляет ход, и водитель прорывается сквозь мои далеко не радужные мысли:

– Девушка, приехали. Вам к главному входу?

– Что? – встречаюсь взглядом с водителем и поспешно тянусь к смятым зеленым бумажкам, приготовленным заранее на проезд. – Да-да, у главного, пожалуйста.

Глава 30

Катя

– Стас на тебя не давит?

Стэф подливает минеральной воды в стакан и смотрит испытывающее из-под бровей. А я делаю вид, что очень увлечена подсчетом пузырьков, которые вальс в моем стакане устроили. Стэфан Дицони беспокоится за меня… Как мило!

– Первый шаг в устранении моббинга* – признание его существования в коллективе, – Стэфан выглядит и правда обеспокоенным. – Все, чего я хочу, чтобы тебе, Катя, комфортно было.

Скрещиваю руки так, что в вырезе белоснежной блузки полушария груди приподнимаются. Даже не буду делать вид, что три верхние пуговки случайным образом перед обедом расстегнула. Взгляд Дицони, естественно, тут же вниз ныряет.

– Нет, – пожимаю плечами, кокетливо из-под ресниц взглядом стреляю. – Он душка.

Услышав этот эпитет в сторону Стаса, Стэфан неохотно взгляд от моего декольте отрывает. Дицони морщится, левый уголок в кривой улыбке обозначается. Не нравится, как его главного помощника назвала. Стас, конечно, еще та заноза в одном месте, но Дицони необязательно об этом знать.

Безжалостно пустив стрелу ревности в сторону босса, со спокойной душой обедать продолжаю. А что поделать? Здесь такие вкусные тефтельки в сливочном соусе. Мм-м! Но стоит поднять глаза, как встречаюсь взглядом с задумчивыми глазами под густыми темными ресницами. Все мысли о еде в один миг куда-то испаряются. Крошечные колибри в моём сердце радостно трепещут крылышками в такт каждому стуку сердца. Как же мне Дицони нравится! Взгляд, голос, манеры…

– А коллектив как? – делает большой глоток кофе, прежде чем за вилку взяться. – Проблем не возникло?

Не могу скрыть лукавой улыбки, наблюдая за тем, как Стэфан с аппетитом справляется со своим стейком.

– Мне все объяснили, не волнуйся.

– Например? – приподнимает вопросительно бровь, ждет подробностей.

Промокнув губы одноразовой салфеткой, невинно хлопаю глазами:

– Во-первых, когда делаешь работу долго – ты медлительная. Если шеф делает работу долго, это другое – он щепетильный, – подкалываю Дицони, на ходу придумывая. – А если я сделаю что-то по своей инициативе – значит выделываюсь. А вот когда шеф – он инициативный. Ну, и если меня нет на рабочем месте, я шатаюсь, а если нет шефа – он на деловых переговорах.

Плечи Стэфана дрожат от смеха, улыбку прячет за чашкой кофе. Сделав строгое выражение лица, ворчит:

– Лучше бы научили в Экселе работать, – тон мужчины теплеет, когда добавляет: – Смотрю, ты быстро влилась в новую обстановку.

Щебечу в отчет, словно беспечная птичка:

– Это все потому, что я достаточно быстро начинаю общаться. Просто хочу подружиться со всеми, – кручу серебряное колечко на пальце. – А если люди видят, что к ним с добром и искренне, то и они с добром идут в ответ, – в знак подтверждения своих слов киваю. – Я давно для себя формулу вывела. Например, если вижу, что человек занят или не особо заинтересован в общении со мной, то стараюсь его особо не дёргать. Просто пожелать доброго утра, когда в офис захожу, вполне не сложно. Как думаешь?

Все, что Дицони рассказываю – истинная правда. В соседнем от моего кабинета находится бухгалтерия. Там всего две сотрудницы и с обеими я поладила сразу. С остальными пока еще не приходилось лично сталкиваться. Но, думаю, и там проблем не будет…

Что бы кто не говорил, главное – работать добросовестно, чем я, собственно, целый день и занималась под руководством Лебедева. С коллегами парой слов перед обедом перекинулась и не более. Работа – это работа. Обсуждать размер стринг, ясен пень, не собираюсь. Ну и, конечно же, я понимаю, что любая информация, сказанная мной, может где-то всплыть и быть использована против меня самой. К тому же, не стоит забывать чья я дочь. Так что, сказано было с моей стороны ровно столько, чтобы потом не краснеть за это. А так, я сделала ставку именно на исполнение своих должностных обязанностей, а не на болтовню. Болтовня – это как бонус к работе, тем более, со своим боссом.

Больше не могу делать вид, что все хорошо. Мне срочно нужно поделиться со Стэфаном тем, как отец «отжег». Поэтому выпаливаю то, что на протяжении целого дня мучает. Ни больше ни меньше – коленным железом душу прожигает:

– Меня отец из дома турнул, – прикусив губу, наблюдаю за тем, как темные брови Стэфана вверх ползут, поэтому добавляю: – Точнее, вначале я сама ушла, а потом он сказал, чтобы не думала возвращаться.

– Хм…

Мгновенно раздражение ощущаю. Оно будто кипятком с ног до головы обдает. «ХМ»?! И это все?! А кто говорил, что пора действовать? И все эти провокационные штучки… Подзуживал?! Для убедительности, самым страшным для себя делюсь:

– К карточкам доступ закрыл.

– Из-за денег не переживай, – Стэфан откидывается на спинку стула.

Мне не нравится, как он снисходительно выделяет слово «деньги». В конце концов, среди нас двоих только он один на первых строчках "Форбс".

– Есть вещи, которые не купить за них даже в нашем материальном мире.

– Например? – скептически приподнимаю бровь.

Быть такого не может! С грустью думаю о том, что в нашем мире все деньги решают. А я денежки люблю. Только вот, судя по закрытым отцом картам, они меня больше нет.

*Моббинг – форма психологического насилия над отдельным человеком со стороны группы в любом контексте, например, в семье, группе сверстников, школе, на рабочем месте, в районе, сообществе или в интернете.

Глава 31

Катя

Очень хочется послушать Дицони. Особенно сейчас, когда у меня даже на неделю не хватает средств, чтобы оплатить гостиницу.

«Нет, я, конечно, могу перейти к плану «Б», – сама перед собой хорохорюсь. – Да, кого я обманываю? Я его еще даже не придумала!»

– Да ту же страховку, – Стэфан вынимает телефон из кармана, кладет на стол. – Жду важный звонок. На чем я остановился? А… Ты, конечно, можешь приобрести страховку, но не купишь безопасность. Ты можешь купить врача, но не здоровье. Купить дом, но не уют…

Закатываю глаза. Да ты что?! Тоже мне, Америку открыл!

– Я почти читаю твои мысли, Катя.

Кажется, я сейчас кого-то стукну!

– Тебе легко рассуждать. Ты ни в чем не нуждаешься, – перебиваю безапелляционно босса.

– Это все решаемо, лапочка, – убеждает Дицони. – Положись на меня, хорошо?

– Угу.

– Что-то еще?

Тяжело вздыхаю. Есть один момент, который больше всего задел…

– Самое обидное, отец обвинил меня в том, что я на бабушку похожа.

Стэфан вопросительно бровь приподнимает.

Согласна, это звучит достаточно безобидно, но есть одно большое «НО». Тяжело вздохнув, неловко пожимаю плечами.

– Все родственники считали, что она, мягко говоря, не от мира сего.

– А подробнее? – Дицони весь в слух превращается. – Она и правда была сумасшедшая?

– Честно? – бровь приподнимаю. – Я считаю, что она мега-крутая! – впервые произношу то, что реально думаю: – Бабушка по маминой линии должна была выйти замуж по договоренности родителей, – усмехаюсь, параллель между собой и Ильей проводя. – Как раз перед самой помолвкой она поняла, что не может пойти на это. Она стащила ружьё, залезла на крышу своего особняка и сказала перед всеми собравшимися гостями: «Я не хочу этого мужика, я хочу того!», а потом направила ружье на моего деда. Да и по жизни она чудила.

– Она мне, определенно, нравится, – в голосе Стэфана ничем не прикрытый смех слышится. На его щеках так полюбившиеся мне ямочки появляются. Продольные морщинки намекают, что у сидящего напротив меня человека чувство юмора хорошее. Обаятельный, улыбчивый… Чертов Дицони!

Наш разговор прерывает звонок.

– Извини, это Лебедев, – сразу трубку к уху подносит. – Да, Стас? – пару секунд внимательно слушая собеседника, после Стэфан язвительно бросает помощнику: – Отсутствие судимости у делового партнера свидетельствует о его низкой активности в бизнесе, Лебедев.

Прислушиваясь краем уха к разговору, вилкой в салате с морепродуктами ковыряю. Кровожадно вонзаю ее в рапан. На его месте представляю свои проблемы. Аппетита нет. Что-то совсем пропал. Как не крути, шаткое финансовое положение сказывается. Может у Ильи денег одолжить? А как отдавать? Нет, не годится.

Не подозревая о моих душевных метаниях, Дицони с Лебедевым крупную сделку обсуждает. Тарелка босса почти пуста. Он так быстро справился со своим стейком… Зависть в душе зарождается. Вот уж у кого хороший аппетит!

– Не тут-то было, Стас, – не соглашается с чем-то Дицони. – Немцы очень серьёзно относятся к подобным вещам. Работа только по плану – без каких-либо движений в сторону. Если нужно что-то изменить, приезжай и обсуждай. Все сервера должны находиться в Германии, а вся информация должна быть доступна только внутри компании. Любая техническая поддержка обязана свободно владеть языком. В общем, там двенадцать страниц требований, которые нам предстоит соблюдать.

Во взгляде Дицони сталь появляется. Чеканит слова так, что даже мне не по себе становится. Хотя мне далеко до Лебедева. Он еще тот тертый калач.

– Лебедев, делай всё что хочешь. Я полностью развязываю тебе руки, – в голосе Стэфана раздражение плещется. – Нанимай любых людей. Мне нужен стабильный отлаженный рабочий процесс. Ты прекрасно понимаешь, что такой человек, как Штейн, не из тех, кто будет входить в чьё-то положение и ждать. А я – тем более!

Закончив разговор, щедрые чаевые оставляет. Уже через мгновение моя рука в его – широкой и надежной – как в ласковом капкане.

– Сегодня после работы никуда не спеши, – нетерпящим возражений тоном приказывает Стэфан. – Я отвезу тебя в твою новую квартиру.

– Ээ-м? – сказать, что я потрясена – ничего не сказать!

– В паре кварталов от офиса у ме… у компании есть служебная квартира, – быстро поправляется Стэфан, что не остается незамеченным для меня. – Она как раз пустует, так что…

– Стэфан? – протянув руку, поправляю и без того идеально повязанный галстук босса.

– М-мм? – прикрывает глаза, щурится, будто довольный кот, под моими ласковыми прикосновениями.

– Спасибо!

– Не за что, лапочка, – отвечает серьезно. Если бы не взгляд, можно было бы следующие слова за чистую монету принять. – Что только не сделаешь ради ценного сотрудника.

Достаточно чувствительно бью локтем Стэфана в бок.

Сдавленно охнув, Дицони, негромко посмеиваясь, потирает ушибленное место.

– А у тебя тяжелая рука, – подтрунивает босс. – Кать, ты, определённо, похожа на свою бабушку.

Всю дорогу до машины Дицони то и дело подкалывает:

– Знаешь, это достаточно не просто – хрупкой женщине удержать тяжелое ружье.

Обсуждая безрассудный поступок моей бабушки, мы подходим к черному «мерседесу» Дицони. В душе царит покой, а на губах улыбка, а все потому, что, очевидно, план «Б» мне больше не нужен.

Глава 32

Катя

– А я-то целый день гадал, что у тебя за чемодан у стола стоит, – в своем стиле пытается вытащить меня из болота апатии Дицони. – Боялся, что скажешь – твоя косметичка.

Кисло улыбаюсь. Ну, а что? Смешно! С учетом того, что сумка и правда наполовину забита косметикой, а вторая половина – туфлями. К ним у меня слабость. Тяжело вздыхаю. С непривычки так устала, что ног не чувствую.

Лебедев не человек, а чертова машина! Такое ощущение, что в прошивке Стаса вообще нет места для слова «устал». Человек-ксерокс, человек-калькулятор, а как ровно шесть часов пробило – человек-невидимка! Самым первым с работы усвистел.

Правда, Дицони успел его напоследок подколоть.

– Стэф, у нас есть что-нибудь почитать из фантастики или мистики?

– Да, Стас, – совершенно серьезно отвечает Дицони. – Налоговый отчёт моего бухгалтера со стола возьми.

Намекает, что проверки скоро и надо больше внимания отчетам уделить.

– Понял, завтра пораньше приду.

Что уж там говорить? Работает Стас и правда на совесть. Не зря Стэфан его на должность финансового директора назначил.

Положа руку на сердце, должна признаться, что мне нравится работать. Мыслей на самокопание не остаётся. И да, я просто в восторге от огромного опенспейса в этом большом бизнес-центре с отличным дизайном и местами для отдыха. Здесь общая вместительность где-то человек пятьдесят, не меньше. Само помещение разбито на три рабочие зоны. У каждой своё оформление, но стилистика везде схожая. Между зонами находятся места для отдыха. С одной стороны окна в пол с видом на парк, с другой – кабинет директора, то есть Стэфана, и перегородка в матовом стекле, за которой всегда незримо присутствует Станислав Лебедев.

Кухни, как таковой, нет – только высокие барные стойки. В общем, уютно. К тому же, неподалеку есть кафе. Как раз то самое, в котором мы с Дицони обедаем. Работы у всех, без исключения, очень много.

Стэфан расписал задачи и рабочую нагрузку сразу на месяц вперёд. А все потому, что крупная сделка с немцами намечается.

– Хватит о работе думать, – вклинивается в мои мысли Стэфан. Его слова звучат, как приказ. Забавно! – Ты готова?

– YES, босс, – шутливо отвечаю и честь рукой отдаю.

Дорога занимает немного времени. Элитный дом прямо в центре города стоит. Заезжаем на огороженную благоустроенную территорию. Максимум три минуты уходит на то, чтобы припарковаться. И вот – всего через пару минут мы у двери квартиры Дицони стоим.

Стэфан настойчиво протягивает мне связку, состоящую из двух ключей.

– Ну-ка, попробуй сама открыть.

Один поворот в замочной скважине, и я вхожу внутрь. Вот это да! Стиль просторной квартиры – неоклассика. Сочетание роскоши с простотой и сдержанностью. Кругом дорогая хорошая мебель. Видна рука опытного дизайнера. Предпочтение отдано дорогим натуральным материалам, таким как: атлас, бархат, шелк и лен.

Прохожу в гостиную, бесшумно ступая «шпильками «по ковру. Даже оттенок ковра совпадает с основной цветовой гаммой. В качестве цветовой палитры дизайнер использовал благородные светло-бежевые оттенки. Мебель расположена симметрично по отношению друг к другу.

По центру потолка громоздкая роскошная люстра. Она выполняет не только эстетическую функцию, но и максимально наполняет помещение светом. Все в меру. Все в стиле Дицони. Такой стиль выбирают люди, которые имеют устоявшиеся предпочтения и вкусы, но предпочитают следить за модными тенденциями.

Прохожу мимо просторной кухни, которую еще успею посмотреть.

– А здесь что? – заглядываю в слегка приоткрытую дверь.

В центре комнаты стоит большая двуспальная кровать, но не она привлекает мое внимание. Вся спальня заставлена вазами с огромными букетами роз, лилий, мимоз и других прекрасных цветов!

– Ты знал? – оборачиваюсь, удивлённо округлив глаза, а затем уверенно произношу: – Ты знал, Стэфан!

Дицони пожимает плечами. Глаза по-доброму глядят. Шутит, как всегда, в своем репертуаре:

– Все дело в твоей косметичке.

Ну, да! Мысленно бью себя по лбу. Конечно же, он увидел мой чемодан и все сразу понял! Не могу поверить! Стэфан заранее все подготовил для меня. Это так… до слез трогательно. Резко вспомнив про платок, который мне в прошлом Стэфан одалживал, в карман пиджака тянусь.

– Вот, – вкладываю в широкую ладонь, – твой платок, – протягиваю шелковый синий кусочек ткани. – Только я не поняла, почему там инициалы не твои?

Настойчиво жду, когда Дицони тайну раскроет, которая не один день меня мучает.

– Это моей матери, – прячет, не глядя в карман брюк. – Она умерла вчера… вчера – много лет назад.

Я сразу понимаю, что Стэфан имеет в виду под этим словом «вчера».

– Тяжело, наверное, родителей терять, – произношу чутко. Ведь несмотря на сложные отношения с родителями, честно говоря, очень по ним скучаю. Особенно, по маме. – Чего тебе не хватает больше всего?

– Улыбки мамы…

Хриплый голос ровный, но все же улавливаю что-то странное. Это чувство, которое так похоже на тоску. Нахожу его ладонь и сочувственно сжимаю. Впервые замечаю, что мизинец Стэфана немного кривой. Перебитый?

– В детстве прищемил, – заметив мой взгляд, Дицони кривит уголок рта. – Так и сросся неправильно.

Поддаюсь какому-то внутреннему порыву – поднимаю его руку и к щеке прижимаю. Почему-то так остро чувствую его внутреннюю боль, что хочется своих сил передать.

Глава 33

Катя

Даже не понимаю, как так вышло, но я уже всем телом прижимаюсь к Дицони. Его сильные руки под плотной тканью моего твидового пиджака уверенно талию ласкают. Прикосновения собственнические, настойчивые… Таким жаром обдает, когда в поцелуе к губам прикасается, что не могу и слова сказать. Тихие жалобные стоны с губ срываются. Задыхаюсь, тону, теряю голову… А всему виной плавящий кости поцелуй Дицони!

Опытный язык настойчиво проходится по моему нёбу, толчками проникает раз за разом меж приоткрытых влажных губ. Терзает совершенно безжалостно, не обращая внимания на мои глухие стоны. Глотает их, как будто измученный жаждой путник в пустыне. Целуемся, будто молимся! Мне никогда еще не было так хорошо…

Но, когда широкая ладонь от талии по ребрам скользит выше, а другая рука, приподняв под ягодицы, сжимает, неожиданно понимаю, насколько далеко мы зашли. Не готова… В начале я должна с прошлым порвать. Илья… Каким бы он ни был, даже он не заслуживает такого. Упираюсь кулачками в широкую грудь. Под дрожащими ладонями литые, мужские, неподатливые мышцы перекатываются. На секунду забываю, что хотела оттолкнуть его, остановить это сумасшествие. Провожу судорожно ладонями через тонкую ткань рубашки. Мечтаю о том, чтобы прикоснуться к его обнаженной коже. Какая она на ощупь? Наверняка, горячая…

Почувствовав мое робкое сопротивление, Дицони не спешит выпускать из объятий, но стоит приложить усилие – отстраняется. Заглядывает в глаза. В них такая страсть бушует, что смущенно взгляд опускаю. Галстук стильный разглядываю. Стэфан мои припухшие губы пальцем сминает, затем ниже по подбородку ведет. Очерчивает его округлую форму. Слегка приподнимает мое лицо.

– Что такое, лапочка? Ты же знаешь, я никогда тебя не обижу, – а затем добавляет такое, от чего в самую душу проникает. – Лучше сдохну.

Нахожу силы, чтобы в его необычные глаза заглянуть.

– До завтра, Стэфан, – точку в этом безумии ставлю, но при этом мило улыбаюсь.

Мужчины ой, как не любят, когда их динамят. Жду вспышки ярости. Даже к ней готова. Но Стэфан, как всегда, удивляет. Отстраняется, привычным движением галстук поправляет.

– Я за тобой заеду с утра, – хриплым совсем низким голосом Дицони будто в каждую клеточку проникает. – Спокойной ночи, лапочка.

Вот это выдержка!

Провожаю мужчину своей мечты до двери. На прощание забавный целомудренный поцелуй в лоб получаю. Стэфан ухмыляется. Решил мою игру поддержать. Когда руками в дверной проем упирается, мышцы плеч обозначаются четче, привлекая взгляд. Выглядит, как хитрый кот. Взгляд этот… До мурашек пробирает! Хитрющие сине-зеленые глаза за густыми черными ресницами прячет.

– Кать, звони, если вопросы возникнут или помощь понадобится, – голодным взглядом скользит по ложбинке у меня на груди, что слегка выглядывает в вырезе блузы. Взгляд поднимает, будто гипнотизирует. – В любое время суток. Я приеду.

– Угу, – делаю вид, что намека не понимаю. Что взять с наивной дурочки? – Спасибо, Стэфан.

Как только за Дицони дверь закрывается в сторону ванной комнаты спешу. Все, что мне сейчас надо – много ароматной пены. Интересно, какая ванна? Только вот, когда мимо гостиной иду, кое-что внимание привлекает. Подхожу ближе к бежевому дивану. Боже! Эту коробку я из тысячи узнаю. Вряд ли Стэфан Дицони носит женские туфли «Прада»! Восторг внутри зарождается, еще чуть-чуть и – выплеснется – через край перельется! Сердце стучит, обрывается, когда снимаю картонную крышку и в сторону отбрасываю. Прижимаю к груди новенькую пару туфель от знаменитого дизайнера. Сквозь слезы смеюсь. Черные туфли с зауженным мысом, высокой шпилькой и глубоким вырезом. Они божественны! Эти туфли… Они точно такие же, как на мне были в тот день, когда мы со Стэфаном Дицони познакомились у стен клуба. Те, что, целуясь, в Дицони кинула! Боже! Сегодня самый лучший день!

Я прекрасно знаю, как эти туфли могут визуально удлинять ноги и вытягивать силуэт. Миучча Прада и Раф Симонс выбрали для пошива этой лаконичной модели пластичную мягкую замшу с бархатистой поверхностью. Лучше подарка и быть не может! Только вот цена у них очень уж кусачая… Откладываю туфли в сторону. К телефону тянусь. Не терпится ЕГО голос услышать! Мне нужно всего пару секунд, чтобы набрать нужный номер на сотовом.

– Да? – хриплый баритон тут же находит отклик в моем сердце.

– Стэфан Дицони, я звоню для того, чтобы сказать – ты сумасшедший!

Даже не видя мужчину, я чувствую, что он ухмыляется.

– Я так понимаю, ты туфли нашла?

– Стэфан… Они такие дорогие!

– Хочешь, я вернусь и покажу, насколько могу быть сумасшедшим? – интимно понижает тон.

Сексуальные хрипловатые ноты в его голосе посылают рой мурашек по чувствительной коже рук и груди.

– Стэфан?

– Да, лапочка?

– До завтра…

– Уверена?

– Угу.

– Жаль, – в его голосе и правда слышится сожаление. – А, может быть, передумаешь?

Сбросив звонок, прикусываю губу, улыбаюсь. Какой напор! Внимание… Что-что, а ухаживать мой босс умеет. Он стал тем, кто взвалил на свои плечи мои проблемы. Решил все. Поддержал. И ничего взамен не потребовал.

Сердце радостно и одновременно взволнованно бьется. Нет никаких сомнений. Дело времени. Еще немного и… я перестану быть невинной девочкой. Я стану женщиной Стэфана Дицони.

Глава 34

Стэфан

Вспоминаю, как неделю назад, меня Катя отшила. Только та девушка, которая действительно живёт в мечтах, способна на колени поставить, невинно прощебетав лишь одно слово: «до завтра». Стук в дверь обрывает мысли.

– Войдите.

Порог переступает Стас с широкой улыбкой от уха до уха. Тяжело падает в кресло напротив моего стола.

– Можно сяду? – спрашивает запоздало и тянет свои загребущие лапы к моей документации.

Недовольно брови свожу.

– Мне все равно, даже если застрелишься.

– Дицони, как всегда, добр и любезен, – ничуть не расстроившись, Лебедев деловито потирает руки. – Тэк-с, чем сейчас занимаешься? Что такой напряженный?

Расслабишься тут, когда рядом с тобой твое персональное проклятие! Только о своей лапочке и думаю. Весь слюной изошел. На всякий случай сворачиваю онлайн трансляцию, где стол Екатерины Зиминой со всех углов видно. Если Лебедев узнает, не успокоится, пока весь яд не сцедит. Мне других проблем хватает!

Неприлично веселый Стас вызывает раздражение. Головой прекрасно понимаю, что друг не виноват в том, что я вынужденный целибат веду. Виновато по затылку рукой провожу. Скоро как пес цепной на всех кидаться начну!

– Ну, так что там? – так и не дождавшись ответа, Стас повторяет вопрос. – Чем занимаешься?

– Оптимизацией своих расходов, – криво усмехаюсь.

– Увольняешь лишних сотрудников? – подозрительно оживляется Стас. Даже вперед подается.

Серьезно? Бровь приподнимаю. Пусть даже не надеется! Зимина останется под моим крылом. Точка!

– Нет, расстаюсь с любовницей, – произнося эти слова никаких чувств, не испытываю. Абсолютно.

– Верой? – хмурится Лебедев, стараясь имя вспомнить. – А нет! Как ее? Стэлла, кажется?

– Не все ли равно?

– И чем она стала тебя не устраивать?

– Стас, тебе заняться нечем? – гнев наружу рвется.

Мой ответ, похоже, только подтверждает догадки Лебедева. Хотя и дураку понятно, что все дело в Екатерине Зиминой.

– Зачем тебе эта малолетка? – Лебедев откидывается на спинку кресла, издевательски ухмыляется. – Мультики что ли смотреть?

Не будь Стас другом, уже бы валялся на полу – полировал мои ботинки. Зачем? Сколько раз я себе этот вопрос задавал? Тянет меня к ней до одури! Да, взбалмошная! Эгоистка. Любит себя – знает, что мужики головы сворачивают, когда по коридору офиса в своей коротенькой юбчонке идет. НО! Как раз в этой любви к самой себе и заключался секрет обаяния Зиминой, ее власти надо мной. Ее фиалковые невинные глаза – необыкновенные. Ей не надо искусно прибегать ко всем этим женским уловкам. Катю безумно украшает ее собственное мнение, и ей не важно, что оно может не понравиться окружающим. Это цепляет. Будоражит кровь.

Я уже предвкушаю, как буду приучать ее ко всем способам, которыми могу доставить ей удовольствие. Ухмыляюсь своим мыслям.

– Я никогда не думал, что увижу день, когда маленькая сопливая девчонка уложит Стэфана Дицони на лопатки, – почти поет Стас, пристально за мной наблюдая. – Видеть это – бесценно!

Показываю Лебедеву средний палец. Достал!

– Ты слышишь этот звук? – Стас подносит руку к уху. Делает вид, что прислушивается.

– Что? – на секунду даже верю этому идиоту, прислушиваюсь.

– Я почти уверен, – ухмыляется друг, – что слышу вдалеке звон свадебных колокольчиков.

– Захлопнись! – бросаю в Стаса ручку, но он ловко ее перехватывает.

Спустя мгновение уже переключаюсь на рабочие моменты.

– Как там Шанин? – руку в карман брюк запускаю, когда сотовый настойчиво вибрирует. Катя сэлфи скинула. Губки бантиком сложила, воздушный поцелуй посылает. Еле сдерживаюсь, чтобы в идиотской улыбке не расплыться. Прячу телефон обратно от греха подальше.

– Действовал под юридическим лицом, но набили физическое, – ржет Стас.

– Ну, так, – пожимаю плечами. В моем голосе звучит сталь. – Думал, против нас пойдет, по шерстке погладим?

– Жестко ты с ним, Стэф, – неожиданно серьезно говорит Лебедев. – Все-таки друг бывший.

– Бывших друзей не бывает, – холодно обрываю, с намеком на Стаса смотрю. – Шанин предал меня. Никаких поблажек к конкурентам.

– Надеюсь, однажды меня такая участь не постигнет? – слова произносит со смехом, но улыбка так и не трогает карих глаз Стаса.

– Еще хуже будет, если против меня пойдешь.

Не угрожаю. Нет. Предостерегаю. В этой жизни есть только одна вещь, которую я никогда не прощаю – предательство. Без разницы – будь то женская измена или же предательство близкого человека.

– Понял, – сквозь мысли пробирается Лебедев. – Не бери в голову, Стэф. Овощ ему в помощь.

– Что?

– Хрен говорю с ним, с Шаниным этим!

На несколько минут в документацию по гланды зарываюсь, пока взгляд не поднимаю.

– В свой кабинет не хочешь свалить?

Что-то ворча себе под нос, Стас поднимается с кресла и топает восвояси. Но, прежде чем дверную ручку повернуть, странный вопрос задает:

– А Зимина… ты же ее в свою квартиру поселил? – Стас опускает глаза, а затем хмурый взгляд из-под бровей вскидывает. – Жить с ней собрался?

Даже с кресла встаю – будто подкидывает.

– Что-то ты больно много о Кате говоришь, – ревность бурным потоком по венам толчками устремляется. – Какой-то интерес имеешь? – кулаки сжимаю так, что костяшки пальцев белеют.

– Да не! Черт… Я просто, – Стас поспешно пытается потушить огонь, который разгорелся, когда он одним своим неосторожным вопросом будто канистру с бензином в костер бросил. – Просто ты обычно с бабами никогда не живешь. Особо не церемонишься, а тут…

– Еще раз Катю бабой назовешь, – жестко осаждаю, – зубов не досчитаешься.

– Все-все, понял, – Стас, будто сдаваясь, руки вверх поднимает. – Не надо мне зубной феи в лице Стэфана Дицони. Ну его на фиг!

Слежу за тем, как за другом дверь закрывается. Мы с ним вместе в детском доме росли. Зубы не раз ломали в самых сложных ситуациях. Плечом к плечу шли. Из таких передряг выходили – удивительно что живы остались. Но если он на мою Катю глаз положит… Ему же хуже будет! Свое я ни с кем не делю. НИКОГДА. Моя девочка! Соскучился до безумия!

Вот как дождаться конца рабочего дня? Хочу в ресторан повести. Самый фешенебельный в городе. Катя достойна самого лучшего. Только вот нервы, как канат натянуты. Бортит меня лапочка, на расстоянии держит. К своему точеному телу и сладким губкам не подпускает. Так, лишь иногда невинными поцелуями балует, чем только сильнее страсть распаляет. Я почти на пределе. Не могу справиться этой безумной, жестокой, жгучей потребностью видеть ее, касаться, ласкать…

Вспоминаю утро, а точнее, дорогу до офиса. Когда лапочку вез, «пробный шар» кинул – положил руку на колено Кати. Вместо призывного взгляда, как ожидал, получил неожиданный и достаточно ощутимый шлепок ладошкой. Каким же негодованием большие синие глаза окатили! Оскорблённая невинность – не иначе. А мне нравится! Мазохист чертов.

…– Что ты делаешь?!

– Перепутал, извини… лапочка…

Губки надула, не поверила. Ну, и правильно! Мне нельзя верить, когда дело Екатерины Зиминой касается. Вру безбожно, но я никогда и не утверждал, что святой. Уже почти отчета своим действиям не отдаю, так хочу под собой ее почувствовать или над собой. Без разницы! Лишь бы скорее. До дрожи в пальцах хочу полапать свою конфетку. Узнать какие трусики носит. Шелк? Хлопок? А может…

Ответ Кати меня на грешную землю опускает.

– Ну, конечно, Дицони, так тебе и поверила! Руки убрал!

Проклятие! Мы ведь оба этого хотим. Я знаю, чувствую. Вот ведь ведьма! Шельма красивая. Вся горячая, страстная… А голос какой – завораживает, с ума сводит.

Когда в кабинет заходит и, слегка наклонившись, передо мной бумаги складывает… Эти две чертовы расстёгнутые пуговки гипнотизируют! Ловлю себя на том, что готов ее прямо здесь, на столе, разложить. Такие формы и личико… Любому башку сорвет!

Тут же по «тормозам бью». Она – правильная девочка, а такие торопиться не любят. Здесь выдержка нужна. Ухаживания. Уважение, будь оно неладно! Так и быть, пусть все будет по ее, но тянуть долго не позволю. Все эти розовые девчачьи игры не для меня!

Спокойно, Стэф. Спокойно… все будет. Нужно лишь набраться терпения. Она будет моей.

Глава 35

Катя

Больше месяца спустя

– Привет, лапочка.

Вместо приветствия не очень-то вежливо сую прямо в лицо Стэфана газету. Смертельными молниями из глаз стреляю.

– Что это? – настороженно спрашивает Дицони, явно озадаченный моим настроением.

Вместо ответа усаживаюсь на сидение рядом с водительским. Нарочито громко дверью «БМВ» хлопаю. Прекрасно знаю, что Стэфан этого терпеть не может.

Когда Стэфан видит на развороте себя в обнимку с какой-то высоченной, как каланча, моделью густая бровь босса вверх ползет. Фигуристая девица в непозволительно откровенном купальнике, не стесняясь, стоит на палубе яхты, повиснув на крепкой шее Стэфана. Полные подколотые филерами губы брюнетки к его уху тянутся, бесстыжие густо подкрашенные глаза похотливым блеском горят. Дрянь!

Со злостью ногтями в свою ладонь впиваюсь. А этот тоже хорош… В объектив лыбится!

– Да ничего особенного! – цежу в ответ.

Исходящие от меня волны ярости сложно не заметить. Руки на груди складываю.

– Всего лишь ты и какая-то «прости, Господи», которая пытается своим языком тебе в ухо залезть.

С шикарным самообладанием Стэфан игнорирует кричащую надпись заголовка, которая гласит: «С кем же провёл ночь самый завидный холостяк юга?» Морщится с досадой.

– Надеюсь, ты дату видела? – Дицони поворачивается всем корпусом и со скучающим видом журнал на заднее сидение автомобиля кидает. – Это черт знает когда было.

Саркастически улыбаюсь, в голос весь свой яд вкладываю:

– А эта Стэлла, – в гневе особо презрительной интонацией выделяю дурацкое имя модели, – вообще в курсе, что в твоей жизни теперь есть я? – от негодования губы дрожат.

– Без понятия, Кать, – Стэфан плечами пожимает, алчно на мои надутые губы смотрит. – Мы уже больше месяца с ней не виделись, еще даже до того, как я с тобой познакомился. Да и отношениями это сложно назвать. Так…

– Перепих? – первый раз в своей жизни такое похабное слово вслух произношу.

С губ Стэфана удивленный смешок слетает. В глазах искорки интереса загораются. Похоже, ни больше ни меньше, а вся ситуация забавляет Дицони!

– Можно и так сказать, – снисходительно отвечает, гласные привычно при этом тянет.

Протянув руку к моему локону, свободно лежащему на плече, принимается шелковистую белокурую прядь лениво на свой смуглый палец накручивать. Не сдержавшись, по смуглой руке Дицони бью.

– Фу! Протвино! Не прикасайся ко мне! – ревность душит до такой степени, что почти отчета не отдаю в том, что палку перегибаю. – Кому говорят?!

Потеряв терпение от моих капризов, Дицони хватает грубовато за талию настойчиво к себе на колени тащит.

Проклятая ревность в огнедышащего дракона превращается. Буквально легкие сжигает! Дурак! Трогал ее, ласкал…

– Кать, лапочка, – напрасно пытается достучаться до моего разума Дицони. – Прости временную слабость одинокого мужчины, – усмехается, как всегда, обаятельно. – Я был так одинок и…

Из моей груди шумный звук вырывается. Зря ты это сказал! Ой, зря! Все, чего я сейчас хочу – это кровожадно содрать ногтями выражение самодовольство с его красивого лица. Я никогда не ревновала и сейчас просто даже не знаю, как справится с этой отвратительной кислотой, что по жилам бурной рекой льется!

– Ты с ней был! – упрямо свое гну. Не верю, что до знакомства со мной порвал. Может быть, он с ней до сих пор кувыркается?! В глазах злые слезы ревности стоят. – Пошел к черту! – уже пылю.

За ручку автомобиля хватаюсь. Легкий щелчок подсказывает, что реакция Дицони оказывается быстрее. Дергаю ручку со злостью. Не поддается. Блок поставил.

В бешенстве сверкая глазами, приказываю Стэфану:

– Открой, немедленно!

Резко лицо влево отворачиваю, не позволяю четко очерченным губам к моему рту прикоснуться. Стэфан мажет губами по моей щеке, а затем с мужской досадой во взгляде по затылку пятерней проводит. Черные волосы ерошит.

– Да мало ли с кем я в прошлом был, Кать! – пожимает широкими плечами будто разговор о его бывшей – досадная помеха на нашем пути, не более. Резко вскидывает на меня свои колдовские глаза, обрамлёнными чёрными, как смоль, ресницами. – Изменить прошлое? Даже я не всесилен. Лапочка, не сердись! Жуть, как соскучился, – одаривает своей фирменной белозубой улыбкой, которая тянет не меньше, чем на миллион долларов.

А меня трясёт. Убить хочу. Сволочь! Кобель!

– Иди ко мне, любимая.

Любимая… Тяжело сглотнув, отпускаю с короткого поводка свой гонор на свободу. Гордость глаза застилает.

– Я не хочу, чтобы ты больше за мной заезжал, – подбородок в характерном жесте вверх приподнимаю.

– Да брось! – чувственно усмехается Стэфан, но глазах, впервые за все время, настороженность мелькает. – Не будь стервой, малышка.

С удовлетворением отмечаю, как галстук поправляет. Что, занервничал?!

– Да! – не уступаю. Объёмные кудри, завитые на плойку, от возмущения вверх подпрыгивают. – Вали к своим этим… – шиплю, сверкая глазами. Сердце ноет, когда я представляю, как эти двое в номере… Черт! Почему меня никто не предупредил, что ревность – это так больно?!

– Тише, – горячие руки обвивают стальной хваткой талию. Привлекает ближе к себе. Нежные полушария груди буквально расплющивает о твёрдую мужскую грудную клетку. – Тише, милая, не ревнуй.

– Еще чего! – бунтую. – Никакая это не ревность! Я…

– Успокойся, Катя, – обрывает строго. В противовес своему суровому тону нежно ведёт широкими ладонями по моей спине, благоговейно, чувственно. – Никто мне не нужен и хочу … – прикусывает чувственно мочку моего уха, заставляя выгнуться в горячих объятиях, – хочу только с тобой… тебя, любимая. Разве ты не заметила, как я сильно в тебя влюблен?

Глава 36

Катя

Влюблен? Мгновенно перестаю трепыхаться в стальных объятиях. Таю, будто ванильное мороженое на солнце.

Воспользовавшись минутным замешательством, жадные губы порочно накрывают мои. Сминают их безжалостно в диком голодном поцелуе. Он ловит ртом мой стон капитуляции. Глотает его, вбирает в себя мою дрожь.

– Черт, заводишь с полуоборота, – рычит Стэфан куда-то мне в шею. Обдает горячим дыханием чувствительную тонкую кожу. Кровь несётся по жилам с бешеной скоростью, когда тяжёлая ладонь опускается на колено. Мужские пальцы дерзко устремляются выше, пока не находят резинку тонких телесных чулок.

– Проклятие, лапочка! – жадно проводит языком по моей бешено бьющейся жилке на шее. – Ты меня сводишь с ума…

Спускается пылающей цепочкой поцелуев ниже. Чувствительно прикусывает за ключицу. Задохнувшись в немом восторге, откидываю голову назад, когда широкая ладонь пробирается под короткую юбочку.

– У меня сейчас ширинка лопнет, – усмехается Стэфан, осторожно трогая резинку моих шелковых трусиков. – Поехали к тебе?

– Нет! – отвожу глаза, а затем сильные мужские пальцы со своей пылающей кожи убираю. Для убедительности добавляю. – Не надо, Стэфан, пожалуйста…

– Почему нет? – Стэфан неохотно выпускает меня из объятий. Наблюдает пристально за тем, как я пальцами к своим припухшим губам прикасаюсь. Широкие брови на переносице съезжаются. – Это все из-за твоего Сазонова?

Мне кажется или в его голосе собственнические ноты звучат? На широких скулах желваки перекатываются. Что-то совсем перехотелось ссориться…

– Нет, – поспешно отвечаю, но тут же себя поправляю. – Да, это тоже в какой-то мере. Я не могу так, понимаешь?

– Ну, так порви с ним! – жестко цедит Стэфан, а затем, прикрыв на мгновение глаза, более спокойно спрашивает. – В чем проблема?

Откинув прядь волос с лица, фыркаю, как кошка, которой на хвост наступили.

– Ну, знаешь ли, дорогой, это не так уж и просто! – приподнимаю одну бровь, намекая на то, что Дицони глупость сморозил. – Мы вместе несколько лет были. Друг друга прикрывали.

– У вас ничего не было, – убежденно перебивает Стэфан. Губы самоуверенно кривятся. – Уверен, что дальше первой базы* ничего не заходило, – острые резцы хищно меж четко очерченных твердых губ мелькают. – Усомнись я хоть на секунду, что между вами СЕЙЧАС что-то есть, оставил бы Сазонова без хребта.

Первой базы?! Без хребта?! И куда же, спрашивается, делся чуткий джентльмен? А, Стэфан Дицони? Своей самоуверенностью и грубыми фразами Стэфан каких-то внутренних демонов во мне будит. А может быть, я для него лишь спортивный интерес? Старая болезненная травма из прошлого в голове всплывает. Почти не отдаю себе отчета, когда выпаливаю:

– Слушай, я не знаю, что ты там себе напридумывал, но я не девственница.

По тому, как напрягся подбородок Стэфана, понимаю, что мои слова произвели на него глубокое впечатление. Знаю, рано или поздно он узнает правду, но совершенно не хочу сейчас думать об этом. Потом разберусь…

– Неужели ты, девочка, думаешь, что неумелое сопение под одеялом с этим хлюпиком имеет для меня какое-то значение? – несмотря на снисходительный тон, отмечаю, как быстро дергается крупная вена на жилистой шее. – Да это для меня все равно, что ты ещё девственница.

Подается вперед. Горячее мужское дыхание касается ушной раковины и вдоль рёбер бегут сладкие мурашки.

– Порви с ним, Катя, – шепчет, лаская мой подбородок. Неожиданно достаточно чувствительно его пальцами сжимает, не давая мне шевельнуться. – Не хочу ни к чему тебя принуждать, но… – теряюсь под жестким взглядом разноцветных глаз, – если ты этого не сделаешь, у меня выбора, не останется. Поговорю сам с ним, как привык.

Будто сглаживая свои слова, ловко одним движением пальцев свободной руки мою юбку задирает. Костяшками пальцами по внутренней стороне бедра ведет. Все ближе и ближе… Приоткрываю рот, судорожно воздух глотая. В голове туман, мысли из-за прикосновений Стэфана путаются. Мы еще с ним никогда так далеко не заходили. Дицони все больше свою власть надо мной и моим телом обретает.

Градус в машине поднимается. Сколько мы вместе? Месяц? Больше? Не хочу сдаваться! Пусть Дицони еще помучается. Совсем чуть-чуть…

Мой сотовый разрывается громким звуковым сигналом, заставляя Стэфана раздраженно бросить взгляд на трубку.

– Не отвечай.

– Это Стас.

– Подождет, – почти рычит Стэфан, целуя бесконечно нежно в щеку.

Только вот я уже «принять вызов» нажала.

– Зимина! Ты где прохлаждаешься?! – вопит, как потерпевший, Лебедев. – Думаешь, если пиджак на стуле оставила все прокатит?

– Да, иду я, – возмущенно соплю. Пиджак зачем-то сюда приплел… Ну, сам же научил! Пытаясь отчаянно с колена руку босса убрать, добавляю: – на минуточку вышла. Сейчас буду.

– На минуточку, – передразнивает Стас. – Стэфану привет передавай.

Проницательный, зараза!

Прежде, чем Дицони успевает спохватиться, выскакиваю из машины.

– Кать? – зовет из салона автомобиля Стэфан. Наклоняюсь, чтобы недовольное красивое лицо видеть. – Куда убежала? – приподнимает бровь, ладонью по сидению похлопывает.

Уу-у! Какие мы грозные! Нет уж, Стэфан Дицони! В отличие от некоторых, меня работа ждет… Но Дицони совершенно другое говорю. Подразнить хочу. Пусть мучается до конца рабочего дня. Месть за безобразное прошлое!

– Мне нужны свежие трусики, – невинно объявляю и, тут же прикрыв глаза, в которых бесята прыгают, упрекаю: – Твоя вина.

Перед тем, как захлопнуть дверь, довольно улыбаюсь, когда слышу мужской стон, полный муки.

*Первая база – определение близких отношений через бейсбольные метафоры. Первая база – французский поцелуй.

Глава 37

Катя

Спустя несколько дней

Покусывая карандаш, думаю о своем мужчине. Жесткий, расчетливый, крепко держит в руках коллектив. Дицони платит отлично, и сурово спрашивает за работу. Стэфан долларом и жестким словом воспитывает в коллективе дисциплину и четкое исполнение служебных обязанностей. Опоздал – штраф. Не взял трубку, когда звонит босс – три тысячи для начальников отделов и полторы для рядовых сотрудников. Пропустить звонок Стэфана Дицони боятся все.

На ближайшем корпоративе после заключения крупной сделки с немцами босс всех удивил. Взяв слово, рассказал об успехах компании, а затем достал внушительный конверт и вернул все штрафы. Коллеги счастливы. А я смотрю и думаю: какой тонкий ход. Люди восприняли свою же зарплату, как подарок! Авторитет Стэфана в компании благодаря этому только вырос. Я готова склонить голову перед умом Стэфана, а перед стальной хваткой – преклонить колени. На него во всем хочу равняться!

Отложив карандаш в сторону, встаю со своего места. Хочу увидеть Стэфана. Целых четыре часа не виделись! Когда мимо стола Лебедева прохожу, каменное лицо делаю.

Стас нацепил скрепки на подушечки пальцев и пытается печатать на клавиатуре, как девушки с длинными ногтями. Забавный, если бы не знала каким гадом может быть! Вспоминаю крупную ссору между мной и Стэфаном не так давно. А ведь именно Лебедев журнал с той девкой и Дицони мне подсунул. Думает, не знаю…

Заметив мой взгляд, финансовый директор трет покрытый легкой щетиной подбородок.

– Кончай изображать грозовую тучу, – довольно миролюбиво усмехается Стас. – Что? Из-за журнала до сих пор дуешься?

Не стесняясь, показываю средний палец мужчине. Дурак!

– Дицони на тебя плохо влияет, – кричит вслед Стас, сложив руки рупором, пока я к кабинету Стэфана направляюсь.

Как только без стука вхожу в просторное помещение, будто с хода пулю в лоб получаю.

– Ты сегодня же расстанешься с Сазоновым!

Стоит мой красавчик, широко расставив ноги, сурово сложил руки на мускулистой груди.

– Эм… – сердце колотится, будто тахикардия накрыла.

Откуда он знал, что я к нему иду? Но вопрос на второй план уходит, когда понимаю – Стэфан ревнует!

«Очень неприятное чувство, – ехидничаю про себя ехидничаю. – Понимаю».

– Хорошо. – киваю. – Я порву с Ильей, но прежде знать хочу: что именно между нами, Стэфан?

Впервые в своей жизни женской уловкой пользуюсь. Даже стыдно немного. Но я хочу из его уст услышать. Глаза Стэфана сужаются. Не знаю, как это расценивать. В три шага расстояние между нами преодолевает.

– Между нами, – немного задумчиво тянет, а затем все точки над «i» расставляет, будто гвозди в сваи вбивает, – все ОЧЕНЬ серьезно, лапочка.

– Да? – кокетливо ресницами глаза прикрываю.

Значит, я – девушка Стэфана Дицони.

– Кать, тебе не кажется, что нам пора съехаться?

Широко раскрыв глаза, растерянно рот приоткрываю. Вот это поворот! Этого я совсем не ожидала!

– Жить вместе? – переспрашиваю. Нёбо даже от волнения пересыхает. Неужели он серьезно?! – Стэфан, это уже опасная игра!

– Самая опасная игра – шахматы, – Дицони саркастически усмехается. – Можно уснуть и упасть глазом на ферзя, – намекает на то, что все в нашем мире небезопасно.

– Мы и так каждый день вместе, – смотрит прямо. Чувственные губы легкая улыбка трогает. – Обещаю насчет интима не давить.

Пффф! Так я и поверила! В первую же ночь в постель потащит. Нервничаю, потому что прекрасно осознаю: Стэфан сразу же поймет, какая я врушка.

Убирает волосы от моего лица. Яремную впадинку нежно подушечками пальцев ласкает.

– Завтра с утра свои вещи перевезу, – наклоняется и прикасается лбом к моему. – Пустишь?

Уже знаю, что отвечу. Полюбив Дицони, я оказалась в мире, в котором не властны ни воля, ни рассудок. Стэфан принес мне свой мир. Открыл иные горизонты чувств, которые я не испытывала никогда с такой живостью, до встречи с ним. Я словно пробудилась к новой жизни. Со Стефаном у меня появилось чувство безопасности – ведь он смог разглядеть мою ценность.

Хочу ли я с ним жить? Определено – да. Я беру пример со Стэфана – безгранично уважаю его. Так будет всегда! Но… когда я начала больше, чем уважать Дицони, больше, чем брать пример… Тогда появилось гораздо более сильное чувство. Чувство любви. Стэфан предлагает отношения на более высокий уровень перевести. Не просто любовницей стать, а нечто большее.

– Пущу…– шепчу прямо в его губы.

Он тут же нежным поцелуем за правильный ответ награждает. Долгий чувственный поцелуй голову кружит. Дицони обо мне по-настоящему заботится, и только в его объятиях я чувствую себя действительно защищенной. Я хочу быть в этих объятиях не только каждый день, но и ночь. Хочу узнать и жар, и страсть, и пот, и безумие. Я хочу всего и сразу!

– Стэфан? – выровняв дыхание, кладу руку на грудь мужчине. В глаза неловко заглядываю.

– Ммм?

– Я готовить не умею, – признавшись, до мочек ушей краснею.

– Это не важно, лапочка, – нежно откликается.

Нежность Стэфана – лучшее доказательство любви, чем самые страстные клятвы и заверения.

Уже спустя час в офисе «Сазонов и К» в кабинете Ильи от упреков, словно от ядовитых клинков, уворачиваюсь. Благо, отец на конференции. Напора этих двух я бы точно не выдержала!

– Ты наглая стерва! – кричит Илья, заставляя меня сделать очередной шаг назад. – Умоляй меня тебя простить, – цедит, багровыми пятнами покрываясь, – или хотя бы скажи, что ты просто безмозглая блондинка! Дура!

Илья срывает с шеи галстук и к стакану с водой тянется. Залпом опустошив, в сторону с шумом ставит.

Хоть и злюсь на последние слова бывшего, все равно жалость к Илье просыпается. Я вырвалась из этой липкой паутины, а вот он так и остался беспомощной марионеткой. Честно, не ожидала, что Илья так тяжело воспримет наш разрыв. Кажется, еще немного и его истерика с ног до головы накроет!

– Мне очень жаль, если это тебя ранило, – неловко пальцы перед собой переплетаю. – Успокойся, пожалуйста.

Плечи парня мелко дрожат, пока Сазонов-младший пытается взять себя в руки. Подойдя к панорамному окну, переносицу двумя пальцами с силой сжимает.

– Илья, между нами все кончено, – осторожно начинаю, поудобнее устраиваясь в кресле напротив его стола. Я обязана точку поставить. – Не думала, что ты до сих пор намерен на мне жениться, – руки развожу, извиняясь. – Ты же сам понимаешь, что это была заведомо провальная идея наших родителей.

Обернувшись ко мне Сазонов-младший поднимает голову. Страшно скалится. Пальцы в волосы запускает и с силой вверх дергает. Дышит быстро, поверхностно, почти задыхается от ярости. Это даже немного пугает.

– Ты правда не понимаешь?! Я привык тебе! – каждое слово звучит, как обвинение. Гладкий мужской подбородок дрожит. – Ты мне дорога. Я был уверен, что ты моей женой станешь. Перебесишься с этим дерьмом и ко мне вернешься.

Пока он все больше распаляется, робко ищу пути сгладить ситуацию.

– Прости за то, что так все вышло, – дрожащим голосом пытаюсь успокоить, даже силы в себе нахожу, чтобы непослушными губами улыбнуться. – Мы можем друзьями остаться.

Только вот, похоже, моя дружба Илье не нужна. Ведь она ему акции и облигации не принесет, в отличие от того, когда он статус моего жениха имел.

– Друзьями?! – возмущается Илья, рукой непримиримо воздух рубит. Ходит из угла в угол, словно загнанный зверь. – Дружба после отношений – это как пинать труп – вроде шевелится, но уже давно мертв, – останавливается, зло холодными голубыми глазами сверкает. – Какая еще на хрен дружба?! Нет, Катя!

Пока Сазонов-младший, надрывая глотку, винит меня во всех возможных на этом свете грехах, поднимаюсь со стула. Неожиданно в голову мысль закрадывается: самое верное решение при расставании – уйти. Зачем я только на все ЭТО время теряю? Дойдя до двери, оборачиваюсь. Всего два слова с губ роняю:

– Прощай, Илья.

Только вместо прощания в спину проклятия летят. Звук, так похожий на разбившуюся о стену вазу, вздрогнуть заставляет. Выхожу не оборачиваясь, не забыв плотно за собой дверь прикрыть.

Глубоко воздух в легкие вбираю, как только на улицу выхожу. Вот так – в один прекрасный вечер будто просыпаешься, и вдруг понимаешь: я свободна, всё кончилось. А все потому, что прошлые отношения без радости были, поэтому и от разлуки с Ильей и ни грамма печали не осталось.

Глава 38

Катя

Когда Стэфан дверь квартиры открывает, мои ладони к алеющим щекам тянутся. Хочется хоть как-то пылающую кожу остудить. Счастливая улыбка наружу рвется. Так здорово я еще никогда время не проводила!

Мысли вихрем в голове проносятся. Почему именно он? Почему я? Кажется, наша встреча, из которой родились такие чувства – результат цепочки чудесных совпадений. На самом деле, думаю, любовь – более тонкая материя. Иногда мне кажется, будто мы давно знакомы, словно всегда друг друга знали…

Переступив порог, растерянно замечаю аккуратно расставленную в коридоре обувь Дицони. Похоже, пока Стэфан развлекал меня в ресторане, кто-то его вещи перевез. Мало того, еще и по местам расставил!

Развернув меня к себе лицом, Стэфан опускается на корточки. С правой ноги туфлю снимает, затем, помассировав ступню, со второй ногой ту же манипуляцию проводит. Его прикосновения такие мягкие и одновременно чувственные. Ловлю себя на том, что дыхание затаила. Пузырьки – те, что в сладком розовом напитке были, кажется, теперь в моей крови играют, подстрекают на более смелые вещи. Облизываю кончиком языка внезапно пересохшие губы.

– Шампанское, десерт … и ты, – перечисляю с улыбкой Моны Лизы, когда мой мужчина вверх поднимается. На цыпочки встаю, чмокаю в скулу, покрытую легкой щетиной. – Всё идеально.

Такой высокий – еле до плеча достаю! Чувствую себя рядом с ним нежной хрупкой Дюймовочкой.

Снисходительно улыбнувшись в ответ, Стэфан очень аккуратно меня за талию к себе ближе притягивает.

– Рад, что ты довольна осталась, лапочка, – по волосам гладит. – Я уже говорил, как мне твой сюрприз понравился?

Не очень устойчиво на ногах держусь, поэтому прильнув к широкой груди, глаза прикрываю. Да, я постаралась. Заранее приготовила записки, в которых озвучила сто пятьдесят причин, за что именно люблю и уважаю своего мужчину. На подкорке мозга будто навсегда образ Стэфана, читающего записки запечатлелся. Закинув руки на плечи Дицони, ногтями жилистую шею легонько царапаю. Короткие черные волосы на затылке мужчины перебираю.

– И какая причина тебе больше всего понравилась?

Задумка у моего сюрприза простая, но оригинальности у нее не отнять. Я заранее написала на бумажках причины, по которым люблю Стэфана. Свернула все признания в трубочки и перевязала ленточками в тон скатерти. Затем признания сложила в стеклянную вазу. А дальше уже все по накатанной. Заранее договорилась с официантом поставить стеклянное украшение в центр стола. Стэфану оставалось лишь вытягивать признания по очереди и читать их вслух.

– «Ты ждешь меня, пока я долго собираюсь и крашусь», – подтрунивая, цитирует Стэфан содержимое одной из записок.

– Эй, – возмущаюсь и шутливо бью в широкое плечо кулачком. – Не так уж и долго я собираюсь.

– Да я, как минимум, успеваю провести видеоконференцию, – не соглашается Стэфан, но в глазах смешинки плещутся. – На самом деле, мне понравилось несколько.

– Мм-м?

– «Ты ходишь со мной в кино на дурацкие романтические комедии и делаешь вид, что тебе понравилось».

Кусаю игриво Стэфана за запястье. Все еще жду правдивый ответ.

Тем временем, глаза Стэфана становятся серьезными.

– «Ты целеустремленный и умеешь добиваться своего».

А вот это уже больше похоже на правду…

– Мне так хорошо, – щурю глаза, как довольная кошка. – Это самый лучший вечер в моей жизни!

Стэфан смотрит в глаза долгим, прожигающим насквозь взглядом. Прежде, чем наклониться ниже, предупреждает:

– Я сейчас тебя поцелую.

От его взгляда мгновенно колени подкашиваются. Внизу живота будто рой бабочек взметнувшихся вверх порхает. Не оставляет ощущение, что они каких-то ранее неведомых мне струн мягкими крылышками касаются.

Язык Стэфана проникает меж губ, жадно и страстно ласкает. Когда его руки опускаются ниже с талии и попку обхватывают, дыхание напрочь сбивается. Непроизвольно в его сильных руках выгибаюсь. Хочется максимально тесно к его жару прикоснуться.

Стэфан, прикусив мою мочку уха, через мгновение нежно на нее дует, а затем спрашивает:

– Не боишься со мной наедине в квартире оставаться?

Таю от его близости, словно первый выпавший снег. Шепчу еле разборчиво:

– Я рискну…

Подхватив меня на руки, в сторону спальни несет. В полумраке только свет уличных фонарей сквозь задёрнутые портьеры пробивается. Прекрасно понимаю и осознаю – время игр закончилось. Стэфан Дицони хочет свою награду. Прямо сейчас! Поставив меня на ноги у кровати, благоговейным и между тем порочным взглядом ласкает. Только он один так умеет!

Чувствую себя очень соблазнительной. Не зря именно сегодня надела красное платье, облегающее фигуру, как вторая кожа. Оно подчеркивает все плюсы: изящные бедра, плоский живот и небольшую, но красивой формы грудь. Перекинув за спину длинные пряди волос, приоткрываю в соблазнительном жесте губы. Знаю, как Дицони их любит. Он ни раз сам об этом говорил.

«Глаза у тебя сама невинность, а губы – настоящий грех…»

Похоже, их форма в виде лука Купидона его какие-то тайные желания будоражит.

– Кать, ты очень красивая, – голос Стэфана становится совсем низким от желания. – Думал такие, как ты, только в фильмах бывают.

Нежно обхватив мои скулы пальцами, крепко удерживает. Медленно целует в губы. Его язык двигается уверенно и страстно, разжигает внутри настоящий пожар. Сильной рукой гладит мою поясницу, другой по шее ведет. Спускается еще ниже, проводит рукой по выступающим над вырезом платья окружностям. Мурашки от сладкой пытки вдоль рук бегут… Похоже, Дицони не отказать в опыте. От его прикосновений внутри разгорается самое настоящее пламя. Выпущенные стрелы желания устремляются вниз живота…

Глава 39

Катя

– Мне нравится, что ты такая отзывчивая, – шепчет Стэфан, скользя нежно широкими ладонями вдоль моих ребер. – Башню сносит!

Грубоватые слова лишь подстегивают! Не знаю даже, как мне больше нравится, когда Дицони ведет себя, как истинный джентльмен, или вот так – не сдерживается в выражениях. Обжигает без остановки поцелуями-укусами шею, ласкает обнаженные руки, плечи. Даже не замечаю, как он уже успел расстегнуть платье.

Только когда Стэфан скидывает со своих смуглых мускулистых плеч рубашку, будто опомнившись, осознаю, что осталась лишь в одном белье. От вида его спортивных накачанных мышц, в низу живота появляется сладкая тянущая тяжесть. Ощущения странные, непривычные… От этого еще больше волнуюсь. Хочется как можно скорее вновь ощутить на себе его сильные руки.

– С ума сойти, ты такая красивая в этих всех верёвочках! – глаза Стефана горят неприкрытым желанием. – Иди сюда, лапочка…

Уворачиваюсь от его рук в сторону. Сдув светлую прядь волос со лба, преувеличенно рассержено фыркаю. В глазах лукавые искры плещутся.

– Серьезно, Стэфан? Верёвочках?! – покрутившись в белье так, чтобы Стэфан со всех сторон оценил «веревочки», упрекаю: – На минуточку – это «Агент провокатор»*!

Розовые пузырьки в крови делают свое коварное дело. Соблазнительно, как кошка выгибаюсь, руками приподнимаю наверх белокурую массу волос. Просто какое-то сумасшедшее наслаждение получаю, наблюдая за тем, какое восхищение разгорается в глазах Стэфана. Его абсолютная мужественность требует от меня настоящей безоговорочной женственности. И я готова это ему дать!

– Да, ты у меня ещё тот, оказывается, провокатор, – тянет лениво Стэфан.

Выразительные глаза неотступно, как у хищника, следят за плавными движениями моих рук и бедер. Крупная жилка на мужской жилистой шее бьется с бешеной скоростью. Не выдержав моих манипуляций, с лёгким рычанием ловко хватает за талию. Обвивает ее, притягивает ближе к своему твердому телу.

– Охренеть, как хорошо… – тяжело дышит, обдавая горячим дыханием нежную кожу шеи, когда будто невзначай провожу острыми ноготками по стальному прессу. Отвечая мгновенно на дразнящие прикосновение, каменные мышцы сокращаются под моими пальцами. – Представь только, что будет, когда ты станешь полностью моей?

Разглядываю, словно зачарованная то, как во внешнем слое радужной оболочки необычно распределен светло-синий и зелёный пигмент. Легкий толчок и я падаю навзничь. Когда постель проседает под тяжестью Стэфана, застываю. Сердце колотится так бешено – вот-вот сойдет с «рельс».

Стэфан пятерней зарывается в мои локоны, гладкий шелк волос пропускает между пальцев. Золотые пряди по подушке рассыпаются, закрывают шелковистым покрывалом, мягким и душистым. Чувственные, сладковато-теплые ноты амбары заполняют легкие. Не могу оторвать взгляда от внушительной выпуклости под брюками Стэфана. Пульс с ума сходит.

Дицони сдерживает усмешку при виде моего мгновенно покрасневшего личика. Наклонив темноволосую голову, целует. Не могу поверить в происходящее. Все как будто нереально. Я в постели, почти обнаженная, с красивым мужчиной, на котором пока одни лишь брюки и… мы собираемся заняться любовью!

Приоткрываю губы, и проворный мужской язык, проскользнув между зубов, дотрагивается до моего. От этого прикосновения будто огненная лава устремляется по крови, заполняет всю меня – до последней клеточки!

Мужские пальцы ползут ниже, как бы случайно дотрагиваются до мягкого кружева бюстгальтера. По телу бегут мурашки, кожу колет, словно иголками.

– Ты такая сладкая… – быстро перевернувшись на спину, привлекает меня на себя, осыпая страстными поцелуями.

Охнув, заливаюсь алым румянцем, когда ощущаю бедром явное доказательство его желания. Мы так близко… слишком близко. Проведя языком по нежной коже, выступающей над кромкой лифчика, Стэфан поочередно спускает тонкие лямки. Дышу часто и прерывисто. Поддев аккуратно пальцами кружево бюстгальтера, Стэфан мучительно медленно освобождает нежную грудь, сжимает в ладонях упругие полушария.

– Боже, Стэфан! – это так приятно, что я не могу сдержать стон.

Стэфан знает, что делает. Его опыт не оставляет ни малейшего шанса на провал. В какой-то момент наслаждение становится настолько невыносимым, что, кажется, меня вот-вот разорвет на части. Но Стэфан не спешит. Он дразнит и разжигает мое желание все больше и больше.

– Аах-х, – срывается полустон-полумольба с влажных припухших от поцелуев губ. – Ещё…

Не отрываясь от груди, Стэфан проводит рукой по талии и устремляется вниз, к бёдрам. Туда, где так манит черное кружево. Пройдясь пальцем по резинке трусиков, Стэфан стягивает с меня последнюю преграду. На мгновение замирает, любуясь манящими изгибами. Сильные руки с виртуозностью музыканта скользят по-моему почти полностью обнажённому телу. Собственнически настойчиво ласкают грудь, бедра – везде, до куда могут дотянуться.

– Ммм, – выгибаюсь, сильнее вцепившись ногтями в мощную мужскую спину.

С ошеломившим проворством поворачивает меня так, что я в считанные мгновения уже под ним. Стараясь не раздавить своим весом, Стэфан опирается на локти и накрывает жадно мой рот губами. В голове полный раздрай! Все неистово кружится, но даже сквозь туман ощущаю, как сильная рука вновь касается чувствительной кожи живота. Обведя аккуратную впадинку пупка, сильные пальцы спускаются все ниже по гладкой коже… Потеревшись слегка заросшей щекой о мой подбородок, неожиданно чувствительно прикусывает выступающую ключицу. Тяжестью своей придавливает, не дает с места сдвинуться.

* Agent Provocateur – это британский бренд роскошного, чувственного, сексуального и игривого белья для женщин. Марку основали в 1994 году Джозеф Корр, сын эпатажного дизайнера Вивьен Вествуд, и его жена Сирена. Супруги начали производство провокационного нижнего белья, которое произвело в мире моды настоящую сенсацию.

Глава 40

Катя

Руки сами взлетают, чтобы оттолкнуть. Я и вправду боюсь. Сердце бешено колотится. Сколько раз я слышала, что первый раз – это больно, противно… мучительно?!

– Тихо, конфетка. Успокойся, – взгляд Стэфана напряженный, будто из последних сил сдерживается. На лбу испарина блестит. – Ты такая напряженная, что боюсь причинить тебе боль, а мне этого совсем не хочется.

В следующую секунду испуганно вскрикиваю, когда пронзает сильная боль. Она растекается бурной рекой по бедрам и низу живота. Впившись поцелуем в мои губы, Стэфан заглушает судорожный вдох. Хотя за поцелуями почти и неслышно всхлипываний, но приглушенные крики будто эхом отдаются в голове. Зажмурившись от боли, прячу лицо на бурно вздымающейся бронзовой груди. Стэфан замирает. Мне кажется, я слышу, как тяжело и быстро стучит его сердце.

– Мне остановиться? – голос хриплый, приглушенный – такой будто, если отвечу «ДА», он умрет.

Но прежде, чем решаюсь ответить, жгучая боль, что едва не лишила сознания, неожиданно начинает затихать. Так же неожиданно, как и появилась, она становится еле ощутимой. Очередной страстный поцелуй обжигает и на какую-то секунду я чувствую себя так, словно задыхаясь, тону в морских глубинах. Обвив руками его шею, прижимаюсь все теснее. С восторгом ощущаю прикосновение упругого мускулистого тела. Безудержно, с все большим жаром целую в ответ его губы. Закрываю глаза, осторожно переживая странное ощущение, пронизавшие от кончиков пальцев на ногах до самой макушки.

Я не могу разобрать слов Стэфана, которые шепчет мне на ушко. Я слишком потрясена произошедшим. Понимаю только, что с его губ срываются нежные слова. Пытается утешить «свою девочку».

Я буквально задыхалась от новых ощущений. Изгибаюсь, вцепившись в каменные потные мускулы своего мужчины. Я все ещё не могу прийти в себя, даже когда все заканчивается и Стэфан сгребает меня в крепкие объятия. Удобно устроив мою голову у себя на плече, нежно перебирает влажные пряди у виска.

– Знаешь, когда я была маленькая, – провожу подушечками пальцев по колючим скулам и подбородку, – и плохо себя вела, мама часто говорила, что отдаст меня большому бородатому дяденьке.

Счастливо улыбаюсь, когда Стфэан поворачивает лицо и бесконечно нежно и благоговейно целует меня в лоб.

– Непослушная испорченная девчонка, – преувеличено строго откликается Стэфан, лаская мою ногу, запрокинутую на его бедра. Нежно гладит мое обнаженное все еще покрытое испариной тело. Но самодовольную кривоватую улыбку, как не старается, скрыть не может.

– До тебя я не была испорченная, – обиженно соплю, бью кулачком в смуглое плечо. – Во всем ты виноват, Стэфан Дицони, – почти мурлыкаю, слегка царапая острыми ногтями жилистую шею.

– Да, – в глазах Стэфана ничем не прикрытая мужская гордость плещется. – Именно я.

Гордится, что первый. Ну и пусть. Больше меня этот факт не пугает. Это даже в какой-то степени мило…

Широкие темные брови на переносице сходятся.

– Не понимаю, – красиво очерченные губы приоткрываются, – почему так настойчиво убеждала, что уже не девочка?

– Наверняка ты слышал, – приподнимаюсь на локте, чтобы видеть мужественное лицо. В глазах отражается бескрайняя боль. – Как обо мне говорят: единственная дочка крупного бизнесмена. Екатерина Зимина – неприступная Снежная Королева, – печальная улыбка тенью в уголках губ прячется. – Так они меня называли. Обсуждали… ну, понимаешь, кто именно первый будет. Ставки делали. Я слышала.

– Имена? – плечи Стэфана напрягаются. Он весь подбирается, как хищник, готовый к прыжку.

Запускаю пальцы в черный шелк волос. Успокаиваю. Пояснять ни к чему и без этого понятно, что речь идет об окружении отца. Эти подонки без совести и морали.

– Не важно. Мне уже не больно, – по щеке ползет единственная крупная, как кристаллик, слеза. Сорвавшись, она падает на широкую горячую грудь. – Ведь я бесчувственная Снежная Королева.

Мне кажется или я слышу глухое «убью»?

– Нет, – неожиданно жестко говорит он в ответ. На широких скулах желваки играют. – Ты моя девочка. – горячая ладонь Стэфана стискивает мою талию, разноцветные глаза говорят о многом. – Нежная, ранимая… лапочка. Поверь, никто больше не посмеет тебя обидеть.

И я ему верю. Бесконечно. Верю так, как будто иначе не бывает!

Глава 41

Катя

– Доброе утро, любимая, – твердые губы в нежном поцелуе касаются моей белокурой макушки. Сонно потянувшись, игриво провожу ногтями по мускулистой руке Стэфана. Будто кошечка, трусь о горячую смуглую кожу любимого. Его аромат ванили и табака – это просто… Мысленно рисую запотевшее сердечко на окне. Отвал всего!

– Я могла бы лежать рядом с тобой вечно, – тяну мечтательно и, чуть помедлив, совершенно не задумываясь о том, как это звучит, добавляю: – Или пока мы не решим пойти поесть.

Безошибочно чувствую, как Стэфан улыбается на мои совершенно невинно сказанные слова. И только через секунду понимаю, что моя фраза имеет двойной смысл. Чтобы хоть как-то сгладить свою неловкость, целую в бронзовую грудь, где гулко бьется сердце.

– Ты давно проснулся? – спрашиваю, щурясь от солнца, которое пробирается, словно воришка, через тонкую полоску между тяжелыми бежевыми портьерами.

– С полчаса, наверное, – хриплый баритон мгновенно посылает рой мурашек вдоль рук.

Легкие прикосновения шершавых сильных пальцев к обнаженной спине на мгновение заставляют прикрыть глаза в неге, пока ответ Стэфана не доходит до моего сознания. Удивленно приподнимаюсь на локте, заглядывая в любимое мужественное лицо.

– А почему меня не разбудил?

Но прежде, чем успеваю получить ответ на вопрос, Стэфан запускает пальцы в мои волосы и слегка тянет к себе. Нежный, но безумно чувственный поцелуй заставляет томно прикрыть глаза и всем телом податься к любимому. Прикосновение к горячей коже Стэфана мгновенно возвращает в воспоминания о прошлой ночи, и я со стоном впиваюсь в его широкие плечи. Только прежде, чем я успеваю полностью расплавиться от этих невероятных эмоций, что так умело разжигает во мне Стэфан, все заканчивается – так же внезапно, как и началось.

– Мм-м, – тяну разочарованно, за что получаю легкий, но достаточно ощутимый шлепок по ягодицам, за которым следует мягкое, заглушающее легкую боль поглаживание.

– Нет, милая, – к моему удивлению, слова Стэфана звучат достаточно категорично.

Несмотря на отказ, сдаваться не собираюсь! Соблазнительно прогибаясь в пояснице, закидываю на своего мужчину ногу, но даже эта женская уловка не меняет решимости любимого. Кроме ворчливого «не доводи меня до греха, лапочка» не следует ничего – он остается непоколебимым. Целует, словно извиняясь, в кончик носа, пальцами впиваясь сильнее в гладкую кожу ноги, не тронутую загаром.

– Но почему-уу? – обиженно дую губы, алчно наблюдая за тем, как Стэфан, совершенно не стесняясь своей наготы, поднимается с кровати. От вида его тренированной спины и крепких ягодиц мечтательно прикусываю нижнюю губу.

Натянув, спортивные серые боксеры, Стэфан неожиданно ставит в тупик своим признанием:

– Кать, не хочу причинять тебе лишнюю боль, – в необычных глазах отображается искреннее беспокойство и даже сочувствие. – У меня никогда не было девственниц, но предполагаю, что тебе все еще… некомфортно.

– Мне не больно, Стэфан, – еле слышно лепечу, краснея под его таким прямым пристальным взглядом. Прижимая скромно к груди одеяло, хлопаю по постели ладонью, приглашая вернуться назад.

– Вечером, лапочка… – обещает, прикоснувшись двумя пальцами к губам, отправляет мне что-то похожее на воздушный поцелуй.

С легким смешком игриво запускаю в Стэфана подушку.

Ловко увернувшись, мой мужчина расплывается в широкой мальчишеской улыбке.

На сердце так легко становится! Никогда не было девственниц… Значит, я тоже для Стэфана в чем-то первая! Это признание буквально окрыляет. Чувствую себя как никогда особенной в его жизни. Правда длится моя эйфория не долго, ровно до той самой минуты, пока мой мужчина, направляясь в ванну, на ходу бросает:

– Лапочка, приготовишь завтрак?

– Завтрак? – переспрашиваю, ощущая зарождающееся беспокойство. С легкой паникой думаю о том, не подойдут лм вчерашние суши.

– Сильно не заморачивайся, – успокаивает Стэфан, – оладья или яичница сгодится. Постельное не трогай. Я сам уберу.

Хлопая растерянно ресницами, смотрю на плотно закрытую дверь ванны, за которой уже скрылся с глаз Стэфан. Неуклюже поднявшись с кровати, морщусь от неприятной тянущей боли внизу живота. Неловко отвожу взгляд от красного кровавого пятна на простыне. Ого, крови столько, будто надо мной ритуал жертвоприношения провели. Даже не по себе становится! Похоже, Стэфан был прав. Лучше и правда повременить.

Стеснительно смотрю на надорванный квадратик фольги, что лежит на полу возле ножки кровати. Даже не заметила, как Стэфан воспользовался средством защиты. Вот я дуреха! Так голову потеряла, что обо всем на свете забыла.

Успокоив себя тем, что Стэфан пообещал, что все сам приберет, натягиваю белую футболку любимого. Она свободно висит на моей хрупкой фигуре, по типу платья-туники, прикрывая чуть ниже середины бедра. Пригладив рукой белокурые пряди волос, спешу на кухню. Не удержавшись, смотрюсь в первое попавшее зеркало в коридоре. Волнистые волосы в хаотичном художественном беспорядке по плечам раскиданы, большие фиалковые глаза горят ничем не прикрытым счастьем и восторгом. А все заслуга Стэфана Дицони!

Мне нравится кухня. Она по праву одно из моих любимых помещений в квартире Стэфана. Ультра современная и светло-бежевая, обитель ложек и кастрюль похожа на американские интерьеры, но только у нас сильно адаптирована под российский менталитет.

Интерьер помещения успокаивает, создает ощущение уюта, полноценного семейного очага. Все это за счет натурального светлого дерева, теплых нейтральных оттенков и обилия красивого домашнего текстиля. Планировка с островом идеально подходит для большой роскошной кухни-гостиной квартиры Дицони. Для удобства остров имеет встроенную технику, а также барную стойку со стороны гостиной.

Однако, есть одно «НО» – во всей это красивой картинке, как из «пинтерест»*, – я совершенно не умею готовить! Через несколько минут мучительных стараний, разочарованно смотрю на свои труды. Мои оладьи самые худые и тоскливые в мире! Поджимаю губы, обзывая мысленно себя неумехой. Ко всему прочему, еще и сковородку чуть не спалила! Подняв двумя пальцами тощий оладий, непроизвольно грустно вздыхаю.

– Что здесь происходит?

Удивленный голос любимого заставляет вздрогнуть и поспешно обернуться. Черт! Окно не успела открыть! Проклятие!

Стэфан стоит на пороге, спрятав руки в карманах черных спортивных штанов. С неподдельным интересом на лице любимый разглядывает почерневшую сковородку и чад под потолком, идущий от окончательно испорченной кухонной утвари.

На щеках розы румянца расцветают. Облизываю нервно губы, обвиняющим жестом показываю на виноватую во всем произошедшем сковородку.

– Я не шутила, когда говорила, что не умею готовить! – в моем голосе звенит отчаянье. – Я почти все испортила. А вообще, мне кажется, со сковородкой что-то не то, – отчаянно моргаю, чтобы дурацкие слезы прогнать.

– Мое мнение, лапочка, не изменилось, – останавливает поток моих слов Стэфан. Подходит ближе, забирает из рук сковородку. Ставит ее на плиту и меня к себе лицом разворачивает. – Это не важно.

– Правда? – сама не знаю почему, но на глаза вновь набегают слезы. Мне так не хочется разочаровывать Стэфана! Ведь я старалась, правда…

– Конечно.

Злюсь на саму себя. Так обидно, что непроизвольно шмыгаю носом.

– Стэфан, за что ты меня вообще любишь? – спрашиваю на полном серьезе, ожидая честного ответа.

Прежде, чем ответить, Дицони проводит рукой по затылку.

– За твою красоту, ум, стиль, чувство юмора, любимая, – сразу же находится Стэфан, за что получает мою благодарную улыбку. – А ты за что меня любишь?

Лукаво блестя глазами, мило усмехаюсь:

– За твой безупречный вкус!

Стэфан, по-доброму улыбнувшись, обхватывает мое лицо ладонями. Ласкает взглядом.

– Спорим, я тебя больше люблю?

Прикусив губу, качаю головой.

– Нет, Стэфан, я больше!

Любимый не спорит, но то, что отражается в его глазах, красноречивее любого ответа. Всё-таки он и правда лучший.

– А если серьезно, визуализация – первый этап, как не крути, лапочка, – в глаза прямо смотрит. – Мое не мое – зона комфорта. Если человек не цепляет характером и содержанием – ничего не поможет, поверь, – костяшками пальцев ведет по моей заалевшей от неловкости щеке. – Человек может быть красивым, умным … но, если интересы расходятся, как и взгляды – все будет мимо. Как бы не заботился, вкусно не готовил, – говорит так серьезно, что непроизвольно задерживаю дыхание, – это будет все неважно через время, а возможно даже станет раздражать. Так что, готовка – это точно не то, из-за чего следует расстраиваться, Катя.

– Но… – я растерянна, потому что слова Стэфана неожиданно сильные. Далеко не пустышки! Они не направленны на то, чтобы просто утешить – в них таится очень глубокий смысл.

– Садись, милая, – прежде чем отодвинуть стул и предложить мне сесть, Стэфан по-деловому потирает руки. – Сейчас я тебе, лапочка, свой фирменный омлет забацаю.

*Пинтерест – социальный интернет-сервис, фотохостинг красивых картинок.

Глава 42

Стэфан

Месяц спустя

– У Кати характер добрый, – жестко осаживаю Лебедева. Сощурив глаза, добавляю: – а душа строптивая.

А еще она неповторимо милая и нежно забавная, смешная и серьезная. В этой чертовке меня все устраивает! И плевать я хотел на чужое мнение. Оно для меня ничего ровным счетом не значит. Уверен, моя девочка почву прощупала – я позволил изучить. Красную линию не перейдёт. Не скрываю, были у меня коварные мысли лапочку в квартире «запереть» – не вышло. До сих пор в голове эхом звучат ее надрывные слова:

«Пожалуйста, Стэфан! С этой работой я впервые за всю свою жизнь наконец-то вижу, что люди уважают меня. Когда я что-то говорю или предлагаю, все кругом замолкают и слушают. Такого не было со мной никогда! Пожалуйста, не проси меня её бросить. Раньше я строила всю мою жизнь в соответствии с тем, что хотят другие. Но с меня хватит!»

Разве я мог ей отказать? По сути, она просит о такой мелочи. А ведь все, что от меня требуется – это немного уважения. Катя имеет на это право, мать его!

– Девчонка сильная духом. Такая, как она, подарит тебе целую дюжину здоровых малышей, Стэфан, – пробирается сквозь сознание одобрительный голос моего программиста, который сидит на вращающемся стуле рядом со Стасом. Откинувшись на спинку, Денис заводит руки за голову. В серых глазах отражается уверенность. – Но пусть тебе поможет Бог, в языке этой блондиночки жала тысячи пчел!

Дюжина малышей… Тут же безжалостно одёргиваю себя. Однозначно, нет. Не сейчас. Катя еще очень юная. Вот если лет так через пять-семь…

От одной мысли о нашем общем ребенке внутри что-то переворачивается. Я почти слышу лязг и скрежет металла, точь-в-точь такой же когда машина в аварию попадает. В красках представляю, как бампер всмятку, фары в разные стороны… Так все мои жизненные установки к черту полетели. Хочу семью. Настоящую полноценную со всеми из этого вытекающими.

Месть? К черту! Обиды? В пропасть! Даже на Зимина чихать стало. Хотя, кого я обманываю? Этот черт еще получит свое сполна.

Возвращаюсь мыслями к своей девочке. Катя не только пробралась в мое сердце, но даже изменила святую святых – мой кабинет. Все поменяла кардинально, но при этом умудрилась сохранить сбалансированность и верность стилистическим канонам в рабочем пространстве. Комфорт, комфорт и еще раз комфорт – вот что моя девочка сделала со стандартным рабочим кабинетом. Никто никогда ТАК еще обо мне не заботился. Даже традиционные офисные кресла из кожи заменила на более элегантные и глубокие модели с мягкой обивкой, высокой спинкой и изысканной отделкой из металла и дерева. А они оказались такие комфортные, черт возьми!

Буквально наяву слышу нежное щебетание Кати:

–Достаточно габаритные, максимально вместительные и, разумеется, красивые!

Задумчиво провожу ладонью по гладкой поверхности светло-шоколадной столешницы из шпона. Оказывается, просторные выдвижные ящики – это так удобно. Никогда не думал, что мне понравятся все эти изящные овальные формы, легкая отделка позолотой и даже стеклянные вставки. А как здорово лапочка придумала зонирование места для работы от места для отдыха! Теперь можно ненадолго отвлечься от дел, выпить чашечку кофе и даже побеседовать с клиентом или партнером в уютной обстановке. Здесь моя девочка тоже сделала все по фэншую. Изящный удобный диван каретной стяжки, два уютных кресла и кофейный столик.

Сотовый в кармане брюк настойчиво вибрирует, но стоит его достать, как непроизвольная улыбка в уголках губ появляется. Моя лапочка звонит. Остановившись напротив панорамного окна, на улицу смотрю. Всего одна секунда и из динамика льется нежный голосок. Звуки моего имени на ее губах окончательно лишают равновесия.

А когда смысл Катиных слов доходит до сознания, виновато провожу пальцами по коротко подстриженному затылку.

– Ууу, черт… прости, лапочка! Я забыл замариновать телятину, – морщусь, поправляя тонкий галстук, но почти сразу же предлагаю выход из сложившейся ситуации. – Давай, сделаем так. Я с работы буду ехать и заскочу в «Лунаж», там возьму бутылочку «Монтье», запечённые устрицы… Ну, те, что тебе нравятся.

Услышав странные сдавленные звуки за спиной, закругляюсь:

– Ну, все, лапочка. Да, любимая, да…

Мне кажется или смешки позади меня становятся громче? Обернувшись, кошусь на подозрительно покрасневшего программиста. Не отрывая от работников мрачного взгляда, отвечаю елейным голосом Кате:

– Да, лапочка, и я люблю, – прежде, чем к окну отвернуться, усмехнувшись, измеряю подчинённых тяжелым взглядом. – Клади трубку. Нет ты, ты… – отправляю звучный поцелуй в трубку.

Стоит Кате нажать на «отбой», как тут же рычу в раскрасневшиеся лица мужиков:

– Да пошли вы! Аннигилируйтесь*, дебилы! – чтобы подчеркнуть свои слова, рукой на документы указываю. – Займитесь делом!

– Я устал, – бурчит Лебедев, еле отрывая наконец-то зад со стула.

Понимает, сучок, что жаренным запахло!

– Ты ни фига не делал, чтобы устать, – праведное возмущение рвется наружу. – Палец о палец с утра не ударил!

Подкоркой мозга осознаю, что мои слова предвзяты. Но, черт возьми, кто здесь босс?!

– Утомляет не столько сам труд, – глубокомысленно тянет Стас, подхватывая кипу свежей распечатанной документации, – сколько мысли о нем, господин начальник.

– Трудись и все будет.

– Тебе легко рассуждать. Ты самый удачливый сукин сын, что я за всю жизнь видел! – похоже, Лебедев вздумал прощупать на прочность мои нервы.

Серьезно? Саркастически приподнимаю бровь. Как быстро Стас забыл, из какого дерьма мы выбрались. Но злиться долго не могу. И правда, проходя испытания сложными жизненными ситуациями, в нашей жизни остаются только самые верные друзья. Они принимают нас, когда мы крутые, остроумные, везучие. Они даже рядом, когда мы истеричные, сопливые слабаки.

– Да, ты прав, – ерничаю беззлобно. – Я твердо верю в удачу. И уже давно заметил: чем больше работаю, Стас, тем я удачливее.

– Я тебе много раз говорил, возьми отпуск, – сглаживает углы Лебедев. – У тебя есть команда и ты уже всего достиг.

Я знаю, что он прав. Я могу позволить себе отдых. Такие друзья, как Стас, для важных дел. Уметь их сберечь – важней, чем деньги иметь. Но и обратную сторону медали я знаю. Сколько бизнесменов как раз на ней и прогорают?

– Чувство, что ты чего-то достиг – это самый опасный яд, Лебедев, – прячу руки в карманах. Мрачная улыбка уголок рта кривит. – От него есть только одно противоядие – каждый вечер думать о том, что можно улучшить завтра. Отпуск? Оставь это для тех, кто у нас спешит в декрет.

– Но…

– Скройся!

– Дицони, ты – говно.

– Я знаю.

Провожаю задумчивым взглядом Лебедева. Без сомнений, он – настоящий друг. Стас тот человек, который выскажет в глаза все, что о тебе думает, а всем скажет, что ты замечательный человек.

А может, Стас прав и на часок пораньше свалить с работы? Открываю заметки на сотовом и быстро вношу в список покупок одну запись: устрицы. Сегодня моя лапочка получит заслуженный романтический ужин.

* Аннигилируйся – исчезни, канай отсюда, ноги в руки и вперед, исчезни.

Глава 43

Катя

– Добрый день, – нервно жмусь к Полине, непроизвольно разглядывая прозрачную аптечную витрину.

Она наполнена различного вида пустышками для младенцев, а еще здесь есть витамины для беременных, молокоотсосы, памперсы. Боже! Холодный пот прошибает, а затем грудь будто обжигает огненная буря! Страх, растерянность, паника! Как же так?!

Еще вчера я мечтала о том, каких высот достигну в фирме, а вместо этого… Сердце, словно большой механический нанос, со скоростью света толчками гоняет кровь по венам. Прикусив изнутри щеку, нервно оглядываюсь на подругу. Рот вместе со слюной заполняет неприятный привкус металла и соли. Надо было отправить Полю, а самой остаться на улице! В отличие от меня, Прохорова выглядит достаточно уверенной. А чего ей переживать? Ведь не по ее вопросу мы находимся в круглосуточной аптеке, а по моему… и Стэфана.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

Удостоверившись, что в пропахшем медикаментами и ромашкой помещении никого больше нет, выпаливаю как на духу:

– Мне, пожалуйста, тест на беременность.

Вот! Я произнесла это! Надо же, передо мной не раскрылись врата ада и даже не разверзлась земля под ногами, как всегда уверяла мама.

«Беременность вне брака – позор!» – звучит где-то на подкорке мозга то, что мне вдалбливали всю жизнь.

Собрав всю волю в кулак, «перекрываю» этот канал. Бросив взгляд на ноги, обутые в сапожки, удостоверяюсь: никакой лавы, только лишь чистый мраморный пол под ногами.

– Вам какой? – выталкивает меня из темного омута мыслей миловидная женщина.

Аптекарь со спокойными карими глазами терпеливо ждет ответа. Но, когда чутко замечает мое смущение и растерянность в глазах, что-то быстро набирает на клавиатуре стационарного компьютера. Поправив очки на переносице, подсказывает:

– Есть планшетный тест, стрип-тест, струйный….

Лихорадочно облизнув губы, отвечаю с нервным смешком:

– Мне желательно отрицательный.

Спустя время, заставляю себя наконец-то оторвать взгляд от потолка. Сколько я вот так смотрела в одну точку? Минуту? Десять? Полчаса? Час? Как же плохо… Кажется, что все что произошло, будто не со мной! Какой-то дурацкий сон, не иначе!

Нижняя губа дрожит, и я чувствуя, как к горлу подступает комок тошноты. Дышать становится тяжело, сердце трепещет неровными толчками. Хочется разреветься, стучать кулаками по стене, обвинить всех и каждого… Никогда еще мне не было так тошно. Это несправедливо! Почему именно со мной?!

Спрятав бледное лицо в ладонях, жалобно всхлипываю. Мне девятнадцать лет! Я совсем не готова!

– Как так? – озвучивает мои мысли в слух Поля.

Подруга шокировано приоткрывает губы подкрашенные светло-розовым блеском. Они буквально дрожат от негодования.

– Не понимаю. Катя, вы что с Дицони не предохранялись?!

Прохорова выглядит не менее ошарашенной, чем я. От волнения ее всегда большие глаза сейчас и вовсе кажутся огромными. Откинув черные волосы за спину, стоит, сложив руки на груди. Смотрит, как инквизитор на ведьму, которая вздумала колдовать при всем честном народе, нисколько не стесняясь.

– Поль, потом расскажу, – мучительно краснею до самых мочек ушей. – Мне очень плохо. Пожалуйста…

А ведь и правда… Был у нас со Стефаном один единственный раз, когда мы не предохранялись. Только вот сознаться в этом сейчас невыносимо стыдно! Равносильно смерти. Он-то мужчина, а я… Выходит, сама виновата! Дура!

– Давай только ты не будешь рассказывать сказки про непорочное зачатие! – то ли возмущается, то ли ругается подруга. На ее лице отображается целый спектр чувств. – Ветром надуло? Забыла форточку закрыть? Ну, ладно ты, ссыкуха, а Дицони куда смотрел?! Вы всего-то… сколько? – в уме прикидывает, пальцы загибая. – Четыре месяца прожили вместе? Вот козел!

Хлюпнув еще раз носом, с опаской кошусь на предмет на тумбочке. Кажется, от него полностью зависит вся моя дальнейшая судьба.

– Ну, что там, Поль? – крепко жмурюсь, ощущая, как от страха к горлу вновь неумолимо подкатывает тошнота. – Положительный?

Распахнув глаза, жалобно смотрю на подругу. Как не пытаюсь, не могу унять растерянность и панику в голосе. В уголках глаз собираются предательские соленые слезы.

Саркастически приподняв изящную темную бровь Полина, показывает мне коробку от теста.

– Забавно, на коробке с тестом написано «Я мама». Очень позитивно! На языке горечь. Аж скривиться хочется.

– Боже…

Полина подходит к тумбе, ничуть не брезгуя, берёт в руки тест. Ее выразительные серые глаза обращаются на окошко с результатом, а затем, немного помедлив, подруга смотрит в мое заплаканное уставшее от переживаний лицо. Сердце от страха выворачивает наизнанку! Шум крови в ушах и это -

ТУК! ТУК! ТУК!

–Нет, Кать, отрицательный.

Удивленно таращусь на пластиковый тест в руках подруги. Не могу поверить в услышанное!

– Правда?!

Облегчение или что-то близкое к этому заполняет душу. Честно, не ожидала! ФУХ! Откидываю влажные светлые пряди волос от лица. Так перенервничать… Отрицательный. Надо же! А я уже и поистерить успела, и Дицони обозвать всеми нелестными эпитетами, что на ум пришли.

Странно, но в какой-то момент начинаю ощущать… разочарование. Полупрозрачной дымкой оно все больше и больше заполняет душу. Мой нежеланный малыш… Наверняка, у него были бы чудесные черные кудряшки и такие же красивые глаза, как у Стэфана. Непроизвольно нежно улыбаюсь, представляя носик пуговкой, милые губки бантиком…

В следующую секунду меня будто бьют обухом топора по голове:

– Кать, он положительный.

Шокировано распахнув глаза, в ступоре смотрю на лучшую подругу. Повернув ко мне тест, она показывает на окошечко, где две красные полоски доказывают правдивость слов Прохоровой.

– ЧТОО-О?! – дыхание перехватывает. Эти слова будто удар тока по венам. – Зачем ты тогда соврала?! – подскочив на кровати, выхватываю из рук подруги тест.

– Ну, – пожимает плечами Прохорова, – зато ты теперь знаешь, Катя, как к этому по-настоящему относишься.

– Я в шоке! – вырывается из глубины души почти в истерике.

– Прости, – Полинке даже хватает совести покраснеть, но смущение ее длится не долго. – Это называется шоковой терапией. Крайне противоречивый метод, – махнув рукой, добавляет: – Как в шоке, так и выйдешь из него.

– Полина?!

–Ну, а что? Видела бы ты свое лицо, подруга, – в глазах Полины слезы блестят. Растрогалась. – Поздравляю! Ты станешь мамой!

Мое сердце бешено колотится, когда я опускаю взгляд на тест. С замиранием сердца смотрю на вторую еле видную полосочку. Теперь меня совсем другие чувства наполняют. Волнение, радость, страх, а главное мысли о том, как отреагирует ОН?!

– Надеюсь, ты понимаешь, что это навсегда?

Саркастически приподнимаю бровь. Серьёзно, Прохорова?

– Думаешь, что Дицони лучше всех, что знаешь о нем абсолютно все? – не знаю даже откуда у Поли такая жесткость в голосе. – Что ему нет равных? Что он смысл твоей жизни?

– Правильно говоришь! – уверено поднимаю подбородок.

– Не пойми меня превратно, Кать, – на лице Полины отражается искреннее беспокойство. – Я рада, что у тебя есть человек, из-за которого ты улыбаешься. Я все знаю про тебя, мы с самого детства подруги. Родители не додали тебе тепла и ласки, и… из-за этого ты можешь попасть в эмоциональную зависимость от своего Стэфана Дицони. Просто если что-то случится между вами, ребенок никуда не денется. Он с тобой навсегда.

– Глупости, Поль! – прикусываю губу и влюбленно улыбаюсь. Не желаю даже такой мысли допускать. – Стэфан никогда меня не обидит.

– Да уж, – бормочет подруга. – Стэфан Дицони так тебе голову вскружил, что теперь, подруга, тошнить будет не меньше девяти месяцев!

Глава 44

Катя

В наше время почти все выходят замуж «по залёту», но я даже и представить не могла, что и меня когда-нибудь коснется такая ситуация. Ведь я мечтала о том, чтобы любимый человек сделал мне предложение не из-за того, что в положении, а потому что любит и жить без меня не может ни секундочки.

Тут же одёргиваю себя. Да какая теперь уже разница? У меня будет ребенок от мужчины, которого люблю. Разве что-то еще имеет значение? Внезапно до ужаса захотелось чернослива с уксусом и поплакать…

Мои планы не нарушил даже звонок Полины. Спустя пару минут, блаженно прикрыв глаза, с аппетитом надкусываю бутерброд с черносливом, внимательно слушая беззаботное щебетание подруги. Внезапно Поля меняет тему учебы на более серьезную:

– Не боишься отца? – в голосе Прохоровой звучит искреннее сочувствие. Она как никто другой знает мои непростые отношения с родителем. – Он, наверное, будет в шоке.

Прижав трубку посильнее к уху, тяжело вздохнув, наливаю кипяток в чашку:

– Нет, я уже беременна. Что ещё я могу натворить?

– И то правда…

Еще с полчасика поболтав, Полинка «сливается». Знаю, что ей пора в универ, поэтому никакой обиды не держу.

Задумчиво взяв чашку с напитком, сажусь в кресло из ротанга. Кутаюсь в мягкий вязаный плед цвета «пыльной розы» из шерсти меринос*. Через наполовину приоткрытую тяжелую портьеру прекрасно видно, что на улице идет проливной дождь. Этот факт нисколько не огорчает. Все равно никуда не собиралась. К тому же, я очень люблю, когда в выходные идет дождь. Чувствуешь себя по-другому, более уютно. На всякий случай включаю пультом на обогрев электрический камин. С включенным камином пространство в спальне становится уютнее. Огонь оказывает на меня релаксирующее воздействие. Смотреть на него можно вечность – он никогда не надоест. На душе спокойствие, расслабленность.

Дома достаточно тепло, но без Стэфана мне кажется, что ничто не в состоянии меня согреть. Делаю медленный глоток горячего какао с молоком из глиняной чашки. Как же мне не хватает Стэфана… Будто по щелчку пальцев лишили чего-то очень важного… части меня.

Ведь обычно стоит обнять любимого, как тут же понимаешь, что дома. Как же всё-таки люди ошибаются насчёт своих приоритетов! Да кому нужны эти мраморные виллы без души, дорогущие яхты, последних моделей машины?! Всё, что нужно для счастья обычного человека – это уютный дом, чашка хорошего напитка и тот, кто всегда рядом.

Обычно выделяют две категории людей – любители кофе и чая. Хмыкаю вслух, грея пальцы о глиняные стенки чашки. Должно быть, я странная, потому что не отношусь ни к тем, ни к другим. Моя слабость – этот горячий какао. Напиток из детства помогает в любой момент перенестись в далекое прошлое. Почувствовать себя беззаботной и счастливой. Помню, я любила быстрорастворимый какао «Несквик» с веселым персонажем на желтой этикетке. Зайчик Бакс Бани. Хотя нет, это не зайчик, если не ошибаюсь, это был все-таки кролик.

Помню эти ощущения, когда рано утром надо вставать на учебу. Мама будит поцелуем в лоб, а в ее руках уже приготовленная чашечка со свежесваренным шоколадным напитком. А теперь я сама скоро стану мамой… Улыбаюсь. Наконец-то я в полной мере осознала, что именно имел в виду Стэфан, когда однажды обронил фразу, что есть то, что невозможно купить ни за какие деньги. Теперь я знаю – это счастье. Счастье, когда внутри, помимо твоего сердца, бьется еще одно маленькое сердечко.

Прижимаю к порозовевшим щекам ладони. Очень волнительно! Стэфан вернется уже через каких-то три дня домой. Как ему сказать? Может, устроить романтический ужин? Как любимый отреагирует? Будет рад? Или же… Нет, нет! Другого варианта просто быть не может! Конечно удивится, но, все же, будет очень рад.

Еще вчера я обижалась на то, что Стэфан не взял меня в собой в короткую командировку, а сейчас даже рада. Есть время с мыслями собраться и все обдумать.

Возвращаюсь мысленно в той день, когда Стэфан уехал. Что-то случилось в одном из его филиалов. Как он сказал? Кажется, «отчаянные времена требуют отчаянных мер». Должно быть, решил сократить нерадивых сотрудников. Это всегда не просто – лишить человека рабочего места.

…– Малыш, я буквально на пару дней. – Стэфан, скрывается за дверью ванной комнаты. Его бархатный баритон, доносится приглушенно. – Не успеешь оглянуться, как я уже вернусь. Мне всего-то пару вопросов уладить.

– Несколько дней… Это же целая вечность, Стэфан!

– Я тоже буду скучать, маленькая.

Расстегнув черную дорожную сумку, с любопытством разглядываю содержимое. Небольшой лэптоп, одноразовые зубные щетки, шампунь… А это что? Медленно вынимаю наружу новенькую коробку с… Барби? Недоумение вытесняется чем-то неприятным… гадким!

– Стэфан?!

Должно быть, в моем голосе звучит что-то ТАКОЕ, от чего любимый сразу же появляется в комнате. На нем, лишь белоснежном полотенце, повязанное вокруг поджарых бедер, но сейчас меня это не волнует. Я хочу знать, что кукла делает в его сумке!

Как только Стэфан бросает взгляд на игрушку в моих руках, его скулы мгновенно напрягаются. Тем не менее, голос Дицони звучит ровно:

– Да, лапочка?

Сдув белокурую прядь волос со лба, поднимаюсь с колен. Удивленно всматриваюсь в настороженные глаза любимого.

– Что это? – кручу коробку в руках. В сердце тревога нарастает. – Что у тебя в сумке делает ЭТО?

Растерянно протягиваю коробку с Барби. Модная кукла с длинными шёлковыми волосами, повязанными нежно-розовой лентой и огромными, красиво прорисованными фиалковыми глазами – мечта любой маленькой девочки.

Стефан прочищает горло. Мне кажется или его всегда смуглая кожа приобретает какой-то бледный оттенок? Неловко забирает коробку из моих рук.

– Кать… племяшке моей.

Одним движением прячет коробку обратно в сумку, после чего с характерным звуком закрывает ее на молнию. Будто точку в моем вопросе ставит этим маневром.

По жилам разливается облегчение. Вот я дурочка! Уже невесть чего себе надумала.

– Да? – в три шага оказываюсь возле Стэфана. Мягко закидываю руки на шею любимому, прижимаюсь всем телом к твердому, словно из гранита, мужскому. – Ты никогда о ней не рассказывал. Я так мало еще о тебе знаю! Но знаю одно точно – ты такой мм-м… милый, – веду пальцами вниз по четко очерченным кубикам пресса, пока кокетливо не останавливаюсь у кромки полотенца, – а еще пахнешь… вкусно…

Наклонив голову на бок, прикрываю глаза длинными ресницами. Лукаво смотрю на Дицони.

– Мне кажется или ты не случайно выбрал похожую на меня куклу?

Стефан отводит глаза в сторону. Да что это с ним? Тёмные брови Дицони сходятся на переносице. Он словно только сейчас осознал эту схожесть.

– Да, есть что-то, – соглашается неохотно…

Даже уезжая в деловую поездку, Стэфан позаботился о своей племяшке. Какой же тогда из него будет отец?

Кладу ладонь на свой еще абсолютно плоский живот. Уверена – самый лучший!

Екатерина Дицони! Смеюсь счастливо. А что? Мне нравится, как звучит! Душу наполняет ничем не передаваемое теплота, спокойствие и ожидание чего-то хорошего.

Мечтая о будущем, я даже не предполагала, что судьба может распорядиться совсем по-другому…

*Меринос – порода тонкорунных овец, наибольшее поголовье которых находится в Австралии. Мериносы отличаются от остальных пород овец высоким качеством камвольной шерсти, состоящей из тонких мягких волокон.

Глава 45

Катя

Развернув бумажный пакет, вдыхаю аппетитный аромат булочек. Какое же это счастье – запах свежей сдобы! Не удержавшись, надкусываю сбоку румяную корочку, иду в гостиную, где на диване раскидано множество подушек. Не хочется их убирать! Свою лень оправдываю тем, что небольшой беспорядок создаёт уют. Хлопнув по карману джинс, вынимаю сотовый.

Абсолютно черный экран. Проклятие! Телефон сел. Настенные часы показывают ровно девять вечера, а значит, Стэфан уже в отеле и, скорее всего, успел поужинать. Машинально сдуваю со лба локон, который то и дело лезет в глаза.

Ну, что молодой человек?! Вас ждет очень серьезный разговор! Только злость неуловимо трансформируется в беспокойство. Целый день не могу дозвониться до Стэфана – то вне зоны, то телефон выключен! Раздраженно фыркнув, ставлю полностью разрядившийся сотовый на зарядку, машинально поворачиваюсь к стационарному телефону на тумбе. Впервые задумываюсь о том, что это не просто красивый элемент декора.

Какая, собственно, разница с чего именно звонить? Номер-то наизусть знаю! Уже через секунду, прижимая трубку к уху, прислушиваюсь к длинным протяжным гудкам. О, неужели! Связь появилась. Раздается характерный щелчок, но вместо родного голоса, до меня доносится другой – грудной женский.

– Да?

Этот чувственный тембр вводит в ступор. Придя в себя, растерянно бормочу:

– Извините! Я номером ошиблась.

Не дождавшись ответа, сбрасываю. Затем удивленно перевожу взгляд на трубку в руке, только пронзительный звук чайника отвлекает. Он такой неожиданный, что на месте подпрыгиваю. Такая невнимательная стала, нервная, рассеянная! Даже номер набрала неверно. Раздосадовано прикусываю губу.

Что же делать? Стэфан все время вне доступа. Мысли, как шестеренки, крутятся в голове. Мало ли что произошло! У Стэфана столько недоброжелателей. Те же конкуренты… Вот, начинается. Усмехаюсь не весело. Я еще тот мастер накрутить себя на ровном месте! А что, если узнать номер его сестры?

Мысленно бью себя по лбу. Точно! Как же я сразу не додумалась?! Сестра Стэфана! Надо позвонить ей. Господи! Неловко передергиваю плечами. Я даже не знаю, как ее зовут. Неожиданно осеняет гениальная мысль. Зато Стас знает! Нет ничего такого, чего бы Лебедев не знал о Стэфане.

Удивительно, но с первого гудка дозваниваюсь до коллеги.

– Зимина, ради Бога! – из динамика доносится шелест постельного белья. – Ты можешь хотя бы в выходные оставить меня в покое?

Игнорирую ворчливый тон Лебедева.

– Стас, мне срочно нужен номер сестры Стэфана, не могу дозвониться до… – моя речь сбивчивая. Как не стараюсь совладать с эмоциями – все впустую. Голос выдает сильное переживание.

– Ты что, белены объелась? – перебивает удивленно Стас. – Какой сестры?! У Дицони нет никакой сесры.

Это звучит так неожиданно, что во рту все немеет, будто с размаху под дых дали. Как это нет? Тяжело сглатываю. В голове голос любимого: « Кать… племяшке моей…» Прикрываю на секунду глаза. Дрожащая рука тянется в район солнечного сплетения. Подозрения, которые я так глубоко спрятала, неудержимой волной накрывают с головой.

– Прости, – голос срывается. Сердце лупит по ребрам с такой силой, что каждое слово дается с трудом. – Мне пора.

– Кать? – впервые в голосе Стаса звучит беспокойство. – Что случило…

Ощущая, как пол уходит из-под ног, сбрасываю, не попрощавшись со Стасом. Внутри все дрожит, когда на автомате набираю номер телефона, который, кажется, на подкорке мозга каленым железом горит. В пальцах такой тремор, что несколько раз останавливаюсь, чтобы глубоко вдохнуть. В уголках глаз предательски собираются слезы.

Женская интуиция не подвела. Просто я… я ее заткнула! Настолько любовь к Стэфану сильна, что предпочла не замечать очевидных вещей. Тяжелый ком не дает нормально дышать.

Гудок… еще… Облизываю машинально выступившие от напряжения над верхней губой капельки пота.

– Алло? – раздается уже знакомый женский голос.

Перевожу машинально взгляд на окошко с определителем номера. Небольшие волоски возле шеи дыбом становятся. Он набран ВЕРНО! Значит, и в первый раз я не ошиблась. Во рту вязкая слюна собирается. Несмотря на то, что в голове гуляет ветер, все во мне предательски немеет. Произношу почти как механический запрограммированный робот:

– Позовите Стефана.

Вдох.

Выдох.

– Стэфан в душе, – откликается незнакомка.

Вдох.

Боль!

Отвратительная правда показала свое истинное лицо. ВОТ И ВСЕ. Маски сорваны. Я слышу ее будто через толстый слой ваты. Несмотря на это, голос незнакомой женщины сильный и уверенный.

– Извините, а кто это? Я передам, что вы звонили.

Выдох до судорог.

Неожиданно на заднем фоне отчетливо звенит детский голосок:

– Мамочка! Я еще хочу конфетку.

Внутри все обрывается, будто невидимые глазу ниточки, соединяющие нас со Стэфаном, рвутся. Прижимаю руку к животу.

«У Стэфана нет сестры», – гудит в ушах голос Стаса. Между лопаток горит, полыхает, будто вонзили нож.

– Извините, – еле ворочая языком, повторяю за ней. Только, в отличии от уверенного тона собеседницы, с моих с губ это слово слетает рвано и жалко. В горле будто ком застрял! Не дает ничего сказать… дышать! Я буквально слышу, как сердце летит камнем вниз. Хотя, нет. Это всего лишь трубка падает из моей ослабевшей руки на пол. В груди толчок такой силы, будто сердце перфоратором просверлили.

Стэфан изменяет мне! Приоткрываю губы в немом крике, будто рыба, выброшенная на берег. Слышу его – этот крик. Он громкий, пронзительный. Только застрял где-то внутри – выхода найти не может. С губ срываются лишь хриплые нечленораздельные звуки.

«Стэфан в душе».

«Извините, кто это?»

С силой сжимаю дрожащими пальцами виски. И правда, КТО Я?! От понимания происходящего, кислота разочарования поднимается вверх по горлу. Бросаюсь в сторону ванной и рывком открываю дверь. Падаю на колени перед унитазом. Вцепившись пальцами в холодную поверхность, полностью опустошаю желудок, почти не обращая внимания на острую боль в ушибленных коленях. Болезненные спазмы продолжаются, буквально наизнанку выворачивают. Хоть уже и нечем…

Почти насильно заставляю себя подняться на дрожащие ноги, чтобы добраться до раковины. Руки трясутся, ноги подкашиваются. Меня так мотает из стороны в сторону, будто на корабле в ужасный шторм попала. Громко охаю, когда вижу себя в отражении зеркала. Какое-то жалкое несуразное подобие Екатерины Зиминой!

Влажные пряди волос прилипли к щекам, грязные потеки туши на коже безобразные следы оставили, бледная кожа цвета пергамента… Румяные щечки-яблочки, горящие жизнерадостные глаза – где ЭТО все?!

«Кать… племяшке моей…»

ЛОЖЬ. Все ложь!

Глава 46

Катя

А ведь я чувствовала неладное еще перед отъездом Стэфана в командировку. Его взгляд, движения – все кричало об обмане. Только верить в это я не хотела!

Непослушными пальцами расстегиваю пуговицы на джинсах. Не сразу получается, но я не сдаюсь. Неловким движением снимаю белую футболку, бросаю к ногам. Душ. Мне срочно нужен прохладный душ! Прерывистое дыхание срывается с губ, болью отдается в лёгких. Меня словно пронзают длинные иглы дикобраза – ужасная пытка. Под холодными струями воды совсем по-детски жмурюсь. С губ срывается какой-то невразумительный звук. Он так похож на стон раненого животного.

Так и есть! Я, словно доверчивая лань, пошла навстречу, прямо в руки хладнокровного охотника. САМА! Добровольно. У меня просто не было шансов. Он обещал мне целый мир, и я купилась на это! Несмотря на то, что сердце онемело, будто вкатили огромную дозу анестезии, внутри начинает нарастать буря. Ударяю с силой раскрытыми ладонями по кафельной плитке. Несмотря на боль, ломаю ногти о холодную белую поверхность керамогранита.

Любовь! Зачем ее все так ждут?! Что мне дала эта проклятая любовь?! Слезы? Боль? Разбитое сердце?

Предательство Стэфана буквально разъедает меня изнутри. Плавит лавой вместе с костями и душу. Стоя под струями воды, пытаюсь смыть с себя всю ту липкую грязь, в которую с головой окунул меня Стэфан Дицони. Только она не смывается! Словно в кожу въелась. Трусь мочалкой до красных пятен так, будто хочу стереть предавшего меня человека из своей жизни. Болезненно кривлюсь, когда в ушах вновь звучит грудной голос.

СТЭФАН…

Она так просто и непринужденно назвала имя моего мужчины, а мой мир рухнул. Превратился в руины, как после мощного землетрясения!

СТЭФАН…

Прозвучало так, будто она делает это так часто, как дышит. Всего лишь за минуту я превратилась в бестелесное никчемное существо. Словно смысл жизни пропал. Яркое цветное кино в одно мгновение стало черно-белым фильмом ужасов. Другая женщина и ребенок… Как же все банально, мерзко, отвратительно!

Мне хочется упасть на холодный пол душевой, биться в истерике, лишь бы не чувствовать этого огня, который безжалостно обжигает меня с неимоверной силой.

Лижет адским языками пламени, разрывая любящее сердце пополам, как раскаленным клинком тонкий шелк. Оставляет глубокие ожоги, превращая доверие в пепел.

Как? Боже, как?! Разве можно так убедительно врать? Ведь у меня не было ни

одного сомнения! Ни единого! Нет, вру. Та проклятая кукла…

Откинув голову, смеюсь надрывно, даже не задумываясь, что могу захлебнуться. Перед глазами кукла. Да, та самая, что так на меня похожа! Тогда, увидев коробку с игрушкой, я ведь что-то почувствовала. Интуицию не обмануть! Но я самовольно заткнула ее, не дав ни единого шанса открыть глаза на правду.

Задыхаясь от истерики, мотаю головой из стороны в сторону. По щекам льются беспрерывным потоком горькие слезы, смешиваясь с водой. Отчаянно надеюсь, что они смоют всю ту грязь, в которую меня втоптал Стэфан. Только все это бесполезно. Слишком уж глубока яма, в которую он меня толкнул… и наполнена она почти до краев моей болью. Сползая спиной по стене душевой, ударяюсь головой, но ничего не чувствую. Физической боли будто не существует. Все мое существо полыхает от боли другого рода.

Мозг в дикой агонии, а все потому, что я понимаю: мне никогда не забыть Стэфана. Не зря слава идет впереди Дицони. Не будь он упорным, жестким и бесчувственным, всецело поглощенным единой целью, никогда бы не достиг тех высот, на которых находится. И через меня перешагнул, не задумываясь. ПРЕДАЛ. Жизнь будто все цвета мгновенно потеряла. Стало мутно, грязно, тошно…

Прикасаюсь пальцами к шее. Нащупываю цепочку, которую мне Стэфан на Рождество подарил. Я тогда так радовалась! А сейчас она, словно петля, что обвивает шею висельника. Душит, все сильнее сжимает, перекрывая кислород. Закрываю глаза.

Вдох, еще… Я жива. Срываю цепочку и бросаю в угол душевой. Только свободнее от этого себя не чувствую. КАК я справлюсь с этой болью внутри? Прячу лицо в дрожащих ладонях. Мне никогда не избавиться от Дицони! Он вечно будет отражаться в осколках моего разбитого сердца. Измена Стэфана – это как удар с размаху под дых, но прямо в сердце. ПРЕДАТЕЛЬ!

Такое ощущение, что весь мир, который, как мне казалось, мы вместе со Стэфаном строили, дал трещину. Лопнул, как мыльный пузырь. Я ошиблась! Это только я строила, а он, скорее всего, считал наш дом перевалочным пунктом. Так, где же была для него командировка?! ЗДЕСЬ или ТАМ?! Роняя слезы, мысленно собираю ментальным пинцетом все самые лучшие моменты между нами. Я так любила! Так верила!

Все, хватит! Зажимаю уши ладонями. Хваа-атит! Не могу… просто не могу! Внизу живота появляется пульсация, за которой застает врасплох тупая боль. Резко втягиваю воздух. Опаленные предательством легкие неожиданно расправляются, дают вдохнуть полной грудью. Я не имею права так убиваться! Просто не имею морального права. Сжимаю с силой пальцы в кулаки так, что белеют костяшки. У МЕНЯ БУДЕТ РЕБЕНОК! И он не виноват, что его отец последняя сволочь!

Поспешно перекрываю кран и тянусь к полотенцам. Мысли лихорадочно мечутся. Ругаю себя, на чем свет стоит, когда боль внизу живота набирает обороты. Чертов Дицони не стоит того, чтобы я потеряла своего ребенка! Прикладываю ладонь к животу, мысленно обращаюсь к беззащитному комочку внутри себя:

«Малыш, все будет хорошо! Я тебя люблю! Мама тебя любит. Для меня ты самый желанный, несмотря ни на что!»

Душевные ожоги быстро не затягиваются. Впереди долгий путь. Прикусываю щеку изнутри. Слёзы капают. Привкус железа во рту такой явный, что это пугает. Теперь, когда все иллюзии рассеялись, вытираю соленые слезы. Я стану сильнее. Да, я дам себе время оплакать любовь к Дицони. ОН не сломает меня! Я выстою.

Ошибки совершены. Мое сердце разбито. Очередной жестокий урок Стэфана Дицони усвоен. Обернув вокруг себя полотенце, несмело, но приподнимаю подбородок. Взгляд становится более осмысленным. Хоть в нем еще и отражается ужас затравленного зверька, сейчас этот зверек силится показать зубы! Стэфан Дицони не стоит моих слез! И любовь наша ничего не стоит. Как оказалось, от моей любви до ненависти к Стэфану один шаг… налево. Его шаг.

Поджимаю губы. Не даю с них сорвать ни звуку. Уверена, ему же хуже. Я всего лишь потеряла неверного любовника, а Дицони лишился той, которая его всем сердцем любила.

Бросившись прочь из ванны, вбегаю в спальню. Распахнув шкаф, уверенно вынимаю вместительную дорожную сумку. Прочь из этой иллюзорной жизни и дома! Прочь оттуда, где я подарила свое сердце, невинность и доверие беседочному ублюдку!

Глава 47

Катя

– Ну, что, вернулась? – отец небрежно кивает подбородком на расстёгнутую сумку с наполовину вываленными на кровать в спешке вещами.

Смахнув с лица прилипшие пряди волос, поспешно вытираю крупные слезы тыльной стороной ладони. Пусть думает, что мое лицо мокрое не от слез, а от дождя. Не хочу, чтобы видел, насколько я сломлена! Боюсь, если скажу хоть слово, голос подведет, сорвется… Так тошно, что сил нет! Поэтому просто киваю, не поднимая взгляда.

А когда все-таки решаюсь, натыкаюсь на холодные голубые, будто острые прозрачные кристаллы, глаза. Его взгляд, словно непроницаемая стена тумана в Арктике. Кажется, еще немного – и пар изо рта пойдёт. Мои слезы и трясущийся подбородок, похоже, не находят отклика в сердце родителя. Не трогают ни на йоту!

Он кривит с издевкой уголок рта, а затем небрежно бросает:

– Я говорил, что он тебя бросит, – каждое слово будто хлесткая пощечина, – но даже я просчитался. Не думал, что это произойдет настолько быстро.

Съеживаюсь в беззащитный комочек. Заламываю пальцы, пытаясь разглядеть хоть что-то похожее на сочувствие на каменном лице отца. Только вот кроме высокомерия в классических чертах абсолютно ничего не нахожу. Надежда тает, словно иллюзорная дымка. На смену ей поднимает безобразную голову клыкастое разочарование. Оно впивается, словно клещами, в мое сердце. В голове только одно слово, будто в оглушающий гонг бьет: ЗАЧЕМ?! Боже, ЗАЧЕМ он это все говорит?! Неужели не видит, в каком я состоянии?! Буквально на краю пропасти стою. Один неверный шаг и…

Промокшая под дождем, словно церковная мышь, с кругами под глазами из-за бессонной ночи, разбитым вдребезги сердцем… Горько усмехаюсь. Нашла у кого сочувствия искать! Только не в этом доме и не у этого человека. Как всегда, одет с иголочки – классический костюм, отутюженные брюки с идеальными стрелками и белоснежная накрахмаленная рубашка. Хозяин одного из крупнейших медиа-холдингов – Зимин Борис Сергеевич – никому никогда не прощает ошибок. Жаль, что отец не понимает, что я не одна из его подчинённых, а дочь!

Уголок губ горестно опускается. Все в его жизни должно быть идеально. Только вот я оказалось не такой… бракованная! Не оправдала возложенных на меня надежд. Все испортила. От этой идеальности аж зубы сводит. Не удивительно, что я бросилась в объятия этой сволочи. Даже имя его не хочу произносить после того, как он поступил со мной. Его больше не существует для меня!

А ведь мне казалось, что рядом с ним я могу быть самой собой. Ни чьим-то проектом, не дочкой крупного известного в широких кругах бизнесмена. Машинально встречаюсь взглядом с отцом, который с самого начала знал, что из себя представляет его конкурент по бизнесу. С трудом выдерживаю взгляд пронзительных холодных глаз. Ежусь, будто от холода, но не сдаюсь. Инстинктивно обхватываю себя за плечи, чтобы хоть как-то унять пронзающую насквозь дрожь. Я должна быть сильной! В этот мир мы приходим одни и уходим тоже. Все самое ценное, что у меня есть – это я сама и…

– Ну, что молчишь? – не успокаивается отец. В равнодушном тоне начинают звучать едва уловимые ноты раздражения. – Язык проглотила?

Каждое слово отца, будто ржавыми ножницами рвет на кровавые лоскуты мое самообладание и почти полностью уничтоженную гордость. Разве он не видит, как мне больно?! Да я почти окончательно раздавлена! Разве ЭТО стоит того, чтобы именно сейчас, в эту минуту, тешить свое самолюбие?!

– Да, мы расстались! – выкрикиваю с болью, сжимая кулаки. – Ты был прав! – утираю слезы, что льются потоком по бледным щекам. – Теперь ты доволен? Все вышло так, как ты и…

Отец сводит брови на переносице. Впервые, с момента, как зашел в мою комнату, на его лице появляется самый настоящий ураган эмоций.

– Нет, не доволен! – цедит, перебивая.

Только сейчас я замечаю в одном из чувств отражение так хорошо спрятанного беспокойства в его глазах. Это длится всего какие-то считанные секунды. Взгляд отца вновь становится таким как обычно – циничным и жестким.

– Я с самого начала говорил, что ты ему нужна лишь для того, чтобы добраться до МЕНЯ. Месть – это все, что интересует этого подонка!

Мотаю головой так, что длинные мокрые пряди волос падают на лицо. Прижимаю ладони к ушам. Не хочу все это слышать! И пусть это очевидный факт. Из груди вырывается жалкий всхлип, и я с силой зажимаю дрожащей ладонью покусанные до крови губы. Отец прав. Как я могла повестись на сказки этой сволочи? Дура! Наивная дура!

– Хватит реветь! – одергивает отец, глядя на то, как во мне начинает зарождаться самая настоящая истерика. – Ты забудешь про этого выскочку. Ты меня поняла? – в голосе звучит самый настоящий ультиматум. Передо мной не папа, а жесткий человек, бизнесмен Зимин Борис Сергеевич. – С этого дня произносить ЕГО имя в моем доме запрещено! Все свое время посвятишь учебе, Катя. С Ильей обратно мосты наведешь.

Имя жениха ничего кроме пустоты в душе не вызывает. Глухо, безнадежно, уныло.

– Парень чуть с ума не сошел, пока ты шашни этим выскочкой водила!

Прикусываю губу, чтобы сдержать рыдание. Ведь отец еще не знает самого главного. Боже! Я погибла! Даже, если очень захочу, я никогда уже не смогу полностью вычеркнуть из своей жизни Стэфана. Все потому, что… Прикусываю губу, собирая остатки духа:

– Пап, – почти шепчу хриплым срывающимся голосом, – я беременна…

Отец машинально берется за галстук, будто это удавка, которая мешает дышать. Его глаза недоверчиво округляются. Вопрос звучит так сипло, что я почти не узнаю его потрясенный голос:

– Что?! – из его груди вырывается странный сдавленный звук. На секунду даже пугаюсь, что отца накроет сердечный приступ. – Ты… уверена?

Впервые за все время, в его глазах отчетливо отражается страх, который тут же трансформируется в лютую ненависть. Нет, не ко мне, а к предавшему меня мужчине! Должно быть, в моих глазах можно без труда найти ответ на вопрос, потому что кулаки отца конвульсивно сжимаются, и он выплевывает сквозь зубы:

– Ребенка не будет! – ноздри отца трепещут от бешенства. Кажется, что ему не хватает воздуха от той ярости, что накрывает его одной волной за другой. – Завтра же избавишься от ЭТОГО…

Испуганно делаю шаг назад. Буквально чувствую, как от лица отхлынула вся кровь. Сейчас я такая бледная, без единой кровинки, что самое время в гроб класть. Первый шок отходит, и я уже готова защищать своего еще нарождённого такого для всех нежеланного малыша.

– Это и мой ребенок! – вскидываю подбородок, твердо встречая неумолимый взгляд отца. Впервые готова биться насмерть – за жизнь своего крошки. – И я решила рожать!

– Дура! – орет отец, но тут же берет себя в руки. – Ты себе всю жизнь загубишь! Подумай, Катя. Что ты творишь, дочь?!

– Это не обсуждается.

На какое-то мгновение даже горжусь собой. В моем голосе сталь и что-то такое, от чего отец понимает, что спорить, а тем более, настаивать, совершенно бесполезно.

– И не забывай, что у меня слабое сердце.

В уголках жесткого неподатливого рта появляются горькие усталые складки. Он помнит и, наверняка, никогда не забывал.

– Хорошо, – желваки буквально ходят ходуном на гладко выбритых острых скулах. – Я все улажу. Ты выйдешь замуж за Илью. Он примет… – морщится, как от зубной боли, – твоего ребенка. Не волнуйся, не попрекнёт и словом. Не зря, несмотря на все это безобразие, что ты исполняла в последнее время, он не отказался от идеи женитьбы на тебе.

Опускаю голову, принимая поражение. Отец прав. Я должна выйти за Илью. Одной мне не справиться. Я просто не выдержу все сплетни, заголовки в желтых газетах, которые будут кричать на каждом углу, что единственная дочь известного бизнесмена в положении, не будучи замужем. А уж сложить дважды два, кто именно отец ребенка им не составит большего труда. Не вынесу такого позора, ведь я стану очередной из длинного списка «однодневок».

– Я выйду за Илью.

Отец в три шага оказывается возле меня.

– Вот и славно! – словно собачонку треплет по насквозь промокшим светлым прядям волос. – Я все решу. Кстати, – отец небрежно кидает на кровать конверт, из которого, шлёпнувшись на покрывало, вылетают в хаотичном беспорядке фотокарточки. – На досуге посмотри это.

Пару неверных шагов и в моих пальцах фото. Фото, на которых некогда мой любимый мужчина запечатлен с рыжеволосой женщиной. Они выглядят такими счастливыми. Больно невыносимо! Рядом с ними маленькая девочка с забавными хвостиками – рыженькая – такая же, как и ее мать. Дыхание сбивается. Кажется, еще немного и задохнусь! Прячу лицо в ладонях. Плечи дрожат от понимая того, что моя жизнь больше никогда не станет прежней. В голове не укладывается весь масштаб предательства любимого человека!

Будь ты проклят, Стэфан Дицони! Будь ты проклят, что обманул меня, разбил надежды и уничтожил жизнь! Ты никогда не узнаешь о нашем ребенке! НИКОГДА!

Глава 48

Катя

– Приехали, Екатерина Борисовна.

Мазнув оценивающим взглядом по зданию непрезентабельного вида, водитель оборачивается ко мне.

– Вам точно сюда?

Посеребрённая бровь мужчины, так похожая на мохнатую гусеницу, ползет вверх, выдавая удивление своего обладателя.

На секунду тушуюсь, но все-таки быстро нахожусь с ответом:

– Спасибо, Даниил, – стараюсь выглядеть непринужденно, когда поправляю тонкий ремешок сумочки на плече. Взявшись за ручку автомобиля, добавляю: – Все верно.

Встретившись со мной взглядом в зеркале дальнего видения, шофер кивает:

– Как скажите.

…стуча каблуками по тротуару, неловко сжимаю пальцами ворот полушубка. Не большой, но достаточно пронзительный ветерок касается чувствительной кожи щеки, бодрит прохладой. Больше недели я дала себе на то, чтобы прийти в чувства. Ведь все эти долгие дни, кроме жалости к себе и ненависти к Дицони, я ничего не ощущала. В запале какой-то дикой обиды и злости, я всей душой ненавидела Стэфана. Казалось, даже от одной мысли о его запахе тошнит! Спрятала его платок в самую глубину шкафа…подальше от глаз. Выкинуть рука не поднялась. А потом выяснилось, что тошнит меня не только от Дицони, но и от салата, и от котлет, и от любимых конфет…

Именно с токсикозом я осознала, что пора «завязывать» со страданиями. Малыш – вот кому нужны моя забота и внимание. Недолго думая, набрала в интернете адрес государственной женской консультации. Не скрою, мелькала мысль поехать в частную клинику, но что-то остановило. Возможно, мысль о том, что в государственной больнице, никому не будет дела до Екатерины Зиминой. Слишком многие знают мою фамилию. А в государственной – там я буду лишь очередной беременной, не более.

Поднимаясь по разбитым ступеням, замечаю затянутые клеенкой окна. Как только вхожу внутрь здания, брови сходятся на переносице. Холод стоит адский, потому что в самих стенах дыры и трещины, замаскированные плакатами. И дураку понятно, что здание ветхое. На какое-то мгновение кажется, что попала в фильм Балабанова: обшарпанные стены, старый порванный линолеум на полу и плохо прокрашенные перила.

Понятно, что для региональной медицины это не удивительно, но такого ужаса я никогда не видела. Отвратительные место! Неприветливые лица, косые взгляды… В регистратуре тоже не лучше. Здесь работают роботы – некомпетентные, грубые тётки. Недовольно цокая языком, одна из них – та, что постарше, выдает мне направление, и тут же, уткнувшись носом в наполовину заполненный журнал, бурчит недовольным тоном:

– Следующий.

Около получаса приходится ждать врача около кабинета УЗИ, пока она наговорится с медсестрой. Женщина в белом халате, имя которой на бейдже гласит «Лариса Викторовна» ведет себя надменно и такое ощущение, что ее совершенно не заботит, что ее ожидает, как минимум, около десяти беременных женщин. Как только медсестра уходит, очередь начинает двигаться на удивление быстро. Мое раздражение обстановкой постепенно сходит на «нет».

Да, не элитная больница. Ну, и что? Не кисейная барышня, не развалюсь!

Как только переступаю порог кабинета, взгляд останавливается на стенах – советский коричневый кафель, такого же цвета клеенка на кушетке. Совсем духом падаю, когда обращаю внимание на доисторическое оборудование. Машинально обхватываю себя за плечи. И так психологически некомфортное состояние, а вокруг еще и атмосфера погреба. До сих пор не верится, что так еще бывает в наше время!

– Что стоишь? – как-то совсем не вежливо обращается ко мне врач. Цепким взглядом карих глаз из-под толстых линз окидывает полушубок. Неприятно оценивающе скользит глазами по дорогим серьгам и цепочке, прежде чем язвительно бросить. – Гардероб не нашла, что ли?

Неловко пожав плечами, оправдываюсь:

– Там никого не было.

Саркастически хмыкнув, врач тянется за пустым бланком.

– Ладно, – тон такой, будто делает великое одолжение. – Бросай на стул шкурку и иди ко мне.

Под ложечкой неприятно сосет. А может, зря я это все? Может, в частную надо было? Оглядываюсь по сторонам, прежде чем сумочку положить на стул. Здесь нет никакого монитора, где можно увидеть малыша. С трудом давлю в себе чувство разочарования, ведь я так мечтала увидеть свою бусинку! Тут же ругаю себя: главное, чтобы маленький здоровый был, остальное – ерунда.

Не отвлекаясь от телефона, врач задает стандартные вопросы, а когда отвечаю, только равнодушно «агакает» в ответ. Закончив бумажную волокиту, безразлично машет рукой в сторону:

– Раздевайся. Ложись.

Терпеливо жду, пока врач минут пять, совершенно не стесняясь, переписывается с кем-то по телефону.

Непроизвольно морщусь, когда наконец-то холодный гель для УЗИ касается обнаженной кожи. Инстинктивно втягиваю живот, но тут же вздрагиваю от резкого окрика:

– Расслабься!

Грубые движения причиняют не просто дискомфорт, а болезненные тянущие ощущения. Но, как оказалось, самое страшное меня ждало впереди. Убрав аппарат на место, врач будничным тоном сообщает медсестре:

– Жень, запиши: сердцебиение не фиксируется.

Испуганно приподнимаюсь на локтях. Мучительная бледность покрывает лицо.

– Что это значит?! – сердце замирает. Голос срывается. – Я не понимаю…

– Замер.

Она говорит что-то еще. Ее голос слышу, как будто откуда-то издалека, сквозь толщу воды. Меня словно окунули в грязное темное болото, не предупредив об этом. Мозг отказывается понимать гадкие слова женщины. Отторгает…

Глава 49

Катя

– Не вижу эмбриона. Вот гематому вижу, – эти слова будто каленым железом жгут подкорку мозга, – а эмбрион не локализуется.

Из глаз мгновенно брызжут слезы, а врач… продолжает равнодушно обсуждать со своей лаборанткой какой-то случай из практики. Не могу сдвинуться с места, потрясенно глядя на узистку. Будто душу парализовало. Чувство такта и хоть малейшего сочувствия у этого человека отсутствует напрочь!

– Одевайся, иди к гинекологу, – что-то пишет, не глядя на меня в своих проклятых бумажках. – Она направит на чистку.

ЧИСТКУ!? ШОК. Сердце падает. В глазах темнеет. ЧИСТКА… Всё как в тумане. Непослушными пальцами одеваюсь. Иду… С трудом сдерживаю истерику, готовую обрушиться на весь мир!

Еле добравшись на ватных ногах до соседнего кабинета, без стука вхожу. Меня встречает гинеколог – пожилая женщина советской закалки. Увидев в глазах слезы и дрожащий подбородок, поджимает узкие губы, подкрашенные помадой морковного цвета и грубовато бросает:

– Не реви. Так бывает, – поправляет очки на широкой переносице. Во взгляде у женщины отражается какая-то вселенская усталость. – К сожалению, последнее время все чаще. Сейчас документы тебе соберем и поедешь в ГБУЗ на операцию. Так, не реви! Кому говорю? Родишь еще, молодая.

Эти слова обрушиваются на мою голову, будто разрывная бомба. Соскочив со стула, хватаю полушубок и сумочку. Несусь со всех ног из кабинета. Даже, кажется, какую-то девушку в спешке задеваю плечом. Ничего и никого вокруг не слышу.

НЕТ! Не правда! В голове набатом бьет: «Неужели это всё? Лучше бы я умерла!!! Почему именно я??? Я так хотела этого ребёнка! Ведь все эти последние дни я жила, как будто нас уже двое!»

Кусая губы до крови, впервые понимаю, что все мои слезы из-за МУЖЧИНЫ были такими глупыми! Агония жилы натягивает. ДУРА! Неужели в следствии моих переживаний ребенок замер?! НО…они не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит СЕЙЧАС в моей душе. Вот что самое дорогое…

Остановившись на крыльце больницы, прерывисто дышу, кладу ладонь на живот. Мой МАЛЫШ… Одна мысль о том, что его сердечко не бьется, мое собственное разрывает на части. Ноги подкашиваются, хватаюсь из последних сил за перила. В глазах темнеет. Все звуки на нет сходят. Еще чуть-чуть и сознание потеряю, а лучше б умерла! Стук сердца отдается в ушах каким-то тяжелым боем.

Внезапно совсем рядом раздается голос водителя, выдергивая из кромешной бездны:

– Екатерина Борисовна, – крепкие мужские руки помогают устоять, не упасть на больничное крыльцо. – Катя… Пойдем, девочка. Вот так…

Спустя несколько минут, не сдерживаясь, в голос реву на заднем сидении машины.

– Кат… Екатерина Борисовна, – водитель искоса бросает взгляд в зеркало, плавно поворачивая руль в сторону центральной дороги, – вы простите меня, ради Бога, – Даниил прочищает горло, – что не в свое дело лезу. Я вас вот такусенькой еще знал, – показывает жестом в районе своих колен. – Знаете, есть такое правило: один врач – хорошо, а два лучше. На собственной шкуре убедился. Может, еще куда заехать?

Отняв от лица одноразовую салфетку, затуманенным взглядом смотрю на дорогу. Внутри будто огромной величины волна поднимается. Все больше и больше, пока с головой не накрывает. Меня словно подбрасывает, встряхивает! Странно, но именно в этот момент вспоминаю сказанные Стэфаном слова. Они как никогда вовремя: «Падай семь раз, вставай восемь». Делаю глубокий вдох, будто мысленно снижаю темп сердца. Сжав пальцы в кулак, комкаю с силой салфетку.



Я встану! Слезы на щеках высыхают в одно мгновение. Взгляд становится упрямым. За ним я прячу надежду. Пусть маленькую, пусть крохотную, но она во мне горит, разгораясь в яркое пламя! Я должна собраться. Паника и слезы – не помощники.

– Даниил, – несмотря на то, что мой голос слабый, в нем чувствуется просыпающаяся сила. – Здесь есть поблизости частная клиника?

– Понял, Екатерина Борисовна.

Встречаюсь заплаканными глазами, но уже осмысленными взглядом с водителем, – Без лишних слов, мужчина прибавляет скорость, будто чувствует мой решительный настрой.

– Березова десять. Тут совсем рядом.

Каких-то пару минут и мы останавливаемся возле двухэтажного здания.

«EmBio» – гласит вывеска зеленого цвета. На центральном месте в эмблеме больницы коричневое дерево закручивается ветвями вверх. Символ семьи.

Как театр начинается с вешалки, так и любая клиника, а также другие прочие подобные места начинаются с администратора. Только, в отличии от предыдущей больницы, здесь меня на ресепшен встречает милая девушка. Она – самый настоящий образец доброжелательности и вежливости. Оформление стен цветами и буйной зеленью за стойкой администратора направлено на то, чтобы клиент чувствовал себя комфортно. Обстановка располагает. Мягко и ненавязчиво мне объясняют какие именно нужны анализы и УЗИ.

Мысль о том, что вновь придётся услышать роковые слова, заставляет с трудом проглотить комок горечи.

Сделав запись, администратор отрывает взгляд компьютера. Заметив, в каком нахожусь состоянии, тут же меняется в лице.

– Екатерина Борисовна, не переживайте, – добрые голубые глаза смотрят участливо. Прежде, чем продолжить, девушка пододвигает ко мне поближе пиалу с конфетами. – Врач Леснова Елена Владимировна очень внимательный и компетентный специалист. Замечательный врач! Про таких говорят: человек на своем месте. Берите. Перед ХГЧ можно. Легким движением руки ненавязчиво предлагает присесть.

– Вас позовут. Присаживайтесь.

Глава 50

Катя

Почти бесшумно ступаю по полу из натуральной древесины очень светлого теплого оттенка. Огибаю мраморную столешницу, подсвеченную медными современными светильниками. Все эти элементы респектабельности не производят на меня никакого впечатления. Нервы натянуты, как канаты…

Зона ожидания небольшая изысканная и включает в себя дорогую мебель с простыми очертаниями. Эмблема компании в виде объемного ветвистого дерева* смотрится идеально в такой обстановке. Это территория мягких тонов и сдержанного лоска. Здесь каждый посетитель чувствует себя комфортно. Каждый, но только не я и не в этой ситуации. Душа болит. Внутри все пусто, будто создание отжали через центрифугу людского равнодушия. Сижу в кресле, словно застывшая ледяная статуя. Не могу плакать. Не потому, что слез нет, все намного проще – их не видно, потому что они льются прямо в душу.

Несколько минут тянутся, как часы. Наконец-то дверь кабинета приоткрывается и на пороге появляется женщина среднего возраста – медсестра. Буквально подрываюсь с места, когда меня приглашают войти.

Это еще не УЗИ, а всего лишь анализ на ХГЧ, но меня уже с ног до головы трясет.

– Сердце-то, как заяц. Сейчас выпрыгнет и ускачет! – мягко журит медсестра, затягивая на моей руке жгут. Глаза женщины светятся тем, чего мне так не хватает – добротой и пониманием. Только почему-то еще хуже становится. Нос щиплет. Того и глядишь, разревусь!

Наклоняется ниже, чтобы хоть что-то разглядеть под тонкой бледной кожей, но, когда не находит вен, удивленно восклицает:

– А вены что, дома оставили?

Неопределенно пожимаю плечами. А что на это скажешь? Сколько себя помню, всегда была с этим проблема, поэтому без просьб тут же принимаюсь за дело. Сжимаю и разжимаю кулак, знаю – это поможет. Я так погружена в себя, что почти не замечаю, что все уже готово. Пробирки наполнены. Осталось самое главное – УЗИ.

Справившись с анализами, сижу перед кабинетом – то в жар, то в холод бросает. Самое худшее – это когда нужно ждать и не можешь ничего сделать. От этого можно сойти с ума! Ожидание разъедает душу. Одергиваю себя. Насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего…

– Вы – Зимина Екатерина Борисовна?

Внезапно в мои мысли проникает голос стройной брюнетки в белом халате. Даже не заметила, как подошла. Приятный тембр мягко, но настойчиво, заставляет вернуться в реальность. Отрываю, будто нехотя, взгляд от бейджа, где написано имя врача. Моего врача!

«Леснова Елена Владимировна – очень внимательный и компетентный специалист, – звучат в голове недавние слова администратора. – Про таких говорят: человек на своем месте».

Как мне хочется в это верить! Растерянно встречаюсь взглядом с голубыми глазами женщины.

– Да, это я, – отвечаю, робко вставая со своего места.

– Прошу вас.

Захожу в кабинет, уже готовая ко всему. Раздеваюсь, ложусь на кушетку. История повторяется. Гель, прохлада на коже, только вот прикосновения врача совершенно безболезненны. Деликатные, едва ощутимые. Со страхом ищу на лице женщины то, что может подтвердить ужасный диагноз, что был поставлен в предыдущей женской консультации.

Заметив мой напряжённый взгляд, Елена Владимировна мягко улыбается и так по-доброму с вниманием произносит:

– А сейчас послушаем сердечко.

Облизнув пересохшие губы, ощущаю яркий привкус металла. Переспрашиваю:

– Послушаем? – в моем голосе звучат долго сдерживаемые слезы. – А… оно бьется?

– Конечно, бьется, – искренне удивляется врач, продолжая водить аппаратом внизу живота. – В матке плод визуализируется. Все у вас хорошо. Успокойтесь, Катенька!

Все внутри дрожит… от счастья! Прикусив губу, ощущаю, как напряжение, сковывающее более часа все конечности, уходит, как отлив, после жуткой бури.

– Вот, посмотрите.

Напротив меня на стене висит большой экран. Безумно волнуюсь. Должно быть, пульс зашкаливает. Экран включается. И, наверное, только сейчас по-настоящему до конца осознаю свое положение. Я вижу на экране свою горошинку!

Врач комментирует все происходящее на экране добрым материнским голосом, но я уже плохо слушаю. Шум крови в ушах буквально оглушает, улавливаю самое главное – все отлично, отклонений нет. Я готова летать от счастья!

– Эмбрион, ктр 7 мм, сердцебиение есть, – Елена Владимировна медленно водит аппаратом, а затем нажимает на кнопку устройства и начинается какое-то чудо!

Я ЭТОТ ЗВУК НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ!!! Звук сердечка моего малыша! ОНО БЬЕТСЯ! Боже!

Меня буквально с ног сбивает всплеск чувств! Впервые за всю свою жизнь иду на поводу эмоций. Хочу плакать от счастья и плачу. Мне хочется обнять этого врача за радостную новость и я, не осознавая того, благодарно сжимаю ее руку. Еще какое-то время Елена Владимировна позволяет мне насладиться звуком сердечка малыша, а затем кликает мышкой на компьютере.

– Запись ушла на диск, Екатерина Борисовна, а все необходимые параметры я сейчас распечатаю. Вы у нас на учет вставать будете? – дождавшись от меня положительного кивка, продолжает: – Я подчеркнула ссылочку нашего сайта. Кроме стандартных услуг, мы еще практикуем уроки и занятия с педиатром, инструктором по йоге, стоматологом и другими специалистами. Если есть желание, я могу расписать вам весь план.

Улыбаюсь, со всем соглашаясь. Слушая Елену Владимировну, вдохнув, задерживаю дыхание на мгновение – для того, чтобы то состояние радости, которое «льется» во мне, удержать в течении всей жизни.

Я хорошо усвоила сегодняшний урок. Самое страшное – это то, что касается наших детей. Все остальное можно пережить, решить… Теперь от меня зависит не только моя жизнь, но и моего ребенка! Ведь пробежавшая по моей душе тень заденет и того маленького человека, заставит его пережить ту же волну эмоций. Я не имею права больше лить слезы по предателю.

Глава 51

Спустя неделю

Катя

– Доченька, попробуй салат, – мама заискивающе улыбается, пододвигая мне пиалу, – там авокадо – очень полезно.

Равнодушно скольжу взглядом по тарелке.

Раньше я обожала этот салат за его освежающие ингредиенты – фенхель и кисло-сладкий апельсин, яблоко или манго. Но полюбить его всей душой заставил именно тот самый пикантный «нахальный» элемент – острый сыр. Разговоры и это «словесное кровопролитие» за столом, которое обязательно устроит отец, заранее портит аппетит. Ничего не хочу.

На секунду моей руки касается ладонь мамы, и я непроизвольно поднимаю взгляд. В последнее время она неуловимо изменилась. Стала как-то терпимее, что ли… Обмакнув морской гребешок в кисло-сладкий соус, так и не притрагиваюсь к салату. Не из вредности, просто не хочу.

– Катенька все нормально? Может…

– Спасибо, мама, – обрываю сухо. Аппетита и так нет, так еще сегодня отец впервые за долгое время с нами ужинает. А это еще то испытание для моей нервной системы. – Все хорошо.

Улыбка так и не касается моих губ. Нет ни малейшего желания изображать семью из проклятого телевизионного шоу «Плезантвиль» *. От этой видимой идеальности тошно. В печенках сидит. Даже красиво сервированный стол раздражает. Мама, как всегда, в своем репертуаре. Выбрала беспроигрышную традиционную белую скатерть, дополнила ее кремового цвета дорожкой и даже распорядилась поставить белоснежные подтарельники.

Для чего? Кому это надо? Уж точно не мне, а отцу, тем более, плевать. Подтянув ближе чайную пару, делаю глоток мягкого зеленого чая «Улугун» с лаймом. На самом деле, за всей красивой обстановкой мы – никто иные, как ужинающие мертвецы. За семейным столом нет ничего живого и настоящего, кроме душистых белых лилий в хрустальной вазе.

Мне жаль маму. В какой-то степени, я ее понимаю. Нет ничего хуже, чем любить кого-то, кто тебя разочаровывает. Выходишь замуж за родственную душу, а он превращается в кого-то другого – чужого, безразличного. И ты так любишь прежнего, что просто не можешь полюбить того, кем он стал.

Заметив мой сочувствующий взгляд, мама отводит глаза в сторону. Она права. Жалость – самый бесполезный предмет на свете. Я тоже не люблю, когда меня жалеют. Похоже, единственный, кто чувствует себя комфортно – это отец.

Быстро справившись с гарниром и почти полностью со стейком, он ослабляет узел полосатого галстука. Выглядит, как всегда, смурным и недовольным. Даже плотный ужин совершенно никак не повлиял на его нелегкий нрав.

Откинувшись на спинку стула, отец смотрит из-под бровей на маму, а затем останавливается взглядом на мне. Как я и думала, его совсем не впечатлили старания жены. Он воспринимает все, как должное. А ведь она и правда старалась, судя по струящемуся шифоновому платью на ней и стильно уложенным белокурым волосам. Только она может из обычного ужина сделать застолье. Не покривив душой, признаю, что ей и правда очень идет облегающее коктейльное платье с длинными расклешенными рукавами и кружевными манжетами.

В отличие от мамы, я не стала заморачиваться, посчитав, что лучшая прическа – чистые волосы, а лучший макияж – здоровый сон. Да и наряд мой не отличается особенной изысканностью. Платье-рубашка молочного цвета – воплощение свежего повседневного образа, не более. Молочное платье-миди декорировано кружевом, а небольшой бант на талии добавляет моему образу женственности. Нет ни малейшего желания расшаркивать ножкой в угоду отцу.

Приоритеты поменялись. Теперь в первую очередь я ценю удобство.

Отец прочищает горло, и я почти кожей чувствую: сейчас что-то будет.

– Я забрал твою трудовую, – преувеличенно небрежно кладет на стол очень важный для меня документ. Пальцем пододвигает вперед по скатерти.

Внутри что-то дергается, трепещет, но я себя осаживаю. Значит, виделся с Дицони. Промокнув губы салфеткой, интересуюсь осторожно:

– Сегодня?

– Нет, на прошлой неделе.

Вот как…

На широких скулах отца принимаются ходить ходуном желваки. Должно быть, вспомнил крайне неприятный разговор.

– Не волнуйся, Дицони больше не будет досаждать тебе.

Резко вскидываю голову, встречаясь с тяжелым взглядом отца. Как-то странно звучат слова, с учетом того, что за все время Дицони не имел возможности со мной связаться. В первый же день, когда я переехала к родителям, разбитый вдребезги об стенку телефон полетел в мусорное ведро вместе с сим-картой.

Дицони… Глупое обманутое сердце, как заведенное, бьется только при одном упоминание ЕГО имени. Внутренний голос грызет, не имея ни капли сочувствия:

«Всё, что тебе нужно – это упоминание его имени. В общем, пускай они говорят что угодно, лишь бы о нём. Не так ли, Катя?»

Хочется отрицать, топнуть ногой, но… Себя не обмануть!

Отец напряженно ждет вопросов, а я хладнокровно лишаю его такого удовольствия. Смотрю прямо, не отводя взгляда. Именно благодаря тебе, папа, я усвоила, что жизнь – это не ожидание. Гроза когда-то закончится, а пока этого не случилось, нужно просто учиться танцевать под дождем. И я буду танцевать, ступая босыми ногами по усыпанному острыми осколками моего разбитого сердца полу.

*Плезантвиль – фильм, где действие происходит в телевизионном шоу 50-е годы в небольшом одноименном городке, где все шикарны, веселы и непорочны, и жизнь удивительно приятна.

Глава 52

Катя

К моему удивлению отец, первым отводит взгляд. Делает большой глоток воды. И я мысленно ликую. Я победила! Пусть знает: нет у меня никаких вопросов! Так же, как и Стэфана Дицони больше нет в моей жизни! Несмотря на кажущуюся безмятежность и даже холодность, повторяю мысленно, как мантру: пусть никто не узнает, как больно, как сложно….

Упрямо приподнимаю подбородок, хоть и знаю, как это бесит отца. Я всё равно ни о чём не жалею. Хотя бы потому, что это бессмысленно.

– Я и не беспокоюсь.

– Просто хочу, чтобы ты знала, – жёсткая, граничащая с жестокостью, улыбка прячется в уголках рта отца, когда он добавляет: – У меня есть рычаги влияния, а его условный срок еще не закончился.

Условный срок?! С трудом проглатываю маленький кусочек хлеба, вставший огромным комом в горле. Поспешно тянусь к стакану с прохладной водой. Боже! Сколько же я еще не знаю о Стэфане Дицони?! Что еще он скрыл от меня?!

– И не смотри на меня так, – негодует отец, принимая мой взгляд на свой счёт. – Я не диктатор, просто у меня такое выражение лица. Дицони делает мне подлянки, – цедит сквозь зубы родитель. – Сучок.

Впервые кажется, что отец выглядит так, как будто не в своей тарелке. Ждал в ответ на свои слова слез? Истерики? Нет, хватит! Мои мечты и так утрачены! Так почему же он продолжает глумиться?

Размеренными движениями, которые ни на йоту не выдают мои переживания, поправляю на коленях льняную салфетку. Привычка отца подковырнуть меня уже давно обернулась у него в потребность. Поэтому все, что он может добиться от меня – ироническая отстраненность.

– Мать тебе сказала? – меняет тему разговора, и сердце неспокойно дергается. Когда он уже отцепится от меня? – Ты переезжаешь на ферму, – звучит не как вопрос, а констатация факта. – Еще разговоров про твое… положение мне не хватало.

Вилка застывает в воздухе, так и не достигнув своей цели. Перевожу взгляд на маму, которая делает вид, что внимательно разглядывает рисунок на бокале.

– На ферму? – не могу скрыть удивления, граничащего с шоком, когда обращаюсь к отцу.

Сколько раз я просила разрешения поехать летом на ферму и раз за разом получала бескомпромиссные отказы? А тут… Неужели я увижу Звездочку?! Сколько я не видела свою гнедую? Очень долго.

– Да, – промокает льняной салфеткой губы. – Так будет лучше для всех.

Только вот неожиданная радость сменяет беспокойство. Оно холодной змеей ползет вдоль позвоночника.

– Но мне нужно ходить в женскую консультацию и…

– Даниил будет возить, когда надо и куда надо, – у отца на все есть ответ.

Значит, решение было принято намного раньше, прежде чем озвучить его мне. Хмыкаю, понятно. Буду под колпаком.

– Ближе к родам, – отец морщится на последнем слове, – переедешь обратно в город.

Восторг разливается по венам, но ровно до того момента, как отец добавляет:

– Кстати, ты не хочешь перед отъездом навестить Илью?

Глубоко загоняет нож в стейк прожарки миди и меня начинает слегка мутить. Ничего не меняется. Отец, как всегда, готов принести меня в жертву своим идеалам и честолюбию.

– Не уверенна, что это хорошая идея, – кручусь, как уж на горячей сковородке. – У него скоро экзамены и…

– Он в больнице, – обрывает отец мои жалкие попытки выкрутиться.

– Что случилось? – бровь непроизвольно ползёт вверх.

Неужели палец сломал на гольфе? Или кисть растянул за клавиатурой? Но, когда отец отвечает, чувство стыда будто крутым кипятком обдает.

– Из офиса вечером выходил какая-то гопота напала, – широкие брови родителя на переносице сходятся. – Закрытая черепно-мозговая травма, пары зубов лишился, что-то там с челюстью… только из реанимации перевели, – в голосе отца досада звучит. – Придется свадьбу отложить.

Охаю непроизвольно. Такие страшные увечья! Чайная ложечка со звоном касается фарфоровой стенки чашки. Боже! Как же так?! Разве в наше время такое возможно? В центре города!

– Боже… я не думала, – бормочу, ощущая искреннюю жалость, – что все так серьезно. Как он?

Щеки становятся такими горячими, что еле подавляю желание прикоснуться к ним.

– Сочувствия недостаточно, дочь, – отец складывает руки на груди и подается вперед. – Вот поступки, Катя… Илья будет рад твоему визиту.

Под взглядом обоих родителей сдаюсь. Мне ничего не остается, как согласно кивнуть. Если отец ждал подходящего момента для моего подчинения, то это он. Несмотря на кажущуюся душевную пустоту, я еще способна на сочувствие, на сопереживание. К тому же, сочувствовать чужим несчастьям – просто. Особенно, если у самого в это время всё хуже некуда.

– Да, конечно. Я его навещу.

Глава 53

Катя

– Кать, я понимаю, это сложно, но ты должна отпустить ситуацию, переболеть, – начинает заново свою волынку Полина. – Чтобы начать новую жизнь – ты должна…

Раздраженно нажав на кнопку лифта, отгоняю воспоминания о бывшем, которые тут же накидываются на меня, как стая голодных псов. Спасибо, Полина!

– Полин! – искренне возмущаюсь, даже отнимаю трубку от уха, чтобы негодующе посмотреть на экран сотового. – Да я ни разу не поднимала тему про Дицони! Все время ее начинаешь ТЫ!

– Ладно, – примирительно бормочет подруга, понимая, что я права. – Раз так, то давай, начинай все в духе «я желаю ему добра и…»

– Я желаю ему добра, – послушно повторяю за подругой, возомнившей себя великим психологом, но тут же более эмоционально добавляю: – в аду!

Из динамика доносятся так похожие на судорожный кашель звуки, а затем возмущенный возглас:

– Боже, Кать! Я чуть не подавилась.

– Поль, все. Поговорим позже. Я у палаты Ильи, – прежде, чем толкнуть дверь, прощаюсь с подругой: – Перезвоню.

Спрятав телефон в карман юбки, вхожу в просторное помещение.

Интерьер палаты-люкс оформлен в светлых тонах и создает ощущение уюта. Мягкий ковер под ногами, цветы и приглушенное потолочное освещение. Как и во всех вип-палатах, современная мебель и бытовая техника. Палата-люкс стационара напоминает современный комфортабельный номер в хорошем отеле.

Нерешительно замираю посреди комнаты, когда взгляд останавливается на широкой кровати, на которой совсем неподвижно лежит Илья Сазанов. К его правой руке идет трубка от капельницы, что расположена у изголовья кровати.

Бывший… или уже настоящий жених поворачивает голову в мою сторону.

Неловко стискиваю ручки сумки, заметив в уголках рта ссадины и кровоподтеки.

– Зачем пришла? – голос Илья слабый, но твердый. – Позлорадствовать?

Подхожу к большому кожаному креслу, чтобы положить сумочку, а затем решительно оборачиваюсь к бывшему жениху, который по стечению обстоятельствам вновь оказался в статусе действующего.

– Меня не радует твоя боль, Илья.

– Слушай, мне не нужна твоя жалость. Хорошо?

– Я просто тебе сочувствую, – слегка пожимаю плечами в ответ на запальчивый непримиримый тон Ильи.

– Сочувствуешь? – переспрашивает с недоверием. Светлая бровь ползет вверх и Сазонов морщится. Больно. Скорее всего, нарушены лицевые нервы.

Делаю шаг вперед.

– Илья… – немного помедлив, продолжаю. – Если мы хотим выжить, то должны сочувствовать друг другу.

Сазонов, как из ящиков стола, достает из моей головы мысли. С полуслова понимает, к чему веду.

– Спасибо, что намекнул моему отцу про ферму.

Уверена, эта была идея Ильи. Он знает, что для меня значит " Утренняя заря".

Шмыгнув носом, Сазонов младший смотрит внимательно из-под свето-русых бровей. Будто хочет найти какой-то подвох. Зря старается. Я хорошо подготовилась к встрече. Ничего легкомысленного. Никаких, так полюбившихся моему сердцу, милых кудряшек и платьев в стиле бейби-долл*.

Мой выбор – холодная элегантность, которая превосходно подчеркивает настрой визита. Великолепный комплект из трикотажной ткани мягкого кофейного оттенка с облегающей юбкой и приталенным жакетом, украшенный изящной вышивкой. Тонкий ободок в распущенных волосах почти незаметен взгляду. Этот небольшой аксессуар придает образу завершенную элегантность.

Поправив прядь волос, непроизвольно открываю вид на серьги-пусеты с бриллиантами.

– И давно ты беременна? – щурит заплывший глаз Илья, заставляя почувствовать неловкость. Значит, уже знает. – Незаметно пока.

Смотрит в упор на мою талию, прикрытую тонкой тканью блейзера. В голубых глазах горит сомнение.

– Тебе отец сказал? – тут же про себя усмехаюсь, что за глупый вопрос? Конечно же, он – больше некому. Неохотно отвечаю.– Месяц примерно. Может, чуть больше.

Будто оценивая мои слова, Илья поворачивает голову, и я с ужасом замечаю, что со стороны виска у Сазонова кровь через бинты просочилась. На белоснежной наволочке подушки яркое алое пятно, которое непроизвольно притягивает взгляд. Выглядит так жутко, что желчь вверх по горлу поднимается.

Что за нелюди так поступили?! Что с этим миром не так?! Откуда эта жестокость? С трудом проглотив комок горечи, впервые за долгое время обращаюсь к жениху ласково:

– Илюш, тебе надо отдохнуть, – заправляю выбившуюся прядь за ухо, вглядываясь в голубые глаза с красноватыми от травмы склерами. – Я позову медсестру, хорошо?

– Да. Спасибо, что навестила, – усталая болезненная улыбка тянет уголок рта вверх. – Некоторые друзья забили, даже не позвонили.

Одарив жениха натянутой улыбкой, в повисшей тишине направляюсь к двери. Да уж, дружба с бывшим – это как попытка двоих жить в мире после атомного взрыва, но у меня нет выбора. Этот брак по расчету. И дело даже не в деньгах. Смешно… У того, кто женится ради денег, есть хотя бы разумный повод. Что же у меня? Перспективы.

Илья Сазонов – мой трамплин. Простой прагматичный расчет. Это сложно понять, после того водоворота чувств, который был у меня с Дицони. Брак по расчету оборачивается благом только в том случае, если есть надежда превратить его в брак по любви. В случае с Сазоновым это просто невозможно! Поэтому Илье отведена единственно возможная роль в нашей ситуации – стать моим союзником.

Чтобы там отец себе не придумал, а все будет так, как захочу я. Брак между мной и Ильей будет только на моих условиях. Мое будущее будет таким, каким захочу я и не иначе! Долго притворяться все равно не смогу. Имитация чувств – это равно самоубийству. Никому не позволю топтаться по моей жизни своими грязными ботинками!

– Кать!

Оборачиваюсь, прежде чем выйти:

– Скажи, чтобы обезболивающее дали, ладно? – умудряется приподняться Илья над подушкой, но, поморщившись, тут же назад опускается. – Челюсть так болит, будто кувалдой приложили.

– Да, конечно. Выздоравливай.

Спустя пару минут, спускаясь по лестнице, вглядываюсь в небо. Пасмурно. Всё серое. Тучи плотно сковали горизонт. Такая наползла темень, будто солнце погасло! Жмусь ближе к стене клиники, чтобы уберечься от внезапно полившего дождя. Фыркаю громко. Ерунда! Что, мне мало в жизни проблем?! Еще дождь считать бедой? Усмехнувшись, плюю на все. С первым же шагом попадаю под крупные тяжёлые капли. Стоит пройти пару метров, как сзади раздается хриплый голос:

– Катя.

Будто мокрой плетью ударили меж лопаток! Этот голос я узнаю из тысячи! Вру. Из миллионов…

Он принадлежит тому, о ком я думаю, проснувшись утром и тому, о котором думаю ночью перед сном. Причина моего счастья в прошлом, и моей боли в настоящем. Стэфан Дицони.

Когда я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с глазами с гетерохромией, сердце стремительно падает вниз, ударяясь об обрывы и выступы. В висках дико стучит кровь: бежать, бежать, бежать… Куда угодно, но бежать!

«Baby doll» – В переводе с английского означает «куколка» или «малышка». Собственно, название стиля полностью отражает его суть – непосредственность и миловидность. Фасон платья имеет завышенную линию талии, укороченную объемную юбку, может быть без рукавов, на бретелях или с рукавами-фонариками. Для создания платья очаровательной куколки используются красивые, воздушные кружева и ткани, такие как гипюр, шифон, а также блестящая, струящаяся материя: атлас, шелк. Длина платьев в стиле бэби-долл всегда выше колена.

Глава 54

Катя

На Стэфане черная куртка-косуха. Радикальная*, с широкой молнией, люверсами и карманами. Никогда не видела его таким. Опасный… Совсем не похож на того элегантного Дицони, к которому я привыкла. Огромный бугай, подонок, сволочь! Стоит и мнется. Широкая грудь от быстрого дыхания ходит ходуном. Знает, что преданная им девушка способна на все, кроме адекватных поступков.

А я… Вижу его и на клочья разлетаюсь. Смотрю жадно. Стук сердца грохотом отдается в ушах. Выглядит он великолепно. Широкоплечий, узкобедрый, грубовато-красивый, уверенный в себе даже в этих выцветших джинсах и черной косухе. Черные ботинки на шнуровке. Бунтарь. Запретный. Дерзости добавляет темный кровоподтек на скуле.

Стоит встретиться со Стэфаном взглядом, как внутри вверх рвется алое пламя. Этот разрушающий огонь горячим обжигающим языком лижет трепещущее сердце. Больно! Осознаю окончательно, что весь его «состряпанный» в прошлом образ – всего лишь фальшь для достижения цели. С трудом сглатываю. Есть такой порог душевного страдания, когда теряешь всякую гордость. И я на грани.

Мир дрожит и трескается в отражении луж, когда буквально через мгновение широкие шершавые ладони обхватывают мои плечи. Чувство такое, что если замедлить дыхание, то и время замедлится. Остановится!

Стэфан прижимает мою голову к своему плечу. Гладит по волосам невыносимо нежно и трепетно. Начиная от макушки, спускается все ниже – до самой талии. Перебирает пряди, будто жалеет. Парадокс. Ведь именно он и нанес мне эту смертельную рану! Пустил яд лжи под кожу.

Его аромат с нотами ванили, кожи и свежей травы проникает в самую глубь трепещущего сердца. Нервы натягивает до предела! Внезапно осознаю, что попадаю в такое же неровное дыхание, как и мое. Сердце изнутри ломает ребра…

– Я давно хотел это сделать. Думал о тебе и вот – сегодня сломался, – шепчет, лаская губами завиток у моего уха. – Ты мне нужна, Катя.

Отталкиваю с силой. Только это все равно, что бороться со скалой – даже на шаг не сдвинулся.

– Оставь меня в покое, – цежу с такой злобой, что у самой бегут мурашки по коже.

Игнорирует все мои попытки. Еще сильнее, как капкан, руками сжимает талию.

– Скажи, что ты обо мне не думала, – во взгляде разноцветных глаз такой спектр чувств, что непроизвольно теряюсь, – и я больше не побеспокою тебя.

С каждой секундой моего молчания на лице Стэфана растет напряжение. Желваки ходят ходуном. Как же я соскучилась! Я уже и забыла, какой он сильный, высокий.

Одёргиваю себя. Нельзя! ВСЕ блеф! Поддаться словам Дицони – не уважать себя. Наша безмолвная борьба длится бесконечность… а может быть, всего секунду.

– Нет, не думала, – с трудом сглатываю ставшую вязкой слюну. – Прощай, Стэфан.

Прежде, чем отвернуться, высоко приподнимаю подбородок. Своим жестом хочу показать, доказать: вот, посмотри, Дицони! Я не погибла без тебя. Я дышу!

Дергает за руку, не давая уйти. Нет, не больно, но достаточно ощутимо.

– Не отпущу.

Прикрывает на мгновение необычные глаза. Смотрит на меня, прикасаясь двумя пальцами к своим губам. Можно даже предположить, что нервничает. Но нет! У него каменное сердце. Стэфану чужды какие-либо переживания.

– Проклятье! Катя…

Обхватив мои скулы, ласкает большими пальцами чувствительную кожу.

Хватаюсь за его запястья. Мне страшно! Кажется, если отпущу, молния поразит.

Эти руки… Сильные мужественные руки обвивают мою талию. Огненный поцелуй, как укус пчелы, застает врасплох. В отчаянье бью по широким плечам. Большие тёплые ладони лишь сильнее стискивают. Подавляют волю. Порабощают. Жадными движениями рук по бокам проводит. Чувствую его пальцы так, будто между нами нет никакой преграды – только обнаженная кожа. Шершавые ладони ниже скользят, бедра сквозь ткань юбки ласкают. Прижимает все теснее к себе. Мои кулачки больше не бьют в мощную грудь – туда, где дико грохочет мужское сердце. Пальцы безвольно разжимаются. Глупое сердце просит, нет, требует, чтобы Стэфан больше никогда меня не отпускал! Отрывается от моих губ и целует в лоб смазанным поцелуем. Такое простое едва ощутимое касание, но оно будто огнем опаляет. Мысли разбиваются на тысячи и тысячи мелких фрагментов. Будто огни фейерверков, вспыхнув ярко, ослепляют, но почти сразу гаснут. Разбиваются о реальность.

– Башню рвет… – оторвавшись от губ, проводит цепочку пылких поцелуев вдоль шеи. Щекочет горячим дыханием. Прикусывает мочку моего уха, посылая вдоль позвоночника сладкие нервные мурашки, – … с ума сводишь…

Хрипотца в его голосе разбивает вдребезги все установки! Будто поезд заминировали. Взрыв и – он на всем ходу с рельсов сходит. В его объятиях я гибну и снова возрождаюсь! И так без остановки, по спирали. Невиданная сила окутывает меня коконом, парализует все мысли.

Нет… Отворачиваю лицо, не давая ласкать себя чувственным губам. Нет! Разве можно любить предателя?! Собрав всю силу воли в кулак, упираюсь ладонью в твердую, неподатливую, как гранит, грудь. Обвинения срываются с губ сдавленно, будто каждое слово причиняет невыносимую муку:

– Такое ощущение, что ты следишь за мной, – прикусываю изнутри щеку, ощущая, как рот наполняется металлическим привкусом, – и когда считаешь, что я счастлива, спешишь причинить мне боль!

*Радикальный стиль – несет в себе провокационный характер. Запоминается духом бунтарства, когда все прежнее, традиционное отвергается. На смену ему приходит «несерьезное» отношение к миру.

Глава 55

Катя

Ведь я почти себя убедила, что все кончено. Как он может быть таким жестоким?!

Зрачок Дицони расширяется. Поглощает тьмой. Кажется, понимает, что я уже приняла решение и все его слова и уловки впустую.

– Я люблю тебя, – швыряет в меня припасенным козырем.

С видимой легкостью отбиваю его. Распадаюсь при этом внутри на острые осколки. Этот звук ни с чем не спутать! Звук разбитого сердца. Неровные края кромсают так, что душа заходится в агонии. Только по мне не скажешь, как больно, когда с губ срывается холодное:

– Сочувствую.

Стэфан дергается, как от удара, внимательно вглядывается в моё побледневшее лицо. Впервые в его глазах мелькает растерянность. Да, Стэфан Дицони. Я тоже умею играть жестко! Надменный подбородок каменеет. Задела-таки гордость.

– Если ты меня любишь, как говоришь, то оставь в покое! – жалкий звук дрожи в голосе почти готов сорваться с губ. Боюсь этого, поэтому кричу истерично. – Дай мне дышать!

Разбиваю свой некогда тщательно возведенный по кусочкам-кирпичикам мир – это последняя, безнадежная попытка не дать ЕМУ уничтожить меня. Камня на камне не оставляю! Сжимаю с силой кулаки – так, что овальные ногти впиваются в нежную кожу. Как же все это невыносимо!

Страдаешь, мечтаешь о чем-то, а потом это оказывается фальшью, сизым дымом. Не позволю больше себя окутывать лживой паутиной! Делаю шаг назад, разрывая этот порочный круг. Такое просто движение, а сердце кровью обливается. Оно еще помнит во всех подробностях нежные слова, взгляд, руки. НО разум уже понимает: все ложь.

– Что тебе надо от меня? – горжусь собой, потому что голос звучит безразлично… почти.

Наступаю прямо в лужу, но не замечаю этого. Сейчас я веду две ожесточенные войны – с Дицони и… со своим разумом. Последний борется с глупым сердцем.

– Все, чего я хочу, чтобы ты была счастлива, Катя, – длинные черные ресницы на мгновение прикрывают необычные глаза. – Мне просто жаль, что ты счастлива без меня.

Что это? Уловка? Каждым словом целенаправленно и монотонно загоняет в мое сердце раскалённые добела иголки. Одну за одной. Нисколько не жалея, забивает их, словно тупые гвозди, в мою душу.

Врет! Не жаль ему. Глаза, поза Стэфана Дицони – все говорит о том, что он не оставит все ТАК. У него глаза человека, который никогда не сдается.

Отворачиваюсь, переходя на быстрый шаг. Я чувствую, как он идет сзади. Каждые три моих шага, как один его.

– Катя!

– Нет! – огрызаюсь. Защищаюсь, как маленький зверек, по пятам, которого идет крупный хладнокровный хищник. Жаждет моей крови. Моей жизни. Всей меня! Просто по прихоти, просто во имя мести моему отцу. – Оставь меня в покое!

– Лапочка…

– Ненавижу!

Резко останавливаюсь. Дышу так тяжело, будто за мной дьявол гонится. Поворачиваюсь, глядя страху в глаза. Красивые глаза…

– Тогда ответь мне только на один вопрос, – не могу понять, что именно льется по щекам. Капли дождя? Слезы? – Только один! Честно, – убираю от лица прилипшие влажные пряди волос. – Ты женат?

Уголок рта Стэфана дергается, и он на секунду отводит глаза. Но, когда мы вновь встречаемся взглядами, я вижу в них ответ. Все кончено.

– Прости, – как заворожённая, смотрю на четко очерченные губы, когда Стэфан с трудом покаянно произносит. – Давай поговорим. Я просто хочу, чтобы ты поняла.

– Понять – значит наполовину оправдать! – сжимаю пальцы с такой силой, что костяшки белеют. – Никогда!

Я безумно люблю Стэфана Дицони, но и себя не на помойке нашла. Нет оправдания его поступку. ОН ПРЕДАЛ!

– Я никогда этого не пойму, Стэфан, и не приму.

Усмехается криво, запустив пальцы в черные, как смоль, волосы.

– Дерьмо! Какое же дерьмо эта поганая жизнь!

Отчаянье в его голосе посылает вдоль моего позвоночника импульс. Я рвано втягиваю воздух.

Запрокинув голову, Дицони прикрывает глаза. Подставляет лицо прямо под хлесткие капли дождя. Ведет себя так, будто не он, а я его предала! Да как он смеет?! Вновь смотрит на меня. Чувственные губы поджимаются.

Я же, как дурочка, пялюсь на блестящие в темных волосах капельки и мечтаю запустить в шелковистые пряди пальцы. Ощутить их прохладу и гладкость. Подушечки пальцев колет от дикого желания коснуться. Не могу смотреть ему в глаза! Боюсь, что сдамся.

Будто чувствуя мое отчаяние, Стэфан делает шаг вперед. Красивый. Гордый. Так близко.

– Помнишь, мы спорили, кто любит больше?

Приоткрываю губы, качая головой. Нет! Нет! Зачем он ЭТО делает?! Как отчаянно не сопротивляюсь, меня будто в черную воронку безжалостно засасывает в прошлое:

… – Стэфан, за что ты меня любишь?

– За твою красоту, ум, стиль, чувство юмора, любимая, – сразу же находится Стэфан, за что получает мою благодарную улыбку. – А ты за что меня любишь?

Лукаво блестя глазами, мило усмехаюсь:

– За твой безупречный вкус!

Стэфан, улыбнувшись, обхватывает мое лицо ладонями. Ласкает взглядом.

– Спорим, я тебя больше люблю?

Прикусив губу, качаю головой.

– Нет, Стэфан, я больше!

Прикрыв глаза, чувствую, как по щеке скользит крупная слеза. Нет сил даже смахнуть ее.

– Так вот, я был прав, Катя.

Его слова заставляют распахнуть глаза. Только через дымку слез почти не вижу лица Стэфана, лишь очертания. Задыхаясь, глотаю рыдания. Разве он не видит?! Мне больно! Я не игрушка.

– Прощай, – выдыхаю сипло, безжизненно.

Отвернувшись, почти бегу к припаркованной машине, где стоит темным пятном Даниил, держа над головой огромный черный зонт.

Главное, не обернуться! Отказываюсь видеть, как разлетается на осколки мир, в который я так верила. Знаю, человек, которого я люблю, никогда не будет только моим мужчиной. Обладать Стэфаном Дицони всецело можно только короткое время.

Внутри будто что-то умирает с каждым торопливым шагом. Я боюсь… Себя! Боюсь, что сдамся. Скорее уехать. Прочь! Я не имею права. Ведь там, в другом городе, живет маленькая рыжая девочка, и я не имею права лишать ее отца ради своего ребенка!

Юркнув в открытую для меня Даниилом дверь, закрываю лицо ладонями. Рыдаю в голос. Кусаю губы до крови, тыльной стороной ладони вытирая не то слезы, не то капли воды со своих щек, губ… Нет! Это не слезы. Вру сама себе безбожно. Почти с отчаяньем и надрывом убеждаю себя в том, что это все дождь. Я свои дожди переживу и не нужно мне договариваться с совестью – не договорюсь. Назад пути нет. Я не имею права рушить чужую семью! Я должна была прогнать его – так будет правильно.

Глава 56

Катя

Пять месяцев спустя

Отодвинув раздвижной столик, убираю с колен принесенные стюардессой более часа назад плед и подушку. Может, всё-таки надо было согласиться на тапочки? Ноги так гудят от долгого положения в одной позе, что сил нет!

Несмотря на то, что Илья разложил мое кресло в удобное положение и даже попросил подставку для ног, конечности нещадно ноют. Хорошо, что мы сидим в носовой части. Здесь меньше всего ощущается болтанка и турбулентность.

Тяжело вздохнув, одним нажатием кнопки убираю электромеханические шторки, чтобы открыть иллюминатор. От вида пушистых белых облаков в желудке почему-то все сжимается и чуть ниже диафрагмы начинает подниматься безжалостная волна тошноты.

Проклятье… Эти ощущения ни с чем не спутать! Токсикоз. Проклятая анемия! Все из-за нее. Не знаю даже, откуда она у меня взялась! Анализы показывают ужасный дефицит железа, да еще и фолиевой кислоты.

Ведь все… Все делаю, на чем врач настаивает. Витамины, прогулки, диета…

Измученно усмехаюсь, проглатывая ставшую вязкой слюну. Похоже, мой организм считает по-другому.

Краем глаза бросаю раздраженный взгляд на Илью. Зная мое состояние, все равно потащил в Москву на этот дурацкий деловой ужин! Вот стоило оно того, чтобы беременную мотать туда-сюда ради одной встречи?!

Развалившись удобно на кресле, Сазонов-младший не замечает моего испепеляющего взгляда. C лёгкой улыбкой на смазливом лице, Илья увлеченно читает журнал «Бизнес Премиум».

Перевожу тоскливый взгляд на свой журнал, но желания вновь окунаться в эту галиматью под названием «Стиль на все времена» совершенно нет. Это чтиво адресовано тем женщинам, которые никогда не устают работать над своим образом и имиджем. Сдуваю прядь со лба. Что там есть такого, чего не знаю я? Даже под облаками, я остаюсь верна своему стилю и менять его не собираюсь. Ком тошноты накатывает так неожиданно, что я со стоном прикрываю рот ладонью, чем привлекаю внимание Ильи.

– Господи, Катя, – светлые глаза Сазонова комично округляются, – если тошнит, выйди, умойся.

Машу на него рукой, как на надоедливую навозную муху. Опять надухарился этими вонючими духами.

– Давай, позову стюардессу? Она тебя проводит, – суетится жених. Должно быть, еще не забыл прошлого случая, когда мой непереваренный завтрак оказался на его ботинках.

Беспомощно открываю глаза, но стоит увидеть лицо жениха, как вновь ощущаю накатывающие волны тошноты. Они подступают безжалостно и неуловимо.

Илья поспешно отодвигается подальше.

– Ты же знаешь, я не переношу все это… у самого позывы начинаются, – кривит губы Илья. Тем не менее, несмотря на явную брезгливость, в голубых глазах отражается искренне беспокойство. – Я тебе помогу, – тянется ладонью вперед.

Отталкиваю руку.

– Не надо, – поспешно встаю со своего места, – справлюсь.

– Кать?!

Морщусь, когда в его голосе появляется беспомощность потерявшегося щенка. Отлично, теперь со стороны можно сделать вывод, кто здесь голубь мира, а кто вздорная особа с нелегким характером!

Илья что-то еще говорит мне вслед, но я уже со всех ног спешу к кабинке туалетной комнаты. Господи, и за что мне все это?! Половину срока беременности все было идеально, несмотря на депрессию и… разбитое сердце. А тут ни с того ни с сего дикие приступы токсикоза одолели! Проклятие! И ничегошеньки же не помогает. С беспомощной злостью размышляю о том, что по прилету обязательно выкину дорогущие таблетки для беременных в мусорное ведро. Заменю их… да хоть на морковь! И то пользы больше будет. Стоп! А в морковке есть железо?

– Осторожно.

Прежде чем успеваю неловко споткнуться, моих обнаженных плеч касаются горячие мужские ладони. Уверенно поддерживают. В голове царит полная сумятица. Не каждый день я натыкаюсь на проходящих мимо людей, будто на гранитную непробиваемую стену. Ойкаю, дрожащими ладонями инстинктивно прикасаясь к широкой мужской груди, затянутой кашемировым пиджаком темно-синего цвета. Вскинув взгляд, приоткрываю рот от потрясения. Ноющее чувство окольцовывает сердце, сжимая раскаленными докрасна щипцами. Будто без предупреждения толкнули в котел с горячим маслом!

Стэфан… Какая-то истерика поднимается из самой глубины сердца, но я душу ее на корню. Не даю прорваться наружу. Он, как всегда, выглядит абсолютно непробиваемым. Ничто не может задеть Стэфана Дицони. Его лицо – вечный неизменный покерфейс. Нет возможности понять, что он чувствует в данный момент и чувствует ли вообще? Разноцветные глаза смотрят пристально.

А он не изменил своим привычкам. Проигнорировал конвейерный подход с трафаретами и шаблонами. Поэтому на нем кежуал-костюм. Он действительно делает Дицони неотразимым. Не просто деловой костюм, а костюм конкретного фасона – английский, тройка. Непроизвольно поджимаю губы. Пижон! Зауженные брюки и укороченный пиджак в ярких тонах выглядят на нем органично. Другого бы этот образ, скорее всего, просто «убил», сделав невзрачной бледной молью. Только не Стэфана Дицони с его природным смуглым цветом кожи и яркими чертами лица. Неожиданно будто шоры спадают.

Похоже, наше затянувшееся молчание подрывает его кажущуюся собранность. В глазах Дицони принимается бушевать такой ураган чувств, что непроизвольно делаю шаг назад. Крепкие руки не дают пошевелиться, не отпускают. Сильные пальцы держат меня за плечи, не давая сдвинуться ни на миллиметр. Смотрит в глаза, а затем, мазнув по прикрытой тонкой шифоновой тканью груди, останавливается на располневшей талии. На секунду щурится, после чего резко вскидывает ресницы.

В какой-то момент, мне кажется, что из широкой груди Стэфана вырывается странный звук. Такой глухой, будто с размаху воздух выбили. Пусть только попробует, что-то сказать насчет моей беременности! Ответ будет один. Малыш от Ильи. Наверняка, Стэфан в курсе нашей помолвки с Сазоновым. Об этом на всех разворотах газет пестрили заголовки.

Глава 57

Катя

– Сазонову очень повезло, – хриплый голос Дицони по нервам бьет. – Красивая невеста, ребенок… Все то, о чем любой нормальный мужик мечтает, – голос Стэфана становится вкрадчивым: – Завидую. Если бы я на секунду хотя бы поставил себя на его место, представил себе, что это все мое, я бы вцепился хваткой бульдога. Свое я никогда не отдам.

О чем он?! Бледнею от страха. Сердце покрывается корочкой льда. Нет, не может быть! Дицони не может знать! Пусть докажет – не выйдет! Лицемер! Сам женат и дочь есть, а мне все сказки рассказывает. Наверняка так и держит за малолетнюю дурочку. Сволочь!

Испуганно сглотнув, не могу на него наглядеться. Понимаю, что этим себя сдаю, НО… Тону в выразительных глазах, забывая о том, что только что пугало больше всего на свете. Идеальная фигура, смуглое лицо, черные волосы. Стэфан Дицони – само воплощение мужественности и суровости. За те долгие месяцы, что мы не виделись, кажется, Стэфан еще более возмужал, если это, конечно, возможно. Неужели его плечи всегда были такие широкие?! А торс такой узкий…

Боже! Инстинктивно прикасаюсь к талии, где неожиданно ножкой бьет малыш.

За складками платья для беременных уже давно не скроешь положения. Нарядное, черного цвета, с принтом из бело-серых крупных листьев, длиной чуть выше колен, платье с длинными объемными рукавами на резинке придают образу воздушности. Несмотря на то, что юбка расклешенная и с небольшой сборкой в области талии, она не в силах сгладить милую округлость живота.

Стэфан скользит взглядом по моим волосам, а я почти не дышу, когда он, словно вор, касается, будто несметных сокровищ, моего светлого локона на плече. Многие девушки нe рискуют стричься и краситься во время беременности, чтобы нe навредить здоровью ребёнка, и я не стала исключением. В последнее время я ношу волосы распущенными. Все, что себе позволяю – это украшать локоны оригинальными заколками и шпильками – нежная изысканность. Рассеянно слежу за движениями сильных пальцев, ласкающих мои локоны.

– Да, Илье повезло, – чопорно ставлю точку в разговоре. Не выдержав, выпаливаю, на одном дыхании. – Почему здесь? Я не верю в такие совпадения!

Отдаю должное: Стэфан не делает вид, что не понял вопроса. Только ответ его мне приходится не по вкусу.

– А кто тебе сказал, милая, что это совпадение? – хриплый голос заставляет неловко сжаться.

– Зачем ты…

– Что? – улыбается обаятельно, но улыбка тут же тает, когда скользит

взглядом по моему лицу. – Катя, – обеспокоено хмурит широкие брови, – ты такая бледная…

– Все нормально, – бурчу в ответ. – У меня все под контролем. Мне не нужна помощь посторонних мужчин, – на этих словах я, как зачарованная, наблюдаю за тем, как черты лица Стэфана заостряются.

«ОПАСНО!!!» – кричит мозг!

Но язык – враг мой, продолжает:

– Для этого у меня есть…

– Стэфан!

Как по команде, оборачиваемся на женский голос. Перед нами никто иная, как классическая секретутка! Как раз из того сорта, что всегда и везде таскается за боссом, выступает в роли его «живо-визитной карточки».

Я ее сразу раскусила! Короткое каре, бархатные карие глаза. Высокая, длинноногая. Большие чувственные губы. Ставлю с размаха клеймо: хищница! И плевать на ее строгий костюмчик. У нее огромными буквами на лбу написано, кто она!

Смотрит на меня ледяным взглядом, в котором читается вопрос: «А вы что там с моим с боссом интимничаете?»

Глаза не отвожу, держусь стойко, несмотря на то, что штормит. Я и сама симпатичная, но рядом с этой чувствую себя расплывшейся черной каракатицей! Все-таки шесть месяцев стройность уничтожают. Становиться так обидно, что даже не замечаю, как начинаю сопеть.

По-любому, спят! Не то, чтобы я верю в то, что все секретарши спят со своими боссами… Будь Стэфан мрачным Квазимодо, может быть, и не спали бы. Но я на своем опыте знаю, каким может быть обаятельным этот гад. Вот зачем он нанял эту?! Более, чем уверена, что она не в состоянии даже отправить факс с третьего раза!

– Ян, ты зачем ушла? – недовольно поджимает губы Дицони. Выглядит откровенно злым! Наверняка не рад, что я увидела его новую пассию. – Я же сказал, оставаться с Верхотуровым.

Ускользаю, как ручеек, из-под пальцев Дицони, пока желание выцарапать бесстыжие лупешки брюнетки не стало чем-то навязчивым. Так и не услышав вразумительный ответ от секретарши, резко смахиваю руку Стэфана со своего плеча. Убиваю, режу Дицони взглядом-кинжалом! Кабель!

Все-таки мне повезло, в отличие от жены Стэфана. Я знаю, какой ходок Дицони. А вот бедная женщина может лишь только об этом догадываться. Такие, как Стэфан, никогда не остаются одни. Вон, пожалуйста, уже новую игрушку завел. Подбородок начинает опасно дрожать, и мне ничего не остается, как поспешно проскочить за дверь туалета. Опираюсь бедром о прохладную поверхность раковины, почувствовав небольшое головокружение. Всеми силами пытаюсь унять учащенное сердцебиение. В отражении зеркала мое лицо и правда выглядит бледным и осунувшимся.

Уже через минуту легкий стук в деверь заставляет застыть, вцепившись пальцами в мраморный край.

– Кто?

– Извините, – знакомый голос стюардессы заставляет расслабить сбившиеся в камень мышцы. Это не Стэфан. – Меня ваш муж послал узнать, все ли хорошо?

Муж? Удивлённо моргнув, мысленно бью себя по лбу. Должно быть, меня потерял Илья! Кто его знает, сколько времени прошло за этими гляделками с Дицони?

– Да-да, все в порядке! – мой голос дрожит, но звучит уверенно. – Спасибо.

Спустя пару минут, обтерев лицо салфетками, пропитанными ароматной розовой водой, толкаю дверь. Покинув помещение, тут же сталкиваюсь почти лоб в лоб с миловидной стюардессой. Бровь непроизвольно ползет вверх. Она что, все это время здесь стояла?!

– Извините, – мямлит смущенно девушка. Должно быть, стюардесса приняла мое удивление за недовольство. – Ваш муж был очень настойчив, – заламывает тонкие, как у пианистки, пальцы. – Он настоял на том, чтобы я дождалась вас и сопроводила до места.

Русоволосая девушка оборачивается назад, будто ища одобрения. Растерянно встречаюсь с взглядом разноцветных глаз. Вспыхиваю до мочек ушей. Это не Илья, а Дицони беспокоился о моем самочувствии. Несмотря на то, что Стэфан разговаривает с мужчиной респектабельного вида, его внимание всецело сосредоточено на мне. Это понятно по его наклону головы и ярким глазам, которые то и дело возвращаются ко мне.

Стараясь не пялиться на Дицони, подхожу к своему месту. Все рецепторы заполняет аппетитный аромат запечённой говядины, тушеных овощей и… отвар шиповника? Откуда вообще на борту шиповник?! Вопросительно вглядываюсь в недовольное лицо Ильи.

Сазанов разводит руки в стороны.

– Я ничего не заказывал.

– Это от господина Дицони, – сверкая улыбкой, щебечет рыженькая стюардесса. Не замечая возникшего напряжения, расставляет методично блюда на столике.

Боже! Мне кажется или это будет самый долгий полет в моей жизни?

Глава 58

Катя

Разбирая вещи после перелёта, то и дело отгоняю настырные мысли о Стэфане. Эта встреча в самолёте совершенно выбила меня из колеи. Ведь теперь я буду знать, что Стэфан здесь – в Краснодаре. Он совсем рядом.

Выходить замуж за одного, любить другого… Какое-то самоистязание! А сердце все покоя не дает. Знаю ведь, что изменить уже ничего нельзя и надо продолжать жить как-то дальше, но это так не просто! В душе такой ад творится. Так хочется с кем-то поговорить…

Телефон на кровати настойчиво вибрирует, но, увидев имя контакта, поспешно переворачиваю его экраном вниз. Нет уж, на сегодня с меня хватит Сазонова! Он и так довёл меня почти до чёртиков в оставшиеся часы полёта. Илья то и дело дёргался, прикасаясь к своей недавно зажившей челюсти, допытывался, говорил ли мне что-то Дицони? Просил ли о встрече? Дотрагивался ли? Не знаю даже, как я выдержала все это сумасшествие! Сазонов и его ревность – хуже всякой пытки!

Поэтому всё время до дома я провела, как на иголках. Говорят, дома и стены лечат, но, как оказалось, напрасно я на это рассчитывала. Ведь и здесь меня ждали бесконечные расспросы. Мысленно возвращаюсь к недавнему разговору с мамой.

– Как прошёл перелёт, дочка?

Тяжело вздыхаю.

– Нормально.

– Хорошо кормили?

– Приемлемо.

– Кать…

– Ладно, мама. Спрашивай, что ты хотела на самом деле узнать. Я же вижу, что далеко не еда в самолёте тебя волнует.

Неловкая пауза, за которой следует вопрос:

– Катюш, ты хоть немного любишь Илью?

Серьёзно?

– Мам, – убираю со лба прохладную руку родительницы, которая настойчиво ищет следы температуры. – Я не верю в любовь. Все, что есть между мной и Ильёй – сделка.

– Но, Катенька! Я же вижу, ты несчастна.

– Всё в порядке…

Горько усмехаюсь. Несчастна? Возможно. Только вот когда это кого-то волновало?

Искренне не понимаю, к чему сейчас всё это? Моя судьба предрешена. Брак с Ильёй – неизбежность. К чему сейчас все эти неловкие попытки и дрожащий голос? Ведь оба родителя так хотели этого брака! Для чего сейчас это посыпание головы пеплом?

Пусть думают, что всё будет, как они хотят, а пока я должна сопровождать Илью. Договорённость между нами нельзя нарушать. Я сопровождаю его на контрактах, а он… не вмешивается в мою жизнь после свадьбы.

Этот договор между мной и Сазоновым больше похож на западню: попасть в неё было весьма легко, а вот выбраться почти невозможно. Это всё просто убивает! Плясать под дудку Сазонова – что может быть хуже? Но ради малыша я пойду на всё. Ради независимости.

Раньше я думала, что все решают деньги, но теперь я мудрее. Всё решает власть. Нет независимости, не будет и денег! Обязательства вертят этим проклятым миром куда продуктивнее, чем деньги. Всё, что мне надо, так это немного потерпеть. Скоро я стану полноправной хозяйкой ранчо! И тогда всё изменится.

…громкий грохот заставляет выронить из рук шифоновую блузу на кровать. Мгновенно забываю обо всём, прислушиваясь к шуму.

– Борис! Не уходи от ответа!

– Я уже всё сказал.

Брови удивлённо ползут вверх. Какая муха укусила родителей? Хорошо, что в выходные обслуживающий персонал приходит только после обеда, иначе пришлось бы краснеть. Даже не помню, когда они в последний раз так громко ругались.

Дверь, ведущая в мою комнату, слегка приоткрыта. Она совсем не заглушает назревающую грозу между родителями. Подхожу ближе, чтобы прикрыть её, но следующие слова матери заставляют замереть на месте.

– Мы не можем решать за Катю! Я думала, так будет лучше, что МЫ знаем, как лучше, но наша девочка страдает.

– Пф, страдает! – в голосе отца нет ничего, кроме сарказма. – Она не знает, что такое страдать. Она выросла в максимальной роскоши. Это ВСЕ дал ей я! Моё имя. Моё положение!

Выйдя из комнаты, выглядываю осторожно с лестницы. Не дай Бог, заметят!

Оттуда, где я стою, неплохой обзор на происходящее.

– Мы не имеем права решать, кого ей любить, с кем жить… – мама, всегда элегантная и красивая, сейчас выглядит, мягко говоря, взбудоражено. Она бьёт кулачком в широкую грудь отца, будто хочет достучаться до его души… если она, конечно, у него есть. – Она не твоя заложница и даже не подчинения! Тем более, не вещь! – мама поднимает лицо, залитое слезами. – Или ты хочешь, чтобы она превратилась в такого же циничного человека, который потом будет, как мы? Такой же хозяйкой, которая распоряжается жизнью «вещей»?! Посмотри, во что мы превратились!?

– Таково бремя больших денег и имени, жена! – отец встряхивает за хрупкие плечи маму. – Она – Екатерина Зимина, дочь Бориса Зимина, одного из самых известных бизнесменов краснодарского края, моя дорогая. Да, это тяжёлый крест!

– Иногда я думаю, да пропади пропадом эти деньги! – всхлипнув, мать кладёт голову на плечо отцу. Её следующие слова настолько тихие, что еле различаю. – Эти деньги, наследства даются в наказание.

Проведя рукой по волосам матери, отец приподнимает её лицо за дрожащий подбородок.

– Чем ты занималась в Ницце? – голос отца становится подозрительно вкрадчивым. – Опять, что ли, с какими-то коучами связалась?

– Ни с кем я не связалась, – неожиданно сухо обрывает мама, а затем будто плотину срывает. – Я вижу, что моя девочка погибает! ПОГИБАЕТ, Борис! Да она как тень ходит по дому. Хоть раз посмотрит на неё, посмотри по-настоящему, а не сквозь!

Родительница заламывает пальцы, на её лице следы отчаянья.

Прижимаю ладонь ко рту, чтобы сдержать рвущееся с губ тяжело дыхание. Никогда не думала, что она так может за меня заступаться! Бешеные удары сердца отдают в рёбра…

– А я смотрю! – не соглашается отец, отвечая на нападки матери. – Смотрю в её будущее! Я не для того проклятое ранчо тянул, чтобы оно досталось непонятно кому. Моя задача, как отца, сделать всё для того, чтобы моя единственная дочь жила безбедно и была подстрахована от всяких… всякой нечисти!

– Нет! Нет, всё не то…

Маму так трясёт, что даже страшно становится! Я и не догадывалась, что в ней могут быть заключены такие эмоции! Всегда сдержанная, даже холодная… Неужели она всё это время переживала за меня?!

– Света! Что за истерика? Приди в себя!

Мне кажется, или в голосе отца и правда звучит беспокойство? Он отводит от её изящного с высокими скулами лица светлые пряди волос. Вглядывается в неожиданно ставшие мятежными глаза.

– Не знаю, что ты там себе вбила в голову? Должна же быть какая-то причина твоего сумасшествия?

– Это не сумасшествие, – в голосе матери слезы звенят. Губы, подкрашенные помадой, дрожат. – Моя дочь – это и есть причина. Пока ты воевал за место под солнцем, я старалась воспитывать ребёнка. Я сама училась, росла и менялась. Да, я… я совершила много ошибок и сейчас пожинаю их плоды. Мне понадобилось много времени, чтобы понять: детей надо учить тому, как думать, а ни в коем случае, не тому, что именно думать. Вспомни, как она расцвела, когда работала у Дицони? Когда она всё решала сама. И какой она вернулась?! Не обрывай ей крылья, Борис. ПРОШУ! Ты не даёшь ей идти своей дорогой! Иначе мы её потеряем! Борис, она вычеркнет нас из жизни, понимаешь?!

Глава 59

Катя

– Ты сама не знаешь, что несёшь! – отец нервно проводит рукой по затылку. – Мы её родители, она не может нас вычеркнуть. Она обязана нас уважать! Сазонов – лучший вариант для Екатерины. Вот с ним она и найдёт своё предназначение – хорошая жена и мать!

– Илья всего-навсего глупый мальчишка! – голос матери полон отчаянья. – Какой из него муж?! Борис, мы должны признать, что совершили ошибку. Этот брак… он не должен состояться! Признай, ты делаешь всё, чтобы Дицони…

– Ошибку?! – перебивает отец, негодуя. Он явно не разделяет мнение мамы. – Катя с Ильей поженятся! Может быть, ты хочешь, чтобы Катя вернулась к Дицони? Хочешь обменять наше состояние на одеяло и еду?! Оно так и будет, если Дицони добьётся своего. Только через мой труп дочь будет с этим… Зачем ты вернулась из Ниццы? – отец подходит к графину, резким движением плеснув воды в стакан, осушает его до дна. – Я же тебе сказал отдохнуть!

– Отдохнуть? – повышает голос мама, – Да ты просто избавился от меня, чтобы провернуть свои грязные делишки! Я буду рядом с дочерью, Борис! Не надо было нам вмешиваться, – будто не слыша отца, причитает, буквально падая на диван. – Бедная моя девочка. Илья совсем не заботится о ней. Потащил на самолёт, зная, как ей сейчас тяжело!

Неожиданно отец поднимает голову, и я за доли секунды до этого успеваю затаиться в тени лестницы. Сердце стучит, как у пойманного в силки зайца!

– Говори тише, – понижает тон. – Хочешь, чтобы весь дом был в курсе? Они летели бизнесом, ничем не хуже пятизвёздочного отеля, – цедит недовольно отец. – Не понимаю, чего ты завелась?

– Борис!

– Хорошо, я поговорю с Сазоновым. Но признай, Света, никто не будет расстроен, если с этим ребёнком, что-то случи…

Вздрагиваю крупно, когда раздаётся громкий звук, так похожий на пощёчину.

– Не смей! Слышишь?! – голос мамы дрожит. Уже отчётливо слышны истеричные ноты. – Не смей, Борис, даже вслух такое произносить! Это наш внук.

– Наш внук, – передразнивает отец. – Да ты готова была в Дицони из ружья выстрелить, когда он переступил порог дома. Что изменилось, Света? Может быть, ты ещё скажешь, что тебя замучило чувство вины перед Дицони?

Почти не дышу, замерев у лестницы. Хочу знать, что произошло в прошлом! Второй раз в своей жизни я становлюсь свидетельницей ссоры между родителями из-за Дицони. Что именно связывает мою семью и Стэфана? Откуда пошла эта чёрная вражда?

– Возможно, – голос мамы звучит совершенно убито. – На тот момент он был ребёнком и не заслуживал всё, что прои… Мы были слишком жестоки. Я… я была жестока. Боялась… боялась, что…

– Напомнить, дорогая, что именно ты затеяла всю эту войну? Прекрати истерить! Что было – этого уже не вернуть, – голос отца становится громче, и я испуганно прижимаюсь спиной к двери.

– Я ничего ему не отдам! – рычит, словно загнанный зверь. – Пусть хоть тысячу своих юристов-нюхачей присылает. Ничего не вынюхают! НИЧЕГО! Ранчо ему не видать, как своих ушей. Всё равно оно будет Катино. Как думаешь, отдаст ли она ему его?! Черта с два! После того, что она узнала, Катя никогда не простит это отребье!

– А что, если Лола говорила правду, и он…

– Плевать! – обрывает отец. – И что, даже если правда?! Это ровным счётом ничего не меняет.

– Почему ты так говоришь?! – охает мать. В её голосе звучит ужас. – Что значит, если это правда? Ведь ты клялся, что Лола врет… Боже, Борис! Это правда и ты знал! БОЖЕ! Поэтому Дицони ТАК мстит, он…

– Мне плевать! – орёт отец.

Громкий звук разбитого стекла заставляет поёжиться. Должно быть, разбился стакан.

– Прекращай, Света. Всё было очевидно, не строй сейчас из себя невинную овечку. Мы полюбили друг друга «с прошлым». Только вот, в отличии от тебя, я смирился и принял это.

Мама громко всхлипывает, принимаясь горько рыдать.

– Я больше не мооогууу…

– Ты что это удумала?!! Мне скандалы не нужны! Я не для этого себе годами репутацию возводил. Светочка, девочка моя, ты же знаешь, как я тебя люблю. Стоило тебя увидеть и всё перестало для меня существовать – только ты! Ты!

Прикрываю тихо дверь, ощущая, как вдоль виска ползёт капля пота. Смахиваю её,

почти на негнущихся ногах подхожу к тумбе возле кровати. Трясущимися пальцами тяну на себя ручку комода в форме скарабея. Ещё мгновение и в моих руках платок Стэфана. Разворачиваю клочок шёлка, пока не становится видно инициалы «Л. Д.»

Будто вспышкой в голове проносится разговор из прошлого.

– Вот, – вкладываю в широкую ладонь, – твой платок, – протягиваю шелковый синий кусочек ткани. – Только я не поняла, почему там инициалы не твои?

Настойчиво жду, когда Дицони раскроет тайну, которая не один день меня мучает.

– Это моей матери, – не глядя прячет платок в карман брюк. – Она умерла вчера… вчера – много лет назад.

Я сразу понимаю, что Стэфан имеет в виду под этим «вчера».

– Тяжело, наверное, родителей терять, – произношу чутко. – Чего тебе не хватает больше всего?

– Улыбки мамы…

Теперь я точно знаю, как расшифровывается эта надпись. Лола Дицони. Вот о ком говорили мои родители. Мама Стэфана! Невидимые глазу волоски на моих руках встают дыбом. Поспешно прячу платок под матрас. Не знаю, что скрывают мои родители, но я никогда не забуду полный отчаянья голос мамы.

«Ведь ты клялся, что Лола врёт. Боже, Борис! Это правда… и ты знал! БОЖЕ! Поэтому Дицони ТАК мстит».

Сердце тревожно стучит. Что мои родители сделали семье Стэфана? Впервые не уверена, что хочу знать правду. Иногда тайны защищают нас от ужасной, как монстр, реальности.

Всё оказалось намного сложнее и глубже, чем я представляла. Ненависть между моим отцом и Дицони – это не просто бизнес! Это нечто глубоко личное.

*Коучинг – метод обучения, в процессе которого человек, называющийся «коуч», помогает обучающемуся достичь некой жизненной или профессиональной цели.

Глава 60

Стэфан

Как чертов фетишист кручу в руках туфельку Кати. Невеселая улыбка кривит уголок рта – размер тридцать шестой не больше. Да, это та самая, что она кинула в меня во время нашей первой встречи. Помню еще тогда, искреннее восхитившись ее пылом, назвал Катю бешеной кошкой.

Ошибся. Котенок. Беззащитный, ласковый, нежный… Проклятье!

Сурово поджимаю губы. Не сумел уберечь свою девочку от всего этого дерьма под названием жизнь. Более того, стал одним из тех, кто ее ранил. Возможно, даже тем, кто сделал это больнее всего. Сука!

Резким движением ладони провожу пятерней по затылку. Взъерошив волосы, поднимаю голову. Через стеклянный потолок загородного пентхауса разглядываю так хорошо различимые в чистом ночном небе яркие звезды. Большим пальцем задумчиво провожу по длинной черной лаковой шпильке туфли. Это все было предсказуемо – наше расставание. Как бы я не пытался это предотвратить – не вышло. Мое прошлое, оно, как черная трясина, которую я прятал за полупрозрачным брезентовым тентом. То и дело заботливо поправлял края, оглядываюсь – не заметила ли чего Катя.

Первые же дожди сорвали с этой кровоточащей безобразной правды нелепо наклеенный мной бесполезный «пластырь». Да, я пытался выкрутиться, будто уж на сковородке. Бессмысленно. Даже в каком-то смысле глупо и бездарно. Я тот, кто когда-то выиграл в покер у самого дьявола, как совершенно безмозглый желторотый юнец спасовал перед юной девушкой. Все, что я смог ляпнуть в тот момент, когда предоставился шанс объясниться с любимой, наврал про сестру и племянницу. Потому что я знал, к чему приведет правда.

Нереально оправдаться перед своей любимой женщиной словами по типу «все это было до тебя», «это ничего для меня не значит», «это не то, что ты думаешь». Зная живое воображение Кати, я понимал: любимая не простит и не примет моего прошлого. В ее мыслях я все равно остался бы предателем. Штамп есть – равно измена.

Мрачно усмехаюсь. А всего-то надо было подождать пару месяцев от силы, и в графе о семейном положении стоял бы другой штамп – о разводе. Хотя, положив руку на сердце, понимаю: это бы ровным счетом ничего не изменило. Все тайное становится явным. Всегда.

Как раз это и отравляет жизнь Зимину. Заставляет бегать по инвесторам, в надежде спасти свою фирму от неминуемого банкротства. Потому что понимает, следующий шаг – ранчо. Он знает, я не отсыплюсь. Мы оба больны прошлым.

Сощурив глаза, наслаждаюсь той бурей, что закипает в венах. «Winter» больше не существует. Уже завтра ее поглотит окончательно и бесповоротно «Дицони карпарейтинг». Ставлю туфельку Кати на тумбочку возле кровати. Уже почти полгода это ее место. Прежде, чем опуститься в большое кресло из телячьей кожи, скидываю небрежно с плеч рубашку.

Когда это закончится?! Эта жажда мести и справедливости утихнет? Принесет долгожданный покой? Нет того освобождения, что я так жаждал. Я уничтожил Зимина. Это неоспоримый факт. Он – финансовый труп. Только вот удовлетворения нет. Так, секундная вспышка триумфа, когда я взял в свои руки последний пакет акций Зимина – не в счет. Сжимаю кулаки крепче, когда прикасаюсь одним из них к губам.

Полностью победителем я буду чувствовать себя лишь тогда, когда Катя и ранчо будут моими. Вот это поставит точку в нашей вражде. Когда моя нога ступит на землю ранчо, когда именно я буду хозяином этой земли – Лола Дицони будет отомщена. Мое. Я заберу то, что принадлежит мне по праву. Ни больше, ни меньше…

Устало откидываюсь назад, прикрывая тыльной стороны руки глаза. Передо мной мгновенно появляется нежный, изысканный, девичий образ. Ее глаза – фиалковые озера… ненавидящие, усталые, тревожные, разочарованные, наивные, гордые, презрительные, но по-прежнему самые прекрасные во всем мире. Тяжело сглатываю, когда вспоминаю нежную трогательную округлость живота.

Екатерина Зимина относиться к тем редким женщинам, которых беременность не то, что не портит, а наоборот – делает просто неотразимыми. Алебастровая кожа буквально светится и сияет. Кудри по пояс блестят и переливаются, манят своей шелковистой длиной прижаться носом, вдохнуть этот сладкий ванильный аромат, прикоснуться. Только с ней я осознал, что такое быть по-настоящему полноценным человеком, во всех смыслах и, что без настоящей любви жизни просто не существует. Ее беременность подорвала все сваи, на которых держалось мое терпение. Это заставило действовать еще быстрее, еще жестче, если это возможно. Завтра Зимин потеряет все. АБСОЛЮТНО ВСЕ!

Никто не знает о том, что я, как одержимый, считал минуты до нашей с Катей встречи. Хотя был полностью уверен, что она ей не будет рада. Каждый раз я будто под гипнозом смотрел на нее. Нетерпение снедало, резало на части. Наша стычка с Сазоновым вышла на руку Зимину, чем он и не преминул воспользоваться.

Я был готов разорвать Сазонова, если тот только приблизится к Кате хотя бы на миллиметр. Тогда я буквально выл по ночам от безысходности. Cбивал руки в кровь, выбивая все, что можно из груши, представляя на ее месте Сазонова. Прятал в карманы брюк зудящие кулаки, когда видел никем не замеченный издалека, как этот кусок говна наклоняет свою белобрысую голову, чтобы расслышать, что говорит ему МОЯ Катя. Порвать на куски! Так, чтобы и ошметков не осталось. Только внушительный срок, который светил мне из-за шестерки Зимина, останавливал от этого шага. Только это. Никто не узнает и том, как я радовался, когда моя малышка брезгливо морщила носик, смахивая пальцы Сазонова со своей талии. Моя девочка!

Когда мы столкнулись с Катей в самолете… Столкнулись. Хмыкаю – так думает Катя. Когда это случилось, в мою кровь моментально словно щедрая порция дури попала, да такая забористая, что с ног чуть не сбила. Ее осунувшееся бледное личико самое красивое, что я когда-либо видел в своей жизни. Оно из тех, в которые влюбляешься мгновенно. Без каких-либо очевидных причин. Их просто нет. Потому, что для меня Катя – ангел. Ангел, который поверил обещаниям того, кто привык ко лжи. Того, кто вырос, дыша пропитанным обманом воздухом. Даже если бы Катя меня никогда не подпустила к себе, уверен, я бы навсегда запомнил ее образ, пронес бы его по жизни. Он бы был со мной до конца моих дней, до последнего вздоха. Никто и никогда не оставлял во мне такого впечатления, как Зимина Екатерина Борисовна. Никто не оставлял такого следа в моей душе с первого взгляда. Теперь я точно знаю, о чем ведут речь поэты, говоря об одержимой любви, от которой можно потерять себя, раствориться. Катя не понимает этого, даже не осознает, насколько низко я перед ней на коленях.

А вот я сразу понял, когда вошел в нашу пустую без Катиных вещей квартиру – не простит. Русской женщине проще похоронить мужчину, чем простить измену. Только как достучаться через эту стену гордости, что она воздвигла вокруг себя? Как доказать, что НЕ изменял я ей никогда… в упор других не видел.

Столько ждать встречи, чтобы за все свои усилия в награду получить лишь равнодушный взгляд фиалковых глаза, холодных, будто зимние озера. Короткий кивок, пара слов, и она, словно неуловимый ветерок, ускользнула из моих рук. Но и этого мне было достаточно… пока. Как на засушенную землю, на которую попала живительная капля воды, кровь в венах закипела. Впервые за долго время почувствовал себя живым! Не механическим роботом, а человеком из плоти и крови. Почти кожей чувствовал, как Катя боится, что я по ее лицу прочту правду.

Глава 61

Стэфан

Хищно усмехаюсь. Илья Сазонов никакого отношения не имеет к беременности Зиминой Екатерины Борисовны. Мой ребенок и точка. По-другому даже быть не может.

Один бог или дьявол, до сих пор не знаю, кто мне именно благоволит, какой всплеск эмоций накрыл, когда я впервые узнал про беременность Кати. Переживал до чертиков, гадая, зачем она так часто в больнице появляется.

Что с моей девочкой? Моя ли вина в этом? Невроз? Депрессия? Что, черт возьми?! А когда прижал через нужных людей медперсонал, будто обухом по голове дали! Как чумной по несколько раз перечитывал на копиях документов диагноз. Глазам не мог своим поверить. Это казалось чем-то нереальным, чем-то… Такого дикого первобытного чувства мужского удовлетворения, накрывшего с головы до ног, я еще никогда не испытывал. Никакие бабки, никакие контракты и рядом не стояли! Чистейшее чувство эйфории. Катя беременна! Она носит моего ребенка. ОХРЕНЕТЬ!

Хотелось все бросить. Наплевать на закон. Послать куда подальше всех этих зубастых адвокатов, которых десятками пачек откопал для меня Стас. И плевать что из-за старой судимости новый срок может стать реальным. Встать перед Катюшей на колени, прикоснуться лбом к ее животу. Стоять так… да хоть вечность! Просто, закрыв глаза, в тишине наслаждаться нашим единением.

Сжимаю зубы до скрипа, прикрыв на секунду глаза. Пытаюсь унять бушующий огонь в груди. Это почти не реально, когда вот так знаешь, что Катя скоро станет моей. Подушечки пальцев пощипывает от дикого желания притронуться к любимой. Очертить каждую голубую венку, просвечивающую через гладкую, как атлас, белоснежную кожу груди. Только чертов дьявол знает, чего мне стоило все это время держаться на расстоянии!

Зимин все хорошо продумал. Знает, паскуда, мои слабые места так же, как и я его. Мы изучили друг друга вдоль и поперек. Куда нажать, что подковырнуть так, чтобы кровью изойти от одной лишь незначительной на первый взгляд царапины.

Борис прикрылся своей шестеркой Сазоновым. Сделал все, чтобы я и на метр не мог приблизиться к своей малышке. Знал, если будет заварушка, мокрого места не оставлю от этого сопляка. Разнесу. По кусочкам будут собирать. Так и вышло: четверо против одного. Шакалье. Едко усмехаюсь.

Самый лучший звук для моих ушей – это звук ломающейся на осколки челюсти Сазонова. Страх этих маменькиных сосунков, рождённых с золотой ложкой во рту, до сих пор осязаем на моих рецепторах. Хотели количеством взять, а не вышло. Тягаться с тем, кто прошел жёсткую школу интернатской жизни, им не по зубам. Кишка тонка. Сазонову повезло, что я в пылу не покончил с его никчёмной жизнью. До конца жизни он, должно быть, благодарен Стасу, который, вовремя появившись, оттащил меня от этого куска дурно пахнущей кучи.

Азарт победил. Ревность собственническая глаза застелила. Зимин знал, что сорвусь, как наркоман, добравшийся до иглы, голову потеряю. От старого срока только обтерся, а на горизонте, благодаря Зимину, новый замаячил. Чертов ублюдок сразу условия выставил: никаких встреч с Катей. Как бы я не бесился, но понимал: нужно искать обходные пути. Никому лучше не будет, если лет пять строгача получу.

Думал, свихнусь, головой поеду. Просыпался и засыпал с мыслями о своей лапочке. Думал, разнесу всех, кто под руку попадется. Пока в руки себя не взял и с дьявольским упорством в работу не окунулся. Сделки. Крупные, одна за другой. Итог – за эти полгода мой капитал на пару миллионов вырос. Что, похоже, еще больше Зимина взбесило. Каждый шаг, приближающий меня к его акциям, заставлял отца Кати не просто холодным потом обливаться, а истерить. Буквально – в прямом смысле этого слова. Сегодня он окончательно потерял все.

Плеснув себе в стакан янтарной жидкости, делаю большой глоток, осушая его до дна, а затем обратно на тумбочку отправляю. С едкой усмешкой вспоминаю слова Яны о том, как Зимин весь телефон главного офиса оборвал, начиная с шести вечера. Просит поговорить. Ну, что же? Поговорим…завтра.

Опускаюсь в кресло, устало прикрываю глаза тыльной стороны руки. К черту Зимина. К черту все. Катя… В голове яркой вспышкой та самая ночь, которая долотом будто на подкорке моего мозга выбита. Жадно вспоминаю все, в мельчайших подробностях. Сатанею от желания. В тишине кабинета звук расстёгнутой молнии брюк особенно громко звучит…

…опрокинув девушку на кровать, благоговейно глажу белокурые локоны, длинную шею. Спускаюсь к четко выраженным ключицам, чтобы слегка прикусить выпирающие косточки. Идеальная! Моя! Не могу и не хочу ждать.

– Чёрт… – хлопаю по заднему карману штанов.

– Что такое? – приподнимается на локтях, смотрит своими совершенно невинными волшебными фиалковыми глазами.

– Резинки закончились, – срывается с губ, будто ругательство. Желваки на скулах ходят. Не могу даже представить, что свою сладенькую не получу. – Хотел в аптеку заехать, Лебедев отвлёк.

Катя обиженно дует припухшие влажные от жадных поцелуев губки.

– И что теперь?

В голову приходит сумасшедшая мысль. Она такая соблазнительная, что рот слюной наполняется.

– Кать, если…

Капризный ротик приоткрывается. Меж губ ровный ряд белоснежных зубов мелькает.

– Ммм?

– А может, – проведя по затылку пальцами, жадно путешествую взглядом по длиннющим стройным ножкам своей соблазнительной конфетки, – разок… без всякой фигни? Друг друга полностью почувствуем…

Когда выразительные глаза Кати испуганно округляются, поспешно добавляю:

– Я вовремя успею.

Фиалковые глаза, все еще подернутые дымкой страсти, проходятся по моим мышцам груди, а затем ниже, по кубикам пресса, пока не останавливаются на внушительно оттопыренной ширинке штанов. Прикусывает губу, оценивая силу моего рвущегося наружу желания. Неуверенный взгляд с моим встречается.

– А ты раньше, когда-нибудь…

– Нет, ни разу.

Не вру. Всегда предохранялся. Без резинки для меня – табу. Да и в голову такое не приходило до сегодняшнего дня.

– А ничего… точно не будет? – испуганный голосок почему-то еще больше заводит.

Вместо ответа милый ротик поцелуем затыкаю. Еще мгновение и себя ощущаю в самом настоящем раю. Дыхание сбивается, будто под дых дали.

Катя, судя по стонам, где-то совсем рядом со мной… в Эдеме. И только когда любимую окончательно уносит на самый пик, не в силах сдержать данное Кате обещание, срывающим голосом шепчу в нежное девичье ушко:

– Охренеть…

По телу одна за другой горячие волны пробегают. Открыв глаза, пытаюсь успокоить шумное дыхание. Черт… будто все вновь наяву пережил. Приподнявшись в кресле, тянусь к влажным салфеткам на тумбе. Уже через пару минут пряжку поправляю.

Я не просто знаю, что Катя от меня беременна, я могу назвать точную дату зачатия и время. Если Зимин хочет выжить, ему придется смириться с моими условиями. Его проблема в том, что я – ее решение. Завтра Зимина Екатерина станет Екатериной Дицони. У Бориса нет выхода.

Глава 62

Катя

Неделю спустя

– Екатерина Борисовна? – негромкий голосок Насти заставляет обернуться. – Можно? Я вас искала.

Девушка стоит на пороге, ожидая ответа. На румяном лице нет и намека на улыбку.

Мягким жестом руки приглашаю ее войти в спальню.

– Да, Даш, проходи, – прежде чем полностью переключить внимание на девушку, аккуратно поправляю в большой мраморной вазе срезанные в саду нежно-розовые тюльпаны. – Я в саду гуляла, даже не заметила, как время пролетело.

Притрагиваюсь к нежным лепесткам, наслаждаясь их напитанностью и бархатистостью.

Даша медлит, будто не решаясь начать разговор. Деликатно направляю ее в нужное русло:

– Ты что-то хотела? Если насчет выходных…

– Вас Борис Сергеевич ждет в кабинете, – перебивает горничная, и я отчётливо распознаю в больших карих глазах что-то так похожее на сострадание. – Просил поторопиться…

От слов Даши мгновенно впадаю в ступор. Улыбка тает на губах. Беспокойство холодной змеей, извиваясь, ползет куда-то за ворот.

Настороженно вглядываюсь в личико Дарьи. Оно выглядит взволнованным. Да тут не сострадание, а соболезнования! Прихожу к неутешительному выводу: девушка услышала что-то такое, что не предназначалось для ее ушей.

Осторожно прощупываю почву:

– Какое у него настроение, Даш?

По тому, как она отводит глаза, понимаю, что ничего хорошего не стоит ждать. Значит, намечается серьезный разговор. Хотя, собственно, чего еще ожидать от беседы с человеком, с которым прожила почти девятнадцать лет в нелюбви и непонимании друг к другу?

– Он не один, – чуть помявшись, добавляет совсем тихо. – Речь шла о вашей свадьбе…

Обескуражено свожу брови на переносице. Сазонов? Кто еще, как не Илья?

Что на этот раз затеяли эти двое, чтобы отравить мою жизнь? Раздосадовано прикусываю губу. Зря я не ответила на звонок Ильи. Возможно, Сазонов психанул и побежал жаловаться на поведение нерадивой невесты.

Неспроста от него висит больше десятка пропущенных с самого обеда! А что, если все гораздо серьезнее, и они решили не тянуть со свадьбой?

Одёргиваю плиссированную юбку скромного платья цвета жемчуга. Нет смысла гадать. Поблагодарив горничную, спешу вниз по лестнице в сторону кабинета. Ладонь свободно скользит по гладкой поверхности резных перил из лиственницы.

Легкий стук в дверь – не более, чем формальность, поэтому, не дожидаясь ответа, вхожу. Почти с порога ощущаю тяжелую энергетику. Давит. Здесь все пропитано статусом, как тяжелой артиллерией. Один только висящий на стене герб страны, выструганный из цельного куска карагача, чего стоит. Кабинет отца декорирован обоями, рисунок которых похож на золотые соты пчел. Забавно, ведь это является символом Наполеона Бонапарта.

Почти бесшумно ступаю тканевыми туфельками по полу, который устлан дорогими персидскими коврами в имперском* стиле. Обилие золоченых деталей – все это дань королевскому образу интерьера, который, несомненно, призван потакать тщеславию отца. Прячу саркастическую улыбку в уголках рта. Дизайнер справился со своей задачей на пять. Как хороший психолог, он с точностью до единицы прощупал не совсем здоровую тягу моего отца к власти. Стеллаж из ценных пород дерева, массивный стол, рабочее кресло – любимая обитель хозяина дома. Именно здесь он готов проводить все свое свободное время.

– Ты меня звал? – сухо спрашиваю, встречаясь с ледяным взглядом родителя.

– Да, Екатерина, – голос совершенно лишен эмоций, но лихорадочные красные пятна на скулах заставляют более внимательно приглядеться к отцу. Мышца на щеке судорожно подергивается, намекая на ураган эмоций. Да он не просто нервничает, а выбит из колеи! Никогда не видела его таким.

Сердце тревожно пропускает удар, и я машинально кладу руку на заметно округлившийся живот. Как вкопанная, останавливаюсь на пороге кабинета, когда замечаю широкоплечую фигуру у окна.

Стэфан Дицони!

Мурашки бегут вдоль рук от нервного напряжения. Меньше всего я ожидала, что увижу Стэфана Дицони здесь – в этом доме! С какой-то тоскливой жадностью смотрю на его, словно высеченный из скалы, профиль. Четкий. Гордый.

Неожиданно Стэфан оборачивается, и я встречаюсь с его глазами. Каждый раз забываю, какие они необычные. Гетерохрония делает их такими. Только вот эти глаза, судя по прищуру, ничего хорошего мне не сулят! Упрямый подбородок, пронзительный умный взгляд.

– Наконец-то ты удосужилась прийти, – недовольно бурчит отец, протягивая мне какой-то документ.

Дыхание сбивается. Перед глазами мельтешат разноцветные яркие точки. Делаю глубокий вдох. Не хватало еще грохнуть в обморок перед Дицони!

Отец, как всегда, не замечает или не хочет замечать мое состояние. Нетерпеливо подталкивает в мою сторону бумаги. Как же это в его стиле – не дать даже в себя прийти. Дела прежде всего. Должно быть, что-то мега-важное, раз оба мужчины не сводят с меня глаз. Стараясь ничем себя не выдать, небрежно принимаю кипенные белые листы. Но стоит мне пробежаться глазами по словам, написанным сухим юридическим языком, как шокировано приоткрываю рот.

– Я не подпишу это! – мне кажется или в моем голосе отчётливо звучит паника?

Глава 63

Катя

Протягиваю подрагивавшей рукой обратно документы, но отец игнорирует мой жест.

– Подпишешь, – жесткий рот становится одной сплошной линией.

Не могу поверить в то, что слышу! Ведь папа всегда ненавидел своего конкурента по бизнесу! А сейчас… сейчас хочет продать меня за свою чёртову компанию! Напрямую говорит, что в войне между этими двумя, я всего лишь пешка!

Судя по документам, Зимин Борис Сергеевич теперь полный ноль. Восемьдесят процентов компании в собственности Стэфана Дицони. Не может смириться со статусом банкрота?! А этот лист, подшитый к документам, именуемый, как брачный договор – это просто фарс какой-то! Отказываюсь понимать! Неужели отец готов пойти даже на брак между мной и Дицони, лишь бы спасти свою шкуру?!

Горько поджимаю губы. Имя… Ради своего имени и статуса он пойдёт на всё! Последние остатки уважения к отцу тают, просачиваются, как песок сквозь пальцы. А ведь в глубине души я всегда его оправдывала. Считала, что он заботится обо мне, пусть и в такой странной непонятной для меня форме, но заботится. Теперь-то я знаю, что никогда нельзя искать благородные оправдания для подлости. Их просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Пока я оправдывала отца, он медленно, но верно, убивал меня своим равнодушием, ложью и трусостью.

Отхожу от отца, так и не притронувшись к документам. Противно стоять рядом с человеком, который считает, что стыдно быть бедным, но не стыдно быть самым последним подлецом, продавшим свою дочь. А Стэфан… Не поднимаю даже глаз в сторону этого человека. Такой же подлый! Развелся, лишь бы переиграть и уничтожить врага. Подавленно молчу, потому что прекрасно понимаю, что у меня просто нет выбора. Меня никто не спрашивает, а ставят перед фактом. Должна – и точка!

Гробовая тишина по нервам бьет, натягивает их до предела. Илью «слили», поэтому Сазонов так отчаянно пытался дозвониться. Пешки меняются, а суть игры остается неизменной. Я – всего лишь продукт, который отец слепил, чтобы потом цинично продать кому-нибудь подороже. Одного не понимаю: зачем этот брак Дицони? Какая выгода?! Какова конечная цель его мести? Нехорошее предчувствие темными тучами сгущается над головой. Машинально слизываю выступившие капельки пота над верхней губой. А что, если это мое ранчо?! Ведь, судя по завещанию моей бабушки, оно только мое. Отец не имеет на него никакого права.

Крупно вздрагиваю, когда Дицони отходит от окна. Наверняка Стэфан это знает. Вот для чего ему этот брак! Только меня это категорически не устраивает. Ни я, ни мой малыш не будем счастливы, ведь самое лучшее, что может сделать отец для своего ребенка – это искренне любить его мать.

Бросаю затравленный взгляд на договор. Здесь любовью и не пахнет. Я даже не уверена, что Дицони способен на такие чувства. Механическая машина, заточенная лишь на приумножение своей личной выгоды. Мне это до боли знакомо и своему ребенку я такого отца точно не пожелаю.

Стэфан приближается ко мне. Он похож на настороженного дикого зверя, который принюхивается к своей добыче. Обманчиво спокойный. Ленивый. Боюсь даже дышать, когда он оказывается возле меня. Первый мужчина в моей жизни и единственный. Ноздри щекочет едва уловимый до боли знакомый аромат табака и ванили. Сердце колотится, как ненормальное. Кого я обманываю? Не забыла. Не отболело… Судорожно вбираю в себя ноты терпкого аромата. Проникая в легкие, он с легкостью добирается до самого судорожно бьющегося сердца. Воскрешает в памяти те моменты из жизни, которые я так тщательно, будто клячкой**, стирала из воспоминаний.

Это аромат ванили, свежей травы… Так пахнет Стэфан Дицони. Так пахнет беда.

– А как же мой ребенок? – голос дрожит, когда я, с трудом игнорируя близкое присутствие Дицони, обращаюсь с намеком к родителю.

Я не позволю отобрать ранчо у моего ребенка! Это все, что у меня осталось. Это единственный путь когда-нибудь обрести свободу. Мне и моему всеми такому нежеланному малышу. Ни за что не признаюсь Стэфану, что это его ребенок! Малыш мой и…

Ответ получаю почти мгновенно, но не от отца, а от самого Стефана.

– Я знаю, что он мой, Катя, – затаив дыхание смотрю на его четко очерченные губы. – Я знаю, что ребенок от меня.

Мои нервы так долго находились в напряжении, что сейчас, когда их перерезал Дицони, они совсем не причиняют боль. Резко отворачиваюсь и иду к столу. Меньше минуты уходит на то, чтобы поставить свою подпись. Она выдает мое смятение неровными линиями. Я словно в тумане или во сне, но точку ставлю жирную, будто хочу ею бумагу порвать.

Этот мир принадлежит сильным. Я хочу выжить, а значит, должна быть расчетливой и циничной. Если кто-то из них думает, что я проиграла – ошибается. Я не сдамся!

* Имперский стиль – style Empire – «имперский стиль» – исторический художественный стиль, получивший распространение в странах Западной Европы и отчасти в России, в первой трети XIX века, главным образом в архитектуре, оформлении интерьера и декоративно-прикладном искусстве. Возник во Франции в период правления Наполеона Бонапарта.

** Клячка – (ластик-клячка, кляча, уст. сни́мка) – канцелярская принадлежность для коррекции и осветления угольных и пастельных рисунков, для удаления загрязнений с плёнки и кальки.

Глава 64

Катя

Задумчиво прикасаюсь подушечкой большого пальца к закругленным зубчикам на расческе. Глубоко погруженная в свои мысли, машинально проверяю их остроту по всему длинному ряду гребня. Кажется, пора оправдать то, как меня называют в обществе.

Сегодня, когда Дицони приедет за мной, его встретит не Екатерина Зимина, а Снежная Королева. Стэфан очень ошибается, если думает, что я буду кроткой овечкой! Я никогда не соглашусь на роль жертвы в его коварных планах. Мы еще поборемся, Стэфан Дицони! Я уже многое выдержала и ЭТО – лишь очередной барьер в моей жизни!

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Элегантность – это то, что сегодня мне необходимо для осуществления цели. Убираю расческу на туалетный столик. Элегантные прически подразумевают, что волосы будут собраны, поэтому оставляю свой выбор на низком хвосте. Озадаченно хмурюсь. Что же выбрать? Завязать волосы резинкой – пружинкой или же предпочесть однотонную шелковую ленту? Соорудив из белой ленты бант, закрепляю выбившие пряди красивой серебряной заколкой. Готово! Остался последний штрих. Аккуратно наношу на кожу за ушами масляные духи. Неуловимым облачком поднимается нежный аромат фиалок, которые совершенно естественно дополняет яркая акцентная нота белых лилий.

Прежде чем подойти к окну, поднимаю с заправленной кремовым покрывалом кровати крохотные пинетки. Невероятно мягкая пряжа приятна на ощупь. Просто невозможно не умиляться милым носочкам ручной работы, которые подарила Полина. Такие пинетки согреют ножки малыша и подарят ему комфорт и уют. Благодаря высокой нетугой резинке, носочки не слезут с крохотной ножки малыша. Лучшая подруга все продумала. Даже не сомневаюсь, Полинка будет самой лучшей крестной матерью!

Негромкий скрип за спиной дает понять, что я больше не одна в комнате. Непроизвольно поджимаю губы. Ауру отца не спутать ни с чьей другой! Уголок губ инстинктивно ползет вниз, но, когда оборачиваюсь, удивлённо замираю. Передо мной стоит вовсе не отец, а Стэфан!

Сердце, как механический насос, мгновенно срывается с места. Бьется мощно – на износ! Вскидываю запальчиво подбородок.

– Сломал руки и не смог постучать? – весь мой так тщательно выстроенный образ холодной и бесчувственной королевы перечеркивает одна необдуманно брошенная фраза.

«Вот дурочка!» – ругаю себя с досадой.

В глазах Стэфана вспыхивают миллиарды янтарных крапинок. Взметнувшись вверх от темного зрачка, они придают более глубокий бархатный оттенок разноцветным глазам. Без сомнения, он удивлен моей показной грубостью. А чего ожидал?! Что я брошусь с распростертыми объятиями? Нет уж, дудки!

– Злючка, – беззлобно бросает Дицони.

С одобрением в глазах медленно оглядывает мой скромный наряд. Комфортное платье для беременных, подвязано тонким пояском чуть выше округлившейся талии, сшито из футера* моего любимого цвета – пыльная роза. Не остаюсь в долгу. Пусть не так дерзко, но, все же, изучаю Дицони в ответ. На Стэфане свитер крупной вязки без рисунка. Он идеально подходит к джинсам классического серого цвета. Вроде бы все скромно, а выглядит стилягой. А все потому что, рукава и плечи связаны из контрастной шерсти бело-серого цвета. Идеально подобрано. Только Стэфан так умеет…

Его лицо сосредоточенно и напряжено. Дицони с жадным интересом скользит взглядом с одного предмета обстановки комнаты на другой. Взгляд становится особенно цепким, когда останавливается на одной из моих любимых фарфоровых статуэток. Девочка с жеребенком. Дорогая для меня вещь и дело вовсе не в заоблачной цене. Антикварная статуэтка досталась мне по наследству от бабушки. Когда любимая вещица оказывается в руках Стэфана, непроизвольно затаив дыхание, слежу за манипуляциями его пальцев. Он поворачивает ее набок и, к моему потрясению, безошибочно притрагивается именно к тому месту, где раньше был скол. БЫЛ! Меньше года назад я отдавала статуэтку мастеру на реставрацию. Только вот Стэфан не мог об этом знать!

Становится не по себе. Мы будто меняемся со Стэфаном местами. Мои мышцы деревенеют, а Дицони… Напряжение постепенно покидает лицо Стэфана. Взгляд становится мягче.

– Вы похожи…

Не знаю даже, как расценивать эти слова. На что намекает Стэфан Дицони? Что я хрупкая? Холодная? Бесполезная?

Поставив статуэтку на место, Стэфан прячет руки в карманы. Поворачивается в сторону кровати, слегка сощурив выразительные глаза. Мои щеки мгновенно алеют. Есть в этом мужчине что-то такое, что сразу заставляет бурлить мою кровь. Должно быть, это его взгляд. Такой по-мужски примитивный, пропитанный сексуальной энергией. Неловко отрываю взгляд от его красивого лица с чеканными чертами, слегка заросшего щетиной. Пытаюсь посмотреть на свою комнату взглядом человека, видевшего ее впервые. Не знаю, как Стэфан оценит обстановку, но на мой взгляд комната выполнена в таком стиле, что атмосфера носит мечтательный характер. Здесь хочется творить, создавать прекрасное и отдыхать душой. Даже обои в пастельных тонах приятны глазу. Их украшает «вышивка» в нежном цветочном принте.

По обе стороны изголовья кровати размещены небольшие резные прикроватные тумбочки из массива дерева, покрашенного в молочный цвет. Они служат подставкой под бархатные торшеры и разные безделушки, такие любимые моему сердцу. Живые цветы в вазе, шкатулки, кованная мебель – все это дает дополнительную воздушность и уют.

Дурацкая неуместная жажда одобрения со стороны Стэфана заставляет трепетать каждый нерв.

– Всегда было интересно, как выглядит святая святых… – нарушает затянувшуюся тишину Стэфан. Его голос звучит как-то глухо, будто сказанные слова произнесены вслух машинально. – Спальня единственной дочери и наследницы Бориса Зимина. Очень… мило.

*Футер – одна из самых деликатных и приятных для тела тканей. Трикотажное полотно из хлопка с полиэстером или из вискозы с лайкрой.

Глава 65

Катя

Опускаю ресницы, чтобы спрятать за ними противоречивые чувства. Святая святых?! Вот это сравнение! Наши взгляды встречаются, и будто мир останавливается. Боюсь выдать себя дыханием, мурашками на коже, дрожью в коленях. Мне больно от одной мысли, что больше не вернуть то, что было между нами. Как оказалось, все это время мы сражались друг с другом, использовали, унижали и манипулировали – вот так и потеряли всё.

– Катя?! – доносится откуда-то совсем близко из коридора голос мамы. В нем звенит откровенный страх. – Дочка?!

Мама появляется в спальне совсем не так, как подобает леди из высшего общества, принадлежностью к которому так кичится отец. На ней простой махровый комбинезон коричневого цвета и видавшие виды кроссовки. То и дело с губ срывается сбившееся дыхание. Почему-то именно сейчас она выглядит так молодо и совершенно без пафоса. Такая настоящая! Светлые волнистые волосы убраны в высокий пучок. Несколько влажных от пота прядей у виска превратились в упругие пружинки. Такое ощущение, что она, бросив все дела, прибежала прямиком из сада.

Хотя почему ощущение? Наверняка, мама так торопилась, увидев припаркованную у дома машину Стэфана. Судя по садовой перчатке, выглядывающей из нагрудного кармана, мои догадки как никогда верны. Заметив высокую фигуру Дицони, мама останавливается, как вкопанная. С силой сжимает пальцами ручку двери так, что костяшки белеют. Переводя взгляд с меня обратно на Стэфана, в волнении с силой прикусывает губу.

– Уже? – делает шаг вперед, но останавливается. Ее голос дрожит, выдавая смятение и даже отчаянье. Она с немой мольбой смотрит на Дицони, но когда решается обратиться, выдавливает лишь одно слово полушепотом. – Пожалуйста.

В кристально-голубых глазах стоят слезы, которые, кажется, еще немного и…

– Светлана Юрьевна, – нарушает непродолжительное молчание Стэфан. Тембр голоса Дицони максимально спокойный, без тени фальши. – Не волнуйтесь, я позабочусь о Кате, – интонация слегка меняется, словно он принял только что для себя окончательное решение. – Вы можете приезжать к нам в любое время, – от этих слов забываю, как дышать. – Двери моего дома для вас всегда открыты, – эти слова, обращенные к моей матери, звучат по-настоящему сильно и благородно.

Странный глухой звук вырывается из груди мамы. Она бледнеет прямо на глазах. Алебастровые щеки покрываются ярко-красными пятнами цвета свёклы, а на лице отражается целый спектр различных чувств. Удивление, даже, скорее, шок, который смешивается в своеобразный микс стыда и благодарности.

– Спасибо… Стэфан… я…

Сильно нервничая, мама машинально прокручивает обручальное кольцо на безымянном пальце, пока лихорадочно мечущийся взгляд не останавливается на искалеченном мизинце Стэфана. Ее сбившаяся речь полностью обрывается. Заметив взгляд на своей руке, Стэфан сильнее сжимает ручку моего чемодана, скулы обозначаются резче.

– Пойдем, – обрывисто приказывает мне, в три шага преодолевая расстояние до двери.

Когда Стэфан скрывается за дверью, я знаю, что мне больше ничего не остаётся, как пойти следом за ним. Поэтому, ободряюще сжав узкие плечи мамы, оставляю легкий поцелуй на нежной алеющей щеке.

– Все хорошо, мамочка, – наигранно улыбаюсь, чтобы она не заподозрила, как мне сейчас тяжело. – Не переживай, я не пропаду.

Закрывая за собой дверь, я отчетливо слышу жалобный всхлип, разрывающий сердце. Спустившись по лестнице на первый этаж, машинально бросаю взгляд в сторону кабинета отца. Она плотно закрыта. Даже не соизволил попрощаться.

Глыба. Большая ледяная глыба. Сколько же людских надежд, как легендарный Титаник, разбилось об этот равнодушный айсберг?

Во дворе нас ждет «Lexus». Большой, серьезный, мощный и, при этом, достаточно яркий внешне. Все понятно – даже машину подобрал себе под стать. Цвет автомобиля уникальный, поэтому притягивает взгляд, как магнитом. Любители серых оттенков были бы приятно удивлены. Все, что приходит на ум, чтобы описать этот цвет – «искрящийся серый металлик».

Подняв мой чемодан, словно пушинку, Стэфан отправляет его в багажник, а затем в приглашающем жесте распахивает передо мной дверцу. При открытии двери в автомобиле не только отъезжает кресло, чтобы мне было удобнее садиться, но и выезжает вверх замок ремня безопасности.

Юркнув в салон, смущенно встречаюсь взглядом в зеркале дальнего виденья с глазами Лебедева. К моему облегчению, не нахожу на лице Стаса обычной саркастической улыбки. Уголок рта мужчины приподнят в искреннем приветствии, а карие глаза кофейного оттенка добродушно щурятся. Хотя, вполне возможно, все дело в солнечных лучах, проникающих через лобовое стекло.

– Как жизнь, Зимина?

– Бывало и лучше, – отвечаю не очень-то дружелюбно, не в силах выдавить из себя даже подобие улыбки. Устала претворяться!

Подмигнув, бывший коллега, тянется завести мотор.

– Она больше не Зимина, – жесткий голос, в котором слышится закалённая сталь, заполняет салон, но почти сразу неуловимо смягчается, когда Стэфан протягивает мне зажатый в ладони комочек желтой шерсти. – Выпали из чемодана…

Пинетки для малыша! В широкой мужской ладони они кажутся по-особенному трогательно крошечными.

Глава 66

Катя

Стараясь скрыть смущение, забираю их. Когда подушечки пальцев касаются горячей кожи Стэфана, оба вздрагиваем, будто током ударило. Машинально расправляю помятые носочки из мягкой шерсти, ощущая на себе пристальный, доводящий до мурашек взгляд. Старательно игнорирую звук поднимающейся перегородки между нами и Лебедевым. Щеки вспыхивают алыми пятнами. Проклятье…

Вот меньше всего мне хотелось этой приватности! Лишь бы не встречаться взглядом с Дицони, с преувеличенным интересом принимаюсь изучать салон автомобиля. Он и правда раскошен. Даже деревянные вставки с подсветкой в дверях и то смотрятся стильно. Растерянно хлопаю ресницами, когда неожиданно ощущаю легкие импульсы вибрации

от сидения.

– Встроенный массаж, – подмигивает Стэфан, заметив мою растерянность.

Прядь темных волос падает ему на лоб и подушечки моих пальцев начинает слегка пощипывать. Так хочется дотронуться до шелковистой пряди, откинуть ее со смуглого лба. Ощутить шелковистую прохладу.

– Расслабься, маленькая.

Недоверчиво приоткрываю губы. Расслабься, маленькая?! Бровь недоверчиво ползет вверх. Серьёзно?! Ха! Наверняка именно так говорил Серый Волк, прежде чем слопать Красную Шапочку!

Мягкие волны вибрации делают свое дело, мышцы постепенно расслабляются. Массаж… Вот такая вот она – забота Стэфана Дицони! Боюсь до ужаса, тех чувств, что пробуждает во мне Стэфан, когда находится рядом! Боюсь потерять себя, свою гордость, принципы!

Сотовый Дицони громко вибрирует, и к моему облегчению он тут же отвечает на звонок.

– Слушаю, – отвечает твёрдо и отрывисто, в своем стиле.

Облегчено вздыхаю, когда взгляд необычных глаз больше не сканирует каждое мое движение. Не хочу! Опять себя обманываю… ХОЧУ! Очень хочу.

Стыдно, но я, как наркоманка, жаждущая очередной дозы от своего дилера. Прикосновение, слова, взгляд… просто внимание! Вдыхая аромат его дорого нишевого одеколона, от которого идет кругом голова, непроизвольно прислушиваюсь, как Дицони разговаривает, а точнее, угрожает кому-то по телефону:

– Реши уравнение, Влад. Какой окружности у тебя будет гематома, если сегодня же вечером на мой банковский счет не капнет сумма, которую я дал тебе в долг? Про проценты не забудь,– напоследок произносит что-то грубо своему собеседнику на незнакомом языке и тут же искоса бросает на меня взгляд.

Сбросив звонок, обаятельно улыбаясь, прячет телефон в карман джинс.

– Извини, – белозубая улыбка заставляет настороженно подобраться, – небольшие рабочие моменты, требующие неотлагательных мер.

Сохраняя покерфейс, задаю вопрос в лоб, как привыкла – прямо и без обиняков:

– Зачем ты скупил все акции отца? – поджимаю сердито губы. – Для чего разорил?

Можно подумать, тебя отели интересуют! Какая чушь!

Полуулыбка Стэфана меркнет. Черты лица заостряются.

Не ожидал? А как ты думал? Сам же учил бить неожиданно – так, чтобы не дать оппоненту времени на то, чтобы придумать очередную ложь!

Стэфан поджимает губы. Желваки ходят ходуном. Кажется, тигру не нравится, когда его тянут за усы!

– Он взял у меня самое ценное, – хриплый голос Стэфана бьет по нервам сырой плетью, – а вернуть отказался, поэтому он и потерял фирму. Карма есть карма, Катя.

Так и не найдясь, что ответить, отворачиваюсь к окну. Около получаса деревья мелькают, почти не сменяя декорации. Город уже давно позади. В свою очередь, диск солнца бежит по горизонту дороги, будто стараясь нас обогнать. Сердце тревожно замирает. Не понимаю, куда мы едем?! Рука ложится на живот – туда, где резко бьет ножкой малыш, словно почувствовав мое беспокойство.

Хочу знать, что происходит! Ведь я была до последнего уверена, что мы направляемся в квартиру.

– Куда мы едем?

Прежде чем повернуться к Стэфану, удивлённо всматриваюсь в окно, отмечая, что мы все дальше и дальше отъезжаем от города.

– Домой, в «Ильинку», – спокойно окликается Стэфан. – У меня там участок.

Брови удивленно приподнимаются. Так это же совсем рядом с «Золотым Ронетом»! Растерянно поднимаю взгляд на Стэфана. Я даже не знала, что у него есть собственность в коттеджном поселке рядом с моим ранчо.

Стэфан лениво закидывает руку на спинку сидения, будто невзначай прикасается к моему локону. Играет с золотистой струящейся прядью. Да что он себе возомнил?! Бью достаточно ощутимо по бронзовой руке наглеца, чем вызываю у Дицони лишь веселый смешок. Всегда считала, что в мужчине главное – обаяние и чувство юмора, а если он еще и в постели хорош, то цены ему нет.

«Боже! – скулю про себя. – Да я с ума сойду за городом один на один со Стэфаном!»

Кидаю пробный шар, пока он в хорошем настроении:

– Я могу вернуться на работу? – не заметив и тени отклика в глазах Стэфана, удрученно добавляю. – Хотя бы удаленно.

Густая темная бровь ползет вверх. Он и правда удивлен. Улыбаясь обаятельно, так что обозначаются ямочки на щеках, отвечает сдержанно:

– Девушек в положении не рекомендуется допускать ни к плите, ни к ответственной работе, лапочка.

– Не называй меня так! – мгновенно выпускаю иглы, как у дикобраза. Снова на это я не поведусь!

– Хорошо, – Стэфан с досадой поджимает чувственные губы, но тут же продолжает. – Катюш… ты сама-то не устала от косматых чудовищ – своих безосновательных обид?

– Безосновательных? – почти вскидываюсь, удивляясь наглости Стэфана. Другая семья для него беспричинная обида?!

– Да, именно так, – складка у рта становится суровой. – Ты не дала мне шанса на объяснение.

Складываю упрямо руки на груди. Какие могут быть объяснения?! Весь мой вид кричит: я их не приму!

– Мне плевать на тебя и твои объяснения.

Да, грубо, но он заслужил! Все мои слезы, все мои…

– Понятно, – прерывает хаотичный поток моих мыслей Стэфан.

Этим он приводит меня в еще большее бешенство. Дицони совершенно спокойно откликается на мой вызывающий выпад. Мои слова-кинжалы для его толстой, как у слона, кожи не больнее укола зубочистки.

– Знаешь, Катюша, – проводит резким движением руки по коротко стриженому затылку, – я всегда считал, что если любишь человека, а он тебя нет – отпусти, – линия мужественного подбородка становится тверже. – Если тебя любят, а ты нет – оцени и определись. А вот если любовь взаимна, – с намеком приподнимает бровь, не сводя с меня глаз, – борись. Ты меня знаешь, лапочка. Я не отступлюсь, чего бы мне это не стоило.

Почти задохнувшись, поспешно отворачиваюсь к окну. Господи! Божечкии-и! Как он это делает?! Губы трясутся, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Стэфан почти прямо сказал, что знает о моих чувствах. Я пропала. Как изменится теперь моя жизнь рядом с ним?! Вру сама себе, ведь меня куда больше беспокоит другой вопрос: как я жила все это время без него?

Глава 67

Катя

Как только автомобиль минует ворота владений Стэфана, я будто попадаю в совершенно другой мир. Здесь царит самая настоящая атмосфера свободы и как будто именно здесь сбываются мечты! Коттедж Стэфана деревенский до глубины души. Никаких искусственных материалов – только дерево и камень. Кажется, я знаю, что это за стиль – шале*!

Выйдя из машины, послушно семеню за Стэфаном. Дицони с легкостью атлета несет на мощном плече мой чемодан, будто он легче гусиного пёрышка. Восхищенно оглядываю бескрайние владения Стэфана Дицони. Сколько же здесь гектаров?! Озадаченно морщу лоб, когда на ум приходит неожиданная догадка. Неужели он скупил всю землю, что окружает «Золотой Ронет»?!

Оглядываюсь по сторонам, оценивая дом из бруса и строения на земле. Они поразительно гармонируют с окружающей природой. Неужели и внутри коттеджа также идеально? В этом убеждаюсь, как только переступаю порог.

Все вокруг сделано из дерева, текстиля и камня. Причем, явно сделано руками, а не на фабриках и заводах. Не могу сдержать восхищённого восклицания, когда замечаю просторную террасу. Всегда мечтала о террасе! Во-первых, это чудесный вид на горы, а во-вторых, свежий чистейший воздух. Глядя, как все спроектировано, не сомневаюсь, что даже открытая и обдуваемая ветрами часть дома будет теплой и уютной. Великолепие дома завершают большие, от пола до самого потолка, панорамные окна. И, несмотря на то, что мебель в доме Стэфана выглядит несколько грубо и массивно, здесь все мне по сердцу. Даже брутальные столы со столешницей из необработанного дерева, сплетенные из ротанга кресла, мягкая мебель в спокойной цветовой гамме находят отклик в душе. Декора, как такого нет. Он словно лишь намекает на свое присутствие в виде простой резьбы. Стиль Стэфана Дицони. Простой, добротный, надежный… Поджимаю непроизвольно губы. Жаль, что к хозяину дома все эти эпитеты не имеют никакого отношения.

Есть в интерьере и что-то вовсе не типичное для Стэфана. Например, глиняная посуда, плетеные корзины, сухоцветы в вазах. Непроизвольно напрягаюсь. Во всем этом неуловимо чувствуется женская рука. Останавливаюсь возле огромного, на полстены камина, который больше похож на печь.

– Я провел здесь центральное отопление, но предпочитаю обогрев камином, – пожимает широкими плечами Стэфан, слегка щуря необычные глаза. – Настоящим, не то что у нас в квартире был.

Про себя соглашаюсь с ним. Неважно, печь это или камин, главное, чтобы очаг был настоящим. Ни один электрический камин не создаст нужную атмосферу. Провожу задумчиво ладонью по облицованному грубым красным камнем камину. Мне нравится эта атмосфера уюта и тепла – без вычурности. Оглядываюсь украдкой по сторонам, словно кошка, которую впервые пустили в новое жилище. Всему интерьеру присуща спокойная цветовая гамма. Все как я люблю: бежевый, коричневый, бледно-желтый, голубой, белый, светло-зеленый и темно-серый.

– Там спальня, – Стэфан указывает подбородком в сторону коридора. – Думаю, тебе понравится.

Упрямо молчу, будто берегу силы для боя. Пусть даже не надеется, делить комнату с ним НЕ БУДУ!

Чувствуя мой настрой, Стэфан прочищает горло, прежде чем направиться вперед по коридору.

– Проходи.

Спальня и правда замечательная. Выглядит стильно и дорого. Ступаю бесшумно по пушистому ковру с ярким синим принтом. На большой двуспальной кровати множество подушек с меховой отделкой, по мотивами настоящего пэтчворка. На массивном столе стоят различные кованые фигурные изделия, а на стене даже висят ветвистые оленьи рога! Именно они делают обстановку еще более роскошной и интересной. На деревянной раме над камином закреплен большой плазменный телевизор. Стэфан ставит чемодан возле кровати, и пару мгновений мы неловко смотрим друг на друга без слов.

– Кать, – нарушает тишину Стэфан, делая шаг ко мне.

По тому, как поднимается и опускается кадык Дицони, понимаю, что он нервничает ничуть не меньше моего. Тяжело сглатываю, сдерживая судорожный вдох, когда Стэфан протягивает ко мне руку. Нерешительно перевожу взгляд на эту крепкую загрубевшую ладонь, привыкшую к тяжелому фермерскому труду. Пальцы нервно подрагивают, когда я решаюсь на то, чтобы…

– Приехали?!

Глубокий, полный радости женский голос заставляет оставить свои намерения и поспешно повернуться к двери.

Порывистая, как ураган, высокая темноволосая женщина переступает порог спальни. Не успеваю и глазом моргнуть, как незнакомка, по-хозяйски закинув одну руку за мощную шею Стэфана, второй похлопывает с силой моего мужчину по спине. Ревность пронзает внезапно и движется острой раскалённой стрелой в сторону сердца, но я держусь с достоинством отрешенной от всего Снежной Королевы.

Показать свою слабость?! Да ни за что! Подлец! Кобель!

У Дицони хватает совести неповоротливо отодвинуться от женщины, криво улыбнувшись при этом. Проводя угловато ладонью по темноволосому затылку, Стэфан неловко тянет, заставляя меня буквально впасть в ступор:

– Ну, хватит, бааа! – здоровенный амбал бросает искоса на меня смущенный взгляд, прежде чем вновь посмотреть на родственницу.– Это моя Катя.

Удивленно моргаю. Бабушка?! Не может быть! Она выглядит так молодо. Только сейчас, приглядевшись, замечаю под соломенной шляпой блеск седых прядей в густых темных волосах. Да и морщинки-гусиные лапки в уголках смеющихся карих глаз доказывают, что передо мной стоит далеко не молоденькая женщина.

Не обращая никакого внимания на недовольство Стэфана, брюнетка, посмеиваясь грудным смехом, располагающе подмигивает.

– Ни один ребёнок ещё не погиб от объятий бабушки! – женщина ерошит угольно-черные, как у нее самой, волосы внука, от чего Стэфан забавно морщит классический прямой нос. – А теперь, скорее, знакомь меня со своей красавицей.

Глава 68

Катя

– Наконец-то, – женщина мгновенно теряет интерес к Стэфану и идёт в мою сторону, – ты привез ее!

Каждая клеточка тела напрягается, когда я ощущаю на себе пристальный изучающий взгляд бабушки Стэфана. Ее глаза! Такие темные, что в дрожь бросает, но при этом такие живые и мудрые. Весь страх улетучивается в одно мгновение, когда женщина, мягко взяв меня за руки, по-матерински теплым голосом представляется:

– Мария, – ухоженная, но совершенно лишенная маникюра рука с силой пожимает мою. – Добро пожаловать, девочка, домой!

– Спасибо, – опускаю скромно ресницы, пытаясь скрыть противоречивые чувства. Выходит не очень эмоционально, но я слишком смущена. Разве я могу понравиться бабушке Стэфана? Ведь я же дочь Зимина…

Несмотря на неловкость, поднимаю взгляд, внимательно изучая родственницу Стэфана. Больше сорока пяти лет я бы ей ни за что не дала! Только вот истинный возраст выдают глаза женщины. Она намного старше, чем кажется на первый взгляд. Сухощавое лицо, выразительные черные глаза буквально дышат мудростью. Впалые аристократические щеки, прямой узкий нос, густые черные волосы ворона крыла, слегка припорошенные сединой, завязанные в низкий хвост. Красивая, высокая, статная женщина без единого грамма косметики. Что-то подсказывает на инстинктивном уровне, что передо мной очень сильная личность. Но больше всего меня поражает ее взгляд – прямой, будто рентгенов луч. Сколько раз я видела такой взгляд у другого человека – Стэфана Дицони. Уверенность и гордость сквозит в каждом ее широком размашистом жесте.

Эта женщина знает себе цену и что-то подсказывает мне – она не потерпит и намека на фальшь. Фланелевая голубая клетчатая рубашка с воротником на пуговицах и простые выцветшие джинсы. Бабушка Стэфана из тех женщин, которых украшает не одежда, а они сами. Наряд смотрится на Марии до такой степени органично, что я даже и на секунду не могу представить женщину в другой одежде.

– Ба, как там Буян? – в голосе Стэфана прослеживается что-то такое, что непроизвольно всматриваюсь в волевое лицо.

Надо же, как его ранчо поменяло. Он будто стал более живой – все глаза выдают. Спрятав руки в карманы, Стэфан облокачивается бедром о дверной косяк.

– Да иди уже, – машет рукой Мария, будто хочет избавиться от назойливой мухи. – Не обижу я твою девочку.

Стэфан так быстро исчезает, что бабушка, посмеиваясь, качает головой.

– Только Стэфан может справиться с Буяном. Этот жеребец уже всех свел с ума! – на узких аристократических губах появляется грустная улыбка. – Ты не думай, что я его прогнала, обожаю этого мальчишку, – усмехается криво Мария. В уголках глаз появляется гусиные лапки-морщинки. – Вижу же, как горят глаза, хочет скорее на конюшню. Удивительно, как туда сразу не ломанулся. Какая же ты красавица, Катя! – в голосе Марии отчетливо слышится ничем не прикрытое одобрение выбора внука.

– Спасибо.

Становится вдвойне приятнее, ведь я уверена, что бабушка Дицони не стала бы лебезить. Она говорит так, как считает. Ни больше, ни меньше.

– Не удивительно, что мой внук голову потерял, – темные глаза женщины теплеют, когда она опускает взгляд на мой уже так заметно округлившийся живот.

– Не могу поверить, что я стану прабабушкой, – добродушно подмигивает. – Как думаешь, не рано? Не боишься?

Растерянно молчу. А что тут ответишь? Краснею безбожно. Конечно, боюсь. Да мне девятнадцати еще нет! Я и сама не предполагала, что так рано стану мамой.

Женщина, заметив мое смятение, подходит ближе. Ободряюще сжимает мою прохладную руку своей горячей, слегка шероховатой, привыкшей к труду ладонью. В меня будто ее энергия перетекает. Мария обаятельно улыбается, от чего становится на все лет двадцать моложе. Уперев руку в бок, усмехается:

– Черт возьми! – задорно подмигивает. – Можно подумать, дети нас о таком спрашивают. Дело молодое… – хлопнув в ладоши, деловито потирает руки: – Ты, должно быть, устала с дороги? – приподнимает густую темную бровь, вглядываясь в мое осунувшееся лицо. – Ты, Катя, девочка городская… – запинается на секунду, – не переживай! Я не из этих чокнутых, что у своих внучатых невесток пыль проверяют и дрессируют. Я здесь неподалёку живу, буду приходить только когда сама позовешь, – прямо глядя в глаза, добавляет: – Ты сделала счастливым моего внука, а значит, я уже перед тобой в долгу, милая.

Меня так трогают эти слова, что на глаза слезы набегают. Только Мария ошибается. Я не сделала счастливым Стэфана – так же, как и он меня. Эта мысль будто плотину срывает. По щеке ползет крупная слеза. Проклятие! Поспешно смахиваю ее, но от зоркого взгляда бабушки Стэфана ничего не скрыть.

– Извините, – неловко краснею, – не знаю даже, что на меня нашло, наверное, это гормоны…

Положив руку на мое плечо, женщина обрывает неровный поток речи. Крепко его сжимает, пока я проклинаю эту соленую жидкость, которая то и дело льется из глаз, когда она имеет неосторожность дотронуться своими словами до моей души.

– Не стыдись слез, девочка, – взгляд ее настолько мудрый и проникновенный, что я, непроизвольно затаив дыхание, прислушиваюсь к вкрадчивому голосу.

Выдавливаю фальшивую улыбку, но я уже знаю: бабушку Стэфана такими трюками не провести. Она из тех, кто зрит в корень, а внешняя мишура для нее ничуть не ценнее, чем шелуха от семечек. Для таких людей, как Мария, главное – суть, ядро! В этом полностью убеждаюсь, когда она сочувственно произносит:

– Эти слезы, – бережно проводит подушечками смуглых пальцев по тонкой светлой коже под моими лазами, – не потому, что ты слабая, а потому, что слишком долго была сильной. Пройдет… Все обязательно пройдет, девочка.

Так хочется ей верить!!! И я роняю слезы, как будто… будто я… нормальная! Живой человек с эмоциями, своими переживаниями и болью. А главное, что меня никто не осуждает! Не осуждает, что я «потеряла» лицо.

Поднимаю затуманившийся слезами взгляд, покорно позволяя себя повести на уютную кухню. В словах Марии есть нечто такое, что понимаешь: женщина говорит то, что знает на собственном опыте. Только вот мне кажется, она лукавит. Есть такая боль, которую просто невозможно выплакать.

– Пойдем, я тебе заварю свой фирменный чай из мелиссы, – улыбается утешающе. – А ты расскажешь, что натворил мой бестолковый внук, что такая милая девочка, как ты, так горько плачет.

*Стиль шале – модное направление создания интерьеров и экстерьеров загородных домов и даже квартир, навеянное ассоциациями с уютной атмосферой горных курортов Европы.

Глава 69

Катя

Четыре дня спустя

Проклятье! Ничего не понимаю. Разрыхлитель до корицы добавлять или после? И где чертова мерная ложечка?! Громко чихнув от взметнувшейся вверх муки, тянусь к внушительной на вид книге с рецептами. Бабушка Стэфана так тактично оставила ее на кухонном островке, что, кроме благодарности, этот жест ничего не вызывает. Ну, а я, конечно, молодец… Нет, чтобы с самого простого начать – например, с яичницы, взялась за синабоны* на сливочном креме.

– Тук, тук… Хозяйка, можно?

Инстинктивно оборачиваюсь на звук, машинально вытирая мокрые руки о хлопковый цветастый фартук.

Переступив порог кухни, ко мне бодро идет Мария. Как всегда, женщина буквально лучится хорошим настроением. Не могу не поражаться, сколько же в ней жизненной силы и энергии! Мне явно есть у кого поучится. Бабушка Стэфана поднимает руки, говоря этим жестом, что сдается. На ней простые джинсы и свободная хлопковая футболка. Полная свобода не только в мыслях, но и в самовыражении. Карие глаза смотрят доброжелательно, с какой-то тягучей, словно липовый мёд, теплотой.

– Знаю-знаю, я обещала, что не буду беспокоить без приглашения, – так мило улыбается, что невозможно не ответить взаимностью, – но вот решила проверить, не поубивали ли мои дети друг друга за эти пару дней?

Звучало бы забавно, если бы все не было так печально. Ведь, чтобы поубивать друг друга, надо видеться хотя бы иногда, а мы со Стэфаном почти не разговариваем. Разве считается его отрывистое «доброе утро» и мое полное молчание в ответ общением? Из груди вырывается тяжелый вздох.

Сама виновата. В первую же ночь ясно дала понять, что ни при каких обстоятельствах не буду делить с ним спальню. Стэфану ничего не оставалось, как переселиться в гостевую комнату. Никогда не забуду этот ледяной взгляд, когда, порывисто взяв перьевую подушку, Стэфан направился в комнату напротив. Я унизила его, как мужчину. Прежде чем закрыть за собой дверь, Стэфан произнес всего лишь пару слов, но они произвели на меня неизгладимое впечатление.

…– Так и будем хороводы вокруг да около водить?

В ответ тишина. Взгляд не поднимаю.

– Молчишь? Молчи. Дашь знать, когда созреешь для разговора, как это положено у взрослых людей. Спокойно ночи, Катя…

Никогда не обладала какой-то острой интуицией, но тогда я не могла подавить ощущение, что именно в тот вечер я преступила незримую глазу красную черту. Да и потом, не смотря на все ЭТО, Стэфан не сдавался. Сколько раз он околачивался поздним вечером возле моей спальни? Даже поворачивал дверную ручку, рассчитывая на разговор. Только вот дверь в мое сердце и комнату была надежно заперта… мной. А потом он и вовсе стал уходить с самой ранней зарей и возвращаться так поздно, когда я, уже измаявшись и наревевшись до икоты, от бесконечных мыслей и сомнений ложилась спать.

Прогоняю прочь навернувшиеся слезы. Что можно ждать от человека, который вырос в нездоровой обстановке? Я просто не умею… Я не знаю! Я не могу!!! Перед моими глазами был лишь один пример – моя семья. Тиран отец и истеричная инфантильная мать.

Разговор? Стэфан просит о разговоре, как у взрослых людей. Только мне страшно из своего кокона нос высунуть. Если я откроюсь, он поймет, какую имеет власть надо мной! Моя ревность, мой страх, мое неприятие того, что у него был брак, жена и ребенок, от которых он так просто отказался.

Как же я страшусь стать такой, как моя мать – зависимой от мужчины, зависимой от любви.

Тяжело вздохнув, принимаю единственное и правильное решение – увести разговор на более нейтральную сторону. Бабушка Стэфана лучше всех его знает. Так почему бы не воспользоваться этим? Утолить свое любопытство. Узнать каков Стэфан Дицони со своими самыми близкими людьми?

– Расскажите о Стэфане, – присев на стул, замираю в ожидании.

Знаю, моя просьба звучит неожиданно, ведь этим я даю понять, что ничего почти не знаю о мужчине, от которого жду малыша. Похоже, Марию это нисколько не смущает. Задумчиво улыбнувшись, бабушка Стэфана складывает руки на груди, слегка наклоняет голову на бок.

– Он любит волю, – отвечает, кивая в подтверждение своих слов. – Никогда еще не встречала более свободолюбивого человека, чем мой внук, – темные глаза увлажняются от уважения и гордости к единственному внуку.

Как же она любит Стэфана! Так почему же он оказался с Лебедевым в одном детском доме? Как так вышло, при живой и любящей бабушке? Жив ли его отец? Стэфан никогда о нем ничего не говорил. Столько вопросов… только я не решаюсь их задать. Будто права не имею.

Не замечая моего замешательства, Мария продолжает:

– Горы заснеженные любит, маки красные, по сопкам бродить любит. В детстве еле домой загоняла, – с чувством добавляет, – и тебя любит. Ой, как любит, Катя.

Опускаю взгляд. Тема поворачивает в слишком опасное русло. Любит? Меня? Если бы это было так…

– А сейчас не такой простой, как был, – пожимает плечами, добавляя в миску с тестом пару щепоток соли. – Все знают, что Стэфан Дицони у нас теперь птица высокого полета, – бабушка поджимает губы. В голосе различаю укоряющие ноты. – Поменял коня на жестяную консервную банку без души, – машет рукой с досадой. – Хотя, что тут говорить? Сейчас уже не те совсем цыгане, как были раньше… есть такие, что коней на порошок меняют. Была б возможность, и мать родную бы продали.

*Сinnamon («корица» + лат. bone «хорошо») – международная сеть закусочных кафе-пекарен, где основным блюдом являются булочки с корицей, сливочным сыром и кексы.

Глава 70

Катя

Встречаюсь удивлённо взглядом с Марией. Стэфан не такой! Будто прочитав в моих глазах то, что хотела увидеть, бабушка Стэфана продолжает:

– А мой внук другой, – пожимает плечами. – Ты не думай, что как бабушка говорю, нет. И у Стэфана есть недостатки. Гордыня впереди него бежит – все Дицони такие. Но он не подлый, сердце жалостливое. Вот и с Ниной сошелся по этой теме, – внимательно смотрит на меня, отмечая, как я стискиваю ложку при упоминании этого имени. – А ты, девочка, не переживай! Нет там ничего, давно уже нет. Она не плохая женщина, только я всегда знала, что не пара она моему внуку… в отличии от тебя.

В горле першит, будто душит что-то. Почему Мария так спокойно об этом говорит?! А как же дочка Стэфана?

– Все не так просто, – прижимаю пальцы к горлу, будто говорить тяжело. Все внутри огнем горит от одной мысли, что я стала причиной боли другой женщины.

Покачав головой Мария, не соглашается:

– В любви нет места гордыне, Катя. Она любит простоту, – мягко настаивает на своем бабушка Стэфана. – Любовь прощает, все сглаживает. Как говорится в библии, именно такая любовь истинна. Николай Угодник**, – поднимает цепочку на шее и целует образок. – Слышала о таком святом?

Качаю головой. Нет, никогда не слышала. В моей семье это не принято. Мой отец не верит ни в Бога, ни в святых. Он поклоняется только одному – своему эго.

– Любовь, – повторяю шепотом так, как будто слово инеем замерзло на губах. Озвучиваю то, чего боюсь больше всего на свете. – Не уверена даже, что Стэфану нужен наш ребенок.

От первого ребенка вон как легко отказался! Что уж говорить о нежеланном малыше?

От неожиданности громко ударив ложкой по металлической миске, Мария округляет глаза.

– Что у тебя за мысли такие, девочка?! – неистово возмущается бабушка Стэфана. – Конечно, нужен! У наших мужчин по-прежнему не принято открыто говорить о своём отношении к беременности, но ты бы видела глаза моего внука, когда он сообщил мне, что я стану прабабушкой!

Бабушка хочет продолжить, но ее сбивает неожиданно появившийся на кухне Стэфан. В джинсах и простой рубахе, он кажется таким… Сердечко колотится, как заводное. Таким… Мысли испуганно замедляют свой бег, когда, бросив на меня угрюмый взгляд из-под бровей, Стэфан подходит к графину с водой и, резким движением плеснув в стакан, осушает его до дна. Так и не сказав не слова, выходит из помещения, оставляя после себя зависший в воздухе клубок напряжения.

Несколько раз помешав тесто, Мария бросает раздраженно полотенце на стол. Карие глаза, всегда такие лучистые, сейчас полны боевого задора. Закатав рукава, она упирается руками в бока.

– Ты мешай, мешай, деточка, – говорит ласково, поджимая полные губы. – Пока густым, как сметана, не станет, а я парочкой слов перекинусь с этой дубиной стоеросовой.

Несколько минут послушно делаю свое дело, пока благодаря острому слуху не улавливаю за открытым окном разговор на повышенных тонах. Так и не сумев побороть отчаянно колотившееся сердце, пробираюсь в коридор незаметной мышкой, выглядываю, пока не останавливаюсь взглядом на спорящей со Стэфаном бабушке.

– Чтобы я сейчас не сказал, ее это не устроит, – машет резко рукой Стэфан, словно разрубая воздух. – Все, чего ждет от меня Катя, так это чтобы я посыпал голову пеплом.

– Не перекладывай с больной головы на здоровую! – Мария складывает руки на груди, испепеляя взглядом внука.

В свою очередь, Стэфан упрямо поднимает подбородок. Глаза с гетерохромией блестят совсем не по-доброму.

– Она беременна! – говорит, будто ставит точку. – Ей нужно говорить только то, что она хочет слышать, – с намеком кивает в сторону дома.

Я, боясь оказаться замеченной, испуганно прижимаюсь к стене.

– Только проблема в том, что она хочет слышать, какой я урод.

Краснею от того, что Стэфан попал не в бровь, а в глаз.

– Какой ты… Упрямый! Весь в мать, – в голосе Марии звучит недовольство, – Потеряешь Катю, по-другому запоешь.

От этих слов Стэфан дергается, будто пощечину дали. Словно почувствовав слабость Стэфана, бабушка настойчиво продолжает.

– Видать, уже забыл, в каком состоянии пару месяцев назад ко мне приехал?

Мне кажется или на Стэфана эти слова производят впечатление? Весь его запал сдувается, будто воздушный шарик. Прикрыв глаза руками, он трет с силой лицо, словно смертельно устал.

– Ты не умеешь просить прощения, а она не умеет прощать, – фыркает бабушка. – Вот же парочка!

– Она столько раз повторяла, что ненавидит меня, – запальчиво говорит Стэфан, – что я засомневался. А когда она повторяла это изо дня в день, я поверил.

– Она совсем молоденькая, а ты… – не сдается бабушка, защищает меня, как львица своего несмышленого детеныша.

– Но, тем не менее, она могла бы выслушать, – цедит напряженно Стэфан, – но нет же! Не царское это дело – чтобы Зимина выслушивала Дицони, – сжимает так сильно зубы, что черты лица заостряются. – Это у них семейное.

Лицо Марии покрывается пятнами. Она делает шаг вперед, а затем еще один, будто наступая на Стэфана. Узловатый палец с силой тычет в широкую грудь.

– Она на них не похожа и на то есть причины, – обрывает бабушка Стэфана, с намеком приподнимая высоко бровь. – Если уж и говорить о семейном, то, скорее, ты…

– Я НЕ хочу это слышать! – обрывает жестко Стэфан. – Никогда не говори мне о…

**Святитель Николай – известен как защитник оклеветанных, часто избавляющий невинно осуждённых. Покровитель в помощи в создании семьи; узники и неправедно осужденные.

Глава 71

Катя

Напряженно вглядываюсь в их фигуры, понимая, что разговор идет о чем-то очень важном и скрытом от моего понимания. Пальцы с такой силой сдавливают круглое основание дверной ручки, что костяшки белеют.

– Хорошо, – неожиданно сдается бабушка Стэфана. Прикасается по-матерински к его плечу. – Просто я хочу, чтобы ты понял, Стэфан. Ты можешь расстаться с Катей. Прожить ещё несколько лет один, а потом даже встретить чуткую, заботливую женщину, как Нина – ту, что будет готовить лучше самого именитого шеф-повара, львицу в постели… Но никогда, поверь, Стэфан, никогда у тебя не будет того огня, что зажигается в глазах при виде Кати. Я любила, я знаю каково это. Такое бывает только раз в жизни. Это чувство либо губит, сжигая все мосты, либо ты обретешь свое счастье на всю оставшуюся жизнь.

Невесело ухмыльнувшись, Стэфан на секунду опускает голову, а когда поднимает взгляд, я вздрагиваю от боли, которая пеленой заволакивает его глаза.

– Она меня отвергает, слушать не хочет, – Стэфан запускает руку в волосы, но тут же опускает ее вдоль тела, будто безвольную плеть.

У меня по коже мурашки бегут – настолько горькое отчаянье в его голосе.

– Может быть, все это зря? Мне не стоило привозить ее сюда.

Сердце, испуганно сжавшись, камнем летит вниз, когда Стэфан, отвернувшись от бабушки, глубоко натягивает на голову ковбойскую шляпу и идет в сторону аккуратно сложенной стопки дров. Взявшись за топор, он с силой опускает его на толстое полено.

Прижимаюсь спиной к стене и в отчаянии прикусываю губу. Что я наделала?! А всему виной мои страхи, сомнения и обиды! Они заставили меня потерять то, что было между мной и Стэфаном. Прикрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание.

Я… решила! Открыв глаза, cпешу в сторону кухни. Первым делом, закрою все двери для сомнений. Я выслушаю Стэфана, а потом буду решать, что делать с этим всем. Лишь бы еще не было поздно… Полная решимости, начинаю с каким-то отчаяньем месить тесто. Спустя пару минут, устало вытираю лоб. Что же я делаю?! Надо действовать, пока решимость не утекла сквозь пальцы. А я тесто месю. Дура!

А что, если прямо сейчас?! Так спешу во двор, что чуть равновесие не теряю. Пробегаю мимо загона с кролями, останавливаюсь, как вкопанная, когда замечаю вместо высокой мускулистой фигуры бабушку Стэфана.

Заметив меня, женщина поднимает с земли корзинку с травой, прикладывает руку в виде козырька, прикрывая от солнца взгляд.

– А где Стэфан?

Выпрямившись, Мария в сторону дома машет:

– Только что в дом зашел.

Прижимаю ладони к горящим огнем щекам, прежде чем в дверь постучать. Только Стэфан опережает меня. Распахнув дверь, он отступает на шаг назад, пропуская меня в комнату. Поспешно убираю руки от лица. Сердце рвется из груди с шумом. Ощущение, что он из-за двери стук моего сердца услышал.

– Стэфан… – запинаюсь, ошеломлённо разглядывая его классическую белую рубашку, обтягивающую широкие плечи, и прямого покроя темно-синие брюки.

Несколько секунд он, не отрываясь, смотрит на мои волосы, подсвеченные утренним солнцем. Рука дергается, будто хочет прикоснуться. Затем, отвернувшись, Стэфан подходит к массивному столу и берет со столешницы ноутбук. У дорогущей навороченной техники треснула верхняя крышка.

– Боже! Что случилось?

Представляю, какой тогда урон там, внутри. С сочувствием замечаю глубокую продольную борозду, залегшую меж густых бровей Стэфана.

– Работал допоздна, оставил ноут на полу в гостиной у дивана, – криво усмехается Стэфан. – Бабушка посчитала, что мой макбук похож на весы…

– И… – прикрываю рот ладонью, начиная догадываться.

– Да, ты все верно поняла, – беззлобно усмехается он в ответ.

Под глазами Стэфана замечаю едва заметные морщинки усталости.

– Больше двух тысяч баксов весит моя бабушка.

Громко охаю. Представляю, как расстроен Стэфан!

– Я в город, – подтверждает мои худшие предположения.

Ну, как же?! Я же только решилась. Я же…

– Отдам Лебедеву. Важную информацию нужно вытащить, – смерив меня с ног до головы беглым взглядом, задержавшись на округлом животе, встречается со мной глазами, добавляя. – Тебе что-нибудь привезти из города?

Опускаю на секунду ресницы, пряча за ними чувства. Только себя… Качаю головой.

– Нет, Стэфан, мне ничего не нужно.

Кивнув, собирается отвернуться, как вдруг спрашивает:

– Так, зачем ты приходила? – густые брови съезжаются на переносице.

Кусаю губы под внимательным взглядом Стэфана. Боже, как это сложно. Его сотовый звонит, и я напряженно наблюдаю как он, не спуская с меня глаз, отвечает:

– Да, я уже выхожу…

Пройдя мимо меня, он на секунду останавливается у двери.

– До вечера, – затем уверенно продолжает свой путь.

Прижав ладонь к сумасшедше бьющемуся сердцу, понимаю, что мы только что произнесли столько слов, сколько не сказали за все эти дни вместе взятые. Делаю глубокий вдох. Сегодня я приготовлю ужин и мы проведем его вместе. Расставим все точки над «i». Я готова выслушать Стэфана Дицони. А я больше не хочу тратить попусту свою жизнь. Это хуже пытки. Не хочу больше топить себя в этом болоте!

Глава 72

Стэфан

– Привет, проходи, – Нина неуклюже отступает в сторону, пропуская меня в просторную гостиную.

Круглое обычно румяное лицо, сейчас кажется бледным и осунувшимся. Даже её взлохмаченные рыжие завитушки на голове, затянутые в высокий небрежный хвост, будто поникли от моего лишённого каких-либо эмоций взгляда.

Встав напротив окна, складываю руки на груди. Смотрю из-под бровей, но стоит мне приподнять саркастически бровь, как рыжая складывает руки в умоляющем жесте.

– Стэфан, спасибо, что приехал, – прочистив горло, указывает рукой на диван, приглашая присесть. – Я, если честно думала, ты откажешь.

Игнорирую её жест. Этот разговор, встреча… Кому это надо? Явно не мне.

– Нин, давай по делу, – морщусь от того, как максимально грубо и холодно это прозвучало. Я ещё зол. Вернее сказать – очень зол.

– Не смотри на меня так, Дицони, – хмурится, поправляя синее платье.

Приподнимаю саркастически бровь. Да что ты?!

– Серьёзно? – с вызовом выдвигаю вперёд подбородок. На скулах перекатываются желваки, и я почти неимоверными силами пытаюсь унять готовые сорваться с цепи злость и негодование. Прячу руки в карманы, поджав губы. В моём голосе звучат неподдельные раздражение и уязвлённость:

– О чём, чёрт возьми, ты думала, когда поднимала МОЮ трубку, видя, что звонит Катя? Что это было Нина? – смерив её разочарованным взглядом, развожу резко руки в стороны, но лишь для того, чтобы вернуть их в прежнее положение. – Месть? Что? Хоть убей, не понимаю.

Нина втягивает голову в плечи, прячет дрожащие пальцы в складках платья.

– Ради Бога, ну, какая месть, Стэфан!? – прижимает руку к груди в районе сердца. Внушительная грудь натягивает ткань платья, доказывая, что женщина очень волнуется. – Там имя не определилось, только номер, – тяжело опустившись на диван позади себя, кладёт руку на живот внушительного размера. Нина глубоко беременна.

– Бабушки твоей не было поблизости, ну, а ты в душе… сам знаешь… Я просто подумала, – тараторит со скоростью звука, глотая слоги, – что вдруг что-то важное… и…

Слегка смягчаюсь, когда слышу в дрожащем голосе Нины искреннее отчаянье.

– Хочешь, я поговорю с Катей? Объясню, что ничего не было. Я же тогда зашла просто поздороваться, – отворачивается, ища что-то в кармане платья. Платок.

Разворачиваю её за локоть лицом к себе.

– Что объяснишь? Как ты себе это представляешь? – на миг прикрываю устало глаза. Уголок рта нервно дёргается. – Что все годы у нас ничего не было, кроме как дружеского перепиха, который перерос в фиктивный брак? Что приехала неожиданно и без спроса взяла трубку, наплевав на все личные границы? – саркастически ухмыляюсь, а у самого кошки на душе скребут. – Да, прям так и вижу, что её успокоит это, – отмахнувшись упираюсь рукой в подоконник. – Особенно, когда добавишь, что вся эта мишура была сделана с целью вытащить меня из-под следствия, которое организовал Зимин.

Да, у меня непростой характер. Сжимаю челюсть, стараясь сдержать негодование, которое выплескивается токсичным бензином, образуя лужу приличных размеров. На ее поверхности уже образуются разноцветные яркие круги.

– Объясню, что между нами, ничего нет, – зелёные глаза смотрят уверенно. – Хочешь, даже расскажу… расскажу из-за чего мы расстались? – кивает, будто хочет убедить, что это точно не будет лишним. – Всё, как было! Что это я… я предала тебя. Что наш брак – фикция – бумажка, которой можно подтереться. Мы даже и дня вместе не прожили!

Усмехаюсь криво. Вот это номер! И это предлагает Нина?! Человек, который знает меня как облупленного. Чтобы там ни было, но я не лицемер и за женские юбки прятаться не собираюсь.

– Ты не предавала меня, – отрубаю резко и непреклонно. – Мы ничего не обещали друг другу.

Нина тяжело сглатывает, должно быть, в душе не соглашаясь со мной.

Моя бровь удивлённо ползёт вверх. Неужели до сих пор считает себя виноватой? Что за чушь?!

– Ты имеешь право поступать так, как считаешь должным, тем более, когда дело касается твоей дочери.

Нина нервно трёт шею, прежде чем подавлено произнести:

– Но, в любом случае, я поставила тебе ультиматум…

Поднимаю руку, останавливая быструю речь.

– Я понимаю тебя. Если бы мой ребенок заболел, я бы не задумываясь пошёл на всё, – даю понять, что ни в чём не упрекаю, даже права не имею. Особенно остро всё осознаю сейчас, когда сам скоро стану отцом. – Да и я отказал в твоей просьбе. Для меня это не приемлемо. Всё честно. Я не вижу проблемы.

Лицо женщины меняется. Кажется, ей становится ещё больнее от моих слов.

– Ты никогда ни в чём не отказывал мне до того момента, – заламывает пальцы. В глазах боль горит. – Я знаю, это слишком… то, о чем я попросила. Я уже молчу о том, что ты и так, не жалея средств и времени, вытащил с того света мою дочь, – быстро моргает, отводя взгляд в сторону. – Никогда не забуду, что ты сделал для нас, Стэфан. Деньги, связи…

Машу раздосадовано рукой. Ну, на черта всё это вспоминать? Да любой бы нормальный человек поступил бы также на моём месте! Деньги… Эти бумажки ничего не стоят! Мир и так прогнил до самого дна. Дети – это единственное, что ценно в этом мире. Пройти мимо беды человека, который ко мне относится от всей души? Нет. Стэфан Дицони умеет быть благодарным.

Только вот следующее слова Нины в ступор вгоняют.

– Скажи, ты хоть когда-нибудь любил меня?

Морщусь. Врать не в моих правилах. С укором смотрю на Нинку. Это уже запрещённый приём. Ну, зачем? Столько времени прошло. Знает же ответ. Не любил.

Поднимаю подбородок. Уважал.

– Я никогда не обманывал тебя и был предельно честен в том, как вижу наши отношения.

Нина поспешно кивает, соглашаясь.

– Да, ты никогда не скрывал, за это я тебя и полюбила, Стэфан, – сжимает пальцами рядом лежащую подушку. – Но иногда мне так хотелось, чтобы ты хоть раз меня обманул, отравил ложью, которую я так жаждала услышать от тебя.

Поднимаю руку.

– Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня, на финансовую помощь, на дружескую поддержку…

Кивает.

– Но врать даже сейчас не собираюсь.

Глава 73

Стэфан

Пухлые пальцы дёргают нервно поясок на располневшей талии.

– Знаю, и уважаю тебя за это, Стэфан.

Устало поправляю галстук. Единственная девушка, от которой я хочу слышать о чувствах – это моя Катя. Только вот из соблазнительного ротика в мою сторону летят лишь проклятия.

– Ты ведь ее любишь?

Сжимаю челюсти так, что, кажется, сотру зубы в мельчайшую крошку. Неужели всё так очевидно? Либо Нина слишком хорошо меня знает. Складываю руки на груди, встречая взгляд внимательных зелёных глаз.

Люблю ли я Катю?! Да я, чёрт возьми, ею болен!

– Любишь, – отвечает за меня Нина. Задумчиво, с толикой грусти шепчет. – Эта маленькая девочка даже не понимает, насколько счастлива.

Провожу по затылку рукой, взъерошив волосы. Кривая улыбка будто нехотя трогает уголок рта.

– Так заметно?

– Да, – отвечает всё с той же грустной улыбкой. Опускает взгляд, чтобы снова его поднять. Мне кажется или в ее глазах слезы стоят? – Будь счастлив Стэфан, желаю тебе этого, милый, от всего сердца. Ты, как никто другой, этого заслуживаешь.

Неловко замираю. Чёрт! Вот дерьмо. Я и не думал, что… у неё что-то ещё осталось ко мне.

– Нин, ты очень щедрая на ласку женщина и … я тебе очень благодарен за…

Пока подбираю нужные слова, вспоминаю давний очень непростой разговор между мной и Ниной. Сколько прошло? Кажется, более двух лет.

…тогда я после долгих раздумий принял самое верное для нас решение. Да, трудно смотреть в глаза женщине и говорить, что не любишь ее и хочешь поставить точку в отношениях. Я твёрдо решил: никаких телефонов и смс. Потому что такая женщина, как Нина, заслуживает достойного разговора лицом к лицу.

Сказал, как есть – что нам необходимо прекратить отношения в том виде, какие они на данный момент есть, прежде чем это станет слишком болезненным для нас обоих. Независимо от того, что между нами было в прошлом, я не могу всю жизнь расплачиваться за это, оставаясь её мужчиной.

– Я думал о том, чтобы нам остаться друзьями. Что ты думаешь об этом?

Растерянно сжимает чашку с кофе. Прячет глаза.

Знаю, рыжая вбила себе в голову, что любит меня. Поэтому не дело всё это, ведь я прекрасно осознаю, что ничего не изменится – сердцу не прикажешь.

– Согласись, чем дальше мы тянем, тем хуже нам обоим. Проблема во мне, тебя не в чем упрекнуть, Нина.

Как бы тяжело это ни было, разговор состоялся. Я ожидал, что финальный разговор перерастает во взаимные укоры, но Нинка, как всегда, меня удивила. Очень мудрая женщина. Такая женщина имеет полное право на благородное расставание. А долг любого уважающего себя мужчины – сделать этот момент, как можно более ясным и правильным…

– Не надо, дорогой, – принимает дрожащие пальцы к своим губам. – Не заставляй меня лишиться последних капель гордости, не заставляй беременную женщину второй раз испытать это.

– Нинка…

– Нет, Стэфан! – качает головой. – Нет. Несмотря на этих девок, что всегда вились вокруг тебя, было что-то такое, что я понимала. Ты – однолюб. Я это поняла почти сразу, как только встретила тебя, только вот всё время гадала, – смахивает раздражённо побежавшую по щеке слезу, – твоя ли я судьба? Или же я недостойна этого счастья – стать единственной для Стэфана Дицони.

Как бы я не ненавидел такого рода разговоры, понимаю, что я обязан дать ей выговориться. Отмахнуться – не вариант.

– Единственной, может быть, я и какое-то время и была, – поправляет рыжий локон у груди, чтобы скрыть дрожь в пальцах, – только вот не любимой. Я знаю, что у тебя появились женщины только после того, что я сделала. Я развязала тебе руки и это справедливо, что у тебя появились увлечения.

Пожимаю плечами. Просто наши дороги разошлись. Так бывает. Мы оба взрослые люди.

– Ты был у Кати первый?

Несмотря на Нинкину граничащую с хамством прямоту, я всегда к ней хорошо относился. Слишком уж она похожа на меня самого. На скулах выступают пятна. Этот разговор… он, черт возьми, такой странный. Обсуждаю с беременной бывшей свою беременную нынешнюю.

– По глазам вижу, что да, – Нина кивает. Полные губы дрожат. – Знаешь, я всегда считала, что тебе нужна такая невинная девочка. Та, которая изменит твой взгляд на жизнь. Ведь ты – прирожденный циник.

Да, Нинка права. Всё именно так. Катя заставила, именно – заставила меня взглянуть на жизнь под другим углом. Узнать, что такое любовь, и без этого чувства я больше не согласен существовать. Я слишком стал жадным до чувств. Жадным до Кати. Никогда не соглашусь вернуться в тот чёрно-белый мирок, в котором не жил, а влачил жалкое существование до своей Лапочки.

Наблюдая за сменой эмоций на моём лице, Нина кивает, будто соглашаясь со своими какими-то мыслями.

– А обо мне не беспокойся, дорогой, – по её щеке вновь ползёт слеза.

Поднимаю взгляд к потолку, прежде вновь посмотреть на бывшую. Отлично! Чувствую себя куском дерьма…

– Я сильная баба, – всхлипнув, улыбается сквозь слёзы. – Коня на скаку остановлю. А уж когда детей моих касается…

Взгляд Нинки становится жестким, и я глухо заканчиваю фразу за нее:

– …горы свернёшь.

– Именно, – соглашается. – А Катя, я знаю, что ей поможет, – утирает слёзы. – Извини, это всё беременность. Я стала почти размазнёй. Скажи, на меня это не похоже?

Усмехаюсь. Это точно! Нина баба стойкая. Про таких говорят – бой-баба. Разводить болото – это не про нее.

– Сделай ей поскорее ребёночка, и она забудет о своей ревности.

Нина с любовью кладёт руку на свой огромный живот. Такой большой, будто двойню ожидает. У моей Кати аккуратный и вся она такая воздушная, нежная, утончённая. Провожу ладонью по затылку. С горечью бросаю:

– Уже. Только это не помогло.

Глава 74

Стэфан

Рыжая бровь ползёт вверх. На лице Нинки появляется добрая искренняя улыбка.

– Надо же, никогда не думала, что увижу, как Стэфана Дицони уложит на лопатки совсем юная девчонка.

Она почти точь-в-точь повторяет слова Лебедева. Издеваются, что ли?

Нинка заливается таким заразительным звонким смехом, что у меня непроизвольно, дрогнув, ползёт вверх уголок рта. Нинка заслуживает счастья. Она хороший человек. В каких только мы не были передрягах. Рак её дочери, моя судимость… Столько всего, что и не упомнишь. Именно с ней я стал по-другому относиться к женщинам. Она научила видеть в них не только парочку упругих сисек, но и душу.

Никогда не забуду, как она страшно кричала, когда ее дочь на химию забирали. Так раненое животное кричит – аж в жилах кровь стынет. Не забуду и то, как Нина в обмороки падала, когда Софийку рвало так, что ребёнок на ногах стоять не мог.

Тогда я первую судимость получил из-за падлы Зимина. Я в те времена не так крепко на ногах стоял, бороться было сложно. Нинка рядом была. Как я её с Софийкой поддержал, так и она меня, как могла в чувства приводила после полного банкротства. Вот что значит верный друг. А ведь именно за-за Нины у меня появилось одно из железных правил Стэфана Дицони. Никакого интима на работе. Только вот, увидев Катю, я его нарушил. Голову потерял.

Поднимаю взгляд на Нину.

– Ты всегда можешь обратиться за помощью. Я тебе никогда не откажу, будь уверена.

Кивает, но по глазам вижу – не обратится. Эта наша последняя встреча.

– Я знаю, что ты очень щедрый и сердце у тебя огромное.

Усмехаюсь. Вот лиса! Что ни говори, а Нинка выберется из любой сложной ситуации. Острый ум, умение найти подход к любому – это круче любого счета в швейцарском банке.

– Для меня это не проблема, – тянусь к карману. – Как Софийка?

Молчит. А что тут скажешь? У ребенка рецидив.

– Знаю, – мягко произносит спустя какое-то время. – Спасибо, дорогой. Убери деньги, – отодвигает протянутые купюры. – У тебя теперь есть семья. Уверена, Катя посчитает это неуместным.

Упрямо кладу деньги на стоящую рядом тумбочку. Уверен, знай Катя, на что они пойдут, она бы не осудила меня. Не смогла. Моя девочка добрая, душа у нее светлая.

– Ты такой беспомощный, когда дело касается Кати, – подмигивает Нинка. – Скажи, никакое умение вести сделки и прессовать конкурентов рядом не стояли?

Провожу пятернёй по подбородку. Как она, чёрт возьми, права! Я, словно сапёр, кружу возле своей лапочки. Боюсь лишний шаг сделать, спугнуть, обидеть, оттолкнуть… Вот даже сейчас соскучился так, будто чёрт знает, сколько времени не видел, а по сути, ещё даже и суток не прошло после нашего расставания. Машинально поправляю ремешок от часов. Нина понимающе усмехается. Вот коза глазастая! Смеётся, издевается…

– Езжай, дорогой, тебя дома ждут.

Киваю, соглашаясь. Брови в одну линию сходятся, когда мимолётный взгляд на её живот бросаю. Вспоминаю, сколько всего моя принимает. Не меньше десяти таблеток в день. Неудивительно, что так мало ест, одними пилюлями сыт будешь.

– Может, что нужно? Витамины лекарства?

Нина мягко улыбается.

– У меня всего достаточно, – гладит свой живот.

Удивлён ли я, что она беременна? Нет. У неё была цель, и она её достигла. Говорю же, похожа на меня. К тому же, от этого ребёнка зависит ещё одна жизнь. Собственно, он был зачат, чтобы спасти жизнь Софийки.

Впервые поднимаю вопрос, который ранее никогда не задавал бывшей:

– А отец ребёнка? Он…

Улыбка Нины тает.

– Он ничего не знает о ребёнке, – кладёт руку на живот, будто пытается малыша успокоить, – но это и не важно.

Сжимаю пальцы в кулак.

– Если он отказывается…

– Нет-нет, Денис и правда не знает. Была всего одна ночь.

Денис? Почти сразу понимающе киваю. Брат ее бывшего мужа. Что же, логично. Они близнецы, а значит, имеют общий набор ДНК.

Пожимаю плечами, серьёзно глядя в глаза Нинке.

– Что это за тренд такой пошёл, – в моём голосе искреннее непонимание звучит, – ничего своим мужикам не говорить про беременность? – качаю неодобрительно головой, подходя к входной двери. – Ладно, пойду я, – хлопаю по карману рукой, желая убедиться, что телефон на месте. – Домой ещё добираться.

– В «Ильинку»?

Киваю, не удержавшись, задаю вопрос:

– А ты, смотрю, так деревню и не жалуешь?

Уперев руки в пышные бёдра, Нинка звонко смеётся.

– Нет, Стэфан, – качает головой. – Крутить хвосты коровам – всегда успеется. Ты же знаешь, не моё это. Я в Москву решила вернуться. В Краснодаре мне тесно.

Понимающе усмехаюсь. Нинка из простой семьи, родом откуда-то из пригорода Абрау-Дюрсо, небольшого южного поселка городского типа. Сбежала из деревни от пьяницы мужа так, что пятки сверкали. Теперь город – её стихия, а коней и прочую животину она на дух не переносит.

Вспоминаю, как Катя радовалась, когда я пригнал из «Золотого Ронета» её Звёздочку. Как её голубые, словно сапфиры, глаза от счастья блестели. Как же много значит то, когда двух людей связывает не только секс, но и общие интересы, мировоззрение.

– Прощай, Стэфан…

– Удачи, Нина.

Спускаясь по лестнице, думаю только ободном. Дома меня ждёт моя вредина. А ждёт ли?

Бросив окурок, Лебедев спешит к тачке. На прощание какой-то девчонке в мини-юбке машет. Вот засранец! Сколько меня не было? Полчаса?

– Погнали.

Почти два часа уходит на проклятую дорогу. Пробки, чтоб их за ногу! Когда уже почти до дома доехали, всего-то каких-то пару километров осталось. Сейчас свою девочку зацелую! Поговорим. Всё как есть скажу. Понимаю, что правда – это оружие против меня. Плевать! Сам дам в руки нож, пусть режет. Лишь бы на меня своими голубыми глазами смотрела, как раньше. Ничего больше не надо!

Набираю Кате, понимая, что задерживаюсь так, что это может стать поводом для ссоры. Катя на нервах. Ей и особой причины не надо.

– Кать… Нет, нет! Подожди, не кидай трубку.

Показываю фак Стасу, когда он, издеваясь, шевелит бровями. Его хитрющая рожа отражается в зеркале дальнего виденья.

– Ну, прости, маленькая. Знаю, задержался. Хочешь, чебурек тебе привезу?

Отодвигаю подальше от уха динамик, в котором раздается громкое ядовитое «НЕТ».

– Ты не будешь чебурек или сосиску в тесте?

Представляю себе образ Кати, когда она отвечает. Меня буквально потряхивает от желания впиться в этот капризный рот. Прикоснуться языком к робкому язычку своей нежной девочки. Знаю, какой сладкий. Какой чувственный…

Ангельский недовольный голосок вырывает из коварных мыслей:

– Чебурек.

– Один или два не будешь? – ухмыляясь, уточняю. Вот вредина забавная!

– Два.

Да ты ж моя девочка! Проголодалась. Растерянно перевожу взгляд на телефон. Из него уже летят отрывистые гудки. Вот стервочка! Бросила трубку, должно быть, даже не испытывая угрызения совести. Откинувшись на сидение, меняю положение ног, пока не замечаю что-то вдалеке на озере… Несмотря на гетерохромию, зрение у меня отличное. Получше, чем у многих вместе взятых будет.

Что там?! Щурюсь, чтобы лучше разглядеть, а когда понимаю, волосы на затылке принимаются шевелиться. Бью с силой по водительскому сидению рукой.



– Стас, тормози!

Жалею, что про ремень проигнорировал. А сколько раз сам Катю за это отчитывал? Благо, за секунду до удара в лобовуху успеваю руку подставить. Вот за что уважаю Лебедева, так за его реакцию. Быстро, без лишних слов Стас сворачивает на обочину.

Выскочив наружу, бросаюсь к багажнику. Где чёртов аркан?! Хватаю лариат* и, как есть, в деловом костюме, бегу в сторону озера. На ходу срываю с себя пиджак, не задумываясь, кидаю его куда-то в сторону. Дорогие ботинки тонут в грязи почти по щиколотку. В голове пульс бьёт каким-то диким битом! Не успею. Падла! Чтоб оно всё… Не успею!

Обернувшись, кричу ошалевшему Лебедеву:

– Эду звони! Животина под лёд ушла!

*Аркан, или лариат (англ. lariat) – верёвка с петлёй на конце, предназначенная для набрасывания вокруг цели и последующего затягивания при натяжении верёвки. Известный атрибут американских ковбоев.

Глава 75

Катя

Взяв в руки деревянную фоторамку, разглядываю женщину, изображённую на фотоснимке. Я знаю, неправильно заходить в комнату Стэфана без спроса, но… он ведь теперь мой муж. Не так ли? Вновь перевожу взгляд на женщину.

Мама Стэфана. То, что это она – нет и малейших сомнений. Очень красивая, жгучая брюнетка с зелёными глазами. Чувственная, шикарная, с кокетливой родинкой на левой щеке. Про таких говорят «роковая»… Её чувственные губы, огромные глаза и шикарная фигура, должно быть, пленили с лёгкостью далеко не одного мужчину. Такая же, как и у Стэфана, экзотическая красота.

Метнув взгляд на настенные часы, на секунду прикрываю глаза. Медленно, но верно, ревность растекается по венам. Где он? Почему так долго? Может быть, Стэфан и вовсе обманул, что уже едет домой? Тогда с кем он сейчас? С Яной? Ниной? Прежде чем я успеваю успешно извести себя отравленными мыслями, из коридора доносится шум.

Дёрнувшись, сердце мчится вскачь.

Вернулся! И пусть приготовленный ужин уже давно остыл, и я далеко не в приподнятом настроении, но твёрдо решила – разговор состоится. Поспешно ставлю фоторамку на место и направляюсь к выходу из спальни. Останавливаюсь, как вкопанная, когда передо мной разворачивается картина маслом.

На пороге Лебедев и Дицони. Только вот мой Стэфан еле на ногах стоит! Оба, мягко говоря, выглядят плачевно, особенно насквозь промокший Стэфан. Мой муж, шатаясь, опирается одной рукой о дверной косяк, а с другой стороны его поддерживает Станислав Лебедев. В чёрных, как смоль, волосах Стэфана блестят капли воды, лицо бледное, губы синюшные. Под ботинками на полу разводы грязи, вода, прилипшее сено…

– Стэф, давай-ка…

Слова Стаса заглушает шум шлёпнувшейся на пол кожаной куртки, которую стянул со своих широких плеч Стэфан. Затем наступает очередь рубашки. Обычно загорелый, атлетически сложенный, сейчас он бледнее смерти.

Не замечая меня, Стас продолжает:

– Не так уж ты и пьян, раз можешь стоять, не держась руками за пол.

Повернувшись, Лебедев наконец-то замечает меня. Осекшись, Стас сильнее дергает Дицони пятерней за плечо. Оба смотрят на меня будто два правонарушителя, которых застиг суровый коп на месте преступления.

Сразу же беру быка за рога:

– Что здесь происходит? – бью с размаху плетью-взглядом Лебедева. – Что ты с ним сделал?!

Не смотрю даже в сторону Дицони. Ну, а что со Стэфана взять? Он никакой! А вот Стас… Всю свою праведную злость направляю на растерявшегося от моего напора парня. Взглядом кромсаю, да так, что потом ни один портной в единое не соберёт.

Выставив руки вперёд, Стас оправдывается возмущённо:

– Нет! А почему сразу я? – ищет взглядом поддержки у Дицони, но тому, кажется, на всё плевать. Выглядит смертельно уставшим, будто провёл несколько часов на ринге – не меньше!

Обращаю полный негодования взгляд на бутылку крепкого алкоголя в руке Стаса.

Моргнув, Лебедев будто только вспомнил про неё, поспешно прячет почти полностью опустошённую ёмкость за спину.

Не обращая никакого внимания на нашу перепалку, Стэфан плетётся в свою спальню.

Следую за ним попятам, как надзиратель.

– Стэфан, – свожу грозно брови, – ты не хочешь мне ничего сказать?

Остановившись возле кровати, Дицони непослушными пальцами расстегивает свой ремень. Склеры красные, лицо осунувшееся. Бросив лишь одно слово: «Спать», опускается на кровать, укрываясь с головой одеялом.

Фыркнув от ярости, поворачиваюсь к Лебедеву. Не знаю, что именно произошло, но я просто в бешенстве! Конечно же, я не монстр, чтобы нападать на человека в таком состоянии.

«Подожду», – едко усмехаюсь, а пока…

Вытолкав не особо упирающегося Стаса за порог спальни в гостиную, сверкая глазами, тычу пальцем в широкую грудь бывшего коллеги.

– Ты, – слова-стрелы находят безошибочно свою цель, – сейчас же мне всё объяснишь!

Лебедев, словно сдаваясь поднимает руки вверх и делает осторожный шаг назад, упираясь коленями в диван.

– Знаешь, сколько градусов в озере ранней весной?

Сложив руки на груди, подозрительно щурю глаза. Что за дурацкий вопрос? Нет, конечно! Озадаченно моргаю. Постой! Он что, хочет сказать, что Стэфан…

– Вот и я не знаю, – перебивает ход моих мыслей Стас, слегка наклоняя на бок голову, прежде чем продолжить. – А вот Стэфан знает! Так что, извини, Зимина, – оглядывается по сторонам. – Где здесь мусорка? Выкинуть надо упаковку от лекарства, – проследив за моим взглядом, бросает в ведро для мусора бутылку.

Срываюсь на нежданного гостя:

– У меня сейчас не то настроение, Стас, чтобы разгадывать твои идиотские шарады!

Тем не менее, подхожу к плите, чтобы нагреть воду в чайнике. Каким бы бесячим Лебедев ни был, но не напоить его в таком состоянии чаем просто вверх бесчеловечности.

– Между прочим, – ворчит Стас, оказываясь возле меня, – нельзя вымещать своё плохое настроение на первом встречном! – несмотря на то, что уже давно не работаем вместе, как всегда, поучает: – Надо уметь сдерживаться и выбирать, Зимина, – с намёком смотри в сторону спальни, где только что улёгся Стэфан.

Округляю глаза. Вот же предатель! Нет уж, дудки, Лебедев! Как однажды сказал Стэфан: терпение – не мой конёк. Хотя, именно этого качества у Дицони не отнять. Не то, что мне. Так что, попал ты, Лебедев! По полной попал. Пока не узнаю, всю душу вытрясу!

Налив в большую чашку кипяток и бросив туда пакетик зелёного чая, делаю глубокий вдох, прежде чем начать допрос с пристрастием:

– Почему Стэфан пьян? – не даю и слова вставить Лебедеву, который, блаженно прикрыв глаза, греет ладони о стенки чашки. – И почему, чёрт возьми, он насквозь промокший?!

Лицо Стаса становится серьёзным, даже в карих глазах тают привычные смешинки:

– Звездочка под лед ушла.

Хватаюсь за сердце, одновременно с этим с губ срывается шокированный звук, похожий на сдавленный стон.

И Стас поспешно заканчивает:

– Всё нормально, всё хорошо, Зимина! Без паники… Проклятье! Стэфан меня убьёт за то, что я тебя испугал. Я ему пообещал ничего тебе не говорить. Ну, ты беременная, – смущённо опускает взгляд на мой живот, – в смысле в положении и всё такое.

– Стас!

– Ладно! – перебивает друг Стэфана, понимая, что я почти на грани. – Стэф просто псих, – в голосе Лебедева проскальзывает восхищение. – Я таких отмороженных, как Дицони, честно скажу, никогда не встречал. Представь, бросился в ледяную воду, что б его, чёртов герой! Хорошо, что Звездочка – декоративка, будь не липецкая* Стэф бы и в воде долго не удержал.

– Как… как это произошло? – непроизвольно заламываю пальцы, потому что почти вижу… Вижу наяву все, о чём говорит Стас.

Всегда отличалась богатым воображением и сегодня – не исключение. Звёздочка для меня не просто живность, не просто подарок на день рождения. Она мне безмерно дорога! НО Стэфан… Сдерживаю всхлип. Быстро моргая, прогоняю прочь слёзы. Я бы не вынесла и секунды, если бы с ним что-то случилось.

– Да как? – пожимает плечами Стас, не замечая моей душевной агонии. – Видать, в какой-то момент Звёздочке стало скучно коротать время в загоне, – подмигнув, Лебедев, делает большой глоток чая. – Ухитрилась сбежать, но самовольная прогулка длилась не слишком долго, – проводит задумчиво пальцами по гладковыбритому подбородку. – Я думаю, она решила пробежаться по замёрзшему озеру, только вот последствия такого поступка чуть было не стали для нее фатальными.

Тяжело сглатываю.

– Не понимаю даже, как так вышло.

– Стэф на берегу озера развернул целую масштабную спасательную операцию, – продолжает Стас. – Приехавшие пожарные быстро поняли, что вытащить лошадь на лёд не получится, так что, оставался лишь один выход – прорубить для животного дорожку во льду и таким образом вывести на берег.

Побарабанив пальцами по столу, Стас нервно поджимает губы. Спустя пару мгновений, продолжает:

– Это все нестабильные погодные условия. Зимы явились следствием данной ситуации. Лошадь зашла на лёд по привычке, привыкшая, что лёд там, как всегда, с полметра, – пожимает плечами Стас, сёрбая чаем.

Прячу руки на коленях, чтобы унять дрожь, с замиранием сердца слушаю рассказ Стаса.

– До прибытия тракториста Стэфан освободил Звёздочку от упряжи и удерживал всё это время на плаву. Чтобы вытащить животное на сушу потребовалось около часа, не меньше. Мы обвязали лошадь верёвками, прикреплёнными к подъёмному механизму трактора. Вот – как-то так…

– Спасибо, – опускаю глаза, только сейчас в полной мере представляя, чего стоило спасение Звёздочки Стэфану и Стасу.

Прочистив горло, Стас оставляет чашку в сторону.

– Знаю одно, – пожимает широкими плечами, затянутыми в тёплый вязаный свитер. – Звёздочка наверняка бы погибла, если бы ей на помощь не пришёл Стэфан. Он её спас, – причесав всклокоченные пряди волос пятернёй, добавляет: – Потом мы её отвезли к ветеринару для осмотра, – ободряюще улыбается. – Не переживай, Зимина, всё в порядке. Небольшой отёк и боль в мышцах. Больше ничего не грозит Звёздочке. Стэф – молоток.

– Молоток? – переспрашиваю, который раз удивляясь проскальзывающим иногда странным словечкам Стаса. Определённо, какой-то неместный диалект.

– Я из Сибири, Зимина, – впервые разоткровенничавшись, подмигивает Лебедев, а затем серьёзно поясняет: – У нас молоток – молодец значит.

– Ааа, – усмехаясь, киваю понимающе. – Так вот откуда родом эта твоя мультифора**!

– Ага, – показывает глубокие ямочки на щеках Стас. – Как только со мной Стэф не боролся, но с «мультифорой» я так и не смог расстаться.

*Декоративные Липецкие – лёгкие лошади 200-400кг. Имеют декоративную направленность, участвуют, в выставках и шоу. Породы – пинто, американская миниатюрная, липецкая.

**Мультифора – канц., рег. (Сибирь) канцелярская принадлежность, прозрачный конверт для хранения небольшого объёма документов, с отверстиями на боковой стороне для скрепления.

Глава 76

Катя

В комнате тихо, лишь за окном под порывами ветра шелестят листья деревьев. Стараясь не разбудить Стэфана, почти бесшумно ступая босыми ногами по ковру, подхожу к кровати. Наклонившись над мужем, взволнованно прислушиваюсь к его дыханию.

Столько времени провести в холодной воде – непростое испытание даже для крепкого здоровьем мужчины. Осторожно прикасаюсь к заросшей щетиной щеке. Не реагируя, Стэфан продолжает спать. Присев на краешек кровати, наблюдаю за тем, как длинные тёмные ресницы слегка подрагивают. Загнутые, пушистые, они неуловимо смягчают его мужественные чеканные черты – делают моложе.

Я всегда восхищалась этими ресницами. Так и хочется прижаться к нему своей щекой и вдыхать аромат волос. Старясь не задеть Стэфана, ложусь рядом. Не знаю, сколько так проходит времени. Возможно, несколько минут, а может и час. Я просто не могу спать! Слушаю его дыхание, считая мысленно каждый стук сердца… Оно стучит ровно, умиротворённо. Заметив, что из-под одеяла виднеется ступня, непроизвольно улыбаюсь. По сравнению с моим тридцать шестым размером она кажется такой огромной! Размер сорок пятый, не меньше. Заботливо поправляю одеяло, возвращая взгляд на лицо любимого. Ярко-красная полоска губ Стэфана на фоне смуглой кожи притягивает взгляд. Хочется прикоснуться к его лицу, провести пальцами по высоким скулам и мужественному подбородку.

Неожиданно Стэфан открывает глаза. В них читается недоумение. Удивление сменяется пониманием, и, наконец, полностью проснувшись, он улыбается.

– Лапочка, – голос сиплый со сна.

Для меня же это самый лучший звук на свете!

– Я здесь, – нежно убираю тёмную шелковистую прядь волос с его лба.

Стэфан приподнимается на локте, слегка нависая надо мной. Свободной рукой проводит по торчащим в разные стороны чёрным прядям.

– Который час? – бросает взгляд на настенные часы, которые показывают три часа ночи. – Пить очень хочу.

– Лежи, – останавливаю Стэфана, когда он намеревается откинуть в сторону одеяло. – Я принесу, – касаюсь его руки, поднимаясь с постели.

– Ужасно, ужасно хочу есть, – добавляет муж, и я не могу сдержать улыбки.

Как только передаю в его руки стакан с водой, Стэфан осушает его до дна почти одним глотком.

– Спасибо, – хрипло благодарит, вытирая губы тыльной стороной руки. Ставит на прикроватную тумбу стакан, включая бра. Хочет что-то сказать: – Милая…

Только я уже спешу за дверь, где меня ждёт тёплая кухня с недавно приготовленным куриным бульоном. Вернувшись через пару минут, ставлю на колени Стэфану небольшой складной столик-поднос. Заботливо поправляю за спиной подушки.

Стэфан выглядит растерянным и от того невозможно милым. Должно быть, он не может понять, почему я с ним так добра. Не удивительно, после того, как я всю неделю по поводу и без запускала ему под кожу острые коготки.

Берется за ложку, наклоняясь над тарелкой.

– Сама сварила? – удивляется, осторожно пробуя из глубокой пиалы горячий бульон. – Пахнет божественно.

От похвалы Стэфана тепло рекой растекается по венам.

– Да, – неловко ёрзаю на кровати, задевая своим бедром его ногу, – сама.

Стреляю взглядом. Вдруг не понравится по вкусу? Я так старалась!

– Ммм, вкусно, – мычит, отправляя очередную ложку с супом в рот. – Спасибо, милая.

Так быстро справляется с супом, что я начинаю задумываться, а не принести ли ему добавки. Только вместо этого даже для самой себя неожиданно выпаливаю:

– Я так испугалась, – всхлипнув, теряю мгновенно всё самообладание.

Вот тряпка! Показываю в широко раскрытых глазах страх, что сковывал моё тело все эти часы.

– Ты спас мою Звездочку… Стэфан… ты спал и спал…

Речь сумбурная, но Стэфан безошибочно понимает мои переживания.

– Не плачь, милая, – мгновенно оказываюсь в надёжных руках. – Мне было необходимо восстановиться, – запустив пятерню в пряди моих волос, Стэфан нежно массирует кожу головы. – И насчет кобылки не переживай, она в полном порядке, – убрав подальше столик, муж поудобнее устраивает меня на своих коленях.

– Спасибо, – икаю, – спасибо! Она так много значит для меня, – облизываю губы, ощущая, как во рту всё пересохло, будто в пустыне Сахара. – Стэфан я хочу поговорить.

– Я не ослышался? – отстраняется, чтобы лучше видеть моё бледное, осунувшееся от переживаний лицо. – Ты только что сказала, что хочешь поговорить? – Стэфан вглядывается в мои заплаканные глаза, будто не веря в услышанное. – Неужели моя лапочка наконец-то созрела на серьезный разговор? – усмехается криво и совсем не весело добавляет. – Похоже, спасение кобылы того стоило.

Больше не ругаю за «лапочку»… Даю добро. Зелёный свет.

Прикрыв глаза ресницами, сжимаю сильнее пальцами его горячую ладонь. Цепляюсь за неё, как утопающий за последнюю соломинку, прежде чем ответить на вопрос:

– Да, хочу.

Он резко выдыхает, когда я открываю глаза, и быстро целует в лоб.

– Я не знаю, что тебе наговорил отец, – сводит на переносице густые брови вразлёт, – но с Ниной у меня был фиктивный брак. Ничего личного, – заметив, как у меня дрожит подбородок, неуклюже добавляет: – Да, у нас были до этого отношения, но, милая, они давно закончились, – гладит меня по плечу, а затем очерчивает пальцем жемчужную серьгу в ухе, – ещё задолго до того, как я познакомился с тобой. Всё в прошлом.

На глаза набегают слёзы. На губах застывают невысказанные мысли. Ревность жалит сердце, как змея. Она проникает в душу, словно яд. Ревность ранит, а затем с ухмылкой шепчет:

"В ад! Вернись туда, где нет ни любви, ни счастья».

Прикусив губу, пытаюсь выровнять дыхание. НЕТ! Не хочу назад! Ревность, как болезнь – заразна и опасна. Она разрушает всё вокруг. О, Боже, как мне тяжело! Я как больная птица, «уронившая» все перья.

– Я не могу изменить своего прошлого, милая, – Стэфан бережно гладит ладонями мои плечи, так как, будто хочет согреть.

Шмыгаю носом. Неужели я выгляжу так жалко?

– Но, обещаю, ты не пожалеешь ни о чём рядом со мной, – терпеливо утешает любимый.

Киваю, роняя слёзы. Я согласна, что было, то прошло. Стэфан взрослый мужчина. Было бы странно, если бы до меня у него не было отношений. Мне откровенно плевать на этих всех его… но ведь ЭТО другое! У него есть ребёнок. Дочь! Эту страницу не перевернуть и не вырвать из дневника жизни.

Глава 77

Катя

– Кать, не молчи, – почти умоляет Стэфан. На его лице отражаются ничем не прикрытые глубокие переживания. – Говори всё, что волнует, что пугает? Только не молчи, милая…

Почему он не считает важным сказать, что у него от этих отношений есть дочь?!

Почему продолжает игнорировать этот существенный факт?! По-своему истолковав мои вновь заблестевшие в глазах слёзы, Стэфан принимается оправдываться:

– Тот звонок, когда Нина взяла трубку, – с досадой поджимает красиво очерченные губы. – Я был в душе у бабушки, милая. Клянусь! Я даже не знал, что она пришла. Я бы никогда тебя не обидел! Я лучше себе руку отрублю, чем прикоснусь к другой. Кать…

– Ты её любил? – перебиваю, нервно заламывая пальцы.

Сейчас я либо захлебнусь в этой вязкой горечи, либо же…

– Нет, – вытаскивает из болота одним словом. Твердо и непоколебимо добавляет. – Клянусь.

Волна облегчения накрывает с головой, заставляя забыть на минуту о главной причине мох переживаний. Старое, сожжённое дотла дерево… Ревность на корню рублю.

Он мой! И прямо это говорит. И пусть в глазах ещё слёзы стоят, на губах расцветает несмелая улыбка.

Стэфан ласкает пальцем мою щеку, и я прижимаюсь к его ладони ближе. Внутри всё ликует. Я – любовь всей жизни Стэфана Дицони! Я!

Кладу руку ему на грудь – туда, где бьётся сильное сердце. Только вот есть одно большое «НО» в этой истории. Ребёнок. Дочь этой женщины и моего Стэфана. Какой бы я ни была эгоисткой, но разлучить дочь с отцом?! Судорожно вздыхаю. От одной мысли, что я стану именно той причиной, которая лишит маленькую девочку полноценного присутствия в её жизни родителя, приводит в неописуемый ужас. Собравшись с духом, озвучиваю то, что так долго мучает:

– А твоя дочь? – прикусываю щеку изнутри, прежде чем продолжить. – Стэфан, как же она?

Уголок рта Стэфана дёргается. На скулах принимаются ходить ходуном желваки.

Смотрит на меня так пристально. В глазах, как тестовая полоска на лакмусовой бумаге, проявляется обида. В этот момент я начинаю чувствовать себя очень неловко. Ведь судя по лицу Стэфана… Прижимаю дрожащую ладонь ко рту. Неожиданная догадка будто кипятком с ног до головы обдаёт. И почему я раньше даже не задумывалась об этом?!

– Это неправда, да? – голос почти на шёпот срывается. – Эта девочка… – почти задыхаюсь, – девочка… не… твоя дочь?

Неужели отец мог так поступить со мной?! Неужели всё это время я… Боже!

– Чёрт, Кать! – взрываясь, эмоционирует Стэфан. В глазах буквально горит фейерверк из чувств. – Конечно, нет. Как тебе вообще такое в голову пришло?!

Кривит уголок рта. На лице проступает уверенность, которая странно граничит с яростью.

– Это он, да? – спрашивает сквозь зубы, щуря проницательные глаза. – Твой отец. Он сказал тебе эту чушь?

Киваю и, словно дождавшись команды, крупная слеза ползёт по моей щеке. Обогнув подбородок, капает в декольте ночной рубашки.

Стэфан сжимает кулаки. Синяя вена на виске вздувается.

– Проклятье! Вот упырь… ублюдок, – Стэфан заводит руку назад, угловато проведя по шее. – Катя, послушай меня, – Стэфан берет мои обе ладони в одну свою, сжимает крепко. – Ребёнок Нины не имеет ко мне никакого отношения. Я помог девочке с лечением. У неё острый лейкоз.

У девочки лейкоз?! Боже, как же страшно. Непроизвольно кладу ладонь на живот, будто хочу защитить своего еще нерождённого малыша. Почему у таких маленьких детей бывают настолько страшные болезни?! За что? Разве они могли успеть что-то сделать что-то страшное в своей жизни? Как несправедливо!

Глаза любимого не врут. Поза, эмоции – все говорит о том, что Стэфан говорит правду.

Широко открываю глаза.

– Вы расстались из-за этого? – спрашиваю осторожно, будто ступая по узкой дорожке над обрывом.

Я сразу для себя принимаю решение: не осуждать Стэфана, чтобы он не ответил. Не каждый мужчина может с таким справиться – быть с женщиной, у которой сильно болен ребёнок. Даже родные отцы уходят, а тут…

– Нет, – твёрдо отвечает Стэфан. – Мы расстались намного раньше. Как я уже говорил, я не из тех, кто играет с чужими чувствами. Да, я по-дружески помогал во всем, до того момента, как Нина решила, что ей нужен второй ребёнок, чтобы помочь в лечении Софии. Что-нибудь слышала про костный мозг?

Охнув, смотрю во все глаза на Стэфана. Да, я слышала что-то такое. Догадка будто взрывает мозг.

– Она попросила тебя…?

– Да, – челюсть Стэфана напрягается. – Я отказал. Нина продолжила поиски… кхм подходящего кандидата, – в голосе любимого звучит сталь. – Я остался при своём мнении – дети должны быть рождены по любви и точка.

Прижимает меня к груди, пока я пытаюсь переварить, осмыслить вывалившуюся на меня шокирующую информацию.

– Что до брака… – Стэфан берёт меня за руку, нежно перебирая пальцы. – Тот брак нужен был, чтобы вытащить меня из-под следствия. Облегчить приговор. Судьи ведь тоже люди.

– Это дело завели… это… – прикусываю губу, – дело рук моего отца, да?

– Его, – после паузы добавляет. – Да, мне ничего не оставалось, как ввязаться в фиктивный брак. Нина сама предложила, – пожимает плечами. – Всё, чего мне хотелось – скорее выбраться из этой западни, – убирает ласково с моей щеки прилипшую от слёз прядь. – Никаких отношений. Просто голый расчёт.

Мысли в голове как-то сбиваются и не хотят выстраиваться в логическую цепочку.

Столько всего гадкого из-за моего отца!

Гладит нежно ладонью по волосам. Уткнувшись в макушку, вдыхает цветочный аромат.

– Как ты могла вообще во мне усомниться?

А когда поднимает двумя пальцами мой подбородок и заглядывает в глаза, произносит то, от чего плотину недоверия полностью срывает, будто бомбой с тротилом:

– Ты – моя жизнь, – не отводит взгляда, будто хочет проникнуть в самую душу. Достучаться до сердца. – Без тебя я не вижу смысла в своём существовании. Почему же ты так мне не доверяешь, любимая?

Протянув руки к Стэфану, прячу взволнованное лицо на широкой груди. Стыдно.

– Я не знаю, – шепчу, орошая слезами его грудь. – Я… испугалась, – задыхаюсь от чувств к Стэфану. – Почему он так к нам жесток?

Стэфан сразу понимает, о ком идет речь. Уточнения и не нужны. Только вопрос остается без ответа.

Всхлипнув, тоскливо тяну:

– Я так скучала по тебе, Стэфан, – лихорадочно облизываю солёные от слёз губы. – Мне было так одиноко и страшно без тебя.

Стэфан слушает внимательно, не перебивая. Дает выговориться, выплеснуть все то, что скопилось за это время на душе.

– В три недели мне сказали, что плод замер…– смотрю жалобно в глаза любимого, все заново переживая. Достаю то, что так глубоко прятала внутри себя. Похоронила. – Я думала, умру…

Стэфан так крепко сжимает челюсть, что кажется, ещё чуть-чуть и я услышу скрип зубов.

Судорожно глотнув воздуха, продолжаю:

– Мне казалось, что схожу с ума и мне никогда не выбраться из этого кошмара.

– Милая, – в голосе Стэфана отчётливо звучит боль, – ты меня ломаешь.

И почему мы эгоистично так часто думаем, что мужчины не способны на глубокие переживания?! Им тоже больно.

Муж крепко обнимает, прижимая к себе. Я чувствую, как дрожит его крупное тело.

Возле моей щеки грохочет, словно отбойный молоток, сердце.

– Не плачь, моя маленькая, – он гладит меня по спине, и я впервые за долгое время чувствую себя защищённой. – Не плачь.

Понимаю, что всё правильно. Всё, что происходит сейчас, в данный момент – всё правильно!

Глава 78

Катя

– Стэфан, что будет завтра? – зажмурившись, впиваюсь пальцами в его бугрящиеся мышцами плечи. Я боюсь, что все растает, как сон. И Стэфан тоже…

Откинувшись на подушки, муж бережно кладет меня себе на грудь.

– Мне плевать на то, что будет завтра, – баюкает меня в своих руках, как ребёнка. – Мы вместе, – наклоняется ближе, целуя тонкую кожу за ухом. – Ты моя. Только моя, слышишь? – лихорадочно киваю, так что позвонки шеи болят. – Я тебя больше никогда не отпущу.

Неужели думает, что напугает меня этим?

– Не отпускай! – запрокинув голову, улыбаюсь дрожащими губами, едва прикасаясь к его скулам, а затем порывисто обвиваю с силой за могучую шею. – Да, – шепчу я, задыхаясь, – никогда не оставляй меня. Не могу без тебя, – шепчу ему в губы.

И он целует меня. Губы Стэфана горят. Его поцелуй страстный, голодный… Он словно обжигает меня и заставляет всё тело трепетать от наслаждения.

Спустя несколько минут, мы лежим в объятиях друг друга, мокрые от слёз и поцелуев. Я прижимаюсь к нему всем телом, каждой частичкой своей души. Глажу его лицо, волосы, шепчу:

– Стэфан, Стэфан…

– Что, ничего нельзя? – забавно возмущается Стэфан, когда убираю широкую слегка шершавая ладонь, что пробралась ко мне под тонкий материал шёлкового халатика. Настойчиво гладит округлые полушария груди, и я прикрываю глаза, ощущая тепло его дыхания на своей шее.

– А если я тебя поцелую? – шепчет, щекоча прерывистым дыханием ухо.

– Не надо, – говорю я, пытаясь отстраниться от него, но Стэфан не отпускает. Прикасается языком к мочке уха, посылая сладкие мурашки вдоль позвоночника.

– Ты меня боишься? – тянет за руку к себе. Проводит моими пальцами по своему сокращающемуся от прикосновений стальному прессу. Настойчиво уводит мою ладонь всё ниже к широкой резинке своих белых боксеров. Касаюсь подушечками пальцев небольших пуговок… вздрагиваю.

– Нет, – сильнее упираюсь кулачком свободой руки ему в плечо. Громко охаю, когда Стэфан в полной мере даёт оценить всю силу своего желания. Смеётся, выпуская мою ладонь из плена, целует в шею… и только тогда я открываю глаза.

Не давая прийти в себя, чувственные мужские губы сминают мои в жадном поцелуе. Кажется, поцелуй длится целую вечность.

– Ты такая красивая, нежная, ранимая, – шепчет, наконец отстраняясь, Стэфан. – Моя.

Пару мгновений любуется моими влажными припухшими губами. Нежно, почти благоговейно касается губами моей пылающее кожи. Там, где только что касалась его колючая щетина.

– Не могу поверить, что у нас будет малыш. Можно? – шепчет, поднося ладонь к моему животу, но не прикасаясь,

Мне становится бесконечно совестно за то, что так безжалостно лишила любимого таких радостных моментов, как первые шевеления малыша, УЗИ… Не прощу себе этого!

Дождавшись моего кивка, Стэфан раскрывает ладонь, почти полностью накрывая мой живот пятернёй.

– Мальчик? Девочка?

Справедливый и совершенно естественный вопрос. Только ответа у меня на него нет. Мы с моим любимым и самым лучшим мужчиной на свете ждём наше маленькое чудо. Какая разница какого пола? Частичка Стэфана и меня!

– Ты такой горячий, – нахмурившись, прикасаюсь ко лбу Стэфана.

– О, да, лапочка…

– Нет, Стэфан! – пресекаю всяческие поползновения широкой шершавой ладони по моему уже совершенно обнажённому бедру. Одёргиваю полы нагло задранного Стэфаном халатика. – Ты не понял. Реально, как кипяток, – бормочу испуганно. – У тебя температура.

– Думаешь? – удивляется Стэфан, переставая меня провокационно лапать. Широкая бровь ползет вверх. Наконец-то мне удаётся привлечь его внимание. – Даже не припомню, когда болел в последний раз.

Фыркаю. Стэфан Дицони, должно быть, возомнил себя богом. Думает, что простуда лишь для простых смертных – не для него.

А потом началось… Как я и боялась, температура ударила почти тридцать девять градусов. Градусник, тёплый чай с малиной, настой ромашки… Стэфан, морщась, принимает всё, что посчитаю нужным. Должно быть, самый послушный и благодарный пациент в мире – это Стэфан Дицони.

Он так потел, что пришлось поменять несколько раз простыни. Я не отходила от него ни на минуту. И только к утру устало прикорнула рядом с мужем, забывшись беспокойным сном. Жаль, он был совсем недолгим.

Странный звук, словно покрывало, сорвал с меня дрему. Шипение, скрежет… Кошка, что ли, пробралась? Осторожно спустив ноги с кровати, надеваю тапочки-зайки. Сонно моргая, направляюсь к шкафу. Не знаю, что за звук, но он мешает мне спать!

– Крыса! – теряя тапки, с визгом бросаюсь обратно на кровать. Трусливо хватаю за плечо проснувшегося от моих воплей Стэфана. – Боже, Стэфан! – продолжая трясти мужа за плечо, указываю дрожащим пальцем в дальний угол шкафа. – Там крыса!

– Милая, у нас нет мышей, – совершенно бесстрашно направляясь навстречу гадкому грызуну, успокаивает Стэфан.

– Ты просто не видел! – уперто стою на своем. – Огромная, жуткая, зубаста-а-ая… – не устаю в красках расписывать чудовищного монстра.

Присев на корточки, Стэфан перебивает:

– Катюш, это ёжик, – подмигивает мне, нагло разразившись смехом.

– Ёжик? – недоверчиво моргаю, встаю на колени на кровати. Выставляю перед собой небольшую подушку, как щит. Не может быть!

– Ага, – усмехается Стэфан. Несмотря на добродушную усмешку, в глазах любимого горят озорные искры. – Трусишка.

Забавно ему! Вот чурбан! У меня тут чуть душа не улетела в пятки.

– Иди, посмотри, – манит к себе пальцем муж. – Он еще кроха.

Недоверчиво соплю. Слезаю с кровати и делаю шаг в сторону Стэфана, затем второй.

Живое воображение рисует страшные картины из фильма «Зубастики». Нечто чёрное, глазастое, с кучей неровных рядов острейших клыков. Только вместо этого на ладонях у Стэфана прямо передо мной беззащитный ёжик. Такой крохотный! Острая мордочка, чёрный подрагивающие носик, глаза-бусинки. Небольшие колючки торчат во все стороны. Как же хочется погладить его по колючей шубке!

Боязливо тянусь рукой, надеясь, что зверёк не будет против. Подушечки пальцев касаются иголок. Такой забавный! Ёжик, даже не пытаясь бежать, просто смотрит на меня, не отрываясь. Моё сердце незамедлительно тает.

– Ой, – сюсюкаю, – он такой хорошенький! Стэфан, давай его оставим? – канючу, не сводя глаз со зверька, а затем стреляю из-под ресниц взглядом на мужа. – Пожалу-у-уйста-а-а!

– Хорошо, – довольно-таки быстро соглашается любимый. – Ты из меня верёвки вьёшь, – глядя на существо в своей руке, задумчиво тянет: – Так, и что нам с тобой делать? – усмехается, когда ёжик фыркает. – Пойдём, что-нибудь найдём для тебя, дикобраз. Кажется, в холодильнике есть молоко, – обвив меня свободной рукой аккуратно за талию, спрашивает: – А что хочет моя лапочка?

Таю, как желе, под ласковым взглядом.

– Очень хочу селёдку под шубой, – наклонив голову набок, кокетливо улыбаюсь, – и огурцов малосольных.

– Серьёзно? – улыбается в ответ так, будто я сказала нечто забавное и самое милое в мире.

Несомненно, Стэфан один из тех мужчин, которые искренне наслаждаются тем, что их жена в положении.

Прикладываю ладонь к небритой щеке мужа, а затем ко лбу. Глядя абсолютно влюблёнными глазами, с восторгом сообщаю:

– Стэфан! Температуры больше нет.

Зубастики* – фильм ужасов, состоящий из 5 частей. В центре повествования всех фильмов – противостояние человеческого рода расе инопланетных монстров, называемых Зубастиками.

Глава 79

Катя

– Папка пришёл. Где мой пузик?

Несмотря на недавнюю и достаточно ожесточённую ссору, позволяю Стэфану прикоснуться ладонью к своему животу. Это святое и я не имею права лишать его общения с малышом.

– Дай, скорее, поцелую.

Когда муж наклоняется, чтобы поцеловать, проворно уклоняюсь в сторону. А вот это уже лишнее! Прежде чем Стэфан вновь настойчиво собирается коснуться моих губ, успеваю приставить палец к его чувственным губам. В красноречивом жесте приподнимаю бровь, предостерегая: нет-нет, никаких поцелуев!

Поморщившись, муж с досадой ласково ведёт широкими ладонями от моих локтей вверх к округлым плечам.

– Любимая, прости, я был не прав, – словно по команде, Стэфан обвивает правой рукой мою располневшую талию. Свободной ладонью нежно растирает поясницу. – Давай, мириться?

Растаяв, кладу голову ему на грудь, затянутую клетчатой рубашкой. Я

уже почти готова согласиться, как Cтэфан всё портит, одной лишь фразой:

– Кать, где мой ужин?

Негодующе вырываюсь из объятий, стреляя возмущённым взглядом в добродушное смуглое лицо мужа. Неотёсанный чурбан! Я-то думала он расскажет, как скучал по мне, как жалеет, что у нас вышла ссора.

Фыркнув, складываю руки на груди, отвечаю ехидно:

– Твой ужин в книге рецептов, страница тридцать девять, – с намёком киваю на лежащую на столе поваренную книгу внушительных размеров от Марии.

Почувствовав, что пахнет жареным, этот хитрющий лис меняет тактику:

– Я был не прав, что так вспылил, лапочка, – одаривает белозубой улыбкой. – Правда.

Растерянно наблюдаю, как он возвращается в коридор, но только за тем, чтобы через минуту уже вернуться с огромной охапкой цветов. Где он их только взял?!

– Боже, Стэфан! – пищу с восторгом, трогая лепестки ароматных цветов. – Как красиво…

Сдаюсь. На него просто невозможно дуться! Поставив в вазу цветное душистое великолепие, мимоходом включаю электрический чайник. Пока я взвешиваю все «за» и «против» примирения с мужем, Стэфан, усевшись за стол, тянет к себе тарелку с супом. С тем самым, в котором, я перед приходом мужа «утопила» не менее трёх столовых ложек соли. Естественно, в знак мести.

Встрепенувшись, представляю на секунду этот ужасный вкус и, поморщившись, отодвигаю тарелку подальше от мужа.

– Ладно, мир, – всем своим видом показываю, что делаю ему великое одолжение. Погладив по мускулистому плечу, приказываю. – Подожди, не ешь. Я разогрею что-нибудь другое.

Убрав «отравленный» суп, вновь поднимаю щекотливую тему. Ту самую из-за которой и начался утром весь сыр-бор.

– Так, значит, ты не против завтрашнего ужина?

– Нет, – спокойно отвечает Стэфан. Его глаза сужаются. Значит, сейчас будет продолжение, которое мне точно не понравится. – Если, конечно, мне можно будет выйти из-за стола и броситься с обрыва.

Не оценив шутку мужа, тут же показываю характер, выпуская иголки, словно дикобраз.

– Нет, нельзя! – звучит резко и непреклонно. Не обращая внимание на бухтение Стэфана, накладываю ему на тарелку тефтели с томатным соусом. – Это семейный ужин. Так что, ты будешь страдать вместе со мной!

Стэфан со стоном проводит рукой по лицу, трёт с досадой жилистую загорелую шею.

– Я не хочу сидеть с НИМ за одним столом, – возмущается муж, забирая из моих рук тарелку, над которой поднимается горячий пар. Проведя нежно ладонью по моим переливающимся под светом лампы волосам, повышает голос. – Его высокомерная рожа каждый раз так и просит моего кулака… – поймав мой взгляд, осекается. – Да я вообще не хочу, чтобы нога Зимина ступала в мой дом.

– Стэфан, – кладу руку в беззащитном трогательном жесте на живот, где только что беспокойно ударил ножкой малыш. Да, я богиня манипуляции! И кто мне запретит? – Он мой отец. Пожалуйста. Нам надо хотя бы попытаться как-то наладить отношения до рождения малыша.

Скептически подняв бровь, любимый поджимает губы. На скулах отчётливо выделяются желваки. На лице Стэфана ещё какое-то непродолжительное время отражается борьба и он… сдаётся.

– Проклятье, лапочка! Пусть только скажут, что мне нет места в раю, – своеобразно в своём стиле соглашается Стэфан.

Взяв ложку, муж низко наклоняется над тарелкой. Обожаю смотреть, как мой мужчина ест с аппетитом. Есть в этом что-то такое…

– Чёртов ужин! С твоим чёртовым отцом, – бухтит любимый, надкусывая хлеб.

Стэфан за пару минут сметает все, что было в тарелке, и поднимается из-за стола.

Справедливости ради должна отметить, что он не выглядит уже таким злым, как был утром. Как говорила Мария: главное накормить мужчину, а потом уже можно и решать дела. Хихикаю довольно про себя. Кажется, я научилась вовремя дёргать за нужные верёвочки.

Чтобы увести разговор в более спокойное русло, выбираю совершенно нейтральную тему.

– Тебе понравился завтрак?

Несмотря на утреннюю ссору, я собрала на работу Стэфану салат с авокадо, киш с брокколи, киноа* с креветками и среднего размера кусок рыбного стейка.

– Мужики подозрительно косились на меня, – усмехается муж. – У нас тут знаешь, – пожимает плечами, щуря разноцветные глаза, – почти никто про киноа и не слышал. А тут ещё с креветками, но, чёрт возьми, – с чувством продолжает Стэфан. – Лапочка, это реально было годно!

Просияв от похвалы, позволяю утянуть себя в спальню.

Глава 80

Катя

Удобно устроившись на большой двуспальной кровати, наблюдаю, как Стэфан, начинает раздеваться. Сильными пальцами взявшись за край рубашки, стягивает её через голову, открывая моему взгляду стальной пресс и смуглую кожу. Расстегнув джинсы, лениво направляется в мою сторону.

И это всё моё! С гордостью разглядываю широкий разворот плеч и узкий торс. Пока взгляд не останавливается на мужественном лице, на котором горит ничем не прикрытое нетерпение. Усмехнувшись, складываю руки на груди.

– А кто тебе разрешал брать мой дорогущий скраб для лица?

Хохотнув, Стэфан опускается рядом на подушку. Поворачивается ко мне, приподнявшись на локте. В глазах горят лукавые искры.

– Как ты узнала?

– У тебя на коже блёстки.

Стэфан обаятельно улыбнувшись, трёт кожу на щеке.

Протянув руку, ласково веду подушечками пальцев по гладковыбритой высокой скуле мужа.

– Ну? – свожу грозно брови.

– Он пах так хорошо, малиной и… тобой, – прикусывает слегка мой пальчик, а затем дотрагивается до него языком посылая вдоль позвоночника сладкие мурашки. – Я не удержался.

Твёрдые губы в бесконечно мягком поцелуе касаются моих губ. Стэфан, будто пробует их на вкус, как дорогое изысканное вино. Дыхание мужа становится тяжелее. Широкая ладонь привычно ныряет в вырез моей ночной рубашки. Пальцы подрагивают, прикасаясь к нежной тёплой коже груди.

Прикрывая глаза, прикусываю губы, чтобы сдержать стон. Его руки просто творят магию. Особенно сейчас, когда из-за беременности кожа груди стала невыносимо чувствительной. Но как толь прикосновения Стэфана становятся настойчивее, отодвигаюсь на более безопасное расстояние.

– Стэфан…

– Ладно, лапочка, – поднимает руки вверх, будто сдаётся. – Я уже понял, что ты моей смерти желаешь, – коварно подмигивает муж. – А всё потому, что станешь богатой вдовой.

– Фу, Стэфан, – возмущённо восклицаю, – какие ты гадо…

– Шучу, милая, – целует поспешно в лоб и стонет так смешно, что я непроизвольно прячу улыбку. – Это будут самые долгие и невыносимые месяцы ожидания в моей жизни!

Схватив меня в охапку, прижимает к горячей груди. Под моей щекой отчаянно громко бьётся мужское сердце. Тяжёлая ладонь Стэфана проходится по моим волосам так ласково, будто я милая домашняя кошечка.

– Твои волосы, как расплавленное золото, – понижает интимно тон Стэфан, и я жмурюсь от удовольствия. Мне так нравится его голос – бархат… – Ничего красивее в жизни не видел.

Мою негу нарушает странный звук. Он пронзительный, но негромкий. Будто где-то вдалеке.

– Какого…?! – приподнимается муж, осторожно оттесняя меня на другую половину кровати.

Вскидываю беспокойный взгляд на любимого.

– Стэфан? – мягко тянусь рукой к плечу мужа, но странный звук повторяется вновь, заставляя вздрогнуть. – Что это?

– Звонок в дверь, – перекатившись на другой край кровати, любимый поспешно натягивает недавно скинутые джинсы.

– Никогда его раньше не слышала, – удивляюсь, наблюдая за тем, как муж выходит из спальни.

Растерянно провожу рукой по растрепавшимся волосам. Гостей у нас нет, а Мария всегда заходит по-свойски, естественно, заранее предупредив о своем намерении навестить. Да и поздний вечер уже. Сердце беспокойно дёргается, когда слышу голос мужа.

– Кать, подойди!

Поднимаюсь с кровати, поспешно накидывая поверх сорочки шелковый халат.

Надеюсь, ничего не случилось! Войдя в гостиную, оторопело останавливаюсь, глядя на… Веру.

– Екатерина Борисовна, – улыбается приветливо женщина. Карие глаза разом охватывают мой образ в целом. – Вам пошла на пользу жизнь загородом.

Тонкие губы женщины раздвигаются в еле заметной скромной улыбке. В уголках тёмных глаз появляются небольшие морщинки-гусиные лапки. В смешанных чувствах растерянно смотрю на женщину, только сейчас замечая возле ног Веры небольшой дорожный чемодан.

– Вера, – удивлённо бормочу, подходя ближе, – как вы…

Насчёт того, что мне здесь стало лучше, несомненно, это правда. Меньше чем за неделю моё состояние кардинально изменилось, я стала буквально летать. Прошёл токсикоз, прошла слабость и апатия.

Только одного не пойму: как и почему она приехала?! Здесь даже автобусы не ходят!

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю смущённо, разглядывая женщину в чёрной форме. В той самой, на которой всегда настаивала моя мама.

Женщина, выглядит очень собранно и опрятно. На голове стандартный низкий пучок волос, в ушах скромные серьги-гвоздики. Всё по регламенту, прописанному собственноручно мамой.

Я растеряна. Меньше всего я ожидала увидеть Веру ЗДЕСЬ. Ранчо находится на приличном расстоянии. Это же сколько она добиралась?!

Сердце, дрогнув, летит в пятки. А что если…

– Что-то произошло? – прикусываю щеку изнутри, вглядываясь в карие глаза. Нервно тереблю тонкий поясок халатика, когда мне на плечо ложится горячая ладонь Стэфана. Кладу сверху его руки свою.

– Нет-нет, Екатерина Борисовна, – поспешно успокаивает Вера, прижимая к себе небольшой ридикюль. – Светлана Юрьевна сообщила о завтрашнем ужине. Я здесь, чтобы помочь вам.

Удивлённо хлопаю ресницами. Да, это в духе мамы! Прислать прислугу за тридевять земель, чтобы она помогла мне с одним-единственным ужином. И всё это ради того, чтобы угодить вечно недовольному папаше.

– Вы не против? – женщина неловко показывает на свои чемоданы. Её осунувшееся лицо слегка бледное и выглядит уставшим с дороги.

– Конечно-конечно, проходите, – поспешно отхожу в сторону, пропуская женщину вперёд. – Просто… не стоило. Правда.

– Я помогу вам, – оценив ситуацию, Стэфан тянется к чемодану прислуги.

Вера опережает его. Крепко взявшись за чемодан, она неожиданно твёрдо отвергает помощь моего мужа:

– Не надо, – сгладив отказ лёгкой улыбкой, добавляет. – Я сама. Не утруждайтесь.

Пожав плечами, Стэфан не настаивает. Судя по всему, он удивлён гостье не менее моего. Так, чтобы не видела Вера, посылаю мужу извиняющуюся улыбку. Что же, рано или поздно он привыкнет к выкрутасам моей мамочки. Чувствую неловкость от того, что Вере пришлось преодолеть такое расстояние из-за прихоти мамы, мягко показываю рукой в сторону коридора:

– Пойдёмте, вы должно быть, очень устали, – ступая бесшумно по ковру, показываю одну из трёх гостевых комнат. – Вот, сюда, – слегка свожу брови на переносице. – Вы в форме, Вера.

Женщина, кивая, поправляет волосы у виска. В тёмных аккуратно причёсанных прядях поблёскивают серебристые нити.

– Мне нравится эта форма, – мягко улыбается женщина.

Любовно проводит по чёрному пиджачку, за которым виднеется белоснежный, накрахмаленный до хруста воротничок. При взгляде на меня, карие глаза поддёргиваются пеленой. – Так я чувствую, что снова с вами, Екатерина Борисовна. Совсем как раньше.

Кино́а, или Квино́а, или Ки́нва – хлебная зерновая культура, относящаяся к псевдозерновым, однолетнее растение, вид рода Марь семейства Амарантовые, произрастающее на склонах Анд в Южной Америке. Киноа имеет древнее происхождение и было одним из важнейших видов пищи индейцев.

Глава 81

Катя

– Доченька, а пол малыша ещё не знаете?

Мило улыбнувшись, мама поправляет элегантный рукав голубого классического наряда. На ней платье сшитое из изящной ткани в мелкую плиссировку скромной длины миди. Идеальная посадка, правильный крой – Зимина Светлана Юрьевна сегодня, впрочем, как и всегда, сама элегантность.

Отец поднимает на маму угрюмый взгляд. Водя вилкой в тарелке со своим любимым гранатовым салатом, раздражённо бурчит:

– Да какая разница, Света? – вытерев сурово поджатые губы, отец, скомкав салфетку, небрежно кладёт её возле своей наполовину опустевшей тарелки.

Как и мама, он не отказал себе в привычке. На его широких плечах классический серый пиджак, на запястье золотые «Ролекс», а образ завершают тёмные строгие брюки. Даже на семейном ужине отец не отказался от такого лишнего и официального на мой взгляд, аксессуара, как галстук.

Глядя на родителей, становится невыносимо тоскливо на душе, будто кошки скребут. Неужели нет смысла даже стараться? Сколько раз я задавалась этим вопросом? Горько усмехаюсь. Давно уже нет. Именно сейчас я остро понимаю, что мы со Стэфаном будто из другого мира. Чуждого моему отцу.

Стэфану, как и мне, совсем не нужны все эти понты. Только такой уверенный в себе человек, как мой муж, одев спортивный костюм "клетка" уже выглядит ярко и самодостаточно. Его светло-коричневый бомбер и стильные брюки-джоггеры с контрастными лампасами создают крутой тандем.

Да и на мне наряд совсем не от кутюрье. Сегодня я остановила свой выбор на длинном платье с пуговицами. Лёгкое, свободного кроя… Расклёшенный фасон юбки платья добавляет ему романтичности и воздушности.

Нам нечего кому-то что-то доказывать – мы дома.

«Какая разница?» – словно на повторе звучат в голове слова отца.

Обидно и горько.

Лицо Стэфана выглядит застывшим. Я знаю, что за этим выражением он прячет настоящее – лицо протеста. Он не сказал ни слова на выпад отца, но его молчание красноречивее любых слов.

Успокаивающе кладу ладонь на руку любимого, лежащую поверх скатерти. Он с такой силой сжимает вилку, что, кажется, ещё немного и металл, словно сливочное масло, размякнет в его сильных смуглых пальцах.

Взглядом даю понять: я люблю тебя. Мой милый, нежный… Люблю твой голос, взгляд, улыбку и глаза. А ещё больше я уважаю тебя за терпение и поступки.

– Борис, – укоризненно делает замечание мама, а затем смущённо поворачивается ко мне. – Дочка, он не это хотел сказать.

Мама неловко замолкает, пытаясь подобрать слова, и я, сжалившись над ней, беру инициативу в свои руки. Не показывая, насколько меня это задело, отвечаю с лёгкой улыбкой:

– Папа прав, – демонстрирую мужу так полюбившиеся ему ямочки на щеках. – Для нас со Стэфаном не имеет никакого значения мальчик или девочка. Правда, любимый?

Моё лицо выражает спокойную уверенность женщины, которая знает – она любима.

Впервые за весь вечер черты лица мужа смягчаются. Даже линия подбородка не кажется уже такой упрямой.

– Конечно, – наклонившись вперёд, Стэфан целует меня в лоб под недовольным взглядом отца и убирает с моего округлого плеча золотистый локон. – Лишь бы был здоровый.

Слова любимого для меня, словно глоток свежего воздуха. Ведь за столом, будто туман, висит неловкая тишина. Даже мерный звон столовых приборов по тарелкам не снимает напряжения повисшее между всеми. А собственно, чего я ожидала от этого ужина? Сплошное разочарование.

Отец всем своим видом показывает, что между ним и Стэфаном никогда не быть миру. Мама с глупой улыбкой игнорирует витающее напряжение в воздухе. А что же до меня… Прикладываю ладонь к животу. Кажется, ко мне вновь возвращается плохое самочувствие. Тошнота, словно спрут, запускает куда-то в район желудка свои ледяные щупальца. Переворачивает всё, посылая один за другим спазмы. Над губой, словно прозрачные бисеринки, выступает пот. Настойчивый запах испорченных продуктов, буквально пытает моё обоняние. Только я знаю, что на самом деле мне все кажется. Просто это один из предвестников приступов мигрени. Неужели этот ад возвращается?

Сделав глоток чая, с трудом подавляю очередной рвотный позыв и поднимаюсь из-за стола. Одна только мысль о том, что те ужасные головные боли, мучавшие меня в городе, вновь возвращаются, кажутся невыносимыми.

– Извините, – тяжело сглотнув, отодвигаю стул. – Я выйду.

Глава 82

Катя

Стэфан тут же поднимается следом за мной. Аккуратно взяв под локоть, муж обеспокоенно вглядывается в моё осунувшееся, побледневшее лицо.

– Тебе нехорошо?

В который раз удивляюсь, до какой степени из Стэфана получился чуткий муж. Может быть, и не зря говорят, что из самых отъявленных холостяков выходят лучшие семьянины? Что-то в этом есть.

Любимый замечает буквально каждую мелочь, каждый нюанс, связанный со мной.

Стэфан кладет ладонь на уже прилично округлившийся живот. Малыш тут же отвечает на прикосновение мужа толчком, и мне ничего не остаётся, как поспешно успокоить любимого:

– Я просто устала и небольшая мигрень, – морщу слегка нос, будто извиняясь за то, что оставила его один на один с пираньями в открытом штормовом океане.

Нет, к маме это больше не относится! Нерожденный малыш уже давно смягчил ее сердце… Так что, точнее будет сказать, с одной упрямой, непробиваемой пиранью – награждаю про себя не очень лицеприятными эпитетами отца. Со смущением и раскаянием думаю о том, что ведь на этом ужине настаивала я. Даже с мужем поругалась… Дурная!

Не знаю, на что это списать. На прихоть беременной? Честное слово, лучше бы мел ела или озон от старого телевизора нюхала! Но как говорится, странности не выбирают, они нам не подвластны. Правда заключается в том, что я до последнего надеялась, что предстоящее чудо – рождение нового члена семьи, буквально заставит всех стать терпимее друг к другу.

Ошиблась.

А ведь папа мог постараться ради меня, но совсем не стал утруждаться. По выражению его угрюмого лица и так понятно, о чем он думает весь вечер. Не царское это дело – Зимину с Дицони за одним столом сидеть.

– Ты ведь бы мне сказала, если… – голос любимого останавливает невеселый ход мыслей.

Пожав беззаботно плечами, перебиваю Стэфана:

– Ничего серьёзного, любимый.

Мягкая улыбка, адресованная мужу, касается уголков рта, но мои мысли очень далеко. Всё, чего я хочу – прилечь. Маршрут построен: одеяло, подушка, здоровый сон!

– Давай, я отведу тебя наверх, – настаивает Стэфан, чутко погладив пальцем по серединке моей раскрытой ладони, ведет к раскрытой двойной двери из гостиной.

Большой палец в очередной раз делает круг по нежной чувствительной коже ладони. Эта небольшая мимолётная ласка Стэфана заставляет откликнуться сердце и наполниться нежностью душу. Это прикосновение, как и многие другие, будто стали частью нашего безмолвного языка. Даже головная боль отходит на второй план, когда я смотрю в любимые глаза. На моей душе становится теплее от одной только мысли, что Стэфан рядом. Именно он дал мне ДОМ. Не место, где можно переночевать, не место, где я всем обязана хозяину дома… Это МОЙ ДОМ, где я могу быть самой собой!

– Катенька, – обращается ко мне мама, когда мы уже подходим к двери. Хочет встать, но я, обернувшись, опережаю её:

– Не надо, мама, – мягко вынимаю ладонь из руки Стэфана и сразу ощущаю, будто лишилась чего-то близкого. – Я сама. Иди, милый, – пристав на цыпочки, целую мужа в гладковыбритую скулу и… встречаясь взглядом с отцом.

Впервые замечаю, какие глубокие у его рта залегли морщины тревоги и волнения, но, при всём этом, держится отец, как всегда, холодно. Скала – она и есть скала. Интересно может хоть что-то обнажить его настоящие чувства или же не стоит рассуждать о том, чего просто нет?

– Ты уверена? – наклонившись ко мне, муж касается губами моего лба.

Его движение выглядит настолько естественным и заботливым, что сердце тает. Разве мой муж не самый лучший мужчина на свете? Мой молчаливый вопрос относится к отцу. Как будто мылено пытаюсь доказать то, что он так упрямо не хочет признавать.

«Папа, посмотри, – кричит мой взгляд, – какой у тебя зять! Стэфан всегда рядом со мной в трудную минуту, поддержит и поможет. Он такой добрый, такой внимательный. Он смог мне дать всё то, чего не смог дать ТЫ! Стэфан не бросает меня, когда мне плохо. И он не предаёт, не хочет избавиться, когда я делаю что-то не так по его мнению. Ну, разве это не лучшее доказательство его любви? Почему ты не можешь быть счастлив за меня? Почему?! Почему ты не можешь быть рад, что я счастлива? Просто, как отец. Не бизнесмен Борис Зимин, а просто мой… папа».

Во взгляде отца ни единой эмоции – только равнодушие и пронизывающий до костей холод. Он явно дает понять, что не согласен.

Не знаю, сколько длится наш молчаливый диалог. Должно быть, не больше пары мгновений. Отец первым отводит взгляд.

– Да, уверена.

Переступив порог, я точно знаю, что на маму можно положиться. Как бы сказал Стэфан – она «вывезет» ужин. За все годы жизни с отцом, мама стала ничуть не хуже настоящего профессионального дипломата.

Прижимаю пальцы к вискам. Как же я ненавижу это состояние! В любом случае, завтра придётся во всём «сознаться» врачу. До отъезда на ранчо я сдала все анализы и у нас был уговор: если плохое самочувствие возобновится, я возвращаюсь в город и ложусь в стационар.

Вздрагиваю, когда слышу, словно издалека, голос отца:

– Стэфан, я хотел обсудить дела на ранчо.

Слегка массирую кожу головы. Слова папы звучат странно. Они тянутся, как старая, зажёванная, магнитофонная плёнка.

– Я делаю ремонт. Конюшни там ни к чёрту, – в голосе Стэфана не просто раздражение – он в ярости. Не удивительно, зная его любовь к лошадям. – Да и черепица полетела вся.

– Там всё нормально, – чопорно не соглашается отец. – Ранчо в прекрасном состоянии.

– Да, так прекрасно, – огрызается муж, – что уже больше пятидесяти кусков на ремонт улетело.

Замираю на первой ступени лестницы, убирая пальцы от висков. Я даже не думала, что Стэфан так много вложил денег в ранчо. Неловко запинаюсь на очередной ступени, двигаясь в сторону спальни. Неужели ранчо было в таком печальном состоянии? Любимый явно не из тех, кто будет сорить просто так деньгами налево и направо. Значит, на это была необходимость. Даже не удивлюсь, что отец из вредности перестал вкладывать в ранчо и поддерживать конюшни, по той лишь причине, что бабушка завещала его мне.

Непроизвольно ёжусь. В коридоре прохладно и темно. Меня ведёт в сторону и перед глазами начинают плясать сверкающие белые точки. Виски стискивает неожиданно резкая боль, похожая на тугой металлический обруч. Она сдавливает голову, заставляя жалобно застонать в слух. Проклятая мигрень! С трудом преодолев последнюю ступень, отмечаю неприятную слабость в конечностях. Кисти рук будто онемели. Растираю кожу на запястьях, чтобы хоть как-то разогнать кровь.

Добравшись наконец-то до кровати, вдыхаю в себя родной аромат одеколона мужа. Прикрываю глаза. Я знаю обо всем, что провоцирует у меня мигрень – голод, недосып, насыщенные парфюмерные запахи и самое основное – стресс. Совершенно не представляю, что именно стало причиной в этот раз. Нервы? Ведь стоит мне понервничать или заплакать – всё, на два дня невыносимая головная боль. Самое ужасное что она перетекает в тяжелый токсикоз, а это уже, как объяснил врач, достаточно опасно на моем сроке.

Сильнее сжимаю руками белоснежную пронизанную чистотой хлопковую наволочку подушки. Стараюсь всеми силами игнорировать накатывающие, словно огненные, волны боли в висках. Ради малыша мне надо отдохнуть и всё обязательно нормализуется…

Глава 83

Катя

Просыпаюсь резко, словно от толчка. Я лежу на боку, сверху накрывает легкое светло-голубое одеяло. Приподнявшись на локте, оглядываюсь вокруг, а затем медленно сажусь на край кровати. Комната освещена тусклым светом. Дрова в камине мерцают мягким пламенем. Стэфан приходил…

В спальне так тихо, что я слышу лишь свое дыхание и мерный треск дров. Как ни странно, чувствую себя не плохо, если не брать в расчет небольшой дискомфорт. В голове шумит, в животе легкий шторм. Единственное, не могу понять, почему на душе так тревожно?

Уверенно поднявшись на ноги, иду в сторону двери. Должно быть, родители уехали. За окном уже темно. К тому же, перед тем, как я ушла, терпение Стэфана было явно на грани.

Но как только выхожу на лестницу, тут же становится ясно. Я ошиблась. Родители еще здесь. Отец со Стэфаном разговаривают на повышенных тонах. Я не могу разобрать слова, но все понимаю. Мне не нужен ни один словарь, чтобы понять – это слова ненависти! Когда я миную последнюю ступеньку, сердце начинает биться чаще. По телу проходит мелкая дрожь. На кончике языка мгновенно появляется неприятный привкус жженого сахара.

Пройдя в гостиную, первая, кого я вижу – это мама.

Увидев меня, она на секунду прикрывает глаза. Сжимается в беззащитный испуганный комочек. На ее щеках блестят влажные дорожки от слез.

Что происходит?! Машинально поворачиваю голову в сторону закручивающегося, как спираль, конфликта.

Стэфан и отец стоят друг на против друга, и будто осязаемая дымка ненависти окутывает их со всех сторон. Она настолько плотная, что, кажется, эти двое никого не замечают вокруг. Эта стена вражды отгораживает их от всего мира.

Я не вижу лица Стфана – он стоит ко мне спиной. Но по тому, как перекатываются крупные узлы мышц на его спине, могу догадываться, насколько этот разговор тяжелый для мужа. Разговор, которому я стала нечаянной свидетельницей.

– Я ее оберегал! – почти рычит папа.

Из-за внушительной фигуры Стэфана я едва его вижу. Отец делает шаг в сторону, и я вижу его лицо, покрытое красными пятнами. Глаза – голубые холодные льдины – сверлят моего мужа.

– Оберегал?! – язвительно переспрашивая, усмехается любимый. – Ты ей чуть всю жизнь не испоганил! Не-еет, – тянет презрительно сквозь зубы Стэфан. – Ты просто ненавидел меня.

– Не правда! – яростно отрицает папа. – Я…

Делаю шаг вперед, протянув руку к мужу, но опускаю ее, будто врезаясь в невидимую стену. Эта стена – слова Стэфана:

– Черт возьми! – перебивает любимый моего отца. – А ведь все, чего я хотел, чтобы ты не смотрел на меня, как на грязь под своими ногтями!

Стэфан резко подается вперед. Испугавшись, что начнется драка, приоткрываю рот. Хочу остановить их! Попросить прекратить, но мое горло будто сжимает невидимая глазу стальная рука. Это не позволяет вымолвить ни единого слова.

– Будь мужиком, хотя бы сейчас! – Стэфан кидается словами, как стрелами с ядовитыми наконечниками. – Признай, что оклеветал мою мать. У нее не было никаких других мужчин, – сорвавшись, Стэфан, почти рычит. – Ты это знаешь! Знаешь – я твой родной сын! Но жена, беременная от другого, оказалась для тебя важнее.

Слова Стэфана, будто смертельные пули огромного калибра, достигают своей цели. Только попадают они не в отца, а В МЕНЯ!

Чувствую себя оглушенной. Уже через секунду чувствую, как мое сердце начинают лизать языки адского пламени. Что… Что он такое говорит?! Сердце пропускает удар, затем еще один… Сын? Вдоль моего позвоночника ползет, извиваясь, ледяная змея. Смертельная, ядовитая гадина – ЛОЖЬ! Накидывает на меня одно кольцо за другим, посылает импульсы прямо в спиной мозг. Душит, парализуя, все органы чувств. Слух, зрение – все, как в тумане.

– Иди к черту, Дицони! – ревет отец, как раненный зверь. Быстрым шагом подходит к столу, бьет с силой кулаком по столешнице из дорогой породы дерева. – Пошел к дьяволу, ублюдок!

Судорожно втягиваю воздух. Тяжело дышать… Грудную клетку, как будто терзают когти хищной птицы. Впиваются, рвут на части! И с каждым расчетливым ударом слова вгрызаются всё глубже в грудь. В самое сердце!

«Родной сын», – гулом молотка отбивает в голове.

«Жена, беременная от другого», – обжигает похлеще соляной кислоты!

Невыносимая боль. Боль, от которой хочется выть. Но боль не физическая, а душевная – от потери чего-то самого дорогого. Потери себя! Потери того, кем себя считала всю свою жизнь.

Как же так?! Ложь! Кругом ложь. Эту боль ничем не заглушить! Не утихает ни на минуту. Она внутри – уже проникла в душу, отравляя все вокруг. Даже хорошие воспоминания кажутся теперь какой-то издевкой. Инстинктивно прижимаю руки к груди, где хаотично бьется сердце. Я будто уронила его в непроглядную пропасть!

Все вокруг становится темным. Тьма заполняет собой, вытесняя свет. Прижимаю ладони к горячим щекам. Будто ветки деревьев с острыми шипами царапают меня по лицу! Ветер теребит волосы. Черные тучи закрывают небо…

Только на самом деле ничего не происходит. Абсолютно. Я стою все так же в гостиной, только не могу двинуться с места, будто ноги приросли к полу. А мир… так тщательно и ревностно вытраиваемый годами рушится под моими ногами. Словно фреска, разбивается на фрагменты.

Глава 84

Катя

С усилием пытаюсь взять себя в руки, не податься проклятой истерике, что пытается захватить надо мной власть. Пазлы складываются в непривычном, совсем другом порядке, приобретая очертания уродливой отталкивающей картины.

Машинально перевожу взгляд на маму. Ищу ответы, подтверждение услышанному. Пусть скажет, что все сошли с ума! Нет, что я сошла! Что это не правда, что…

Глядя на меня, мама обхватывает себя за плечи, будто хочет согреться. Она уже не плачет, а просто сидит, не шелохнувшись, на самом краю дивана. Словно птица, готовая в любой момент сорваться с места и улететь.

Я смотрю на неё и понимаю, что она устала. Вот он – ответ. Очень устала от этой лжи, что они с отцом плели вокруг меня, словно паук свою тонкую, но прочную паутину.

Все услышанное кажется до того нереальным, что мозг просто отказывается воспринимать.

Я не родная отцу. Не родная. Не родная. И это не сон. Не я, а Стэфан… Стэфан его родной сын!

Смотрю на отца и мне кажется, что я схожу с ума. В этот момент я чувствую себя такой маленькой, такой уязвимой. Все, чего мне хочется – спрятаться под одеялом и никогда не просыпаться.

– Ты стоял возле нее, наклонившись… и… – в чем-то запальчиво и бессвязно обвиняет отец моего мужа, – возле кроватки. Какого черта, Стэфан, ты там делал? Тебе было запрещено заходить в дом! Что мне оставалось думать?!

– Стоял, – соглашается ровным голосом Стэфан, а затем говорит так эмоционально, что мое сердце, резко дернувшись, рвется к нему навстречу. – Я был всего лишь ребенком! Мне было десять, – в голосе Стэфана слышится что-то такое, от чего хочется рассыпаться на части, разбиться в дребезги, – и мне было безумно интересно, как же НУЖНО выглядеть, чтобы тебя любил ТВОЙ ОТЕЦ.

Стэфан подчеркивает последние слова, и мои глаза наполняются невыплаканными слезами. Перед глазами стоит образ маленького мальчика, которого бросил отец…отказался, как от ненужной игрушки.

– Уже давно нет того мальчишки, который жаждал внимания отца, – плечи Стэфана напрягаются так, что через ткань рубашки обрисовываются напряженные до предела мышцы. – Его одобрения. Я стал другой личностью. Сам себя вылепил.

Отец раздувает ноздри. Напряжение, кажется, сочится из каждой его поры, каждой клетки.

Стэфан разводит руки в стороны. Этот жест… в нем я чувствую ВСЁ.

– Тогда тот десятилетний мальчик много не понимал. Да, моя кожа смуглая, у меня нет красивого золотистого оттенка волос, но… Почему? Почему ее любят, а меня нет? Ведь я родной, а она нет.

– Я… – отец замечает меня, стоящую, словно привидение. Бледнеет, хватаясь за галстук. В его глазах отражается самый настоящий ужас. Качнувшись, тяжело дышит, будто пробежал марафон не менее, чем в двадцать километров. Сжимает c силой переносицу двумя пальцами. – Катя…

Всегда уверенный в себе, он меняется в один миг. В глазах отца отражается откровенный шок. Он не ожидал, что все так всплывёт. На какое мгновение кажется, что его хватит удар. Лицо покрывает смертельная бледность. Хваленое самообладание Зимина Бориса Сергеевича тает, как дымка.

А я… я просто стою. Я еще, не понимаю, как дышу, после всего что узнала.

– Удивительная штука жизнь, – голос Стэфана звучит задумчиво. – Ты и правда за нее переживаешь, – прежде чем продолжить, Стэфан прячет руки в карманы. – В каком-то своем больном понимании… Думаешь, я ее обижу? Зря. Не суди меня по себе. Я другой. Абсолютно. Я умею ценить то, что мне дорого досталось. Костьми лягу, но не отдам!

Отец приоткрывает губы, но не может вымолвить и звука. Пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что костяшки суставов белеют. На шее с бешенной силой бьется жилка. Прижав кулак к сердцу, он кривит губы.

– У меня и мыслей не было причинить Кате боль. Никогда, —муж говорит так уверенно и непоколебимо, что не остается никаких сомнений – это чистая правда. – Ни тогда, ни сегодня. Она вне игры, – добавляет жестко, – потому что, в отличии от тебя, Зимин, для меня Катя никогда не была орудием мести или шантажа. Я просто ее полюбил.

– Я… – отец, как-то неловко ослабляет галстук. В уголках губ собирается слюна. – Я тебе не верю.

– Нежность, красота и отзывчивость чистого сердца. Все. Нет никаких подоплек, – голос Стэфана становится жестче, – тайных смыслов и прочей ерунды, что ты напридумывал своими извращенными мозгами.

Наблюдаю, как муж вытаскивает руку из кармана и проводит по затылку.

– Не делай с ней того, что ты сделал со мной, – в голосе Стэфана звучит предупреждение, – иначе ты ее потеряешь. Мне плевать на все говно, что ты крутишь возле меня. Я мужик, встал и отряхнулся, а Катя… хрупкая девочка. Не смей трогать ее! Запомни, будет поздно. Точка невозврата есть у всех.

Такие слова может сказать только сильный человек, переживший многое в жизни. И именно их глубина заставляет понять, насколько многогранен Стэфан Дицони.

– Кстати, – хриплый голос Стэфана рушит стену малейших сомнений, – если тебе интересно, я сделал тест ДНК. Девяносто девять и девять процентов. Чтобы ты не говорил, Зимин, а я – твой сын.

Видимо что-то поняв по лицу отца, Стэфан оборачивается и я встречаюсь с ним взглядом. Вздрагиваю, когда вижу, как в глазах Стэфана отражается не то, что боль… Там царит настоящий ад!

Глава 85

Катя

В голове одна мысль – я не хочу его терять! Как можно жить с человеком и не видеть его, не ощущать, не слышать, не чувствовать?! Это нереально!

Мы будто одно целое – я и Стэфан. Я чувствую его боль. Более того, она у нас одна на двоих. Я всегда знала, что он сильный, но не ожидала, что настолько.

Говорят, что у всех есть свои скелеты в шкафу. У моих же родителей оказался целый слеп! Как же я понимаю Стэфана. Должно быть, больше, чем кто-либо. Это адская боль – быть ненужной, не такой; думать, что ты сделал что-то не так. Эта тайна, которая так неожиданно вскрылась, как долго нарывающая рана, словно яд для нас обоих. Она разлита в воздухе. Проникает, отравляя, через поры каждого, кто здесь находится.

Стэфан… Мне больно не только за себя! Моё сердце обливается кровью, представляя, с чем приходилось любимому сталкивался каждый раз, когда он встречался лицом к лицу с отцом.

Не моргая, смотрю в лицо Стэфана, будто высеченное из гранита. Он привык держать всё под контролем. Страшно… но даже чувства. Это так больно – осознавать, как сильно он страдал. Что именно сделало его таким, какой он есть сейчас. От его внимания ничего не скрыть: ни то, как дрожит мой подбородок, как подрагивают пальцы, ни блеск слез, собравшихся в уголках глаз. Он видит ВСЁ!

Сжав челюсти, Стэфан резко оборачивается, кидая острым, как кинжал, взглядом в отца. Своего отца…

– Каждая ее слеза, – цедит вкрадчиво, сощурив глаза, – на твоей совести, Зимин.

Отец резко хватает пиджак. Тяжёлая нижняя челюсть упрямо выдвинута вперед.

Боже, сколько раз именно этот мимический жест я видела у Стэфана? Как же я раньше ничего не замечала?!

– Никогда тебя не признаю, лучше сдохну, – отец бьет словами, как плетью. Выдавая сильное внутреннее волнение, мускул на его гладковыбритой щеке заметно подергивается. – Ты не мой сын! Не мой! – скалится, обнажая резцы. – Убирайся из моей жизни!

От такой жестокой несправедливости у меня перехватывает дыхание. Стэфан же, в отличие от моего, совершенно беспристрастен, когда абсолютно спокойным голосом произносит:

– Если ты забыл, ты находишься в моём доме, – небрежный жест в сторону коридора. – Дверь там.

Прикрываю глаза, чтобы пережить… переждать эту бурю. Пару мгновений и – я слышу, как хлопает дверь. Открываю растерянно глаза. Невыплаканные слёзы пеленой застилают взор.

Вот так просто? Взял и ушёл?! Зажимаю уши, чтобы не слышать, как навзрыд плачет мама. Она плачет и просит его остаться, только уже поздно. Он не слышит. Позорно сбежал. В голове всё путается, мысли не поддаются порядку. Мне кажется, что всё это происходит не со мной, будто страшный фильм или…

Но нет! Это реальность. Горечь, которую я чувствую, почти невыносима. Меня буквально накрывает. Должно быть, боль от удара ножом не так сильна, как эта.

И если до этого момента Стэфан был как непробиваемая стена, монолит, сейчас от меня не укрывается то, как изменилось его лицо. Губы плотно сжаты почти в одну сплошную линию. В разноцветных глазах настоящий ураган.

– Стэфан…

– Всё нормально, – резко отвечает муж, не отрывая взгляд от закрытой двери. Прежде чем повернуться ко мне, проводит рукой по затылку. – Ты как?

Что сказать? Нормально? Но кто в это поверит?! Поэтому отвечаю честно:

– Я… я не знаю.

Муж смотрит на меня из-под широких бровей. На скулах ходуном ходят желваки.

Стэфан…

– Я же говорил, – криво усмехается, а от глаз усталостью веет и пустотой, – этот ужин – дерьмовая затея.

Тон ровный, безэмоциональный, но я догадываюсь, какие демоны внутри него.

– Стэфан… – смотрю на него, а глаза на мокром месте.

Мне неловко перед ним. Как будто я виновата в том, что он страдает. Я опускаю глаза. В этот момент мне кажется, что я могу простить ему все. Все-все-все. Я хочу ему помочь. Облегчить страдания. Если бы я только знала, как это сделать!

– Не сейчас… лапочка.

Расстегнув пару верхних пуговиц на белоснежной классической рубашке, одним движением руки проводит пятернёй по волосам. Тёмные пряди тут же встают торчком.

Мой бунтарь. Настоящий. Без фальши!

– Кать, – смотрит в моё бледное, как у приведения, лицо. – Я загоню Ветра… и… вернусь.

Мы оба знаем, что дело совсем не в этом.

– Стэфан? – делаю последнюю попытку. Хочу сказать, что мы все переживем. Это никак не повлияет на наши отношения! НИКАК! Но вместо этого молчу, потому что в воздухе настолько сильное напряжение висит, что еще чуть-чуть и заискрит.

– Светлана Юрьевна, побудьте с Катей, – слова мужа звучат резко и отрывисто. – Я скоро вернусь.

Такое ощущение, что Стэфана буквально потряхивает от щедрой порции адреналина.

Я хочу попросить его остаться, но понимаю: я не могу быть эгоисткой, просто не имею права. Сколько раз Стэфан наступал себе на горло, лишь бы мне было хорошо? Оберегал! А сейчас я должна дать ему время разобраться в себе.

Когда Стэфан выходит, прикрыв за собой дверь, я делаю машинально шаг вперед. Сердце, болезненно дернувшись, покидает меня. Оно осталось там, за дверью, в руках Стэфана Дицони. Моего мужа, любимого, друга.

– Оставь его, дочка, – моего плеча едва ощутимо касается рука матери. – Дай ему немного времени, чтобы собраться с мыслями.

Сочувственный взгляд мамы – последняя капля в моем державшемся на волоске терпении. Всхлипнув, почти падаю в объятия матери.

– Мам! – слёзы душат, льются бесконтрольными дорожками по щекам. Огибая округлый подбородок, капают на кромку платья. – Да что же это такое?!

У меня даже сил нет, чтобы высказать то, насколько я потрясена всем случившимся.

– Это я виновата, – слова мамы полные муки. Они будто с треском рвут на лоскуты зловещую тишину помещения. – Именно я.

Она произносит это таким обреченным тоном, что становится жутко.

Прижав дрожащую ладонь ко рту, мама садится на диван с застывшим стеклянным взглядом. С подкрашенных помадой губ срывается истеричный всхлип, затем еще один…

– Мам?! – опускаюсь рядом на диван. – Мама, мамочка… Ну, что ты? – непослушными пальцами глажу по светлым слегка растрёпанным прядям волос.

– Я … чудовище, – мама закрывает лицо ладонями, мотает головой из стороны в сторону. – Господи! Что мы натворили, Борис?!

Когда она поднимает голову, прошу, вглядываясь в голубые, такие же бирюзовые, как и у меня, глаза:

– Расскажи, – убираю нежно от её лица промокшие от слёз пряди волос. – Тебе станет легче. Вот увидишь, мамочка.

Я знаю, самая страшная боль – это душевная, когда ты поступил неверно, ужасно, подло, а возможности исправить это нет. Потому что прошлое не вернуть…

Мамины глаза подёргиваются дымкой воспоминаний, когда, шмыгая носом, она начинает свой рассказ:

– Мне было всего восемнадцать и я была безумно влюблена в своего красивого, статного жениха, – судорожно теребя пальцами платок, мама опускает взгляд на свои колени, прикрытые шёлковым платьем. – Все, что у меня было – громкое имя и родители, – горькая улыбка трогает уголки ее рта, – с нулевым счётом в банке. Борис же… У него были деньги. Много денег. Как раз то, что так нужно было моей семье.

Мама поворачивается ко мне. Лицо ее осунулось. Она кажется такой хрупкой и беззащитной, что у меня от сочувствия сжимается сердце.

– Зимин ухаживал за мной долго и настойчиво. Он не жалел на меня ни внимания, ни средств, а я в благодарность, лишь играла его чувствами. Крутила, как могла, – будто оправдываясь, мама пожимает грустно плечами. – Я была такая юная. Казалось, вся жизнь – игра. Как же мне безумно льстило, дочка, что такой мужчина потерял от меня голову! – мамины глаза темнеют. Зрачок почти сливается с радужкой. – Но однажды случилось ужасное…

Глава 86

Катя

Кладу руку поверх нервно перебирающих платок пальцев мамы. Всё, чего я хочу – передать свои силы, хоть как-то согреть. Вытеснить ледяной холод, так прочно поселившийся в её душе.

– Меня изнасиловали, – мама прикрывает глаза.

Я один на один остаюсь с шокирующей правдой. Безмолвно глотаю судорожный стон, потому что правда… Эти слова заставили бы и ад замёрзнуть! Будто оглушённая, наблюдаю за тем, как из-под её век медленно вытекают слезы. Одна падает мне на руку, и будто серная кислота обжигает кожу на моем запястье. Пока страшные слова безжалостно уничтожают мою душу, я молчу. Молчу, потому что даже не могу представить, на сколько нелегко далось моей матери это признание.

– Мне было восемнадцать лет, когда родители впервые уехали, предоставив меня самой себе в огромном доме с почти полностью распущенным персоналом, – мамин голос звучит ровно, но при этом доносится будто издалека. – Однажды ко мне подошла Вера, – мама опускает глаза. Уголок рта красивых полных губ болезненно кривится. – Она попросила поговорить с родителями, чтобы пристроить её брата садовником к нам в дом. Она честно призналась, что он не так давно вышел из мест не столь отдалённых, что ему очень нужна работа, чтобы закрыть долги, – мама судорожно облизывает пересохшие от волнения губы. – Я отказала. На тот момент мы терпели большие финансовые трудности. И так по большому счёту распустили почти всех слуг, а тут еще и работник с судимостью. Ответ был очевиден, – мама горько усмехается.

Костяшки ее пальцев так белеют, что мне кажется ещё немного и я услышу хруст суставов.

– Очевиден для всех, но, похоже, не для Вериного брата. Не знаю повлиял ли мой отказ на дальнейшие события или нет… это навсегда останется для меня тайной. А дальше было то, что было…

С силой впиваюсь ногтями в ладонь. Я уже знаю, догадываюсь о том, как появилась на свет. От этого так тошно, что внутри все скручивается в тугой болезненный узел. Мне откровенно страшно слышать продолжение маминой истории, но это необходимо. Травмирующий опыт оказал огромное влияние на мамину жизнь и не только на её. Я понимаю, что это признание – крик о помощи! Ей нужна поддержка, любовь и забота. Она устала молчать.

Я ей нужна! И я буду рядом, как бы для меня самой это ни было разрушительно.

Поднявшись с дивана, плеснув воды в стакан, мягко подношу его к губам мамы. Её так трясёт, что зубы со стуком ударяются о край стакана.

– Он пробрался ночью в дом, – вытерев губы тыльной стороны ладони, она мужественно продолжает. – Влез через окно в мою спальню. Я что-то кричала, плакала, просила, чтобы он оставил меня в покое, но ноги и руки были, как ватные.

В голубых глазах стоит такой ужас, что я понимаю: мама ничего не забыла. А разве такое забудешь?!

– Когда это подонок срывал с меня одежду, я от ужаса и нервного шока просто отключилась, – прижимает подушечки пальцев к вискам и с силой давит на них. – Пришла в себя – ночь, я совершенно обнажённая, простыни в крови… – болезненная гримаса кривит тонкие черты лица мамы. – Конечно, я поняла, что произошло, – её прерывающийся голос звучит обречённо и потеряно. – И, естественно, испугалась. Я росла в очень правильной семье, Катя, – поднимает взгляд хрустально-голубых глаз, ища в моем лице хоть каплю понимания. – Папа и мама оба из высшего общества, строгие иногда до абсурда. Как они меня вообще одну оставили, до сих пор не понимаю. В восемнадцать лет я ещё была девочкой, кроме Бориса ни с одним мужчиной на свидание не ходила. Мама говорила: “Дочь, сначала образование, а уже потом шуры-муры!” А тут такое… Для меня это была катастрофа… шок, конец света. Если бы меня не нашла Вера, скорее всего, я бы не выжила. Столько крови… Я долгое время не хотела в это верить. Это было так стыдно. Так, что я просто провалилась в глубочайшую депрессию. И, возможно, я никому бы об этом не рассказала, если бы через несколько недель не выяснилось, что я беременна.

Мне страшно задавать вопросы. Их так много! Но один особенно не даёт мне спокойно дышать. Как же мама решилась родить меня?! Должно быть, по влажным от слез глазам все видно, потому что мама отвечает на мой безмолвный вопрос:

– Скрывать не буду, доченька, решение рожать за меня принял отец.

Сжимаю сильнее руку мамы. Хочу, чтобы она понимала: я ни в чем ее не виню. В этой ситуации она – жертва!

– Сыграли свою роль группа крови и резус-фактор. Первый же аборт мог закончиться для меня бесплодием. Самым болезненным и горьким для меня оказалось то, что мать и отец до конца так и не поверили в изнасилование. Они считали, что я просто «оторвалась», пока они были вдали от дома. На робкое предложение матери подать в суд на подонка, чтобы провести анализ ДНК и заставить выплачивать алименты, отец отреагировал резко: «В семье Якубовских не будет позора!» Иногда мне кажется, то, что со мной произошло – это разрушило Бориса изнутри. Вместо весёлой невинной девушки, которая искренне радовалась жизни, он получил запуганного зверька, боящегося даже своей тени. Но, тем не менее, на семейном совете было принято решение: свадьба с Борисом Зиминым будет как можно скорее.

Глава 87

Катя

Мамино лицо покрывается пятнами, будто она всё заново переживает.

– Время шло. Ни одно УЗИ не показывало мне пол ребенка, – громко шмыгнув, она вытирает влагу, собравшуюся под тонким аристократическим носом. – Помню, я ужасно боялась, что родится мальчик и… что он будет похож на него. Поэтому, когда после родов доктор сообщил мне: «Ну, что, мамочка, знакомься с дочкой!» на какой-то момент мне даже стало легче. Девочка – это лучшее, что могло быть. Когда я прижала впервые тебя к груди, поразилась. Никакого отвращения! Все девять месяцев я ощущала себя полным ничтожеством, как будто насильник отнял всё, что у меня было хорошего. Это было ужасно. Но когда ты родилась, было чувство, что добро победило зло. Когда я увидела твоё личико – это был самый прекрасный момент в моей жизни. Ты выглядела такой маленькой. К тому же, ты была копией меня, даже волосы светлые, как и у меня.

Именно тогда ко мне пришло осознание: нам придётся научиться жить друг с другом. Мне не потребовалось много времени, чтобы осознать, что я люблю тебя, Катенька.

Я старалась быть хорошей мамой, строгой, чтобы с тобой ничего не случилось, – мама болезненно всхлипывает. – Наверное, у меня это плохо вышло. Прости, доченька!

– Не правда! – выходит с надрывом, потому что я даже ни на секунду не могу представить то, что пришлось пережить маме. А ведь я росла у неё на глазах, и наверняка напоминала ей ни раз того подонка своей мимикой, чертами лица… Все эти годы! – Боже! Мама, а этот… – с трудом нахожу определение этому животному, что надругалось над мой матерью, – преступник… он…?

Облизнув пересохшие губы, мама с видимым трудом, отвечает:

– Твой биологический отец отбывает в заключении срок сразу по нескольким уголовным статьям, среди которых изнасилование. Борис сделал всё, чтобы он понёс справедливое наказание. В лучшем случае он выйдет на свободу через двенадцать лет. Вряд ли кто-то будет встречать его у ворот колонии. Этот человек разрушил мою жизнь, а Борис… Он вытащил меня из апатии, чёрной депрессии, полной потери вкуса к жизни. Суд прошёл. Мы поженились сразу же уехали в свадебное путешествие. Да, меня ещё долго мучали страхи и… Но его забота и любовь – они мне помогли. Правда длилось это не долго.

Ободряюще сжимаю ладонь мамы.

– Сама понимаешь, мир не без добрых людей, – саркастически усмехается мама. – Принести неприятные новости для некоторых – особый вид удовольствия. Как оказалось, до встречи со мной у Бориса были отношения с женщиной, – мама делает паузу, добавляя нехотя, – продолжительные отношения. Как он клялся всё уже в далеком прошлом. Я отпустила ситуацию, но представь весь масштаб моей трагедии, когда я узнала, что его бывшая любовница до сих пор живёт на ранчо! – мама опускает глаза, прикусывая с силой губу. – На нашей земле! – расправив платок, промокает слёзы, комкая пальцами ни в чём не повинный клочок ткани, и продолжает: – А еще мать Бориса… Она очень хорошо относилась к этой женщине. Это не могло меня не задевать. Казалось, что этим меня предали. Ведь я… я – законная супруга! Моя психика буквально пошатнулась. Ведь я рассчитывала на поддержку свекрови. Всеми правдами и неправдами, но я заставила Бориса переехать на ранчо. Хотелось посмотреть на эту женщину! – в голубых глазах блестит затаённая боль. – И день и ночь меня жгла мысль: почему он ей позволяет там жить? Почему он не сказал ей собрать вещи? Почему не приказал покинуть ранчо? Почему?!

– Что же было потом? – деликатно подталкиваю продолжить. Хочу, чтобы она выплеснула всё то, что так долго ее терзало.

– А потом я совершенно случайно узнала, – мама скрещивает руки на груди, будто хочет защититься, – что у моего мужа есть сын. Прислуга шушукалась, не скрывая ехидных улыбок. Я тогда только родила тебя, и врач был ко мне более, чем жесток. Он поставил нас с Борисом перед фактом: роды были тяжелые, общих детей у нас никогда не будет. Для меня это был сильнейший удар. Ведь та, другая… Она смогла подарить моему мужу ребёнка. Сына!

Прикасаюсь к маме, сочувственно сжимая пальцами хрупкое округлое плечо. Я знаю это чувство. Я помню, что испытала, когда подумала, что девочка на фото дочь Стэфана.

– Этот мальчик, которого воспитывает бывшая любовница моего мужа, жил буквально в паре километров от нас. Его сын. Родной! Понимаешь? А я не смогу ему родить. Никогда, – мама кусает костяшки пальцев. Из-под полуприкрытых век капают крупные слёзы. – Тогда он сказал, что ему без разницы, что не он родной отец. Он счастлив, что я подарила ему маленькую девочку. Его дочку. Он называл тебя дочкой и никак не иначе. Мы наделали много ошибок, потому что сами сломаны, потому что сами застряли в прошлом. Катя, он любит тебя. Любит так сильно, насколько возможно. Строгость и бескомпромиссность – это все отголоски пережитого страха.

Киваю, смахивая слёзы. Я и правда всё понимаю. Всё встало на свои места. Больше нет злости и обиды.

Мама делает очередной глоток воды, и я понимаю, что это ещё не всё.

– В один из дней, – мама тяжело сглатывает, – я неважно себя чувствовала, решила прилечь и почитать книгу. Когда я пошла в гостиную, то увидела его. Мальчик, незаконный сын моего мужа, он был там! Он трогал ту самую статуэтку, которую подарил мне Борис на твоё рождение. Этот мальчишка от цыганской, как я тогда думала, грязной девки, держал в руках то, что так для меня много значило.

Увидев меня, мальчик от неожиданности выронил статуэтку, – мама переводит дыхание. Судорожный всхлип вырывается из бурно вздымающийся груди.

Глава 88

Катя

Замираю, в ожидании продолжения маминой исповеди.

– После падения на ковёр от неё откололся кусочек. Малюсенький… Казалось, этот кусочек откололся от моего сердца. Тогда мне казалось, что мальчик пытается разбить мой тщательно выстроенный хрупкий мир. Я… не хотела. Правда, не знаю, что на меня нашло! – прижимает к ушам ладони, кусает губы почти в кровь.

– Что было дальше? – аккуратно побуждаю рассказать все. Абсолютно все.

– Я приказала ему поднять её и поставить на полку, – глаза мамы выражают искреннюю растерянность. – К моему удивлению, он сразу же послушался. Я… Я не знаю почему, но меня это ещё больше разозлило. Возможно, потому что я ожидала, что он окажется скверным мальчишкой, который будет огрызаться или… Я не знаю.

Мама вновь принимается плакать, и я осторожно убираю волосы с её щеки.

– И что ты сделала?

Мне страшно. Страшно услышать, что было дальше, но я должна знать.

– Я закрыла стеклянную дверь серванта, – голос мамы срывается, и она почти шепчет. – Я прищемила ему палец. Катя, – в её голосе такой надрыв, будто вворачивают душу, – я сделала это специально. Я… ненавидела этого ребёнка, потому что он – плод любви моего мужа и этой женщины.

Эти слова волной отбрасывают меня в прошлое…

– Тяжело, наверное, родителей терять, – произношу чутко. Ведь несмотря на сложные отношения с родителями, честно говоря, очень по ним скучаю. Особенно, по маме. – Чего тебе не хватает больше всего?

– Улыбки мамы.

Хриплый голос ровный, но всё же улавливаю что-то странное. Это чувство, которое так похоже на тоску. Нахожу его ладонь и сочувственно сжимаю. Впервые замечаю, что мизинец Стэфана немного кривой. Перебитый?

– В детстве прищемил, – заметив мой взгляд, Стэфан кривит уголок рта. – Так и сросся неправильно.

Поддаюсь какому-то внутреннему порыву, когда поднимаю его руку и прижимаю к своей щеке…

С трудом сглатываю, когда на память тут же приходят другие воспоминания – о том, как я покидала родительский дом…

– Спасибо… Стэфан… я… – сильно нервничая, мама машинально прокручивает обручальное кольцо на безымянном пальце, пока лихорадочно мечущийся взгляд не останавливается на искалеченном мизинце Стэфана. Её сбившаяся речь полностью обрывается.

Заметив взгляд на своей руке, Стэфан сильнее сжимает ручку моего чемодана. Скулы обозначаются резче.

– Пойдем, – обрывисто приказывает мне, в три шага преодолевая расстояние до двери…

Только теперь я всё поняла – все их невербальные знаки, взгляды. Боже, сколько же сломанных жизней из-за одного подонка!

– Никогда не забуду ту боль и обиду в глазах маленького мальчика.

Голос мамы проникает в моё сознание, заставляя сосредоточиться на настоящем.

– Никогда! – тряхнув волосами, мама бледнеет на глазах, но продолжает. – После этого я убежала и прорыдала весь день. Мне было так плохо, потому что я знала, что поступила подло! К вечеру мне стало совсем не в мочь. Голова ужасно раскалывалась, и эта боль в пояснице и в животе… Она становилась всё более нестерпимой. Как оказалось, у меня была беременность около трёх недель. Я потеряла нашего с Борисом малыша. В отчаянии я соврала Борису, что Стэфан… что он виноват. Я сказала, что он меня довёл до этого состояния. После выкидыша я так и не смогла больше забеременеть. Многие месяцы депрессии, слёз… И во всём я винила Стэфана. В своём бессилии я обвиняла именно его – так мне было легче. Я сама себя убедила и поверила в это – во всем виноват сын соперницы. Из-за него я не могу родить наследника Борису.

Роняю солёные слёзы, прижимаю ладонь ко рту. Эта история выжала из меня последние силы. Меня будто пропустили через центрифугу. Мне кажется, именно сейчас, в это мгновение, я будто повзрослела. Я больше не делю жизнь на чёрно-белый цвет. Я больше не хочу никого судить! Мне пришло осознание, что наша жизнь – это как разноцветный кубик. Одна сторона красная, другая синяя… В зависимости от того, с какой стороны смотреть – кубик такого цвета и будет. Захотите видеть только негатив – пожалуйста, только позитив – тоже сколько угодно, а вот смелости признать, что кубик многоцветный и жить с этим – хватит не у всех.

Тон мамы меняется, в нём слышится звенящее напряжение.

– Через полгода случился пожар. Барак, в котором жили Стэфан c Лолой… он… – поднимает огромные затравленные глаза, в которых отражается неподдельный ужас, – сгорел. Мать Стэфана погибла… сгорела заживо. Это ещё не все. После ее смерти я нашла в кабинете Бориса завещание. Мать Бориса, она указала единственным наследником ранчо – первенца Бориса. Стэфан Дицони. Именно его имя было написано на бумаге.

– Мам… – от ужаса у меня шевелятся невидимые глазу волоски на шее.

Всё это время Стэфан отстаивал своё законное право! И даже слова мне не сказал…

– Она завещала его Стэфану, – будто не слыша меня, продолжает мать. – Я не знаю, что сделал с этим документом Борис, – закрывает лицо ладонями, раскачиваясь из стороны в стороны. – Это все карма, – непослушными руками мама отодвигает воротничок платья, будто ей катастрофически не хватает воздуха. – Я должна была настоять, чтобы он обеспечил мальчика. Я должна была заставить его показать завещание.

Мамины ладони раскрыты, и я понимаю, что на подсознательном уровне этот жест обозначает многое. Она говорит правду.

– Я купалась в огне своей ненависти. Разжигала её, как костёр. Я боялась, что Стэфан отомстит за всё, вернётся и причинит вред самому дорогому для нас с Борисом – ТЕБЕ. Я хотела, чтобы ты вышла замуж и уехала в другой город. Чтобы эта история, не коснулась тебя. Но ты встретила Стэфана. Ты поразила меня своей силой воли, упрямством, смелостью. Всем тем, чего так не хватало в своё время мне. Ты первая в роду, которая задумалась так серьёзно о том, как бы остановить это бездушие и эгоизм. На подсознательном уровне я понимала, что именно в тебе есть силы на это.

От её слов у меня сжимается что-то в сердце. Как пружина, на которую долго и целенаправленно давят пальцем, а затем с резким щелчком она расправляется. Странным образом это ощущение перекликается с напряжением в животе. Оно усиливается, а потом щелчок и… по моим ногам потекло.

– Мам?! – выходит перепугано.

Мать удивлённо вскидывает глаза.

На моём лице отражается боль и отчаянье. Головой понимаю – это отошли воды, а сердце… Оно обливается кровавыми слезами. Мой малыш! Ведь мне ещё так рано…

Глава 89

Стэфан

Жалобные тоненькие стоны Кати заставляют крепче сжимать пальцы на руле. Под ладонями скрипит кожаная обивка. Стискиваю челюсти так, что, кажется, еще немного и зубы в крошку. Каждый стон любимой по ощущениям не уступает тому, как если бы в голову с размаху вонзили нож. Проклятье!

Поворачиваю руль, наконец выезжая из «Золотого Ронета». Судорожно прикидываю в уме, что до города ехать еще минимум минут двадцать – не меньше.

– Боже, как больно! – очередной стон Кати, будто по сердцу плетью. – Стэфан?!

Я чувствую, как в груди разливается горячая волна. Она так сильна, что я не могу дышать, не могу думать. Сцепив зубы, поднимаю глаза на зеркало дальнего виденья, пытаясь своим взглядом вселить в жену хоть какую-то уверенность. Только как, черт возьми, это сделать?

Дыхание сбивается. Матерюсь про себя на чем свет стоит. Как помочь?! Когда почти сам себя не контролируешь от паники… Еще крепче сжав челюсти, выворачиваю сердце наизнанку, но не даю понять Кате, насколько мне сейчас сложно:

– Я здесь, – даже умудряюсь послать жене ободряющую улыбку. – Я рядом, лапочка. Все будет хорошо!

Катя смотрит на меня, прикусив губу. Из огромных, как озера, глаз капают крупные прозрачные слезы. Хрупкая. Нежная…Моя сильная девочка!

– Больно… я больше не мооогуу!

По гладким нежным щечкам любимой бегут слезы, оставляя влажные дорожки. И тут меня накрывает…

Увеличиваю скорость. Хоть и стараюсь держать все под контролем, сердце почти из груди выпрыгивает. В этот момент мне кажется, что все, что я видел в своей жизни до этого момента, все какое-то глупое, не имеющее никакого значения. Но сейчас, в этот самый миг, я осознаю, что вся моя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту. Я безумно люблю Катю! Люблю так сильно, что, кажется, готов умереть за нее.

– Катя… Мы справимся!

Белокурые локоны рассыпаются блестящей рекой по точеным плечам, когда она, подавив очередной стон, кивает. По-другому быть и не может.

Будто в каком-то страшном сне наконец-то добираемся до роддома. Распахиваю заднюю дверцу и аккуратно помогаю Кате выйти. Придерживаю за талию, шепчу всякую нежную бессвязную чушь, поглаживаю поясницу. Здесь нас уже ждут с креслом-каталкой.

Все происходит настолько быстро, что окончательно теряюсь во всей этой суете.

Жену куда-то увозят, и я остаюсь один на один со своими демонами. Брожу, как неприкаянный по первому этажу. Спустя какое-то время, словно мешок с картошкой рухнув на скамейку, опускаю голову на ладони.

Не знаю сколько уходит на то, чтобы справиться с неровным дыханием и мечущимися мыслями в голове, но, когда поднимаю глаза, вижу женщину в белом халате.

– Ой, куда же вы столько набрали, молодой человек? – кудахчет возле меня появившаяся непонятно откуда санитарка преклонного возраста.

– Так у вас же в списке на сайте написано, – растерянно смотрю на огромную сумку для роддома в ногах, прежде чем вновь встретится со взглядом санитарки. – Тут все по списку, жена с тещей собирали, – развожу руки в стороны. – Мне что дали, то я и привез.

Поохав, женщина, смирившись, тянется к сумке.

Поднимаюсь со своего места и берусь за тканевую ручку.

– Давайте, помогу. Куда отнести?

– Не положено! – не очень-то дружелюбно обрывает женщина. Сопя, она

идет в сторону лифта, еле волоча сумку по полу.

В голове звенит голос Кати: «Там все очень необходимое».

Пожимаю плечами. Поди, разберись с этими женщинами.

– Стэфан Дицони?

Поспешно оборачиваюсь, отвечая на ходу:

– Да?

– Я акушерка вашей жены, – темноволосая женщина медленно поправляет на переносице очки, вглядываясь в мое растерянное лицо. – Вы на партнерские роды?

– Я… нет…

Акушерка удивленно поднимает брови, и я нервно провожу по затылку ладонью, вспоминая болезненные всхлипы Кати. Переспрашиваю на всякий случай:

– Партнерские?

– У вашей жены роды будут длительными, – совершенно не успокаивает женщина, за что получает от меня полный негодования взгляд. – Около девяти часов, если не больше. Возможно, все закончится в операционной. Если вы не на партнёрские, вы бы…

– Подождите, какие девять часов?! Какая операционная?! – в груди что-то переверчивается, грохочет…

Меня самого словно режут на части. Но самое страшное в том, что я не могу помочь. Не могу ничего сделать. Бессилен. В голове не укладывается! Это что же, она вот так будет несколько часов адской боли терпеть?!

Внутрь сознания начинает проникать паника. Отвернувшись к окну, провожу нервно ладонью по лицу. В голове роятся мысли, одна другой мрачнее. Обернувшись, встречаюсь с внимательными карими глазами акушерки:

– Извините, а где мне все это время быть?

Оглядываю коридор с сиротливо стоящими кожаными лавками. На душе отчаянно кошки скребут.

Женщина пожимает плечами, будто устала от дурацких вопросов, что ей задают по тысячу раз на дню. Отвечает, машинально прижимая ближе к себе больничный бланк:

– Можете здесь посидеть, в приемной или домой поехать поспать.

Поспать?! Шутит что ли? По спине ползет холодок, когда я представляю, что мой родной человек в окружении этих безусловно профессиональных, но все же чужих людей будет пытаться родить нашего ребенка. Девять часов! А я буду просто сидеть и нервно поглядывать на часы, сокрушаясь в очередной раз: «Ну, сколько можно? Давайте быстрее!» Глаза начинает подозрительно щипать, а горло нещадно саднить. Желваки на скулах ходуном ходят.

К черту! Я не оставлю свою лапочку! Бросая взгляд на бейдж акушерки, решительно выпаливаю, как на духу:

– Лариса Ивановна, записывайте.

– Что? – удивленно спускает очки с переносицы акушерка.

– На партнерские, – по жилам растекается адреналин. Отступать я не намерен! – Что от меня требуется для этого?

Глава 90

Cтэфан

Сгоняв домой, на ходу закидываю в себя пару бутеров. Собираю одежду, что прописана в списке, который мне всучила акушерка и, закинув спортивную сумку на заднее сидение, мчусь обратно. По дороге до роддома лихорадочно припоминаю ничего ли не забыл. Не упустил ли…

Флюорография, брюки из мягкой ткани и чистая футболка светлых тонов, моющиеся тапочки, носки – все по списку!

Газую, так что полчаса – и я на месте. Поспешно переодеваюсь и уже через каких-то пять минут иду за акушеркой в родовой блок.

– По контракту у вас отдельная родовая палата, – инструктирует меня Лариса, как молодого бойца перед решающим боем. – Есть мяч, душ, можно включить музыку…

Ошалевший, даже не спрашиваю на черта нам МЯЧ на родах? Просто решаю не перечить и делать все, что от меня требуется. Все ради Кати.

Отодвигаю слегка в сторону воротничок футболки. Легкие будто металлический тесный обруч сжал. То и дело дыхание обрывается от волнения. Здесь не моя территория, не мои правила, а значит придется приспосабливаться!

Как только вхожу в палату встречаюсь с огромными, уставшими от боли голубыми глазами. Катя смотрит на меня так, будто я только что совершил убийство. А я смотрю на нее и… не знаю, что сказать.

– Стэфан! – наконец-то нарушает затянувшееся молчание Катя, удивленно разглядывая меня, переодетого и готового прийти на помощь. – Что ты ЗДЕСЬ делаешь?! – поднимает бровь, будто я незваный гость на какой-то тайной мессе.

Мне кажется или в ее голосе слышно возмущение? Пытаюсь вымученно улыбнуться или хотя бы сделать «покер фэйс». Удивительно, но не выходит! Мышцы лица совершенно не слушаются. Я такой, как есть, словно оголенный нерв. Ну, что тут скажешь? Кажется, Стэфан Дицони первый раз в своей жизни облажался! Делаю острожный шаг вперед.

– Лапочка, у нас партнерские роды, – говорю будничным тоном, будто обсуждаем футбольный матч по ТV.

– Что?! – искренне удивляется любимая, упирая руки в бока. Красивая такая, гордая. – Я такого не подписывала, – так не кстати упрямится моя красавица.

Морщусь, растерянно проводя пятерней по затылку.

– Помнишь, – пытаюсь выкрутится, словно уж на сковородке, – ты сказала, что хочешь не просто мужа, а равнозначного партнёра и…

– Господи! – смеется Катя, перебивая. – Стэфан, я совсем не это имела в виду.

На глаза любимой навариваются слезы – то ли от боли, то ли от чувств, что я здесь, с ней. Готов поддержать в этот самый ответственный для нее момент в жизни.

Осматриваюсь вокруг. А здесь не плохо, просторно… Вон, кстати, и мяч.

– Ты не престаёшь меня удивлять, – усмехается Катя. В голосе любимой восхищение. – Сумасшедший!

В три шага оказываюсь возле жены. Обнимаю за подрагивающие плечи.

– Кстати, – вспоминаю, как к роддому подъехал черный «Renge Rover» Зимина, когда я забежал в больницу, как оголтелый. – Твои родители тоже здесь, но мы разминулись.

– Он здесь?

Мне не надо лишних слов, чтобы понять, о ком идет речь.

– Кать… Лапочка, – говорю то, что должен сказать. – Твоему отцу вовсе не все равно, – начинаю осторожно. – Он просто не знает, как выказать свою любовь к тебе.

– Ты его ненавидишь? – поднимает глаза, в которых затаился мучительный для моей любимой вопрос.

Добрая, нежная… Ангел – вот кто для меня Катя.

– Если ты кого-то ненавидишь, значит, ты проиграл, – нежно беру за руку любимую, – а я никогда не проигрываю. Мой ответ – нет. А теперь, милая, давай подумаем о нас и нашем малыше.

Дверь открывается и к нам заглядывает акушерка.

– Как вы здесь? – сходу обращается ко мне. – Стэфан, ваша задача – отвлечь Катю от боли и отмечать время и длительных схваток.

– Понял.

Лариса исчезает так же быстро, как и появилась. Я же принимаюсь за дело, но понимаю, что нет ничего, чем и на чем можно было бы записывать время.

Жена без слов тянет мне свой телефон. Ткнув пальцем в экран, отвечает на мой молчаливый вопрос в глазах.

– Приложение, Стэфан. Просто нажимай сюда, когда начнется схватка.

Час, два, три… Схватки есть, но периодичность плавает, протяженность тоже разная. Но вроде все не так плохо. Катя держится. У меня еще полно надежд, что роды – это не такое уж и суровое дело. Кате то и дело вкалывают спазмолитики.

А вот к ночи… начался ад!

Катя, вцепившись в меня, казалось, пронзит ногтями мне кожу на кисти. Ей больно, а я, двухметровый лось почти под центнер весом, ни хера не могу сделать! Схватка за схваткой… Моя девочка даже передохнуть не успевает – все сильнее и сильнее мучают боли.

– Держись, лапочка!

Она сжимает мою руку так, что мне кажется еще немного и мне понадобится хирург. На коже остаются глубокие, почти до крови, следы от овальных аккуратных ногтей Кати. Стойко терплю, потому что знаю: ей во сто крат хуже, чем мне.

– Ты у меня сильная, девочка.

– Сил нет!

Эти слова по сердцу ножом, и я сам ей руку протягиваю. Держи, милая! Лишь бы тебе легче было. Убираю влажный, пропитанный потом белокурый локон с гладкого лба Кати:

– Мои силы… забери.

Себя не чувствую совсем. Будто под сильнейшей анестезией. Все мысли только о том, что сделать, чтобы Кате стало легче. Растирание поясницы, поглаживания, попытки обнять – все мимо! В ответ лишь получаю уничтожающие взгляды. Не сдаюсь. Ношусь, как заведенный: дать воды, обтереть лицо, шею, просто помочь выстроить правильное ритмичное дыхание – я делаю все, что могу сделать, чтобы хоть на какую-то тысячную долю облегчить любимой страдания.

Я уже абсолютно сбился со счета сколько часов мы провели в палате до того, как начались потуги. И тут схватки прекратились. Эта жесть, что мучала мою жену почти одиннадцать часов, внезапно прекратилась!

Зашла акушерка и понеслось: встаньте, постойте, походите, опуститесь на корточки. Человека одиннадцать часов корежило. Она лежать с трудом может, а надо вот эту всю акробатику выполнять! Что за изверги здесь работают?! Но все для того, чтобы возобновить родовую деятельность – так сказали. Схватки должны продолжаться.

Тринадцать с половиной часов прошло, когда наконец-то врач сказала, что уже вот-вот…

Глава 91

Стэфан

…я не могу уйти из палаты в момент рождения ребенка.

Врач приглядывается к моему побледневшему лицу и предлагает сделать именно это.

Упрямо сжимаю челюсть. Кате очень тяжело. Я чувствую, что обязан быть с ней до конца.

А дальше все, как в тумане. Крики, боль, слезы, истерика, указания врача… Клянусь, чуть сам рыдать не начал!

– Катя! – командует акушерка. – Дыши правильно! Давай, девочка! Может понадобиться реанимация!

Эти слова прошивают мозг насквозь острой иглой. Кто сказал? Ищу убийственным взглядом. Зло зыркаю на врача. Переглядываемся, словно фехтуем шпагами.

Мысленно ору:

«КАКАЯ ОПЕРАЦИЯ?! Да сделайте уже что-нибудь, черт возьми!»

– Вы бы лучше за дверью посидели, – будто прочитав мои мысли, цедит врач. – Как услышите плач ребенка, тогда врывайтесь с ритуальными танцами счастья!

Ярость со скоростью звука меняется на другое чувство. Оцепенение. Врач прав. Я руководствуюсь чувствами, а они – профи. Словно замороженный, наблюдаю за тем, как персонал готовит реанимационные наборы. Мой ребенок еще на свет не появился, а уже может нуждаться в реанимации!

А вдруг не поможет? А вдруг… Гоню от себя все эти паршивые жуткие мысли. Обзываю себя тряпкой, слабаком. Ведь задача у меня, как у мужика, одна – оставаться мужиком и помогать жене, чем смогу, что бы не случилось.

…семь утра. Один пронзительный детский крик. Я, как в тумане. Ребенок на руках у врача. Время замедлилось до состояния холодного, почти заледененного геля. Звуков нет. В ушах вибрация пульса и какой-то свист. Я буквально чувствую каждый замедленный тяжелый удар своего сердца. ТУК. ТУК. ТУК. Вздрагиваю от пронзительного крика. Не моего, не Кати – нашего малыша!

Будто током ударило! Вернуло к жизни. Мой сын громко плачет – он живой. Провожу ладонью по лицу. Колени подкашиваются. Сильнее в своей жизни я ничего не испытывал! Меня будто пропустили через центрифугу. Как моя жена вообще это все вынесла?!

Спустя полчаса я готов благодарить Бога… любого! Хоть скандинавского, хоть Харе Кришна. Спасибо природе, что Катя под литрами эндорфинов. Моя лапочка уже не чувствует боли.

Поднимает на меня свои уставшие, лучистые, полные восторга глаза.

– Стэфан, посмотри, какой он красивый. Правда?

С трудом оторвав взгляд от бледного, но такого прекрасного лица жены, смотрю на своего крохотного сына. Маленький какой… Черноволосый, как я! Ушки, носик, пальчики малюсенькие, как у куклы. Малыш распахнул большие синие глаза с длинными ресничками и изумленно смотрит вокруг с уже осмысленным выражением. В груди что-то замирает. Глаза подозрительно щиплет. Мой ребенок! Глядя на сопящего малыша в пеленках, неожиданно понимаю, что своего узнал бы из кучи люлек.

Возвращаю полный любви взгляд на жену, только Катя уже не ждет ответ. Уснула. Вымоталась. Бережно прикасаюсь подушечками пальцев к разрумянившейся щеке жены.

– Лапочка, спасибо за сына, – голос дрожит.

Улыбаюсь, как дурачок, глядя на спящую Катю, на груди которой сопит наш сын.

Душу раздирает от смешанных чувств. Но больше всего выделяется одно – невероятная ответственность. Даже не просто за сына, а вообще – за жизнь, за нашу семью.

Медсестра аккуратно с попытки пятой забирает малыша из судорожно сжатых рук Кати. Оставляю любимую на попечение врачей. Глотнуть воздуха – вот что мне сейчас жизненно необходимо. Бесшумно, чтобы не разбудить свою СЕМЬЮ, выхожу на ватных ногах за порог палаты.

Первые, кого вижу – Зимин со Светланой. Они торопятся мне на встречу. Удивленно смотрю на родителей Кати. Они что, здесь всю ночь проторчали?

– Как она? – поравнявшись со мной, первым же делом спрашивает Светлана. – Родила?!

Мягко говоря, Светлана выглядит не очень. Ни тебе аристократической прически, огромные темные круги под глазами, да и наряд помялся – все как из той же самой центрифуги, через которую пропустило меня. Но именно сейчас она, как никогда, выглядит такой живой, настоящей что ли…

Борис держит ее под руку, но при этом не сводит меня напряженного взгляда. За дочь боится. Хочу ответить, что все обошлось хорошо. Делаю пару шагов им на встречу и… в глазах темнеет. Успеваю вытянуть руку, чтобы за стену ухватиться, но вместо этого хватаюсь за воздух. Последнее, что слышу:

– Стэфан?! – возня вокруг меня и голос… запах табака с ментолом – тот самый из далеких детских воспоминаний об отце. – Черт… вымахал. Тяжелый, как шкаф!

Наверно, я совсем поехал, раз отчетливо слышу в голосе Зимина беспокойство? Полная тишина…

Черт его знает, сколько времени прошло, пока меня обратно выбросило. Минута, две, десять? Надо мной перепуганная заплаканная Светлана Юрьевна, возле носа мокрый бинт. Вдох… Задыхаюсь кашлем от мерзкого аммиачного запаха. Головой понимаю, что аммиак не имеет запаха. Просто происходит ошибка обонятельного нерва: молекула аммиака близка к молекуле воды, поэтому сходит с ума доля мозга, отвечающая за влажность и сухость. Это и воспринимается, как резкий запах.

О чем я вообще думаю?! У меня сын родился, а я тут школьный курс химии вспоминаю!

– Проклятье, – отдвигаю рукой в сторону бинт. – Да уберите от меня это!

– Очнулся? – грубовато бормочет Зимин. Он не просто похлопывает меня по плечу, а словно рассчитывает вытрясти всю душу.

Кашляю так, будто вот-вот выплюну легкие.

– Это же надо совсем быть на голову отбитым, чтобы добровольно на родах присутствовать! – впервые в жизни в голосе Бориса я слышу что-то так подозрительно похожее на уважение.

– Ага, – провожу рукой по затылку.

Отбитым – не то слово!

– Катя родила мальчика, – Светлана, садится рядом. Голубые глаза на мокром месте. На секунду женщина утыкается мне в плечо и очень неловко приобнимет за плечи. – Поздравляю с рождением сына, Стэфан!

С другой стороны от меня на больничную металлическую лавку опускается Борис.

– Значит, внук… пацан!

На секунду встречаемся взглядами.

В глазах Зимина что-то такое… Он будто вспомнил что-то из своего прошлого.

Борис вынимает пачку сигарет, а потом, будто спохватившись, убирает ее обратно в карман.

А я все еще не могу поверить! Расправляю грудь от гордости. Да, у меня сын! Как я мечтал об этом! И вот, ты есть! Мой сыночек! Для меня это, как чудо. Как в детстве, когда ты только-только начинаешь понимать, что такое любовь, и какой она может быть разной. И всему этому меня научила моя Катя.

В голове вата, на лице улыбка полудурка, потому что теперь… Я – папа!

Эпилог

Три года спустя

– Представляешь, Илья женился на дочке какого-то нефтяного магната.

– Любовь да совет, – иронично усмехается Стэфан, лениво делая глоток кофе из небольшой фарфоровой чашки.

Перелистнув следующий лист газеты, громко охаю.

– Несколько членов клуба «ССТ» попали под следствие. Их ожидает суд за мошенничество, укрытие налогов в особо крупных размерах, – брови удивленно ползут вверх. – Ого! Написано, срок варьируется от десяти до двадцати лет!

– Какая жалость.

Что-то в голосе мужа заставляет насторожиться. Неужели любимый имеет к этому какое-то отношение? В мыслях мелькает давний разговор между нами:

…они сделали ставки на меня… Снежная королева… Они спорили, кто будет первым…

– Стэфан?

– Лапочка, извини, у меня важный разговор на линии, – Стэфан обаятельно улыбается, вставая со своего места. – Мы их разнесем, – прикладывая телефон к уху, усмехается муж, направляясь к двери ведущей из гостиной. – Ты же знаешь, Борис, когда сражаешься за правое дело, не только можно, но и нужно играть грязно.

Дверь за мужем закрывается, оставляя меня со своими мыслями один на один.

У меня не осталось никаких сомнений – Стэфан нашел каждого из них, до одного. Стэфан сделал все это ради меня. Так уж у нас повелось с самого начала: он бережет мой покой, а я его.

Будто тянет невидимой силой и я, поднявшись, иду в детскую комнату сыночка. Сколько всего мы пережили со Стэфаном! И не сосчитать. Мои родители, ревность, недоверие, преждевременные роды… Вера.

Вера. Кто бы мог подумать, что женщина с таким говорящим именем – ВЕРА, женщина, которую я знала всю свою сознательную жизнь, пойдет на такое страшное преступление? Страшно даже представить, что она могла навредить моему малышу! Словно поняв, какое страшное совершила преступление, за несколько дней до ареста женщина скончалась от обширного инфаркта. Ушла от отвесности, а, судя по всему, от совести и от человечности она ушла уже очень давно.

Если бы не ее личный дневник, в котором она изливала душу, возможно, мы бы никогда и не узнали, какие демоны грызли ее изнутри. Только больному человеку могло прийти в голову, что можно «все исправить», убив ничем не повинного младенца.

Перенести с моей мамы на меня то самое черное пятно, которое не давало ей жить все эти годы из-за отвратительного в своей жестокости поступка ее брата. Как она писала на страницах своего дневника – только в ее силах исправить «ошибку». Что было в ее голове, когда представляла меня на месте моей мамы, одному Богу известно. Больной разум все перевернул, исказил.

Удивительно, но именно отец каким-то шестым чувством осознал, что к этому причастна Вера. Возможно, его подтолкнуло к этой мысли лекарство для диабетиков, оставленное так небрежной женщиной в доме родителей. То самое, которое она подсыпала мне раз за разом в еду, вызывая приступы мигрени. Для приступа мигрени, как оказалось, всего-то нужно сочетание двух или более триггеров. Пресловутые глутамат калия, авторизированные дрожжи, гидролизованный белок и казеинат натрия – именно они и явились триггерами моей мигрени и осложнения беременности. Да, еще не стоит забывать большого количества тирамина, который сыпала мне в чай Вера. Он оказывал стимулирующее действие на мою ослабленную нервную систему.

Прячу эти страшные воспоминания в самый дальний уголок души. Пусть они будут там, далеко… похороненные за плинтусом.

Родители. Простили ли мы их со Стэфаном? Простить, значит, оправдать ту жестокость, что они сотворили с нами, а значит, предать себя. Не знаю… Но МЫ действительно выпустили боль. Сами собой пришли к ответу, почему все так сложилось. Потому, что иначе не умели, не знали, потому, что сами был недолюблены, потому что их так воспитывали. Мама с папой дали то, что могли.

И я точно уверена в одном: мы со Стэфаном их ПРИНЯЛИ такими, какие они есть. Рождение Руслана будто всех нас встряхнуло, заставило повернуться Землю вокруг оси. Я словно повзрослела, научилась не только слушать слова, но и видеть поступки. Я поняла, что счастье – это не когда все идеально. Счастье – это когда ты живёшь и знаешь, что ты нужен. Счастье – когда рядом любимый человек, который тебя любит, и всегда готов поддержать в трудную минуту, и быть с тобой всегда рядом. Да, все не так просто, а порой и трудно, но это жизнь.

Прошло всего три года, а моя жизнь с того времени так круто поменялась. Работа в крупной фирме, учеба – любимая, но прошлая жизнь. Сейчас все моё время занято сладкими пятками, которые носятся по дому со скоростью ракеты. Хоть и прошло уже три года, до сих пор помню в мельчайших подробностях, как привезли сыночка в стеклянном ящике на колесиках. Спит мой зайчонок…Смотрю на него – копия папы! Так обидно стало! Ну, не капельки моего, ничего. И одна только мысль в голове, при взгляде на это крохотное чудо: только не плачь, только не плачь…

А потом я лежала одна в палате и не знала, что с ним делать. Дня два я к малышу привыкала. Боялась поменять пеленку, звала медсестру, она мне показывала, но сама я еще долго боялась притронуться к своему ангелочку. Как-то медсестра мне сказала, на третий, наверно, день не хочу ли, чтобы она отвезла его в общий бокс, чтобы я могла поспать. В тот момент я держала Руслана на руках, кормила. Я на него посмотрела, а сынок на меня в ответ такими жалобными грустными глазками…

И сердце аж несколько раз перевернулось. Мне тогда показалось, что он будто говорит мне: нет, не отдавай меня! Третий день ребенку, у многих еще фокуса нет, глаза в разные стороны, а мой уже с эмоциями. Ну, или мне так казалось….

Если бы ты только знал, малыш, как я тебя люблю! Я бы отдала все, что у меня есть, чтобы ты был счастлив. Я помню, как ты впервые засмеялся. Как ты впервые пошел. Я помню все.

Беру с детского комода большую деревянную фоторамку на несколько фото.

Вот сыночек со мной играет, а здесь с папой смеется, тут на лугу за цветами мы идем всей семьей. И в роще поет он, и в речке купается…

Как я люблю его. Счастье мое! С материнской годностью смотрю на фото Руслана. Черноволосый, зеленоглазый… Какой же у меня красивый мальчик! И на меня со временем стал чем-то похож.

Улыбаюсь своим мыслям – дети такие трансформеры! Поставив рамочку обратно на место, подхожу к кровати поправить покрывало, взбить подушки. Громко охаю, когда, прибирая кровать сына, под подушкой обнаруживаю целую горсть цветных шуршащих фантиков от конфет и даже… огрызок от яблока!

– Стэфан! – зову мужа. Пусть полюбуется на проделки СВОЕГО сына! Ругаюсь, как только Стэфан преступает порог детской комнаты: – Ты только посмотри, что здесь творится?!

С совершенно невозмутимым лицом муж сгребает в широкую ладонь все это безобразие. Судя по его лицу, Стэфан сейчас включит режим адвоката Дицони-младшего.

– Кать, я и не могу понять, что ты все лезешь с этим порядком именно в детскую комнату? – муж хмурит густые темные брови, прежде чем продолжить. – Если оттуда не воняет чем-то дохлым, зачем трогать? Пацан растет, развивается.

Закатываю глаза. Дай бог мне терпения!

– Я вчера вытащила из-под его кровати…

– Лапочка, не нервничай, – горячая ладонь в успокаивающем жесте ложится на мой округлый живот, – тебе нельзя.

Поднимаю бровь с намеком, будто говоря этим жестом: да неужели?

– Давай, сделаем так, заключим маа-аленькую сделку, я займусь Русланом и…

– Нет, Стэфан! – перебиваю мужа, щуря глаза, как разорённая кошка, упираюсь указательным пальцев в широкую грудь. – Больше никаких сделок. Ты – жулик!

– Что? – почти искренне возмущается муж. – Почему это?

– Мы договорились на второго малыша – девочку! – кладу ладонь поверх руки Стэфана, под которой во всю без устали бабарабнят крохотные ножки. Передразниваю тон, так похожий на своего брутального здоровяка-мужа: – Лапочка, нам нужна дочка! Как же без дочки? Бла-бла-бла! И к чему это привело? М?

– К чему? – обаятельно улыбается этот наглый, бессовестный, невозможный…

– Ты сделал мне двойню! – складываю руки под грудью. Этот жест еще больше подчеркивает мое интересное положение. – МАЛЬЧИКОВ! Это не честно, Стэфан!

– Ну, дорогая от меня это не зависит, – разводит руками подозрительно довольный собой муж. – Но, согласись, я фортовый?

Открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю. Дверь в прихожую отворяется. Детский голосок звенит на все помещение:

– Бабуля писла! – радуется сынок и мое сердце тут же тает. Мой зайчонок! – Это тебе, бабуля!

Брови настороженно сходятся на переносице. Что это у него там? Делаю шаг вперед, но муж, аккуратно взяв меня за локоть, разворачивает к себе.

– Спасибо, внучок! – голос Марии звучит нежно и растроганно. – Какие красивые розы, так похожи на те, что растут в вашем саду!

Настороженно встречаюсь взглядом со Стэфаном.

– Кать, – любимый нервно проводит рукой по шее, – я тебе кое-что сказать хотел, – смотрит виновато. – Я все хотел тебе сказать… там в саду…

Но детский голос уже перебивает мужа:

– Ба, уже не ластут.

– СТЭФАН!!!

Эпилог 2

– Здорово, брат!

– Стас, перейду сразу к делу, – сжимаю челюсти так, что желваки ходят ходуном. – Ты второй человек после меня в «Дицони Корпарейшен». Финансовый директор – должности выше нет, – делаю паузу. – Я принял решение. Ты уволен.

– Это шутка, да? – голос Стаса абсолютно ровный. Он еще не понимает, насколько все серьезно. – Я тебе уже говорил, что шутить – это не твое?

– Нет, это не шутка.

– Не понял! Я что, уволен? – отчетливо слышу, как Стас нервно барабанит пальцами по столу.

– Да, – спокойно повторяю.

– Да ты охренел, мужик! – Лебедев будто разом теряет весь контроль. Темперамент, чтоб его… – Ты в своем уме?!

Стас пытается взять себя в руки, но, похоже, это выше его сил. Орет в трубку так, что приходится отодвинуть телефона подальше от лица:

– Я на твою компанию пять лет вкалывал! Какого черта, Стэф?!

Вот именно – на мою, а мог бы уже давно на свою. Упрямый осел!

– У тебя было три года, – обрываю его, добивая, – чтобы понять, кто ты и чего хочешь. Я дал тебе предостаточно времени, но ты так ничего и не понял! Ни черта не разобрался, почему не смог стать тем, кем должен стать, – сильнее сжимаю телефон в руке. Пластик трещит. – Завтра заберёшь свои бумаги, – знаю, что последует за моими словами, но хладнокровно продолжаю. – Я уже подписал твое увольнение по собственному желанию.

– Я не согласен!

– Ты уволен. И это не обсуждается, – произношу с нажимом. – Иначе я устрою тебе публичную «порку».

– Ты не посмеешь! Стэф…

Морщусь, предвидя заранее, что дальше последуют угрозы.

– Я тебе такую рекламу сделаю, ты ко мне потом на коленях приползешь…

Я слышу, как он тяжело дышит. Друг очень зол – это считывается по голосу.

– Посмею, – в трубке раздается треск. – Запомни, не я это сделал. Ты уволился сам! Ты уволен официально.

Стасу не нравится, когда я разговариваю таким тоном. Он всегда был немного заносчивым и гордым. Это только подтверждает мою уверенность в том, что Лебедев – лидер. А двум лидерам не место в одной компании.

–Ты спятил! – кричит Стас с другого конца провода. – Ты не можешь меня уволить!

– Могу, Стас. У тебя есть неделя, чтобы найти себе новое место. И не звони мне больше. Не вздумай. Я все сказал.

– Ты чертов… ублюдок! – Стаса подкидывает, как на пороховой бочке.

Мудро закрываю на это глаза. Ничего, с возрастом пройдет, научится держать нрав в узде. В нем бешенный потенциал. Пришло время его раскрыть. Я это не только вижу, своим чутьем чувствую за версту.

– Ничего я не писал! Вот ты урод!

Стас замолкает, и я слышу, как в трубке гудят отголоски его гнева. Нажимаю сброс.

Вот и все.

Лебедев Станислав Валерьевич один из немногочисленных людей, к кому я могу повернуться спиной, не ожидая ножа меж лопаток. Сейчас он меня ненавидит, возможно, даже презирает. Мое решение не изменить. Стас должен расти дальше. Ему больше нет места в «ДК». Возможно, спустя парочку лет он скажет мне «спасибо», а пока я с холодной выдержкой рептилии заношу номер друга в черный список.

Стас – крепкий орешек. Он еще покажет всем, чего стоит Лебедев Станислав Валерьевич. Я уверен. Он станет одним из крупных магнатов. Его роль давно определена. Стас – лидер. И дело не в том, что он такой вот весь из себя, с юридической вышкой и прочими приблудами, а в том, что он умеет ставить цели и достигать их. Вторые роли – это не про него. Помощник или даже правая рука – не его стезя.

Когда-то один старый друг дал мне очень дельный совет: «Чтобы добиться высот, необходимо выйти из зоны комфорта. Жить так, будто завтра наступит последний день», – именно так однажды в трудный момент моей жизни сказал Дмитрий Волков.

Нельзя ни от кого зависеть! НЕЛЬЗЯ. Стас должен пройти этот путь, когда много красивых женщин, которые так и хотят попасть к тебе в руки, красивые тачки, дорогие часы, шикарные дома…чтобы однажды понять – все это ни хрена не имеет значения!

Именно с того момента и начать ценить и видеть суть. Отделять семена от плевел. Лебедеву не занимать ума и хитрости. Он умеет находить правильные решения. Он всегда держит руку на пульсе событий. Его амбиции и стремление к новым вершинам безграничны. Стас – это тот человек, который все держит под контролем. А главное, у него есть все необходимое для достижения больших высот.

Вот когда он пройдет этот путь – уже никто никогда не сможет его сломать. Страх и уважение будет ассоциироваться с именем Лебедева Станислава Валерьевича. Его не предадут, ему не изменят и не подставят. Я знаю. Знаю, потому что когда-то сам прошел через все это.

Когда-нибудь мы обязательно вновь встретимся со Стасом. Но, все же, пусть не надеется. Я не прощаюсь с ним. Просто временно отхожу в сторону. Возможно, мы увидимся вновь даже как равнозначные партнёры, но это уже другая история…


Загрузка...