Мой невыносимый телохранитель

11 глава

Тимур целует так, что у меня вмиг подкашиваются коленки, а глупое сердце бьётся в груди. Я кладу ему руки на плечи, ощущаю жар кожи даже сквозь ткань, глажу тело, и пальцы порхают, норовя быть везде одновременно.

Мы сплетаемся языками, руками, телами, и уже невозможно разобрать, где кто, будто общим чем-то стали, единым целым. Мой затылок в его ладони, пальцы зарываются в волосы, ерошат их, путают, и сладкая дрожь гуляет вдоль позвоночника, заставляет тело трепетать. Я в его руках — желе, сгусток энергии, волшебный светящийся шар, наполненный любовью и предвкушением. Этот мужчина мой и только мой и никаким Аннам я его точно не отдам!

Так, стоп.

Замираю, и Тимур какое-то время ещё продолжает целовать, но всё-таки отрывается от меня. Взгляд затуманенный, жадный, голодный и немного растерянный. Он не может понять, почему я остановилась, а я и сама понять ничего не могу.

Но пока перед глазами стоит эта льнущая к Тимуру Анна, я ничего не могу с собой поделать. Не получается — оказывается, я слишком ревнива, хотя всегда смеялась с Анжелики, которая готова была часами выслеживать своих парней, чтобы убедиться в их неверности. Однажды она целый день в двадцатиградусный мороз торчала в кустах у ночного клуба, пока её очередная любовь всей жизни не вышел из него, конечно же, в окружении знойных красоток. Анжелика рыдала тогда трое суток кряду, но всё-таки была собой очень довольна.

Я всегда считала, что выше этого, и не буду уподобляться мегерам, которые, сгорая от ревности, выставляют крупный счёт возлюбленным, бьют посуду, что-то громко доказывают, истерят. Такой мне никогда не хотелось быть, но Анна… и Тимур. Они вместе, в застывших в сознании картинках они рядом, слишком близко. Они обнимаются, и мне никак не удаётся от всего этого избавиться.

Но что-то сейчас во взгляде Тимура провоцирует и дарит мне власть. Потому, бросаю за плечо все страхи и сомнения, толкаю Каирова в грудь, отталкиваю его от себя, веду в этой партии, став вдруг отчаянно смелой. Он усаживается на диван в гостинной, вдруг став непривычно покорным, ожидающим, а в тёмных глазах всё больше голода.

— Каиров, ты мой, — заявляю и сбрасываю с себя платье. Бросаю его за спину и повторяю: — Только мой. Понимаешь это?

— Только твой, — кивает и сглатывает, ощупывая моё тело жаждущим взглядом, закидывает руки за спинку дивана, расставляет шире ноги, а я замечаю уплотнение в районе ширинки. — Иди сюда!

Голос хриплый, но я не тороплюсь выполнять приказ. Я должна всё прояснить, должна разобраться, мне нужна сатисфакция.

— Анна ничего для тебя не значит? — спрашиваю, оборачиваясь к Тимуру спиной, покачиваю бёдрами, соблазняю. Танцую как в последний раз.

Перекладываю распущенные светлые волосы на плечо, открываю спину, чтобы любовался, чтобы ни о ком другом думать больше не мог. Никогда и ни за что. Он только мой, и я готова драться за этого мужчину до последней капли крови — желательно не своей, а тех баб, которые решат его у меня отнять.

— Для меня уже три года никто ничего не значит.

— Кроме меня? — где нахожу в себе смелость? Это, наверное, истерика или помешательство, но мне нравится то, что сейчас между нами происходит. Несмотря ни на что, нравится. — Отвечай!

— Какая властная ромашка, — задумчиво. — Конечно, Элла, кроме тебя.

В голосе слишком много щемящей искренности, и я больше не могу сдерживаться. Оборачиваюсь, порхаю к Тимуру, срываю с него одежду, не переставая целовать, отдаю всю себя, принимаю слишком много, но эта сладкая боль, к которой я почти привыкла, которая мне нравится.

— Ты только мой, слышишь?! — шепчу куда-то в шею, изнываю от желания, чтобы он вошёл ещё глубже, ещё сильнее. И Тимур чувствует мои потребности: подбрасывает вверх, насаживает на себя, сжигает меня взглядом, плавит им. — Только мой.

— Только твой, — жаркое, и обнажённая грудь в плену его губ, он ласкает языком соски, прикусывает, и крик рвётся наружу. — Мне никто не нужен, слышишь меня? Элла, ты слышишь? Я очень за тебя испугался, очень.

Он бормочет ещё что-то о том, что не хотел, чтобы я видела что-то, повторяет, что я глупая, но он не может ничего с собой сделать — я нужна ему, вся и без остатка.

Мы кончаем почти одновременно, а после Тимур бережно относит меня в кровать, и всё кажется таким правильным, таким нужным. Укрывает шёлковой простынёй, прижимает к себе крепко, бормочет, засыпая, о том, что я дурочка, но он всё-таки любит меня именно такой. Вот с первого взгляда любит и ничего поделать с этим не может.

— Не можешь?

— Не хочу, — целует в кончик носа, уговаривает спать, и это самая лучшая ночь за всю мою жизнь.

А после идут дни, напоённые сладостью любви, и никаких Ань, Наташ, Свет и прочих теней из прошлого. Мне нравится дом Тимура, нравится каждый уголок в нём, каждая деталь, любая комната. Я не знаю, чем всё закончится, но в этом доме я хотела бы встретить старость. Обязательно рядом с Тимуром и только с ним. И наплевать, что думают по этому поводу другие — я счастлива с этим мужчиной и только с ним. Больше никого мне не надо, а без него только медленная смерть.

_________________________________

А дальше у нас капля экшна, после которого уже ни один папа не сможет противиться любви Тимура и Эллы)