Мой плохой мальчик

Пролог

— Кто это там внизу? — Перегибаюсь через перила, вглядываясь в кучку молодежи под балконом ресторана.

— Это те, на кого приличным женщинам, вроде нас с тобой, даже смотреть нельзя. Мальчишки ещё совсем. Хотя вымахали высокие, крепкие, тут не поспоришь, — шутит подруга, заглядываясь на парней и попивая прихваченное со стола шампанское.

Сегодня у нас профессиональный праздник — День учителя. Мы с коллегами-преподавателями собрались в лучшем ресторане города, ну и слегка набрались по этому поводу. Устав отмечать, вышли на балкон, подышать свежим воздухом.

А внизу гогочет молодняк. Один из парней особенно сильно выделяется на фоне остальных. Он выше, не такой тощий и у него короткие, взлохмаченные на модный манер, окрашенные в белый цвет волосы. А ещё он периодически косится на наш балкон. Сидя на спинке деревянной лавки, в какой-то момент «крашеный» вскидывает голову. Смотрит на меня в упор. И я забываю, что между нами целая пропасть лет, ощущая себя желанной женщиной.

Мотнув головой, смеюсь и подношу бокал к губам. Бред какой-то. Просто на город опустились сумерки, на мне яркое платье, удачный макияж и издалека я выгляжу моложе, чем есть на самом деле.

— Сколько ему, как думаешь?

— Лет восемнадцать, наверное.

— Ужас, — осуждаю саму себя, за то, что что-то ощутила, когда наши взгляды встретились.

— И не говори. Это всё шампанское. — По-прежнему наблюдает за молодежью подруга. — Смотри-ка, как он на тебя уставился. Ну надо же, понравилась.

— Я могла бы быть его мамой. — В шутку толкаю подругу локтем, разворачиваясь полубоком и не переставая хихикать.

— Мамой вряд ли. Думаю, между вами лет десять-двенадцать. В таком возрасте родить проблематично.

— Кошмар!

— У него сейчас такой горячий возраст. Самое то для тридцатилетних теток, вроде нас с тобой. У мальчика стоит на всё, что движется.

— Саня! — Снова толкаю подругу, ощущая, как краснеют щёки.

А сама всё вижу. У меня отличное зрение. Он красивый: правильные черты лица, острые скулы, ровный длинный нос.

— Ты вот когда в последний раз с мужчиной была, а? Да так, что потом ноги не свести? Небось и не помнишь уже. А он так на тебя смотрит! М-м-м, где мои двадцать лет, подруга?!

— Это не мужчина, а мальчик. Всё, Александра Александровна, я решительно настаиваю, что вам нужно покинуть этот балкон и возвратиться к мужу. Ты пьяна и несёшь чушь.

Пригубив ещё немного шампанского, смеёмся будто сумасшедшие. Сладкие пузырьки ударяют в голову, заставляя хохотать громче. Раскрепоститься. Толкаю подругу к двери. Так приятно иногда просто отпустить себя. Прежде чем уйти с балкона, как бы случайно оборачиваюсь. Парень больше не смотрит, разговаривает со своей сверстницей — длинноволосой блондинкой в коротких шортах. Представляю, что бы было, если бы я надела такие шорты. Ладно, не будем о грустном.

Мы возвращаемся в зал, где наши коллеги вовсю танцуют медленные танцы. Скоро здесь начнётся полное безумие. Мне навстречу идёт уже порядком набравшийся муж.

— Где ты была, дорогая? Я уже рассказал Ивану о наших грандиозных планах на отпуск. — Обнимает за плечи, ведёт к столу, усаживает возле салата оливье. — Ваня, мы собираемся в Турцию. Сына мы планируем оставить тёще и впервые за десять лет брака проведём время с пользой.

— Вы десять лет не были в отпуске?

— Да. — Усаживается муж, не замечая, что топчет моё платье. Неловко вытягиваю ткань, а он, тут же забыв о жене, обнимает Ивана. — Представляешь, растили детёнка, ходили на работу, а где-то там было море.

— Ну вы даёте. Тогда, конечно, надо!

Мой муж — Юрий Александрович Карпенко — директор колледжа искусств, учитель истории, обществоведения и МХК. Пять дней в неделю вполне себе приличный человек, не то что на выходных и праздниках. У него много знакомых в учёной сфере, а квалификационная категория самая, что ни на есть высшая. Именно он устроил меня преподавателем в наш университет на почётную кафедру «Рисунок, акварель и скульптура».

Где бы я сейчас была, если бы не Юра?

Он на десять лет старше, мудрее, опытнее. Вот только коньяк Юра любит гораздо больше, чем меня, свою жену. Иногда я не обращаю внимания на его пьяный трёп, а сейчас вот что-то сильно раздражает. А ещё Юра, когда выпьет, ест всё подряд. И от этого тоже неловко. Вот и сейчас он схватил куриную ногу, надкусил бутерброд и тянется за селёдкой.

— Товарищи! — Сбрасывает пиджак Юра и начинает разливать, перебивая сразу всех собравшихся за столом преподавателей. — Ну что вы такие грустные?! Ну блин! Это же наш день! Дорогая, передай мне колбаски.

— Юр, притормози коней, ты ведь уже много выпил.

— Не начинай, пожалуйста, а то снова поругаемся.

Вскоре, кроме моего Юры, никто больше не разговаривает. У меня начинает болеть голова, хочется спать. Я переживаю за сына и думаю о том, как бы поскорее вызвать такси.

В итоге День учителя превращается в обычную пьянку. И Юра так набирается, что мне приходится буквально тянуть его к выходу, в тысячный раз уговаривая поехать домой. По дороге муж теряет галстук. Найти его не удаётся, и, плюнув на предмет гардероба, я усаживаю мужа на лавку у входа в ресторан. Ищу приложение такси. И, пока я пытаюсь вызвать нам машину, Юра цепляется к прохожим:

— Эй, ты чего уставился, пацан? Вы нынче наглые, невоспитанные, мы такими не были!

Мимо проходит компания той самой молодежи, увиденной мной с балкона. Нестерпимо стыдно, гнусно и отвратительно за то, что Юра не умеет себя контролировать на подобных мероприятиях. Но ещё ужаснее, что на мужа смотрит тот самый парень.

Он оказывается умнее, чем мой законный супруг. Просто проходит мимо. И, усмехнувшись, обнимает свою девушку за талию. Я не знаю этих людей и, возможно, никогда в жизни больше не увижу, но отчего-то становится не по себе, и сердце сжимается от жгучего бессилия.

Глава 1

Две недели спустя.

«Купи хлеба и бутылку минералки», — присылает мне муж сообщение.

Ничего не ответив, откладываю телефон. Очень романтично. Опять всё воскресенье «веселился», а в понедельник у него трещит голова, и он не в состоянии вести сына на секцию.

— Здравствуйте. — Заходит в кабинет один из студентов.

Не обращаю внимания, думая о предстоящем занятии. Махнув головой в приветствие, продолжаю записывать задачи на сегодняшнюю пару: обучение основам построения живописной композиции, знакомство студентов с основами цветоведения в живописи, развитие чувства цвета и умение смешивать краски, получать сложные оттенки основных цветов.

— Я новенький.

Не смотрю на него, мне некогда. Не отрывая глаз от журнала, пишу ещё быстрее, мне нужно закончить.

Сижу за преподавательским столом, который стоит на подиуме и расположен чуть выше уровня пола, поэтому я вижу только белоснежные кеды и чёрные брюки.

— Меня зовут Андрей Волков, я перевёлся из первой группы, до этого учился у Светланы Алексеевны.

Быстро черкаю ручкой, отмечая, что у него приятный голос. Не писклявый и не грубый, что-то идеально среднее и совсем не детское. Впрочем, мне нужно обязательно дописать сейчас, потому что после пары на это не будет времени. Отвлекаться на приятный голос ученика, как и на него самого, некогда.

— Понятно, — отвечаю скорее журналу, чем студенту. — Сообщите старосте ваше имя, пусть внесет вас в список. Берите мольберт и табуретку, занимайте любое место. Скоро придут все остальные, и тут станет многолюдно. Сейчас у вас есть выбор и возможность сесть у доски.

Парень молчит.

На этой паре у меня первый курс, и это самое сложное. Нужно всё начинать заново. Объяснять азы.

Закончив с писаниной, наклоняюсь к ящикам, копаюсь в поисках кнопок и магнитов. Затем поднимаюсь со стула и подхожу к доске, развешиваю схемы цветоведения и репродукции знаменитых художников.

— Почему вы, Андрей, решили перейти во вторую группу? Обычно студенты предпочитают учиться у старшего преподавателя. Светлана Алексеевна очень хороший учитель. Я впервые сталкиваюсь с тем, что кто-то переводится от неё ко мне, обычно наоборот. — Прикладываю листик, надавливаю на кнопку.

— Я перевёлся из-за вас, Жанна Кирилловна.

На мгновение замираю, затем оборачиваюсь, что-то в его фразе неправильно. Ученик не должен говорить подобным тоном с учителем.

И вот я смотрю прямо на него: высокий, стройный, крепкий, волосы короткие, обесцвеченные. Он одет в чёрные штаны и такого же цвета толстовку, на ногах белоснежные кеды, на плече — лямка рюкзака, тоже чёрная. Взгляд у парня острый и проницательный. У него необычно яркие синие глаза. Это невозможно не заметить.

А ещё он ни капли меня не боится и не стесняется. Так не должно быть. Пацан безусловно привлекательный и прекрасно об этом знает, но я его преподаватель. И я здесь главная!

Его надо немедленно поставить на место, пока он не обнаглел окончательно. Только этого мне и не хватало. Молодежь сейчас ушлая, что угодно могло прийти ему в голову. Вполне вероятно, что он на меня поспорил.

Нарочно отвожу взгляд и приподымаю подбородок, соблюдая систему строгих взаимоотношений учеников с преподавателями.

— Рада, что слухи о моей компетенции расползлись по всему университету и студенты переводятся ради меня в другие группы. Но это лишнее.

Снова возвращаюсь к нему. Он смотрит не отрываясь.

— Вы меня не помните?

— Почему я должна вас помнить, Андрей? — нахмурившись, пожимаю плечами, усаживаюсь за стол, начинаю складывать бумаги, убираю волосы за уши. — Если вы не учились у меня раньше, то я и не должна вас помнить. Откуда?

Ошибка.

Зря назвала его по имени. А ещё я его вспомнила. Хотя и выпила тогда много шампанского. Но этот взгляд запал мне в душу. Сто лет на меня никто не смотрел так жарко.

Отлично.

Как это могло произойти? В нашем городе десятки учебных заведений. Сотни студентов.

— День учителя, трактир на Парковой. На вас было красное платье. Я вот помню.

— Так, займите своё место, и давайте не будем доводить подобные разговоры до деканата. — Зачем-то снова встаю, опираясь на столешницу, выбираю самый ледяной командный тон из всех возможных.

— Извините, Жанна Кирилловна. — Усмехнувшись, этот Волков бросает рюкзак на пол и идёт за мольбертом, устанавливает его. — Я просто запомнил вас на линейке первого сентября, а потом видел в столовой, несколько раз в коридорах универа. И вот, поднял голову, а там вдруг снова вы, на балконе, на Парковой. Я недалеко живу. Интересное совпадение.

— Просто займите своё место.

— Да, — ещё одна усмешка.

Что значит, увидел первого сентября?! От мысли, что он заметил меня среди преподавателей и как-то отметил для себя, сердце само собой, непроизвольно пускается вскачь.

Но я ведь не наивная дурочка, а ещё терпеть не могу наглую современную молодежь. Думают только о своих правах и совершенно не беспокоятся об обязанностях. Он может и врать. Откуда мне знать, что всё это правда? И самое главное, на фиг мне, замужней женщине, матери десятилетнего мальчишки, эта информация?

Несколько раз перекладываю бумаги. То сажусь, то встаю. Студенты медленно заполняют аудиторию. Здороваются, болтают о своём, разбирают мольберты, садятся за них, вытаскивают принадлежности, готовятся к паре.

И только «крашеный» смотрит из-за деревянной подставки прямо на меня.

Глава 2

Проходит вторник, за ним среда. В четверг, перемещаясь по коридорам родного университета, я думаю, как бы побыстрее, без пробок, добраться до дома и приготовить ужин. Сын сдавал анализы, обнаружился низкий гемоглобин, поэтому планирую потушить печень с картошкой. Правда, нужно ещё уговорить Мишу съесть её. Пробираясь сквозь стайку студентов, натыкаюсь взглядом на лицо Волкова.

Снова становится не по себе. Мне неудобно даже за то, что так быстро запомнила его фамилию.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна.

Со мной здоровается миллион студентов, но почему-то Волков заставляет прибавить шагу. Что за манера такая? Как у него так получается? Поприветствовал, будто оттрахал. Идиот малолетний.

Снова ловлю в фокус его лицо и тут же перевожу взгляд на жёлтую стену. А рядом с ним, между прочим, всё та же длинноволосая блондинка. Нет, это же надо? Какой-то п*здюк вынуждает меня, взрослую женщину, ощущать совершенно неуместный дискомфорт.

— Добрый день, — отвечаю всем и никому конкретно.

И тут же вспоминаю, что сегодня у меня пара в его группе. Отлично. Если так пойдёт дальше, то я напишу заявление начальству и переведу его обратно к Светлане.

Хотя что я напишу в причине перевода? «Заберите Волкова обратно, потому что он смущает меня своими горячими взглядами»? Ох и посмеются же в деканате.

Ладно, ничего особенного, пара и пара. Это не первый студент, который строит мне глазки. Был у меня старшекурсник, который в шутку просил развестись с мужем, делал комплименты и даже припёр букет на Восьмое марта. Но все в его группе, впрочем, как и я сама, понимали, что Мельников Игорь прикалывается. Возможно, и симпатизирует, но примерно так же, как поклонники благоговеют перед певицей, собирающей целые стадионы.

Но этот Волков…

Это совершенно другой случай. В его глазах столько секса, что мне становится неловко. А ещё я совершенно уверена, что он гораздо опытнее меня.

Заворачиваю в деканат, чтобы узнать последние новости и отвлечься от всяких глупостей. Болтаю с секретаршей, она предлагает мне кофе, и, пока Леночка на варит его у себя в каморке, я сажусь за её стол.

— Ленусь, можно я кое-что гляну на твоем компе?

— Да, Жанн, конечно. Тебе сколько сахара? Одну?

— Одну и молока, если можно.

— Хорошо, солнышко. Как у тебя вообще дела?

— Ничего нового. Всё как всегда.

Щелкаю по клавишам, быстро нахожу нужную информацию. Одалживаю у Ленки стикер, беру ручку, записываю цифры… И в этот момент краем глаза цепляю папки с личными делами студентов.

Верхняя чуть сдвинута, а на следующей красуется пришпандоренная скрепкой фотография, очевидно, самого наглого пацана в нашем университете.

Утыкаюсь обратно в экран.

Мне неинтересно.

Мне вообще ни разу не нужно знать, что и как у этого молокососа.

То, что он вымахал два метра ростом и пялится на меня, будто хочет завалить на стол лицом вниз, не даёт ему права… Вообще, нормальную женщину это должно оскорблять. И меня, конечно же, жутко унижают эти его вульгарные взгляды.

Так что плевать. Не прикоснусь даже.

— Жан, а как там дела с выставкой? Уже знаю, что твоя студентка Орлова выиграла первое место! Поздравляю! — кричит из каморки секретарша.

Слышу шум кофемашины. Она явно взбивает молоко.

— Да, она умничка.

Выдохнув, хватаю папку и открываю, быстро пробегая информацию глазами. Судя по дате рождения, этому самодовольному кретину вчера исполнилось девятнадцать. Отлично. Вот насколько надо быть бессовестным, чтобы смущать меня? Ему девятнадцать, а мне тридцать. Одиннадцать лет разницы! Неслыханно. Мама — бухгалтер в компьютерной фирме, а вот отец... Едва слышно присвистываю. Батя в Минфине. Мальчик явно не бедный. Вот откуда эта врожденная наглость. Терпеть не могу подобные вещи.

Зачитавшись биографией Волкова, я не сразу замечаю подошедшую к столу Лену.

Дёрнувшись, будто пойманная с поличным, я тут же откладываю его папку.

— Ай, блин, опять я забыла про этого Волкова. Перевёлся же, а я никак не изменю в компьютере его данные, всё времени нет.

— Ага, — отвечаю как бы невзначай, — он ко мне в группу перешёл, поэтому я просто глянула, что да как, — зачем-то оправдываюсь.

И пусть в моей группе ещё двадцать человек, до которых мне нет дела.

— Знаю, Жанночка. Он к тебе и на живопись, и на рисунок, и на скульптуру — на все твои предметы.

— Отлично, значит будем учить.

Встаю. Я хочу сказать что-то ещё, но горло перехватывает от понимания, как часто нам с этим выскочкой придётся видеться. В голове царит полный сумбур.

— А кофе? — удивляется Леночка.

— Ах да! — Выпиваю залпом всю чашку.

Закашлявшись от горячего напитка, морщусь, неприятное ощущение в горле лишь усиливается.

Глава 3

В кабинете светло, тепло и уютно. Мольберты стоят в шахматном порядке. Ребята прикололи листы, разложили принадлежности и ждут моих указаний. Я люблю делиться знаниями и получаю удовольствие от того, что некоторые ученики благодаря мне начинают выдавать шедевры. Всё нормально. Всё хорошо. В кабинете тишина, первокурсники внимательно слушают.

— Одно из важных правил — учиться на примере других мастеров. Художники разных эпох постоянно использовали чужие элементы и очень часто получали нужный результат. Шедевры мировой живописи — это необъятное поле для экспериментов.

— Вы предлагаете нам срисовывать?

Откуда у девятнадцатилетнего пацана такой глубокий, томный, пропитанный эротизмом мужской голос? Перед зеркалом он, что ли, тренируется? Мне даже не нужно поворачиваться, чтобы понять, кому этот голос принадлежит.

С самого начала занятия я нарочно ни разу не взглянула на Волкова. Я решила, что это табу. Но, передвигаясь по кабинету, чувствовала его внимание.

Зря я смотрю на зеркальный шкаф у противоположной стены. В нём наши взгляды случайно встречаются. Сегодня на моём студенте синяя толстовка, она подчёркивает цвет его глаз, так они кажутся почти ультрамариновыми. И я не могу понять, как это возможно. Ну не бывает таких ярких глаз.

— Я предлагаю поднимать руку, Волков, вместо того чтобы кричать вопрос с места.

— Я поднимал. Но вы меня проигнорировали.

— Да, я свидетель.

— И я видел.

— И я.

— Жанна Кирилловна, Волков не врёт.

Его поддерживают остальные студенты, и я, выдохнув, пытаюсь подавить растущее в груди раздражение. У меня была такая хорошая группа до появления в ней этого наглого субьекта. На работе я придерживаюсь делового стиля и при этом всегда ношу юбки. С юности не люблю брюки и никогда не позволяю себе выглядеть плохо или неженственно. Это мой личный пунктик. Так я ощущаю себя счастливее. И, тщательно отглаживая белоснежную блузку, я успокаиваюсь после очередного скандала с мужем. Когда Юра с похмелья, его всё раздражает, а я, уткнувшись в зеркало на нашем трюмо, рисую стрелки на глазах, так мне легче.

Но в данный момент узкая юбка-карандаш кажется злом номер один, потому что в отражении я вижу, как один наглый пацан не скрываясь пялится на мой зад.

Делаю вид, что вся эта чехарда с вопросом Волкова меня не касается, и возвращаюсь к теме занятия.

— Давайте представим, что у вас есть нарисованный эскиз, но вы ещё не знаете, как правильно управлять цветовой гаммой.

Волков снова поднимает руку. И я не могу не дать ему слова, поэтому, присев на край столешницы и скрестив на груди руки, киваю и наклоняю голову к плечу.

— Я понял, Жанна Кирилловна. Это довольно-таки частая проблема, ведь сколько хороших работ испорчено студентами, неправильно подобравшими цвета. Ну и для решения можно поискать похожие примеры у мастеров.

У него умные глаза и хорошо поставленная речь. И это тоже отчего-то выводит меня из равновесия. Лучше бы он был просто глупым и озабоченным. Вон как Семененко, который вообще меня не слушает и заглядывается на грудь Горбачевой. Правда, подобающе будущему художнику заглядывается: тихонечко ржёт и зарисовывает сиськи одногрупницы на листочке. А Волков вместо «похерено», говорит «испорчено».

— Молодец, Волков, — выдавливаю из себя силой. — А теперь давайте попробуем написать осеннюю композицию. Предлагаю выбрать один доминирующий цвет, а затем дополнительный цвет для акцентов. Например, охру использовать как фон, а горчичный или медовый как дополнительный цвет — для выделения основных элементов картины. Катюшенька, раздай, пожалуйста, цветовые схемы. — Прохожу между рядами мольбертов.

— А почему я — Волков, а Орлова — Катюша? — шёпотом интересуется мой студент, когда я вынуждена застрять возле одного из шкафов рядом с его мольбертом.

Нервничаю, никак не могу найти нужные, обещанные студентам схемы.

Распсиховавшись, дёргаю все ящики подряд. И, пошатнув шкаф, не замечаю, что стоящая наверху коробка с предметами для натюрморта: посудой, сложенной бумагой, пластиковыми фруктами, сосудами — грозится упасть мне на голову.

— Аккуратнее, Жанна Кирилловна, прибьёт ведь. — Подскакивает — единственный из студентов! — Волков.

Он бросается ко мне так быстро, что я даже вздохнуть не успеваю. Спасает.

И благодаря росту и силе легко придерживает шкаф, задвигает коробки на место.

На мгновение наши взгляды соприкасаются. Меня захватывает синева его глаз. И хоть я скоренько отворачиваюсь, понимая, насколько мои ощущения неуместны, всё равно торможу, почувствовав странную магию, сковывающую меня по рукам и ногам.

— Спасибо, Волков, — прочистив горло. — Держи, Катюш. — Сую студентке схемы.

А Андрей, усмехнувшись, отходит. Да, я всё равно не назвала его по имени. Но это моё дело, как обращаться к своим студентам.

Быстро сажусь на место, устраиваясь за преподавательским столом. Несколько раз меняю местами карандаши и ручки.

Затем объявляю:

— Уважаемые студенты-первокурсники, у вас сорок пять минут.

Обычная пара, всё совершенно как всегда: сейчас нарисуют, сдадут листы и пойдут на следующее занятие.

Вот только, вскинув голову, я снова натыкаюсь на дерзкий взгляд, такой жаркий и цепкий, что ему невозможно противиться.

Я пытаюсь игнорировать ситуацию, отвлечься. Привлекаю разум и здравый смысл. Ему девятнадцать! Он всего лишь пацан! Я его преподаватель!

Уткнувшись в бумаги на столе, пишу план. Но в груди само по себе расцветает странное и абсолютно некомфортное ощущение.

Глава 4

Дождавшись звонка с урока, я не двигаюсь с места. Переплела пальцы рук, оперлась локтями о стол и смотрю перед собой. Жду. Студенты поднимаются со своих мест, собирают вещи и по очереди идут ко мне. Кладут свои работы на край стола. Это всегда интересно и в то же время волнительно. Уже с первых пар видно, кто у нас тут Николай Константинович Рерих, а кто просто переоценил свои возможности. В любом случае все сдавали экзамены, поэтому все умеют рисовать.

В этом году ребята сильные. Даже Семененко я не могу назвать бездарностью. Ленивый просто. Если будет работать, то сможет подтянуть свои навыки.

Передо мной множатся рисунки золотых листьев, местами грязь и потёртости. Некоторым ученикам нужно поработать над подачей и техникой.

Начинаю собираться, складывая листы в папку, проверю позже и, сравнив, решу, кому какие ставить оценки. Хотя уже сейчас вижу общую картину и понимаю, как действовать дальше, каким образом составлять планы занятий.

Залюбовавшись эскизом Орловой, не сразу замечаю, что рисунки сдали не все. Одного не хватает.

Поднимаю голову, выискивая недостающий лист, и в этот момент ко мне на стол ложится последняя работа. Я просто в шоке.

Никак не прокомментировав то, что изображено, Волков кладёт свой рисунок на стол, стремительно покидая аудиторию. А мне остаётся только удивлённо рассматривать его творчество. И всё просто супер.

Только это не осень. Это я! Сидящая за столом. Мои волосы, руки, плечи. Моя блузка с тщательно прописанной округлостью груди.

— Волков, стойте! — кричу ему вслед.

Но он, как обычно, не слушается.

Меня это злит. Нарисовано шикарно, вопросов нет. У него великолепное чувство формы и цвета. Он отлично передал портретное сходство.

Но я вообще-то задала рисовать осень! Он мой ученик и обязан рисовать чёртову осень! Какого хрена он постоянно выводит меня из равновесия?!

Вот будет у нас тема «Тётки в блузках», пусть рисует тёток в блузках. А сейчас на повестке дня осень! С листиками, грибами и сухими ветками.

В совершенно растрёпанных чувствах вылетаю в коридор. Будь я умнее, я бы просто влепила ему неудовлетворительную оценку и отчитала бы при всех на следующей паре, но я зачем-то быстрым шагом иду за ним.

— Волков, немедленно вернитесь!

Упрямый, избалованный, чересчур много мнящий о себе малолетка. Он даже не оглядывается, просто исчезает в толпе студентов.

Вот же придурок! Что он себе возомнил? Зачем сделал это? Я сказала рисовать осень, значит надо рисовать осень. Интересно, на высшей математике он тоже решает не то, что задали, а что приспичит? Прибила бы!

Но в этот момент к кабинету сворачивает старший преподаватель Светлана Алексеевна Каретникова.

Я тут же возвращаюсь и прячу рисунок Волкова, словно это нечто постыдное и запретное.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна, как ваши дела?

Подталкиваю бумагу дальше, слежу, чтобы портрета не было видно.

— Отлично, а ваши?

Эта старушка в очках и парике вырастила не одно поколение наших выпускников. Я и сама у неё когда-то училась.

— Я к тебе за кое-какими материалами заглянула, а ты за студентами бегаешь. — Не особо спрашивая разрешения, копается в моём шкафу старший преподаватель. — Не слушается тебя этот Волков, да?

— С чего вы взяли? Я просто… Он просто забыл тут у меня…

— Паренёк необычный. Талантливый. Мне даже как-то обидно, что он сбежал от меня.

Она смеётся, и я с ней. Хотя внутри меня совсем не весело. Лучше бы Волков остался в её группе. И мне не надо было бы так много думать об этом.

Жду не дождусь, когда Светлана наконец-то уберётся из моего кабинета и я смогу снова достать тот рисунок, посмотреть на него ещё раз. И тут же разорвать в клочья. Я столько лет преподаю здесь, но никогда никому из студентов не приходило в голову изобразить меня. А Волков зачем-то это сделал, да ещё и взбаламутил всё моё нутро своим неслыханным непослушанием.

От его наглости и того, как он молча исчез, штормит до сих пор.

Его рисунок очень чувственный. Горячий, утончённый, насквозь пропитанный плотским желанием. Порву, обязательно порву! Решено. Взгляну ещё раз — и порву.

Глава 5

Когда в нашем университете построили бассейн, всем преподавателям выдали абонементы на посещение. Многие отказались, объяснив это тем, что не любят мокнуть, а мы Саней с радостью ухватились за эту возможность. Приятно окунуться в прохладную воду и плыть, ни о чём не думая. Это хорошо отвлекает от насущных проблем.

Вот и сегодня после пар мы с подругой в бассейне. Я стою перед зеркалом, старательно натягивая на голову резиновую шапочку.

— У тебя крутой новый купальник, детка?! — Проходя мимо меня, подруга в шутку с размаху бьёт меня по правой ягодице.

Вскрикиваю.

— Саня! — смеюсь. — Ты что творишь? Просто вчера мы ходили в «Спортмастер» покупать малому новую форму для борьбы, и я увидела это чудо. Карпенко, конечно, возбухал, что дорого, но я всё равно купила.

— Шикарный! Казалось бы, простой, чёрный и слитный, но у тебя в нём такая восхитительная грудь и круглая попа. Всё так аппетитно подчёркнуто. А эти лямочки и полосочки, м-м-м… В общем, Жанн, конкретно так одобряю. Очень идёт!

— Спасибо, — улыбаюсь, — всё равно здесь никого не бывает по вечерам, кроме нескольких престарелых преподов, поэтому эта покупка больше для себя. Люблю всё красивое.

— Вот увидишь, сейчас кто-нибудь из наших дедов получит инфаркт и утонет с последней в жизни эрекцией.

— Саня, прекрати меня смешить!

Выходя из душевой, мы продолжаем смеяться и толкаемся словно школьницы. В коридорчике возле ножной ванной, пересекаемся с нашим штатным тренером по плаванию.

— Девочки, у вас сегодня компания, надеюсь, вы не против. Я тут пацанов выбрал и взялся готовить их на городские соревнования. Дорожек много, думаю, поместимся. Мы первую займём, а вы, если боитесь, что парни вас обрызгают, идите на последнюю.

— Виталя, в нашем возрасте уже нечего бояться. Мы рады компании парней. А ты как сам?

Между ними завязывается беседа. А я без задней мысли осматриваю помещение. И, когда натыкаюсь на тех, кого собрался готовить Виталий Валентинович, у меня от ужаса закладывает уши.

У противоположного края стоят, очевидно, лучшие пловцы нашего факультета, и один из них — Волков.

Отлично! Вот только этого мне сейчас и не хватало. После инцидента с рисунком мы, к счастью, больше не сталкивались. Пара у его группы только во вторник. И вот я уже успокоилась и решила провести время с подругой в бассейне, как снова нарвалась на него.

Моё приподнятое настроение моментом снижается до нуля.

Узнав лицо Волкова, стараюсь не смотреть в его сторону, мне совершенно неинтересно, что у него там отросло к девятнадцати годам.

Но кожей чувствую, как он, не стесняясь, жадно и ненасытно блуждает по моему практически обнаженному телу.

Внутри сами по себе искрами вспыхивают постыдные мысли. И, несмотря на то что в бассейне прохладно, мне очень-очень жарко.

Как преподаватель, я понимаю, что обязана продолжать ставить его на место и смотреть в стену, но как женщина… Как давно нелюбимая и чертовски одинокая женщина, я не могу оторвать от него взгляда.

Какого хрена он так хорошо сложен? Он должен быть худым и тщедушным! Его кожа не имеет права быть такой идеальной и блестящей. Где прыщи? Угревая сыпь? Где редкие, противные волосы?

У проклятого Волкова длинные ноги, узкая талия, широкие плечи и влажные чёрные плавки, которые облепили его и ни черта не скрывают.

Мне стыдно. Я озабоченная, недолюбленная женщина, как иначе объяснить моё мгновенное внимание к тому, что даже там Волкову есть чем похвастаться?

Он, как и я, только что вышел из душа, и по красивому атлетичному телу моего студента стекает вода. А зачёсанные назад влажные волосы делают его ещё привлекательнее.

Увидев, что я его рассматриваю, Андрей расплывается в грязной улыбке, заставляя меня стесняться своего любопытства и купальника. Кошмар. Вот меньше всего на свете я хотела блистать в нём перед этим наглым студентом.

Всё! Хватит! Это невозможно! Я его преподаватель. Разворачиваюсь и иду к лестнице, аккуратно спускаюсь в чашу, примерно так, как делают утки, намочив одну лапу за другой.

А Волков разбегается и прыгает, уходя под воду с плавностью дельфина. Он тут же пропадает под изумрудной гладью бассейна, затем снова появляется на поверхности. Кошусь в его сторону, не переставая медленно плыть. Вода заманчиво окутывает его рельефное тело. Периодически Волков опускается к самому дну и плывет вдоль него, уверенно и смело, как будто ему вовсе не нужен воздух. Я вижу, как во время движения работает каждая его мышца, он красиво действует руками и ногами, его спина идеально ровная, и в какой-то момент я вообще не соображаю, что нельзя так откровенно и бесстыже следить за его перемещениями.

В отличие от Волкова, я по воде передвигаюсь как тётки на пляже: медленно, капельку дёргано, боясь замочить прическу и размазать макияж.

Ну блеск! Что тут ещё скажешь? Волков без конца на меня глазеет, красив как бог, шикарно рисует, великолепно плавает и, судя по плавкам, у него большой член. Замечательно! Это именно то, что я должна знать о своём студенте.

Вздохнув, упорно плыву. Саня никак не залезет в воду, а я продолжаю свои лягушачьи перемещения, решив считать круги. Устаю после пятого. И, ухватившись за бортик, просто болтаю ногами. Но вот место выбираю совсем неудачное. Слишком близко к банде будущих чемпионов мира.

Уткнувшись в мокрую синюю плитку, я изо всех сил стараюсь вспомнить дела, намеченные на вечер. Сердце снова колотится, несмотря на то, что я думаю о стирке, уборке, колбасе и закончившихся пакетах для мусора.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна. — Подныривает, приподнимая над головой разноцветный, закреплённый крючками на обеих торцевых стенках бассейна канат, Волков.

— Здравствуйте, Волков. — Всё ещё болтаю ногами.

Мне некомфортно рядом с ним. Он почти голый в воде, и это неправильно.

Мой студент останавливается рядом, в тысячный раз нагло оглядывая.

— Вернитесь к тренеру! Вас ждут важные соревнования. Нужно много работать.

Глава 6

— Саня, можешь заменить меня на третьей паре? Я сейчас в очереди на УЗИ сижу, совсем забыла, что у меня пара у первокурсников, и записалась не на то время, а отказываться не хочу. Живот болит часто. Надо бы разобраться.

— Мужика тебе надо да погорячее, чтобы драл как сидорову козу, тогда никаких проблем по-женски не будет.

— Спасибо, моя романтичная подруга, заслуженный преподаватель и гордость университета.

— Может, Светлану попросишь? Я так-то экономику преподаю, могу научить экономически грамотно рисовать.

— У Светланы ротовирус. На столе план занятий, справитесь. Первый курс, ничего сложного.

— Я могла бы кофе попить и полазить в социальных сетях в это время, а не с твоими мелкими сосунками возиться. Ещё и первый курс, лучше бы выпускников, я бы между делом хоть мужиков разглядывала. А эти вчера смесь ели и кашу из коробки, не на кого даже попялиться.

— Я тоже тебя люблю, подруга. — Кладу трубку.

Вспоминаю Волкова в плавках. Да уж! Определенно не на кого смотреть. Вздыхаю, пряча телефон. Конечно же, я не забыла о том, что у меня пара. Просто после случая в бассейне стараюсь избегать Волкова. Он мне такой комплимент отвесил, что я потом полночи во сне фильмы Тинто Брасса смотрела. С нашим — моим и Андрея — участием, естественно.

Позор! Дожила! Как малолетняя дура прячусь от студента. Специально записалась на УЗИ именно на время его пары. А вдруг повезет, и он перекинет свое внимание на Сашку? Она красивая и куда активнее меня, сможет его отшить одной левой. Так-то она больше болтает, а на деле ни разу мужу не изменяла.

Взглянув на вышедшую из кабинета девушку, в уме подсчитываю, что моя очередь только через два человека. Снова думаю о своём. Что делает нормальная женщина в такой ситуации? Правильно, жалуется на обнаглевшего студента мужу. Но, если я расскажу Юре о студенте, прямым текстом заявившем, что планирует вздернуть на меня… А я ничего ему при этом не сделала... Совсем ничего! Он будет орать, что я сама виновата.

«Допустила!» «Позволила!»

«Показала, что можно!» Что он «разочарован и не этому учат в пединституте!»

На что я надеюсь? Я жду, что Волков остынет. Он молодой, импульсивный, горячий и влюбчивый. В девятнадцать всё на разрыв. Сегодня припёрло, завтра отпёрло. В университете полно красивых девушек его возраста. Пройдёт время, и он сам отстанет.

Сделав все необходимые процедуры и просидев оставшееся до пары время в кафе, я направляюсь к университету. Необходимо готовиться к следующему занятию.

Захожу в свою аудиторию и сразу же иду в каморку, примыкающую к кабинету. Работы сложены на столе. Мне интересно узнать, как ученики поработали в моё отсутствие. Замираю с рисунками в руках. Улыбаюсь. Много хороших, парочка отличных. А вот и работа Волкова.

На этот раз он рисовал по теме урока, заменявшую меня Александру Александровну изображать не стал. И это радует.

Вернее, мне всё равно. Естественно.

Но, я думаю, он молодец, что прислушался и стал работать. Мотнув головой, перекладываю листы дальше.

Уткнувшись в рисунки, не замечаю, что в каморке уже не одна.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна.

Дёргаюсь от неожиданности. В груди застревает воздух. Это его «здравствуйте» загонит меня в могилу.

Не оборачиваясь:

— Здравствуйте, Волков.

— Вы узнали меня по голосу?

— Я узнала вас, Волков, по наглости. Ни одному студенту из пяти потоков не придёт в голову вломиться в мою каморку без особой надобности.

Слышу шаги и скрип половицы за спиной. Тело обдаёт жаром доменной печи.

— Видел, как вы шли на работу, а потом пропустили нашу пару. Я волновался за вас, Жанна Кирилловна. Подумал, что с вами что-то случилось.

Сдерживаюсь, стараясь дышать ровнее и не показывать дурацкого волнения. Да что со мной такое, чёрт побери? Он просто пацан. Он молодой и дерзкий. Я умнее, старше, опытнее. У меня же есть мозги!

— Волков, что там у вас сейчас по расписанию? — По-прежнему стою к нему спиной, рассчитываю, что уйдёт.

Дрожащими руками навожу порядок. Надо послать резче, но я отчего-то тяну.

— Архитектурная физика, — шепчет Волков.

Уверена, он совсем близко.

— Вот и идите на физику. Предмет сложный, требует много внимания. А у меня сейчас четвёртый курс вазу с рябиной рисовать будет. Нужно успеть соорудить постановку.

Чувствую его близость. Надо покинуть это замкнутое пространство, уйти в аудиторию, там скоро соберутся студенты, у Волкова не будет шансов. А ещё всё-таки надо написать на него докладную. Так больше продолжаться не может.

Здесь душно. Мало кислорода для нас двоих, и я уже не могу контролировать дыхание. Плечи опускаются и поднимаются. Пульс лупит под сотню.

— Жанна Кирилловна, я хотел попросить прощения. Мои слова в бассейне были ужасны. Примите мои извинения.

Он цепляет меня за живое. Извиниться?! Ну ведь это же хорошо! Просто замечательно! Это правильно! Студент обязан уважать преподавателя. Вот на этом и остановимся, разойдёмся, сохранив дистанцию.

Я поворачиваюсь к нему.

Но, оказавшись лицом к лицу, тут же тону в плену глубоких синих глаз. У него умный, взрослый взгляд. Слишком разумный для его возраста.

Не может быть такого! Не должно быть!

Ему всего девятнадцать! Он молодой дурак, я уверена.

Волков опускает руку вниз и, не переставая смотреть мне в глаза, поднимает рюкзак. Теперь он между нами. И это замечательно, но, вжикнув молнией, Волков выуживает оттуда красную розу.

Опускаю глаза на крупный алый бутон. Помню, как Сашка радовалась, когда будущий муж преподнёс ей на свидании такую же, она говорила, что одна красная роза как бы говорит: «Ты — всё, что у меня есть». Мол, это признание в любви. Она символизирует загадочность и романтизм.

Но я-то его учительница! Я его преподаватель!

Оскорбившись, дышу ещё чаще.

— Что это такое, Волков? Вы с ума сошли? Уберите сейчас же! Это совершенно неуместно!

Глава 7

— Жанна, ты там? — Громкий стук в дверь. — Пара началась, тебя студенты ищут!

Очнувшись от порочного дурмана, отталкиваю от себя Андрея. Хватаюсь за край стола, дальше за учебный анатомический скелет и, чуть не повалив чудный костный набор, припадаю к стене. Поворачиваю голову, смотрю на своего студента и дышу как в последний раз.

Волоков улыбается. Да так широко, словно только что произошло нечто восхитительное и чудесное. Кто-то из коллег продолжает долбить в дверь. А мой студент совершенно спокойно поднимает руку и подносит к губам палец. Просит молчать. Одна дверь из лаборантской ведет в коридор, а вот та, что в аудиторию, давно забита и завешена гобеленовым панно, увеличивающим звукоизоляцию.

— Тише, — шёпотом. — Жанна Кирилловна, делайте вид, что вас здесь нет. Уйдёт, потом выйдете.

Кошусь на него, поправляя волосы. Какая прелесть. Только что искусал мои губы в кровь, а теперь проявляет уважение, продолжая называть на вы.

Он выглядит сытым и довольным собой. Меня это бесит. Поэтому я бросаюсь на него с кулаками, ругаясь шепотом:

— Это всё из-за тебя, Волков! Почему нельзя было просто уйти?

А он снова смеётся, ловит меня в объятия и прижимает к себе, гладит спину и как бы невзначай прихватывает ладонями за ягодицы.

— Ты вообще, что ли, Волков?! — перехожу на рычание, выворачиваясь из его лапищ. — Как ты себя со мной ведёшь?

— Простите, Жанна Кирилловна, — поднимает руки, извиняясь. — Давно хотел это сделать, она у вас такая классная.

Закатываю глаза.

— Кошмар! — Зарываюсь пальцами в волосы и начинаю ходить по кабинету. — Что я натворила? — практически плачу. — Я себе этого никогда не прощу.

— Да ладно, не стоит так убиваться, ничего же ещё не было.

«Ещё» — вот это меня особенно впечатляет. То есть этот молодой гадёныш уверен, что я ему отдамся полностью. Ну зашибись, Жанна Кирилловна, как говорится — дожили.

— Другими словами, по-твоему, между нами сейчас ничего не было?

— Просто поцеловались.

— Просто поцеловались? — удивлённо приподымаю брови, находясь в легком шоке.

— Ну да, — опять улыбается, игриво смотрит. — Просто поцеловались.

Вот вам, пожалуйста, первое возрастное отличие. Ему с кем-то переспать — как в туалет сходить, а у меня, кроме Юры, между прочим, всего один парень был. До него.

— Ладно, всё! Мы оба сделаем вид, что ничего такого не произошло. Ты будешь учиться, я работать. И крайне неприятный инцидент канет в лету.

Волков внимательно за мной наблюдает. Никак не комментирует моё пламенное выступление. В коридоре вроде бы тихо, и я иду к двери, прислушиваюсь, собираюсь открыть.

— Стойте, Жанна Кирилловна. — Подходит ко мне, поднимает руку и прикасается пальцами к лицу чуть выше губ, дёргаюсь, стараясь отстраниться, но он настаивает: — Я вам помаду по всему лицу размазал. Если кто-то увидит нас вместе, и эти ваши алые разводы, сразу же станет понятно, чем мы тут занимались.

Он трёт мои губы и поверхность вокруг них, легонько прикасаясь подушечками пальцев. А я снова впадаю в оцепенение.

Мне нравится чувствовать его руки. И это ужасно, я ведь уже решила, что всё у нас было ошибкой. Но пол капельку покачивается, когда я замечаю, как стекленеет его взгляд. Мои собственные щёки вспыхивают, и, несмотря на все доводы разума, я хочу поцеловаться с ним ещё раз.

Он прав, меня к нему тянет.

И хотя я кричу, возмущаюсь и сопротивляюсь, физически желаю его не меньше, чем он меня.

Какая ж я озабоченная, старая дура! Просто немыслимо.

Я шумно выдыхаю через нос. Комок страсти вокруг нас нова сгущается. И Андрей, конечно же, чувствует это, но убирает руку, отступая. Отвожу глаза в сторону. Молодец. Правильный шаг, трезвое решение.

— Ну вот и всё. Теперь нормально. Нельзя заставлять ждать студентов, — комментирует свой поступок Волков.

А я отчего-то ощущаю себя обворованной.

Заглядываю в зеркало. Теперь всё нормально. Я могла бы стереть помаду сама, но зачем-то позволила это сделать Андрею. Ну что за каша варится у меня в башке? Ну ведь снова ошибка. Отстраняться надо, как можно дальше. Абстрагироваться по полной, чтобы у него даже мыслей не было закончить начатое.

— Так и не разложила рябину вокруг вазы. — Беру необходимые для натюрморта предметы.

— А я опоздал на физику.

Открываю дверь и, подметив, что в коридоре никого нет, выпускаю его.

— Скоренько иди на пару и помни, что обещал мне.

Смотрю в жадные синие глаза.

— Я ничего не обещал, Жанна Кирилловна, до скорой встречи. — И уходит, закинув лямку рюкзака на плечо.

«Какой ещё встречи? Надеюсь, он имел в виду пары».

Хочу крикнуть ему вслед, но понимаю, что опозорюсь ещё больше.

И так грудь болит, сердце колотится, ноги ватные, как после трех бокалов шампанского. А ещё губы… Они просто горят огнём.

Ладно, всё уже в прошлом.

Хорошо, что остановились и поговорили. Он видел мою реакцию и больше не полезет, он же умный парень, не дурак. Понимает же, что у меня ребёнок, что я замужем. Вот если бы я стала радоваться, то другой вопрос. А так сразу ясно, что нет. Думаю, всё забудется.

Оглядевшись, прижимаю к себе вазу и, закрыв каморку наконец-то иду в аудиторию.

Всё нормально. Всё как всегда: работа, продуктовые магазины и дом, иногда почта и увеселительные мероприятия.

Ничего не изменилось. Буду считать, что мне почудилось.

Глава 8

Устав как собака, разнервничавшись и передумав всё на свете, я выключаю свет и закрываю аудиторию.

Переживаю. А вдруг тот, кто стучал в дверь, пока мы были с Волковым внутри, понял, что я не открыла. И начнёт расследование.

А ещё камеры… Во всех коридорах университета есть видеонаблюдение, хотя, с другой стороны, ну и что? Это же не значит, что вошедший в мою каморку Волков делал со мной что-то непристойное. Он же не без трусов оттуда вышел.

Голова разрывается. Я изменила мужу! Ну не совсем, это же просто поцелуй.

Иду по тёмному коридору, вся в своих мыслях.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна!

Вздрагиваю. Испугалась, господи, решила — опять Волков.

— Здравствуйте, — отвечаю студенту пятого курса.

Смеётся, заметив мой испуг.

Но я моментом про него забываю.

Поцелуй — это не измена. А что тогда измена? Секс — измена, да, определенно. Поход в ресторан, романтический ужин, ночь в гостинице, ну это однозначно измена.

Спускаюсь по лестнице.

Кого я обманываю? Я, без сомнения, изменила Юре, даже если учесть, что Волков набросился на меня с поцелуями. Потом-то я с удовольствием целовала его в ответ.

Выхожу из стен университета, на улице прохладно. Это немного остужает голову, но я не могу отвлечься. Всё размышляю о том, что произошло. Женщин на измену толкает недостаточная эмоциональность в отношениях: стало меньше ласковых слов, цветов, взглядов.

Да какие там цветы? Для меня радость, что Юра не орёт и не нажрался в очередные выходные.

И вот такая замужняя, но одинокая женщина ищет обожания на стороне. Всё логично.

Однако это не про меня, дальше я не пойду, не хочу обманывать. А о поцелуе никто не узнает. Не думаю, что Волков начнёт трепаться направо и налево. Но!

Но что, если он и вправду поспорил? Вдруг тайком снимал нас на видео? Впрочем, вряд ли, его руки всё время были заняты.

С другой стороны, кто их знает этих молодых и современных? Может, у него на карман рюкзака пришпандорена какая-нибудь микрокамера?

Сейчас сидит где-нибудь в общаге и ржёт с друганами над моей горячей страстью. Я для них милфа — «мамочка, которую я бы с удовольствием трахнул».

Какой ужас! Всё это пробирает меня до костей и заставляет трястись всем телом. Не дойдя до остановки, сажусь на лавочку.

У меня сейчас от волнения двести двадцать давление поднимется, отнимется вся правая сторона тела, меня перекосит, и Волков навсегда отстанет.

Ну как же так, а? Я не должна была допустить этого. Просто не имела права! Безусловно, измена начинается с мыслей. Но если уж совсем честно, то первым шагом к измене является поцелуй. И речь идёт о настоящем чувственном поцелуе, как у нас с Волковым, а не о лёгком прикосновении к щеке. Потому что губы в сотни раз чувствительнее кончиков пальцев. Немудрено, что целуясь с Волковым, я ощутила такой стресс для всего организма. Говорить о его невинности попросту не приходится.
В то же время я уверена, что у нас с ним совершенно разное отношение ко всему, что произошло. Он сам это подтвердил. Не зря говорят: «Женщина всегда держит в памяти первый поцелуй, а мужчина не помнит даже последнего». Во время поцелуя происходит определение, мы как бы решаем, хотим сексуальных отношений с человеком или нет. Помню, сколько раз теряла интерес после первого поцелуя. Вспоминаю губы Волкова на своих губах и снова покрываюсь мурашками. Да уж, потеряла, так потеряла.

Надо идти домой. К мужу и сыну! Стирать, гладить, готовить ужин! Обернувшись, вижу стайку студентов первого курса и прибавляю шагу. Вдруг там, среди них, есть Андрей.

В этот момент звонит Саня:

— Ты чего не подождала меня? То же мне подруга.

— Прости, я совсем забыла.

— Небось с Ленкой замутила? С секретаршей нашей? Знаю я тебя. Как пару заменять — так Саня, а как на автобусе ехать — так с Ленкой.

— Да нет, я просто…

Выворачиваю за здание и натыкаюсь на Волкова. В тысячный раз пугаясь. Не могу придумать, что сказать подруге, так и пялюсь на него широко раскрытыми глазами. Машу рукой, чтобы уходил, а он лишь посмеивается и пристраивается рядом.

— Саня, я тебе потом перезвоню.

— Что? Карпенко, не смей! Нашей дружбе конец!

Но я всё равно отключаюсь, потому что идущий рядом со мной Волков — проблема номер один.

— Отойди от меня, пожалуйста, нас сейчас половина студентов университета увидит.

— Я просто хочу уточнить у вас некоторые моменты по домашней работе. Не стоит так нервничать, Жанна Кирилловна. — Шёпотом добавляет: — Сами себя выдаете.

— Нарисуй дом и деревья с листиками. Всё! Этого достаточно!

— Вы на автобусе ездите?

— Я езжу как хочу, Волков. Это никаким образом не касается моих студентов.

— У меня тачка. Могу вас подвезти.

Смеюсь. Мы сворачиваем на пустую дорожку между зданиями. Так проще сократить дорогу, здесь мало кто ходит, я могу скорее отправить Волкова восвояси.

Внутри всё закипает от злости.

— Ну почему ты не можешь оставить меня в покое? Мы же договорились, что ничего не было. Просто иди своей дорогой.

Волков останавливается передо мной, смотрит без тени страха. Игриво и даже ласково.

— Такой обмен слюной, как произошел у нас, Жанна Кирилловна, — это шаг навстречу близким отношениям. И неважно, что вышло всё внезапно-неожиданно. Это сигнал о готовности изменить мужу, — подмигивает. — И это были не понты, вы были искренни.

Сжимаю и разжимаю ремешок сумки. Так-то он прав, и с Юрой у нас давно только общий сын. Но я не могу в этом признаться. Наверное, жду, что муж одумается и перестанет себе устраивать «разгрузочные» выходные. Ведь была же у нас любовь, и ребенок есть общий, и семья сложилась не просто так, а потому что нам было хорошо вместе. Он ведь умный, воспитанный, интеллигентный, а как выпьет — дурак.

Снова звонит Саня. Сбрасываю, оборачиваясь, смотрю по сторонам. Вроде бы никого нет. Снова на Волкова. Знаю, что безумная страсть между нами будет расти, раздуваться, переходить из одной формы в другую, потянет за собой другие грехи…

Глава 9

Не люблю, когда у меня первая пара. Приходится носиться туда-сюда как угорелая. Малого в школу, мужа на работу, предварительно отутюжив ему белую рубашку. Да и проверить всё: утюг, розетки и плиту, чтобы не сжечь квартиру.

А ещё автобус, который в это время набит битком. Терпеть не могу общественный транспорт. Раньше у нас была машина, и Юра отвозил меня на работу, после ехал на свою. Но потом он стал всё чаще расслабляться, ему было лень её ремонтировать, заправлять, мыть, и в итоге он решил её продать. Мы сильно поругались, но он не стал меня слушать. Сам Карпенко часто ездит на такси, особенно с перепоя, а мне на этот вид транспорта денег жалко, поэтому я купила проездной и бегаю на автобус.

Сегодня чуть не опоздала. А на входе учинили ректорскую проверку. Слава богу, дежурные преподаватели смотрели в другую сторону.

По коридору пришлось буквально лететь.

Первую пару отвела в полусонном состоянии. Спустилась в кафе, купила чашку американо и бутерброд с подсохшим сыром. Занималась полночи подработкой и совершенно не выспалась. Позавтракать тоже не успела. Замазала тональником синяки и намутила на голове хвост. Потому что вечером помыть поленилась, а с утра не успела. Ладно, так тоже нормально.

Сейчас у меня живопись у третьего курса. Я уверена, что хороший рисунок — это немалая заслуга педагога. Я предложила студентам самостоятельно выполнить работу на тему, которая была в аудитории, и хочу посмотреть, насколько беднее и беспомощнее будет этот рисунок, до какой степени он будет отличаться от рисунка, созданного под моим руководством.

Глубоко задумавшись, вставляю ключ в замок двери, ведущей в аудиторию, и вдруг отвлекаюсь на женский смех.

Студенты часто ржут на перерывах, и это нормально, но я вижу, кто конкретно веселится. И в горле словно что-то застревает. Ладонь с ключом вспыхивает жаром, её как будто прожигают сигаретой.

Волков и его длинноволосая блондинка, не скрывая своих чувств, обнимаются у моей аудитории. Он полностью сосредоточен на ней.

В последнее время его не было видно, и я немного успокоилась. Но при виде того, как он прижимает к себе эту шмару…

Нет, так нельзя.

Как он обнимает эту девушку, как смеётся, практически рот в рот. Как смотрит на неё, не отрываясь, как поправляет лямку её рюкзака... Мне становится тошно. Мне некуда деться, и я не могу перестать на них смотреть. Накрывает эмоциями. С новой силой.

Они стоят возле кабинета архитектурного черчения. Всё логично. Тадеуш Константинович любит держать студентов в коридоре. Так что ничего удивительного, что они расположились здесь и ждут свою пару. Правда, блондинка у меня не учится. Я вообще не знаю, в какой она группе. И не хочу знать.

В глазах темнеет, ноги тяжелеют. Нет, не так… Они словно вата, чувствую необъяснимое истощение, невыносимый звон в ушах, ничего не слышу, в глазах темно, беспросветный мрак. Я будто бы падаю! Почему?! Он мне никто. Я про него вообще ничего не знаю.

Вот про Юру знаю. Про то, что он не любит картошку и обожает макароны. Что он храпит, предпочитает спать с женой валетом, вечно недоволен матрасом. Смотрит ютьюб-ролики про лечение поясницы и кулинарные передачи с рецептами, которыми никогда не пользуется.

А кто такой Волков?

Малолетка, который при первом же отказе нашёл себе другую.

Нашёл?!

Да она у него была. Он тупо предлагал мне переспать, встречаясь с ней. Тут даже думать нечего. По положению тел сразу понятно, что у этих двоих есть интимные отношения. Проще говоря, они трахаются. Жёстко, как он любит.

Влетаю в кабинет, хлопнув дверью. Спохватившись, возвращаюсь к ней, приоткрываю и снова закрываю, понимая, как это тупо.

Я не специально. Это всё сквозняк.

Наверное. А может, и я. Потому что уже не понимаю, что делаю.

Он же сказал, что не дурак и всё понял. Откланялся, отступил и продолжил с другой. Он молодой, а молодые только и делают, что развлекаются. Клубы, вечеринки, сходки, вписки…

У меня сейчас пара.

Это не может быть ревностью. Ну какая к чёрту ревность?! К незнакомому пиздюку? Глупости.

Правда, я не выкинула розу, а поставила её в вазу в каморке. И портрет не порвала. А надо бы.

Мои эмоции облепляют стены, потолки, носятся в воздухе такими тучами, что я не могу сидеть за своим столом и хожу по аудитории, размахивая руками, прищурившись и плотно стиснув губы.

Это всё потому, что я никому не нужна была со своим мужем и ребёнком, давно привыкла к стабильности и серости, а он налил на меня цветной краски, поманил пальцем, зажал в углу, вот я и поплыла. На его месте мог быть кто угодно. Ерунда это всё.

Пройдёт! Мне некуда деться. Я должна работать!

Студенты начинают наполнять аудиторию. Со всех сторон в уши проникают смех, разговоры и грохот устанавливаемых мольбертов. Но я никого не вижу. Успокаиваю сама себя, думаю о ерунде, например о том, куда деть голубцы, привезённые свекровью. Выбросить жалко, Юра их не ест, Миша тоже, а мне одной очень много.

Староста кладёт мне на стол журнал посещаемости.

Вздрагиваю, увидев надпись.

— Как первый курс?! У меня же третий сейчас.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна. А вы не в курсе? Тадеуш заболел, и мы к вам.

Проверяю расписание.

Веду пальцем по распечатке, но совершенно не понимаю, что в ней написано.

— А третий курс?

— А третий курс пошёл на физру. Они потом к вам придут.

— Я должна разобраться! Что за непонятные замены без моего согласия?

Раньше я бы даже не заметила. Просто провела бы пару, и всё. Но это группа Волкова, и меньше всего на свете я сейчас хочу видеть его бл*дскую рожу. Пошёл он к чёрту, идиот малолетний.

Вылетаю в коридор и обнаруживаю, что тот, о ком я только что думала, не торопится в аудиторию. Он по-прежнему стоит со своей юной потаскухой.

И, громко стуча каблуками, я пролетаю мимо них.

Он даже не здоровается. А ведь пара уже началась. Ну, раз человеку мои занятия не нужны, значит он получит соответствующую своей работе оценку.

Глава 10

Первое время я думала, что он притворяется. Специально попадается мне на глаза, раз уж я ему отказала. Пробуждает во мне эмоции, пытаясь вызвать ревность. Но потом поняла, что он просто встречается с ней и ему нет никакого дела до моих эмоций.

Он ходит с ней за руку. Он провожает её, возит на своей машине. А на моих парах смотрит только в мольберт. Значит, интерес пропал.

Сейчас у меня в аудитории второкурсники, и я, читая теоретическую часть, совершенно случайно подхожу к окну, продолжая рассказывать:

— Своё название станковая живопись получила от слова «станок», под которым подразумевается мольберт. Истинные художники, привыкшие писать всегда и везде, практически никогда не расстаются с этим…

Отодвигаю тюль.

За моим окном расположена студенческая аллея, и под деревьями в ряд стоят лавочки. На одной из них сидит Волков со своей девушкой.

Я тут же теряю мысль. Замираю, глядя на то, как он прислоняется к ней, как смеётся, как обнимает её за плечи. Разве это может быть для меня? Откуда он мог знать, что я увижу его из окна своей аудитории?

Ему девятнадцать — самое время сидеть на лавках и целоваться до заката.

— Жанна Кирилловна, с вами всё в порядке?

Чувствую, как само собой ускоряется сердце. Видимо, я отвечаю не сразу. Потому что студенты окликают меня ещё раз. Поворачиваюсь к окну спиной.

Надо попить седативные средства. Сделать какие-то процедуры. Это ненормально. Надо лечиться.

— Простите меня. Задумалась. Да. На чём я остановилась? — смотрю на студентов, стараюсь улыбаться. — Установив холст на мольберт, художник имеет возможность писать интересный ему сюжет без искажений, как это бывает, если рисовать сидя за столом, и время от времени отходить подальше от работы, чтобы оценить на расстоянии.

Втянув воздух носом, подхожу к столу и начинаю рыться в своих планах. Волков не хороший человек. Он плохой мальчишка. Хороший человек не пристаёт к замужней женщине, чтобы тут же переключиться на молодую. Разве я могу что-то испытывать к плохому человеку? Конечно нет, я же не дура.

Поэтому это всё мне кажется.

— Так, давайте приступим к теме нашего урока.

С тех пор как я ему отказала, он в прямом смысле ни разу на меня не взглянул. Вообще ни разу. Разве так бывает? Совершенно точно — нет. Если человеку кто-то так запал в душу, как он разрисовал: мол, увидел меня первого сентября и с ума сошёл от влечения — разве может он так легко таскаться с другой? Спать с ней, целоваться. А вдруг не спал?

Внутри всё бурлит и рвётся на части, я должна знать правду…

Какую ещё правду?! Наплёл с три короба, не получилось, и отстал.

Я замужем, я его преподаватель, у меня ребёнок, я и так залезла в долг к своей совести. Хватит. Проехали.

Снова перекладываю вещи на столе и решаю больше к окну не подходить.

На краю вздрагивает входящим сообщением телефон.

«Я купил солёного сала. Хлеб есть? И малой хотел, но без хлеба не то.»

Откладываю мобильный и, потерев виски, просто смотрю, как рисуют студенты. Встаю, хожу между мольбертами.

Пара заканчивается, и я, собрав работы, спускаюсь в преподавательское кафе. Причём по пожарной лестнице, чтобы ни с кем особо не сталкиваться.

С Саней я давно помирилась, и она, заприметив меня, машет руками.

— Привет.

— Здравствуйте Жанна Кирилловна, я тут такие пирожки открыла для себя, они просто обалдеть какие вкусные. С мясом. А, не! Это с грибами, чёт я тупанула на кассе. — Откусывает и жуёт. — Хотела же с мясом.

— Не хочу есть. Выпью кофе, и всё. — Вешаю сумку на спинку стула.

— Если ты не будешь есть, ты быстро умрёшь, а у тебя уважаемый в преподавательской сфере муж и сын маленький, тебе надо есть.

— И стану толстой.

— Тебе, чтобы стать толстой, надо съесть весь поднос, причём несколько раз подряд.

— Не хочу поднос, хочу домой. — Переставляю чашку с кофе по столу.

— Может, в бассейн?

Вспоминаю, как сходила туда в последний раз и, поежившись, мотаю головой.

— Не хочу.

— Эй, Жанн, — заглядывает в лицо, — ты чего?

— Ничего.

— Нет, ты точно «чего», я тебя сто лет знаю. Юрка напился и достал тебя? Пил вчера?

— Пил вчера? — нахмурившись. Честно говоря, все дни уже спутались, даже не пытаюсь запоминать, когда он трезвый и когда с похмелья. — Не помню.

— А чё тогда злишься?

— Всё у меня отлично. Я не злюсь.

В этот момент к нам подсаживается секретарша.

— Привет, Жанночка! — Поворачивается: — Здравствуй, Александра.

— Так, ты давай не надо тут! — возмущается подруга, в шутку меня ревнуя. — Жанна — моя подружка. Не смей её забирать себе.

— Саня, прекрати.

Ленка хохочет, достаёт косметичку, пудрит нос.

— Кстати, слышали последние сплетни?

— Откуда? У Жанны одни кисточки да банки с краской, у меня — калькулятор. Откуда нам знать, кто с кем спит! Но ты же нам расскажешь? — скалится Саня и подмигивает, осматривая преподавателей.

— У нашего декана любовница. Зарина из архива. Чернявая такая, волосы до пола.

— Чё за Зарина? — спрашивает Сашка, жуя пирожок и хмурясь.

— У неё отец — цыган, представляете? — Помешивает чай ложечкой. — Они прямо в кабинете этим занимаются, зуб даю, я прям специально прислушивалась, — кривится.

— А-а, помню, она часто к нему таскалась.

— Во-от. Притащится и полчаса сидит там.

— Может, они что-то важное обсуждают, — пытаюсь защитить декана, ибо у самой моральный облик так себе в последнее время. — Это их дела!

— Как это их дела? Во-первых, ей лет двадцать, во-вторых, он же женат. Это же стыд! Я решительно осуждаю.

— Поддерживаю. Это срамота, надо вначале развестись, а уж потом вступать в новые отношения, — вторит Сашка. — Шутки шутками, но это просто позор. А что будет, когда люди узнают? А дети? У него же вроде двое.

— Да она молодая, какие с ней отношения? У них лет пятнадцать разницы. Это так, только потрахаться, и всё, — добавляет Ленка, зевнув и махнув рукой. — У таких пар никакого будущего. Я уверена, что они делают именно «это», потому что в кабинете тихо, а потом иногда легкий смех и скрип мебели.

Глава 11

— Идиот малолетний, — произношу шёпотом и отворачиваюсь.

А сама едва перевожу дыхание, усмирить беспорядочные удары сердца не получается.

Буфетчица интересуется моими желаниями, тычу в первый попавшийся пирожок, потом, опомнившись, беру ещё один — для Сани, тот, который она хотела, с мясом.

Рассчитываясь, снова поворачиваюсь и испытываю облегчение. Потому что Волков всё ещё пристально, не сводя глаз смотрит прямо на меня.

Это просто анриал. Самодостаточная взрослая баба радуется тому, что на неё глянул малолетний дырокол. Замечательно.

Но как бы то ни было, возвращаясь на место, почему-то ощущаю некий подъём настроения. И даже дышать становится гораздо легче.

Что за ерунда?

Чувствую странные потоки энергии во всем теле: пульсацию, тепло, приятное покалывание. Поражаюсь возникшим чувствам лёгкости и расслабленности. Ну зашибись, преподаватель Жанна Кирилловна. Отношения, которые вы заслужили.

— Ты взяла с капустой? — вытягивая шею, разглядывает мой пакет Сашка.

— Я взяла тебе с мясом и себе, кажется, с капустой. У них отличный выбор выпечки, — улыбаюсь.

Подруга радуется в ответ.

— Ты успела заточить один, ну признайся?

— С чего ты так решила?

— Настроение у нашей красотки улучшилось.

Пожимаю плечами и сажусь за столик, передаю подруге лакомство. У меня перерыв, расписание неудобное, зато можно посидеть и никуда не спешить, полазить в интернет-магазине в поисках новых осенних ботинок для Миши.

По звонку Лена спешит в деканат, Сашка встаёт вместе с ней. И, кивнув подругам, я погружаюсь в виртуальную реальность.

В одной из соцсетей замечаю просьбу добавиться в друзья и входящее сообщение. Узнаю крашеную голову на фотографии, пугаюсь. Всё удаляю, блокирую, запрещаю.

Швырнув телефон в сумку, капельку жалею, что, перед тем как всё уничтожить, не прочла его каляканье.

Мне прямо сейчас необходим горячий душ, ибо этот поход в кафе всё изменил и меня колотит. Поднимаюсь на свой этаж и, шагнув с площадки в коридор, в конце, у двери в свой кабинет, замечаю знакомый силуэт.

Он один, никого рядом.

Оглядываюсь по сторонам и, едва проглотив скопившуюся слюну, иду вперёд.

Это я здесь взрослая! Я главная! И то, что здесь, кроме него, никого нет, ничего не меняет. Он с этой девкой…

Ладно, какая разница? Вздёрнув подбородок, иду вперёд. Мне нет никакого дела до их отношений.

— Здравствуйте, Жанна Кирилловна,

Херушки, я не сдамся без бою.

— Здравствуйте, Волков. Ваша пара у меня в среду, так что до среды.

Он молчит, а у меня, как назло, заедает замок. Дёргаю ключ, не соображаю, как открыть дебильную дверь. Заклинило в самый неподходящий момент.

— Тебе вот так нравится, да?

— Что мне нравится, студент Волков?

Остановившись, поворачиваю голову.

Зря.

У него самые синие глаза, которые я когда-либо видела в своей жизни. И они зовут, манят, они хотят меня.

— Когда я с Машкой, а ты сама по себе.

— Я вообще-то замужем, — поднимаю руку, демонстрируя обручалку. — А вам, Волков, я советую вернуться к своей девушке и продолжать соса… целоваться с ней. А ещё лучше — заняться наконец-то учёбой.

Сама напомнила про его бабу. Выставила себя идиоткой, молодец!

— Ты видела, как я с ней соса... целовался? Как с тобой, рот в рот? Сама видела? Хоть раз?

Вообще-то, нет. Ни разу не видела конкретно поцелуев. Хихикали, обнимались, но в рот... Вроде нет. Не видела. Но надумала, конечно же. Сочинила и представила очень многое.

Продолжаю дёргать ключ.

А Волков наблюдает за мной, прислонившись к холодной стене щекой.

— Она невинна. Уж не такая я сволочь: портить девочку ради того, чтобы ты поняла, как тебе не нравится, когда я с другой.

Я замираю. Снова поворачиваюсь. Наши глаза не отпускают друг друга.

— Зачем ты мне это говоришь, Волков? — зло шиплю на этого обнаглевшего мальчишку.

Он становится серьёзным, глаза грустные, смотрят на меня с каким-то необъяснимым обожанием.

— А что мне делать? — Шагает ближе, напирает.

Надо бы оглянуться, проверить, есть ли кто-то ещё в коридоре, не идут ли люди, но я не хочу это прекращать. Хочу и дальше слушать его.

И он продолжает:

— Я не могу выбросить тебя из головы, Жанна. Бл*дь, да ты мне снишься почти каждую ночь. Я, — опускает голову, поджимает губы, смотрит на меня снова, — я пытался быть просто твоим студентом, но… Но меня к тебе слишком сильно влечёт. Когда ты оказываешься в поле моего зрения, мне тяжело себя сдерживать, просто надо было сказать сразу. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.

Сердце ухает куда-то вниз, а потом подпрыгивает вверх, и в ладонях пощипывает. В глазах идёт рябь.

— Уходи, Волков, просто иди на свои пары. — Продолжаю мучить себя и дверь.

Глава 12

У меня ничего не получается с дверью, и Андрей, шагнув ближе и взглянув с жарким желанием, кладёт ладонь на мои пальцы на ключе.

Холодный металл кажется раскалённым. Тут же убираю руку, отстраняюсь. Пусть поможет, и всё. Это нормально: если женщина не может открыть дверь, то мужчина ей содействует. В этом нет ничего такого. Даже если женщина — преподаватель, а молодой мужчина — её студент.

Но его признание…

Оно сковывает, лишая меня воли. Со мной что-то не так. Я взрослая тётя, но такого накала страстей никогда не испытывала.

Волков разбирается с замком, и ключ поддаётся. Какая интересная аллегория: эта дверь такая же бесхребетная, как я.

Захожу в аудиторию и, развернувшись к нему лицом, прошу выйти. Естественно строгим и ледяным тоном.

Вот только ему всё равно.

Андрей закрывает дверь на ключ уже изнутри и бросает рюкзак на пол.

— Волков, немедленно на пару! Что там у тебя?

Он не улыбается, и нахальства в глазах больше нет.

Только тоска, а ещё желание, такое мощное и горячее, что я непроизвольно отхожу от него в сторону. Пятясь, натыкаюсь на оставленный кем-то мольберт, отодвигаю его, прячусь.

Андрей молча идёт на меня. Чувствую себя маленькой птичкой, которую гоняет по клетке лев.

Захожу за свой стол, ставлю перед собой стул. Волков откидывает его в сторону. Тот с грохотом падает на пол. Господи, хорошо, что внизу преподает Наталья Прокопьевна, она местами глухая и капельку страдает Паркинсоном.

От решительности моего студента по коже ползут мурашки.

— Волков, ты понимаешь, что женщина должна быть согласна! Иначе это насилие!

А вот теперь он плотоядно улыбается. Смотрит исподлобья.

— Ты гораздо младше.
— Ну и что?
— Я замужем!
— Он тебя не достоин!
— Я твой преподаватель!
— У всех свои недостатки. — Усмехнувшись, загоняет меня в угол и, подтянув к себе, страстно целует в губы.

И, вместо того чтобы закричать, я охаю, моментально размякнув. Жадные поцелуи возбуждают. Обоюдное желание вспыхивает как бумага, облитая керосином. Страх и опасения уходят, растекаясь по рукам и ногам, как воск свечи. Отшвыриваю всё это в сторону. Оно больше не нужно!

И уже всё равно, что там дальше, очень хочется напиться его поцелуем. Мне просто необходимы эти горячие, наглые прикосновения рук и губ.

Кажется, уже не секрет, что нас тянет друг к другу магнитом. И эти ласки губами нужны не только Волкову. Поэтому я закрываю глаза и запускаю пальцы в его волосы. Надо бы кричать, срывая голос, но я медлю…

Как я могу остановить его, если мне и так его не хватает?

Мне категорически мало этих диких укусов, засосов и ласк. И чем сильнее он меня целует, тем больше мне нужно. Обоюдная шизофрения достигает апогея.

И нахально, с понтом пихнув меня к стене, Волков кладёт ладонь мне на грудь.

Слегка пугаюсь. Начинаю отбиваться, но он продолжает опаивать своим ядом, целует, дурит голову, перемешивая наши запахи и вкусы, параллельно расстёгивавя пуговицы на блузке и ловко проскальзывая ладонью в бюстгальтер.

Опять охаю и даже пытаюсь вытянуть его руку из лифчика. Но… но это приятно, и от желания я впадаю в маразм.

Сто лет меня так не трогали: жарко, страстно, горячо, как будто в первый раз. Невыносимо. Поэтому, когда Волков, нашарив сосок, начинает дразнить его ногтем, из груди вместо брани вырывается стон блаженства. Андрей напирает сильнее, трётся пахом, и я чувствую его адски большой член.

Если бы я только могла остановиться, то обязательно пустила бы в ход голову, но я абсолютно точно забыла, где у меня мозги и как они включаются.

Андрей теребит мой сосок и мучает укусами губы... Вожделение застёгивает на моих запястьях невидимые наручники. Кайф разливается по всему телу, и я плыву по течению страсти, чётко ощущая, как в груди останавливается сердце.

Воспользовавшись моим помутнением, он тут же засовывает в лифчик вторую ладонь. Тело погружается в горячую ванну, оно одновременно расслабляется и получает невероятное удовольствие.

— Какие у вас классные сиськи, Жанна Кирилловна, — выдает сомнительный комплимент Волков и, перестав мять грудь руками, наклоняется к ней ртом.

Языком обводит вершину и, взяв в рот, начинает сосать. Твою мать! Импульсы наслаждения колют тело иголками. Кайфуя, я не отдаю себе отчета в том, что, заняв губы моей грудью, Волков оттягивает меня от стены и начинает гладить ладонями ягодицы. Вначале нежно, потом сильнее. Отрываясь от сосков, поднимается выше. Снова целует губы, ласкает шею, проводя по ней языком, а наглые руки умудряются расстегнуть замок на юбке и скользнуть за пояс. Прямо в трусики, чтобы сгрести и измять мою голую задницу.

Я бессовестно влажная. И ничего не соображаю.

— Жанна Кирилловна, позволите оттрахать вас в лучших традициях французских импрессионистов?

Смеётся.

На секунду приходит отрезвление. Гадкие слова наносят удар наотмашь.

Но они же зажигают ещё сильнее. Пытаюсь сопротивляться, но Андрей лишь фиксирует меня жёстче, не давая сбежать или остановиться.

Возбуждение нарастает.

Мне хорошо. Мне нравится, как он тискает грудь, лапает ягодицы, а ещё целует, много и страстно, облизывая от уха до подбородка, к губам и обратно к уху.

Отпустив измученный зад, снова возвращается к груди и тискает её, заставляя меня снова и снова бесстыже течь от желания. Мои соски намного чувствительнее, чем обычно, они словно раскалённые камушки. И когда он давит на них, дрожат и подкашиваются ноги. Хочется лечь перед ним на спину…

Волков делает всё правильно, кажется, несмотря на юный возраст, он отличный любовник, гораздо лучше моего мужа.

Ах да, у меня же есть муж! Алкоголик и дурак, но он всё же есть! Стыд и срам! Скандал и позор!

Новая волна сопротивления! На этот раз сильнее, мощнее, с ярыми муками совести.

И как раз тогда, когда Волков по новой запускает ладони за пояс моей юбки, пытаясь пойти дальше, скользнуть ниже, туда, в сладкую влажную глубину между бёдер, отчего во всём теле разливается сказочная нега, в коридоре звенит звонок. А это означает, что закончилась пара. И скоро начнётся следующая. Но здесь звонок слышен гораздо тише, чем там. И нам обоим плевать на него. А Волков то надавливает сильнее, то едва прикасается.