ГЛАВА 23

День и так получился… насыщенным. Молодежь вроде бы унялась. По крайней мере, оба прекратили оскорблять милорда Верда. Обедали мы вполне мирно. Уже вчетвером. Дальше я выслушала поздравления от слуг и отбилась от переезда на господскую половину. Потом, перед ужином, повторилось Маппет-шоу с предложением руки, сердца и всего, чем владеет милорд Верд. Павел и Рэм смотрели на меня слишком внимательно, чтобы я попросила время подумать. Поэтому я сказала: «Да». И меня окольцевали. На указательный палец правой руки мне торжественно надели перстень — вычурно переплетенные полоски золота удерживали крупный темный сапфир прямоугольной огранки. Милорд склонился над моей рукой — и поцеловал.

— Четыре недели, — нежно посмотрел он на меня. — Через месяц вы станете моей супругой.

И прошептал мне на ухо:

— Меньше ждать просто неприлично. Больше — я не способен…

Потом подошел к Паше и Рэму. Поочередно протянул каждому из них руку. Мужчины обменялись рукопожатиями, и милорд торжественно произнес:

— Добро пожаловать в семью Рэ.

Рэм посмотрел на меня как-то жалобно, потом весь подобрался. Когда он стал говорить, в голосе осталась только решительность:

— Милорд. Я не могу пользоваться ситуацией. Я и так… Все зашло слишком далеко. Вероника и Павел — это один разговор. Они просто мне помогают. И я не хочу мешать им устроиться. Однако…

— Ваше сиятельство, — абсолютно серьезно проговорил милорд Верд. — Вы пытаетесь сказать мне, что вы — герцог Рэйм, которого разыскивают бунтовщики? Кстати говоря, разыскивают где угодно, только не в столице Империи и в ее окрестностях…

— Да. Я — Геральд Аден Моэ, герцог Рэйм. Я могу лишь только просить вас дать мне возможность уйти. И обеспечить безопасность моим друзьям, которые и так пострадали, помогая мне.

— Очень благородно, ваше сиятельство. Только я не понимаю, зачем вам уходить? Ваше инкогнито не раскрыто. Вы в безопасности. Для Империи ваше пребывание у нас не несет угрозы. Более того, его величество вполне благосклонно отнесся к тому, что вы обучаетесь в Академии. Даю слово, что вашей жизни ничего не угрожает. По крайней мере, со стороны Империи.

— Вы хотите держать меня заложником? — Рэм сделал шаг назад — и положил руку на эфес шпаги.

— Ваше сиятельство, — укоризненно покачал головой милорд Верд. — Такое ощущение, что вы меня не слышали. Вам НИЧТО не грозит со стороны Империи. К тому же… я принял вас в семью. И буду защищать.

— Мне бы не хотелось пользоваться…

— А вот это уже глупая, детская гордыня, — холодно сказал милорд Верд. — И если гордость я уважаю, то гордыня — это и глупо, и оскорбительно по отношению к тому, кто абсолютно бескорыстно предлагает помощь.

— Приношу свои извинения, — все же сказал Рэм. После продолжительной паузы.

— А можно спросить? — вдруг спросил Паша, который все это время обдумывал какую-то мысль.

— Конечно, — кивнул милорд Верд.

— А вы нас запалили сразу?

— Пауль! — поджал губы Рэм — который успел высказать свое «фи» даже раньше меня.

— Что такое «запалил»? — посмотрел на меня ректор военной академии.

— Разоблачили, раскрыли, — пояснила я.

— То, что Вероника прибыла к нам из другого мира, было понятно — дня со второго, — улыбнулся он. — Прежде всего потому, что таких потоков магии у имперцев просто не бывает. Да и мастер Пауль Рэ своими изумительными выражениями меня веселил и веселит. Но вот то, мастер Рэм Рэ и исчезнувший наследный герцог Реймский — одно и тоже лицо. Вот об этом я узнал лишь после покушения.

— И каким образом? — тихо спросил Рэм.

— Милфорд. Он встречался с вашей матушкой. И понял, что подобную мимику и жесты он видел. У меня в академии.

— Как мама? — выдохнул он.

— Жива. Не ранена. Но упряма. Безмерно. Милфорд был отправле императором в герцогство предложить помощь — нам не нужны очаги напряженности, особенно близ Западной провинции.

— И герцогиня Реймская?

— Отказала. Сообщила, что благодарна за предложение, но справится сама.

— Подданные не примут правительницу, которая удержалась благодаря помощи имперцев, — гордо сказал мальчик.

— Вздор! — скривился милорд Верд. — Вы же не думаете, что мы собирались вводить воинские соединения на территорию независимого государства? Или предложили это герцогине?

— Тогда почему? — беспомощно сказал Рэм, который — прими мать помощь — мог бы в скором времени оказаться дома.

— Я думаю, — не стал ему отвечать Ричард, — что у герцогини хорошие шансы все уладить самой. И не быть никому обязанной.

— И как скоро?

— Сейчас осень — почти зима. Все замерло. Весной все решится.

— А мама знает, что я жив?

— Думаю, да, — кивнул Ричард. — Она очень сильный маг земли. И чувствует вас.

— Я ее тоже, — прошептал мальчишка.

— Скажите, милорд, — вмешался Паша, — а вы сильно злились на то, что мы…вроде как обманом…

— Я с уважением отношусь к смекалке и воинской хитрости, — чуть улыбнулся верховный главнокомандующий в отставке. — Кроме того, мне страшно становится при мысли, что мы с вашей мамой могли не встретиться. И вы были бы в опасности, а я никогда бы не узнал…

— А то, что мы пришли из другого мира? — спросила я быстро. Мне почему-то неловко стало перед мальчишками из-за его слов.

— Вам повезло оказаться в Империи. Мы знаем, что миров неисчислимое множество. И спокойно к этому относимся. Император любит путешествовать — настраивая порталы таким образом, чтобы оказаться в случайном месте. Он так отдыхает. Милфорд, кстати говоря, свой отпуск проводит в России. А я…если и путешествую, то по своим прямым военным обязанностям.

— Вы захватываете новые земли? — звенящим голосом спросил герцог Реймский.

— Нет. Имперцы защищают. Мы вмешиваемся, если силы не равны, а кто-то отстаивает родную землю. Ну, и если император отдал приказ.

— Погодите, а как герцогиня Реймская могла оказаться у нас, в Петербурге, на кольцевой автодороге — и услышать мой призыв о помощи? — спросила я.

— Думаю, у нее есть та же привычка, что и у моего отца, — усмехнулся Ричард.

А Рэм кивнул:

— Она тоже любит путешествовать.

На этом мы отправились ужинать. После этих разговоров неловкость как-то ушла. Все опять стали вести себя как обычно. Мальчишки начали рассказывать об учебе в Академии.

— Мама, представляешь, мы полосу препятствий проходили… А этот баронет Кромер придурошный…

— Пауль! — хором воскликнули мы втроем.

— Что?! — не сдался мой сын. — И что я сделаю, если он и, правда, придурошный…

— За речью следить, — проворчала я. Пока мужчины на полном серьезе озадачились вопросом: а ведь, действительно, что делать…

— Так что там с полосой препятствий? — вернулся к теме обсуждения милорд.

— Баронет Кромер — нарочно толкнул Рэма, чтобы первому полосу пройти… А препод наш…

— Уважаемый, — вот тут и в моем голосе прорезался и лед, и сталь — и все, что там рекомендовал проявлять в тоне милорд Верд для беседы с подрастающим поколением. — Я бы попросила все же слова подбирать и помнить, что я тоже — препод. И мне это название неприятно слышать. Мы же не называем вас — студентов — ушлепками. Хотя хочется. Вот и вы сдерживайтесь.

— Ну, маааам! Чего ты все время перебиваешь! Преподаватель заставил нас всех вместе приседать. Мы приседаем — держа полуторные мечи надо головой, между прочим — и орем: «Спасибо, баронет Кромер!» А он приседает — и отвечает: «Не за что, друзья!»

Мы переглянулись с милордом Вердом — и расхохотались.

— И что в этом смешного? Это же не справедливо! — возмутился Павел.

— Это упражнение призвано выработать слаженность действий, умение работать в команде — и понимание того, что за действие одного члена команды будут отвечать все, — разъяснил милорд Верд.

— Скажите еще, что вы это выдумали, — проворчал Паша.

— Нет, не я. Я ввел это в Академии по армейскому образцу, — улыбнулся ему милорд. — Как и зачет на прохождении полосы по последнему, самому слабому члену команды.

— Кстати, а кто такие «ушлепки»? — спросил он у меня.

Теперь пришла очередь хохотать Рэма и Павла.

— А что все-таки вы преподавали в Академии у себя на родине? — поменял милорд Верд тему беседы.

— Историю, — ответила я. — Вы догадались правильно.

— Коллеги, значит, — улыбнулся он мне. — Тогда становится понятным ваш интерес к моим книгам. И как вам?

— Все лукавят, — пожала я плечами. — И у вас, и у нас… В преподавании истории, как я понимаю, чаще всего всех интересует, как воспитать подрастающее поколение в нужном ключе — а не истина.

— Это плохо?

— Это так, как оно есть, — не поддалась я на явную провокацию. — Как мы понимаем, в любом историческом событии будет столько правд, сколько было участников конфликта. А превалирующей будет правда выигравшей стороны…

— И на героических примерах дети лучше воспитываются…

— Да кто его знает, на чем лучше воспитываются дети. И воспитываются ли они вообще. Или воспитывают нас…

Я стояла в спальне, рассматриваю картину, которая висела на стене. Это был тот самый пейзаж, который мне так понравился в магазине. Улыбалась, качала головой — и вытирала слезы. Да… что-то, а такого в моей жизни еще не было.

Через какое-то время услышала негромкое гудение в гостиной — и вышла посмотреть, кто это. Предчувствия меня не обманули — это был мой жених.

— Пришлось портал строить, чтобы всему дому не сообщать, где я намерен провести ночь, — улыбнулся он мне.

— Я так подозреваю, все и так в курсе…

— Или ты настаиваешь, чтобы мы месяц до свадьбы?.. — он посмотрел на меня испытывающе.

Я рассмеялась, вспомнив прошедшие сутки:

— Думаю, это бессмысленно… — и подошла к нему, чтобы поцеловать.

Он явно был из душа — даже волосы были еще влажные. Свежевыбрит. В темно-синей, почти черной пижаме… Я разве что не мурлыкала, прижимаясь к его телу все сильнее и сильнее…

— Ты прекрасна, — прошептал он между поцелуями.

А потом он огорошил меня:

— Завтра у нас семейный ужин в честь помолвки. Будет отец, — и прозвучало это у него так легко, как бы между прочим.

Я со свистом втянула воздух, сказала:

— Погоди… — и ушла из своей спальни.

А что? Я тоже человек. И мне, в конце концов, надо выпить. И получается зря я сдерживалась целый день. Поэтому я отправилась через весь дом, в парадную гостиную, где собственно алкогольные запасы и хранились. Не в спальню же к милорду я направляюсь — значит, имею право. Взяла графинчик с вишневкой — сладенько и градусов двадцать пять — уже хорошо. Выпила бокальчик. Подумала, прислушиваясь к ощущениям. Кивнула. Взяла свой бокал, захватила второй — я не жадная. И потопала наверх. К себе.

Милорд выглядел обеспокоенным.

— Ты не сбежала… — поднялся он мне навстречу.

Я нахмурилась — почему-то такой простой, но здравой во многом мысли, мне в голову не пришло.

— Будете? — помахала я перед ним добычей.

— Да, — согласился он.

— Вот и хорошо, — я налила нам вишневки, подала ему бокал, взяла свой, уселась в кресло. Выпила.

— Ника, — он бесцеремонно вытащил меня из кресла, уселся сам, посадил меня на колени и прижал к себе. — Почему мне кажется, что ты не радуешься?

— Я радуюсь, — и потянула ручонки к бокальчику, чтобы снова его наполнить.

— Что тебя гнетет? Что я окажусь плохим мужем?

— Сам факт, что я подпустила вас…

— Ника, — угрожающе протянул он.

— Тебя… Я подпустила тебя так близко.

— Ну, на счет «подпустила» я бы поспорил… — он провел губами по моей шее. — По-моему, я пробился сам.

— Милорд…

— По имени, Ника. Пожалуйста…

Я тихонько вздохнула.

— Слишком давлю? — догадался он. — Прости. Но когда ты смеешься, и запрокидываешь голову наверх — мне трудно удержаться, чтобы не начать тебя целовать. Когда в твоих волосах запутывается лучик солнца — они начинают гореть золотом. И мне так хочется слышать, как ты называешь меня по имени, как близкого человека…

— Ричард, — прошептала я — и прижалась к его губам.

— Ты меня любишь?

— Да, — выдохнула я.

— Тогда почему ты не хочешь за меня замуж? Потому что я — бастард?

— Кто — бастард? — я даже в себя пришла — и вишневка в голове перестала приятно шуметь. Что ж ты будешь делать… Как не вовремя…

— Я, — печально ответил милорд Верд.

Хихикнула, вспомнив этапы славного пути и свое первое замужество. Прошептала:

— Прости, — и захохотала в голос.

— И что в этом смешного?

— В этом — ничего. Я над собой смеюсь… Просто я Павлом была сильно беременная, когда замуж выходила. И то свадьба получилось, потому что мой отец очень сильно настоял. Так что от меня осуждения ждать не приходится. Сама чуть было…

— Тогда — почему?

— Дело не в тебе. Дело в том, что я замуж вообще не стремлюсь. Просто, если это плата за то, чтобы быть с тобой… Ну что ж. Так тому и быть.

— Не понимаю, — взъерошил он волосы.

— Не надо понимать, — прижалась я губами к его ключице, расстегнув несколько пуговиц на рубашке — просто люби…

— И вот что ты не переоделась, — ворчал он, вытряхнув меня из платья и опять воюя с корсетом. — Я все-таки найму тебе личную горничную.

— И она будет мелькать у меня в комнатах, высматривая — пришел ты — или мы еще тебя ожидаем?!

— Тебя очень тревожат слуги?

— Не то, чтобы тревожат. Просто ощущение того, что за тобой постоянно наблюдают. Знают, что ты делаешь. Непривычно.

— Да? А я уже не замечаю. Ну, кроме каких-то вопиющих случаев.

— Что же ты тогда столько экономок за год сменил?

— Тебя искал…

В его пустом доме я чувствовала себя как-то поувереннее. А здесь… Я не могла избавиться от мысли, что за стенкой спят слуги, где-то недалеко — комнаты мальчишек. Поэтому я вздрагивала на каждый скрип кровати и все время прислушивалась — не зашел ли кто-нибудь в мою маленькую гостиную.

— Что? — спросил у меня Ричард. — Почему ты такая встревоженная?

— Слышимость в доме слишком хорошая. И дверь мы не закрыли.

Он тихонько рассмеялся:

— Ты смешная…

Но поднялся и пошел закрывать дверь. Потом на секунду задержался возле кровати, чтобы щелкнуть пальцами, и гордо сообщил мне:

— Все… Эта комната отрезана от всего остального дома. Тут можно хоть громить все — никто ничего не услышит. Ника? Почему ты плачешь?

— От счастья… Спасибо, — и я стала покрывать его тело поцелуями, я просто обезумела — и все шептала и шептала, — спасибо тебе…

Загрузка...