Когда-то силы покидают окончательно.
От моих не осталось следа, едва Кемаль Аль-Мактум появился на пороге шатра.
Стоило заглянуть в его темные глаза, становилось понятно: мой похититель настроен решительно. Ожидание далось ему нелегко. За все это он вознамерился получить сполна.
У меня остались силы только на слезы. Чтобы скрыть их – нет. Да и бесполезно это.
Кемаль поиграл ножом в руках. Чтобы не закричать и не броситься к его ногам, я сосредоточилась на изогнутом лезвии, рукоятке, отделанной золотом. Но вряд ли одержимый желанием мужчина хотел меня убить.
На его плотно сжатых губах играла улыбка. Не жестокая. Просто триумфальная.
Он получил то, что так хотел. Меня и мою покорность.
- Не вздрагивай.
Шаг. Второй. Они показались мне вечностью. Я могла отступить вглубь спальни, но это ничего бы не изменило. Так и осталась стоять, не понимая, чем меня накрывает сильнее: ужасом или же странным волнением. Чувство опасности могло быть таким… таким приятым, болезненно-сладким.
Мужчина поднял руку с ножом. Я сама не поняла, почему не вздрогнула, когда опасное острие поддело шелковый шнур завязок на плаще, без труда разрезая их.
Это было уму непостижимо. Рядом со смертельным оружием и мужчиной, который держал в руках мою жизнь, я не испытывала страха. Куда сильнее этого пугало то, что последует потом…
- На тебе слишком много одежды, Газаль, а в шатре тепло. Я собираюсь исправить это.
Солёная капля упала на губы. Я не смогла горделиво промолчать.
- Кемаль, прошу. Я сделаю это сама.
- Ты лишилась права выбора после того, как подняла руку на шейха. Когда наивно полагала, что мой отец тебя спасёт. Поэтому я откажу тебе и в этой просьбе.
Нож поддел ворот платья. Ткань натянулась… а после этого затрещала под нажимом лезвия. До тех пор, пока нож не дошёл до подола, разрезав черный хлопок надвое.
Спасать меня больше было некому. А в обязанности Саида вряд ли входит врываться в шатер и вырывать меня полуголую из рук своего шейха.
- Газаль! – когда Кемаль сжал отвороты разорванное ткани и начал скатывать по плечам, я протестующе застонала и задергалась. – У меня в руке нож. Ты поранишь себя. Успокойся. Ты знала, что я это сделаю!
Обрывки платья упали к моим ногам. Я тут же закрыла грудь руками.
Я – Газаль бин Зареми. Я доктор математических наук. Любимая жена достойного супруга, такого же научного деятеля. После смерти отца я зареклась иметь что-либо общее с нравами моего эмирата. Никто не знал, что я окажусь в гораздо худшем положении.
В далеком, затерянном среди песков арабской пустыни поселении. В месте, где человеческая жизнь – предмет торга, а женщина моего положения, красоты и ума всего лишь безродная раба. Где за любое неповиновение следует жестокое наказание. Где варварские традиции далеких предков не только не канули в Лету, но и достигли куда более изощренного применения. Без машины времени - на сотни лет назад...
И всем этим правил он. Мужчина, получивший блестящее образование в Европе. Ведущий свой бизнес с иностранными партнерами. Шейх по праву рождения, который когда-то должен был стать моим мужем. Все это не укладывалось в голове.
Передо мной стоял дикарь. Опасный зверь. И он хотел моей крови.
Отец, умирая, сделал мне последний «подарок» за то, что отреклась от него и не стала смиренной дочерью без права голоса. Правда, он сам едва ли знал о том, что захочет сотворить со мной обиженный сын шейха Асира.
- Подойди и поцелуй меня, – вкрадчиво-ласковые ноты покинули голос этого шайтана. Теперь в нём был приказ.
То же самое – в его глазах, потемневших до глубины черного обсидиана.
От такой решительности стало не по себе. А меня уже трясло от того, что я больше не сражаюсь, униженно роняю слезы и еще о чем-то прошу этого варвара. Мне не хотелось, чтобы он схватил меня за волосы и заставил целовать, приставив нож к горлу.
Я сделала шаг вперед. Уже без страха, с какой-то лихой яростью. Обхватила ладонями лицо Кемаля, поймала его взгляд… и накрыла губы своими. Без нежности. Без отдачи. Сухой поцелуй, который от меня потребовали.
Я не позволила языку Кемаля проникнуть через преграду моих зубов в этот раз. На поцелуй это вообще было мало похоже. Тяжело дыша, отпрянула, вытирая губы тыльной стороной ладони.
Все. Ты получил свое.
Только почему сердце стучит столь быстро, а во всем происходящем теряется прежний смысл?
- Твой муж так приучил себя целовать? – вопреки моим ожиданиям, Аль-Мактум не пришёл в ярость. Он рассмеялся. Я посмотрела на него, как на безумца.
- Будь уверен, Далилю достались мои искрение и желанные поцелуи. Но они никогда не достанутся тебе!
- Если бы ты знала о своём дражайшем супруге то, что давно известно мне, - с триумфом известил Кемаль, - ты бы ни за что не упустила шанс познать в моих объятиях настоящую любовь по собственной воле.
- О чем ты говоришь?!
- Однажды я тебе расскажу, роза Аль-Махаби. Но не сегодня. Хватит с тебя потрясений за столь короткий срок!..
Когда мне было тринадцать лет, на женской половине дворца появилась нежданная гостья.
Пророчество и колдовство в нашем эмирате жестоко карались. Отец сам установил такие законы, и все придерживались их неукоснительно. Зейнаб рисковала кожей в прямом смысле этого слова, когда привела провидицу в дом. В случае, если узнал бы отец, он бы всыпал ей с десяток плетей, либо изгнал прочь из гарема. Но в тот день мать с отцом отсутствовали – показывали моему брату владения, а мы со второй женой были предоставлены сами себе. Чем она и воспользовалась.
Провидица была пожилая и умудренная опытом. Она не открывала лица, скрывала под чадрой, и только густо подведенные сурьмой черные глаза пытливо смотрели в наши с Зейнаб лица. Будто хотели что-то прочесть.
Судьба второй жены отца меня мало интересовала. Я вслушивалась в пророчество лишь потому, что уже знала от матери: когда рождается второй сын, каждая мать будет идти по битому стеклу ради его благополучия. Братьев я любила. Но отобрать престол у Висама и отдать сыну Зейнаб никому бы не позволила.
- Будешь хасеки, - после того, как разбила все иллюзии Зейнаб, изрекла провидица, - недолго. До зари седьмой луны, когда все отвернутся от эмира твоего сердца, а его не упокоит Аллах…
- Все же буду первой женой? – не расслышав последующих слов, обрадовалась вторая жена.
Я же сидела и думала, стоит ли передать матери все, что я тут увидела, либо промолчать. При всем своём тщеславии и честолюбии Зейнаб оставалась безобидна и малоинициативна. Но тут тёмный взор провидицы обратился ко мне.
- Луноликая принцесса, - потрясенно произнесла она, - С умом острее, чем серп месяца. С судьбой столь удивительной и запутанной, что сам Аллах бессилен расплести эти сети…
- Я не хочу, это запрещено, - повторила я заученную фразу, хотя внутри все буквально перевернулось от любопытства.
- Прочти её судьбу тоже, Хадиджа, - попросила Зейнаб.
- Прочту. Но ты покинь покои. Все, что я скажу принцессе, останется исключительно между нами!
Зейнаб нахмурилась – надо же, лишили развлечения. Но возразить не посмела. Да и правильно рассудила, что после этого я точно не расскажу матери о том, что мы принимали у себя преступницу. И мы остались вдвоём с колдуньей-бедуинкой.
Она долго рассматривала мою ладонь. Вглядывалась в линии, практически не мигая, цокая языком и даже впадая в некий транс, как будто просила толкования у духов. А затем сбивчиво заговорила.
- Таинственный и запутанный фатум уже ведёт тебя, принцесса. Аллах подарил тебе разум, достойный тысячи мудрых мужчин. И красоту, что смутит ключи не одного мужского рассудка. Блистать тебе красотой и мудрыми речами вдали от песков и камня со стеклом, среди чужих стен, но и грехи отца после его смерти придётся искупить тебе…
Грехи? Я не ведала, как мог согрешить мой отец. Тогда я еще не знала о том, что его люди похищают женщин и продают их в рабство, да и знать не могла. Мы с матерью долго не ведали о его темной стороне, и я не смогла понять, какие грехи придётся искупить.
- Вижу двух мужей… - Хадиджа запнулась, - ничего не понимаю. Иногда образы играют со мной. Одним ты будешь любима и обласкана, но как сестра либо преданный друг. Его ладони на твоих плечах вдали, где твой разум и засияет яркой звездой. Но он не твой и не был твоим, хоть и не даст тебе усомниться в обратном. Второй же…
Раскол и вражда между моей семьей и семьей суженого мне Аль Мактума уже к тому моменту длилась шесть долгих лет. Поэтому я напрочь забыла о том, что должна была стать женой Кемаля. Он остался в моей памяти как дерзкий и надменный мальчишка, презирающий меня за то, что умела слагать сложные числа в уме.
- Второй же муж станет твоим против твоего желания и воли. Это печать грехов эмира, что придётся искупить тебе сполна. Много слез вижу, но потом много тепла и любви. Не избежать этой судьбы, но Аллах благосклонен к тебе. Ты обретёшь счастье там, откуда бежала.
- Вряд ли я выйду замуж снова. Если первый муж будет так меня любить, зачем мне слезы?
- Судьба написана не нами, и не нам её изменить, - развела руками Хадиджа. – Бойся песчаных бурь и дикого нрава, когда встретишь своего второго суженого.
- Как я его узнаю?
- Узнаешь, - провидица заторопилась. – Сразу, когда увидишь его лицо.
…Это давно забытое воспоминание сейчас предстало перед глазами так ярко, что я зажмурилась. Помотала головой. Это просто не может быть правдой! И что тогда означает, что Далиль никогда не был моим?
С этим еще предстояло разобраться. Потом. А пока что я закусила губы, чтобы не закричать в голос, понимая, что в одном провидица не солгала. Я умоюсь своими слезами в лапах зверя по имени Кемаль Аль Мактум.
Вчера шейх Асир спас меня от ударов плетью и насилия со стороны своего сына. Сегодня же на закате он уедет прочь, и ничто не помешает Кемалю овладеть моим телом. Жестоко отомстить за то, что натворил мой покойный отец.
Женщина в этом диком месте пустыни стоила не больше верблюда. Её чувства, желания, мольбы в расчёт не брались. Вчера я убедилась в этом довольно жестокой ценой. Впервые за все время мне захотелось закричать, расцарапать кожу, чтобы страх вырвался прочь и навсегда сгорел под жарким солнцем. Только гордость и надежда, что меня отыщут, не давала мне это сделать.
Пока я боролась с собой и старалась не разрыдаться от осознания своего положения, в шатре появилась Амира.
Обычно по утрам я совершала продолжительную пробежку в парке либо занималась в тренажёрном зале, затем неспеша принимала душ, завтракала и пила кофе. Здесь же, в сердце пустыни, вода была роскошью. Её едва хватило, чтобы омыть лицо и почистить зубы. Я все-таки выпросила еще несколько литров, чтобы омыться полностью.
Завтрак был простым. Но у меня и так не было аппетита. Чтобы не сойти с ума от ужасов, которые щедро подкидывало воображение, я позволила себе заговорить с прислужницей эмира. К тому же она заставила меня лечь на живот, чтобы обработать следы от плети заживляющей мазью.
Если бы я знала, к чему приведёт этот разговор, я бы, наверное, точно вонзила осколок блюда в шею Аль Мактума. Потому что стерпеть боль оказалось легче, чем признаться себе в том, что мой похититель был прав. Прав, когда говорил, что я возжелаю его столь же сильно.
У меня бешено колотилось сердце. Голос сбивался.
- Ты бы мог сделать это иначе… с самого начала…
- Я лишил тебя выбора и вины! – погружая ладонь в мои волосы на затылке, горячо прошептал шейх, осыпая поцелуями скулы, глаза, виски. – Ты бы никогда не предала своего мужа, даже если бы чувства между нами возникли там, на свободе!
- Нет никаких чувств! – бороться с дурманом страсти уже не было никаких сил. – После того, что ты сделал, их не может быть!
- Да? – Кемаль прекратил меня целовать, пытливо сощурился. – И поэтому твоё сердце стучит, глаза затуманены, а ты проигрываешь борьбу сама с собой, желая меня целовать? Шайтан тебя возьми, Газаль! Ты хочешь меня едва ли не сильнее!
Мне срочно надо было его остановить. Потому что слова сейчас резали подобно ножу. Признай, что хочу его и все слова правдивы – сожгу себя дотла на костре вины и ненависти к слабости.
- Если есть возможность сделать так, чтобы ты меня не насиловал и не сек плетью, я её использую, пусть даже так… - врать оказалось еще труднее. Но из двух зол стоило выбрать меньшее.
- Лжешь сама себе. Я бы наказал тебя за ложь еще изощрённее, не будь здесь моего отца! – Шейх разжал пальцы и отшатнулся так, будто я его ударила.
А у меня осталось странное чувство внутренней пустоты. И все еще приятная, сводящая с ума пульсация во всем теле. Но я все равно не решилась посмотреть на Кемаля, прекрасно понимая, что в глубине глаз еще не рассеялась тьма первого желания, сильного и неподвластного обстоятельствам.
- Хорошо, роза Аль Махаби, - мужчина резко выпрямился. Я помимо воли задержалась взглядом на последствиях нашего поцелуя на уровне своих глаз. – Я сделаю тебе это подарок. Иллюзию того, что ты сама ничего не решаешь. Что против силы у тебя нет и не было никаких шансов. Что ты не предавала своего мужа, потому как я тебя заставил. Но чтобы все было по-настоящему, не надейся на то, что я буду добрым!
Грудь сладко ныла. То же самое было между моих плотно сведенных бедер.
А от произнесённых Кемалем слов стало и вовсе невыносимо. Если до того меня крыло легким приливом, то сейчас это был девятый вал. Цунами взбесившейся чувственности, которая спала мёртвым сном, даже не ведая, что однажды её разбудит ненавистный враг.
Меня не напугало обещание насилия. Мне казалось, я жду его, как финального рубежа. Пройти, чтобы обрести свободу перед совестью. Неужели остается шанс, что в нашей истории не будет так много боли и противостояний?
И я тут же прикусила язык от ярости. Где моя гордость? Как я могу думать о том, чтобы сдаться, и что самое ненавистное – сдаться из-за похоти? За что Аллах так сильно наказывает меня?
- Не боишься, - чтобы скрыть замешательство, я подняла голову, - что буду сопротивляться так сильно, что люди поселения усомнятся в твоей власти надо мной? Что тогда? Будешь бить меня дальше при них или возьмёшь прямо на тех цепях на потеху толпы?
- Наивная Газаль, - мои слова повеселили молодого шейха, - каждый здесь уверен в том, что я уже овладел тобой. И не единожды. У нас иначе не бывает. С рабынями не танцуют перед этим ритуальных танцев.
- Значит, я в их глазах твоя женщина? – мне надо было узнать, как в этом варварском поселении обстоят дела с субординацией. Не хотелось выйти без сопровождения и получить камень в голову. – И это не помешало им требовать избить меня?
- Если раб покушается на жизнь шейха, наказание – мгновенная смерть, - просто ответил Кемаль, таким тоном, будто я справилась о времени. – Поэтому можешь считать себя выше статуса рабыни. Но в отношениях между мужчиной и женщиной это мало что изменит. Ночью я приду за тобой, и лучше, чтобы ты была так же горяча и отзывчива, как несколько минут назад.
- Не будет этого, - я схватила гребень и провела по волосам. Но скрыть нервозность не удалось. Я выдирала волосы от резких рывков. – Не думай, что я покорно дам тебе это сделать.
- Тогда придется связать, - я не знала, пришла ли эта идея в голову Кемаля только сейчас либо он смаковал её раньше.
Но то, что появилось в его глазах, не оставило никаких сомнений в том, что мой похититель не шутит.
- Ты не посмеешь, - что-то внутри похолодело, засыпая тлеющие угли сексуального влечения.
- Посмею и сделаю. Чтобы у тебя не осталось повода не только винить себя, но и сомневаться в своём истинном положении. Только со временем ты сама будешь меня об этом просить.
- Как хорошо ты устроился, Кемаль, - я покачала головой. – У меня такое чувство, что твоя ненависть времен детства сейчас так же точно движет тобой. Сменились лишь методы воздействия. Ты никогда не хотел, чтобы я стала твоей женой. Завидовал моим способностям? Или настолько погряз в средневековых канонах, что считаешь женщину лишь пустоголовой игрушкой?
Мои слова заставили его обернуться на пороге. Но, кроме этого, погасить торжественный блеск в глубине глаз.
- Я всегда хотел видеть тебя своей женой, - меня поразила горячность в его голосе. – Даже сейчас, когда ты не можешь стать моей по праву. Остается поступать именно так, как я поступил, потому что мои чувства к тебе никуда не делись!
- Твои чувства – обида мальчишки, у которого отняли игрушку и отдали другому. И ты решил сломать игрушку, чтобы не делить её с соперником!
- Однажды ты поймёшь, что ошибаешься, Газаль. Но сейчас…
Скрестил руки на груди, и его взгляд наполнился тьмой и холодом. Я напряглась всем телом, ожидая, что сейчас мой похититель отдаст унизительный приказ. Но он как будто колебался. А потом изрёк таким тоном, что я пожалела о том, что первая начала подобный разговор:
- А сейчас я разрешу тебе увидеть меня тем монстром, которого ты нарисовала в своем воображении. Сегодня же ночью.
Он ушел, а я еще долго не могла прийти в себя. Расчёсывала волосы и смотрела в одну точку. В шатре было прохладно из-за систем климат-контроля. Интересно, как далеко отсюда резиденция самого эмира? Вряд ли они живут в поселении постоянно.
Еду принесла совсем другая женщина. Не Амира. Её лицо скрывала наполовину прозрачная вуаль, а сама она выглядела испуганной. Как будто тревога ни на миг не отпускала. Все это было даже в позе – согнутые плечи, суетливые жесты.
Она избегала смотреть мне в глаза и обращалась почтительно – «сайида»[i]. О том, что это не обычная форма почтительного обращения к мусульманке, а подчеркивание социального различия, я не сразу поняла. Лишь когда девушка наливала в пиалу чай, склонила голову. Прядь русых волос упала на её щеку, обнажив висок с…
Я подумала, что мне показалось. Но Нет. На её виске была выбита надпись на языке бедуинов. Небольшая, искусно выполненная, но что-то мне подсказывало – к украшению, набитому по доброй воле, это имело мало отношения.
- Подожди! – я ощутила, как меня заливает жгучая ненависть к шакалам песчаных дюн. – Как твоё имя? Кто это сделал?
- Простите меня, сайида, - испуганно прошептала девчонка. В глазах появилась тревога. – Прошу, не говорите никому. Вы не должны были это видеть. Если он узнает, то изобьет меня.
- Да кто «он»? – если бы она назвала имя шейха Асира или Кемаля, я бы не сдержалась, накричала бы на каждого и высказала все, что думаю.
- Мерхан-бей. Мой господин.
Её акцент показался мне знакомым. Но имени я так и не узнала – ссутулившись еще сильнее, девушка буквально вылетела прочь. Европейка? Да есть ли страх перед Аллахом у этих варваров?
«Думай о себе», - застучала в мозгу мысль. Но выкинуть из головы эту испуганную девчонку я так и не смогла. Решила, что поговорю с Амирой и узнаю, кто она и как попала сюда. Эти варвары не имели права осуждать моего отца за то, чего не гнушались сами!
Но когда пришёл шейх Асир, я не нашла в себе сил потребовать пояснений. Пока что он был единственным, кто проявил ко мне доброту, и пусть вечером я лишусь его поддержки, сейчас стоило использовать любую возможность восстановить силы и отвлечься от тяжёлых мыслей.
А они, стоило сказать, начали атаковать меня со всей жестокостью. Я проклинала себя за слабость. За то, как тело-предатель отреагировало на поцелуи и прикосновения Кемаля. Даже в состоянии шока, даже ради спасения я не имела права цепляться за подобный спасательный круг!
- Газаль, приветствую.
Видимо, Асир объезжал селение. Я отметила, что он так же хорошо сложен, как и его сын. Похоже, спорт и здоровый образ жизни занимали в жизни Аль Мактумов особое место.
- Шейх Асир, - я чувствовала кожей, что этот человек желал мне только добра. Возможно, его даже тяготила необходимость мести. – Рада вас видеть.
- Ты плакала, дитя мое? – все-таки красные глаза не укрылись от его внимания.
- Да, - просто ответила я, но заострять на этом свое внимание не стала. Начнет успокаивать – снова разрыдаюсь. Хватит уже. – Минутная слабость. Она не стоит внимания.
- Хотел бы я видеть твои глаза, горящие от счастья, - поджал губы мужчина, - но я верю, что еще увижу их. И не раз. Продолжим нашу партию?
Мы сели к столу. Как и прежде, шахматы полностью овладели моим сознанием, я с удовольствием включилась в поединок. Шейх был сильным противником, но против меня у него не было никаких шансов. На третьей партии я даже попыталась поддаться, но это Асиру не помогло.
- Меня бы подняли на смех, узнай, что я проиграл женщине шестую партию подряд, - потер подбородок эмир. – Но, если я назову твоё имя, они сочтут меня безумцем, осмелившимся сыграть с гением.
- Меня всегда смущали громкие слова о моей гениальности, - здесь, среди песков и диких нравов я чувствовала себя едва ли не ведьмой и не стремилась раскрывать свои способности. – Я просто с ранних лет интересовалась математикой. Это опыт.
- Ты недооцениваешь себя, дитя. Но полно. Еще одно поражение может здорово меня задеть. Приглашаю на прогулку по нашим владениям.
Прогулка? Я едва в ладони не всплеснула. Это удача. Кемаль вряд ли отпустит меня гулять. Разве что на веревке, как и обещал.
- Придётся скрыть лицо, Газаль, - предупредил шейх. – Все знают, что ты женщина Кемаля, но твоя красота может смутить разум бедуинов. Они горячи и самобытны.
Я бы укуталась с ног до головы, лишь бы не ловить на себе взгляды варваров. Но Асиру этого не сказала. Он сумел объединить эти враждующие племена и считал их своим народом.
У меня захватило дух, едва я увидела чистокровную арабскую кобылицу вороной масти, бьющую копытом каменистую почву рядом с пегим скакуном. Лошади были одной из причин, заставляющей меня возвращаться в эмират и забывать о строгом отцовском воспитании и нравах. Какая ирония! Я считала, что мои права были ограничены там, но и представить не могла, что же будет здесь.
Думать о доме не хотелось. Я все еще была расстроена, не отошла от недавних слез и своей реакции на Кемаля.
Людей в поселении сейчас было мало. Виной тому – иссушающий зной, раскаленное солнце, едва скрытое дымкой перистых облаков. Но все равно я была почти счастлива. Ехала рядом с шейхом, а редкие поселенцы расступались, почтительно кланяясь вождю, с любопытством и неким уважением глядя на меня. Асир не зря пригласил меня на конную прогулку. Этим он показал всем, что я занимаю положение гостьи, даже оставаясь рабыней его сына.
Горизонт тонул в белесой дымке жаркого полудня. Где-то высоко кружили соколы. Я позавидовала их беспечной свободе.
- Что за горная гряда вдалеке? – спросила у шейха.
- Горы Кинжалов. Их протяженность тянется на сотни километров. Именно тут встречаются две пустыни.
Я порадовалась, что моё лицо скрыто чадрой. Потому что осознание того, как далеко мы забрались, едва не убило боевой дух.
Это были неподконтрольные эмирату территории бедуинских племен. Чтобы добраться до подножия гор, пришлось бы пересечь пустыню целиком. Здесь не было нанесенных на карту транспортных путей, долететь можно было только вертолётом. Но Аль Мактумы воспользовались своим могуществом сполна и закрыли небо для геликоптеров.
Пустынный сокол описал круг в полете высоко в небе, чтобы камнем упасть за черту барханов.
Солнце раскалило пустыню добела. Верная смерть ждала того, кто рискнёт пуститься в путь в полдень. Другое дело я. Пустыня была моим домом. И она умела скрывать то, в чем я боялся признаться сам себе.
- Мой шейх, никто не ищет твою пленницу, - Саид коснулся тегельсмута[i]. Несмотря на слепящее солнце, он, не мигая, вглядывался в горизонт.
- Отец был беспечен, когда приехал сюда. Висам Аль-Махаби не глупец. Надеюсь, он просто не рассматривает нашу семью как виновников ее похищения.
- Мои люди перехватят его в пути. Бойцы пустоши Скорпиона перебьют наемников поодиночке, а что делать с твоим другом из прошлого, реши сам. Убить или...
- Я не хочу его убивать. Я люблю его сестру и смерть Аль-Махаби - не лучший способ добиться покорности и взаимности. Но это может сыграть мне на руку.
- Нам пора возвращаться, - Саид криво усмехнулся. - Эмиру Асиру не понравится, если я не стану тенью твоей высокородной рабы. Да и люди в поселении всё ещё жаждут ее крови за покушение на жизнь шейха. Не думаю, что их прогулка будет длительной.
- На закате, как только отец покинет нас, ты приведешь ее в мой шатер. Мешать мне у тебя ведь не было указания?
- Только не заставляй меня в этом участвовать. Я не нарушаю данных клятв.
- Ты уже принял в этом участие, - я бываю безжалостен даже с верными людьми, - когда похитил ее.
Больше Саид не произнес ни слова. Приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в горизонт. Заговорил лишь тогда, когда на горизонте показались очертания селения.
- Ты знаешь обычай переговоров племени Кинжалов, Кемаль?
- У них таких предостаточно, - усмехнулся я, - чтобы не гадать, поясни, о чем ты.
- На переговоры, поединок, выкуп своих соплеменников либо торговлю вождь всегда едет в сопровождении жены. Если их несколько – в сопровождении той, что любима им больше остальных.
- Тем самым показывает чистоту своих намерений. И воздерживается от опрометчивых поступков. Ведь в случае схватки он рискует её жизнью…
- Или свободой, учитывая страсть племён к похищению женщин. Если ты поставишь такие условия шейху Висаму…
- У него красивая жена, - тьма сделала виток, заливая все вокруг своим черным куполом. – Ему понадобится все мужество, чтобы согласиться и поехать с ней в пески.
- Не благодари, - Саид гордо вскинул голову. – В случае схватки я попрошу тебя всего лишь об одном…
- Нет, – моя рука потянулась к мечу. – Нет. Ты не получишь даже белокурый волос с головы шейхи Аль-Махаби. Я могу изгнать тебя за одну такую мысль!
- Попробовать стоило, - Сайд криво ухмыльнулся. – Не принимай мои слова так близко. Я одиночка, и мне достаточно шармут [ii]поселения. Но ты выигрываешь от такого ультиматума.
- Я подумаю.
Газаль
…Продолжать прогулку с шейхом в том состоянии, близком к истерике, что накрыло меня, не имело никакого смысла. Мы вернулись в абсолютном молчании. Мне было уже не до совестливости. Я даже испытывала что-то сродни триумфу. Правда, с мерзким послевкусием.
В тот момент я знала, что мне надо бежать как можно скорее. Любой ценой. Потому что я испытала чувства, на которые не имела права.
Слезы вновь душили меня. А ведь казалось, что после разговора с их причиной я не смогу плакать как минимум неделю.
Вырвусь ли я из этих песков?.. Достигну ли эмирата? Примет ли Далиль меня обратно обесчещенную, ведь даже если я сбегу, не разделив постель с Кемалем, в это мало кто поверит?
Все эти мысли не оставляли меня. Я была готова на все, только бы сбежать и не допустить того, что со мной сделают ночью.
Едва мы подъехали к шатру, невысокий мальчуган лет восьми вскочил с места. Поспешно, нервно, будто остерегался гнева эмира. Асир сухо велел отвести лошадей в конюшню. Я отмахнулась от протянутой ладони стоящего тут же бедуина, сама соскочила вниз.
- Вымой и подготовь машину! – потеряв ко мне интерес, произнёс незнакомый мужчина и, размахнувшись, запустил ключи в спину мальчишки.
Я с трудом сдержалась, чтобы не потребовать пояснений. Асир сделал вид, что ничего не произошло, а мальчуган, побагровев от обиды, поднял ключи и удалился прочь.
Ключи. Я смотрела, как он удаляется. План созрел в моей голове именно в этот момент. Все, что было необходимо – увидеть мальчишку еще раз, наедине.
Я прошла в шатер, но скидывать чадру не стала, хоть от жары уже мутилось в голове, а тело вспотело. Я мало думала о том, что побег так не готовят, мне мало было провала моей первой попытки. Сами можете представить, как сильно напугало меня желание, которое я начала испытывать к похитителю!
Я знала про стокгольмский синдром. Но даже подумать не могла, что он так скоро коснётся меня. Было бы куда легче, если бы я презирала Кемаля! Если бы он взял меня силой и оправдал мою ненависть к нему! Тогда бы у меня не было повода ненавидеть саму себя!
Сгребла со стола фрукты и сладости в корзину, накрыла платком. Шейх Асир вряд ли откажет мне в просьбе покормить лошадей.
Так и произошло. И охрана за мной не пошла – видимо, никто в это время не мог больше появиться в конюшне. Я успела вовремя. Мальчик как раз расседлал лошадей.
- Сайида, простите, - при моем появлении он втянул голову в плечи, словно ожидая удара.
- Ну что ты, - я постаралась улыбнуться глазами, так как он не мог видеть мою улыбку. – Я не госпожа. Но ты можешь называть меня своим другом. Меня зовут Газаль, а тебя?
…Когда человеку нечего терять, кажется, он способен на многое. Когда время приведения приговора в исполнение неотвратимо приближается, только безумец или слабак будут бездействовать, наблюдая за падением песка в песочных часах.
Я не знала, что именно сделаю, но внутренне была готова на многое. Может, даже ударить этого мальчишку, лишить чувств и отобрать ключи. Пригрозить, что мой брат накажет его первым, когда доберется до поселения. Не рассматривала только вариант приставить нож к горлу.
Я либо утратила бдительность, либо не оценила того, насколько мой похититель жесток, предусмотрителен и безжалостен.
Но обо всем по порядку.
Чтобы успокоиться и не улыбаться так, как полагалось улыбаться победителю, я спрятала лицо под чадрой и вышла в иссушающий зной пустыни. Она не давала ни на миг забыть, где я нахожусь, и что каждый шаг за пределы поселения может стать фатальным. Мне казалось, никто не следил, и я была предоставлена сама себе – но не тут-то было. Безмолвная охрана делала все, чтобы я их не замечала – но при этом следила зорко.
И даже сейчас я перебывала в полной уверенности, что сумела обвести их вокруг пальца. Едва успела дойти до шатра шейха, как ликующие крики бедуинов заставили меня обернуться.
Хотя рассмотреть укутанных в черное всадников с такого расстояния было сложно, подсознание сразу узнало Кемаля. Каким-то странным, уму непостижимым образом я ощутила нечто сродни стрелам, ударившим мне в спину.
Власть моего похитителя была настолько осязаема, что сейчас буквально сковала по рукам и ногам. Сердце тревожно забилось. Но и пропустило иной – долгий удар, словно приправленный ядом неизвестного безумия. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я приставила ладонь, защищая глаза от солнца. Отчего-то хотелось смотреть на его высокую фигуру, на то, как мой несостоявшийся муж держится в седле. Но ни за что не хотелось признаваться в том, что мне нравится то, что я вижу.
Я не стала дожидаться, когда всадники подъедут. Скрылась в шатре, кусая губы и не понимая, почему мне так хотелось, чтобы мой похититель сейчас вошёл следом и…
Аллах милосердный. Первая мысль была не о том, что он отпустит домой или даст прийти в себя.
Мои мысли были о поцелуе.
… А время между тем неуклонно двигалось к вечеру. Я не выходила из шатра, но прислушивалась к шуму отъезжающих машин. Скоро обо мне узнают. Пусть я далеко от дома, и Дубай с хозяином поехали на территории Лависского эмирата[i], наверняка там есть ориентировки на меня. Даже если Висам выбрал тактику неразглашения. Остается только ждать.
Перед отъездом шейх решил как-то примирить меня с Кемалем, оттого велел подать ужин в свой шатер. Женщины обычно не делили трапезу с мужчинами, но мне эту честь оказали.
Это было то еще испытание. Приходилось улыбаться, поддерживать разговор и сохранять остатки самообладания под прожигающим взглядом Кемаля.
На пороге вероятного спасения на меня снизошло что-то сродни умиротворению. Я даже не корила себя за то, что темные глаза мужчины смотрят с таким чувством и жаром, что внутри все сладко стонет – отнюдь не от страха.
Шейх Асир не скрывал своего самодовольства. Хотелось рассмеяться ему в лицо: Висам не будет так добр к нему, когда все вскроется, да и я тоже.
Затем снова была шахматная партия. К моему удивлению, Кемаль тоже вызвался сыграть со мной, хоть отец и предупреждал, что обыграю в два счета. Так и случилось, и я испытала что-то сродни радости.
- Это будет единственное поле боя, на котором я дам тебе выигрывать, - шепнул похититель, когда отец вышел прочь отдать распоряжения перед дорогой. – Через час я жду тебя в своем шатре. Примешь ванну, умастишь тело маслом, которое оставлю, распустишь волосы и будешь ждать меня. Если выполнить все условия, я сделаю так, что мы вместе получим удовольствие. Если же решишь играть в строптивую рабыню…
- Не надейся, варвар, - я обозвала нехорошим словом шейха, который даже не озаботился правилами приличия, оставив меня наедине со своим сыном. – Думай сегодняшней ночью о том, что мог бы получить, если бы добился моего расположения цивилизованным путем!
- Газаль, ты опять испытываешь моё терпение! – глаза Кемаля засверкали.
- И что ты сделаешь? Возьмёшь силой? Мы оба знаем, что тебе гордость не позволит. Как бы часто ты не повторял обратное!
- Газаль, чего ты добиваешься? – молодой шейх перехватил мою руку, удерживая запястье. – Разве твоё сердце не стучало сорванным ритмом, когда я целовал тебя? Разве не ответила на мой поцелуй по зову собственного сердца?
- Это неправда, – мои щеки залило краской. – Ты все это придумал! И сердце билось совсем по иной причине!
- Желание побега – название твоему состоянию, я полагаю?
- Да, - осторожно ответила я с чувством надвигающейся беды.
- Я не виню тебя, - кривая улыбка Кемаля совсем мне не понравилась. Он как будто прочитал мои мысли и ждал подходящего времени, чтобы дать об этом знать. – Бутону розы нужно время, чтобы превратиться в красный цветок. Иногда солнце такое ласковое, что это происходит стремительно.
- Самые красивые розы вырастают на благодатной почве, - отпарировала я, смущенная романтикой Кемаля. – В неволе они никогда не распустятся.
- Дай им шанс, - твердо велел Аль Мактум. – Приди сама. По зову своего сердца. К тому, с кем сама хочешь быть. Я не протягиваю руку дважды. Даже женщине, которая владеет моим разумом.
- Я приду от безысходности, а радость… как я могу дать тебе то, чего у меня нет?
- Что ж, придётся дать тебе повод, - Кемаль резко выпрямился и отпустил мою руку. – Я не хотел. Но с тобой просто нельзя по-иному!
Уж при этих словах нехорошее предчувствие буквально выбило меня из колеи, но я не могла поверить, насколько Кемаль предугадал каждый мой шаг. И что самое страшное – у него хватило терпения ничем этого не показать, забавляясь моим неведением! Настоящий шайтан. Я не встречала в своей жизни таких людей, не считая, может быть, только своего отца.
До вечера мой ашур[ii] молчал. А тревога сковывала, подобно цепям, лишая сил и самообладания. Солнце склонилось к закату. Шейх Асир отбыл в столицу эмирата. Эмир Песков, как называли главу семьи Аль Мактум на большой земле, так и не захотел мне помочь. Я не вышла с ним попрощаться, понимая, что сорвусь и разрыдаюсь, умоляя забрать с собой.
Следила из окна за прощанием отца и сына. В сердце расцветала пустота. О более серьёзных вещах я попросту старалась не думать. Пусть я проиграла этот поединок – добровольно в шатер Кемаля не пойду. Придётся тащить силой у всех на виду. Пусть молодой шейх после этого собирает свой авторитет по крупицам!
Крики затихли за спиной. В ушах звенело, сердце билось так сильно, что я даже не чувствовала боли в позвоночнике и рёбрах. Кемаль Аль Мактум уносил меня прочь в свой шатер как добычу, как неодушевленный предмет, которым давно хотел обладать и наконец-то присвоил.
- Вон! – холодно приказал шейх, и Зарифа поспешно кинулась к выходу, не глядя на хозяина.
Шатер перевернулся с ног на голову, когда шейх поставил меня на пол. Я увидела дорожку из лепестков сухих роз и каких-то неизвестных мне прежде пустынных цветов. Она вела в спальню.
Кемаль велел приготовить мне такую романтическую дорожку из цветов, думая, что я приду к нему сама. Наверное, он уже предвкушал ночь, после которой уйдут страхи и опасения, и мы станем едины. И у меня сжалось сердце.
Когда Кемаль ступал грубым ботинком по этим лепесткам и давил их, у меня подкатывали к горлу слезы. Но я ни о чем не жалела. Толпа по ту сторону шатра стихла. Мне оставалось только верить в то, что шейх сдержал слово, и Амина с Дубаем не пострадают.
Меня только что опустили до положения безмолвной секс-рабыни, а я все еще могла думать о ком-то, кроме себя!
- В спальню, Газаль. Не поднимая глаз. Ничего не делая, пока я не прикажу!
Я хотела сделать это гордо, с распрямленными печами, но власть Аль Мактума буквально пригибала к полу. Мои плечи поникли. А он казался таким высоким, огромным, опасным. Если бы я была в состоянии связно мыслить, то поняла бы, что при всем страхе, унижении и самоистязании предстоящее не вызывает во мне отторжения.
- Замри, - велел шейх, едва я вошла в спальню.
- Мне раздеться, хозяин? – голос дрогнул, я проглотила слезы.
Кемаль зажёг старинную лампу из чеканного металла с вырезами в виде звезд. А затем поднял нож, поиграл им на свету лампы, давая мне оценить его со всех сторон. Спальня погрузилась в полумрак. Я старалась не смотреть на огромную постель, на которой, как издевательство над ситуацией, алели лепестки.
- Замри. Теперь здесь решаю только я. Или ты соврала мне? В таком случае я лично заставлю тебя смотреть, как с рабыни Мерхана спустят шкуру.
- Я буду послушна твоей воле, господин, - ответила я, надеясь, что говорю именно то, что Кемаль так жаждет услышать.
Я была всего лишь женщина. Успешная, красивая, умная. Но именно это обстоятельство сделало моего похитителя одержимым, одержимы жаждой превратить меня в послушную игрушку.
У меня остались силы только на слезы. Чтобы скрыть их – нет. Да и бесполезно это.
Кемаль поиграл ножом в руках. Чтобы не закричать и не броситься к его ногам, я сосредоточилась на изогнутом лезвии, рукоятке, отделанной золотом. Но вряд ли одержимый желанием мужчина хотел меня убить.
На его плотно сжатых губах играла улыбка. Не жестокая. Просто триумфальная.
Он получил то, что так хотел. Меня и мою покорность.
- Не вздрагивай.
Шаг. Второй. Они показались мне вечностью. Я могла отступить вглубь спальни, но это ничего бы не изменило. Так и осталась стоять, не понимая, чем меня накрывает сильнее: ужасом или же странным волнением. Чувство опасности могло быть таким… таким приятым, болезненно-сладким.
Мужчина поднял руку с ножом. Я сама не поняла, почему не вздрогнула, когда опасное острие поддело шелковый шнур завязок на плаще, без труда разрезая их.
Это было уму непостижимо. Рядом со смертельным оружием и мужчиной, который держал в руках мою жизнь, я не испытывала страха. Куда сильнее этого пугало то, что последует потом…
- На тебе слишком много одежды, Газаль, а в шатре тепло. Я собираюсь исправить это.
Солёная капля упала на губы. Я не смогла горделиво промолчать.
- Кемаль, прошу. Я сделаю это сама.
- Ты лишилась права выбора после того, как подняла руку на шейха. Когда наивно полагала, что мой отец тебя спасёт. Поэтому я откажу тебе и в этой просьбе. Или мне вернуть Амину к столбу позора?
Нож поддел ворот платья. Ткань натянулась… а после этого затрещала под нажимом лезвия. До тех пор, пока нож не дошёл до подола, разрезав черный хлопок надвое.
Спасать меня больше было некому. А в обязанности Саида вряд ли входит врываться в шатер и вырывать меня полуголую из рук своего шейха.
- Газаль! – когда Кемаль сжал отвороты разорванное ткани и начал скатывать по плечам, я протестующе застонала и задергалась. – У меня в руке нож. Ты поранишь себя. Успокойся. Ты знала, что я это сделаю!
Обрывки платья упали к моим ногам. Я тут же закрыла грудь руками.
Я – Газаль бин Зареми. Я доктор математических наук. Любимая жена достойного супруга, такого же научного деятеля. После смерти отца я зареклась иметь что-либо общее с нравами моего эмирата. Никто не знал, что я окажусь в гораздо худшем положении.
В далеком, затерянном среди песков арабской пустыни поселении. В месте, где человеческая жизнь – предмет торга, а женщина моего положения, красоты и ума всего лишь безродная раба. Где за любое неповиновение следует жестокое наказание. Где варварские традиции далеких предков не только не канули в Лету, но и достигли куда более изощренного применения.
И всем этим правил он. Мужчина, получивший блестящее образование в Европе. Ведущий свой бизнес с иностранными партнерами. Шейх по праву рождения, который когда-то должен был стать моим мужем. Все это не укладывалось в голове.
Передо мной стоял дикарь. Опасный зверь. И он хотел моей крови.
Отец, умирая, сделал мне последний «подарок» за то, что отреклась от него и не стала смиренной дочерью без права голоса. Правда, он сам едва ли знал о том, что захочет сотворить со мной обиженный сын шейха Асира.
- Подойди и поцелуй меня, – вкрадчиво-ласковые ноты покинули голос этого шайтана. Теперь в нём был приказ.
То же самое – в его глазах, потемневших до глубины черного обсидиана.
От такой решительности стало не по себе. А меня уже трясло от того, что я больше не сражаюсь, униженно роняю слезы и еще о чем-то прошу этого варвара. Мне не хотелось, чтобы он схватил меня за волосы и заставил целовать, приставив нож к горлу.
Казалось бы, самое страшное осталось позади, и бояться у меня больше нет никакого повода.
Так я думала, открыв глаза с первыми лучами солнца и глядя на спящего рядом Кемаля. Уже по одному этому факту можно было представить, насколько сын горячих песков одержим мною. В пустынных племенах даже муж не оставался в постели жены до утра, тем самым подчеркивая свою доминантную роль. После хальвета женщина отправлялась на свою половину.
Мне бы наплевать на существующее положение вещей, если бы это не было так… шайтан, я не имела права чувствовать то, что чувствовала! Мне хотелось смотреть на волевой профиль Кемаля в полумраке шатра, немея от осознания недопустимого – что все это было так хорошо, так круто. Хвала Аллаху, что не было желания пока что целовать его спящего, зарывшись ладонью в волосы. Но если сама мысль о таком промелькнула – вскоре она превратится в осязаемое наваждение…
Чтобы не поддаваться искушению, я перевернулась на спину. Рука Аль Мактума тотчас же легла поверх моего живота жестом собственника. К счастью, он так и не проснулся.
«Когда нет выбора и приносишь себя в жертву, нет места сладкому томлению и восторгу. Аллах отвернулся от меня. Как же Далиль? А как я сама себе прощу такую восхитительную, но преступную слабость?»
И, словно адвокат дьявола, обрушилась на меня лавина осознания, что давно не все хорошо в семье Бин Зареми. Дружба, уважение, общий восторг на почве науки в сфере математики… мне казалась такая жизнь вполне нормальной.
Пусть не горит постель прежним огнем, как это было в медовый месяц. Зато такой свободы, как у меня, нет ни у одной арабской женщины. Муж позволяет мне все: носить европейскую одежду, встречаться с друзьями без надзора, развиваться в любимом деле. Далиль был антиподом того, чего я так боялась, когда выходила замуж. Как же я была слепа, думая, что это нормально!
Неправильно… но все же не настолько, чтобы млеть от удовольствия в руках похитителя, который без стеснения назвал меня рабыней.
Я могла смириться и с участью, и со своими недостойными чувствами. Превратить свой страх и отрицание в удовольствие. Но знала, что никогда себе подобного не прощу. Как бы ни была сладка моя свобода, впитанные с молоком матери устои никуда не делись.
Ровное дыхание спящего рядом мужчины умиротворяло. Но я не знала, что буду делать, когда он проснётся и вновь продолжит то, что начал вчера. Хотелось побыть одной – но совсем не от рефлексии. Хотелось смаковать свои чувства и нанизывать их на нить, словно бусины.
Осторожно сбросив с себя тяжелую руку Кемаля, я коснулась босыми ногами укрытого коврами пола. Мужчина так и не проснулся. Слегка тревожась от ощущения собственной наготы, поспешно надела платье и осторожно двинулась к выходу из шатра.
Охраны не было. Но это меня не обмануло. Не тем шейхом был Аль Мактум, чтобы создавать показуху – что отнюдь не означает, что за мною прямо сейчас не наблюдают из окружающих шатров или горной гряды.
Между тем селение просыпалось. На рудник потянулись шеренги копателей, женщины с бурдюками спешили доить верблюдов и кобылиц. Если мужчины старались не смотреть в мою сторону, презрительных женских взглядов я хлебнула сполна.
Это совсем сбило меня с толку. Особенно после проявленного вчера милосердия. Слишком поздно я поняла, что женщины тут угнетены. Некоторые и вовсе оставались рабынями. Их неприязнь была завистью. Завистью к благосклонности своего шейха ко мне.
Я даже перехотела любоваться рассветом, хотя при виде багровых, подкрашенных синим облаков рука потянулась к… смартфону, которым я так и не смогла воспользоваться перед похищением, и который остался в номере отеля. Развернулась и вернулась в шатер в полной уверенности, что долгий взгляд закутанной в черное женской фигуры мне только показался.
Сделать больше трех шагов я не успела: тёмная тень зашла со спину, схватила меня, сгребла в сильные объятия. Я испуганно вскрикнула.
- Не стоит больше бояться, роза Аль Махаби, - шёпот Кемаля запустил по всему телу сладкую дрожь, которую я уже начала ненавидеть в себе, - больше никто не посмеет коснуться тебя даже взглядом. Вчера ты сама признала мою власть.
- Варвар! - с ненавистью процедила я. - Только так ты можешь добиваться покорности и уважения, причиняя боль ни в чем не повинным детям.
- Твоя жертва ничего не решала! – скрипнул зубами Кемаль, подталкивая меня к спальне, растеряв все манеры искусителя. – Я бы все равно тебя взял! Ты лишилась права на милосердие, когда угрожала мне смертью!
- Да что ж ты дал слабину и не забил меня плетью после того, как уехал шейх Асир? – я горько рассмеялась. – Ты никогда не завоюешь меня. Не надейся!
- Вот как? – недобро усмехнулся шейх пустыни и, сжав мой подбородок, поцеловал.
Сначала все моё тело как будто рассыпалось на осколки падающих звезд, колени подогнулись, по позвоночнику прокатилась жаркая волна. А затем пришло отрицание. Но я сделала то, чего сама от себя не ожидала.
Обвила руками шею Кемаля, прижалась всем телом, и ответила на поцелуй со всем жаром и нерастраченной страстью, на которые только была способна.
Как же нелегко было сохранить бдительность, не утратить самообладания! Этот мужчина действовал на меня, как самый глубокий гипноз, как самый опасный наркотик. Колени задрожали. Сладкая боль аукнулась в пятках, заполнив собой женское естество. Дрогнули ресницы, грозя унести меня к запредельным высотам вместе с тем, кого полагалось стереть с лица земли.
Я не собиралась сдаваться, пусть тело-предатель хоть на атомы рассыплется. Поэтому сосредоточилась на том, что углубила поцелуй, играя языком, как искусная шармута, ощущая, как дыхание Кемаля стало хриплым, а сердце оглушительно забилось.
И только тогда, собрав волю в кулак, я отстранилась.
Моё сердце стучало так же сильно. Я была в шаге от того, чтобы сдаться и вновь утонуть в его руках. Но вместо этого вскинула голову и гордо произнесла:
Стрела просвистела в опасной близости от моего плеча. А ведь Шайтан Бури даже не задел натянутую веревку, перескочил её одним прыжком. Я ухмыльнулся. Память услужливо унесла в юные годы, когда такие игры были для нас с названной сестрой в порядке вещей.
Следующую стрелу я поймал на лету, даже не поморщившись, когда она обожгла ладонь. Только царапнуло по сердцу, когда с опозданием вспомнил ссадины на руках Газаль. Я знал, что она отчаянно боролась с собой, сжимая в ладонях решётку…
«Нет тебе места тут, роза пустыни!» - с яростью, смешанной со страстью, сказал сам себе я, отбрасывая стрелу в центр ближайшего бархана.
Когда песчаные дюны вдоль скрытой тропы зашевелились, я даже не удивился, хотя подобное зрелище могло здорово напугать любого неискушенного путника. Из песка восставали темные изящные фигуры с оружием наготове, собираясь устранить чужака без долгих раздумий.
Я сорвал тегельсмут с лица, остановив Шайтана Пустыни. Занятно было наблюдать, как в глазах семерых девушек-стражей насторожённость сменяется почтением. Обычно мне были чужды атрибуты своего высокого положения, но в этот раз я не отказал сам себе в удовольствии, когда все семь красавиц преклонили колени и головы.
- Ваша шейха давно ждет меня. – Я знал, что это правда. Не стал дожидаться, когда Мадине сообщат о моем приезде, пришпорил коня, подняв облако пыли и врываясь в свежесть оазиса.
О моем готовящемся визите Мадину мог предупредить Саид. А мог этого и не делать: с её чутьем она знала о том, что я в пути, за час до моего попадания в зону сторожевых радаров. Но как истинная женщина, сделала вид, что все происходящее для неё – полная неожиданность.
Голубые рукава восточного одеяния с золотой вышивкой по подолу подчеркивали яростную самобытность непримиримой дочери песков. На единственном острове жизни посреди дикой пустыни она действительно казалась если не миражом, то моделью для постановочной фотосессии.
Некогда темные волосы, сейчас превращенные рукой мастера в покрывало с золотыми бликами, завиты в кудри, на лице невесомый макияж, огромные миндалевидные глаза кажутся еще больше. Только вместо колье либо иного украшения в ложбинке груди покоится стилет на золотой цепи. Мало что выдаёт в ней дикую бедуинку, когда-то захваченную работорговцами. Стилист и пластический хирург поработали на славу, чтобы Мадина сама себе не напоминала ту насмерть перепуганную и слабую девочку, что когда-то связанную и в слезах привезли в поселение…
Я смотрел на женщину, столь же опасную, сколь и прекрасную, понимая, что в сердце нет ничего иного, кроме как братских чувств и желания вспомнить прошлое. Выпить крепкого кофе… и отбыть прочь, туда, где ждала единственная женщина, в руках которой даже сейчас билось моё сердце. Память словно стерла на песчаную пыль воспоминания, в которых я не раз и не два искал забытье или насыщение в руках Мадины. Кажется, мы были вместе все чаще и чаще в тот самый период, когда Газаль только начала подбираться к моему сердцу.
Мадина отбросила за плечо прядь волос и начала медленно спускаться по мраморным ступеням своего особняка. Я отдал поводья подоспевшей амазонке и просто ждал, когда гордая воительница подойдёт ко мне сама.
- Кемаль, мой лев пустыни, - дрогнувшим голосом произнесла она, дождавшись, когда мы останемся одни, без посторонних глаз. – Ты наполнил моё сердце радостью. Я боялась, ты так и не навестишь свою верную рабу.
- Мадина, - её последние слова отчего-то вызвали внутри глухое раздражение. – Прошло довольно много лет, после того как мой отец подарил тебе свободу и право быть членом семьи Аль Мактум. Ты больше не рабыня, и об этом полагается забыть.
- Как я могу быть свободна, если сердце давно в твоем плену, мой Кемаль? – в пронзительных черных глазах таяли воинственность и самобытность, уступая место тому, что я не хотел там видеть. А именно – раболепному поклонению и желанию, ради которого можно и не хранить собственное достоинство.
Внутри крепла пустота. Я смотрел на красавицу, готовую на все ради меня, и не испытывал ничего, кроме разочарования. Этой женщине дали не только свободу, но и права, о которых даже в столице мало кто осмелится мечтать. А внутри она так и осталась рабыней, готовой пасть к ногам мужчины.
Я ждал этого от утонченной и не столь храброй Газаль. Ждал, зная, что это едва ли не единственное, что сможет охладить мою страсть. Понятно теперь, почему поведение Мадины, которой Аллахом было суждено повелевать и не гнуться, вызвало острое желание тотчас же развернуться и уехать?
Я не смог сбежать от самого себя с Мадиной. И, наверное, мне это не удастся уже ни с кем.
- Это визит вежливости, Мади, – смотреть в покорные глаза красавицы было невыносимо, даже в некоторой мере отвратительно. – Я приехал справиться о том, как ты жила этот год. Выпить бедуинского чая с дороги. Мне не нужно сейчас твоё тело и ласки.
- Мой шейх, прошу, - губы Мадины дрогнули, она поспешно отвела взгляд, – возможно, за трапезой и беседой ты изменишь свое мнение и не накажешь безразличием свою верную рабу.
- Не смей вести такие речи. Ты не раба, избавляйся от этого слова.
- Я никогда бы не стала ничьей рабой, лучше смерть, - блеснули праведным гневом глаза Мадины, - но сердце решило иначе. Оно одерживает верх над моим рассудком и падает на колени перед тобой, Кемаль. Только ты знаешь меня такой, и никто и никогда больше этого не увидит.
- Сделай так, чтобы этого не видел я. Ты мне почти сестра. Поэтому я не желаю вести разговор в таком формате.
- В последнюю нашу встречу менее года назад все было иначе, - в холле было прохладно, европейское убранство странно диссонировало с тем, что дом стоит посреди пустыни. – Ты приезжал ко мне, преодолевая расстояния, даже в разгар бурь, мы предавались любви ночи напролёт. Ты как будто открыл глаза и осознал, что всегда хотел лишь меня. Что поменялось, мой лев?
Не поменялось ничего. Просто тогда моя страсть и жажда обладать Газаль принимала чудовищные формы. После наших ночей Мадина скрывала следы поцелуев под платком и едва могла держаться в седле – я терял контроль и даже не стыдился этого. То, что она принимала за страсть, было лишь жаждой погасить огонь в крови.
Газаль
Я сглотнула, поборов головокружение, едва за Кемалем опустился полог шатра. Сердце колотилось так сильно, что я ощущала его ребрами.
«Ничего страшного, - сказала себе. – Ты победила в этом противостоянии. Хотя бы сегодня утром».
Я посмотрела на смятую постель с каким-то чувством обреченности. Вина и стыд за то, что сдалась так быстро, не пыталась отстоять свою честь, приставив нож к горлу – это были совсем не те чувства, что помогут выстоять и дальше, пока я не найду способ отсюда сбежать.
Жаркая волна прошла по телу, стоило вспомнить жаркие поцелуи Кемаля, тяжесть его тела, аромат кожи. Это вообще напоминало удар прямо в солнечное сплетение. Я села на край кровати, тяжело дыша.
Только мысль о том, что Висам сделает с моим обидчиком, хоть как-то могла меня утешить и, как ни странно, оправдать. Я имела право представлять себя не жертвой, не шармутой, не властной над собственной плотью, а этакой коварной злодейкой. Злодейкой, которая не отказала себе в удовольствии заняться любовью с тем, кто скоро будет изгнан из приличного общества с позором… а то и вовсе мёртв.
«Далиль никогда не узнает, как низко я пала. А все остальное он поймёт. Это кто другой, похожий на моего покойного отца, покрыл бы позором и забил камнями», - от воспоминания о том, в каком аду росла, на теле выступила испарина.
Я думала, избавилась от этого кошмара. Но здесь, в песках пустыни, царила анархия и куда более жестокие законы.
В теле бурлило послевкусие жаркой ночи. Столь сильное, что я злилась на себя. Даже психовала.
Расплескала воду, умываясь, Вырвала клок волос, пытаясь привести в нормальный вид спутанные руками Кемаля пряди. В общем, сделала все, чтобы отринуть в себе мысль, которая не давала покоя, но которую я усердно гнала:
Куда, шайтан его возьми, понесся Кемаль с таким видом, будто за ним по пятам гналось стадо песчаных гулей?..
Говорят, женское сердце чувствует присутствие соперниц. Я же была так дезориентирована и ошарашена одержимостью Аль Мактума, что в этом уравнение с неизвестными интегралами просто не было места кому-то третьему. Да и какой бы жаркий темперамент не был у шейха пустыни, после такой ночи у него не хватит сил на кого-то еще.
Пути Аллаха неисповедимы. Совсем недавно я оплакивала свою участь, а сейчас, только подумав о фантомной сопернице, ощутила подъем удовлетворения. У меня не было сомнений, что я у Кемаля на первом месте, и других быть не может.
Заплела волосы, отыскала в большом сундуке новое платье, темно-синее, с золотой бахромой по рукавам, и платок на голову с такими же подвесками по линии лба. Даже залюбовалась собой в огромном зеркале. Всю сознательную жизнь бежала от таких одеяний, предпочитая европейский стиль, преимущественно деловой и элегантный. А оказывается, мне идут оба эти образа.
К завтраку я едва прикоснулась. Еда здесь не претендовала на изысканность, уже мне привычную. Сжав в руках чашку с кофе, я вышла из шатра.
Солнце поднималось все выше. Вдалеке, на рудниках, кипела работа – огромные железные сваи понимались вверх и вниз, доносился глухой грохот. Я уже начинала скучать за роскошью дворцов, но и в этом уединенной уголке посреди дикой природы можно было найти свою прелесть. Если не замечать, какие жестокие обитатели поселения.
Не успела я сделать глоток кофе и зажмуриться, подставляя лицо солнцу, до моего слуха долетел топот копыт. «Кемаль никуда не уехал!» - промелькнула неуместная мысль, наполняя сердце приятным трепетом. Но когда я собрала волю в кулак с намерением придать своему лицу выражение холодности, едва не выдохнула от разочарования.
На меня смотрели сурово сведенные глаза Саида Ассасина.
- Закрой лицо, женщина! – строго выпалил он, будто сплюнул.
Мне захотелось рассмеяться. Послушайте-ка! До этого дня никто не ставил мне таких глупых запретов, тем более цепной пес обоих шейхов!
Я прекрасно помнила, что этот бедуин сделал с охраной, когда похищал меня из отеля. Их тела с торчащими из груди рукоятками до сих пор стояли перед глазами. Конечно, я должна была его бояться, но странно – ощущала себя настолько защищённой Кемалем, что страха не было и в помине. Поэтому ответила ему с таким же презрительным взглядом:
- Запомни, туарег, ты говоришь с наследной принцессой Аль Махаби. Изменилось моё положение. Но не титулы.
Убийцу мои слова каким-то образом смутили. Я гордо вскинула голову.
- Ты вряд ли не знал, кто я, когда похищал меня. И видел в одной ночной сорочке. Твоё требование закрыть лицо так же нелепо, сколь черно твоё сердце. Ведь в этом нет никакой необходимости!
- Ты надела наряд бедуинской невесты сама, или господин заставил тебя это сделать? – сощурился Саид.
- Надела что?
Только сейчас я начала понимать, почему это платье оказалось первым в сундуке. Значит ли это, что Кемаль не оставил мне выбора?
Саид не ответил. Я отпила кофе, который утратил вкус.
- И только потому, что я его надела, мне теперь стоит закрыть лицо?
- Нет, - прищур Ассасина мне совсем не понравился. – В твоих интересах теперь закрывать лицо потому, что привязанность молодого шейха Аль Мактума имеет свою цену. Ты теперь желанный трофей для разбойников… и досадная преграда для тех, кто хотел бы оказаться на твоем месте.
- Что, много желающих быть похищенными и увезенными сюда? – съязвила я.
Но Саид не ответил. Хлестнул своего скакунка и, подняв столб пыли, поскакал прочь.
«Да что он себе позволяет! Он знает, кто я такая, общаясь в подобном тоне? О, наверное, Кемаль успел пояснить своему цепному псу, что воруют не бедную сироту. Только варварам, похоже, все равно, будь я самой королевой Елизаветой!»
- Лузер! – выругалась я ему вслед по-английски, но оказалось, что в поселении есть и те, кто не считает землю плоской. И даже знает иностранные языки.
Двое мужчин, упражняющихся на ножах вдалеке, сначала остановились, а потом рассмеялись. Расценив, что Кемаль может устроить мне весёлый вечер за такое, я развернулась и сбежала в шатер.
Наверное, единственное, что я буду вспоминать с тоской, когда Висам и его бойцы не оставят и камня на камне от этого поселения, - это ночное небо дикой пустыни. Не ласки Кемаля, не ужас древних суеверий и мизагонии. Именно эту красоту, которую теперь уже дочери больших мегаполисов не увидеть.
Низкие звезды как будто просились в руки. Иногда некоторые из них срывались, пересекая небосвод с быстро гаснущим заревом закатившегося солнца. Я даже усмехнулась про себя. Что приходит на ум местным жителям? Слезы Аллаха? Или ниспадающие в шахту алмазы? Вряд ли кто-то имеет понятие о том, что это сгорающие в атмосфере метеориты.
Но куда сильнее было моё удивление, когда Саид привёл под уздцы уже знакомую мне кобылицу. Я ездила на ней во время прогулки с Асиром. Кемаль же распорядился дать отдых Шайтану Бури и привести коня, которого звали Похититель Воли.
Было это сделано специально, чтобы добавить мне шрамов на рассудке, или являлось простым совпадением, я не знала. Любопытство пересилило. Да и я так устала сидеть в заточении, что поехала бы даже, реши Аль Мактум в лучших традициях варваров перекинуть меня через седло и увезти в ночь.
Послевкусие от его последних слов все еще вызывало смутную тревогу. Но я была не настолько безумна, чтобы бежать в никуда. Ночная пустыня умеет убивать не хуже дневной с её испепеляющим жаром – Висам рассказал мне это в деталях, и от них стыла кровь.
Я села верхом, и мы тронулись в путь рядом, лошади шли в унисон. Я скосила глаза на профиль Кемаля.
А ведь мой брат, если задуматься, не так уж сильно от него отличался. Он похитил Аблькисс, или Киру, свою единственную любимую жену, прямо на борту чартера из далекой России, где мне довелось побывать тогда впервые.[i] Поначалу она сопротивлялась, как дикая пантера, и мне казалось, однажды вонзит в сердце Висама нож. Но постепенно ее сердце оттаяло. Она смогла добиться даже любви моей матери, которая восхищалась её силой, то же самое испытала и я. О том, почему ее ненавидел отец, я узнала слишком поздно.
Значит ли это, что с Кемалем меня может постигнуть та же самая участь, если мой брат и белокурая чужестранка стали самой крепкой парой в эмирате, и новый эмир Висам даже принёс клятву никогда не жениться снова?
Умом я понимала. Понимала, что это уже происходит. Мы все больше и сильнее прорастаем друг в друга с каждой минутой, с каждым ударом сердца. Вот уже и разрывы – болезненны, а все плохое забывается, будто раскаленный воздух пустыни выжигает эти моменты дотла.
Вокруг – ужас, древняя варварская вакханалия с рабовладельческим строем и безысходностью, а в моем сердце все чаще звучит мелодия восточной сказки.
Шейх Аль Мактум мог осыпать меня алмазами и добиться лишь презрения, но окаменелость пустыни, та самая роза, стала для меня самым ценным подарком. Я все еще его боялась, но отрицать свое влечение, желание оказаться в его объятиях становилось все труднее и труднее.
Мы выехали за пределы селения. Вскоре освещение и крики жителей поглотили тьма и тишина пустыни. Даже цикады замолчали, лишь иногда слышались крики ночных птиц и лай шакалов.
- Куда мы едем? – не выдержала я.
- Пока что не в твой дом, Газаль. С каждым днем и часом мысль о том, что тебя придётся рано или поздно отпустить, становится невыносима. И ты сама, разве ты по-прежнему так же сильно стремишься туда и ненавидишь меня?
- Кемаль, - раздражённо выдохнула я, - ты упорно хочешь прочитать в моем сердце то, чему там нет места и никогда не будет. Если бы все это произошло с нами при других обстоятельствах…
- То ты никогда бы не стала моей, Роза Пустыни. Твоё воспитание и наличие недостойного тебя мужа не позволило бы открыть душу и сердце чувствам, которые дали бы тебе второе дыхание.
- Ты уже который раз зовёшь Далиля недостойным. Да, он не воин, он мудрец. Но этот человек подарил мне то, что никогда бы не смог дать никто другой. И то, что пытаешься отнять ты. Не было ни дня, когда бы я была несчастлива с ним…
- Газаль, во имя Аллаха, ты снова врешь себе! – горячо воскликнул Кемаль. – Ты действительно считаешь, что математика и твои открытия в этой сфере – счастье для женщины? Это не так. Это хобби, которое делает тебя живой, но истинное счастье – любовь. Любить науку невозможно. Она никогда не заменит любовь к мужчине.
- Вот поэтому я никогда не захочу остаться с тобой, Кемаль. Ты так легко обесценил все, чем я жила. Я снова вижу в тебе того самоуверенного мальчишку, что однажды в детстве, во время приближения песчаной бури, наотрез отказался играть с девочкой, которая умела слагать числа в уме и высчитывать скорость ветра!
- Я помню тот день, - Аль Мактум был поражён. – Удивлен, что и ты тоже. Тебя это задело?
- Нет. Тогда я еще не знала, чем вызвано твоё недовольство. И меня воспитывали с установками во всем угождать мужчине. Желая мною обладать, ты хочешь отнять у меня все, что мне дорого. Мою реализацию, мою свободу, мои мысли! А ведь знаешь, если бы ты не был таким жутким шовинистом, я бы подсказала, как усовершенствовать твою шахтёрскую конструкцию. Но явно же её проектировал мужчина, которому тебе проще довериться!
- Я не отниму у тебя то, чем ты живёшь и в чем достигла успеха, Газаль. Не делай врага из того, кто не хочет с тобой воевать. Если тебе необходимы книги, вычислительная техника и время, чтобы этим заниматься, ты все это получишь. Простой просьбы было бы достаточно.
- А как насчет свободы?
- Надо уметь довольствоваться малым, - строго сказал Кемаль. – Её ты пока что не получишь. Смирись.
Он натянул поводья, лошади в такт замедлили шаг. Из-за горной гряды показался серп месяца.
- Придётся завязать тебе глаза, - Кемаль спрыгнул на землю и помог мне встать.
- Что? Зачем? Руки, надеюсь, не надо?
- Доверься мне, Газаль.
- Да зачем? Здесь темно, как на дне глубокого колодца…
- Ты увидишь это, когда мы будем на месте. И поверь, так впечатлений будет гораздо больше.