Мой сияющий тиран

Она

Каждое мое утро начинается с глубокой четырехчасовой медитации, в которой не последнее место занимает иглоукалывание.

Я встаю у зеркала в полный рост и придирчиво оглядываю себя. Внимательно рассматриваю тело. У меня рядовая фигура, с обычными пропорциями и внешностью. Я шатенка. Глаза карие с золотистыми вкраплениями. Из-за них мама назвала меня Златой. Но разбираю я отражение не на предмет красоты, а на предмет энергетических точек.

Очень медленно, со вздохом и терпением, я втыкаю стерилизованные иголки под кожу. Миниатюрные. Они размером с булавку или даже меньше. Ввожу легким привычным ритмом. Размещаю по времени, по меридианам и каналам. Иголки проникают в места, нужные сегодня, с учетом сделанного вчера.

Иногда практикую прижигание. Иногда каменные иглы. Такие необычные, древние, кажется, подобными только блины пускать по воде. Но нет. Они для важной задачи. Защитить меня. Сделать энергетически невидимой. Обезопасить жизнь. Так как я все еще переживаю, что нас могут найти.

Когда дело сделано, я приступаю ко второй части утреннего ритуала. Начинаю практиковать. Три часа движений, за которыми обычный человек ничего не увидит и не почувствует. Но тот, кто потратил на практику с Ци годы, имеет внутреннее зрение, ему видно многое.

Затем я снимаю иголки, обрабатываю мелкие ранки. Ем приготовленный мамой завтрак. Собираюсь на работу с чувством внутреннего напряжения. Оно пронзает меня до тех пор, пока снова не окажусь в безопасных стенах дома. Съемная двухкомнатная квартирка в старой панельке. Больше без привлечения внимания мы позволить себе не можем.

Я предпочитаю идти на работу пешком. Заворачиваюсь в шарф по самые глаза и всегда надеваю темные очки. Так уличная видеокамера или беспилотные модули не смогут занести лицо в базу данных и отследить маршрут. Никогда не езжу без острой необходимости на общественном транспорте. К тому же это единственная возможность, когда можно собраться с мыслями перед долгим и тяжелым днем. А может быть и последующим вечерним дежурством.

Утро в больнице начинается с обхода. Я иду по больничным палатам, осматриваю пациенток, обдумываю, чем могу помочь. У каждой глубокое биполярное расстройство, связанное с личностными особенностями. У каждой тоска и меланхолия, перемежающаяся с затяжной депрессией. И почти все без сторонней помощи умрут. Каждую жаль.

Девушки слоняются по палатам. Они смотрят пустыми глазами на мир или в одну точку. Все разговоры об одном. О сексе. Все побывали в постели арктиков. И что самое странное – почти все они девственницы.

Когда арктики появились в нашем мире, случился экономический коллапс. Их было много. Они пришли через открытый нами портал. Тогда появилась технология ведения раскопок во льдах. Мы растопили льды, где стоит до сих пор единственная и ничем не разрушаемая портальная арка в мир Арктиков. Куда они совершили переход тысячелетия назад, чтобы обрести бессмертие.

Бессмертные!

Мы оказались не готовы к вторжению. Они объявили себя нашими предками. И хуже того, арктики владеют необычными способностями. Их технологии лучше наших… Попробуй воевать, когда собственные снаряды разворачиваются в твою сторону. За пять дней война окончилась.

Все случилось много лет назад. И с тех пор свободные от арктиков люди живут в Австралии. Последний материк планеты, где нам разрешают жить самостоятельно, где мир под контролем людей.

Трудно сказать, люди ли теперь арктики? Внешне они на нас очень похожи. Но только выглядят они совершенными. Двухметровые, атлетичные, вечно молодые. У них идеальные пропорции лиц и фигур. Они не могут не вызывать эстетического восхищения.

Проповедуют, что прибыли с миром. Мир и в самом деле наступил на их территориях. Исчезли бедность и голод. И самое главное – войны. Теперь арктики стали неофициальными новыми Богами. Но я не верю в это. Разве жесткая иерархия и страх могут стать залогом мира? К тому же каждый день я смотрю в лица девочкам. Зачастую они младше меня. Вижу в них бездонную пропасть. В юных глазах из глубины на меня смотрит смерть. Думаю о том, что на месте любой из них могла бы оказаться я.

Человечество предпочитает не замечать этих несчастных жертв. Всегда же были девственницы, принесенные в жертву богам. В мифах и легендах всегда были те, кому нужны чистые души. И мне страшно. Страшно за свою жизнь, за жизнь моей мамы.

Арктики прибыли без жен и детей. У них их попросту нет. Нам неизвестны причины, но известен факт – арктики любят земных женщин. Только вот мы несовместимы.

– Злата, в приемной девушка, срочно, – окликнула меня Татьяна Савская, пробегая мимо в том же направлении.

Ненавижу эти «пополнения». Девчонки сами лезут в пекло. Идут в клубы, рестораны, где может подвернуться арктик, а затем, когда те замечают их и устраивают обнимашки, не могут остановиться. Мы называем таких «обнимашками». С незнакомыми женщинами арктики обычно страшно нежные, внимательные. Обнимают дурех. Тискают. А те балдеют от этого. Словно от бутылки шампанского натощак. Ловят легкие галлюцинации прекрасной любви. Сами напрашиваются в постель, а потом оказываются у нас. В неотложке. И так по пять-десять раз за сутки. Арктик не возьмет незнакомку ни в дом, ни в постель, но вот до этого оторвется по-полной. И предъявить нечего. Ни секса, ни насилия. Ничего.

Привезенная девушка в прострации лежала на каталке. Взгляд расфокусированный, зрачки сужены.

– Повреждений нет. Это по твоей части, – сообщила Татьяна, измеряя пульс, давление, на ходу беря в оперативную лабораторию анализы крови и слюны. – Будь она неладна. С утра! Поди всю ночь по клубам таскалась, негодная, да не с одним. Дура!

Она ругается незлобно, по-матерински, с жалостью. Нам-то что? Пульс приведем в норму, давление тоже. А кто Ци приведет в порядок?

– Ну? – спросила она, отступая.

Я подошла к каталке. Начала ощупывать девушку, попутно разглядывая вены, сухожилия, сочленения сгибов рук и ног. Меня интересовали меридианы ду-май и жэнь-май.

– Меридиан легких, вот тут и тут, – указала точки на сгибе левой руки.

– Так, давай по-человечески, – она таки вплеснула руками, готовая, меня убить за косноязычие.

– В нем много Ци и мало крови. Поврежден. Будут проблемы с легкими. Сразу ставь ИВЛ. Белая Ци не повреждена, и синей немного. Так что к концу месяца очухается.

– Везите в реанимацию, – велела Татьяна санитарам, улыбнулась с благодарностью. – Займешься ею?

Я кивнула, продолжив обход. Месяц иголок этой девушке обеспечен. И о чем она думала? Надеялась устроиться в жизни? Девушка конечно красивая, но у артиков целые гаремы жен. Они называли их Таухуа. Свозили туда красавиц со всего света.

Конечно, таухуа пополнялись и зависели от положения и чина арктика. Чем старше ранг, тем больше девушек. Прямо отряды смертниц в концентрационных лагерях. Каждый раз, когда я думала об этом, меня непроизвольно передергивало.

К обеду я раскидалась с рутиной, расположилась в столовой для персонала и апатично потягивала чай. Ко мне подсела Татьяна. Она прекрасный реаниматолог, но в случаях с «обнимашками» терялась. Привезут дуреху, вроде в норме. Только не в себе. А через день-два раз – и отказ органа, который с виду целый и здоровый. Мы с ней сработались за последние месяцы. Наш главный премию обещал.

Она села и протянула открытый контейнер с салатом.

– Ешь давай. Знаю, что экономишь на всем.

Татьяне повезло, она несимпатичная. Ее персона кажется арктикам неинтересной. Вышла замуж, детей не хотела. Она вполне устроилась в новом мире. И я ей откровенно завидовала.

– Сколько еще? – спросила она, наблюдая, как я взяла вилку и начала есть.

– Много, – солгала я, не признаваясь, что мы экономим, но не на билет до Австралии.

– Чудо, что тебя стороной обошли, Злат. Видно бог любит тебя.

Кивнула, соглашаясь, только слегка потупила глаза, чтобы Таня не заметила, как изменился мой взгляд.

– Потому ты своих не хочешь?– перевела я тему в более спокойное русло.

– Куда? Надеяться только, что пацан будет. А если девчонка? Горя не оберешься. Знаешь, что стряслось с нашим рентгенологом?

Я покачала головой, продолжая жевать салат.

– Дочь забрали. Он в долги влез, продал все, что мог. Думал, выкупит или украдет, – она замолчала, тяжело вздохнув, отодвинула свою порцию.

По громкоговорителю раздался сигнал 934.

– Еще привезли, – встала она, собираясь в приемник. – Ты ешь. Приму, посмотришь позже.

– Так что? – спросила я, понимая, что не видела его уже недели три.

– Повесился, – бросила Таня и вышла из столовой.

Есть расхотелось.

Проклятые арктики. Я не по слухам знаю, как родители влезают в долги. О каком билете в свободную землю может идти речь, когда выжить бы до ближайшей зарплаты. Моя мама в свое время точно так же влезала. Продали все и даже больше. И теперь мы эти долги отдаем.

Она

День прошел, вечером ничего не образовалось, и нужно было успеть еще на одну важную встречу. Раз в месяц, стабильно, где бы ни жила, я приезжала в местный аэропорт, старомодный и грязный. Отсюда летали в Австралию. Самое главное – он был безопасным. Это не огромный аэровокзал, откуда уходят новые шаттлы не только на другие континенты, но и на орбиту. Арктикам он не интересен, потому что в нем нет современной системы слежения.

Моими связными бывали разные люди. Всегда мужчины. И чаще буддистские монахи. Бритые парни в оранжевых и малиновых тканях. Они молча брали очередной транш за кредит, и уходили. Мне так даже легче.

В этот раз образовался сюрприз. Меня дожидался европеец в спортивном костюме и кедах, с цветными очками на кончике носа. Молодой парень, уж больно крученый. Важничающий. Оглядел меня с ног до головы. Я вся закутанная в одежду и шарф. Оценил книгу по иглоукалыванию и, поднявшись с корточек, вальяжно подошел.

– Пс, малая, ты-гэй, топай. Бойчее.

Я растерялась. Обычно такого не было. Сомневаясь, идти или нет. В сумке лежала крупная сумма денег. Но парень уже дошел до угла, притормозил, метнул недовольный взгляд через плечо и исчез.

Я последовала за ним. Через несколько поворотов мы оказались в глухом тупике. Света от жалкой тусклой полосы неона едва хватало.

– Вот деньги, – я полезла в сумку.

Но не вытащила. К нам подошел старик с необычными четками. Человек, которого я не думала уже когда-либо увидеть. А четки так вообще раритет, в них каждая бусина была не круглой.

От неожиданности я открыла рот. Мое вышколенное тело само уже кланялось в стойке ученика дацана (Гэцула). Он поклонился в ответ. На вид ему под девяносто. Никто не знал, сколько наверняка.

Подобная встреча могла означать что угодно и сильно тревожила.

– Деньга больше не потребнэ, – бросил парень, разглядывая меня бесцеремонно, нагло.

Отошел в сторону и встал на страже. Пока я, начав заметно нервничать, не могла придумать ни одной причины для подобной встречи.

– Нужно твое сердце, – сообщил Жуан-Ди, отчего оно у меня забилось резко, быстро переходя в сумасшедший ритм.

– Для кого?

А что я могла еще спросить. Зачем ему мое сердце? Мое сердце давно мне не принадлежит.

Окинул меня проницательным взглядом, как умел смотреть только он, а ты в ответ ничего не можешь прочесть.

– Велигор Янчжун.

Голова закружилась от имени и фамилии. Господи, только не арктик. Только не он. Я тяжело и сокрушенно потянула в себя неподвижный воздух закутка. Облизнула губы.

– Это больше, чем мой долг, – очень не хотелось торговаться, но, когда на кону собственная жизнь, приходится.

Человек, стоящий передо мной был моим учителем, но никак не тем, кто борется с арктиками. До нас до всех доходили слухи о группах людей, в основном из бывшей элиты, что не смирились со своим положением в новом мире. Они мечтали изгнать врагов. Боролись с ними, как могли. На мой взгляд, борьба шла неравная и потому бессмысленная. Как говорит моя мама «Тараканы на тапок войной не ходят».

– Трохи все пройдет добренько, тоды получишь билет, малая, для себя и для мамки.

– Что от меня требуется, – только и спросила я, понимая, что такой шанс выпадает только раз в жизни.

– Торгуешь малая? Если хотя бы один из них усохнет, чуешь, какая волна пойдет?

Я выкатила глаза. Парень вообще в курсе, что арктики бессмертные?

– Я похожа на камикадзе?

– Так тебе не вилы в руки сую. Встретиться с одним перцем сподобься, макулатуру скинь. Без возмущения полей. Так, чтобы ни один бес трохи не за мог от волнения. Даже ряби в уме не набачил. И вали. Че ломаешься? – похоже, у парня терпение было на исходе.

– А если он узнает меня?

Я посмотрела на молчавшего ламу, но говорил только парень.

– Тогда мамка укатит в Австралию. А ты бороться за право дело.

– Ты можешь заткнуть свой рот, хоть на минуту?! – этот парень уже бесил.

– Че залупаешься, спящий агент? Так шо просыпайся, детка!

Спасибо, хоть сукой не назвал. Мое сердце! Мое сердце! Потерла, нервничая, руками лицо. Мое сердце означало мою жизненную белую Ци. У всех людей, при их зачатии, красная Ци матери сливается с синей Ци отца. В результате рождается белая Ци будущего человека. Белый росток, носимый в сердце до самой смерти.

Ци людей смешиваются через жидкости. У арктиков все иначе. Им не интересен секс, они почему-то передавали свою синию Ци (в народе ее называли «сиянием») напрямую. Насколько мне известно, передавали изредка и сексуальным способом, но результат оставался тем же. Наша красная Ци не сливалась с их синей, и вместо этого шла в обход, в слияние с белой Ци сердца. Та от этого становилась голубоватой. Этим опасны обнимашки. Именно так девчонки умирали.

– Билеты и документы вперед. Я хочу иметь гарантии, – решилась я, понимая, безумие затеи.

Мне воодушевленно покивали и подробно посвятили в планы передачи посылки. Задумка казалась простой, с виду плевым делом.

Через неделю в большом концертном зале состоится конференция по вопросам экологии и энергетики. На ней будет выступать и Велигор Янчжун. Он куратор специального ведомства безопасности. Военные часто участвуют в разного рода экологических расчистках загрязненных объектов, территорий, там, где требовалось сохранять секретность. Газеты об этом писали постоянно.

Как любой крупный чиновник, он таскает свой таухуа за собой. А это много охраны, оцепленные этажи гостиницы и вип-сервис для наложниц. Требуется, заменить девушку-массажистку и пронести письмо с инструкцией, как сбежать бедолаге. Даже если поздно и та ничего не захочет.

И так как арктики проверяют весь персонал не только посредством чтения мыслей и намерений, но и на все объекты, вносимые и выносимые из зоны контроля, то только подобные мне люди способны войти и выйти незамеченными.

Если он меня не узнает, то я передам посылку, и мы с мамой уедем. Конец бедности, конец долгу, ура свободе. Я смогу выйти замуж, завести детей. Прожить жизнь без страха.

А если нет, то только бежать. Убить арктиков еще ни у кого не вышло. Зато я сумела сбежать. И может быть я единственная, за всю столетнюю историю пребывания здесь арктиков, кто смог это сделать. Значит, в случае провала есть шанс повторить первый успех. Ничтожный шанс.

Она

Изначально арктики отбирали девочек по базам данных. Позже выяснилось, что такой отбор не годится. Не все девушки в реальности отвечали критериям красоты. Стали отбирать по учебным заведениям.

Подобные практики теперь торжественные события. Выпускной бал, считай, подготовка к свадьбе. Нет никаких проблем, когда девушка, приглянувшаяся арктику, «выходит замуж» спустя месяц после окончания школы. Все официально. Родители получают богатый выкуп. Очень часто это знак того, что карьеры у них пойдут вверх. На несогласных никто не обращал внимания.

И только позже, оказалось, что у арктиков нет детей, а их «жены» ведут себя как-то потерянно. Они возвращались в родительские семьи спустя восемь-десять месяцев. В гости, пожить, просто так, только вот через несколько лет умирали. Об этом запрещалось писать в СМИ. Зато агрессивно пропагандировались ценности роскошной, сытой жизни. Было много интервью со счастливыми избранницами, блистающими драгоценностями и красотой. Быть женой арктика – значит не думать ни о чем, кроме веселья.

Так что все учебные заведения скоро разделились на мужские и женские. В занятиях появились светские прогулки, когда с тобой гуляет арктик. Возит тебя в парк, кормит мороженым, ведет беседы и выставляет оценку. Если девушка красива, таких встреч бывает много.

В тот день мы оказались у кабинета директора и сплетничали. Тут же стояли старшеклассницы. Они нервно прихорашивались, розовели от собственных фантазий и грызли ногти. Мы пришли поглазеть на них. Было любопытно, что ждет нас через несколько лет по окончанию школы.

– Господи, хоть бы выбрали меня, – Настя в молитвенном жесте свела вместе руки и закатила глаза.

– Девочки, сегодня там один, – кто-то спросил из старших, пытаясь протиснуться к замочной скважине, которую директор держал только из большой любви к антиквариату. Так-то кругом давно стояли замки на магнитах.

– Один, но какой. О, вы бы видели его, – Россана, девушка из параллельного класса, нежная, красивая, мечтательно покраснела.

– Он уже приходил, смотрел младшие классы, – забияка Крис поправила очки на веснушчатом носу и улыбнулась, обнажив щербатые зубы.

– Девочки, идите по своим делам. К вам приедут через два года, разойдитесь по классам, – пригрозила проходящая мимо завуч, которой самой хотелось посмотреть, что тут делается.

– Врешь все, – это кто-то из старшеклассниц.– Завидуешь!

Дверь отворилась, и вышел он. Очень высокий мужчина. Девчонки разом ахнули. В его необычных глазах лежал синий лед, такой, что я отшатнулась. Как от удара. Арктик был хорош собой. Красавиц с гармоничными чертами лица и высокими скулами. Черный кудрявый волос стрижен и уложен в идеальную прическу. Я подумала, что от своих кудрей, хотя они у меня и не так сильно вьются, я никогда не могу добиться такой послушности. Деловой костюм на широких плечах сидел как влитой. Но самое главное – движения, мимика. То, что сразу не уловить, но впитывается, передается мгновенно.

Его захватывающий взгляд сканировал собрание школьниц около себя. Вокруг арктиков всегда царит атмосфера возбуждения. Им заискивающе улыбаются. При них семенят и просят. Девчонки расступались.

– Девочки, идите в класс. Сейчас же! – голос завуча от волнения сел.

– Стой.

Как-то разом одновременно все поняли, кому он это сказал. Я застыла на месте. Обернулась. Голос директора зазвучал где-то в стороне. Приглушенно.

– Она вам не подойдет, господин Янчжун.

Глаза мужчины впились в меня, оценивающе рассматривая. Он смотрел так пристально, что даже слегка наклонился ко мне всем телом. Мое в ответ напряглось. Я смотрела в пол, теребя пальцами поясок за спиной школьной формы.

– Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

Арктик склонил голову набок, разглядывая снизу вверх, слегка щурясь.

– У девочки больное сердце, – директор достал платок и вытер себе вспотевшую шею.

Мужчина ничего не ответил. Двинулся дальше, рассекая толпу уверенными движениями.

Крис фыркнула, передернув плечами.

– И вовсе нет. Приходил. Скажи Злат, смотрел наш класс!

– Я болела в тот день, – тихо отозвалась я, чувствуя, как схлынуло внутреннее напряжение и дышать стало легче. Но снаружи не свободнее. Тревожно. Так, словно случилось что-то ужасное, непоправимое.

В тот день он пришел в класс старшеклассниц, познакомился с ними. Сказал речь и никого не выбрал.

Так я узнала о существовании Велигора Янчжуна, бессмертного, отвечающего за безопасность всех пяти континентов, принадлежащих арктикам. Его пост никак не согласовывался с его юной внешностью. А статус – с тем посещением школы.

Но именно тот день решил всю дальнейшую судьбу.

Она

Люди Янчжуна пришли неожиданно на день рождения мамы. Два адвоката и два телохранителя. Самого арктика с ними не было.

Мы как раз собирались резать торт, когда папа открыл внезапным гостям дверь, и те прошли молча, словно так и нужно.

У мамы от ужаса выпала посуда из рук. Грохнулось на пол старинное бабушкино блюдо для десертов. Разбилось на несколько крупных кусков.

– Не отдам, – прошипела она, глядя, как те спокойно убирают мешающий со стола чайный сервиз и кладут на него толстый договор. Договор передачи прав. Словно я какая-то вещь.

– Вы не имеете права. Не можете!

Даже если бы она заголосила во всю глотку, ничего бы не изменилось. Таковы условия проживания в мире арктиков. Либо ты соглашаешься, либо тебя ждут такие трудности, что ты все равно в итоге согласишься.

– Камелия, – отец уговаривающе посмотрел на нее, потом виновато на меня.

Мама часто задышала, выпучила глаза, зло испепелила папу в ответ, затем гостей.

– Уходите!

Этим четверым все давно порядком приелось, вероятно, мы были не первой семьей, куда они приходили забирать дочерей. И к подобным сценам они привыкли.

– Ваша подпись, – сообщил один из адвокатов, раскрыл заднюю страницу, и мы обе увидели там подпись отца.

Уютный мирок, в котором звучал смех, вилась радость, вечера у телевизора и воскресные прогулки. Мир, состоящий из мамы, папы, кошки Мышки затрещал по швам. В планах сборы денег на билеты в Австралию и надежды на второго ребенка. Рухнул от одного росчерка отца.

– Собирай вещи, – обратился ко мне второй адвокат.

Один из амбалов встал в дверях квартиры, а второй пошел за мной следом.

Когда я вернулась на кухню с сумкой в руках, мама сидела за столом, спрятав лицо в ладонях, отец на углу стула поодаль. Лицо его было серым, перекошенным от вины.

– Возьми таблетки, – напомнил один из адвокатов, осведомленный о моих проблемах со здоровьем.

Взяла пачку на кухонной полке и замерла на миг возле мамы. Она, порывисто поднявшись, прижалась ко мне. Обняла с силой до хруста. Схватила круто мое лицо в ладони, врезавшись в него своим исступленным взглядом.

– Помни, что я тебе говорила. Помни! Злата…

Я завыла, забилась в истерике. Меня силой оторвали от нее и выволокли в подъезд. Оглушительно хлопнула входная дверь. За мной закрылась прежняя жизнь, открывалась новая. Та, где я уже никогда не стану прежней.

После перелета и гостиниц я оказалась в доме арктика.

Не дом, а дворцовый ансамбль с многоуровневой охраной, большим парком, зверинцем и спортивным клубом.

Средний возраст девушек таухуа оказался от семнадцати до тридцати лет. Все красавицы. Они занимали женскую половину дворца, получая разные покои по статусу. Мне досталась самая дальняя комната. Всего двенадцать квадратных метров. Настолько маленькая, что временами меня принимали за прислугу и никто не воспринимал всерьез. Некоторые девушки недоумевали, для чего я здесь.

В один из первых дней я обнаружила у себя одну из таухуа. Она бесцеремонно шарилась по моим полкам, рассматривала книги и трогала одежду.

– Я Лея, – представилась она, окидывая меня полным пренебрежения взглядом.

На вид девушке было не меньше двадцати. А мне всего тринадцать. У меня едва начала расти грудь. И, как говорила мама, я сплошная угловатость. По сравнению с ней я чувствовала себя, как облезлая табуретка против дворцового кресла в стиле барокко.

– Ой, ты и трусиха, – рассмеялась она, наблюдая, как я топчусь на месте, не зная, куда деть руки и что сказать.

Она взяла в руки банку с таблетками и вопросительно осмотрела ее.

– Ты болеешь?

– Сердце, – больше всего хотелось, чтобы она поставила пузырек на место и ушла.

Та поджала губы, покачала осуждающе головой.

– Первый раз вижу, чтобы к нам привозили калеку.

– Я не калека.

– Будем надеяться, до инвалидов дело не дойдет, – поставила пузырек назад и вышла.

Позже я узнала, что Лея слыла среди девушек большой неудачницей. Она уже три года жила во дворце, но Велигор так ни разу ее к себе и не призвал. Я слышала, как девушки подсмеивались над ней. Мол, это от того, что она много времени проводит в качалке и скоро станет выглядеть, как еще один арктик.

За два месяца, прожитых во дворце, стало ясно, что хозяин бывает дома редко.

Он возит с собой некоторых девушек, но не всех. Вероятно, меньшое количество статусных вещей, а мы для арктиков именно вещи, охранять легче. Во вторых, среди самих девушек царило соперничество. Мне ужасно хотелось узнать, чем он хорош, раз девушки готовы драться друг с другом. Все старались выглядеть более выигрышно по отношению к другим.

Дом существовал в двух режимах. Режим без хозяина и с ним. Когда Велигор Янчжун прибывал, стены дворца наполнялись энергией от беготни персонала, натуженным ожиданием и светскими вечерами с приезжающими гостями. Для них ставились различные шоу и развлечения, гремели салюты. Дворец бурлил днем хозяевами и их встречами с другими повелителями мира, а ночью кряхтел от усердия слуг, придающих махине безупречную чистоту.

Дни текли своим чередом в пустом безделье и знакомстве с окружением. Обо мне забыли. И мне было невероятно скучно. Я познакомилась со смотрителем зверинца До-Мином. Постепенно он разрешил мне помогать ему, сжалившись над моей скукой. Зоопарк лучше, чем четыре стены маленькой комнаты. И хотя уборка и починка вольеров, кормление животных не всегда приятное дело, с некоторыми можно было играть.

Зверинец был большим. В нем содержались редкие породы животных, такие как лигры, амурские тигры, красные волки, кенгуру и много других. Временами они напоминали девушек, и я в шутку давала им имена. Вепрь Ирина, змея Света, тигрица Лея, крокодил Машенька.

Но самое главное – пребывание в зверинце дало возможность изучить расположение запасных, неброских входов на территорию дворца. Все что требовалось – получить доступ к магнитному ключу от ворот. И там, за высоким забором меня ждала свобода. Но стащить ключи у До-Мина никак не получалось. Он был слишком бдительным, пусть и добродушным человеком.

В один из дней ко мне пришла Лея и пригласила на массаж.

–Ты, разумеется, совсем ребенок. Но массаж тебе делать давно можно. И в целом, когда-нибудь ты перестанешь быть замухрышкой. Пошли. Цюй Гу делает очень здорово.

Сначала я отказывалась, но затем подумала, а что если это человек от мамы. Так звали гинеколога, к которому та ходила, когда была нужда избавиться от нежелательной беременности. Так все и получилось. Она делала мне массаж и тихонько вложила в руку ключ. Я не переставая болтала о зверинце. Оставалось только реализовать намеченный план.

Она

Прошло двенадцать лет с момента, как судьба милостиво даровала жизнь без грез. Мы жили в постоянных бегах, в напряжении, особенно первые месяцы пути. И все-таки эта жизнь была нашей. Свободной.

Мы поехали в Тибет. В его глубоких ущельях жили старцы. Маме удалось невозможное. Не только вывезти нас, но и найти людей, способных вылечить мое сердце. Плата оказалась очень высокой. Кроме денег, которые мы возвращали, и еще будем возвращать лет пятьдесят, сами лекари поставили условие – сердце не будет мне принадлежать. Отныне оно не мое. Но зато я смогу жить и помогать людям.

Все десять лет я проходила обучение у местных учителей, а последующие годы мы вернулись в цивилизацию, так как пришло время отдавать долги.

Мы с радостью затерялись бы в обширном Китае, но незнание языка ставило наше существование под угрозу разоблачения. Не было известно, что происходило после побега. Янчжоу слишком большой человек. О таких не пишут в СМИ и не показывают на экранах. Незаметность его оружие. Впрочем, как и мое.

Год назад мы смотрели по телевизору парад в честь дня рождения генерала Гуй-Ли, великого и известного бессмертного. Лицо Велигора промелькнуло среди чинов на трибуне. Я выхватила взгляд не специально, само вышло. Какой шанс, что он до сих пор сканирует пространство в поисках меня? Охнула, закрываясь ментально от любого эмоционального беспокойства внутри. Страх прошил все мое тело.

Теперь, когда я знала очень много об их воздействии на нас, я боялась даже собственной тени. Нужно мое сердце! Это код такой. Ключевые слова-пароль, означающие долг перед тибетскими учителями. Домой после встречи с учителем и посредником я вернулась в весьма разбитом состоянии. Деньги так и остались лежать на дне сумки. Я не решилась признаться маме в случившемся.

Судьба брала свое. И она же снова сталкивала с Янчжоу. Я надеюсь, что беда минует. А удача улыбнется снова. Теперь по-настоящему. В Австралии нет арктиков. А со змеями и насекомыми я договорюсь.

Так-то оно так, но тревога с души не ушла. Мне слишком хорошо помнилась последняя с ним встреча, в ночь перед побегом. И я уверена, он ее тоже не забыл.

Она

В ту ночь перед побегом я вся извелась, чувствуя себя словно на иголках. Неудачно вернулся Янчжун. Весь дворец загудел приготовлениями к светскому рауту, назначенному на вечер.

Неожиданно ко мне, как всегда без стука и без приглашения, зашла Лея. Она горела от счастья. Вообще Лея красивая, но внешность ее экзотическая. У нее латиноамериканские гены с примесью индийских. Красота ее была своеобразной и на большого любителя.

– Сегодня, – триумфально сообщила она, развалившись на кровати и мурлыкая от удовольствия.

Я чуть не подпрыгнула. Сегодня я бегу. Причем тут она?

– Что сегодня?

Она сладко, с большим удовлетворением вздохнула.

– Я иду в спальню мужа.

– Не муж он вовсе. Ты разве так не считаешь? – промямлила я, не видя причины для радости.

Лея порывисто приподнялась, окинула взглядом мой кислый вид.

– Ты попросту ничего не понимаешь. Я хочу этого, потому что это изменит мой статус. Я наконец стану женщиной. Его женщиной. Его!

– А не боишься, что потом станет все равно?

На прошлой неделе одной из фавориток совсем взгрустнулось. Она перестала есть, выходить из покоев. Девушку отправили к родителям.

– Ох, умоляю тебя, сколько я таких видела? Все от ревности, Злата. Либо симулируют, – Лея снова откинулась назад. – У нас с ним будет иначе. Я сердцем чую. Думаю, он столько ждал, потому что хотел, чтобы я по-настоящему его полюбила. И когда я полюбила, он позвал.

Мысленно я обмеряла свой ключ свободы глазами. Слушая ее вполуха. Маленькая пластиковая карточка с кодом доступа домой. Домой! К маме! Как же я по ней соскучилась.

– А еще всех нас, – буркнула, проигрывая в голове последовательность действий побега.

– Ну, не всех, – Лея скривилась, настроение у нее испортилось. – Вот не можешь ты, как и все другие, порадоваться за меня. Я думала, что хотя бы ты скажешь, что рада за меня.

Я облизнула губы и с усилием вернулась к разговору.

– Что? Ну, конечно, я рада.

– Не сильно верится.

– Расскажешь, что на самом деле происходит. А то все приходят, улыбаются как дуры, светятся и ничего не говорят. Хоть бы кто рассказал.

Я имела в виду то легкое сияние от кожи, которое некоторое время сохранялось у девушки поле ночи, проведенной с хозяином. Муж! И как Лея могла назвать его так? Настоящие мужья вовсе не такие.

– Ой, а то ты не знаешь, что бывает между людьми в постели, – настроение Леи вернулось в привычное русло.

Я покраснела. Не особо этим как-то интересовалась.

– Конечно, я представляю, – к лицу прилила кровь. – Сначала люди целуются и потом мужчины достают свой этот и засовывают в нас, и все такое.

Лея расхохоталась, счастливая и довольная событиями.

– Хочешь посмотреть? – вдруг спросила она, хитро оскалившись на мои вытаращенные глаза.

– Не-е-ет! Не хочу.

– Да хочешь, хочешь, я же вижу. Ты жутко хочешь узнать, чем арктики отличаются от обычных мужиков. Всем интересно, – она хихикнула, наблюдая, как от смущения мне хочется уйти из комнаты, и я поглядываю на дверь.

Она встала, и схватила меня за руку.

– Пойдем.

– Куда? – от страха ноги подкосились.

– Мне дали ключ от его покоев. Так сказать, познакомиться, посмотреть, велели там ждать. Я спрячу тебя.

– Нет, не нужно, – я только что не заплакала, ощущая, как сильная накачанная рука Леи не ослабила хватку ни на секунду.

Ну что за бес в нее вселился. Какие подглядывания? Мне спать бы лечь и ждать ночи.

– А иначе я решу, что ты задумала побег, – пошутила та.

– Нас накажут за это? Это неприлично. Нельзя!

– За что? И кто сказал, что нельзя?

Казалось, ей море по колено.

– Ну зачем тебе? Это личное. Никто не должен видеть. Потом расскажешь.

Лея остановилась у двери, перестав меня тащить. Сощурилась, загадочно улыбаясь.

– Злата, или ты идешь со мной, или я подумаю, что ты не рада. А потом все равно приду к тебе, сразу же, как он отпустит.

Я сдалась. Не нужна она мне тут посреди ночи. Вдруг и правда отпустит.

– А как я выйду?

– Я дам тебе ключ. Тихонько выйдешь, когда уснет. Я его утомлю, достоверно. Знаешь, для чего я столько времени в зале торчу? Чтобы быть выносливой.

Все это дикость, да и только. Вот о чем я думала, разглядывая спустя минуту белые апартаменты. Коридор, комната для приема гостей, кабинет. Спальня, огромная кровать с прикроватными тумбами. Все в минималистичном стиле. Создавалось впечатление, что он уставал от внешнего мира. И, приходя сюда, арктик нуждался в светлых, безликих тонах.

Окно вдоль всей стены в полный рост. За вертикальными жалюзи зверинец. Любопытно, он часто смотрит на зверей? Смотрит издалека, потому что звери не переносили арктиков на дух. Будто сама планета отказывалась принимать. Хорошо хоть растения не вяли в их присутствии.

– Тут и прятаться негде.

– Как негде? Смотри, – Лея щелкнула по панели и в стене напротив отъехала ширма, обнаруживая гардеробную. – Здесь технологии, дуреха.

Может я и дуреха, но моя комната самая простая.

– Запрись, я сделаю щелку. Вечером, все увидишь, – велела она.

– Мне кажется, это не нормально. Я не буду смотреть, как вы с ним это делаете, – мой последний вопль к глухому.

– Тогда не узнаешь, что и как, – засмеялась Лея и заперла меня.

Хотя бы свет оставила. Кромешная тьма. Я почувствовала себя последней дурой. И зачем вообще сюда пошла? Не хочу я ни на что такое смотреть. Буду тихо сидеть, спрятавшись в дальней нише с рубашками. Это все, что я успела рассмотреть. Может быть Лея извращенка? Зачем ей в первую ночь с арктиком свидетели? Зачем знать, что их видят? От ощущения ловушки хотелось разрыдаться.

Вместо этого я взяла себя в руки, обдумывая подробности побега. Рано или поздно он уснет. Возможно, это будет последняя ночь моего плена.

Прошло несколько часов, прежде чем я проснулась от едва слышного звука. Ширма дернулась, и в гардеробную пробилась лунная полоска света. Без часов сложно определить, сколько прошло времени, но показалось – вечность. Инстинктивно я прислушалась. Из спальни ни звука. Вообще тишина. Послушав некоторое время, на цыпочках я прокралась к щели, надеясь услышать сопение или храп. Что угодно, означающее, что путь свободен.

Там на кровати в полутьме лежала Лея, а сверху на ней арктик. Она выгнулась, задирая голову назад. Его руки крепко держали девушку, губы не отрывались от ее затылка. Хотя таз девушки был прижат им, они не занимались сексом. Не было слышно характерных ритмичных шлепков. Раздался стон Леи. Мне казалось, что он удерживает ее и только. Почему тогда она стонет?

Свет в спальне вспыхнул. Ярко ударил в лицо. Я захлопала ресницами. Ширма отъехала в сторону. В следующую секунду на меня смотрели прищуренные синие глаза.

Мой взгляд виновато метнулся вниз по мускулистой груди, на литой пресс с кубиками, ниже, на пах, где из кустистых темных зарослей торчала восставшая плоть члена. Мой рот приоткрылся в изумлении. Он же голый!

Велигор Янчжун коротким кивком велел выйти на свет.

– Любопытная, вьяна, – голос звучал металлом.

Я шагнула. На кровати лицом вниз лежала Лея. Ее темный волос волной рассыпался по белоснежной простыне. Смуглая кожа приобрела восхитительные карамельные оттенки. Руки ее были вытянуты вперед под подушку. Колени разведены в стороны, пятки соединены. У меня возникло стойкое ощущение, будто она занимается йогой. Но под упругими ягодицами проглядывались розоватые половые губы. Они блестели от струящейся смазки. Лея страстно постанывала, как в кайфе, будто мужчина до сих пор был на ней.

Побыстрее шагнула к двери, надеясь, что он выгонит меня, но арктик произнес:

– Не туда. Ко мне, – его пальцы подхватили за локоть и притянули к себе, развернули побледневшим лицом к зеркалу.

Вся стена напротив окна была зеркальной.

Дышать стало нечем. Дистанция показалась неприлично близкой. В мужской позе ощущалась некая неподвижность, напряженность.

Крупная мужская ладонь легла на мой живот. Интимно скользнула ниже и точным, жарким движением прижала к себе. Не почувствовать загнутый банан с мясистой головкой через трусики и ткань было невозможно. Мое сердце забилось как ненормальное.

Подняла на него испуганный взгляд. Я кусала от стыда губы, полыхая от непривычных ощущений. Жесткие мужские губы изогнулись в усмешке.

Велигор предпочитал одевать таухуа в легкие туники, на манер индийских, расшитых золотой нитью, бисером и камнями. Так что от скольжения его руки алая ткань натянулась на моей позорной груди, сверкая вышивкой.

Мужской подбородок над головой жестко уперся в мою макушку. Сжал. Я дернулась и на шею властно опустилась вторая ладонь. Глаза встретились в отражении.

– Что видишь, девочка?

А что я должна видеть? Двух людей? Насильника и жертву? Мужчину и подростка? Любовников? Арктика и человека? Я закусила губу.

– Не знаю.

Горячая рука оторвалась от моей шеи, и спустилась по солнечному сплетению под левую грудь, туда, где сердце трепыхалось в нездоровом ритме.

– Знаешь, насколько тебя хватит при твоем сердце?

Я шумно выдохнула, мотнула головой. Моя кожа горела огнем, не столько от прикосновений, сколько от ситуации, от стыда, от страха и возбуждения.

– На один раз.

Это было так непонятно слышать. Ведь я точно знала, что врач разрешал мне спортивные нагрузки. Чем они собственно отличаются от других?

– Я лишь хотела узнать, – запнулась, краснея еще ярче, задыхаясь от пленения.

Ситуация представилась невыносимо грязной. Я как маленькая похотливая дрянь устроила засаду в гардеробной арктика, чтобы посмотреть, как он трахнется? И все из-за Леи! Та продолжала лежать на кровати, даже не шевельнувшись, похотливо постанывая.

– Скотоложство у нас не приветствуется, – произнес он со снисходительной усмешкой.

Это он про нас, про людей? Сам каждый день смотрит на зверинец под окном? Выходит, мы для них скот? Такие коровы с сиськами, нужные для чего-то иного. Или свиньи. Это позже я узнала для чего, а пока же я задыхалась от только что обретенного унизительного статуса. От бессилия что-либо сделать.

– От скотины слышу!

Осталось язык показать. Столько красивых женщин под одной крышей и все скот? Для арктиков все люди животные. Наши взгляды снова встретились. Он не шутил. Простая истина открылась мне в, увы, самом приватном месте, в спальне под скулеж подставившей меня суки.

– Разве? Смотри, девочка, – мужчина подался вперед и прикоснулся к моему запястью.

Реальность окрасилась перламутрово-ежевичными цветами. На душе мягко отпустило. Внутрь потекла защищенность с чувством комфорта. Расслабились все зажимы на теле, уходило напряжение. Враг, сжимающий меня в бездушной хватке, больше не казался таковым. Ни холодным, ни могучим. Он был безопасным и притягательным.

Не знаю, как так вышло, но через минуту я стояла прижатая к стене, поверхностно дыша. И была я в одних трусиках и кружевном лифчике. Кончики пальцев Велигора поглаживали мой плоский живот от пупка до мокрого низа, волнуя интимностью прикосновений. Очень ласковых, трепетных, игривых. Заставляющих меня дрожать, дышать еще чаще.

Но лицо. Его лицо оставалось критически спокойным. С таким видом гладят кошку, разглядывая вдалеке нечто туманное и философское. Буренок на лугу, может быть. Одним словом, скотину.

– Вы никого не любите! Вы все трусы, не способные на чувства.

Все эти глупые слова вылились из меня от оскорбления, отчаянного побуждения уйти от контакта. Мужчина перевел на меня потрясенный взгляд. Остановил забаву.

– Ты спящая, – произнес он негромко, скорее довольно, чем удивленно.

Отстранился. Расслабленные уголки его рта слегка приподнялись. Велигор, прищурившись лишь одним глазом, смотрел на меня с любопытством.

– Она так и будет скулить? – спросила я, реагируя на жалобный стон Леи.

Велигор ухмыльнулся, отстраняясь.

– Не знал, что мне повезло.

– В чем? Иметь гарем и относиться к нам как рабовладелец?

– Обижайся, сколько хочешь. Ты моя собственность. Как твое имя?

Даже имени не знает. Я захлебнулась воздухом от обиды и возмущения.

– Спящая скотина, ви-ди-мо, господин свинопас. Настоящий урод.

Взгляд Велигора превратился в камень. Он дернулся ко мне, вероятно, скрутить и наказать. От страха в инстинктивном порыве защитить себя, я выставила руки вперед. Нет! Не надо! Попала пальцами в район глаз. Надавила…

Реальность вновь окрасилась перламутрово-ежевичными цветами, но за ней возникла другая реальность… яркая вспышка. Другое место. Не эта комната.

Мир вокруг из известняка. Цвета мягкие, пастельные. Флора без листьев. Стволы со странными наростами, похожими на шелестящие пленки от блеклых до черных оттенков зелени. Небо над головой высокое с семью солнцами. Отчего в пространстве все время возникают солнечные блики и гало. Очевидно, здесь никогда не бывает ночи. Неизменно один вечный день. Он такой же трехмерный, как и Земля. Воздушный. Не живой.

Четверо детей и взрослый мужчина стоят у большого каньона.

Каньон глубокий, как горное ущелье. Обрывистый. Издалека похожая пленки растительность напоминает горы разбитого стекла, и на солнце ослепляет собравшихся.

Мужчина молод, красив, как все бессмертные. Группу я разглядываю более внимательно, так как до этого не видела детей арктиков. На вид лет по десять. Они немного младше меня. Одеты в легкие свободные одежды, закрывающие все, кроме конечностей и головы. Ноги босы. Волосы у всех длинные и распущенные. Три мальчика и одна девочка. Легко узнать Велигора. Лица нежные, черты гладкие и немного пухлые, как и положено детям.

– Учитель, – голос девочки тонкий, похожий на колокольчик, подхватываемый ветром. – Зачем мы здесь?

– Это последний переход, Кида. За ним свобода.

Кида красивая. У нее веснушчатое лицо, рыжий кудрявый волос и глаза, чем-то похожие на глаза Велигора. Она смотрит на мальчишек, свободно улыбаясь, почти кокетливо. Те отвечают тем же. Велигор берет ее за руку и дергает. Она тут же перестает улыбаться, прячет недовольный взгляд от всех, надувает губы.

– Вы должны ответить на вопрос Вечности.

Они перестают отвлекаться и смотрят на учителя удивленно, с некоторым недовольством.

– Если вы скажете правду, то сорветесь в самый низ, если вы скажите неправду, то сгорите в огне тут же на месте. Погибнете. Найдите ответ, дети! И ваше обучение будет закончено.

Молчат. Дружно вглядываются в глубокое зеркало пропасти.

– Ты первая, Кида. Время у тебя есть. Думай.

Девочка пожимает плечами, вытаскивает пальцы из рук Велигора. Оборачивается.

– Какой вопрос?

– Зачем ты идешь в Вечность?

Она делает шаг над пропастью и не падает. Шагает по воздуху, будто под ногами твердая поверхность, доходит до середины. Останавливается. Стоит.

Дети застыли, втягивая головы в плечи. Переминаясь с ноги на ногу. Играя пальцами в медленно-задумчивом движении. Велигор напряженно смотрит только на нее.

Кида не оборачивается к ним, застыв в воздухе, только кивает головой, словно кому-то, затем вскидывает ее и трет ладонями щеки. Думает. Затем опускает руки вдоль тела, наклоняет голову. В следующий миг слышен удаляющийся детский вскрик в ветре.

Тело девочки лежит на дне пропасти, полном трупов разной степени разложения. Зрелище шокирует. Бьет под дых. Наповал.

– Это ее выбор, дети, – произносит Учитель, спокойно разглядывая разбившегося ребенка.

Мне самой смотреть на это невозможно. Я дергаюсь. Хочется разжать пальцы, оттолкнуть чужое воспоминание. Но я зажата между большим мужским телом и зеркалом. Оно точно не мое! Не мое!

– Следующий.

Шагает мальчик. Он проходит ту же самую процедуру. Только оборачивается, смотрит на них. Кажется, что он тоже слушает кого-то, а потом думает. Это видно по тому, как он морщит лоб, как сосредоточен его взгляд. Затем он произносит ответ. И тут же его поглотил огонь, наполняя каньон страдальческими криками. Быстро, жестоко, Звучно.

Хватит, хватит! Я слышу свой же шепот.

– Твоя очередь, – мужчина оборачивается к нему.

Велигор кивает, смотрит на русоволосого. Шепчет:

– Увидимся в Вечности.

Он ступает над пропастью, достигает места гибели двух детей и оборачивается к ним. Видно, как волнуется. Часто, порывисто дышит. Слушает вопрос…

Я не могу, не могу смотреть! Слишком больно. Боль!

Вынырнула.

Мои глаза расширены от шока, по спине бежит пот. Я хватаю воздух открытым ртом. Я была в его воспоминаниях меньше минуты. Секунды.

Оторвалась, потрясенно смотрю на Велигора. В том воспоминании было очень много детей. Сразу их не было видно, и только после падения девочки я увидела.

Вероятно, это очень древнее воспоминание. Давно пережитое, зажившее для него. Мужской взгляд остался совершенно холодным, равнодушным. Ему давно не было больно.

– Кида – сестра?

Мужчина отрицательно мотнул головой.

– Иди к себе, – велел он, отворачиваясь, решив завершить встречу.

Долго меня упрашивать не пришлось. Мигом подхватив из-под ног платье, я выбежала из спальни ненавистного арктика. Что ж, в тот вечер я достаточно повидала.

Много позже я узнала, что «спящими» арктики называли тех, кто способен различать иллюзии и реальность. Кто плохо поддавался телепатическим внушениям. Редкий дар, по их мнению, имелся всего у пяти процентов населения. И в целом, мог приравниваться к психическим отклонениям. Так как именно столько в популяции отводится на брак и генетические ошибки.

Произошедшее яростно подстегнуло меня. Сна ни в одном глазу. Мне крупно повезло. После случившегося о побеге я не думала совсем, перед глазами стояло лицо Велигора. От чувственных прикосновений казалось, что половые губы опухли, оставаясь в онемевшем состоянии. Тело горело, словно в горячке. Жарко, душно, нестерпимо томительно. Я едва дождалась поздней ночи. В четыре часа, когда пьяные гости расходились по гостевым комнатам, а усталый персонал сменялся на свежую смену, я спустилась в зверинец и открыла клетки.

Все до единой.

Сигнализация сработала четко, громко будя округу звоном ревущего набата.

Оказалось забавно подмечать, как звери, это тебе не люди, не поддаются внушениям арктиков. Рычат, поскуливая. Не пускают на свою территорию. Люди боялись к ним подходить. И только тот, кто кормил их два месяца, прошел по территории без препятствий. Это была я, потому что До-Мин взял выходной.

Мне всего-то нужно добраться до заветной двери. И я сделала это. Ощущая затылком, как из спальни на третьем этаже меня утюжит бесчувственный твердый взгляд, одновременно сужающийся мерзлотой. Арктикам нельзя бросать вызов. Они сметут любого, кто осмелится это сделать.

Может быть, он и думал, что мне не удастся далеко уйти, но все случилось иначе. Там, за стеной, меня ждала мама.

Он

Велигор прибыл в гостиницу перед самой конференцией. В офисном крыле он встретил Ниршана Линя, собственного заместителя. Они поприветствовали друг друга, обмениваясь мыслями, пока шли по коридору.

– Террористы уничижены.

– Очередные несогласные?

– Доклад на столе.

– После конференции.

– Вопрос по одной из твоих таухуа открытый.

Мимолетный взгляд на Ниршана.

– Генерал Жуан-Ди хотел бы, чтобы ты отпустил девушку. Это его личная просьба.

Велигор поморщился. С тех пор, как они прибыли на Землю, ему не давал покоя этот арктик. Словно чувствовал, что силы слабеют, и скоро произойдет смена власти. Жадный гурман набрался столько Инь, что собственный Ян теперь генерирует с трудом. Как комар, напившийся крови и готовый лопнуть от нее же.

Арктиков давно не волновали богатства, их волновала власть. Абсолютное господство в любом виде. Только один важный нюанс – без перемен все становилось монотонным. Жизнь без женщин превращалась в сплошную линию без пунктира, без ритма, без перерывов. Пресную, элементарную, предсказуемую. Темный Инь, энергия свойственная только женщинам, нужна мужскому Ян, бессмертный ты или нет.

Они неспроста вернулись на Землю. Не ожидали увидеть здесь вполне гармоничное общество. Дикое, но функциональное. Обмен Ци закрутил в жилах арктиках кровь с новой силой. Порождая желания, охоту, новый цикл тяги к существованию. Истребить мужское население оказалось невозможным из-за угрозы уничтожения популяции. Но местные самки не соответствовали уровню их женщин. По развитию они могли только отдавать свой Инь. По крайней мере, годились для баланса и получения Ци.

– Обойдется, – бросил он Ниршану и ухмыльнулся в ответ на понимающий взгляд.

– Наверное, особенная, – посмеялся тот, глядя как босс уходит на личную территорию.

Велигор же перестал улыбаться. Вместо этого он прошел в женскую часть и встретил Лею с вечно просящим взглядом. За двенадцать прошедших лет девушка превратилась в роскошную элитную львицу. Она всегда сопровождала его на вечерах. Периодически он брал новеньких девушек, но оказалось, что с этой проще. Влюбленная, покладистая, удобная. Не глядя скинул пиджак, подал галстук.

– Россана ждет, – деловито сообщила Лея, покорно склоняясь перед господином.

Он прошел в спальню, с безразличием осматривая лежащую на животе голую блондинку с разведенными по-лягушачьи ногами. Ей столько же, сколько сейчас Злате. Они вместе учились.

От одной мысли о девчонке он мгновенно ощутил прилив крови внизу. Он вспомнил ее. Тот последний взгляд, полный победы. Радости. Встал у изножья кровати, равнодушно изучая плавные изгибы девушки. Монотонно обнажился сам. Глубоко вдохнул воздух в легкие, поведя плечами, разминая шею.

Он их всех выкупил. Всех, кто с ней учился. Выкупил и выпил. Как пьют бокал вина, следя за каплями, стекающими по прозрачной стенке, до последней Ци. Наблюдая, как красивая вещь становиться безжизненной. Пустой.

Велигор не мог не думать о ней. Об угловатом прыщавом подростке с едва нарастающей грудью, пухлым ртом и карими глазами. Никто и никогда так его не унижал и не возбуждал одновременно. Никто не смел бросить вызов. Как же он ее хотел? До боли, до помутнения рассудка. Но больше всего злило не это, не вызов и не побег, а то, что он так ее и не нашел.

Он ступил на кровать и лег на девушку. Вытянулся вдоль тела, яростно прижимая, впечатываясь губами в затылок, руками перехватил тонкие запястья.

Закрыл глаза.

«Ты будешь Златой».

Несколько секунд, и под ним послушались стоны. Сначала безмятежные, робкие, затем все громче и сильнее, и затем совсем низкие, грудные.

«Я доберусь до тебя».

В теле Велигора кровь потекла быстрее, обновляясь новой иньской энергией, вытесняя лишнюю янскую. Пенилась в венах ненасытными желаниями получить больше, глубже, насыщеннее.

«Злата. Я заберу у тебя все, что есть».

Слишком много он забирал, излишне сильно давил, погружаясь в психические пространства лежавшей под ним девушки. Внутри бессознательных фантазий той происходили темные мистерии. Она сходила с ума, не способная вынырнуть из эротического сумрака, разрывающего нервные окончания.

«Я выпью тебя до дна».

Эмоциональная система выжигалась крепчайшими сладкими страданиями, и блондинка скулила немилосердно, временами переходя в блеяние. Ей обреталось блаженство, и она бесконечно кончала под яростным мужским телом.

«Из-под земли достану».

Когда Велигор поднялся с кровати, девушка осталась лежать, неподвижная, обессиленная, с глупой улыбкой. Недовольно потирая лицо, он подошел к окну, распахивая его настежь. Легче не стало. И хотя девице было сейчас хорошо, Велигор испытывал отупляющее чувство неудовлетворенности. Теперь можно было вернуть ее родне. Пусть делают с ней, что хотят.

Мыслями он снова вернулся к тому дню в школе.

Девчонка не подходила ему. Больное сердце говорило о серьезных нарушения Ци в организме. Чем он руководствовался, когда принял решение взять малышку в таухуа? Он не мог объяснить до сих пор. К тому же та была слишком маленькой. Ци вызревает окончательно к шестнадцати-восемнадцати годам. Так что брать раньше не было смысла.

Он забыл о ней в скором времени. А однажды утром увидел в зверинце. Девчонка забралась на крышу каменного укрытия в центре вольера. Натянула на тонкую жердь ленту с бубенчиком, украшенным бриллиантами, очевидно оторванном от своего же платья. И с хитрющим видом дразнила животных. То подманивала звуком, то хлестала их по копчику.

Звяк! Звяк!

Те выгибали мощные спины. Хищно растопыривая лапы. Точили когти о ближайшую корягу. Под звонкий смех, оглушающий весь зверинец, два здоровенных лигра, задрав хвосты носились за дорогим бубенчиком, будто кошек не было во дворце.

Арктики всегда с удивлением отмечали, насколько в детях особая Ци. Растущая, сияющая, неугомонная. В той Злате было столько всего от детства. Уголки рта Велигора слегка дрогнули от воспоминания в едва заметной усмешке.

Гостиничное окно выходило на городскую площадь с фонтаном. Среди людей, идущих мимо, гуляющих и встречающихся у прохладных струй воды, на миг ему показалась, что он выхватил лицо молодой женщины.

Как от удара под хлыстом. Звяк!

Он весь подобрался.

Даже не лицо, а только глаза. Все остальное укутано шарфом.

Велигор качнулся вперед, выдвинув голову и подбородок, жадно всматриваясь в энергетический фон площади. Живые токи гуляли по той. Цвет настроения и сила побуждения людей отражались в нем самом, как в локаторе. Велигор пропускал их через себя, фильтровал, надеясь ощутить долгожданный отзыв. То, на что собственное естество откликнется. Укажет на драгоценную связь. На Злату.

Она

Увидеться с Цюй Гу спустя столько лет было приятно. Ее до сих пор приглашали на массаж для девочек, если Велигор приезжал в город. Что, оказывается, случалось регулярно. Она была одним из самых проверенных приходящих специалистов. Наверняка он знал о ее связи с мамой, но они не виделись много лет. Видимо никто не стал ее подозревать.

После получения документов, подтверждающих, что я высококлассный специалист, мне оставалось только подробно все расспросить.

– Не стоит доверять Лее. Она стала слишком высокомерной. С ней трудно работать, – жаловалась массажистка на капризы наложниц.

– Как она столько лет продержалась? Может слепая?

И в самом деле. Девчонки теряли Ци за семь-десять раз общения с Велигором, Лея ныне царствовала при дворе, процветая.

– Говорят, она была у него всего один раз. Больше он ее не призывал. Может, любит?

Я недоверчиво покосилась на женщину, вспоминая тот один раз. Очень сомнительно. Любовь и арктики – вещи несовместимые.

– Чем-то она ему полезна.

За исключением этого ничего не изменилось со времен нашей последней встречи. Меня могли узнать лишь Лея и Велигор. Время подгадали так, чтобы оба были на конференции. Приход специалиста в спа-салон, где девочки могли расслабиться, никого не должен был удивить.

Будь я простой девчонкой, Велигор чувствовал бы меня каждый раз, когда приезжал в город. Мне было неизвестно, как далеко арктики умеют сканировать пространство, порой казалось, что всю планету разом. Я стабильно практиковала свой психический фон. Убирала его, искажая таким образом, чтобы найти меня без моего желания было невозможно. Более того, простые люди могли меня даже в упор не замечать в помещении. Слабый ум видел пустое место. С арктиком такой фокус не прокатит.

В обед назначенного дня я прошла через черный вход, предъявила документы и пропуск. Преодолела сканирующие устройства и была просвечена несколько раз. Из вещей разрешалось пронести халат и пропуск.

Досматривающий яркий блондин не сводил небесно-голубых глаз с моего лица, пытливо рассматривая каждую черточку и каждое мимическое движение. Наверняка прочитал мысли и цвет настроения. Только вот побуждения мои были от него скрыты.

– Как тебя такую пропустили? – он облизнул губы, явно намекая вовсе не на нынешнюю ситуацию.

Пришлось сделать вид, что мне приятно его внимание. Эмоциональный фон подернуть розовым воспоминанием плюшевых медведей с идиотскими розочками по всему животу. Пусть читает бред в голове. По нему ощущалось, что он неслабый арктик. Хотя и занимался с виду работой не по рангу. Можно узнать больше, прикоснувшись к нему. Ци сказала бы очень многое. Но тогда и он меня почувствует. А это страшно. Моя задача простая – пройти, отдать и выйти. А потом исчезнуть навсегда.

На бейдже было написано «Ниршан Линь». Он неохотно пропустил меня. Смотрел в спину, поедая заинтересованным взглядом, пока я надевала халат и брала пропуск. Обычно арктики так бурно не реагируют на мое присутствие. Но сегодня я сама на взводе, и держать себя в руках, контролируя фон, обманывая бессмертного, было невыносимо сложно. У этих хищников все сложно. Зайти в клетку трудно, а выйти еще труднее.

– Что это?

Его взгляд упал на краешек, всего четверть миллиметра бумажки, который я впихнула в файл с пропуском. И как тот оттуда высунулся?

На секунду сжала вмиг пересохшие губы, пока мужчина вертел пропуск, пытаясь открыть большими пальцами, тот проскальзывал.

Внутри все рухнуло. Если он сейчас увидит этот клочок, все пропало. Ни билетов, ни документов, ни свободы.

Медленно я взяла его за запястье и проникновенно заглянула в глаза, сливаясь с чужеродной Ци. Так что на секунду поток мужской жизненной силы хлынул по моим меридианам. Ударил разом по всем центрам мощным Ян. Секундное замешательство в собственном взгляде. Проскользнула глубже в его подсознание.

– Нет тут никакой бумажки. Только пропуск, – прошептала я едва слышно, зная, что миную критическое мышление. Барьер у него стоит ого-го какой приличный.

Ци внутри арктика текла крайне упорядоченно. Она яростно пульсировала слишком жестким отбойным тактом. Чтобы выровнять такт требовалась иньская энергия. Смягчение. Тогда ритм сбалансировался бы и стал гармонично-ровным.

Отпустила чужое запястье. Сама в шоке от того, что все легко вышло.

В моих представлениях я привыкла воспринимать арктиков, как нечто нерушимо опасное. Отчего приобретаешь выученную беспомощность, подчиняешься или бежишь и боишься. А тут? Приятное чувство власти обласкало меня изнутри, убивая давным-давно укоренившийся страх. Я сильнее их. Зря не верила мастерам.

Прошла мимо него, забрав пропуск, пока тот моргал.

В спа-салоне меня ждали девушки. Это была первая группа на сегодня. Десять утонченных, выхоленных красавиц. Среди них я сразу нашла Россану. Одноклассница сидела в кресле и смотрела в одну точку. Взгляд специфический, очень знакомый.

– Ты, – показала на нее. – Идем за мной, – велела я, не обращая внимания на возмущенный шепот о грубости прислуги.

Настроение была приподнятым. Будто я только что гору сдвинула с места.

Девушка послушно разделась и легла.

Я вытянула клочок с инструкцией и положила перед ее расфокусированным взглядом. Та не отреагировала.

– Россана, ты меня слышишь, – позвала ее, пытаясь понять, что делать дальше.

Девушка молчала. Я шумно вздохнула, выталкивая воздух из легких. Передо мной лежит практически труп. Вот не знала бы я ее, и дел нет. А так? Бросить?

– Черт тебя дери.

Пошла руками по роскошной фигуре, переключаясь на внутреннее видение. Тонкий защитный фон растерзан. Центры и меридианы расширены, как дыры в решете. Мне бы сюда иголки. Смотреть больно. Словно на тело, представляющее одну большую освещенную улицу, кто-то сбросил шрапнель. Та взорвалась, разлетевшись на тысячи осколков, и разбила почти все фонари, повредила провода.

– Что же с тобой делать?

У нее почти не было иньской Ци, зато огромное количество янской. Белая Ци в области сердца уже окрасилась голубой Ци арктика, а красной Ци никак не дотянуться до них.

– Ве-ли-гор, – протянула она, простонав.

Нужно уходить. Я свое дело сделала. Шагнула к двери. Остановилась. Нет. Не могу уйти. Вернулась.

Два часа я работала над ее медианами, связывая все в единую погасшую сеть. Не было инструментов восстановить циркуляцию в каналах. Вместо этого сбросила часть энергии взятой у блондинистого арктика, в море Ци ниже пупка. Смешала ту с собственным укрепленным Инь. Такое питание не даст отказывать органам. Этот метод мы разработали вместе с Татьяной. Со временем, когда Ци начнет понемногу копиться в теле, появиться призрачный шанс на жизнь. С депрессиями, но жизнь.

Уходила я из гостиницы с чувством горечи и счастья. Посылку я доставила. Из логова выбралась живой. Я свободна.

Он

На конференции, в четырнадцать сорок две у Велигора в груди что-то щелкнуло. И не у него одного. Он поймал взгляды присутствовавших арктиков. Все они внутренне, на уровне энергий, испытывали вторжение. Возможно, не будь он в общем рабочем фоне, когда сознания объединяются в сеть, он бы ничего не почувствовал. Будто кто на краткое мгновение качнул из общей сети Ци. Как вспышка или короткое замыкание. Тут же все ушло в обычное русло.

Вернувшись в местное управление, он ощутил вполне конкретное ощущение дежавю. Новая рыженькая девушка с последнего выпуска из школы Златы, которую он приказал привести, сбежала.

Девчонку схватили, привезли обратно. Та рыдала, клянясь, что хотела увидеть родителей, а коды к замкам нашла у Россаны. Боясь гнева хозяина, трясущимися руками, таухуа отдала смятый клочок бумаги.

Отчего брови Ниршана сомкнулись в одну линию, а губы недовольно поджались.

– Массажистка, – предположил он, глядя на возмущенного Велигора. – Сегодня новая приходила. Сделала массаж Россане и ушла.

Велигор гневно развернулся и вышел из комнаты для допросов.

– Проверить на взрывчатку, и в первую очередь тело этой, – приказывал он на ходу, направляясь в гостиницу.

На своем этаже он отмахнулся от Леи, орущей на всех таухуа разом. Сразу двинулся в комнату Россаны. Зная, что за время пока ехал, не проверили далеко не все помещения.

На постели лежала девушка.

– Впервые такое вижу, – признался Киф Ли, специализирующийся на оружии. – Тут больше по твоей части. Так тонко в их Ци я не разбираюсь.

Велигор прикоснулся к девушке, осматривая ее. Обычно такие выглядели белыми простынями, страдали от бессонницы вперемешку с навязчивыми фантазиями. А эта, что любопытно, розовая и спит. Велигор пару секунд сканировал ее тело изнутри, разглядывая связанные каналы, сгустки энергии в море Ци.

– Ты это сделал? – обернулся к Ниршану, вошедшему следом.

– Я? – от удивления у блондина глаза полезли на лоб.

– Твоя энергия.

Тот прикоснулся к животу девушки, получил отзвук голубой Ци.

– Ничего не понимаю, – произнес растерянно.

– Твоя и еще чья-то. Смотри, – Велигор подхватил двумя пальцами казалось бы воздух. Но всем троим виднелся мерцающий хвост тончайшей энергии. Багряный отрез поднялся на пару сантиметров из живота девушки и, как резиновый, тут же отскочил обратно.

– Ты когда-нибудь видел такое?

– Нет, – в голос ответили оба.

– С кем ты контактировал?

Велигор оставил девушку в покое. Ниршан призадумался, вспоминая.

– Девушка, массажистка. Кажется все. Не помню, – от удивления Ниршан отшатнулся, пораженный самим этим фактом – он не помнил.

– Покажи видео со всех камер в четырнадцать сорок две.

Ли через планшет отправил запрос. Получил разрешение. Нашел нужный отрезок на видео и развернул его к ним.

Велигор не поверил глазам.

Ведь он отчаялся. Потерял надежду. Каждый день вспоминал тот дерзкий бойкий взгляд в зверинце. Вьяна прошла величественным шагом между хищников. Как живое напоминание о том, что природа не принимает арктиков. А перед малышкой преклонилась.

Она ступала подобно акробатке на натянутом канате, держа в руках жердь с бубенчиком. Накануне дразнила им лигров. Легко прошла, балансируя над водоемом с крокодилами. А у самой двери обернулась. Сверкнула глазами. Велигор из комнаты ощутил золотистое сияние торжества над ним. Над ним!

Специально бросала вызов. Ему, великому, могущественному, беспредельно далекому от людишек. Бессмертному. Посмеялась, как над последним слабаком. Затем вскинула голову назад, посмотрела на всех подстегивающим взглядом и юркнула за дверь.

Он тогда усмехнулся, щедро подарил пять минут форы. Пусть ребенок поиграет, потешит самолюбие.

Спустя три минуты Злата исчезла из пространства мира. Чего не бывает даже с мертвыми. Те фонят даже сорок дней спустя. Затем Ци уходит в Вечность навсегда.

Несколько лет он искал ее, как обезумевший. Переворачивал квадрат за квадратом планеты. Нанимал лучших из лучших следопытов. Сам сканировал. Не было ни-че-го. Бестия исчезла в мире. Растворилась. Дразнила, убивала мыслью о том, что девчонка с больным сердцем может бросить вызов и победить.

Швырнуть в лицо дерзкие слова о том, что они монстры, неспособные любить, и спокойно исчезнуть. Возможно, живет себе где-нибудь в Австралии. Вышла замуж, нарожала детей. Не хотелось об этом думать. Не верилось.

Только десять лет спустя он смирился. Ослабил поиск. Понимал, что до конца не может остановиться. Потому что это смахивало на одержимость. Просыпаться и засыпать, каждую свободную минуту сканировать пространство. Выбирать девушек с карими глазами обязательно с вкраплением золота в радужке. Обязательно похожих внешне на нее. Он оставил Лею, как напоминание о той ночи. Его мало интересовало, что та думает. Но она не давала забыть о Злате, раздражала напоминанием проигрыша. И не один раз. Он помнил, как неспециально показал воспоминание. Испытание Вечностью. Там, на мосту Вечности, он мучился меньше. Там он не знал мук ярости, смешанных с горячей страстью покрыть беглянку. Не просто взять Ци, а по-настоящему, по-земному. Сколько раз он представлял, как овладевает ею. Подчиняет во всех смыслах. Делает своею. Покоряет.

– Камера не передает того, что произошло на самом деле, – признался Ли, разглядывая картинку.

Красивая брюнетка смотрела на них с экрана планшета. Один раз она мазнула взглядом по камере, во время вопроса о том, что в пропуске. Затем прикоснулась к Ниршану, и Велигора передернуло от жеста. Такого интимного, чувственного. Сука очень близко склонилась к арктику, неслышно что-то шепнула. В его груди вскипело желание схватить ее за руку в ответ. Вдохнуть ее запах. Он до сих пор помнил, как она чудесно пахла.

А потом случилось странное, Ниршан остался стоять на месте, а она прошла в спа-салон.

– Найти. Достать из-под земли!

Она

Мое сердце снова принадлежало только мне. Мне одной и больше никому.

Вечером я пришла в закуток на аэровокзале. Улыбка озаряла мое лицо. Сама забыла пьянящее чувство легкости от того, что все. Все. Больше не нужно бояться, не нужно прятаться, или каждую минуту следить, все ли в порядке.

Тогда, девчонкой, я вышла за пределы дворца Янчжуна и боялась только одного – что меня не встретят. Зря боялась. Меня ждали мама и два монаха. Они укутали мое тело в непонятную сеть, и машина рванула с места. Монахи читали молитвы. Я сама удивилась, когда поняла, что большую часть пути проспала.

И только после пришел страх. Постоянный бег, переезды с места на место, тяжелая дорога, все выматывало нас. Мне запрещено было думать о прошлом, от слова совсем. И я изо всех сил не думала.

В Тибете, когда я более-менее выучила разговорный, то осознала, есть еще в этом мире территории, не подчиненные арктикам. И эти территории – монастыри. Странно, правда? Старцы владели сиддхи. Супер способности, похожие на чудеса. Арктики боялись только святых. Их силы были равны. Но разве старики, да еще верящие в неизбежное, пойдут воевать с иноземцами? Как сидели в медитациях и молитвах, так до сих пор там и сидят. Борьба – удел молодых.