Глава 0. Тёмный и Светлая (Соавторы)
На город медленно опускался вечер, людей на улицах становилось все больше. Грязные, в драных и перешитых одеждах или, наоборот, до зубовного скрежета чистые и напыщенные – все они дети этого мира, будь то религиозные выходцы из Мостового альянса, свободолюбивые курнейцы или технически продвинутые романейцы. Смотря на то, как все эти такие разные и в то же время чем-то неуловимым похожие друг на друга обыватели спешат по своим делам, Тёмный вздохнул. Суета этого мира не казалась ему такой уж интересной, но все же чем-то манила, раз за разом выдёргивая из сотни других, принадлежащих ему по праву творца миров.
– Почему вздыхаешь? – колкие, язвительные, полные личного превосходства замечания были так в духе Светлой. – Смирился с тем, что проиграл?
Тёмный опять вздохнул и отвернулся от окна, сменив вид на созерцание его «лучшей» половины. Если Светлая мать этого мира, то явно самая плохая из худших, наравне с пропитой алкоголичкой, от материнских чувств которой не осталось ничего, даже банального животного инстинкта. Такая запросто оставит младенца в объятой огнем комнате и даже сама устроит пожар, только чтобы посмотреть, сумеет ли несмышлёное дитя выбраться самостоятельно или нет? Хотя ответ, безусловно, был однозначным – нет, но каким-то чудом это самое дитя все же умудрилось выжить, училось на ошибках и росло на глазах у жестокой матери и безучастного отца.
– Рано ты решила, что победила, – немного ленивым тоном произнёс он и сел в кресло.
Иметь тело, физически ощущаемую оболочку ему нравилось, но узнав об этом, Светлая никогда бы все это не затеяла. У обиженной женщины всегда присутствует маниакальное желание сделать своему обидчику все назло. Поэтому Тёмный, как умный мужчина, закряхтел, как будто ему неудобно не то, что сидеть на стуле, но и вообще существовать в этом мире. На лице Светлой сразу заиграла довольная ухмылка, так что даже синюшный оттенок кожи не испортил ее образ.
– Что? – спросила она, нахмурившись под его долгим изучающим взглядом.
– Странно видеть тебя такой… обычной, – сложив руки на груди, чуть лениво протянул он. – Обычно ты предпочитаешь образ красавиц, ты же так любишь, когда тебе откровенно льстят, выражая неискреннее восхищение.
Светлая нахмурилась, понимая, что ее «худшая» половина решила надавить на больное. Мысленно она не раз и не два проклинала тот час, когда, как влюбленная дура, показала своей половине свой настоящий образ. Ни одна из статуй этого мира не изображала Светлую такой, какой ее увидел соратник по созиданию миров, ибо таких чудищ и в кошмарах не каждый встретит. Тёмный даже хотел создать что-то подобное, чисто для того, чтобы позлить вторую половину, но результатом их бурной ссоры по этому поводу стал потоп и извержение нескольких вулканов, так и до конца света не далеко. С тех пор тема красоты для Светлой – табу, но Тёмный, на то и Тёмный, чтобы частенько нарушать его.
– В отличие от тебя, Тёмный, я предпочитаю смотреть в суть, а не только на красивую оболочку, – фыркнула богиня, зло сверкнув глазами на свою «худшую» половину.
– Но при этом в своей штампованной истории сделала главной героиней Лафает, – не сдержал ухмылки Тёмный, за что ему прилетела подушка в лицо. – Комплексы не дали выбрать кого-то получше?
– Ничего моя история не штампованная, – без особого энтузиазма, лениво возразила Светлая и махнула рукой, чтобы вернуть подушку.
– А, по-моему, штампованная, – ухмыльнулся Тёмный, не отдавая ценный метательный снаряд. – Даже наша мышка уверена в ее не оригинальности, а она, между прочим, просто человек из другого мира, а не Творец.
– Автора обидит каждый, – надулась Святая и потянула подушку на себя, – сами попробуйте создать, а потом уже сетуйте на оригинальность!
– Все уже придумали до нас, да? Наш гениальный Автор не смог придумать ничего лучшего, чем испортить историю? – ядовито улыбнулся ей Тёмный, и подушку разорвало на части. Небольшая комната наполнилась пухом и перьями, но творцам этого мира была безразлична такая мелочь.
– Посмотри на нас, мы даже обычную подушку не в состоянии поделить, а пытаемся спасти этот мир, – кисло улыбнулся Тёмный и отбросил оставшуюся в его руках ненужную уже тряпку. Его «лучшая» половина нахмурилась, подоткнула одеяло едва ли не под самую шею и равнодушно добавила:
– Миром больше, миром меньше.
– Это правило действует исключительно у женщин, – злорадно поправил ее Тёмный, чем удостоился ещё одного злого взгляда. – А разбрасываться мирами я не намерен, особенно потому, что кое-кто решил поиграть в писателя.
Его пронизывающий и обвиняющий взгляд абсолютно не впечатлил Светлую, виноватой она себя не считала. Впрочем, как и сам Тёмный, который привык все на свете перекладывать на ее хрупкие плечи, а потом жаловаться, что она все делает не так. Но она хотя бы пытается что-то делать, а не бегает за девками, притворяясь то знойным красавцем, то старым пошляком.
– У меня такие же права на него, как и у тебя, – безразлично пожала плечом богиня, чувствуя все большее раздражение от этого разговора. Былая радость от собственной маленькой победы схлынула, оставив после себя лишь разочарование.
– Конечно, конечно… это же тебя прославляют за твою «жертву», а меня проклинают и ассоциируют со злом. Равноправие в действии, не так ли дорогая? – со злой иронией и кислой улыбкой присел возле нее на кровать Тёмный. Ему были чужды границы приличий, а вторая половина не растрачивала свое внимание на установление дистанций. Как вообще одно целое могут разделять какие-то правила? Они – ядро этого мира и многих других, но давно уже не чувствуют эту целостность.
Глава 1. Маска снята. (Приоткрыть кулисы прошлого.)
С вами бывало такое, что хотелось, чтобы жизнь была игрой? Вот не получилось что-то, загрузил последнее сохранение и все хорошо. Столько проблем сразу бы пропало, сколько неприятностей можно было бы избежать, о скольких словах и действиях не стоило бы сожалеть. Мне бы хотелось отмотать время назад, словно старую кассету в плеере. Запустить другую песню и забрать назад беспечные слова, выдавшие меня с головой. Я не знаю, почему именно их? Что особенно в том, что кто-то пытается его спасти? Созданный им имидж и презентабельная внешность не создаст для него проблемы влюбить в себя наивную девчонку. Когда влюблен, желание защитить любимого и спасти вполне нормально. Может те слова стали последней каплей, доказывающей ему то, что мы оба и так знаем – я та, кто спасал его, и та, кого он пытался убить? Не знаю. Может дело во мне?
Что если подсознательно я хотела, чтобы он догадался, и поэтому так глупо попадалась со всеми своими дурацкими фразами? Мне бы хотелось, чтобы он хотя бы сказал спасибо за все те разы, что я была рядом. Не хочу большего, всего лишь благодарности и этого взгляда. Хотя нет, и одного взгляда хватит, чтобы отплатить мне почти за все. Не сильно же я ценю бессонные ночи, расшатанные нервы и прошлую жизнь – всего лишь взгляд, мягкая улыбка и поцелуй… ещё один, но такой же до дрожи желанный. Но я не смею тянуться к его губам, слишком неправильно поддаваться глупому желанию. Может, мне элементарно хочется, чтобы в этом мире был хоть один человек, перед которым мне не надо притворяться Рианной де Карвалье? Чем не причина склонить голову, сдаться на его милость? Даже в мыслях этот вариант развития событий звучит глупо. Какая милость у злодея? Вряд ли он когда-то кого-то жалел, разве что однажды, на той крыше, тетку, что в очередной раз пришла его спасти. Может, тогда надо было спасти не его, а меня?
Где-то глубоко, под опытом прожитых лет, разочарованием в людях и настоящими, а не описанными кем-то чувствами, зашевелилась надежда. Она разрасталась, крепла и росла, толстым стеблем обвивая раскрошенное сердце, собирая его буквально по кусочкам. Я даже позволила себе коснуться злодея, чувствуя, как дрожит рука, будто от страха. Сердце бешено пляшет в груди, как у сопливого подростка, а в голове роится тысяча мыслей и слов, но подходящих среди них нет. Шрам, что я оставила ему, изуродовал лицо, тогда все происходило так по-дурацки. Если бы в тот раз я попыталась уговорить его, если бы он узнал меня раньше… Если бы, если бы… Время не отмотать назад, книгу разве что можно перелистать, но, когда находишься непосредственно в ней, это невозможно. Графиня умерла бы, явись я в ту ночь или нет, и очевидно, что если бы я спасла ее, пострадал Анри. Жизнь — это не счастливая сказка, спасти всех просто невозможно.
Его рука накрыла мою, подтверждая, что все это реально. Кажется, я осознала: дай мне кто-то шанс явиться в ту самую ночь снова, я бы не выбрала сторону добродетели, и смерть графини в любом случае была на моей совести. Может я тоже злодейка? Черная душой, оскверненная прошлым, эгоистка? Поэтому меня так тянет к нему? Из-за этого я всегда принимаю его сторону, и на самом деле мы одинаковые? Говорят, противоположности тянет друг другу, но, когда у людей много общего сойтись им ещё легче. Вряд ли девушка-ангелочек поняла бы всю ненависть и боль брошенного ребенка, кое-что невозможно понять, не прочувствовав это на своей шкуре. Мы слишком похожи, и теперь это действительно пугает меня.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – прошептала скорее из вредности, чем для того, чтобы реально убедить его в том, что он ошибается.
Его губ коснулась мягкая улыбка, я не увидела ее, а почувствовала, когда Анри легко поцеловал меня снова. Затем ещё раз, теплые пальцы накрыли мою шею, не давая отстраниться, но он, очевидно, переоценил мое сопротивление. Часть меня очень даже хочет расплавиться теплой лужей под его напором. Дорожка из поцелуев прошлась по шее к уху, которое обожгло жаркое дыхание , вызывая стадо мурашек. Он словно знает все мои эрогенные зоны, хитрый злодей.
– В предпоследнюю нашу встречу ты сказала, – его хриплый голос больше похож на шепот, что вызывает по моему телу ещё одну волну мурашек, не сразу давая осознать смысл слов, – что больше никогда не появишься.
Я? Когда? Моя растерянность, разумеется, заинтересовала бы его, если бы он не был занят куда более интересным занятием – развязыванием шнуровки на моем платье. Зато, когда смысл сказанного до меня дошёл, я вдруг осознала, что для него наша встреча в коридоре особняка во время пожара не была последней. Как и с поцелуями, он знал, сколько их было ещё до того, как они для меня случились. Означает ли это, что после той встречи на крыше в его воспоминаниях мы не целовались? Если Анри утверждает, что я сказала такое, то, скорее всего, ещё скажу. По крайней мере, ещё один раз я побываю в его кошмаре наяву и скажу, что больше не появлюсь снова. Как-то не по себе от всего этого. Почему я ему так сказала? И сказала ли?
– Но ты здесь, – его губы нежно касаются мочки уха, прищипывают его, отвлекая от размышлений, – и больше я тебя не отпущу.
Близость с ним пьянит не хуже вина в этом, непривыкшем к алкоголю, теле. Однако мысль, что есть то, о чем я не могу узнать, не выдав себя, трезвит. Даже лучше, чем ощущение, что благодаря умелым рукам графа я рискую остаться без платья всего за минуту, хотя мне понадобилось куда больше времени, чтобы в него забраться. Отец явно не оценит такого развития событий.
– Стой, стой… – сначала несмело и очень нехотя отбиваюсь, пока мысли об отце не отрезвляют окончательно. – Стой, я сказала!
У него такие густые ресницы, гуще, чем у меня. Как странно, что я раньше этого не замечала. А вот глаза, как всегда, красивые, хотя смотрят на меня холодно. Он недоволен тем, что я хочу уйти, или тем, что не сможет вытянуть из меня ещё информации? Возможно, он до сих пор злится из-за брата? Надо быть хитрее, иначе я, и правда, растаю, словно снежинка в его руках. Чувствую себя какой-то влюбленной дурой, сопливой школьницей, которой движут наивные бредни. Ну и куда делся мой жизненный опыт? Не думала, что я столь наивная.
– Спасать? – переспросила, не понимая, о чем он, а затем одернула себя.
Действительно меня надо спасать, причем больше от самой себя, чем от коварного злодея.
Анри наклонился ко мне и осторожно коснулся костяшками пальцев моей щеки. Странное движение для него, полное заботы и нежности. Так, держите меня семеро, а то я опять растекусь тут лужицей! Злодей он, злодей! Замешкаешься и в живот снова получишь ножом, глупая девчонка!
– Что, уже передумала уезжать? – улыбнулся так, точно обещает мне что-то за устраивающий его ответ. У него такой вид, будто бы он уже купил меня с потрохами. Вот же самовлюбленный эгоист, я таких парней больше всего не люблю. Внимание девушки нужно заслужить, а он ведет себя так, как будто я априори не могу ему сопротивляться. Как бы ни так!
– Ни в коем случае, – сладко, как он, улыбнулась, убирая его руку от своего лица. – Просто уж очень интересно, кто настолько смелый, что решил спасти меня из обители самого злодея?
Так сыграть восхищение и надежду это ещё надо постараться, а я старалась, даже очень. Судя по тому, как нахмурился Анри, старания себя оправдали. Что, задела?! Так ему и надо, я злопамятная.
– Я не злодей, – холодно заверил меня.
– Мне лучше знать, – ухмыльнулась ему в ответ.
Зря я это сделала, очень даже зря. Вскрикнула, когда он внезапно сгреб меня с дивана и подхватил на руки. Анри особо не церемонился, так что я даже сдавленно крякнула, когда подхватил меня повыше. Мне пришлось схватиться за его плечи, а то руки некуда было деть, а они заразы такие, как будто живут своей жизнью, желая пощупать тельце графа. Да остановите меня кто-нибудь!
– Все-то ты лучше меня знаешь, – проговорил он с иронией почти мне в ухо.
От его дыхания по шее пошли мурашки, точно знает все мои эрогенные зоны, чертяка эдакий. Сейчас расплавлюсь, как шоколад под жарким летним солнцем. Ведь он такой горячий, а я чувствую себя какой-то мартовской кошкой, словно с меня все ограничения спали. Гормоны, это сто процентов подростковые гормоны. Будь я в своем теле, то не вешалась бы так на него. Вот и сейчас, подалась с полузакрытыми веками вперед, к его губам и лишь в последний момент, когда он сделал так же, отвернула голову.
– Абсолютно все, – заверила его, стараясь не обращать внимания, что голос едва заметно дрожит.
– Это уж точно, – произнёс он странную фразу, совсем неподходящую по интонации к нашему разговору.
Я оглянулась, не понимая, почему он со мной соглашается, как негодяй поймал меня в ловушку. Поцеловал легко, без усердия, но так сладко, что, когда он резко отстранился и крикнул: «Маркус, кресло!», почувствовала себя пьяной и заторможенной. Зато как я обрадовалась, что нашей близости настал конец, когда появился его помощник с креслом-каталкой.
Похоже, злодей подготовился, с одной стороны кресло напоминало то походное, что у меня было, но сломалось, с другой чем-то походило на современное кресло из моего мира. Рычаг для управления даже очень похож, да и намного удобнее, чем два рычага, как на предыдущем кресле. Малиновая бархатная обивка, а сама конструкция из металла, но какого именно сложно понять из-за обилия трубок, тянувшихся от подлокотников до больших колес. Злодей усадил меня на него, и я растерянно заерзала, пытаясь понять, что и как здесь работает. Потянула за ручку, слегка дернула ее вперед и чуть не сбила злодея, так резво подалась вперед коляска.
– Прости, – сказала, улыбаясь, и дернула рычажок влево, чтобы обогнуть стол.
Коляска двинулась так легко и плавно, будто я машину веду, а не изобретение этого мира.
– Нравится? – спросил злодей, встав сзади коляски.
– Да, – не смогла сдержать восторга. Моя старая коляска двигалась совсем не так, и управлять ею было просто невыносимо. Сейчас же я быстро приловчилась к управлению и даже намотала круг вокруг стола.
– Мои инженеры трудились над ней две недели, – с довольной улыбкой объяснил Анри. – Пробные модели достались людям из неимущих домов, которые я спонсирую. Надеюсь, ты не против этого?
– Почему я должна быть против? – не очень поняла его вопроса.
– Пользоваться тем, что есть у простолюдинов… – начал было объяснять Анри, но затем сам себя одернул. – Прости, я и забыл, что ты совсем не вычурная леди.
Я бы обиделась на такие слова, если бы в тот момент не радовалась словно ребенок, получивший самый желанный подарок на Новый год. Зажала рычажок и кружусь, как юла на месте, так что перед глазами все плывёт, и меня уже немного укачивает.
– Паркет царапаете, – подал голос Маркус, недовольно смотря на это безобразие.
Остановилась, глупо улыбаясь, это, конечно, не возможность снова ходить, но все равно я счастлива. С любовью погладила подлокотник, я обязательно должна забрать это кресло с собой! Посмотрела на Анри, тот тоже чему-то улыбался, один Маркус мрачнее тучи.
Виолет де Мате ждала гостей. Закадычные подруги всегда собирались по понедельникам пить чай и обсуждать светские новости Романии. Девушка любила, когда посиделки устраивались именно в ее доме и, конечно же, каждый раз тщательно готовилась к этому событию. Новое платье от Армана, но не слишком шикарное, чтобы Сюзанна не почувствовала себя на ее фоне деревенщиной. Нет, чтобы такое случилось с Лафает – это немыслимо, но Виолет начала замечать, что первая красавица страны начала носить одно и то же платье больше одного раза, что для леди было просто непристойно. О причине, по которой Сюзанна неожиданно для всех сменила драгоценные колье на жемчужные безделушки и давно не обновляла гардероб, Мате догадывалась. Первая красавица Романии попала в немилость герцога. Когда подружки собирались, она часто рассказывала, насколько жесток с ней герцог, и как сильно она ненавидит новую герцогиню. С беременностью герцогини положение Сюзанны пошатнулось, и от одной мысли об этом Виолет не могла сдержать улыбку. Напевая какой-то мотив, Мате подобрала к своему коралловому платью украшения из розовых опалов в золотой оправе — ещё один способ испортить Лафает настроение.
Первой, конечно же, прибыла Раколетта, она никогда не опаздывала и всегда отличалась излишней пунктуальностью, а с недавних пор ещё и нервозностью. Ее неестественно бледное лицо, вместо того чтобы делать из нее леди, выставляло напоказ ее курнейские корни, что подчёркивали и густые, почти сросшиеся брови.
– Виолет, рада видеть тебя, – сухо поздоровалась барышня, кивая прислужнице – миловидной курнейской девушке, чтобы та отдала подарок – корзину с экзотическими фруктами.
– Рада тебя видеть, дорогая, – улыбнулась Виолет, поправляя кудряшки, и добавила, изобразив волнение: – Как там твой отец?
При упоминании о своем отце Раколетта замерла и заметно задрожала. Мате с трудом удалось скрыть улыбку, когда девушка ответила, что с отцом все хорошо.
Конечно же, все не было хорошо, земля слухами полнится, а слух о плохом здоровье и возможной замене посла давно ходил. У курнейцев если ты стар, то должен отправиться на священную гору в Мертвый лес, чтобы там умереть, не мешая потомкам. Хотел ли такой для себя участи Фабиант? Конечно, нет, как и его семья, большую часть времени прожившая здесь, в Романии, а не на своей родине. Участь посла была печальной, но участь Раколетты ещё хуже. Единственный ее шанс остаться здесь – выйти замуж и отказаться от родины, но проблема в том, что без тестя в виде посла курнейцев никому она не нужна. Стоит Раколетте вернуться на родину, ее выдадут замуж, и о возвращении в Романию она может забыть навсегда. Слухи о курнейцах ходили такие, что мужа из их народа пожелает разве что совсем отчаянная девушка. Вот и получалось, что Раколетте Фабиант можно разве что посочувствовать, но Мате эта искренняя эмоция свойственна не была.
Следом за Фабиант прибыла Кортни Фант, в ужасном бордовом платье и таким количеством косметики на лице, что Мате сразу поняла: девушке опять досталось от матери. Старшая Фант была жестокой женщиной, Виолет искренне радовалась, что ее родительница подобными чертами не обладает. Ее мать предпочитает воспитанию своих детей светские рауты и прогулки с десятком ее любимых собак. Леди Мате никогда не была рада обществу своих детей, по поводу чего ни Виолет, ни ее старший брат – Артур, не волновались. В их семье действует только одно правило: не порочить имя семьи Мате и не мешать семейному делу – производству оружия. Мате давно и успешно поставляют оружие Мостовому альянсу втайне ото всех.
– Прекрасно выглядишь сегодня, Кортни, – улыбнулась Мате, особо не скрывая в голосе иронии.
Фант напряженно кивнула, решив не следовать этикету и не обмениваться любезностями. Она молча прошла в гостиную, даже не одарив подарком хозяйку, но Виолет было все равно, для нее жалкий вид подруги – лучшая награда.
Сюзанну пришлось ждать, она явилась хмурой и очень задумчивой, на слова Виолет даже не обратила внимания. Оказавшись в гостиной, девушка сразу направилась к креслу возле окна и шахматному столу. Обычно в шахматы играли исключительно мужчины, для леди такое занятие не свойственно, но у Лафает были довольно странные предпочтения. В доме Мате в шахматы играл отец Виолет, но даже он порой ломал голову, решая партии, которые оставляла после себя дочь герцога. Все подруги Сюзанны в курсе: если она сразу садится за стол, то значит что-то идет не по плану, и девушка пытается решить реальные проблемы, передвигая фигуры по шахматному полю. В такие моменты девушку лучше не отвлекать, иначе можно ее случайно разозлить, и никого ужасней и мстительней, чем Сюзанна Лафает в гневе, нет.
– Что это с ней? – шепотом спросила Кортни у остальных подруг.
– Наверняка калека что-то опять натворила, – пренебрежительно фыркнула Раколетта, залпом выпивая бокал шампанского.
Упоминание об их недавней проблеме в виде родственницы Лафает всем испортило настроение.
– Сейчас даже не ужин, а ты уже пьешь, – ухмыльнулась, наблюдая за подругой, Виолет. – Это такой обычай курнейцев?
– Конечно, как и месть. Представляешь, что будет с твоей семьей, если я шепну кое-кому из своих о том, кто поставляет Мостовому альянсу оружие, что сгубило тысячи курнейцев? – дала отпор Раколетта, так что Кортни даже присвистнула от такой откровенной угрозы.
– Видно перспектива стать настоящей дикаркой так тебе понравилась, что ты решила подобным поступком завоевать себе имя на родине? – ничуть не прониклась угрозой Мате.
Иногда маленькая победа совсем не радует, как и ревность привлекательного мужчины. Как бы мило не была показана ревность в сериалах, фильмах или книгах, в реальности она может приобретать ужасающие аспекты. Например, большинство преступлений происходят на почве страсти. От ревности разгорается огонь гнева, в котором сгорает любовь и даже сами люди. И ведь все почему? Потому, что мы все в душе собственники и порою живых людей считаем своей собственностью, требуем от них того, чего сами иногда дать не желаем.
Коляска понеслась по коридору, моё желание сбежать от злодея не дало даже мысли возникнуть о том, чтобы отпустить рычажок и остановиться. Вот я заехала за угол, по ещё какому-то коридору пронеслась до тупика и повернула влево. Тот самый коридор с окнами, выходящими в сад, а дальше за ним заколоченная арка, ведущая в покои графини, которых уже нет. По спине прошлись мурашки от дурного воспоминания. Я словно вернулась в чертовски правдоподобное воспоминание из моего кошмара, даже в боку знакомо резко заболело. А как я испугалась, когда Анри, догнав меня, вместо того чтобы сказать что-то, сжал моё плечо! От моего вскрика, судя по ругани и звукам разбитой посуды, кто-то не хило так обделался. Нет, не я, конечно, чего мне бояться? Что злодей решит меня убить, как свидетеля, когда получит все, что ему надо? Так это правда, благо я уже начала отходить от его жуткого влияния на меня. Точно мартовская кошка, ещё бы потерлась об него и помяукала.
Прочистила горло кашлем, делая вид, что ничего не произошло, и стараясь не замечать какую-то кривую ухмылку злодея. Из комнаты рядом выглянула голова знакомой уже мне горничной, целиком появиться она видимо боялась. Мне как-то стыдно стало, визжу тут как дура непонятно от чего. Я легонько махнула ей, мол «нормально все, иди», чтобы злодей не заметил, а тот снова рассмеялся, чем заставил бедную горничную быстро захлопнуть дверь с той стороны.
– Боишься меня? – спросил так, словно задал какой-то остроумный вопрос.
– Да, – ответила ему и затем скинула его руку с плеча. – А не стоило бы?
Руку он послушно убрал, даже отступил на несколько шагов, будто бы оценивая меня с ног до головы. Но он не осматривал, скорее уж принял мои правила игры и отошёл. Даже как-то примирительно поднял руки, точно и не собирался мне угрожать.
– Странно слышать такой ответ от тебя, – чуть задумчиво произнес Анри, возникло такое чувство, что он пытается что-то утаить. – Хотя в твоем нынешнем состоянии стоит опасаться всех и каждого.
– Вы преувеличиваете, граф, сомневаюсь, что я успела нажить себе врагов больше, чем вы, – улыбнулась сквозь зубы. Меньше всего мне нравились все его намеки на мою беспомощность, ибо я такой себя никогда не считала. Сложно человеку, всю жизнь рассчитывающему только на себя, принять свою зависимость от остальных людей.
– Я вот все больше в этом уверяюсь, – сказал он и галантно, словно герой какого-то романа наклонился в поклоне, протягивая мне свою руку. – Пойдем, ужин скоро будет готов.
С подозрением на него посмотрела, уж больно мне не понравилась собственная формулировка «словно герой романа», ведь Анри и есть он. Да и желания продолжать этот разговор не было, как, впрочем, и шанса отказать ему. Я в его власти и более чем уверена, что ему это нравится. Впрочем, как и то, что я в конечном итоге осталась у него сама. Могу поспорить, что сам бы он меня все равно не отпустил, слишком упрямый.
– Отлично, я голодна, – натянуто улыбнулась, больше всего переживая, что меня снова лишат шанса передвигаться самостоятельно. – Столовая?
Анри моргнул, будто не этой фразы от меня ожидал, но тут же улыбнулся и, опустив руку, встал мне за спину. С разочарованием застыла, ожидая, когда щелкнет переключатель, и я снова стану от него зависимой, но вместо этого он просто взялся за ручки и повел коляску обратно, немного изменив направление, после поворота. Похоже, он совсем забыл, что может меня лишить средства передвижения или решил так меня задобрить? С этим злодеем никогда не ясно, делает ли он что-то просто так, или это какой-то план?
Столовая графа поразила своей красотой: деревянные панели, добротная и дорогая мебель, кресла обитые красивой тканью и даже газовые лампы на стенах выглядят очень дорого, пусть и несколько инородно для этого интерьера. Анри отвез меня к удалённому от входа в комнату торцу длинного прямоугольного стола. Небрежно убрал в сторону стул, стоявший там, и в меру заботливо помог "сесть за стол". Сам сел рядом, то есть не справа или слева, а рядом на тот стул, который отодвинул. У меня даже возникло такое ощущение, что он так не хочет отдавать мне главенство в доме. Хотя романтичная часть меня пропела внутри наивной девчонкой, что это он так хочет быть поближе ко мне. Ха! Да он банально давит морально, буквально лишая личного пространства.
– Вам не кажется, что вы слишком близко? – вежливо, но с явным неодобрением взглянула на него.
– Не кажется, – ответил он, делая вид, что не уловил претензии в моих словах.
– Когда много кажется...
– То вам не кажется, что кажется, – ухмыльнулся Анри. – Я помню.
Граф позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и отставил его, так пристально смотря на меня, словно я какой-то дикий зверь и собираюсь напасть в любую секунду. В столовой появилась горничная, та самая, которая выглядывала из-за двери. Бедняжка, она даже побледнела от страха.
– Слушаю, господин, – она низко склонила голову, но я всё равно заметила, как она вздрогнула, заметив нашу близость.
Глава 5. Обыск кабинета. (. Домашние шпионы)
Вечером, после того как господин Карвалье забрал меня из дома злодея, который даже не вышел нас проводить, я готова была упасть лицом в подушку и проспать хоть целую вечность. Но, увы, у отца были другие планы.
Когда я была маленькой, всегда мечтала, что однажды придёт отец и заберет меня с собой. Фантазировала, каким добрым будет и что для меня купит. Бабушка меня не баловала, а другие дети задирали и дразнили, что из игрушек у меня разве только книги да старенькое пианино. В мечтах отец всегда был добрым и сильным, надирал задницу детям, что обижали меня во дворе, и никогда меня не бросал. К тому же у него обязательно была какая-то причина, по которой он оставил меня. Очень важная причина, о которой я и не догадываюсь. У мамы тоже была какая-то причина жить не с нами, и она вернется вслед за папой, и мы, наконец, заживем вместе нормальной семьей. Я мечтала об этом, грезила и надеялась, таила эту мечту в глубине своего жалкого сердечка. И все равно понимала – это всего лишь мечта, ничего из этого не произойдет. Папа не придет за мной, ибо я ему не нужна, так же, как и матери. Когда мне было трудно, детские обиды рвали душу, я сидела в своем шкафу, запершись от всего мира, и представляла, что было бы, если б я могла поговорить с отцом. Понял бы он мою боль, поддержал ли? У меня никогда не было таких душевных разговоров с родителями, как с господином Карвалье. Этот добрейшей души человек, действительно любит свою дочь и то, что я оказалась на ее месте, просто подарок какой-то и в то же время насмешка судьбы.
Я ожидала, что господин Карвалье меня отругает, ибо ещё утром был разговор о злодее, но нет, меня ожидало что-то, можно сказать, похуже даже возращения старой диеты. Когда я мечтала в детстве поговорить с отцом, я, безусловно, думала о совсем другом разговоре, совсем не на такую щепетильную тему как секс до свадьбы. Само слово секс в этом мире и не используется, здесь занимаются любовью, катают солнечные зайчики, срывают цветы, смазывают болты… Да чего только не делают! От количества сравнений со словом на четыре простые буквы у меня слегка отвисла челюсть, и волосы на затылке дыбом встали. Это был самый неловкий разговор в моей жизни, и это учитывая, что бабуля как-то раз застала меня не совсем одетой с парнем в ее квартире. Я думала, что реально сгорю от смущения и неловкости, пока этот разговор не закончился. Кажется, на подобные темы я бы могла говорить с кем угодно, но только не с господином Карвалье. Бедолага, решил просветить дочку о семейной жизни и делах постельных ввиду отсутствия у нее матери, но явно не рассчитал свои силы.
В конце выматывающего разговора, когда мне уже хотелось пробить пятерней себе голову, отец тонко так намекнул, что леди не должны находиться в доме мужчины без сопровождения, даже если этот мужчина ее жених. Традиции должны быть соблюдены, волки сыты, а козы целы… Короче, не светит Анри меня своровать, как впрочем, и остаться со мной наедине до самой свадьбы, о которой, кстати, отец даже не стал говорить.
Так что, вполне возможно, что умозаключения Анри верны, и отец действительно попросил короля избавиться от него, отослав в Новую Романию. Для соблюдения моего целомудрия и собственного спокойствия мне вернули Эллу в надзиратели, служанки и, конечно же, «мамочки», что на самом деле меня не расстроило. С ней я чувствовала себя более уверенно, словно под защитой матери дитя. Жаль только, их отношения с отцом не наладились, она даже перестала смотреть ему в глаза.
Новость о том, что Ривьера очнулась, меня обрадовала, пусть, по словам Эллы, девушка совершенно не помнит, что с ней случилось. Я хотела съездить ее навестить, да отец вместе с охранной в виде Маркуса и бригады отпетых головорезов быстро меня развернули с этой идеей. Искренне не понимаю, почему эти головорезы по-прежнему у моего дома, если Анри разобрался с виконтом? Возможно, дело не в нем, и второсортный злодей куда эффективней, чем я думала. Врагов себе наплодил столько, что они готовы сделать ему любую пакость, даже убить его невесту.
Несколько последующих дней были тихими и какими-то ленивыми. Меня никто не посещал и не дергал, хотя, если честно, я была не прочь поболтать хоть с кем-то, кто не ведет себя странно. Между Эллой и Куртом как будто кошка пробежала, они даже не смотрят друг на друга. Отец оставил моего верного друга дома, да и куда было ему идти? Графиня Затморская грозилась его убить, а ее дочь почему-то не появлялась. Честно, не то чтобы я ждала ее с поклоном, но чувство, что меня использовали в своих целях, как портниху и диетолога-психолога, не давало покоя. Она должна хотя бы объясниться, но куда-то пропала. Даже волноваться о ней начала, мало ли, что случилось? Вот с Ривьерой же всё произошло, когда она была на приеме, где была куча людей. На третий день я решилась на очередную глупость, написать ей письмо. Выбора-то особо нет, на мои вопросы о Веронике Курт отвечать не спешил и сразу придумывал причину, чтобы слинять, скорее всего, от гнева Эллы. Она порой как взглянет, так до дрожи пробивает, а его и подавно.
Взялась написать письмо, а написать не смогла. Мысли упрямо крутились вокруг другого адресата, что словно забыл обо мне. Женихом ещё назвался, а сам в кусты! Точнее: «занят важными делами», как ответил мне Маркус, когда на третий день вместо уязвимой гордости и детской обиды пришло волнение за второсортного злодея, и я спросила о нем. О чем я ещё могла думать, как не об Анри? Жив ли он, здоров? А что, если его все-таки отправили в Новую Романию первым же кораблём? Мне с трудом удалось узнать, что туда плывут исключительно большие судна, так что рейсы не сказать, чтоб частые, но масштабные, чуть не весь город отправляет корабли в путь. Многие жители Романии выезжают в провинцию целыми семьями в надежде на прекрасную жизнь, которая для них, скорее всего, никогда не настанет. Я спрашивала себя часто, правильно ли я поступаю, не делая ничего со своими знаниями? Может, мне лучше, как главной героине действовать? Спасать весь мир и каждого, и быть ангелом во плоти? Как же глупо это звучит. Единственные, кого я действительно хочу спасти это отца и… Анри. Но хочет ли сам граф Ратморский, чтобы его спасали? Нет, он слишком горд и самоуверен.