Моя милая эскортница

Глава 11. Признание

Соня

Я кричу от страха. Осколки от раздробленных стекол разодрали бы мне лицо, если бы не Максим. Я дрожу, спрятавшись под сиденьем. В глазах Максима мерцает мрачный блеск. Я еще не догадываюсь, что это значит.

Мы оба не ранены, я по крайне мере точно. Нужно ехать отсюда как можно быстрее и дальше. Неужели это те же люди, что похитили меня? Наверняка! Внутри все холодеет. Он что-то не рассказал мне. Мы были в опасности. И сейчас в опасности!

— Ебаные твари, — зло цедит мужчина.

Он выворачивает руль. Я цепляюсь за сиденье, чтобы не стукнуться. Неужели он хочет гнаться за ними? Да, так и есть!

— Максим не надо! Я прошу тебя! — умоляюще кричу сквозь этот дикий шум.

Но он не слышит. Серо-голубые глаза сощурились, мышцы рук напряжены так, что я различаю огромные вены с бурлящим в них адреналином. Я не узнаю его. В руках пистолет, чьи острые резкие отблески угрожающе блестят. Даже оружие ожило и велит мне заткнуться.

Максим жмет на газ. Я хнычу и жмурюсь. Мне так страшно. Господи, когда это закончится? Когда? Мое сердце рвется. Мне холодно и жарко одновременно. Чувство, что сердце вот-вот остановится.

— Прошу… Мне страшно… Хватит!

Краем глаза вижу, как он вскидывает руку и направляет в поравнявшийся с нами автомобиль. Неужели он так быстро его нагнал? На какой мы скорости? Секунда! Раз! Раздается выстрел. Кровь окрашивает пробитое стекло чужой машины. Я кричу, не слыша никого, ничего кроме себя. Собственный крик оглушает, делая все на время каким-то притупленным.

В последнем взгляде на Максима вижу мрачное выражение, полное злой решительности. Оно мне не знакомо. Разлитая сталь заполонила надменные глаза, делая их серыми. Передо мной мрак, пугающий до жути… Тень, поселившаяся в человеке, занявшая чье-то место. Теперь я молчу, разглядывая его, не шевелясь…

В доме

Взбегаю на второй этаж, нахожу ванную и быстро умываю лицо прохладной водой. Смотрю на себя в зеркало: кожа бледная как мел, губы искусаны, синие, а глаза огромные, с распухшими веками и темными мокрыми ресницами. Отстраняюсь от зеркала, выхожу в коридор с намерением убраться прочь из этого дома.

Максим застигает меняу двери. Мрачное высокомерное выражение лица уже не скрашивает улыбка. Сталь в глазах переливается.

Я смотрю на него как на незнакомца. И мне страшно сказать, что я ухожу, но оставаться страшнее. Тело сковывает нерешительность.

— Выглядишь так, будто сейчас грохнешься в обморок, — бросает он, стоя на пути к лестнице.

Не хочу смотреть на него. Ухожу в спальню, лишь бы разорвать столкновение наших взглядов. Подхожу к окну: там по периметру ходит охрана. Словно тигры, охраняющие жертву.

— Я хочу уехать, — заявляю внезапно.

— Сейчас не лучшее время, — говорит он спустя минуту. — Ты останешься.

Гнетущая атмосфера сжимает меня в удушливых тисках. Я не выдерживаю царящего напряжения. Смотрю своему страху в глаза.

Изогнутые светлые брови нависают над острым пронизывающим взглядом. Он словно знает, что я знаю. Я увидела его настоящего — познала самый тщательно охраняемый секрет.

По вспухшим голубым венам, пробирающимся по всему телу прямо к чужим душам, по напряженной челюсти, чересчур спокойному выражению лица я понимаю, что мне отсюда не уйти.

— Ты убил человека у меня на глазах, Максим. Ты сделал меня соучастницей преступления. Я хочу уйти! — распаляюсь. — Меня похитили и чуть не убили в один день. А теперь еще чокнутый убийца на моих глазах пристрелил человека. Как мне себя вести?!

Праведный гнев придает смелости. Я резко направляюсь к выходу из спальни, но он хватает меня за руку и сурово бросает «успокойся». Грубые пальцы так сильно сжимают предплечье, что страх напоминает о себе вновь.

Мой порыв смазывается под властью страшной силы, готовой вырваться из мужчины. Впервые я серьезно отмечаю то, как Максим силен. Только сейчас мне в глаза бросается недюжинный размах плеч, полнота их мышц; разбитые костяшки на крепких пальцах с ладонью, в два раза больше моей; рост, позволяющий глядеть на меня сверху вниз. Я теряюсь, трепещу под его властностью.

— Отпусти, — шепчу. — Ты меня пугаешь. Я хочу пойти в полицию, и сделаю это. Тебе не превратить меня в соучастницу. Мне плевать, насколько ты богат, и что наверняка можешь купить всех, чтобы об этом никогда не вспоминали. Мою совесть ты не получишь. Так что отпусти.

Разрывает дикий страх внутри, но я не покажу его. Отчаяние и ужас превратят меня в жертву, лишат стойкости, которая так нужна в этом противостоянии.

— Он пытался нас убить. Я сделал, что должен был, и ты это прекрасно знаешь. Хватит твердить хрень. Не обманешь.

Одергиваю руку, смиряя мужчину гневным взглядом.

— Иди ты к черту, — медленно произношу и выхожу из комнаты.

Сбегаю по ступенькам в его одежде, без телефона, денег… Плевать. В голове лишь холодная решимость. Мужчины на первом этаже смиряют меня кто любопытными, кто вопросительными взглядами. Никто не пытается мне помешать.

Ладонь открывает дверь. Спускаюсь во двор, где по правую сторону гараж с машинами, а по левую сад. Иду вперед к высоким воротам.

Вдруг позади раздается приказ.

— Схватите девчонку.

Охранник! Я бросаюсь бежать, несмотря на то, что ворота не разожмут свои стальные стены. Чья-то громадная рука перехватывает меня на пути.

— Отвали Чертово животное! Отпустите! — кричу я, пытаясь избить громадного охранника.

Все тщетно. Ему совсем не больно. Он пытается отделаться от меня пустыми фразочками вроде «успокойтесь, пожалуйста», «не дергайтесь» и прочее.

Беспомощность. Дикая несносная жалящая беспомощность… Я так устала. От обиды все сжимается внутри, чтобы перерасти в плач. Как все надоело!

Пусть будет проклят тот день, когда я его повстречала. Лучше бы меня преследовали идиоты — наркоманы, чем этот дьявол без раздумий убивший человека. Пускай меня изобьют, отберут все деньги, плюнут, унизят! Я согласна пахать по двадцать часов в сутки, но больше не видеть его… Почему? Почему же он меня не отпускает?

Он же всесильный, разве нет? Так пусть забьет на меня хер, пусть меня убьют у его дома! Какое ему дело? Он выиграет суд на раз — два, даже не допустит, чтобы дело до суда дошло! Разорвет все бумажки! Но зачем держать меня при себе? Зачем?!

Меня вносят обратно в спальню и бросают у его ног. Они переговариваются, пока я плачу. Эти грубые бездушные люди…

— Может ты еще не насытился, А? — дерзко прерываю их разговор. — Может ты все еще хочешь меня трахнуть? Поэтому не отпускаешь? Хочешь еще поиздеваться надо мной, насытится моим телом? Выжать из меня все соки? — срываюсь я на крик. — Ты — ужасный человек. Я тебя прокляну!

Он молчит. Тараню его прямым отчаянным взглядом.

Хладнокровие словно пощечина, оставляет на мне отрезвляющий удар. Высокую темную фигуру облегает свет, сочащийся из многочисленных лап. Мурашки пробегают по спине, но прерывистое дыхание вырывается из груди.

— Сонечка, веди себя прилично. Давай не на публике.

— Что б тебя.

Он кивает бугаю позади. Тот ставит меня на ноги и уходит, запирая за собой дверь. Становится тесно, я смотрю на Максима разбито, надув губы и вытирая ладонями слезы с глаз.

Мужчина подходит ближе.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я зло, рассерженно. — Зачем ты меня держишь здесь? Если надо, я буду молчать, хорошо!

— Мне нужно, чтобы ты осталась, — внезапно улыбается Максим дежурной улыбкой. Все меняется, от угнетающей напряженной атмосферы не остается ни следа, вместо нее место занимают волнение, страх. — Видишь ли, я не очень горю желанием поскорее прервать твою жизнь. Грубо говоря, я бы расстроился, узнав, что твой труп найдут на следующий день за пределами города. И поэтому, — заключает он, нависая. — Я еще долго не пожелаю тебя отпускать. И для тебя так будет даже лучше. Так будь добра, обойтись без истерик.

Охватывает неописуемое волнение. Подтекст скользит в каждом предложении, и Максим сам указывает мне на него легкой улыбкой и красноречивыми глазами. Растерянная, я остаюсь стоять, глупо глядя на мужское лицо, не находя, что сказать.

Он обходит меня и издает смешок, покидая комнату.