Моя милая эскортница

Глава 13. Четыре дня

Соня

Просыпаюсь от того, что Максим стоит в проеме двери. Свет из коридора слепит глаза. С губ срывается недовольный стон. Он потревожил мой сон. Что ему надо?

Приоткрываю глаза, чтобы лучше увидеть мощный торс, который становится все ближе. Мускулистая рука проходит у лица. Пальцы касаются моей щеки. Он хлопает по ней ладонью, что-то говорит, но я не могу разобрать.

Дико хочется спать.

Я только прикрываю глаза, когда Максим внезапно поднимает меня на руки.

— Что тебе нужно? — тут же просыпаюсь я.

Различаю жаркое тепло его тела. Такое приятное и манящее… Но брови грозно сдвинуты к переносице, а губы сурово поджаты. Он заносит меня в ванную, где стоит душевая кабинка, опускает меня туда и включает напор ледяной воды.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ!? ИДИОТ! — я ору и вырываюсь.

Вся мокрая, уже с трезвой ясной головой стою в маленькой ванной, примыкающей к спальне. Неприятное чувство скользит по горлу. "Что-то не так" — кричат инстинкты, наблюдая надменное ледяное выражение мужского лица.

— Паршивая сука, — шепчет он леденящим тоном, хватая меня за мокрые волосы.

— Отпусти!

Ужасная боль! Его пальцы беспощадно притягивают меня за волосы прямо к мрачным глазам.

— Ты думала я не узнаю? — он ухмыльнулся, а потом вдохнул возле моего лица. — Паршивая лживая мелкая дрянь… А ведь ты мне понравилась. Ловко, однако, запудрила мне мозги своими невинными глазками. Но к твоему глубокому несчастью, ты и твои дружки меня сильно недооценили.

В горле встает ком. Максим отпихивает меня от себя так, что я лечу прям в стену. Больно бьюсь об плитку, ахаю и падаю к его ногам. Мокрая, униженная, вся трясусь от холода и страха. Я поднимаю на него глаза, но вместо привычной мягкости вижу в них жестокость, обращенную против меня!

— Ты за это заплатишь, Соня, — громовым голосом решает он мою судьбу и выходит из ванной.

Когда слышу хлопок двери, чую неладное. Я встаю на подкашивающихся ногах и вбегаю в спальню. Пытаюсь отпереть дверь, но она заперта. Бессильно дергаю за ручку, пока накрывает тревога. Он все узнал!

Я подбегаю к окну. Темнота. Постепенно различаю многочисленные мужские фигуры во дворе. Мне конец!

Я отхожу к постели, сажусь у ее изножья. Ужасно страшно. Как он узнал? Где я прокололась? Как много он узнал? Все? Или у меня еще есть шанс оправдаться?

Мне казалось, что за мной придут через час, два, в конце дня. Но Максим не появлялся. Никто не появлялся. Два дня я не ела и не пила. Меня взял озноб, так как пять часов я бессмысленно просидела насквозь мокрая у кровати. Сколько бы я не билась в окно, чтобы хоть кто-нибудь обратил на меня внимание, все были глухи к моим призывам. Я была невидимкой.

Сон не наступал. Я впервые не ела столько времени, и ужасное чувство голода порой лишало разума. Хуже всего было то, что творилось внутри… Страх разъедал внутри так, как червь разъедает спелое яблоко. Меня уморят голодом? Дадут умереть прямо здесь, в этой комнате?

Я не знала на что шла. Говорили, что будет опасно, но я не осознавала значения этого слова. Глупая, дура!

Было морально тяжело. Я ведь не подготовлена к таким вещам, я обычная…

Не знаю, сколько бы Максиму потребовалось, чтобы свести меня с ума, но, когда он пришел, я уж была практически сломлена. На грани.

Дверь открылась. Я лежала в постели.

За окном ночь. Прошло двое суток.

Мне так хочется есть и пить, ведь он отключил воду в ванной, что я сразу приподнимаюсь, хотя страх велит спрятаться. Мой разум затуманен, как и взгляд. Мужчина останавливается у постели. Я не решаюсь посмотреть на него.

— Ты меня очень разочаровала. Знаешь?

От этого повелительного низкого баритона по телу бегут мурашки. Вдруг он опускает ко мне руку со стаканом воды. Я тут же обхватываю мужской кулак пальцами, и наклоняю к себе желанное питье. Как какое-то животное пью из его рук. Стыдно, мерзко, неприятно.

Делаю глотки, пока не осушаю половину стакана. Какая вода все-таки вкусная! Божественная! Но потом Максим резко отбирает у меня его.

Злыми обиженными глазами смотрю на мужчину.

— Я ужасно хочу пить, — говорю мягко, скрывая раздирающую меня злость. Но она все-таки слышится.

Снова серые глаза… Смотрят так серьезно и непримиримо, что я опускаю голову.

— Получишь и воду и еду, если сделаешь так, как нужно. Ты уже достаточно натворила, так что будь теперь паинькой. Иначе я от тебя просто избавлюсь.

Он готов меня убить.

Почему за мной не едут, почему не спасают? Я давно не выхожу на связь.

— Так и будешь молчать? — спрашивает.

Я отворачиваю лицо. За мной вот-вот должны приехать. Три дня. Если не буду выходить на связь трое суток, обещали вмешается. Остался день. Я ничего не скажу, я должна выдержать.

Максим хмыкает. Потом резко хватает меня за лицо. Его глаза рассматривают меня как зверушку, внезапно прибежавшую в вольер. Как же я его ненавижу!

Наблюдая это все в моем взгляде, он поднимает стакан и выпивает медленно воду. Я не свожу с предмета глаз, видя, как он мучительно опустошается…

Зверь! Изверг! Он все это заслужил!

— Ты тоже пожалеешь, — язвлю, не в силах более сдерживать ярость.

Мужчина отпускает мое лицо и с равнодушным видом выходит из комнаты. Я вновь остаюсь одна. И вновь на двое суток.

Четыре дня.

Я выдержала четыре дня, но в кого превратилась? Несколько раз в истерике я била руками по двери и пыталась дважды разбить окно. Безуспешно. Желудок сводило от голода, а горло высохло от жажды. Если два дня назад я считала, что мне плохо, то не представляла, что будет потом.

Страх, волнение, злость, ненависть, униженность и отчаяние трепали каждый час. Я стала рабыней своих мыслей, больше не могла им противостоять. Во дворе стало меньше людей, но иногда приезжали машины. Черные, неброские, они проезжали ко входу. И каждый раз надежда "ЭТО ЗА МНОЙ!" разбивалась вдребезги.

Никто за мной не приезжал…

В доме ничего не случалось. Всегда была тишина. Иногда мне казалось, что он вообще пустует, что я тут одна. Со стыдом я кричала и умоляла Максима прийти ко мне ещё вчера.

Да, я забыла про гордость и говорила такие вещи, которые опустили бы меня в глазах самого низкого человека. К собственному отвращению, я оказалась ужасно слабой морально…

Как ребенка, меня мучила обида и злость. Я жалела, что так далеко зашла, что вообще согласилась на это…

Вот так все и кончается… Для глупых девочек, которые суются куда не просят, у которых никого нет…

Я вспоминала мать. Точнее то, что от нее оставалось после десятка лет алкоголизма. Думала об отце, которого видела пару раз в своем маленьком городе. Он даже не узнал меня… Думала о том, что у меня нет ни брата, ни сестры… Нет никого, кто бы волновался обо мне сейчас или когда-либо еще.

Если я умру, если он меня убьет, а иначе быть не может, то никто не прольет обо мне слез. Ибо я тень, мелькающая в жизни, но не оставляющая ничего за собой.

— Просыпайся.

С трудом приподнимаю веки. Чья-то рука тянет меня наверх. Максим пришел. И опять ночью. Смотрю на него лишенными всякой мысли глазами. Во мне только отчаяние, уныние, раздирающие по кускам. Темнота.

— Четыре дня и тебя нет, — подмечает высокомерно. — Кого они подослали?

— Хватит!

Он вздыхает, бросает на меня раздосадованный взгляд и подносит к губам стакан с водой. Я жадно глотаю жидкость, чувствуя как вновь оживаю. Вот что значит целительная вода. Она буквально поднимает меня из могилы, к которой я подготовилась.

Я отдаю стакан. Мужчина ставит его на тумбочку.

— Возьми себя в руки, малышка, — он берет мое лицо в руки. — Сейчас мы спустимся в кабинет. Там ты в присутствии двух моих друзей все нам расскажешь. А потом я дам я тебе поесть. Договорились?

Стыд прожигает мне щеки. Я киваю. Пытаюсь встать, но сил нет совсем. Я измотана до предела. Хотя нет, я не хочу знать, что такое предел. Максим берет меня на руки и относит туда. Неприятно принимать от него помощь… Неприятна собственная зависимость и слабость. Периодически я словно в полудреме, отключаюсь.

Просыпаюсь сидя в кресле. Большом и удобном. Сзади Максим. Передо мной высокий парень в очках и жилистый крепкий мужик с острым пронизывающим взглядом.

— Рассказывай. Все о себе и о тех, кто тебя нанял, — звучит голос позади меня.

Я нехотя разлепляю губы, чтобы все рассказать. От досады в груди стискивается сердце, как и сжимаюсь от страха я сама.