Глава 1

- И какого хера ты там забыл?

Рожа Егеря, и без того не особо приветливая, с экрана выглядит совершенно монстрячей. Злобный такой небритый зверюга, не помещающийся в камеру. Голос тоже доставляет.

Знал бы его чуть хуже или меньше лет…

Но я знаю этого скота достаточно, чтоб понять, что сейчас он не угрожает, хотя кажется вообще по-другому.

Сейчас он проявляет заботу.

Ага, заботливая сволочь. Он, и приятель его… Забрали у меня единственную подругу, а теперь волнуются. Или вид делают.

Не исключено, что это Мася моя их пнула.

Моя. Что бы там ни придумывали эти утырки.

Я ее с универа знаю, и люблю с универа тоже. Все момента ждал, прикидывал… Лох. Думал, мое от меня не уйдет.

А оно ушло… Она. Ушла. Вернее, ее подло украли два наглых скота. И , мало того, что украли, так еще и в Канаду увезли, не иначе, чтоб подальше от меня была.

Ну и ребенка сделали для закрепления результата. Детей, вернее. Второй пока что в животе, а вот первый… Первый – смешной и дико похожий на Егеря Сашка, мой крестник, между прочим, уже ходит. Пока что пешком под стол, но коньки на него уже напялили. И клюшку, изготовленную по спецзаказу, в руки дали. И он, главное, на ровном полу падающий пока, по льду прям поскользил. И клюшку вполне осознанно ставил, правильно. Гены, чтоб их…

Я это все видел в записи, постоянно перекручивая с довольных до тошноты физиономий моих приятелей на смешную рожицу крестника и радостное, такое красивое лицо его мамы, Насти, которую я всегда буду звать Мася, что бы по этому поводу ни думали два ее мужика.

Да, моя первая любовь срулила не просто так, она пошла с козырей, умудрившись свести с ума сразу двоих. Нет, в том, что она запросто сведет с ума и большее количество мужчин, я вообще никогда не сомневался. Она такая, моя Мася… Но тут произошла накладка. Мужики, вместо того, чтоб драться и выяснять, кто из них доминирующий самец, взяли и договорились. И забрали мою Масю себе.

Скоты, чего уж там.

Дешевое пойло в бокале заканчивается подозрительно быстро, а мозг, отравленный вечным сожалением и воспоминаниями о нашей дружбе с Масей и моих упущенных возможностях, требует еще.

В гребанном шалмане нет официантов, по крайней мере, найти их мне не удалось, потому приходится вставать.

Смотрю в экран, на рожу своего бывшего друга… Верней… Верней, и настоящего друга. Хоть и скота.

- Ты где вообще? – рычит он, и словно мордой пытается вылезти из экрана и осмотреться, оценить, так сказать, обстановку.

- Где-где… - пьяный мозг генерирует рифму, но все же не выдаю ее, - Масю мне дай.

- Она Сашку купает, - отвечает Егерь, - вместе с Котом.

Кот – это, чтоб вы знали, второй участник нашей веселухи. Верней… Третий? Ну да. Их трое. Верней, уже четверо. И скоро пятеро будет… Им хорошо. А я, сука, вне орбиты…

Становится горько. Какой-то латинос, хотя, они тут все латиносы, на одну рожу, толкает в плечо. Что-то говорит по своему. Слышу знакомое «мадре», понимаю, что меня послали. А меня нельзя посылать, когда я немного выпивший, потому что сразу становится грустно, печально даже. А печаль я привык развеивать, чтоб не накапливалась слишком обильно.

Разворачиваюсь и коротко бью кулаком, развеивая русскую печаль по усатой испанской роже.

Отлетает с воплем и соплями, роняя по пути ветхие столики.

Смотрю какое-то время, потирая костяшки и ожидая знаменитой испанской мести. Сейчас бы не помешало… Размяться для разнообразия. Вытрясти из башки мысли тупые.

Но латинос вяло ворочается между обломков столов, и никто особо на его проклятия не реагирует. И мстить мне не торопится. Печально. Но ладно. Пляшем дальше.

- Ты че там творишь? – опять рычит с экрана Егерь.

Черт… А чего это я его не отключил?

Смотрю опять на физиономию, скалюсь:

- Развлекаюсь. Имею право. Холостой, веселый…

- Конь, прекращай там! Ты знаешь, какая преступность в Аргентине? Ты – белый, тебя там разуют прямо в том клоповнике, где ты пьешь!

- Нахер иди, а?

Я добираюсь, наконец, до барной стойки, ору на английском:

- Виски, плиз!

В прошлый раз я тоже заказывал виски и получил невнятную, но забористую хрень. Надеюсь, в этот раз будет не слабее. Меня тянет надраться, когда вижу на экране довольную рожу Егеря или Кота. Каждый раз тянет. И да, я давно перестал с собой бороться в этом вопросе.

Организм требует, значит надо!

Получаю от черномазого в прямом смысле, то есть грязного до черноты, бармена еще выпивки. Прицениваюсь к объему под надоедливый бубнеж Егеря, расписывающий мне, какие неприятности ждут белого парня в Байресе, как местные называют столицу Аргентины, Буэнос-Айрес.

- Тебе-то откуда знать, праведник чертов?

От самого определения Егеря, как праведника, становится тошно. Какой он, ко всем херам, праведник??? Он – скот, и больше ничего…

- Я там был, - нехотя признается Егерь, а я в изумлении отставляю стакан в сторону и пялюсь в экран телефона.

Егерь вообще не похож на искателя приключений. Обычный здоровенный монстрятина, только и умеющий , что противников по ледовому побоищу о борта швырять… И что в нем Мася…

Силой воли заставляю себя не погружаться в привычный бред про упущенные возможности, а тут ничего не попишешь, ради справедливости надо сказать, что сам упустил. Сам. Все думал, что успеется… Это же моя Мася… А она – раз – и уже не моя. Уже чужая Мася. И детей рожает другим мужикам.

- Где? В Вижье?

- Ты в Вижье??? Идиота кусок! – Егерь уже не сдерживается, орет, привлекая ко мне слишком много постороннего внимания, - вали оттуда! Как ты еще живой?

- Да нормально тут, - оглядываюсь с недоумением. Ну слышал я в “Шератоне”, где с комфортом разместился сутки назад, о том, что фавелы, простирающиеся прямо перед окнами аж до горизонта, которые в народе называют “Вижья 31” и не обозначают ни на одних картах Байреса, являются самым опасным местом в городе. Да и во всей Аргентине. И что знаменитым бразильским фавелам они дадут прикурить, и не раз.

Глава 2

- Ты как?

Ангел, вполне нормально, без акцента, говорящий на русском… Достали меня, значит, ножом вчера все-таки…

Разговаривать бесполезно, да и опасно, если честно. Рот открывать страшно. Чего-то ощущение, что вода , которую только что выпил, там не приживается…

Потому сжимаю губы и киваю. Норм, то есть.

- Ну хорошо… - ангел садится ближе, несмело трогает за лицо, озабоченно хмурит четко очерченные брови, поджимает губы. Тоже красивые. Вообще, ничего такой ангел… Залипательный… Интересно, а они бесполые? Ангелы эти? Ну, в религии вроде так… Если правда, то жаль… Потеря потерь…

И о чем я сейчас думаю, интересно?

Поспешно сворачиваю мысли с ненужного совершенно направления на нужное.

Ангел касается тонкими пальцами лица, и от этого кайфово. Ловлю себя на желании подставиться, словно кот, под ласку.

Нехило шандарахнули меня, похоже…

- Ты, вроде, в порядке… Ничего не сломано… - а осмотр-то очень даже профессиональный…

- Я в больнице?

Ох, бля! Это мой голос, что ли?

Ангел отшатывается и бледнеет еще больше. Оно и неудивительно, таким утробным рыком запоздалых путников на кладбище пугать… Или зомбаков в «Ходячих» озвучивать…

Затыкаюсь, кашляю натужно, пью еще отвратной воды из железной кружки.

Ну давай, Коняшка ты гребанный, приходи в себя уже! Ежу понятно, что не в раю ты! Хоть и с ангелом, которого еще требуется разъяснить, кстати…

Между тем, получаю ответ на свой вопрос:

- Нет.

Информативно.

Ладно, сделаем усилие.

- А где?

- Не знаю.

Очень информативно.

Сажусь, отдуваюсь, с радостью ощущая, как башка перестает кружиться. Да и живот успокаивается. Вроде.

- Воды еще дай.

Ангел ползет к большому грязному ведру, стоящему в углу… камеры? Комнаты? Хлева? Скорее, последнее. Но ладно. Разъясним. На моих глазах зачерпывает кружкой из этого ведра воду и передает мне.

Ладно. Ладно. Не думаем, какие микро и не микроорганизмы водятся в этом ведре в здешнем климате. В конце концов, если чего внутри заведется, современные средства работают на раз… Спросите, откуда знаю? А вот не скажу. Тайна это моя. Тщательно оберегаемая, в глубинах памяти навсегда закопанная. Ну, а если серьезно… Как-то раз, в одной дружественной африканской стране один молодой придурастый военкор, думающий, что он – прямо суперкоммандос… А дальше – то самое. Тайна.

Выпиваю до дна, с удивлением ощущая, что желудок вполне уже смирился со своей участью, а в голове – тоже наступает прояснение. И в глазах.

Осматриваюсь.

Хлев, да, последнее предположение было верным.

Грязища, зарешеченное низкое окно, лавка вдоль стены, на ней то самое ведро. А в другом углу – второе. Вот, похоже, мне и его надо использовать… Но как быть с соседкой?

Разворачиваюсь, разглядываю ангела. И удивленно хмыкаю.

Нихера себе… Ангел.

Не, что-то такое есть, конечно, не зря же с похмелья привиделось. Блонди, с короткими кудряшками, натуральными, по-моему, с огромными глазищами и тонкой шеей.

Лицо красивое, очень. Смотрится… Залипательно, да.

Наряд странный. Футболка серая, свободная, штаны карго серого тоже цвета, висящие на худой заднице мешковато. Кеды. Какие-то феньки на тонких запястьях.

На самом деле, с первого взгляда не отличишь – парень симпатичный или девчонка. Плоская, длинная, может, чуть ниже меня ростом, но в любом случае, для женщины высоковата.

Пока разглядываю, она щурится насмешливо и садится на лавку.

- Если надо в туалет, вот ведро.

Ого. То есть, няшу-скромняшу не будем стоить? Уже хорошо…

Встаю, покачавшись, словно журавль на ветру, ругаюсь сквозь зубы матерно, тоже не сильно заботясь о нежных ушах Ангела. Раз сама предложила воспользоваться ведром, то уж русский народный язык как-нибудь перетерпит.

Потом возвращаюсь обратно, с удивлением ощущая себя вполне живым.

Вот поразительное существо – человек. Мало ему надо для счастья. Попить, стравить давление в организме… Умыться бы еще…

- Эй… - так, с голосом надо что-то делать все же… Или он у меня теперь навсегда такой? Как у актера Ливанова… Бля-а-а-а… Кашляю, пробую еще раз, - эй… - в этот раз выходит неожиданно тонко.

Ангел, спокойно наблюдающая за мной со скамьи, приподнимает бровь, удивляясь метаморфозам моего голоса. Это еще что, малыш, ты не слышала, как дядя Боря умеет петь… Пожалуй, хорошо, что не слышала… Целее нервы будут…

- Та-а-ак… - это слово выходит вполне нормальным, кстати. Может, просто не стоит начинать с гласных букв? – Тебя как зовут?

- Ева…

- Ева… Евита… Эвита… Ты в курсе, что так звали жену президента Аргентины? – с каждым произнесенным словом голос становится все лучше. Практика – наше все, однако.

- Не-е-ет…

Голова внезапно кружится, и я падаю рядом с Эвитой на лавку. Выдыхаю шумно.

Бля, вот всегда я, даже в самой тупой ситуации умудряюсь нести отвлеченную хрень. Мася называет это «словесное недержание на нервной почве»… Судя по тому, что чуть было не начал просветительский блог из истории Аргентины, нервничаю я сильно.

Вовремя торможу себя, просто смотрю искоса на Эвиту и бормочу:

- Потерянное, блять, поколение… Тебе хоть восемнадцать есть?

- Есть, - шмыгает она, а огромные голубые глаза неожиданно наполняются слезами. Прямо, озера Канады… Чтоб она сгорела, сука… Но только после того, как моя Мася вернется обратно к родным березкам. И ко мне. Хрен с ним, пусть с мелкими, я их буду любить… Они же от Маси…

Осознав, что все еще порядком пьян, раз в башке такой бред бредовый крутится, тоскливо вздыхаю. Ладно. Не ко времени уныние. Надо выяснить ситуацию. И из нее выбраться. И доползти до “Шератона”. И спать. Ноги моей больше в этих гребанных фавелах…

- Как ты здесь очутилась, Эвита?

- Я… - она горестно шмыгает носом, - я… По контракту приехала…

- По какому еще, бля, контракту?

Хотя, тут она может не говорить. Стандартная история. Ничего нового не услышу.

Глава 3

Привожу Эвиту в чувство потрясыванием и легким шлепком по щеке. Поражённо замолкает, застывает в моих руках, приоткрыв пухлые губы. На них кровь, судя по всему, этот урод до нее все же успел добраться, прежде чем получил перо в живот. Надо бы проверить, живой или нет, но времени не хватает.

Вытираю с нижней губы кровь большим пальцем, хриплю:

- В порядке?

- Нет.

- Идти можешь?

- Да.

- Валим.

Она кивает, топает к двери, а я , не удержавшись, мародерствую.

Что было усвоено в первую очередь в далекой африканской стране, где любого белого принимали за захватчика, так это то, что на мертвецах может быть много чего нужного и интересного. Правда, на неопознанных мертвецах чаще всего бывают замаскированные взрывные устройства, но тут-то все опознанные. Потому быстро шмонаю, попутно прислушиваясь к нарастающему шуму, запихиваю все добро, без разбора, в карман. Кроме мобилы. Мобила – мой главный враг, спутники, суки, и над Аргентиной летают тоже.

За время моего мародерства Эва умудряется не только дойти до двери, но и привести себя в порядок. Разорванную до пояса майку вяжет узлом, и я не удерживаюсь, моргаю на ее впалый гладкий живот с аккуратной впадинкой пупка. Белая-белая кожа…

Так, тормози, Борюсик, тормози… Дело прежде всего. А потом… Потом и на животик можно будет глянуть попристальней.

На полу валяется широкополая мужская шляпа. Да, такой бред тут еще таскают.

Подхватываю, пялю на Эвиту. Особо не поможет, но хоть чуть-чуть… Я бы ей футболку свою тоже отдал, но полуголый гринго привлечет куда больше внимания, чем белокурая славянка. Ну, или равнозначно получится.

Так что, имеем то, что имеем.

Приоткрываю дверь. Слушаю. Гул голосов слева, как раз в той стороне я побезобразничал немного.

Значит, нам направо.

- Погнали, Эвита, - киваю девчонке, - и шустро. По сторонам не смотришь, только перед собой и вниз. Голову опускаешь. Поняла?

- Да… Но…

- Никаких но, блять! Валим!

- Но тут… могут быть еще девчонки… Я приехала с группой целой… И они все думали, что танцевать будут.

- Ну дуры , значит, как и ты. Но тебе повезло встретить меня. Валим.

- Нет!

Так… Только этого дерьма мне и не хватало. Времени в обрез, надо убираться, а у меня тут Робин Гуд в шляпе.

Разворачиваюсь к упрямо поджавшей губы девчонке, хватаю за плечи, чуть склоняюсь. Все же, хорошо, что она такая высокая. Удобно.

- Так, слушай сюда. – Шиплю ей в лицо, злобно скалясь и постоянно слизывая с лопнувшей от удара губы кровищу, - я не смогу спасти всех. Я – не хренов Рембо! Сейчас мы уйдем отсюда. А, когда выберемся из этой сраной Вижьи, я подниму на ноги всех, кого смогу, а смогу я многих, и мы вернемся сюда. Слышишь?

- Их к тому времени…

- Найдем , значит. Все. Обещаю. Поняла?

- Да.

- Веришь?

- Да.

- Валим.

Кивает, опуская глаза.

Все, отлично. Бунт на корабле подавлен, можно выдвигаться. Если, блять, получится…

Опять выглядываю в коридор. Звуки удаляются. Похоже, меня ищут в другом коридоре. Мудаки. Но мне это так на руку!

Выбегаю, тяну Эву за собой, потом отпускаю ее пальцы, но постоянно ощущаю позади присутствие.

Надо двигаться шустро, но тихо.

Здание странное. С кучей непонятных коридоров, закоулков, два раза мы напарываемся на тупички. Похоже, раньше тут была школа, или что-то вроде того. Часть комнат раскрыта, заброшена. Валяются сломанные деревянные столы и стулья, явно подготовленные на дрова для мангала.

Они тут мангалы любят. На улице прям жарят здоровенными такими шматами мяса.

Мяса хочется… Блять, когда я ел в последний раз?

Еще в России?

А Эвита?

Успел с ней что-то сделать этот урод? Внешне вроде в норме, футболка только порвана. И под ней белья нет. Когда успел заметить, хрен его знает… Но успел. И грудь, маленькую, белую-белую… И сосок выглядывал, нежно розовый… И губы у нее тоже нежно розовые… И внизу, наверно…

Так, стоп!

Налево, налево еще.

Какая-то бабка. Смотрит на нас, молчит, курит.

- Моя бабушка курит трубку, бля… - бормочу я, спешно обходя старуху, даже не сделавшую попытки нас задержать, спросить о чем-то… Походу, тоже под кайфом… Сюр какой-то дикий тут происходит. Нахера меня сюда занесло?

Наконец, через пять поворотов краем глаза замечаю распахнутое настежь окно без решетки и пру туда.

Выглядываю. Первый этаж. Внизу – выжженный солнцем асфальт.

Жарища, блять…

Смотрю на Эву, она натянула шляпу пониже, и, если б не узкая женская талия и общая хрупкость, сошла бы за парня… Может, отдать ей свою футболку?

Потом, если что.

Киваю на окно, выпрыгиваю первый. Подаю ей руку, помогая спуститься, ловлю в объятия. Мгновение, чтоб ощутить теплую нежную кожу талии, легкое дыхание на шее.

И все. Бегом прочь. Теперь самое главное, не нарваться на бандитов. Вообще ни на кого не нарваться, потому что здесь все , так или иначе, друг друга знают. И мы для них – не люди, а всего лишь кошельки.

Хорошо, что сейчас, похоже, сиеста, а это – самое важное время дня для местных. И вряд ли на улицах будет много народу.

Споро топаем по мощеной булыжником улице вниз, я нихрена не ориентируюсь, не понимаю, в какой стороне выход отсюда.

Наверняка, их здесь несколько. Но знаю я только один, и он неподалеку от вокзала Ретиро, а там, чуть дальше и гостиница, к которой я остановился, «Шератон».

Надо где-то тормознуть, перевести дух, тем более, что от быстрого шага начинают гореть ребра. Отбили их все же, не прошли даром веселые мгновения наедине с двумя тварями в камере.

Поглядываю на Эвиту. Дисциплинированно топает за мной, по сторонам не смотрит. Тем более, что и смотреть-то особо не на что.

Фавелы – это только название романтичное, а вот сама суть – пиздец какая стремная.

Разномастные домики, выкрашенные в веселые цвета, все, как один, недострой, потому что вечно строятся вторые, третьи, четвертые, а то и пятые этажи. Тупо – на первых живут, а на вторых -третьих – леса из говна и палок. И никого, кстати, вопросы фундамента, архитектуры и прочего бреда не волнуют. Сложится такой домик под напором обстоятельств и времени, похоронит под своими руинами хозяев и жильцов, на его месте новый построят. Или вообще оставят все, как есть, чудовищной дырой посреди других жилых домов.

Глава 4


- Эй! Эй! – взволнованный голос мгновенно вырывает из забыться, подпрыгиваю, грюкаюсь башкой о ящик, да так, что искры из глаз летят!

- Тихо! Тихо, ты что? – на меня наваливается буквально тонкое тело, ладонь зажимает рот.

Ошалело впираюсь в большие голубые глаза, сейчас выглядящие на редкость напуганными и растерянными.

- Мы остановились… И стоим… Давно! Что-то там…

Киваю, давая понять, что все усвоил, и Эвита убирает ладонь с моих губ.

А я моргаю, приходя в себя. И параллельно от себя же охуевая.

То есть, я уснул.

Позорно вырубился, как долбоеб-первогодок в армии, которого после семидневных мучений наконец-то загнали в казарму и дали поспать пару часов.

Это просто… Ну, это пиздец, че такое. Даже слов приличных не находится. Да и не надо. Потом себя назову по-всякому, когда будет минутка посвободней на пострадать.

А пока…

Аккуратно отстраняю от себя Эвиту, прикладываю палец к губам и мягко ползу к выходу, попутно прислушиваясь к происходящему снаружи. Там, кстати, явно чего-то происходит, потому что слышится сочный испанский мат, причем, сразу на два голоса.

Дуэтом, блять, поют…

Надо, пожалуй, выбираться…

Голоса слышатся от кабины, не стоит ждать, пока они переместятся к задней двери пикапчика.

Мотнув головой Эвите, чтоб не тормозила и ползла за мной, аккуратно нажимаю на ручку, чуть приоткрываю и, переждав мгновение, высовываюсь наружу. Ну и охереваю сразу же, не без этого.

Потому что мы не в городе. То есть, абсолютно. Ни намека на строения, только дорога, хорошая, асфальтированная, прям на зависть русским дорогостроителям, и совсем неподалеку эта гребанная дорога уходит за резкий поворот.

Голоса затихают, потом слышатся хлопки двери.

Так, надо быстрее сваливать, вообще непонятно, в какие дебри нас этот Сусанин завез, и как выбираться будем.

Торопливо распахиваю дверь и выкатываюсь наружу, тут же разворачиваюсь, ловлю Эвиту, и мы вместе дружно бежим прочь от машины, причем, строго по прямой до резкого поворота, чтоб оставаться в слепой зоне водителя.

И уже там, за поворотом, услышав чавкающий выхлоп машины, тормозим и , тяжело дыша, тупо таращимся друг на друга.

- Мы, вообще, где? – отдышавшись, задает сакраментальный вопрос Эвита.

- Хер. Его. Знает. – Так же коротко и логично отвечаю я и оглядываюсь, - в джунглях, мать их за ногу.

- Это я понимаю… Но как далеко от Буэнос-Айреса?

- Хер. Его… Ну, ты поняла… Пошли-ка, с дороги прочь, а то мало ли, кто тут ездит…

Она кивает, поправляет нелепую шляпу, натягивая ее пониже на нос, и первая идет в сторону обочины, прямо за которой начинается густой тропический лес.

А это, чтоб вы понимали, вообще не русские березки. Тут даже подлеска нет – влажная зелень сплошной стеной, крики птиц на разные лады и странное уханье совсем неподалеку, больше похожее на вопли удавленника.

Майка сразу мокнет и на спине, и на груди, но снять ее нельзя, потому что нет ничего опаснее незнакомого тропического леса.

Тут на каждом дереве такая адская срань может сидеть, от которой будешь всю жизнь лечиться и не вылечишься.

Тропический лес – это практически то же самое, что и какая-нибудь африканская дружелюбная саванна, где воды некипяченой хлебнешь глоток, а через неделю у тебя в животе метровые черви будут свадьбы справлять…

Потому я прекрасно осознаю, что нам, так или иначе, придется возвращаться на дорогу. И топать по асфальту. Только понять бы для начала, в каком направлении?

Прикидываю, может, забраться на дерево повыше, да глянуть, что тут рядом есть, но потом смотрю на уставшую и измученную Эвиту и решаю немного отдохнуть. В любом случае, далеко уходить нет смысла, лучше чуть-чуть перевести дух, а потом думать, в какую сторону топать.

Нахожу относительно милый участок тропиков, по крайней мере, тут можно даже присесть, сажусь и хлопаю рядом с собой, приглашая Эвиту присоединиться.

Она падает неподалеку, опирается о мое плечо своим. Уже вполне привычно. По-свойски так.

Пару минут тупо сидим и молчим, пытаясь осознать произошедшее в полной мере.

Мы были в откровенной жопе. Но выбрались. Куда-то. Не факт, что тоже не в жопу, но, по крайней мере, пока что свободны. Пока что.

- Ну, что будем делать? – нарушает наше обоюдное тяжелое молчание Эвита.

Нетерпеливая, как и все бабы.

- Тебя когда должны начать искать? – спрашиваю я первое, что приходит в голову.

- Не будут меня искать, - тихо отвечает Эва, - некому.

- Ни родных, ни друзей?

- Нет.

- И никто не знает, что ты подписала контракт?

- Нет.

Понятно. Интересно, ее сразу с такой установкой вербовали, чтоб сирота, без связей, или это просто она такая везучая?

Ну да ладно.

Надеюсь, что я, несмотря на общую сволочность моих приятелей, все же уже в розыске.

Припоминаю, что вроде как Егерь мне мозг сушил ровно в минуту перед тем, как я отключился.

Телефон у меня забрали, а значит, я сейчас вне зоны доступа.

Вряд ли Егерь или Кот ломанутся сюда, все же, Мася беременная, да и Сашка там тоже… Но то, что будут тормошить все службы, которые ответствены за нахождение туристов здесь, это точно. Правда, я не как турист приехал, по заданию от журнала «Спортстайл» , снимать репортаж о местной футбольной команде, главных звездах сезона. Но, есть ощущение, что просто подальше сплавили, чтоб не отсвечивал своей вечно пьяной харей на местных тусовках. Сейчас почему-то богема не в моде, все на зоже, все на стиле, все в моменте… Мать их…

Поймав себя на внутреннем стариковском брюзжании, резко торможу процесс.

Это все тоже потом.

А сейчас прикинуть, сколько времени меня уже ищут.

Скорее всего, с сегодняшнего утра. Ночь еще Егерь мог потерпеть, но утром его точно Мася двинула по тупой башке и заставила поднять тревогу.

Если меня ищут, хотя это надо знать аргентинскую полицию, чтоб понимать, что никому я нахер не сдался, долболобы еще те, но все же… Вполне вероятно, что те, кто хотел за меня бабки, обычные грабители-вымогатели, уже притихли, как мыши под веником.

Глава 5

- Я и не думала, что тут может быть… такое, - Эвита задумчиво осматривается, аккуратно присаживается на деревянный стильный лежак.

Я киваю. Да, тоже не думал.

Дом Родриго, конечно, впечатляет. Сам Родриго – нихера, а вот дом – очень даже.

Машина Родриго тоже, кстати, впечатляет.

Здоровенный эскалейт, по-моему, бронированный даже, промчался мимо нас, уставившихся друг на друга на дороге, неистово сигналя. А затем притормозил и сдал назад.

Я к тому времени уже вовсю щупал ствол в кармане, ругаясь про себя на тупость.

Судя по внешнему виду, машина могла быть набита отборными головорезами, которым появление на трассе белокожей длинноногой чикиты запросто покажется подарком небес.

И потому, когда опустилось вниз стекло и показалась улыбчивая усатая рожа мужика средних лет, я прямо выдохнул.

- Эй, вы заблудились? – разговаривал он на английском, смотрел исключительно на Эвиту.

- Да, - неожиданно ответила она тоже на английском, - мы туристы… Отстали от группы…

- Англичане?

- Нет, русские.

- О! Россия! Я люблю Россию! Меня зовут Родриго, садитесь, доброшу до Саранди.

И мы сели, не стали отказываться.

Правда, про Саранди я знал только то, что это – родина «Арсенала» , очень крутого футбольного клуба, но в любом случае, лучше туда, чем посреди леса.

По дороге мы разговорились, Родриго, оказавшийся каким-то местным чиновником, я, правда, так и не вкурил, каким, что-то связанное с «адуаной», чем бы эта «адуана» не являлась, был открытым и казался своим парнем.

При этом поглядывал на Эвиту, особенно на ее голые живот и плечи.

Мне эти взгляды пиздец как не нравились, но приходилось терпеть. А Эвита, зараза такая, почуяв мужской интерес Родриго, тут же врубила невинную испуганную девушку, хлопала ресничками, неловко улыбалась и смотрела на водителя, небрежно красующегося за рулем мощного джипа, с вниманием и поощрением.

Я , в очередной раз убедившись, что все бабы – стервы, поймал себя на легком психозе, но анализировать его желания не было. Мне не особо хотелось ковыряться в том, по какой причине я совершенно чужую бабу, странную, кстати, очень бабу, вот так… ревную? Бешусь? Все сразу?

В итоге, непонятно каким образом, по приезде в Саранди, оказавшимся неплохим таким поселком, чистым, с просторными улицами и современными домами, мы вышли не у департамента полиции, как планировали, а у просторного дома Родриго.

Тут я, признаться, слегка подохренел, потому что дом этот – бетонная низкая громадина с плоской крышей и панорамными окнами вместо стен, такими, что здание насквозь просматривалось, был на редкость красивым.

Удивительно, раньше я не понимал, как может быть красивой бетонная коробка. Но тут сочетание стекла, пространства и серого камня сработало только в плюс. Наверно, у них здесь крутые архитекторы…

Дом, с одной стороны отгороженный от тихой улицы забором, встретил широкой въездной зоной и простором.

Родриго пригласил располагаться, посетовал, что сейчас никого нет, он живет «соло, комплетаменте соло»… И взгляд при этом говорящий на Эвиту опять устремил, сучара бархатная.

Вообще, его ухватки записного ловеласа стали не только раздражать, но и бесить. Хотя… Они сразу меня бесили…

А еще он пообещал связаться с департаментом по туризму и передать наши данные… Я подумал, что надо бы в посольство лучше, но туризм – тоже нормально.

Главное, чтоб не обратно в Вижью.

Родриго, несмотря на мое неизменное раздражение, был вежлив и гостеприимен. Пригласил остаться в доме, пока за нами не приедут представители департамента, а он в нашу честь вечером устроит асадо.

Асадо – это такое местное барбекю, для него в каждом доме даже площадка специальная имеется.

Мы не особо хотели праздновать и веселиться, как положено на асадо. Я вот лично – только жрать и спать, но отказаться не могли.

Мужик помог. Просто затормозил на дороге, и теперь, несмотря на масляные взгляды на Эву, был дружелюбен и приятен даже… И моя чуйка насчет него молчала, кстати…

Вроде, и странное такое поведение, а в реале – чего только не бывает. И такое – тоже не редкость.

За время моих командировок, я уже успел убедиться, что местные в большинстве своем очень приветливые, если, конечно, ты не носишь погоны. Просто туристам, заблудившимся людям, они готовы помочь в большинстве случаев.

Да чего говорить, и в России так же. Стоит отъехать от МКАД, как сразу другая вселенная…

Чем больше я анализировал произошедшее с нами, тем чаще приходило на ум слово: «случайность». Тупая случайность.

Нет, в варианте Эвы – закономерность, которой не должно быть, учитывая те звоночки, что проявлялись в моей башке, стоило немного дать себе труд подумать. Но ее я еще выясню, конечно.

А вот я чисто по своей тупости под замес попал. Просто не надо было переться в аргентинские фавелы, светить часами, телефоном и баблом. Нарывался, нарывался – и нарвался.

На счастье Эвы.

Так что, несмотря на ее работу ножом, нас не должны прямо искать. Ее , скорее всего, просто продали еще в агентстве, так часто делают. Хотя, в последнее время уже под более благовидными предлогами. И реальными. Например, точно знаю, в Испанию девчонок наших отправляют по нормальным, легальным контрактам танцевать в местных клубах. И, неофициально, со всеми проговаривают необходимость дополнительных услуг. Если дама отказывается, с ней просто не заключают контракт. Никому сложности не нужны, на самом деле.

Конечно, это не касается черного рынка и продажи, например, несовершеннолетних, но тут-то Эва никак на несовершеннолетнюю не тянет. И какого хера ее просто так продали… Странно…

Что-то в этой истории не вязалось, не билось никак, но башка гудела и отказывалась думать.

А потому я пошел в душ, который был в отведенной нам комнате на втором этаже. Дом все же оказался двухэтажным, просто второй этаж искусно маскировался здоровенными потолками и вторым светом.

Глава 6

У нее – красивые глаза… Когда не строит из себя наивняшку. Такие… Светлые и глубокие.

Сложные. Выдающие непростую натуру.

Родриго этого не видит, весь расплылся маслом по своей круглой, вымощенной камнем площадке для асадо.

Она ему улыбается, опускает черные ресницы. Прикольно, ресницы и брови у нее черные, а волосы – светлые.

Пушистым одуваном вокруг головы, словно нимб… Странное впечатление вообще от нее, непонятное.

Вроде как, понимаю, что пиздит, понимаю, что вообще, может, ни слова правды не сказала за все время, что мы вместе тут робинзонадой занимаемся… А все равно вместе с настороженностью – азарт первооткрывателя. Хочется ее ближе рассмотреть. Просто понять, что она такое. Кто она на самом деле…

Смотрю на худые костлявые плечи, острые ключицы, ямочка между ними… Платье это дурацкое, цветастое… Улыбка смущенная. Она в основном разговаривает с Родриго, а на меня поглядывает, когда думает, что я не вижу.

Между нами – открытый огонь.

В Аргентине вообще очень любят готовить на открытом огне, в парках полно площадок для барбекю, в каждом уважающем себя доме во дворе есть вот такая , или похожая на такую, площадка для асадо.

Когда приходят гости, или просто настроение , хозяева разжигают открытый огонь и рядом готовят мясо, овощи, а еще поют и, бывает, даже пляшут.

Сегодня в гостях у Родриго мы.

Я сижу с одной стороны очага, пью розовое патеро, про которое Родриго обронил, что оно «семейное», то есть, сделано его родственниками , живущими в Тукумане, перевариваю жареное мясо и недавний разговор с Котом и смотрю, как горячий аргентинец окучивает белокурую славянку.

И, если я хоть что-то успел понять в Эве, так это то, что старания Родриго бессмысленны. Тем более, что он в любом случае блюдет этикет, и, поскольку думает, что мы – вместе, просто галантно ухаживает за красивой женщиной.

Эва тоже пьет патеро, ест мясо и смущенно улыбается. По другую сторону от нее сидит племянник Родриго, Луис, тоже чернявый и сладкий, как патока.

Он не разговаривает практически, просто смотрит на Эву.

И тоже мне не нравится.

Хотя, прекрасно понимаю, что ничего опасного нет… Но не нравится.

Хорошо, что завтра уже можно будет отсюда свалить…

Кот, увидев меня на экране сегодня, сначала выдохнул, а затем минуты три радостно материл. И обещал, что Егерь еще и жопу надерет, когда приедет.

Оказывается, он вылетел еще сегодня утром, когда Мася не смогла до меня дозвониться, а ее мужики подняли все русское посольство на мои поиски.

Они даже запрос в жандармерию отправили, чтоб те Вижью прошерстили! Тут я в осадок выпал, конечно. И Родриго, которому я потом объяснил ситуацию, тоже.

Он по своим каналам пробил информацию по нам, естественно, выяснил, что мы оба приехали по туристической визе, хотя Эве озвучивали рабочую.

Но туристическая дешевле, естественно, заморачиваться не стали.

И, кстати, в Вижье тоже никто никакого шмона наводить не кинулся. Они не самоубийцы все же.

Как обычно это бывает, когда не хотят делать лишних телодвижений, а здесь вообще их не любят делать, главный девиз – “релайяте дисфрута” ( то есть, расслабься и получай удовольствие). И потому больше чем уверен, что в жандармерии запрос приняли и сейчас готовят спасательную операцию… С перерывом на обед и сиесту, само собой…

В который раз думаю, как нам охренительно повезло с Родриго…

Он, вообще-то, чаще остается ночевать в своей квартире в городе, но раз в неделю ездит сюда… И вот поехал, а тут два потерянных европейца посреди дороги…

Эва смущённо смеется неуклюжим английским оборотам Родриго, пьет патеро…

А я вспоминаю ее рассказ.

И опять ловлю себя на ощущении неправильности. Не бьется. Вот не бьется.

Вроде, все логично, все верно. И работа, и контракт, и ее дурость вкупе с наивностью…

Но дьявол в деталях…

А детали…

Морщинки у глаз четкие.

Взгляд неожиданно жесткий и умный.

Удар ножом, рука не дрожала.

Никакой паники, никаких соплей… Только для поддержания образа…

Со мной неразговорчива… Просто еще раз историю пересказала, только с подробностями, типа особенностей прохождения таможни, и как паспорт отдала сдуру… И как ее заперли в темной комнате и говорили на испанском, а она не знает этот язык ( «Адуана – так называют таможню», - всплывает тут же в голове. Сумела вычленить, несмотря на незнание языка… Испуганная… Растерянная…).

Не бьется…

Она улыбается, опять смотрит на меня через огонь. И блики его, живого, яркого, отражаются в зрачках.

Не ангел она. Дьяволенок. Завораживает…

Женщина-загадка…

Такую разгадывать сладко и страшновато… Хрен его знает, что там, за этими чистыми озерами…

Ничего, вот Егерь приедет, разберемся…

В любом случае, обратно в Россию вместе полетим.

Завтра Родриго обещал отвезти в Байрес, к «Шератону».

Туда и Егерь приедет… Ему наверняка уже сообщили, что я нашелся. И, очень сильно надеюсь, что он подуспокоится за время полета. А то Егерь в ярости – не то зрелище, которое мне нужно после всех этих встрясок…

Вспоминаю здоровенную фигуру приятеля и его зверскую рожу, которую дико боятся противники по льду и почему-то так сильно любит Мася, и ежусь… Я не из пугливых, но этот полудурок… Достаточно посмотреть хоть раз, как он на льду всех к бортам сметает, чтоб понять, не стоит на пути задерживаться… Сначала снесет, а потом разбираться будет.

Луис громко смеется, что-то говорит на ушко Эве.

Сука.

Она улыбается и опять смотрит на меня через огонь.

- Нам пора, - говорю спокойно, обращаясь к Родриго, - завтра рано выезжать… Мой друг уже должен будет приехать, а он… Немного нетерпеливый.

- О, конечно! – Родриго тут же подхватывается, - подает руку Эвите, чтоб помочь подняться, - Эвита… Вы прекрасны…

- Спасибо, - она улыбается, а затем мягко высвобождает руку.

Подходит ко мне и спокойно переплетает свои пальцы с моими, заглядывает в глаза:

Глава 7

Ночь в Аргентине похожа на патоку. Она душная, сладкая, тянется и тянется, оставляя после себя сладкий привкус.

В такую ночь мозги просто отрубаются, не функционируют совершенно.

Да и не нужны они, мозги.

Руки нужны, чтоб держать, гладить, прижимать крепче. Губы – чтоб целовать, скользить жадно и ненасытно по горячей и мокрой коже, один аромат которой сводит с ума, будоражит до сбитого сердцебиения.

И глаза тоже нужны. Потому что, хоть и тьма полная, а все равно – словно свечение в этой тьме от капель влаги на волосах коротких, на коже нежной…

Я - дурак, дурак, дурак… Наверно, не надо было так. Не надо было бросаться, очертя голову, в пропасть. Идиотское умение мыслить образами, словно душещипательную статью пишешь для женского журнала. Приходилось когда-то халтурить, да. И всегда писал и охеревал, как этот бред мало того, что читают, так еще и верят…

А сейчас… Сейчас понимаю. Потому что не придумано других слов для описания того, что происходит между нами.

Ну вот как назвать нежную кожу, если она – реально нежная? Как охарактеризовать шепот тихий-тихий в ночи, если он реально – сводящий с ума?

Никак. Не придумано таких слов. А описать хочется. Просто, чтоб в памяти утвердить еще раз. Чтоб навсегда выбить в мозгу.

- Ты всегда такой? – она смотрит своими светлыми глазами, нежными, ангельскими. И сейчас они – темные.

- Какой? – голос хрипит, послушно снижаясь до шепота. Она не хочет громко. Я подчиняюсь.

- Такой… Нерешительный…

- Нет.

Усмехаюсь ее определению себя. Нерешительным меня назвать сложно. Хотя… С Масей вот…

Но про Масю почему-то непривычно не хочется думать. Погружаться. А еще – не болит. Тоже непривычно.

Так странно это ощущение, так ново, что недоверчиво кручу головой, внезапно чувствуя себя летящим, легким таким.

Словно сидел все это время в башке здоровенный гвоздь. Сидел, сидел… И что бы я ни делал, а он там был. Мешал… чувствовать. Радоваться. Жить.

А сейчас – раз! – и нет его! Просто нет!

Все остальное – не изменилось. Ночь аргентинская, патока черная. Женщина – на контрасте с ночью – алебастрово-светлая, высокая, хрупкая, статуэтка в полумраке. Неоднозначность ситуации, наша недоговорённость, ощущение странности происходящего, нереальности, сна.

Все это – на месте.

А вот тоски, обиды застарелой, жуткой от того, что привычна мне стала… Их нет.

- Нет, - еще раз повторяю Эвите свой вполне осознанный, однозначный ответ.

И шагаю к ней.

Подхватываю на руки, опускаю на кровать.

За окнами – огромными, панорамными, оставляющими ощущение незавершенности, беззащитности - чернота.

Где-то там Родриго со своим племянником.

Они завидуют мне.

Называют счастливчиком.

А я? Я тоже так думаю?

Изучаю белую кожу женщины, спокойно смотрящей на меня снизу, ее точеные черты лица, губы, нежные, пухлые…

И понимаю, что им есть, чему завидовать. Я – реально счастливчик.

Какого хера так долго этого не осознавал?

- Поцелуй меня, - тихо просит Эва, - у нас так мало времени осталось…

Почему мало? У нас вся ночь впереди! И не только ночь!

Мне хочется ей это все сказать, но решаю плотно пообщаться утром, а пока в самом деле не терять времени. Нашего с ней времени.

Наклоняюсь и целую, наконец, мягкие, чуть дрогнувшие под моим напором губы.

И становится не по себе от внезапно нахлынувшего ощущения… Черт, опять, как в женском журнале… Но нет других слов. Ощущение предопределенности у меня. Судьбы, если хотите.

Я всего лишь целую ее, мою случайную спутницу, а в голове уже черти что творится.

Словно она – моя. Полностью моя. Сделана для меня. Ждала только меня. И дальше будет тоже только со мной. Никак по-другому. И, наверно, это даже не мое решение. Как и эта ночь, собственно, тоже не мое решение.

Но и не требуется. Никуда не деться уже.

Я погружаюсь. На дно. И ее поцелуй заменяет мне дыхание.

Эва обхватывает меня тонкими руками, стонет тихо и как-то жалобно в губы, а затем, когда я не выдерживаю и пытаюсь потрогать ртом каждый сантиметр ее тела, еще и шепчет что-то. Откидывается навзничь, гладит меня, позволяет раздевать, стягивать это идиотское платье, позволяет раздвигать тонкие, длинные до охерения , гладкие ноги, жадно прикусывать кромку белья, чтоб вниз его, чтоб не мешало ничего! Она пахнет возбуждением. Это самый сладкий запах на свете, бля! Самый вкусный! Никаких клубник, манго, свежести и прочего бреда! Самый охуительный, одуряющий, сводящий с ума!

Не могу тормознуть, не думаю о том, нравится ей так или нет.

Мне - хочется, мне - нравится.

И я целую ее, вылизываю жадно, не умея надышаться, напиться ее сладостью.

- Боже, боже, боже…

Эва без остановки что-то шепчет, руки ее то раскидываются по белому полотну простыни, то стараются достать мои волосы, зарыться тонкими пальцами, словно прося остановиться, или приказывая продолжить.

Когда она неожиданно хрипло вскрикивает и выгибается, я даже не понимаю, что происходит, настолько не в себе. Настолько сошел с ума.

Машинально придерживаю за бедра, прижимаюсь, с наслаждением ловя все отблески кайфа, а затем скольжу вверх, чтоб насладиться безумием и растерянностью в темных, как сама аргентинская ночь, глазах.

- Нет, - опять повторяю свой ответ на ее единственный вопрос, заданный в самом начале этой ночи, - не-е-ет.

Последнее длинное «не-е-ет» у меня получается синхронно с таким же длинным движением. В нее. В тесноту, влажность. Сладкую и утягивающую. Я еще не на дне, оказывается. Я погружаюсь. Тону. Умираю. Воскресаю. Опять умираю. Каждое движение в ней синхронизируется с безумным выражением в глазах. И нет. Это не секс. Я знаю. Я умею отличить. Теперь умею. Научился.

Это – блядское погружение. Это – с головой. Это – с сердцем. Это – со всем.

- Еще… - ее губы еле двигаются, и получается выдыхать тоже синхронно с моими , набирающими силу и жесткость движениями, - еще, еще, еще…

Загрузка...