На изломе чувств

Глава 1

                                                       ГЛАВА 1

Смотрю на свою Веру и в который раз не верю своему счастью. Каждый раз, просыпаясь на нашей маленькой кровати, я любуюсь собственной женой. Два года хожу как привязанный. Для кого-то я точно больной, а мне плевать. Люблю и все. Каждую родинку и курносый нос, ямочки на щеках и чуть прищуренный взгляд. Все люблю, даже когда ворчит. Сегодня она совсем бледная, и губы чуть сухие. Сколько раз просил не выходить на улицу в эту дрянную погоду, но как привороженная ходит куда не надо.

— Миша, хватит на меня смотреть. Я еще не умираю, — чуть улыбаясь, сонно произносит Вера.

— Я тебя просил так не говорить?! — сажусь на кровать, унимая в себе злобу.

— Все, не злись. Прости меня, — Вера тут же обнимает меня сзади, знает чертовка, что бы ни ляпнула — быстро отойду, стоит ей только меня коснуться.

— Вер, максимум через два месяца у нас будет новое сердце. Я уже со всеми договорился, нужно только подождать, понимаешь? — поворачиваюсь к жене, которая тут же отводит взгляд.

— Миш, неправильно это все. Не я одна такая. Там же очередь, так нельзя.

— Можно, Вера. Я не жизни кого-то лишать иду, а зарабатываю на это деньги.

— Это будут грязные деньги.

— Замолчи! Грязь — это когда наркоту продают и людей убивают. Я это делаю, Вера?! Ну? Чего молчишь?

— Миш, просто кто-то тоже ждет, а ты дашь деньги, и другой…

— А мне плевать на других! Я не Богу молюсь за твою операцию, а работаю для этого день и ночь. Я бы уже нам давно «однушку» купил, и спали бы мы не на этой рухляди, а на классной итальянской кровати. Помнишь ту, цвета слоновой кости, на которую ты слюни пускала? Так вот, я другое выбрал, Вера. Понятно?!

— Понятно.

— Иди сюда, — притягиваю жену к себе на колени. — А кровать у нас будет та самая, итальянская, и квартиру мы купим чуть позже, только не «однушку», а «двушку», чтобы места было больше. Только сначала не это. Не чуди, хорошо?

— Хорошо.

— И давай договоримся, пока погода не улучшится — ты сидишь дома. Там скользко и холодно. Надоели твои походы по ненужным местам.

— Миш, почему ты не хочешь меня понять? Это место для меня важно. Ты же знаешь, даже если мне пересадят миллионы сердец, я все равно не рожу тебе ребенка.

— И что, Вера? — встаю с кровати и начинаю нарезать круги по нашей маленькой комнате. — Я тебе уже раз сто говорил, что мне не нужны дети, мне хватит одной тебя, разве это сложно понять?

— Ты так говоришь, потому что тебе всего двадцать шесть. Рано или поздно ты все равно захочешь ребенка. Пожалуйста, не отказывай мне. Его зовут Марк, ему семь лет. Он очень хороший мальчик, и глаза как у тебя, такие же красивые. И в целом похож на тебя, такой же красавчик-брюнет, никто даже не подумает, что он не твой. Пожалуйста, давай его усыновим. Умоляю тебя.

— Вера… Я не хочу чужих детей.

— Он не будет чужим, вот увидишь. Я уже все собрала, да Господи, я даже документы подделаю, что здорова, понимаешь?! Это важно для меня!

— Все, успокойся. Не нервничай, пожалуйста.

— Если я буду знать, что он будет жить с нами, мне лучше станет, понимаешь?

— Понимаю. Только и ты пойми, что мне некогда этим сейчас заниматься. Сегодня мой единственный выходной, я хочу провести его с тобой.

— А давай сегодня вместе его навестим, ты познакомишься, а потом я только твоя, — не унимается жена.

— Хорошо.

— Озеров, ты знаешь, как я тебя люблю?

— Не знаю, расскажи.

— Ты, как пришел в шестой класс, так я и влюбилась. Ходил такой зазнайка, а мне все равно нравился — твои глаза кого хочешь с ума сведут.

— Свели, значит?

— Свели.

— И поэтому сразу после школы ты выскочила замуж за Витьку — класс, ничего не скажешь.

— Ты на меня внимания не обращал, что я еще могла сделать?

— Действительно ничего не могла сделать. Выйти замуж за одноклассника — самое то.

— Все, Миш, давай не будем об этом, ты только злишься.

— Не будем. Давай одевайся и потеплее.

Верка тут же соскакивает с кровати, подходит к шкафу и достает оттуда свитер.

Три года уже вместе, два из которых женаты, а все никак не могу спокойно относиться к тому, что Вера побывала замужем до меня. Да, я из тех кретинов-собственников, для которых напоминание о бывших — как ножом по сердцу. И неважно, что Витьку она не любила, все равно три года прожила с ним под одной крышей. Как представлю, так выть охота. Ладно, Озеров, херня это все, в жизни есть и пострашнее вещи.

Переодеваюсь сам и накидываю на Веру шарф. Хоть уже и двадцать шесть, а все равно ходит с голой шеей и непокрытой головой.

— Ну, Миш, зачем так сильно затягиваешь? И шапка эта дурацкая.

— Вер, не начинай.

— Дурачок, зачем ты на меня это надел, если мы еще не завтракали?

Глава 2

ГЛАВА 2

Сердце грохочет так, как будто сейчас выпрыгнет, а голову как будто трамваем переехало. То ли от бухла, то ли от недосыпа — сам уже ни черта не разбираю. Кто-то гладит меня по плечу, а мне это прикосновение, как солнце для вампира — кожу жжет, словно раскаленное железо. Знаю, что это не Вера. Скидываю руку и оборачиваюсь.

— Мишенька, пожалуйста, прекрати пить. Ну так же нельзя, ты же себя окончательно загубишь, — мама... Все время забываю, что она рядом.

— Мам, я сейчас не готов к нормальному разговору, только к словам, которые тебе не понравятся, не нарывайся, пожалуйста. Я хочу побыть один.

— Миша! — хватает меня за руку. — Ты можешь и дальше пить, но что это изменит?! Веры нет, но жизнь-то продолжается, мальчика взяли из детдома, вот и неси теперь за него ответственность. Марк хороший мальчик, ты бы хоть ради него прекратил пить, какой ты ему пример подаешь? Разве Вере бы это понравилось?

— Ты хочешь правду, мама? Я ненавижу этого пацана, на дух не переношу. Я, когда его мельком вижу, хочу встать и придушить этого сукина сына! Это из-за него Вера умерла, шоколадки ему, бл*дь, захотелось! Сука, да если бы не он, мы бы сейчас в больницу на операцию ложились. Ненавижу его!

— Миша, так нельзя! Это случайность. Не в шоколадке же дело, а если бы Вера за чем-то другим вышла, ты бы тоже мальчика обвинил? Дело ведь не в этом, сыночек, ну, пожалуйста, оглянись на все вокруг. Так случилось, этого уже не изменить. Пройдет время, и уляжется все потихоньку. Марка вырастишь и женщину себе найдешь, ты еще совсем молодой, жизнь только начинается.

— Уезжай, мама, мне здесь нотации читать ни к чему. И пацана этого забери, пока не придушил, к чертовой матери.

— Ты пожалеешь об этом, Миша.

— Обязательно.

Как только за матерью закрывается дверь, тут же тянусь трясущейся рукой к новой бутылке водки. Кому скажи, не поверят: рука трясется так, что не обхватить горлышко. Смеюсь в голос, то ли от бессилия, то ли это уже что-то истерическое — хрен разберешь. Краем уха слышу, как мать возвращается и начинает собирать вещи, по всей видимости, поганца Маркуши. Ну хоть одна хорошая новость за последнюю неделю — с глаз долой «сынулю».

***

В какой-то газете я читал, что печень болеть не может, там нет каких-то болевых рецепторов. Не знаю, что там есть, а чего нет, но очухался я от того, что мне реально было хреново, так, как будто отбили правый бок. Встаю с грязной кровати, еле разлепляя глаза. Оглядываюсь вокруг и не могу поверить, что весь этот срач устроил я, а количество пустых бутылок привело меня в чувство. Вере бы это не понравилось, она любила, чтобы все было чисто, даже в такой маленькой сраненькой комнате.

На часах шесть утра, дни напрочь попутались. Иду в ванную и кое-как принимаю душ. Морда опухшая, глаз мало-мало.

— Да, Верочка, сейчас и моих «красивых» глаз не видно, но обещаю, что брошу бухать. А еще, Верочка, похоже, я ку-ку, если разговариваю сам с собой вслух или даже с тобой.

Иду на кухню и ставлю чайник. Спасибо соседям-собутыльникам, что на двери холодильника висит календарь с зачеркнутыми цифрами. Восьмое января. Ну, не все так плохо. По ощущениям я пробухал месяц, а оказалось неделю. Гляди, что-нибудь еще и осталось от той самой печени. Заглядываю в холодильник на нашу полку, на которой чудесным образом лежит никем не стыренная Верина любимая салями. Ну хоть колбасы пожру перед возможной кончиной. Нарезаю любимое лакомство Веры, а у самого слезы на глазах. Колбаса-то целая, Вера даже не открыла ее, Нового года ждала. Дождалась.

Понимаю, как это отвратительно выглядит: опухший мужик наяривает салями с хлебом, запивает кофе и плачет. Бл*дь, не могу по-другому, откуда вообще берутся эти слезы? Пытаюсь взять себя в руки и снова иду в ванную, только уже облиться ледяной водой.

Все-таки вода обладает некой живительной силой, а ледяная и подавно. Возвращаюсь в комнату и начинаю собирать бутылки. Сейчас, когда в голове немного прояснилось, самому стало тошно от того, что я делал. Кое-как справился с мусором и присел на эту дурацкую скрипучую кровать. Оглядываюсь вокруг и понимаю, что мне здесь делать нечего. Как ни печально осознавать, но деньги-то у меня есть, чтобы не жить в этом дерьме.

Ближе к вечеру убрал все начисто и начал собирать вещи. Завтра же сниму квартиру, и все будет по-другому. Обустроюсь и заберу мальчишку. Раз обещал, то воспитаю. Мама права, можно еще все наладить, по крайней мере, с этим пацаном. Вера меня не простила бы, брось я пацана. С такой мыслью и заснул, пообещав самому себе забыть про все и начать с нового листа.

                                                                        ***

Снял квартиру ближе к окраине, обустроив все так, как хотела бы Вера, и кровать купил цвета слоновой кости, дебил одним словом, но мне так легче. Пока я воспринимаю действительность не совсем такой, какая она есть. Понимаю, что Веры нет и не будет, но есть еще больная половина меня, которая упорно требует сделать все так, как понравилось бы именно ей. Не знаю, до чего это все меня доведет, но пока только так.

На работе появился только к концу января. Изначально мой поход сюда был, скорее, поводом извиниться, все равно бы я больше не работал так, как делал это раньше. Теперь мне не было необходимости крутиться в клубах по ночам, решая очередные запросы богатой молодежи. Раньше моя работа заключалась во всем: то замена менеджера, то охрана зарвавшегося очередного ублюдка — проще говоря, все, о чем попросят, благо без мокрухи и прочего дерьма. Сейчас же на это стало плевать, достаточно устроиться обычным охранником в ближайший магазин, большего мне пока и не надо.

Глава 3

ГЛАВА 3

— Возьми.

Смотрю на пацана, который сует мне конфету.

— Я не люблю конфеты, Марк, тем более шоколадные.

— Как можно не любить конфеты, это же вкусно? Вот у нас в детдоме их никогда не давали, а если и давали, то старшие сразу отбирали.

Разбиваю яйца на сковородку, а сам начинаю вновь злиться. Уже больше месяца твержу себе, что он не виноват, это всего лишь ребенок, но как только вспоминаю, сразу срываюсь. Нет, ни на нем, но это не отменяет того факта, что хочется убить всех и сразу. Понял, что надо что-то делать и купил домой боксерскую грушу. Прихожу вечером в свою комнату и херачу по ней, что есть сил. Вот и сейчас хочется бросить эту яичницу к чертовой матери и помахать кулаками. Но не брошу, в который раз стерплю и накормлю ребенка.

— А ты пленки сверху яиц снимаешь? Я их не люблю — они похожи на сопли. Сними, пожалуйста.

— Не поверишь, я их тоже не люблю, — усмехаюсь сам себе, мы похожи не только внешне.

Снимаю белок с желтков и жду. Нет, не яичницы, а хрен знает чего. Я не знаю, как вести себя с этим пацаном, он мне чужой. Как бы я ни пытался себя уговорить, мне даже трудно с ним разговаривать, да, собственно, и некогда.

— Я тебе совсем не нравлюсь, да? — вот тебе и на, пацан не так уж и глуп.

— Дело не в симпатии, Марк. Просто тяжело это все, знаешь, всему свое время. Прости, но я не могу проводить с тобой так много часов, как это делала Вера, поэтому нам сложно найти точки соприкосновения, понимаешь?

— Понимаю, ты работаешь почти все время, чтобы у нас были деньги. Но если ты так много работаешь, то зачем тогда жить?

— Чтобы хорошо жить, надо сначала эти деньги заработать, а только потом хорошо жить на эти же бумажки, да и пока ты молод, надо делать то, чего уже физически не сможешь в те же пятьдесят.

— Ну пятьдесят — это уже старик.

— Посмотрим, что ты скажешь в пятьдесят. Колбасу вареную будешь?

— Буду.

— Как дела в школе?

— Нормально, — точно не нормально, не стал бы он с запинкой отвечать, но и лезть к нему не хочу, я в психологи не нанимался.

— Ты уверен, что тебе не нужна нянька?

— Уверен. Зачем нам какая-то тетка, я и так себе хлеб с колбасой могу отрезать.

— Проблема в том, Марк, что на одной колбасе далеко не убежишь. Ладно, с едой разберемся. Только давай договоримся: если что-то случится, или в школе обижают – ты мне скажешь, ясно?

— Хорошо. Там скоро яичница?

— Скоро.

***

В кой-то веки выбрался домой пораньше. Пусть не сын, но день рождения надо все-таки отпраздновать. Он, наверное, и тортов за всю свою жизнь никогда не ел. За прошедшие три месяца совместной жизни я понял, что, так или иначе, хочу наладить с ним хоть какие-то отношения, в голове набатом звучало: «Так хотела Вера». По дороге все же купил большой торт и поехал домой. Когда Марк увидел меня на пороге, сразу изменился в лице.

— А чего ты так рано?

— У тебя же день рождения сегодня, вот и рано. Держи торт.

— Класс, спасибо. Я чайник поставлю?

— Подожди. Торт быстро съешь и на следующий день о нем не вспомнишь, держи свой подарок, — протягиваю пацану телефон Nokia 3310, самая лучшая модель на сегодняшний день.

Марк берет упаковку, разворачивает и тут же выпучивает глаза.

— Это мобильник?

— Да. Нам так будет проще и спокойнее. Да и мало ли чего случится — ты мне сразу позвонить сможешь.

— А у нас ни у кого в классе нет телефона.

— Ну, значит, будешь первым. Телефоном особо не святи. Мне не жалко, просто люди всякие бывают. Звони по надобности, договорились? Разберешься с инструкцией?

— Да! — восторженно произносит пацан. — Спасибо, мне никто ничего не дарил. Никогда.

Не хочу слышать его историю — я и так ее знаю. С первого дня жизни в доме малютки, ни отца, ни матери. Никого. Черт, не хочу никого жалеть: ни себя, ни его. Достало все.

— Ладно, Марк, давай не грустить, да?

— Ага. Спасибо.

Вроде бы все относительно наладилось, с Марком мы не то чтобы друзья, но и не враги, чему я несказанно рад. Пацан оказался на редкость смышлёным и самостоятельным. В помощницах мы действительно не нуждались. Я по-прежнему почти все время работал, на ссоры у нас просто не было времени. Да и Марк, как оказалось, совсем не конфликтный ребенок, несмотря на то, что всю свою жизнь провел в детдоме. Все было вполне нормально ровно до того момента, как я не обнаружил Марка дома.

Когда приходишь вечером домой, постоянно наблюдая одну и ту же картину в виде смотрящего телевизор ребенка, и тут его не обнаруживаешь на том самом месте, как-то сразу в голову лезут дурные мысли. Огляделся вокруг, но ничего странного не заметил. Стал звонить на мобильный, но абонент недоступен. Бл*дь, да что за жизнь такая. Надеваю обратно куртку и иду на улицу, сам не знаю куда. К ментам — глупо, да и не примут они никакую заяву. Рано еще. Иду, даже не смотрю под ноги, голова не соображает. Не знаю, с чего вдруг туда понесли ноги, но зашел я на детскую площадку прямо напротив наших окон. Какое же испытал облегчение, когда на скамейке увидел Марка — словами не передать. Главное не сорваться, Озеров. Ну, подумаешь, захотел пацан подышать воздухом, с кем не бывает. Подхожу ближе, стараясь не испугать его.

Глава 4

ГЛАВА 4

Десять лет спустя.

Смотрю на худое животное, гордо именуемое чихуахуа, и не понимаю, за что так издевается природа. Кроме четырех палок в виде ног и двух глаз, ни хрена не видно. Сидит и смотрит на меня, вытаращив и без того огромные глаза на своей бедной морде, прямо так и говорящей: «Накорми меня, пожалуйста, человек!»

 — Я бы покормил тебя, несчастная, да боюсь, ты тоже не будешь жрать это дерьмо, — подношу к носу собаки спаржу. — Я же говорил, не будешь. Торжественно клянусь, что принесу тебе мясца.

 — Миша, прекрати, я все слышу.

 — Так я специально вслух говорю, чтобы ты соизволила купить ей что-нибудь пожрать. Раз завела собаку, Викуля, так и будь добра покормить.

Вика садится ко мне на колени и начинает ерзать. Полгода назад это еще нравилось, а теперь раздражает. Нет, внешность у Вики — то что надо: красивая молодая брюнетка с идеальной фигурой и классическими чертами лица. Все при ней и даже больше, но не торкает.

 — Может, хватит о собаке, она накормлена, просто хочет вкусного. Поговорим о нас?

 — Говори.

 — А что будет дальше?

 — Дальше я пойду к себе домой спать, предварительно тщательно помывшись, потому что на мне запах твоего ужасного крема. Мне он не нравится, Вик.

 — Миш, ну почему ты такой?

 — Какой?

 — Ты прекрасно знаешь, что я о нашем будущем, зачем ты так? — молчу, не знаю, что сказать, обижать не хочется, а врать и подавно. — Миш, мне двадцать восемь лет, мы встречаемся уже полгода, может, пора узаконить наши отношения? Мы же взрослые люди, создадим семью, в конце концов.

 — Так, стоп. Какая семья? Ты прикалываешься, что ли? Я не собираюсь жениться ни на тебе, ни на ком-то другом. Давай не обманывать друг друга, максимум через полгода наши дороги разойдутся в совершенно разные стороны.

 — Миш...

 — Все, Вик, не начинай. Я, пожалуй, поеду домой, — снимаю Вику со дсвоих колен и иду в прихожую.

 — Ну ты же собирался остаться на ночь?!

 — Передумал. Позвоню на днях. Слушай, реально покорми уже собаку нормальной едой.

 — Обязательно.

 — И сама поешь, а то на одной спарже далеко не убежишь. До встречи.

 — Пока, Миша, — с раздражением в голосе произносит Вика.

Сажусь в машину и вновь с каким-то опустошением еду домой. Ведь симпатичная баба, недостатков мало, да, в конце концов, у всех они есть. Что не так, сам не пойму. И одному плохо, и с ней не так.

Въезжаю на территорию коттеджного поселка и уже издалека вижу три машины перед участком. Вот же гаденыш, прибью. Получишь ты у меня на восемнадцатилетие машину. Кое-как заезжаю и ставлю машину в гараж. Выхожу, а у самого руки чешутся надавать люлей этому наглецу. Захожу домой, благо нет ора и музыки, но открытые бутылки по всей гостиной и мусор меня сразу выводят из себя. Дыши глубже, Озеров, тебе тоже хотелось покутить в его возрасте. Нет, разговоры с собой не помогают. Присаживаюсь на диван, запрокидываю голову и неизвестно чего жду. Достало. Как же меня все достало…

 — Пап, ты что здесь делаешь?!

Сам не заметил, как прикрыл глаза и заснул, класс.

 — Вообще-то я здесь живу.

 — Я не об этом, ты же сказал, завтра приедешь?

 — Передумал.

 — Ясно.

Смотрю на гаденыша в одних штанах и понимаю, что у него просто не было шансов стать другим. Девчонкам такие нравятся: смазливый донельзя, накаченный молодняк, да еще и при деньгах. Даже если бы он вырос в детдоме, все равно бы там девок трахал и был бы первым парнем на дворе.

 — Пап, ты прости, я завтра все уберу.

 — Сколько в доме человек?

 — Восемь.

 — А сколько в твоей комнате девок?

 — Две.

 — Две. Это получается, шесть человек где-то трахаются еще. В каких комнатах? Или в одной комнате групповушка?

 — Пап...

Забавно, за десять лет этот гаденыш ловко научился манипулировать мной и вовремя употреблять слово «папа». В любой другой ситуации это обращение он бы не употребил, но тут сам Бог велел выкручиваться из ситуации.

 — Марк, я не буду тебя позорить и подрывать твою так называемую репутацию перед явно более старшими дружками. Можешь идти спокойно трахаться дальше, или что вы там делаете, просто на оставшуюся сумму на твоей карточке ты вызываешь сюда клининговую службу, чтобы в итоге здесь все блестело. Не хватит на их услуги — проси у друзей. Ну или берешь сам швабру и вычищаешь все до блеска. Можно с хлоркой. Она вонючая, но эффективная.

 — А ты все равно останешься здесь?

 — А что, и в моей комнате трахаются?!

 — Нет, ты что! Да и мы в карты играем.

 — Ну, слава богу, — встаю с дивана и иду в сторону кабинета.

 — Я все уберу.

Глава 5

ГЛАВА 5

По заснеженной и абсолютно неубранной дороге, двадцать километров показались как будто все двести. Подъезжаю к дому и выхожу из машины. Спасибо папе, кажется, он единственный чистит снег около своего дома. Все-таки глушь, но по-прежнему здесь хорошо. Мама, как только увидела меня, сразу налетела с распростертыми объятьями. Кажется, годы ее не берут, разве что появились морщинки в уголках глаз, а так все та же мама, даже волосы до сих пор носит длинные.

— Миша, ну почему ты никогда не предупреждаешь о приезде? Я тебя ближе к Новому году ждала.

— Это, чтобы ты не стояла полдня у плиты. А я вот пораньше захотел приехать, соскучился за полгода. Я там всякой ерунды купил, надо все в холодильник забросить.

— Ну зачем, у нас что, еды нет? — восклицает мама.

— Мам, не начинай. Папа где?

— Сидит на диване и мучается от изжоги. Он как ты, никогда не слушает меня, поел со своими друзьями какой-то дряни.

— Ну так дай ему лекарство какое-нибудь.

— Я не пью эту химию и ему не даю, да и нет у нас ничего, в аптеку не поеду — вон какая метель, обойдется. Это ему урок будет, чтобы не ходил и не ел то, что не надо.

— Мам, ну ты даешь, — с улыбкой произношу я.

Беру продукты и несу в дом. Прохожу на кухню и в который раз злюсь при виде этого безобразия. Даже стулья и те в чехлах! На кой хрен им мебель и новый дом, если они боятся все испортить? Смотрю на мать, которая и так понимает меня с полувзгляда.

— Миша, не начинай. Так они больше прослужат.

— На том свете, мама?

— Не преувеличивай. Беречь надо абсолютно все, потом Марку достанется.

— Ну, конечно, он-то поедет в наше село после второй столицы.

— Ну и ладно. Я сейчас стол на двоих накрою, папка твой все равно есть ничего не будет.

Не успел я зайти в гостиную, как папа сам встретил меня.

— Ну, привет, сын. Не слушай мать, она чудит в последнее время, ничего я не ел с друзьями, в бане бутылка пива с рыбой ведь не считается? — с горькой улыбкой на губах произносит отец.

— Не считается. Пап, ну чего, так хреново?

— Есть немного, — с грустью в голосе отвечает он.

— Давай я в аптеку съезжу.

— Не надо никакой аптеки, — тут как тут появляется мама. — Я тебе сейчас опять народное что-нибудь сделаю, молока теплого, или вон в программе слышала, что горох надо съесть, наш разморожу сейчас.

— Да иди ты со своим горохом, Катя, — повышает голос отец.

— Все, успокоились оба. Мама, готовь есть, я быстро в аптеку съезжу.

— Тогда уголь активированный купи, он точно поможет, да и безвредный.

— Катя, да замолчи ты уже! Мне что-нибудь химическое, Миш, посильнее.

— Выпейте пока молочка. Оба. Я быстро, — разворачиваюсь к выходу.

— Осторожнее только, не спеши, там вон какая непогода, — добавляет мама обеспокоенно.

— Хорошо, мам, буду ехать как черепаха.

Сажусь в машину и вновь отправляюсь в сторону вокзала. Вот она, жизнь в деревне: случись чего в непогоду — хрен доберешься до ближайшего города. Дороги не чистят, остановки вообще погребены под снегом.

Быстро зашел в аптеку. Девчонка хоть и молодая, но быстро и толково подобрала мне весь список необходимых лекарств. Сел в машину, завел двигатель и жду, непонятно, правда, чего. Проезжаю мимо отделения банка и почему-то упорно смотрю на лестницу. Нет там никого, конечно, а на душе почему-то стало тошно. Ведь сопля еще совсем, еще и деньгами этими трясла, дурочка. Теперь уже на себя злюсь, почему не настоял и не подвез к дому? Черт, теперь бери и голову этим забивай. Какой же я все-таки придурок, проблем мне мало.

Уже поворачиваю в сторону поселка. Еду не как нарекла мать, но и не быстро, только это не помешало мне чуть не врезаться в пробегающего лося. Сука! Почти вовремя затормозил, кажется, только немного его задел, вот только самого прилично тряхнуло. Сижу и перевожу дыхание. Включаю аварийку, застегиваю пальто и выхожу из машины. Смотрю на капот — вроде ничего нет. Ну и раз сбежал, паскуда, значит тоже в порядке. Не хватало мне еще разбиться почти перед самым домом, и вообще помирать еще рано, завещание не оставил. Усмехаюсь сам себе, о чем только думаю.

Стою под падающим снегом и понимаю, что мне дико хочется курить, вот так, под отрезвляющими снежными пушинками. Кое-как подкуриваю сигарету и затягиваюсь дымом. Красиво все-таки тут, в самом деле, как будто в сказке. Все настолько белое, что кажется чем-то нереальным. Правда, не совсем все белое. Взгляд падает на что-то маленькое и темное, чуть припорошённое снегом, и это не зверек. Я не знаю, что мной движет, но я бросаю сигарету в снег и иду по чуть заметным следам вглубь леса. Подхожу немного ближе, замечая в снегу пакет и рядом с ним разбросанные апельсины, а чуть дальше то самое темное пятно, именуемое человеческим телом. Ну как же так, та самая девчонка! Я даже лица ее не вижу, но это точно она, и куртка эта старинная и потертая. Смотрю на ее руку, и то ли мне хочется, то ли так и есть, но готов поклясться, что она пошевелилась. Наклоняюсь и переворачиваю девчонку на спину. Бл*дь! Вся в крови. Куртка эта сраная расстёгнута, а некогда белая кофта превратилась во что-то ярко-алое. Поднимаю кофту вверх, а там раны, то ли от ножа, то ли от чего-то острого. Черт, никогда не попадал в такие ситуации, даже не знаю, что делать. Кладу пальцы ей на шею, но, сука, ничего не чувствую. Что там за пульсация должна быть, хрен разберешь. Смотрю на ее белое как полотно лицо и не знаю, что делать!

Глава 6

ГЛАВА 6

Больше, чем больницы, я ненавижу разве что нищету, наверное, поэтому и окружаю себя всем самым дорогим и лучшим. Смотря на все вокруг себя, понимаю, что здесь сложилось два в одном. Обшарпанные стены, такие же полы и почти не отапливаемое помещение. Прошло уже часа два, но никто по-прежнему не выходил, и спросить, собственно, не у кого. Странно, что в такой ситуации я дико захотел есть, вот прям засосало так, что хоть снег иди жри. О наличии автомата с кофе, конечно, речь и не шла. Вышел снова на улицу и в который раз за день закурил сигарету. Благо хоть это зло имеется в бардачке, и на том спасибо.

 По-хорошему, мне бы денег подкинуть девчонке, да с врачами договориться. А потом валить отсюда к чертям собачьим, но так бы сделал нормальный человек, а понятия моей нормальности давно стерлись. Делаю последнюю затяжку, как вдруг к больничке подъезжают менты. Забавно, я думал приедут позже, но нет, доктора у нас бдят. Из машины тут же выходят два сотрудника, один из которых, по всей видимости, главный, сразу подходит ко мне. Ну как подходит — еле идет. Как еще в форму помещается, непонятно. Мужик представляется, что-то спрашивает, а я, в общем-то, отвечаю так, как есть. Наверное, будь я обычным человеком без денег, нашедшим полуживое тело, на меня бы точно повесели это дело, в случае появления трупа, а так ни хрена не получится, и будет за ними очередной висяк.

— И все же, вы были знакомы с пострадавшей? — в очередной раз интересуется сотрудник милиции.

— Если вы называете двухминутное общение с жертвой знакомством, то без сомнения, да. Мы были очень хорошо знакомы, прям лучшие друзья.

— Вы сейчас дерзите мне?

— Боже упаси, говорю, как есть.

— Ну а имя ее знаете — значит, вовсе не двухминутное знакомство, — да уж, тут, видимо, жиром и мозги заплыли.

— Повторяю для особо одаренных, я видел ее паспорт и узнал ее имя оттуда, понятно?

— Знаете, что вам грозит за оскорбление сотрудника милиции?

— Я-то могу отделаться штрафом, а вот если человек тупой, этого уже не изменить, даже не знаю, что из этого хуже.

— Садитесь в машину, и едем на место преступления.

Ничего не отвечаю придурку, знал в итоге, что все равно эта поездка состоится, вопрос только во времени. А дальше было что-то сродни тупой комедии про ментов, смотреть которую, по меньшей мере, стыдно. Паспорт девчонки так и не был найден, видимо, ушлепки его забрали, чтобы подкинуть работу милиции. Со всем этим цирком закончили ближе к ужину. Злой и голодный вновь поехал в больницу. По себе знаю: не узнав, что да как, и кусок в горло не полезет, и про сон забуду.

На мое счастье, попал сразу на мужика, забравшего у меня девчонку.

— Добрый вечер, я вам сегодня девушку привез. Как она?

— Я еще не страдаю старческим маразмом и прекрасно вас помню. Я так понимаю, вы все же ей никто, поэтому, сами понимаете, не могу поделиться такой информацией.

— Я как раз снял деньги, так что уже вполне могу сойти за близкого родственника, — ухмыляюсь я.

— Давайте отойдем в сторону, — жестом руки мужик показывает, куда идти, облокачивается на обшарпанную стену и начинает что-то очень долго рассказывать. Я же абсолютно не вникаю, потому что банально не понимаю, о чем он пытается мне сказать.

— А теперь без обид, доктор, и по-человечески, для тех, кто ничего не понимает в ваших терминах. Она жить будет?

— Если по-простому, ее зашили, стало быть, и кровотечение остановили. Крови потеряла прилично, но организм молодой, так что быстро восстановится. Вы как, и дальше собираетесь ей помогать?

— Да, — почему-то не задумываясь, отвечаю я.

— Тогда я вам напишу список лекарств, она так быстрее восстановится. У нас их, правда, нет, даже если бы вы мне миллион заплатили. Более того, вам нужно в город покрупнее, там вы сможете найти все необходимое.

— Хорошо. А кроме лекарств, может, еще что-то надо?

— Я дам вам список, а вы сами решайте. Зайти к девушке и передать ей можно только через пару дней.

— Ладно. Только можно ваш номер телефона?

— Записывайте.

Мужик диктует свой номер и начинает писать что-то на бумажке. А потом очередная процедура передачи денег.

— У меня к вам просьба. Я понимаю, что условия в больнице от вас не зависят, но можно как-то из имеющихся палат отдать ей лучшую?

— Постараемся. А все же, она вам кто?

— Случайная знакомая.

— О случайных так не пекутся. Ладно, мне пора, да и вам тем более.

Еду домой с каким-то облегчением, уже не злой, но жутко голодный. Мать встретила как будто сто лет не виделись. В очередной раз все разогрела, и мы, наконец, всем семейством сели за стол. Шутка ли, но у бати прошла изжога, отсюда и накатили мы по полной, несмотря на нравоучения мамы. Она же, выпив пару рюмок, через час и вовсе ушла спать, оставив нас с отцом наедине. Наболтались вдоволь, и про девчонку ему рассказал. Выпили в итоге прилично, благо ни сушняк, ни изжога, никого не беспокоили.

***

Глава 7

                                                         ГЛАВА 7

Захожу в палату, девчонка же задумчиво на меня уставилась и вновь водит пальцами по губам. Помаду ей, что ли, купить? Жуть, какие губы сухие, такое ощущение, что сейчас треснут. Присаживаюсь обратно на стул и, так же как и она меня, начинаю ее разглядывать. Кто-то из нас должен быть более адекватным. По всей вероятности, этим человеком должен стать я, но почему-то не могу найти слов, чтобы спросить интересующие меня вещи.

— Вы обиделись на «бандита», да? Ну просто вы очень похожи на него, таких в кино часто показывают. Пальто у вас такое было… расстёгнутое, и вот эта щетина. Нет, не щетина — больше, и вроде не борода. И машина! У нас таких больших не встретишь — точно, как в кино.

— Если ты приняла меня за того самого бандита, на кой хрен попросила именно меня снять деньги?

— Так не было больше никого, да и потом, я подумала: если вы он самый, то зачем вам деньги мои красть с такой машиной. Вам и так хватает.

— В логике тебе не откажешь, но я не он самый.

— Я поняла, простите. Спасибо за то, что помогли и сюда привезли.

— А ты ведь мне совсем не благодарна. Ты же умереть хотела, или я что-то напутал?

— Нет, не хотела… Не знаю, как это объяснить. Просто… Не знаю, что мне делать без денег, — ну начинается, сейчас уже слезы потекут.

— Деньги, деньги и снова деньги. А для чего они тебе нужны, Оля?! — как-то само собой вырвалось ее имя. Странно, учитывая тот факт, что я никак ее не ассоциирую с этим именем. Девчонка и все.

— Странный вопрос. Чтобы жить. Для чего же еще?

— Ну не скажи, кому-то нужны деньги на наркоту, на проституток, на бухло. И это совсем не жизнь. Тебе точно на жизнь надо?

— А как вы меня нашли в лесу? — вот тебе и на. Классно меняет тему разговора.

— Гулял по лесу, белку искал. Смотрю, что-то лежит, оказалась не белка, а ты.

— Снова шутите.

— Ты на вопрос не ответила.

— Вы тоже.

— Ты мне сейчас будешь указывать, на что отвечать? Не доросла еще.

— Я не указываю. А у вас дурацкий вопрос.

— А мне кажется дуростью, что восемнадцатилетняя девчонка, найденная мною в лесу, не хочет жить, потому что без денег ей домой никак. Вот это истинная дурость! А дома, там что? Где твои родители?

— А вы не знаете, когда меня выпишут? – Ну, пи*дец, адекватный здесь точно только я.

— Ты дура или притворяешься?

— Не притворяюсь, стало быть, первое. Мне просто не нравится здесь. Холодно тут очень, у нас дома и того теплее.

— Тебя выпишут ровно тогда, когда посчитают это нужным. Но не думаю, что это случится скоро. К тебе менты приходили?

— Приходили.

— И что?

— Ничего.

— Мне тянуть все из тебя надо? Тебе вроде не пять лет. Что ты им рассказала?

— Правду. Что напали двое, как только из автобуса вышла и в лес вошла. Деньги просили, я не дала, конечно, сказала, что их нет. Но они откуда-то знали, что я спрятала их под кофту. Куртку расстегнули и забрали деньги.

— Ты что-то забыла. А порезали тебя как?

— Ну, я деньги пыталась отобрать.

— Ясно, дура все-таки, — в который раз не знаю, что мною движет. Я просто достаю из бумажника деньги и кладу на прикроватную тумбочку. – Здесь ровно столько, сколько у тебя забрали. Не отказывайся, не надо исполнять роль клинической идиотки, которая с гордо поднятой головой почешет пешком домой, и, конечно же, найдет новые приключения на свою пятую точку. Я обеспеченный «бандит», для которого эта сумма ничего не значит. Я напишу тебе номер моего телефона, и когда-нибудь ты мне их типа отдашь, без процентов, конечно. Ну это так, чтобы успокоить твою душу. Вижу, ты спросить что-то хочешь?

— А зачем вам это все? — хороший вопрос, на который я так и не придумал ответ в своей голове.

— Просто так. Хочется. Иногда бывает.

— А я возьму деньги. Спасибо вам.

— Ну слава богу.

— Я бы не взяла, но меня теперь с работы уволят.

— Больше ничего не хочешь сказать?

— Нет.

Не хочет и ладно, чего я к ней вообще пристал? По сути, посторонний мужик пристаёт с какими-то вопросами — бред какой-то. Встаю со стула и поднимаю пакеты.

— Здесь лекарства, которые врач написал. Прочитаешь, как и что надо делать, или медсестрам отдай. Продукты тут всякие, в холодильник надо положить. Поняла?

— Нет, не поняла. Зачем вы все-таки это делаете? Люди злые пошли и не помогают просто так. Вам что-то нужно от меня? У меня все равно ничего нет. И если вам вот то самое надо, тоже не дам.

— То самое?

— Вы поняли, не притворяйтесь.

— Ты про секс, что ли?! Господи, это последнее, о чем я думаю при виде тебя.

Глава 8

ГЛАВА 8

Господи, какая же она худая.  Даже скулы выделяются, хотя бабы сейчас этому только радуются, но этой явно невдомек о современных модных тенденциях. Так и хочется ее накормить, да нормально приодеть. Свитер на ней какой-то убогий, явно не ее размера, и цвет паршивый, без слез не взглянешь.

— Вы не бандит, вы маньяк, — еле сдерживая улыбку, произносит девчонка.

— Сказал бы я, кто ты, да боюсь, обидишься. Это в порядке вещей — ходить в минус десять в кофте?

— Так закаливание полезно для организма.

— Может, ты впустишь меня в дом?

— А зачем? — недоуменно поглядывает на меня она.

— Хороший вопрос. В туалет захотелось.

— Так он на улице, я как раз там и была, могу проводить. Надо? — святая простота. Боже, куда я попал?

— Хорошо, я замерз, пусти погреться.

— Ваша машина стоит около забора, в ней точно тепло. Вы же с какой-то целью пришли, да? Наверное, все же не в туалет и не погреться.

— Да. Захотелось посмотреть, где и с кем ты живешь, и почему ты такая ненормальная, если сбежала из больницы. Довольна? — Оля тут же меняется в лице.

— Я одна, и у меня не убрано.

— Переживу. У тебя уже губы синие. Может, ты все же впустишь нас в дом?

— Так открыто, — о Господи, что за человек такой?!

Оля открывает дверь и пропускает меня вперед. Не знаю, что ожидал увидеть, скорее всего, что-то обшарпанное, убогое и непригодное для жилья. Все оказалось совсем не так. В доме очень даже чисто и убирали, судя по стоящим в коридоре швабре и ведру, совсем недавно. Дом небольшой, мебель, пусть и не новая, но все прилично, даже занавески имеются. Если бы мне сказали, что здесь живет пропащий алкоголик, я бы ни за что не поверил. Хотя, с другой стороны, наверняка это дело рук Оли.

— Пойдемте на кухню. Чай хотите?

— Лучше кофе.

— А у нас его нет, — «у нас», значит. Интересно, где все-таки папаша. Может, это все слухи про алкоголика, мало ли что народ скажет. — Он невкусный, горький и противный.

— Ты просто не пила настоящий кофе. Ну давай чай.

Проходим на кухню, и в нос сразу ударяет запах жареного картофеля. Значит, ест все-таки, это хорошо.

— А хотите поужинать?

— Давай, — не задумываясь, отвечаю я.

— Но у меня жареная картошка. Вы такое едите?

— Картофель, а не картошка. И да, ем. Покажи мне человека, который его не любит.

— А у меня сестра не любила, говорила, что это напоминает ей сало. Вот, — тут же отворачивается и накладывает картофель. — Как вы меня нашли? — ставит на стол тарелку. — И зачем?

— У матери спросил, где живут Громовы, она здесь почти всех знает.

— Значит, вы отсюда? Родились, а потом уехали в большой город строить карьеру?

— Типа того.

— И построили. А кем вы работаете?

— У меня такое чувство, что ты заговариваешь мне зубы. Я пришел поговорить не о себе.

— И все же кем?

— У меня своя строительная фирма.

— Здорово.

— А это нормально, что ты после всего вот так спокойно ходишь, работаешь по дому? У тебя там швы не разойдутся, и что там с тобой делали?

— Все нормально. Ешьте, пока не остыло, — Оля ставит чайник и садится рядом со мной на стул.

— А ты есть не собираешься?

— Нет. Я уже поела, — врет. Руку даю на отсечение, что не ела. Отодвигаю картофель к Оле.

— Ты не ешь, потому что больше нету? Готовила на двоих?

— Нет. Я просто не хочу. Так зачем вы меня искали? — опять быстро переводит тему.

— Захотелось посмотреть, как ты живешь и все ли с тобой в порядке.

— В порядке благодаря вам.

— С кем ты живешь?

— Вы же знаете, зачем спрашиваете?

— Не знаю, всякое могут говорить. Верить надо только своим глазам и ушам.

— Я живу с папой.

— А где он сейчас?

— На работе.

— Зачем ты врешь? Если бы он работал, ты бы не страдала так о своих потерянных деньгах, — встает со стула, тянется к ящикам и достает оттуда чай. — Он пропивает твои деньги, да? Заставляет их отдавать ему?

— Нет! Ничего он меня не заставляет. Я сама ему их даю, честно.

— Зачем? — ни хрена не понимаю.

— Когда даю ему деньги, он тогда уходит пить к друзьям. А если не дам, то он приводит их сюда и пьет за их счет. Это раньше их было двое, а сейчас много. Они ко мне пристают, и мне уже с ними не справиться. Они хоть и пьяные, но сильные. Мне проще дать ему денег и по ночам спать, чем… ну, в общем, вы поняли.

Глава 9

ГЛАВА 9

Захожу домой с каким-то чувством опустошения. Отдохнул, называется, и отвлекся от рутины. Лучше бы и не ездил никуда. Спонтанность все же не мое. В доме ни звука, хотя на кухне горит свет. Поднимаюсь в спальню, быстро принимаю душ и переодеваюсь в спортивки и футболку. Спускаюсь вниз и прохожу на кухню. А вот тут меня ждет сюрприз в виде Марка, готовящего ужин.

— Привет. Как дела? — оборачивается на мой голос.

— Привет. Бывало и лучше. Садись, я как раз почти все приготовил.

— Что ни день, то новые открытия. Ты точно нигде не накосячил?

— Нет. Нигде. Можно подумать, я раньше не готовил. Как деревенские каникулы?

— Ужаснее не бывает.

— О! — восклицает Марк. — Я же говорил, какая нафиг деревня? Что, под лед провалился на рыбалке? — ставит передо мной тарелку с жареным мясом и пюре.

— Да лучше бы под лед. Не хочу об этом говорить. У тебя точно все нормально?

— Нормально. Слушай, я уезжаю на все новогодние праздники, двадцать девятого отчаливаем. Ты как?

— Ты зовешь меня с собой погулять?

— Не смешно. Ты не против?

— Ты взрослый мальчик, сам разберешься. А деньги?

— Мне немного не хватает.

— Ладно, перед праздниками получишь подарок. Ты, наверное, поэтому себя хорошо вел?

— Только не надо делать из меня монстра. Ну гульнул пару раз, можно подумать, ты никогда этого не делал в молодости.

— Вообще-то я еще молодой, не борзей.

— А так-то и не скажешь, не обижайся, но ты выглядишь удрученным жизнью несчастным мужиком. Вот.

— А ты вообще потаскун, рот бы закрыл. Между прочим, рано начал.

— Это в тебе говорит зависть, — накалывая на вилку кусок мяса, вещает Марк. — Слушай, а чего ты на своей Вике не женишься? Нормальная же вроде девка.

— Наверное, потому что не вызывает во мне почти никаких эмоций, желание потрахаться – не в счет. А ты хочешь женщину в доме?

— А почему бы и нет. Может, ты бы стал чуточку нормальнее.

— Закрой рот и ешь.

— И добрее. Говорят, обласканный и сытый мужик — самый счастливый.

— Серьезно, закрой рот и ешь.

                                                                         ***

Все последующие дни, как и планировал, все время посвятил работе. Ненавижу предновогоднюю суету, собственно, как и этот дурацкий праздник. А еще больше терпеть не могу людей, надеющихся на то, что что-то непременно изменится, и год оправдает возложенные на него надежды. Можно подумать, сожрать пепел от бумаги и запить его шампанским нельзя в любой другой день в году. Чушь все это. Глупый самообман.

Не знаю, зачем уже неделю заглядываю в интернет и ищу наркологическую клинику. Ну кто она мне такая? Бред какой-то, может, вообще уже померла от своего горе-папаши, а я, б*дь, клинику ищу. И вообще, я не собираюсь туда возвращаться, так зачем тогда занимаюсь этой ерундой — так и не разобрался.

— Михаил Сергеевич, можно я пойду уже? — смотрю на свою секретаршу и думаю: как она еще не уволилась. На часах полседьмого вечера, а она все еще тут, хотя в четыре должна была отчалить, как и большинство сотрудников.

— Иди, конечно, Света.

— Вы помните, что завтра тридцатое декабря? — говорит мне так, словно я умалишенный.

— Помню. И то, что завтра никто не приходит, тоже помню. Хороших праздников тебе. Мой подарок пришел в виде премии. Я надеюсь, пришел?

— Пришел. Спасибо. Это вам, с праздниками, — протягивает мне небольшой пакет. — До свидания.

Не люблю подарки. Ни дарить, ни получать, но, тем не менее, открываю пакет. Да уж, всякое ожидал, но уж точно не магический шар и какую-то китайскую фигню. А Света вроде трезвая была. Открываю открытку, в которой каллиграфическим почерком написано следующее послание:

«Дорогой Михаил Сергеевич, лежащие в вашем пакете уточки-мандаринки притянут к вам именно того человека, с которым вам суждено быть, а сова — символ мудрости. Распорядитесь правильно полученными фигурками. Не стоит смеяться и класть их в ящик, отнеситесь к этому серьезно. А вот поприкалываться можете с шаром-предсказателем. Хотя он мне тоже никогда не врет. С наступающим Новым годом.

P.S. Если не поставите фигуры куда указано на этикетке, не будет вам счастья, так и останетесь один, и я от вас уйду к конкурентам.

Почти ваша, да не ваша помощница Светлана».

Да уж, уточек-мандаринок мне еще никто и никогда не дарил. Светка просто жжет. А магический шар сделал мой день. Открываю коробку и достаю круглое чудо. Все просто: задаешь вопрос — и шарик тебе отвечает вполне понятными ответами. Класс, будет чем заняться вечером. Закидываю все обратно, как ни странно, забираю пакет с собой и отправляюсь домой.

По вечерним пробкам доехал ближе к восьми. Марк уже отчалил на новогодние каникулы, а я, как какой-то ненормальный, достал шар. В доме только я один, в принципе, можно и в шар поиграться, пока никто не видит.

Глава 10

ГЛАВА 10

— Ну чего застыла? Имей в виду, Оля, я тебя все равно отсюда заберу, хочешь ты этого или нет. Мои условия прежние. А сейчас либо ты собираешь то, что тебе нужно, либо я не жду, просто беру тебя за руку и веду на выход.

Долго смотрит мне прямо в глаза и молчит. А потом кидает на диван нож и сжимает руками голову.

— Ничего не понимаю, — стоит и качает головой, словно умалишенная. Все же довел папаша или кто там еще.

— А сейчас не надо ничего понимать. Просто послушай меня, — подхожу ближе и кладу ладони на ее руки, стискивающие голову. Медленно опускаю их вниз и смотрю на ее зареванное и потерянное лицо. — Останешься здесь — умрешь, причем в ближайшие дни.

Она поднимает на меня взгляд, а я только сейчас замечаю, какие у нее глаза. Не знал бы, сколько ей лет, подумал бы: жизнь прожила.

— Знаете, чего я сейчас больше всего хочу?

— Сесть в машину и уехать. Давай собирайся.

— Нет. Я вдруг поняла, что очень хочу спать. Лечь и не думать ни о чем, просто заснуть. Я так устала.

— Вот и отлично, наконец-то выспишься. Чем мы быстрее выедем, тем раньше приедем. Соберись, пожалуйста, во всех смыслах этого слова.

 Оля отходит от меня на пару шагов, отворачивается и подходит к маленькому деревянному шкафу. Вынимает оттуда какую-то старую сумку и начинает кидать в нее свои вещи. Нахрена ей это тряпье — непонятно. Все равно в итоге новое купим. Так уж в моей жизни теперь заведено: женщина должна быть красиво одета. Не вычурно и вульгарно, а красиво, на то она и женщина. И неважно, что передо мной совсем девчонка. Кинув одежду, Оля открыла маленький ящик и начала собирать свое белье. Вот тут меня в принципе не должно интересовать, какие у нее трусы. До ее нижнего белья я уж точно не собираюсь добираться, но неужели еще носят такие лифчики? Лучше вообще без него. Господи, о чем я думаю.

— А мне больше нечего собирать. У меня же ничего и нет, получается, — разводит руками в стороны и улыбается. Не знал бы — сказал бы, что она точно обдолбанная.

— Ну и отлично. Куртка и обувь внизу?

— Да.

— Давай сюда сумку и на выход.

— Постойте, Михаил. А как ваше отчество?

— Сергеевич. Но по отчеству меня не звать, ясно?

— Да.

Девчонка отдает мне сумку и первой выходит из комнаты. Если честно, не думал, что она так просто согласится. Но, видимо, наступил тот самый край, или просто мозги настолько затуманены, что нет сил отказаться.

— А вы на машине? — оборачивается ко мне Ольга.

— На ковре-самолете. Ну конечно, на машине, давай спускайся.

Благо в прихожей нет ни единого человека — видимо, папаша уже сбежал бухать на кухню. Оля останавливается в прихожей, оглядывается по сторонам и снова трет виски. Подходит к вешалке, надевает свою старинную куртку и сапоги.

— Пойдем, — беру ее за руку и веду на улицу.

Видать, не вся алкашня заполонила кухню, ибо двое обступили машину с разных сторон.

— Мужик, ты вроде при деньгах, не подкинешь нам на Новый год?

— Нет, — спокойно отвечаю я и веду Олю к машине.

— С ними лучше не связываться, — шепчет девчонка.

— Просто слушайся меня.

Обхожу мужика, открываю переднюю дверь Оле и буквально запихиваю ее в машину. Ко мне тут же, как и предполагалось, вплотную подходит мужик.

— Тебе жалко, что ли?

— Да. Лучше по-хорошему отойди, — не хватало мне еще кулаками махать. Успокойся, Озеров, главное не начинать первым. То ли мужик что-то увидел в моем взгляде, то ли просто испугался, но дорогу мне уступил.

— Жмот, — доносится в ответ. Второй собутыльник, на удивление, сразу ретировался к дому.

Быстро сажусь в машину, блокирую двери и завожу двигатель.

— Ты как?

— Нормально. Я к ним привыкла, им проще дать сто рублей, иначе не отстанут, вот вам могли машину поцарапать.

— Могли, да не смогли.

Выезжаю из села и сворачиваю на трассу. Ехать быстро не хочется. Мало того дороги не чищены, еще и ни хрена не видно, лучше живым добраться, нежели в кого-то врезаться. Поворачиваю голову к Оле, а та плачет, утирая слезы рукавами куртки.

— Ну чего ты плачешь?

— Что же теперь с папой будет, как он без меня справится? — смотрит на меня своими слезливыми глазами. Быстро отворачиваюсь от нее и смотрю на дорогу. Не хватало мне еще столкнуться с кем-то из-за нее.

— Как жил, так и будет жить. Давай договоримся, чтобы я больше не видел этот хлорид натрия.

— Что?

— Слезы, говорю, больше не лей. Вот что. Твой папаша либо справится, либо загнется. Не переживай, по сути, он лишится только няньки, денег я ему дам, как только протрезвеет. Я снова сюда приеду через несколько дней, и, сразу опережая твой вопрос, ты сюда не поедешь, будешь адаптироваться в городе и привыкать к нормальной жизни. Поняла?

Глава 11

ГЛАВА 11

Неловкое чувство, когда ты не знаешь, что сказать. Нет, это вовсе не про меня. Это про Олю. Сидит в кресле и теребит края своей «нарядной кофты», изредка посматривая на огонь. Я же, допив искрящуюся хрень под названием «шампанское», подливаю себе еще. Со мной точно творится что-то не то. Делаю очередной глоток и вновь начинаю всматриваться в Олю. То ли шампанское ударило в голову, то ли так и есть, но она ведь красивая. Еще бы снять с нее всю эту хрень, да жирка накопить в нужных местах, и от мужиков не будет отбоя.

— А сколько вашему сыну лет? — вдруг неожиданно спросила Оля, уставившись на меня своими большими глазами.

— В марте будет восемнадцать.

— А вам сколько лет?

— Тридцать шесть.

— Понятно, — а вот мне непонятно, что я буду делать после приезда Марка.

— Может, телевизор хочешь посмотреть? Что там идет, огоньки всякие?

— Ой, нет. Не стоит. Странные эти программы, и певцы какие-то ужасно одетые: в блестках, и на мужчин что-то не очень похожие, все как-то перетянуто у них. В общем, не очень я это люблю.

— Ой, и не говори. Не то баба, не то мужик. А что ты любишь, Оля?

— Смотреть?

— Нет. Вообще, что ты любишь в жизни? Так, чтобы можно было тебя охарактеризовать.

— Вкусно поесть люблю, — вновь теребит края кофты. — Книги читать, но не умное занудство, которое было в школе, а про любовь, чтобы там прям «ух, какая любовь». Вот, — стараюсь подавлять в себе смешок, но не выходит.

— А что такое «ух, какая любовь»?

— Ну… когда сильно любят, и герой не боится об этом сказать и все для героини делает. И глупость ее прощает, и не изменяет. Ну как-то так, это ж читать надо, так и не объяснишь.

— Да, Оль. Это точно надо читать. А где ты это читала? Интернета у вас точно нет. В библиотеке такое не дают.

— Так мама покупала около вокзала поддержанные книги, там и продавались они. У меня их много. Было.

— Ну теперь это не проблема. Хорошо, что я сейчас свободен. Покажу тебе все за неделю праздников. И интернет, и прочие вещи, необходимые в жизни.

— А можно подробнее о моих обязанностях? Я готовлю завтрак, обед, ужин. Убираю по дому. А что еще?

— Ничего.

— Так за что же я деньги буду получать? Еще и жить здесь бесплатно?

— За это. В свободное время будешь готовиться к поступлению в университет или колледж. Летом будешь поступать. Накопишь денег, если захочешь, съедешь в общагу, в общем, разберемся. Ты кем хочешь стать? — видно, этот вопрос поставил Олю в тупик. Причем конкретно так.

— Я совсем не думала об этом.

— Ну а если подумать?

— Женой.

— Ты неподражаема, — смеюсь в голос и хлопаю в ладоши.

— Что здесь смешного? — обиженно спрашивает Оля.

— Прости, не обижайся, я не над тобой смеюсь. Просто это так мило, что ли. Какая еще женщина признается, что просто хочет стать женой.

— Я не женщина. Женщиной я стану только после того, как рожу, а пока я девушка.

— Да, с тобой вообще не поспоришь. Слушай, а шампанское в бокале надо все же допить. А то еще счастье там свое оставишь. Я тебя спаивать не собираюсь, и вообще больше алкоголь пить не будешь. Исключительно по праздникам.

— Допью, — берет бокал и выпивает все залпом. — Спасибо. Можно я пойду?

— Так скоро?

— А что здесь еще делать?

— Действительно. Ну иди, если так хочешь.

Оля тут же встает с кресла, берет свой бокал и идет в сторону кухни. Класс, еще и убирает сразу за собой. Кажется, вся видна, как на ладони, но почему-то у меня сложилось стойкое ощущение, что она меня еще удивит и не один раз.

— Спокойной ночи и спасибо вам за все.

— И тебе спокойной ночи. Оля, подожди. Во сколько ты обычно встаешь?

— В шесть.

— Ладно. Спокойной ночи.

***

На часах восемь утра, но, чувствую, больше я не засну. Первого января встать в восемь утра – это что-то новенькое даже для меня. Моя комната находится далеко от кухни, но даже тут чувствуется аромат выпечки. Встаю с кровати, быстро принимаю душ и спускаюсь на кухню. Не захожу внутрь, издалека наблюдаю за Олей, которая разговаривает сама с собой, точнее, с кофемашиной.

— Ну, подскажи мне, пожалуйста, куда нужно нажать, пикни хотя бы. Не хочешь? Ну и ладно, будешь пылиться просто так. Противная штука.

Раздосадованная Оля бросает это гиблое дело, набирает воду в чайник и включает его греться. Стоит и смотрит на свои же блины, как будто боится их есть – мало ли, кто заметит. Я только сейчас замечаю, какое убожество на ней сегодня. Известный мне свитер и юбка. О боги, какая эта юбка… Это даже на шерсть не похоже, а что-то типа свалявшегося старинного трикотажа. Длина чуть ниже колен, колготок нет, зато есть шерстяные носки. Держите меня семеро, оказывается, кофта была точно нарядной. Неужели она не понимает, как это убого выглядит? Черт, ведь у нее были джинсы. В первую нашу встречу она точно была в них. Нет, не могу на это смотреть. После завтрака надо срочно ее переодеть. Поднимаюсь обратно и спускаюсь уже так, чтобы меня точно было слышно. Прохожу на кухню.

Глава 12

ГЛАВА 12

Смотрю на нее и понимаю: все правильно. Чего бы она пропадала в деревне с отцом-алкоголиком? То ли дело сейчас: вертится, показывает мне кофту и лыбится, словно миллион баксов получила. И волосы распустила, чему я, если честно, рад. Но ее коса мне не нравится – ощущение, что я снова в деревне.

— Ну, вот это другое дело. Совсем другой человек.

— Мне тоже нравится. И на ощупь он такой приятный, мягкий и не колючий.

— Точно. Нужно еще купить тебе куртку или пальто, поедем сегодня.

— Нет, это слишком. Так нельзя. Спасибо за кофты и шарф. Правда, очень красиво, но больше мне ничего не нужно. Это неправильно. За любой подарок нужно чем-то платить или давать что-то в ответ. Мне вам дать нечего. Может, когда-нибудь я смогу вам отплатить, но пока нет.

— Но ты не можешь ходить в этой куртке.

— Если раньше ходила, то сейчас тоже смогу. Извините, я не хочу ссориться, но мне больше ничего не нужно. Что вы хотите на обед? — быстро меняет тему. — Может быть, борщ или суп какой-нибудь?

— Я хочу, чтобы ты слушалась меня, ясно?

— Ясно. Так борщ или суп? Или что-то еще другое хотите?

— Кажется, у нас осталась куча салатов.

— Так это на ужин. Не хотите борщ – не надо, я найду, чем заняться. У вас очень много пыли в доме. А полы в труднодоступных местах как будто лет сто назад протирали. А кстати, кто их вам протирает?

— Клининговая служба, — Оля тут же принимает задумчивый вид.

— Странное название, даже не хочу знать, кто это. Клининги эти ваши все равно плохо убирают.

— И не говори, гнать их в шею, поганцы такие.

— Вы опять шутите?

— А вот и нет. Не буду я больше с тобой спорить, мне есть чем заняться. Хочешь ходить в холодном тряпье — пожалуйста. И на обед я хочу харчо.

— Хорошо.

Уходит из спальни. А я только сейчас понимаю, что мне абсолютно нечем заняться. Может, я и пристал к ней с этой одеждой, чтобы хоть как-то себя развлечь? У меня даже нет ответа на данный вопрос. Я всегда либо работаю, либо отправляюсь заграницу. Но парадокс в том, что работать я впервые в своей жизни не хочу, а отдых в жарких странах и подавно. Завтра я отправляюсь к родителям, заодно и к алкашу, а что сейчас делать – ума не приложу. Спускаюсь вниз и врубаю телевизор. Кажется, я сто лет не смотрел эту муть. Правда, и в этом есть свой плюс – данная хрень служит отличным снотворным. Проснулся я в полвторого дня от того, что услышал какой-то звук, совсем не похожий на телевизор. Оля намывает полы в гостиной. Приподнимаю голову и вновь лицезрю Олину старую одежду. Правда, уже не свитер и юбку, а какую-то майку и спортивные штаны. А что, не так уж и убого, беру свои слова обратно, есть у нее и что-то человеческое.

— Хорошо, что вы проснулись. У меня телефон сел, а зарядку я забыла дома. Можно мне вашу зарядку?

— Нет, Оленька, нельзя, — присаживаюсь на диван. — Даже если бы я хотел тебе ее дать – нет, да и к тому же она не подходит к твоему телефону.

— Тогда можно ваш телефон, я быстро.

— Нет.

— Но это совсем недорого, просто меньше мне заплатите за работу. — Встаю с дивана, чуть разминаю мышцы и подхожу к Оле.

— Ты не будешь звонить своему отцу. Он сам, слышишь, сам должен позвонить мне или тебе. Сам! Он отпустил тебя просто так к незнакомому мужику, то есть ко мне. Еще бы чуть-чуть и он пускал бы тебя по кругу за бутылку водки. Знаешь, что такое «пускал по кругу»?! Наверное, в твоих романах этого не пишут. Так вот, трахали бы тебя все по очереди, а может, и одновременно, до тех пор, пока не померла бы. А папаша твой даже не обратил бы внимание на скулеж бедной Ляльки только по одной простой причине – он в это время бухал бы, — закончил свою речь и жду, пока она польет слезы, но, на удивление, не плачет и не убегает, даже козлом меня не обзывает.

— Там харчо готов, еще чуть-чуть и рис разварится, лучше сейчас идти обедать, — берет ведро с водой, швабру и уходит из гостиной.

— Лучше бы повозмущалась, ей-богу.

Судя по всему, пока я спал, Оля перемыла полдома и не только, приготовила обед, но и опять что-то испекла, ненормальная девчонка. Точно, отправлю ее обучаться поварскому делу. Элитным поваром в дорогущем ресторане не станет, но вполне устроится в каком-нибудь хорошем местечке. Оля заходит на кухню, ставит тарелки и наливает суп. Забавно, пошла и переоделась в подаренную мной кофту и джинсы. А вообще девочка действительно обучаема. Сейчас в ней, конечно, говорит обида за сказанные мной слова, но в целом есть шанс обучить ее всему чему надо.

— Завтра я еду к родителям и к твоему отцу тоже. Будет жив – отправлю его в клинику. Я передумал договариваться с твоим папашей и давать ему деньги. Все это без толку, так что будет лечиться. Здесь же и встретишься с ним, но это при условии, если он не допился до смерти. А если харчо вкусный, дам тебе позвонить. Но, думаю, он все равно не ответит. Даю руку на отсечение, что ты и тридцать первого названивала ему весь день, и ночью сегодня, а потом сел телефон.

— У меня супы все вкусные, так что давайте телефон, — протягивает мне ладошку. Офигеть, как быстро деточка приходит в себя.