Бесконечное раздражающее жужжание вгрызалось в мозг. Я спрятала голову под подушку, но телефон настойчиво продолжал жужжать, давая понять, что звонящий не желает сдаваться. Нащупала телефон на столе рядом с кроватью. Вибрация пощекотала ладонь. Не открывая глаз и не выползая из-под подушки, сняла трубку.
— Да, — хриплым сонным голосом ответила.
— Санька, — раздался веселый голос Никиты, — ты спишь, что ли? Хватит спать! Принимай поздравления.
— Кит, ты озверел, что ли? — простонала я в трубку. — Почему так рано-то?
— Во сколько родилась, во столько и поздравляю, — хмыкнул друг и ударился в пожелания.
Я приоткрыла глаз и взглянула на время. Маленькие цифры в углу экрана над фотографией этого брюнетистого чуда говорили, что действительно, половина девятого утра. Двадцать девятое июня. Мой день рождения. Никита продолжал без умолку желать мне мешок денег, успехов в учебе, хорошего мужика и исполняющихся желаний.
— Ты меня, вообще, слушаешь? Или спишь там уже? — возмутился друг.
— Слушаю, слушаю. Спасибо! Если бы еще не в такую рань, я бы тебя еще сильнее любила. Какой черт меня дернул за язык сказать тебе время моего рождения?
— Не ворчи, тебе не идет. Зато я всегда первый, — усмехнулся он. Уже который год он звонил именно в это время, чтобы поздравить меня с днем рождения. — Какие планы?
— Не зна-а-аю, — широко зевнула, — я вчера сессию закрыла. Третий курс позади. С одногруппницами это дело отметили. Я тут выспаться пытаюсь.
— Не выспаться, а проспаться. Ладно, спи, так уж и быть. Ты лучшая, Шурик, еще раз с днем рождения.
Даже не успела возмутиться, сказать, что не выпила ни капли, как раздались короткие гудки.
— Вот как всегда, — вздохнула я и, не глядя, положила телефон на стол.
Укуталась в одеяло, повернулась на бок и решила спать дальше. Впереди ждали двухмесячные каникулы, лето, беззаботная пора и веселье. А день рождения? Что-нибудь придумаю к вечеру.
— Выспаться все-таки не удастся, — раздался незнакомый мужской голос.
Распахнула глаза и первые секунды лежала, не шевелясь. Даже не дышала.
— Давай-давай, просыпайся, как там тебя? Александра Данина, урожденная Алесандрия Данияс. С добрым утром и днем рождения, — хмыкнул обладатель голоса.
Вынырнула из-под подушки и заглянула через плечо, сердце отправилось вскачь. Не снится. На стуле возле компьютерного стола сидел парень. Высокий блондин с карими глазами, с огромным шрамом, пересекающим щеку. В белой футболке, обтягивающей натренированный торс, и в голубых потертых джинсах. Он вертел в руках какую-то бумажку. Изо рта у него торчала зубочистка, а его взгляд был направлен на меня.
— Ты кто? — мы, конечно, вчера отмечали окончание сессии, но ведь я была трезвой, да и мама с папой четвертовали бы меня, если бы я притащила домой незнакомого парня. — Ты как здесь оказался? — села на постели, подтянув одеяло выше. Чего ожидать от незнакомца, не знала. Даже страшно не было, шок поглотил разум.
— Доминик Артинас, студент третьего курса академии ОНМ, — его голос был чистым, но низким.
— А здесь как оказался? — нахмурилась я.
— За тобой отправили, — пожал он плечами, откинувшись на спинку кресла, — разузнать, как дела обстоят. И привести в академию.
— Зачем? Кто тебя впустил?
— Чтобы знать, насколько ты готова к поступлению. Сам вошел. У вас тут защита только от злонамеренных. И от нечисти.
— Ты что несешь? — встряхнула я головой. — Какое поступление? Как сам вошел? Какая нечисть и злонамеренные? Я, конечно, фэнтези люблю, но с ума-то сходить, как ты, не собираюсь. Давай-ка, чеши отсюда, а то я полицию вызову, — схватила телефон и уже набрала 112.
— Читай, — кинул парень мне тот самый лист, который держал в руках.
— Я почитаю, а ты уходи давай. Я уже звоню.
Парень хмыкнул, поднялся и вышел из комнаты. Я поднялась следом. Проследила, как этот Доминик выходит из квартиры, и закрыла дверь на все замки. И как только вошел? Не по балкону же влез на третий этаж. Странный. И имя у него странное. Иностранец какой-то, видимо, хоть и говорил без акцента. Прошлась по всем комнатам и закрыла балконные двери. Мало ли. Вернулась в свою комнату и рухнула на кровать. Рядом лежал тот самый лист, который рекомендовал почитать парень. Вот же странный. Как-то заперся в квартиру, хорошо хоть ушел спокойно. В сердце закрался запоздалый страх. Я встряхнула головой. Он ушел, бояться нечего. Из любопытства решила заглянуть в листок. Чем дальше читала, тем выше ползли мои брови.
Уважаемая Александра Данина (урожденная Алесандрия Данияс)!
Спешим сообщить вам, что вы зачислены в Академию Общей и Начертательной Магии.
В ближайшее время после получения письма вы обязаны собрать все необходимые вещи и отправиться с нашим помощником в академию для подготовки и распределения.
Папа ползал по полу, вычерчивая какие-то символы. Он не позволил Доминику начертить портал, как и всегда, взял все в свои руки. Сдвинул в гостиной коврик, достал из кармана черный мелок в металлическом футляре и принялся за вырисовывание. Я никогда даже не видела, что у папы есть такие странные штучки, как черный мел. Папа начертил идеальный круг двумя движениями, вызвав у меня приступ зависти. Никогда бы не смогла без циркуля нарисовать такую идеальную окружность. Двумя стрелками разделил окружность на четыре равные части. В центре нарисовал еще один круг, поменьше. По внешнему краю вывел какие-то странные знаки. Подобные знаки спустя четверть часа заполнили практически весь рисунок, который напоминал странную сатанистскую пентаграмму. Лишь круг в центре оказался пуст. В процессе папа уточнял какие-то детали у Доминика, которыми парень без проблем делился.
— Нарисовал? — спросила я, когда папа обвел оценивающим взглядом свое творение.
— Не нарисовал, Саша, а начертил, — улыбнулся папа, — запомни это раз и навсегда. Магические круги не рисуют. Цветочки, листочки, да. А такие круги чертят. «Нарисовал» — это оскорбление любого мага, который окончил факультет начертательной магии. И мы, чертежники, очень не любим, когда нас сравнивают с художниками.
Доминик важно кивнул, соглашаясь с отцом. А я мотала на ус, потому что мне предстояло жить среди магов. С ума сойти. В голове не укладывалось, что это реальность.
— А что за знаки? — продолжала допытываться, глядя на замысловатые символы.
— Древний язык Теллуриса. Ты еще познакомишься с ним на занятиях. Сам теллурийский претерпел немало изменений, но вся магия основана на древнем.
— Подождите, — протянула я, — там что, совсем другой язык? Не русский?
— Нет, конечно, — хмыкнул Доминик.
— Но ты же говоришь на русском и без акцента. И письмо было на русском.
— Это магия, — как маленькой пояснил он, — все дело в порталах. При переносе порталом получаешь способность говорить и понимать язык места доставки. Вот с чтением проблемы. А для писем, насколько я знаю, есть заготовки на всех языках. В них вписывают только имена.
— А как я там учиться буду? Я же ни одного учебника не смогу прочесть, — возмутилась я.
— У тебя будет два месяца на изучение алфавита и правил произношения. Сможешь произнести слово, сможешь его понять, — спокойно откликнулся новый знакомый.
— Не переживай, малышка, все у тебя получится, — улыбнулся папа.
Он поднялся с колен. Отряхнул черную пыль и бережно уложил мелок обратно в футляр. Подошел к шкафу, сдвинул рядом висящую картину. За ней оказался сейф. День сюрпризов, не иначе. Набрал комбинацию цифр, вывел графический ключ, и с тихим щелчком дверца приоткрылась. Папа достал небольшую шкатулку и тонкий нож с рукоятью из красного дерева. Само лезвие скрывалось в ножнах из черной кожи.
— Держи, — протянул мне шкатулку из красного дерева, на крышке которой была вырезана пентаграмма. Эта пентаграмма была совсем не похожа на ту, что красовалась на полу. — Ключ тот же. Откроешь, как заселишься. Это тоже тебе, — протянул нож. — Облегченный стилет. Я покупал его специально для тебя. На всякий случай. Все остальное купишь на месте. Не потеряй карту.
Я прижала к груди подарки и кивнула. Сердце отбивало дробь в ожидании чего-то нового. Надо же, никогда не думала, что стану попаданкой, как герои множества книг, прочитанных мной. Папа вновь подошел к своему чертежу, достал из-за пазухи нож размером больше моего и полоснул по руке, заставив меня раскрыть рот от удивления. Сжал раненую руку в кулак и окропил чертеж кровью. Шептал какие-то слова, но я не понимала, а круг наливался светом. Фантастика!
— Все, Саша, вам пора, — грустно улыбнулся отец, — тебя ждет очень увлекательная учеба. Из твоего института документы я заберу. Вряд ли ты туда когда-нибудь вернешься. Ох, чуть не забыл, ждите, — он вышел из гостиной и вернулся через минуту. — Вот, — протянул маленькую бархатную продолговатую коробочку, — с днем рождения, дочка. Не думал, что все выйдет вот так. Прости, что ничего не рассказал раньше.
— Спасибо, пап, — прильнула к широкой груди отца и обняла одной рукой. — Я буду скучать по вам.
— Мы тоже, — поцеловал меня в макушку и выпустил из объятий, подтолкнув к Доминику. — Берите вещи и вперед.
Доминик, как истинный джентльмен, подхватил огромный чемодан и спортивную сумку, доверху набитую вещами, у меня же в руках оказалась шкатулка, нож и небольшой рюкзак с косметикой, средствами гигиены и всякой дорогой сердцу мелочью.
— Позвони Киту, — попросила отца, — придумай что-нибудь, а то он будет переживать.
Папа кивнул. А я расстроилась оттого, что надолго расстаюсь с родителями и лучшим другом. Кит только в прошлом году вернулся из-за границы. Он учился, а я с нетерпением ждала его возвращения. Он давно уже стал мне практически братом. И я не представляла, как проведу пять лет без связи с ним.
Я вложила руку в протянутую ладонь Доминика и одновременно с ним шагнула в светящийся круг. Дыхание мгновенно перехватило. Казалось, что в ледяную воду окунулась. Неприятные ощущения прокатились по всему телу, будто сотни мелких иголок впиваются в тело. Но через пару секунд все прекратилось, а мы уже стояли в центре светлого зала с высоким сводчатым потолком. Я выдохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Меня тошнило.
Город утопал в зелени. Бурная извилистая река, разделяющая город на две половины, была закована в гранит. Как ни странно, казалось, что архитектор повторил каждый поворот ее русла, ничего не меняя в том, что создала природа. Легкий свежий ветерок приятно холодил кожу. Мы с Аданом, которого и привела Ната с Земли, с открытым ртом осматривали город. Здесь многовековые деревья соседствовали с современными торговыми центрами, множество клумб — с лавочками, а по дорогам не спеша проезжали машины. Наши, земные, современные машины. Мы переглянулись с Аданом и задали вполне логичный вопрос.
— Откуда?
— Их доставляют с Земли, — хмыкнул Доминик, — потом переделывают, чтобы работали на магии, и продают. Стоят они огромных денег, поэтому их не так много у нас.
Точно, вот, что меня смутило. Никаких выхлопных газов. Не было серого дыма, который оставлял бы после себя шлейф неприятного запаха. Дышать здесь было легко и приятно, но вскоре начала болеть голова от такого чистого воздуха.
Академия стояла в центре города. Здесь кипела жизнь. Яркие вывески поражали воображение. Одна из них напугала до смерти. Когда мы проходили мимо, она вспыхнула, осыпая нас золотистыми искрами. Мой испуганный визг и хохот Доминика с Натой разнесся по всей улице, заставив обернуться прохожих.
— Саша, это просто вывеска для привлечения внимания. Здесь все для огневиков продается, — пояснила Ната, когда перестала смеяться.
Теперь я с опаской проходила мимо каждой вывески. На некоторых из них сидели крохотные девчушки из воды, которые звонко смеялись и запускали в воздух маленькие водяные шары. Вокруг других летали разноцветные огоньки, словно светлячки, которые выстраивались в причудливые узоры. Вскоре показалось высокое стеклянное здание, на котором вспыхивали разные надписи. Они осыпались то искрами, то градом капель, которые не достигали земли, то световым представлением, то вовсе оборачивались животными, которые, словно живые, бегали по стенам.
Мимо проходили мужчины и женщины. Видимо, очень многое на Теллурис пришло с Земли. Не только техника и машины, но и мода, однако ей тоже пришлось претерпеть изменения. Никаких коротких юбок, шорт и маек. Зато встречались девушки, затянутые в корсеты, мужчины в камзолах, а некоторые были одеты и вовсе в мантии разных цветов. И вот одна из девушек в такой мантии шла навстречу нам, а рядом с ней на поводке трусил тигр. Большой, полосатый, настоящий тигр. Люди проходили мимо, совершенно не обращая на эту пару внимания. Они даже не сторонились опасного хищника.
— Дом, а это нормально, гулять с тигром по улице? — прошептала я, когда девушка прошла мимо.
— Саша, я же говорил тебе про факультет управления животными. Многие его выпускники заводят себе вот таких питомцев. Они полностью их контролируют. Мы привыкли, в нашем зверинце кого только нет.
Хотела впечатлений, получила. Я в детстве мечтала о пантере, чтобы у меня жила эта огромная черная кошка и защищала от всех обидчиков. Это были наивные детские мечты, а для кого-то они оказались обыденностью.
Мы шли вверх по улице. Воздух становился заметно прохладнее, несмотря на палящее солнце, но на все мои вопросы, почему так происходит, Доминик и Ната отвечали загадочными улыбками. Вскоре мне пришлось позабыть о головной боли. Издалека доносился шум. Дома становились все ниже, а зелени между ними — все больше. Шум становился громче с каждым метром, а вскоре и вовсе поглотил все городские звуки. Мы завернули за угол, и я не смогла сдвинуться с места. В центре города с огромной высоты вниз устремлялась вода. Это был водопад. Огромный водопад, чьи воды разбивались о гладь озера, осыпая все вокруг мелкими брызгами. В воздухе переливалась радуга. Через озеро, которое бурлило и пенилось от бесконечного потока воды, был переброшен каменный мост, по которому прогуливались пары. Вокруг стояло множество беседок, которые укрывались от летящей мороси за зелеными стенами из вьюнка.
— Вот это круть! — протянула я, глядя на водопад.
— Городская достопримечательность. Водопад свиданий, — пояснила Ната.
— Почему именно свиданий? — заинтересовалась я.
— Потому что это излюбленное место пар. Очень многие назначают встречу именно здесь, — принялась за объяснения девушка. — Вечерами здесь особенно красиво. Небольшие фонари мягко освещают поляну. Сюда слетаются светлячки и кружат над беседками. Пение птиц пробивается сквозь шум падающей воды. Здесь очень здорово. Все вокруг создает романтическую атмосферу. Ты красотка, Саш, уверена, не останешься без приглашения в это место.
— Спасибо, — улыбнулась я ей, но говорить о том, что со свиданиями у меня все очень плохо, не стала. Зачем? Ну, сбегают от меня парни после пары свиданий, ничего не поделаешь. Дружить у меня с ними получается лучше, чем романы крутить. Да и стеснялась всегда. Глупости говорю, оттого что волнуюсь. Эх, сложно у меня все с парнями. Один Кит меня всегда понимал и помогал. Он, в общем-то, когда-то стал той спасительной соломинкой, которая помогла не погрязнуть в многочисленных комплексах.
— Слушайте, а не боитесь, что наводнение случится или берега размоет? Он же в самом центре города, — нахмурился Адан.
— Этим занимаются стихийники. Они постоянно контролируют погоду и уровень воды. Мы живем в гармонии с природой, здесь всегда был этот водопад, он здесь и останется, — пояснил Доминик.
— Мне было девять, когда в наш дом заселилась семья Лекса. Я была маленького роста, круглая, толстая, неуклюжая, к тому же кудрявая, как баран. Вон, — кивнула в сторону фотографии, — можешь оценить масштаб трагедии. Это фото сделано спустя тройку лет, но мало что тогда изменилось.
Доминик подошел к столу и взял фотографию. Он долго смотрел на изображение, а потом повернулся.
— Это ты? — его брови взлетели вверх. Кивнула. — Да уж, понимаю, почему он тебя не узнал. Ты совсем не похожа на себя.
— Многолетняя работа, — хмыкнула, — вот таким ребенком я была. К тому же наивная, не знающая человеческой жестокости. Особенно детской жестокости. В младших классах, конечно, подшучивали, но не постоянно. А потом появился Лекс, который очень быстро влился в одну из компаний сверстников. Он жил в соседнем подъезде. Естественно, мы часто встречались на улице, да и познакомились быстро. Мне он казался жутко взрослым и красивым. Особенно глаза и улыбка. В общем, влюбилась я в смуглого мальчишку из соседнего подъезда. Классика, — горько улыбнулась, — около года всюду таскалась за ним, но о своих чувствах не говорила. Стеснялась. И лучше бы вообще ничего не говорила. Они постоянно пытались отвязаться от меня. Я ведь на три года младше, им со мной не интересно, само собой, но тогда мне море было по колено. Я хотела быть рядом с объектом своего обожания. И вот, спустя почти год, решилась признаться. И призналась. Попросила отойти от друзей и сказала, что люблю его. Он сначала удивился, его губы дрогнули и разъехались в улыбке. А потом запрокинул голову и рассмеялся. Громко, звонко. И этот звон я помню до сих пор, как и его слова.
«Ты мне-то это для чего сказала? — отсмеявшись, спросил он. — Ты же малолетка. К тому же толстая, фу, и кудри эти несуразные. Сашка, похожа на барашка, — и снова залился смехом. — Любит она меня».
Я тогда сбежала. Дома плакала. Маме сказала, что ударилась. Обидно было, конечно, но я бы, наверное, пережила. Первая любовь, всякое бывает, забылось бы и все. Но на этом ничего не закончилось. Его друзья, естественно, слышали слова Лекса и подхватили дразнилку, а еще и издевались над тем, что я в Лекса влюбилась. Потом и в школе это подхватили. Меня не били, но шутки с каждым днем становились все жестче, слова все резче. У одноклассников даже своеобразное соревнование было, кто придумает шутку пообиднее. Лекс тоже смеялся. А меня унижали, тыкали в меня пальцем. Жирная, свинья, тупая — это самое безобидное из того, что я слышала. Учителя закрывали глаза, им лишние проблемы были не нужны, тем более я не жаловалась, только все ниже опускала голову и все яростнее хотела похудеть. Лекс пару раз подходил ко мне, когда был один. Долго смотрел, хмурился, а потом начинал смеяться, как в первый раз. Я ненавидела себя. Ненавидела свои волосы, которые закручивались в пружину, ненавидела свои ноги, которые казались мне огромными, свой живот, щеки, которые наплывали на глаза. Казалась себе уродиной. Даже в школу не хотела ходить. Лет в одиннадцать решила похудеть. Я год мучила себя всякими диетами. Врала родителям, что кушаю, а сама голодала. Не похудела, только проблем с желудком огребла. Попала в больницу. Пришлось признаться родителям, что все из-за лишнего веса. Ох, как ругался папа. Я думала, он меня прибьет. А потом, после больницы, меня сводили к эндокринологу, который назначил курс лечения из-за каких-то там нарушений, а папа отвел меня в тренажерный зал. Из-за проблем с желудком меня посадили на диету. Но теперь уже на ту, что врач прописал, а еще и Кит плотно взялся за мое физическое развитие. Смешки прекратились только спустя пять лет после признания. Я похудела, выпросила у родителей утюжок для выпрямления волос, да и Кит что-то там сделал, что Лекс и компания больше ко мне не подходили. А потом Лекс и вовсе уехал. Нет, меня не стали любить в школе, но хотя бы издевательства на почве внешности прекратились. Но с тех пор я боюсь говорить о своих чувствах. Боюсь, что меня снова обсмеют. Боюсь вновь оказаться козлом отпущения и тем, в кого не грех плюнуть. Боюсь, что Лекс, узнав правду, вновь рассмеется. Благодаря Никите научилась отстаивать себя, если надо, и по морде дать смогу, но Лекс… Я на него смотрю, а вижу того мальчишку, и у меня все внутри сжимается. Мне кажется, что все начнется сначала. Я понимаю, что мы уже взрослые, и это глупости, но ничего не могу поделать с собой. Те пять лет были для меня адом. Это был один сплошной кошмар, из которого я с трудом выбралась. И возвращаться туда не хочу. Никогда.
— А родители почему не вмешались? — казалось, что Доминик пребывает в шоке или вовсе не верит моим словам.
— А я им ничего не рассказывала. Стыдно было за себя, — пожала плечами.
— За что стыдно?
— За то, что вот такая уродилась: толстая кудрявая мямля, которая не может за себя постоять. Да и пришлось бы снова признаваться, что влюблена в Лекса, а этого я точно не хотела бы говорить. Папа бы пошел разбираться с родителями Лекса, рассказал бы и им о моих чувствах. В общем, не говорила я им ничего. Делала вид, что все хорошо в школе.
— Да уж, вот так история. Может, тебе стоит просто поговорить с Лексом? Я три года его знаю. Он уже не тот подросток. Уверен, смеяться он не будет, а ты сможешь спокойно жить на факультете.
— Не, — замотала головой и лбом уткнулась в колени, — я не хочу, не могу. Он все вспомнит. А если и другим расскажет?! Не хочу.
— Саша, ну хочешь, я с ним поговорю? Все расскажу, уверен, ему и самому стыдно за свое поведение. Но он ведь был ребенком. Нужно просто простить и отпустить эту ситуацию.
Уже около трети часа я выводила местные буквы в своей тетради, а рядом писала соответствующую русскую. Новый язык — это, конечно, очень интересно, но не тогда, когда можешь свободно на нем говорить и понимать, а вот с чтением такая проблема. Рядом сидели двое других переселенцев, которые тоже выводили символы. Петельки, завиточки, точечки над буквами, возле букв и под буквами. Столько нюансов, ужас. Но я радовалась тому, что хотя бы не нужно всюду ходить со словариком, чтобы хоть как-то разговаривать. Поэтому, закусив губу, училась. Букв оказалось двадцать пять, а недостающие звуки образовывались сочетанием букв. Доминик, Ната и Лина, которая привела третьего переселенца на начерталку, следили за нами и поправляли, когда буквы получались неправильно.
— Каждая точка должна быть на своем месте, иначе это уже другая буква, — наставлял Доминик.
Когда все буквы и их сочетания были записаны, нас заставили несколько раз продублировать весь алфавит, «для лучшего запоминания», как сказала Ната. Я не возмущалась и не торопилась, насколько поняла, все в этом мире завязано на деталях, а с ними нужно быть осторожнее.
Парни, которые, в отличие от меня, поторопились, еще дважды переписывали весь алфавит, пока я спокойно пила чай с Натой. Рассказала ей о своем походе в душ, чем вызвала взрыв смеха. Смеялись все, даже те, что были заняты алфавитом.
— Извини, Саш, я забыл тебе сказать о кнопках, — улыбнулся Дом.
Ната рассказала, что я зря мучилась с одеждой, парни давно привыкли, что по общежитию вечерами ходят толпы девчонок в халатах. У меня тоже был, но шелковый и короткий, пришлось просить Доминика сходить на рынок снова.
— Зачем? За вещами? — замотал он головой. — Не, это не ко мне, с Наткой иди. Она тебе все покажет, расскажет. Но сначала в библиотеку, да и вообще академию надо показать. Переписали? — обратился к парням, проверил написанное, наконец, остался доволен и повел нас на знакомство с академией. Правда, сначала попросил принести ту бумагу, которую подписал Лантас при поступлении.
Мы пересекли залитый солнцем пустой дворик, Доминик открыл дверь, прислонив пропуск к пластине, и впустил нас в учебный корпус академии. Охранник тут же оказался возле нас. Доминик отдал ему подписанные Лантасом бумаги, и только после того, как ознакомился с ними, мужчина пропустил нас дальше.
— Вам пропуски выдадут сразу после заключительного распределения, — пояснил Доминик, — а пока придется везде носить с собой эти бумажки. Идем.
Нас провели сквозь академию и вывели с другой стороны. Доминик уверенным шагом повел к зеленой декоративной стене, в которой скрывалась неприметная дверца. Сначала показали огромный заповедник, отгороженный высокой металлической сеткой. В этом заповеднике проходили практические занятия у управленцев животными и травников. Здесь были настоящие джунгли, над которыми разносилось многоголосое пение птиц. Красота. Зимой, по словам Наты, многих животных переводили в ангары, крыши которых виднелись вдали. По соседству с заповедником расположилась огромная арена под открытым небом. Многочисленные ступени и лавки, убегающие вверх, создавали глубокую чашу, дном которой оказалась круглая площадка, усыпанная песком. Мне почему-то эта арена напомнила кадры из фильмов про гладиаторов.
— Здесь проходят все занятия по физической подготовке, а еще игры, испытания, соревнования, — рассказывал Дом. — В первую же неделю почувствуете всю прелесть обучения у Шамиса.
— Это кто? — спросил Адан.
— Преподаватель физкультуры. У него для каждого факультета своя методика обучения и подготовки к суровой реальности. Нам он постоянно говорит: «Хороший чертежник, это живой чертежник, а живой чертежник либо хорошо чертит, либо быстро бегает. Чертить я вас учить не буду».
Меня не напугало, я с двенадцати лет на беговой дорожке столько пробежала, что всякая физическая подготовка меня вообще не волновала. Ерунда какая.
Дальше нас привели снова в учебный корпус, где показали аудитории, в которых будут проходить все практические занятия. Огромные помещения с темными квадратами разных размеров на полу, все стены заняты досками, и больше ничего. Ни одного стула или стола. Доминик сказал, что все практические занятия мы будем чертить, много и постоянно. С самого первого занятия. Чего-то подобного я и ожидала, но отсутствие столов все-таки удивило. Мне казалось, что чертить мы будем в тетрадях или на листах, но не на полу.
Показали библиотеку, где выдавали всю необходимую литературу. Но, к моему удивлению, никаких читальных залов в академии не существовало. Литературу выдавали только по спискам, утвержденным преподавателями, и любая дополнительная литература также выдавалась только с письменного разрешения с указанием полного перечня.
— А почему так? — спросила я.
— Потому что раньше слишком многие страдали из-за того, что лезли не в свой раздел. Чертежники — в боевку. Ранили себя, серьезно ранили, потому что неправильно пользовались заклинаниями, а уж те, кто лез без подготовки в начерталку, вообще огребали приключений на всю жизнь вперед. То перенесут себя в неизвестном направлении, то духа вызовут, да так, что потом сами не знают, что делать. В общем, историй много по академии гуляет, а руководством академии было решено во избежание проблем выдавать учебники только под роспись. Кстати, если дашь кому-нибудь свой учебник, то накажут. Сильно накажут.
— Как у вас тут все строго, — покачала я головой. — Слушай, Дом, вот вы говорили, что при переводе с одного факультета на другой переводят на второй курс. А что, из академии не отчисляют совсем?
— Отчисляют, почему не отчисляют, — пожал он плечами, — либо в тюрьму, либо в военную академию на двенадцать лет обучения.
Люди спешили укрыться от мелких капель, а мы с Натой шли вперед, не обращая внимания на погоду.
— Что это было? — спросила я, когда мы отошли от торгового центра. — Вернее, кто это был?
— Ай, не обращай внимания, — отмахнулась девушка.
— Ната, Доминик мне уже рассказал о том, что вас не любят в академии, и объяснил почему. Этот, — мотнула головой назад, — тоже из академии, судя по тому, что я услышала, его отчислили в этом году, но что за намеки на интим?
— Почему Доминик тебе все рассказал? — она остановилась посреди улицы, людям пришлось обходить нас, но никто даже не толкался и не возмущался, только с недоумением глядели на нас, которых совершенно не волновал моросящий дождь.
— Ну, скажем так, ему пришлось. Я умею слушать, мне хватило пары намеков и оговорок, чтобы понять, что не все так хорошо на факультете, как расписывал Доминик.
— Только не говори пока…
— Я в курсе, — остановила ее, — сами потом остальным расскажете. Ну, так что за намеки?
— Ой, этот недоумок — наш однокурсник. Вылетел в этом году. Наконец-то. А намеки его, знаешь, я подозреваю, что у него какие-то проблемы, — хмыкнула она, — он пока учился с нами, так с ним общаться невозможно было. Что не разговор, то обязательно скатывается в тему секса, в очень похабной форме. И шутки у него всегда были слишком сальные. Мерзкий тип. К Малике приставал, однажды до слез довел, за что по морде от Лекса схлопотал. На боевку ушел, а намеки, да пусть говорит, что хочет, какая разница? Уж мы-то знаем правду.
— Не знаю, смогу ли я учиться в такой атмосфере, — поморщилась я. Дождь уже не моросил, а весело барабанил по асфальту. Подхватила Нату под руку и поволокла в сторону академии. Не хватало промокнуть и простыть.
— Не переживай, не все такие идиоты. Много студентов, которые не верят во все эти россказни и вполне нормально с нами общаются. В основном проблемы со стихийниками и боевиками. И то, после совместной практики четвертого курса боевки и пятого курса чертежников очень многие боевики меняют свое мнение, а многие становятся друзьями.
— А что там за практика? — я стерла с лица воду, которая застилала глаза и попадала в рот. Ливень уже разошелся на полную. Футболка прилипла к телу, штаны потяжелели. Я была мокрая до нитки. И Ната тоже. Мы уже практически бежали, прижимая к телу пакеты с покупками, черт бы их побрал. Лучше бы сидели в академии, буковки рисовали.
— Полгода практики в полевых условиях. Парами. Один боевик, один чертежник. Жить захочешь — найдешь общий язык. А там и до понимания с симпатией недалеко.
Отвечать уже не было желания. Небо затянули темные, практически черные тучи. Казалось, что вечер настал внезапно. Где-то вдалеке послышались первые раскаты грома, мы припустили еще быстрее. Добежали до академии, когда над нами сверкнула первая молния, разрезая темные тучи. А следом громыхнуло так, что Ната подпрыгнула на месте, взвизгнула и рванула в общежитие. Я вошла следом, смеясь и пытаясь отдышаться. Вода ручьем стекала с нас на пол, образовывая мелкие лужи на каменном полу.
— Ох, девки, — всплеснула руками комендант, увидев нас. Я взглянула на Натку. Волосы висели сосульками, косметика потекла, под глазами огромные черные круги, от которых по щекам расходились темные разводы. Бумажный пакет в руках промок, и казалось, прямо сейчас расползется на лохмотья. Одежду только выжимать. — Вы не в себе, что ли? Кто ж в такую погоду из дому выходит, а ну быстро по комнатам сушиться.
— Шикарно выглядишь, — не удержалась я.
— Ты тоже, — хмыкнула Ната, мокрой рукой стерла воду с верхней губы и оглядела себя. Нервно хмыкнула и похлюпала вверх по лестнице. Я хлюпала следом. Вода весело булькала в обуви.
— Ничего не говори, — сразу сказала Ната, встретив Адана на лестнице, — передай Доминику, пожалуйста, что мы вернулись, но в ближайший час будем приводить себя в порядок. Никакой учебы до вечера не будет.
— Вам это, может, чаю? — уже уходя, спросил Адан.
— Спасибо, мы потом сами заварим, — откликнулась Ната, завернув на наш этаж.
* * *
Через час мы сидели в гостиной, попивая чай. Тепло, хорошо, шелест дождя доносился из приоткрытого окна. Запах земли, травы и чая с какими-то специями, что еще нужно для счастья? Мне — ничего. До тех пор, пока я не вспомнила о письме, которое хотела отправить родителям.
— Дом, — протянула я, — а ты обещал показать, как тут письма отправлять на Землю. Мне надо. Очень.
— Вот прямо сейчас? — сморщился он. — Это в другое здание идти, а там дождь.
— Зонтики же есть, Ната говорила. Ну Дом, пожалуйста, я потом забуду за всеми событиями, а мне очень-очень надо, — сложила руки в умолительном жесте и состроила невинную просительную мордашку.
Уж не знаю, или мордашка получилась убедительной, или Доминик слишком добр, что не смог отказать, но через полчаса мы под двумя зонтами шли в главное здание. Я прижимала к себе лист, боясь намочить, а Доминик сопел, но ничего не говорил. На первом этаже учебного корпуса, в самом дальнем углу, какой только могли придумать, была небольшая комнатка, примерно два на два метра, не больше, и два ящика: один огромный, прям сундук, а другой — не больше привычного почтового ящика для писем. Один простой, гладкий, серого цвета, а второй необычный. На передней стенке несколько кругов с символами. Доминик подошел к этому ящику и начал вписывать мелом в пустые промежутки какие-то символы в один круг за другим.
— Все, кидай письмо, — скомандовал он, — обратные координаты у твоего отца есть. Их в письме пишут всегда, которое родителям отсылают.