– Быстрее! Вон пошел!
Крик тонет в реве клаксона. Парень на мопеде испуганно шарахается в сторону – и вовремя. Моя тачка на полной скорости проносится на красный, едва не задев пацана. Сзади и сбоку возмущенно сигналят десятки машин, но я смотрю лишь на часы.
Время уходит. Жму на газ, хотя знаю, что уже выжал из «бэхи» максимум.
Время вышло.
Вот и все! Ты проиграл, Макс. Шах и мат. В этой партии пешка никогда не превратится в королеву.
Пешку уже съели.
Игра окончена.
Сжимаю руль и… продолжаю гнать вперед.
Девочка моя родная. Я вытащу тебя из этого ада. Вытащу и уничтожу тех, кто посмел тебя забрать у меня!
Бросаю взгляд на шахматную доску, которую Марина однажды нашла среди старья в мансарде. Сейчас лежит рядом, на соседнем сиденье. Как улика. Сегодня все будет кончено.
Дорога сужается, остается всего одна полоса, домов по-прежнему много, но через десять – пятнадцать километров они исчезнут. Все, кроме одного.
Он появляется неожиданно, сразу после поворота. Стоит посередине дороги и смотрит на меня, скрестив руки.
Первую мысль пропускаю. Вторая требует нажать на тормоз.
– Как лохов последних развели! – Без приглашения запрыгивает в тачку. – Гони. Это за…?
Не вижу, но знаю, что у него в руке.
– Брось назад, потом разберемся.
– Еще долго? – Нетерпеливо смотрит на часы, я лишь сильнее сжимаю челюсти.
– Давно догадался?
– Час назад. Будто монтировкой по морде долбануло. Макс, я не оптимист ни разу, сам знаешь. Но ее не тронут. Марина им не нужна. Ты. Все это было разыграно только ради тебя. Может, не люби ты ее так сильно, до нее бы и не докопались.
Звериный нюх подводит, он не чует, что за такую «аналитику» я готов выкинуть его на полной скорости из тачки.
Беспощадно прав.
– Макс!
Я вижу старую полуразвалившуюся «шестерку», которая выползает из очередного поворота дороги. Резко ухожу вправо, не снижая скорости.
– Твою… – Его хорошо приложило к двери. Понимаю запоздало, но мне, в сущности, плевать. Слышу лязг металла.
– Кастет? – Я не удивлен. – Пригодится.
– Не сомневаюсь.
Еще три поворота, и мы на месте. Молчим, каждый думает о своем. О своей.
Мобильный, трупом лежащий больше часа, оживает рингтоном, от которого едва не выпускаю руль.
Она.
– Максим! Макс!
Жива! Голос, который я узнаю из миллиона и который сейчас заставляет сердце снова забиться в груди.
– Никому не верь, слышишь! Никому! Это подстава!
Ее крик рвется из динамика, я поворачиваю голову направо и вижу, как рядом дергается рука с кастетом.