Уважаемые читатели! Эта книга - вторая часть дилогии.
Первая "Капкан на прокурора" здесь https://litnet.com/ru/book/kapkan-na-prokurora-b415727

– Саш… я не знаю… хотела просто предупредить тебя… – тянет подруга.
– О чем?
– Юра возвращается.
Возвращается…
– Мне все равно, – натягиваю улыбку, фокусируюсь на одной точке, пытаюсь вернуться в дзен. – Это в прошлом.
– Твой живот не в прошлом. Где-нибудь встретитесь, он увидет и поймет.
– У каждого из нас уже своя жизнь. Мне есть, о ком думать. Он никогда не хотел детей, поэтому сам будет держаться от меня подальше. Вы же ничего ему не говорили, я надеюсь?
– Нет, как ты и просила.
Он посадил в тюрьму моего отца, я скрыла беременность в ответ. Сейчас, мы никто друг другу. Но чтобы решить свою проблему, мне придется обратиться к прокурору.
– Саш, когда рожать? А сама или кесарево? Если что-то надо будет докупить, оставишь список, мы с Егором купим.
Подруга тараторит, пока я растягиваюсь. Глубоко дышу, это помогает сдерживать волнение.
– Врач говорит, что стандартные девять месяцев я не выхожу. Живот и так уже, как тыква. Хорошо, если еще недели две прохожу и будем планово рожать. – Медленно и уверенно ей рассказываю, чтобы успокоить. Сама принимаю упрощенную позу лотоса.
– Готова?
– К этому можно быть готовой, Онеж? – Усмехаюсь. Можно ли быть готовой к тому, чего никогда в жизни не испытывал.
– Саш… я не знаю… хотела просто предупредить тебя...
– О чем? – Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.
– Егор на днях говорил с Юрой… Он возвращается.
Шумно выдыхаю. Темп сбиваюсь.
Возвращается…
– Мне все равно, – натягиваю улыбку, фокусируюсь на одной точке, пытаюсь вернуться в дзен. – Это в прошлом.
– Но он увидит тебя с животом. Где-то вы да встретитесь.
– У каждого из нас уже своя жизнь. Мне есть, о ком думать. Он никогда не хотел детей, поэтому сам будет держаться от меня подальше. Вы же ничего ему не говорили, я надеюсь?
– Нет, как ты и просила.
Тренировка заканчивается, но вместо чувства релакса, тревога. Распространяет свои корни везде. Сердце бьется чаще, в голове поднимается ворох мыслей и воспоминаний.
– Саша, давай мы тебя подвезем? – Ее муж совершенно не случайно владелец зала, куда мы ходим.
– Если по пути, то не откажусь.
Онежу с Егором друг к другу подтолкнула я. Поэтому вдвойне приятно, что они вместе, и я с ним не прогадала. Был бы у Егора брат, я бы приватизировала его.
Для своей беременной жены и ее беременной подружки, то есть меня, в своем тренажерном клубе открыл кружок по “интересам”. По беременным интересам. Выделил зал, нашел инструктора, и наша компания из двух беременных женщин, быстро выросла до двенадцати.
– Доставка арбузов, – отшучиваюсь, когда захожу за Онежей в кабинет к ее мужу.
– Привет, любимая, – Егор обнимает жену, гладит живот через тонкую футболку. Что-то там бормочет через пупок. Пока нежничают, я сажусь в кресло возле огромного фикуса.
У Онежи на четвертом месяце аккуратный животик. Красивый. А я начинаю верить Мюнхгаузену. У оленей в голове росло вишневое дерево, у меня в животе растет тыква, посаженная прокурором. Точнее, три тыквы, от которых я скоро лопну.
– Девчонки, вы хорошеете с каждым днем. Но клиенты зала волнуются, как бы не забеременеть у нас тут случайно.
– Да, мы такие, – обнимает мужа подруга. – У тебя такие тренера, что можно и потерять голову.
Я любуюсь на них. Мне этого не хватило в беременность, я напитывалась от них. Мама с папой должны ждать и любить своих детей. Наш никогда их не хотел. Но я люблю и жду за двоих.
– Подожди, ты еще будешь просить, чтобы мы стали моделями твоего зала. Будешь показывать до и после. Так что ты думай о новом направлении, раньше была гимнастика для беременных, теперь надо гимнастика для отбеременевших.
– Я обязательно подготовлюсь, – Егор обнимает Онежу со спины и целует в шею. Они такие милые, так любят друг друга, так ждут этого ребенка.
– Егор, если без шуток, то спасибо тебе. – Улыбаюсь им. – Я последний раз сегодня. Очень тяжело ходить и носить живот с собой, но я планирую вернуться к тренировкам, чтобы…
Я не договариваю. В дверь стучат. Кто-то входит.
Прежде, чем кто-то начинает говорить, я чувствую знакомый аромат. Совпадение бьет по рецепторам. Под кожей холодок задерживается в мышцах, сбивает сердечный ритм.
– Егор, привет, – от знакомого голоса сжимаются внутренности.
Не шевелясь, отрываю взгляд от телефона и смотрю на Онежу. У нее на лице паника.
– Юра, ты как…? – встречает друга Егор. – Ты же говорил…
– Получилось вернуться раньше. Решил тебя навестить сразу.
Навестил. Волной кидает то в пот, то в озноб. Я утыкаюсь в телефон, вызываю такси. Они не виделись полгода, хотят поговорить. Я не хочу ни видеть, не говорить.
– Юра, привет, – здоровается Онежа, пока я прячусь за фикусом. Показываться не хочу.
Не смотреть. Не смотреть на него, Саша. Все мимо.
– Онежа, рад видеть. Вы ребята не отдыхали тут, я смотрю, – усмехается, радуется.
Много времени и умений не надо.
– Здравствуйте, я Вика.
Мысли сбивает молодой, женский голос там же в дверях. Не сдерживаюсь и рефлексивно дергаю голову в их сторону. Домбровский в белой футболке, легких брюках. Загорел, отдохнул, всем доволен. Девушка рядом с ним в коротких джинсовых шортах и топе. Красивая, стройная, темненькая. Без тыкв в животе, без растяжек, без мимических морщин, без детей. Но это не точно. И, вероятно, без криминального прошлого.
Вливаюсь в транспортный поток, сосредотачиваюсь на дороге. Скоро час пик, надо успеть добраться к себе спокойно. Устал с дороги. Да и мыслей навалилось, надо все обдумать.
Полгода проскочило как по щелчку пальцев. Приотпустило. Затянулось. Свыклось. А сегодня хиндряк и снова.
Крепче сжимаю руль. Надо было предупредить Егора, что заеду. Знал же, что они дружат с Сашей. Но, дурак, не подумал, что можем вот так встретиться у него в кабинете. Теперь внутри бомбит от этой встречи.
Притормаживаю на красный. Устанавливаю температуру на климат-контроле ниже.
– Юрий Александрович, как же тут красиво и пафосно. Столица есть столица. – Вика крутит головой в машине, на ходу фотографирует город. Непосредственная и открытая.
– Хотела бы тут жить? – Отвлекаюсь хоть на что-нибудь.
– Ммм… не знаю. Тут классно и красиво, но далеко от моря и от мамы.
Я познакомился с Викой в следственном комитете Ростова. Сразу узнал себя. Дотошная, въедливая, профессиональная мозгоклюйка, если что-то касается работы. А уж докопаться до истины, решить какую-то задачу, найти преступника – это вообще ее хобби. Только такая девушка могла привезти с собой небольшую сумку одежды и чемодан книг, конспектов и пару томиков Шерлока.
Взглядом цепляюсь за беременную женщину, идущую по тротуару. Саша беременна, а я не знал.
Мой – не мой ребенок? Если не мой, то чей? Если мой, то какого черта я ничего про это не знаю?
Егор, ведь, знал, мы с ним общались. Рассказал бы, если б касалось меня. А может, поэтому и не знаю, что не касается. Я так ото всех отдалился, что не интересовался, что тут происходит. Оказалось, что происходит.
Сзади сигналят. Вдавливаю ногу в газ. Слежу за дорогой.
Рвет внутри. Она с Ромой или нет? Или еще с кем-то?
– Юрий Александрович, – девушка разворачивается ко мне, убирает телефон, – у меня к вам один вопрос, но можете не отвечать. Я кое-что заметила, это не дает мне теперь покоя.
– Я бы удивился, если бы у тебя не возникло вопросов и что-то тебя успокоило, – усмехаюсь в ответ.
– А почему та девушка, у ваших друзей, не поздоровалась с вами? Ну, то есть, она на вас посмотрела, узнала, но проигнорировала. – Оборачиваюсь на Вику. Усмехаюсь ее наблюдательности. Что проигнорировала, еще ладно. У меня вообще слов не было. Саша беременна. Беременна от кого-то. А могла бы от меня. То есть, не то, чтобы я о чем-то думал, но думал, конечно. Надеялся, что она остынет, соскучится. Теперь… как забыть?
– С моей подачи ее отец оказался в тюрьме.
– Да? Ого! – поджимает под себя ногу и внимательно смотрит, – А вы, получается, были знакомы с ней? У вас общие друзья?
Был. Еще как был.
– Немного. Она дружит с женой моего друга.
А еще мы были свидетелями на свадьбе. А еще… выходные те. От воспоминаний штормит. Как забыть это все? Как ощущения рядом с ней забыть?
– Представляю, что она думает о вас.
– Я даже не хочу представлять.
– Сажать в тюрьму знакомых или родственников знакомых не самое приятное. Бедняжка, еще и беременность. Такой стресс, наверное. Я вас не осуждаю. Наше дело правое. – Поднимает руку с кулаком вверх. Усмехаюсь. Вика хоть и неосознанно, но нагнетает. Снова чувство вины подкармливает. Я торможу на красный. – Но она молодец. Такой срок, а еще ходит в тренажерный зал.
– Какой такой? – Так, на всякий случай хочу узнать. Может, девушки лучше разбираются.
– Большой. Вы видели, какой живот огромный. Это точно уже сороковая неделя. Месяцев девять, значит где-то. Если не больше.
Сейчас июль, седьмой. Даже если взять поправку на август – восьмой. Никак не девять-десять. Значит, когда была со мной, уже была беременна. Даже есть варианты от кого.
– А что? – ухмыляется Вика. – Вы считали Юрий Александрович. Я заметила. Подняли глаза вверх и считали.
– Прикидывал, как теперь добираться домой лучше.
Только благодаря Сергею Ивановичу получилось вернуться назад, в другое отделение прокуратуры, правда, но вернуться. Не суть.
Теперь. Не моя работа. Не моя женщина. Не мой ребенок.
Снова шаг назад и все с нуля.
Александр докладывал о личной жизни Саши. Она работает в клинике у Валеры, часто видится с моими, теперь уже с ее, друзьями. С Ромой в том числе. Заглядывать в окна я не просил. Первые несколько месяцев за ней наблюдали, пока она еще подавала апелляционные жалобы, что-то делала, потом успокоилась. Такой пристальный присмотр за ней был не нужен. С беременностью стало не до этого. Я просил только рассказывать о безопасности, в личную жизнь не лез.
Сжимаю крепче руль. Совет да любовь.
Проезжаем вдоль набережной. Все как-то само в памяти всплывает. Как тут с Сашей первый раз поцеловались. Зима была. Как раз перед Новым годом. Егор только нас познакомил.
А я залип на ней сразу. Безумие какое-то. Знал, что где-то это аукнется. Но тогда будто цепь перерезали, а я с ошейником сорвался и все носился за ней. Поводы искал встретиться.
А потом Антонов… на цепь вернул и все, конец радостям жизни. У нас с Сашей все так тупо получилось, на пределе, взрывом. После суда и не поговорили толком. Да и после ее слов уже не было смысла и желания. Сейчас поутихло, могли бы договориться до чего-то.
Но меня отправили не просто в командировку, меня перевели в другой город за тысячу километров.
Саша сейчас еще красивее стала, еще более запретной, чем была до этого. Она теперь не просто свободная девушка, она беременная не свободная девушка. И, возможно, встречалась с моим лучшим другом. Когда-то лучшим другом.
Воспоминания бомбят прямо в грудь. Я сам ее оставил, уехал в таких противоречивых чувствах. Сейчас уже отпустило, не злюсь. Видео Рома удалил. После этого я больше с ним не общался.
Многоточия, многоточия, многоточия… Только ими жил.
А сегодня как будто точку наконец кто-то поставил вместо меня. Вместо нас.
Чтобы переключиться, рассказываю Вике о городе, отвечаю на ее вопросы. Замолкаю только, когда узнаю свой район.
Просыпаюсь от настойчивого вибрирования мобильного. Мама. Девять утра.
Если ей надо, то ответишь, чтобы ты ни делал. Она не отстанет. Ни в восемь утра, ни в двенадцать ночи.
– Да, мам, - принимаю вызов.
– Здравствуй, Александра, – обдает равнодушным тоном, отчего сразу хочется отключиться.
Закатываю глаза.
– Что ты хотела? – Надеяться, что мама прониклась чувствами к будущим внучкам, нет смысла.
– Мне нужны деньги.
– Мне они тоже нужны. И что? Я же тебе не звоню.
– Я знаю, что отец оставил тебе приличную сумму.
– Ты правильно говоришь, мне. Это мои деньги, мне скоро рожать. Детские вещи очень дорогие, мне еще роддом оплачивать.
– Я знаю, сколько отец тебе оставил. Там хватит на все.
– Продай вторую машину, если тебе нужны деньги и отстань от меня.
Растягиваю затекшее тело.
– Может, налоговой стоит проверить тебя и твои доходы, откуда у тебя деньги на счете и за что ты живешь? – Стерва. – Папочка наворовал, надо поделиться.
– Ничего он не воровал.
– Вот и проверим. Мне надо триста тысяч.
– Хах. Ты с ума сошла?
– Там хватит и тебе, и твоим байстрюкам. Александра, тебе же выгоднее договориться по-хорошему.
На эти деньги я могла бы год спокойно жить одна. Не думая о проблемах. Отдать матери эту сумму… Останется, конечно, но чувствовать себя так уверенно уже не получится.
– В конце недели заеду за деньгами. Будь умницей.
Отключается. Одна из причин, почему я сомневалась рожать или нет, чтобы не получилось так же. Мать забеременела, не хотела меня рожать, но папа уговорил. В итоге материнские чувства ко мне так и не проснулись. От меня, как открещивалась в детстве, так и сейчас отворачивается. Я боялась, что гены возьмут свое, и я буду подобно ей ненавидеть своих детей.
Но я любила этого мужчину. И вся эта любовь сама перетекла к деткам, оставив на Домбровского гигантскую обиду.
Что там на самом деле с этими деньгами и налогами я не знаю. Никогда не связывалась с этим. Просто пользовалась.
В животе начинается переполох.
– Тише, – глажу свои тыковки. Я всегда хотела сестру или брата. Моим деткам повезло больше. У них сразу будет родной человек.
Ахилл запрыгивает на кровать, смотрит на шевелящийся живот. Кладет на него голову, трется, урчит. Все замирают. Не знаю, на какой они там все волне, но его слушаются. Для них он папа-нянь.
Я открываю приложение, снова просматриваю вакансии няни. Предложений много, но того, что я хочу, нет. Мне нужен кто-то, кто может переехать ко мне на полгода, а лучше на год. У кого не будет детей, мужей, парней, и кто не просит за это космические деньги, и да, детей будет трое. Ценник сразу подскакивает в три раза.
Завтракаю, быстро принимаю душ, вести обычный образ жизни становится все сложнее. Приспособилась, конечно, но с одной стороны хочется уже родить, с другой… страшно, как жить с этим.
Когда родился Ахилл, их было пятеро у кошки. У меня трое, конечно, проще. Но мои тыковки не котята, а прокурята.
Боже. Опять о нем вспоминаю. Вот именно вчера нам надо было встретиться. Девушка еще эта. Почему нельзя было приехать чуть позже, когда рожу. Тогда мне точно было бы не до этого.
Рома: “Помощь моя еще нужна сегодня?”
Саша: “Да, если тебе не сложно, я сейчас к врачу, освобожусь к одиннадцати”
Рома: “Тогда к одиннадцати к клинике подъеду, заберу тебя”
Ставлю на сообщение сердечко. Рома наш общий с Домбровским друг. С кем-то другим после такого прошлого я, наверное, не смогла бы дружить. С ним по-другому не получается. У него все просто и с юмором. Сам начинаешь думать о прошлом, как об анекдоте.
К десяти приезжаю на прием к врачу.
– Как мы? – спрашиваю у Анны Ивановны.
– Вы отлично.
– Есть вариант родить самой?
– Опасно, Саш. При многоплодной беременности абсолютно показано кесарево сечение.
– Не хочется резаться.
– Хах, – усмехается, – некоторые наоборот просят, чтобы кесарево делали, а не самим рожать. Тебе соберут бригаду из акушеров, детских врачей, реаниматологов, весь комплект в трех экземплярах. При самостоятельных родах высокая вероятность смертности и патологий.
– Ладно. А если вдруг само начнется?
– Вызываешь скорую, едешь по этому адресу, я в обменной карте указала. Они знают, что делать в таких случаях. Карту, главное, не забывай, всегда носи с тобой. Даже в туалет.
– Я поняла, хорошо, – усмехаюсь.
– Но это на случай, если что-то пойдет не так.
– А можно, чтобы на операции присутствовал посторонний человек, не из перинатального центра?
– Смотря кто.
– Валерий Андреевич, – говорю про нашего заведующего, – мне было бы спокойней, если бы он был.
– Ну, это надо с ним договариваться.
Для нее он начальник, для меня Валера – друг и коллега.
– Я поговорю сама, а вы можете узнать в центре?
– Хорошо, Саш, я договорюсь.
Иду к Валере, от Ромы падает сообщение: “Буду через 20 минут”.
Двадцать минут как раз хватит, чтобы поговорить с Валерой.
– Саша, проходи, как себя чувствуешь? – Валера откладывает все дела, провожает меня к креслу. Когда меня уволили, приютил у себя в клинике, дал работу. Хорошие медсестры всегда нужны. А я… такая-сякая, отработала немного и ушла в декрет.
– Хорошо, уже готовлюсь стать мамой. – Улыбается довольно. Сам ощупывает живот. – Устала с этой тыквой ходить.
– Представляю.
– Валер, хотела попросить. Анна Ивановна уговаривает делать кесарево, ты можешь быть на операции? Мне так будет спокойней.
– Конечно. Заранее только скажите дату, чтобы я отменил все.
Выдыхаю. Одна проблема минус.
– Еще что-то беспокоит? – Садится на край стола напротив меня.
– Еще… Домбровский вернулся.
– Егор говорил, я знаю. Юра хотел заехать сегодня ко мне.
Вот черт. Не хватало еще и тут встретиться.
– Не говори ему.
– Саш…
Паркуюсь возле клиники. Нос к носу с мерсом Ромки. Он не по правилам. Я тоже. Еще и против движения.
Замечает меня. Смотрит в упор.
Год назад мы бы выскочили и обнялись. Теперь душим друг друга взглядами.
Признаю. Погорячился тогда. Перегнул, передавил, пережал. От мысли о них свихнулся немного. Опустился до того, что угрожал. Пусть и не сделал бы этого никогда, но дружба надломилась.
Он хоть и старше, но я первым покидаю свой автомобиль. Жду от него того же. Он игнорирует, даже не кивает. Оборачивается в сторону. Я за ним. Нам навстречу – Саша.
Когда-то моя Саша. Притормаживает, когда видит нас. Несет свой огромный живот. Понятно становится, что это ее ждет Рома. Саша мечется взглядом между нами. Понимает ли, что из-за нее мы сейчас, как на дуэли? А она достойна этой дуэли.
Я делаю шаг в ее сторону. Как-то само получается, хочу помочь.
Но Саша намеренно обходит Ромину машину сзади и занимает пассажирское сидение.
Как бы не игнорировали меня, мы трое уже связаны, ничего не изменить. Рома еще раз смотрит в глаза, ловит взгляд и, резко газанув, уезжает.
Я просчитался. Не знал, поэтому не ожидал, что они сойдутся так быстро на фоне суда. А теперь дети… лезть в чужую жизнь уже не вариант.
Ставлю машину на сигнализацию и иду к Валере.
– Юра, привет, – встречает, обнимает, хлопает по плечу. Как будто даже рад видеть. Не знаю, захотелось увидеть всех. Но с каждым своя история, поэтому пока так. Наедине. – Хорошо выглядишь.
– Спасибо, а ты уставшим.
Усмехается в ответ. Занимает свое кресло за огромным столом.
– Клиника отбирает много сил. Но и вдохновляет.
– Я видел там в фойе питона в террариуме, это твоя Артемида, что ли? Выселили ее?
– Ну, можно сказать и так.
– Рад за тебя, смотрю посетителей много, дела идут хорошо?
– Да, не жалуюсь. Ты, кстати, давно не был у меня. Сейчас я выпишу тебе направление. Заедь перед работой, сдай анализы.
– Да нормально все.
– Это займет двадцать минут утром, основные, я гляну. Если ничего такого, то и трогать тебя не буду.
Мне даже хочется, чтоб трогал, чтобы снова были точки общения.
– Как Ева?
– Пришла в себя, хотя кошмары иногда снятся. Такое не сразу забывается.
Передавать ей привет, думаю, не уместно. Уверен, она не все рассказывает Валу, ну, или он часть опускает, но я тоже часть ее кошмаров.
– Что еще у вас нового? – разговор натянут, я боюсь спросить лишнее, он боится ответить лишнее.
– Планов куча, направлений интересных тоже много, не скучаю.
Я хочу узнать что-то о Саше, у Егора вчера неудобно было при Вике.
– Я смотрю все, прям, решили расшириться семейством. Ты тоже?
– Ты про кого?
– Про Онежу и Сашу.
– А..м да, молодцы девчонки. Мы пока нет, надо с клиникой немного разобраться.
– Онежа с Сашей у тебя наблюдаются?
– Да, у меня хороший врач работает. Да и я сам консультирую их, когда не соблюдают режим.
– Егора не узнать, довольный такой.
– Он да, устроил нам праздник, когда узнал.
– Рому мельком видел, он что-то не особо радовался. У Саши все в порядке? – Спрашиваю заодно.
– Да, относительно. Но все под контролем.
Еще и проблемы какие-то. Зачем узнавать тонкости, если я все равно в этом не разбираюсь. Но неприятно, что это может быть из-за меня. Конечно, она переживала за папу. Если бы я только знал, наверное, не затевал бы всего этого. Если бы…
– Ты как, расскажи? Не собрался жениться? Вы с Ромкой одни остались.
То есть одни? А Саша?
– А они с Сашей нет?
Валера смотрит на меня. Как будто что-то пропустил. Но это я уезжал.
– А что, они собирались разве? Я не слышал. Ты ее встретил? Она только ушла.
То есть “разве”? Ничего не понимаю.
– Встретил, Рома забирал ее.
– Ну, не знаю тогда, первый раз это слышу.
– Но это же его ребенок? – слежу за Валерой и его реакцией.
– Его, это Ромкины?
– Да. Или нет?
– Да я… как-то не спрашивал, не мое дело.
То есть ребенок может быть не только его.
– Ладно, пусть сами разбираются.
Между нами повисает какая-то пауза… сочится недоговоренность, но обоим надо время, чтобы вернуть то, что ушло.
Прощаюсь с Валерой, еду к родителям.
– Сынок, – мама обнимает, – как ты изменился.
– Мам, полгода прошло, как я изменился? – Разуваюсь, прохожу на кухню.
– А вот. Морщинки появились возле глаз. Взгляд грустный.
– Главное, что я нашел возможность вернуться.
– Ты же говорил, это командировка?
– Не хотел вас волновать, мам. Это был перевод.
– А теперь что будет?
– Мой знакомый из прокуратуры помог вернуться. Я перешел в другое отделение старшим прокурором.
– Тебя понизили?
– Я хотел вернуться, поэтому согласился на любое место. Расскажи лучше, как вы, что у папы?
– Папа собирается на пенсию.
– Да ладно. – Не верю что-то.
– Почти не оперирует, только консультирует сложные случаи. Ушел в науку. А там, говорит, скучно. Знаешь, что недавно мне заявил. Пока Озерова не уволят, он тоже не уйдет.
– Как мальчишки.
Папа Егора давно с моим работают в одном медицинском центре.
– Точно, старики-разбойники.
– Рад за него. – Правда, приятно слышать, что он занимается тем, что ему нравится. – Жаль, не встретились.
– Он может и до семи задержаться на работе, сегодня вообще в командировке.
– Я сам к нему заеду завтра в обед, мне недалеко теперь.
Я никогда особо не интересовался работой отца, его жизнью, но с возвращением захотелось встретиться. Поинтересоваться, чем живет.
– Съезди, он так любит показывать, где работает. Приборы свои и новинки. Ты и не был у него никогда. – Киваю ей. – Юра, ты так все один?
– Мам…
– Что “мам”? Вон у Озеровых уже внучка, Онежа второго ждет.
– Хочешь Онежу к нам переманить? – усмехается.
Перинатальный центр, в котором я буду рожать, впечатляет и располагает к себе. Знакомлюсь с лечащим врачом Кристиной Сергеевной, которая будет делать плановое кесарево, заключаю договор на платную палату.
При упоминании денег, вспоминаю мать. Откуда только она узнала все?! Как только папу посадили, с такой радостью позвонила мне, щебетала, что есть еще справедливость. Потом на несколько месяцев пропала, теперь объявилась.
Прощаюсь с врачом. Иду по коридору, где на диванчиках сидят такие же беременные, как я. В определенный момент я чувствую единение с ними. Мы все сейчас в одном положении. Предвкушение и страх. Страшно от того, что не знаешь, как все будет, и приятно, что наконец живот сдуется и можно будет спать на нем.
Расписываюсь у администратора и складываю документы в папку.
– Рад был увидеться, пап, – за спиной слышу знакомый голос. Наваждение накрывает. Он как будто везде теперь. Куда бы я ни пошла. Усмехаюсь сама себе.
– Пока, Юра. – Но, когда слышу знакомое имя, оборачиваюсь. Домбровский жмет руку высокому мужчине в возрасте. Как всегда безупречно одет. В белоснежной рубашке, темных классических брюках, начищенных до блеска туфлях. Я слишком долго задерживаю взгляд на них, осознавая, что его отец работает тут. Потому что я отчетливо слышала “папа” и этот мужчина в медицинской форме.
Слишком долго. Домбровский как будто чувствует и оборачивается. Я, как застуканная на месте школьница, что подглядывает за понравившимся старшеклассником, прячу глаза и разворачиваюсь. Хватаю папку, прощаюсь с администратором и сбегаю.
Ну, как сбегаю. Передвигаюсь чуть быстрее улитки. На ходу открываю приложение, чтобы вызвать такси.
Спускаюсь по лестнице, ищу место, куда сбежать. Как будто он рванет за мной догонять. Поди девушку свою привез сюда.
– Саша, подожди, – в спину, иду, будто не слышу. Надеюсь, понятно, что видеть не хочу. – Саш, – мягко берет за локоть и обгоняет.
– Я спешу, – оборачиваюсь, ловлю взгляд. Он такой же. Открытый, честный, прямой.
Опускает глаза на мой телефон, я беременный тормоз, не успеваю заблокировать экран.
– Отмени такси, я тебя подвезу.
– Как-нибудь сама.
– Не надо как-нибудь, мне не сложно. Поговорим заодно. – Кладет руку мне на поясницу и подталкивает к машине.
А еще я не просто беременный тормоз, я как зомби. Почувствовала его рядом, одно касание, несколько вдохов его запаха, мягкий, расслабляющий голос и я поплыла. Просто не хватало этого всю беременность. Я не могу сопротивляться. Гормоны.
Открывает дверь, берет за руку. Теплые, уверенные пальцы сжимают ладонь, помогают сесть. Все рецепторы триггерят. Подкидывают воспоминания, забытые ощущения, чтобы поярче разжечь. Подает ремень безопасности, захлопывает аккуратно негромко дверь.
Я пытаюсь пристегнуться, но не дотягиваюсь из-за живота. Поэтому просто держу его в руке.
– Давай, помогу, – опускается на водительское сидение, помогает мне. Молча проверяет, не жмет ли мне что-то. – Тебя домой подвезти?
– Да.
Домбровский трогается. И в машине этой, как целовались помню, и как ездили на выходные, и как фактически прощались. Как все изменилось.
– Поздравляю с беременностью.
Себя поздравь заодно.
– Спасибо, тебя тоже можно поздравить?
Отвлекается на доли секунды от дороги. На меня, на живот.
– В смысле?
– Ты в перинатальном центре не на экскурсии же был?
Усмехается. Что-то там себе думает.
– Там мой отец работает, я заехал встретиться.
– Ты не очень-то отзывался о своем отце.
Поэтому я не верю, что он зашел просто так. И зачем только я напоминаю о том, что помню все, что он мне рассказывал.
– Может быть, нам нужен второй шанс.
Я не отвечаю. Развивать эту тему не хочу. Намеков никаких понимать тоже не хочу.
– Кто счастливый папа? – Кивает на мой живот. Мало, что я не хочу, у прокурора допрос.
– Домбровский, – нахожу повод развернуться к нему, Юра напрягается, когда слышит свою фамилию, а я понимаю насколько это сейчас странно прозвучало и тут же поправляю себя: – давай ты не будешь лезть в мою жизнь, а я в твою.
– Можешь лезть в мою, – пожимает плечами.
– Как мне это понимать?
– Если тебе нужна помощь, обращайся.
– К тебе? – Тормозим на красный. Я рассматриваю рекламу, чтобы не думать о его словах. Обращайся ко мне. Я знаю самый короткий путь в тюрьму.
Взгляд цепляется за билборд с белорусскими молочными товарами. Надо будет заглянуть.
– Ко мне.
– Если я тебе что-то расскажу, – оборачиваюсь к прокурору, – то есть вероятность, что ты заведешь на меня уголовное дело и отправишь в тюрьму.
Выдыхает. Серьезнеет. Общее прошлое никто не отменял.
– Так что случилось? Рассказывай.
Я мнусь. С одной стороны рискованно, с другой не хочу зависеть от него, с третьей, он, правда, может помочь.
– У тебя есть знакомый в налоговой, с кем можно проконсультироваться?
– Есть, – отъезжаем от светофора, сливаемся с потоком машин. Юра ведет быстро, уверенно чувствует себя на дороге в своей бронированной ауди.
– Отец оставил мне кое-какие деньги, но я не платила с них налоги. Сейчас… – хочу рассказать все, но опускаю про маму, – сейчас один человек, хочет, чтобы я отдала часть, иначе обратится в налоговую с просьбой проверить меня. Я хотела узнать, насколько она серьезно говорит и что мне за это может быть.
– Насколько я знаю, любые подарки от членов семьи или близких родственников не облагаются налогом. Другое дело, как твой отец это оформил. Давай, я уточню, потом тебе точно скажу.
– Хорошо.
– Если можешь, побыстрее.
– Тебе поставили сроки? – Киваю. – Кто? – Моя чокнутая мамаша. – Саша, кто? Я могу тебе помочь, но мне надо знать все.
– Моя мама.
Снова тормозим на красный.
– Мама?
Ну мама она уже условно после этого.
– Рожаю, – отвечаю серьезно. Черный юмор так и сочится.
– Как? В смысле уже рожаешь? – Машина чуть дергается в сторону. Я хватаюсь за дверь. Автомобиль благополучно возвращается на полосу. – Сейчас?
– Шутка. – Все таки пошатнуть психическое равновесие прокурора можно. Не сухарь. Откидываю затылок на подголовник, прикрываю глаза и растираю поясницу. – Машина у тебя неудобная. Спина затекла.
Губы сами растягиваются в улыбке, когда слышу облегченный выдох. Да, плохая шутка. Зато от души.
– Сидение можно разложить или подвинуть, – отвечает серьезно, от него это звучит даже немного с намеком заботы.
– Доеду, уже недалеко.
Я хоть и с закрытыми глазами, но ощущаю, как он постоянно поворачивается ко мне, проверяет. Снаружи не пробить, а внутри такой впечатлительный.
– Точно домой отвезти или в больницу, может?
Зря шутила. Уже надоел.
– Домой.
Булочки мои в животе оживают. Допинг хлебно-молочный получили и кто-то из них решил заняться гимнастикой. Открываю глаза.
– Саш, я хотел поговорить,...
– Тшшш, – кладу руку на живот, чтобы успокоить прокурят, которые попросыпались. Что ты… папа их на машине катает. Невольно представляю, как они уже взрослые, угнали бы его машину и поехали кататься. И я бы с ними.
– Что теперь? - Снова то на меня косится, то на живот. – Прошло? Или началось? Болит что-то? Не понимаю твоей улыбки. – Если бы понял, то тут бы тебя и откачивали. – Саш, чего ты улыбаешься, можешь что-нибудь сказать?
– Ничего не болит, просто шевелится.
Сжимает руль и оборачивается подозрительно на мой живот.
– Ты прям чувствуешь, как в тебе шевелится?
Хмурится, как будто не детей вынашиваю, а оборотней.
– Ага. Как змеи там ползают, то печеночку пощекочут, то на мочевой надавят, то позвоночник погрызут.
Мы подъезжаем к моему району, притормаживаем на перекрестке и ждем зеленого.
Юра ловит момент, поворачивается, смотрит на живот. Там, через тонкую ткань платья видно шевеление.
– Можно потрогать?
Ну нет… Домбровский... Во мне четыре сердечка и каждое наперебой ускоряется. Ты потом уедешь к этой девушке, я думать буду, не спать. Зачем опять в прошлое? Подвез и подвез.
– Зеленый, поехали, – киваю на дорогу.
Поджимает губы, кивает и, будто понимает мысли, соглашается.
Юра снова смотрит на часы на руке, ускоряется. Судя по тому, что до нового часа десять минут, он опаздывает куда-то. Я не просила меня подвозить, сам захотел.
Юра о чем-то хотел поговорить, а я его сбила с мысли. Ну, раз не переспросил, значит, так хотел и настолько это важно.
Паркуемся возле моего дома.
– Батон и молоко забирай.
– Не буду, мне нельзя, лишний вес.
– Ты же ела только что, – усмехается, отстегивается и разворачивается.
– Чуть-чуть можно, но если заберу, то точно все съем. Доешь сам или накорми кого-нибудь.
Закатывает глаза и выходит из машины. Пока обходит капот, я пытаюсь отстегнуть ремень безопасности. Но так неудобно с большим неповоротливым животом это делать. Еще что-то заедает, как специально. Быстро не получается.
Юра открывает дверь, я как барыня сижу в карете. Выходить словно и не собираюсь.
– Там что-то заело, – тут же оправдываюсь.
– Подожди, я сам посмотрю. – Юра ныряет головой в салон автомобиля. Так близко возле меня, что голова начинает кружиться. Я замираю.
Аромат такой знакомый и родной щекочет в носу. Аккуратно небритая щека. Я помню все, от этого еще больнее. Вроде не чужой, а вроде уже не свой.
Задерживаю дыхание, иначе выдам волнение частыми вдохами. Хочу его ненавидеть еще сильнее, а когда вот так рядом наоборот хочу прижаться.
Половина меня понимает, что никто, вероятно, и не смог бы помочь папе, но кто-то должен быть виноват. Домбровский первый, кто попался тогда.
Юра щелкает замком.
– Все.
Я не могу больше задерживать дыхание, делаю глубокий вдох и в носу мгновенно начинается заварушка. Я хоть и прикрываю рот, но громко чихаю Домбровскому в ухо. Ударяюсь лбом о его плечо.
– Аккуратно, – сразу хватается за мой живот, чтобы он, наверное, не взорвался от чиха.
Я не успеваю ничего сказать. Не успеваю одернуть или убрать его руки. Одна из тыковок реагирует на папу. Толкается прямо ему в руку.
Домбровский приоткрывает губы, с выдохом улыбается.
– Шевелится, Саш. – Ловит взгляд. Я уже и не помню, когда он вот так широко и радостно вообще улыбался– Я чувствую, как в тебе кто-то шевелится. – И снова на живот. – Мальчик или девочка?
А что сказать? Три девочки и все от тебя. Так ты детей не хотел. Девочек тем более. Радуешься, потому что не твои и не тебе их растить и воспитывать. И у тебя девушка, Домбровский, нехорошо щупать других.
– Мне пора, – выдавливаю из себя и убираю его руки.
– Да, – откашливается, кожа на животе теряет с ним контакт, кто-то из малышек шевелится, стучится в стеночку. Призывает меня рассказать, но я не готова. Юра берет меня за руку, помогает встать и вылезти из машины.
Я не знаю, чувствует ли он это, но я крепче сжимаю его руку, опираясь. Если бы он сейчас просто меня обнял, я бы не оттолкнула даже. Так не хватает объятий, поцелуев, кого-то родного и уже знакомого рядом, что иногда сносит крышу и приходится обниматься с котом.
– Спасибо, – быстро киваю, отпускаю его руку. Хочу скорее сбежать отсюда.
– Тебя проводить?
– Не надо, я сама.
Захлопывает дверь.
– Я уточню про твой вопрос, перезвоню. – Киваю. – У тебя тот же номер? – Киваю. – Дрожь волнами пробирается под кожей. От частого дыхания голова начинает кружиться. Опять в наше прошлое окунает. А там и хорошо было, и больно.
– Пока, – все, что могу выдавить и ухожу. А Домбровский как будто уже и не опаздывает.
– Саш, – зовет по-родному в спину, я оборачиваюсь – если что-то еще надо, обращайся.
Домбровский сексуально опирается на открытую дверцу, улыбается мне. Боже, со спины, я наверное, как бегемотиха. Смешно ему.
Я предупреждаю заместителя прокурора, что задерживаюсь. Мне передали от следователя несколько уголовных дел для направления в суд. В одном из них я захотел сам побывать на месте преступления, заодно заехал к папе, потом Саша.
Сжимаю руль, а в ладонях до сих пор ощущается то толкание. Такое необычное чувство. Сладкое, но с горчинкой. Само по себе интересное, покрытое какой-то тайной. Там растет ребенок, шевелится, но никто не знает, как он выглядит, какие у него волосы, какой цвет глаз, на кого он похож. Он уже живой, почти сформировавшийся человек.
Пусть дети – это ответственность и время, но как будто не помешали бы. Ну, дети и дети. Зато любимая рядом. Если бы надо было выбирать Сашу с ребенком или без ребенка, но и без Саши, то определенно, я бы забрал их двоих. Хотелось бы снова этих ощущений рядом с ней.
Я еще сомневался до этого, может, показалось, может, напридумывал себе. Как мороженое, которое в детстве всегда казалось вкуснее. А сейчас приелось. Саша и сейчас притягивает, как то мороженое из детства.
Тянуло так просто поцеловать ее, она же такая как раньше. Чтобы она ни говорила, как бы ни хотела позлить, зацепить, это была хоть какая-то реакция, вызывающая в ней эмоции. Значит, не равнодушна.
Но ребенок… не получится никак. Если Ромкин, черт, да хоть чей, все равно я третий буду в отношениях.
Неправильно в них влезать, но с Ромкой поговорить надо, выяснить все. Хоть он и злится.
Я много думал над итогом того дела. Она могла спокойно пойти в прокуратуру и написать на меня заявление. Да хоть за что. И доказательства нашлись бы. Но Саша не пошла. Не хотела подставлять меня, хотела по душе катком проехаться. Проехалась знатно. Восстанавливать пришлось потом прилично. Но ничего. Раны затягиваются, швы рассасываются, рубец остается, конечно, но теплом и лаской все стерлось бы.
До конца рабочего дня осваиваюсь на новом месте. Старший прокурор, конечно, не заместитель, но работать с этим тоже можно. По факту я знаю всю его работу, немного втянусь и могу заменять.
Мне выделили отдельный кабинет, не большой по размерам, но светлый, на окне оставлен цветок с тремя листками. Ремонт на троечку, без грусти не взглянешь.
Быстро пересматриваю материалы несложных дел. Потом набираю знакомого экономиста.
– Ксения Ивановна, добрый день. Это Юрий Домбровский.
– Да, Юра, рада слышать, как у тебя дела?
– Спасибо, работаю.
– Также в прокуратуре?
– Да.
– До начальника там не добрался?
По больному режет, хотя откуда ей знать.
– Не добрался, – но доберусь. – Ксения Ивановна, я к вам по делу. Подскажите, ничего не менялось? Я знаю, что когда дарили машину, то надо было уплатить налог. А что если близкие родственники дарят деньги и подарки? С какой суммы и надо ли платить налоги?
– Как такового налога на дарение денег не существует. То есть неважно, кто тебе подарил деньги – родственник, член семьи или друг. Вот если вам не близкий родственник и не член семьи подарил, например, машину, квартиру, акции – тогда тебе, правильно, надо заплатить подоходный налог. Потому что ты получил доход.
– То есть с денег не должны, а с имущества должны.
– Да. Но если дарят деньги, особенно если речь идет о дарении крупной суммы, лучше всего оформить договор дарения. Он может быть в свободной форме, можно заверить у нотариуса. В этом случае уже оспорить его подлинность будет практически невозможно.
– То есть образца нет?
– Нет, главное, чтобы там была указана сумма, реквизиты сторон и способ передачи денег – наличными или перечислением на расчетный счет. Можно еще оформить расписку о получении денег.
– Я понял, Ксения Ивановна, спасибо за консультацию.
– Рада помочь, Юра. Если что обращайся.
Сразу набираю Сашу, чтобы рассказать, заодно услышать голос, можно даже что-нибудь язвительное, да хоть что. Улыбаюсь в предвкушении, но Саша не поднимает.
После работы еду домой, Вику не забираю, как договаривались. Как прошел ее первый день практики, узнаю дома. Может, она была и права по поводу того, что мы знакомы и об этом могут узнать. Чисто гипотетически, конечно, да. Но на деле, никто не следит за студентами. Все или нагружают их рутинной работой, либо отправляют домой, чтоб не мешали. Ладно, перестрахуемся.
Я набираю старого знакомого Александра, который может помочь с перестаховкой, жду, когда ответит. Сброс вызова. Ладно, перезвонит.
Паркуюсь возле дома. Оборачиваюсь и замечаю Сашин пакет с молоком, батоном и вареньем. Куда это теперь? Воробьям скармливать, что ли?
Забираю продукты, под ними нахожу какую-то папку. Договор с центром, в котором работает отец. Ей скоро рожать, отдельная палата.
Убираю документы в папку. Надо вернуть ей. Снова набираю Сашу. Не отвечает.
Может случилось что? Ладно, схожу домой, приму душ, если не ответит и не перезвонит, съезжу к ней сам.
– Всех, кого мы обсуждали, я встретила. – Вика на кухне жарит яйца, хозяйка из нее на троечку. – Антонов Павел Юрьевич, все выспрашивал, окольными путями к вам подводил, но мне кажется, я справилась.
– Отлично.
– С Леной познакомилась. Она милая, кстати.
– Милая, да. Но помни, что у нее всего доза яда припасена.
– Про архив узнала, она сказала в пятницу отведет.
– Хорошо, наблюдай, Вика.
– Вы ужинать будете?
– Я в душ, потом поем. Если будет звонить Александр, то скажи, что я перезвоню и крикни мне. А то он неуловимый какой-то. На другие номера не отвечай.
– Поняла. – Вика прикладывает руку к голове, направляя кончики пальцев на висок.
Потоки теплой воды приводят мысли в порядок. Надо поговорить с Ромой и выяснить, наконец, что между ними. А то вроде нет, но они общаются. И чьи дети выяснить.
Как бы она мне ни нравилась, но у друга девушку отбивать я не буду. Нет, значит, нет.
– Юрий Александрович, – кричит Вика из-за двери. Вам звонили, я сказала, что перезвоните.
– Его ребенок? – Юра смотрит в глаза, ждет ответа.
Меня словно в центрифугу помещают и добавляют обороты. Пока не признаюсь, не остановят. Голову кружит, как в заносе. От правды и лжи кидает уже в стороны.
Живот напрягается, я кладу руки на него, глажу, чтобы успокоить и снять тонус.
Ромин ребенок… Про то, что может быть его, даже мысли не допускает. А уж про то, что ребенок не один, вообще речи нет.
Видел нас пару раз, получил доказательства, вынес приговор.
Когда ты уже поменяешься… и будешь рассматривать ситуации не под одним углом зрения, подумаешь, а почему кто-то так сделал? Почему не оправдал твои ожидания?
Мысли проносятся за пару секунд, но между нами повисает вечность из невысказанного и желания все высказывать нет.
Я и Ромку не хочу подставлять, и правду говорить. А нужна Юре эта правда? С себя стряхнуть ответственность, как пыль с прошлого, чтобы очищенную совесть поставить на полку рядом с абсолютной справедливостью.
– Нет, не Рома, но я в твою жизнь не лезу, не спрашиваю ничего, и в ответ того же хочу. С кем я общаюсь, решаю свои вопросы, тебя не должно волновать. Ты сказал, что мы расстаемся. Потом уехал. Это было твое решение, которое я приняла. Снова искать в архивах старые записи и прокручивать воспоминания я не хочу. Проехали. И тебе лучше уйти.
Не понимаю его. У него девушка, отношения на таком уровне, что она отвечает на его телефон, а он все равно прется ко мне? Хоть бы совесть включал перед ней.
Домбровский не глупый, все понимает, оставляет недоеденные блины. Снимает Ахилла с колен, кивает, поднявшись, идет к выходу. Кот спрыгивает на пол, идет к тарелке, нюхает корм, но не притрагивается, идет в коридор. Машет недовольно хвостом, смотрит на прокурора.
– Пока, Саша.
Я поднимаюсь и медленно иду, только, чтобы закрыть за ним дверь.
– Если что-то надо будет, обращайся.
– Надеюсь, что не надо будет. Пока. – Кладу ладонь на его руку и подталкиваю к выходу.
Всего лишь рука, а ощущение, что на него всегда можно опереться и попросить о помощи, не отпускает.
Юра берется за ручку двери, но не открывает ее.
– Я собираюсь взяться снова за дело твоего отца.
– Чтобы еще срока добавить? – язвлю.
– Нет, у меня там свой интерес. Так ты в деле? Поможешь?
Протягивает ладонь, предлагает пожать.
Как дьявол, который предлагает продаться. Но сомнительно это все. Искупить вину хочет? Так время-то утерянное уже не вернешь.
– Я тебе не доверяю.
Усмехается.
– Без доверия, конечно, сложно будет. Ладно, – убирает руку в карман, – если передумаешь, знаешь, как меня найти. Пока, – открывает дверь и выходит.
– Что значит, у тебя там свой интерес? – спрашиваю в спину.
– Я не могу сейчас рассказать. Пока, береги себя.
Уходит вот так, на полуслове. Сказал А, а Б забыл. Крючок закинул с наживкой, а не вытянул. Какой у него там свой интерес может быть? Придумал, что ли, все?
Почему нельзя все рассказать, как есть?
Потому что я сама не рассказываю все, как есть.
Наверное, закон бумерангов все же существует.
Домбровский пропадает с радаров, как я сама и просила. Если до этого нас как будто притягивало, сейчас будто размагнитилось.
Ко мне несколько раз приходила няня, которую рекомендовал Доронин. Минус, что она слишком молодая, плюс, что у нее есть опыт присмотра за ребенком с рождения, она может у меня жить и находиться круглосуточно, у меня есть гарантии, что это надежный человек.
– Ахилл, ты чего не ешь? – возвращаюсь с кухни и сажусь возле кота. – Что с тобой случилось?
Волнует меня. Как сглазили моего котика. В один день перестал есть, только пьет и спит. Ко мне почти не подходит. Все это совсем на него не похоже.
Последней каплей становится вечер, когда я понимаю, что Ахилл спит целый день, пытаюсь его разбудить, а он не просыпается. Я слышу, как медленно он дышит, неестественно. Вроде молодой еще, а… нет. Даже думать ни о чем таком не хочу. Это как мой первый ребенок.
Я перебираю всех, но Валера на операции, Егор с Онежей уехали в больницу к ее отцу, который уже пусть и с палочкой, но ходит. Рома, черт знает, где и просто не отвечает.
Таких близких, кто бы не пожалел потратить время на беременную сумасшедшую с котом не так много. Остался один. И обратиться к нему, это последнее, что я хочу делать, но даже сейчас гордость прогибается под моей любовью к Ахиллу.
Набираю и жду, когда ответит. Я и хочу, и неудобно одновременно. Так, больше даже для успокоения совести, что я попробовала.
И все против. Вызвать такси, так я не донесу кота. Себя бы донести.
Вызвать врача на дом? Так, может, ему надо взять анализы, или уже поставить какую-то капельницу, лекарства дать, куда мне за ними бегать.
– Да, Саш, привет, – Юра наконец отвечает, по голосу даже рад слышать. Мягко, тепло и я уже знаю, что не откажет.
– Привет, ты занят?
– Нет, говори.
– Я не могу ни до кого дозвониться, а мне надо срочно Ахилла ветеринару показать.
– Что с ним?
– Ничего не ест, спит целый день, вялый какой-то. С ним что-то не то. А я сама не донесу тушу.
– Я буду у тебя через пятнадцать минут, собирайся.
Я сжимаю кулаки и счастливо улыбаюсь. Часть проблемы решена.
– Я буду готова, спасибо.
Юра отключается, а я собираюсь за пару минут. Заталкиваю кота в переноску. Он даже это терпит, не сопротивляется. Совсем плох.
Переодеваюсь в платье на выход, поправляю прическу и подкрашиваю губы.
Сажусь возле окна и жду. Не хочу задерживать ни его, ни себя.
Юра не обманывает, приезжает через пятнадцать минут. Паркуется под окнами. Несмотря на лето, все равно в темных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Кажется, я уже говорила, что в таком виде противозаконно ходить не свободным мужчинам.
Ставит машину на сигнализацию. По времени, он приехал с работы. Опять голодный, а мне и предложить некогда поесть.
– Саш, все хорошо будет. – Едем в тишине, но ее волнение вибрирует в воздухе. Сам начинаю пальцами отбивать по рулю. Это всего лишь кот.
– У тебя когда-нибудь было домашнее животное?
– Нет.
– Тогда ты меня не поймешь.
– Расскажи.
– Мы устаем от людей, видим только человеческие пороки. У животных просто нет этих изъянов. Они не смогут навредить своему хозяину, как может навредить какой-то знакомый. Животные не умеют предавать, завидовать, лгать.
– Он идеальный.
– Да, он идеальный друг, компаньон, собеседник, он никогда не осуждает, никого не обсуждает. Я так его люблю.
Саша оборачивается, смотрит на него в переноске. Выдыхаю. Не понимаю, если честно. Но я и не жил с ним.
– Вот кто о нем заботиться будет? Кто водичкой поить будет? Кто в туалет носить будет? Гречку кто ему варить будет?
– Но ты тоже этого не сделаешь.
– Попросила бы кого-нибудь. – Вздыхает и разворачивается к дороге. – Вот ты, на работе целый день будешь. А если ему днем плохо станет?
– Сварю, если надо и гречку, и воды дам, и в туалет. В обед приеду его проведать. Вечером отвезу на капельницу. Можем по дороге к тебе заехать, выйдешь, посмотришь на него.
– Это не правильно.
– Не правильно рисковать твоим здоровьем и здоровьем своих дочек.
Три. Я... У меня в голове никак не может уложиться. Три? Как три? Я понимаю у кроликов, котят, там по пять-десять.
Ну, то есть факта не отрицаю, но как представлю, что Саша одна с тремя. Я бы свихнулся. Что делать? Руки две. Это вообще не физиологично. Третьего ребенка, как кенгуру в живот или в зубах? Тут с одним котом не знаешь, что делать. А три маленьких ребенка атас.
И будь это чей-то чужой кот, я не брал бы его к себе, если честно. Но это Сашин кот, могучий Ахиллес, который сдал позиции. По правде для меня это шанс быть ближе и узнать, что у нее происходит. С кем живет. Чьи дети. Хоть Саша и отрицает, но по-любому кот в шоке от количества потомства своей хозяйки. Надо будет с ним поговорить.
– Включить музыку? – киваю ей, хочу, чтобы отвлеклась от мыслей.
– Как хочешь.
Ради нее хочу. Включаю первую попавшуюся волну, там новости про наводнение. Не надо нам сейчас отрицательные эмоции, лучше что-то позитивное послушаем. Переключаю на другую, с музыкой, и оставляю.
Скажи, ну, как ты там? Ну, как твои дела?
Давно не слышались, давно не виделись
Мелодия что-то напоминает, слова накладываются на приятные воспоминания. Я где-то это слышал, но не вспомню. И рядом с Сашей все усиливается. Слов не помню, но мурашки взрывают кожу. Как будто вместе с Саней это переживали.
А помнишь, как любили мы?
Как дарил тебе цветы?
Выхватываю пару строк. Цветов никогда и не дарил ей. Хотя мог. Много чего мог, а пришлось сделать все по-другому. Надо будет исправить.
Я помню каждый день, каждую ночь с тобой
Сладкий вкус твоих губ останется со мной
Мозг картотеку перебирает, мелодию узнает, ищет момент, когда это было. Что-то из прошлого.
Твой французский поцелуй
Ты целуй меня, целуй
Ну конечно… мелодию и песню по припеву узнаю, звучала на свадьбе Егора и Онежи. Воспоминания теплыми колючками покалывают в груди, но не оставляют раны, наоборот, затягивают.
Чуть поворачиваю голову в сторону, кошусь на Сашу. Она с закрытыми глазами, на губах полуулыбка. Тоже помнит, как целовались под эту песню, спрятавшись ото всех. И нам было хорошо.
Саша, как будто чувствует мой взгляд, открывает глаза и резко ко мне оборачивается.
Я останавливаюсь на перекрестке на красный.
Смотрим друг другу в глаза. У нее там обида на меня, осуждение, упрек, но и грусть различаю, что так получилось.
Насколько тогда было просто. Мы не были знакомы. Мы просто целовались и не думали ни о прошлом, ни о будущем.
Но проситься к тебе
Сейчас прошлое бетонной глыбой придавливает. Чтобы от этого освободиться, нужны время и силы. А Саша закрывается, не говорит ничего.
Да-да я помню все
Хоть рядом нет тебя
Нам мешают, сигналят сзади, я разворачиваюсь к дороге и трогаюсь. И это все в сотни, тысячи раз лучше, чем равнодушие.
Саша-Саша… рассказала бы. Но пока обижена, ничего же не расскажет. Поэтому пока кот надежда, что подпустит ближе.
Я отвожу Сашу домой, помогаю подняться, чтобы взять самые “нужные” вещи для кота.
Саша суетится, что-то берет, перекладывает, не может, а скорее не хочет, отпускать своего кошарика ко мне.
Я тоже не горю желанием, ради нее все. Кто знает? Может, мне понравится, и я тоже решу завести кота.
– Саша, – кладу руки ей на плечи и направляю к дивану на кухне. – Садись, говори, что брать, я сам сложу.
Вздыхает.
– Миску. Остатки еды высыпь в мусорку, а тарелку помой, – делаю. – И миску для воды тоже забери. Два раза в день воду меняй.
– Хорошо, – мою кошачью миску.
– Корм в шкафу, бери весь пакет. Мало ли закончится, чтобы не искал другой. Ахиллу нельзя, а то возможна аллергия.
– Серьезно? У кота аллергия?
– Да. И никакой запрещенки.
– Запрещенка, это что?
– Сладкое, шоколад, это яд для них. Там, в пакете с кормом, есть мерный стаканчик, это на день.
– Хорошо, все?
– Нет.
– Ложку, вилку? – Ожидаю уже чего угодно.
– Туалет. – Но не этого.
– То есть туалет?
– А куда, ты думал, он ходит?
– На улицу.
– Нет, он домашний, какая ему улица. Он там толком не был никогда.
– Сань, что за кот без улицы? А как же драка за кошку, территорию пометить, где приключения? На дерево залезть. Воробья схватить.
– Это домашний кот. Ему это не интересно.
– Ой… покажу ему жизнь….
– Вот только попробуй. Он испугается, убежит еще, я тебя… не знаю, что сделаю, если Ахилл пропадет.
– Два года в сыскном деле, найдем, – усмехаюсь и дразню ее.
– Все, неси его сюда. Я против. Отселю в отдельную комнату, няню найму ему.
– Юрий Александрович, вы завели кота?
Вика встречает нас в дверях.
– Нет, на пару дней взял, пока он болеет, надо присмотреть.
– Он такой огромный! Я таких только на картинках видела. – Вика открывает дверцу переноски. – Ну, выходи, будем знакомиться.
– Маууу, – кот поднимает крик в ответ.
– У него болит что-то, давай я лучше.
Зато когда я беру Ахилла и несу на диван, даже не пикает.
– А как его зовут?
– Ахиллес. Можно, Ахилл.
– Ахиллес? Крутая кличка. И какое у него оказалось уязвимое место?
– Кто б сказал. Плохо ест, все время лежит, капельницу ему поставили, завтра еще раз свожу.
– А его хозяин где?
– Его хозяйка… пока не может за ним ухаживать, сама…. в общем, не может.
– Ахилл, давай дружить? – Вика гладит его лапку, Ахилл смотрит на нее подозрительно и лапу прячет под грудь.
– Ну, царь, не меньше. Вы посмотрите, Юрий Александрович, у него взгляд, будто мы тут его слуги.
– Будь с ним осторожна, – я вспоминаю, как он все время мешал мне Сашу целовать, – мне кажется, он понимает больше, чем может сказать. Сама же говоришь, царь, – продолжаю, – не гневи государя, холопка, иди, разбери чемодан, там его миски, лоток, воды чистой налей из фильтра. И гречки ему свари, только немного. Он на диетпитании.
– Будет сделано, царь батюшка, – Вика кланяется ему. Ахилл смотрит на нее свысока. Дает свое согласие.
Я принимаю душ, переодеваюсь. Когда возвращаюсь, чтобы проверить Ахилла, тот спит на спине, развалившись на половине дивана. Как Саша с ним справляется, такая тушка лохматая.
Я делаю снимок и отсылаю Саше.
Юра: “Барин отдыхает”
Саша: “Как проснется, позвони мне”
Ставлю сердечко на ее сообщение.
– Вик, у нас поесть что-то найдется? – иду на кухню.
– Остался греческий салат, могу яйцо вам пожарить. – Вика за столом в ноутбуке что-то пишет.
– Я сам. Как твой диплом?
– Пишу, завтра иду в архив. Все помню, как там задержаться тоже придумала.
– Аккуратней будь.
Достаю яйца и салат.
– Да я там, как своя, со всеми подружилась. Мне даже предложили остаться у них. Там место освобождается скоро.
– Что думаешь?
– А вы что думаете?
– Я только за, но риски ты сама знаешь.
– Пфф… Без рисков скучно. Да и вы правы во многом. Я сопоставляю все, что вы рассказывали, так и есть. Надо навести там порядок.
Делаю себе яичницу, а хочется представлять, что это Саша мне делает. Я бы сейчас подошел, обнял сзади и если бы не живот, может, и ужин не понадобился бы.
Трое… Я не представляю, как с одним можно все успеть, а тут трое. И Саша одна. Вопрос с отцом ребенка открыт. С Саней точно никто не живет. Если ей нужна помощь, она обращается или к моим друзьям, или ко мне. Больше нет никого и признаков его нет, но он же есть. Дети не берутся из ниоткуда.
Не хочется и лезть в ее жизнь, потому что там каждый раз каменная стена – и ни одного окошка, чтобы заглянуть и узнать, что по ту сторону. Спросить у кого-то, тоже самое, что собирать сплетни. Раз сама не говорит, значит, считает, что всем лучше не знать.
– Ой, смотрите, кто пришел. – Я оборачиваюсь на дверь, там появляется Ахилл и нюхает свои пустые миски.
– Больной проснулся, держи гречку, – накладываю ему ложку в миску.
Нюхает, смеряет меня взглядом. Если бы мог, то покрутил у виска. Пьет только воду.
– Врач сказал, есть гречку, Ахилл. Ты болеешь.
Накладываю себе яичницу, салат, отрезаю ветчины, сажусь за стол. Ахилл обнюхивает все, изучает. Вика за ним с любопытством наблюдает.
– Он такой важный и громадный. Как мешок.
– Красивый же.
– Красивый, как царь.
Накалываю ветчину и несу в рот. Только чувствую, как кто-то трогает за ногу и аккуратно цепляет кожу коготками. Ахилл смотрит на кусок мяса и гипнотизирует меня.
– У тебя диета, нельзя, Ахилл.
– Вы же понимаете, что он не будет есть гречку.
– Проголодается - съест.
Ахилл садится напротив нас и смотрит. Взывает к совести.
– Может, чуть-чуть?
– Нельзя, Вик, видишь, он больной?
– Да нормальный он, прихворнул чуток, но когда мне плохо, я, наоборот, от вкусняшек оживаю. Могу полбанки сгущенки умять, и легче становится. Жизнь снова играет красками, а мне эти бульончики куриные пихают.
– Может, тебе курицы сварить? – смотрю на кота. Что он ответит…
Я поднимаюсь, иду к морозилке и достаю кусок филе.
Ахилл трется рядом, нюхает, что-то мурчит даже.
– Сырое нельзя.
– Кот, он как ребенок, поблажек давать нельзя. Слабину дашь и все. Будет лежать у тебя на шее и хвостом перед лицом махать.
Ставлю на плиту кастрюлю и кидаю туда кусок курицы.
– Ох, Юрий Александрович, сочувствую вашим детям.
– А я чувствую, что мне кота на десять лет вперед хватит.
– И продукты вы переводите. Не будет этот благородный кот есть такое.
– Это назначение ветеринара.
– Может, ему молочка лучше? – Вика не отстает с предложениями.
– Молочку ему тоже нельзя.
– Вы бесчувственны.
Усмехаюсь Вике, сажусь за стол и доедаю. Ахилл все это время смотрит на меня.
– Как бы он ночью вам не отомстил, – язвит Вика.
Я беру кота на руки и несу на диван, кладу Сашину футболку рядом. Сам возвращаюсь на кухню, чтобы доесть.
– Мауууу, – слышу завывание из комнаты. – Маууауар.
– Бездушный вы, товарищ прокурор, – смеется Вика. – Он не даст нам уснуть, пока вы не накормите его нормальной едой.
Похоже на то…
– Он не очень-то и больной, – Вика стоит за спиной, пока оба смотрим на кота. Тот сидит на спинке дивана и недовольно машет хвостом.
– Капельницу с живой водой ему поставили. Видела бы ты, какой он был, когда его к ветеринару везли, ходить не мог.
– Я вам говорю, он есть хочет.
– Саша… ммм…. – откашливаюсь, – то есть Вика, ему нельзя. Диета. – Девушка улыбается, слышала, как оговорился, все поняла, но тактично промолчала. – Жди, когда курица сварится, Ахилл.
Не задумываясь прикладываю большой палец к микрофону и закрываю его.
– Юрий Александрович, – Вика негромко спрашивает и стучит. – Ахиллес у вас?
Заглядывает ко мне, а я подношу указательный палец к губам, чтобы молчала.
Показываю, где кот, Вика улыбается и молча поднимает большой палец вверх.
Следом жестом показываю, чтобы уходила. Вика догадливая и не подставляет. Кивает и исчезает, прикрывая за собой дверь.
– Юра? – Зовет Саша.
Мы говорили, я неожиданно пропал. Чудо вообще, что камера была наведена на Ахилла в этот момент.
– Да, Саш, – убираю палец с микрофона и переключаю камеру с кота на себя, – мне тут по работе написали. Я Ахиллеса теперь и бульдозером не сдвину.
– Не выгоняй его, утром дай корм, треть нормы. И воду поменяй. А он в туалет ходил вообще?
– Нет. Пока не осчастливил нас таким событием.
– Нас? – Переспрашивает Саша. Нас, блин…
– Тебя и меня, – нахожусь с пояснением.
– Ааа, – Саша соглашается, но вокруг меня осматривает обстановку. – Напиши мне утром, как будет себя чувствовать.
– Хорошо.
Ахилл лежит на животе, вытянув вперед лапы, и смотрит на меня. Почти Сфинкс.
– Саш, можешь ему сказать, чтобы он спал, а не пакостил ночью?
– Он воспитанный. По ночам спит, а не пакостит, как ты говоришь, – Саша улыбается. Мне приятно видеть ее такой.
– Ахилл, ты слышал? По ночам ты спишь и ты воспитанный.
– Поверни к нему камеру, – просит Саша, я разворачиваю, – ты мой красавчик, я тебя люблю, очень скучаю, скоро заберу, выздоравливай. Ну, и помни, что ты воспитанный кот.
Теперь усмехаюсь я. Значит, косяки-то были. Ахилл тянется к экрану, нюхает, ищет Сашу. Но запаха нет, а значит, хозяйка сейчас не настоящая.
– Пока, – разворачиваю телефон к себе, – если что-то надо, звони, даже ночью.
Саша кивает и отключается первой.
– Любит она тебя, – кладу руку коту на голову и запускаю в шерсть. – Скучает. Может, она это мне говорила? По тебе-то чего скучать. Ты ж кот. – Ахиллес кладет голову на лапы и закрывает глаза.
Я поднимаюсь и выхожу в коридор.
– Вик, что ты хотела? – спрашиваю через дверь.
– Пошла воды попить и котика проверить, а его нет. Простите, что помешала.
– Все нормально, но, если я разговариваю, не мешай.
– Извините, Юрий Александрович, больше не буду. Я не слышала.
Возвращаюсь к себе в комнату. Может, и правда, не слышала. Но уже второй раз чуть меня не подставила.
– Спи уже, только на этой половине. – Расстилаю Сашину футболку и укладываю на нее кота. Не люблю животных в постели. – Ко мне не лезь. Я ночью себя не контролирую.
Я беру свою подушку и ложусь на противоположный край кровати, подальше от кота.
До чего ты докатился, Домбровский. Ты спишь и разговариваешь с котом.
Выключаю свет.
По правде, не все нормально. Я сейчас это понимаю. Когда Вике разрешил пожить у меня на время практики, не видел в этом ничего такого. Теперь не хочу, чтоб Саша знала. Она же не так все поймет. Объясняй потом, что все не так, как кажется. А оно не так.
Только бы Саня не решила прийти ко мне без предупреждения.
Просыпаюсь от навязчивого ощущения постороннего в комнате. Распахиваю глаза и дергаюсь. Ахилл в десяти сантиметрах от моего носа всматривается в мое лицо. Как будто проверяет, дышу я или нет.
Дую ему в морду в ответ.
– Ты нормальный? – Смотрит. Молчит. – Чего пугаешь? Есть хочешь? Пошли, посмотрим, что осталось с вечера.
Идем вдвоем на кухню. Курица с гречкой так и лежат с вечера не тронутые.
– Я кому курицу варил?
Был бы Ахиллес человеком, пожал бы плечами. Но он смотрит на меня как на идиота.
– Другой еды тебе нельзя. – Смотрит, не моргает. – Хозяйка так сказала. Корма дам, если гречка тебе никак.
Бросаю жменю сухариков.
– Если ты не будешь есть, то поедем опять укол делать. В ту перевязанную лапу.
Осознанно манипулирую, потому что все равно поедем делать укол.
– Доброе утро, – появляется Вика еще в пижаме, – как с котом спалось?
– Жив, как видишь. Никто меня не съел. Вика, как заставить кота есть обычную еду?
– Никак, если он привык к корму. – Подходит к холодильнику и достает продукты, варит кофе.
– Наказание, а не кот.
– Да отличный кот, видно, что умный. Просто хочет еды, к которой привык. А ему тут лечебное питание подсовывают. Он не человек, он на инстинктах живет.
– Может быть.
– Пятница сегодня. Я иду в архив.
– Аккуратно там.
– Хорошо, босс.
Я отпиваю кофе, откусываю бутерброд и чувствую, как кто-то кладет лапу на ногу.
Ахиллес
Неправильно ты, паппи, бутер ешь. – Кладу лапу ему на ногу. – Надо колбасу котику в пасть складывать, а не себе на хлеб. Я ж ради тебя страдал, голодал, исколоть себя дал, лапу выбрить. Я котят твоих спас от безотцовщины. А ты так со спасителем.
– Ахилл, тебе нельзя. Диета.
Какая диета, паппи? – тихо мяукаю. – Я охудеваю. Жировая прослойка истончается. Сашенька никогда так не издевалась над любимым котиком.
– Надо у ветеринара узнать, что делать, если он не хочет есть по диете.
Душегуб твой ветеринар. А ты неправильный прокурор. Кошачьих законов не знаешь. Есть такой, ежели котовскую шкуру дырявили уколами богомерзкими, то потом надо котика жалеть, держать за лапку и спрашивать, чего хочет его пушистое котейшество.
Саню на кого променял? На эту девку? Рассматриваю под столом ее лапы бесшерстные. Ой-ой-ой. Котятки-то на кого останутся. Я ж всех не вылижу, сил не хватит.
Отрываюсь от пола и запрыгиваю к ней на колени. Не стесняясь выпускаю когти.
– Ой, – вскрикивает холопка, роняет бутерброд на пол.
– Что там?
– Ничего, – мадам придерживает меня, чтобы не упал.
– Поцарапал?
Поцарапал. А нечего без подштанников перед прокурором ходить.
Там мама. И она точно не уйдет, пока не попадет в мою квартиру. Или пока мне не придется открыть дверь, чтобы это прекратилось.
– Саша, кто там?
– Там… – если сейчас его отправлю, то не знаю, чего мне ждать. – Юра, можешь приехать?
– Приеду, если надо. Что случилось? – Я закрываю живот, чтобы спрятать ото всех моих девочек. От бабушки-суки в первую очередь. – Саш, не молчи, кто там? Мне надо знать обстановку.
– Там мать. И с ней какой-то мужик в спецовке и врач. – Голос дрожит, я часто дышу.
– Ты только не волнуйся. Я недалеко.
– А если не успеешь? – В дверной звонок не переставая дробят.
– Ты можешь выключить звонок?
– Нет, он под потолком, мне надо на стул залезать и руки поднимать.
– Тогда не надо. Иди в комнату, закройся там. Наушники надень. Попробуй успокоиться.
– Сашенька, дочка, ты там? Ты жива? – За дверью мамин голос, но я не отвечаю.
– Я уже еду. Люди с ней, видела их раньше?
– Нет.
– Так, делай, как я говорю. Закройся в комнате, заткни уши. Мне звонят, я сейчас отвечу и сразу тебя наберу.
– Хорошо. Я боюсь, Юр.
– Саш, я успею. Я сейчас перезвоню.
Он отключается и это самые длинные две минуты в моей жизни. В комнате закрываюсь, но затыкать уши боюсь. Как будто могу пропустить что-то важное. Мне надо знать, что происходит вокруг меня.
Они продолжают стучать и звать меня, я не откликаюсь. Не будут же дверь выламывать? И врач зачем?
Все вдруг стихает. Подозрительно так.
– Сашенька, доченька, открывай дверь.
Прислушиваюсь и понимаю, что кто-то копошится в замке.
Я снимаю с блокировки телефон, чтобы набрать Юру, но он перезванивает сам.
– Ты как?
– Они замок вскрывают.
– Так, у тебя же два замка. Давай, закрывайся на верхний. Сделай три оборота. Это их задержит. Я уже подъезжаю. Саш, если будешь с ними говорить, записывай на видео все.
– Хорошо, ты далеко? – достаю из сумки ключи.
– Уже возле школы. Пару минут.
– Спасибо.
Я иду к двери и вставляю ключ в верхний замок, закрываюсь на три оборота. Включаю камеру на телефоне.
– Там кто-то есть, – слышу за дверью.
– Да, тут я есть. – Откликаюсь. – Я сейчас вызову полицию.
– Вы сказали, что там никого нет, – отвечает мужчина кому-то.
– Доченька, открой дверь, пожалуйста, – лебезит мама, – с тобой все хорошо? Ты спала, что ли? Почему не открывала?
– Потому что я вас не приглашала, поэтому не открывала.
– У нее с головой не все в порядке. Она беременна, а ее бросил парень. Девочка в депрессии. Открывайте дверь, если она что-то с собой сделает, сядете, – она так уверенно говорит, что даже я бы поверила, что со мной что-то не так. – Это ее лечащий врач, он сразу осмотрит.
– Нет у меня депрессии. Со мной все в порядке.
– Вскрывайте. – Командует мать. – Иначе я вас потом привлеку к уголовке, если с ней что-то случится.
Слесарь слушает ее, верит.
– Она на верхний закрылась. Надо замок вырезать.
– Значит, вырезай.
– Отойдите от моей двери, – кричу им. Шевеление прекращается. – Сейчас полиция приедет и прокуратура.
Я возвращаюсь к глазку и выглядываю в коридор.
Когда вижу там Домбровского и полицейский патруль, прислоняюсь головой к двери и выдыхаю. Слезы без предупреждения по щекам.
Юра в режиме прокурора показывает корочку, что-то предъявляет им. Один из полицейских снимает на камеру, как они пытались взломать мою квартиру.
Мать ругается, пытается что-то доказать, потом сбежать, но ее задерживают. Я опускаюсь на пуфик в коридоре и прислоняюсь головой к стене. Слышу, как полиция звонит соседям, берут у них показания. Жду, когда придут ко мне. Глажу живот, который снова в тонусе.
– Саш, все нормально? – спрашивает через дверь.
– Да.
Юра рядом, знаю, что он точно никого не пустит ко мне. Глубоко дышу, пытаюсь расслабиться. Не хочется рожать в пятницу вечером, отрывать людей от работы.
Время тянется бесконечно. А я так и сижу. Он же зайдет ко мне? Должен зайти. Иначе… иначе я не пойму.
Все равно, спасибо ему, что оказался рядом. Я и думать не хочу, чем это могло закончиться.
Наконец кто-то стучит в дверь.
– Саш, это я, открой.
Поднимаю руку и щелкаю ключами.
Юра заходит, осматривается.
– Сань, – замечает, закрывает дверь и опускается передо мной на колени. Оставляет свою папку.
Когда вижу его, вторая волна, но уже облегчения, снова раскачивает эмоции.
– Саш, не плачь, все, их забрали в отделение. – Дрожу вся. Юра притягивает. Обнимает насколько получается. Все-таки зашел. Не бросил. Сначала обеспечил безопасность, полицию еще прихватил. Гладит мой живот. – Как твои тыковки?
Я не могу говорить, начинаю сильнее плакать.
– Тшш, все нормально. Я успел, как и обещал. Ты как себя чувствуешь? – касается губами виска.
– Я не знаю, – обнимает крепче, прячет ото всех.
У меня нет сил сопротивляться. Мне наоборот надо успокоиться с тем, кому доверяю.
– Их забрали для дачи показаний. Сейчас как предъявят, так они притихнут все.
Он скользит ниже колючей щекой по моей.
- Ты правильно сделала, что меня позвала, – шепчет в губы. Так близко, что накрывает воспоминаниями, а я не могу сейчас сопротивляться. Так уязвима, как птичка в капкане.
Теплые мягкие губы чувствую на своих. Жизнь замедляется в поцелуе, скорость сердцебиения снижается до минимума. Я поддаюсь, чтобы успокоиться, и отвечаю на поцелуй. Стрелки часов начинают отматывать вспять. К воспоминаниям.
Как хорошо проводили время когда-то вместе. Теплые пальцы на моей шее касаются родинки. Он всегда так делал.
Вторую руку кладет на живот. Одна из тыковок толкается ему в ладонь.
Время снова набирает обороты, возвращая в реальность.
Мы не вместе. Как бы не тянуло сейчас к нему, я не смогу простить и забыть.
Юра отстраняется, смотрит, молча извиняется.
– Юрий Александрович, – я делаю глоток свежезаваренного кофе. – Это была не доставка пиццы.
– А кто?
– Девушка, – Вика появляется в дверях. Глаза бегают в сторону, ресницы часто хлопают. – Она сказала, что ошиблась квартирой, но мне кажется, я ее видела раньше. – Быстро выдает информацию. – Беременная, если не ошибаюсь, то мы встречались с ней у ваших друзей в тренажерном зале.
Твою мать. Беременная…
– Саша? – Ставлю кружку на стол и поднимаюсь.
– Я не спрашивала, как ее зовут.
Ошиблась она квартирой… И Вика еще с котом на руках.
Я подрываюсь к выходу. Саша у меня? Зачем? Опять что-то случилось что ли? Почему без предупреждения? А может, все-таки не она?
Открываю дверь там никого. Естественно.
– Надо было остановить, если узнала, – огрызаюсь на Вику и обуваюсь.
– Она… быстро так ушла в сторону лестницы. Извините…
– С животом? По лестнице? – Вика пожимает плечами. Черт. Не виновата она.
– Я не успела. Она… так быстро…
Вика-Вика… Хоть бы ошиблась. Лучше бы это была не Саша. Но в нашем с Александрой случае, совпадения как раз наше все.
– Телефон принеси, – киваю Вике, сам достаю ключи от машины. На всякий случай. Совпадения они такие. Может все пригодиться.
– Держите.
– Ты дома, никуда не уходишь.
– Хорошо. – Смирно кивает.
– И не открываешь никому.
Я спускаюсь с лестницы, набираю Сашу. С ее животом и по лестнице. Не хватало еще…
Внизу слышу звук мобильного. Значит, все-таки она, а значит, видела Вику и додумала все, исходя из фактов. Хотя… неверно их растолковала.
– Саша, стой. Подожди.
Перепрыгиваю через ступеньки, чтобы догнать ее.
Музыка затихает, где-то хлопает дверь. На лестнице ее уже нет.
Кто-то вызывает лифт. На каком этаже? Где теперь искать ее? Я замираю и слышу, как по шахте едет вниз. Твою мать.
Я представляю, что она сейчас там себе нарисовала. Я, Вика, Ахиллес. Идеальная семья. Хоть бы выслушала или накричала, выговорилась, я бы объяснил. А так теперь догоняй, ищи, успокаивай.
Ахилл вообще после капельницы стал прихрамывать на одну ногу. Я не стал Сашу волновать и рассказывать. Вика теперь носит его на руках, жалеет.
Я же Сашу вчера целовал. Как можно подумать, что я еще с кем-то? После нее и не встречался ни с кем. Ни к кому не хотелось привязываться, узнавать, затирать мысли. Поэтому и новость о ее беременности как сковородой по голове прилетела. Я надеялся, что можно вернуть что-то, оказалось, что она уже с кем-то и беременна. Тоже факты.
Но это все сейчас отодвигается на задний план. На первом – найти Сашу и не допустить глупостей.
Спускаюсь наконец на первый этаж. Перевожу дыхание, осматриваюсь. Саши нет. Лифт на первом этаже.
Выбегаю на улицу. Снова ее набираю. Гудок идет, но не слышно нигде.
– Извините, – обращаюсь к молодой паре, что достают пакеты из багажника автомобиля, – вы тут девушку беременную не видели?
– Нет, – машут головами.
Я киваю, отхожу от них. Веду рукой по волосам. Где искать? Осматриваюсь. Надо думать, следуя ходу ее мыслей.
Снова набираю. Саша сбрасывает вызов. Какого черта? Найду, gps ошейник ей повешу.
Пара заходит в подъезд. Куда она могла пойти? Далеко бы не ушла со своими тыквами. Еще раз набираю и иду к машине. Если не ответит, буду искать по номеру.
– Молодой человек, – окликает кто-то, я оборачиваюсь и замечаю девушку, к которой только подходил. Она выглядывает из подъезда и машет мне. – Там девушка беременная в лифте, может, вы ее искали?
Может, и ее. Разворачиваюсь и бегу назад. Только бы Саша.
Почему в лифте? Что случилось? Она же не рожает там? Бл… а если рожает? Что делать? Скорую надо, наверное, в любом случае? Не каждый день роды в лифте.
Вопросы, вопросы, вопросы…
Подбегаю к лифту, мужчина уже помогает Саше подняться. Она бледная, держится за живот. Глаза прикрыты, не смотрит на меня, но за мужчину держится крепко.
– Я сейчас вызову скорую.
– Я сам, – вхожу к ним, придерживаю Сашу.
Она распахивает глаза.
– Не трогай меня, – сбрасывает мои руки и кривится от боли.
– Спасибо, что нашли ее, дальше я сам. – Киваю парню, который рассматривает нас. – Поссорились.
Тот понимающе кивает и переглядывается со своей девушкой.
– Сань, давай поднимемся, я все объясню.
– Не надо мне ничего объяснять, я все видела.
Кривится от боли и сжимает первое, что попадается. Моя рука. Сильно сжимает, как будто часть боли хочет передать.
Часто дышит.
– Саш, что? Тебе плохо?
– Нет, мне ох***но. – Кричит и сжимается. – Скорую вызывай. У меня живот болит.
Я беру телефон и убираю назад.
– Пока скорая приедет, – подхватываю на руки и поднимаю, – я сам тебя довезу.
– Отпусти, – парень придерживает нам дверь из подъезда, я благодарю, – отпусти, – Саня впивается мне ногтями в шею. Терплю. – Лжец, предатель.
– Иуда, – подсказываю ей, вспоминая Ниночку из Шурика.
– Опусти меня, я сама, никуда не поеду с тобой, понял? Ненавижу тебя.
– А вчера целовала, – несу к своей машине. Отвлекаю.
– Это ты меня поцеловал. Ты как вообще! Ты с ней живешь, потом приходишь меня целовать! Даже мне противно от тебя.
Дурные беременные гормоны мне нравятся. Ревность с уровня стоэтажки несет сейчас ее вниз, но я торможу и вовремя подхватываю.
– Куда едем?
Она морщится и сжимается вся. Становится не так смешно.
– С тобой никуда! Ой, – стонет и держит живот, – больно-больно-больно. – На глазах проступают слезы.
– Куда едем? Адрес говори! – строго привожу в чувства и опускаю на землю.
– Мне надо заехать за вещами. – держится за плечо и часто дышит через нос.
– Какие к черту вещи, тебе в больницу надо.
– Нельзя без вещей.
– Муж пусть привезет.
– Какой, к черту, муж, Домбровский. – Ладно. Я понял. Не надо лезть. – Из-за тебя все, – ударяет несильно в грудь рукой, но при этом второй рукой держится, чтобы не упасть. – Мне еще рано рожать. Скорую мне вызови и возвращайся к своей. И кота моего верните!
– Кто ваш лечащий врач? – отец обращается к Саше.
– Кристина Сергеевна, вот обменная карта и договор.
Он пробегается взглядом по бумагам. На каком-то моменте тормозит, поднимает на меня глаза и снова возвращается к документам. – Вызывайте Сарскую, – командует медсестре, – и группу неонатологов и медсестер.
Саша то сжимает мою руку и стискивает зубы, то снова расслабляется. Боль не забрать, а что делать, чтобы ей стало легче, не знаю.
– Пап, еще Валера приедет. Я уже позвонил ему.
– Ааа, – кивает, – Доронин – это хорошо, тогда нам больше никого не надо. Александра, – отец убирает бумаги, меня зовут Домбровский Александр Евгеньевич. И я так понимаю, это мои… – замолкает, смотрит на меня, хочет, чтобы я завершил.
– Внучки, – но за меня отвечает Саша, отпускает мою руку. – Помогите мне их родить без осложнений, мне больше ничего не надо.
Ну, Саш… Не надо ей…
Я тут же получаю нравоучительный взгляд отца. Не сейчас же объясняться, что я сам только узнал.
Да, вот так получилось…
– Ладно, потом будем знакомиться, тезка. Сейчас переодевайтесь, потом в смотровой.
Отец оставляет нас, медсестра приносит сменную одежду.
– Я сама, – Саша смотрит на меня, – выйди.
– Я помогу, – расправляю сорочку. Медсестра помогает Саше подняться.
– Мне помогут, иди. – Злится, а мне не хочется, чтобы она сейчас еще больше нервничала, поэтому выхожу.
Она сейчас такая уязвимая, но в то же время упрямится.
– Позовите, когда закончите, – говорю медсестре и выхожу в коридор.
Отец делает какие-то назначения.
– Удивил, – разводит руками.
– Я не знал. Если б знал, то никогда не уехал и не оставил бы ее.
– Хочется верить, но почему она тебе не сказала тогда?
– Расстались не очень. Обиделась. Сам можешь у нее потом спросить.
– Все равно виноват ты. Ты мужчина, ты не должен был допустить этого. А точнее, ты должен был думать о последствиях.
Да знаю я. Теперь.
– Мы закончили, – в приемном появляется медсестра, я сразу иду к Саше. Она пытается встать, хватается за стену. – Проходите дальше, – направляет отец.
– Домбровский, – шепчет Саша мне ухо, – я понимаю, что твой отец врач, но… я… не дам, чтобы он лазил у меня между ног. В животе пусть ковыряется, но там, – опускает палец вниз, – нет.
– Нет других врачей, Саш.
– Значит, ммм… – сжимается и сдавливает мою руку. Терплю вместе с ней. Кажется, у меня уже тоже начинает все болеть. – Значит, – расслабляется, ее отпускает, – буду ждать другого.
Я вот тоже не хочу, чтобы он ее смотрел. Посторонний кто-то еще ладно, но не папа. Саша заходит в кабинет, я останавливаюсь в дверях и прикрываю дверь.
– Пап, скоро ее врач приедет? Саша не хочет, чтобы это был ты. Это… ты мой отец, она – девушка.
– Женщины… а кто за последствия отвечать будет? Ты? Она потом первая мне предъявит, если что-то пойдет не так. Сейчас каждая минута важна. Хочешь рисковать ими? Это роды, это опасность и для детей, и для нее.
– Придумай что-нибудь.
Выдыхает.
– Сейчас позвоню Сарской, если далеко, то ждать не буду.
Спасибо и на этом.
– Кристина, вы далеко? … как приедешь, давай сразу в приемное, на осмотр. – Отец отключается. – Ждем пару минут, я пока детское отделение пошевелю.
Я возвращаюсь к Саше.
– Где моя роженица? – в кабинете появляется женщина, на ходу поправляет халат. – У нас тут посторонние? Папочка, вы, пожалуйста, в коридоре подождите, – кивает на меня.
– Это мой сын, Кристина Сергеевна, я разрешил.
– Так это ваши? -- смотрит на живот и разворачивается с полуоткрытым ртом.
– Мои-мои. Иди, смотри быстрей.
Женщина улыбается.
– Заранее не поздравляю.
Я снова выхожу, отец кому-то звонит, планирует все. Мне кажется, что Саша там вообще рожает уже. Почему никто не выходит.
Я никогда особо не интересовался работой отца. Роддом и роддом. Мозг иногда чего-то боится, отгораживается от ненужной информации. А я не планировал детей. Не хотел их. Потому что перед глазами был пример воспитания моим отцом.
Но у судьбы нет случайностей. Насколько я не хотел детей, настолько их и получил. Отец же, наоборот, помогал им появиться на свет.
– Здравствуйте, - в приемное заходит Валера. – Я успел? – протягивает руку сначала отцу. Потом мне. Здороваемся.
– Успел, – как-будто даже спокойней становится, когда Вал тут.
– Детского реаниматолога вызовите еще, – из кабинета выходит Кристина Сергеевна и прикрывает за собой дверь.
– Что там?
– Обвитие пуповиной. Чудо вообще, что она сегодня приехала.
– Но мы не доберемся до этого ребенка, сначала надо достать того, что в центре. – Показывает нам фотографии узи. – У нас еще один папочка?
– Нет, я хирург, буду ассистировать.
– Доронин, правильно? – Валера кивает. – Да, меня предупреждали, хорошо. Александр Евгеньевич, проверьте, чтобы деотских медсестер было трое.
Я возвращаюсь к Саше.
– Ты как?
– Что-то не так?
Я смотрю на замершую картинку на мониторе экрана узи. Там очертания детей. Пока они черно-белые картинки на экране, а через пару часов родятся. Это как чудо. Мистика. Из клеточки мамы и клеточки папы, рождается человек. Насколько сложно все там. Рассчитать, чтобы ребенку хватило питания, места, не передавить и не пережать чем-то.
– Что не так? Ты можешь сказать?
Надо рассказать ей. А по факту опять врать? Да, Домбровский, прокурор, который сам врет и еще оправдывает ложь. Эта ложь все равно ничего не изменит сейчас. Зато она не будет накручивать себя.
– Они просто перестраховываются, позвали всех, кто есть сейчас в клинике. – Я тут, с тобой.
– Я не прошу со мной оставаться.
– Я сам хочу, Саш.
Она выдыхает и смотрит на меня.
– Я тебя не понимаю.
– Я там, где я должен быть.
– Ты живешь с ней, носишься со мной, приходишь, целуешь меня.