Наследница для Чудовища

Глава 1

Олеся.

— Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… — тайно пересчитываю купюры.

Если продам еще и шубу, денег должно хватить и на билет, и на первое время. Теперь дело за малым — незаметно пробраться в кабинет брата и достать из сейфа свои документы — код мне удалось узнать.

Раннее утро, и я не успела умыться и принять душ. В спальне королевское убранство, на стене висит огромная картина под названием «Неравный брак». Полотно, на котором нарисован старик, жаждущий обвенчаться с девушкой и добраться до ее молодого тела. А его невеста плачет со свечкой в руке.

Мой брат повесил картину пару месяцев назад и в этот же день объявил о смотринах и моей скорой помолвке, принудил любоваться на искусство, пророчившее мою судьбу. Он сделал так специально, чтобы я не забывала своего места и не усомнилась в его авторитете. Айхан всегда управлял людьми, как марионетками.

Я, как и бедная девушка на картине, молода и невинна телом. Не описать словами, как я страдала, когда впервые увидела своего жениха, его сморщенные руки, усеянные пигментными пятнами, поблекший с годами взгляд. Я кричала, молила брата, чтобы он передумал.

Айхан лишь усмехнулся и наградил меня пощечиной — его доме женщинам слово не давали. Брат знает, как извлечь собственную выгоду от этого брака.

Однако и для меня взошло солнце — брат вынужденно улетел на несколько дней в другой город, чтобы уничтожить своего заклятого врага, конкурента, который уже много лет покушается на наш алмазный рудник — главный источник дохода империи Хамаровых.

Слышу стук в дверь, вздрагиваю, прячу в шкатулку деньги и хватаюсь за баночку с кремом. Оборачиваюсь и вижу вошедшую экономку, хитрую змею с ядовитым взглядом. Она отравляет мне жизнь после смерти отца, ненавижу ее. Потому что мой брат наделил экономку слишком высокими полномочиями: днем она контролирует огромный особняк и всех его жильцов, а ночью ублажает Айхана, потворствуя его развратным фантазиям.

Айхан сделал все, чтобы разрушить сестринские чувства к нему, превратил мою жизнь в ад после того, как нашего отца убили по заказу.

— Айяна, твой жених приехал. Он хочет видеть тебя, — самодовольно говорит и расплывается в безобразной улыбке.

Жених… Дед. Родившийся в один день с Иваном Грозным! Но, в отличие от царя, все еще живой.

Горький ком подкатывает к горлу, меня начинает тошнить. Я вспоминаю запах своего жениха, запрокидываю голову, чтобы не проронить слезы. Обмахиваюсь ладонями, пытаясь унять расстройство.

Экономка, стоя на пороге, режет по живому без анестезии:

— Надень красное платье, господин Унаров не должен усомниться в твоей прелести.

Мы уже встречались с ним несколько раз, и старик всегда был без ума от счастья, когда я появляюсь именно в красном.

— Айхан не звонил?— вкрадчиво спрашиваю.

Экономка мотает головой и серой тенью выскальзывает из комнаты. Я чищу зубы и освежаю лицо прохладной водой. Наспех собираю волосы в пучок. В комнате надеваю то самое красное платье — закрытое и с длинным рукавом.

У двери набираю в легкие воздуха, будто собираюсь окунуться в ледяную прорубь. Толкаю дверь, гордо выпрямляю спину, спускаюсь по лестнице в гостиную. На полпути ноги словно параличом схватывает. Вон он. Сидит. Улыбается вставными зубами. Держит в своих извращенных руках бархатный футляр. Ужас какой-то…

— Прекрасная Айяна, нежный морозный цветок. Подойди ближе, — скрипуче говорит, открывая крышку футляра, — посмотри. Я хочу подарить тебе это алмазное колье. Такое же чистое, как твое тело…

Брезгую. Напрягаю челюсть и все-таки заставляю себя спуститься. Грустно шагаю к неуважаемому Унарову, сдерживая острый душевный протест.

— …Позволь, я помогу тебе примереть украшение.

Унаров поднимается с дивана, а у меня зубы сводит от хруста его колен. Шаркает ко мне навстречу. Мое тело тут же охватывает жгучей дрожью от одной только мысли о контакте с этим бессовестным самодуром.

— Нет! — вскрикиваю и вытягиваю между нами ладонь, словно преграду. — Брат отсутствует. Вы не имеете права!

— Не противься, Айяна. Все равно рано или поздно ты станешь моей…

От испуга медленно пячусь и натыкаюсь на экономку. Она снова притаилась и наблюдает за мной.

Через мгновенье раздается странный шум со стороны улицы. Вздрагиваю и молниеносно перевожу взгляд на вход. Стальная дверь с грохотом распахивается, стены особняка содрогаются, а главный головорез брата появляется на пороге. Бешено залетает на середину гостиной, орет, захлебываясь дыханием:

— Госпожа Айяна, беда!

Высоченный худой якут отчаянно сжимает рукоять пистолета. Дело серьезное. Я забываю обо всем, отталкиваю противного старика, бегу к мужчине.

— Что случилось? Где мой брат?

Становится тревожно, я больше не слышу посторонних звуков, не моргаю, пронизываю взором раскосые глаза Хорула.

— Айхан потерпел поражение. Все пали, только я спасся. Люди Громова оказались сильнее.

Страшно трясусь, когда Хорул произносит знакомую фамилию.

Громов. Фугас проклятый! Именно он год назад совершил покушение на Айхана и пытался отвоевать богатый алмазами рудник. И до сих пор изводит, будто стервятник кружится над нашей семьей.

Брат очень могущественный человек, и все это время ему удавалось отбиваться. Пока он не решил отправиться лично к Громову и, наконец, покончить с этим варваром.

— Айхан жив? — шепчу сквозь слезы.

Я терпеть не могла брата, однако и гибели ему не желала.

— Да, но его состояние критическое. Я отвез его в больницу и сразу к вам. Остальное расскажу потом, нужно торопиться, госпожа.

Хорул нервничает и подходит к окну, отодвигает штору, сморит на припорошенный снегом двор. Кидаюсь за ним и замираю подле. Вдали вижу бескрайнее холодное море и скалистые берега, покрытые ягелем. Вскоре прозрачные стекла наших окон дребезжат от оглушающего рева черных машин, подъезжающих к дому. Таких огромных нет ни у кого в округе. Внутри сидят уж точно не милосердные люди. Сердце покалывает, когда, будто по приказу, дверцы разом открываются и из салонов выходят мужчины. Жуткие, в камуфляжных костюмах. Чужеземцы и осквернители.

Глава 2

Вся напрягаюсь и коряво пытаюсь попасть в широкий шаг Чудовища. Еле успеваю. Его рука согревает меня через легкую ткань платья. Мы выходим к лестнице и быстро спускаемся на первый этаж.

Тяжко вздыхаю, когда вижу Хорула. Охранника избили, но оставили жить, сковав запястья железными наручниками. Наверное, тоже заберут и будут пытать, через его муки добывая секретные факты о моем брате. Но Хорул ничего скажет, а с честью примет судьбу.

Я оборачиваюсь и замечаю недвижимого старика на диване. Дед уставился в одну точку остекленевшими глазами. Будто помер от шока. Жуть.

Вздрагиваю и отвожу взгляд. У порога испытываю страх такой силы, что хочется выть, всем естеством извиваться в крепких объятьях захватчика.

На улице лютая зима. Если выгонят в одном платье, то я даже не доеду до вражеского логова. Я заболею.

— Подождите, стойте, умоляю… — Пытаюсь оттолкнуть мужчину в плечо. — Позвольте вернуться за шубой? Мне нельзя появляться на холоде почти нагишом!

— Не застынешь, — охрипшим голосом рычит, но я снова дергаюсь.

— У меня появится насморк, и горло охватит ангиной. А если промерзнут ноги, то упаду с температурой и больше не встану… — заполошно тараторю, пытаясь объяснить.

Я никогда раньше не имела дел с мужчинами — брат запрещал. А уж с такими, как Чудовище — и подавно. Растерянно смотрю в его темные глаза и часто моргаю. Чудовище оглядывает меня, словно муху.

— Бесишь.

Снимает с себя куртку и совсем не изящно накидывает на меня. Невольно отшатываюсь от его тяжелой заботы. Подкладка изнутри невероятно теплая и пропитана его запахом. А еще одеколоном и немного табаком. Я прошу дать всего лишь секундочку, чтобы успеть запрыгнуть босыми ногами в валенки и отыскать меховую шапку. Это сущая малость, но мне разрешают только обуться.

— Живо пошла!

— Вы слишком взрывной. Хотите, подскажу одну древнюю медитацию…

— Я по-другому расслабляюсь!

Ох, похититель почти орет, тащит меня грубо. Зверье. Неотесанный верзила. Хотя чему я удивляюсь? У Громова все такие в подчинении — варвары. С Хорулом они обращаются еще хуже. Один из наемников открывает багажник адской машины и насильно запихивает туда моего стража.

Растерянно перевожу внимание на того, кто украл меня, когда слышу звук распахивающейся дверцы. И ему вовсе не холодно в футболке на якутском морозе. Натренированное тело пышет жаром. Черный зверь усаживает меня на переднее сиденье и обходит автомобиль. Падает за руль, заводит мотор. Под бешеный гул резко жмет на педаль газа так, что меня отбрасывает в сторону. Мы остаемся вдвоем, и от этого еще страшнее.

Пугаюсь, крепко обнимаю себя и ощущаю в кармане куртки что-то твердое. Мы двигаемся по усеянной багульником тундре прямиком к частной взлетно-посадочной полосе. Пока мужчина отвлекается на звонок, я незаметно достаю предмет и узнаю в нем складной нож. Большой. Таким, наверное, мясо режут.

Ладошки потеют, и я опускаю руку, осторожно раскрываю лезвие. Захватчик полностью сосредоточен на дороге и разговоре, судя по всему, с Громовым:

— …Да, второй брат улетел в Китай…

Слышу эту фразу и не знаю, куда себя деть. Подумать только! Я, кажется, обманула самого Громова и его наемников. Леденею, чуть не теряю нож, а мужчина продолжает:

— …Мы поймали головореза Якута и служанку…

На пару секунд замолкает. В салоне повисает тишина такая, что я слышу биение своего сердца. Затаиваю дыхание. Громов что-то говорит про меня, а черный медведь отвечает:

— Сам не понимаю на хрена ее взял… противную!

Хмыкаю. Впереди виднеется та самая полоса. Еще чуть-чуть, и меня выкрадут из родного города. Дороги назад может не быть. От безысходности сжимаю рукоять ножа, боюсь до жара в груди, но подношу лезвие к наемнику.

— Остановите машину! У меня оружие и я не шучу!

Для пущей важности трясущейся рукой размахиваю острием. А сама на грани обморока от страха перед неизвестностью.

— Я перезвоню, — невозмутимо отчеканивает Чудовище и бросает смартфон на панель. Хмурится, оборачивается ко мне. Одной рукой по-прежнему управляет авто, второй пытается выхватить оружие. Хрипит: — Не глупи, быстро отдала нож!

— Выпустите меня, иначе придется вас ранить!

Я кричу. Размахиваю лезвием сильнее, случайно рассекаю захватчику ладонь и будто каменею. Он резко тормозит и вскипает. Сопит, как разъяренный бык. Смотрит на окровавленную руку.

— Дура.

Роняю нож, всхлипываю, вжимаюсь в сиденье, готовясь принять ответный удар. Но мужчина только наваливается на меня, придавливает весом и достает упавшее оружие.

Я крепко зажмуриваюсь, прикрываю ладошками лицо. Чувствую, как сухая горячая ладонь касается моих бедер и задирает подол платья, задерживается на голой коленке.

Медленно и с каким-то вражеским наслаждением он поглаживает меня кончиками пальцев, словно получает от этого неимоверное удовольствие. Плавно скользит выше, забираясь под подол, касается края трусов. У меня язык онемел и в горле пересыхает до першения, хочу сглотнуть, но… Меня впервые трогает мужчина. Жестокий и немилосердный убийца. Жарко ощупывает внутреннюю поверхность бедра.

Стискиваю ноги, вскрикиваю, когда он касается шелковых трусов и тычет указательным пальцем мне в лобок. Я слышу тяжкое дыхание, заполнившее салон и… треск от натяжения низа моего платья, крепко сжатого в кулаке.

Чудовище отстраняется, надрезает платье и отрывает кусок.

— Страшно, да?

Жгуче шлепает меня по ноге, и я от неожиданности открываю глаза. Лучше бы не открывала. Багряные струи крови вязкой дорожкой стекают по золотистой коже наемника и падают на сиденье. Мужчина туго наматывает на травмированную ладонь кусок моей одежды. Я наблюдаю, как он раздраженно приподнимает бровь и выдыхает ртом.

— Извините, я не хотела. Я просто боюсь умирать.

— Шантажист из тебя вообще никакой. Что уставилась? Завяжи узел на тряпке!

Пространство в салоне сжимается. Мне душно, я будто заперта в клетке. Опасливо тянусь к его перебинтованной ручище.

Глава 3

Да лучше бы по мне пробежало стадо оленей, чем сейчас натягивать трусы и возвращаться обратно к этому дикарю! Он совершенно не умеет обращаться с женщинами. Я делаю шаг, не переставая ощущать захватчика внутри себя. Мне странно, неловко, инородно в какой-то степени.

Я словно между небом и землей. Зависла в холодном эфире, как неприкаянная. Хотя почему словно? Я действительно между небом и землей на борту гудящего авиалайнера

Я открываю дверцу и сразу натыкаюсь на пристальный недовольный взгляд Чудовища. Он сопит. Смотрит с высоты своего физического превосходства. Тоже смотрю в глаза Чудовища. Как в темную воду. И жуть как не хочется захлебнуться в черных омутах захватчика, поэтому прячу взгляд, опуская его на губы без намека на улыбку, на шею, как у быка. Черную футболку. Задерживаюсь на штанах. Лучше бы не задерживалась…

Теряюсь и рефлекторно скрещиваю ноги. А Чудовище будто специально укладывает свою руку на пах, сжимает, демонстрируя мне, насколько он возбужден.

— Как грубо… — шепчу, пытаясь вызывать в нем совесть.

— Да что вы говорите? — Он отвечает с вызовом, взмахом указывает на выход. — Шевелись.

Я смотрю на пол и быстрее, чем обычно, проскальзываю между Чудовищем и стенкой. В проходе у кресел замечаю своего стража, валяющегося в бессознательном состоянии.

— Что с Хорулом?! — кричу на весь салон.

— Порывался спасать тебя, но мы его быстро “спать” положили, — слышу чей-то издевательский рык. — Жирный выхлоп за него получим от Грома.

Весь мой маленький мир, ограниченный железным фюзеляжем самолета, усыхает до крошки и комком застревает в горле. Сердечко уже отбивает похоронный марш, а в ушах раздается его эхо.

Чудовище дотрагивается до моей талии, поторапливая идти в скрытую зону. Отбрасывает ширму, пропуская вперед.

Я валюсь с ног в кресло, и боец Громова твердой скалой падает напротив. Тянется к встроенному холодильнику, достает контейнер и ставит на стол.

Я колеблюсь, боясь совершить ошибку, однако мне придется наладить с Чудовищем контакт. Я понимаю: чтобы выжить, нужно растягивать время. Пока брат не примчится за мной. Нужно попытаться войти в доверие.

Захватчик не отличается манерами и изяществом. Он очень суров, жесток. Но именно Чудовище, что невозмутимо срывает пластиковую крышку, здесь всеми управляет. Держит под контролем остервенелую стаю ублюдков.

— Как ваше имя? — неожиданно для наемника проявляю интерес.

— Замут.

— Эм… вы русский?

— Нет.

— Араб?

— Нет.

Варианты заканчиваются — я никогда не слышала такого странного имени. Мысленно ликую от первой победы и разрабатываю план войны.

Замут достает красный кусочек из чаши и с наслаждением ест. Я почти оценила, когда он пододвинул ко мне контейнер, мол, угощайся, сирая. Я действительно голодна, ведь с утра не успела выпить даже чаю. Склоняюсь, двумя пальчиками выуживаю кусок и морщусь.

— Гадость.

— Никогда не ела промороженной говядины? Ты же из тундры.

— Но не из пещеры! Как вообще можно есть сырое мясо?

— Сиди голодная.

Его милосердие вянет на стадии зачатка. Ничего не остается, как молча наблюдать за зверем. Вздыхаю, теребя подол платья, отворачиваюсь к окошку.

Душа падает в пятки, когда с высоты различаю чужой город. Зеленеющую преисподнюю, в которую мне придется скоро спуститься, как Маргарите в компании сомнительного Мастера и его приспешников. Прямиком на суд Воланда. Ненавистного Громова.

— Пристегнись, скоро посадка.

Равнодушно говорит и даже не смотрит, а утыкается в телефон последней модели. Борт начинает потряхивать, и я отчаянно впиваюсь ногтями в подлокотники. Никогда прежде не летала, но Чудовищу знать об этом необязательно. Да он особо и не рвется узнавать подробности моей жизни.

По полосе мы проносимся со скрежетом. Я на грани обморока еле различаю образы вокруг. В горле першит, дрожу и не хочу отстегивать ремень. Мой страх, будто сладкий опиум, действует на Чудовище. Ему нравится считывать мой ужас. Он уже сожрал мясо вместе с остатками моего самомнения и сейчас уверенно поднимается, вырывает ремень и, схватив меня за руку, поднимает на ноги.

— А можно мне курточку? — спрашиваю.

— Здесь тепло. Смотри не растай.

Он тащит меня слишком быстро, мои суетливые шаги сбиваются. Я вообще никогда не отличалась расторопностью. Случайно запинаюсь.

— Подождите, я потеряла валенок!

— Угомонись, тут нет снега и тепло. Скидывай второй.

Босыми пятками шлепаю за Чудовищем. Оказавшись на трапе, щурюсь от яркого света и голубого неба. Кожу обдает непривычным жаром. Я вижу огромную бетонную площадку. Она пустынна, если не считать такие же черные машины, на которых меня похищали из дома.

— Нет! Не заставите!

Тело начинает жечь в агонии. Я останавливаюсь в начале траппа, как вкопанная, обхватываю двумя ладошками руку Чудовища. Плачу жалобно, скулю. Щекой прижимаюсь, чувствуя, как его жар разливается под кожей. Но Замут слишком могучий и он не собирается меня уговаривать.

— Как миленькая…

С хрипом заканчивает прелюдию и до боли стискивает меня под ребрами, поднимает, перебрасывает через плечо. Повисаю, вижу, как растерзанного Хорула тащат следом, но к другой машине.

— Прикройте мой зад, платье задралось.

— Я там все видел. Хотя… — Быстро спускается с траппа. Я надеялась, что Замут поправит мне юбку, а он укладывает ладонь на обнаженные ягодицы, как на свою собственность. — Другим не позволю.

Такой же страшный наемник встречает нас рядом с машиной. Открывает заднюю дверцу. Чудовище забрасывает меня в салон.

Теперь их двое, и второй незнакомец уже заводит мотор, чтобы поскорее доставить меня Громову. Через тонированные стекла я вижу незнакомый город, людей. Хочется выть, кричать о помощи, стучать кулаками по стеклу. Я здесь никому не нужна или?..

Останавливаемся на светофоре.

— Спасите! Меня похитили! Эй, мужчина, алё! Вы меня слышите? — бросаюсь к окошку.

Глава 4

— Замут, не надо, пожалуйста… — шепчу и ощущаю боль от ладоней под ребрами.

Они давят слишком сильно, впиваются через легкое платье.

— А я не Замут, — глухим хрипом раздается незнакомый голос.

С ужасом оборачиваюсь и вижу того самого рыжего наемника с псиной мордой. Он расплылся в хищном оскале так, что его кожа, усеянная веснушками, собралась у рта и глаз глубокими морщинами.

— Отпустите.

— Да не шугайся ты, стряпуха, — сбавляет тон и лихорадочно начинает задирать подол, скользя по моей коже влажными пальцами. Он дышит часто, нетерпеливо. Я чувствую ярую дрожь, что раскатами проносится по его телу. — Пару палок кину…

— Ой, нет! Что вы делаете?!

— Не брыкайся, как целка…

Я выпрямляюсь, пытаюсь оттолкнуть его, но наемник как тисками удерживает меня в кольце своих рук. Кричу, не щадя голоса, а ублюдок спешит заткнуть мой рот ладонью. Царапаюсь, соплю. Плачу от страха, роняя горючие слезы на его руку.

Наемники считают меня дешевкой, что убирала грязь за их лютым врагом. За человека не считают. Этих диких варваров лучше держать на цепи, иначе загрызут и не подавятся. У моего брата такие же все, кроме Хорула. Я знаю, на что они способны, стоит чуть ослабить поводок.

От шока у меня подскакивает давление, не хватает воздуха от сжатия тела чужими руками. Я чуть не умираю, но, к счастью, моя мольба была услышана — в кухне появляется Замут.

— Рябчик, отпусти девку!

Черный разъяренный Замут берет наемника за шиворот пиджака и оттаскивает в сторону, опрокидывает на пол и быстро переводит бешеный взгляд на меня. Смотрю в ответ на Чудовище, и он прекрасно считывает мой искренний страх и снова опускает рассерженный взгляд на наемника, что, отряхиваясь, поднимается, растирая лоб:

— Замут, а чё такого?

— Ее трогать нельзя. — Чудовище разворачивает и толкает наемника в спину. — Проваливай.

Озабоченный Рябчик, спотыкаясь, вываливается вон, а я остаюсь в кухне самого Громова и подпираю собой тумбу. В кастрюле на плите вода бурлит, стуча крышкой, выплескивается на поверхность.

— Продолжай варить, — намекая лишь тоном, чтобы молчала о случившемся, говорит Замут, и хмуро шагает вслед за наемником.

Мне срочно нужен телефон, мне нужно связаться с братом. С каждой минутой в этом логове становится все опаснее. А голова вообще не соображает от стресса.

Пошатываясь, я беру нож. Прямо на тумбе рублю чертову картошку с морковкой, забываю почистить их от кожуры. Скидываю овощи в кипящую воду, разбиваю туда четыре яйца, помешиваю. Пальцами рву укроп, чтобы завуалировать яйца, и добавляю томатную пасту.

Нахожу серебристый поднос, тарелки и приборы, разливаю блюдо по тарелкам и молюсь. Еле справляясь с дрожью, беру поднос и словно на расстрел плетусь из кухни в гостиную. Я иду по гладкому полу, но кажется, как по битому стеклу.

Останавливаюсь рядом с Замутом и Громовым, ставлю на столик поднос.

— Приятного аппетита, — желаю им.

— Это что? — Громов смотрит на мой суп, как на помои, и в какой-то степени я с ним согласна.

Пячусь, крепко стискиваю зубы, скрещиваю два пальчика за спиной.

— Суп «Якутский закат».

— Почему красный?

— Ну так… закат же…

Замут первым берет ложку и, скептически наблюдая за яйцами в жиже, решается попробовать. Отправляет ложку в рот и замирает. И я замираю, утопая в его пристальном взгляде. Чудовище с трудом проглатывает и тяжко вздыхает.

— Вкусно. Сдохнуть можно от удовольствия. Спасибо, — с каменным лицом говорит и добавляет, видя, что Громов тянется за столовым прибором: — Она в похлебку куркумы насыпала.

— Терпеть не могу куркуму, — рычит главарь и сдвигает тарелку. — Убирай.

Киваю и кидаюсь к столику. Несусь обратно в кухню, выливаю в раковину суп не только из тарелок, но и из кастрюльки, заметая следы своего фиаско. А в голове сплошные вопросы.

Зачем Чудовище меня выгородил перед Громовым? Ведь, попробуй главарь мое угощение, сразу бы все понял. Споласкиваю посуду, места себе не нахожу. Рассматриваю интерьер, прислушиваюсь к каждому шороху.

Замираю, когда звук четких шагов приближается к порогу. Чудовище возвращается и плотно закрывает за собой дверь. Он двигается плавно и контролирует каждое свое движение.

— Не нужны такие служанки Громову, — строго говорит, останавливаясь почти вплотную.

Он упирается в столешницу по обе стороны от меня, будто захватывая в капкан своих рук. Я чувствую, как вспыхивают щеки от стыда, а в груди горит от неизвестности.

— Вы убьете меня?

— Нет. Видишь ли… — склоняется к моему лицу, сканируя его детально. Изучает губы, улавливая мое дыхание. — Ты вызываешь слишком большой интерес у бойцов. И я не смогу быть рядом всегда… А они голодные. Понимаешь? У них очень много дел и нет времени расслабиться. Мы с Громом решили временно определить тебя к другому человеку.

— К кому?

— Ко мне. А что ресничками захлопала? Здесь остаться хочешь?

Все, чего я хочу — это свободы и права лично распоряжаться своей судьбой. Не быть марионеткой в жестоких войнах моего брата и Громова.

Подобно актрисе, натягиваю на лицо улыбку, поднимаю ладошку и на свой риск касаюсь груди Чудовища. Совсем легонько, но так, чтобы он почувствовал. Проскальзываю выше к плечу, шее. Дотрагиваюсь до его колкой щеки, поглаживая пальчиками.

— Спрячьте меня, пожалуйста. Только рядом с вами я могу быть в безопасности…

Я не нахожу в его глазах восхищения мной. И не рассчитывала. Чудовище улыбается и смотрит иронично. Хитро прищуривается и медленно отстраняется. Он выпрямляет спину, двигаясь назад, а я не позволяю. Давлю ладошкой ему в плечо и практически висну на крепком, как на скале, теле. Не чувствую под собой опоры, словно внизу бездонная пропасть.

Я вынуждена играть на струнах души Замута, как на арфе, хотя в этом деле неопытна. Жестокие твари просто не оставили мне другого выбора, сделав меня разменной монетой. Я должна подготовиться к воплощению кошмара, в котором Громов узнает о моем родстве с семейством Хамаровых.

Глава 5

В полумраке, созданном испорченной погодой и обтянутыми черной пленкой окнами, я нахожу выключатель, жму на него, и помещение наполняется холодным искусственным светом. Я вижу кирпичные стены, ничем не отделанные. Тут, наверное, собирались делать ремонт, да так и не закончили.

Окидываю взглядом просторную комнату первого этажа. Она почти без перегородок. Вижу темный дорогой камин и вспоминаю слова про бедного архитектора. Здесь очень мало мебели, нет ни одной статуэтки для декора или картины, даже занавесок на окошках нет.

Трусливо двигаюсь по пыльной шлифованной плитке и замечаю протоптанную дорожку. По следам Чудовища несложно догадаться о его основном маршруте. Он преимущественно мигрирует от дивана к холодильнику, а в остальные места будто не заглядывает.

Поднимаю глаза на высокий потолок и не вижу люстры. Только лампочки. Неуютная холостяцкая берлога. Что ни на есть.

Нарушаю траекторию Замута и плетусь к лестнице из мореного дуба. Поднимаюсь на второй этаж, нахожу такую же просторную комнату и несколько дверей. Первые две заперты, с любопытством толкаю третью.

Оказываюсь в спальне, вижу расправленную кровать, широченную плазму на стене и шкаф. Принюхиваюсь, слыша аромат, отличающийся от общего запаха стройки. Включаю свет, чтобы рассмотреть получше. Первое, что бросается в глаза — постельное белье ярко-красного цвета. Потом коллекция оружия у изголовья кровати и антикварная чаша с маслом розмарина, висящая в углу.

С наслаждением вдыхаю и снова перевожу взгляд на сабли, кинжалы. Когда-то отец учил меня с размаха запускать клинки в цель. Десять лет назад у меня неплохо получалось. Не допусти господь, чтобы мне пришлось вспоминать этот навык. Я совсем не жестокий человек. Но почему всю жизнь меня окружают только монстры?

Обнимаю себя руками и опускаю глаза на ноги. Они грязные от хождения без обуви. Надо бы сполоснуть. В поисках полотенца останавливаюсь у шкафа, распахиваю створки. Оттуда на меня вываливается целая гора одежды.

— Вот же…

Копошусь в ворохе, но среди рубашек, футболок и джинсов не нахожу полотенца. Тихонько вздыхаю, складывая одежду по-человечески обратно. Спасибо, что свежая, в отличие от моего платья.

Спускаюсь обратно в поисках ванной. В кухонной зоне Чудовища я видела стиральную машинку с наворотами — с функцией сушки и глажки, и не понимаю, для чего она мужчине? Ведь, судя по тому, как Замут хранит вещи, ему вообще можно не заморачиваться, а полоскать одежду в реке.

— Ну… барин…

В ванной комнате Чудовища большое джакузи, вместо душевой кабины. Вау! Целых два полотенца! На полке опасное лезвие, мыло и флакон. Беру синий бутыль в руки.

— Шампунь/гель для тела/для бритья/для лица... Конечно, лучше не заморачиваться, не покупать средства по отдельности. Значит, и для моих пяток подойдет.

Снимаю трусы. Чудовище никогда не узнает, что я стирала их его гелем прямо в раковине. Аккуратненько размещаю их на плиточный выступ рядом. Подбираю края платья и лезу в джакузи. Растерянно смотрю на множество кнопок и рычажков. Тычу в крайний. Из смесителя течет холодная вода.

Суетливо выдавливаю в ладошки чуточку геля и намыливаю ноги. Я, конечно, с Севера, но далеко не закаленная. Нужно сменить температуру. Интуиция на этот раз меня подводит. Адово бурление где-то за спиной заставляет вскрикнуть, а после в мой зад с силой бьет ледяная струя. Поскальзываюсь, еле успеваю задержаться.

Нагибаюсь, подставляя пятую точку под обстрел, укручиваю мощность и позволяю себе пару плохих словечек. Хватаюсь за борта джакузи, возвращаюсь на пол, трясусь от холода.

Внезапно раздается треск, мигает потолочный свет, а потом вовсе тухнет. Меня тут же охватывает паника и становится на мгновенье жарко, вопреки незапланированному купанию в холодной воде. На ощупь крадусь вон, толкаю дверцу, прислушиваюсь.

За пределами ванной различаю громкие завывания ветра, и как ливень нещадно бьет по стеклам. Кратковременные вспышки молнии дают возможность ориентироваться.

Мне хочется спрятаться, забиться в самый темный угол.

Входная дверь распахивается, и комнату со свистом заполняет ветер, а на пороге появляется он — промокший насквозь Замут.

— Почему так темно?

— Эм, я не знаю. Электричество само погасло.

— Генератор опять сдох, — он захлопывает дверь и кидает ключи от машины на полку, — после грозы посмотрю.

Чудовище говорит спокойно, будто я его супруга и мы вместе уже лет десять. В мокром платье я топчусь у лестницы, а Замут величественно марширует дальше, не разуваясь. На ходу стягивает футболку и швыряет ее на диван и двигается в кухню.

Я выглядываю из-за перил и оцениваю его обнаженную спину. Натренированная, большая. Взглядом скатываюсь на поясницу, и очередная вспышка дает возможность разглядеть шрам. Длинный. Сантиметров двадцать. Чудовище достает из холодильника бутылку с чем-то, открывает соседний шкаф и тянется за бокалом.

— Выпьешь со мной?

— Нет, я не люблю алкоголь.

— А что любишь?

— Разве вам есть дело до моих пристрастий?

Мужчина будто зависает, неотрывно медитируя на стеклянный бокал. Резко и шумно выдыхает:

— Разожги камин. Стряпуха.

Он отвечает грубо и до краев наполняет бокал, подносит к губам, ополовинивая его в два глотка.

— Я не уверена, получится ли…

Бормочу, срываюсь с места к камину. Я не самоубийца, чтобы спорить с Замутом. Беру несколько поленьев и кидаю в очаг.

— Никогда костров не жгла в своей тундре? Жрать готовить не умеешь, суетиться по дому тоже… — страшнее раскатов произносит Чудовище, грозным инквизитором останавливается за моей спиной.

Оборачиваюсь. Он смотрит на меня, как на ведьму. Я поджимаю губы и снова улыбаюсь.

— Это от нервов. Не каждый день меня похищают такие могущественные люди, как вы.

— Ага. — Не сводя глаз, он опустошает бокал и им же указывает в сторону. — Жидкость для розжига возьми и полей дрова. Потом чиркни спичкой, только осторожней.

Глава 6

Не выдерживаю, прикусываю губу, слезы сами катятся из глаз. Трясусь, на слабых руках поднимаюсь, усаживаюсь и обнимаю колени. Замут проводит ладонью по длине, чтобы убедиться, что ему не показалось.

— Порвал…

— Ой… — я легонько касаюсь себе между ног и вздрагиваю, когда возвращаю ладошку, а на ней алые пятна. — Замут… как же так случилось? Смотри, смотри! Что же ты наделал…

Вытягиваю руку к наемнику, словно мужчина не в курсе. Навзрыд плачу.

— Отставить истерику. — Серьезно говорит и перехватывает мое запястье. — Почему не сказала, что с мужиком ни разу не была? — Я бормочу невнятно в ответ, лицо Чудовища размывается. Он продолжает: — Больно? Спрашиваю тебя, до сих пор больно?

Он одергивает мою руку, приводя в чувства и суровую реальность моего первого опыта.

— Терпимо.

Низ живота саднит и ощущение наполненности, движений Чудовища во мне все еще есть, но я решаю об этом умолчать. Мне даже на расстоянии кажется, что Замут все еще берет мое тело. Он поправляет свою одежду. В его глазах нет восторга и радости, скорее наоборот — разочарование.

— Помойся, — говорит он.

Пытаюсь встать с гордостью, но ноги не слушаются, подгибаются. Как подстреленная собака, сползаю с дивана, беру с пола тряпку, в которую превратилось мое платье, и шатко плетусь в душ. Открываю дверь и останавливаюсь у порога, интуитивно оборачиваюсь. Замут, сидя на диване, неотрывно прожигает глазами стену.

— Мне бы водичку включить… теплую…

Молнией он переводит взгляд, впивается в меня незримыми импульсами, от которых я невольно отшатываюсь. В самую суть заглядывает, дергает бровью и рычит:

— Крайняя правая кнопка.

Киваю и быстренько юркаю в ванную.

Это конец. Если брат узнает о случившемся, то собственными руками придушит. Айхан больше не сможет продать меня за такую цену, о которой мечтал. Мой грех слишком тяжек, а невинность, отданная врагу семьи, поставила крест на судьбе.

Рассматриваю себя через зеркальное отражение и с размаха отшвыриваю платье.

Я будто стою на хлипком мосту через пропасть, а по обе стороны на берегах меня ждет смерть.

Хватаю с полки гель и с трудом перешагиваю борта джакузи, поливаю себя из лейки, смываю с бедер кровь. Окрашенные струйки и пена стекают по коже, унося за собой порок. Как же так получилось, что я не смогла остановить Чудовище? А вдруг могла, но не захотела? Горько плачу и смеюсь одновременно. Поливаю водой лицо и волосы.

Сквозь бурление воды слышу стук двери и чувствую холодные потоки воздуха. Тут же прикрываю одной рукой грудь, а второй лобок.

— Замут, не следует вторгаться в ванну…

— Я принес тебе одежду. — Не смотря на меня, кидает на плиточный выступ футболку и спортивные шорты. — Можешь не стесняться, я запомнил все и даже родинку на твоей заднице.

— Но это моветон!

Вряд ли он знает, что такое моветон, поэтому невозмутимо расправляет плечи и, ударом кулака открыв дверь, скрывается за ней. Да и мне не до расслаблений и мыльных пузырей. Просто смываю грязь, наспех вытираюсь полотенцем, пальцами прочесываю спутанные волосы.

Беру футболку Замута и практически утопаю в ней. Трусы мои еще лежат тут. Натягиваю их и, даже несмотря на длину футболки, не рискую появиться перед мужчиной без шорт.

Трачу пару минут, чтобы привести дыхание в норму и набраться смелости для следующего действа в этом безумном водовороте событий.

Я открываю дверь и сначала выглядываю. В ноздри пробирается запах овощей и еще чего-то химического. На цыпочках крадусь из ванной и, к удивлению, замечаю Чудовище в кухне у плиты.

— Готовишь нарезку из пачки? Знаешь, она практически всегда невкусная… — останавливаюсь рядом со столом и нервно царапаю свое предплечье.

— Есть идеи получше? — Я не вижу, но чувствую, что Замут улыбается, чтобы хоть как-то успокоить меня после случившегося. Небрежно возит металлической ложкой по антипригарной поверхности. — Тебе нужно поесть…

— Ты расстроился, когда понял, что поимел девственницу, да?

Фраза сама вырывается из горла. Я говорю и прикусываю язык, корю себя за любопытство.

— Не так должен происходить первый раз.

— А как?

— Я бы сделал это красиво.

И ведь нельзя, но мои уши вспыхивают от смущения. Смотрю на него внимательнее, чем обычно, изучаю черты лица, наблюдаю повадки. После близости мне хочется расспросить о нем больше. Вдруг под маской жестокого бандита еще сохранилась душа? Он вроде пытается оказать любезность.

Отодвигаю стул и послушно усаживаюсь за стол, такой же хромированный, как и основная мебель в этом доме. Мужчина не сервирует его, а просто ставит передо мной сковородку с непонятной бурдой и подает вилку. Умещается напротив.

Сглатываю и беру столовый прибор. Ковыряюсь в стручковой фасоли и перце — кусок в горло не лезет. Под контролем Чудовища с усилием пропихиваю в себя ужин.

— Замут… это же не твое имя? Таких, вообще не бывает.

— Верно.

— Так как же тебя зовут?

— Не знаю, — бесстрастно говорит, достает из кармана пачку сигарет и закуривает. — Я потерял память лет в двадцать. Примерно. Не помню, что было до. Полудохлого меня подобрали в лесу бойцы Громова. Моих имен ровно столько, сколько липовых паспортов. Замутом прозвал Гром.

— И тебе никогда не хотелось узнать свое прошлое? А как же родители, семья?

Я охаю, роняю с вилки кусочек помидорины на стол. Наемник вбирает в легкие отравляющий дым и выпускает через ноздри. Тушит окурок прямо о столешницу.

— Мне похуй, — ругается, а в голосе боль.

Он с грохотом поднимается, задевая коленом стол, чуть не переворачивает его. Еле успеваю придержать, а после вжимаю голову в плечи, видя, как занервничал мужчина. Я задела его за живое, потревожила рану, которая не затягивается с годами. В спешке кладу вилку и подскакиваю следом. В два прыжка оказываюсь рядом с Чудовищем, набираюсь храбрости и беру его за руку.

— Замут…

Только сейчас я замечаю, что буря на улице поутихла. Слышится скрежет железных ворот.

Глава 7

Кровь вскипает, а сердце колотится на разрыв. Я залетаю в спальню, хлопаю дверью и тут же падаю на кровать. Даже свет не включила, зарылась с головой под одеяло, оставив маленькую щель для носа. Когда взбесившиеся гормоны поутихли и дыхание пришло в норму, прислушалась с опаской.

Замут на кухне гремит сковородкой, вроде отшвыривает ее в раковину. Он не из тех, кто держится тихонько. Твердые шаги наемника можно различить на достаточном расстоянии. Я слышу, как бурлит вода в ванной. Стало быть, мужчина решил принять душ.

Нас разделяет высота в этаж, но даже сейчас я боюсь пошевелиться. В ступоре рассматриваю темную стенку.

Я росла практически в такой же среде, в окружении головорезов, подчиненных отцу, потом брату, и немного в этом разбираюсь. Вот я могу наврать и почти не моргнуть глазом, а для наемника это унижение. Он обязан все доложить Громову, отдав меня на его суд. А уж этот враг чикаться не будет, покончит со мной, чтобы беспрепятственно заграбастать рудник, на который столько лет облизывался. Сначала рэкетом донимал, потом и вовсе отвоевать вздумал. Хотя такие замашки должны остаться в прошлом, в девяностых, но лидер, наверное, до сих пор не в курсе. Жаль, не увижу его физиономию, когда Громов узнает о спасении моего брата.

Замут. Мне даже думать о нем сейчас больно, от одной только мысли начинает покалывать в груди. За ужином мне показалось, что мужчина другой, его сознание не отравлено гремучим ядом под названием “купюры-власть”. Показалось.

Замут откровенно потешался надо мной перед Громовым и подтвердил лидеру вранье по поводу моей личности. Он просто воспользовался мной для расслабления. А я буду страдать либо червей кормить где-нибудь под березкой.

Нет, здесь никому нельзя доверять и рассчитывать можно только на себя.

Мне становится жарче тысячекратно, когда дверь открывается, освещая комнату узкой полосой коридорных ламп. Я слышу, как Чудовище подходит к шкафу, распахивает створку, чем-то шуршит.

— Не притворяйся, что спишь. Мятежница.

Делаю вид, будто меня не существует, а Замут разговаривает сам с собой. Свернувшись клубком, я не шевелюсь, словно уже умерла без дополнительных усилий Громова.

Замут шагает к постели и рывком стягивает одеяло, отбрасывает его в сторону.

— Поднимайся.

Он берет меня за предплечье и вынуждает открыть глаза. Я усаживаюсь на колени и смотрю на наемника. Искусственный свет лишь частично очерчивает его образ, но этого достаточно. Еще мокрый после душа Замут величественной скалой остановился возле кровати. На нем лишь полотенце, а под ним то, с чем я уже имела дело.

Он смотрит на меня неотрывно. В черных глазах сияют молнии, что вот-вот пронзят меня насквозь. Он смотрит, как огненный Марс на свою Венеру. Красивую, но холодную пленницу.

По спине ползут колючие мурашки, предвестники беды, а ладони потеют. Замут молча тянется ко мне, рукой сгребает копну волос и стягивает на затылке.

— Что ты делаешь?.. — шепчу.

Но мужчина не отвечает. Я слышу его частое дыхание, и оно совпадает с моим. Замут скидывает с себя полотенце и остается полностью обнаженным. Пугаюсь и хочу отстраниться. Наемник лишь сильнее держит меня за волосы, второй рукой обхватывает член и двигает ладонью вверх-вниз. Показывает эрекцию и внушительный размер, налитый кровью от желания.

— Не надо…

— Тише... мятежница. — Замут напрягает пресс и подтягивает меня ближе. Касается теплой головкой моих губ. Скользит ею по ним. Обводит по контуру. Он с наслаждением наблюдает и возбуждается еще больше, оставляя на моих губах свою влагу. — Открой рот, — приказывая, толкается членом.

Горячая плоть проникает в рот, задевает язык. Я не могу справиться с тревогой, в животе горит. Наемник, испуская стон, дергается и упирается мне в щеку. В теле Чудовища буря. Переполняет вены на его руках, блестящими каплями пота отражается на коже. Он словно добрался до лакомства и теперь жаждет меня без запретов.

Я раздуваю ноздри. Глаза начинают слезиться, когда Замут повторяет движение, глубже вбивая член, до самого горла.

Меня бешено колотит от такого обращения. Еще пару минут назад я и подумать не могла, что кто-то так нагло покусится на меня, заставит творить оральное непотребство. В Якутии за пошлый взгляд головореза в мою сторону Айхан бы казнил. Потому что берег. Для другого.

Терплю еще несколько глубоких проникновений, мутным взглядом различая откровенную похоть в глазах Чудовища. Он меня хочет. Неистово. Его трясет. Замут напрягает челюсть и стискивает зубы, перебарывая себя, вынимает член и отстраняется.

Я валюсь набок, кашляю, вытираю ладошкой влажный от слюны и смазки рот.

— Вот так поступают с теми, кто не следит за словами.

— Что? Ты издеваешься?! — кричу, получив возможность дышать без затруднений.

И плачу от потесненного чувства собственного достоинства. Сгребаю одеяло, чтобы хоть как-то отгородиться от Замута.

—Ты по-прежнему ничего не поняла? Продолжим? Понравилось?

— Нет.

— Тебе понравилось, ты просто еще этого не поняла.

И будто ничего не было, он разворачивается, спокойно возвращается к шкафу и достает вещи. Искоса наблюдаю, как Чудовище идет к выходу, плотно закрывает за собой дверь.

Переворачиваюсь на спину и колочу руками по мягкой постели. Наемник дорого заплатит за эту выходку! Чертов вандал! Пёс невоспитанный!

От обиды встаю с кровати и бегу следом. Воинственно распахиваю дверь и… всё. На этом запал заканчивается, поэтому осторожно крадусь по коридору. В соседней комнате, которая была заперта, слышу, как чиркает зажигалка. Замут совсем рядом, опять курит. Нервничает.

Я скрещиваю руки на груди, два раза смачно плюю ему на дверь и с чувством выполненного долга возвращаюсь в спальню.

Падаю на кровать и поджимаю колени к груди. До самого рассвета ворочаюсь, но под утро все же засыпаю.

Кажется, только закрыла глаза, как раздается знакомый бас и командирский топот по комнате.

Глава 8

Зачем она мне это говорит? Напугать хочет?

Вероника обмахивается шляпкой, как веером, но тоже жарится и не снимает кофту. Я-то засосы прячу, а она? Побои? От такого человека, как Громов, всего можно ожидать. Я в этом уверена. Айхан много жутких историй рассказывал про него.

— Нет, не знала. — Отхлебываю чай, разглядываю Веронику. — Для чего Замут расставил парней?

— О… Сейчас будет одна из моих любимых частей отбора, — женщина потирает ладошки с азартом и указывает на Чудовище. — Смотри!

Замут подходит к своей машине и достает из багажника специальные бинты. Туго обматывает ими руки.

— Бить станет?

— Ага. В морду. Каждого. Кто упадет, того сразу в ближний автобус и прямиком к бандитам попроще. Понимаешь, Надя, у моего мужа серьезная группировка. В нее могут попасть только лучшие.

— Кто они?

— Профессиональные спортсмены и уволенные силовики. Но даже такие мощные ребята порой валятся от удара Замута. Мне иногда кажется, что он вообще не человек…

Вздыхаю и наблюдаю, как Чудовище марширует к первому кандидату. Приказывает поднять лицо выше и с размаха бьет его. Паренек, крепкий на вид, теряет сознание и падает на траву.

— Жесть… Вероника! Это варварство! Зачем поощрять беззаконие?!

— Поверь, настоящие мрази собраны далеко не здесь. Их имен мы никогда не узнаем, в отличие от имени моего мужа. Он в курсе. Да, Артём жесток, но поступает по совести. — Вероника тянется к брендовой сумочке и копошится в ней. — Потом отжиматься на кулаках будут — и еще половина отсеется. Ну и в конце самых стойких ждет разговор с Громовым. И кто не обосрется, того возьмут. — Вероника невозмутимо достает грелку из сумки. — В прямом смысле этого слова!

Последнюю фразу деловито произносит, мол, какой у нее муж крутой. А я вздрагиваю после падения очередного парня. Замут точно озверел, и после его кулака без сотрясения не обойдется. По спине ползет неприятный холодок.

— Выпьем?— игриво шепчет Вероника.

— Чего?— не сразу понимаю ее.

— Коньячок. Коньячок под язычок. Пока мужики не видят.

Вероника оглядывается по сторонам, как мелкий воришка. Просит меня сесть так, чтобы ее делишки были незаметны для мужчин. Ловко выливает из кружек чай и зубами выдергивает пробку из грелки.

— А муж думает, что я иногда мерзну, вот и ношу с собой грелку. Быть супругой лидера группировки намного сложнее, чем быть самим лидером.

В компанию к алкоголю Вероника достает горсть шоколадных конфет и кидает их на плед. Я не пью, но снова поднимаю взгляд на Замута. Слышу, как он рычит, приказывая оттащить избитых в автобус. И мне сразу хочется пригубить алкоголя.

Замут возвращается к машине и снимает окровавленные бинты. До скрипа зубов напрягаюсь, когда он заставляет оставшихся отжиматься. Ругается на них, пугает. Говорит, «слабаки», «щеглы» и «стертые в мясо казанки — это норма». Страсти кошмарные наблюдаю. Вот как после такого садиться с ним в машину?

— Мне чуть-чуть, — предупреждаю Веронику.

— Конечно, я тоже не собираюсь напиваться. Громов потом ворчать будет еще неделю, — почти до краев наполняет наши кружки и разворачивает конфетку. Делаю то же самое, наблюдая, как женщина залпом опустошает содержимое. — Ты не нюхай, а пей, — руководит процессом.

— Фух… обжигает.

— Закусывай скорее.

Я чувствую сначала горечь, а после приятное тепло по всему телу и восторг. Обманчивое блаженство. Вероника разливает по второй. Минут через двадцать я начинаю понимать Артёма Громова. Хочешь жить — умей вертеться. А Вероника Сергеевна будто читает мои мысли своим хмельным взглядом:

— Жизнь наших мужчин всегда находится в опасности. Сегодня им выражают глубокое почтение, а завтра могут предать. Ради чего? Власти и денег. Самые близкие, Надя. Крысы!

Она говорит так, словно догадывается. Заставляет меня краснеть и сгорать не только от палящего солнца. Я стараюсь улыбаться непринужденно, а в глазах двоится. Навязчивая коньячная мысль заставляют меня встать с пледа.

— Стой, ты куда? — волнуется Вероника.

— Сейчас вернусь.

Покачиваюсь и шагаю поговорить с Громовым, как взрослые люди. Балансируя руками, чтобы не упасть, плетусь по траве, перешагиваю муравейник.

Громов стоит ко мне спиной, прячет кулаки в карманы спортивных штанов. Он со стороны изучает новых отморозков. Больше ничего не вижу, медленно моргаю. Внезапно чувствую, как чья-то ладонь останавливает меня на полпути и рывком тянет обратно. Щурюсь и сквозь дымку различаю черты Замута.

— С тобой что?

— Все нормально.

Он принюхивается и хмурит брови. Мне отчего-то смешно видеть Замута таким, а ему не смешно. После коньяка во мне просыпается только мне понятный юмор и тонна отваги.

— Ничего не свете лучше не-е-ету-у, чем просить у Замута сигарету-у-у! Или эта вовсе не сигарета, а болтающаяся в штанах…

Меня окончательно развело на жаре, и, кажется, умом овладели черти.

— Замолчи, — затыкает мой рот и волоком тащит к машине. Чудовище, матерясь, распахивает заднюю дверцу авто и проталкивает меня внутрь. — А нажралась-то! Ёп твою мать… — раздраженно хлопает дверью и летит к виновнице торжества. — Вероника Сергеевна, ну-ка иди сюда!..

Моя новая знакомая стойкая, не то, что я, и с гордостью принимает на себя двустороннее недовольство — от Замута и Громова. И ей ни капельки не стыдно. Даже когда Громов утаскивает ее в свой автомобиль.

Потом мужчины о чем-то говорят. За это время я успеваю снять кофту и развалиться на сиденье, закинув ноги на переднее кресло.

— Поехали, — вернувшись, объявляет Замут.

— В рай?

— Домой. Позорница!

— Стыдишься меня?

Он ничего не отвечает, поворачивает ключ в замке и оглушает меня ревом мотора. Несется по кочкам обратно к лесу.

В какой-то степени я понимаю Чудовище. Тем ребятам, которых в группировке обычно называют пацанами, запрещено употреблять алкоголь и наркотики. Они должны сохранять форму, чтобы в любой момент выполнить приказ человека выше рангом, совершить грабеж или там массовое побоище. А тут мы. С Вероникой Сергеевной. Подшофе. Слабый пол и наглядный пример того, как нельзя себя вести с криминальными мужчинами. Надо бы извиниться.