Наследник для дикаря

Глава 23

Марат возвращается уже совсем глубокой ночью.

Несмотря на внутренний протест, я решила вернуться в ту комнату, в которой мы были вместе.

Занялась делом. Просмотром новостей, информацией о новых показах и работе агентства Эрнеста.

Замерла, когда прочла, что оно больше ему не принадлежит.

Зато на главном фото красуется новый хозяин. Филипп Рогожин. Тот самый, который тогда был у Марата на завтраке.

Девчонки из нашего агентства буквально облепили его, ну, а сам он явно совсем не против. Обхватил двоих руками так, как будто прямо после ухода фотографа намерен взять их, причем не по очереди, а обеих сразу.

Хотя… Надо признать, девчонки явно не против такого поворота. Новый хозяин красив до безумия. А еще он обладает просто бешеной харизмой! Это я помню всего за несколько минут знакомства! Представляю, как он может очаровать, если захочет и пару раз улыбнется! И даже обручальное кольцо на его пальце совсем никого не смущает…

Только вот есть один и очень большой нюанс.

Агентство это детище Эрнеста. Любимое. Выпестованное. Вся его жизнь!

Уверена. Просто так, добровольно, Эрнест ни за что бы его никому не отдал!

Вспоминаю что-то из того утреннего разговора и меня осеняет догадка. Это именно о нем тогда Марат и говорил! Выходит, они вместе просто отобрали модельное агентство у Эрнеста!

Приходится поежиться. Ведь я, надо признать, совсем разомлела! Напрочь забыла о том, что Марат на самом деле не просто мужчина. Страстный и такой, до головокружения, нежный любовник. Мужчина, в которого я влюблена, уже поздно пытаться это отрицать и с этим бороться!

Ко всему прочему, он опасный человек. Самый настоящий бандит. Головорез!

Просто я так разнежилась под его руками, что вижу теперь его совсем другим!

Рада приносит мне еду в комнату.

Просто молча вносит и забирает через некоторое время. Так же молча. Даже на меня не глядя.

А я все думаю, как поговорить о важном с Маратом. Например, о том, кто та женщина на фото. Кем ему приходится эта самоуверенная горничная, раз уж позволяет себе так себя вести. Любовница? Скорее всего. Иначе вряд ли так со мной бы разговаривала! Похоже, не просто любовница, а та, с кем он спит постоянно. В промежутках между такими бабочками на одну ночь, как я… И что все –таки случилось с агентством?

Раздумываю, стоит ли задавать все эти вопросы.

Но под конец и эти мысли уходят.

Остается только одна.

Вернется ли Марат этой ночью домой? Уже слишком поздно…

И… Придет ли он в эту спальню, или останется ночевать в своей?

Сердце пропускает удар, когда слышу уверенные сильные шаги на лестнице.

Тихий, мурлычащий голос Рады, которая тоже дождалась и теперь встречает своего хозяина. Совсем не разбираю слов. Но явно различаю, как она к нему ластится. Будто кошка.

Неужели… Сегодня он выберет ее?

Замираю так, что даже перестаю дышать.

Но… В ответ на ее ласковое журчание слышу резкий отрывистый ответ Марата. На незнакомом мне языке.

И почти сразу же дверь в мою спальню резко распахивается.

Слышу, как Марат замирает на пороге, будто раздумывает, входить ему или уйти.

Не шевелюсь. Просто не двигаюсь. Только прислушиваюсь к его рваному тяжелому дыханию. К его запаху, который тут же заполняет собой все пространство. Смешанному с табаком, виски и еще чем-то, незнакомым…

Ощущаю на себе его взгляд. Тяжелый. Будто прожигающий меня насквозь.

И почему мне кажется, что именно вот сейчас, вот в эту минуту, Марат принимает очень важное для нас обоих решение?

Он тихо хрипло матерится себе под нос.

А после делает шаг вперед. Порывистый. Резкий.

Останавливается у постели, будто ощупывая меня глазами.

И вдруг резко одергивает одеяло, оставляя меня почти обнаженной.

– Ждала, Алмаз?

Спрашивает резким голосом.

Снова догадался, что я не сплю. А ведь я так старалась!

– Или надеялась, что я не приду?

– Ждала, – выдыхаю, чувствуя, как у меня будто с плеч сваливается целая гора.

Выходит, для него это важно?

– Очень ждала. Марат.

Безотчетно подаюсь вперед, обвивая его шею руками.

Он холодный. С мороза. А я пытаюсь обвить его своим теплом.

Утыкаюсь губами в шею.

Марат тут же с силой обвивает меня руками. Прижимает к себе, снова бормоча хриплые ругательства себе под нос.

– Посмотри на меня.

Он на миг отпускает. Чуть отстраняется, подхватив мой подбородок пальцами.

Внимательно всматривается в глаза. Будто заглядывает в самую душу.

– И правда. Ждала, – поизносит как будто удивленно, а его глаза превращаются в два огромных черных омута.

Настоящие бездны. В которых вспыхивает просто дьявольское пламя!

У меня внутри все дрожит.

Марат сейчас настоящий Дикарь. Но… Внутри этого дикого, жадного, просто пожирающего меня пламени, я замечаю что-то… Щемящее… Такое нежное, что кружится голова.

Он рывком прижимает меня к своему мощному телу.

Заставляет все тело задрожать. Дыхание замирает.

– Сбрасывай тряпки, – рычит Марат, а сам уже успевает сбросить мой халат на пол.

– Я принес тебе другие камушки, Алмаз, – Марат криво усмехается, пожирая меня глазами с ног до головы. – Раз те не понравились. Но уж эти ты наденешь.

В тусклом свете, исходящем только из окна, что-то невесомо и ослепительно сверкает в его руке. Так, что бьет по глазам. Приходится прикрыть веки.

Марат быстрым, хищным движением наклоняется надо мной.

В ноздри забивается его сводящий с ума запах. Смешанный с чем-то… Таким незнакомым… Сладким… Но и без этого запаха, от одних его глаз кружится голова.

Щелчок, и на моей шее застегивается тяжелое колье. Камни сверкают в темноте, заставляя слепнуть.

– Марат, – тихо шепчу пересохшими губами.

Осторожно прикасаюсь к его крепкой груди.

Хочу сказать. Что мне все это ненужно. Сколько у меня таких камней было, на показах! Пусть и не моих. Пусть он достал что-то особенное, редкое. А я уже поняла, что другого Марат и не принес бы.

Но… Это все так ведь не важно!

Мне хочется разобраться в другом. В наших чувствах. Если они есть, кроме его дикого, адского желания. В нас. Или пока не время?

Но все слова, все вопросы просто замирают у меня в горле.

Руки натыкаются на что-то мокрое.

В ужасе отшатываюсь. Подношу ладони к самым глазам.

– Ты ранен? О, Господи!

Внутри все замирает и переворачивается одновременно.

Так вот, что это был за сладковатый запах! Это кровь! Его кровь!

– Марат!

– Пустяки, – он так же неотрывно смотрит на меня.

– Не хочешь на себя полюбоваться? Обнаженная. В полутьме. В полный рост и с этим сверканием?

– Ты с ума сошел!

Мне хочется его сейчас ударить. Вот честно. Несмотря на то, какой он грозный и что я его должна бояться. Ну или, как минимум, не перечить!

– Какие камни? Какие драгоценности. Марат! Ты ранен! У тебя кровь!

А вместо того, чтобы заняться этим, он ерундой какой-то занимается!

Может, он потому и стоял так долго на пороге комнаты? Не потому, что раздумывал, войти или нет, а потому, что, возможно, он ослаблен ранением?

– Женщина. Я сам решаю, что нужно делать, – хрипит Марат, поглаживая пальцем мою шею.

Слегка опускаясь к груди…

– Поднимись. Хочу посмотреть, как вышло.

– Включи, пожалуйста, свет, – выдыхаю на грани слышимости. Губы совсем не слушаются. Будто онемели.

– Мне больше нравится так. В полумраке.

Черт бы его побрал!

Вскакиваю с постели. Включаю свет и только и могу, что в ужасе прижать ладони к губам.

Он и правда ранен. И достаточно серьезно!

Рубашка просто разодрана. Вся грудь залита кровью.

– Срочно! Тебе срочно нужна помощь!

Выхожу из ступора. Начинаю метаться по комнате.

Что? Что, черт возьми, делать?

Я не доктор! Даже принципов первой помощи не знаю!

– Вода! Нужно принести воды! И снять рубашку! Или лучше срезать? Да. Именно срезать. И звонить в скорую! Марат!

Марат

– Угомонись, женщина, – выдыхаю, гневно сверкая глазами.

Это что?

Маленький камушек собрался мне перечить? Не бывать такому! Даже если Лиля и Алмаз. Даже если она и вызывает во мне что-то давно, так глубоко забытое и похороненное! Даже не так. С большей силой, чем когда-то. Надо признать. Надо. Хотя бы самому себе.

Но позволить женщине спорить?

Э, нет! Это уже слишком!

И пары ночей в моей постели не отработала, как должна бы, а уже пытается качать права!

– Ко мне иди.

Слишком резко дергаю на себя. Впечатываю в свое тело.

Впечатываюсь сам.

Даже не замечаю, как глаза прикрываю. Жадно глотаю ее запах. Нереальный аромат. Заводит с полоборота! Меняет что-то внутри. Настолько, что я…

– Ну, чего ты разволновалась?

Злиться не получается. Наоборот. Усмехаюсь. Поправляю ее выбившийся локон, заправляя его за ухо.

– Это пустяки, Алмаз. Царапина. А нам есть, чем заняться. Гораздо более интересным. Например… Для начала пройдись по комнате. Покажи мне себя во всей красе.

Да. У меня слабость. К хорошему оружию. И обнаженным девушкам , на коже которых сверкают камни.

Или… По ходу, именно к одной девушке. Раньше за собой такого как-то не замечал!

– Чего забилась? Дрожишь вся? Ты это прекращай, Алмаз.

Что за черт?

Отстраняюсь, заглядывая в эти огромные глазища.

Я что? Недостаточно с ней был нежным? Должна давно прекратить меня бояться, а сама дрожит, как загнанный гончей заяц!

– Ты. Ранен.

Прикусывает губу. Сама не понимает, как меня этим дразнит. Зверя во мне пробуждает.

Трясется вся. А смело, даже нагло вскидывает глаза. И… Мне, вашу мать. Втыкает их вот прямо в самую душу! В самое нутро! Насквозь!

– Чего переживаешь? Что постель кровью испортим? Новую куплю, – хрипло бормочу, опять притягивая ее к себе.

Пробегаю губами по тонкой нежной шее. Чуть прикусываю, замирая там, где так отчаянно бьется жилка.

– Ну же Алмаз. Расслабься.

А руки уже жадно обхватывают ее грудь. Сдавливаю пальцами сосок, превратившийся в заостренный камушек.

Твою мать.

Как пацан, жадно дышать начинаю.

Нажраться ее, напиться не могу. Член стоит колом. И причем давно. Еще с того самого момента, как переступил порог собственного дома, успев представить себе ее спящей. Ждущей меня. В моей постели!

Хоть, может, и не ждет, – пронеслось в голове.

И с каких-то херов вдруг это так важно для меня стало.

Так важно, что даже замялся на пороге, на нее любуясь.

А если не ждет?

Просто, как и другие, выбрала себе богатого и влиятельного покровителя? И, по сути, только терпит свою отработку со мной в постели?

Хрень какая же в голову полезла!

Какая мне разница? Это сделка. Не хуже остальных. Нормальная, обыкновенная сделка. Так и должно быть.

Но вот как-то все с ней не так. С самого начала.

И я, как одержимый, жду каждого ее отклика. Пьянею, сходя с ума, ловя ее тихие стоны, переходящие в крик. И каждую новую вибрацию ее тела, каждый новый спазм!

Какая она настоящая. Как сладко кончает!

Даже ртом мне наслаждение доставляла тогда совершенно искренне! Не по отработке.

И черт. Твою мать!

Понимаю. Не сделку хочу. Вот именно с ней. Не отработку! А по-настоящему!

Впервые за много лет вдруг прорвало.

Ее хочу. Всю. Полностью. На максимум. И без остатка!

Да только разве так бывает?

– Ты послушной должна быть, Алмаз. Покорной. Я что? Много от тебя требую?

Веду пальцами по ее животу. Чувствую, как напрягаются внизу мышцы.

И самого током бьет. Лупит. Лупашит. Жилка на виске так бешено биться начинает. Аж пелена перед глазами.

– Будь хорошей девочкой. Раздвинь ножки.

Не слушается. Замерла. Не дышит даже, кажется.

Ничего. Эту хрень я быстро исправлю!

– Ну?

Провожу жадными пальцами по ее складочкам. Нажимаю на сжавшийся в дернувшийся комочек клитор. На остальные точки.

Она такая чувствительная, моя девочка. Мой Алмаз. Сразу откликается. А я умею нажать, куда нужно. Знаю, как из этого инструмента самые сладкие ноты вытащить!

Но… Что за черт!

– Сухая.

Выдыхаю, вытаскивая из нее пальцы.

Опускаю ладонь на ягодицу, жадно сжимая. Кажется, оставлю отметины. Но, что за черт!

Где моя податливая малышка, которая так жарко откликалась на каждое прикосновение?

– Лиля?

Обхватываю за плечо. Снова заставляю посмотреть мне в глаза.

Это что еще за хрень?! Там что? Слезы? С каких херов у моей малышки глаза на мокром месте, мммм?

– Кто обидел? Случилось что-то? Какого черта ты молчишь?

Твою мать. У меня слов не хватает. Слов и терпения!

– Я не могу так , Марат. Понимаешь? Не могу!

И опять эта влага чертова в глазах!

Еще и губы снова прикусывает. Руки заламывает.

Сколько я в жизни слез бабских повидал? Не счесть! Если все вместе собрать, не одно ведро получится. С верхом! Они те еще актрисы! Любят пустить волну!

Но с ней. Черт! С ней впервые меня это трогает! По-настоящему задевает.

– Да что с тобой?

Подхватываю пальцами подбородок, заставляя поднять ко мне лицо.

– Ты ранен, – всхлипывает. – И сильно. Это может быть серьезно! Как я могу наслаждаться и отдаваться тебе, если ни о чем другом не могу думать! Как ты не понимаешь!

– Хм. Наслаждаться, значит?

Нависаю над ее лицом.

Пожираю каждое движение. И этот лихорадочный блеск, вспыхнувший в глазах. И то, как малышка тут же впадает в краску.

Наслаждение она получает.

Твою мать! Мне это слово ее, как бальзам на раны! Лучше всякого бинта и швов! Охренеть. Реально. Сам себя не узнаю. Губы сами по себе расползаются в довольную сытую улыбку. Плотоядную улыбку. Потому что после этих слов я еще сильнее хочу тебя сожрать. Малышка!

– Пожалуйста, Марат. Я тебя прошу. Позволь мне осмотреть и промыть хотя бы твою рану.

– Это что?

Гремлю голосом, а сам волосы ее пальцами перебираю.

– Что ты себе придумала, женщина, а? Наслаждаться, во-первых, здесь я один должен. А твое дело какое? Правильно. Слушаться меня и ублажать. Все. А ты что придумала? Спорить со мной? Решения какие-то принимать? Или условия ставить? Что-то ты быстро страх потеряла. Что? Совсем не боишься уже меня? Думаешь, пара ночей, и я уже в воск превратился? Спущу, что мне перечат? Растеряла страх? Забыла, как шарахалась от одного моего взгляда? Так ничего не изменилось.

– Боюсь, – и снова губу прикусывает. Отводит глаза. Нервы мне, чертовка, совсем режет!.

– Боюсь тебя, Марат, – черт, вот же. Серпом по яйцам!

Боится она, значит. Ладно. Я так ее затрахаю, что бояться у нее сил не останется!

– Но за тебя боюсь еще сильнее. Это же не каприз. Это серьезно.

– Что? Думаешь, я скопычусь и больше камушков тебе никто не подарит, мммм? Не волнуйся за это, Алмаз. Я мужик крепкий. И не такое проходил. А тут вообще. Царапина.

– Не нужны мне твои камни!

Нет. Ну надо же!

Что за девчонка?!

Она еще и голос в моем присутствии повышает!

Мало того!

Дергает руками к шее. Мой. Мой подарок с себя сбрасывает!

Это…. Это уже совсем. За гранью!

– Вот. Забирай. Забирай все и ничего мне больше никогда не дари. Только пожалуйста. Я прошу тебя. Позволь не осмотреть и промыть твою рану. И обещай, что вызовешь врача, если она глубокая. Пожалуйста. Марат! Прошу тебя.

– Хрен с тобой, – рычу сквозь сжатые зубы.

Она вообще хотя бы понимает? Сколько косяков в пару секунд наворотила?

– Пошли в ванную.

И не потому, что я размяк. Ни хрена.

Просто ну как мне с ней вот с такой сейчас сексом заниматься?

Она ж такая напряженная, что хуже бревна. А на кой черт мне нужно бревно в постели, а?

– Марат!

Сдергиваю с себя рубашку.

Черт.

Крови и правда слишком много. Брызгает даже на лицо малышке.

Она всплескивает руками. Даже закрывает ладошками лицо.

Это что, вашу мать? У нее что? Слезы?

– Перестань, Алмаз. Это мелочи. Ну. Чего ты испугалась. Мне и к более серьезным ранам не привыкать. Думаешь, я с таким красивым лицом родился, что ли? Для настоящего мужчины боевые отметины дело привычное. А тут вообще. Царапина. Ну? Чего ты? В обморок , что ли, грохнуться мне здесь решила?

– Н…нет…

Черт. Бледная же, похлеще моей белой рубашки.

Покачнулась. Но руки отодрала от лица.

И смотрит так… Твою мать! Что в сердце похуже этого ножа несчастного, который я пропустил, позволив Хирургу до меня достать, ударяет. Прям насквозь. Черт. Зря я к ней в спальню пришел. Надо было к себе. Или вовсе. Домой не возвращаться.

Домой.

Сердце глухо пропускает удар.

Что для меня раньше дом был? Ни хрена. Просто место. Просто стены.

А теперь понимаю. Знал. Знал ведь, что здесь малышка моя меня ждет. Спешил. Может, впервые за хрен сколько лет и правда про особняк как про дом думать начал.

– Лиля. Это не для твоих, видно, глаз, – криво усмехаюсь.

Черт. Как разрядить? Чтобы этот ужас из ее глаз забрать? Мне гораздо больше по вкусу, когда она эти глаза в экстазе закатывает!

Сказать, что ему досталось намного больше?

Хм… Боюсь, так себе убеждение. Еще на хрен у нее истерика начнется. А что делать с бабскими истериками? Правильно. Хрен его знает. Легче город под себя подмять, чем с этим разобраться!

– Лиля.

Хватаю ее руку. Провожу по своей щеке.

Хрен знает. Захотелось вдруг. Защемило. Как глоток воды сейчас эти ее пальцы.

– Успокойся. Со мной все хорошо. Сдыхать не собираюсь. У меня еще планов много. И на тебя. В том числе. Особенно на тебя!

– Нужно промыть.

Шумно сглатывает.

А малышка молодец.

В себя приходит довольно быстро. Характер, видно, таки есть! Стержень!

А в женщинах стержень редко бывает. Кому знать, как не мне?

– Я сейчас.

Мечется по комнате.

– Где у тебя перекись? Бинты? Марат!

– Успокойся.

Ловлю ее, обхватывая талию.

Кажется, мне таки все в ней нравится. Все. Даже то, как краснеет и бледнеет. Даже вот это. Хотя опять. Голос повышает. Наглый воробушек! Бесстрашный просто!

– Ко мне иди. Вот что мне нужно.

Притягиваю к себе.

Накрываю губами сочные, спелые губы.

Надо же. Чертовка. Дергается. Вырывается еще из моих рук! Головой вертит и губы свои закрыла! Сжала так, что не проникнуть внутрь!

– Ты это прекращай, Лиля, – хрипло шепчу в упрямые губы. Крепко фиксирую ее затылок.

– Ты. Моя. Характер свой забудь!

Хлопает глазами. Даже ротик свой сочный приоткрывает. Черт! Я что? Железный? Провожу пальцами по губам. Прижимаю сильнее, обхватывая ее лицо всей пятерней. Опускаю лоб к ее лбу. В тело свое впечатываю.

– Чувствуешь?

Красноречиво трусь о трепетное тело своим диким стояком.

– Хочу тебя. Охренеть, как хочу. Ну? Я похож на умирающего?

– Нннн… Нет, – дергает головой в явном изумлении.

– Но все равно. Рану надо обработать!

Вот же… Упрямица. И откуда только взялась на мою голову, м? Никто ей не объяснил, что своеволие и женщины- понятия несовместимые?

– Пошли!

Обхватываю ее тонкую талию.

Надо же! Тростинка! Мелкая такая. А со мной спорить вздумала! Мистика просто!

Веду из комнаты вон. По коридору.

Мелькает странная мысль, что надо камушку этому мелкому, но, оказывается, такому колючему, дом по-настоящему как-нибудь показать. Как-нибудь. Не сейчас. Сейчас я с ней с удовольствием другим совсем займусь.

Охренеть, какая мысль.

Женщины обычно здесь если и задерживались, то только в этой самой гостевой спальне. Хотя, почему гостевой? Из гостей здесь только те, с кем мне ночью хорошо. Для друзей и других гостей у меня другие комнаты.

Я что? Сейчас всерьез думаю о том, чтобы Лилю поселить? У себя в доме? На каких это правах, чтобы ее с домом знакомить?

Или и правда? Хирург приложил меня слишком сильно? В голове бред какой-то появился?

– Вот аптечка.

Привожу ее не на кухню, где у меня всего базовый запас. В свою спальню. Туда, где ни одной ногой еще баба не бывала! Да и с чего бы? У них свое место. Как место Рады, к примеру, на кухне.

Надо же.

Какая деловая!

Хмурится, рассматривая, что там у меня припасено. Прям серьезная вся. Как будто важный вопрос решает!

– Ты хоть раз вообще такое делала?

Усмехаюсь, рассматривая этого хрупкого птенчика.

Прикусывает губу. Тревожно качает головой.

– Нет. Но у меня все получится!

Надо же. Даже с вызовом мне отвечает! Глазища вон сверкают даже! Как будто я у нее сейчас ее пузырьки из аптечки заберу!

– Ну давай.

Беру за руку. Утягиваю в сторону постели.

Пусть поиграется, раз уж ей так хочется. А потом… Потом приступим к самому интересному!

– Нет.

Дергает головой. Еще и руку из моей выдирает!

– Надо промыть. В душ.

Ого!

Не понял я. Мне что? Не в грудак, а по ушам, что ли, врезали? Это что сейчас было? Девчонка командовать мне здесь вздумала?

– Пожалуйста. Марат.

Черт. Руки в мольбе складывает. И смотрит. Так умоляюще. Щемяще… Твою ж мать! Да у меня девки так побрякушки и Мальдивы не выпрашивали, как она сейчас!

– У тебя что?

Наклоняюсь.

Шепчу вкрадчиво, почти касаясь ее губ.

Сладких. Охренительно сладких. Таких, что отрываться никак не хочется. И сердце вдруг начинает колотиться, как бешеное!

– Мечта была с детства? Медсестрой стать? Заветная, ммммм? Раз просишь так, как будто прям у тебя все пригорает!

– Марат!

Черт. Ее голос звучит упреком.

Она что? И правда? Всерьез? Раной моей озаботилась? Переживает, что ли? Да лаааадно!

– Хорошо, – киваю. – В душ, так в душ.

Снова беру ее руку. Лучше вернуться в ту комнату. Здесь мне как-то неуютно с женщиной. Один здесь быть привык.

И… Как-то сам не замечаю, когда вдруг переплетаю пальцы с ее. Когда такое делал? Сто лет назад. И только с одной.

Только вот тогда все по-другому было. Я еще, как дурак, тогда в чувства верил. Что-то строить пытался. Не понимал еще, что отношения с друзьями, с мужчинами только строить можно. А женщины, они для другого. Секс и плата за него. Умеренная, естественно. Побрякушки и прочая хрень. Ну, вопрос какой-то, максимум, решить.

Даже останавливаюсь.

С неверием смотрю на наши переплетенные пальцы.

С чего это вдруг я?

– Марат. Нужно быстрей! Или тебе плохо? Я же говорила! Нужен врач! Давай я позвоню! Вызову настоящего специалиста!

– Не надо, – хриплю, а сам пальцы зачем-то еще сильнее переплетенные сжимаю. – Обойдемся без врача, Алмаз.

Мы наконец добираемся до спальни.

Бросаю хищный взгляд на постель.

Но… Твою мать!

Крепко сжимаю челюсти. И позволяю Алмазу увлечь себя в душевую.

С каких пор я иди на поводу у женщины? Да, черт возьми, вообще, хоть у кого-то на поводу?

Но в ее глазах что-то такое… Что заставляет внутри что-то сжаться. Или это просто ребра ноют после сегодняшней бойни? Черт. Не разобрать.

– Больно?

Лиля обеспокоенно заглядывает мне в глаза, чуть потянув уже присохшую к груди рубашку. Даже на цыпочки приподнимается.

– Нет, – сам не понимаю, как губы растягиваются в улыбке. – Просто даю тебе возможность побаловаться. Как ребенку.

Тут же добавляю, хмуря брови.

Хочется рявкнуть. А не получается.

– Ну, перестань.

Хватаю ее руку, медленно проводя по своим губам. Хочется дать ей ласки. Нежности. Вот же черт! Потому что она опять всхлипывает. А в глазищах загорается даже обида! Или ее тень. Но мне хочется это развеять.

– Просто сказал же тебе уже. Это царапина. Просто царапина, Лиля. Ерунда. А ты носишься с этой ерундой, как будто конец света!

– Ох…

Она таки распахивает на мне рубашку. Струи воды, под которыми мы стоим, совершенно, кстати, одетые, делают свое дело. Ткань отлипает от кожи.

– Марат! Здесь совсем не царапина! Тут же…

– Обычное ножевое, – пожимаю плечами, чуть морщась, когда тонкие пальчики пробегают по самому краю раны.

Почему-то они совсем ледяные. Хоть вода и комнатной, комфортной температуры.

– Ну все. Поиграли, и хватит, – рычу, снова замечая, что у нее глаза на мокром месте.

– Это не для женских глаз, Алмаз.

Ну да. Что она привыкла видеть в своем маленьком мирке?

Красоту. Максимум трагедии, это сломанный ноготь.

Хотя нет. Трагедии у нее еще есть. И другие. Например, полное неумение не вляпываться в проблемы! Ну, или талант связываться не с теми мужчинами. Пашку того же ее взять, например. Женишка ее недоделанного.

Сжимаю челюсти до хруста, только подумав, что он собирался с ней сделать. Попался бы мне под руку прямо сейчас, не думал бы. Просто. Голову бы отвинтил. Одним рывком. Оторвал бы совсем.

– Пожалуйста. Позволь мне помочь.

Она шумно сглатывает, глядя на края раны.

Сам решаю посмотреть. Ну… В принципе, можно было бы и пару швов наложить. Но не критично.

Откидываюсь на кафельную стенку, чуть прикрыв глаза. Позволяю девочке смыть запекшуюся кровь. А на самом деле просто кайфую. Ее руки скользят так нежно. И наслаждение от этого намного сильнее, чем сама рана дает о себе знать.

– Хватит, Алмаз.

Ловлю ее руку, будто очнувшись. Достаточно.

Что-то и правда я совсем начал размякать. Чертовка как-то ненормально на меня действует!

– Нужно еще перекисью обработать. Повязку наложить. Пожалуйста, Марат. Давай мы пойдем сейчас в комнату, ты ляжешь, а я все сделаю.

– Ладно.

Бурчу, чувствуя себя каким-то, на хрен, гребаным стариком. Обычно под такими словами подразумевать женщины должны совсем другое. И не она. А я такую команду должен отдавать. Предвкушая жаркое наслаждение губами и глубоким горлом!

А у этой… У нее даже горла глубокого нет! Да что ж такое, а? Чего я вдруг так на ней залип, интересно?

– Вот и все.

Лиля, сама морщась, залила меня перекисью и еще какой-то ерундой. Противовоспалительным, чем-то еще с антибиотиком. Намотала кучу бинтов. Прям гусеницей себя чувствую, которая в бабочку должна превратиться!

Теперь замечаю, как дрожат ее руки. И губы. Черт. Вот же твою мать! Надо было не ехать! Ну, а как не ехать, если она здесь? И хочется ее до одури? До ломоты в суставах?

– Что значит все?

Гремлю голосом, поднимаясь на постели.

– Лиля. Ты, я смотрю, расслабилась. Я дал тебе поиграться в медсестру. Но пора мне взять свое!

Член стоит колом. Давным-давно.

Еще с того момента, как только о ней подумал, приближаясь к дому.

И так столько сдерживался! А еще все эти ее нежные прикосновения! Она ж, как маленькому, мне еще и на ранку дула, когда заливала ее! Дует, а у меня в штанах все больше все разрывается. Член наливается кровью так, что она вся от мозгов утекает. Кажется, им сейчас можно убивать. Стены проламывать. Еще чуть-чуть, и мне самому им по лбу достанется так, что вырубит по-настоящему. А не как какая-то там ранка!

– Быстро. Ко мне!

Дергаю на себя.

Жадно обхватываю обеими руками ее сочную попку.

Все. Теперь не отвертится!

– Марат. Пожалуйста. Я не могу, – всхлипывает, и…

Охренеть!

Отползает! Она что? Еще и сопротивляется? И в этом мне перечит?

– Таааааааак!

Рявкаю, смотрю на нее , как на восьмое чудо света.

Или, вернее, как на совсем блаженную.

Мне. Не. Отказывают!

Вообще. В принципе!

А тем более, девчонка, которая вообще здесь только ради того, чтобы в сексе меня ублажать! Везде. Где захочу. И когда захочу.

– Лиля.

Кажется, пора кому-то объяснить ее место!

– Напомнить тебе, для чего ты здесь? И на каких условиях? Смотрю, я слишком добрый с тобой. Мой косяк. Больше такого не повториться!

– Ну прости. Я не могу. Не могу, понимаешь! Все время буду думать о твоей ране! А вдруг она расширится из-за движений? Закровит? Марат. Пожалуйста. Давай не сейчас. Ну, хотя бы не сегодня!

Черт. Ей что? Способ назвать, при котором мне и двигаться не надо? Или подтолкнуть головой к своему члену? Мне вообще. Только рукой придется поработать. Чтобы ритм ей задавать и в нее вколачиваться!

– Распустил я тебя, Алмаз. Совсем распустил. Ладно. Черт с тобой. Спи. Но завтра! Завтра ты уже не отвертишься! Все твои отмазки можешь оставить при себе! И даже вслух мне о них не говорить! Я возьму по полной!

И пусть не надеется, что сможет меня разжалобить своей неумелостью!

Какого черта я и так нормально удовлетвориться уже столько времени не могу? Ровно с тех пор, как этот камушек появился в моем поле зрения!

Пора расставить все по своим местам!