Наследник моего мужа

Глава 1.

Пролог
 

* * *

— Борис Александрович, можно вас? – сильно нервничал охранник, подошедший к нам, а я беззаботно глазела по сторонам, подмечая сколько на сегодняшнем большом празднике гостей, друзей, подчиненных мужа и конечно детей.

Мой муж очень хочет мальчика. Но нет гарантий, что первых тяжелых родов я смогу подарить ему еще одного малыша.

И страх, что однажды он меня бросит, что, несмотря на всю одержимость мною, придет и выскажет: «Мне нужен сын. Мне нужен наследник» портит каждый день моей жизни.

Но его желание понятно...

Громадный металлургический комбинат, которым владеет мой муж, требует принца. Потому что Борис Распутин не доверяет никому, кроме членов своей семьи.

В настоящее время его семья — это я и наша дочь Мирослава. Он прекрасно к ней относится. Иначе и быть не может.

Она маленькая принцесса этого Сибирского королевства, где сегодня торжественно отмечается её пятилетие.

Она солнышко, что, несмотря на определенные сложности жизни и дерьмо реального мира, освещает нас и делает лучше.

Она лучик надежды, благодаря которому, все то зло, что творил Борис, а я попустительствовала ему, может быть искуплено.

И сегодня я готова сделать для неё буквально все.

Лучший торт в виде грандиозного замка. Лучшие аниматоры-принцессы. Воздушные шары и любимые батуты...

Опасаюсь я их. Как прыгнет и улетит.

А она самое родное и любимое, что у меня есть.

На каждый её прыжок я затаивала дыхание, потому что вокруг столько детей. Кто ж знает, что у них на уме, или они не могут разделить себе пространство. Но рядом муж и он уверенно держит меня за талию, тоже держит под наблюдением происходящее

И один его взгляд обеспечивает дочери такой уровень безопасности, который не смог бы дать и целая рота солдат. Может быть поэтому охранник трясется как желе.

— У меня от жены секретов нет вроде. Что там?

— Там женщина и мальчик без приглашения.

Он так противоестественно смотрел на меня, что его страх начал невольно перетекать в меня. Что происходит?

— Ну так в шею их гони, — однозначно заявил муж, за что получил мой укоризненный взгляд, но я не тот человек, который может его переубедить, если конечно дела не касались спальни. Я просто рядом. Всегда готова поддержать.

— Я бы с радостью, но думаю вам надо знать, — он опять-таки неловко посмотрел на меня, а я, чтобы избавиться от тягостного предчувствия беды, бросила взор на дочь. Один взгляд, и я снова стала заряжена позитивом. Ровно до того момента, как охранник не поверг меня в пучину отчаяния.

— Женщина утверждает, что она ваша жена Элеонора, а мальчик ваш сын.

* * *

Глава 1. 

Меня полюбил миллионер.

Осознание этого пришло не сразу. Постепенно, планомерно эта мысль проникала в мой мозг, въедалась и не давала покоя, скрываясь тенями событий, которые с нами происходили.

А все потому что муж никогда этого не говорил. Да и никогда не скажет.

Борис, именно так его зовут, уверен, что только поступки имеют смысл, а слова всего лишь воробьи, которые разлетаются и не оставляют после себя ничего.

Так и случилось между нами.

Были поступки, которые мне порой казались дикими и отвратительными. Аморальными. Жестокими. Вселяющими ужас даже в моих родителей. Ведь Борис далеко не святой человек. Да и, если честно, после того, как я стала вариться в этой среде, пришло понимание, что святых-то и нет.

Тем не менее я встала за ним, чтобы подавать ему патроны. Я смирилась с его тяжелым характером и полюбила настолько, что прощала предательство, обман и манипуляции.

Сейчас, размышляя об этом, я осознаю, что поступала вне логики, а только из-за настигших  чувств. Но ни разу не пожалела об этом. Не пожалела, что стала его женой. И не пожалела, что родила, несмотря на полный запрет врачей. Но обо всем по порядку.

Борис влиятельный человек, имеет много врагов, не имеет друзей. Так что покушения, ради металлургического комбината, владельцем которого он является, привычное дело.

И обычно он успешно их предотвращал. Но отношения со мной расслабили его, и машину, где мы в очередной раз скандалили, подорвали.

Героически или нет, но я смогла оттащить Бориса от машины. И укрыла собой, когда прогремел взрыв. А когда ему поставили инвалидность, не ушла от него.

Но Борису было необходимо, как можно скорее встать на ноги, ведь враги не дремлют, они день и ночь обдумывают, как отобрать один из самых прибыльных заводов в мире.

Поэтому он принимал весьма опасный немецкий препарат. Он проник в меня, когда мы занимались сексом, а значит нарушил течение беременности. И врачи настойчиво рекомендовали избавиться от ребенка, настойчиво просили не рисковать своим здоровьем.

Я же не думала ни секунды.

Я верила в силу медицины и денег, которыми обладал Борис. В тот момент уже ставший мне мужем. И была счастлива, когда на свет, спустя несколько часов тяжелых родов, появилась она.

Мирослава.

Она почти не дышала, но оказалась весьма сильным ребенком и смогла выжить, несмотря на прогнозы врачей. Мне же сказали, что иметь детей я больше не смогу, что очень расстроило Бориса, ведь он мечтал о сыне, которого научит так же ловко управлять бизнесом. И так же жестоко расправляться с врагами. 

Миру он полюбил всей силой отцовской любви, и она отвечала ему полной взаимностью. Даже учитывая то, что виделись они редко.

Борису было необходимо находиться в Усть-Горске, городе плотно прилегающем к его комбинату. Именно там я родилась.

Именно там мы с Борисом познакомились.

Именно там, обдуваемый сибирскими ветрами и обнимаемый огромными соснами, стоял наш замок. Дом, в котором мы жили.

А мы с Мирой регулярно уезжали на обследование в Берлин, где была лучшая кардиологическая клиника во всей Европе. Там мы жили почти по шесть месяцев в год.

Глава 2.

В этот раз ночь прошла спокойно. Не было у Миры ни приступов паники, когда сердце сжимается и она бесконтрольно плачет. Не было даже пугающего кашля, когда казалось, что еще немного и она выкашляет легкое. Не было даже просьб сходить в туалет.

Так что проснувшись в девять, я была крайне удивлена, что выспалась. И именно в этот момент в дверь постучалась медсестра для очередной порции уколов.

Я поцеловала еще сонную Миру и пошла открывать. И кроме медсестры Гретхен на пороге увидела еще трех человек. Они приехали от Бориса. Очевидно, чтобы помочь собраться максимально быстро. Так что я показала, где лежат вещи, но приказала не трогать нижнее белье. 

— Мама! — уже бежала ко мне Мира, но приблизившись, тут же затормозила, заметив мое выражение лица. 

— Я тебе сколько раз говорила не бегать?

— Ну прости. Просто я хотела спросить. Откуда эти дяди и почему они собирают наши вещи? Мы едем куда-то? — любопытствует она. На что я думаю, сразу ей сказать или сделать сюрприз…

Но дочка была не глупой и догадалась сама, когда я загадочно улыбнулась. У нее загорелись глаза, рот приоткрылся, а щеки заалели, что сделало ее еще прекраснее. – Мы едем домой!? Мы правда едем домой!?

Она тут же помчалась наворачивать круги по большой светлой комнате, напоминая молодую неприрученную лошадку. Длинные ноги, острые коленки. Маленькая моя... 

— Не бегай! – одернула я ее, когда пол от ее прыжков буквально затрясся. — Мира! Если ты не прекратишь, мы никуда не поедем.

И вот уже Мира стояла и дула губы. На нее нельзя кричать. Но иногда она не понимала, что пока сердце не поменяли, ей противопоказаны физические нагрузки, поэтому ей просто необходимо выполнять рекомендации врачей.  Не бегать, не прыгать, принимать витамины, не есть много сладкого, чтобы сердце, которое есть у нее сейчас, выдержало этот последний месяц. Потом, после пересадки, разумеется, будет легче.

Она все понимает, она умничка у меня, просто ей так хочется быть ребенком. Обычным ребенком с друзьями ровесниками, а не медсестрами и обслуживающим персоналом. Ей тяжело, но она держится. И чаще всего не ноет, хотя и бывают приступы истерики. 

— Ну прости, принцесса, – опускаюсь на колени и прижимаю малышку к себе, поцеловав в щеку.  – Ты же знаешь, я не со зла.

— Я просто… Просто рада, что еду домой. 

— Я знаю, знаю. Но давай радость будем выражать не так бурно, пока готовимся к операции. Будешь умницей? 

 - Буду, - буркнула она. 

Сердце сжалось за нее, слезы снова полились из глаз, но я их тут же стерла. Она не должна видеть меня рыдающей. Она должна быть уверена, что все будет хорошо. И кто, как не я, должна была продемонстрировать ей эту уверенность. Я и Борис.

Мира убежала, а я, начав, собираться, задумалась. 

Если честно, я не хотела ребенка.

Мне было двадцать лет, я мечтала о сцене, об овациях. И точно я никогда не мечтала быть тенью Бориса. И за это поплатилась. Мысли материальны, что ни говори.

Так что стоило врачу сказать, что ребенка рожать мне нельзя, внутри что-то оборвалось.

Мне казалось в тот момент, что это карма за желание выкидыша, который бы освободил меня от бремени. От Бориса. От его влияния.

Но дети не бремя. Какие бы они не были. Они должны жить. И не мне решать, кому умирать, но мне решать, как жить моему ребенку. Поэтому, несмотря на все требования и уговоры Бориса, я родила девочку. Недоношенная, почти без сил, она выжила и стала очень хорошо развиваться. Несмотря на отставание в физическом плане, она не по годам умная. И к своим пяти годам уже умела читать и даже писала свое имя и фамилию. Мирослава Распутина. 

Именно этим она и занималась, пока мы ехали в аэропорт из отеля с полностью собранными чемоданами. Я же рассматривала город, в который никогда не захочу вернуться. В особенности меня раздражал язык. Грубый, словно человек пытается выругаться, хоть и говорит вежливо. Да и сам город словно с картинки, ни одного изъяна. Но ведь так не бывает. Мир не идеален и люди должны об этом знать. Должны знать о преступлениях, что творятся за пределами благополучных районов, о бедности, которая душит людей. Но некоторым проще закрыть глаза и делать вид, что ничего этого не существует.

Я тоже такой была. Когда Борис меня приметил, стекла моих розовых очков были настолько толстыми, что Борису потребовался не один год, чтобы они треснули. Позже он посвящал меня в аспекты ведения дел, бизнеса, отношений на политическом олимпе, от которых этот бизнес зависел напрямую.

Сначала я сопротивлялась, не хотела купаться в этой грязи, но Борис с упорством буйвола вбивал в меня эту информацию, не давая и шанса отступить.

— Зачем?! Зачем?! – кричала я в слезах, когда Борис рассказывал, сколько жертв было, стоило одному политику захотеть себе одно предприятие. Он показывал мне сводки, сообщал подробности. — Зачем ты все это мне рассказываешь?

— Потому что, если меня убьют, то все это останется вам с Мирославой. И ты, зная, как мне дорог комбинат, не посмеешь от него отказаться без борьбы. Поняла меня? 

Так и повелось. Борис мой учитель по жизни. Я его учитель по части чувств - правда учитель плохой.  Мирослава справляется с этим лучше.  Сначала он очень обособленно от нее держался. С крупной комплекцией он боялся приближаться к крошечной дочке, но со временем научился быть действительно нежным. Со мной, в том числе.

В самолете мы быстром заснули, а когда проснулись, уже показались острые линии Новосибирска. Самолет был частным, принадлежащим нашему комбинату. При желании мог отвезти нас в любую точку мира.

Имея такие средства, Борис мог позволить себе любую девушку. Самые красивые жаждали его внимания. Да что говорить, даже моя сестра, великолепной красоты блондинка, предлагала ему себя, когда я еще несмышлёным ребенком бегала по лесу и лазала по деревьям.  

Но Бориса приворожила я.

Ничем другим его одержимость моей скромной персоной я объяснить не могу. Просто один взгляд и он начал вторжение в мою жизнь без права на выбор. 

Глава 3.

*** Неделю спустя *** 

Сегодня торжественный день и все об этом знают. Особенно Мирослава, которая впервые встала не потому что надо на процедуры, а потому что нужно их сделать побыстрее, чтобы надеть красивое платье. Еще вчера она знала, что его привезли, и буквально умоляла его показать, но я была непреклонна. Поэтому только сегодня, когда все капельницы, уколы, бесконечные обследования были позади, я отвела ее в гардеробную, где висело это розовое, пушистое чудо. Оно напоминало сахарную вату, украшенную органзой и шелком. Настолько было легким, чудесным и простым.

– Мама, — только и прижала малышка ручки к щечкам, во все глаза смотря на свое праздничное платье. Она тут же бросается ко мне и крепко обнимает за ноги, а я глажу ее по светлой голове, прекрасно представляя, что она чувствует.

В какой-то момент наши мечты стали с ней общими. Например, надеть вот такое платье, вместе съесть большой шоколадный торт, побегать на перегонки, просто жить без ежедневного страха, что в свой следующий приступ она уже не оправится.

Мирослава поднимает свои голубые глазки, и я быстро стираю с ресничек капельки. Как же чудесно видеть ее счастливой. Чем старше малышка становится, тем яснее понимает, как тяжело ей живется. Но еще не понимает, насколько повезло. Не будь у Бориса столько денег, она бы умерла еще при рождении. Или позже.

– Можно его надеть?  — спрашивает Мира, но я качаю головой.

– Сейчас тебе нужно спуститься к Маше позавтракать. Потом вместе будем смотреть, как украшают дворец нашей принцессы. Только пешком, и кашу всю съесть, а я приду проверить.

– Хорошо, мамочка! – кричит малышка, уже дав деру, а я еще раз смотрю на платье. Оно, конечно, красивое, но, если честно, жутко неудобное на вид. И было куплено специально, чтобы Мире было не очень удобно бегать и прыгать. Несмотря на мое позволение в этот день быть обычным ребенком, мне очень боязно за нее.

Именно поэтому я перед завтраком отправляюсь обратно в комнату, отведенную на медицинских процедур. Там теперь место дислокации трех врачей, выписанных из Америки. Именно они будут наблюдать за Мирой, а потом они же сделают операцию. Поэтому сюда везут самое современное оборудование, какое есть в мире. Да, несомненно, это все очень дорого, но я знаю, что если бы я захотела, Борис бы и президента сюда доставил.

– Госпожа Распутина, – отвлекаются от работы  врачи, и самый главный выходит вперед. Он кардиолог высшей категории, делал операции самого разного уровня сложности, но я должна убедиться, что он не отдыхать сюда приехал, а спасти мою дочь. И сделает для этого все – соизмеримо тех средств, которые ему платят.– Давайте перейдем на английский, — вежливо жму руку и сразу перехожу в наступление. 

– Я понимаю, что обстановка здесь располагает к отдыху, а некоторые из наших обычаев и привычек кажутся вам дикими, но я все же настаиваю, чтобы вы занимались только тем, за что вам платят. Вчерашняя поездка с мужем на экскурсию по комбинату, мягко говоря, меня не порадовала.

Двое врачей и девушка переглядываются, и самый главный, Леон Синклер, поджимает губы.

– Ваш муж действительно показывал нам комбинат, хотя мы и противились этой поездке. Но отвел он нас только в одно место. Туда, где плавится металл.

Я открыла рот, потом закрыла и сделала шаг назад, все осознав. Этим ребятам не требуется напоминание. Они точно знают, что, если не спасут Миру, то это место станет их последним пристанищем. Именно поэтому Борис оформил для них эту поездку как отпускную. Очень сомневаюсь, что где-то указано, в каком именно городе России они отдыхают. А страна-то огромная. Тут не то, что люди, тут самолеты иногда пропадают.

– Ну тогда мы друг друга поняли. Спасибо, — только и киваю я, затем отворачиваюсь, чтобы спуститься на кухню.

В другое время, в другой ситуации  я бы обязательно высказалась Борису, что думаю о его грубых угрозах, но не тогда, когда речь идет о нашей дочери. О нашем ангеле, которая просто размазывает кашу по тарелке.

– Это ты так ешь?

– Я жду папу. Он сказал, что подойдет через минуту.

– Если я сказал, минута, значит так и будет,  — выходит на кухню Борис в своем обычном сером костюме, уже полностью готовый и ко встрече гостей, и ко встрече с деловыми партнерами. Абсолютная стабильность и это радует. С ним никогда не бывает страшно.

– Как вчерашняя экскурсия?  — пинаю я его носком балетки, на что Борис глотает кашу и поворачивается ко мне с улыбкой, мелькнувшей разве что в уголках губ.

– Эффективно.

Хочу ответить нечто язвительное, ведь это слово муж любил говорить, когда я спрашивала насчет давления, которое он на меня оказывает, но тут я краем уха слышу всхлип. Это Мира ноет и стирает слезы.

– В чем дело?  — спрашивает Борис.

– Ты выглядишь как обычно. А у меня день рождение.

– Не важно, как выгляжу я, главное, что мои девочки будут самыми красивыми.

– Мы и так самые красивые, — убежденно фыркает Мира, на что мы с Борисом невольно прыскаем со смеху.  – Но неужели ты не хочешь порадовать меня и пойти на крошечную уступку?

– Хочешь в клоуна меня нарядить? Не выйдет.

Мира жует губу, а потом распахивает глаза, словно загорелась какой-то безумной идей. И тут же слезает со стула. Уносится прочь и на мои крики стой не реагирует.

– Нина,  — привлек Борис мое внимание, и я вижу, как и он размазывает кашу по тарелке. Ровно такими же кругами.  – Напомни, почему мы должны есть эту парашу?

– Это полезно и заряжает...

– Маша! – наша экономка, испуганно улыбаясь, вылетает из кухни.  – Сегодня в девять в моей спальне должен быть нормальный мясной ужин. Девочки в доме всего два дня, а я уже чувствую себя коровой.

– Но ваш холестерин.

– Мясо. В девять, а то уволю.

Маша схватилась за сердце и посмотрела на меня, но я наклоняю голову, давая понять, что и Борис способен шутить.

Он доедает кашу, запивает крепким кофе и встает, чтобы наверняка съездить перед праздником на завод. Если бы он был женщиной, я бы очень к ней ревновала. Для Бориса ценнее завода только я и Мира. Последняя, кстати, тормозит мужа и заставляет его приседать на корточки, а потом вкладывает в нагрудный карман мягкого единорожку.

Глава 4.

Гостей еще нет, а дом заполнился под завязку. 

Мы с Мирой ходили от аттракциона к аттракциону, выясняя названия  и стараясь особо не мешать тем, кто их устанавливал. Но в Мире было столько энергии, яркая, широкая улыбка и неуемное любопытство, что она так или иначе отвлекала сотрудников Новосибирской компании с простым названием «Праздник». Задавала вопросы. Предлагала помочь. А отказать никто не мог, в итоге сломался аппарат с попкорном и он брызгами рассыпался наподобие фейерверка, вызвав в Мирославе еще большую радость.

В этот момент я поняла, что пора ее уводить, иначе к приходу гостей здесь случится апокалипсис.  Но увести дочку получается, только пообещав наконец надеть заветное платье.

Но сначала мы пошли ко мне в комнату, чтобы первой переоделась я, иначе эта егоза не дождется.

Так что я посадила ее пудрить свой носик у зеркала, а сама надела синее в пол платье с небольшим вырезом до колена и полукруглым на спине. Я никогда не любила открытых вещей. Даже два года жизни с моей подругой Женей, ярой любительницей тусовок, не изменили этого. Но иногда ткани, что привозил мне для платьев Борис, кажутся настолько легкими, что чувствуешь себя обнаженной. Особенно Борис любит, когда я надеваю такие платья на приемы, после которых мы никогда не успеваем доехать до дома, и одежда рвется за перегородкой лимузина. Вот о чем я сейчас думаю? Сколько можно вспоминать его глаза, руки, тело, которое он всегда держит в тонусе?

Уже две ночи я нежусь в объятиях мужа, а мне все мало.

 — Мама, а можно мне реснички накрасить?

 — Можно, — разрешила я, взяла у нее из рук тушь, помогла подчеркнуть и без того чернильные реснички. Потом повела в комнату, где она наденет свое платье, а Маша соорудит действительно красивую и удобную прическу. 

Спустя пол часа мы все готовы к приему гостей, а они, конечно, не стали опаздывать.

Все вереницей выстроились в ряд, словно на поклон к царю.

Но мне стало неловко, и Борис меня понял, поэтому он остался стоять, а мы с Мирославой за ручку пошли приветствовать гостей. Сначала главного финансиста Анатолия Афанасьева. Плотного мужчину с красивой стройной женой и довольно хмурым сыном.

Мирослава стеснялась. С ними, и с другими гостями. Главным прорабом цеха и его семьей, менеджера по поставкам, и многими другими, чьи имена я могла вспомнить через раз.

Но стоило Мире увидеть моих родителей, как она расцвела. Стеснение ушло, а дрожащая ручка тут же вырвалась из моей ладони. Она буквально прыгнула на круглого Леонида, моего папу и поцеловала маму Наталью. Они подарили ей игрушечного щенка, которого можно было водить на поводке,  ведь настоящего пока нельзя, а наш кот играть в переодевание не давал.

   — Ну у вас тут и красота, — восхитилась мама, и я с улыбкой обняла ее. - Небось половине завода зарплату недодали ради праздника? 

 - Ничего, — заметил отец, посматривая в сторону фуршетных столов забитых едой.  - Они как раз эту недостачу едой возьмут. О, крабы? О, тигровые креветки. Мало охраны, боюсь народ никогда таких богатств не видел. 

Все такие классные у меня родители. 

У нас были конфликты, в основном на почве того, что весьма болезненной сестре они посвящали гораздо больше времени. Но прошлое в прошлом, а сейчас, несмотря на некоторый снобизм к богатым, родители очень хорошо  общались с Борисом. А отец даже любил с ним выпить и поговорить за политику.

Только вот забывал порой, что политику строят как раз такие дельцы как Борис. На самом деле, масштабы дел Бориса меня порой пугают. А особенно стали пугать, когда он начал посвящать в это меня.

Но сегодня дела позади, а Мира снова вернулась ко мне, чтобы мы продолжали приветствовать гостей и рассматривать праздничные убранства. Она даже успела где-то скоммуниздить торт.

Она от меня не отходила ни на шаг, что меня полностью устраивало.  Ведь, когда я чувствовала, что пульс учащался и дочка начала задыхаться, я аккуратно вела ее в дом на краткий осмотр всегда готового Синклера.

После третьего осмотра она меня покинула и пошла смотреть мыльное представление. Но я все равно наблюдала за ней, как Голум за своим кольцом. 

 — Когда-нибудь она тебя возненавидит за твою мнительность, — заговорила мама и подала мне бокал с пуншем. На этом празднике другого алкоголя никто не найдет.

 — Это только до операции, потом она станет сильнее…

 — А ты будешь бояться еще больше. Остановись. Отпусти немного себя и расслабься. Ты похожа на куриную жопку.

Мы рассмеялись. 

 — Только ты умеешь делать такие изысканные комплименты. И я не напряжена. Просто волнуюсь.

 — У нее три личных врача, куча охраны, и папаша, который возвышается над всеми словно водонапорная башня. Лучше расскажи как Германия. Твой отец туда хочет, но мне не нравится язык.

 - Мне тоже. Там красиво, но все слишком идеально. Неправдоподобно, особенно учитывая политику в отношении мигрантов. Их там становится слишком много. Давай не будем о плохом. Вы как собираетесь годовщину праздновать? 

Мама еще что-то рассказывала про будущую годовщину свадьбы, но когда начала о своей соседке я перестала ее слушать.  Все мое внимание привлек белый как полотно охранник, идущий от ворот по направлению к Борису.

Я тут же вручила бокал маме и побежала к ним. Первая мысль — про комбинат, вторая — про пожары, которые часто случаются в этой стороне области. 

 Но стоило мне подойти, открывший рот молоденький охранник замолк и стер со лба пот, словно принес весть, после которой его обезглавят. 

 — Что случилось? – попыталась я выяснить я, на что Борис пожал плечами.

 — Не знаю. Но очевидно я так мало плачу ему зарплату, что парню пришлось проглотить свой язык. Хватить глаза пучить! Говори! 

 — Там… — он быстро дернул головой в сторону ворот.  — Я бы хотел наедине поговорить. С вами.

 — У меня нет секретов от жены, кроме номера банковского счета.

Глава 5.

 — Здравствуй, — протянула руку блондинка, а я перевела взгляд на Бориса.

Мне нужны ответы. Мне нужен хоть знак, что эта женщина не принесет разлад в мой дом.

 — Нина, познакомься, эта моя дальняя родственница Элеонора и ее сын.

Я поворачиваю голову на сверх милое лицо бывшей жены и, сдерживая негатив, с улыбкой протянула руку ответ. Надо успокоиться и узнать о ней побольше, прежде чем закатывать истерики.

 — Ярослав, поприветствуй хозяйку дома, Нину Леонидовну.

— Добрый день.

Меня пронзил взглядом маленький мальчик, и тут мою руку трогает нежная ладошка.

 — Мама, это тоже гости?

 — Да, — сквозь зубы процедила я.  – Это тоже гости.

 — Это тебе, Мира. С днем рождения, — протянул Ярослав пакет, а я снова руку в кулаки собрала, чтобы не отбить подарок.

У меня стойкое ощущение, что там могут быть только черви. А иначе зачем им портить нам такой праздник? Почему они не объявились вчера! Завтра! Почему в день, который должен стать для Миры идеальным?!

 — Спасибо, -  Мира вся раскраснелась и достала небольшую коробку, перевязанную лентой. И первую за весь день начала открывать под взглядами взрослых. Остальные подарки мы просто убирали на специально приготовленный стол, чтобы распаковать потом и каждому написать письма с благодарностью, но этим людям "спасибо" говорить желания нет. 

В коробке лежала не дорогущая барби, или брендовый пупс, которыми скорее всего забиты остальные коробки, там лежала обычная тряпичная кукла, сделанная своими руками.

Это я увидела по неаккуратно пришитым пуговицам и торчащим ниткам.

Мира в восторге, таких вещей у нее никогда не было. Но меня подобный подарок пугал больше всего произошедшего за эти несколько минут. И кукла меня насторожила. И мальчик этот, такой милый, что тошнит. Даже улыбка Элеоноры, которая поднимает взгляд с немым призывом умилиться деткам.

  — Хочешь попрыгать на батутах? – пригласила Мира мальчика, и я резко была против, о чем и выразила всем своим существом, но при этом не посмела бы перечить Борису.

 — Пусть идут, охрана за ними присмотрит.

 — Борис! – в тревоге прокричала не сдержавшись, на что он только нахмурился, но все равно пошел в дом, а Элеонора с неловкой улыбкой за ним. Дрянь... Просто...  – Нина, за ними присмотрят, пойдем.

Меня разрывали противоречия. Я не хочу оставляться детей вдвоем и меня напрягло, что этот Ярослав уже взял так нагло дочку за руку, словно один подарок дал ему на это право. Но и оставить наедине собственного мужа и эту женщину я не могла.

 — Нина, что происходит? — подоспела мама, и я облегченно выдохнула…

 — Мама, присмотри за Мирой! Глаз с нее не спускай! И отцу скажи. Я потом все объясню, — бросила последний взгляд на залезающих на батут детей и побежала в дом за Борисом. Он, проявив уважение, первой пускает меня в кабинет и предлагает мне встать за ним, когда сам садится в свое кресло.

Охрана располагается внутри кабинета, а Элеоноре ничего не остается, как сесть в кресло для гостей, но по факту в кресло для допроса.

 — Можно кофе? – спросила она вежливо. Так вежливо, что свело зубы.  – Горло пересохло.

Борис кивнул одному из людей, и тот вышел выполнить просьбу.

 — Рассказывай. И если ты начнешь врать, — требовательно заявил Борис, чуть наклоняясь, — Я напомню тебе, чем закончилась наша прошлая встреча.

У меня мурашки по коже побежали, ведь однажды Борис и меня выкинул на улицу. Но это была постановка, чтобы отвести внимание «Генерала" его дальнего наставника и врага, сейчас сидящего в Питерских крестах.

Но я все равно не сразу простила Бориса, ведь он меня не посвятил в свои планы. И в тот момент я была уверена, что все по-настоящему.

— Вы сделали ремонт, — начала она не с того, и меня новое напряжение охватило, словно канатами за горло.  – Помню, как портьеры сюда заказывала…

 — Элеонора. Это, конечно, лестно, что ты помнишь портьеры. Но давай от них сразу к тому месту, где ты якобы рожаешь сына…

 — Он похож на тебя, да? – спросила эта мразь.  – Он даже по характеру твой.

 — Об этом мы поговорим после экспертизы. Как ты выжила?

 — Ты не представляешь, как мне было плохо. Я ведь так тебя любила, даже несмотря на твой сложный характер. Нина поймет меня.

 — Нина Леонидовна, — уточнила, на что получила очередной приторный взгляд.

 — Конечно. Мы еще на ты не перешли, но мне бы этого хотелось, ведь наши дети будут расти вместе.

 — Борис! – вскричала я, не веря своим ушам. Она не может верить в эту чушь! Не может быть, чтобы и Борис допускал эту мысль. Кто она такая?! Дрянь, решившая поиметь денег?!

 — Нина, успокойся. Элеонора горячится. Без теста она даже мечтать не будет.

 — То есть ты допускаешь, что она не лжет? – не выдержала.

Меня просто затрясло, но один острый, словно лезвие у горла, взгляд Бориса успокаивает лучше любого наркоза. Я села в кресло у камина и взяла оставленную накануне книгу. 

– Я просто посижу здесь.

 — Рассказывай, — уже громче требует Борис, и именно в этот момент несут кофе на подносе. И следующую минуту тянется пауза, заполненная глухим стуком посуды. Горничные у нас тихие, почти незаметные, но сегодня каждое движение новенькой девушки отбивается у меня в мозгу рукояткой ножа. Как же бесит. Как же все бесит. И Элеонора такая возвышенная и вежливая бесит. И даже прическа, состоящая из обычной косы, бесит. Рядом с ней я ощущаю себя просто истеричкой. И даже сильнее сжимаю пальцы на корешке «Кинга», чувствуя, как они немеют.

 — Я не умерла тогда,  —  начала она свой рассказ. – То есть почти умерла. Меня даже привезли в больницу, но оказалось, что я беременна. Они накачали меня какими-то препаратами, и я впала в кому, но ребенок развивался. Меня прокесарили, и его отдали в дом малютки. Ведь отца у него не было. У меня никого больше не было.

Господи, я сейчас расплачусь.

Глава 6.

Этот крик, он как удар ножа по горлу. Дышать стало нечем, в голове шум, а перед глазами пелена.

Еще никогда я не бегала так быстро, даже когда убегала от врагов.

Еще никогда я не трясла свою дочь так сильно, проверяя ее на наличие травм.

— Что ты ей сделал? – сразу закричала на мальчишку, что стоял рядом и смотрел прямо на Миру. Если он только ее тронул. Если он только посмел ее обидеть, он вылетит отсюда. И мне плевать, чей он сын. – Что ты ей сделал?

— Нина, успокойся.

— Мальчик мой, ты в порядке? — прибежала Элеонора и присела с мальчишкой так же, как я с Мирой. Этот повторяющийся жест и наигранное «Мой мальчик» взбесили меня еще больше.

И только Борис как не в чем не бывало поинтересовался:

— В чем дело? – обратился он при этом только к Ярославу. К ребенку, которого видит впервые в жизни!

— Может быть стоит спросить Миру? — поднялась я во весь рост, бросая тяжелый взгляд в мужа. Да, он меня за это не накормит сгущенкой, но и терпеть подобное отношение к своему ребенку я не буду. Мира дочь Распутиных, а это непонятно чудо еще неизвестно чье.

— Мам! Мам! Яр не виноват, – уже Яр? Когда успела? И стала показывать куда-то в сторону. — Этот мальчик, он посмеялся надо мной, сказал… Сказал…

Мира начала хныкать, а меня дрожь пробирать.

Почему она тогда кричала?!

— Он сказал, что гроб ей закажут в цвет ее розового платья, — резко подал голос Ярослав и кивнул в сторону окошка батута, возле которого мы стояли.

Я тут же подхватила Миру на руки и влилась в процессию, которая обходила мягкий аттракцион по дуге, выходя на поляну. Там под взглядами гостей катался из стороны в сторону пухлый мальчик, держась за ногу.

— Мира, — прошептала доче на ушко. – Что сделал Ярослав?

— Выкинул его в окошко, — как-то беспечно заявила она. Но мне стало страшно, особенно от взгляда, которым наградил меня мальчишка.

Кто он такой, черт возьми?

Тут же подбежал отец пухлого ребенка, им оказался владелец нашего городского супермаркета, где часто можно было встретить просрочку.

Арбазов Геннадий Михайлович.

Сзади меня тронула мама и мне пока нечего ей сказать. Все внимание на Бориса, который вместо отца обратил внимание к мальчику, корячившемуся от боли.

— С чего ты решил, что гроб будет розовым?

— Папа сказал, — предсказуемо объяснил толстяк и его отец стал похожим на переспелый помидор. Вот-вот и треснет от напряжения.

— Борис Александрович…Ромка неправильно понял. Понял он неправильно. Мы бы никогда ничего плохого... Вы же знаете.

— Я вот тоже был уверен, что никогда, ничего плохого, — передразнил Борис без тени эмоций. Можно только гадать, что у него внутри. Но обсудим это завтра в моем кабинете.

Мне лишь показалось, но по толпе заскользил шепоток страха.

Борис редко вызывал к себе в кабинет. Обычно он сам не чурался навещать каждого влиятельного человека в своем городе. Нельзя сказать, что его боялись. Он не устраивал пыток, он был щедрым, но при этом всем Борис был крайне мстительным. Он не терпел не подчинения. Он не прощал ошибок. Даже в своей семье.

— А сейчас покиньте праздник, — прогремел его голос в образовавшейся тишине, а затем страшное… – Думаю на сегодня…

— Папа, нет! – тут же вырвалась Мира и взяла Бориса за руку. – Мы даже торт не поели. А Ярослав за мной присмотрит. Правда? Он ведь меня защитил!

Мы в ответе за тех, кого приручили, теперь Мира будет считать его своим героем. Когда-то и Борис спас меня и стал моим героем и много позже я поняла, что все было подстроено им же. Может быть и здесь так же?

Мира обернулась к мальчику, словно знала его много лет, словно он обязательно должен ответить положительно.

Что и произошло, тот мило улыбнулся, Элеонора всхлипнула, а меня чуть не затошнило.

Но Борис ведь не доверит дочь этому безумному?

Чем он руководствовался, кидая ребенка в окно?

Как он вообще смог поднять такую тушку? Он же весит не больше тридцати килограмм. Да и ростом не на много выше Миры.

— А что так тихо? Где музыка? У нас детский праздник или собрание акционеров?

Борис разрядил обстановку, только вот мне легче не стало. Он оставил Миру на Ярослава, а я снова взглядом попросила мать присмотреть за ними. А сама пошла за мужем, который потребовал немедленно меня на ковер.

***

Радует, что уволить меня он не может. Пока…

А вот наказать запросто...

Только дверь в кабинет закрылась, как моя голова со стуком ударилась о книжную полку, а шею сдавили грубые пальцы.

— Это что было, Нина?

— Защита! – пыталась отодрать я от себя его руку и пыталась вздохнуть, но Борис всем своим весом придавливал меня, не давая вырваться. – Я защищала свою дочь! Я не знаю его! Её! Как ты можешь доверять им?!

— Я не доверяю, я проверяю и не тебе решать, какие я должен использовать для этого

методы!

— Нашу дочь! Для проверки? Знаешь, — господи, как больно. – Давай мы уедем, чтобы у тебя была возможность лучше узнать свою новую семью. Ты же всегда этого хотел? До сих пор держишь обиду, что аборт тогда не сделала?

— Если бы я захотел, Нина, ты бы его сделала. Тебе бы связали руки и ноги, а из тела бы выдрали все, что меня не устраивает.

— Ты чудовище!

— Я твой муж и твоя обязанность доверять мне. Я никогда не дам в обиду не тебя, ни нашего ребенка.

Его слова такие важные как серп по обиде, но его рука все еще была на моей шее, а вторая уже ползла вверх по бедру.

— Не дашь в обиду другим, но будешь обижать сам, — прошептала чувствуя, как гнев сменился чем-то другим. Горько сладким. Темным. Он обволакивал все тело, не давая сделать даже вздох.

— Так обижу, что тебе это понравится, — задрал он подол платья выше моей головы, перекрывая воздух окончательно и стал звенеть пряжкой ремня. А я прикрыла глаза полностью погружаясь в омут похоти, к обрыву которой Борис меня подталкивал.

Глава 7.

Яр тут же ретировался, даже не взглянув, не меня, а Мира нахмурилась.

— Мой день закончился, да?

— Боюсь, что да, детка. Ты же знаешь…

— И я больше не смогу бегать и прыгать? Не смогу есть торт? Не смогу видеться с Яром!

Дай ребенку одну конфету, он запросит весь кулек. Дай ребенку вкусить свободы и возвращаться в клетку он не захочет. Как же Мира напоминает мне мою сестру Ульяну. Она была точно такой же. Капризной, невероятно красивой и очень болезненной. Только если Мира понимает значение слова «Нет», то Ульяна доводила родителей до истерик, а меня сделала не уверенным в себе ребенком.

— Ярослав ведь остается, — вздохнула я. Как бы этот мальчик мне не нравится, если он поможет вернуть Миру к прежнему больничному образу жизни, я скажу ему спасибо.

— Обещаешь? — сразу затребовала Мира, и я даже задохнулась от такой наглости. Так это была уловка? Вот же коза! Еще и глазки мне строит!

— Такие решения может принимать только отец. Но я уверяю тебя, что сегодня ночью он будет спать в нашем доме.

Мира спустилась с качели более охотно и все-таки поплелась домой.

Приняла ряд необходимых процедур, таблетки, сдала нужные анализы и уже готовилась ко сну, когда начался приступ кашля.

Да еще такого сильного, что казалось она сейчас задохнется.

Я подняла на уши врачей, сотрясаясь в рыданиях, пока они кололи нужный препарат.

— Следующие три дня только постельный режим, — потребовали они, и я готова была согласиться на что угодно. А я спать осталась в комнате Миры, чтобы контролировать ее дыхание.

На утро она уже порывалась встать, но я ее остановила.

— Ты вчера хорошо погуляла. Надо полежать.

Мира надулась, но тут же буркнула.

— Тогда пусть придет Яр. Иначе я лежать не буду.

— Мира, — опешила я. – Это что за разговоры. Тем более он занят. Сдает анализы.

— Он тоже болеет?

Беспокойство в ее голове было настолько неподдельным, что я заволновалась пуще прежнего. Нельзя им так тесно общаться. Если Ярослав окажется чужим, предателем, то будет очень больно прощаться. О другом я даже думать не хочу.

— Нет, — подал голос мальчик, вырывая меня из мыслей, и я обернулась. Он стоял в новеньких спортивных штанах и футболках с мультипликационном принтом. – И я не твоя игрушка, принцесса.

— Мне скучно, — заговорила Мира, и я сразу ощутила себя лишней. Так бывает, когда пытаешься вмешиваться в игру, из которой давно вырос.

— У тебя столько всего, как тебе может быть скучно.

— Радость создают не вещи, а люди. Мама меня так учила. К тому же ты обещал показать карточный фокус. Соврал? — задрала дочь нос так высоко, что еще немного и потолок бы достала. И откуда в ней эта заносчивость? Или я не замечала?

— Я никогда не вру, — прошел он в комнату, а я довольно резко спросила:

— Где твоя мать? – она тоже должна была сдать анализы.

— Внизу, — так же резко ответил мальчик и поднял свои черные глаза. Боже, даже если он не сын Бориса, то очень похож. Не внешне, у Бориса не сохранилось фотографий. Просто этот взгляд. Рядом с такими людьми начинаешь ощущать себя слабой и беспомощной. А еще тянешься и одновременно и боишься. Именно такие чувства я испытывала, когда Борис начал проявлять знаки внимания. – С моим отцом.

— Твой папа тоже приехал?! – заголосила Мира, и я уже хотела закрыть рот Ярославу, но поняла, что рано или поздно он найдет способ сказать.

— У нас один папа.

Мира замолчала, переводя взгляд с меня на мальчика и обратно. А потом ее лицо загорелось румянцем, а губы растянулись в улыбке.

— Я всегда мечтала о брате.

— А я всегда мечтал о сестре.

В этот момент я ощутила, как меня снова затошнило и ушла из комнаты. Только вот тошнило меня от самой себя, насколько мне хотелось кричать: «Нет!Нет! Это не твой брат! Он тебе никто! Он пришел занять твое место.»

Но я сжала кулаки, попросила охрану присматривать за дверью и вошла на лестницу, чтобы взглянуть вниз, где у Элеоноры, как раз брали анализы.

Она с улыбкой поблагодарила лаборанта, который приехал из самого Новосибирска, а затем пошла в сторону кабинета Бориса.

Я поначалу дернулась туда же, но колбы с анализами привлекли мое внимание.

Их было шесть штук.

Муж явно решил перестраховаться, что правильно, но в душе поднимался адреналин.

Он так хочет этого мальчика. Он уже к нему проникся.

Он готов поверить, чему угодно. Но самое главное — они оба, мать и сын слишком спокойны.

Разве я могу доверить свое будущее кому бы то ни было?

— Добрый день, — грациозно спустилась я с лестницы, шурша юбками, создавая на лице самое милое выражение из возможных. Парень лаборант оторвался от своих записей и даже замер. Борис всегда говорил, что я могу стать сиреной если захочу. – Первый раз в наших краях? Долго добирались?

— Несколько часов, — ответил он и сглотнул,

немного косясь в сторону кабинета хозяина. Смотреть на жену богатого человека, это как смотреть эротику тайком от родителей.

— Устали, наверное, есть хотите? Там на кухне вкуснейшие булочки на обед пекут. Возьмите в дорогу.

Парень с кривой челкой посмотрел на совсем другие булочки, но все равно боялся оставлять свою работу.

— У вас минута, я посторожу, — улыбнулась я и он сдается. Указала направление, и он побежал сломя голову, а я, посмотрев по сторонам подняла крышку, взяла две пробирки разных цветов и убрала в карман.

Парень счастливый вернулся, спустя пол минуты сунул пакет с булками себе в сумку и помахав, ушел.

А вскоре над домом взлетел вертолет, на котором он и прилетел.

Только вот теперь понять, что делать с украденным биоматериалом?

Но не только у Бориса множество связей, такие есть даже у меня.

С самой школы я дружила с девушкой весьма сомнительной репутации — Женей. Теперь же она весьма добропорядочная жена. Правда муж у нее криминальный авторитет Шапин, и Борис даже с ним знаком, но находился в не очень хороших отношениях. Но они держали нейтралитет, как раз из-за нашей дружбы с веселушкой Женей, блондинкой яркой наружности.

Глава 8.

После череды неудобных вопросов, на которые я ответила, как можно подробнее, я все-таки перешла к самому главному.

— Зачем тебе тест ДНК? Думаешь Борис подменил тебе в роддоме ребенка на больного? Он конечно мудак у тебя, но с головой все в порядке, — в этот момент я отошла в самый темный угол нашего дома, туда, где точно никто бы не смог меня прослушать, хотя и на это место нет особых надежд. В подвале я заговорила более свободно.

— Помнишь жену Бориса?

— Которую он выгнал? Ну… — с Женей мы ровесницы. Более того, она училась со мной в одном классе, как и ее брат, бывший тогда моим парнем. Но ему не повезло пристать ко мне на выпускном, где находился Борис, уже тогда выбравший меня себе в жены. Больше Андрей Дёмин пристать ни к кому не смог. Его убили.

— Она вернулась… И привезла с собой взрослого мальчика. Утверждает, что это его сын.

— Что за бред!? — тут же вскрикнула Женя. — Она же умерла в борделе! Это все знают! Весь город обсуждал это несколько месяцев!

— А теперь она здесь и планирует разрушить мою жизнь своей сахарной улыбкой.

— Я приеду и… — начала кипятиться Женя, но я остановила ее.

— Просто помоги мне узнать правду. Борис конечно сделает тест, но она настолько спокойная, что меня потряхивает от страха, что все может быть подделано. Мне нужны собственные доказательства.

— Вот это попадос. Я все сделаю, Нина. Можешь не волноваться. Отправь анализы с тем, кому можешь доверять и не забудь образец самого Бориса. Что угодно. Я позвоню, как будут результаты. Но скорее всего у твоего Борюсика они появятся раньше, я-то понесу в обычную лабораторию.

— Я готова подождать, — убедила я ее и сразу отключилась.

Человеком, которому я могла доверять на все сто процентов, была моя мать. Именно она, приехав в этот же день и все выслушав, повезла анализы в Новосибирск, сев на ближайший поезд. А я тем временем решила уточнить у Бориса, сколько нам терпеть чужих в доме. В конце концов они могут жить в гостевом коттедже. Там вполне мило и комфортно.

— Элеонора нужна мне здесь, пока что.

Эта фраза как будто из кошмарного сна. Я на всякий случай прокрутила ее еще раз, даже не собираясь воспринимать всерьез.

— Ты пошутил? — почти шепотом спросила я, буравя темную голову, склонившуюся над очередной кипой документов. – Скажи, что ты пошутил.

— Нет, Нина, — поднял он голову и откинулся в кресле, похлопывая себя по колену. Обычно я как собачонка реагировала на это жест и была счастлива, но сейчас он мне показался оскорблением. – Элеонора знает итальянский язык, а мой переводчик так и не приехал. Ты же помнишь, у нас оборудование зависло на томожне, потому что мы не можем договориться с фирмой.

Их под ног земля утекла, оставляя только шипы, что впивались в стопы, насколько больно стало стоять. Это какой-то страшный сон. Это не мой муж, который готов так просто подпустить другую женщину к своим делам.

— Она действительно знает итальянский, или это качество она приобрела, пока работала в детском доме, — недоверчиво начала я, чувствуя насколько близка к истерике. Это просто смешно. Как все удобно сложилось. И переводчик заболел и язык она выучила. – Ты действительно веришь в это? Ты действительно собрался брать ее с собой на переговоры?

— Ты итальянский учить не захотела, — напомнил он.

— Я занималась дочерью! А ты решил меня этим наказать и поиметь бывшую?! Ты хоть проверил знание ее языка?  Собеседование проходило в оральной форме?

Борис сверкнул глазами, демонстрируя как ему приятна моя ревность, только вот меня она уже вывела из себя!

— Элеонора всегда знала этот язык, Нина. Ее бабка была итальянкой и научила ее. Элеонора пыталась и меня научить, но ты знаешь, как я не люблю этой тарабарщины.

Я правда пыталась сдерживаться. Я действительно хотела оставаться стальной супругой магната. Ни капли сомнения, ни грамма страха перед трудностями. Но это его дебильное «Элеонора пыталась» убило на корню всю выдержку.

Элеонора, Элеонора. Даже Маша сегодня сказала, как ей нравится эта милая особа. Предатели! 

Я в несколько шагов преодолела расстояние до стола, взревев, скинула все документы и прокричала:

— Хорошо поностальгировать, ублюдок! Спать я буду у Мирославы до тех пор, пока в моем доме снова не образуется порядок! Я не буду терпеть рядом с тобой чужую бабу, сколько бы она не родила тебе детей! Хочешь завести гарем, это без меня!

Выскочила из под тяжелого взгляда мужа. Так он не смотрел на меня давно. Даже в момент, когда выгонял из дома за гипотетическую измену.

Это случилось на нашей свадьбе, которая проходила в окружении большого количества народа. Но, чтобы сбить с толку «Генерала» Борис накачал меня, по сути подложил под своего начальника безопасности Ивана и застал на месте «преступления». Это было красиво разыгранное представление, но я повелась. Очень долго прощала Бориса. Я вообще многое готова ему простить, но не пренебрежение семьей, которое он сейчас так ярко продемонстрировал. В доме появляется враг, а он подпускает его максимально близко.

— О, Нина, — словила меня Элеонора на лестнице, уже переодевшаяся в халат. Тварь. – Не хочешь выпить со мной чаю? День был такой насыщенный, что скажешь?

— Послушай меня сюда, — приближаюсь я к этой позитивной итальянке. – Я слишком много пережила с этим мужчиной, я выгрызла у судьбы счастье не для того, чтобы какая-то дрянь у меня все отобрала.

— Но Нина, я же хочу подружиться.

— Нина Леонидовна для тебя, — ткнула в грудь, чувствуя, как собственная разрывается от боли. Как я сейчас выглядела как истеричка? Но и поделать с собой ничего не могу. Даже когда в комнату в дочери забежала.

— Пошел вон! – крикнула ребенку, что сидел на кровати Миры. – Вон я сказала! До теста ДНК не приближайся к ней!

Ярослав посла Мире нечитаемый взгляд, вышел спокойно, а я захлопнула за ним дверь и тут же по ней стекла, чувствуя себя чудовищем.

Глава 9.

Поза, в которой я уснула, была дико неудобной, что я прочувствовала, когда встала с утра. Это уже не говоря о том, что из-за слез даже дневной макияж стянул лицо. Мне срочно требовался тоник, чтобы смыть остатки и новое белье. Так что оставим Миру досыпать, развалившуюся на всю свою кровать, я потихоньку стала пробираться в свою спальню, что была на другом конце коридора. Между ними находились гостевые спальни, которые теперь принадлежали Элеоноре и мальчишке. Возле этих дверей я даже замедлила шаг, наверное, глупо надеясь услышать что-то действительно важное. Но в пять утра скорее всего все спали, и я продолжила путь в свою комнату.

Дверь была приоткрыта, и я невольно задержалась, взявшись за ручку, ощущая скользкий страх, что могу застать в кровати Бориса и Элеонору. А дверь она оставила открытой специально, чтобы я поймала мужа на измене и покинула поле боя. И я задумалась, а как бы я отнеслась к подобному раскладу. Закричала бы от ужаса или расплакалась? А может быть подхватила бы дочь и сбежала их дома предателя? Только вот одно, но, у меня никогда не будет средств, чтобы сделать операцию дочери, так что я скорее всего проглотила бы это, дождалась бы выздоровления дочери и только потом бы сбежала.

Решив это для себя, я смело толкаю дверь и застываю. Комната пуста и только где-то снизу раздается негромкая музыка. Сегодня вторник, а значит Борис спустился на первый этаж по лестнице в самой спальне и занимается физкультурой. Обычно это или обыкновенные отжимания, или боксирование с кем-то из сотрудников, или битва на мечах. И не важно что, я все равно каждый раз пылала, когда тихонько наблюдала за происходящим в спортивном зале. Вот и сейчас я тихонько приблизилась и села на лестницу, которая вела прямо в спортивный зал на первом этаже. Там были Борис и несколько наших охранников, среди которых я узнала Васю. Он и принес нам плохую весть, а еще в углу сидел Ярослав в обычных шортах и белой футболке. Сегодня дрались на мечах и звон стоял оглушающий. Ярослав завороженно смотрел на Бориса, на его отточенные движения и на сменяющих друг друга охранников. В какой-то момент Борис отошел в сторону, а биться на мечах остались всего двое.

Но вдруг все стихло, а один из оппонентов упал замертво, проткнутый мечом насквозь.

Я закрыла рот руками, чтобы не издать ни звука, но смотрела на Ярослава, взгляд которого стал стеклянным. Охранники, замершие секунду назад тут же засуетились и стали утаскивать труп, а я всматривалась в их лица. Мертвым оказался Вася, и я не знала, как к этому относиться. Борис был чудовищем и многие это знали, но зачем было убивать так открыто, пусть и чужими руками, что он хотел этим доказать, а самое главное почему он дал увидеть это мальчику восьми лет?

— Ярослав, — прогремел голос Бориса, убирающего мечи на стену, где висели оружия самых разных видов. Просто комната смерти, почему я раньше этого не замечала.

— Я ничего не видел, — произнес почти шепотом мальчик, а Борис довольно кивнул, а потом вдруг поднял взгляд и зацепил им меня. А я рванула. Поднялась и просто побежала, словно этот меч сейчас пронзит и меня.

Добежала до ванной и попыталась закрыть двери, но Борис буквально откинул меня назад. Зашел и закрыл за собой двери на щеколду.

— И меня убьешь? — спрашиваю смело, но тело застыло от страха, пока муж сверлил взглядом. Да, я знала, что он чудовище. Он убивал каждого, кто пытался сделать мне больно, но как же отвратительно было наблюдать это лично.

— Это был несчастный случай.

— Именно так ты мне обычно и говоришь, но я все видела.

— Надо было спать, а не шастать по дому.

— Так я еще и виновата?! Борис! Ты хоть ощущаешь свою вину, хоть немного раскаиваешься? Ты убил… — взываю шепотом к осознанию своего поступка, чувствуя, как трудно дышать, насколько Борис близко. Он уже прижал меня к стене, он уже схватил меня за талию, обжигая касаниями даже сквозь ткань домашнего платья.

— И убью снова, если потребуется защитить свою семью. Он мог ненароком все рассказать и пошли бы слухи. Ты же понимаешь. Ты же знаешь за кого вышла замуж.

— Иногда я об этом забываю, — шепотом ему в губы, теряя связь с реальностью, пока его тело вдавливало меня в стену, а пальцы рвали ткань платья, оставляя следы на коже.

— Так я напомню, — прошептал он с рыком и завладел всем моим существом.

Сначала мне хотелось пожалеть мальчика. Никому в жизни не пожелаешь такого в восемь лет. Если бы Борис решил продемонстрировать свой способ ведения дел Мире я бы убила его. Ни минуты бы не сомневалась. Я уже стреляла в него, ради дочери выстрелила бы снова.

— Ярослав, — привлекла внимание, пока он играл в видео игру на огромном экране. Там какие-то чудовища отрывали друг другу головы. – Ты хочешь поговорить?

— О чем?

— О том, что ты видел с утра. Ты не бойся, я никому не скажу.

— Не понимаю, о чем вы, Нина Леонидовна, — очень вежливо ответил Ярослав посмотрев на меня, но у меня сложилось впечатление, что он дал мне пощечину. И сразу всю жалость как волной смыло. Не удивлюсь, если маленькому ублюдку понравилось, то что он увидел. Не удивлюсь, если через пару лет он сам будет давать такие приказы. Нет! В нашей семье есть одно чудовище. Второе пусть живет где-нибудь в другом месте. – Кстати, Мира просится в лес погулять. Можно?

— Нет конечно, — заявился без всяких вариантов. Мало того что ей нагрузка противопоказана, так еще и с этим… Мальчиком.

— Ну ладно. Я ей так и сказал, а она попросила вас спросить.

— Ты должен понять, Мира она…

— Я не тупой, все понимаю. Болеет она. Но выглядит вроде здоровой.

— Это сложно объяснить.

— Я не тупой, — снова повторил он и даже отложил джостик, полностью сосредоточившись на мне. Зачем ему эта информация? И почему он у меня животный страх вызывает? Он же просто мальчик. Такой обыкновенный с виду. Встреть его на улице, я бы вряд ли его запомнила. Темно-русая шапка волос, чуть выдающийся лоб, из-за чего кажется что он все время смотрит исподлобья, при этом совершенно темно-синие глаза, глубина которых как цунами вынуждает захлебываться. Умный мальчик, а это всегда опасно. Может и стоить сказать ему все, как есть. Может быть он не так плох, как мне кажется. Если Борис уже принялся его "обучать" то уже фактически принял его и тест ДНК лишь формальность? 

Глава 10.

— Я этого не потерплю, — выдохнула шепотом рядом, когда все уже расселись по местам и принялись за еду. Когда мы дома с Мирой, то ужинаем всегда внизу, за семейным столом. Но сегодня семья стала как-то больше и еще никогда меня так не тошнило от еды. – Она назвала тебя Борей! Борей! Даже я никогда себе такого не позволяла.

— Ешь, ты привлекаешь внимание, — осадил меня муж и посмотрел на Миру, оторвавшись от супа пюре. Она чем-то шепталась с этим маленьким чудовищем.

Они все время о чем-то разговаривают. Даже со мной она не так многогословна. Что можно обсуждать столько времени?

Я же обратила внимание на Элеонору, она уже доела свой суп и обратилась к Маше.

— Мария, никогда не пробовала ничего вкуснее. Жаль, что я не застала вас, когда была здесь хозяйкой. Уверена, что именно ваш суп не позволил бы мне совершить ошибку.

Замерли все, даже кажется шторы перестали шевелиться от ветра, который трогал их, проникая в открытое окно. Что она мелет?

— Я опять что-то не то сказала? Простите, просто здесь, в этих стенах, так мне знакомых, я волнуюсь… Вспоминаю о прошлом все чаще, — перевела она влажный взгляд на Бориса…

— Закончили разговоры, — повышает он голос, посмотрев на всех по очереди и остаток ужина проходит в тишине. Не успела даже остановить детей, которые расправившись с десертом – нежным суфле, рванули на второй этаж.

— А ну стойте! – крикнула я негромко.

– Оставь их.

Я проглотила очередной приказ, раздраженно посмотрела на Элеонору, которая вытирала уголки рта, что навело меня на не очень приличные мысли. Наверное, если бы не утренний секс-марафон, я бы была уверена, что она так намекает на измену мужа.

От этого стало еще противнее, и я просто встала из-за стола.

— Спасибо, Маша. Я сейчас приду помочь тебе с посудой.

— Сначала зайди в мой кабинет, — бросил Борис салфетку на стол и вышел из столовой. А я посмотрела на нее и почувствовала себя этой самой брошенной салфеткой. Почему он унижает меня при этой женщине? Почему показывает, насколько мое мнение не имеет значение? Куда делся мужчина, который убеждал меня, что я главная ценность его жизни. Куда делся мужчина, ради которого я готова терпеть средневековые устои в его царстве? А может быть я всегда была просто нарядной игрушкой в его царстве, просто не было повода об этом подумать?

— Сложно быть женой такого мужчины.

Этот комментарий не стал последней точкой, после которой я вцепилась в белобрысую башку, но как же мне захотелось это сделать. Выдирать клок за клоком и видеть, как на освободившемся месте образуется густая кровь.

Встряхнулась, все-таки жизнь с Борисом не способствует мыслям о единорогах и радугах.

— Не сложно, если держать ноги сдвинутыми, — выплюнула и ушла. Смотреть какой эффект произвели мои слова, не хотелось. Мне еще с Борисом битву вести сегодня. Вряд ли он будет доволен, что я ослушалась. В очередной раз.

Поднялась на второй этаж и застыла у двери.

— Только не твоих дебильных принцесс. Меня уже тошнит от них. Давай лучше в Мортал Комбат?

— Мне не нравится эта игра. Там столько крови, фу…

— Можно подумать ты кровь не видела.

— Видела… — грустно выдохнула Мира, и я уже не смогла дальше игнорировать этот разговор. Зашла и через силу улыбнулась, пока дети перебирали диски с играми, сидя при этом очень близко.

Заметив меня Ярослав тут же поднялся, словно я его за чем-то аморальным застала, но я накрыла его плечо и посадила обратно.

— Сиди, сиди. Я зашла напомнить о процедурах перед сном… — мягко взглянула я на Миру. — Тебе надо зайти к врачам.

— Я могу проводить, — предложил мальчик, вызывая у меня чуть ли не скрежет зубов. Если бы не желание дочери, которая будто помешалась на своем «братике», он бы вообще из своей комнаты не выходил. Не могу я его долго видеть.

Тест должен прийти через три дня. И за эти три дня я должна решить, как к относиться к тому, что у меня появится еще один ребенок, если тест покажет положительный результат. В обратном случае даже думать не придется. Будет очень легко распрощается с незваными гостями, которые впервые за семь лет моего знакомства с этим домом, сделали его панически чужим.

— Это не сейчас, пока играйте. Мне в детстве нравились гонки, — вспомнила спонтанно и обрадовалась загоревшимся глазам детей. Но Мира все равно со смешком спросила.

— Я почему-то не думала, что ты была маленькой.

— Все были маленькими, — ответила с улыбкой и перевела взгляд на до ужаса серьезного мальчика. Потом перед глазами картинками предстали рассказы о детстве Бориса, когда родная бабушка морила его голодом и стегала ремнем, и про себя подумала: «Ну или не все».

Оставила ребят рубиться, пришла на кухню, чтобы, как и планировала помыть с Машей посуду. Не потому что я люблю это занятие. Да и она делает это только с кастрюлями, которые в посудомойку не помещаются. Мне просто нужно спросить мнение человека со стороны, в конце концов может быть я просто схожу с ума от ревности и бессильной злости?

— Скажи мне… — неловко посмотрела на нее. — Я неадекватна?

— Ты женщина, — спокойно пояснила Маша и отобрала у меня губку. – Только совершенно бездушная, никак бы на не среагировала на эту ситуацию. А твоя душа чистая, раз ты смогла принять в свою жизнь такого человека как…Боря.

Мы посмотрели друг на друга и прыснули со смеху, и я в порыве чувств обняла эту взрослую, полноватую женщину с извечным пучком темных волос на голове. Я до сих пор помню, как трепетно она относилась к только появившейся на свет Мире. Это навсегда сделало ее человеком, за которого я убью.

— Она нравится тебе? Ну, то есть, она вообще как…

— Непонятная, — призналась она. – Я не люблю людей, которые так много улыбаются. Даже с Борисом, даже когда он ей угрожал.

— Когда? — всполошилась я. – Когда это было?

— Сегодня днем. Вы на прогулке были. Когда она попробовала назвать его Борей. Он сказал, что следующим образцом для анализа ДНК может стать ее язык, если он еще раз это услышит. Так вот она не испугалась…

Глава 11.

Меня успокаивало только то, что Борис действительно обсуждал дела, а Элеонора для него переводила. Теперь она держалась на нужном советском расстоянии, но я все равно продолжала буравить ее взглядом. Как ей дать понять, что нужно держаться от мужа подальше? Сказал ли он сам ей об этом? Или кайфует, как две самки богомола борются за самца. Так, вроде не маленький, должен понимать, что это чревато сносом его башки.

— На сегодня достаточно, можешь идти.

Можешь идти. Сейчас она обязательно поклониться ему в ножки, поцелует воображаемый перстень и пообещает исполнить любой каприз султана.

Элеонора просто кивнула и посмотрела мне в глаза. А там словно чертята, которые слышат каждую мою мысль и готовы обернуть ее против меня. Ненавижу.

— Пока, Нина.

— Пока…

Только дверь мягко закрылась, я понеслась к ней. Не удивлюсь, что сучка еще имеет привычку подслушивать. Но нет, коридор пуст и я вернулась в кабинет.

А там Борис продолжал корпеть над документами. Что-то записывал. Что-то печатал.

Иногда я задавалась вопросом, а зачем ему семья? Первая жена, вторая. Дети?

Комбинат его главный ребенок. Вот где истина. Все эти огромные печи с металлом, каждое здание, любое оборудование, любой человек.

Он знает там каждую мелочь, сам немало лет там проработал после Афганистана, пока не решил, что станет лучшим управленцем и просто отжал завод у предыдущего владельца.

Зачем ему другой мир, когда в этом он чувствует себя белой акулой, рассекающей волны бизнеса и пугая мелку рыбешку острыми зубами, где еще остались кусочки его жертв.

Борис даже по именам почти всех знает. Не удивлюсь, если знает подноготную каждого. Даже сейчас, я здесь, а он продолжает работать над возвращением нового итальянского оборудования. И нет ничего дороже, да.

Вот только меня это не устраивает.

Решительно подошла к столу, опустила руку на бумагу, другой тронула подбородок, оцарапнувшись о двухдневную щетину. Буквально вынудила на себя посмотреть.

— Поговори со мной. Успокой меня. Скажи, что это все временные трудности и просто нужно напрячь задницы и решить их. Что ты там всегда говоришь, — закончила тихо, почти нежно прошептала, поглаживая его горячую кожу. Он всегда такой, как печка и порой мне кажется, что рядом с ним мне суждено сгореть.

— Что тебя больше беспокоит? Мальчик или она.

Хороший вопрос. Пацан меня пугает, но, если он сын Бориса, я буду вынуждена принять такое соседство. Научится его любить, как училась любить Бориса.

Но другую женщину я терпеть не буду.

— Она. Ты хочешь ее? — прямой вопрос. Мне нужен прямой ответ. Или не нужен?

— Это странный вопрос, Нина.

— Нет, не странный! Она красивая! Ты с ней спал и знаешь на что она способна. Ты… У тебя встает на нее?

— Да, — без колебаний, жестокая правда, за которую хочется заколоть Бориса, как того парня, принесшего плохую новость.

Лучше бы он соврал. Лучше бы он сказал мне так трепетно ожидаемое «нет».

Мне вообще нравится жить во лжи. Придумывать сказку, что у меня свой личный дракон, разящий пламенем. А моя дочка принцесса в своем королевстве. И я совершенно не люблю думать, сколько было пролито крови, для воздвижения этого королевства. Еще меньше я хочу думать, сколько нужно крови, чтобы удовлетворить жажду дракона. И я приняла это. Я приняла все, потому что была уверена, Борис никогда не заведет любовницы.

— Ты будешь с ней спать?

— А имеет значение то, что я скажу. Ты же сама все придумала.

Его насмешливый тон сбивает с толку, топчется по обещанию себе не закатывать истерики. А его взгляд, плотоядно блуждающий по моему декольте, подливает в мою кровь мышьяка.

— А как мне не придумывать? А как мне не накручивать себя? Ты мне ничего не говоришь! Ты снова ведешь свою игру, правил которой я не знаю! Или может быть мне их не положено знать? Может быть у тебя уже были женщины, и я просто о них не знаю?! Может быть я зря отказала доктору, который ко мне подкатывал. – выкрикнула на одном дыхание. – Еб…

— Не зря. – совершенно спокойно ответил Борис и кожа моих рук заледенела. Он конечно знал. Он все всегда знает.

— Он живой?

— Конечно…За кого ты меня принимаешь.

— За чудовище, — с той же откровенностью сказала ему и упрямо посмотрела в глаза. – И я, наверное, глупо надеялась, что когда-нибудь ты станешь принцем, а ты только глубже погружаешься в свою яму. И даже я не могу тебе помочь. Но знай. Я согласилась терпеть твою жестокую сущность, но твой блядский нрав я не потерплю. Если я только узнаю, что ты с ней спал…

— И что ты сделаешь? – откинулся он в кресле, насмешливо приподнимая брови. – Устроишь истерику? Так это уже сродни прелюдии? Не будешь разговаривать? Долго не выдержишь. Может быть попытаешься меня убить? Рука не поднимется.

— Подам на развод, — резко так, надрывно сказала и отвернулась к двери, чтобы открыть и выйти. Здесь душно стало. Но пальцы на ручке до острой боли сжала рука. И я сквозь пелену слез заметила вздувшиеся вены, сильные пальцы, до побелевших костяшек, стискивающих меня. Щеку царапает щетина, а в ухо обжигая ухо и сдавливая нервные клетки, донеслось.

— Я уже говорил и повторю. Я своего не отдаю. Ты сама села в эту лодку, будь добра пристегиваться, когда на нее обрушивается очередная волна, а не трясти того, кто держит весла.

— Просто скажи…

— Нет, я не буду с ней спать. И ты должна это помнить, чтобы не произошло… — А что должно произойти, — хочется спросить, то его тело, прижимавшее меня к двери не дает вдохнуть воздух, чтобы выдохнуть несколько простых слогов. По коже бегут мурашки, быстро скапливаясь ниже живота, где уже приятно тянет, где рождается извержение вулкана.

— Спасибо, — только и приваливаюсь лбом к прохладной древесине, дрожа всем телом и чувствуя, как по ногам скользит ласковый ветер. И совсем неласковая рука. Борис не торопится, сегодня мы уже занимались сексом. Сегодня мы уже выместили страсть и злость друг на друге. Так что сейчас скорее ленивый обмен жидкостями, который не дает нам возможности еще очень долго сказать хоть слово.

Глава 12.

Ночь давно заняла свой пост, затянув небо черной дымкой, а звезды в этой части дома были особенно хорошо видны. Поэтому я сидела и пыталась рассмотреть созвездие Льва, под которым родилась Мирослова. Я назвала ее мир, потому что именно ее зачатие принесло мир в наши с Борисом отношения. После всего пережитого я была уверена, что смогу уйти. Рассталась с ним, вернулась в театр и была крайне возмущена, когда планы нарушила беременность.

Я не хотела ее. Не хотела быть мамой и жить в тени Бориса. А именно это бы произошло, потому что Борис мог отпустить меня, но он вряд ли бы отпустил меня беременную его ребенком. Но все изменилось, когда мне сказали, что моя мечта может сбыться, что я должна сделать аборт ради своего здоровье. В один миг что-то во мне перевернулось, словно у маленькой девочки, которая на нет, всегда отвечает «да» и наоборот. Я твердо стояла на своем и не жалею об этом и по сей день. Одна мысль, что я могла остаться без своей Миры лишает меня рассудка. С ней и весь этот ад сносить легче. Даже вечером, когда в душе царило цунами, одно ее объятие и трепетный вопрос «любишь меня» выместил все тревоги.

Пока малышка счастлива, пока она улыбается я готова на все.

И понятно, что собственная мечта о покорении сцены осталась за бортом, что скорее всего, если я и сыграю еще раз свою любимую бесприданницу, то будет это любительская постановка.

Но я не жалею. Ведь рядом живет та, кто любит тебя без условий и никогда не предаст.

— Женщинам вредно много думать, — за шкирку вырвал меня из комфорта мыслей Борис и закрыл окно. Ветер действительно сильный. Но эта его забота на фоне всего происходящего, кажется, насмешкой.

— Это очень удобная позиция, так думать. Окружи женщину богатством, всучи ей член в рот, только чтобы она не мешала тебе жить и мозг не выносила.

— Я был уверен, что секс тебя успокоил.

— Ты ошибся, — пробурчала я устало. На крики и ссоры сегодня я свой лимит исчерпала. — У меня порой впечатление, что все наши конфликты решаются сексом. Но ведь так нельзя! – повернула к нему лицо и подняла его, чтобы в глаза посмотреть. Очертить взглядом жесткие черты лица, которые на фоне льющегося от луны света делали его пугающим. Я была уверена, что он спит, даже свет везде выключила, чтобы думать было комфортнее. И сказать, что мне приятно, что ему, как и мне не спится, ничего не сказать. Пусть не я одна в эту ночь беспокоюсь за будущее. Хотя по лицу Бориса и не скажешь, что его хоть что-то сейчас волнует. Я никогда не смогу его раскусить. Даже когда он зол, он держит моську. И только в постели становится собой. Настоящим. Стонет в голос. Говорит грязные словечки, иногда даже признается в любви. Там он не сдерживается, но стоит завести диалог, и каждое слово приходится вытягивать как нитку из вязаного шарфа.

— Хочешь поговорить? — коснулся он моего лица костяшками пальцев и погладил. Но потом спустился ниже, обхватил грудь и словно взвесил на ладони. Они с беременности почти не изменились. Это и не удивительно, учитывая какой короткой она была.

— Я хочу именно поговорить, — отодвинула его руку, чтобы дать понять, что на сегодня секс-марафон закончился. Мне нравится с ним заниматься сексом. Очень нравится. Ведь он знает, как именно нужно доставлять мне удовольствие. Потому что у меня пот по спине, когда он рядом. Потому что я всем своим существом принадлежу этому человеку.

— Давай поговорим, – только и ответил Борис, усаживаясь рядом со мной на широкий подоконник.

— Как вы с ней познакомились, — сразу вылетел вопрос, и я вряд ли бы сумела его поймать. Проще поймать муху. – Ты любил ее? Тебе нравилось заниматься с ней сексом? Ты хотел от нее детей? Почему ты не выселишь ее отсюда!?

Последний вопрос был криком души, очень ревниво и глупо спрашивать такое, но лучше так, чем крадущиеся в тени мысли о разводе.

Борис берет мои ноги и кладет себе на колени, легонько разминая, создавая в моем теле ворох мурашек. Ненавижу его за это. Он может сбить с толку одним прикосновением.

— Ты не спрашивала об этом раньше.

— Раньше в моем доме не появлялись другие женщины, и я тебя не ревновала. – это правда, за одним единственным исключением. Медсестра, которая колола Борису уколы, и которая специально была нанята Борисом, чтобы поддерживать меня в тонусе и тянуть ревность из моего влюбленного сердца, когда Борис не мог удовлетворять меня в постели из—за инвалидности.

— Я тогда на комбинате уже пахал года два. В тот день задерживали зарплату уже на несколько месяцев, и я пришел разбираться в кабинет к начальнику, — удивлена не то слово. Не содержанием разговора, а то что он вообще начался. Я вся подобралась, слушая как можно внимательнее. – Там была его дочь, но я не особо внимание обратил. Наорал на него, погрозил забастовкой. Но кто был я. И, кто был он. И пусть я больше разбирался, пытался внедрять идеи, работал как вол, директору Звягинцеву было плевать. Самое главное, что он имел любых шлюх, а его дочка каталась на Мальдивы. То есть люди не могли детей прокормить, а она на Мальдивах.

— Дочка?

— Да, Элеонора дочь бывшего директора.

Я пытаюсь вспомнить эту информацию, но у меня никак не получается. То ли все об этом забыли, то ли не стали упоминать. Даже отец никогда не говорил ничего подобного. Я прекрасно помню, как разъезжала Элеонора в красном кабриолете, сияя белизной волос, но я помню, что фамилия ее была Распутина.

— Она жила в Новосибирске с матерью. Мало женщин подобного склада захотят остаться в этой глуши.

— А я значит другого?

— Ты тоже не захотела, если помнишь. – продолжил он с одной из редких усмешек. – А на следующий день я шел пешком домой и по дороге встретилась Элеонора. Красивая кукла с картинки мужского журнала. Стояк на нее был железный. А кто видел ее из ребят с завода, не редко рассказывали в каких позах хотели бы ее поиметь.

— Но поимел ты? – спросила нахмурившись.

— Мне было двадцать пять и в голове еще мелькали картинки плена, но увидев, как она на меня реагирует, как жаждет новых встреч, в голове созрел план.

Глава 13.

Борис взял охрану и побежал в сторону ворот, чтобы за забором найти мальчика, которого к этому времени было уже не видно.

Я же задержалась, осматривая окружающее пространство, чувствуя голыми ступнями мокрую от вечерней росы траву. Звезды все так же подмигивали сверху, а я решила, что ночь достаточно светлая, чтобы пройти к территории незамеченным и допустим, поговорить с кем-нибудь.

Например, с маленьким мальчиком, который разумный и все понимающий непогодам.

Я взглянула на дерево, которое ближе всех прилегало к забору. От него метр, но в теории перепрыгнуть можно.

Во времена юности я ловко могла забраться на любое дерево. В день знакомства с Борисом я так вообще забралась на довольно высокую гору в день весеннего праздника. Именно в лесу меня нашел Борис и буквально приворожил аурой своей властности и строгого ума.

Я не лазала по деревьям больше пяти лет, но сейчас сомнений не осталось. Если Ярослав с кем-то в сговоре, я должна знать. Потому что, тогда он к Мирославе не подойдет никогда. Он станет для Бориса хуже фашиста, который сжег не одну деревню.

Схватившись на ветку, я довольно тяжело, словно набрав лишние килограммы, забралась на следующую ветку. И неторопливо перелезла через забор, спрыгнув на землю.

Ногу я конечно подвернула, но идти могла. Возможно мой подвиг лишний и Борис уже нашел мальчика. А может быть мне самой предстоит вычислить предателя.

Пошла сквозь лес, стараясь не шуметь, ступая через ветки. Не хотелось бы напороться на ежа или крапиву, но стук сердца, как тарахтящий мотор вертолета, заглушал  любую осторожность.

Мне кажется я что-то слышу. Приглушенный разговор, словно через стекло, не разбирая ни слова.

Я продолжила двигаться, но замерла, прижав руки к сердцу, как молот ударившего об ребра.

Мальчик.

Стоял возле дерева и определенно его рот открывался в такт словам. Словно он с кем-то общался.

 Мое нахождение здесь осталось незамеченным, так что я попыталась подобраться ближе, чтобы различить, с кем же он болтал.

Или хотя бы убедиться, что это точно не разговор сам с собой, чтобы убедительно говорить с Борисом. Тогда он вышвырнет парочку из дома быстрее, чем я успею назвать имя дочери.

Но все разрушил треск ветки со стороны.

Борис шел как слон, очевидно так боясь потерять сына, что не думал ни о чем другом. Пацан сорвался с места как фейверк, а я, недолго думая за ним.

— Борис! Он здесь! Он с кем-то разговаривал! – закричала я и уже без разбору помчалась за пацаном. И только я начала его догонять, слушая тяжелое дыхание позади себя, Ярослав остановился и встал напротив меня, прожигая темным взглядом.

Я затормозила и мои плечи почти сразу охватили сильные руки.

- Борис, он с кем-то разговаривал…

— Ты куда рванул? – сразу нагрубил Борис и подошел к парню, который скорчил такую виноватую моську, что мне стало не по себе от его актерских способностей. Только что он буквально выглядел маленьким чудовищем.

— Прости пап, — что? Это слово резануло слух, словно кто-то рядом вилкой по стеклу заскрипел. – Мира попросила принести Кандык. Она в лесу то никогда не была. Я отнекивался, но отказать не смог.

— Мире мало кто отказать может, — поднялся Борис и взял из протянутой руки скупой букетик розовых цветов. – Тогда все нормально.

Серьезно? Он вот так просто проигнорирует мои слова?

— С кем ты разговаривал? — потребовала я ответа. — А самое главное почему побежал.

— Я испугался, что вы ругать меня будете. – понурил он голову и даже не поднял взгляд, чтобы я убедилась в своих подозрениях. – Я стих вслух читал, Я, узнал, что у меня есть огромная семья, и травинка и песок. В поле каждый голосок…

Дальше слушать я не стала, развернулась и пошла, кипя как чайник. Это же надо. Маленькое чудовище выкрутилось, а если я буду настаивать на своем, все решат, что я специально хочу выжить мальчика из дому. И будут ведь правы.

С утра обязательно спрошу у дочки, правду ли говорил Ярослав.

****

На следующее утро я проснулась как обычно у Миры в спальне. И первое, что я сделала это проморгалась, пытаясь понять, какого черта ее нет в постели. Поднялась на своей софе, чуть массируя затекшую шею и пробежала глазами комнату. Судя по всему, кто-то собирался в спешке.

Я сразу помчалась вниз, где Маша уже убирала со стола и только Элеонора в белом брючном костюме вальяжно читала женский журнал.

— Ты сегодня долго, — опустила она журнал. – Присоединяйся. Сегодня булочки у Маши просто нежнейшие.

Я стрельнула взглядом в Марию, и она пожала плечами. Я могла расценить этот жест только как: «Что взять с дуры». Потом взглянула на часы и убедилась, что все утренние процедуры Мира должна была закончить.

— Где Мира? – остальные меня не волновали.

— Борис взял их с собой на завод.

Веселье в голосе этой суки завело меня с пол оборота.

— А что ж тебя не взял? Или ты достойна только того, чтобы сидеть и дожидаться, когда он снова вернется в твою постель.

— А ты неверное жутко этого боишься. Мы с ним такое в постели вытворяли, такому синему чулку даже представить сложно.

— Нет. – неожиданно даже для самой себя ответила. – Борис слишком педантичен, чтобы валятся в грязи.

Не дождавшись ответа и не садясь за стол, я отправилась переодеваться. О чем, вообще, Борис думал, когда брал с собой мальчишку. Пойдут слухи. А если окажется, что это не его сын? Он убил охранника, чтобы тот ничего не разболтал, а теперь делает это сам. А Мира? Она же боится комбината. Часто говорит, что оно напоминает ей чудовище.

И ведь она недалека от истины. Меня на Комбинат привел отец лет в пять, меня не с кем было оставить и пришлось доверить охраннику, который сидел на центральном ходе. Тогда это место мне запомнилось огромным чудищем, тянувшем ко мне свои ржавые щупальца. Пришлось даже укрыться одеялом, как мне было страшно. Второй раз я появилась здесь, когда мне требовалось сказать спасибо Борису. Он тогда вытащил меня из отделения полиции одним своим звонком.

Глава 14.

Чтобы найти мужа и детей мне предстояло дойти до сталелитейного цеха, именно того, где сталь делают из сырья, чугуна или стального лома в сталеплавильных агрегатах, температура в которых достигает отметки тысяча градусов и выше.

Я не могу сказать, что знаю этот завод как пять пальцев, но здесь всегда есть люди, которые направят в нужном направлении.

Например, мой отец, который после возвращения в Усть-Горск не только остался в прежней должности, но и быстро стал одним из акционеров завода. Борис разумеется постараться, чтобы у отца больше и мысли не было пойти против мужа дочери. Однажды это уже случилось, что чуть не привело к трагедии. Сейчас же отец сытый, работящий, а судя по улыбке, с которой он меня встречал, еще и счастливый.

— Дочка! – порывался он меня обнять, но вспомнил, что грязный, а на мне хоть и темный костюм, но заляпать его легко. Так что я только поцеловал его закопченную щеку и передернула плечами. Здесь находится просто невозможно. Наверное, именно так должен выглядеть ад. Вокруг печи с жидким металлом, люди с черными лицами, все гремит, трещит, шипит и где-то бродит сам Дьявол.

— Привет пап. Борис далеко ушел?

— В прокатный цех детей повел. Как ты их отпустила? Не сказал бы, что это место для ребят, хотя у парня глаза горели.

Ну еще бы они не горели. Даже он в свои восемь должен понимать, что подобный комбинат — это основа любого цивилизованного государства, что оно обеспечивает металлом любую отрасль, от швейной до авиационной. Масштабы такие, что страшно. Поэтому наш дом охраняют военные, а с Борисом всегда охрана. Да и я, чтобы добраться сюда взяла человека. Не потому что боюсь, а потому что такие правила.

Правила, от которых боязно. Но очевидно не мальчику, который может по итогу стать принцем этой стальной империи.

Отец ждет ответа, но говорить, что детей забрали без моего ведома я точно не стану. Папа ляпнет где-нибудь и тогда каждый узнает, что я в доме даже за детей не отвечаю. Так, нелепое приложение к королю.

— Нужно показать всем, что с Мирой все в порядке, ты же помнишь, какие слухи ходят. А Борис не любит выглядеть слабым. Только пап, никому.

— Обижаешь, семья святое. Да и хрень это все. Сейчас операцию сделаете, — шепчет он насколько это возможно при таком шуме. – И еще чемпионкой олимпийской станет.

— Разве что по скорости траты отцовских денег. – рассмеялась я, еще раз поцеловала отцовскую щеку и пошла по бесконечным лабиринтам завода к прокатному цеху. И как только прохожу внутрь, кивая бесконечным сотрудникам, сразу замечаю детей. Они в детских касках и очках, полностью экипированные костюмами наблюдают за тем, как под давлением получается труба. Это так называемая прокатка.

И если глаза Ярослава действительно горят, то Мира держится за отца мертвой хваткой. Храбрится. Значит скорее всего пошла не по своей воле, а потому что Ярослав мог взять на слабо.

Я в детстве именно так первый раз на дерево влезла.

— Мама! – заметила она меня и побежала, но Борис рванул ее на себя и что-то грубо сказал. Скорее всего, что бегать по комбинату смертельно опасно. И верно. Потому что после этого она вся надулась, но пошла ко мне пешком.

Выговаривать Борису что-либо сейчас мне не хочется, я лучше заберу малышку, а они пусть хоть огненные шары здесь гоняют.

— Ты не устала? — взяла ее на руки и поцеловала висок.

— Нет, было интересно, но страшно. Папа столько всего рассказал.

— Верю, моя хорошая. Но может быть пойдем уже?

— Ярослав хочет посмотреть весь завод. Он сказал, что я еще маленькая для такого приключения. А я не маленькая.

Вот же… Как можно было за пару дней так хорошо изучить Миру?

— Солнце. Ты не маленькая. Но принцессам нечего здесь делать. Очень опасно.

— Опаснее, чем моя операция?

Я замолчала, не зная, что ответить. Иногда это раздражало, ее умение давить через собственную болезнь. Но давить ей больше нечем.

— Я могу умереть, но не увидеть, что такое комбинат. Отпусти, они уже уходят.

Она спрыгнула и спокойно поплелась за Ярославом, а Борис взглядом предложил присоединиться. Вот как будто у меня выбор есть.

Спустя еще два часа экскурсии по заводу, которую мне когда-то проводили галопом, я могла понять восторги детей, которые на перебой рассказывали друг другу, что им больше всего понравилось, когда мы сели обедать в заводской столовой. И выглядела она как очень хороший ресторан быстрого питания. А за тем, как едят его сотрудники, Борис следил лично, поэтому всегда здесь обедал.

Это по началу, разумеется не могло не напрячь людей рядом. Но все уже привыкли и даже улыбались. Кроме одного мужчины, который направлялся к нам уверенной поступью медведя. Я узнала его. Арбазов Геннадий Михайлович. Его сын высказался насчет Миры, а на утро был вызван на ковер. Я так и не спросила, чем все закончилось.

— Борис Александрович, рад что застал вас, — начал он подобострастно и посмотрел на меня, здороваясь. Я не знаю, как он попал на завод, скорее всего через брата, который являлся директором столовой, и который уже прятался за прилавок. – Нина Леонидовна. Борис Александрович, я понимаю, что со стороны моего сына было очень некрасиво обижать Мирославу. Но он же просто ребенок и я все еще надеюсь.

— Я все еще надеюсь, – прогремел голос Бориса, который оторвал взгляд от своего борща. – Что в этом городе хозяин я. А я принял решение о том, что работать твоя забегаловка здесь больше не будет. Ты полагаешь, я изменю свое решение потому что ты признаешь, что херовый отец?

Мне хочется напомнить, что здесь дети и ругаться не стоит, потому что сидели они с открытыми ртами, поэтому легко пинаю его коленку носком туфля.

— Мне правда очень жаль, — все еще конючил Геннадий, судя по дрожащим губам. Готовый упасть в ноги.

— Мне то же, что не разглядел в тебе дерьмо раньше. Проваливай, иначе будет мордобой, а когда кровь с побитой твоей рожи закапает здесь пол, будешь лично все вылизывать. Я доступно объяснил?

Глава 15.

После экскурсии по заводу я совсем ушла в себя.

Меня уже не радовала сладкая вата, которой измазывались дети, пока мы гуляли в парке, и даже любимый вертолет, поднявшись на котором ребята верещали.

Я уныло смотрела, как мы пролетаем над озерами и лесами Новосибирской области, приближаясь к заповеднику Алтай. Где под склоном горы Белуха нас, как обычно, встречает гостеприимный отель с идентичным названием. Сегодня мы будем ночевать здесь и мне нравится эта идея. Но не нравится, что она не моя. Отель из бруса находится довольно высоко от уровня моря и заходят сюда редкие путешественники или прилетают на вертолете как мы. Здесь балом правит семейная пара Иван и Людмила,  уже довольно возрастная, но порой замечаешь с каким теплом они смотрят друг на друга. Они покормили нас, напоили чаем, детей покатали на пони, а потом ушли заниматься делами. А мы остались вчетвером, предоставленные сами себе.

Я стояла недалеко от края обрыва, который был безопасным, благодаря стальным парапетам. Вглядывалась в снежные шапки гор, в озера, которыми были утыкан каждый гектар, но я не могла насладиться красотой, я думала о Мире, которая так сроднилась с чужим мальчишкой.

Самое ужасное, что я не могла насладиться скупыми объятиями Бориса, которыми он вдруг меня укрыл. Раньше я бы сама прижалась к нему всем телом, но я повернула голову и смотрела как дети чуть поодаль собирали голубику и о чем-то спорили, полностью сосредоточенные друг на друге.

— Что плохо в том, что они подружились?

Я подняла глаза и встретила вопросительное выражение лица мужа. Редкое явление. Обычно оно нагло-требовательное. Но мне нечего ответить. У меня ощущение, словно в груди ком, который никак не может исчезнуть. Дышать было трудно. И слезы произвольно текли по щекам.

Мне по-настоящему обидно. Мира ведь все, что у меня есть. Она появилась и серое раскрасилось в яркие цвета. Словно смысл приобрело. А моя любовь к Борису оформилась во что-то действительно настоящее.

— Просто он только появился и уже…

— Если он в меня, то неудивительно. Мы всегда умели быть настойчивыми в отношении девушек….

Я прыснула со смеху. Настойчивость не то слово. Наглость, самоуверенность, а под час жестокость.

— Если он твой сын, то должен пугать ее до дрожи в коленках.

— Мира не тот ребенок, который испугается. Скорее нападет первой, чтобы не бояться.

— Ты хорошо ее знаешь, — поворачиваюсь всем корпусом, упираюсь лбом в его стальную грудь и пальцами сжимаю лацканы пиджака. Я должна верить, что все будет хорошо. Я должна верить, что этот мальчик не принесет беду в мой дом.

Борис пахнет так привычно, в том же костюме, всегда с одним и тем же выражением лица. Мне всегда хотелось изменить его, сделать более человечным, но я смирилась, подстроилась, научилась доверять. Наверное…

— Нина, ты накручиваешь себя.

— Просто я хочу знать, что мы с Мирой внезапно не превратимся в двух бедных родственниц, которые живут под твоей доброй воле.

— Ты моя жена. — Вот так просто. Это должно хоть что-то объяснять? Элеонора тоже была женой. И у нее сын, а я родила дочь, да еще и нездоровую. – И только ты не позволяешь мне превратиться в робота, а Мира дарит свет, которого мне так не хватает. Поверь, никой ребенок этого не изменит. Перестань накручивать себя. Ты мне живая нужна, а не полупрозрачная.

— Для секса?

— Для секса есть шлюхи. В них недостатка я никогда не имел, но женой видеть хотел только тебя.

— Какие признания. Это свежий воздух на тебя так влияет? — морщу я нос, чувствуя подвох. От этого щурю глаза, потому что в сердце закрадывается подозрение. – Что происходит? Внезапные щедрости, столько времени потраченное на прогулку.

Так зарылась в своем отчаянье, что не увидела очевидного.

Он всегда идет на маленькие уступки, делает не очень прозрачные комплименты, даже может быть нежным в постели, если после этого речь заходит о проблемах.

— Итальянцы готовы предоставить нам оборудование.

— Это же прекрасно! – в порыве обняла его, легко коснувшись жесткой щетины щекой. Он так переживал. Значит все-таки Элеонора помогла. Я конечно могу ненавидеть ее, но не могу не отдать ей должное. Раз она справилась с тем, к чему привлек ее Борис.

— Подписать договор мне нужно в Италии. Элеонора едет со мной. Завтра.

Отступила на шаг, не веря своим ушам. А руки его тела стали гореть.

Хлопала ресницами в попытке скрыть слезы, но они уже текли по щекам. Он еще мне не изменил, но такое ощущение, что я уже покрыта грязью.

Кто поверит, что она не попытается его соблазнить? Кто поверит, что такой мужчина не поддаться.

Я должна верить. Я должна верить. В Бориса. В нас. Несмотря на то, что мне хочется устроить истерику, несмотря на то, что мне хочется кричать и делать Борису больно.

— Ладно, — пожала я плечами и подошла как можно ближе, поднявшись на цыпочки. Последнее, что я должна ему устроить на прощание – это истерику. – Тогда сегодня ночью я устрою тебе достойные проводы, так отымею тебя, что ты даже думать о сексе не сможешь.

— Представляю себе, — прижимает он меня крепче, впившись пальцами в затылок и мягко утыкается носом в шею, скользит, не целует. Рядом с детьми он не может позволить себе вести себя так беспечно, а вот потереться стояком, недвусмысленно намекая на сегодняшнюю ночь, очень даже. – Придется очень долго доказывать тебе, что никакая шлюшка не заменит ту, которую обучил специально под себя.

Его рука коснулась горла, чуть сжала, а голос стал глуше, словно он собирается рассказать мне самый страшный секрет.

— Одно воспоминание о том, как сокращается твое горло, заводит меня. А это знаешь ли мешает думать. Так что сегодня никаких больше скандалов. Мы приехали отдыхать.

Тогда зачем ты мне сказал?!

— Постараюсь. Пойду проверю как у ребят дела, — попыталась я улыбнуться и вырвалась от него, чтобы пойти к детям. Но чем ближе я оказывалась, тем ярче был мой страх, что меня оттолкнуть и скажут, что в их кружке взрослым делать нечего. Но Мира так искренне обрадовалась и с таким теплом посмотрела на Ярослава, пододвинувшегося, чтобы села я, что я поняла одну простую истину. Счастье — это когда твой ребенок доволен. А похоже Мира, делая венок и укладывая его на голову новоявленного брата очень довольна.

Глава 16.

Когда гулять все устали мы отправились в гостиницу – дом, чтобы расположиться на ночь. Нам выделили две большие спальни. Сначала я хотела занять комнату с Мирой, но Борис напомнил, что завтра ему с утра нужно выдвигаться, а значит, эту ночь он проведет со мной.

Пока я распаковывала вещи, аккуратно собранные Машей, меня не покидало чувство беды.

Глупо конечно.

Я всегда доверяла Борису. Тем более, он сам сказал, что не роется в мусоре прошлого. Только вот забыл упомянуть, что из этого мусора появился уже довольно взрослый, умный сын. Слишком умный.

Я все равно не верю, что Борис способен на подобное предательство, но меня не оставляло ощущение, что небо скоро затянет тучами, а на землю польется бесконечный дождь.

Даже кожа покрылась липким, неприятным потом, словно в самое душный летний день перед грозой.

Разложив вещи у себя и отнеся детские в комнату, где будут ночевать Мира с Ярославом, я взглянула чем они занимаются.

Борис купил им огромный пазл на двести пятьдесят деталей с изображением его комбината. Он сам заказывал партию, и я не знаю о чем нужно думать, чтобы поверить, что двое детей смогут это собрать.

Но они полны энтузиазма, а Ярослав внимательно вглядывался в рисунок на коробке.

— Значит так, ты переворачивай детали, — скомандовал он, сидя в позе лотоса, — а я буду искать подходящие.

— Я тоже хочу искать подходящие, — капризно заявила Мира, но Ярослав был непреклонен. Порой мне кажется, он просто забывал, что она не совсем здорова. Возможно, именно это ей в нем так нравится. Он не относится к ней как к ущербной, он просто ведет себя предупредительно. А иногда и грубо. – Сначала сделай, как я сказал. Нина Леонидовна...

Он отвлек меня от наблюдения, и я вспомнила, что хотела сложить вещи в шкаф. Пока я это делала и дала Мире сменить платье на футболку, услышала вопрос.

— Хотите с нами?

— Нет, — невольно улыбнулась я. Этот чертенок умеет быть вежливым. Это наводит на мысли, а где он все-таки был все детство. Если конечно Элеонора врет, что тоже возможно. – Я никогда не любила кропотливую работу. Но если хотите, помогу.

— Мам, помоги, конечно. Посмотри сколько тут деталей. Они все одинаковые.

— Ничего они не одинаковые. Вот тут видно трубы, а тут цеха.

— Все равно сложно. Нам обязательно в это играть?

— Иди в куклы свои играй, если хочешь, — немного нагрубил Ярослав, и мне даже захотелось его одернуть, но Мира проглотила обиду. Затем просто принялась за дело.

Я никогда не задумывалась о том, что способна терпеть женщина ради того, кого любит. Многое на самом деле. И дело порой не в том, что некуда идти, дело в человеке, который становится сродни наркотику, от которого отказаться ты не в силах. Особенно я. Особенно из-за Бориса. Его умение играть на моих нервах похоже на музыку Вивальди. Виртуозно, захватывает дух, и даже если выключаешь звук, в голове продолжает звучать мелодия.

Юра прав, я готова стерпеть даже измену, если такая случится, потому что сейчас рисковать спокойствием дочери и ее здоровьем не стану. И это увлекает меня в темный мир отчаянья, из которого я вряд ли когда-нибудь найду выход. Остается только надеяться, что Мира не пойдет по моим стопам и сможет отстаивать свое мнение.

— Если не хочешь собирать не надо, Мира. Можем пойти к Людмиле и помочь с ужином, — предложила я альтернативу и глаза дочки загорелись, но стоило мне взять ее за руку, как Ярослав произнес:

— Помоги собрать, пожалуйста, я один не справлюсь.

Меня как будто в прорубь кинули, так что горло сдавило больнючим спазмом. Он не просто умен, он манипулирует и Мира, в силу возраста и большой симпатии, ведется.

— Но потом ты поиграешь со мной в куклы.

— Конечно, — ответил он так, словно минуту назад не выказывал презрение к этой девчачьей игре.

— Мам, я потом помогу, – ответила она и покорно села переворачивать детали дальше, а меня уколол страх, потому что я не знаю, к чему могут привести подобные манипуляции.

Я поиграла с ними немного, но Борис позвал меня спустя десять минут и я спокойно поднялась, чтобы пойти к двери, как вдруг.

— Тебе понравился Кандык?

— Да, спасибо, что показал его мне, – ответила Мира и помахала мне рукой, когда я резко обернулась. Ярослав при этом голову от пазла, так и не поднял, продолжая сосредоточено скреплять детали.

Значит, он говорил правду в лесу? А я зря в нем сомневаюсь? Может быть, на фоне страха и ревности во мне медленно, но верно развивается паранойя?

***

Я оставила детей одних и поплелась в комнату, где меня ждал муж. Перед дверью затормозила, пытаясь найти в себе силы взяться за ручку и нажать ее. Впервые за много лет мне не хотелось заниматься сексом. Даже зная, что завтра муж уедет и я не увижу его несколько дней, все равно не хотелось. Словно соитие может снова вернуть меня на полосу полного доверия, оргазм заставит перестать сомневаться, ведь если в постели все хорошо, значит, мужу и не нужно смотреть налево. Но не все строится в вертикальном положении, хотя, скорее всего, Борис считает иначе.

Он с самого начала дрессировал меня именно в отношении постели. Долго не брал естественным образом, пробуя другие, гораздо более откровенные. Даже знакомство наше началось с секса в лесу, когда мне было шестнадцать. Кто кого тогда соблазнил, мы не особо разбирались, но факт в том, что уже тогда Борис пообещал, что сделает меня своей женой. Наутро я все забыла, стала жить обычной жизнью, встречаться с мальчиком, даже не подозревая, насколько сильно поменялась моя жизнь. Для меня это было сном, который, как и любой другой, быстро смылся из памяти реальностью. Но уже через два года моей реальностью стал Борис, с каждым днем занимая там все больше и больше места. Так есть и по сей день. Он и Мира — все, что есть у меня в жизни. Наверное, нет ничего странного, что я боюсь это потерять. Но сейчас мне не хотелось окунаться в страсть и забыться в объятиях мужа, сейчас, здесь, на вершине горы, хотелось побыть одной и просто понять, а что представляю собой лично я.

Глава 17.

Это как ушат ледяной воды, по сравнению с которой озеро кажется почти парным. Я, конечно, знала, догадывалась, но услышать подтверждение своим страхам очень жестоко. Я даже оторвалась от Бориса и отошла на несколько шагов. Словно сейчас он был носителем опасной заразы, способной свалить всю семью. Только вот заразой этой был мальчик, которого Борис только что признал.

— Ты уверен? Тест не могли подделать

— Кто решится обманывать меня? — самоуверенно заявляет Борис, чем вынуждает сорвать чеку с бомбы, на которой я сидела.

— Да не будь же ты таким самонадеянным! — заорала я, и где-то сбоку вспорхнули птички. – Ты не робот, а человек, ты тоже можешь совершить ошибку! Тебя тоже можно обмануть!

— Это ты сейчас о себе?

— Не поняла. — Весь запал куда-то улетучился, оставляя собой прозрачное облачко. – А я тут причем? Я никогда...

В голову сразу забираются вопросы, когда и в чем я могла обмануть Бориса. Но в обычной ситуации это действительно бесполезно.

— Ты ненавидишь завод. Терпеть не можешь изучать документы, копаться в делах. Ты даже приезжаешь туда по самой острой необходимости. Пытаешься делать вид, что тебе это интересно.

— А Элеоноре, значит, интересно?

— Речь не о ней, а о тебе, Нина. Признайся.

— Да боже! – есть ли смысл сейчас что-то утаивать. – Да! Да! Этот завод — зло! Любой бизнес — зло, если его вести вот так. Но я понимаю, что без этого ты не был бы тем, кто ты есть. Я ненавижу завод, но люблю тебя и давно смирилась с тем, что он для тебя значит.

— Но заниматься ты им не хочешь? — успокоился Борис и подошел ближе, нависая всем телом, подавляя волю, требуя сказать правду.

— Не хочу, но и терять тебя не хочу. — обняла его за шею, почти повисла, встав на носочки, ощущая терпкий запах своего мужчины и желания, что снова в нем проснулось.

— Даже представить не могу, что должно произойти, чтобы ты меня потеряла. Теперь слушай. Чужого ублюдка я бы никогда не принял. Но этот пацан — шанс для тебя и Миры держаться от завода подальше. Вы будете заниматься тем, что нравится вам обеим, а я буду натаскивать парня на управление, чтобы ни наши дети, если они появятся в дальнейшем, ни наши внуки, никогда не в чем не нуждались.

Шмыгнув, уткнулась в грудь Бориса и обняла его крупную талию.

— Значит, ты не зациклишься на нем? Не будешь ставить его на первый план, отваживая от себя Миру. Я так не хочу, чтобы она страдала.\

Мне так не хочется, чтобы Мира стала бедной родственницей в этой семье, но, с другой стороны, логика в словах Бориса есть. А мои страхи по сути беспочвенны.

— Порой мне кажется, что страдаешь в нашей семье только ты. Сейчас оставлю Элеонору в Италии, и все будет как раньше. С одной маленькой разницей. У Миры появится тот, кто ее защитит. Она уже его любит, а тебе чего не хватает?

Любит не то слово. Уже и слушается больше меня. Это пугало сильнее, чем если бы она держалась от него подальше. Но такое быстрое сближение… Странно.

— Я его боюсь, – честно призналась и подняла мокрые глаза, посмотрела в жесткое лицо и тяжело вздохнула. – Я не могу ему довериться. Не знаю почему.

— Ну, — пожал плечами Борис. – Чтобы ты стала доверять мне, потребовалось четыре года. Или ты мне до сих пор не веришь?

Если вспомнить, какой большой путь мы с ним прошли и что все-таки Ярослав — плоть Бориса, а значит, сын моего любимого мужчины, то я должна прекратить истерику и просто довериться тому, кто стал центром моей вселенной еще в шестнадцать лет.

И пока светят звезды, пока он держит меня так крепко, пока у нас есть дочь я буду ему верить, я буду наслаждаться каждым днем.

— Верю, — улыбнулась и запрыгнула ему на бедра, чувствуя, как его желание упирается между ног. – Я верю тебе.

— И ему поверишь, потерпи…

— Это ты про то, что твоя огромная труба будет меня таранить? – засмеялась я, а Борис внезапно усмехнулся и уткнулся мне в лоб, действительно начиная медленное проникновение.

— Нет, но жидким металлом ты будешь наполнена до краев.

***

Мы расставили точки над «и», и Борис, естественно, во многом оказался прав. Когда между тобой и мужчиной такая разница, в спорах ты начинаешь ощущать себя маленькой девочкой. Вот с Борисом это ощущение увеличивалось во сто крат. Порой видела себя тараканом в ногах короля, который может одним случайным движением раздавить упрямое насекомое. Но сегодня это сглаживалось тем, что мы разобрались и пришли к некоему компромиссу. Борис берет парня в оборот и больше не лезет ко мне с заводом. Это было очень хорошо. Можно сказать, что появление этого мальчика стало для нас с Мирой джек-потом.

Верно?
Тогда почему мне кажется, лотерея еще не разыграна, а меня может ждать кот в мешке? Он просто мальчик, твердил мне разум. Он чужой, твердило мне сердце. Но я спрятала глупые страхи за улыбкой и вернулась к своему привычному состоянию. Почти все ночь отдавалась Борису, практически забыв про внешний мир, про ночь, про луну, что омывала наши тела прозраяным светом, про женщину-угрозу. Доверилась Борису. А больше мне ничего не оставалось, поэтому на его прямой вопрос, успокоилась ли я, с чистой совестью ответила положительно. А потом сбежала от проницательного взгляда посмотреть, как спится Мире. Но открыв дверь, на мгновение замерла. В комнате стояли две односпальные кровати, и одна была пуста. Ярослав сидел на кресле и смотрел на Миру. Поистине пугающее зрелище, особенно с учетом, что луна окрашивала его профиль магическим светом. Острый профиль. Только сейчас я заметила несколько впалые щеки, и почему-то вспомнилось, с какой скоростью обычно мальчик ел. Если Мира пережевывала каждый кусочек, то он буквально глотал все, что на тарелке. Так ли должен себя вести мальчик, живший всю жизнь с матерью? Я пыталась найти общие черты в этом профиле с Борисом, но кроме животного страха в голову ничего не приходило. Но разве это должно связывать отца и сына? В любом случае есть еще один тест, результат которого поставит точку в этой истории.

Глава 18.

Проводы Бориса были похожие на средневековые. Мы выстроились в ряд, он с каждым говорил. Поцеловал Миру, крепко обнял. Что-то шепнул Ярославу. И, конечно, подошел ко мне.

— Ты помнишь, что с территории дома без охраны не выходить? — спросил он, и я скорчила рожицу.

— Очень романтично.

Борис зыркнул своими серыми с блеском металла глазами, пока Элеонора душевно прощалась с Ярославом. Она была уверена, что вернется, ведь Борис наверняка сказал про результаты. Но для нее уже куплена квартира и готовятся документы. А я должна считать себя дрянью, что улыбается в лицо и говорит: «До встречи». Но мне плевать на нее. Пусть убирается и больше не тревожит мой сон ревностью к мужу.

— Ну что, — посмотрела она на меня снисходительно, особенно это сказывается из-за каблуков, которые она так любит носить. — Присмотришь за моим сынишкой?

— Конечно, — ответила с улыбкой. Не рвать же волосы, хотя очень хочется. — А ты за моим мужем.

— О, не беспокойся. Он в надежных руках.

Не сомневаюсь, тварь. Но этого я не сказала, лишь улыбнулась как можно шире, чтобы за маской доброжелательности она не увидела моего истинного отношения. Но кого я пыталась обмануть. Все она понимает. Все видит. Вопрос в том, на что именно рассчитывает.
Вертолет вскоре поднялся в воздух, после чего все затихло. Сотрудники разошлись по своим делам. Маша пошла готовить обед, а мы с детьми отправились в комнату. Пока они планировали свой день я сходила к врачам. Операция через три недели, я хотела убедиться, что все подготовлено и пройдет без сучка и задоринки. Хотя за это время я еще не раз навещу комнату, где организована стерильная палата для медицинских процедур Миры.

— Нина Леонидовна, — на ломаном русском поздоровался со мной Леон Синклер. — Хотела узнать, как состояние Миры на сегодняшний день и как проходит подготовка.

Надо отдать ему должное, он не закатил глаза, а принял во внимание мою мнительность. Ну потому что спрашиваю я это все не реже чем раз в три-четыре дня.

— Сейчас опасности никакой нет. Я бы сказал, что Мира чувствует себя довольно бодро, на процедурах, как вы заметили, сносит все достойно. И если она будет продолжать принимать лекарства, состояние не должно ухудшиться. Но это, конечно, не избавляет нас от необходимости операции..

— Тогда почему она такая…

— Эндорфины, полагаю. Вне зависимости от течения болезни хорошее расположение духа и надежда в лучшее приносят немало пользы.

— Значит, раньше она была не счастлива? — задыхаюсь от ужаса. Я что же, гробила свою дочь? Но я же всегда рядом с ней улыбаюсь, никогда не кричу, никогда не ругаю.

— Вы так не волнуйтесь, детям часто нужен источник хорошего настроения. Новоявленный брат работает в таком случае на сто процентов. Но не теряйте бдительность.

— Из-за Ярослава?

— Из-за Миры. Она может заиграться, и вы должны быть рядом, чтобы немедленно доставить ее к нам…

— Это я хорошо знаю. Спасибо за рекомендации.

Я уходила от Синклера с тяжелым сердцем. На плечи навалилась пара килограмм свинца, делая шаг шаркающим. Почему Мира не заряжается от меня? Потому что я взрослая? Потому что хочу ей добра? Потому что забыла, какого это — быть ребенком, хотя мне даже до тридцати еще далеко? Но в свои двадцать пять, с таким мужем и его профессией приходится играть роль опытной матроны. Я уже и забыла, что такое веселиться по-настоящему. Просто смеяться без причины.

Может быть, поэтому вместо платья я надела короткие бриджи, футболку, давно забытые кроссовки и пришла в комнату к детям. Они посмотрели на меня как чумную, но потом Мира засмеялась.

— Мама! Ты похожа на девочку! — Она обняла меня, и я покрутила ее, пока Ярослав устанавливал железную дорогу.

Весь день мы играли только втроем. Потом Маша, словно поняв наше настроение, напекла блинов. Потом мы прогуливались по территории нашего парка, иногда Мира норовила залезть на дерево, но мы с Ярославом не давали ей. Словно сговорившись, мы наблюдали за этой бабочкой и веселились вместе с ней. Ярослав даже попытался сплести венок, и я невольно заметила смену его настроения.

— Мне хочется быть достойным братом, — ответил он на прямой вопрос. — и достойным сыном.

— Ты будешь. — Почему-то я в этом не сомневалась. Если он жил так, как рассказывал, то сейчас должен из кожи вон лезть, чтобы сохранить положение и действительно стать частью семьи. — Обязательно станешь достойным.

Я бы хотела коснуться шапки его волос, погладить, но не решилась. Несмотря на мое принятие этого мальчика, даже сквозь страх, я не могла заставить себя окончательно ему довериться. Ощущение такое, что приближусь еще — и этот зверек оттяпает руку по локоть.

— Спасибо, Нина. — Он даже попытался улыбнуться, но получилось плохо, словно улыбаться он себя заставляет.

Мы побрели обратно к дому, правда, Мира начала канючить, что этот венок ей не нравится и хочется розовый. Но внимания я особо не обратила. Не обратила и на следующий день, когда мы для нее собрали садовых цветов, чтобы она продолжила делать венки. Через день позвонил Борис, спросил, как дети, и сказал, что уже через пару дней все вопросы он решит. Элеоноре он пока ничего не говорит, потому что они на последней стадии заключения сделки, но она точно что-то подозревает.

Глава 19.

На пикник мы собирались почти как в поход. Мира взяла много очень-очень нужных игрушек. Маша набрала нам целую корзину еды. Ярослав же просто взял с собой рюкзак. Он положил перочинный ножик, который подарил ему Борис. Это, конечно, лучший подарок для восьмилетнего ребенка, но, учитывая поведение этого самого «ребенка», меня уже мало что могло удивить. Насчет того, в чем мы пойдем, были целые баталии. Мира очень хотела надеть платье, чтобы обязательно сфотографироваться. Меня тоже уговаривала. Но Ярослав очень по-мужски заметил, что лес не место для подобных нарядов, если собираемся отойти от ворот нашего дворца хотя бы на метр. Там пауки, комары, там мошкара, там деревья и кусты, с помощью которых наши наряды могут превратиться в лохмотья. После этой тирады Мира вполне предсказуемо разревелась и сказала, что вообще никуда не пойдет.

Мы с Ярославом даже переглянулись, уже понимая и друг друга, и принцессу. И когда я хотела пойти ее успокаивать, он покачал головой.

— Дайте ей полчаса. Она так долго меня мурыжила с этим лесом, что одна истерика ничего не изменит.

Сейчас я, конечно, могла бы обидеться, что какой-то пацан знает мою дочь лучше меня, но спорить не стала. Просто села и принялась ждать, обдумывая, почему, несмотря на весь позитив ситуации, меня не покидала тревога. И вот я пыталась разобраться, откуда ей взяться. Ну поход. Ну Ярослав. Ну лес. Мы даже берем с собой двух охранников ради безопасности. Все ведь хорошо. Откуда столько страха, словно собираюсь идти по реке, покрытой тонкой коркой льда? Раз — и провалюсь, и некому будет меня спасти. Но ведь это глупость. Я и лес знаю хорошо. Мы даже отходить далеко не будем. Ведь важно понимать, что Мира не должна устать, и в случае чего любой из наших людей или я должны суметь просто добежать с ней до дома.

— Ладно, уговорили, — вышла готовая Мира, одетая в довольно комфортный комбинезон, но с единорогами. Куда же без них. Кроссовки обязательно со светящейся подошвой. Эта девочка будет заядлой модницей, когда вырастет.

— Мы уговорили? — взорвался Ярослав, но я положила руку ему на плечо и по возможности мягко улыбнулась. Хотя, как по мне, больше выглядело гримасой.

— Если все готовы, то можем идти. А то я уже проголодалась.

Действительно, собрались мы только к обеду, как раз в то время, когда пора садиться за стол. Но, судя по голосам, есть никто не хотел, и мы, выйдя за ворота, отправились в путь.
Не могу сказать, что мы с Мирой из-за ее болезни только и делаем, что сидим дома. В Германии мы много гуляли по городским улочкам. По полчаса в день, но все же. Ходили в музеи, иногда даже заходили в центр развлечений, чтобы несколько минут покататься на каруселях. Но все это никогда не сравнится с дикой природой, в которую она окунулась. Мира вертела головой так часто, словно смотрела теннисный матч, стреляла вопросами и сама же тотчас на них отвечала. Она действительно вела себя, как бабочка, порхающая от куста к кусту. Иногда все же просила сфотографировать. Один раз даже затащила с собой Ярослава, который скорчил мученическую гримасу. Спустя час прогулки по лесной тропе мы нашли место, где и решили устроить пикник. Это была поляна, словно расчищенная искусственным путем. Трава была приглажена, деревья создавали приятную тень, но солнце все равно проглядывало сквозь кроны. А где-то вдалеке слышался шум ручья. Оставив все пожитки, мы пошли на него смотреть и даже нашли мостик через реку, Он был подвесным, и мы долго сидели на нем, гадая, какие рыбы могут здесь плавать.

— А ты ловил рыбу? — спросила в какой-то момент Мира, и я уже даже не удивилась, когда Ярослав кивнул. Есть хоть что-то, чего не умеет этот мальчик? Порой кажется, он из другой вселенной, где детям вручают в четыре года лук и выгоняют из дома за пропитанием. Судя по тому, как плохо он читал, в образовании были прорехи, но если они с Элеонорой действительно жили в детском доме, то ничего удивительного в этом нет. Мы обязательно наймем педагогов, чтобы он пошел не в первый класс и не выделялся ростом, а был на уровне.

— Ярослав, а когда у тебя день рождения?

— Вообще зимой, но иногда мне кажется, что я родился в тот день, когда приехал сюда.

Это было… сказано так искренне, что я поверила. Безоговорочно поверила, что мальчик не лукавит. Мира так вообще заплакала и обняла его руками, поцеловав в щеку.

— Тогда мой день рождения будет теперь нашим общим. Здорово я придумала?

— Идеально, — хмыкнул Ярослав и бросил веточку в воду, и мы долго смотрели, как она уплывает по течению, как скрывается за поворотом. — Спасибо, что приняли в семью.

— Ты же знаешь, моей заслуги здесь нет, — пожала я плечами. Стало неудобно за свой страх пред мальчишкой. За свое недоверие. За своего рода ненависть. — В нашей семье все решает Борис. Не ты ли меня в это тыкал.

— Просто мне казалось, что вы этого не понимаете, — пытался он улыбнуться, а мне захотелось дать ему подзатыльник. — Но я рад, что мама будет жить отдельно. Не нужно ей здесь быть.

— Ты так считаешь? Почему? Она обижала тебя?

— Она будет все портить. Да и я привык обходиться без нее.

— Мне грустно это слышать, — призналась я честно. — У меня есть мама, и я до сих пор могу обратиться к ней по любому поводу.

— Ну вы же у меня будете? — поднял он свой черный взгляд, пронзив насквозь. — Что бы ни случилось?

Опасный такой вопрос. Особенно когда дочь так внимательно сморит.