Научи меня дышать

Глава 40

Мира

Богдан останавливается около своего дома и глушит двигатель. Весь путь мы молчали. Мне слишком много надо ему рассказать и тут не найти правильных слов. Нет ничего правильного, чтобы начать этот разговор и обрушить все, что я чувствую. Но я хочу быть с ним честна.

Больше никаких секретов, побегов или упреков.

Мы также молча выходим из машины, и Богдан обнимает меня за талию. Пока мы едем в лифте, его рука пробирается мне под рубашку, и он касается обнаженного участка кожи пальцами. Это прикосновение больше похоже на неосознанное: он дотрагивается до меня, чтобы чувствовать, что я рядом, в то время как другой рукой просто обнимает, а губами касается моего виска.

Я вновь вдыхаю его аромат, смешанный с сандалом и лосьоном после бритья, чувствую тепло исходящее от него, и я вижу трепет в его глазах, когда поднимаю голову и мы сталкиваемся взглядами.

Зайдя в квартиру, Богдан кидает ключи на маленький столик и опирается плечом о дверной проем, соединяющий гостиную и коридор. В воздухе витает аромат чистоты и свежести. Я никогда не была в его доме. У нас было много планов. Он хотел, чтобы мы вместе обустроили комнату. Хотел подарить намного большее, чем я когда-либо рассчитывала. И я возьму все, что он мне предложит.

Богдан смотрит на меня с неким замешательством, и я сама делаю к нему шаг, сокращая жалкие сантиметры. Кладу ладонь на его грудь, обтянутую простой черной футболкой и ощущаю каждый гулкий стук его сердца. Наблюдаю за тем, как он нервно сглатывает, когда моя рука касается его щеки, покрытой легкой щетиной, а затем пальцы невесомо проводят по губам. Как он замирает, когда я отстраняюсь и делаю шаг назад, вновь разрывая наш контакт.

Я хочу не только рассказать, но и показать. Опустив взгляд на выключатель, я щелкаю им и свет становится приглушенным, но все же мои татуировки отчетливо видны. Сбрасываю с плеч рубашку и холодный воздух окутывает обнаженные руки, кожа покрывается мурашками. Богдан следит за каждым моим движением, его грудь тяжело вздымается.

— Проклятый топ сводил меня с ума, — с хрипотцой говорит он.

Мои губы трогает улыбка.

— В таком случае, думаю от него лучше избавиться.

Пожимаю плечами и тянусь к краю одежды. Под ним нет бюстгальтера, поэтому, когда я снимаю его и откидываю в сторону, глаза любимого мужчины распахиваются, а дыхание учащается.

— Клянусь богом, ты его больше никогда не наденешь.

Он подхватывает меня на руки, и моя обнаженная грудь соприкасается с шероховатой тканью его рубашки.

— Я так скучал по тебе, — шепчет он мне в губы.

Он заносит меня в спальню и ставит на ноги. Его руки блуждают по моей спине и все же я вновь отступаю. Богдан хмурится, сведя брови к переносице и его губы приоткрываются, но я прикладываю к ним палец.

— Я хочу показать, — шепчу я.

Отблески луны освещают комнату, и я вижу настольную лампу на прикроватной тумбочке. Подхожу к ней и включаю: комната озаряется мягким светом. Богдан стоит на месте и молча наблюдает за тем, как я расстегиваю пуговицы на своих брюках.

Он уже видел меня обнаженной. Он знает каждый миллиметр моего тела, и он любит его так, как никто бы не смог. Но сейчас я хочу обнажить душу и полностью открыться ему

Сняв брюки, оставляю их на полу и делаю несколько шагов к нему навстречу. Мое сердце заходится в бешеном ритме и кажется мне не хватает воздуха. И все же, смотря в его темные глаза, видя в них трепет и понимание, принятие меня такой какая я есть, делаю последние шаги и беру Богдана за руку.

Кладу его ладонь на свои ребра и медленно очерчиваю пальцами каждый шрам. Да, они затянулись за эти годы и только если знаешь о них, то можно увидеть, но для меня важно, чтобы он чувствовал. Поднимаю на него взгляд и вижу, как дергается его кадык, а глаза опускаются на вытатуированного феникса. Богдан хмурится, его дыхание затрудняется, и он на мгновение закрывает глаза, чтобы сделать глубокий вдох. Его пальцы аккуратно исследуют три полосы прошлого и когда мы вновь встречаемся взглядом, он опускается передо мной на колени и покрывает их жарким поцелуем. Его губы нежно касаются моей кожи, и я больше не чувствую боли. Прикосновения не вызывают волну омерзительных воспоминаний. Все, что я ощущаю в данный момент — трепет и любовь, которые Богдан готов мне подарить, не требуя ничего взамен.

Он касается каждого отмеченного места на бедре и с благоговением обводит контуры пиона, берет мое запястье и оставляет там нежный поцелуй. А затем его взгляд задерживается на правой руке и покрытой пленкой татуировке кита.

— Я больше не хочу прятаться, — шепчу я.

Богдан поднимает голову, и я вижу на его губах легкую улыбку. Он медленно поднимается на ноги, берет мое лицо в ладони и проводит по щекам пальцами.

— Ты упрямая и выводишь меня из себя.

Я киваю.

— Ты действуешь мне на нервы каждую секунду.

Я снова киваю и на моих губах появляется легкая улыбка.

— И все же ты любишь меня, — в моем голосе отчетливо слышен страх.

Несколько дней назад я уже причинила ему боль, хладнокровно отмахнувшись от этих слов.

— Люблю. У меня не осталось другого выбора, с того самого дня, как я переступил порог твоей квартиры.

Я не осознаю, что моим щекам текут слезы, пока Богдан не смахивает их. Я накрываю его губы своими, сминаю их, чувствую соленый вкус собственных слез и его — теплый и терпкий. Обвиваю его шею руками, запутываюсь в мягких волосах пальцами. Он забирает мое дыхание и страх, боль и отчаяние. Заполняет их собой.

— Я люблю тебя, — наконец говорю я слова, так долго прятавшиеся во мне.

На его припухших от поцелуя губах появляется мальчишеская улыбка и он подхватывает меня на руки.

— О, поверь, я знаю об этом с первой секунды. Ты просто не смогла устоять перед моим обаянием, — Богдан накрывает мои губы в крышесносном поцелуе и укладывает на постель, нависая сверху.

Самоуверенный. Наглый и порой до чертиков невыносимый. Но только мой.

Трясущимися руками расстегиваю пуговицы на его рубашке, в то время, как Богдан оставляет влажные и жаркие поцелуи на моей шее. Мягко посасывает кожу за ухом, а следом прикусывает мочку, вызывая у меня стон. Расправившись с рубашкой, откидываю ее в сторону и касаюсь обнаженной кожи груди.

Поцелуи становятся жесткими и неутолимыми. В нас просыпается голод, который мы стремимся утолить. Одной рукой Богдан проводит между моих грудей, по животу, добирается до трусиков и накрывает меня ладонью, слегка надавив пальцами на возбужденную плоть. Мои бедра подаются вперед, желая ощутить его.

Берусь за его плечи и подталкиваю, чтобы оказаться сверху. Я хочу, чтобы он видел каждую часть меня. Оседлав бедра Богдана, наблюдаю, как в приглушенном мягком свете, мышцы его живота напрягаются под моими прикосновениями. Расстегиваю пряжку ремня, молнию и тяну его джинсы вниз. Богдан помогает их снять и притягивает меня обратно к себе. Я трусь об него, чем вызываю грудной звук, больше похожий на рык.

Он не оставляет ни один сантиметр моего тела не обласканным, даже под его взглядом моя кожа горит. Богдан скользит рукой по спине, бедрам и опускает руку вниз, проводя по влаге у меня между ног. С моих губ срывается стон.

— Боже, детка, — шепчет он.

— Я хочу тебя…

Прикусываю и втягиваю в себя его губу. Спускаюсь ниже целую шею, грудь, провожу языком по соску, и Богдан стонет. Дохожу до низа живота. Сердце отбивает просто сумасшедший ритм от волнения, но я хочу этого.

Богдан лежит и наблюдает за каждым моим действием. Провожу языком по кончику его члена. Целую его, провожу по всей длине языком и обхватываю губами.

— Черт, Мира, как приятно…

Я ласкаю его языком. Обхватываю рукой у основания. Богдан хватается одной рукой за простынь, а вторую кладет мне на голову. Он закрывает глаза и откидывается на подушки. Я сама завожусь от того, что доставляю ему удовольствие таким способом. Я помню, как это было приятно, когда Богдан ласкал меня. От одного воспоминания все внутри сжимается, а внизу живота горит от желания. Поднимаю взгляд и смотрю на то, как напряжены мышцы у него на груди под татуировкой. Богдан проводит кончиками пальцев по моей щеке.

— Мира, остановись, — просит он.

Но я не останавливаюсь. Я заглатываю его еще глубже, насколько возможно. Чувствую, как тело Богдана напрягается. Он сжимает в кулаке мои волосы. Меня подбадривают его слова. Я сильнее ласкаю его. Провожу по головке языком и слегка зубами.

— Мира, я хочу ощутить тебя, — рычит он.

По его напряженному телу я понимаю, что еще одно мое движение, и он кончит, и я хочу этого. Но также я хочу, чтобы он вошел в меня. Останавливаюсь, целую его и поднимаюсь вверх. Богдан быстро переворачивается на меня. Его глаза стали гораздо темнее. Они не горят. Они полыхают от страсти. Он впивается в мои губы и медленно входит в меня. У меня вырывается стон, который Богдан ловит своими губами.

— Я так скучал по тебе, — хрипло выдыхает он мне в губы. — Скажи, что ты моя. Навсегда.

— Я твоя и всегда буду твоей…

Богдан медленно двигается во мне. Словно заполняя каждую секунду, что мы не были вместе. Он целует мою шею, ласкает грудь. Я наслаждаюсь его близостью. Вот чего мне так не хватало. Почувствовать Богдана. Стать с ним одним целым. Ощутить его глубоко в себе. Я обнимаю его за крепкие плечи. Мне нужно знать, что он мой. Я всегда считала себя недостойной любви, но с Богданом все иначе.

Пропускаю его волосы сквозь пальцы и полностью отдаюсь. Богдан медленными, но глубокими толчками входит в меня. Приподнимаю бедра, чтобы полностью ощутить его.

— Как в тебе хорошо… — выдыхает он.

Он покрывает мою шею поцелуями. Я обхватываю его ногами за талию и двигаюсь с ним в одном ритме.

Богдан вдруг переворачивается, усаживая меня сверху. Он впивается пальцами в мои бедра, задавая ритм. Оргазм почти накрывает меня. Упираюсь руками в его бедра, выгибая спину. Я все быстрее скачу на нем, но Богдан замедляет меня.

— Богдан, пожалуйста…

— Не торопись, — говорит он мне в губы. — Почувствуй нас.

Он помогает мне сохранить медленный ритм. Я трусь о него, продолжая неспешно двигаться. В этот момент мы встречаемся взглядом. Мы чувствуем одно и то же. Неразрывную связь. Даже в эти дни, я чувствовала, как ему плохо, и пыталась не обращать на это внимания. Но сейчас в груди все разрывается от переполняющих эмоций. Это одновременно и безграничная любовь друг к другу, спокойствие и умиротворение, которые мы чувствуем. И дикое сумасшествие. Это весь спектр эмоций. И в данный момент это обуревающая нас страсть. Оргазм начинает медленно накрывать меня. Проходит по всему телу, заполняя его и вытесняя всю тоску.

Богдан приподнимается, крепко обнимает меня и целует, поглощая мои стоны.

— Детка, я так люблю тебя, — выдыхает Богдан мне в губы.

— Люблю…

Его губы терзают мои. Грубо и дерзко. Каждый раз, когда мы до этого были вместе, Богдан брал меня нежно и ласково. Он утолял мой голод, открывал новые грани наслаждения и только потом получал собственную разрядку. Сейчас же это настолько ошеломительно, что я теряюсь в каждом прикосновении. Я сама в такой же степени обладаю им. С неистовой страстью. Мы словно бушующий шторм, чья мощь нарастает с каждой секундой и грозит стать чем-то разрушительным.

Запускаю пальцы в его волосы. Мы смотрим друг другу в глаза, прислонившись лбами, тяжесть давления внизу живота, его твердость в моем теле и осознание, что именно из-за меня он теряет голову — становятся последней каплей.

— Смотри на меня, — хрипло произносит Богдан и я выполняю его просьбу.

Шторм все-таки разрушает меня. Сносит все защитные стены и барьеры, возводимые годами, обещая после себя что-то новое. Моя спина выгибается и кричу, чувствуя, как он заполняет меня. Богдан продолжает целовать меня, не останавливаясь даже на мгновение. Наши тела расслабляются, и он опускается на кровать, притянув меня к себе.

Я буду последней идиоткой, если еще хоть раз потеряю его.

Моя рука опускается на низ его живота, и я слышу жалобный стон:

— Пощади.

Я смеюсь.

— Женщина, ты выжала из меня все соки.

— Для того, кто постоянно хвастался своими похождениями ты слишком быстро сдаешься, — прикусываю его шею.

Опускаю руку вниз, и он тут же ее перехватывает, подносит к губам, легонько кусает кончики пальцев.

— Что в очередной раз доказывает, что ты действуешь на меня словно криптонит.

Я фыркаю и толкаю его локтем в бок. Кладу голову ему на грудь и слушаю ровное и спокойное биение сердца. Богдан берет прядь моих волос и перепирает ее пальцами.

Мы выключили лампу и теперь только лунный свет остается единственным источником освещения. Помогает мне открыть тайну и все рассказать. Стать на один шаг ближе к принятию себя. Если я хочу быть с Богданом, а я этого хочу больше всего на свете, то должна полагаться не только на себя. Я должна учиться доверять.

— Когда умер отец, моя жизнь поделилась на две части, и, к сожалению, счастливая осталась позади. Мать не любила меня и не хотела. Она каждый день говорила мне, что я самый невыносимый ребенок на земле. С одной стороны, возможно, так и было, потому что я потеряла самого близкого мне человека в один день, а на другой все его вещи и напоминание о нем исчезли. Остались только фотография и гитара, которую он мне подарил, — тихо начинаю я свое признание.

Рука Богдана на моем плече на мгновение останавливается. Всего лишь на секунду. А потом он вновь проводит по нему.

— Каждый день были унижения, оскорбления. Я никогда не слышала слов любви, не чувствовала себя желанной. Знаешь, порой мне даже кажется, что воспоминания об отце становятся ненастоящими. Они стираются из моей памяти. Он так мало был со мной и я хочу его помнить, но мать так тщательно вытесняет его из моей жизни, что все становится неправдой.

— Нет, Мира, — Богдан касается моего лба губами. — Он здесь.

Я киваю.

— Но мне так хотелось, чтобы он навсегда остался со мной, — к глазам подступают слезы.

У меня остались лишь крупицы, и я тщательно храню их в себе, но порой я начинаю забывать каким он был.

— В один из самых паршивых дней я встретила Макса. И это стало лучшим, что случилось со мной за многие годы. Он словно вытащил меня из тьмы, в которую мать отчаянно пыталась меня вогнать. Макс постоянно смеялся, и я не могла устоять, чтобы не улыбнуться. Не знаю, как у него это получается, но, когда он улыбается, я всегда улыбаюсь в ответ, даже если не хочу этого делать. Он видел, что дома мне тяжело, поэтому часто приглашал к себе, а его родители приняли меня как родную. Никогда прежде не встречала таких людей.

— Да, у вас потрясающие родители. Они всегда прикрывали нас с сестрой.

Я улыбаюсь, представляя, как мама и папа выручают Макса, Богдана и Вику из очередного происшествия. Они всегда и всем помогают.

— Спустя примерно год после смерти отца она пришла домой и сказала, что выходит замуж. Я была в шоке. На нее мне было точно так же плевать, как и ей на меня. Но я не могла представить, что в нашей квартире будет жить другой мужчина. Ведь это наш дом и если в нем нет вещей папы, то это еще ничего не значит. Но ей было все равно. Она вышла замуж и притащила его к нам.

— Он сразу начал к тебе приставать? — напряженно спрашивает Богдан.

— Нет. Он проявлял заботу. Делал то, чего не могла она. Водил в парк, покупал сладости, спрашивал, как у меня дела. Однажды даже пошел в школу, когда одна из девочек назвала меня сироткой и я вспылила. Сказал, что все решит и сделал это. Все стали думать, что он мой отец. Несмотря на его заботу, я не смогла его так называть. Все же боль от потери папы была слишком свежа, но он не настаивал. А потом что-то изменилось.

Я вздрагиваю, вспоминая те дни.

— Его прикосновения стали более настойчивыми, а взгляд пристальным. Он мог зайти в комнату и наблюдать за тем, как я делаю уроки или просто обнять меня, но в этих объятиях чувствовалось что-то отталкивающее. Так как я была не нужна матери, то не знала правильно это или нет. Мне было двенадцать и после ее холодного отношения, его прикосновения были чем-то обжигающим. И все же мне не хотелось, чтобы чувствовать их вновь, и я начала отстраняться. Я стала больше времени проводить у Макса дома. Его родители всегда были мне рады и был такой контраст между тем, что творилось у нас дома и теплом, которое я испытывала у них.

Постепенно мы все ближе подходим к самому кошмару. Картинки прошлого начинают всплывать одна за другой. Каждый поцелуй. Удар. А первый шрам на предплечье слабо пульсирует.

— Однажды он увидел, как я с отцом Макса иду по улице и смеюсь. Видимо, это стало последней каплей. Он больше не был добрым и заботливым. Его глаза стали злыми, а прикосновения настолько противными, что я начала сбегать из дома, чем лишний раз злила его. Он начал меня бить. Ему не требовался повод. Мне всего лишь нужно было выйти из комнаты. Он бил так, чтобы этого не видели окружающие. Ведь в глазах остальных он был примерным семьянином, который женился на женщине, потерявшей мужа, да еще и с трудным ребенком.

— А что она?

— Мать говорила, что я это заслужила своим неблагодарным поведением.

— Почему ты не рассказала все родителям Макса? Ведь они могли бы помочь.

— Мне никто не верил. Как-то одна из учительниц заметила синяки под рукавом кофты и спросила откуда они. Я решила признаться, надеялась получить помощь, но она лишь с недоверием посмотрела на меня, а потом ответила, что такой человек, как мой отец, не мог такого сделать. А если уж и поступил так, значит я заслужила.

— Дрянь, — резко говорит Богдан.

— Когда мое тело начало формироваться, к побоям присоединились похотливые взгляды. Я начала давать отпор. Огрызалась. Я больше не боялась его. Итог один — он ударит. Он стал больше пить и однажды сорвался. И вот тут мне действительно стало страшно. Я умоляла его не делать этого, говорила, что все расскажу окружающим. Ведь у меня есть доказательства. Он сказал, что мне никто не поверит, все знают, что я поганый ребенок, — я ненадолго замолкаю, вспоминая как эти слова больно ударили в мое сердце и нанесли самый первый глубокий шрам. — В одно мгновение, когда мне уже казалось, что все потеряно, я вырвалась. Прибежала к Максу вся в слезах и разорванной одежде. Он начал кричать, что все расскажет родителям. Я запротестовала. Я боялась, что мне никто не поверит. Макс настаивал. Тогда я сказала, что если он сделает это, то больше никогда меня не увидит. Это подействовало, но с одним условием: я должна была переехать к нему на некоторое время.

— Подожди. Это то лето, когда мы с тобой встретились?

Я киваю.

— Я как идиот донимал тебя. Смеялся над тем, что ты вздрагиваешь при каждом шорохе, — он закрывает лицо рукой. — Я полный придурок.

— Честно говоря, ты меня тогда отвлек от происходящего.

— Твой взгляд говорил об обратном.

— Ты просто уже тогда действовал мне на нервы, — слабо шучу я.

Богдан улыбается и целует меня в лоб.

— Родителям Макса мы все выставили так, что у меня в комнате ремонт. Я прожила у них почти месяц. Не взирая на протесты, я вернулась домой. Он больше меня не трогал. Возможно, потому что Макс практически постоянно был у меня и даже иногда ночевал. Год я прожила спокойно. Не знаю, может он испугался, что я и правда все расскажу. На весенних каникулах родители вместе с Максом должны были уехать на пару дней. Он говорил, что останется со мной, но я заверила, что все будет в порядке.

Вот именно тогда я как никогда ошибалась. Я должна была просто вопить о том, что происходит у нас в доме, но я молчала.

Ведь я поганый ребенок.

Никто мне не верил.

Эта часть дается мне тяжелее. Горло начинает першить от волнения, а живот скручивается в тугой узел.

— Мира, не нужно, — шепотом просит меня Богдан.

Медленно выдыхаю, а Богдан и вовсе перестает дышать в ожидании моих слов.

— Я хотела с утра пораньше уйти куда-нибудь. Макс оставил ключи от дома. Я долго прислушивалась к тишине в квартире и, решив, что он спит, вышла из комнаты. Он накинулся на меня в коридоре и, прижав к стене, начал говорить, как сильно любит меня и какая я неблагодарная, раз не принимаю его любовь. Боже, я так молила о помощи, кричала, но никто не пришел. Я до сих пор чувствую этот мерзких запах алкоголя. Я пыталась вырваться, но, когда он ударил в живот из меня вышибло весь дух. Когда все произошло… Он делал все, что хотел: бил, резал. У меня не было никаких сил. Единственное, что я помню — из меня словно весь воздух ушел, а душа разлетелась на части, — все тело пронизывает такая дикая боль, что мне вновь становится тяжело дышать. Слезы бегут по щекам, и я всхлипываю. — Я очнулась в больнице. Первое, что я увидела — это Макс, спящий на стуле и державший меня за руку.

Я помню, как мы оба тогда страдали. Макс много лет винит себя за все произошедшее. А я виню себя. Но виноват только один человек.

Вспоминая эту картину, мое сердце сжимается. Глаза обжигают слезы. Богдан чувствует это. Он приподнимается, проводит тыльной стороной ладони по мокрым следам на щеках и нежно целует меня. Я крепко его обнимаю и плачу, освобождаясь от этого груза. Я больше не хочу никаких напоминаний. Я открылась. Доверилась. И теперь прошлому нет места в моей жизни.

Я отпустила его.

Богдан целует меня в лоб, вытирает мои щеки и снова целует.

— Что с ним стало?

Я пожимаю плечами.

— Его поймали и дали заслуженное наказание, но оно не вечно.

Богдан поворачивается ко мне, берет мое лицо в ладони и покрывает его поцелуями.

— Больше никто не причинит тебе вреда. Никогда, — заверяет он меня.

И я ему верю. Теперь у меня есть Богдан. И больше мне бояться нечего.